Аркадий Тимофеевич Аверченко
«Былое»

"Былое"

(Русские в 1962 году) (1)

Зима этого года была особенно суровая.

Крестьяне сидели дома, никому не хотелось высовывать носа на улицу. Дети перестали ходить в училище, а бабы совершали самые краткие рейсы: через улицу в гастрономический магазин или на электрическую станцию, с претензией и жалобой на вечную неисправность электрических проводов.

Дед Пантелей разлегся на теплой лежанке и, щуря старые глаза от электрической лампочки, поглядывал на сбившихся у его ног малышей.

- Ну, что же вам рассказать, мез-анфанчики? Что хотите слушать, пострелята?

- Старое что-нибудь, - попросила бойкая Аксюшка.

- Да что старое-то?

- Про губернаторов.

- Про-гу-бер-на-торов... - протянул добродушно-иронически старик. - И чевой-то вы их так полюбили? Вчера про губернатора, сегодня про губернатора...

- Чудно больно, - сказал Ванька, шмыгая носом.

- Ваня, - заметила мать, сидевшая на лавке с книгой в руках, - это еще что за безобразие? Носового платка нет, что ли?! Твой нос действует мне на нервы.

- Так про губернаторов? - прищурился дед Пантелей. - Правду рассказывать?

- Не тяни, дед, - сказала бойкая Аксюшка, - ты уже впадаешь в старческую болтливость, в маразм и испытываешь наше терпение.

- И что это за культурная девчонка, - захохотал дед. - Ну, слушайте, леди и джентельмены... "Это было давно... Я не помню, когда это было... Может быть, никогда..." - как сказал поэт. Итак, начнем с вятского губернатора Камышанского. Представьте себе, детки, что однажды он издает обязательное постановление такого рода: "Виновные в печатании, в хранении и распространении сочинений тенденциозного содержания подвергаются штрафу, с заменой тюремным заключением до трех месяцев".

Ванькина мать Агафья подняла от книги голову и прислушалась.

- Позволь, отец, - заметила она, - но ведь тенденциозное сочинение не есть преступление. И Толстой был тенденциозен, и Достоевский в своем "Дневнике писателя"... Неужели же...

- Вот поди ж ты, - засмеялся дед, - и другие ему то же самое говорили. Да что поделаешь - чрезвычайное положение. А ведь законник был, кандидат в министры. Ум имел государственный.

Дед помолчал, пожевывая провалившимися губами.

- А то херсонский был губернатор. Уж я и фамилию его забыл. Бантыш, што ли... Так тот однажды оштрафовал газеты за телеграмму Петербургского телеграфного агентства из Англии, с речью какого-то английского деятеля. Что смеху было!

- Путаешь ты что-то, старый, - сказал Ванюшка. - Петербургское агентство ведь официальное. Заврался наш дед.

- Ваня! - укоризненно заметила Агафья.

Дед снисходительно усмехнулся:

- Ничего, то ли еще было. Как вспомнишь, и смех и грех. Владивостокский губернатор закрыл корейскую газету со статьей о Японии. Симферопольский вице-губернатор Масальский оштрафовал "Тавричанина" за перепечатки из "Нового Времени"... Такой был славный, тактичный. Он же гимназистов на улице ловил, которые ему фуражек не снимали. И арестовывал их. Те, бывало, клопики маленькие, плачут: "За что, дяденька?" - "А за то, что начальство не почитаете и меня на улице не узнаете". - "Да мы с вами незнакомы". - "А-а, незнакомы, посидите в каталажке, будете знакомы". Веселый был человек.

Дед опустил голову и задумался. Лицо его осветилось тихой задушевной улыбкой.

- Муратова тамбовского тоже помню... Приглашали его однажды на официальный деловой обед... "Приеду, - говорит, - если только евреев за столом не будет". - "Один будет, - говорят, - директор банка". - "Значит, я не буду". Такой был жизнерадостный...

Телефонный звонок перебил его рассказ.

Аксюшка подскочила к телефону и затараторила:

- Алло, кто говорит? Дядя Митяй? Отца нет. Он на собрании общества деятелей садовой культуры. Что? Какую книжку? Мопассана "Бель-ами"? Хорошо, я спрошу у мамы, - если она есть, она пришлет.

Аксюшка отошла от телефона и припала к дедовскому плечу:

- Еще, дедушка, что-нибудь о губернаторах.

- Ну, что же еще?

Дед рассмеялся:

- Нравится? Как это говорится: "Недаром многих лет свидетелем Господь меня поставил"... Толмачева одесского тоже помню. Благороднейший человек был, порывистый. Научнейшая натура. Когда изобрели препарат "606", он им заинтересовался. "Кто, - спрашивает, - изобрел?" - "Эрлих". - "Жид? Да не допущу же я, - говорит, - чтобы у меня в Одессе делались опыты с жидовским препаратом. Да не бывать этому! Да не опозорю же я города своего родного этим шарлатанством!" Очень отзывчивый был человек, крепкий.

Дед оживился:

- Думбадзе тоже помню. Тот был задумчивый.

- Как, дед, "задумчивый"?

- Задумается-задумается и скажет: "Есть у нас среди солдат евреи?" - "Есть". - "Выслать их". Купальщиц высылал, которые без костюмов купались; купальщиков, которые подглядывали. И всех по этапу, по этапу. Вкус большой к этапам имел... А раз, помню, ушел он из Ялты. Оделся в английский костюм и поехал по России. А журналу "Сатирикон" стало жаль его, что вот, мол, был человек старый при деле, а теперь без дела. Написали статью, пожалели. А он возьми и вернись в Ялту, когда журнал там получился. И что же вы думаете, дети: стали городовые по его приказу за газетчиками бегать, "Сатириконы" отбирать и рвать на клочки. Распорядительный был человек. Стойкий.

И долго еще раздавался монотонный, добродушный дедушкин голос. И долго слушали его притихшие, изумленные дети.

А за окном выла упорная сельская метель, слышались звуки автомобильных сирен и однотонное гудение дуговых фонарей на большой, занесенной снегом дороге. Ежилась, мерзла и отогревалась святая Русь.

(1) Так - при первой публикации в журнале "Сатирикон", N 39, 1910 год.

Аркадий Тимофеевич Аверченко - Былое, читать текст

См. также Аверченко Аркадий Тимофеевич - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :