Жанлис Мадлен Фелисите
«Любовники без любви»

"Любовники без любви"

"Il у а des gens qui n'auraient jamais ete

amoureux, s'ils n'avaient jamais entendu,

parler de l'amour."

(Maximes de la Rochefoucault.)

Многие ополчались против предубеждения матерей в пользу некоторых из детей их. Хорошо делают, охуждая такое предпочтение, когда оно несправедливо или слишком явно. Однакожь будем уверены, что оно почти всегда бывает основательно: мать в надеждах и опасениях своих может обмануться в рассуждений будущего, но о настоящем судит она всегда здраво; ибо кто лучше её может знать её детей? Некоторой человек укорявшему его за развод с женою, которая была прекрасна и добродетельна, отвечал: "ты можешь легко видеть, хорошо ли сшит башмак мой, но не можешь узнать, где жмет он мне ногу." Еще труднее проникнуть в изгибы чувствительного и нежного сердца матери: когда избирает она себе любимцев из существ толь милых, из детей своих, то конечно виновна; но охуждая, надлежит об ней сожалеть и верить, что мать сия более погрешает от неблагоразумия, нежели от несправедливости.

Все негодовали на Маркизу Форлис за безмерную горячность к Луизе, большой её дочери. Юлия, меньшая, казалась всем несравненно любезнее и была действительно такова. Луизе исполнилось двадцать лет; она имела такое лицо, которое все благонамеренные люди могут похвалить, хотя оно и никому не понравится. Женщины говорили, что она не дурна; но мать почитала ее красавицею. Описав ее подробно, можно дать понятие о весьма пригожей женщине: большие глаза, маленькой рот, прекрасные зубы, стройность, белизна, но цвет лица блеклый; глаза её были слишком круглы и выпуклы, рот разтворялся неприятно, взор был без всякой выразительности, а орлиный и несколько длинноватый нос придавал её физиономии мрачную оттенку печали, которую льстецы Гжи. Форлис называли кроткою меланхолиею и величавостию. Этому нещастному носу приписывали еще другия похвалы: Горничные Маркизины женщины говорили на пример, что он очень пропорционален, а друзья уверяли, что это был настоящий Римской нос. Стан Луизы хотя был очень правилен, но не имел довольно развязности, так как и все её ухватки, которые однакож Гжа. Форлис выдавала за образец совершенной ловкости и пристойности. Луиза, при уме весьма ограниченном, имела большие сведения и таланты; но, по нещастию, прилежала она только к таким вещам, которые в свете не могли ей придать ни малой приятности: на пример, она рисовала одне только большие головы и Академические фигуры (Целые и нагия человеческие фигуры.) черными и белыми карандашами на синей бумаге. Маркиза с приметным удовольствием показывала древнее туловище (torse antique) и ободранного человека, (l'ecorche), два мастерские произведения Луизы. Сии две картины были вставлены в раны для украшения залы. Из Истории Луиза ничего не помнила, кроме однех числ; у нее в голове помещалась удивительная Хронология; а в Географии знала она только течение рек. Она была искусна в Музыке, и Маркиза Фэрлис, которая в молодости своей игрывала превосходно на клавесине, очень была довольна, что дочь её предпочитает сей инструмент фортепиану. Луиза играла всегда на великолепном Рикеровом клавесине матери своей, и из весьма похвальной дочерней любви предпочитала длинные старинные сонаты, которые мать её прежде игрывала, Гжа. Форлис восхищалась, слушая песни Скарлатиевы, Галуппиевы, Албертиены, Ганделевы и проч. Удивляясь им, не совсем была она виновна; однакож нынешние охотники и знатока не всегда разделяли с нею восторги ея. Луиза любила только важные танцы; ей натвердили, что они одни приличны величественной её осанке. Она превосходно танцовала менуэт и, упражняясь на балах в сем таланте, приводила всех в отчаяние. Известно, как скучен менуэт для обыкновенных танцовщиков, и с каким нетерпением ждут они его окончания, для начатия опять контрдансов или экосезов, им прерванных. Наконец Луиза в большом свете или ничего не значила, или наводила скуку; но она обладала такими свойствами, которые нравятся всем матерям и делают женщину любезною в её семействе; она любила порядок, была хозяйка, имела склонность к приличным полу её упражнениям, холодный ум, доброе сердце и нрав превосходный; она была признательна, боготворила мне свою и к одной только ей имела неограниченную доверенность. Первостатейные Писатели Морали, желающие быть наставниками молодых людей, говорят им единственно о том, что можно выражать красноречиво и блистательно твердят только о главных должностях их, но кто может их не ведать? Есть однако же советы, по видимому, неважные, которые несравненно были бы им полезнее; подавать же сии сонеты предоставлено гораздо низшего разряда Писателям. И так я скажу молодым девицам, что везде, наиболее матери нравящаеся, есть та, когда дочь советуется с нею о своих нарядах и слепо верит её вкусу, особливо естьли мать перестала уже заниматься собственными уборами; ибо тогда обыкновенно полагают, что вкус её обветшал; но не старается ли она соблюсти ето и еще более усовершенствовать для украшения дочери своей? Вот как думала Луиза: "матушка лучше меня знает, что мне к лицу." Сих одних слов было бы довольно, чтоб заставить благоразумного человека жениться на девушке, которая говорит так от искреннего сердца. Наконец признаться ли? Когда женщина в 20 лет полагается на чужой вкус в нарядах своих, то ни в чем другом не может быть ослушною. Юлия прекрасная, умная, живая, любила и почитала мать свою; но вкус её находила весьма готическим, и следовательно не сообразным с её собственным. Она ни мало не уважала Рикеровых клавесинов, ненавидела плавные танцы, и даже самый так называемый менюэ а-ла-Рен, невзирая на два или на три прыжка, которые несколько его развеселяют. Она не любила сонат Скарлатиевых; играла одне только вариации и на Эрардовом фортепиано. Путеводительницею избрала себе не мать свою, другом не сестру. Графиня Адриэнна, племянница Гжи. Форлис, имела полную доверенность Юлии; это была молодая двадцати-шестилетняя женщина, далеко не так умная и добросердечная, как Юлия, но хорошо одевалась, знала свет и очень приятно говорила. Она льстила Гже. Форлис и подавала дурные советы её дочери. Mapкиза оскорблялась дружбою, которую оказывала Графине Юлия; однакож довольно ее любила. Сестры жили в совершенном между собою согласии, не взирая на несходство характеров, потому что внутренно обе оне были очень благонравны. Маркиза Форлис богатая вдова, ни от кого не зависящая, была намерена разделить имение свое по равну двум своим дочерям; но хотела непременно выдать наперед Луизу, и по нещастию до сего времени прелестная Юлия привлекала к себе всех женихов. Виконт Фонраз страстно в нее влюбился. Имея 29 лет от роду, был он знатен, хорош собою и вел себя беспорочно. Юлия чувствовала к нему взаимную склонность; но руководимая Графинею Адриэнною, тщательно скрывала чувствия: свои от матери, которая совсем не помышляя, чтоб Фонроз был влюблен в Юлию, ласкалась надеждою, что он может влюбиться в Луизу, которой старалась придать в его глазах большую цену. Фонроз, желая угодишь Гже. Форлис, оказывал величайшее удивление к древнему туловищу и к ободранному. Когда Луиза играла свои прекрасные сонаты, Фонроз сидел подле клавесина что всегда почиталось доказательством любви; наконец он много раз танцовал с нею менуэт, и Гжа. Форлис наблюдающая все сие в молчании, питала величайшую надежду. Между тем Фонроз вздумал поговорить с Маркизою и просить у нее руки Юлииной. "Не делайте этого, сказала ему Адриэнна: вам откажут так, как и всем прочим. Разве забыли вы, что она хочет прежде сыскать мужа Луизе? Не уже ли не найдем мы человека благоразумного, которой предпочел бы большую дочь меншой?" - Мне пришла теперь богатая мысль, вскричал Фонроз. Вы знаете верно, хотя по слуху, родственника моего, старого Барона Вердака? - "Очень знаю, отвечала Адрианна, потому что отец мой, имеет с ним тяжебное дело." - Послушайте же, сказал Фонроз, он прислал недавно из деревни своего единственного сына, которого препоручил мне, и я представлял уже этого молодого человека ко Двору.. - "Сколько ему лет?" - "Двадцать два года. Он очень богат и знатен... - "Каков собою? " - Очень не дурен, правда, что не имеет светской ловкости... - "В этом я и не сомневалась"... - Однакож он, что называется, молодец... - "Видно, он также хорош, как хороша Луиза?" - Точно так: большой рост, черные волосы, черты лица выразительны, застенчив, холоден... - "Теперь я из тысячи человек его узнаю."- Оне очень хорошо воспитан, хвалит его ученость и благоразумие. - "То есть, он очень учен и очень прост; его-то нам и надобно. Вот супруг, нарочно созданный для премудрой и совершенной Луизы! Тетушка едет завтра в деревню; должно попросить у нее дозволения привезть к ней вашего родственника." - Непременно. - "Откройте Виконту вашу тайну, чтоб он вам после не мог помешать" - О! не опасайтесь этого; молодой родственник мой так много полагается на мой вкус, что естьли бы я открыл ему все, что думаю об Юлии, он влюбился бы в нее единственно из уважения к моему мнению. - "В таком случае, хвалите ему только сестру ея".- Точно так я и намерен поступать. - "Не думаю, чтоб он был способен к страстям сильным." - Нет! сердце его совершенно ново. - "В службе ли он?" - Без сомнения, но полк его стоит в двух милях от его деревни. Отец в первый еще раз с ним разлучился и через месяц сюда к нему будет. - "Не ужели вы и действительно надеетесь, что можете заставить его влюбиться б Луизу?" - Я стану его в этом уверять, а он мне непременно поверит. Он никогда не слыхивал о любви... - "В 22 года можно кажется и самому догадаться." - Он не мастер догадываться. Одно только обстоятельство несколько меня тревожит: отец его приискал уже для него невесту... - "Видел ли ее молодой человек? - Нет еще, и даже не знает, как ее зовут. Будучи не любопытен, не имеет он ни малейшего желания знать её имени, и верит, как он мне сам сказывал; что отец его не может обмануться в выборе... - "Есть ли бы это была Луиза?" - Нет, не она; он не знает ничего более о своей невесте, кроме того, что отец её в Статской службе. - "Этот старой Барон Вердак неприятель отцу моему; мне было бы очень приятно расстроить планы его, и я не пощажу ничего, чтоб придать большую цену Виконту Вердаку в глазахе Луизы.".. - Она так холодна!... - "И так странно и смешно воспитана! Представьте, что она не читала ни одного романа! Я хотела прислать ей самых нравоучительных, и вот что она мне отвечала: матушке не нравятся книги этого рода." - Что же? нам надобно заставить ее сочинить роман, которого будет она героинею. Естьли бы Юлия согласилась нам помочь!... - "Я вам за нее ручаюсь."

