Уильям Мейкпис Теккерей
«Капитан Рук и мистер Пиджон (Captain Rook and Mr. Pigeon)»

"Капитан Рук и мистер Пиджон (Captain Rook and Mr. Pigeon)"

Перевод В. В. Бутузова

Rook и Pidgeon (Рук и Пиджон) в буквальном переводе - Ворон и Голубь.

Статистики и географы исчислили до точности, сколько квартеров хлеба, полос железа, кусков свинца, мешков шерсти, сколько турок, квакеров, методистов, евреев, католиков и протестантов потребляется или производится в различных странах нашего нечестивого мира. Я бы желал видеть пред собой таблицу, определительно показывающую число мошенников и простофилей всех наций; численный вывод подобного рода послужил бы для философа неисчерпаемым источником размышлений. Ум человеческий как-то отрадно отдыхает над этой многосторонней темой. Какое множество воров обретается в Париже! о, Небеса! и какая несметная масса негодяев всякого рода, с косичками и пуговками мандаринов - в Пекине! Безчисленные толпы воришек и мошенников вот в этот самый момент занимаются своим ремеслом во всех столицах. Какое множество бездельников ханжит в стране Дон-Карлоса! какое множество обманщиков и лицемеров совершает свои плутовские проделки под прекрасным носом королевы Христины! Во всех главных городах Германии существует безмерное число мошенников, которые, как и честные люди, спокойно покуривают табак и попивают пиво; порода таких людей водится и в знойном городе Тимбукту: совершенно нагие, обмазанные пальмовым маслом, они сосут кокосовый сок или дремлют у дверей своих мазанок. Не считаю за нужное продолжать топографические подробности и, для лучшего пояснения, повторять здесь весь географический словарь; достаточно сказать, что дурной философ тот, кто не принимает в соображение всех этих вещей, и который, при своих размышлениях или при суждениях о человеческом роде, не вполне вникает в них и не рассматривает их со всех сторон. Приятна и утомительна мысль, что предусмотрительная природа, посеявшая на земле сочные, сладкие, душистые цветы для жужжащей пчелы; открывшая прозрачные потоки для среброчешуйчатых рыб; произродившая ягнят, оленей, коз и другую свежую пищу для рыкающих львов; мышей - для деятельных кошек, сыр - для мышей и т. д.; возстановившая во всем своем царстве великое правило, что, где есть потребность, там есть и средства к удовлетворению её (прочитайте романы Адама Смита, Мальтуса и Рикардо и философские сочинения мисс Мартино) - я говорю, утешительна мысль, что, если природа произвела мух на пищу рыбам и цветы - на пропитание пчелам, то она также создала я простофилей на пропитание мошенникам; таким образом, на всех её планах, во всех предначертаниях видна гармония, предусмотрительность. Тщательное наблюдение покажет вам, что вороны существуют во всех частях света и что голуби созданы для их пользы. Где бы вы светило солнышко, вы непременно найдете греющуюся на нем глупость и лень - найдете и мошенничество, как тень следящее за глупостью.

Итак, нет никакой надобности ехать в Бенарес или Пекин отъискивать мошенников. "Да к тому же, мы не птицы, как говорит ирландцы: - мы не можем находиться в шести местах в одно и то же время"; а потому пройдем молчанием мошенников иноземных народов, и займемся рассмотрением только тех, которые существуют и процветают под самыми нашими носами. Я много путешествовал, много видел людей и городов, и должен, по всей справедливости, сказать, что наше отечество - Англия производит лучших в мире солдат, моряков, портных, пивоваров и мошенников,- особенно мошенников: подобных им не найти вы в одном государстве. Наше общество производит их в величайшем количестве и доводит профессию их до совершенства. Мы снабжаем ими всю Европу. Вы не укажете ни одного значительного города в Европе, где бы не нашлось, по крайней мере, полдюжины наших родных мошенников; они везде служат верным доказательством нашей практичности и превосходными образчиками вашей отечественной мануфактуры. Возьмем Рим, Челтенэм, Баден, Теплиц, Мадрит или Эмс: я был во всех этих городах, и, ручаюсь честью, что из всех бездельников, которых можно встретить там, самый тонкий - это англичанин: он лучше вашего пылкого француза, лучше хвастливого ирландца в рыжем бархатном жилете и в рыжих бакенбартах; лучше серьёзного и грандиозного испанца, с его страшно выпученными глазами и обилием брильянтовых булавок; лучше бледнолицаго немецкого барона, с светлорусыми усами, двойным подбородком, жирными, отекшими, грязными пальцами и огромным золотым перстнем, лучше всех подобных ему иноземцев. Кто в Вене одевается лучше всех? Кто в Бадене имеет щегольскую бричку? Кто пьет лучшее шампанское в Парике? Разумеется, капитан Рук, службы её британского величества: т. е. он был когда-то в службе её величества, но находит удобнейшим выдавать себя и теперь за капитана действительной службы.

Жизнь игрока-мошенника (это прозвание в укоризну приписывается капитану Руку в его отечестве) такая легкая, свободная, спокойная, беззаботная, веселая жизнь, что я не могу объяснить себе, почему все люди на свете не обращаются в капитанов Руков; - разве только потому, быть может, что в ней есть некоторые тайны и трудности, неведомые обыкновенным смертным, и преодолеваемые только людьми истинно гениальными. Зайдите к капитану Руку днем (в Лондоне - он живет около улицы С. Джемс; за границей занимает самые лучшие комнаты в самых лучших отелях) и вы застанете его в час пополудни в превосходнейшем шлафроке, за столом, на котором стоит завтрак из изысканных блюд; в это время или он курит огромнейшую пенковую трубку, или читает газету "Morning-Post", или роман (во всей его квартире одна только книга, и то взятая из библиотеки для чтения); или вы застанете его за туалетом, или в разговоре с портным о новых жилетных материях, или он пьет содовую воду с рюмкой хересу; все это делает он по утрам ежедневно, и все это, повидимому, не обременительно. Такие занятия продолжаются до трех часов. В три часа он отправляется к лошадиному барышнику и остается там на полчаса; в четыре - его можно видеть, у окна клуба; в пять - он ездит верхом в Гейд-Парке, с двумя-тремя товарищами (он не знает ни одной лэди, не мужчин знакомых у него много: ему знаком старый толстый джентльмен, который знал его семейство, и, при встрече, раскланивается с ним; ему знакомы несколько молодых людей с бледными, истомленными лицами, маленькими усами, или, по крайней мере, с маленькими бородками, эти молодые люди с удовольствием раскланиваются ему, как человеку модного света); в семь часов капитан Рук обедает в отели Лонга или Кларендона, и ложится почивать в пять часов утра, после спокойного виста, чашки бульона и стакана пунша.

Случается, он обедает довольно рано в таверне, близь Котент-Гардена; после такого обеда вы увидите его в театре, в отдельной ложе (капитан Рук больше всего любят цирк). В ложе, подле него, вы заметите молодого человека - весьма молодого, одного из тех, которые поутру разговаривали с ним в парке, заметите двух лэди: одну исхудалую, поджарую, с кислым лицом, с безчисленным множеством мелких белокурых локонов, с большими руками и ногами, в полинялом светло-голубом шелковом платье, в большой шляпке с оранжевыми лентами, с пестрыми, измятыми цветами и засаленными кружевами; на пальцах у нее множество золотых колец; она сидит позади; никто с ней и она ни с кем не говорит; разве иногда она промолвить: "ах, Мери! как ты хороша сегодня: джентльмен, который сидит в ложе против вас, битых три часа не спускал с тебя глаз: я готова держать какое хочешь пари, это тот самый, которого мы видели в парке.

"Я просила бы тебя, Анета, держать свой язык на привязи и не надоедать мне твоими мужчинами. Фредди! - ведь вы не верите словам мисс Гикман?" - говорит Мэри, обращаясь к Фредди с нежной улыбкой. Мэри сидит впереди; она говорит, что ей двадцать-три года, но мисс Гикман знает очень хорошо, что ей тридцать-один (Фредди одних лет с нею). На ней малиновое бархатное платье; на каждой руке по три различных золотых браслета; на каждом пальце каждой руки множество колец; у одного из колец висит на цепочке золотой флакончик; у ней огромный веер, носовой платок, обшитый кружевами; на ней кашмировая шаль, которая беспрестанно спадывает с плечь, открывая, к её досаде, весьма нескромно, белые плечи;- говорит она громко, всегда роняет в партер афишу, и постоянно разливает кругом себя сильный завах духов и помады из магазина Делакруа. После этого описания, излишне пояснять, кто такая Мари.... Мисс Гикман её компаньонка; оне вместе живут в квартале Май-Фер, в весьма уютном домике, только что вновь меблированном a la Louis XIV, усердием Фредди, что достоверно нам известно. Говорят даже, что карету и пару белых лошадей, на которых Мери так очаровательно катается в парке, купил также Фредди; - говорят притом, будто бы и карету и лошадей отъискал капитан Рук за весь?а сходную цену.

Такова жизнь капитана Рука. Что может быть спокойнее её и приятнее?- Случается, что Мари скажет: "Поедемте к нам, Рук, разделить с нами холодных цыплят и бокал шампанского со льдом," - Рук отправляется и после цыплят - так, для шутки - Мари предлагает маленький банк; она ставит шиллинги, между тем как Фредди, несколько смелее ея, позволяет себе ставки в полгинеи. Что ж за беда! в этом еще нет ничего дурнаго. - Через полчаса Мэри начинает скучать, а мисс Гикман уже давно дремлет в отдаленном уголке; и вследствие того обе лэди уходят со свечами в руках.

- Чорт возьми, Фред, говорит капитан Рук, наливая молодому человеку, и сам выпивая пятнадцатый бокал шампанскаго; - какое тебе счастье, еслиб только ты умел пользоваться им!

Что может быть со стороны Рука естественнее и даже благороднее этих слов? Фред, очевидно, неопытный игрок; опытный игрок знает, что возможности воспользоваться счастием в игре не существует. Фредди начинает пользоваться своим счастием. Прекрасно; но счастие изменчиво; это даже вошло в пословицу; и потому вовсе не удивительно, что, улыбаясь так сладко нашему Фредди в начале вечера, оно потом стало хмуриться и под конец совсем его покинуло.

Фредди проигрывает.

И - странная случайность! страшное несчастье! он выигрывал все маленькие карты, а проигрывал все большия; но для того, чтоб отъиграться, существует простое и вернейшее средство:- это - удвоивать ставки. Положим, вы проигрываете гинею: ставьте две: выиграв эту карту, вы выигрываете прежний куш и еще гинею; - проиграв две гинеи - ставьте в третий тур четыре; в четвертый - восемь, в пятый - шестнадцать, в шестой - тридцать две, итак далее. Здравый рассудок говорит, что не можете же вы проигрывать всегда; при первой карте, упавшей на вашу сторону, возвращается весь проигрыш. Этот процесс заключает в себе только ту невыгоду, что если вы начнете с гинеи и, удвоивая куш, проиграете пятнадцать раз, то весь проигрыш составит аккуратно шестнадцать тысяч триста восемьдесят четыре гинеи - сумму, которая, по всей вероятности, превосходят итог вашего годового дохода: по крайней мере, итог моего дохода далеко ниже этой цифры.

Фредди не дошел еще до этого; но, будучи малодушным в счастии, что заметили мы по его боязни выигрывать, он в равной степени малодушен, когда начинает проигрывать: он трусит, то есть, он увеличивает куши и старается отъиграться; человек, доведенный до этой крайности, может смело считать себе погибшим.

Когда Рук возвращается домой, у него в кармане оказываются векселя за подписью Фредди, положим хотя на триста фунтов стерлингов. Говорят, будто Мэри получает половину выигрыша; но я этому не верю: - капитан Рук принадлежит к людям такого рода, которые не расстанутся с кошельком ни за что на свете, если он попадется им в руки.

На сколько правды в предположении, что он делится с Мэри, до нас почти вовсе не касается. Рук возвращается домой, бросается в постель усталый и просыпается в полдень, чтоб снова начать подвиги, которые мы описали. Что касается до Фредди, то ни мак, ни мандрагора, ни вся содовая вода из всех химических магазинов не в состоянии даровать ему того сладкого сна, который он мог бы иметь, еслиб не проигрался. "Еслиб я только держался короля червей, со вздохом говорит Фред: - но, впрочем, кто же может решиться на это, когда король семь раз сряду проигрывал?- еслиб я забастовал в то время, когда Томас (будь он проклят) подал этот адский пунш, тогда бы еще сотни две осталось в кармане..." и т. д., и т. д. В этом роде сетует Фредди на свою судьбу. О, несчастный Фредди! жалкий Фредди! глупый Фредди! - ты поражен теперь, ты страдаешь, и к излечению недуга твоего - нет другаго средства, кроме кровопускания, повторяемого почти до гробовой доски. Относительно излечения Фредди, следует принять в руководство гомеопатическое правило similia similibus, а это, мне кажется, в переводе означает: "от укушения бешеной собаки должно лечиться шерстью той собаки",- только, не бесконечно-малыми дозами, не шерстью той собаки, которая укусила, не, vice-versа, собакою той шерсти, которая хотела укусить. Фредди начал играть; - сначала по маленькой,- надобно же отъиграться; он должен пройти весь курс лечения, чтоб получить какую нибудь пользу. Он должен играть, пока будет иметь к тому возможность; он будет играть, пока в его кармане не останется шиллинга, и тогда, быть может, останется честным человеком, хотя большинство шансов против этого, и почти наверное можно держать пари, что он сделается плутом-игроком и будет богат или беден, смотря по обстоятельствам.Наым кажется, не нужно называть имя Фредди: оно красуется на его визитной карточке:

МИСТЕР ФРЕДРИК ПИДЖОН.

Отель Лонга.

Я сказал, что мистер Фредрик Пиджон, эсквайр, может сделаться богатым или бедным плутом-игроком, хотя первый шанс, надобно признаться, весьма неверен. Когда-то я знавал одного актера, который не умел ни писать, ни говорить, ни даже читать по английски,- который не имел способности ни к какому ремеслу в свете, не имел на столько ума, чтоб торговать на улице яблоками, и на столько смысла, чтоб сделаться членом Парламента; я знавал, повторяю я, одного актера, единственными достоинствами которого были длинные ноги, длинная шея и громкий голос,- слышал, как он проклинал свою судьбу, свою профессию, от которой, при всех своих стараниях, мог получать только восемь гиней в неделю. "Никого, говорил он с некоторою справедливостью:- не вознаграждают так дурно, как драматических артистов: они всю свою молодость трудятся из-за ничего, и под старость ничего не могут приберечь на черный день." С этими словами он вздохнул и потребовал (это было в субботу вечером) сорок девятый стакан грогу,- счет стаканам вел он с начала недели.

Раздражительность, как следствие избранной профессии, я нисколько не сомневаюсь, заставляла моего друга Клэптрапа поглощать, кроме пива поутру, такое количество грогу после репетиций;- это обстоятельство невольным образом наводит меня на размышление о его судьбе. А судьба его, право, незавидная. Есть, пить, немного трудиться и быть веселым,- получать двойное возмездие за труд, и потом стремиться к гибели;- упасть с дерева, как говорится, налившись, созревши и даже перезревши, гнить под этим деревом в грязи, и, наконец, смешаться с нею.

Но, как бы дурно ни вознаграждался актер (читатель простит меня за вышеприведенный эпизод тем охотнее, что, в сущности, он не имеет никакого отношения к предмету этой статьи), как бы ни злосчастна была его участь,- участь бедного плута-игрока еще злосчастнее. Вы никогда не услышите о богатом игроке, не увидите даже и такого игрока, который бы сказал, что он в выигрыше. Куда же деваются все те деньги, которые проигрываются за зеленым столом? К концу вечера многие игроки не досчитываются значительного количества монет в своих кошельках,- следовательно, эти монеты перешли в другие кошельки; но спросите: в чьи же кошельки? Один скажет, что он выиграл три шиллинга,- другой - ни выиграл ни проиграл; третьему кажется, что он проиграл,- а между тем каждый из трех других игроков утверждает, что проиграл три фунта стерлингов. Разве это не факт? разве это не известно тем, которые имеют страсть к игре? Я часто думаю, что чертовы картинки,- как называются карты,- выданы нам прямо из адской библиотеки, и что сам сатана прибирает в свои лапы некоторую часть выигрыша и уносит эту часть незаметным образом: в противном случае какже объяснить, куда деваются деньги?

Например, есть один джентльмен называемый в газетах "благородным графом и знаменитостью конских скачек";- если он проиграл шиллинг, то газеты кричат, что он проиграл пятьдесят мильонов; он бросает по полсотни тысяч фунтов стерлингов на конских скачках в Дерби так свободно, как вы и я бросили бы два с половиною пенса. Кто же выиграл эти мильоны? Мистер Кракфорд, мистер Бонд или мистер Salon-des-Etrangers?

Я не называю этих трех джентльменов игроками; но кто же выигрывает деньги благородного графа, равно как и деньги всякого другаго джентльмена, который играет и проигрывает? Я знаю, что много денег ставилось на карты во время отсутствия мистера Кракфорда, много ассигнаций выдано без всякого посредничества мистера Бонда; - есть сотни тысяч игроков, которые совершенно незнакомы и чужды даже мистеру Salon-des-Etrangers.

Нет, милостивый государь, деньги проигрываются не в публичных игорных домах; ваша добродетель подвергается опасности не в этих местах. Лучше проиграть половину своих доходов, все свое состояние, в порядочном игорном доме, нежели в обществе моего друга капитана Рука. Но мы опять удаляемся от вашего предмета. Дело в том: честно ли ремесло капитана и выгодно ли оно?

Займемтесь прежде рассмотрением последнего вопроса. Скажите, мой добрый друг, кушали ли вы пастеты из воронят, в мае месяце, когда они бывают очень молоды? - они до такой степени нежны, что вы не в состоянии заметить разницы между ними и голубями. Так-точно и вашего Рука, в его молодости, трудно было отличить от Пиджона. Теперь он поступает с другими так, как некогда другие поступали с ним; его общипывали точно так, как он общипывает теперь мистера Фредрика Пиджона. Положим, что он начал свое поприще жизни с десятью тысячами фунтов стерлингов. Из этой суммы у него не осталось ни полушки; ее можно считать за капитал, которым он пожертвовал, чтоб изучить свое ремесло. Истратив десять тысяч, доставлявших 650 фунтов в год, он должен был отъискивать другой источник, который бы доставил ему полторы, две или три тысячи дохода за его риск и труд. Кроме денег, убитых при самом начале поприща, его профессия требует постоянных ежегодных издержек, как-то: на

Лошадей, экипажи (включая Эпсонские, Гудвудские, Аскотские и пр. конские скачки.) - 500 ф.

Квартиру, прислугу и стол - 350 -

Поездки к приморским городам - 300 -

Званые обеды - 150 -

Карманные деньги - 150 -

Перчатки, платки, духи, табак (весьма умеренно) - 150 -

Портному (примерно 100 ф. без уплаты) - 0

Итого 1,600 ф.

Без этой суммы, человек не в состоянии заниматься профессией капитана Рука приличным образом: потерять десять тысяч и иметь тысячу шестьсот футов необходимых расходов - нет, это невыгодная профессия,- это скудные проценты на хороший капитал; это плохое вознаграждение для благородного джентльмена, за его трудолюбие и гениальную способность.

Мой друг, Клэптрап, который ворчит на ограниченное жалованье, может благословлять судьбу свою, что он не родился джентльменом и не был воспитав для такой профессии, как эта. Принимая в соображение труды капитана, его расходы, его происхождение и воспитание, нельзя не согласиться, что вознаграждается он бедно. А когда он будет обязав оставить свое поприще, когда рука его начнет дрожать, когда кредит упадет, когда над его векселями станут смеяться во всех банкирских домах, когда портные станут преследовать его, словом, когда неумолимое время доведет его до старости,- кто тогда поможет этому жалкому ветерану?

Кто поможет ему? Ужь, конечно, не его родные, потому что он вытянул от отца, от дяди и старой бабушки все, что было можно; он получил уже часть из наследства своей сестры и поссорился с зятем; старики примерли, молодые люди ненавидят его, и ничего ему не дадут. Кто же ему поможет? - ужь, конечно, не друзья. Во первых, мой добрый сэр, друзья очень редко помогают; во вторых, капитан Рук, при своем ремесле, не приобретая новых друзей, отчуждил от себя старых. Его знакомства продолжались не более года - период времени, совершенно достаточный для того, чтоб ему общипать их, и потом они расставались. У Пиджона не осталось ни одного перышка в хвосте, да и с какой стати он будет помогать Руку, которого, между прочим, он научился душевно ненавидеть, узнав в нем бездельника? Если для Рука и наступает черный день, то именно потому, что он не имеет друзей; он истощил их средства, он общипал их так гладко, как ладонь. И чтоб дойти до этого конца, Рук тратил по тысячи-шестисот фунтов в год, погубил цвет своей жизни и, кроме того, промотал десять тысяч фунтов стерлингов! Такова ли должна быть награда джентльмену? Да, позорно и грешно позволят английскому джентльмену утопать в нищете, не подав ему руки помощи.

Из вышеприведенных замечаний можно вывести следующее нравоучение: плутовская игра - ремесло дурное; хуже его ничего не может быть, и потому родители и опекуны должны обратить на это особенное внимание, и не приучать детей к такому низкому и гнусному образу жизни.

Надобно, однако же, сознаться, что есть люди, которые имеют к этой профессии такой врожденный талант, что ни просьбы, ни угрозы, ни пример родителей, ни приманки другаго призвания ни в состоянии удержать их от нея. Они отрекаются от всего; чтоб следовать за своим господином, дьяволом; они бросают друзей, родных, благородные и прибыльные занятия, чтоб предаться исключительно этому ремеслу, низкому и невыгодному. Когда они находятся в военной службе - в полку разносится дурная молва о полночных сходбищах, о картежной игре, о барышах от продажи лошадей, и корнет Рук получает самое лаконическое предложение оставить службу. Они поступают в конторы банкирских домов, и получают обещание, что впоследствии будут сотоварищами хозяина,- папа откладывает хороший капитал, чтобы ускорить это время, но фирма Гобс, Бибс и Грегори не может держать при себе молодого джентльмена, который сделался известен, как игрок, который чаще посещает конские скачки, чем контору, и беспрестанно берет от банкира свои деньги. Отец его, этот отличный старик Сам Рук, столь хорошо умеющий брать подряды в военное время, узнает в конце пятого года, что из капитала, назначенного на товарищество, его сын промотал больше четырех тысяч, и, по долгу справедливости к остальным тринадцати детям, отец решается не давать ему больше вы шиллинга. Можете представить себе, как приятна должна быть решимость подобного рода для пылкого молодого Рука, с четверкой лошадей в конюшне, с нареченной мистрисс Рук, в уютном домике близь Регентова парка, и с векселем в триста-семьдесят-пять фунтов, требующим непременной уплаты в первых числах наступающего месяца!

Иногда, из молодого Рука готовят адвоката, и мне приятно представить моим читателям одного такого джентльмена и его историю.

Это сын весьма достойного джентльмена, высокопочтеннейшего Атанасиуса Рука, который, окончив курс наук в Кэмбриджском Университете, оставался в нем в качестве преподавателя, пока не открылось вакантное место сельского священника, за которое он с радостью ухватился. Оно давало только двести-пятьдесят фунтов в год; но дело в том, что Атанасиус был влюблен. Мисс Грегори, хорошенькая, скромная, простодушная гувернантка у мисс Микль, содержавшей пансион для девиц в Кэмбридже (куда высокопочтенный джентльмен часто являлся на чай), обратила на себя благородное внимание университетского наставника. Во время прогулок с ней и, разумеется, с другой молоденькой лэди, по тромпингтонской дороге, Атанасиус Рук высказал свою любовь.

Мисс Грегори не имела очаровательной красоты; но она любила Атанасиуса всею силою своей души, и была самая благонравная, веселая, нежная, улыбающаеся, заботливая жена, какою когда либо благословляло Небо сельского пастора. Атанасиус принял к себе двух учеников, с платою по двести гиней за каждого, и домашния дела его значительно улучшились, так, что он начал откладывать на черный день, по немногу на приданое Гарриеты, когда она подростет и будут у ней женихи, и откладывать по немногу на воспитание Тома в университете или на приготовление его в адвокаты. Из этого вы можете заключить, что в пасторском доме существовали теперь два маленьких Рука, родители которых считали за особенное счастие класть корм в маленькие ротики своих птенцов. О! если только был в мире добрый и счастливый человек, это, без сомнения, был Атанасиус; если была счастливая женщина в мире - это, без сомнения, была его жена: в целом приходе, в целом округе, в целой Англии вы не отъискали бы более уютного и комфортабельного пасторского дома и более счастливой семьи.

Слава Атанасиуса, как воспитателя, увеличивалась; он назначал плату за воспитание весьма высокую, и к тому же, не принимал более двух учеников, и потому многие богатые родители сильно желали поручить детей своих его попечению. Будущие сквайры, банкиры, даже лорды, поселялись в его домике, пользовались его наставлениями, с его помощию спокойно проходили чрез "ослиный мост" и вступали в величественные страны математики, или, усвоив латинский синтаксис, переходили на отрадную стезю классической мудрости.

Среди таких товарищей вырос Том Рук; вырос, конечно, более любимый и более балуемый, чем они; умнее, чем они; словом, из нашего маленького Рука вышел такой славный, благовоспитанный, умный юноша, какие редко поступают в университет.

Представьте же себе вашего молодого джентльмена в университете, куда привез его попечительный родитель, который с особенной любовью и воспоминаниями, так глубоко затаившимися в его душе, осматривал и зал, и место юношеских игр, и комнату старого привратника, и старый фонтан, и старые спальни, в которых он сам некогда жил. Представьте себе рыдания доброй мистрисс Рук, при разлуке с своим детищем, представьте слезы очаровательно-бледной Гарриеты, когда она, обнимая брата, подносит ему в серебристой бумажке, окропленной потоком горьких слез, шелковый малиновый кошелек, с двумя собственными гинеями - бедняжка! Представьте все это, и представьте молодого Тома, тоже печального, и, вместе с тем, обольщаемого мыслью, что ему открывается новая жизнь, свобода и отрадная борьба за славу, которую он мысленно клянется приобресть современем. Словом, Том Рук поступил в университет, слушает лекции, читает книги, ходит в церковь, умеренно участвует в пирушках товарищей и, вообще, представляет собою отличнейшего юношу.

Том приезжает домой на рождественские праздники. О, как он вырос! Сестра и мать готовы спорить за удовольствие гулять с ним по деревне; старик-отец вытаскивает старый портвейн и беспрестанно приводит цитаты из Эсхила. Ученики тоже уехали к родным. Отец, мать и сестра спокойно наслаждаются присутствием Тома. Но,- увы! я боюсь, что пасторский и с тем вместе родительский дом кажется Тому слишком тихим. Как бы то ни было, он прилежно читает по утрам, и сестра Гарриета с крайним изумлением заглядывает в огромные тетради исписанной бумаги, испещренной странными треугольниками, чертежами и сложными сочетаниями Х-ом и Y-ом.

Наступает май, и с ним вместе университетские экзамены 10 числа, восхищенный родитель получает во время завтрака два письма следующего содержания:

От высокопочтенного Соломона Снортера к высокопочтенному Атанасиусу Руку.

10 мая.

"Любезный Кредо! (Вероятно, так называли мистера Рука в шутку товарищи, когда он был в университете. Прим. автора.) желаю тебе радости. Твой сын славный мальчик по его летам; надеюсь, что еще годика через четыре и он в нашей семье будет своим человеком. Относительно классиков, он, мой добрый друг, можно сказать, facile princeps; в математике - entre nous, его перегнал товарищ, по имени Сник, вестморлэндский уроженец и старый студент. Нам надобно присадить Тома за математику, и тогда, я уверен, мы сделаем из него первейшего студента.

"Посылаю тебе счет за его содержание, всего 105 фунтов 10 шиллингов,- счет довольно тяжелый; но не забудь, что ведь это первый год, всегда сопряженный с лишними расходами: мне приятно будет представить тебе росписку в получении денег. Мимоходом скажу, что молодой человек любит развлечения и живет слишком расточительно. Советую прочитать ему лекцию на эту тему. Твой

"Сол. Снортер."

Вслед за этим вскрывается письмо мистера Тома Рука: из него мы приводим только приписку:

"P. S. Неоцененный папа, я забыл сказать, что при моем образе жизни и положении в университете (лорд Бэгвиг, старший сын герцога, как вам известно, клянется дать мне.по выпуске приличное место) я позволил себе сделать расходы, которые испугают вас: я проиграл тридцать фунт стер. высокоблагородному мистеру Дьюсэсу (сыну лорда Крабса) и, сверх того, задолжал пятьдесят-четыре ф. с. за десерт и наемных лошадей,- расход этот и не осмелился поставить в счет мистера Снортера. (Между молодыми студентами Кэмбриджского Университета существует или существовало, обыкновение иметь неограниченный кредит от различных купцов, которых удовлетворяли университетские наставники и потом посылали счеты к родителям молодых людей.) Нанимать лошадей - это чертовски раззорительно: в будущий курс я заведу свою лошадку - это дело решеное."

Высокопочтеннейший Атанасиус прочитал приписку с меньшим удовольствием, чем самое письмо. Как бы то вы было, Том исполнил свой долг, и старый джентльмен не хочет заглушить в душе своей чувство удовольствия; в силу этого он посылает сыну сто фунтов стерлингов, вместе с родительским благословением и с присовокуплением приписки мама, что "милый сын её должен стараться всеми силами поддерживать хорошие отношения с аристократическими друзьями, что он рожден вращаться в высшем кругу общества".

Проходит еще год; Том приезжает домой на летния вакации; но он страшно изменился: он сделался истомленным и бледным. При втором годичном экзамене, Том вовсе неудостоился перевода в высший курс, собственно по болезни, и Сник стал по экзаменам выше его во всех отношениях. За десертом после обеда Тон пьет вина больше, чем его родитель; он постоянно разъезжает по соседям, обедает у них и возвращается домой, по словам мама, каким-то странным, сердитым, с хриплым голосом и какою-то неустойчивостью на ногах. Высокопочтеннейший Атанасиус становится весьма, весьма задумчив, между отцом и сыном завязывается жаркий спор, и, о! с каким трепетом Гарриета и её мать стоят у дверей кабинета и вслушиваются в сильные выражения двух диспутантов!

Наступает наконец и последний экзамен. Здоровье Тома в крайней степени расслаблено; но он обещает употребить все свои усилия, чтоб получить ученую степень. С раннего холодного зимнего вечера, до поздней, поздней ночи, он сидит за книгами; и все это кончается тем, что за месяц до экзамена, Томас Рук, эсквайр, получает воспаление в мозгу. Мистрисс Рук, мисс Рук и высокопочтеннейший Атанасиус Рук, приезжают в Кэмбридж, останавливаются в гостиннице, и день и ночь проводят у постели бедного Тома.

О! сколько горести и раскаяния! какая трогательная картина примирения! поток слез и со стороны сына и со стороны отца. Когда, однажды утром, в пасторском доме, после выздоровления Тона, старый джентльмен вынимает пачку росписок, и говорят дрожащим голосом: "Вот, сын мой! не беспокойся на счет твоих долгов. Юноши всегда будут юношами; зная это, я рассчитался с твоими кредиторами." При этих словах, в пасторском доме все заливаются слезами,- мать и дочь обильнее прочих; рыдает даже и мистрисс Строкс, старая ключница, и, в добавок, жмет руку пастора и цалует мистера Тома.

Том мало по малу оправляется и ст тем вместе готовится к экзамену, но - напрасно: мистер Спик окончательно берет над ним верх. Том теряет всякую надежду получить выгодное место: обещание лорда Бэгвига оказались пуфом. Тому остается одно - поступить в адвокаты; и его отец, уже прекративший было прием учеников, находит необходимым возобновить его для поддержки своего сына в Лондоне.

Нужно ли рассказывать, что бывает потом? Том живет в фешёнэбльном краю столицы,- никогда неприближаясь к Темплю; ни на шаг и вы в чем не отставая от своих аристократических друзей, он присутствует о ними на всех конских скачках, подписывает множество векселей, попадает в руки жидов; его отец спешит в Лондон в наружном месте дилижанса,- спешит, и находит своего сына Тона в долговой тюрьме, в улице Курситор.

Мне неприятно рассказывать остальную часть этой истории. Высокопочтеннейший Атанасиус не принадлежал к числу бессмертных: он умер на другой же год после посещения долговой тюрьмы, оставив сто фунтов в год жене своей, небольшую сумму дочери и ровно ничего сыну. Но мать, имея в своем распоряжении маленькие средства, ни под каким видом не позволяла Томасу нуждаться,- возможно ли оставить милаго сына без поддержки? Три тысячи капитала прошли чрез его руки так незаметно, что к концу третьяго года не осталось от них почти ни пенса; мисс Гарриет служит где-то гувернанткой за шестьдесят фунтов в год и поддерживает мать, получающую пятьдесят фунтов, проценты с денег, оставленных отцом Гарриэте.

Что касается Тома, он, можно сказать, сделался самостоятельным человеком: он ведет жизнь, которую мы уже описали. В последний раз я его встретил в Бадене. Он совершил путешествие, требуемое его профессией: при нем была карета, почтальон, лакей и пара пистолетов. Он участвовал в пяти дуэлях; на одной из них убил человека, который сомнительно отзывался о его честности в игре. Том Рук непременно обманет в игре,- обманет на сто фунтов или на одну гинею, это все равно, и потом, если хотите, выйдет на дуэль.

За границей ваш друг называет себя капитаном. Когда его спросят: кто дал ему этот чин?- он, не задумываясь, отвечает: Дон Карлос или королева Христина, за которых он сражался; и, действительно, почему не мог он быть в Испании? ведь никому неизвестно, где он провел последние два года.

Мы должны заключить эту статью некоторыми замечаниями насчет бедного мистера Пиджона. Тщеславие было маленьким недостатком Пиджона втечение всей его жизни. Сын магазинщика, он после смерти родителя получил хороший капитал. Глупые фешёнэбльные романы, которых он начитался, глупые родственницы, которых он имеет (NB. Все молодые люди с деньгами имеют глупых родственниц, которые льстят им) и глупые поездки на минеральные воды и к морским купальням, где от познакомился с высокоблагородным Томом Маунткофегауз, лордом Баллигулли, знаменитым немецким графом Свеллер-Мобско, и им подобными (это все капитаны Руки в своем роде),- все это повело к гибели молодого человека.

Я не чувствую ни малейшего сожаления к мистеру Пиджону. Взгляните на него! Посмотрите, какое на нем щегольское платье! Вино производит у него головную боль, но он пьет его, потому что это принято в кругу порядочных людей. Под страхом смерти, он садится на резвого камелопарда, привыкшего к извощичьей карете, или, вскарабкавшись на вершину дромадера, несется по аллеям Роттен Роу, между тем, как ему хотелось бы сидеть на диване, и за чашкой чаю спокойно беседовать о торговых делах с матерью и сестрой. Сколько ушибов подучают его жиденькие ноги от этой езды,- и каким разбитым становится все его тело! Куренье - как часто портит оно его слабенький желудок! а между тем, он считает необходимостью курить: Свеллер-Мобско курит постоянно; Маунткофегауз не выпускает изо рта сигары; а что касается Баллигулли, он выкуривает по дюжине сигар в день, и говорит весьма справедливо, что Понтет не отпускает ему таких хороших сигар, какие продает Пиджону. Дело в том, что Понтет еще семь лет тому назад дал себе клятву не отпускать в долг милорду ни на полшиллинга, а потому добродушный нобльмен всегда угощает себя из сигарного ящика Пиджона.

Эти аристократические особы втащили пистера миджона в известные клубы. Они сделали это не без рассчета: они берегут его для самих себя. Капитан Рук занимается своим ремеслом всегда в сообществе нескольких лиц; но, разумеется, чем больше он хочет выгоды, тем меньше должно быть сообщников. Трое, однако же, положительно необходимы, что, без всякого сомнения, известно каждому из читателей, игравшему когда либо в вист: один для того, чтоб быть партнером Пиджона, проклинать свое несчастье в игре, предлагать более высокую игру и "условливаться" с другим товарищем; третий для того, чтоб решить дело с Пиджоном и свезти его к банкиру для окончательной расплаты. Нам известно несколько примеров, где, после хорошей ночной работы, нумер третий пропадал вместе с выигрышем; но проделка подобного рода опасна; - она не только позорна для профессии, но отнимает на возобновление прежнего занятия всякий шанс, потому что никто уже не примет в сообщники себе такого изменника. Этот маневр можно допустить при одном только случае. Многим надоедает карточная профессия и у них является желание сделаться честными людьми; в этом случае, если игрок может прибрать к рукам хороший куш, например, тысяч пять фунтов стерлингов, то смело и не краснеё может дать тягу. Товарищи не скажут ни слова, и беглец преспокойно может жить в Вене, имея в кармане пять тысяч фунтов.

И так, в обществе этих милых товарищей ваш Пиджон процветает до тех пор, пока они не сочтут за нужное ощипать его. При производстве этой операции, не должно выдергивать перья слишком сильно, иначе он испугается и, пожалуй, улетит к какому нибудь другому мастеру этого дела, да и самые перья не так легко лезут с самого начала, как спустя несколько времени: - после нескольких приемов, можно вытаскивать их пригоршнями. Не нужно, впрочем, много церемониться при этом: не вы, так кто нибудь другой поступит так, как следует. Голубь является в свет уже обреченным на жертву, как говорит Шатобриан:

Pigeon, il va subir le sort de tout pigeon.

Он должен быть ощипан; сама природа создала его для этой цели. Если вы, капитан Рук, не сделаете этой операции на зеленом столе, освещенном двумя восковыми свечами, и при двух колодах карт, то Рук другаго рода иначе сделает ее: разве не существует железных дорог, испанских облигаций, компаний для добывания смолы и корнвалисского олова, разве не существует старых вдов с их дочерями? Если вы упустите Пиджона, то он попадется негоцианту Руку; если этот Рук не подстрелить его, то биржевой Рук поставит ему сети; если бедное трепещущее создание избегнет и этой опасности, то оно улетит и опустится прямо в воронье гнездо, где дивная старуха, обладающая удивительною способностию обманывать, лэди Рук и её дочери приютят его на персях своих, и в своем мягком и нежном приюте ощиплют его, и сделают гладким, как облупленное яйцо.

Пожалуйста, капитан Рук, не церемоньтесь с Пиджоном: ловите его, щиплите его, слегка, но смело; а главное, не выпускайте из рук. Если он окажется довольно сильной и осторожной птицей, то, разумеется, вы сами должны быть вдвое осторожнее; а если он чрезвычайно глуп и запуган, то, может статься, самое лучшее средство в этом случае схватить его за шею и сразу выщипать из спины все перья.

Когда перья человекообразного голубя вырваны насильственным образом, они не выростут вновь; - при всем том, я о нем не сожалею. В этом отношении он только подвергается голубиной участи и, я убежден, что он также счастлив в общипанном, как и в перистом состоянии. Правда, он не может теперь растопырить перья на своей груди, спрятать в них пустую свою голову, распустить свой хвост и выступать на солнышке с надменной осанкой индейского петуха. Но при всех этих осанках и при всех красивых перьях, он был в сущности те? же, что и теперь - несчастной, боязливой, глупой птицей. Пиджон скоро привыкает к этому жалкому состоянию; он слишком большой трус, чтоб предаваться отчаянию. Не будучи в состоянии летать, он попадает в стадо подобных себе товарищей, прыгает между ними и живет, как ни попало. Желудок свой он наполняет пищей без всякого разбора. Он подбирает крохи у своих родственников; или - когда уже почти совершенно погибает, женится и, произведя на свет девятерых детей, становится угрюмым я свирепым, начинает пить вино и бить жену. Случается, что он получает маленькое, самое маленькое местечко: вы слышите, что он сделался камердинером или писцом в какой нибудь ничтожной новой компании, или сотрудником такой же газеты. Он умирает, и для вдовы мистера Пиджона делается подписка. В его детях, составляющих новое поколение, мы, к счастию, не находим ли малейшего сходства с родителем. Да будет благословение Неба над вами, мaлютки! Вы родились в нищете; вы можете перенесть ее, преодолеть все трудности жизни и сделаться богатыми. Но горе, горе Пиджонам этой земли, родившимся богатыми, чтоб умереть бедняками.

Конец капитана Рука нисколько не отраднее, хотя в некоторой степени мужественнее и величественнее, чем конец мистера Пиджона. Если вы вздумаете прогуляться по Королевской уголовной тюрьме, я готов держать пари, что вы встретите там дюжину подобных людей. Они имеют вид спокойный, но выражающий какое-то зверство; прохаживаясь взад и вперед, в лохмотьях пышного наряда, каждый из них посматривает на вас, прищурив глаза и скривив улыбкою губы, закрытые огромными сальными усами. Какую страшную деятельность вмещает в себе дом сумасшедших или тюрьма! - перед вами, мрачный двор, выстланный плитой, или длинная, темная комната, где обитатели, подобно жителям клеток зверинца, беспрестанно снуют взад и вперед! Мария, королева шотландская, весьма трогательно говорит:

"Pour mon mal estranger

Je не iri'arreste en place,

Mats j'en ay beau changer,

Si ma douleur n'efface!"

Капитан Рук ходит, все ходить по тюрьме взад и вперед, взад и вперед - душевная пытка, повидимому, приводит весь организм его в беспокойное движение; и, я уверен, как в доме сумасшедших, так из тюрьме, вы найдете множество братьев нашего капитана Рука. Интересно наблюдать его под тяжестию горя и видеть, как свирепо он смотрит, возмущаемый длинным рядом воспоминаний. В этих-то приютах Руки чаще всего кончают свою жизнь. Даже при более счастливых обстоятельствах, они умирают в самом жалком положении, в каком нибудь бедном, заграничном городке, и, для блага будущих Руков, умирают преждевременно. Редко вы услышите, что старый Рук кончил свое существование, обладая богатством. Ремесло Рука кратковременно и безотрадно, потому что сомнение и страх нельзя назвать приятными ощущениями, а они непременная принадлежность его профессии: его ремесло безотрадно, потому что хотя Рук и старается казаться честным человеком, но все считают его бездельником, и это ему известно очень хорошо; его ремесло невыгодно, потому что расходы для поддержки ремеслa поглощают все доходы от него, и в результате остается он банкрутом с роскошными привычками, сделавшимися для него второй натурой. Несчастнее капитана Рука, при склоне дней его жизни бродящего в скучном Кале или Булони, или в тюрьме уголовных преступников, со всем бременем болезней и нужд, постигших его впродолжение его профессии,- я не знавал вы одного человеческого существа; о, сколько у него болезней, нужд и чувственности, некогда пресыщавшейся, а теперь страдающей от недостатка пищи! его уму предстоят теперь одни только горькие воспоминания, честолюбие его убито; осталось в нем только одно ничем неизгладимое бездельничество! О, капитан Рук! каких приятных спутников берете вы с собой в тюрьму; какие приятные товарищи окружают ваш жалкий смертный одр. Сын мой, не будь Пиджоном в твоих отношениях в свету! - Но,- если ужь выбирать одну из двух ролей - то лучше быть Пиджоном, нежели Руком.

Уильям Мейкпис Теккерей - Капитан Рук и мистер Пиджон (Captain Rook and Mr. Pigeon), читать текст

См. также Уильям Мейкпис Теккерей (William Makepeace Thackeray) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :