Письмо Фета А. А.
Я. П. Полонскому - 1888 г. 10 марта

10 марта 1888.

Дорогой и милый моему сердцу

Яков Петрович,

еще с детства, глотая бутерброд в школе, я норовил приберечь конец с более толстым маслом под последок, и всю жизнь держусь этого правила; и хотя все продолжаю жевать всухомятку, зато соблазнительное масло постоянно мелькает передо мною вместо оголенного ломтя. Точно так же поступлю и на этот раз в письме к тебе, то есть если бы я дозволил себе быть тем необузданным, каким я в сущности, то начал бы с того, что разбранил бы тебя на обе корки за нелепое предположение и оговорки. Но не делаю это только потому, что сужу сам по себе. Я так дорожу нашей новой, но по старине дружественной встречей, что и мне, пожалуй, могут мерещиться всякого рода возникающие между нами недоразумения. Но мои отношения к тебе таковы, что мне легче сказать тебе, что ты ошибаешься, чем пускаться в экскузации, и поэтому брани меня впредь сколько хочешь, но не выдумывай никаких нелепых извинений. Переворачиваю бутерброд масляным концом. Как нарочно, вместе с твоим письмом принесли мне и мартовскую книжку "Русск. вестника", и я только затрудняюсь сказать, кто из вас лучше: Яков ли Петрович, творец прекрасного письма, или Полонский автор стихотворения . Но как я ни нежно люблю Якова Петровича с его беспамятством, которое равняется разве только с моим, но прямо говорю на любой площади: если дело пошло на выбор, то к черту все наилучшие Яковы Петровичи в сравнении с одним Полонским. Если бы ты знал, с какою негою, вдыхая вечернюю прохладу, я присаживаюсь к твоему огоньку на первом перевале, то вместо всяких объяснений перечел бы это прозрачное, воздушное, нелепое и крылатое стихотворение. Я могу только засвидетельствовать одно, что секрет подобных стихотворений волей или неволей ты унесешь с собою, и их твоим именем даже подписывать излишне, до такой степени они, при внешней гладкости, уродливо самобытны. По рассеянности ты забыл, что с первого марта по первое октября мой адрес не Плющиха, а Коренная Пустынь, стоящая в заголовке этого письма. Вследствие возраставшей сухости в легких и в горле, я сразу бросил курить табак после пятидесятилетней привычки, и, быть может, от этого пал в крайнюю апатию, не дозволяющую ни за что приниматься. Все время напрасно мучаюсь, выдавливая из себя хотя бы восемь юбилейных стихов в честь Майкова , и вижу, что я в этом случае более всего похож на бесплодного мула. Тебе, великодушному, вдохновенному и признательному, следует возбряцать. Что же касается до моего юбилея, то я об нем и не помышляю. Это с грехом пополам возможно в Питере, но в Москве чересчур карикатурно. Здесь приличнее справлять юбилей банщика и дровокола, чем поэта. Конечно, если на будущую зиму остов мой дотащится до Петербурга, то непременно приду к вам обедать. Обещал ты мне свою карточку в обмен на мою, единственную оставшуюся в моем распоряжении. При случае черкни пару слов, чтобы твои письма проложили дорожку на станцию Коренная Пустынь.

Конечно, читаю сам лично твои прелестные письма и смакую их, как пьяница рюмку спирту.

Наиглубочайше поклонись супруге своей, если она не совсем забыла твоего старого

А. Шеншина.

Письмо Фета А. А. - Я. П. Полонскому - 1888 г. 10 марта, читать текст

См. также Фет Афанасий Афанасьевич - письма и переписка :