В самой день сего разговора, Фонроз представил Виконта Вердака Гже. Форлис; она приняла с вежливостию и ласкою молодого человека, которому Фонроз был родственник и наставник; даже оставила его у себя ужинать. Виконт до сего времени из застенчивости и равнодушие никогда не сматривал пристально на женщин; но будучи предупрежден с утра человеком светским и блистательным, что Луиза первая красавица в Париже, вздумал рассмотреть поприлежнее сие мастерское произведение Натуры, и глаза его часто на нее обращались. Когда начали садиться за карточные столы, Фонроз дал приметить Виконту картины Луизины, сказав ему: посмотри, это великолепно! Виконт очень хорошо знал Греческой, Латинской и Немецкой языки, Историю, Математику, но не имел понятия о Художествах, и даже с первого взгляда почел туловище латами, и приметно наморщился, взглянув на ободраннаго; но Фонроз изъяснил ему то, чего он не знал, и Виконт повторил, что и действительно сии две картины великолепны. В сию минуту Луиза подошла с картою к Фонрозу, которой шепнул друг у своему, чтоб он сказал ей что нибудь приятное о её работе. Виконт, из одного только послушания и с великим замешательством, сказал закрасневшись Луизе: мы удивлялись, сударыня, вашему туловищу и скелету, которые прелестны. Услышав такое редкое приветствие, Луиза, довольно хорошо знавшая язык Артистов, засмеялась, что довершило замешательство бедного Вердака; но Фонроз его утешил, уверив, что Луиза отнюдь не насмешлива, и что он чрезмерной скромности она всегда принимает за шутки самые искренния и тонкие похвалы. За ужином Адриэнна посадила Виконта подле Луизы, и Фонроз мимоходом предложил родственнику своему завести с девицею Форлис разговор о реках. Виконт, до крайности обрадованный, что его снабдили материею к разговорам, не преминул выспросить у Луизы о всех реках и речках Лангедокской Провинций, и она отвечала с такою точностию, что привела его в восхищение. Сей занимательный разговор продолжался во весь ужин, потому что Виконт, зная совершенно карту своей Провинции, не пощадил бедную Луизу; он не забыл ни одного ручейка и не мог надивиться скорости и правильности её ответов. Вышед из за стола, сказал он Фонрозу, что девица Форлис чрезвычайно умна.

Обе сестры спали в одной комнате, и ввечеру Юлия, раздеваясь, спросила у Луизы, приметила ли она, с каким вниманием смотрел на нее Виконт Вердак? - "Действительно! отвечала Луиза: я беспрестанно встречала его глаза." - Удивительно, как он был занят тобою! - "Этот молодой человек очень любезен; разговор его занимателен и приятен." - Говорят, что он очень учен: знает все языки, Математику и все науки. - "Знает ли он Географию?" - Он очень в ней силен и делал мне такие вопросы, которые доказывают великие сведения; жаль только, что он не умеет так хорошо говорить о Художествах. - "Он страстно их любит." - Однакож он так странно изъяснялся о моих картинах!.... - "Поверь, что это была шутка; Графиня, которая в этом очень сведуща, говорит, что он имеет ум отменно приятной." - Я то же приметила за ужином. - "Сверьх того он очень веселый человек." - Однакожь в лице его есть что-то печальное! - Тем он еще приятнее."- Так, что противоположность... В сей первый раз Юлия ничего более не говорила. Фонроз, с своей стороны, беспрестанно твердил Виконту о совершенствах Луизы, и молодой Провинциал признавался, что никогда не видывал такой прекрасной и умной женщины. Гжа Форлис поехала в свой загородной замок, находящийся в Шевильи, близь Парижа. Фонроз, приглашенный туда на неделю, получил дозволение привезть с собою друга своего. Графиня отправилась туда же. Виконт однажды после ужина услышал,что Луиза играет на клавесине; желая подражать во всем другу своему, сел он подле него и облокотясь на клавесин, бил тихонько такту довольно верно, потому что следовал движениям Фонроза. Всякой раз, как сей последний кричал: браво! бесподобно! Вердак, не много дремлющий, просыпался, вздрогивая, и стараясь скрыть одолевающую его зевоту, повторял в полголоса те же восклицания. Однакожь, не сделав привычки долго сидеть после ужина, едва не предался сну в то самое время, как Луиза играла труднейшие и блистательнейшие места своей сонаты; но Фонроз под предлогом, что с восхищением одобряет талант ея, сильно толкнул Вердака и вызолоченную подпорку, которая поддерживала крышку инструмента; крышка сия пала с шумом хотя гармоническим, но весьма сильным. Луиза перестала играть, и Гжа. Форлис затрепетала от опасности своего клавесина. Устрашенный Вердак вскочил и машинально сказал: браво!.. Вот, вскричал Фонроз, вот черта энтусиасма, достойная замечания. Вердак, нимало не внимая страшному стуку, которой всех нас так перепугал, слышал только Ганделеву сонату, и среди всего этого беспорядка первое его движение было одобрять. Вот настоящий и редкой охотник! Тогда он слышит что нибудь изящное, но, подобно Горациеву Мудрецу,

Падение небес его не поколеблет!

Действительно, сказала Гжа. Форлис, улыбаясь с довольным видом: он умеет слушать музыку. "Виконть отвечал на сии лестные похвалы обыкновенным своим холодным тоном, но уверял притом, что страстно любит музыку.

На другой день по утру Юлия, проснувшись, сказала Луизе: "Боже мой! что с тобою сделалось, сестрица?" - Что такое? - "Ты во всю ночь бредила и говорила о Виконте Вердаке." - Вот хорошо.- "Так точно, ты поминутно произносила его имя"... - Это однакож не понятно, потому что я совсем об нем не думаю. - Юлия начала смеяться с видом значительным. Изумленная Луиза продолжала делать ей вопросы, а Юлия дала ей почувствовать, что подозревать ее в склонности к Вердаку. Луиза защищалась от сего с великою искренностию; но Юлия спорила с нею, и она в самом деле начала беспокоиться. Увидясь с Вердаком, стала она расспрашивать его с некоторым любопытством, желая по крайней мере хотя не много узнать сего молодого человека, к которому уверяли ее, что она начинала иметь склонность. Виконту же не преминули дать заметить, что девица Форлис смотрит на него совсем особливыми глазами. После обеда Графиня, отведя обеих сестер в кабинет, сказала им: "Мне должно вам открыть, что я слышала сего дня по утру от Фонроза: он уверяет меня, что Луиза вскружила голову этому бедному Виконту Вердаку. Сего дня ночевал он в комнате. которая отделена от фонрозовой тонкою перегородкою; во всю ночь кричал: браво! и бил такту по стене изо всей силы." Услышав сие, Луиза взглянула закрасневшись на сестру свою. Юлия дивилась симпатии, и Луиза призналась, что ей очень кажется чудно такое согласие мыслей и чувствий.

Фонроз пересказал сию сказку и Вердаку, которой сначала не верил, клянясь ему, что никогда не бывал лунатиком; но Фонроз утверждал, что ничего не было этого справедливее, и он наконец поверил, изъявляя притом великое удовольствие, что девица Форлис говорила об нем ночью.

В следующий ден было Воскресенье; всякой праздник имели обыкновение танцовать в зале с крестьянами и горничными девушками. Вердак не умел танцовать; но уверял, что ему очень приятно быт зрителем сего сельского бала. Однакожь через четверть часа сделалось ему так скучно, что он решился уйти на чистый воздух в прекрасной Аглинской сад, и там поудить рыбу, до чего был он большой охотник. Он вышел из залы украдкой, в ту самую минуту, как Луиза начала с Фонрозом менуэт. Она со всем своим искуством и сановитостию делала два первые поклона, как вдруг приметила отсутствие Вердаково.... Она не имела ни малейшей наклонности к кокетству; но какая женщина может быть совершенно нечувствительною к первой страсти, ей внушаемой, или о которой она по малой мере так думает?." Луиза после сего танцовала менуэт свой с таким небрежением, какого прежде никогда не показывала, и от того много выиграла; ибо что наиболее придавало ей неловкости, было то правило, чтоб все делать с величайшею важностию и глубоким прилежанием. От сего произходило, что, все Учители были ею всегда совершенно довольны, а зрители никогда.

После менуэта Фонроз шепнул Луизе: "знаете ли, за чем Вердак вышел?" - За чем? - "Он боится, что не в силах будет обуздать своих чувcтвий и сделает еще сцену. С холодным своим и скромным видом этот молодой человек очень пылок; он имеет характер пламенной, душу огненную; это настоящая гора Гекла, которая, будyчи покрыта льдом, горит внутри." Сие географическое сравнение чрезмерно понравилось Луизе.

Фонроз пошел в сад искать друга своего, и нашел его сидящего подле древней гробницы, на берегу пруда и с удою в руке. "Любезный Вердак! сказал он ему голосом важным: что значит эта глубокая задумчивость, которая заставляет тебя убегать от всех забав и удаляться в такие дикие места между гробов?"... Как! отвечал Вердак, удивленный важным видом Фонроза: клянусь тебе, что у меня нет никакой печали; я пришел сюда для того, что очень люблю удить рыбу.... - "Открой мне свое сердце!" продолжал Фонроз с притворною чувствительностию. - Уверяю тебя, что у меня нет никакой тайны. - "Неужели ты в самом деле не знаешь, какое чувствие волнует твою душу?" - Какое? - "Я должен вывесть тебя из заблуждения.... Ты влюблен, мой друг!" - В кого? спросил Вердак с любопытством". - "В девицу Луизу Форлис, отвечал Фонроз. При сих словах Вердак уронил свою уду и сделался недвижим от удивления. Подумав несколько сказал он: мне кажется, любезный Фонроз, что ты угадал. - "О! для этого не нужно мне было иметь много проницательности.". - Ты знаешь меня лучше, нежели я сам... - "Ты не опытен, друг мой! это первая твоя страсть." - Так точно. - "Но эта страсть решит судьбу твоей жизни: выборь твой очень хорош." - Правда, что девица Форлис.... - "Ты влюбился в нее с первого взгляда..." - Признаюсь, что красота её и таланты сильно меня поразили; но, по нещастию, отец мой имеет другие виды, и.... - "Не беспокойся! батюшка твой не дал еще слова; он любит тебя и верно не захочет сделать вечно нешастливым." - Действительно, теперь бы трудно было мне забыть девицу Форлис. - "Друг мой! не должно отчаяваться; ты очень скрытен, однакож я вижу, что произходит в душе твоей. Ты жестоко страдаешь."... - Я очень беспокоюсь. - "Подумай, что кроме личных преимуществ, девица Форлис очень знатная и богатая невеста; словом, я беру на себя изпросить согласие батюшки твоего." - Ты много меня одолжишь. Но могу ли надеяться понравиться девице Форлис? - "Вы сотворены друг для друга; легко можно приметить, что она имеет к тебе склонность." - Постараюсь заслужишь её уважение.

"После сего разговора, которой пересказали Луизе с надлежащими прикрасами, любовники начали несколько более заниматься друг другом, и Графиня, разделявшая с Фонрозом доверенность Вердакову, присоветовала сему последнему открыть страсть свою Луизе и обещала найти удобный к толпу случай. Действительно, однажды гуляя по саду, Графиня, Фонроз и Юлия оставили Виконта наедине с Луизою в беседке, под предлогом, что пошли за гитарою Юлии, которую просили спеть романс. Возвратились не прежде, как через полчаса, и нашли любовников играющих в волан; они не сказали друг другу ни слова. Фонроз решился наконец сочинить Виконту страстное письмо; Графиня взялась отдать его Луизе, которая отвечала ему через нее словесно, что ей приятно искание Гна. Виконта Вердака, и что как скоро получит он согласие своего родителя, она дозволяет ему говорить с Гжею. Форлис. В ожидании сего, Луиза, удостоверенная наконец, что она любима, объявила обо всем матери своей, которая удивилась и почувствовала досаду, что Фонроз не влюблен в большую дочь ея; она предпочла бы его Виконту, которой казался ей слишком молод и не так любезен; и однакожь как он был единственный сын знатного и чрезвычайно богатого человека, то она одобрила преднамереваемый союз, начала даже сама оного желать, когда Луиза призналась ей, что влюбилась в Виконта с первой минуты своего с ним знакомства. Она рассказала обстоятельно матери своей не истину, но то, в чем ее уверили, Гжа. Форлис нашла в сем повествовании прекраснейший роман, ибо он содержал историю любви милой дочери её и любовника, назначаемого ей в супруга. Письмо ему сочиненное Фонрозом, показалось Гже. Форлис мастерским произведением нежности и чувствительности. Между тем Графиня уехала в Париж, обещав на другой день возвратиться. В Париже услышала она странные произшествия: Молодая особа, назначаемая Бароном в невесты сыну его, была её родная сестра. Сей брак, тайно предположенный двумя отцами, долженствовал прекратить долговременную тяжбу и был в особливости желателен для семейства Адриэнны. В следующий день ожидали приезда Барона Вердака. Отец Адриэнны, зная, что молодой Вердак находился в Шевильи у Гжи. Форлис, пересказал все сии подробности дочери своей, препоручив ей предупредить искусно Виконта в пользу сестры ея. Адриэнна, будучи в отчаянии, что затеяла план, толь противный выгодам её семейства, приняла твердое намерение, как можно, стараться его разрушить, ласкаясь надеждою, что ей не трудно будет поссорить двух любовников, которые не имели любви. Труднейшим казалось ей то, каким образом действовать без ведома Фонроза и Юлии, и обманывать их так, чтоб они того не приметили. Наконец не могла она, не подав на себя подозрения, объявить Виконту личных своих выгод, ниже открытых хитростей, употребленных для уверения его, что он влюблен. Надлежало стараться увезть его как можно скорее из Шевильи, уговорив отказаться от Луизы. Сообразно с сим намерением, начертала она в уме своем план и спешила возвратиться в Шевильи. Приехав туда, услышала, что Фонроз, чувствуя сильную головную боль, не выдет в тот день из своей комнаты. Сей случай чрезвычайно благоприятствовал намерениям Адриэнны и она умела им возпользоваться. Отведя Виконта в отдаленнейшую часть сада, она сказала ему: "знаете ли, что этот бедной Фонроз чрезвычайно меня беспокоит?" - Болезнь его не опасна. - "Болезнь! неужели вы и действительно думаете, что он от мигрени не выходит из комнаты, и никого к себе не пускает?" - Мне сказывали, что он спит. - "Да, спит!... Как вы не можете угадать истины?" - Право не могу; сверх того не люблю подозревать.... - "Вы добродушны, это я знаю, но имеете тонкой ум; здесь же дело идет о том, чтоб угадать поступок прекрасной, великой, даже, можно сказать, героической." - Но какое сношение может это иметь с мигреною Фонроза? - "Я открою вам тайну важную; но к этому принуждают меня ваши и нещастного Фонроза выгоды. Обещайтесь мне быть скромным, и особливо никогда не сказывать Фонрозу, что вы от меня это узнали." - Даю вам честное слово. - "Знайте же, что Фонроз ваш соперник" - Соперник?... - "Так, любезный Виконт. Он боготворит Луизу, надеялся получить согласие матери ея; но узнав страсть вашу и видя, что она имеет к вам склонность, он немедленно пожертвовал собою." - Клянусь вам, сударыня, что я не угадал бы этого во сто лет; в противном случае я не допустил бы его до такого пожертвования", - "Теперь, когда вы узнали уже всю правду, то верно вспомните множество таких вещей, которые не оставят ни малейшего сомнения о чувствиях нещастного Фонроза." - И действительно, он говорил всегда о девице Форлис с таким энтузиасмом... - "Которой должен бы вам был показаться ненатуральным.... Одни только влюбленные так изъясняются." - Это правда. Он страстно любит ее. - "Скажите лучше, что он умирает от любви." - Я всегда почитал его отменно честным человеком, а эта черта довершает.... - "Неужели захотите вы погубить этого редкого, верного друга."... - Боже мой! сударыня, скажите, что мне делать для возвращения ему здоровья? "Послушайте: я должна вам еще сказать, что батюшка ваш послезавтра приедет, и что он твердо намерен женить вас на избранной им особе. Это узнала я нечаянно, однакожь достоверно. Не уже ли хотите вы поссориться с отцем и умертвишь друга?" - Нет, нет, сударыня! я отрекаюсь от девицы Форлис.- "Это благородное пожертвование достойно вас. Послушайте: вот как должно вам поступить. Не говорите Фонрозу ни слова. Было положено, чтоб завтра открылись вы Гже. Форлис, и просили бы у нее руки её дочери; вместо этого скажите ей, что вы получили от родителя вашего письмо, в котором извещает он нас, что в рассуждении женитьбы вашей вступил он в другия обязанности, и что свадьба ваша отложена только на несколько дней; потом, откланявшись ей и вооружась великодушием, поезжайте, не видавшись с Фонрозом и девицей Форлис." - Очень хорошо, сударыня! Я в точности выполню ваше предписание.

Сей великодушный поступок ничего почти не стоил Вердаку; однакожь хотя он столько же мало был способен к сильной дружбе, как и к любви, но в сию минуту был расположен сделать истинное пожертвование Фонрозу. Он имел душу очень обыкновенную, но был обязан хорошему воспитанию честными правилами. Сего довольно молодому человеку, чтоб вести себя благородно в таких случаях, когда сильные страсти не сражаются с сими первыми впечатлениями. Вердак мало умел чувствовать, но хорошо рассуждал; он не имел столько опытности и ума, чтоб примечать оттенки; удобно смешивал геройство с простою должностию, и сделав привычку судить о вещах всегда по мнению тех людей, к которых имел доверенность, мог сделать без всякого намерения выспреннее деяние, не видя великости его и не гордясь оным, лишь бы только руководствующая нить особа ему оное предписала. Графиня, опасаясь, чтоб не увидели ее наедине с Вердаком, оставила его в саду и возвратилась в комнаты. Виконт, рассудив зрело о сказанном ему, решился оказать другу своему важную услугу, не сообщая ему, что говорил он с Адриэнною. Он от природы любил причинять другим удивление, им самим испытанное; сверьх того не противно ему было придать себе более цены пожертвованием любви своей. В тот же вечер приняв на себя таинственный вид, просил он Гжу. Форлис поговорить с ним наедине, а она назначила ему свидание в следующий день по утру в девять часов.

Виконт прежде еще положенного времени явился к Гже. Форлис: его тотчас ввели, и он сначала пришел в великое замешательство, увидя себя наедине с сороколетнею женщиною, о которой имел он высокое мнение; но ободренный наконец тем, что пришел сообщить ей такие прекрасные вещи, начал разговор. "Сударыня!" сказал он ей; "я открою вам удивительные дела." - Такое начало заставило Гжу. Форлис улыбнуться. Думаю, отвечала она, что я почти угадала их... - "Нет, сударыня; это не возможно."... - Чтож такое скажите. - "Вы без сомнения уверены, что у Фонроза болела вчера голова? Ничего не бывало, сударыня."... - Как! я не понимаю... - У Гна Фонроза совсем голова не болела." - Продолжайте, сударь! что вы хотите сказать? - "Г. Фонроз находится в великой опасности; он умирает.".. - Боже мой! перервала Гжа. Форлис, испугавшись: надобно послать в Париж за Доктором. Сказав сие, бросилась она звонить; но Виконт удержал ее. - "Нет, сударыня! сказал он: нет, он не имеет нужды в Докторах; вы можете излечить его одним словом... Он страстно влюблен в девицу Луизу Форлис.".. Тут Вердак перестал казаться смешным Гже. Форлис, и она начала его слушать с величайшим вниманием. Как! сказала она: в мою большую дочь? - "Так, сударыня! он боготворит ее.".. - Уверены ли вы в этом? - "Уверен, сударыня! это совершенная правда." - Для чего же он мне не открылся? - "Узнал, что и я такие же имею чувствия.".. - И верно полагал, что дочь моя их с вами разделяет? Ах, как это трогательно с обеих сторон!... Сказав сие, Гжа. Форлис отерла глаза свои, наполненные слезами, и простирая руку к Вердаку, сказала: Любезный Виконт! я чрезмерно тронута вашим добросердечием и великодушием. - "Я исполняю только долг свой, сударыня, отвечал Виконт, ободренный сею похвалою, и прошу у вас для Гна. Фонроза руки девицы Луизы Форлис." Сего только одного и желала Гжа. Форлис; ибо она не понимала, каким образом дочь её могла предпочитать Вердака Фонрозу, хотя с сей минуты почувствовала она величайшее уважение к первому. Будучи уверена в своей власти над умом Луизы, она хотела предупредить ее прежде, нежели вступит в обязательство; но Вердак так усильно просил ее послать не медля за Фонрозом, что она согласилась. В ожидании его, Виконт ходил по комнате с видом нетерпения, наслаждаясь заранее приятным удивлением, которое готовил он другу своему. Фонроз входит, Виконт бежит к нему на встречу, и обняв его, говорит: "Друг мой! благодари Гжу. Форлис; она соглашается на союз твой с любезною." При сих словах Фонроз, не сомневается, чтоб тайна его не была открыта; думает, что ему предлагают руку Юлии, и в радостном восторге бросается к ногам Гжи. Форлис, которая, живо будучи тронута, сказала ему: "не меня, а великодушного вашего соперника благодарить вам должно."... Сии слова поразили как громом Фонроза; он увидел часть истинны, но столько однако же сохранил присутствия духа, что ничего не сказал, и наклонил голову к коленам Гжи. Форлис, чтоб скрыть удивление и замешательство, изобразившиеся на лице его. Так, мой друг! сказал Виконт: уступаю тебе девицу Луизу Форлис, и удаляюсь отсюда; отец мой сего дня приедет. Я спешу к нему, и чтоб избавить тебя от всякого беспокойства, женюсь немедленно на девице, которую он для меня избрал... Нет! нет! перервал Фонроз, встав стремительно: я не употреблю во зло такого редкого великодушия!.... Я уступил первому влечению страсти, которого обуздать был не в силах; но рассудок призывает меня к должности... - Любезный Фонроз! отвечал Вердак: я не переменю своего намерения; лошади мои готовы, сию минуту еду... Нет, я этого не дозволю, вскричал Фонроз... "Простите, сударыня! продолжал Вердак, низко поклонясь Гже. Форлис, которая в продолжение сего героического разговора плакала от удивления: простите! Сказав сие, вышел он поспешно; Фонроз бросился за ним, и догнав его на лестнице, схватил за руку, и увел его насильно, приказав человеку отослать почтовых лошадей.

Вердак, приведенный Фонрозо в свою комнату, повторял, что он непременно устоит в своем намерении. "Здесь дело идет не о любви твоей, или моей, сказал ему Фонроз: нам должно заниматься только Луиза; она тебя любит, и тебе не дозволено быть великодушным против меня на счет её благополучия. Сверьх того могу ли я принять твое пожертвование? Честь запрещает мне жениться на такой девушке, которая вышла бы за меня по принуждению, и которой сердце уже не свободно." - Со временем она тебя полюбит - "Нет! нет! от первой страсти никто еще совершенно не изцелялся. Девица Фэрлис не первая, в которую я влюбился; чувствую, что рассудок может одержать верьх над склонностию довольно слабою. Но ты, которого она любит, ты должен быть верным; естьли же оставишь ее, то будешь обольститель." - Обольстителен я никогда не буду. - "Верю. Не дозволяй же ослеплять себя ложному великодушию; прими щастие, тебе предлагаемое." - Но отец мой? "Ты получишь его согласие. Прежде всего надобно тебе исполнить то, чего требуют от тебя чувствия Луизы; ты должен просить руки её у матери. В теперешнем волнении был бы ты; не в состоянии говорить с нею..." - Так, я очень встревожен. - "Ты даже не можешь и писать. Я несравненно тебя спокойнее, и сочиню письмо, которое ты спиши и пошли к ней; потом скажешь мне, каким образом узнал ты, что я влюблен в Луизу. Кто подал тебе эту мысль?..." - Никто.... мигрена твоя открыла мне глаза. - "Мигрена?" - Да, я тотчас увидел, что ты был болен с печали. - "О! страсть моя так далеко не простирается. Признаюсь, что естьли бы Луиза меня любила, я стал бы обожать ее; но увидя, что не могу ласкаться таким щастием, начал я питать к ней чувствие невольное, которое меня не мучит и которое совершенно погаснет, когда будет она твоею женою. Но займемся теперь письмом к Гже Форлис; после станем продолжать наш разговор."

Фонроз взял чернилицу и написал к Гже Форлис следующее письмо:

"Милостивая Государыня!

"После продолжительного разговора с другом моим, увидел я очень ясно, что страсть его несравненно слабее моей; он может прожить без девицы Форлис, а я признаюсь, что не могу существовать без нее. Он сам дал мне позволение открыть вам свое сердце и жестокость любви, которою хотя и мог я пожертвовать дружбе, но ничто в свете изтребить ее не может. Удостойте, М. Г. возвратить мне надежду и с нею жизнь мою."

Фонроз, оставя сию записку Вердаку, которой обещал немедленно ее переписать и отослать, пошел к Юлии, чтоб сообщить ей о всем произшедшем. Лишь только вышел он из комнаты? как увидел Адриэнну, которая, приведена будучи в сильное беспокойство сим тайным сношением, прокралась в коридор. Фонроз притворился, что не приметил ее, и продолжал идти; стоит спрятавшись за разтворенную дверь, увидел, что Адриэнна вошла с поспешностию к Вердаку. Тогда Фонроз ясно увидел вероломство Адриэнны, хотя и не мог понять, причины онаго. Он покушался возвратиться к Вердаку, но подумал, что Адриэнна легко найдет себе оправдание в сем тайном посещении, толь противном благопристойности; он решился показывать, что не имеет на нее никакого подозрения, и вознамерился прилежно замечать все её поступки, дабы после тем удобнее было обличить ее. В следствие сих размышлений спешил он видеться с Юлиею.

Адриэнна вошла к Вердаку. Он чинил перо, чтоб списать тщательно и лучшим своим почерком записку, сочиненную Фонрозом. Адриэнна тотчас начала делать ему вопросы, на которые Вердак ответствовал с обыкновенным своим простодушием, и клялся ей честию, что не упоминал даже имени её и что никто не имеет подозрения, чтоб она участвовала в его поступках; потом возобновил ей обещание свое соблюсти строжайшую в рассуждении сего скромность. Адриэнна уверяла его, что Фонроз скрывает горесть свою и говорила так убедительно, что Вердак возвратился к прежнему своему намерению, которое и действительно было ему приличнее; ибо он смертельно боялся раздражить отца своего. "Но что ж мне делать?" сказал Вердак. - Такое же прекрасное деяние, как фонрозово, отвечала Адриэнна. Пускай эта записка, которую написал он для вас, послужит к его щастию. - "Как?" - Отдайте мне ее; я отнесу ее к тетушке от Фонроза, как будто написал он ее от себя. Между тем велите оседлать себе лошадь и поезжайте немедленно; ступайте к батюшке вашему, которой вас ожидает. Вердагу чрезвычайно понравилась мысль сия: он позвал своего камердинера, приказал ему седлать как можно скорее лошадь и вывести ее за ворота, потому что он хотел уехать тайно. Адриэнна, весьма довольная его послушанием, оставила ею, взяв письмо, Фонрозом писанное и на котором надписал он своею рукою: Госпоже Форлис. Адриэнна полетела к тетке своей, позвала ее в кабинет, там вручив ей записку от Фонроза, которого рука была очень известна Гже. Форлис, сказала ей, что, нашед сию бумагу в коридоре и прочитав только имя Гжи. Форлис, сочла она должностию принесть к ней эту записку. После сего объяснения Адриэнна примолвила, что к ней приехал от отца человек с повелением быть немедленно в Париж; и простясь с теткою своею, оставила ее одну. Гжа. Форлис с поспешностию прочитала Фонрозову записку, и причиненное ею заблуждение обрадовало ее до бесконечности; ибо Фонроз был желаемый ею зять. Она велела позвать к себе Луизу, рассказала ей о великодушной борьбе друзей и прочитала полученную записку. Луиза слушала сие повествование с великим холоднокровием, она не знала, что думать и кому более удивляться, Фонрозу, или своему Вердаку. Мать решала её недоумение, сказав, что оба сии добродетельные любовники были равно ее достойны, но Виконт, примолвила она, не получит, может быть, согласия отца своего, следовательно нам не должно более об нем думать. Фонроз боготворит тебя; он ни от кого не зависит; можешь ли ты быть нечувствительною к такой нежной привязанности? Луиза отвечала, что она очень ему благодарна, и что, видя невозможность выдти за Вердака, без принуждения соглашается быть женою Фонроза. Гжа: Форлис, чрезмерно обрадованная сим ответом, послала за Фонрозом, которой немедленно явился. Любезный Фонроз! сказала она ему, указывая на Луизу: она твоя, и согласна... Фонроз окаменел. Может быть, продолжала Гжа. Форлис, написав ко мне трогательную записку, которую теперь я читала, вы и раскаяваетесь в этом поступке; может быть, еще раз приняли вы благородное намерение пожертвовать собою; но сам Бог не допустил вас до этого: вы потеряли записку, ее ко мне принесли; вот она.... Сказав сие, показала он ему письмо, которое Вердаку списать надлежало; и Фонроз, будучи почти вне себя от досады, познал плод свидания Адриэнны с Вердаком. Подумав несколько, подошел он к Гже. Форлис и, взяв её руку, сказал: "Ах, сударыня! естьли бы вы могли читать в сердце моем, вы увидели бы, сколько чувствую ваши милости.... но я так разтроган, так встревожен, что не в состоянии выразить вам моей благодарности. Дозвольте мне на минуту вас оставить и подумать в уединении о странном моем положении." Сказав сие, вышел он, не дождавшись ответа, я написал карандашем две строчки к Юлии, чтоб уведомить ее о сем чудном произшествии. Потом пришед в конюшню, сел на Вердакову лошадь и поскакал в Париж. Он предвидел, что Адриэнна уговорит Вердака уехать из Шевильи, и знал, что она и сама уже поехала. В следствие сего склонит он Вердакова камердинера и конюхов, чтоб они всячески постарались удержать подолее Виконта, ему сперва сказали, что лошадь его разковалась; он требовал почтовых: его заставили ждать целой час и сказали, что лошадей нет. Он велел подковать свою лошадь: не могли найти кузнеца. Виконт между тем прогуливался по двору с видом довольно пасмурным, не воображая, чтоб Фонроз уехал, и на его лошади. Юлия с своей стороны готовила большой переворот Луиза после разговора с матерью возвратилась в свою комнату, и важным, приличным обстоятельствам тоном сказала Юлия, что из послушания к родительнице объявила Фонрозу, что согласна за него выдти... услышав сие, Юлия, предваренная уже Фонрозом, бросилась на шею к сестре своей с видом горестнейшего удивления. "Ах, бедная моя сестрица'! вскричала она: что с тобою будет?" - Это меня очень огорчает, отвечала Луиза: ты знаешь, что я любила Гна. Вердака, но теперь не должно более об нем думать... - "Бедная сестрица!... как ты бледна и встревожена!"... - Правда, что это мне дорого стоит.... - "Тебе было-бы легче, естьли бы ты могла плакать!"... - Нет, я не буду плакать, но чувствую такую тягость на желудке... - "Знаешь ли, что это очень опасно?"... - Мне хочется принять Гофмановых капель... - "Постой, я тебе налью их. Как ты дрожишь!... дозволь, я тебя раздену."... - О! нет, сей час позовут обедать... - "Обедать! в теперешнем твоем положении!"... - Я очень мало завтракала, и чувствую такие спазмы.... - "Это еще усилится, естьли ты поешь. Я уверена, что у тебя жар: ах, какой скорой и судорожной пульс!".... - Не в правду ли?... - "У тебя горячка."...- Какое нещастие быть так чувствительною!... - "Тебе надобно лечь." Сказав сие, Юлия начала с поспешностию раздевать сестру свою. Луиза несколько тому противилась; но Юлия, говоря ей беспрестанно о Вердаке, описывая чрезмерное его отчаяние, умела наконец ее тронуть. Луиза сколько волею, столько и неволею, легла в постелю. Сделали условие сказать Гже. Форлис, что у Луизы чрезвычайно заболела голова, и что она просит дозволения обедать у себя в комнате. Юлия присоветовала сестре своей напиться мелисы, и оставила ее, обещав придти тотчас после стола. Юлия пошла искать Вердака, которого нашла на дворе, где уже он часа два дожидался лошадей; он так устал, что почти не мог стоять на ногах и за неимением скамьи решился сесть на качели, сделанные между двумя деревьями, и от скуки качался потихоньку с видом рассеяния, когда Юлия, запыхавшись, к нему прибежала. "Что вы здесь делаете? сказала она ему: Луиза очень больна!" - Как! отвечал Вердак, сошед с качелей; что такое?- "У нее страшной нервической припадок. Не уже ли вы и действительно поверили, что она добровольно могла решиться идти за Фонроза, чувствуя к вам такую сильную склонность?... Она теперь в постеле и в жестокой горячке.... а вы можете быть так немилосерды, что хотите уехать и оставить ее в этом жалком положении!.."- Боже мой! я не знал..... В сию минуту Вердак замолчал, услышав звон колокола к обеду, что совершенно побудило его остаться..... Хорошо, продолжал он, я сего дня не поеду. Сказав сие, подал он Юлии руку, и оба спешили в комнаты. Гжа. Форлис и двое или трое гостей садились за стол. Юлия сказала тихонько матери, что Луиза не здорова и просит у нее дозволения остаться в своей комнате. Гжа. Форлис согласилась, подумав, что Луиза опасается присутствия Виконта; но встревожилась, услышав, что Фонроз уехал в Париж. Виконт казался печальным, говорил мало, но ел много: движение, по утру им сделанное, придало ему такую охоту к пище, которая была гораздо приметнее его печали. После обеда вошли в гостиную и через минуту услышали стук кареты. Вердак подошел к окну и вскричал от удивления, увидя отца своего приехавшего вместе с Фонрозом.

Гжа. Форлис, не меньше его изумленная, пошла в кабинет для принятия сего неожидаемого гостя. Фонроз с торжествующим видом представил Барона Вердака Гже. Форлис, сказав, что он приехал просить сыну своему руки девицы Луизы Форлис. Щастие мое былобы беспредельно, сударыня, продолжал он, естьли бы я мог иметь такую супругу; но кроме дружбы моей к Вердаку, есть еще другое непреодолимое препятствие благополучию моему: я слишком ясно видел, не взирая на чрезмерную скромность девицы Форлис, что она питает тайную склонность к Вердаку. Долг велел мне пожертвовать чувствиями моими ей и другу моему; я немедленно поехал к Гну. Барону Вердаку, и чтоб заставишь его благосклонно принять желание сына его, мне стоило только, сударыня, произнесть ваше имя.

Барон подтвердил с своей стороны все сказанное Фонрозом, и Гжа. Форлис, удивляясь сим чудесным произшествиям, дала свое согласие. Луиза допивала осьмую чашку мелисного своего чаю, когда пришли сообщить ей сие известие. Она показалась очень обрадованною; Юлия, как легко можно себе представить, искренно разделяла радость ея. Ужин был очень весел, несмотря на сожаление, внушаемое великодушным Фонрозом, которого героической поступок превозносили похвалами до небес. Спустя несколько дней, Гжа. Форлис спросила у него с умилением, действительно ли он изцелился от страсти своей к Луизе? Так, сударыня! отвечал он: Луиза теперь для меня ничто иное, как милая сестра.... Она и в самом деле, отвечала Гжа. Форлис, могла бы сделаться вам сестрою. - Ах! вскричал Фонроз: щастие, быть к вам так близким, было бы сильнейшим для меня утешением. Гжа. Форлис обняла его, сказав: хотя я и не ту вам назначала, однакожь мне все не меньше приятно иметь вас зятем. Об этом сообщили Юлии: ответ её угадать не трудно. Через две недели положили быть обеим свадьбам. Сия развязка привела в отчаяние пронырливую Адриэнну; но её наказание сим еще не ограничилось: Барон Вердак выиграл тяжбу у отца ея. Наконец Адриэнна потеряла невозвратно дружбу Юлии и Фонроза. Гжа. Форлис выдала дочерей своих в один день, повторяя всем своим знакомым, что из истории зятьев её можно сделать прекрасной роман, или самую трогательную Драму, Холодная и премудрая Луиза была во всю жизнь свою неукоризненною и щастливейшею супругою, и Вердак замечал, что его блаженство опровергает пословицу, которая говорит, что браки, заключаемые по любви, всегда бывают нещастливы. Юлия, имея склонность к кокетству и проискам, часто была неосторожна, ветрена, легкомысленна. Блистательный Фонроз в продолжение многих лет не редко подавал ей поводы к ревности, и сам был очень ревнив. Много раз, среди сих домашних бурь, завидовали они судьбе любовников без любви, которых хитростями своими соединили.

Жанлис Мадлен Фелисите - Любовники без любви, читать текст

См. также Жанлис Мадлен Фелисите (Ducrest de Saint-Aubin) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :