Письмо Даля В. И.
Друзьям из похода в Хиву - 6 Декабря 1839. Биштамак.

Сегодня 6 Дек., большой и благодатный праздник: мы справляем его на Биштамаке, верстах в 270 от Оренбурга; следов. шестую долю пути своего кончили, прошли, и прошли благополучно. Скажу вам, милые мои, с тем чтоб это осталось между нами, что у нас ныне 31 1/2 градусов, и что порядочный морозец, как говорят Уральцы, прохватывает ровно огнем. Впрочем, по совести, мы еще ни разу не зябли, и в целом отряде нет ни одного человека с ознобами, за исключением одного старика Киргиза. Больных, коих болезнь можно бы приписать походу, также нет; простудные и другия случайные болезни и несколько вновь открывшихся хронических. Сижу и пишу теперь в кибитке, в общей нашей так называемой кают-компании, и пишу при 30° слишком морозу, без перчаток, и руки ничуть не зябнут: у нас железная печь. Путем доселе всегда было сено и дрова. Сено покупали у Кайсаков, которые по Илеку удивительно много накосили сена; дрова местами тальник и другой кустарник, а в помощь ему и кизечек, коими нас также иногда снабжали аулы. Впрочем, в такую беду, как сегодня, горит все, даже свежий навоз из под верблюдов; этому в городе трудно поверить. Посадил бы я еще прихотливого жителя городского в нашу кибитку, такого, которому дует и несет изо всякого угла и окна, и прихоти бы исчезли. Спасительное дело для нас, что В. А. (Эти буквы (здесь и везде ниже) означают (гр.) В. А. Перовскаго.) завел на свой счет общественную трапезу и большую кибитку, в которой всегда огонек: без этого мы бы замерзали каждый по одиночке в своем углу, потому что невозможно на каждого отдельно запастись дровами, и нельзя было бы даже ставить для каждого по одиночке чай. Кайсаки в походах и поездках своих всегда раздеваются на ночь до нага: они уверяют, что это гораздо теплее, если только хорошо завернуться и укрыться.

Я доселе, в продолжении 19-ти ночей, только два раза не раздевался; я нахожу, что действительно раздевшись гораздо теплее, и сегодня напр., при этой стуже, я спал в мешке своем, накрывшись тулупом и кошмой, как у Бога за пазухой. Конечно там, где по ночам могут быть внезапные тревоги, это не удобно: там раздеваться нельзя. Признаюсь, я никогда не думал, что, одевшись хорошо, можно до такой степени хорошо переносить такую стужу; я, уверяю вас, не зяб еще ни разу. Ночью в юлламе (кибитке нашей) никогда не горит огонь, а шесть человек греют друг друга прекрасно. Вот вам целая страница о холоде, о морозе, о тепле, об огне и прочее. Поговорим о другой, не менее важной, статье: это обед, чай и проч, Мы выступаем каждый день с рассветом, иногда немножко прежде; становимся в 2 часа, потому что дни коротки, а скотине, и в особенности верблюдам, которые ночью не едят, надо покушать. Таким образом, прошедши 15 23 верст, распускаем верблюдов и лошадей на тебеневку; верблюды наедаются в 1 1/2, 2 часа, в том их пригоняют и укладывают на кошмы, расчистив наперед снег; кони остаются на всю ночь в поле: лошадь не жует жвачки и потому не может наедаться в такое короткое время. Между тем, как только пришли мы на место, раскидывают живо две кибитки, генеральскую и вертеп, как мы его называем, кают-компанию, или общественную: ставят самовар, наливают чай и заваривают сбитень; мы греемся и пьем, между тем, часам к семи или восьми, поспевает обед: щи, суп и другое блюдо каша, или капуста, селянка, баранина, говядина, а иногда, как вчера и третьяго дня, жеребятинка, которая, мимоходом сказать,очень хороша, как самая лучшая, кормленая мягкая говядина. Пообедавши принимаемся опять за чай да за сбитень; у кого есть дело, бегает, хлопочет по отряду и прибежавши в сборную нашу похлопывает рукавицами и кричит: чаю, сбитню! Часов в 8, а много в 9, все залегло уже спать. Встают в 3 часа: весь лагерь просыпается, начинается крик, шум, беготня, кони ржут, верблюды рычат; это бывает вслед за генерал-маршем, в 3 часа; в 6 барабан бьет сбор, вьючат, сымают кибитки и выходят, напившись разумеется чаю, и нахлебавшись жиденькой кашицы. Так тянем мы день за день, время уходит, и скоро, скоро пролетят ее только эти полгода, но и много других полугодов и годов....

Надобно вам однако же рассказать плачевную и неприятную проделку: на днях у нас одного солдата расстреляли. Как быть! он ушел с часов, покинув ружье, потом бежал, украл другое ружье, и пр. Бремя военное, опасное, пехота чрезмерно избалована, необходимо было показать пример, для острастки. К счастию, так по крайней мере я сужу по своим чувствам, казненный бедняк был до того глуп и туп, что по видимому вся ужасная церемония эта, причащение и отпевание заживо, не сделали на него никакого впечатления; а смерть всякая одинакова, и скорая смерть лучше медленной и томительной. Во всяком случае не льзя было не наказать виноватого телесно, и так, что он бы может быть на всегда был калекою, а может быть и умер бы; по этому спокойной ему ночи и благодатного утра!

Маркитант наш, Зайчиков, или Деев взял с собою пару добрых собак, и мы уже затравили шесть лисиц и волка. Для перемены и это забава. Леман очень прилежно ловит мышей. Ханыков спит отлично хорошо и занял постоянное место в кают-компании против печки; одет он в огромный, мохнатый совик свой и летнюю легонькую шапочку на коже: он не может одевать тепло голову. Я постоянно одеваюсь в стеганную куртку и шаровары, или в лебяжью, а сверху совик Штернберга и шапку, столь известную, из беляка (тюленя), которая, помните? надевается от маковки и по самые плеча. Говоря о болезнях, забыл я упомянуть, что у нас было уже человек шесть больных Сибирской язвой, не смотря на мороз; человека два умерли. Страшная, непонятная болезнь, и странно, что она открылась теперь, в такую жестокую стужу! Все те, которые пришли во время и можно было хорошо вырезать язву, остались живы.

Сей час все пошли на молебствие, 10 часов утра, а я остался, потому что надобно еще написать кой какие бумаги... Сижу в теплой кибитке В. А., где стоит большая кухонная печь, и сижу тепло: в кибитке этой теперь на полу 15°, на столе 4°, а на вышину головы 22° В. А:. теперь здоров; у него было разболелись глаза, и признаюсь, я за него боялся: какая возможность пользовать их при таких обстоятельствах? Теперь, от стужи вне и жару внутри кибитки, у него высыпало и обметало лицо, и вслед за тем глазам стало гораздо легче. Было у нас несколько человек больных жабою, angina tonsilaris, но омеопатия, прием белладоны устраняла болезнь каждый раз в течении нескольких часов. Сегодня у нас походный обед великолепный, четыре кушанья, шампанское и проч. Между тем все таки обедаем, как и прежде, стоя и походя, в деревянных чашках, кто где и как умудрится. К вечеру будет обильная либация и пуншация, по русски: благородная попойка, в общем собрании, за здравие Царя, за которого идем драться. Прощайте.

Письмо Даля В. И. - Друзьям из похода в Хиву - 6 Декабря 1839. Биштамак., читать текст

См. также Даль Владимир Иванович - письма и переписка :