Василий Авсеенко
«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - КОЛЯСКА»

"ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - КОЛЯСКА"

КОЛЯСКА.

К подъезду дома довольно аристократической наружности (известно, что не только люди, но и дома имеют иногда такую наружность) - подали коляску. Кучер ровнял возжи, а конюх помахивал по подушкам и коврику метелочкой, и затем, приподняв полу безрукавки, мазнул ею зачем-то по лошадиной ляжке.

Из подъезда вышли маменька с дочкой. Маменька в черной накидке поверх серого платья и в черном токе с фиалками, а дочка в английском желтовато-сером костюме, словно корсет облегавшем ее тонкую талию - несомненно работа Редферна, на опытный глаз, - и в восхитительной шляпе из цветной соломы, с перьями и крепом того же оттенка.

Варвара Павловна, т. е. дочка, была не из очень молоденьких. Ей давали лет двадцать-семь, двадцать-восемь. Серые глаза ее глядели умно и с выражением большой жизненной энергии, но кожа по уголкам их уже не отличалась свежестью. Прямой, тонкий нос, худощавый овал щек и небольшой, подвижной рот, с чуть приметным пушком над верхней губой, придавали лицу девушки нерусский характер. Эта была одна из тех физиономий, которые одним нравятся чрезвычайно, а другим совсем не нравятся. Во всяком случае, как я всегда замечал, барышни с такой наружностью очень поздно выходят замуж. Курносенькия, пухленькие, ребяческого вида девушки гораздо скорее устраивают свою судьбу.

Дамы сели, подсаживаемые выбежавшим на тротуар лакеем во фраке, и коляска покатила по направлению к Троицкому мосту.

- Сегодня будет много на островах, погода великолепная, - заметила мать.

- И суббота - хороший день, - подтвердила дочь. - Серая публика бережет лошадей на воскресенье.

Мать поправила съезжавшую на бок накидку и слегка вздохнула.

- Да, а все-таки как-то... как-то это все ни к чему, - сказала она.

Дочь поняла, что хотела сказать мать этим нескладным выражением, и равнодушно повела плечами.

- Забудьте об этом, тогда вы будете гораздо естественнее, - ответила она по французски.

- Как? Разве я неестественна? - возразила первая.

- Да, maman. Вы даете читать на вашем лице.

- Ты всегда мною недовольна, Биби, а между тем, я только и живу одною идеей...

- Прекрасно, но не надо проповедовать вслух эту идею.

Девушка уселась поудобнее, и больше почти не разговаривала. Она хотела сберечь себя для огромного числа знакомых, которых они встретят на "стрелке".

Действительно, как только их коляска въехала в аллею елагинской набережной, начались приветствия с сидевшими в встречных и обгоняемых экипажах. Дамы ограничивались коротенькими: - bonjour! и кивками, мужчины перебрасывались вопросами:

- Вы еще в городе? Когда же в Петергоф? Не думаете посмотреть венскую оперетку в "Аквариуме"?

Мамаша, Анна Петровна, отвечала громко и с апломбом. Они на отлете; в Петергоф переезжают в пятницу; о венской оперетке слышали много хорошего, но все-таки это оперетка, и вообще неловко быть вечером в публичном саду.

Биби пока молчала, но когда рядом с ними поехал, верхом на своей кровной кобыле, ротмистр Кукаревский, она, после обстоятельных ответов матери, немножко сощурила свои умные серые глаза, и спросила:

- А разве стоит?

- Стоит, ответил ротмистр. - Отличный ансамбль, хорошие голоса.

- А дальше?.. - спросила Биби, и посмотрела уже совсем задорно.

- То-есть, как - дальше? - переспросил ротмистр.

Он ее понял, но хотел посмотреть, как она объяснится.

- Я не думаю, чтоб вы ездили в оперетку ради ансамбля, - сказала Варвара Павловна.

- Но я ведь не себе, а вам советую поехать посмотреть, - вывернулся Кукаревский.

Биби рассмеялась.

- Merci, но я больше доверяю советам, которые каждый сам себе дает, - сказала она. Осторожнее, - прибавила она тотчас, - я вижу m-me Жедрову с дочерью и сыном, а ее ландо выстроено по мерке madame.

- Выстроено! точно это дом какой-то! - засмеялся Кукаревский, в самом деле, однако, осаживая лошадь.

- Не умею иначе выразиться, чтоб сохранить пропорциональность между словом и предметом, - успела крикнуть, оборачиваясь к нему, Биби.

Ряд экипажей продолжал тянуться навстречу. - Ты видишь - неприметно толкнула Анна Петровна дочку - Чиберин в коляске Навуровых. Я тебе говорила, что они имеют на него виды.

- Я предпочитаю вид на это чухонское взморье, - ответила с маленькой гримаской Биби. - Не остановимся-ли мы?

- Браво, у тебя сорвалось mot. Жаль, если пропадет. Припомни его, когда будешь говорить с мужчинами. Хотя, ты знаешь, я всегда находила, что слишком много ума вредит тебе.

- Merci, maman. Это очень крупный комплимент, но все-таки будет жаль, если ваше замечание справедливо.

Коляска остановилась подле песчаной площадки, образующей "стрелку". Как раз в это время, медленно проезжал мимо них великолепный шарабан, запряженный двумя английскими лошадьми цугом. В шарабане сидели мужчина и дама; сзади болтался, скрестив на груди руки, грум.

- Очень мило. Кто это такие? - произнесла Анна Петровна.

- Не знаю. Но это очень оживляет петербургский пейзаж, не правда-ли? Между соснами и березами, посреди наших "ванек", которых тут больше чем колясок, и вдруг такой выезд... Как вы думаете, maman, не поставить-ли мне в число условий брачного контракта, чтобы мой муж умел править парою цугом?

Анна Петровна исподтишка вздохнула. Она не любила, когда дочь трунила над замужеством. Своим женским и материнским инстинктом она угадывала, что это подтруниванье - только маска, и что дочь очень тяготится своими двадцатью семью годами.

- Биби, Биби, ты видишь Валевскаго? - вдруг быстро толкнула она дочь. - Вон едет в пролетке, навстречу. А между тем той, знаешь... кажется, нет сегодня.

Биби давно уже видела и Валевскаго, и даже то, чего не видела мамаша. На лице ее опять появилась маленькая гримаса.

- Это даже несносно, maman, как вы ничего не понимаете, - сказала она. - Разве вы не заметили впереди коляску с двумя дамами?

- Ну, так что-же?

- Вот эта, с нашей стороны, брюнетка в лиловой шляпе - его теперешняя страсть. С той он давно разошелся.

Анна Петровна заколыхалась, схватила лорнет и впилась с пожирающим вниманием в указанную ей даму.

- Кто-же? кто это? - спрашивала она задыхающимся голосом.

Биби пожала плечами.

- Разве вы не видите, кто? - протянула она презрительно.

- Но откуда ты всегда все это знаешь? - удивилась Анна Петровна.

- Очень просто: надо уметь заставить мужчин рассказывать. Они все готовы черт знает что друг про друга сообщить... разумеется, под секретом. Секреты приятелей... о! - если-б я их записывала, составилась-бы толстая книга, и прескверная. Но я не могу завести такую книгу, потому что это слишком отзывается старой девой.

Валевский между тем соскочил с пролетки, и медленно пробираясь между знакомыми, подошел к коляске Анны Петровны. С ним подошли еще несколько знакомых. Произошел обмен обычных приветствий.

- У вас будут "дни" в Петергофе? - осведомился барон Рогер, пожилой господин с волосами такого желтого цвета, какого не бывает в природе.

- Непременно. По четвергам у нас дают, как в прошлом году, - ответила Анна Петровна.

- Я уверяю maman, что наши петергофские четверги - общеполезное учреждение, - подхватила Биби: - тут встречаются все уезжающие из Петербурга со всеми возвращающимися в Петербург.

- Вы говорите это не с злым умыслом? - улыбнулся Валевский. - Я не буду ни в числе первых, ни в числе вторых, потому что остаюсь здесь до осени; но это не лишит меня права бывать у вас, не правда-ли?

- О, еще бы! Но неужели вы все лето в Петербурге?

- Представьте, у нас в канцелярии столько уезжающих, что я не могу получить отпуска.

- Но это прекрасно, мы будем очень часто вас видеть! - вмешалась Анна Петровна.

- Monsieur Валевский, я страшно хочу пить; не проводите ли меня до киоска? - обратилась к нему Биби.

Валевский помог ей выйти из коляски, и они пошли рядом.

- Вы интересуетесь сколько нибудь моим мнением? - неожиданно спросила Биби.

- Без сомнения. Но о чем или о ком?

Биби быстро на него взглянула, и в этом взгляде опять сверкнуло свойственное ей задорное выражение.

- Конечно, о женщине. По моему, она - прелесть; совсем прелесть. И одевается восхитительно, что - большая редкость у нас.

- Я не знаю, о ком вы говорите... - несколько смутился Валевский.

- О ней, о лиловой шляпке. Прелестное лицо, масса женственности, и не слишком много пикантности. Слишком много - не хорошо, вы понимаете.

- Вы судите изумительно тонко... И знаете, что я вам скажу? Надо быть умной, как вы, чтоб...

Он приискивал выражение.

- Чтоб завести такой разговор? Эта маленькая привилегия моих двадцати-пяти лет. Я уже могу знать жизнь и понимать ее довольно тонко, т. е. правильно смотреть на ее грубую сторону.

- А что вы называете грубою стороною жизни?

- Например, отношения мужчины к женщине.

- А-а! Но не в браке, конечно?

- Напротив, в браке больше всего. Вы видите я не тороплюсь выходить замуж - и может быть именно потому, что ненавижу брачную идиллию. Муж, о котором я мечтаю - а я позволяю себе иногда это маленькое развлечение - должен смотреть на всю эту романтику очень грубо, как я сама смотрю на нее.

- Очень интересно... как именно вы смотрите?

- Хотите знать? Я считаю, что в браке важны две вещи: медовый месяц, и затем - полная свобода для мужа, а для жены - уверенность, что оба они смотрят на жизнь одинаково, и что поэтому он всегда будет чувствовать себя хорошо с ней.

Валевский молча довел Биби до киоска. Он имел вид человека, неожиданно впавшего в новый и любопытный круг мыслей. Варвара Павловна тоже молчала; она не хотела помочь ему выбраться из положения, в какое его поставила, и решила ждать во что бы то ни стало, чтоб он заговорил первый.

Они уже возвращались к коляске, когда Валевский вдруг произнес совершенно серьезно:

- А знаете, ведь это безнравственно, то, что вы высказали.

Биби вспыхнула, и проговорила про себя: "он глуп".

- Что такое нравственность? - возразила она, иронически передернув плечами. - Это хвост, который произвольно подвязывают к чему угодно.

- Я с вами не согласен, - произнес тем-же серьезным тоном Валевский.

Биби не слушала, и сев на свое место, предложила ехать домой.

Коляска долго катилась по мягкому шоссе, а разговор между матерью и дочерью не возобновлялся. Наконец Биби глубже отодвинулась в угол и произнесла с оттенком нескрываемой желчи:

- Вы правы, maman: это очень глупо, что я умна.

Василий Авсеенко - ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - КОЛЯСКА, читать текст

См. также Авсеенко Василий - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - НА БЛИНАХ
НА БЛИНАХ В первый день масляной Иван Никодимыч всегда приглашает всех...

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - НА ЕЛКЕ
НА ЕЛКЕ. Большая гостиная освещена так ярко, что даже попахивает керос...