Уильям Шекспир
«Царствование Эдварда III. 2 часть.»

"Царствование Эдварда III. 2 часть."

При громе барабанов, входят принц Уэльсский, Одли и войско.

Король Эдвард. Добро пожаловать, любезный сын! Как поживал ты с тех пор, как высадился на французский берег?

Принц Уэльсский. Благодаря милосердным небесам, вполне благополучно. Мы уже отбили у неприятеля некоторые из его наиболее укрепленных городов, как Арльфлер, Сэн-Ло, Кротуа и Карэнтан. Сокрушили мы еще несколько других, оставляя за своими пятами обширное поле и дорогу, проторенную для запустения. Однако, тем, кто являлся с добровольною покорностью, мы охотно даровали помилование; тех-же, которые, полные духа сопротивления, отказывались от наших мирных предложений мы подвергали всей тяжести неумолимой мести.

Король Эдвард. О, Франция, зачем ты так упорно отклоняешь от себя ласковые объятия твоих друзей? С какою нежностью хотелось-бы нам приласкать твою грудь и какою осторожною походкой хотелось-бы попирать мягкую глину твоей почвы, а между тем ты своим резким и презрительным упорством отталкиваешь нас, словно норовистый и необъезженный конь, отвечая нам ударами своих копыт. Скажи мне, однако, Нэд, неужто тебе на твоем воинственном пути ни разу не пришлось встретить самозванного короля, похитителя престола Франции?

Принц Уэльсский. Пришлось, добрейший государь. Не более двух часов тому назад, я его встретит. Стоял он во главе, по крайней мере, стотысячного войска. Он находился на берегу реки; я - на другом. При виде его громадных полчищь, мною овладел было страх, как-бы он не сокрушил бывших при мне ничтожных сил; однако, увидав, на наше счастье, приближение вашего величества, он отступил к равнинам Крэсси, где, выстроив войско в стройном боевом порядке, он как будто намерен был вступить с нами в немедленный бой.

Король Эдвард. Милости просим; именно этого-то мы и желали.

При громких раскатах барабанов, входят Король Иоанн, оба его сына, принцы Карл и Филипп, Король Богемии, Герцог Лотарингский и другие с своими войсками.

Король Иоанн. Знай, король Эдвард, что я, Иоанн, законный король Франции, видя из твоих самоуверенных и гнусных поступков дерзкое намерение завладеть нашею страною, убивая её подданных и разрушая её города, плюю тебе в лицо, а затем в следующих словах укоряю тебя за твое наглое вторжение! Прежде всего я считаю тебя беглым, проворовавшимся морским разбойником и обнищавшим мерзавцем, который, волею судьбы проживая на бесплодной почве, не приносящей ни одного хлебного зерна, поневоле вынужден прибегать к грабежам! Затем ты настолько сильно нарушил данный мне обет в верности, настолько нарушил все святые свои обязанности относительно заключенных между нами условий, что я считаю тебя лживым, зловредным бездельником! Наконец, хотя мне противно иметь дело с тварью, стоящею сравнительно со мною так низко, тем не менее, - в силу твоей жажды к золоту, твоего стремления скорее устрашать, чем заслуживать любовь народа, твоего желания удовлетворить свою двойную похоть, - я все-таки пришел сюда и принес с собою несметное количество драгоценных камней и чеканных монет. Прекрати-же отныне свое преследование одних только беззащитных: обрати свое оружие против вооруженных и после таких жалких успехов, после воровски захваченной добычи, докажи нам, что у тебя хватит мужества завладеть как следует настоящею добычею.

Король Эдвард. Если считать, что у желчи или у Польши вкус приятный, можно сказать, что твое воззвание слаще меда. Но насколько первые мало одарены сладостью, настолько-же второе мало наделено остроумием, хотя и тщится быть язвительным. Выслушай, однако, мое мнение насчет твоих ничего не стоющих ругательств. Если ты только затем осыпал меня ими, чтобы запятнать мою славу или омрачить блеск моего рождения, знай, что волчий твой лай не принесет мне никакого вреда. Если-же ты, желая представить миру свое беззаконное и безобразное дело в более выгодном свете, белишь его и румянишь, как блудница свои щеки, знай, что подделка слишком груба, и от неё все твои пороки еще ярче выступают наружу. Если-же ты, подозреваешь нас в робости или находишь, что нашему презрительному хладнокровию следует придать поболее огня, дабы вызвать меня на более решительные действия, то уверь себя, что я слишком медленно переплыл пролив, что с самой своей высадки я не отвоевал у тебя ни одного города, что я не зашел в пределы этого королевства далее морского берега, где с тех пор и предаюсь мирному сну, полный безмятежной веры в себя. Сознавая-же, что я поступал совершенно иначе, ты, Валуа, вынужден будешь понять, что войну я веду не из-за добычи, а из-за короны, которая у тебя на голове. Клянусь завладеть ею во чтобы то ни стало, хотя-бы это свело в могилу меня или тебя.

Принц Уэльсский. Не жди от нас ответной брани или резких взрывов негодующего чувства. Пусть пресмыкающиеся змеи, прячущиеся в разщелинах скал, жалят своими ядовитыми языками; у нас есть мечи, которым нечего бояться упреков совести; они-то возьмут под свою защиту и нас, и наше дело. Затем, с позволения моего родителя, еще одно краткое слово: - Если, действительно, верно, что наглые твои речи отравлены ядом самой наглой и заведомой клеветы, а наши требования, действительно, справедливы и законны, пусть каждый из нас получит по своим заслугам. Пусть честь и победа останутся за правым, а на долю неправому выпадут поражение и вечный позор.

Король Эдвард. Нечего продолжать этот ненужный разговор. Собственная совесть Иоанна свидетельствует, что я прав, И так, Валуа, решай, согласен-ли ты отказаться от присвоенных себе прав, пока еще коса смерти не начала сокрушать жатву или прежде чем искра моего гнева не превратилась в пламя?

Король Иоанн. Эдвард, твои притязания на корону Франции мне известны; но тем не менее, ранее, чем я постыдно откажусь от своей короны, расстилающееся перед нами поле битвы превратится в озеро крови, а все видимое нами пространство в отвратительную бойню.

Принц Уэльсский. Это доказывает, что ты ничто иное, как тиран. Ты, король, не отец, не пастырь для своего народа. Ты только человек, вырывающий руками его внутренности и, словно одержимый жаждою тигр, упивающийся его кровью.

Одли. Зачем вы, пэры Франции, следуете за человеком, так не в меру щедро распоряжающимся вашею жизнью?

Принц Карл (Лорду Одли). А за кого-бы им и стоять, старая тряпка, как не за своего законного, прирожденного государя?

Король Эдвард. Ты дерзаешь насмехаться над ним, потому что года избороздили его лицо неизгладимыми чертами? Знай, что такие наученные опытом люди, словно гордые дубы, стоят неподвижно, тогда как напор бури без труда сламывает молодые деревья.

Дэрби. Укажи хоть одного из своих предков, который был-бы королем ранее твоего восшествия на престол. Великие-же его предки со стороны матери держали в руках скипетр Франции в течение пяти сот лет, и из одного этого, мятежники, выводите заключение, кто законный ваш король - Эдвард или Иоанн?

Принц Филипп. Добрейший отец, будет нам разговаривать; выстройте для боя свои войска. Эти лукавые англичане готовы болтать до тех пор, пока не наступит ночь и им не явится возможность уклониться от сражения под прикрытием мрака.

Король Иоанн. Теперь, доблестные пэры и любящие мои подданные, теперь настало время, когда ваши предполагаемые силы должны подвергнуться надлежащей пробе. Поэтому, друзья мои, сообразите следующее: - действительно ли тот, чью сторону вы держите, ваш естественный король, а тот, против кого вы возстаете, чужестранец? Сообразите, что тот, за кем вы идете, прежде всего держится милосердия и управляет вами мягко и кротко, тогда как другой, если-бы победа оказалась на его стороне, сразу ознаменует свое восшествие на престол самовластием, тяжелою своею рукою превратит вас в рабов и разом заставит вас преклониться, разом сломит вашу драгоценную свободу. Поэтому, чтобы защищать свою страну и своего короля, предоставьте высокому мужеству своей души стать в уровень с количеством вооруженных рук, и мы быстро изгоним из своих пределов этих непрошеных гостей. Что такое в сущности этот Эдвард, как не чревоугодник, не изнеженный и похотливый сластолюбец, так еще недавно чуть не умиравший от любви? Сделайте одолжение, скажите, что такое его прославленное войско? Отнимите у этого войска то громадное количество мяса, которым его откармливают, те мягкие пуховые постели, на которых оно дрыхнет, и оно мгновенно обратится в заезженных кляч. И так, французы, гордо вооружитесь против того, чтобы они стали вашими властелинами, и сами окуйте их узами неволи.

Французы. Vive le roi! Да, хранит Господь Иоанна, короля Франции!

Король Иоанн. Теперь направляйтесь все на равнину Крэсси, а ты, Эдвард, если хватит смелости, начинай битву (Все французы уходят).

Король Эдвард. Мы скоро встретимся с тобою, Иоанн, теперешний король Франции! Лорды Англии, придем сейчас-же к решимости смыть с себя их гнусные клеветы или с сознанием полной своей невинности теперь-же ляжем в могилу (Принцу Уэльсскому). Так-как ты, Нэд, впервые вступаешь в настоящий бой, тебе, согласно старинному обычаю войны, следует ранее, чем удостоиться звания рыцаря, торжественно получить от нас надлежащее вооружение. Итак, герольды, приблизьтесь и по всем правилам принесите боевые доспехи для принца, моего сына. (При громких звуках труб, четверо герольдов приносят один - латы, другой - шлем, третий - копье, четвертый - щит. Первый герольд передает королю принесенные латы, а тот, вручая их сыну, продолжает): Эдвард Плантадженэть, во имя Бога, я облекаю твою грудь в эти латы, чтобы целая твердыня несравненной доблести защищала эту грудь от вторжения в нее низменных страстей! Сражайся! Будь мужествен и побеждай всюду, где только возможно. - Теперь ваша очередь, милорды, отдайте ему честь.

Дэрби (Взяв у 3-го герольда шлем). Эдвард Плантадженэт, принц Уэльсский, возлагая на твою голову этот шлем, я изъявляю желание, чтобы он служил священною защитою твоему мозгу. Пусть рука Бэллоны вечно сохраняет на твоем челе лавры победы! Сражайся! Будь мужествен и побеждай всюду, где-бы ты ни появился.

Одли (Приняв копье из рук 3-го герольда). Эдвард Плантадженэт, принц Уэльсский, прими своею мужественною рукою от меня это копье. Действуй им, как несокрушимым пером, чтобы начертывать планы кровавых битв во Франции и чтобы заносить высокие свои подвиги на скрижали чести. Сражайся, будь мужествен и побеждай всюду, где-бы ты ни появился.

Артуа (Взяв у 4-го герольда щит). Эдвард Плантадженэт, принц Уэльсский, прими от меня этот щит и носи его на своей руке. Пусть он, подобно щиту Персея, изумляя своих противников, превращает их в жертвы бледнолицей смерти. Сражайся, будь мужествен и побеждай всюду, где бы ты ни появился.

Король Эдвард. Теперь тебе недостает только полного посвящения в рыцари, но мы отложим это до того времени, когда ты заслужишь шпоры на поле битвы.

Принц Уэльсский. Знай, высокочтимый отец, и вы, благородные лорды, что оказанная вами мне честь шпорит мою едва лишь народившуюся отвагу и направляет ее на самые высокие подвиги! Таково было впечатление, произведенное словами Иакова, когда он благословлял своих сыновей. Если я когда-нибудь употреблю во зло эти драгоценные, дарованные мне блага или направлю их не на то, чтобы возвеличивать имя моего Бога, чтобы стоять не за право нищих и сирот, или не на то, чтобы доставлять Англии плоды мира, пусть все мои сочленения поразятся бессилием! Пусть обратится в воск мощь обеих моих рук. Пусть сердце мое изсохнет, а сам я пусть обращусь в ничтожество, останусь навсегда образцом неизгладимого позора!

Король Эдвард. Теперь пусть наши окованные в сталь полчища выстроятся в боевом порядке. Часть их вперед поведешь ты, Нэд. Дабы чем-нибудь умерять пыл юного твоего мужества, мы в руководители тебе назначаем сурового Одли, чтобы такое соединение опытности и отваги явилось чем-то несокрушимым. Что-же касается главных сил нашего войска, начальство над ним я возьму на себя. Ты, Дэрби, последуешь за нами с запасом. Затем, распределив войска, как следует, сядем на коней, и да пошлет нам Господь сегодня победу! (Все уходят).

СЦЕНА III.

Долина Крэсси.

Слышен гром битвы; происходят стычки; Принц Уэльсский с своими англичанами преследует обратившихся в бегство французов. Затем появляются Король Иоанн и герцог Лотарингский.

Король Иоанн. Скажи, герцог, что заставило наши войска обратиться в бегство? Численностью мы несравненно сильнее неприятеля.

Герцог Лотарингский. Государь, подкрепления, присланные нам Генуей, только-что прибыли из Парижа крайне усталыми от похода. Генуэзцы, недовольные тем, что их так скоро гонят в дело, неохотно заняли назначенное им место в первых рядах. Едва успел начаться бой, они не устояли, попятились, увлекая своим пагубным примером и других, которые тоже поспешно обратились в бегство. В этом торопливом искании спасения погибли тысячи людей, сбитых с ног и раздавленных напиравшею толпою, потерпевших несравненно более от своих, чем от неприятеля.

Король Иоанн. Жестокая судьба! Постараемся, однако, убедить хоть некоторых держаться крепко! (Уходят).

При громе труб и барабанов появляются король Эдвард и Одли.

Король Эдвард. Лорд Одли, пока наш сын преследует неприятеля, отведи свой отряд вот на тот невысокий холм, а мы передохнем хоть немного здесь.

Одли. Исполню, государь (Уходит; за сценой трубят отступление).

Король Эдвард. Справедливое небо, чьи тайные пути неисповедимы нашему грубому пониманию, как сильно должны мы прославлять тебя за то, что ты в знаменательный сегодняшний день проложил свободный путь истинному праву, а злых и мятежных заставил самих-же попирать друг друга ногами.

Входит Артуа.

Артуа (Торопливо). На помощь, король Эдвард! На помощь к вашему сыну!

Король Эдвард. Зачем ему помощь, Артуа? Разве он взят в плен или чужою силою сброшен с коня?

Артуа. Ни то, ни другое, государь, но множество бежавших французов, которых он преследовал, вдруг обратилось против него и окружило его со всех сторон, так что ему нет ни малейшей возможности спастись, если вы, ваше величество, не поспешите тотчас-же к нему на помощь.

Король Эдвард. Пусть выпутывается сам, как знает. Мы сегодня, любезный мой, вооружили его, как рыцаря, дали ему и меч. Теперь ему еще следует заслужить рыцарские шпоры.

Вбегает Дэрби в попыхах.

Дэрби. Государь, принц в опасности, в великой опасности! Спешите скорее к нему на помощь! Он со всех сторон оцеплен подавляющими силами.

Король Эдвард. Если так, избавившись от грозной опасности при помощи одной только собственной доблести, он завоюет себе право на громчайшую славу. Когда-же он не в силах сделать этого сам, где-же средство помочь беде? У нас не один сын, могущий служить утешением нашей старости.

Вбегает Одли.

Одли. Прославленный король Эдвард, молю вас, позвольте мне вести своих воинов на помощь сыну вашего величества, которому угрожает опасность быть убитым! Отряды французов кишат вокруг него, словно муравьи в своей куче, а он, словно истинный лев, со всех сторон опутанный их враждебными сетями, бьется бешено и яростно старается прорвать петли сетей. Однако, все тщетно: - одному ему не выпутаться из беды!

Король Эдвард. Довольно, Одли! Я под угрозой смертной казни запрещаю, чтобы хоть один человек был послан на помощь моему сыну. Сегодняшний день послан принцу Уэльсскому судьбою, чтобы укрепить его незрелое мужество при помощи таких размышлений, которые, - если-бы он дожил на земле до лет Нестора, - неизгладимо запечатлелись в его памяти.

Дэрби. К несчастию, он не доживет до таких размышлений.

Король Эдвард. Если и так, надпись на его надгробном памятнике будет вечно служить похвальным словом его мужеству.

Одли. Однако, добрейший государь, не чрезмерно-ли беспощадно давать проливаться собственной крови, когда этому возможно помешать?

Король Эдвард. Без дальнейших возражений! потому что никто из вас не в силах предсказать, в состоянии-ли помочь ему посторонняя помощь. Может-быть, он теперь уже убит или взят в плен; смутите сокола в его полете, и он одичает навсегда. Если сегодня Эдвард будет освобожден при помощи наших рук, он, находясь в опасности, станет вечно ожидать того-же. Если-же, напротив, ему самому при помощи лишь собственного мужества удастся бодро победить страх опасности и смерти, угрозы их будут производить на него так-же мало впечатления, как в силах произвести его жалкие дети или скованные невольники!

Одли. Жестокосердый отец! Если так, прощай, юный Эдвард!

Дэрби. Прощай, ласковый принц, надежда всего рыцарства!

Артуа. Желал-бы я ценою собственной жизни отнять его у смерти (Трубят отбой).

Король Эдвард. Тише, милорды! Мне кажется, я слышу громкие и зловещие звуки отступления. Надеюсь, что не все, последовавшие за моим сыном, перебиты; кто-нибудь да вернется, чтобы принесть нам радостную или печальную весть.

При звуках труб, торжественно входит принц Уэльсский. У него в руках сломанное копье; перед ним несут его насквозь пробитые доспехи, а за ним - завернутый в знамя труп короля Богемскаго. Лорды бросаются на встречу к принцу и обнимают его.

Одли. Какое радостное зрелище! Победитель Эдвард жив!

Дэрби. Добро пожаловать,мужественный принц.

Король Эдвард. Добро пожаловать, Плантадженэт!

Обнимает сына; принц преклоняет перед ним колено, целует его руку, а затем встает.

Принц Уэльсский. Исполнив как подобает лежавшую на мне первейшую обязанность, я от всего сердца благодарю и вас, лорды. Теперь, после моих тяжких, зимних трудов, после моего трудного переезда через бурный океан, среди угроз враждебных нам заливов, вооружившихся против нас войною, против их окованных сталью утесов, приветствуйте прибытие к законной пристани возложенного на меня груза, служащего и осуществлением моих весенних надежд, и должною мне наградой. Здесь я с надлежащею покорностью повергаю к стопам государя первую, сраженную мною жертву, первый плод, скошенный моим мечем, и победу, одержанную мною на самом пороге смерти. Родитель мой, король Богемии убит мною. Тысячи его солдат окружали меня со всех сторон и направляли на мой шлем такие-же беспощадные удары, как удары молота о наковальню. Однако, меня все-таки поддерживала мраморная сила храбрости. Когда-же рука моя, словно топор дровосека, обязанного свалить целую груду старых дубов, находясь в постоянном движении и устав наносить беспрестанные удары, начинала изнемогать, я тотчас же вспоминал о щедрых дарах, которыми вы меня наделили, это вызывало во мне рьяное усердие, и мужество снова освежало во мне и бодрость, и силы. Несмотря на сопротивление, я смелостью пробил себе дорогу вперед и обратил в трусливое бегство толпу окружавшего меня неприятеля. Так-то рука Эдварда исполнила ваше приказание, государь, и, надеюсь, ваш сын исполнил все обязанности настоящего рыцаря.

Король Эдвард. Ты вполне заслужил рыцарское звание! (Берет меч сына из рук держащего этот меч оруженосца). Поэтому твоим-же мечем, еще дымящимся от крови тех, кто замышлял твою погибель, я посвящаю тебя в рыцари. Итак, встань, Эдвард! встань рыцарем без страха и упрека! В этот памятный день ты переполнил душу мою радостью и выказал себя достойным наследником короля.

Принц Уэльсский. Вот, государь, подробный список всех наших врагов, убитых в этой стычке: семь уважаемых владетельных особ, восемьдесят баронов, сто двадцать рыцарей и тридцать тысяч рядовых солдат. С нашей стороны легло на поле битвы до тысячи человек.

Король Эдвард. Да будет благословен Создатель! Теперь, король Франции, Иоанн, надеюсь, ты познал, что король Эдвард не простой сластолюбец, не изнеженный самохвал, и что воины его не заезженые клячи. Однако, в какую сторону удалось бежать этому грозному королю?

Принц Уэльсский. Благородный отец мой, он бежал по направлению к Пуатье, так-же, как и его сыновья.

Король Эдвард. Ты, Нэд, вместе с Одли продолжай их преследовать, а я вместе с Дэрби направлюсь прямо на Кале и предприму осаду этого приморского города. Теперь, кажется, скоро наступит развязка; поэтому не теряйте времени и неутомимо преследуйте поднятого на ноги зверя (Указывая на знамя). Что это за изображение?

Принц Уэльсский. Это, государь, пеликан, разрывающий сплющенным клювом себе грудь, чтобы кормить своих птенцов кровью, сочащеюся из его сердца. Девиз к нему: - "Sic et vos"! то-есть, поступайте так-же и вы.

Гремят трубы, бьют барабаны; все уходят под звуки торжественного марша.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

В Брэтани. Лагерь. Палатка графа Сольсбюри.

Входит Сольсбюри; на встречу ему попадается граф Монфор, сопровождаемый свитою и несущий в руке корону.

Монфор. Лорд Сольсбюри, теперь, когда при вашей помощи враг мой Карл дэ-Блуа убит, и я снова могу владеть брэтонским герцогством, выслушайте мое решение: - в благодарность за великодушную помощь, оказанную мне вашим королем и вами, я клянусь его величеству, королю Англии, в вечной преданности. В залог этого примите от меня мою корону и передайте ее вашему государю. Даю обет вечно оставаться союзником и другом короля Эдварда.

Сольсбюри. Я возьму корону, Монфор. Благодаря новой этой победе, я надеюсь, что все королевство Франции скоро перейдет в победоносные руки моего государя (Монфор и свита его уходит). Теперь, если-бы я знал, как безопаснее туда пробраться, я, чтобы присоединиться к королю, прямо направился-бы в Кале, около которого, как гласят полученные мною известия, сосредоточены главные силы его величества. Поступить так необходимо; нанесенный удар принесет пользу... Эй, кто-нибудь, позвать ко мне Вилье! (Входит Вилье). Вам известно, Вилье, что вы мой пленник? Стоит мне захотеть, и я могу потребовать с вас сто тысяч франков выкупа или, за вашим отказом выплатить их, навсегда оставить вас у себя в плену. Обстоятельства, однако, сложились так, что вы можете откупиться от меня более дешевою ценою, если только сами этого захотите. Дело в следующем: - добудьте от герцога Нормандского мне и моему войску свободный пропуск через все его владения, чтобы мы могли беспрепятственно добраться до Кале. Мне кажется, такое дозволение добыть вам не трудно, и тогда вы будете отпущены на свободу без всякого выкупа. Что скажете вы на это? Согласны вы принять на себя такое поручение?

Вилье. Согласен, милорд. Однако, я ранее должен переговорить с герцогом Нормандским.

Сольсбюри. Разумеется, так. Садитесь на коня и скачите скорее к нему. Однако, ранее, чем уехать, вы должны поклясться мне своим честным словом в следующем: - если исполнение моего желания окажется не в ваших силах, вы снова вернетесь сюда, как мой пленник.Такая клятва послужит мне верным ручательством за вас.

Вильб. На такое условие, милорд, я вполне согласен и, конечно, исполню его в точности.

Сольсбюри. До свидания, Вилье (Вилье уходит). На этот раз я намерен еще раз испытать, насколько можно полагаться на французскую верность (Уходит).

СЦЕНА II.

В Пикардии. Стан англичан под Кале.

Входят король Эдвард, Дэрби и войско.

Король Эдвард. Когда они, милорд, отказываются от наших миролюбивых предложений и не хотят отпереть перед нами своих ворот, мы обложим Кале со всех сторон и не пропустим в него никаких подкреплений ни в виде съестных припасов, ни в виде людей, могущих явиться на помощь этому проклятому городу. То, чего не в состоянии будет достичь наш меч, исполнит голод.

Дэрби. Обещанная Кале помощь, ободрившая было жителей, получила теперь другое назначение. Это вынудит граждан осажденного города раскаяться в упрямом своем решении (Входит несколько французов). Что это за нищенски оборванные рабы?

Король Эдвард. Спроси у них, кто они такие? Мне кажется, они явились из Кале.

Дэрби. Кто такие вы, жалкие обращики отчаяния и бед? Кто вы такие: - живые люди или только похожие на людей призраки, выползшие из своих могил, чтобы пресмыкаться по земле?

1-й француз. Милорд, мы не призраки. Мы люди, которым живется много хуже, чем покойникам, мирно спящим могильным сном. Мы давно уже страдаем от недугов, от лишений, от всяких неправд. Теперь на том основании, что мы не в силах служить общему делу, управляющий судьбами нашего города вытолкал нас вон за городские стены, чтобы избавиться от необходимости прокармливать лишние рты.

Король Эдвард. Человеколюбивое деяние, достойное всякой хвалы! Однако, что вы думаете делать, в чем искать спасения? Мы ваши враги, и нам, при том положении, в каком мы стоим относительно вас, только и остается, что переколоть и перерезать вас всех. Сами-же вы упрямо отвергли наше предложение покориться добровольно.

1-й француз. Если вашему величеству не угодно будет изречь другой приговор, нам не останется выбора между жизнью и смертью.

Король Эдвард. Бедные эти люди уже перенесли много невзгод, а впереди их ожидают еще худшие испытания. Ступай, Дэрби, скажи, чтобы о них позаботились. Пусть их накормят и каждому выдадут по пятифранковой монете (Дэрби и французы уходят). Лев гнушается добычей, которая сама ему отдается, и не притрогивается к ней. Меч Эдварда должен быть направлен только против тех, кто обдуманным упрямством вызвал и поддерживает вражду (Входит только-что прибывший из Англии лорд Пэрси). А, лорд Пэрси! какие вести из Англии?

Пэрси. Государь, её величество королева шлет вам свой привет. Она и милорд вице-король поручили мне передать вам радостную весть: - Дэвид Шотландский, вероятно, думая, что в ваше отсутствие победа достанется ему очень легко, недавно взялся было снова за оружие, но разбит, сокрушен и даже взят в плен. Все это - благодаря усердию наших пэров и их тяжким трудам, в которых, не смотря на свою беременность, ежедневно принимала участие сама королева.

Король Эдвард. От всей души благодарю тебя, Пэрси, за привезенное известие. Кто тот счастливец, кому удалось взять в плен на поле битвы шотландского короля?

Пэрси. В плен короля Дэвида взял один дворянин, по имени Джон Копленд. Однако, победитель, несмотря на все настояния королевы, на отрез отказывается кому-бы то ни было выдать своего пленника иначе, как прямо в руки своему королю и повелителю. Ея величество очень этим недовольна.

Король Эдвард. Если так, мы отправим к нему доверенное лицо с приказанием немедленно явиться сюда и привезти с собою пленника.

Пэрси. Государь, в настоящее время королева сама уже на море. Она надеется, что ей при помощи попутного ветра удастся высадиться близь Кале и навестить ваше величество.

Король Эдвард. Добро пожаловать. Чтобы как следует приготовиться принять ее, я прикажу разбить свою палатку близь морского берега.

Входит французский выборный.

Выборный. Могущественный государь! Совет, собранный из маститейших граждан Кале, решил добровольно сдать и город, и крепость вашему величеству с тем, однако, условием, что вы пощадите и жизнь граждан, и их имущество.

Король Эдвард. А, вот чего они захотели! Можно подумать, будто они имеют право приказывать, решать, избирать и управлять по своему усмотрению! Нет, любезный, скажи им, чтобы они, отвергнув наше милосердие, которое предлагалось им с самого начала, не рассчитывали на него теперь, как бы им ни было это желательно. Я расправлюсь с ними не иначе, как огнем и мечом, если до истечения двух суток шестеро именитейших и богатейших торговых граждан города не явятся ко мне, одетые всего в холщевые рубахи, босые, с веревками на шее, чтобы припасть к моим стопам и дать мне власть казнить их, вешать, четвертовать, вообще распоряжаться ими, как мне заблагоразсудится. Передай это решение совету (Уходит вместе с Пэрси).

Выборный. Вот что значит вверять себя переломленному жезлу! если-бы к слуху, будто король Иоанн идет к нам на выручку, мы отнеслись не с таким легковерием, мы не очутились-бы в таком горьком положении. Но прошедшего теперь уже не воротишь, поэтому пусть лучше погибнут шестеро, чем все (Уходит).

СЦЕНА III.

В Пуату. Открытое поле близь Пуатье. Палатка Герцога Нормандского во французском лагере.

Входят принц Карл и Вилье.

Принц Карл. Меня удивляет, Вилье, как ты решаешься докучать мне ходатайством за нашего смертельного врага?

Вилье. Светлейший принц, не сочувствие к этому врагу заставляет меня стоять за него так упорно, а только желание избавиться от необходимости вносить за себя выкуп.

Принц Карл. Полно, милейший, говорить о своем выкупе! Разве ты не свободен, и разве не следует пользоваться каждым поводом, могущим служить на пользу нам и во вред неприятелю?

Вилье. Только в том случае, принц, если эти поводы справедливы. Наши выгоды должны быть неразрывно связаны с чувством чести, иначе наши поступки окажутся только позорными. Однако, оставив в стороне эти запутанные соображения, скажите, угодно-ли вашему высочеству скрепить своим согласием мою просьбу или нет?

Принц Карл. Не могу я согласиться, Вилье, не могу этого сделать. Воля Сольсбюри не так сильна, чтобы требовать свободного пропуска в таком виде, в каком ему угодно.

Вилье. Если так, принц, я вижу, что мне остается делать. Я обязан вернуться в тоже заключение, из которого только что освободился.

Принц Карл. Вернуться, Вилье? Надеюсь, что этого не будет. Какая-же птица, только-что вырвавшаеся из западни, не остережется, чтобы не попасть туда снова, и какой же человек, только-что благополучно избавившийся из опасной трясины, будет настолько неосторожен, настолько безумен,чтобы опять подвергнуть себя той-же опасности?

Вилье. Светлейший принц, я дал клятву. Совесть не дозволяет мне преступит ее. Если-бы не это, даже целое королевство не вырвало-бы меня отсюда.

Принц Карл. Клятва? Разве она-то не вынуждает тебя остаться здесь? Разве ты не присягал в верности своему государю?

Вилье. Присягал, и если то, что мне прикажет король, честно и справедливо, я буду ему повиноваться. Все-же остальное, стремящееся при помощи убеждения или угрозы заставить меня изменить своему слову, исполнять обязанным себя я не считаю.

Принц Карл. Разве человеку извинительнее убивать людей, чем нарушить клятву, данную врагу?

Вилье. Да, принц, когда война объявлена законно, на основании тех или других взаимных обид, она несомненно становится вполне законной и делом вполне нам дозволительным. Но, когда речь идет о личной клятве, данной добровольно, мы обязаны заранее здраво обсудить: следует-ли давать ее или не следует, но раз уже она дана, мы должны сдержать ее или умереть. Поэтому, принц, я вернусь в неволю так-же охотно, как будто лечу прямо в рай.

Принц Карл. Подожди, дорогой мой Вилье! Твоя безукоризненная душа достойна вечного удивления. Я не стану долее откладывать исполнение твоего желания. Давай бумагу; я подпишу ее (Подписывает пропуск и возвращает его Вилье). До сих пор я любил тебя только потому, что ты Вилье; отныне я стану обнимать тебя, как другого себя. Останься с нами и навсегда пользуйся милостью своего государя.

Вилье. С полною покорностью благодарю вас, принц. Прежде всего я обязан отправит эту бумагу к лорду Сольсбюри, а затем я вполне предоставлю себя к услугам вашего высочества.

Принц Карл. Ступай, Вилье (Вилье уходит). Дай Бог, чтоб в тяжелые минуты у Карла были всегда такие храбрые воины, а затем - будь, что будет!

Входит Король Иоанн.

Король Иоанн. Карл, вооружайся скорее! Король Эдвард попался в ловушку. Принц Уэльсский так запутался в наших сетях, что никак не может из них освободиться.

Принц Карл. Разве вы, ваше величество, решитесь дать сегодня еще другое сражение?

Король Иоанн. Как-же, мой сын, не воспользоваться таким случаем? У него под руками всего восемь тысяч человек, а у нас, по крайней мере, тысяч шестьдесят.

Принц Карл. Добрейший государь, у меня есть письменное предсказание, сулящее нам блистательный успех, который мы, по всем вероятиям, будем иметь в эту ожесточенную войну. Оно было вручено мне на поле битвы под Крэсси одним отшельником, живущим в этой местности (Читает).

"Когда пернатое чудовище заставит

От ужаса дрожать все войско, и когда

Каменья сокрушат в рядах твоих порядок, -

О том подумай, кто пока еще безвестен.

Увы! то будет час печальный, злополучный -

Но ты не унывай: - со временем проникнешь

В пределы Англии настолько-же глубоко

И ты, как ныне враг во Францию проник".

Король Иоанн. Это действительно, кажется, сулит нам успех. Совершенно невероятно, чтобы возстали камки и сокрушат порядок в нашем боевом строю, или чтобы какое-то пернатое чудовище заставило содрогнуться вооруженных людей. Из этого очевидно следует, что мы не будем разбиты. Если-же допустить, что может случиться и такая беда, то не на долго, так-как в предсказании говорится, что мы прогоним неприятеля обратно домой и, глубоко проникнув в его страну, так-же станем опустошать ее, как он теперь опустошает нашу. Благодаря такому возмездию, наши первоначальные неудачи покажутся совсем ничтожными. Однако, все это - одни пустые предположения и вздорные мечты: - если мы имеем полное основание надеяться, что сын из наших рук не уйдет, мы так или иначе сумеем захватить и отца (Уходят).

СЦЕНА IV.

Там-же. Лагерь англичан.

Входят принц Уэльсский, Одли и другие.

Принц Уэльсский. Одли, объятия смерти охватывают нас со всех сторон, и нет для нас ни в чем спасения, кроме смерти, могущей служить горьким задатком более счастливого существования. На поле битвы под Крэсси, тучи воинственного нашего дыма душили французов и привели их в смятение. Но теперь их безчисленные полчища, словно маскою, прикрывают лучезарный свет солнца и для наших опечаленных взоров не оставляют ничего, кроме окутанного зловещим сумраком небосклона, ничего, кроме потемок непроглядной ночи.

Одли. Добрейший принц, тот внезапный, неожиданный и быстрый поворот, который они сумели придать делу, просто изумителен. На расстилающейся перед нами долине, раскинулось войско короля, сильного всеми дарами, которыми могут наградить небо и земля. Одни передовые его отряды являются более могучими, чем все наше войско. Сын его, надменный герцог Нормандский, в данную минуту занимает направо от нас всю возвышенность, покрывая ее стальною и серебряною бронею, сияющею подобно небесному телу. По всему склону знамена и флаги наносят ветру оскорбления, отвечая ему пощечинами на его желание их поцеловать. Налево от нас расположились силы Филиппа, младшего сына короля, и расположились так, что заполонили собою весь склон. Его безчисленные, позолоченные копья кажутся целым лесом прямо растущих золотых деревьев, у которых листву заменяют развевающиеся вымпела; их щиты, с многовековыми надписями, своею разноцветною окраской напоминающие разнообразные плоды, окончательно превращают это войско в сад Гесперид. Сзади нас вздымается еще холм, представляющий один только выход и имеющий вид окружающей нас с тыла двурогой луны. Все уступы этого холма усеяны воинами, вооруженными самострелами, а во главе этой части войска стоит суровый Шатильон. Вот, в каком положении дело: - долина, по которой мы могли-бы уйти, заперта для нас королем; уступы по обе её стороны заперты его сыновьями, а на холме, в тылу у нас, стоит неумолимая смерть, находящаеся в услужении у Шатильона и получающая от него жалованье.

Принц Уэльсский. Имя смерти несравненно более грозно, чем сама она с своими деяниями. Перечисляя силы неприятеля, ты их преувеличиваешь. Все песчинки, помещающиеся в обеих моих руках, не более, как две пригоршни песку. С их количеством, - а ты мог-бы также сказать: - с количеством их сил, - справиться не трудно, как легко, словно песок, бросить эти силы на ветер. Но если-бы я стал пересчитывать эти песчинки одну за другою, такая работа поставила-бы в тупик мою память и осложнила-бы мой труд миллионами усилий, когда достаточно было-бы и одного, чтобы привести этот труд к благополучному концу. Все эти отряды, все полчища, стоящия впереди и сзади нас, по обе наши стороны, в сущности одно только войско. Когда мы говорим о человеке, его руки, ноги, голова означают разные силы, но все эти различные силы, сливаясь воедино, являются одною действительною силою, и вся совокупность этих сил - мощью одного только человека. Тот, кому предстоит длинный путь, измеряет его милями; если-бы ему пришлось измерять этот путь шагами, его решимости был-бы нанесен смертельный удар. Капли воды, составляющия ливень, неисчислимы, и все же, как ты знаешь, мы называем их дождем. Так-как Франция только одна, а у Франции только один король, то у неё следовательно нет нескольких властелинов, и у единственного её короля нет ничего, кроме обычной, королевской свиты; и у нас есть своя свита. Итак, не бойся подавляющих сил неприятеля: - если придется драться один на один, силы наши равны (Входит вестник). Что нового, гонец? Говори прямо и коротко.

Гонец. Король Франции - великий мой государь и властелин, приветствует моими устами своего неприятеля, принца Уэльсскаго. Если ты, собрав вокруг себя сотню отборных людей из числа английских титулованных особ, лордов, рыцарей и других дворян, согласишься вместе с ними преклонить колено перед стопами его величества, короля Иоанна, он тотчас прикажет свернуть свои кровавые знамена, и жизнь обреченных на жертву спасется при помощи такого выкупа. Если-же ты откажешься от предложения, сегодняшний день упьется таким количеством английской крови, какого никогда не впитывала в себя почва Британии. Какой-же ответ дашь ты на это великодушное предложение?

Принц Уэльсский. Во Франции есть только одно существо, перед которым я готов преклонит колено; это существо живет на расстилающихся над нею небесах. Избави Бот мои уста от позорной необходимости с мольбою взывать к состраданию человека! Вернись к своему королю и скажи ему, что у меня язык стальной, и что я не стану просить пощады у трусливого гребня королевского шлема. Скажи ему, что у меня знамена настолько-же красны, как у него, что мои воины так-же смелы, а наши английские руки так-же крепки, как и его. Брось ему обратно в лицо присланный мне вызов, а пока уходи.

1-й гонец. Ухожу.

1-й гонец удаляется; входит другой.

Принц Уэльсский. Какие вести принес ты?

2-й гонец. Мой властелин и повелитель - герцог Нормандский из сострадания к молодой твоей жизни, подвергающейся таким страшным опасностям, при моем посредстве посылает тебе такого быстроногаго испанского жеребца, каким ты никогда еще до сих пор не управлял, и советует тебе как можно скорее спасаться бегством; иначе сама смерть поклялась, что ты непременно умрешь сегодня-же.

Принц Уэльсский. Отведи животное обратно к тому животному, которое его прислало, и скажи, что я не намерен садиться на коня, принадлежавшего трусу. Пусть сам он последует даваемому мне совету и скачет опрометью, потому что - хотя-бы мне пришлось заставить бока своего коня обливаться кровью и навести двойную позолоту на мои шпоры, - я все-таки настигну его. Скажи это от меня заносчивому мальчишке и уходи.

Второй гонец уходит; появляется третий.

3-й Гонец. Принц Эдвард Уэльсский! Принц Филипп, второй сын могущественнейшего во всем христианском мире короля Франции, видя, что срок живому существованию твоего тела истекает, полный милосердия и христианской любви, поручил мне передать в твои благородные руки эту книгу, состоящую из молитв, дабы ты остающиеся тебе еще часы посвятил на благочестивые размышления и приготовил душу свою к предстоящему ей далекому пути. Исполнив поручение, я удаляюсь.

Принц Уэльсский. Постой! Гонец Филиппа, приветствуй от меня своего повелителя. Я охотно бы принял все то истинно хорошее, что он может мне прислать. Но не находишь ли ты, что этот недальновидный юноша, заботясь о моей душе, забывает о своей? Он, может быть, не умеет иначе молиться, как по этой книге, а мне именно сдается, что молиться иначе, как по писанному, он не умеет. Возврати-же ему эту книгу, переполненную общими местами молитвы; пусть она окажет ему помощь, когда изменит счастие. К тому-же он не знает, какого рода мои грехи, поэтому не может и судить, какие молитвы мне нужны для спасения. Ранее, чем наступит ночь, ему самому, быть может, придется молить Бога, чтобы его мольбы достигли до моего сердца. Так и скажи своему придворному шалуну, а затем ступай.

3-й гонец. Ухожу (Уходит).

Принц Уэльсский. Как доверчиво относятся они к численности и к силе своих войск! Теперь, Одли, пусть зазвенят твои серебряные крылья, и пусть эти млечно-белые вестники времени докажут твою убеленную временем опытность в такое переполненное опасностями время. Ты сам из жестоких стычек вынес не мало ударов и ран; все ухищрения прошлаго избороздили твое уважаемое лицо, проведя по нем безчисленное множество черт. Ты - опытный, старый супруг затруднительной войны, тогда-как меня опасность захватывает в свои объятия, словно красную девушку; поэтому научи меня, как мне следует поступать в виду угроз настоящей минуты?

Одли. Смерть такое же обыденное явление, как и жизнь. Жизнью мы обладаем, но, в сущности, только то и делаем, что при ней гоняемся за смертью, потому что с самой первой минуты, когда мы вступаем в жизнь, мы всячески отыскиваем, преследуем удобную минуту, чтобы умереть. Прежде всего мы набираем почку, потом цвет, а за ним семена и, наконец, падаем. Как тень следует за телом, так мы следуем за смертью. Зачем же нам после этого её бояться? Если-же мы её боимся, зачем-же гоняться за нею? Если мы чего-нибудь боимся, мы тому, чего боимся, придаем только новую силу овладеть нами скорее. Если-же мы относимся к смерти без страха, одна даже самая решительная попытка не может сократить пределов нашей жизни. Дозревший-ли или до времени сгнивший плод, мы все-таки отпадаем от ветки, раз нам это предназначено судьбою.

Принц Уэльсский. О, добрый старик, твои слова оковали мой стан тысячами тысяч несокрушимых панцырей! Какою нелепостью является, благодаря тебе, наша жизнь, вечно бегающая за тем, чего она боится, и как ты этим умалил царственную победу смерти! Если каждую жизнь могут сокрушить беспощадные стрелы смерти, избавим ее от труда отыскивать свои жертвы, а пойдем сами к ней навстречу, чтобы пристыдить её славу! Я теперь и мелкой монеты не дам за жизнь, ни даже мельчайшей части мельчайшей монеты, чтобы избавиться от суровой смерти, когда вся жизнь не более, как непрестанное искание ея, а сама она только начало новой жизни. Пусть Тот, Кто управляет нами, пошлет мне последний час, когда Ему угодно! Отныне мне все равно жить или умереть (Уходят).

СЦЕНА V.

Там-же; лагерь французов.

Входят Король Иоанн и Принц Карл.

Король Иоанн. Внезапная темнота омрачила небеса; ветры от страха скрылись в свои пещеры. Ни один лист не шелохнется; весь лес притих, словно замер. Птицы перестали петь, а изумленные ручьи более не шлют берегам обычного привета. Неожиданное это молчание предвестник чего-то необычайнаго; оно как будто ожидает, что с небес раздастся какое-нибудь грозное пророчество. Как думаешь ты, Карл, что означает это молчание, какой таится в нем смысл?

Принц Карл. Наши воины, разинув рот, неподвижными глазами глядят друг на друга, словно ожидая от других объяснения происходящему, но никто не пророняет ни слова. Немой страх нагнал повсюду ночь и хотя каждый бодрствует, все как-будто спят!

Король Иоанн. Всего лишь несколько минут тому назад солнце, сияя полным блеском, смотрело на мир с высоты своей колесницы, и вдруг оно окуталось мраком, так что находящаеся ниже его земля приняла вид могилы, чего-то мрачного, похоронного, безмолвного и безнадежного (Слышны крики воронов). Прислушайся, какие это зловещие звуки долетают до меня?

Принц Карл. Смотри, вот идет брат мой Филипп (Входить Филипп). По одному его расстроенному виду можно прочесть, что вести он принес недобрые.

Принц Филипп. Беда, беда!

Король Иоанн. Какая беда? Это слово для нас - пустая ложь!

Принц Филипп. Беда!

Король Иоанн. Обуздай свой малодушный ужас и говори прямо, какой страх нагнал на твое лицо выражение, приличное только выходцу с того света? В чем дело?

Принц Филипп. Стаи отвратительных воронов, каркая, носятся над головами наших воинов то трех, то четырехугольниками, сообразуясь с тем, как в боевом порядке расположены наши войска. С появлением хищных птиц совпал тот туман, который погасил над землею небесный свет и час полудня превратил в неестественную ночь над устрашенным и трепещущим миром. Словом: - наши воины побросали оружие и стоят бледные, помертвелые и, будто превращенные в изваяния, глядят одни на других безжизненным взглядом.

Король Иоанн (Про себя). Теперь я припоминаю предсказание, но не должен упоминать о нем, чтобы не увеличить всеобщего страха (Филиппу). Вернись к своему войску и постарайся ободрить этих, упавших духом людей. Объясни им, что вороны, видя наши безчисленные полчища, противупоставленные жидким и тощим силам неприятеля, только затем сюда и слетелись, чтобы утолить голод трупами убитых нами жертв. Разве мы не видим всякий раз, когда лошадь уже пала, но еще сохраняет признаки жизни, как хищные птицы выжидают, чтобы она окончательно испустила дух? Точно также теперь и вороны, чуя добычу, носятся над несчастными, обреченными на смерть англичанами; карканием своим они не возвещают нам гибель, а только просят, чтобы мы приготовили для них побольше мяса. И так, ступай, успокой моих воинов, да вели, чтобы гремели трубы. Исполни-же скорее это немноготрудное дело, в котором хоть и есть легкая примесь обмана, но в сущности крайне безвреднаго.

Филипп уходит; за сценой шум; появляется французский военачальник, ведущий пленного Сольсбюри.

Военачальник. Взгляните, государь на этого рыцаря. Он в сообществе с сорока другими, из которых лучшие или легли на месте, или бежали, пытался пробиться сквозь наши ряды, чтобы добраться до окруженного со всех сторон принца Уэльсскаго. Располагайте им, как будет угодно вашему величеству.

Король Иоанн. Веди его сюда, храбрый воин. Обремени и опозорь первый попавшийся тебе на пути сук тяжестьюо тела этого пленника, так как я считаю, что каждое французское дерево слишком благородно для того, чтобы служить виселицею для английского вора.

Сольсбюри. Принц Нормандский, я имею от вас пропуск, обезпечивающий мне полную свободу передвижения по всей стране.

Принц Карл. Ты получил его от Вилье, не так-ли?

Сольсбюри. Да, от него.

Принц Карл. Если так, пропуск действителен. Ты свободен.

Король Иоанн. Да, свободен прямо отправиться на виселицу. В этом тебе никто не помешает и не станет оспаривать твоей свободы. Уведите его.

Принц Карл. Надеюсь, ваше величество, что вы, отвергнув всякое значение моей подписи и моей печати, на захотите этим жестоко меня опозорить. Этот пленник имеет право взывать к моему, ничем не запятнанному до сих пор имени, опираясь на подпись, начертанную собственною моею царственною рукою. Нет, лучше позвольте мне совсем отказаться от титула принца, чем допустить нарушение неотменяемых прав, предоставленных принцам. Умоляю вас, государь, позвольте ему идти с миром.

Король Иоанн. И ты сам, и данное тобою слово - оба у меня во власти. Что мог ты обещать, чего не в праве нарушить я? Что более позорно: - нарушить слово, данное постороннему, или ослушаться воли родного отца? Исполнение данного слова вполне зависит от того, имеет-ли давший его средства привесть его в исполнение. Тот-же, кто не имеет этих средств, не нарушает обета. В таком нарушении важно только одно: - происходит-ли оно по внушению собственной души, или нет? Если ты нарушил данное слово не по собственной вине, тебя никто не дерзнет обвинить в вероломстве. Пусть его уведут и повесят! Исполнение данного тобою слова зависит от меня, и мой отказ в согласии совершенно извиняет тебя.

Принц Карл. Как! Я не воин, способный во всеоружии отстоять данное мною слово? Если так, прощай, боевая жизнь! Пусть сражаются другие! Разве не почетнее самому расстегнуть пояс, связывающий мне чресла, чем подвергаться проверке попечителя, который будет заставлять меня отказываться от того, что принадлежит мне? Клянусь душой, если-бы Эдвард, принц Уэльсский, дал подписанный своею рукою пропуск кому-нибудь из нас на свободный проход по стране своего отца, доблестный этот король не только не ограничился-бы тем, что соблюдал-бы права, дарованные благородным его сыном; нет, того, кому дан подобный пропуск, он со всеми его спутниками почтил-бы самым милостивым приемом.

Король Иоанн. Ты хочешь подействовать на меня, пристыжая меня при помощи примера? Хорошо, будь по-твоему. Слушай, Англичанин, какое у тебя звание, какое положение?

Сольсбюри.В Англии меня величают графом, но здесь я только пленник. Те-же, кто знает меня, называют меня Сольсбюри.

Король Иоанн. Когда так, Сольсбюри, говори, куда ты направлялся?

Сольсбюри. В Кале, где находится мой государь - король Эдвард.

Король Иоанн. Отправляйся-же в Кале и скажи королю Эдварду, чтобы он приготовил достойную гробницу для своего сына Эдварда, именуемого "Черным Принцем". Направляясь на запад, ты милях в двух отсюда увидишь высокую гору, у которой как будто нет вершины, так как эта вершина теряется в лазури охватывающих ее небес. Когда твоя нога достигнет этой вершины, окинь взором расстилающуюся у её подножия скромную до сих пор, но теперь прославленную битвою, долину, и тогда ты увидишь, каким железным обручем охвачен со всех сторон несчастный принц Уэльсский. Взглянув на это зрелище, скачи проворнее в Кале и расскажи там, что принц был не убит, а просто задушен. Передай также королю, что это не единственная предназначенная для него беда: - мы явимся приветствовать его ранее, чем он ожидает. Итак, ступай; самый дым наших орудий станет беспощадно убивать наших врагов, даже если-бы эти орудия не летали ядер (Все уходят).

СЦЕНА VI.

Там-же; часть поля битвы. Трубы гремят; происходят стычки.

Появляются Принц Уэльский и Артуа.

Артуа. Как чувствуете вы себя, принц? Вы не ранены?

Принц Уэльсский. Нет, дорогой Артуа, но я просто задыхаюсь от пыли и от дыма. Теперь отодвинемся в сторону, чтобы подышать более чистым воздухом.

Артуа. Если так, передохните, а потом снова за дело. При виде воронов, французы совсем растерялись, совсем утратили всякое присутствие духа, и если-бы наши колчаны могли снова наполниться стрелами, на долю вашего высочества выпала-бы блестящая победа. Поболее-бы стрел! Вот, государь, в чем мы более всего нуждаемся.

Принц Уэльсский. Мужайся, Артуа! Зачем нам пернатые стрелы, когда за нас вступаются пернатые птицы? Зачем нам сражаться, обливаться потом, поддерживать борьбу, когда вполне достаточно карканья воронов, чтобы смутить наших противников? Итак, вперед, вперед, Артуа! Сама земля вооружена кремнями, из которых брызжет пламя. Отдай-же приказ нашим самострелам метать свои красиво раскрашенные ивовые ветви и свои камни. Идем-же, идем, Артуа! душа пророчествует мне, что победа останется за нами.

Уходят. Трубы гремят; происходят новые стычки. Появляется Король Иоанн.

Король Иоанн. Наши полчища сами сокрушают друг друга. Они приведены в смятение, в совершенное расстройство. Быстро действующий страх обдал холодом все наше войско, поэтому теперь достаточно ничтожнейшей случайности, чтобы переполненные ужасом души привести к полному поражению. Даже мною самим, - чье мужество, сравнительно с унынием других, является тем-же, чем упругая сталь относительно тяжеловесного свинца, - даже мною самим, когда я припоминаю предсказание и вижу, что камни нашей страны, послушные рукам англичан, возстают против нас, сверх чаяния овладевает позорное чувство бессильного, но подавляющего страха.

Входит Принц Карл.

Принц Карл. Бежим, отец, бежим! Французы убивают французов! Иные, стараясь стоять твердо, нападают на порывающихся бежать. Наши барабаны вызывают своим боем одно только уныние, а наши трубы гремят одно только позорное отступление. Дух страха, трепещущего перед мыслью о смерти, сам трусливо навлекает на себя гибель.

Входит Принц Филипп.

Принц Филипп. Вырвите у себя глаза, чтобы не видать позора сегодняшнего дня! Одна рука разбила целое войско! какой-то ничтожный Дэвид одним ударом камня сокрушает двадцать могучих Голиафов. Каких нибудь десятка два умирающих с голода оборванцев мелкими камнями привели в смятение целые ужасающия полчища людей, выстроенных в боевом порядке и вооруженных с ног до головы!

Король Иоанн. Проклятие! Они мечут в нас камнями, как в мишень, и уничтожают нас беспощадно! Более сорока тысяч воинов побито сегодня камнями на смерть какими-нибудь сорока человеками всякой голи!

Принц Карл. О, зачем я не сын другой отчизны! Сегодняшний день не только покрыл французов позором, но сделал их достойными посмеяния! Как станет теперь хохотать и издеваться над нами мир!

Король Иоанн. Неужто нет более надежды?

Принц Карл. Никакой, кроме смерти, чтобы похоронить в могиле наш срам.

Король Иоанн. Сплотитесь вокруг меня еще раз. Двадцатой части прежнего войска, оставшейся в живых, достаточно будет для того, чтобы раздавить бессильную горсть наших противников.

Принц Карл. Когда вы так думаете, возобновим попытку. Если не воспротивится небо, победа еще может остаться за нами.

Король Иоанн. Идемте же! Вперед! Вперед! (Уходят).

Барабаны гремят, стычки возобновляются. Появляются два оруженосца, ведущие под руки раненого Одли.

1-й оруженосец. Как вы себя чувствуете, милорд?

Одли. Так-же, как может чувствовать себя каждый, побывав на таком кровавом пиру.

2-й оруженосец. Надеюсь, милорд. что рана не смертельна?

Одли. Смертельна она или нет - все равно. На самый худой конец получится только то, что на земле станет одним смертным меньше. Добрые друзья, проводите меня к царственному Эдварду, дабы я, облеченный в багровый пурпур собственной крови, мог воздать ему должную честь. Я с улыбкою скажу ему, что эта зияющая рана - конец жатвы, собранной с кровавого поля битвы (Уходят).

Новые стычки; затем трубят отступление.

СЦЕНА VII.

Там-же. Английский лагерь.

Трубы гремят. Входит Принц Уэльсский, торжественно ведущий за собою взятых в плен Короля Иоанна и Принца Карла. За ними с развевающимися знаменами следуют военачальники и воины.

Принц Уэльсский. Итак, видишь, Иоанн Валуа, еще недавно бывший королем Франции, твои кровавые знамена у меня в плену? Отныне они сделаются моими знаменами. И ты, бывший король, и ты, заносчивый принц Карл Нормандский, дерзнувший сегодня прислать мне коня для бегства, судьба обоих вас зависит теперь от моего милосердия. Стыдитесь, господа! Разве не позор для вас, что английские подростки, за молодостью еще не успевшие обрости бородою, проникнув в самую грудь вашего королевства и сражаясь один против двадцати, разбили вас на голову, разбили окончательно?

Король Иоанн. Победило нас твое счастие, а не твоя сила.

Принц Уэльсский. Это служит только доказательством,что само небо стоит за наше право (Входит Артуа, ведущий пленного принца Филиппа). Смотрите, смотрите, Артуа ведет недавнего радетеля о моей душе. Добро пожаловать, Артуа; добро пожаловать и ты, Филипп. Кто из нас двоих более нуждается теперь в молитвах? На тебе, как нельзя лучше, оправдывается поговорка, что за слишком ясным утром следует пасмурный вечер (Двое оруженосцев приводят Одли). Смотрите, однако, смотрите, какое глубокое горе посылает и нам судьба! О Боже мой, сколько тысяч французов своею вооруженною рукою наложили эту печать смерти на лицо Одли?! Ты, Одли, готовый с улыбкой взглянуть в глаза беспощадному чудовищу; ты так равнодушно смотревший на готовящуюся тебе могилу, словно она конечная цель высших твоих желаний, скажи, чей жадный меч так страшно избороздил твое лицо и лишил мою любящую душу такого испытанного друга?

Одли. Светлейший принц, твоя грустная, оплакивающая меня речь похожа на погребальный звон по умершем.

Принц Уэльсский. Дорогой Одли, если мой язык служит для тебя погребальным звоном, твоею могилою будут мои объятия! Что-же мне сделать, чтобы спасти твою жизнь или отмстить за твою смерть? Желаешь-ли ты упиться кровью пленных принцев? Если это может исцелить тебя, наполни два кубка царственною кровью, и я выпью вместе с тобою. Если слава в состоянии избавить от смерти, пользуйся исключительно неувядающею славой сегодняшнего дня, но только сам ты, Одли, живи и живи!

Одли. Победоносный принц, - а что ты, подобно Цезарю, таков, доказывает пленение короля, - если-бы я мог держать смерть, грозную смерть на почтительном от себя расстоянии хотя до тех пор, пока не предстану перед лицом своего властелина и царственного твоего отца, моя душа охотно рассталась-бы с тем бренным телом, в котором она заключается. Да, она с радостью распрощалась-бы с этим телом, отдав его во власть мрака, тления, праха и червей.

Принц Уэльсский. Успокойся, неустрашимый воин! Твой дух так могуч, что из-за простого пролома не допустит врага в самую твердыню и не даст плохо закаленному французскому мечу разлучить его с постоянным его спутником. Слушай! Для поддержания твоего существования я назначаю тебе три тысячи марок ежегодного дохода, взимаемого с наших Английских земель.

Одли. Охотно принимаю твой дар, чтобы расплатиться по заключенному мною крупному обязательству. Вот эти два оруженосца - люди бедные. Они, с готовностью пожертвовать собственною драгоценною жизнью, избавили меня от французов. То, что ты даришь мне, я передаю им, и если ты, принц, в самом деле меня любишь, скрепи своим согласием мое предсмертное завещание.

Принц Уэльсский. Прославленный Одли, живи и прими мой дар в удвоенном размере как для себя, так и для этих оруженосцев. Суждено-ли тебе жить или не жить, то, что ты назначил своим избавителям, останется навсегда неоспариваемою собственностью и их самих, и их потомства. И так, господа, я прикажу положить моего друга на покойные носилки, а затем мы все торжественным шагом отправимся в Кале к нашему царственному родителю, куда мы отведем с собою и мою блистательную военную добычу: - короля красавицы Франции.

(Все уходят).

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

В Пикардии. Английский Лагерь.

Входят король Эдвард и королева Филиппа;за ними Дэрби, военачальники и войско.

Король Эдвард. Довольно, королева Филиппа, успокойся! Если Копленд не сумеет как следует оправдаться в своей вине, он прочтет в наших глазах полное неудовольствие. Теперь-же направимся прямо на этот упрямый город, сопротивляющийся нам так упорно. Вперед, воины! На приступ! Я не хочу, чтобы он своими лживыми проволочками долее обращал меня в посмешище. Нанизывайте всех на мечи, как на нить, и пользуйтесь добычею.

Трубы гремят. Из города появляется шестеро одетых в холщевые рубахи, горожан, босых и с веревкою на шее.

Граждане. Пощады, король Эдвард! Пощады, мидосердый государь!

Король Эдвард. А, дерзкая сволочь! Вот ты, наконец, запросила таки помилования! Уши мои отныне глухи к вашим бессильно молящим стонам! Бейте в барабаны! (Раздаются раскаты барабанов). Вперед, грозные мечи!

1-й гражданин. Великодушный государь, сжалься над несчастным городом! Выслушай нас, могучий король! Мы от твоего величества требуем только исполнения твоего-же обещания. Назначенный тобою двухдневный срок еще не истек; вот мы явились, чтобы добровольно отдать себя тебе во власть и готовы подвергнуться той каре, к которой тебе угодно будет нас приговорит лишь бы только дрожащее от ужаса население нашего города было спасено.

Король Эдвард. Ты говоришь о моем обещании. Да, я его вполне признаю, но, в тоже время я требовал, чтобы преклонились предо мною самые важные лица города, именитейшие его граждане; вы-же, как я вижу, только в силу случайности причисляете себя к ним, тогда как на самом деле вы не более, как раболепные холопы или заклеймившие себя преступлениями морские разбойники, которых правосудие казнило бы и без нашего сурового вмешательства. Нет, этим вы нас не обманете.

2-й гражданин. Безпощадный властелин! Солнце, при своем склонении к западу, видящее нас в таком безвыходном положении, при своем утренном восходе, одетое в пурпуровые покровы, приветствовало нас, как именитейших граждан Кале. Если это не так, пусть нас постигнет удел окаянных дьяволов.

Король Эдвард. Когда так, пусть наше обещание будет исполнено. Мы вступим во владение городом мирно. Но сами вы не надейтесь на снисхождение. Как то решило наше королевское правосудие, борзые кони промчат ваши лежащия на земле тела вокруг этих стен, и затем вам окончательно и торжественно отрубят головы. Вот вам приговор; идите, воины, и исполните его в точности.

Королева Филиппа. О, будь более милосерд относительно добровольно сдавшихся тебе людей! Возстановить мир - почетное, доброе дело, и короли наиболее приближаются к божеству, даруя людям жизнь и безопасность. Если ты в самом деле хочешь быть настоящим королем Франции, даруй французам жизнь, и они признают тебя тогда законным своим властелином. То, что приобретено казнью десятого или пламенем пожара, никогда не будет вполне нашим.

Король Эдвард. Хотя опыт научил нас, что мир бывает тем прочнее, чем грознее были возмездия за сопротивление, мы, однако, хотим сегодня доказать, что так-же умеем обуздывать свой гнев, как при помощи меча завоевывать королевства. Торжествуй же, Филиппа! Мы уступаем твоей просьбе. Эти люди сохранят жизнь, чтобы прославлять наше милосердие, а ты, беспощадная строгость, поражай только самое себя.

Граждане. Да пошлет судьба долгие годы вашему величеству, и да будет счастливо ваше царствование!

Король Эдвард. Ступайте отсюда; вернитесь к себе в город. Если мое милосердие достойно вашей благодарности, научитесь любить и уважать Эдварда, как своего короля (Граждане уходят). Теперь сильно хотелось бы узнать, как идут наши дела и в других местах; если и там все благополучно, мы могли бы отправить войска на временные зимния стоянки. Однако, кто-же это идет сюда еще?

Входят Копленд и король Дэвид.

Дэрби. Государь, это Копленд с шотландским королем Дэвидом.

Король Эдвард. А, тот самый заносчивый северный дворянин, который не захотел уступить своей добычи нашей королеве?

Копленд. Да, государь, я действительно северный дворянин, но нисколько не заносчивый и не гордый.

Король Эдвард. Что же, если так, заставило тебя упорно сопротивляться желанию нашей царственной подруги?

Копленд. Не упрямое, государь, неповиновение, но уважение к моему праву и к всеобщим постановлениям войны. Я взял короля в плен, сражаясь против него один на один, и мне, как воину, было тяжело лишиться единственного трофея, вынесенного мною из боя. Однако, узнав требование вашего величества, Копленд ни одной минуты не колебался исполнить желание своего государя. Он с возможною скоростью поспешил во Францию, чтобы повергнуть к вашим стопам плоды своей победы. Примите-же из моих рук эту драгоценную добычу; она давно уже принадлежала бы вашему величеству, если-бы вы находились в Англии, а не здесь.

Королева Филиппа. Однако, Копленд, ты все-таки ослушался приказания, данного тебе от имени короля.

Копленд. К его имени я отношусь с величайшим уважением и с еще большим к его личности. Его имя делает меня только верноподданным, а его личность заставляет преклонять колено.

Король Эдвард. Прошу тебя, Филиппа, дай миновать твоему негодованию. Сам этот человек нравится мне столько-же, как и его слова. Сообрази, какой же деятель отважится на великие деяния, зная заранее, что лишится плодов этих деяний. Все реки устремляют свои воды к морю, а верность Копленда устремляется к стопам своего государя. Преклони колено, а затем встань рыцарем короля Эдварда. Для поддержания твоего существования, я охотно жалую пятьсот марок ежегодного дохода тебе и твоим ближним (Входит Сольсбюри). Что скажешь, Сольсбюри? Какие вести из Брэтани?

Сольсбюри. Могучий государь, вся эта страна покорена нами. Иоанн Монфор, правитель этого герцогства, в знак своего верноподданничества шлет вам эту корону.

Король Эдвард. Благодарим тебя за твои услуги, доблестный граф. Требуй от нашего расположения чего угодно, так-как мы у тебя в долгу.

Сольсбюри. Однако, государь, после радостной этой вести, моя речь снова должна настроиться на печальный лад: мне придется сообщать вам горькие события.

Король Эдвард. В чем-же дело? Неужто наши войска разбиты под Пуатье? Или, быть-может, мой сын был окружен чрезмерно значительными силами?

Сольсбюри. Да, государь, так оно и было. Когда сам я, ничего не стоющий, вместе с сорока другими испытанными рыцарями, полагаясь на охранный лист, подписанный герцогом Нормандским и скрепленный его печатью, направляясь к Кале, приблизился к месту битвы, чтобы рассмотреть насколько действительно опасно положение принца Уэльсского, навстречу нам попался целый лес копий; он окружил нас и пленниками повел к королю Франции. Король Иоанн, гордый таким успехом и сгорая от жажды мести, приказал, чтобы нас тотчас-же казнили и мы, конечно-бы, погибли, если бы герцог Нормандский, более одушевляемый чувством чести, чем пылким своим гневом, не вступился за нас и не добился немедленного нашего освобождения. В ту минуту, когда мы уходили, Иоанн Валуа воскликнул: - "кланяйтесь от меня вашему королю и скажите ему, чтобы он приготовлялся к похоронам своего сына. Сегодня-же наш меч пресечет нить жизни этого юноши, и мы сами явимся к королю ранее, чем он ожидает, чтобы отомстить за все мучения, которые он заставил нас вынести!" После этого мы удалялись, не посмев сказать ни одного слова в ответ. В груди у нас была смерть, во взглядах сказывались растерянность и отчаяние. По пути нам пришлось взобраться на высокую гору, и как уже ни было велико наше огорчение, зрелище, представившееся оттуда нашим глазам, еще утроило удрученное состояние нашего духа: - оттуда, повелитель мой, да, оттуда мы увидали два войска, выстроившиеся на дне долины в боевом порядке. Французы окружали наше войско громадным обручем, защищая передние свои ряды целыми отрядами медных огнестрельных орудий. В одном месте эти орудия прикрывали собою десять тысяч всадников; в другом - стояло вдвое большее количество копьеносцев, расположенных четырех-угольником. Далее находились самострельщики, вооруженные своими смертоносными жалами, а в средоточии этих грозных сил, словно точка, теряющаеся в глубине небосклона, словно клок пены, всплывший на морскую поверхность, словно ореховый прут среди целаго соснового леса или словно скованный медведь, привязанный к столбу, стоял блистательный Эдвард, ежеминутно ожидавший, что на него нападут псы - французы, чтобы до отвала наесться его мяса. Вскоре раздался набат, возвещавший начало кровавого пира. Стали палить из пушек, заставляющих своим громом дрожать ту гору, на которой мы находились; воздух огласился воинственными звуками труб; послышалось бряцяние оружия. Когда оба войска, при схватке, до того слились воедино, что мы уже не в состоянии были отличит друзей от недругов, мы отвратили свои влажные взоры от этого удручающего зрелища и удалились с такими мрачными вздохами, как тот дым, который происходит от взрыва пороха. И вот, государь, я боюсь, что в этих словах мне приходится сообщить вам о в высшей степени безвременной гибели принца Эдварда.

Королева. Филиппа. О, горе мне! Вот, какой прием приготовили мне во Франции! Вот, то утешение, которое я надеялась найти при свидании с моим возлюбленным сыном! Милый мой Нэд! зачем не нашла я смерти в морских волнах ранее, чем дожила до такого смертельного горя?!

Король Эдвард. Перестань, Филиппа! Если он уже у нас отнят, тебе своими слезами его нам не вернуть. Утешься, дорогая королева, утешься, как и я, в надежде на громкое, беспощадное, неслыханное возмездие! Мне сказано, чтобы я готовил все для похорон сына. Что же, пожалуй! но все пэры Франции должны будут участвовать в похоронном шествии за трупом моего сына, проливая кровавые слезы, пока источник этих слез не изсохнет, не будет выжжен в конец! Их остовы послужат опорами для его гроба, а пепел их сел и городов - тем прахом, который его покроет. Погребальным звоном ему послужит предсмертный хрип умирающих, а пока мы буден оплакивать гибель нашего доблестного Эдварда, вместо похоронных свеч нам послужат полтораста пылающих башен и колоколен (За сценой торжественно гремят трубы).

Входить гонец.

Гонец. Радуйтесь, государь, и взойдите на свой царственный престол! Великий сподвижник кровожадного и несокрушимого Марса, могучий и грозный принц Уэльсский, нагоняющий ужас на французов, слава своей страны, едет сюда, словно победоносный римлянин, ведя у своих стремян отягощенных цепями короля Франции и его сыновей. Принц Уэльсский держит в руках царскую корону, чтобы увенчать ею вас и провозгласить вас королем Франции.

Король Эдвард. Полно печалиться, Филиппа! Утри слезы! Гремите трубы, приветствуйте Плантадженэта (При звуках труб входят принц Уэльсский, Одли, Артуа, в сопровождении короля Иоанна и обоих принцев). Как вещь, считавшаеся потерянной, но найденная снова, вид моего сына еще сильнее радует родительское сердце, еще за минуту перед тем скорбевшее так горько об утрате (Бежит к принцу и обнимает его).

Королева Филиппа (Целуя сына). Дай хоть в этом поцелуе излиться моему радостному чувству, потому что глубина волнения не дает мне говорить.

Принц Уэльсский (Подавая отцу корону Франции). Милостивейший мой родитель, прими от меня этот дар; он венец победы и достойная награда за все перенесенные опасности войны, добытая нами среди грознейших стычек с неприятелем, когда-либо вызванных желанием обладать такою драгоценностью. Пусть его величество король Англии отныне владеет тем, что ему принадлежит праву! В тоже время я вручаю ему этих пленников, главных виновников наших раздоров.

Король Эдвард. Итак, король Иоанн, мы видим, что вы умеете держать данное слово: - вы обещали явиться к нам ранее, чем мы ожидали, и это произошло на самом деле. Однако, если-бы вы ранее поступили так, как поступаете теперь, сколько цветущих городов, обращенных теперь в груды каменных развалин, остались бы в целости? Сколько тысяч человеческих жизней могли бы вы спасти, меж тем, как оне теперь безвременно лежат в могилах.

Король Иоанн. Король Эдвард, нечего вспоминать о том, что невозвратимо. Скажи, как велик тот выкуп, который ты потребуешь от меня?

Король Эдвард. Цифру выкупа ты узнаешь позже, а теперь ты со мною переплывешь через пролив, чтобы увидать, какой прием готовят тебе в Англии. Как-бы ни был плох этот прием, он во всяком случае окажется не хуже того, какой мы встретили во Франции с первого дня нашего в ней пребывания.

Король Иоанн. Проклятие на мою голову! Все это было мне предсказано. Я слышал пророчество, но не понял слов предсказателя.

Принц Уэльсский. Теперь, отец, вот та мольба, с какою обращается к тебе Эдвард (Становится на колено). О, ты, чья милость была моим надежнейшим щитом, так как ты соблаговолил назначить меня орудием своего могущества, дозволь, чтобы в будущем многие другие принцы, рожденные и выросшие на родном нашем острове, имели возможность прославиться такими-же победоносными подвигами, как и я! Что-же касается меня, я желал-бы, чтобы все нанесенные мне кровавые удары, все мучительные дни и ночи, пережитые мною на полях битв, все опасности стычек, которым я не раз подвергался, чтобы все эти перенесенные мною жар, холод и страдания обрушились на меня в двадцать раз сильнее, лишь бы я мог заставить примером того, что испытал сам, возжечь отвагу в будущих поколениях и воспламенить в них такое мужество, чтобы не только Франция, но и Испания, и Турция, и все народы в мире трепетали перед справедливым могуществом Англии.

Король Эдвард. Приблизьтесь сюда, пэры Англии. Мы провозглашаем перемирие и прекращаем на время мучительную войну. Вложите в ножны свои мечи; дайте освежиться усталым членам, сосчитайте понесенные вам убытки, а затем, побыв еще день или два в гостеприимной этой гавани, мы, с Божией помощью, снова отправимся в Англию, куда, как я надеюсь, благополучно прибудут три короля, три принца и одна королева.

(Все уходят при громких звуках труб).

ПРИМЕЧАНИЯ

"Эдуардь III" принадлежит к так называемым "сомнительным" пьесам Шекспира. Этой пьесы нет в первом собрании драматических произведений великого английского поэта, изданном его друзьями и товарищами, Геминджем и Конделем, в 1623 году, через семь лет после его смерти. Это обстоятельство является главной, фактической причиной того, что большинство издателей Шекспира не признают этой драмы подлинной, и исключают ее из полного собрания сочинений поэта. Впервые "Эдуард III" появился в издании in-quarto, в 1596 году, под следующим заглавием: "Царствование короля Эдуарда III", в том виде, в каком оно было играно много раз в городе Лондоне", - без имени автора. Издатель этого in-quarto, Котберт Борби, был в тоже время и издателем некоторых пьес Шекспира при жизни поэта, в первый ранний период его литературной деятельности. В 1598 и 1599 годах он издал, между прочим, комедию: "Потерянные усилия любви" и драму: "Ромео и Джульетта". В том-же году, т. е. в 1596, "Эдуард III" был занесен в оффициальные списки stationer's Hall. Должно полагать, что эта драма понравилась публике, потому что через три года, в 1599 г., тот-же издатель выпустил новое издание драмы с некоторыми добавлениями и исправлениями. В этом виде она была еще три раза издана в первой четверти XVII века, один раз при жизни Шекспира, а два раза после его смерти; но всякий раз без имени автора. Никаких фактических данных того, что эта драма действительно принадлежит Шекспиру, у нас нет. Известно, что Фрэнсис Мирес, - современник поэта, - оставил нам драгоценные в историческом смысле указания о пьесах Шекспира, игранных в его время, до 1598 года, в сочинении "Palladis Tamia, Wit's Teasury, the Second part of Wit's Commonwealth". В этом списке нет "Эдуарда III". Мы уже сказали, что эта пьеса не попала и в первое in-folio 1623 года. Она не попала также и в третье и даже четвертое in-folio. Кэпель перепечатал "Эдуарда III", сказав в своем предисловии: "я думаю, что эта пьеса принадлежит Шекспиру", но никаких доказательств своего мнения не привел. Серьезное внимание критики эта пьеса обратила на себя только в конце XVIII века; но Стивенс настойчиво отвергал её принадлежность Шекспиру. Вторично о ней заговорили только в сороковых годах настоящего столетия, когда Найт в своем "Pictorial Shakespeare" указал на аналогии "Эдуарда III" с некоторыми, самыми несомненными пьесами Шекспира. Эти аналогии без всякого сомнения существуют, несмотря на неровность тона и на очевидную слабость некоторых сцен. Три сцены, где графиня Сольсбюри является главным действующим лицом, удивительны по красоте языка, по сценическому движению, по своим психологическим особенностям. По фактуре стиха эти сцены напоминают "Ромео и Джульетту" и "Потерянные усилия любви", - тот же ритм, тоже богатство рифм, та-же изысканность и та-же картинность выражений. Некоторые места в "Эдуарде III" поразительно напоминают места у Шекспира. Кроме этих аналогий, может быть и случайных, в "Эдуарде III" встречаются отрывки, напоминающия шекспировские хроники, ранней эпохи. Это-то именно обстоятельство и заставило, главным образом, многих критиков и, в том числе, Ульрици прийти к заключению, что "Эдуард III", принадлежит Шекспиру. Если это так, то эта драма принадлежит во всяком случае к самой ранней эпохе творчества поэта. Следует также прибавить, что такой авторитет в деле шекспировской критики, как профессор Делиус, включил ее в текст Шекспира, изданный издательской фирмой Каселя. Франсуа Виктор Гюго, французский переводчик Шекспира, в свою очередь, не сомневается в подлинности "Эдуарда III", однако, не решился поместить ее в текст своего перевода и напечатал ее во втором томе своих "Апокрифов" Шекспира. Желая объяснить причину, почему "Эдуард III" никогда не был признан Шекспиром, хотя и печатался несколько раз при его жизни, Ульрици предполагает, что поэт боялся оскорбить щепетильность короля Иакова I, подписываясь под произведением в котором так много насмешек над шотландцами. По той-же причине, думает Ульрици, "Эдуард III", не попал и в in-folio 1623 года. Франсуа Гюго к этому объяснению прибавляет еще следующее: в "Эдуарде III" насмешка направлена не только на шотландцев, но также и на весь дом Стюартов, в лице родоначальника этого дома, Давида II. Понятно, - так рассуждает Франсуа Гюго, - что простой актер, каким был Шекспир, дороживший королевским покровительством, не мог рисковать всем своим будущим из-за нескольких насмешек, когда-то сказанных им по адресу королевского дома, водворившагося теперь на английском престоле.

Таковы главные доводы и аргументы за и против того, что "Эдуард III" принадлежит перу Шекспира. Вопрос до сих пор не решен и едва-ли когда-либо может быть решен; этому мешает, главным образом, полный недостаток каких-либо фактических доказательств и данных. Но драма тем не менее представляет огромный интерес; это - лучшая английская драма Х?И века, если исключить драмы Шекспира. Это обстоятельство и заставило Делиуса включить ее в собрание драматических произведений Шекспира. По его примеру и мы решились сделать тоже самое.

Стр. 94. Насмешка Иорика напоминает насмешку, сказанную Фоконбриджем герцогу австрийскому в "Короле Иоанне": "Ты надел шкуру льва! Сними ее из приличия и взамен её надень на эти подлые плечи шкуру теленка".

Стр. 123. Тоже самое и почти в тех-же выражениях говорил и король Генрих V Фольстофу, после своего вступления за престол. Свою дружбу с Фольстофом он сравнивает с ужасным сном, и прибавляет, что проснувшись, он презирает этот сон.

Стр. 125. Точно также и в "Виндзорских кумушках" Шекспир называет фламандцев пьяницами. Мистрис Пэдор, выслушав объяснение в любви Фольстофа, восклицает: "What an unweighed behaviour hath this flemish drunkard pickasd out of my conversation?" - Что легкомысленного мог заметить этот фламандский пьяница в моем разговоре.

Стр. 157. "Какою нелепостию является, благодаря тебе, наша жизнь". В "Мера за Меру" встречается та-же мысль, хотя несколько иначе выраженная. Герцог, как бы обращаясь к жизни, говорить:

Thou art Death's fool,

For him thou labour'st by thy flight to ran

And yet run'st toward him still.

Ты игралище смерти, ибо ты, стараясь бежать от нея, постоянно бежишь ей на встречу.

Стр. 168. "Короли наиболее приближаются к божеству, даруя людям жизнь и безопасность". Эти два стиха - почти буквальный перевод следующей фразы Цицерона ("Proligario"): "Homines enim ad deos nulla re propius accedunt, quam salutem hominibus dando". Несколько иначе та-же самая мысль попадается во второй сцене первого действия "Тита Андроника". Тамара говорит Титу: "Если ты хочешь приблизиться к природе богов - приблизься к ним своим милосердием".

Уильям Шекспир - Царствование Эдварда III. 2 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :