Аркадий Сергеевич Бухов
«Искусство»

"Искусство"

Сегодня Катю в первый раз брали в театр.

Уже с утра она ходила по комнате с большим голубым бантом в волосах, такая торжественная и строгая, что отцу нестерпимо хотелось поцеловать ее в тоненькую шею, от которой так замечательно пахло душистым мылом и родным ребячьим запахом.

- Пойдем, - сказала она в шесть часов, терпеливо дождавшись электричества, - а то все сядут, и нам будет негде.

- Там места нумерованные, - улыбнулся отец.

- А на нумерованных сидят?

- Сидят.

- Вот на них и сядут.

Глаза у нее стали такие печальные, что пришлось ехать за час до начала. В трамвае Катя, как взрослая, платила сама. Она вынула из вязаного кошелечка два гривенника, протянула их кондуктору и сказала:

- За меня и вот за него. До театра.

Хмурый человек, читавший газету, посмотрел на нее сквозь очки, скрыл под усами улыбку и подвинулся:

- Садись, старуха.

Катя села, но из предосторожности все-таки уцепилась за отцовское пальто.

В театральный зал вошли первыми. Люстра, красный бархат лож и мерцающий тусклым золотом занавес сразу прихлопнули маленькое сердце под коричневой кофточкой.

- А у нас есть билеты? - робко спросила она.

- Есть, - успокоил отец. - Вот тут, в первом ряду.

- И с номером?

- С номером.

- Тогда сядем. А то ты меня опять потеряешь, как тогда в саду. Ты такой.

До самого начала спектакля Катя не верила, что занавес поднимется. Кате казалось, что достаточно и того, что она видела, чтобы запомнить и это на всю жизнь.

Но электричество потухло, люди сбоку и сзади присмирели, перестали шуметь программками и кашлять, и занавес поднялся.

- Ты знаешь, что сегодня играют? - шепотом спросил отец.

- Не шуми, - ответила еще тише Катя. - Знаю. "Хижину дяди Тома". Читала книгу. Как продали одного негра. Старого.

Со сцены пахнуло сыростью и холодом. Деревянными голосами заговорили актеры уже надоевший текст. Катя вцепилась в ручки кресла и тяжело дышала.

- Нравится? - ласково спросил отец.

Катя ничего не ответила. Разве стоит отвечать на такой глупый вопрос?

В первом антракте она съежилась комочком на большом кресле и потихоньку всхлипывала.

- Катюша, маленькая, ты что? - забеспокоился отец. - Ты что плачешь, глупеныш?

- Продадут, - сквозь слезы ответила Катя.

- Кого продадут?

- Дядю Тома. За сто долларов. Я знаю. Я читала.

- Не плачь, Катя. На тебя смотрят. Это же театр, актеры. Хочешь, я тебе принесу пирожное?

- С кремом?

- С кремом.

- Не надо. - И глухо добавила: - Я, когда плачу, не люблю с кремом.

Второе действие. Катя смотрела, вплотную прижавшись теплым плечом к отцу, и тихонько посапывала носом. В антракте сидела грустная и молчаливая.

- Нервный ребенок, - недовольно сказал лысый сосед, разгрызая монпансье.

- Первый раз в театре, - извиняюще шепнул отец.

Настал следующий акт. Дядю Тома продавали на аукционе. Сам он сидел около картонной хижины и думал о том, что на улице слякоть, а он пришел в театр прямо из биллиардной, без калош. Аукционист, игравший сегодня утром бывшего попа, торопился скорей кончить роль, чтобы не упустить белокурую контролершу, которая может уйти домой одна. Он поднял деревянный молоток и крикнул:

- Продается негр Том. Сто долларов! Кто больше?

И вдруг тоненькой рыдающей струйкой вырвался из первого ряда звенящий детский голос:

- Двести.

Аукционист опустил молоток и в недоумении посмотрел на суфлера. Крайний левый статист икнул от смеха и скрылся за кулисы. Сам дядя Том закрыл лицо руками.

- Катя, Катя, - испуганно схватил ее за руку отец. - Что ты, Катюша!

- Двести, двести! - кричала Катя. - Папа, не давай его продавать!.. Папочка!..

Лысый сосед бросил на пол программу и зашипел:

- Безобразие!

Из задних рядов стали вытягиваться головы зрителей. Папа быстро поднял Катю на руки и понес к выходу. Она крепко обхватила его за шею и прижалась мокрым лицом к уху.

- Ну вот и сходили в театр, - сердито в пустом фойе сказал папа, покрасневший и смущенный. - Ты что же это?

- Жалко, - еле слышно ответила Катя. - Я больше не буду.

Отец посмотрел на съехавший на сторону бант, на длинную слезинку, застрявшую в уголке глаза, и вздохнул.

- Выпей воды. Хочешь, я тебе его сейчас покажу? Дядю Тома? Сидит у себя в уборной живой, непроданный. Хочешь?

- Покажи. - Катя лязгнула зубами о стакан с лимонадом. - Хочу.

Из зала уже шумно выкатились в коридоры и фойе зрители. Все над чем-то смеялись, и отец быстро повел Катю к обитой войлоком двери в конце коридора.

- К Заполянскому, - сказал он капельдинеру у дверей. - Которая уборная?

- Вторая слева.

Заполянский уже смыл черную краску густыми потоками вазелина. Лицо у него стало толстое, красное, и пудра делала его похожим на клоуна. Недавний аукционист торопливо завязывал галстук.

- Здравствуйте, Заполянский, - сказал отец. - Ну, смотри, Катерина, вот он - твой дядя Том. Любуйся!

Катя широко раскрытыми глазами посмотрела на пудреное актерское лицо.

- Нет, - сказала она.

- Ну вот, - жирным смехом засмеялся Заполянский. - Да честное же слово, я же... А хочешь, я тебе покажу, как суслики свистят?

И, не дождавшись, он свистнул тоненько и совсем непохоже на суслика.

- Ну, что, - спросил бывший аукционист, завязав галстук бабочкой, - можно его теперь продавать?

В глазах у Кати что-то погасло, и она сказала грустно и разочарованно:

- Продавайте.

1935

Аркадий Сергеевич Бухов - Искусство, читать текст

См. также Бухов Аркадий Сергеевич - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :