Жанлис Мадлен Фелисите
«Линдана и Вальмир»

"Линдана и Вальмир"

Сочинение Госпожи Жанлис.

Была полночь. У Морфизы ужинало много гостей; в карты играть перестали. Все женщины в 40 и в 50 лет искали своих муфт и велели подвозить кареты. Скучные выходили один за другим, зная хотя то светское правило, что где не ужинают, там не надобно сидеть долго после ужина. Морфиза благодарила, обнимала, провожала, говорила всякой гостье ласковое слово. Жеркур, во время сего волнения, сидел покойно у камина, подле стола, на котором он два часа играл в Виск - сидел тут для того, что не считал за нужное искать другова места; не задумавшись, не с намерением, а единственно для покоя. Жеркур был один из тех ленивых людей, которых сама Натура делает философами: им хорошо везде, где не дурно; они без всяких правил Морали любят мир и тишину более всего на свете; не бывают коварными для того, что коварство требует деятельности; не знают сильных страстей, и среди общего волнения наслаждаются истинным сокровищем мудрости: умеренностию и покоем. Не льзя назвать их жизни скучною; нет, они могут быть забавны и чувствительны по своему. Не терпѣть есть уже для них щастие; думать, не зная о чем, отдыхать и не заботиться, кажется им живейшим удовольствием. Они не хвалятся, не гордятся своею философиею, и следственно бывают скромнее обыкновенных философов.

Наконец Морфиза освободилась от хлопот, проводила всех важных, рассудительных людей, которые не сидят до свету, и сердечно обрадовалась, видя у себя только друзей своих: прекрасную Линдану, богатую, двадцатилетнюю вдову - Бальмира, страстно влюбленного в Линдану, но с малою надеждою - и холодного Жеркура, который в то время не имел никакой связи. Сели ближе к камину. Один Жеркур не тронулся с места, сидя на покойных креслах и рукою облокотившись на стол: ему было и так очень хорошо!... Сперва поговорили о тех, которые уехали; но скоро Вальмир обратил разговор на чувствительность. Имея от природы пылкую душу, он изъяснялся с великим жаром и со всею неуверенностию молодого человека, который говорит о любви при своей любовнице. Морфиза восхищалась, Линдана слушала с умилением, Жеркур от времени до времени улыбался, Вальмир, желая еще убедительнее доказать власть любви, рассказывал многие случаи: на пример, как один любовник, в угождение любовнице, был шесть лет немым; как другой десять лет выжил пустынником, возвратился с длинною бородою и с пламенным сердцем; как третий, исполняя волю богини своей, должен был завоевать трон и сделался Александром от любви. Все такие истории прекрасны, сказал Жеркур: но давно ли это случилось? Сей вопрос замешал романического Вальмира, и гордость Линданы оскорбилась насмешкою холодного Жеркура. "Конечно, отвечала она с притворною улыбкою: Жеркур прав. Время любовных чудес прошло; мы теперь ничто иное, как Царицы, сверженные с трона; слава наша состоит в одних преданиях древности, в одних воспоминаниях; власть потеряна - и навеки!" Нет, вы все царствуете, сказал Жеркур: но только образ правления стал другой..,. Тот же, тот же! перервал с жаром Вальмир: он был и есть деспотической. Женщина, которую люблю, может велеть мне все - и непременно сделаю. - "Вы это думаете, и довольно!" отвечал Жеркур. Уверен, сказал Вальмир... "Как! не уже ли согласитесь на самое необыкновенное доказательство любви?" спросила у него Линдана: "не уже ли все исполните, чего бы она ни потребовала?" - Желаю только знать волю ея. - "Естьли бы она вам сказала: оставьте Францию; путешествуйте три года; но все это время не пишите ко мне ни слова; наконец возвратитесь, и я ваша!"... Ради Бога скажите, шутите вы или нет? спросил Вальмир. - Нет, отвечала Линдана с живостию и с тайным удовольствием самолюбия: нет, я говорю; что думаю. - "Вы согласитесь тогда быть моею?" - Клянусь, но единственно с таким условием. Чтобы пожертвовать моею свободою, мне надобны не слова, а доказательства истинной и в самом деле чрезвычайной привязанности. - "Простите; я еду." - Тут Линдана, сердечно тронутая, подала руку Вальмиру, который, став на колени, взял ее, поцеловал, встал и хотел итти.... Постойте, сказал Жеркур с холодностию, вынув карандаш: запишем число, чтобы вы могли возвратиться точно в назначенный срок.... Во время сего странного явления Морфиза с удивлением смотрела на двух любовников, и слушала их с таким любопытством, которое не дозволяло ей говорить. Жеркур написал на карте и прочитал вслух: 28 Генваря 1782 года, в два часа утра. И так, любезной Вальмир (сказал он), мы увидмся с вами не прежде 1785!.. Так, отвечал Вальмир: но прошу не жалеть обо мне. Уверение, с которым еду, сделает для меня и самую разлуку любезною... Тут Вальмир вспомнил о хозяйке, и подошел к Морфизе, которая обняла его с некоторым восторгом. Линдана пленялась славою иметь любовника, напоминающего своею привязанностию времена рыцарей. Вальмир гордился величием роли своей; надеялся сделать себя бессмертным, и думал, что пример его будет новою эпохою в летописях любви. Питаясь такими лестными мыслями, он с живейшим удовольствием расстался на три года с любовницею и с друзьями, и побежал из комнаты, сказав, что прежде рассвета будет уже на пути в Англию. Когда он ушел, Линдана вынула платок и закрыла им себе глаза на несколько минут. Морфиза осыпала ее жестокими укоризнами и хотела, чтобы она воротила страстного и великодушного Вальмира. Линдана объявила торжественно, что ни для чего в свете не переменит слова; и будучи умна, говоря приятно, с таким искусством оправдывала свое тиранство в рассуждении бедного Вальмира, так хорошо рассуждала об истинной любви, о достоинстве женщин, о своих чувствах, что Морфиза (которая не могла спорит с нею, и даже понимать ее) наконец согласилась и сердечно удивлялась ей, Линдана взглядывала между тем на безмолвного Жеркура, чтобы видеть, какое действие производит в нем её красноречие; но к досаде своей увидела, что он засыпает. Ударило пять часов, и Линдана встала. Морфиза обрадовалась, потому что она уже минут сорок с великим трудом удерживала зевоту, которая душила ее. Что касается до Жеркура, то он с сожалением расстался с покойными своими креслами. Как, вы уже едете! сказал он с холодным и беспечным видом Линдане, подавая ей руку. Морфиза засмеялась. Линдана шутила над ним с некоторою досадою. Жеркур отвечал с приятностию - и таким образом расстались.

Жеркур был самым модным человеком в свете, и тем более нравился, что имел в себе много отменнаго; не искал в женщинах, и не льстил им; деятельная роля щастливого Адониса не соглашалась с его характером, и леность делала его постоянным. Вступив в свет, он привязался к одной женщине, не за ум и красоту ея, а для того, что видался с нею чаще, нежели с другими. Связь их продолжалась десять лет, и разорвалась только смертию. Женщины, которые хотят быть предметом обожания, редко находят такое постоянство в страстных любовниках. Жеркур мало тужил о своей любовнице, но в два года не подумал еще искать другой. Хотя он же был способен к сильным чувствам, однакожь любезная женщина могла тронуть его, по крайней мере на несколько времени, и тогда обыкновенная холодность его давала тем более цены и любезности сему неожидаемому чувству, выражаемому просто, мало и без всяких романических излишностей. Живость ума его равнялась с неподвижностию его характера: это странное соединение делало Жеркура еще забавнее и приятнее в обхождении. Случай и некоторые обстоятельства познакомили его с Морфизою; он любил её общество, хотя все те, которые составляли его, были несогласны с ним в рассуждении характера. Морфиза при ограниченном уме всему удивлялась, всегда обожала и любила до крайности; это ослепление есть страсть людей слабоумных, и предохраняет их от скуки в жизни. Вальмир соединял в себе многия приятности. с сильным воображением и самою пылкою чувствительностию. Линдана не уступала ему в живости романических идей. Овдовев в самой цветущей молодости, с редкою красотою, с богатством и с непорочным именем, она была предметом общего внимания. Женщины подобны завоевателям: великие успехи возвышают их гордость. Линдана хотела быть любимою до чрезмерности и тем славиться. Всегдашняя лесть испортила её от природы нежное сердце, и неумеренные похвалы сделали неумеренными её требования. Обыкновенные женщины верят только отчасти, когда их хвалят, но славные умом или красотою бывают хотя гораздо равнодушнее к похвале, но удивительны своим легковерием; оне слушают ее холодно, однакожь ни мало не сомневаются в её искренности; не плp3;няются лестию, а между тем к стыду своему не чувствуют ее. Гордость у самых умных людей отнимает тонкое чувство и проницательность. Скромность не обманывается, потому что она и в своем деле беспристрастна. Вальмир более других занимал Линдану; рыцарские идеи его ответствовали её понятию о совершенном любовнике. Она не была влюблена в него, но часто об нем думала и гордилась его страстию. Вальмир дозволял себе надеяться: другой с меньшею основательностию бывает даже уверен в своем щастии. Сама Линдана вмест с ним обманывалась. Приехав от Морфизы домой в шестом часу утра, она была так растрогана, в таком волнении, что не могла лечь на постелю, выслала девку свою, забылась и просидела на креслах до восхождения солнца, представляя себе Вальмира влюбленным Геробм и радуясь всего более мыслию, что такая жертва удивит свет! Какая слава! какое торжество быть любимою столь безмерно, и еще в осьмом надесять веке... Она в тоже время воображала и холодного Жеркура... мудрено ли? он досадил ей. "Нечувствительной Жеркур (мыслила Линдана) не поверит никогда, чтобы любовник мог жертвовать всем предмету страсти своей. С каким равнодушием он слушал Вальмира! даже ни мало не удивился! и конечно не думает, чтобы Вальмир в самом деле уехал!... Холодное сердце не понимает такой любви.... Жал! потому что Жеркур умен, приятен и даже любезен.... Но я должна думать о Вальмире, должна им одним заниматься''.... Эта последняя мысль заставила вздохнуть Линдану.

В девять часов она послала человека к Вальмиру. Ей сказали в ответ, что он в семь уехал в Англию. Бедной Вальмир, думала Линдана: что скажет теперь Жеркур?.. Мне хочется увидеться с ним, чтобы радоваться его удивлению.

В 12 часов она села в карету, поехала к Морфизе и нашла ее в восторге от Вальмирова письма - следующего содержания:

"Через несколько минут я поеду, исполнив приятную для меня должность - должность уверить вас, милостивая государыня, в моей благодарной, почтительной и нежной привязанности. Я начну свое путешествие с Англии, и пробуду там 6 или 7 месяцев; оттуда поеду в Италию, в Сицилию, в Грещю, а наконец в Гишпанию. Еще повторю вам: не жалейте обо мне! Она сказала: через три года ваша!.. Боже мой! Линдана будет моя!.. Ах! вы знаете, что я за несколько часов перед тем не хотел верить утешениям великодушной дружбы вашей! не имел надежды! Судите, что должен теперь чувствовать! Чего стоит такое щастие?.. Она запретила мне писать к ней и говорить о моей любви во все время разлуки; исполню её повеление, и впредь не буду в письмах своих упоминать о Линдане. Но мне конечно дозволено приписать ей журнал моего путешествия, который через три, года повергну к ногам ея. Она увидит, что мое сердце ею одною занималось во время ссылки моей! Всякой день буду говорить с Линданою: сколько томов могу написать! Ей некогда вручу их... Долговременная разлука без сомнения горестна; но в эту минуту чувствую одно блаженство, думаю единственно о том, что она дала мне слово быть моею. Эта восхитительная мысль не есть ли награда за все жертвы и горести?... Простите, милостивая государыня! Коляска моя готова. Спешу ехать, то есть повиноваться ей. Мне кажется, что, удаляясь от Парижа, я буду приближаться к цели моего благополучия. Вы увидите 28 Генваря 1785 году щастливейшего из смертных и самого искреннейшего из друзей ваших."

Бедной Вальмир! сказала Линдана: любезной молодой человек! Это письмо очень мило. Сделайте одолжение, любезной друг, покажите его Жеркуру. - Он не достоин того, отвечала Морфиза с важным видом: однакожь прочту ему, чтобы устыдить его. Ах, милой друг! как должны трогать вас нежные Вальмировы чувства! - "Они трогают меня несказанно." - Как украсится ими журнал его! Это будет истинное чувствительное путешествие. - "И без сомнения не хуже Йорикова." - Он более других имеет право говорить о любви; страсть его не мнимая, любовница не вымышленная, как у модных путешественников. - "Я заставлю его напечатать свой журнал." - Он будет милою, единственною книгою. Однакож знаете ли, любезная Линдана, что он уехал не быв в Версалии, не видав Министров и не взяв отпуска? - "Это прекрасно." - Он думал только о вас, фортуна, честолюбие, самая пристойность им забыты. - "Вот верное доказательство истинной страсти! Что скажет об этом Жеркур?" - И все нынешние молодые люди, ветреные и холодные? - "Так надобно быть любимою. Женщина, довольная слабым чувством, теряет свое достоинство." - Ах! как выдают нас замуж! На пример, мне выбрали супруга любезного и благоразумного, которой ни в чем не отнимает у меня воли и ведет себя прекрасно; для всех обыкновенных людей я щастлива; но... с моею чувствительностию, с моим сердцем такого щастия мало; мне хотелось бы любить с изступлением; хотелось бы эфирного слияния сердец, возможного только за пределами обыкновенной светской любви (Это выражение взято из одного модного романа, говорит Автор.)... Станем говорить о Вальмире. Надобно, чтобы бы, милая Линдана, теперь же поехали в Версалию и выпросили ему у Министра отпуск, через Герцогиню Д **. - "Поеду сию минуту, и возвращусь к вам ужинать."

Морфиза остановила Линдану, уговаривая ее написать несколько строк к Вальмиру - "в первый и в последний раз," сказала она: "он стоит того, чтобы вы письменно подтвердили ваше обязательство." Линдана согласилась; написала, и торжественно повторила свое обещание, но запретила ему отвечать. Она поехала в Версалию, увидѣлась с друзьями своими и за тайну, рассказала им, что сделал для нее Вальмир. Друзья удивлялись, хвалили его с жаром, растрогались, и выпросили для Вальмира дозволение путешествовать. С сего дня он сделался Героем чувствительных женщин, которые тогда составляли уже некоторого роду секту; говорили много о дружбе, о любви и достоинстве женского полу; имели особенной, страстной язык; оставляли другим, обыкновенным женщинам кроткие, умеренные склонности, приятность невинности и робости, превосходя самых мущин в твердости, силе характера и философии. Линдана не могла еще равняться с ними, однакожь имела щастливое к тому, расположение, которое подавало надежду, что она с помощию н 23;которых книг и примеров не отстанет от других Героинь в сем роде. В девять часов вечера Линдана с торжеством возвратилась из Версалии. Морфиза любила всегда театральные явления, и, как скоро отворились двери, бросилась на встрѣчу к Линдане, пробежала мимо всех гостей своих, схватила ее за руку, отвела к окну, и задыхавшись спрашивала: что? что?.. Линдана тихонько отвечала на все её вопросы, и разговор их продолжался до самого того времени, как поставили кушанье. Не смотря на всю занимательность сего таинственного разговора, Линдана приметила, что Жеркур в комнате, и что он смотрит на нее. Женщины умеют глядеть в сторону, не поворачивая головы. Природа справедливо наградила сим особенным дарованием тех, которые не должны никогда смотреть пристально, и которые часто обязаны потуплять глаза в землю.

Пошли в столовую. Жеркур предложил руку Линдане, которая удивилась, как будто бы не видав его прежде. Сия маленькая хитрость есть не притворство, а неумышленное движение в женщинах, хотящих закрыть тем невольную склонность, иногда от самих себя, по скромности или гордости. Оне показывают, будто не приметили челов123;ка, которого искали глазами входя б комнату, и которого без сомнения прежде всех увидели.

Сели за стол - Жеркур подле Линданы. Было много людей, и когда разговор сделался общим, Линдана начала тихонько говорить с Жеркуром о письме Вальмировом. Он уже читал его. Что-жь вы скажете? спросила она: видите ли, что сильные страсти бывают, и даже в наше время? - И вижу и нет, отвечал Жеркур. - "Можно ли?" - Естьли, на пример, Вальмир любит путешествие, а вы, наскучив его исканием, обрадовались этому случаю освободишься от него: то все геройство исчезает. - "Вы чудным образом изъясняете вещи." - Всего чуднее было бы для меня то, чтобы вы в самом деле любили Вальмира. - "Чуднее? какая странная мысль! Я была бы очень неблагодарна, естьли бы не любила его." - Любовь не раждается никогда от должности. Не достоинство, а взор вселяет ее: вот тайна и прелесть любви! - "Вы сами сочинили это правило; однакожь могу вам сказать искренно, что сердце мое привязано к Вальмиру." - А я с своей стороны уверен, чтобы не имеете к нему любви. - "Это прекрасно! как, я не люблю Вальмира?" - Ни мало. - "Не по тому ли, что рассталась с ним на три года?" - Признаюсь, что это обстоятельство совсем не кажется мне трогательным доказательством любви. - "Оно и не есть доказательство; но любя я хочу быть любимою." - Он уверял вас в страсти своей? - "Что же?" - Можно ли после того сомневаться, когда любишь? - "Вы хотите, чтобы мы верили одному слову?" - Не я, а любовь того хочет, когда она подлинно действует в сердце. - "Я не сомневалась в его искренности, а хотела только уверишься опытом в его постоянстве." - Опытом! самая дружба не смеет его требовать, а любовь еще нежнее. - "Я буду радовать?ся его жертвою и гордиться мыслию, что он заслужил предпочтение." - Вы не будете иметь удовольствия отдать себя; Вальмир купит руку вашу трехлетнею скукою. - "Он не будет так думать." - А вы сами можете ли не упрекать себя? разве любовь есть торг? - "Не торг; но всякое чувство требует уверения." - Кто любит, тот верит. - "И так я кажусь вам виноватою?" - Естьли вы любите, то не понимаю вас. - - Тут Жеркур должен был отвечать другим, и разговор пресекся, оставив глубокое впечатление в сердце Линданы. Жеркур не только не хвалил, но еще осуждал ее! не находил в ней чувствительности, и думает о любви совсем иначе! Не смотря на Жеркурову холодность, она внутренно отдавала справедливость его здравому суждению. Как! мыслила Линдана: не уже ли романическое воображение еще далее от любви, нежели и самое равнодушие? Он удивляет меня своим хладнокровием, похожим на истину. Надобно непременно возобновить этот разговор. - - В самом деле Линдана опять приехала к Морфизе, чтобы видеть Жеркура; но он уехал в Версалию на восемь дней. Во все это время она скучала и на все досадовала. Обыкновенные рассуждения о чувствительности в доме у Морфизы уже совсем не занимали ее; она брала в них участие единственно из благопристойности.

Наконец Жеркур возвратился, и снова оживил ее; однакожь Линдана переменила тон свой; говорила уже просто, без всяких мудростей, и даже с некоторым видом робости, которой в ней прежде никогда не бывало; она колебалась в своих мнениях; не верила самой себе; досадовала, беспокоилась... мучительное состояние для человека, которой привык властвовать и все решить! Несколько дней Линдана не могла говорить с Жеркуром; и когда нашелся случай, не смела им пользоваться. Жеркур не упоминал о Вальмире; говорил о посторонних вещах, но веселее и приятнее обыкновеннаго. Линдана в грусти и задумчивости не умела быть любезною; чувствовала свою неловкость и досадовала. На другой день занемогла нервною слабостию, и послала за Доктором Бордо, которой прославился трактатом своим о пульсе, и знал женщин гораздо лучше, нежели Медицину. Другой, обыкновенной Медик сказал бы Линдане просто и грубо, что она здорова; но ученой Бордо вынул часы с секундами, устремил глаза на стрелку, взял руку, которую больная протянула ему с томностию, нагнул голову, с видом величайшего внимания стоял неподвижно долее десяти минут, и считал биения пульса. Наконец, вышедши из своего глубокомыслия, сказал: "так, причина болезни есть моральная!"... Надлежало согласиться, когда пульс открыл истину; и Линдана призналась, что её сердце в волнении. Она не назвала человека - и кого могла назвать? Вальмир ли беспокоил ее своим отсутствием, или Жеркур обоим хладнокровием, оскорбительным для её самолюбия?" Линдана сама не знала. Женщины никогда не хотят знать того, в чем оне еще не признались себе откровенно. Это избавляет от труда бороться с собою; а когда сердце заговорит уже так громко, что не льзя будет не слыхать его, тогда ты скажем; теперь уже не время ему противиться!

Однажды Линдана приехала к Морфизе ввечеру и нашла у нее Жеркура вместе с тремя или четырмя мущинами. Говорили с живостию и спорили. Морфиза, но своему обыкновению, утверждала с великим жаром противное здравому смыслу. В таких случаях другие не опровергали ее, для того, что не 'слушали. Она повторяла, кричала, выходила из сил, и в заключение говорила, что ея. мнение справедливо, ибо никто в самом деле не мог опровергнуть его. - "Ах, милая Линдана! как я вам рада!" сказала она, увидев ее: "здесь спор и шум; никто не хочет слушать. Вы должны привести нас в рассудок. Жеркур в нынешний вечер совершенно снял с себя маску; он утверждает величайшие странности, и".... Не знаю, что вам кажется странным, отвечал Жеркур: говорили о древних рыцарях; я хвалю их геройство, великодушие, любовь и дружбу; думаю только, что ныне мы не можем подражать им, естьли снова не впадем в варварство.... "Я уверена, что можем!" перервала Морфиза.... Надобно согласиться (продолжал Жеркур), что верные рыцари без великого труда хранили верность свою. Они молчали или говорили только о войне; не знали прелести ума, Искусств, талантов. Воскресите Амадиса в Париже; велите ему три месяца заниматься спектаклями, балами; велите ему здесь ужинать... желайте ему нравиться... (это слово было сказано Линдане)... и наконец спросите у него, думает ли он беспрестанно о богине души своей?... Тут опять все начали говорить, кроме Линданы и Жеркура, который всегда молчал во время споров, и думал о другом, естьли спор не занимал его. Удивленный безмолвием Линданы, он взглянул на нее: она закраснелась, и потупила глаза в землю. Жеркур встал, подошел к ней, облокотился на камин, и сказал тихонько: "Не правда ли, что предки наши не имели идеи о той любезности и прелести разума, которая всего более трогает сердце?.... Вы не хотите говорить; не хотите согласиться со мною?".... Разве не довольно того, чтобы слушать вас? с живостию отвечала Линдана.... Для светских людей, которые умеют замечать все нежные оттенки страстей и чувств, скрываемых в сердце, одно слово открывает иногда душу. Краска, замешательство, выразительный взор, в особенности не бывают верными знаками; но вместе, и с такими словами, которые легко можно растолковать в пользу тайного желания, составляют уже доказательство. И так Жеркур узнал, что Линдана имеет к нему склонность, он был тронут, но скрыл свою чувствительность. Мущины в обхождении с ветреными кокетками славятся такою проницательностию и не таят догадки своей, зная, что надобно пользоваться щастливою минутою; напротив того не хотят разуметь первой нескромности добродетельных женщин: оне могли бы испугаться и преодолеть склонность; надобно им дать время запутаться в сетях. Эта хитрость есть похвала для женщины; тайный любовник боится её гордости, размышлений, и надеется на постоянство. Что в рассуждении одной есть оплошность, то в рассуждении другой есть тонкая хитрость.

Линдана, видя равнодушное спокойствие Жеркура, сама вышла из замешательства. Тут Морфиза начала говоришь с ним. Вижу, что вы делаете, сказала она засмеявшись: вам хочется обольстить Линдану. - "Нимало," отвечала Линдана: "он и не думает об этом!" Тут вошли другие гости, и разговор сделался общим.

За ужином Жеркур не сел рядом с Линданою, которая была не весела м задумчива. После ужина хозяйка вздумала ехать в маскарад с Жеркуром и Линданою. Морфизе было уже 54 года, но она все еще без памяти любила сего роду забавы, для того, что славилась так называемым маскарадным остроумием, забывала свое природное добродушие; всех критиковала, насмехалась, осыпала знакомых и незнакомых эпиграммами, чтобы поддерживать славу свою.

Когда все гости уехали, хозяйка надела большую маску, Линдана капот, Жеркур черную домину, и во втором часу приехали в маскарад. Морфиза с обыкновенною своею живостию говорила со всеми масками; но скоро одна голубая домина обратила на себя все её внимание - Морфиза подала ей руку, оставила товарищтей, и скрылась в толпе. Линдана устала, села и спросила у Жеркура, любит ли он то, что называют маскарадным умом. "Я люблю ум ежедневной, отвечал он, и не могу терпеть того, которой противен скромности и тихости, столь любезным в женщине. Не говорю уже об этом странном писке, несносном для меня в маскарадных разговорах; такой голос сделал бы и самые любезные слова неприятности" - И так вы никогда не влюблялись в маскараде? - "Напротив, я разлюбил в нем многих женщин, которых находил в свете милыми." - Я никогда уже с вами не поеду в маскарад. - - Это слово, сказанное с величайшим простосердечием (naivete) тронуло Жеркура, хотя он притворно засмеялся и оказал: "Вот действие маски! вы, обыкновенно не любя ни над кем смеяться, вздумали шутить надо мною!" - Это шутка? - "Не знаю; мне известно единственно то, что живо чувствовать действие любезности есть иногда нещастие." - Ах! я уверена, что излишняя чувствительность не потревожит никогда вашего спокойствия! "Естьли вы так думаете, то не перемените никогда ваших мыслей." - По чему же? - "По тому что я никогда не вздумаю уверять вас в противном." - Конечно; что вам нужды! - "Что мне нужды? требуете ли от меня совершенной искренности? Я могу молчать; но никогда не скажу вам неправды; никогда не дозволю себе притворства" - Это правда; надобно согласиться, что вы не любите притворяться. - "Следственно вы мне поверите?" - Всегда. - "Какая польза?" - Разве совершенная доверенность для вас ни что? - "Ваша доверенность? нет, я не требую ее. Что вы мне скажете новаго? разве чувства ваши мне неизвестны?" - И так я напрасно буду желать дружбы вашей? - "Совершенно напрасно!" - Я не ожидала такого ответа. - "Естьли будете меня спрашивать, то услышите еще много неожидаемаго." - Вы не хотите быть другом моим? - "По крайней мере не могу сделаться им скоро; мне надобно много, много времени; и может быть никогда бы не успел в этом намерении. Дозволите ли спросишь, от чего вы краснеетесь?" - Как! по чему вы это знаете? - "Не уже ли думаете, что эта несносная маска может скрыть от меня лицо ваше? Нет, я вижу его."...

В сию минуту явилась Морфиза с незнакомою своею маскою, осипнув от крику и хромая от усталости; она села подле Линданы, а незнакомец стоял перед нею. "Я привела к вам самую любезнейшую маску," сказала Морфиза: "незнакомец наговорил мне чудеса; я никак не могу узнашь его." - Не мудрено, сказал тихонько Жеркур Линдане: он редко бывает в хороших домах, и Морфиза верно никогда не встречалась с ним. Это Дюваль, глупец и нахал. - Он еще не успел договорить, когда Морфиза начала упрашивать Линдану, чтобы она вступила в разговор с голубою доминою. "Это редкой ум," примолвила Морфиза: "что слово, то эпиграмма," Второй портрет не мог истребить в мыслях Линданы впечатлений перваго. Сверх того, досадуя, что ей помешали говорить с Жеркурои, она совсем не расположена была слушать маскарадных шуток. Дюваль, видав ее в спектаклях, узнал Линдану, не смотря на маску, и начал осыпать её красоту глупыми похвалами, которые она приняла сухо. Он рассердился, вздумал говорить о Вальмировом путешествии и шутить очень грубо. Линдана не удостоила его ответа. Дюваль продолжал. Тут Жеркур снял с себя маску и взглянул на него сурово, не говоря ни слова. Это испугало Линдану. Пойдем-те, сказала она, и встала, взяв Жеркура за руку, как будто бы для того, чтобы удержать его. Увидимся ли мы? спросил Дюваль у Жеркура, который, вместо ответа, пожал его руку и отворотился. Линдана хотела ехать: Морфиза согласилась, будучи в крайнем замешательстве от худого успеха своей голубой долины. Линдана досадовала и боялась; однакожь, не видя подле себя Дюваля, успокоилась. Жеркур проводил их до, кареты, и сказал, что уедет за ними же. Линдана худо провела ночь, и в восемь часов утра послала человека к Жеркуру, будто бы за книгами, которые он обещал ей. Слуга возвратился с ответом, что Жеркур упал с лошади и вывихнул себе ногу... "Боже мой!" воскликнула Линдана, залившись слезами: "он верно ранен на поединке!...Что будет со мною?"....

Линдана велела заложить карету и поскакала к Морфизе, чтобы вместе с нею ехать к Жеркуру. "Мы причиною его поединка (сказала она): может быть он умирает!... Гнусной Дюваль! бедной Жеркур!"... Между тем, как Линдана сердечно терзалась, бедная Морфиза, пораженная сим трагическим случаем, также плакала и спешила одеваться. Как скоро она была готова, Линдана бросилась из комнаты... и через десять минут карета их остановилась перед Жеркуровым домом. Позвали камердинера: он за тайну сказал им, что Жеркур в самом деле был на поединке и ранен тяжело в бок; но что лекарь не считает раны опасною. Линдана велела сказать больному, что оне приедут к нему, как скоро он встанет с постели. Возвратясь домой, она хотела непременно видеть лекаря; он уверил ее, что нет ни малейшей опасности, но что Жеркура должно оставить в покое недели на две. Линдана во все это время не выезжала ни куда; всякое утро осведомлялась о Жеркуровом здоровьи, а ввечеру ездила сама расспрашивать камердинера. Жеркур написал к ней две коротенькие записки, изъявляя ей благодарность за участие.

Поединок и тяжелая рана любовника дают женщине право быть искреннею и не скрывать уже от себя нещастной страсти. В истинной любви удовольствие открыть сердце другу своему не стоит великой сладости мечтать об ней на свободе. Слова выражают идеи, но не могут выразить глубоких и сильных чувств; изображение их будет только слабым переводом. Любовь подобна добродетели: мы всего более наслаждаемся ею внутренно. С каким восхищением Линдана думала о последнем разговоре своем с Жеркуром!... успокоенная в рассуждении его здоровья, как радовалась и гордилась она мыслию, что он дрался за нее!.. "За меня (думала Линдана) текла его кровь - и для чего? чтобы наказать за грубую насмешку над Вальмиром! Он думает, что я люблю его, и не дозволяет, чтобы милой мне человек был унижен! Великодушной Жеркур!.. а его называют нечувствительным!.. Ах! Как я ненавижу теперь романы воображения и безумные страсти! Когда любовь есть только изступление, может ли она продолжиться? Безразсудные восторги, которые пугают боязливую нежность, стоят-ли милаго, кроткого услаждения души, спокойной в чувствах любви истинной и рассудительной? - Но... Боже мой, я осмеливаюсь наконец говорить с сердцем своим! осмеливаюсь чувствовать первую, единственную мою любовь! Люблю Жеркура, а торжественно обещала руку свою другому! Безразсудность заставила меня показывать склонность, которой не было в сердце моем! Могу ли отпереться, не сдержать слова, остыдить себя со всех сторон? оскорбить, раздражить Вальмира и видеть еще поединок? Эта мысль ужасна.... Однакожь, естьли в самом деле Жеркур любит меня, естьли не обманываюсь, то могу быть только его супругою. Нужно время; любовь научит меня, как поступить."

Таким образом все любовники, опираясь на некоторые мнимые правила чувствительности, дозволяют себе надеяться. Через две недели Линдана в сильном сердечном волнении поехала с Морфизою к Жеркуру, и нашла его на креслах. Он принял их с любезностию умного светского человека, но просто, и не хотел видеть замешательства Линданы. Она говорила мало; но глаза ея, наполненные слезами, несколько раз встретились с его глазами, и сердце её было довольно их умильным выражением - Как скоро Жеркур мог выехать, он прежде всех хотел видеть Линдану. У нее были гости: она утешилась мыслию, что ввечеру найдет его у Морфизы. Надежда обманула ее: Жеркур встретился с одним приятелем, который ехал в Фонтенбло, и уговорил его ехать туда же, обещая вместе с ними возвратиться дней через пять. Сговорчивость была его любезною слабостию. Он нашел в Фонтенбло Двор, веселое общество и, вместо пяти дней, пробыл там месяц, всякой день думая ехать. Это долговременное отсутствие чрезмерно оскорбило Линдану, которая заключила, что он не любит ее, и старалась мыслить о Вальмире. Безпрестанно твердя, что он единственно достоин руки и сердца ея, она сочла себя в том уверенною; однакожь тихонько плакала и худела. Жеркур, возвратясь в Париж, нашел ее отменно бледною, и смотрел на Линдану так умильно, что она забыла свое намерение обходиться с ним холодно. Между тем, положив ехать к водам в Спа, не хотела передумать, и сказала о том Жеркуру, которой ни мало не старался удержать ее, и дал ей чувствовать, что сам туда будет. Пока любишь, прощаешь (Лабрюер.). Линдана, не довольствуясь тем, еще извиняла Жеркура, и даже, более и более о том думая, обратила его беспечность в благоразумие, нежность и великодушие. Он не угадывал её тайной склонности, а знал обязательства с Вальмиром: уважал их и жертвовал собою её щастию и доброму имени... Сколько причин любить его более! Однакожь, не смотря на твердость великодушие, любовь торжествует: сердце влечет Жеркура в след за Линданою; он едет в Спа.... С этою мыслию как весело было собираться в дорогу?

Линдана поехала в Мае, и наняла в Спа прекрасной домик, которого окна были на Литтихскую дорогу: с этой стороны при 23;зжали все из Франции.

Величайшее удовольствие в любви есть верное ожидание; оно соединяет в себе прелесть надежды с подлинным щастием. Воображение теряет силу свою в действительном наслаждении:, но сколь украшает оно все, чего ожидаем! Линдана всякое утро и вечер ездила гулять верхом по Литтихской дороге, и все кареты вдали производили в её сердце живейшее чувство. Она ехала скорее на встречу, и хотя с прискорбием видела холодные, незнакомые лица, однакожь думала только: это еще не он! и смотрела опять вперед. В шесть часов утра ей подавали список всем приехавшим: Линдана находила только имена незнакомые или чуждые для сердца; но она имела удовольствие надеяться, что найдет между ими его имя! Иногда ходила задумываться и мечтать на прекрасные горы, окружающия Спа; Жеркур не знал сих мест, и Линдана не могла насмотреться на их величественные красоты - не могла привыкнуть к такому впечатлению, которого он еще не имел, и которым должно было ему наслаждаться в её присутствии. Одним словом, живописные окрестности Спа украшались для нее любовию; воображение заранее давало им такую прелесть, которая еще живее прелести воспоминания. Мы говорим печально: оп был здесь! но с живою радостию мыслим: он тут будет!

Между тем время проходило, а Жеркур не ехал. Через месяц Линдана стала грустить; беспокойство скоро увеличивается в сердце; родившись, ежеминутно возрастает. Она через несколько дней потеряла всю надежду и впала в глубокую меланхолию. "Он никогда не любил меня, думала Линдана, а я не могу разлюбить его! вижу наконец холодность его характера? и все еще люблю! Живость и пламенные восторги Вальмировой страсти не могли тронуть меня. Этот язык книжной любви, романические мысли, лесть и все чрезмерности стали мне даже противны с того времени, как я узнала Жеркура. Он забывает меня; но когда видит, тогда предпочитает другим. Жеркур так справедлив и кроток; имеет такие нежные идеи, и так приятно выражает их. Естьли б я не расставалась с ним, то могла бы им быть довольна.... Довольна таким слабым чувством?.. Что нужды, когда он не может любить сильнее?"

В другия минуты оскорбленная Линдана клялась забыть Жеркура и сдержать слово, данное Вальмиру. Она часто слышала об нем от Англичан, приезжавших из Лондона. Его хвалили; сказывали, что он беспрестанно говорит об ней, и в великой меланхолии. Наконец досада, самолюбие и признательность заставили Линдану не думать более о Жеркуре, или по крайней мере, решиться на то. Чтобы утвердишься в сем намерении, она вздумала путешествовать, и возвратилась в Париж уже зимою. На другой день своего приезда Линдана ужинала с Жеркуром у Морфизы, дав себе слово обойтись с ним очень холодно; но он встретил ее с видом такой искренней радости, что она не могла быть холодною. Всегда долее показывают сердце на людей, которые бывают в замешательстве от вины своей; они сами в ней признаются - и вместо того, чтобы тем удовольствоваться, мы любим продолжать действие их раскаяния. Другие, приводя в замешательство, сами чувствуют его, и холодеют к человеку, с которым им быть не ловко. Но люди, не думающие о вине своей, скорее мирятся, естьли они милы и приятны; их беспечность похожа на доверенность любви; и мы не раз забываем им за то даже благодеяния. Жеркур начал говоришь о Спа. "Ну конечно пожалели обо мне, сказал он, что я не мог быть там" - и гордая, взыскательная Линдана не требовала дальнейшего оправдания. Сильная любовь переменяет характер, как в хорошем, так и в дурном смысле, смотря по её выгодам; она не истребляет пороков, но усыпляет их Жеркур стал бы деятелен, естьли бы он мог любить так, как был любим.

Линдана мало по малу возвратила ему всю прежнюю власть его над нею. Не было точного изъяснения, но они казались сердечно согласными. Жеркур чувствовал, что ему надобно еще долгое время соблюдать уважение к её известному обязательству с Вальмиром; он хотел лучше в безмолвии победить сомнения Линданы, нежели опровергать их рассудком. Жеркур судил об ней по своему характеру, и не знал, сколько она любила его!

В конце зимы Морфиза купила сельской дом в тридцати милях от Парижа и решилась прожить там шесть месяцев. Уговорились, что Линдана поедет с нею, что Жеркур явится к ним первое Июня, и возвратится в Париж не прежде осени. С начале весны оне поехали, и нашли старинной замок, окруженный болотами; но Линдана, в ожидании Жеркура, хвалила без памяти место и виды. Всякой, кто молод и чувствителен, любит уединение или по-крайней мере образ его; не думая отказаться от людей и даже не забывая света, мы любим тогда бранить светские забавы и презирать их.... месяца три; считаем себя философами, от того, что живем в готическом сельском доме, не сидим двух часов за туалетом, гуляем только в поле или в лесу, и не ездим ни в Оперу, ни в Комедию. Эта философия, весьма не похожая на философию зрелых лет, исчезает вместе с весною и с прекрасными днями; зима истребляет и сле;ды ея! Линдана с нетерпением ожидала, чтобы Май кончился. Настало первое Июня: она проснулась на рассвете, чтобы ранее начать такой любезной день; и когда сошла в гостиную комнату, то все удивились её красоте и милому убору; в глазах у нее сияло что-то совсем не обыкновенное!... Но она ждала Жеркура только к вечеру. После обеда Линдана с великим трудом согласилась итти гулять - он мог приехать в это время!... жаловалась на сильной жар, на пыль, на камни - хромала - и в семь часов возвратились домой. Еще никого не было. Но в девятом часу услышали хлопанье бичей: Линдана вздрогнула и покраснела. Скачет карета, взъезжает на мост, останавливается у крыльца. Лошади ржут, дворные собаки лают, и горничные моськи отвечают им; двери коридора с великим стуком отворяются... Морфиза, без намерения и без всякой нужды, встает, переходит с места на место; муж её спешит на встречу к Жеркуру.... Через минуту слышен стук в другой комнате; идут люди. У Линданы бьется, волнуется сердце, она устремила глаза на двери - но что же почувствовали, когда их обе вдруг отворили (чего никогда для мущин не делают) и когда в самом деле, вместо Жеркура, явилась ветреная кокетка Желинда!,.. "Я приехала к тебе, милая, на две недели (сказала она хозяйке), вопервых для того, чтобы видеться с тобою, а вовторых и за тем, чтобы извинить Жеркура. Я одна помешала ему, сдержать слово и приехать сегодни. После все расскажу тебе" (примолвила она с таинственным видом).... Как? Жеркур не будет? спросила Морфиза. - Будет через неделю, то есть в Воскресенье поутру," отвечала Мелинда. Я уже не могу верить ему, сказала хозяйка. - "О! будьте уверены. Отвечаю, что он явится здесь в Воскресенье часу в девятом утра." - Да изъясни нам, для чего ты пом 23;шала ему приехать к нам? - - Тут Мелинда начала шептать Морфизе, которая, любя всякие тайны, слушала ее с великим вниманием, и наконец сказала вслух: "это очень трогательно!" Мелинда села. стали играть в карты. Новая гостья с хозяйкою через полчаса ушли в кабинет и просидели так до ужина. Между тем нещастная Линдана в жестокой досаде своей нашла удивительную твердость; сердце дало ей силы; она считала себя так несносно оскорбленною, что горесть казалась ей унижением. Линдана села играть в карты; говорила, улыбалась, и лицо её для глаз наблюдателя изображало одну гордость. Довольная сим опытом твердости, она еще более укрепилась за ужином; несколько раз начинала говорить с Мелиндою; произнесла даже имя Жеркура.... ушла в обыкновенный час, разделась; но чувствуя невозможность скоро заснуть, велела поставить на стол свечу и читала до пяти часов утра. Тут благодетельный сон закрыл глаза ея. В девять часов она проснулась, и вся гордость исчезла... Линдана вообразила Жеркура с Мелиндою, и залилась слезами; однакожь могла скрыть горесть свою, которую умножила Морфиза, давая ей чувствовать, что Жеркур и Мелинда любят друг друга.

На третий день Линдана, получив письма, выдумала целую историю, и нашла способ совершенно уверить Морфизу, что ей надобно ехать в Париж дней через пять. Осьмое Июня, завтракая с хозяйкою, она велела закладывать карету. Вдруг Мелинда вошла с торжествующим видом и сказала: "Видите ли, что я могу ручаться за Жеркура? Сию минуту приехал его слуга и говорит, что он сам будет к обеду. Как Жеркуру не сдержать верного слова, мне даннаго?" - Сия Жеркурова точность в рассуждении Мелииды еще более раздражила Линдану: она спешила проститься, села в карету и велела постильйонам ехать как можно скорее. Еще не отъехали пяти миль, как им встретилась двуместная Английская карета... Линдана узнала Жеркуров экипаж. Он видел уже передового слугу ея; велел остановиться, выскочил, - подошел и сказал Линдане: "как! вы едете в Париж?" - Так, государь мой! отвечала она сухо. "Постильйоны! назад!" закричал он. Линдана вздрогнула и спросила уже совсем другим голосом: "что это значит?" - "Вы одне, сударыня; вам надобно ехать ввечеру через опасной лес: дозвольте мне проводить вас до Парижа"... Это было сказано при служанке, сидевшей в карете, и Линдана догадалась, что опасной лес есть басня, выдуманная для девицы Розалии. Вы забываете, сказала она дрожащим голосом, что Мелинда... и Морфиза вас ожидают. - "Я напишу к ним с первой почты. Дозволите ли мне сесть с вами?" - Линдана отвечала только движением головы. Жеркур отворил дверцу, и с покойным видом сел подле Розалии, напротив Линданы. Таким образом в одну минуту он оправдался, и воскресил радость и доверенность в чувствительном сердце Линданы. Они оба были растроганы и молчали. Розалия, чрезмерно боязливая, начала спрашивать об ужасном лесе. Жеркур отвечал ей, что в нем еще не давно зарезали двух человек. - "Которые ехали в карете?" - Да, в Английской четвероместной; в такой же, как ваша, - "Боже мой! какой страх! какой ужас!" - Что принадлежит до меня (сказала Линдана, смотря на Жеркура), то я совершенно теперь покойна. - Тут кареты остановились; стали переменять лошадей. Линдана вышла, села в маленьком садике, и будучи одна с Жеркуром, сказала ему: "Боже мой! что подумает Морфиза?" - Признаюсь, отвечал Жеркур, что я не много увеличил опасность Бондийского леса; однакожь правда то, что не давно ограбили там человека. Вы поедете лесом в темную ночь, с одним слугою; это в самом деле неосторожно. Я отпишу Морфизp3; все так просто, что она не вообразит ничего романическаго; и сверх того дам ей слово возвратиться к ней через неделю: чего однакожь не сделаю, естьли вы останетесь в Париже. - "Ах, Жеркур! как я вам благодарна!" - Вы огорчите меня, естьли удивитесь этому. Я только для вас ехал к Морфизе: что мне там делать, когда вы будете в городе? - "Однакожь Мелинда"... что такое? - "Вы для нее оставались в Париже." - Как? разве она не сказала, для чего? - "Сказала за великую тайну одной Морфизе." - Тайны совсем нет; однакожь я виноват в том, что не написал к вам, зная характер ея, имея к вам доверенность, надеялся, что вы будете иметь ее и ко мне. - "Ах, теперь готова верить вам во всем!"- "Я мог в важном деле услужить брату Мелинды, пожертвовал дружбе осьми днями щастия, и думал: Линдана будет за то довольна мною!.." Тут она заплакала... О Жеркур! сказала Линдана: я виновата, и боюсь, чтобы любовь ваша ко мне не уменьшилась!... Можно ли, отвечал он с нежным взором, можно ли так думать о человеке, которой не умеет любить страстнее? - Жеркур взял её руку, поцеловал, сказал: навеки!.. и пошел писать к Морфизе. Его уверение любить вечно было гораздо надежнее всех клятв и восторгов пламенного любовника. Он не знал страсти, но любил, говорил искренно, не увеличивал, и гнушался всяким обществом. Искренность и спокойствие сердца украшали нежность его какою-то силою, трогательною прелестию, уверительною для любовницы в рассуждении будущаго.

Испытав всю тоску ревности, Линдана предалась жив123;йшему удовольствию; никакая боязнь, никакое сомнение не мешали ей совершенно им наслаждаться. Жеркур любил ее, Жеркур ехал с нею в одной карете - могла ли она думать о Вальмире и свете?

Написав записку к Морфизе, он отправил ее с постильйоном и сел в карете опять подле Розалии. Не смотря на досадное присутствие, свидетельницы (ибо благопристойность, тогда еще уважаемая во Франции, не дозволяла посадить ее в другую карету), Линдана блаженствовала в сердце. Жеркур сидел против нее, с видом довольным, щастливым! смотрел нежно, умильно! Казалось, что он навсегда расположился в карете: так хорошо ему было, покойно, весело! Щастие его имело какой-то особенный характер любезной надежности, так, что самый равнодушный человек мог бы с великим удовольствием смотреть на него. Розалия не мешала любовникам изъясняться; принуждение делало разговор их еще живее, заставляя их употреблять остроумные, тонкие обороты, понятные только для сердца любовников. В три часа остановились обедать, и долго сидели за столом. Между тем Розалия обедала с Жеркуровым камердинером. Тут Жеркур начал прямо говоришь о любви и супружестве; он не сказал ничего нового, имев уже случай разным образом изъявлять склонность свою; но в имени любви, в первый раз произнесенном, есть особенная волшебная сила, которая чудесно трогает и всегда удивляет сердце.

Открыв всю чувствительность души своей, Линдана со вздохом вспомнила наконец о слове, данном Вальмиру. Я ваша, Жеркур! сказала она: но мне жалок бедной Вальмир, которой любит меня страстно и путешествует 18 месяцев в том уверении, что возвратясь будет моим супругом. Я не могу отдашь руки своей, пока он не возвратит мне смешного моего обязательства, то есть записки, которою Морфиза принудила меня утешить его. С того времени, как люблю вас, не имею никакого сомнения в сердце своем, но колебалась в намерениях, и Вальмир оставался в заблуждении, вместе с другими. Что мне теперь делать? писать ли к Вальмиру или дождаться его возвращения? Знаю наперед, что он будет в отчаянии; но уверена в его великодушии и в том, что Вальмир пожертвует наконец своим щастием моему." - Писать к нему, отвечал Жеркур: может быть он теперь в Мальт 23; или в Греции или в другой части света: ваше письмо может совсем не дойти до него; вернее всего ждать его возвращения. - "Вы мне это советуете?" - Я думаю, что вы должны изъясниться с ним искренно и с твердостию; достоинство вашего характера требует того. Это удалит мое щастие на 18 месяцев; но вас не льзя будет упрекать дурным поступком.

Линдана так и решилась. Она села в карету еще веселее прежняго. Все важные условия были сделаны; во всем согласились; неизвестность судьбы её миновалась, и глаза с новою приятностию устремились на Жеркура, как на образ щастия, которым и воображение и сердце её равно услаждались.

При въезде в Бондийской лес Жеркур сел на верховую лошадь, чтобы ехать подле кареты. Линдана чувствовала, как мило быть под защитою любимого человека, и как тогда спокойно сердце!.. Можно ли, говорила она боязливой Розалии, можно ли страшиться, когда он тут?... Наконец в два часа утра приехали в Париж. На другой день. Линдана решила, что Жеркур через две недели возвратится к Морфизе; что она сама дней через шесть поедет к ней, и вместе с ним проживет там все лето.

С того времени никакое беспокойство не тревожило Линданы, кроме мысли о Вальмире; но сия мысль начала ужасать ее, когда приближилось время его возвращения. Она представляла себе трагические сцены: Вальмирово отчаяние, угрозы, месть, пистолетный выстрел и Жеркура плавающего в крови.... Эта ужасная картина не выходила из её воображения, и жестокие угрызения совести присоединились к её страху; она упрекала себя романическою своею безразсудностию, искренно жалела о Вальмире и думала, что во всю жизнь не будет равнодушною к нещастию столь любезного человека. Однакожь сии горестные мысли терзали ее только в отсутствие Жеркура; она любила его страстно, и при нем могла заниматься единственно щастием любви, несказанным удовольствием смотреть на милаго друга.

Вальмир всегда писал к Морфизе, хотя и не так часто, от дальнего расстояния мест, однакожь с великою точностию: вдруг он замолчал. Этому не дивились, зная, что ему надлежало быть тогда в Греции. Наконец в Декабре 1784 году Морфиза получила от него самое нежное письмо, в котором он жаловался на её долговременное молчание, уверяя, что всегда писал к ней, и в заключении говорил, что непременно будет в Париже к 28 Генваря 1785 году. Это письмо возобновило страх Линданы, и всякая минута умножала его. Она всегда заставляла молчать тех, которые хотели говорить ей о Вальмире: догадались, что Линдана уже разлюбила его, и скоро узнали всю её тайну. Мущины извиняли прелестную вдову, и смеялись над странствующим рыцарем, который в осьмом-надесять веке безразсудно согласился на трехлетнюю ссылку; но женщины проклинали бедную Линдану, находя ее достойную всех временных и вечных наказаний за вероломство. Она могла ожидать гонения, будучи молода и прекрасна. Сей случай подавал богатую материю к разговорам в круге метафизических, чувствительных дам, которые возненавидели Линдану за то, что она перестала умничать, тонко разбирать чувства, философствовать и риторствовать; а говорила просто, мило, и без всякого желания блистать умом пленяла всех своею любезностию. Коварные люди (а их большая часть ) с нетерпением ждали Вальмира, чтобы видеть развязку сего испорченного героического романа. Наконец пришел ужасный день для Линданы. 28 Генваря она встала с такою дурнотою и слабостию, что едва могла ходить. "Боже мой! как вы переменялись!" сказала Розалия, смотря на нее с удивлением. Ах друг мой! отвечала Линдана: для чего я нынешний день не отвратительна лицом! Розалия не могла поверить искренности такого странного желания... может быть она и не обманывалась. Какая женщина в самом деле захочет исцелить от любви отвращением, когда любовник молод, хорош и достоин её почтения? Я не берусь решить вопроса. Как бы то ни было, Линдана по крайней мере ни мало не хотела нравиться, и страдала душевно. В 12 часов она услышала на дворе стук кареты. Не велев в тот день никого принимать, кроме Вальмира, Линдана была уверена, что это он - задрожала и побледнела.... Бегут по леснице, хлопают дверью - и Вальмир, задыхаясь от усталости, бросается на колени перед нею!... О Вальмир! говорит она: любезный Вальмир! ради Бога встаньте!.. Нет, нет! отвечает он: мне должно быть, должно умереть у ног ваших! - "Чувствительной, великодушной Вальмир! выслушайте меня!" - Ах! дайте мне вздохнуть свободно! - "Я хочу изъясниться с вами." - Добродетельная Линдана, пример женщин! - "Нет, Вальмир, я такова же, как и другая; но в вас... какое геройство чувства! какая верность!" - Ради Бога, Линдана, пощадите меня! - "Вальмир!" - Линдана! "Я не могу смотреть на вас!" - А я? - "Что должна сказать вам!" - Как! что вы даете мне чувствовать? - "Радость блистает в глазах ваших: ах нещастный Вальмир! вы не угадываете!"... Тут слезы Вальмировы остановились. Как, Линдана! сказал он вдруг с веселым лицом: не уже ли... Вы назвали меня нещастным? - "Ах! время, отсутствие".... Договорите скорее! - "Сердце мое переменилось; другой владеет им!" - Неблагодарная! воскликнул Вальмир вставая: после того, что я сделал для любви!... "Осыпайте меня укоризнами, отвечала она, проливая слезы: я всего достойна"... Неблагодарная! повторил Вальмир тихим голосом: я беспокоился, терзался угрызением совести.... "Угрызением совести? Боже мой!" воскликнула Линдана в свою очередь с приятным удивлением: "вы меня уже не любите?" - Можноли видеть вас, и не жалеть о том? - "Вы изменили?" - Я уже два года женат. - "Вероломной!"... Вальмир улыбнулся, а Линдана засмеялась; они с нежностию обнялися, и дали клятву, которую скорее можно исполнить: клятву быть вечно друзьями. Наконец рассказали друг другу свои приключения. Избавляю читателя от Вальмировой истории, для того, что (между нами будь сказано!) худо верю ей. Он воспользовался двояким правом путешественника и любовника, и сочинил любопытной роман, в котором все извиняло его непостоянство. Линдана также раскрасила истину. Новые друзья согласились, что в таком стечении удивительных и едва ли не сверхъестественных случаев они были верны до последней человеческой возможности!

Через несколько дней Линдана вышла за холодного Жеркура. Время доказало, что сердце её не ошиблось в выборе. Пламенный Вальмир, увлекаемый воображением, часто заставлял жену свою плакать, а Жеркур был всегда одинаков. Линдана, любя страстно, не могла быть совершенно довольна его спокойным чувством, однакож, не зная ни страха, ни ревности, благодарила судьбу за свое щастие; страсть её никогда не миновалась, от того, что сердце её всегда желала чего нибудь. Жеркур любил ее не пламенно, но нежно и постоянно. Она не редко говорила друзьям своим, что для супружества надобно выбирать того, чья любовь сходнее с кроткою и милою дружбою.

Жанлис Мадлен Фелисите - Линдана и Вальмир, читать текст

См. также Жанлис Мадлен Фелисите (Ducrest de Saint-Aubin) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Любезный Король
Щастлив Монарх, умеющий заслуживать красноречивую хвалу великих Писате...

Любовники без любви
Il у а des gens qui n'auraient jamais ete amoureux, s'ils n'avaient j...