Василий Авсеенко
«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - СЕРЬЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК»

"ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - СЕРЬЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК"

СЕРЬЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК.

Макар Андреевич Снежков считался серьезным человеком. Но это была несколько особого рода серьезность: вертлявая, юркая, надоедливая. Он находился, так сказать, в вечной борьбе со всем, что встречается в жизни несерьезного и неправильного. На все в мире у него была какая-то прописная точка зрения, и он не переносил никаких отступлений от нее. Он всем всегда советовал, всех поучал - убежденно, крикливо, с неприятной манерой наступать на собеседника, брать его за рукав, за пуговицу, и - что хуже всего - обрызгивать его в конце концов слюнями. Являлся он куда-нибудь всегда с разбегу, бросал куда попало скверный пропотевший котелок, втягивал широкими ноздрями воздух, и начинал прямо с выговора:

- У вас, батенька, жарко, духота! Что-же это вы в такую погоду с закрытыми окнами сидите? Ведь спертый воздух, это - погибель!

Если хозяин оправдывался боязнью сквозного ветра, Макар Андреевич учил его:

- А вы фуфайку-то носите? Спасительная вещица! Я давно уже круглый год ношу. Вот и теперь, я весь в поту, а посмотрите-ка...

И он засучивал рукав сюртука, вытягивал из под маншетки кромку грязной фуфайки, и заставлял не только осмотреть ее, но и ощупать.

- Без фуфайки, батенька, ни на шаг. Да что это, я замечаю, вы как-будто прихрамываете? Тесны ботинки, а? Да вы у кого шьете? Я тридцать лет шью у Сухожилова, первый сапожник в мире! Советую вам непременно к нему перейти.

Позовут Макара Андреевича обедать, он и тут наставит, научит, объяснит гигиенический смысл каждого блюда.

- Раки? Раки, батенька мой, надо в мае есть, когда их из Финляндии привозят. Они тогда нежные, трупов еще не нажрались. Рябчики? Для них теперь время уже прошло, они только до нового года хороши. Да вы где их берете? Их только у Сидорова, в Пустом рынке, и можно брать. Я тридцать лет там их беру.

Все это, по правде сказать, делало Макара Андреевича довольно несносным. Но у нас иногда за что-то любят таких людей. "Серьезный, мол, человек, всегда дело говорит".

Но только эта серьезность довела Макара Андреевича до беды.

Началось это издалека. Месяца два, три назад в семье его и в кружке близких знакомых стали замечать, будто он делается еще серьезнее, но притом меньше пристает, а больше задумывается. По утрам долго сидит над газетами, - читает, читает, вписывает что-то в толстую тетрадь, и потом ходит целый час из угла в угол, поеживаясь плечом и неодобрительно пошевеливая головой.

"Уж не пустился ли он сочинять воздухоплавательную машину?" подумала раз его жена. А дочка, с которой мать поделилась своей догадкой, сказала на это:

- Ну, чтож? Папенька такой серьезный человек, он может сочинить. И тогда мы богатые будем.

Но хотя Макар Андреевич имел все данные для того, чтобы сочинить воздухоплавательную машину и даже улететь с ней на северный полюс, идее эта не приходила ему в голову. Удрученное состояние его духа разъяснилось иначе.

Однажды, когда жена его, Александра Петровна, вышла к нему поутру поздороваться, и по обыкновению протянула губы, чтобы обменяться с ним супружеским поцелуем, он тихо, но решительно оттолкнул ее от себя.

- Что с тобой, Макарчик? - спросила она с удивлением. Увы, автор не имеет права скрыть, что она звала его Макарчиком.

- Ничего особенного, но отныне мы не будем целоваться, - ответил Макар Андреевич. Знаменитый немецкий доктор разъяснил в обстоятельной монографии страшную опасность, заключающуюся в поцелуе.

- Но, мой друг... если мы законные муж и жена, то какая же опасность? - возразила Александра Петровна.

- Все равно, с гигиенической точки зрения решительно все равно, - ответил Макар Андреевич. - Для гигиены не существует законных поцелуев. Все поцелуи безусловно опасны. Через них передаются всевозможные болезни. На поверхности наших губ гнездятся мириады всяческих микробов, и мы, посредством поцелуев, легкомысленно передаем их друг другу.

- Но, мой друг... - пыталась снова возразить Александра Петровна.

- Довольно! никаких противоречий я не потерплю! - вскричал с несвойственным ему раздражением Макар Андреевич. - Довольно этой рутины, этой слепоты, этого бессмысленного пренебрежения к спасительным указаниям науки! Отныне мы все будем рабски повиноваться этим указаниям, и вести осмысленную жизнь, подобающую... серьезным людям.

Александра Петровна удалилась, недоумевая. Через минуту в кабинет вбежала дочка, 17-летняя Лиза. Она тоже подставила свой хорошенький лобик для поцелуя, и Макар Андреевич, по рассеянности, чуть было не поступил вопреки указаниям науки. Но опомнился, и только провел бородой по лицу девушки.

- Папа, ты знаешь, сегодня Ольга Степановна именинница, надо непременно поехать ее поздравить, - сказала Лиза.

Макар Андреевич, вместо ответа, с задумчивым видом осматривал ее талию, потом дотронулся до нее рукою.

- Корсет? - спросил он почти шепотом.

- Да, корсет, - ответила, ничего не понимая, Лиза.

- Снять!.. сейчас снять! - повелительно, подняв обе руки, произнес Макар Андреевич. - Корсет есть величайшее зло. Он препятствует правильному физическому развитию женщины. Он должен быть безусловно изгнан из употребления.

- Но, папочка...

- Никаких "но". Это азбука рациональной гигиены. Понимаешь-ли, несчастная, какому искалечению подвергаешь ты данный тебе природою и дивно приспособленный организм? Замуравливая себя живьем в этот возмутительный ящик, ты подвергаешь свое тело медленному умиранию. Ты затрудняешь пищеварение, кровообращение, дыхание. Затем, ты готовишься быть матерью. Физиология поясняет нам... Впрочем, нет, я увлекся. Ты девушка, ты еще не должна об этом думать. И тем не менее, ты готовишься... Но все равно, я сказал: пищеварение, кровообращение, дыхание...

- Папочка, ведь без корсета нельзя нигде показаться... - робко возразила Лиза.

- Не противоречь! Я не допущу, чтоб моя родная дочь...

- Ведь надо сейчас ехать с визитом к Ольге Степановне, там будут гости...

- Ты поедешь без корсета. Впрочем, погоди. Что такое - визиты? Имеет-ли этот бессмысленный обычай логическое, иди нравственное, или гигиеническое оправдание? Ты знаешь-ли, как рассуждают об этом мыслители, моралисты, и наконец, репортеры?

- Не знаю, папочка, но только... надо послать за каретой, не правда-ли? Нельзя-же на извозчике ехать.

Макар Андреевич отступил на два шага, и на этом расстоянии устремил на дочь пронизывающий взгляд.

- Карету? Ты сказала: карету? Но ведь наемная карета - это вместилище всевозможных микробов и бактерий. В ней могли два часа назад везти опаснейшего больного, оставившего в ней болезнетворные выделения. И ты хочешь ехать в такой карете!

Лиза пожала плечами, и с недовольным видом опустила голову. Макар Андреевич тоже потупился и запустил пальцы в бороду.

- Хорошо, - сказал он через минуту. - Я сам с тобою поеду. Ты говоришь, у них будут гости? Прекрасно, я поговорю с этими затянутыми в корсет дамами. Я объясню им, какую роль играет корсет по отношению к естественному развитию организма. Иди, я буду одеваться. Но сними корсет, сейчас сними!

Лиза вышла со слезами на глазах.

Через час отец и дочь садились на извозчика. У Макара Андреевича в руках был какой-то свиток, который он тотчас-же развернул. Оказалось, что это кусок гуттаперчевой клеенки, употребляемой при операциях. Он тщательно прикрыл им сиденье пролетки.

- Таким образом, наше платье делается непроницаемым для микробов, гнездящихся в подушке дрожек, - объяснил он. - Постой, куда ты? - вдруг обратился он к извозчику. - Объезжай кругом, я не позволю ехать по тем улицам, где торцовая мостовая.

- Почему? - изумилась Лиза.

- А ты не читала в газетах, что такое торцовая мостовая? - заволновался Макар Андреевич. - Это целая лаборатория болезнетворных миазмов, гнездилище опаснейших микробов. Сосновое дерево, вбирая в себя нечистые экскременты, предается гниению и может служить источником ужаснейшей заразы. Изумляюсь, как не уничтожат торцы, после того как указано наукой, что единственная гигиеническая мостовая - булыжная.

Пролетка, между тем, так подскакивала на единственной гигиенической мостовой, что Лиза должна была крепко упираться ножками. К несчастью ее, Макар Андреевич тотчас заметил эти ножки.

- Что это? Тесная обувь? Суетное желание, чтоб нога казалась меньше? - вскричал он. - О, вот плоды нелепого, пошлого воспитания и полного незнакомства с рациональной гигиеной! Я не могу этого допустить. Извозчик, в Гостиный двор. - Да, душа моя, я сейчас сам выберу тебе просторную, разумную, рациональную обувь.

Лиза совсем расплакалась.

- Папа, я не поеду к Ольге Степановне; надо мной смеется будут, - всхлипывала она.

- Вздор, не будут. Ты увидишь, как я с ними поговорю. Да и что такое "смех глупца". Надо дорожить мнением серьезных людей.

Им предстояло переезжать Невский. Макар Андреевич быстро раскрыл зонтик и уставил его в виде щита.

- Это я делаю, чтобы предохранить нас от зловредных миазмов, выделяемых торцовою мостовой, - объяснил он.

Когда, через полчаса, отец и дочь входили в гостиную Ольги Степановны, на бедной девушке лица не было. Корсаж, надетый без корсета, и какие-то резиновые калоши вместо туфель, в ту же минуту обратили на нее общее внимание. Публика переглядывалась, пересмеивалась. Потом, осторожно, стали ее расспрашивать. Макар Андреевич имел заранее торжествующий вид. Он ждал момента. И вот, момент настал. Он заговорил.

Невозможно рассказать, что такое произошло. Крики, хохот, истерические взвизгивания, потом почти перебранка, и опять хохот, и наконец - какие-то две дюжия руки схватили Макара Андреевича за плечи, повернули лицом к двери, напялили на него пальто (оно оказалось чужое), нахлобучили шляпу - и он очутился на лестнице. Лизу удержали - с ней сделалась истерика.

Бледный, растерянный, прибежал Макар Андреевич домой, и тотчас заперся в своем кабинете. Прошло часа два - он не показывал признака жизни. Александра Петровна куда-то уехала. Затем, из кабинета осторожно высунулась голова Макара Андреевича и подозрительно оглянулась. Потом он вышел сам, проскользнул по коридору, спустился по лестнице мимо остолбеневшего швейцара, и медленными, мерными шагами направился по тротуару. Но в каком виде! Он изображал собою человека-сандвича. На груди и на спине его красовались два громадные картона, испещренные следующими надписями, искусно выведенными разными красками:

"Смерть микробам! Здоровье - высшее благо. Долой торцы! Долой наемные кареты! Оставим корсеты для проституции! Рациональная обувь! Серьезное чтение!"

Вечером того же дня Макара Андреевича привезли в больницу Николая Чудотворца и сдали дежурному врачу. Он был буен.

Василий Авсеенко - ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - СЕРЬЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК, читать текст

См. также Авсеенко Василий - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) по теме :