Уильям Шекспир
«Макбет (Macbeth). 1 часть.»

"Макбет (Macbeth). 1 часть."

Перевод П. А. Каншина

ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА:

Донкен, король шотландский.

Малькольм, его сыновья

Дональбен.

Мэкбет, военачальники королевской армии.

Бэнкуо.

Мэкдоф, Ленокс, Россэ, Ментэт, знатные шотландцы

Энгос, Кэтнэсс,Флиэнс, сын Бэнкуо.

Сиверд, граф Норсомберленд, английский полководец.

Юный Сиверд, его сын.

Сетон, офицер при Мэкбете.

Сын Мекдофа.

Английский врач.

Шотландский врач.

Солдат.

Привратник.

Старик.

Леди Мэкбет.

Леди Мэкдоф.

Дама, состоящая при леди Мэкбет.

Геката и три Ведьмы.

Лорды, офицеры, воины, убийцы, свита и гонцы.

Тень Бэнкуо и другие призраки.

Действие происходит преимущественно в Шотландии, кроме конца IV-го действия, происходящего в Англии.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Открытая местность в Шотландии; гремит гром, сверкают молнии.

Появляются три ведьмы.

1-я ведьма. Когда-же мы под проливным дождем, при раскатах грома и при свете молнии сойдемся все три вместе?

2-я ведьма. Когда затихнет гром битвы, и победа останется за кем-нибудь из противников.

3-я ведьма. Значит, ранее, чем закатится солнце.

1-я ведьма. A где именно?

2-я ведьма. На пустынном поле...

3-я ведьма. Чтобы встретить там Мэкбета.

1-я ведьма. Меня зовет черный кот... Иду!

2-я ведьма. A меня жаба!.. Сейчас!

Все вместе (Поют). Все ужасное прекрасно;-Все прекрасное ужасно. - Мчатся сквозь туман в густую мглу (Исчезают).

СЦЕНА II.

Лагерь близь Форэса; за сценой гром битвы.

Выходят король Донкэн, Малькольм, Дональбен, Ленокс и cвuma. Нa встречу им попадается раненый воин.

Донкэн. Что это за окровавлленный человек? Судя по его внешнему виду, можно надеяться получить от него самые свежия вести о возстании.

Малькольм. Это тот самый сержант, который дрался с таким мужеством, чтобы избавить меня от плена. Здорово, храбрый товарищ! Разскажи королю, в каком положении находилось дело, когда ты покинул поле сражения?

Солдат. В самом сомнительном; оба войска можно было принять за двух утомленных пловцов, когда они цепляются один за другого и, только мешая друг другу, не дають воспользоваться ни умением, ни ловкостью. Безпощадный Мэкдонуальд, благодаря кишащим в нем безчисленным прирожденным порокам, вполне призваный быть крамольником, получил подкрепление с западных островов в лице кернов и геллоглессов; судьба очевидно покровительствуеть проклятому возстанию и, как продажная блудница, отдавалась до сих пор ложу крамольника. Победа легко доставалась Мэкдонуальду, пока не явился победоносный Мэкбет, вполне заслуживающий такое название. Презирая судьбу, очевидно покровительствовавшую его противнику, этот любимец доблести дымящимся от кровавой расправы мечем проложил себе дорогу к гнусному изменнику и не пожал последнему руки, и не распростился с ним, пока не рассек ему головы от темени до челюстей и не выставил её на позор на наших укреплениях.

Донкэн. Достойный наш родственник - истинный рыцарь.

Солдат. Однако, скоро с той стороны, откуда разливаются первые лучи солнца, но в тоже время налетают всесокрушающия бури и беспощадные грозы, и из того-же источника, из которого, казалось, истекало наше благополучие, нахлынули на нас новые напасти. Слушай, король шотландский, слушай! Едва правосудие, поддерживаемое вооруженною отвагою, успело заставить быстро улепетывавших кернов показать нам пятки, как выжидавший только удобного случая король норвежский напал на нас с свежими войсками, совершенно новые доспехи которых, как жар, сверкали на солнце.

Донкэн. И тогда Мэкбет с Бэнкуо перепугались, растерялись?

Солдат. Да, как способны орлы перепугаться воробьев, a львы зайцев. Чтобы не отступать от правды, я должен сказать, что оба они похожи были на две пушки, заряженные двойными зарядами картечи. Хотели ли они искупаться в дымящейся крови или увековечить новую Голгофу - не знаю... Однако силы начинают мне изменять... раны мои громко взывают о помощи...

Донкэн. Оне доблестны, как твой рассказ и так-же, как он, дышат славой. Уведите его; пусть врачи окажут ему помощь (Солдата уводят; входит Россэ). Это кто?

Mалькольм. Доблестный тан Россэ.

Ленокс. Какое нетерпение y него в глазах! Так горят глаза только y вестников чудес.

Россэ. Да здравствует король!

Донкэн. Откуда ты, доблестный тан?

Россэ. Из Файфа, государь, где норвежские знамена нагло развеваются в воздухе и навевают ужас на наши оторопелые войска. Властелин Норвегии, стоя во главе многочисленных своих полчищ и поддерживаемый гнусным, вероломным таном Каудора, вступил с нами в ожесточенный бой. Однако, он встретил снльный и грозный отпор со стороны Мэкбета, нареченного жениха Беллоны, с ног до головы закованного в несокрушимые доспехи. Мечи их скрестились, и верная рука нашего мужественного витязя смутила кичливый дух норвежского возмутителя... Словом, - победа осталась за нами.

Донкэн. Какое счастие!

Россэ. Последствием этого оказалось то, что Суэнон, король норвежский, просит теперь дозволения вступить в переговоры о мире, но мы не дозволили ему даже приступить к погребению его убитых, пока он на острове Сэнт-Кольм не внесет в нашу казну десяти тысячь червонцев

Донкэн. Теперь вероломному тану более не придется изменять дорогим нашему сердцу интересам. Ступай, изреки ему смертный приговор и с принадлежащим ему саном поздравь Мэкбета.

Россэ. Будет исполнено, государь.

Донкэн. Проигрышь Каудора составляет выигрыш благородного Мэкбета (Все уходят).

СЦЕНА III.

Поросшее вереском поле. Гремит гром.

Входят три, ведьмы

1-я ведьма. Где ты была, сестра?

2-я ведьма. Душила свинью.

3-я ведьма. A ты, сестра, чем была занята?

1-я ведьма. У жены моряка был полный фартук каштанов; она все жевала их, жевала и жевала... "Поделись со мною", - сказала я. - "Прочь от меня, ведьма!" - ответила откормленная всякою дрянью толстуха... За это муж её поплыл теперь шкипером на "Тигре" в Алеппо; a я безхвостою крысою плыву за ним в решете, плыву, плыву и плыву.

2-я ведьма. Я пошлю тебе попутный ветер.

1-я ведьма. Спасибо за услугу.

3-я ведьма. A я тебе пошлю другой.

1-я ведьма. Все ветры теперь в моей власти, как все страны и берега, куда они, по намеченным y шкиперов путям, носят отважных мореходов... Я изсушу его, как полевую былинку; сон не освежит его ни днем, ни ночью... Жить ему отныне, словно окаянному; девятью девять ночей, взятых семь раз, стонать ему, ныть и изнывать! Корабль его не потонет от бури, однако, он не уйдет... A вот, взгляните, что y меня еще.

2-я ведьма. Покажи, покажи!

1-я ведьма. Большой палец морехода. Мореход был кормчим; корабл его на возвратном пути домой разбился, a он пошел ко дну (За сценой бьют барабаны).

3-я ведьма. Барабан, барабан! Мэкбэть близится...

Все три ведьмы. Роковые сестры, - рука об руку носимся мы быстро - по земле, по водам.- Ходим мы все кругом, - кругом, кругом, кругом.- Три круга для старшей, -столько-же ддя средней, -столько-же для младшей!- Выйдеть ровно девять;- чары и готовы.

Входят Мэкбет и Бэнкуо.

Мэкбет. Никогда не видывал я такого отвратительного и в тоже время такого прекрасного дня.

Бэнкуо. Далеко-ли еще до Форэса?.. Что это за странные существа?- худы, как щепки, и в такой странной одежде? Хотя оне и на земле, но нисколько не похожи на обыкновенных смертных... Скажите, кто вы такия? Живые вы земные существа или нет? и можете ли вы отвечать на вопросы человека?.. Видя, как каждая из вас прижимает к изсохшим губам узловатые пальцы, можно подумать, что вы меня понимаете?.. Я принял-бы вас за женщин, если-бы ваши бороды не говорили мне, что я ошибаюсь.

Мэкбет. Если вам это дозволено, отвечайте!

1-я ведьма. Слава Мэкбету, тану Гламисскому!

2-я ведьма. Слава Мэкбету, тану Каудорскому!

3-я ведьма. Будущий король Мэкбет, слава тебе.

Банкуо. Добрейший лорд, ты вздрогнул, словно от страха. Зачем пугаться таких блестящих предсказаний? Заклинаю вас именем правды, отвечайте, в самом-ли деле вы те, чем кажетесь, или существа сверхъестественные? Благородному моему спутнику вы сулите блестящую будущность, торжественно приветствуете его, как будущего короля, a такие предсказания, кажется, сильно его радуют... Что же вы ничего не скажете мне? Если вам дана сила видеть семена времени и заранее знать, какое зерно взойдет и разростется, a какое нет, отвечайте мне, не выпрашивающему вашего благоволения, но и не боящемуся вашей вражды.

1-я ведьма. Слава!

2-я ведьма. Слава!

3-я ведьма. Слава!

1-я ведьма. Ты будешь меньше Мэкбета, но выше его.

2-я ведьма. Не так счастлив, как он, но много счастливее.

3-я ведьма. От тебя народится целая вереница королей, хотя сам ты королем не будешь. И так, слава вам, Мэкбет и Бэнкуо.

1-я ведьма. Бэнкуо и Мэкбет, слава обоим вам, слава!

Мэкбет. Стойте! предсказание ваше неполно! договарявайте все. Я знаю, что смерть Синэля сделала меня таном Гламисса; но как-же мне быть таном Каудора, когда тот, кому принадлежит этот титул, жив и бдагоденствует? Что-же касается предсказания, будто я буду королеы, исполнение его кажется еще более невероятным, чем предыдущее. Скажите, оть кого почерпнули вы странные и неправдоподобные эти сведения? Зачем на этой пустынной равнине преграждаете вы нам дорогу и приветствуете меня своими через чур заманчивыми пророчествамн? Отвечайте! Я вам это повелеваю! (Ведьмы исчезают).

Бэнкуо. И на земле, как на воде, иногда вскакивают наполненные воздухом пузыри... Они-то вскакивали перед нами сейчас... Куда-же оне исчезли?

Мэкбет. Оне испарились в воздухе; то, что казалось телесным образом, рассеялось, как дыхание от дуновения ветра, Как мне досадно, что оне не остались здесь долее.

Бэнкуо. Да неужели мы в самом деле-то, о чем говорим теперь. Не объелись ли мы того зловредного корня, который туманит рассудок и держит его в оковах безумия?

Мэкбет. Твои потомки будут королями...

Бэнкуо. А ты сам будешь королем.

Мэкбет. И таном Каудора. Оне, ведь, и это говорили?

Банкуо. Слово вь слово, буква в букву. Однако, кто-же это спешит сюда?

Входят Россэ и Энгос.

Россэ. Король с величайшим удивлением выслушал известие о твоих успехах, Мэкбет. Когда-же он прочел отчет о твоих подвигах во время боя с мятежниками, удивление его дошло до крайних пределов и он казалось, не знал, за кого более радоваться, за себя или за тебя. Когда-же до него дошли сведения о дальнейших твоих доблестных деяниях, во время того-же памятного дня, он и совсем онемел. Он как-будто собственными глазами видел тебя среди густых рядов норвежцев, где ты дрался, как лев, нисколько не пугаясь картин смерти, которыми он окружал себя сам. Быстро сменяющиеся известия, словно град, сыпались одно за другим, и каждое из них, исчисляя твои подвиги в величавой защите государства, повергло их к его стопам.

Энгос. Мы присланы сюда ислючительно затем чтобы передать тебе благодарность нашего царственного повелителя; но не награду принесли мы тебе, a только приглашение предстать перед его венценосною особою.

Россэ. Однако, в виде задатка еще больших милостей в будущем, он велел приветствовать тебя, как тана Каудорскаго. Да принесет тебе счастие новый этот титул; он теперь неотъемлемое твое достояние.

Бэнкуо. Что это значит? Неужто дьявол может говорить правду?

Мэкбет. Тан Каудора еще жив. Зачем-же рядите вы меня в чужую одежду?

Энгос. Да, правда, тот, кто был Каудорским таном, еще жив; но над этою жизнью тяготеет неумолимый приговор, и прежний тан должен её лишиться. Был ли он в союзе с норвежцами, помогал-ли втайне мятежникам, действовал-ли заодно с теми и с другими, с намерением привести к крушению родную страну, этого я не знаю, но знаю, что измена его доказана, и что он должен за нее умереть, так-как сам в ней сознался.

Мэкбет. Я уже тан и Гламисса, и Каудора, a самое главное еще впереди. - Благодарю вас за труд (Тихо Бэнкуо). Теперь, когда часть предсказанного мне таинственными существами исполнилась, можешь надеяться и ты, что твои потомки будут королями.

Бэнкуо. Поверь им только, и тебе уже мало будет нового танства; захочетея и королевской короны... Однако, как бы то ни было, это все-таки очен странно... Нередко орудия тьмы, говоря нам как будто правду, завлекают нас разными невинными пустяками, чтобы обмануть потом в более важных делах. Друзья мои, на одно только слово...

Мэкбет. Два пророчества уже сбылись; они только служат как бы прологом могучей драмы, развязкой которой явится королевская корона. Благодарю вас, господа.- Это сверхъестественное предсказание не может служить дурным предзнаменованием, но не может оно служить и хорошим. Если от него следуеть ожидать зла, зачем-же, - словно в залогь осуществимости всего остального, - так благополучно исполнилась первая его часть; если оно предвещаеть хорошее, зачем-же при одной мысли о нем, словно пред чем-то ужасным, волосы мои поднимаются дыбом, и мое крепко закованное сердце так неестественно сильно колотится о ребра... Не потому-ли, что воображаемые ужасы несравненно сильнее настоящих? Мысль моя, в которой убийство - пока еще только один плод воображения, до того сильно потрясает мое слабое человеческое естество, что не начавшее еще существовать уже является чем-то существующим, и для меня только то и есть, чего еще нет.

Бэнкуо. Посмотрите на нашего товарища... Как он глубоко поглощен своими думами.

Мэкбет. Если судьбе угодно, чтобы я был королем, она может доставить мне корону без всякого вмешательства с моей стороны.

Бэнкуо. Новые почести - тоже, что новое платье, в котором чувствуешь себя вполне свободным, только поносив его несколько времени.

Мэкбет. Будь, что будет! С течением времени и при помощи обстоятельств, туман, скрывающий будущее, рассеется, и все станет ясно, как день.

Бэнкуо. Доблестный Мэкбет, мы ждем, чтобы тебе заблагоразсудилось продолжать путь.

Мэкбет. Простите, моя угрюмая мысль невольно погрузилась в воспоминания о забытом. Добрейшие друзья мои, ваши услуги внесены мною в памятную книжку, листы которой я переворачиваю и перечитываю ежедневно... Отправимтесь-же к королю. - Не забывай того, что произощло здесь. Через несколько времени, взвесив хорошенько все это в уме, я с полною откровенностью открою тебе все, что y меня на душе.

Бэнкуо. Хорошо.

Мэкбет. A до тех пор более ни слова. - Идемте, друзья (Уходят).

СЦЕНА IV.

В Форэсе. Комната во дворце. Трубы гремят.

Входтт Донкэн, Малькольм, Дональбен, Ленокс и свита.

Донкэн. Соитоялась-ли, наконец, казнь Каудора? Неужто те, кому поручено было это исполнит, еще не вернулись?

Малькольм. Посланные, государь, еще не вернулись, но я видел чедовека, присутствовавшего при казни. По его словам-Каудор с полною откровенностью признался в своей измене, просил заочно прощения y вашего величества и выказал искреннее раскаяние. Ни одно деяние за всю его жизнь не делает ему столько чести, сколько минуты расставания с нею, когда человек, готовый к смерти, заранее научившийся умирать и распрощавшийся с этим драгоценнейшим из даров, расстается с нею, словно с ничего нестоющею безделкой.

Донкэн. Нет никакой возможности узнавать, по лицу человека, того, что таится y него на душе. Я считал его истинным джентльменом и доверял ему безусловно (Входят Мэкбет, Бэнкуо, Россэ и Энгос). А, доблестный кузен Мэкбет, это ты?.. Грех неблагодарности уже начинает тяготить мне душу. Ты так быстро мчишься вперед, что моя благодарность, как ни могучи её крылья, не только не в силах опередить, но и догнать твоего полета. Зачем ты так много сделал для нас? Если-бы твои услуги не были так велики, я имел-бы возможность отблагодарить и наградить тебя согласно твоим подвигам; теперь-же нам остается только сознаться, что вполне расквитаться с тобою мы не в состоянии и остаемся y тебя в неоплатном долгу.

Макбэт. Повиновение и верность при исполнении своих обязанностей относительно вас находят награду в самих себе. Вы, государь, имеете полное право требовать оть нас строжайшего исполнения наших обязанностей. Эти обязанности для государства и для вашего престола - те-же дети и слуги, делающие для вашего счастия и благополучия все, что им возможно, все, что от них зависит.

Донкэн. Добро пожаловать. Я только еще насадил тебя и всеми силами буду стараться способствоват твоему скорейшему произростанию. Честный Бэнкуо, услуги, оказанные тобою так-же значительны и достойны такого-же полного признания. Дай-же мне расцеловать тебя и прижать тебя к своему сердцу.

Бэнкуо. Если мне удастся укорениться в нем, жатва будет принадлежать вам.

Донкэн. Безмерная радость, переполняющая мою душу, невольно прорывается наружу, старается прикрыться личиною печали, выражающейся в слезах. Все вы, сыны мои, родственники, таны, вместе с ближайшими к вам лицами, знайте, что мы королевскую нашу власть намерены завещать в наследие старшему нашему сыну Малькольму, которому и повелеваем носить отныне титул принца Комбэрлендскаго. Нашею благосклонностью, как и сопряженными с нею преимуществами, будет пользоваться не он один; знаки отличия, словно звезды, засияют на всех достойных наград... Мэкбет, я поеду отсюда в Инверэсс, чтобы сблизиться с тобою еще более.

Мэкбет. Для меня и самый покой становится тяжелее труда, если он не употреблея на пользу вашего величесгва. Я сам буду вашим глашатаем, сам обрадую жену известием о вашем прибытии. Прощайте, государь.

Донкэн. До свидания, любезнейший тан каудорский.

Мекбет (Про себя). Принц Комбэрлендский!.. Вот порог: чтобы не споткнуться и не упасть, я должен через него перескочить, так-как он преграждает мне дальнейший путь. Лучезарные звезды, затаите свои огни; не озаряйте глубины тайных моих замыслов! Пусть даже глаз не видит того, что делают руки, но все-таки, как-бы мне страстно хотелось, чтобы скорее совершилось то, на что глаз не может взглянуть без ужаса! (Уходит).

Донкэн. Твой отзыв о высокой его доблести, Бэнкуо, совершенно справедлив. Превозносить его - для меня праздник; похвалы ему - так сказать, - нравственная моя пища. Поедем-же за ним, за ним, чье усердие отправилось вперед, чтобы приготовить нам радушный прием. Таких родственников на свете не много (Уходят при громе труб и барабанов).

СЦЕНА V.

В Инвэрнессе. Комната в замке Мэкбета.

Входит леди Мэкбет и читает письмо.

Леди Мекббт. "Оне попались мне навстречу в самый день моего успеха, и я впоследствии имел случай вполне убедиться, что их познания далеко превышают познания людей. Когда-же, сгорая желанием узнать еще больше, я потребовал от них дальнейших сведений, оне обратились в воздух и скрылись от наших глаз. Я еще не мог придти в себя от их ошеломляющих предсказаний, когда от короля явились гонцы, провозгласившие меня таном Каудорским и тем осуществшие одно из недавних предсказаний вещих сестер, в дальнейшем будущем суливших мне еще более величия и приветствовавших меня, как будущего венценосца. Считаю нужным сообщить это тебе, дорогая подруга будущего моего величия, чтобы неведение ожидающей нас блистательной доли не лишило тебя ни одной минуты радости, на которую ты имеешь неотъемлемое, законное право. Затаи это в своем сердце, a затем прощай."

Теперь ты уже тан Гламисса и Каудора и непременно сделаешься тем, что тебе обещано... Однако, я не совсем доверяю твоей мягкой душе, до того переполненной млеком кротости и любовью к человечеству, что она едва-ли допустит тебя избрать для достижения цели кратчайший пут. В тебе есть честолюбие, и ты не прочь-бы достигнуть величия, но только с тем условием, чтобы это не стоило тебе никаких хлопот. Ты хочешь, чтобы то, чего ты желаешь страстно, досталось тебе само собою. Плутовать в игре тебе-бы не хотелось, а, между тем, тебя сильно прельщает выигрыш, добиться которого невозможно, играя честно. Твоя цель, мой благородный Гламисс, громко кричит тебе:- "воть, что ты обязан сделать, чтобы достичь меня, но боязнь сделать шаг для достижения желаемого, кажется, превышает самое желание добиться желаемаго!" Поспешай-же скорее сюда, чтобы я могла вдохнуть в тебя свой непоколебимый дух, чтобы смелая моя речь побудила тебя сокрушить все преграды, препятствующия тебе завладеть золотым венцом, повидимому, предназначенным тебе и судьбою, и сверхъестественными силами (Входит слуга). Что скажешь?

Слуга. Сегодня вечером король будет здесь.

Леди Мэкбет. Не сошел-ли ты с ума? Возможное-ли дело, чтобы мой муж, находящийся при короле, не известил меня об этом заранее, дабы я могла приготовиться, если намерение его величества посетить нас действительно справедливо?

Слуга. Однако, это так, и сам благородный тан вернется домой в самом скором времени. От него прибыл гонец, который едва жив от усталости и едва переводить дух, так-что с величайшим трудом мог выговорить то, что ему поручено сказать.

Леди Мэкбет. Прими его как можно лучше. Доставленное им известие крайне важно (Слуга уходит). Даже ворон, прокаркавший о роковом приезде Донкэна к нам в замок, и тот охрип. О вы, злобные духи, служащие помощниками кровожадным замыслам, лишите меня моего пола и от головы до пят преисполните меня самой истой жестокости! Сгустите мою кровь, преградите укорам совести доступ с моему сердцу! Пусть ни одно, свойственное человеческой душе, чувство сострадания не поколеблет твердой и прирожденой мне решимости, не станет преградой между моею волею и исполнением её намерений! О, вы, незримые пособники убийства, где-бы ни поджидали вы, чтобы над человеческою природою произведено было насилие, спешите сюда, прильните к моим женским грудям, высосите из них все молоко и замените его желчью. Приди и ты, непроглядная ночь; окутай себя густым сумраком адских испарений, чтобы заостренный нож мой сам не видал той раны, которую ему суждено нанести, и чтобы даже взор неба не мог проникнуть сквозь саван мрака и крикнуть мне: - "Остановись! Остановись!" (Входит Мэкбет). А, доблестный Гламисс, великий Каудор и еще более великий в будущем! Твое письмо заставило меня совершенно утратить чувство настоящего и жить одним только будущим.

Мэкбет. О, безмерная любовь, Донкэн прибудет к нам сегодня вечером.

Леди Мэкбет. A когда думает уехать?

Мэкбет. Завтра. Таково его намерение.

Леди Мэкбет. О, никогда солнце не увидить этого "завтра!" Лицо твое, дорогой мой тан, - словно открытая книга, в которой можно вычитать много страшнаго. Чтобы обмануть всех, кажись таким-же, как все. Пусть в каждом твоем взгляде, в каждом слове, в каждом движении проглядывает сердечное радушие; имей вид невннного цветка, но на самом деле будь змеей, скрывающеюся под цветами. Того, кого ты ждешь, следует принять как можно лучше. Предоставь мне великое дело этой ночи, которое обезпечит за нами царственное величие и неограннченное могущество на все грядущие дня и ночи.

Мэкбет. Мы поговорим об этом после.

Леди Мэкбет. Хорошо; только кажись веселее. Слишком резких перемен в лице следует всегда остерегаться. Все-же остальное предоставь мне (Уходят).

СЦЕНА VI.

Перед замком Мэкбета.

Звуки труб. Слуги тана ожидают в отдалении. Входят Донкэн, Малькольм, Дональбен, Бэнкуо, Мэкдоф, Россэ, Энгос и свита.

Донкэн. Местоположение замка прекрасное; самый воздух веет нам в лицо так приятно и ласково.

Бэнкуо. Пребывание летней гостьи храмов - ласточки, одно уже доказывает, что воздух здесь здоровый, благорастворенный. Нет ни одного выступа, ни одного карниза, ни одного столба, ни одного удобного угла, куда-бы эта птица не прилепила висячаго своего жилища, своей плодовитой колыбели. Я наблюдал, что всюду, где селятся и водятся ласточки, воздух всегда чистый и здоровый.

Входит Леди Мэкбет.

Донкэн. Смотрите, смотрите, вот здешняя высокочтимая хозяйка. Миледи, внушенная нам и преследующая нас любовь иногда бывает для нас источником неприятностей, но мы так-же доджны быть благодарны и за эти неприятности, как за самую любовь. Этим я хочу сказать, что вам следует благословлять и Бога, и нас за то, что мы вас утруждаем, и благодарить нас за причиняемые вам беспокойства.

Леди Мэкбет. Если все наши заботы удвоить во всех отношениях, а затем еще раз взять их дважды, оне были-бы только слабым выражением беспредельной благодарности за ту высокую честь, которую вы, государь, оказали нам, осчастливив наш дом своим посещением. За ваши прежния милости, еще усиленные недавними наградами, мы должны вечно молить за вас Бога, как за своего благодетеля.

Донкэн. Где-же сам тан Каудорский? Мы скакали за ним по пятам и даже надеялись обогнать его; но ездок он замечательный, а пламенная любовь, острая, как шпора, помогла ему примчаться домой ранее нас. Прекрасная и уважаемая хозяйка, на сегодняшнюю ночь мы ваши гости.

Леди Мэкбет. Ваших преданных слуг так, как и своих слугь, и жизнь нашу, и все, что мы имеем, считайте только залогом, в котором мы обязаны отдавать отчет вашему величеству и которым вы всегда можете располагать по своему усмотрению.

Донкэн. Дайте мне вашу руку и проводите меня к хозяину дома. Любя его всею душою, мы и на будущее время надеемся относиться к нему с прежнею благосклонностью. И так, если вам угодно, миледи... (Уходят).

СЦЕНА VII.

Комната в замке y Мэкбета.

По сцене проходят слуги, несущие факелы и играющге на гобоях; за ними другие с разными яствами; потомь входит сам Мэкбет.

Мэкбет. Если все это должно совершиться и затем кончиться, пусть кончается скорее. Хорошо, если-бы убийство повлекло sa собою один только успех и никаких других последствий. Да, если-бы вместе с нанесенным ударом все покончилось-бы хоть здесь, хоть только здесь, на этой движущейся песчаной отмели времени, я ринулся-бы в жизнь, нисколько не думая о том, что будет далее; но беда в том, что такого рода поступки постоянно влекут за собою суд земной. Стоит только дать миру кровавый урок, и этот мир, наученный полученным уроком, беспощадно обрушится на самого-же учителя; беспристрастное правосудие постоянно собственною рукою подносит к нашим губам кубок с нами-же самими отравленным напитком... Нет, здесь Донкэн не должен подвергнуться ни малейшей опасности; на это есть две могучия причины. Во первых, он мой родственник, a во вторых, я его подданный. Обе причины настолько важны, что мысль моя не должна, не может перейти в дело. К тому-же он мой гость, и мне следовалобы крепко запирать двери, a не помышлять о нанесении смертельного удара... Потом самый этот король Донкэн с такою кротостью пользуется своим могуществом, высокие свои обязанности он исполняет так безупречно, что, в случае его исчезновения с лица земли, самые его добродетели, вооружась трубами, которыми ангелы возвестят наступление страшного суда, донесут миру о совершившемся анафемском преступлении, a сострадание, словно совсем нагой, только-что родившийся младенец, несущийся на крыльях урагана, или небесный херувим, мчащийся на незримых, воздушных конях, каждого заставит своим дуновением взглянуть на это дело широко раскрытыми глазами и выжмет из глаз целые потоки слез... Чтобы шпорить бока своей решимости, y меня только одно орудие и есть - не в меру разгулявшееся честолюбие, которое может, словно разъяренный конь, вскочить на дыбы и, опрокинувшись назад, придавить меня собою! (Входит Леди Мэкбет). Что новаго?

Леди Мэкбет. Ужин почти окончен. Зачем ушел ты из столовой?

Мэкбет. Спрашивал он меня?

Леди Мэкбет. Разве ты этого не знаешь?

Мэкбет. Далее в этом деле идти мы не должны. Король осыпает меня почестями, да и обо мне во всех слоях населения сложилось такое лестное мнение, что мне следует сохранять это мнение во всей его девственной свежести, a не пренебрегать им, пока оно не установилось вполне.

Леди Мэкбет. Твоя надежда, когда ты в нее рядился, должно-быть, была пьяна. С тех пор она успела проспаться и теперь на то на что сама взирала так смело, глядит бледнеё и зеленеё от ужаса. Таково-же на будущее время будет мое мнение и о твоей любви. Смелость твоя проявляется только в одних желаниях; когда-же дойдет до решимости, до самого дела, ты тотчас начинаешь трусить. Тебе, я знаю, очень хотелось-бы получить то, что в твоих глазах составляет лучшее украшение жизни, a между тем ты предпочитаешь навек остаться трусом в собственных глазах. Ты как будто говоришь: - "Очень-бы мне хотелось это иметь, да не хватает смелости!" и тем уподобляешься жалкой кошке народной поговорки.

Мэкбет. Прошу тебя, замолчи! У меня хватит отваги на все, что подобает человеку; тот, кто отваживается на большее, уже перестает быть человеком.

Леди Мэкбет. Зачем-же было сообщать об этом замысле мне? Когда этот замысел народился y тебя в голове, ты был человеком и мужем. Если-же ты решишься привести замысел в исполнение, ты только еще убедительнее докажешь, что ты человек и муж. Когда возникла мысль, ничто еще не благоприятствовало исполнению - ни время, ни обстоятельства, a ты все-таки надеялся выискать удобное время, создать благоприятные обстоятельства. Теперь-же, когда они явились сами собою, ты вместе с своею решимостью обращаешься в ничто. Я сама кормила грудью и знаю, как сильно мать любит ребенка, сосущего её молоко, a между тем, несмотря на нежную улыбку, с которою сын смотрел мне в глаза, я вырвала бы сосец из беззубых губ и размозжила-бы младенцу голову, если-бы поклялась это сделать, как клялся ты исполнить свое намерение!

Мэкбет. А если мы потерпим неудачу?

Леди Мэкбет. Нам потерпеть неудачу! Напряги только как следует душевные силы, и неудача немыслима. Едва успеет король заснуть покрепче, - а, благодаря сегодняшней усталости, крепкий сон не заставит ждать себя долго, - я так угощу приближенных к нему слуг вином и сладким яблочным напитком, что память, стража их мозга, превратится в пар, а вместилище рассудка в простой куб для кипячения. Когда скотский сон скует их упившееся тело, и они будут лежать, словно мертвые, кто помешает нам с тобою сделать с беззащитным Донкэном все, что нам угодно? Чего только нельзя будет свалить на мертвецки пьяных слуг, непробудным сном спящих в одной комнате с королем? Они-то и окажутся виновниками ужасного убийства.

Мэкбет. Рождай на свет только детей мужского пола. Твоя неустрашимая природа должна рождать толъко мужчин!... Разумеется, когда мы забрызгаем кровью обоих слугь, спящих в комнате короля, мы совершим убийство их-же кинжалами, вся вина падет на этих слуг. Каждый непременно подумает, что они убийцы.

Леди Мэкбет. Кому придет в годову подозревать других, особенно когда мы дадим полную волю нашему отчаянию, когда все увидят, как горько мы оплакиваем его смерть.

Мэкбет. Решение принято! Я напрягу все деятельные силы своего существа и направлю их на совершение страшного этого дела. Пойдем и своим невозмутимым весельем обманем всех, находящихся y нас. Лживое лицо должно служить личиною лживому сердцу (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Двор перед замком Мэкбета.

Входят Бэнкуо и Флиэнс. Впереди идут слуги, несущие светильники.

Бэнкуо. Милый мой мальчик, как думаешь, который может быть теперь час?

Флиэнс. Боя часов я не слыхал, но месяц уже закатился.

Бэнкуо. A он, кажется, закатывается в полночь?

Флиэнс. Я думаю, отец, что теперь позже.

Бэнкуо. Возьми-ка пока мой меч... Небо что-то заскупилось сегодня, погасило все свои свечи... Возьми и это... Усталость тяготит меня, как свинец, a заснуть мне все-таки не хотелось-бы. Милосердые силы небесные, отгоните от меня те проклятые мысли, которые во время отдыха вторгаются в душу человека!.. Дай сюда меч... (Входит Мэкбет; за ним слуга несет светильник). Кто идет?

Мэкбет. Свой.

Бэнкуо. Как, ты, милорд, еще не в постели? A король уже лег... Он был в необыкновенно приятном расположении духа и щедро наградил твоих служителей, a этот бриллиант поручил мне передать твоей жене, как радушнейшей из всех хозяек. Да, король остался безмерно доволен твоим приемом.

Мэкбет. Он застал нас врасплох, поэтому наше гостеприимство поневоле должно было казаться недостаточным. Не то было-бы, если-бы мы заранее знали о приезде к нам короля.

Бэнкуо. Все и так было прекрасно... Прошлою ночью мне приснились вещия сестры. Относительно тебя их пророчества начали уже отчасти сбываться.

Mэквет. Я забыл о них и думать. Тем не менее, если выпадет свободная минута, мы еще поговорим об этом деле... разумеется, если ты согласишься пожертвовать мне часом-другим.

Бэнкуо. Весь к твоим услугам.

Мэкбет. Если ты согласишься действовать заодно со мною, на твою долю выпадет не малая честь.

Бэнкуо. Лишь-бы, стараясь ее увеличить, не утратить той, какая есть. Каковы-бы ни были твои советы, я охотно им последую, если и честь, и спокойствие совести останутся при мне.

Мэкбет. Ну, a пока покойной ночи.

Бэнкуо. Благодарю, и тебе желаю того-же (Уходит с сыном).

Мэкбет (Слуге). Отправься к своей госпоже и скажи ей, чтобы она велела ударить в колокол, когда напиток для меня будет готов, a сам ложись спать (Слуга уходит). Что это такое передо мною? Кинжал, и рукоятка его обращена к моей руке... Дай мне схватить тебя!.. Завладеть тобою я еще не успел, но я все-таки вижу тебя... Роковое видение, разве ты не настольтко-же ощутительно для осязания, как для зрения? Или ты кинжал не настоящий, a тоолько воображаемый, только плод распаленного и удрученного мозга?.. Однако, я вижу тебя, и ты кажешься мне таким-же осязаемым, как и тот клинок, который я в эту минуту вынимаю из ножен. Ты указываешь мне дорогу, по которой я намеревался пойти и без тебя, и ты именно то орудие, которое я готов был пустить в ход. Или зрение - игрушка других моих чувств, или оно одно стоить всех остальных, взятых вместе?.. Я все еще продолжаю тебя видеть... На твоем лезвее и на рукоятке появились капли крови, которых не было ранее... Вздор! нет здесь никакого кинжала; то в моих глазах задуманное кровавое дело принимает видимый образ... Теперь такой час, когда, если не вся природа, то, по крайней мере, целая половина этого мира кажется мертвой, и когда злые, обманчивые грезы прокрадываются сквозь опущенные занавесы полога, оне и смущают покой спящих; когда чародейство своими жертвоприношениями чествует бледную Гекату, и чахлое убийство, поднятое на ноги своим часовым волком, вой которого служит условным знаком, что минута действия настала, и оно, словно призрак, воровской походкой обуреваемого преступными замыслаыи Тарквиния, украдкой пробирается к намеченной цели... Куда-бы ни стремились мои шаги, ты, твердая и прочно стоящая земля, не прислушивайся к ним, чтобы сами камни не стали при моем приближеши болтать между собою и не отняли y этой минуты её немого ужаса, который так к ней идет!.. Пока я здесь угрожаю, тот все еще продолжает жить... Слова своим дыханием только расхолаживают огонь действия! (Слышень удар колокола). Иду, и все будет исполнено мигом... Колокол меня зовет! Да не долетит до твоего слуха, Донкэн, этот погребальный звон, зовущий тебя или на небеса, или в кромешный ад (Уходит).

СЦЕНА II.

Тaм-же.

Входит Леди Мэкбет.

Леди Мэкбет. То, что напоило их допьяна, придало мне только смелости; то, что погасило в них все, зажгло во мне огон отваги (Прислушивается). Что там такое?.. Ничего!- То прокричала сова - роковой звонарь, так зловеще желающий покойной ночи... Муж теперь там и делает дело. Двери отперты, и пьяные служители громким храпом как-будто издеваются над своими обязанностями. В их ночное пптье я подмешала столько снадобья, что смерть ведет теперь с природой спор, жить им или не жить.

Мзкбет (За сценой). Кто там?.. Эй! отвечай!

Леди Мэкбет. Боже мой! Я боюсь, что они проснулись, a дело еще не доведено до конца!.. Боюсь, что нас погубит не самое дело, a покушение на него... Надо прислушаться!.. Я вынула их кинжалы из ножен, и они, конечно, не могут не попасться на глаза Мэкбету... Если-б король не так был похож на моего отца, я покончила-бы с ним сама!.. Вот идет муж!

Входит Мэкбст.

Мэкбет. Дело сделано. Ничего ты не слыхала?

Леди Мэкбет. Слышала крик совы и трещание сверчка... Да и ты сам, кажется, что-то сказал?

Мэкбет. Когда?

Леди Мэкбет. Сию минуту.

Мэкбет. Спускаясь с лестницы?

Леди Мэкбет. Да.

Мэкбет. Слушай! Кто спит в соседней комнате?

Леди Мэкбет. Дональбен.

Мэкбет (Разсматривая свои руки). Какое печальное зрелище!

Леди Мэкбет. Твои слова глупы! что-же может бфть в этом печальнаго.

Мэкбет. Один засмеялся во сне, a другой так громко крикнул:- "Убийство!" Странно, что они оба не проснулись. Я притаился и стал прнисушиваться к их словам. Они помолились и заснули снова.

Леди Мэкбет. Оба прислужника спят в одной комнате?

Мэкбет. Да. Затем один воскликнул: - "Милосердие Божие, не покидай нас грешных"! A другой ответил на это:-"Аминь!" Как будто они видели мои окровавленные руки... Я слышал их слова и, на воззвание одного из них к Божьему Мииосердию, не мог даже, в свою очередь, проговорить - "Аминь!"

Леди Мэкбет. Стоит-ли обращать на это внимание?

Мэкбет. Отчего, однако, не хватило y меня силы сказать:-"Аминь?" Высшее милосердие было мне нужнее, чем кому-либо, а, между тем, я не в состоянии был даже произнестии: "Аминь!! Это слово как-бы застряло y меня в горле.

Леди Мэкбет. О подобных делах не следует думать так, как думаешь ты. Такие мысли могут свести с ума.

Мэкбет. Мне показалось, будто чей-то голос крикнул:-"Не спать тебе более! Мэкбет убил сон!" Да, Мэкбет, действительно, убил невинный сон, сон, разматывающий запутанный моток забот, сон - ежедневную смерть жизни, эту ванну, возстановляющую силы после тяжкого труда, целебный бальзам для изъязвленных душ, вторую перемену за столом природы, питательнейшее блюдо на жизненном пиру!

Леди Мэкбет. Что хочешь ты доказать?

Мэкбет. Этот голос продолжал и продолжает кричать на весь дом:-"Не знать тебе более сна! Гламисс убил сон! Каудор, тебе не спать! Не спать и тебе, Мэкбет!

Леди Мэкбет. Кто-же мог это кричать? Опомнись, благородный тан! Ты такими нелепыми бреднями слепого воображения только расшатываешь свое мужество. Добудь воды и смой с руки обличающее пятно... Зачем ты не оставил этих кинжалов там, где они лежали; они были как раз на месте. Отнеси их назад и выпачкай кровью спящих служителей.

Мэкбет. Ни за что на свете не пойду туда опять! Мне страшно подумать о том, что я сделал!.. Увидать все это снова... нет, не могу!

Леди Мэкбет. Какая жалкая слабость воли! Дай мне кинжалы! Как мертвые, так и спящие - не более, как нарисованные картины; только дети пугаются при виде нарисованных чертей. Если кровь Донкэна продолжает течь, я перепачкаю лица его прислужников. Она доджна служить новою уликою, что убийство совершено именно ими (Убегает; за сценой слышен стук).

Мэкбет. Где это стучат? С какой стороны? Каково-же должно быть y меня на душе, когда ничтожный стук - и тот пугает, эаставляет меня бледнеть? Что это за руки? Чьи оне? Оне вырывают мои глаза из их очниц! Хватит-ли всего океана, всех вод великого царства Нептуна, чтобы дочиста смыть с моей руки эту кровь?.. Нет, скорее моя рука способна придать багровую окраску безчисленным водам и превратить зеленую воду в красный поток!

Леди Мэкбет возвращается.

Леди Мэкбет. Ну, теперь и мои руки такого цвета, как и твои, однако, я постыдилась бы так мертвенно бледнеть, как ты (Стучатся). Кто-то стучится в южные ворота... Уйдем ко мне в спальню; там небольшое количество воды омоет нас от преступления, и мы опять почувствуем себя легко... Ты по дороге растерял все свое мужество (Стучатся). Слышишь?- стучатся опять... Оденься в ночное платье... Может-быть, нам по какому-нибудь непредвиденному случаю придется показаться, и тогда всех удивит, что мы еще не ложились. Не теряйся так постыдно от одного наплыва своих мыслей.

Мэкбет. Сознавать, что я сделал, - лучше-бы не знать себя совсем! (Стучатся снова) Разбуди Донкэна своим стуком! Как был бы я рад, если-бы тебе это удалось! (Уходит с женою).

СЦЕНА III.

Там-же.

Появляется Привратник. За сценою продолжают стучат.

Привратник. Вот так стучат! A что, если бы человек был привратником y дверей ада, то-то пришлось-бы ему часто поворачивать ключ. Вот и мне тоже (Снова стук). Стучи, стучи, стучи!.. Кто там, спрашиваю от имени Вельзевула!.. Не мызник-ли это, что повесился, потеряв терпение, в ожидании хорошего урожая? Если так, надо было приходить во время, а коль опоздал, хорошо сделал, если припас побольше платков и салфеток, так-как тебе придется сильно здесь потет! (Стучатся). Стучи, стучи!.. Кто там?-спрашиваю от имени другого дьявола! Не лжесвидетель-ли, дававший под присягой показания и за того, и за другого, и против обоих. Достаточно полжесвидетельствовал во имя Господне, a с небесами все-таки не сговорился, и его туда не пустили... Пришлось стучаться в ад... Входите, господин лжесвидетель. (Стучатся). Стучи, стучи, стучи!.. Кто там? Может-быть английский портной, посланный в ад за то, что ухитрился воровать даже остатки от французских штанов?.. Входи, входи, вороватый портной. У нас такая жара, что твой утюг раскалится докрасна (Стучатся). Стучи, стучи! Ни минуты нет покоя! Кто там такой?.. Однако, здесь для преисподней достаточно таки холодно. Не хочу более служить привратником y дьявола. Стану отпирать людям всякого разбора, идущим по пути, усеянному цветами и вечно озаряемому с небес увеселительными огнями (Стучатся). Иду, иду; прошу вас, помяните привратника (Отпирает ворота).

Входят Мэкдоф и Ленокс.

Мэкдоф. Поздно ты лег, что-ли, спать, что так долго не просыпался?

Привратник. Совершенная правда, сэр! Мы прошедшею ночью пили до вторых петухов, a за выпивкой неизбежно следуют три явления.

Мэкдоф. Чтоже это за три явления, неизбежно следующия за выпивкой?

Привратник. Следствием её являются красный нос, крепкий сон и моча. Что-же касается непотребных желаний, она и порождает их, и уничтожает: вызывает желание и мешает исполнению. Поэтому чрезмерная выпивка относительно непотребства является двуличной. Она и нарождает его, и истребляст; она его и возбуждает, и разгоняет, подстрекает и запугивает, говорит ему: стой, a стоять не дает. В заключение она, предательски обманув его ожидание, нагоняет на него сон, a его самого повергает ниц.

Мэкдоф. Кажется, за прошедшуио ночь опьянение повергло ниц и тебя?

Привратник. Точно так, сэр; надуло меня вино самым непотребным образом, то-есть вышло из меня, как и вошло, - через горло. За то и я отплатил ему знатно. Хотя оно и лишило меня на некоторое время употребления ног, но я, зная, что я сильнее его, нашел все-таки средство от него избавиться.

Мзкдоф. Вдаделец замка проснулся... Его доджно-быть разбудил наш стук; вот он идет сюда.

Входит Мэкбет.

Ленокс. Доброго утра вам, благородный тан.

Мэкбет. Доброго утра вам обоим.

Мэкдоф. Скажите, любезный сэр, король уже встал?'

Мэкбет. Нет еще не вставал.

Мэкдоф. Он приказад мне явиться как можно ранее. Я даже боялся, что проспал указанный час.

Мэкбет. Я провожу вас к нему.

Мэкдоф. Я знаю, что такое беспокойство полно для вас прелести, но все-таки оно беспокойство.

Мэкбет. Труд, который нам по душе, перестает быть трудом. Вот дверь, ведущая с королю.

Мэкдоф. Я возьму на себя смелость войти, так-как это составляет часть моей обязанности (Уходит).

Ленокс. Скажите, король уезжает сегодня-же?

Мэкбет. Да, сегодня; он сам это объявлял.

Ленокс. A истекшая ночь прошла неспокойно. Там, где мы ночевали, буря переломала все трубы. Уверяют будто в воздухе слышались стоны, странные вопли смерти. Страшные голоса будто-бы грозно пророчили гибельня события и кровавые смуты, которые своим порождением поведут к целому ряду несчастий. Ночная пгица без умолка прокричала напролет всю эту ночь, показавшуюся длиннее целой жизни. Говорят, что даже сама земля дрожала, как в лихорадке.

Мэкбет. Да, ночь действительно прошла неспокойно.

Ленокс. В молодой моей памяти не сохранилось ни одной, подобной сегодняшней.

Мэкдоф возвращается.

Мэкдоф. О, ужас! ужас! ужас! Ни язык, ни сердце не могут ни постигнуть, ни выговорить ничего подобнаго!

Мэкбет и Ленокс. Что случилось?

Мэкдоф. Злодейство никогда еще не доходило до таких возмутительных пределов. Невероятное, святотатственное убийство ворвалось в освященный храм Господень и похитило оттуда жизнь всего здания!

Мэкбет. Что вы говорите? Какую жизнь?

Ленокс. Может-быт, вы хотите сказать:- жизнь государя?

Мэкдоф. Войдите, и новая Горгона поразит вас слепотою! Не требуйте от меня слов; войдите, взгляните и тогда говорите сами (Мэкбет и Ленокс уходят). Проснитесь! Проснитесь все! Бейте в набат!.. Здесь убийство! Измена!.. Бэнкуо, Дональбен, Малькольм, проснитесь!.. Стряхните с себя глубокий сон, эту подделку под смерть, и взгляните на самую смерть!.. Вставайте, вставайте скорее и взгляните на ужасающее подобие страшного суда!.. Малькольм! Бэнкуо! возстаньте, как из могил, спешите сюда, как призраки, чтобы только взглянуть на этот ужас! Звоните в колокол! (Бьют в набат).

Входит лсди Мэкбет.

Леди Мэкбет. Что случилось? К чему эти ужасающие звуки, нарушающие покой спящих мирно и вызывающие их сюда? Говорите-же, говорите!

Мэкдоф. Неть, прекрасная миледи, не вам слушать то, что я могу сообщить. Передать женскому уму то, что произошдл, значило-бы нанести еще другую смертельную рану (Входит Бэнкуо). О, Бэнкуо, Бэнкуо! Наш царственный повелитель убит!

Леди Мэкбет. Такое страшное злодейство!.. И у нас в доме!

Бэнкуо. Где-бы его ни совершили, оно всюду было-бы слишком ужасно! Дорогой Мэкдоф. ради Бога, возьми свои слова назад; скажи, что этого не было!

Мэкбет и Ленокс возвращаются.

Мэкбет. О, зачем не умер я хоть-бы часом ранее этого страшного события! Тогда я умер-бы счастливейшим человеком, потому что с этого мгновения для меня в жизни не остается ничего стоющего внимания!.. Всюду одна пустота! Слава и благодать умерли! Чистое вино жизни слито, выпито, и в пышном этом подвале остались одни мутные подонки.

Входят Малькольм и Дональбен.

Дональбен. Какое несчастие случилось здесь?

Мэкбет. Вас постигла страшная беда и вы еще этого не знаете?! Ключ, родник, первоначальный водоем вашей жизни перестал бит! Он изсяк в самом источнике.

Мэкдоф. Царственный родитель ваш умерщвлен.

Мадькольм. О, кем? Кем?

Ленокс. По всем вероятиям бывшими при нем служителями. Руки и лица их обагрены кровыо, так-же как и их кинжалы, которые, когда мы вошли, еще не вытертые валялись y них на постелях. Сами служители совсем растерялись; глаза их были неподвижно устремлены в одну точку... Глядя на них, никто не поручил-бы им охраны своей жизни.

Мэкбет. Как глубоко раскаиваюсь я теперь, что не сдержал порыва бешенства и убил их.

Мэкдоф. Зачем вы это сделали?

Мэкбет. Ктоже может в одно и то же мгновение быть и изумленным, и рассудительным, и сдержанным, и взбешенным, верным долгу и беспристрастным? Разумеется, никто. Необузданный пыл моей привязанности опередил более медленную в своих решениях рассудочность. Передо мною лежал Донкэн; серебристая его кожа была окрашена золотою его кровью, и его зияющия раны казались проломами, пробитыми в его груди, чтобы сквозь них открыть в его существо доступ всесокрушающей смерти. Тут-же находились и убийцы, окрашенные цветом своего ремесла; кинжалам их, как-бы чудовищными ножнами, служяла запекшаеся кровь. Кто-же, в чьем сердце есть привязанность и мужество доказать ее на деле, удержался-бы от того, что сделал я?

Леди Мэебет. Помогите! Уведите меня отсюда!

Мэкдоф. Придите на помощь к миледи.

Малькольм. Что-же мы-то молчим, когда имеем право вмешаться в это дело, как в свое собственное?

Дональбен. Что-же говорить нам здесь, когда из каждой щели, из самой ничтожной скважины опасность может ринуться на нас и уничтожит нас совершенно? Уйдем отсюда скорее! Несчастие наше слишком молодо; оно еще не выработало в нас слез.

Мадькольм. Наше горе еще отнимает у нас силу действовать.

Бэнкуо. Позаботътесь о леди. (Леди Мэкбет уносят). Прикрыв как следуеть нашу полунаготу, очень чувствительную к утреннему холоду, - a это может иметь очень прискорбные последствия для здоровья, - мы снова соберемея вместе и постараемся изследовать все страшные подробности кровавого этого дела. Нас волнуют и ужас, и сомнения. Сам я отдаюсь во всемогущия руки Божии и без страха примусь разведывать все еще неведомые нам пружины возмутительной измены, кровавого вероломства!

Мэкдоф. И я.

Все. И все мы!

Мэкбет. Облечемтесь в доспехи, приличные воинам, a затем мы соберемся в главном зале.

Все. Хорошо (Все, кроме Малькольма и Дональбена, уходят).

Mалькольм. Какие y тебя дальнейшие намерения? Мне кажется, что нам не следует с ними связываться. Выставлять на показ скорбь, которой нет в душе, легко только людям фальшивым. Я думаю отправиться в Англию.

Дональбен. A я в Ирландию. Отделить судьбу одного от судьбы другого будет для обоих нас безопаснее, a там, где мы находимся, даже ласковые улыбки тоже, что кинжалы. Пролив однажды кровь, люди становатся кровожаднее.

Малькольм. Смертоносная стрела, сокрушившая одну жертву, еще не вполне достигла своей цели, и чем дальше находиться от этой цели, тем для нас безопаснее. Поэтому - скорее на коней! В нашем положении нечего быть разборчивыми и соблюдать законы вежливости; нам следует уехать как можно скорее, даже не простившись с хозяевами. Ускользнуть украдкой совсем не позорно, когда нет иного средства для спасения (Узгодят).

СЦЕНА IV.

В окрестностях замка.

Входят Россэ и старик.

Старик. В моей памяти отлично сохранилось все, что произошло за последния семьдесят лет.За это время пришлось переживать не мало странных часов, быть очевидцем множества страшных событий, но все виденное до сих пор - ничто в сравнении с ужасами прошедшей ночи.

Россэ. Да, добрый дедушка, ты сам видишь, что небеса, возмущенные поступками людей, грозят бедою крлвавой арене их деяний. День по часам теперь уже должен был-бы наступить, a между тем лучи странствующего по небу светоча не могут до сих пор одолеть мрака ночи. Такое необычайное явление - торжество для ночи и позор для дня. Оно, как в могиле хоронит лик земли, тогда как яркому свету давно бы следовало покрывать этот лик своими поцелуями.

Старик. Это настолько-же неестественно, как и то, что произошло в прошедший вторник: гордого сокола, величаво парившего в поднебесьи, настигла и заклевалаьсова, которой в пору охотиться только за мышами.

Россэ. Еще непостижимее случай с лошадьми Донкэна. До сих пор эти красивые, быстроногия животные, лучшие украшения своей породы, были послушны и смирны; вдруг оне взбесились, как одичалые, забыли всякое повиновение; переломав стойла, оне вырвались на свободу и принялись свирепствовать, словно объявили войну всемутчеловечеству.

Старик. Говорят, оне пожрали одне других.

Россэ. Я сам был этому свидетелем (Входит Мэкдоф). Что нового, добрый сэр? Как дела?

Мэкдоф. Сами знаете.

Россэ. Доискались-ли, наконец, кто совершнл это кровавое, более чем гнусное дело?

Мэкдоф. Совершнли его те самые слуги, которых убих Мэкбет.

Россэ. Странно. Что могло их побудить?

Мэкдоф. Они были подкуплены. Сыновья короля, Малькольм и Дональбен, оба тайно бежали, поэтому подозрение падает прямо на них.

Россэ. Еще одним неестественным делом более. Позор тебе, безразсудное честолюбие, не щадящее даже источника собственной своей жизни! При таких обстоятельствах, королем, по всем вероятиям, будеть Мэкбет.

Мэкдоф. Он провозглашен королем и уже уехал короноваться в Скону.

Россэ. A что сталось с труяом Донкэна?

Мэкдоф. Он отправлен на остров Кольмескилль, в священную усыпальницу, служащую хранильницею останков его предков.

Россэ. Думаете вы тоже отправиться в Скон?

Мэкдоф. Нет, я прямо отправляюсь в Файф.

Россэ. A я думаю отправиться в Скон.

Мэкдоф. Оть души желаю, чтобы все там шло благополучно, и чтобы вы не нашли, будто старое платье было удобнее и покойнее новаго. Прощайте.

Россэ. Прощай, дедушка.

Старик. Да будет благословение Божие надо всеми, желающпми обратить зло в добро, a врагов в друзей.

(Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Форэс. Комната во дворце.

Входит Бэнкуо.

Бэнкуо. Вот, тан Каудора и Гламисса, ты теперь король; пророчество вещих сестер сбылось вполне, но мне сдается, что ты достит такого благополучия только при помощи весьма гнусных средств. Однако те-же сестры предсказали, что корона не останется за твоим родом, и что я буду отцом и родоначальником длинного ряда королей. Bce, обещанное ими тебе, Мэкбет, сбылось, a это доказывает, что им дана способность говорить правду; почему-бы так-же не сбыться их пророчествам и относительно меня? Будем-же надеяться... Но довольно!.. Ни слова более.

Трубы гремят. Входят Мэкбет и Леди Мэкбет, оба вь королевском облачении; за ними Ленокс, Россэ, придворные кавалеры, дамы и свита.

Мэкбет. А, вот и первый из наших гостей.

Леди Мэкбет. Если бы он был забыт, вследствие его отсутствия на большем пиршестве явился бы пробел, который испортил-бы все.

Мэкбет. Сегодня, милорды, y нас торжественный ужин, и мы просим вас на нем присутствовать.

Бэнкуо. Для нас желание вашего величества равносильно приказанию. Я, по крайней мере, привязан к вам неразрывными узами долга.

Мэкбет. Думаете-ли вы и сегодня по обыкновению проехаться верхом после обеда?

Бэнкуо. Думаю, дорогой государь.

Мэкбет. Мы всегда дорожили и дорожим твоим мнением, которое постоянно бывает так основательно и полезно, поэтому, если-бы не это намерение, мы попросили бы тебя участвовать в совете, который думали созвать сегодня; теперь мы отложим это до завтра... Далеко ли ты думаешь ехать?

Бэнкуо. Достаточно далеко, государь, чтобы поездка заняла все время между настоящею минутою и ужином. Если моя лошадь откажется бежать как следует, придется час или два занять y ночи.

Мэкбет. Смотри, не опоздай к пиру.

Бэнкуо. Ни в каком случае не опоздаю, государь.

Мэкбет. До нас дошли слухи, что один из кровожадных братьев находится теперь в Англии, a другой в Ирландии. Боясь, как-бы их самих не стали уличать в отцеубийстве, они желающих слушать их рассказы морочат самыми странными выдумками. Впрочем, и об этом, и о других государственных делах мы поговорим завтра в совете. Теперь садись скорее на коня; поезжай, куда задумал; прощай до твоего возвращения сегодня вечером. Флиэнс тоже едет с тобой?

Бэнкуо. Да, государь; нам, однако, пора.

Мэкбет. Желаю, чтобы обоим вам попались кони резвые, с надежными ногами, и вверяю вас крепости их спин. Счастливого пути (Бэнкуо уходит). С этой минуты и до семи часов вечера каждый волен располагать своим временем, как ему угодно. Чтобы впоследствии вкусить еще большее удовольствие в обществе, мы до самого ужина желаем остаться одни. До свидания. (Леди Мэкбет и придворные уходят). Эй, слуга! (Входить слуга). Здесь люди, за которыми я посылал?

Слуга. Они, государь, ждут y ворот.

Мэкбет. Приведи их сюда (Слуга уходит). Я достиг желаемого положения, но это еще ничего; надо, чтобы оно было прочно и безопасно, - это главное. Бэнкуо внушает мне глубокий страх. В его царственной душе таится много такого, чего действительно и можно, и следует бояться. Он человек способный отважиться на многое, a так-как с неустрашимым закалом его души неразрывно связана замечательная мудрость, руководящая его смелостью, он постоянно действуеть наверняка. Это единственный человек, чье существование внушает мне непреодолимый страх; он могучим своим духом совершенно подавляет меня, как некогда Цезаря подавлял Марк Антоний. Он навел даже страх на вещих сестер, когда те приветствовали меня, как будущего короля; он заставил их прорицать и ему. Тогда оне пророческим голосом приветствовали и его, как будущего родоначальника целой вереницы королей! Оне увенчали мою голову бесплодной короной, вручили мне бесплодный скипетр, который вырвет y меня чуждая мне рука, так-как ни одному из детей моих не суждено унаследовать моего престола. Если так, ради кого наложил я себе на душу неизгладимое клеймо? - ради потомков Бэнкуо! Ради них умертвил я доброго и милостивого Донкэна, ради них отравил укорами совести кубок своего спокойствия! Да, все это ради них одних! Драгоценнейший свой перл, душу свою я отдал во власть всеобщему врагу рода человеческого, чтобы потомки Бэнкуо были королями, чтобы царствовали они!.. Нет, когда так, выходи ты, судьба, на единоборство и сразимся не на живот, a на смерть!.. Кто там? (Слуга возвращается; за нимь входят двое убийц). Ступай теперь за дверь и жди там, пока я тебя не позову (Слуга уходит). Кажется, с вами я говорил вчера?

1-й убийца. Точно так, ваше величество.

Мэкбет. Хорошо-ли вы поразмыслили о том, что я вам говорил? Я знаю, что вас сильно притесняют, но в этом виноват один он, a нисколько не я; вы-же между тем виноватым считаете меня. Во время нашего последнего разговора я доказал вам это с полною ясностью. Я доказал вам, каким образом вас обманывали до сих пор, кто был главным деятелем обмана и при том доказал так неопровержимо, что даже самый ограниченный, самый тупоумный или даже совсем безумный человек сказал-бы: - "Да, виноват во всем один Бэнкуо".

1-й убийца. Благодаря вашему величеству, мы это поняли.

Мэкбет. Это мне удалось и дало возможность перейти к тому, чего должна коснуться речь во время сегодняшнего нашего свидания. Неужели природе вашей так свойственно терпение, что вы способны мириться с таким порядком вещей, и вы до того покорны слову Божию, что способны молиться за этого человека, за его благоденствие, когда его тяжкая рука пригнула вас к земле и сделала вас нищими.

1-й увийца. Что делать, государь? Мы люди.

Мэкбет. Да, в огульных списках вы значитесь людьми, так-же как гончия, борзые, болонки, шавки, лягавые, волкодавы и всякие другие помеси и ублюдки носят общее название собак; но по другому делению, на этоть раз уже по способностям, отпущенным природой на долю каждой породы, одне значатся резвыми или ленивыми, охотничьими или дворняшками. Поэтому, кроме общего названия "собака", оне имеют и другия, особенные. Так и y людей. Теперь, если y вас есть данные, дающия вам права быть занесенными в особые списки отдельно от всей серой толпы, составляющей подонки народа, заявите об этих правах. Тогда я доверю вам один план, который, сокрушив главного вашего врага, заставит его исчезнуть с лица земли, a так-как его существование вредно отзывается на нашем здоровье, и возстановить последнее вполне может только его смерть, я отведу вам почетное место в своем сердце, возлюблю вас, как своих детей, если вы избавите меня от этого ненавистного человека.

2-й yбийца. Государь, я один из тех, кого унизительные удары и пощечины, полученные от сильных мира, озлобили до того, что я готов пойти на все, что угодно, лишь бы только насолить этому угнетающему меня миру.

1-й убийца. А меня в борьбе с судьбою до того утомили, измучили всякие неудачи и несчастия, что я не остановлюсь ни перед чем. Пусть жизнь моя или улучшится хоть немного, или мне совсем её не нужно.

Мэкбет. Вы оба знаете, что Бэнкуо злейший ваш враг.

2-й убийца. Знаем, государь.

Мэкбет. Враг он и мне; каждая минута его существования угрожает нанести моей жизни смертельный удар. Я, разумеется, мог бы избавиться от него открыто; для этого достаточно было бы одного моего желания; но мне не следует прибегать к этому. У меня с ним есть общие друзья; не хотелось-бы мне утратить их любовь, и вот, ради них, я даже обязан оплакивать его смерть. Вследствие важнейших причин, мне необходимо скрыть это дело от глаз толпы; поэтому-то я и прибегаю к вам...

2-й убийца. Мы исполним все, что прикажет нам ваше величество.

1-й убийца. Мы готовы даже ценою жизни...

Мэкбет. По одному вашему лицу я вижу, что вы народ решительный. Не позже, как через час, вы узнаете от меня, где вам следует спрятаться, a также и решительную минуту, когда будет удобнее всего произвести нападение. Дело, во чтобы то ни стало, должно быть исполнено нынче-же вечером неподалеку от замка, и не забывайте, что мне из него следует выйти вполне чистым; a чтобы не оставалось нигде ни сучка, ни задоринки, сопровождающего Бэнкуо сына его, Флиэнса, оть которого мне также необходимо избавиться, как и от его отца, должна в сумрачный час ночи постигнуть таже участь. Подумайте, посоветуйтесь, я вернусь к вам сейчас-же.

2-й убийца. Государь, намерение наше непокодебимо.

Мэкбет. Так подождите в соседней комнате; я не задержу вас долго (Убийцы уходять). Решено и подписано. Если душе твоей, Бэнкуо, суждено найти путь на небеса, ты найдешь его сегодня-же вечером (Уходит).

СЦЕНА II.

Другая комната в том-же дворце.

Входят леди Мэкбет и служитель.

Леди Мэкбет. Уехал Бэнкуо?

Служитель. Уехал, но к ночи вернется.

Леди Мэкбет. Скажи королю, что мне необходимо переговорить с ним.

Служитель. Сию минуту, государыня (Уходит).

Леди Мэкбет. Нет никакой пользы в том, что цель достигнута, если с достижением её не сопряжено полное удовлетворение, полное спокойствие. Лучше быть тем, кто исчез с лица земли, чем вследствие его исчезновения вкушать радость, поминутно отравляемую тревогами и сомнениями (Входит Мэкбет). Что с вами, государь? Зачем остаетесь вы одни или, вернее, в обществе мрачных грез и мыслей, которые давно должны были умереть вместе с теми, о ком оне вспоминают? О том, чему уже нет средств помочь, нечего и думать. То, что сделано, -сделано.

Мэкбет. Мы только изрубили змею, но еще не совсем ее убили. Куски её срастутся; она снова станет собою, и ядовитый зуб её по прежнему будет грозить нашей бедной и бессильной злобе... Пусть я буду свидетелем гибели всего существующего, разрушения обоих миров, мне легче будет помириться с таким зрелищем, чем продолжать есть хлеб мой в беспрерывном страхе, спать под гнетом мучительных сновидений, от которых обоих нас каждую ночь брооает в дрожь. Много-бы лучше быть на месте того мертвеца, которого мы, для достижения его места, отправили на вечный покой, чем вечно терпеть нравственную пытку и поминутно подвергаться её неутомимым терзаниям. Донкэн лежит теперь в могиле и после лихорадочных судорог жизни вкушает невозмутимый сон. Измена относительно его израсходовала весь запас своих козней. Ни кинжал, ни яд, ни внутренния смуты, ни иноземное вторжение уже не в силах ни огорчить его, ни встревожить.

Леди Мэкбет. Друг и властелин мой, полно! Разгладь свое нахмуренное чело. Будь при гостях и оживлен, и весел.

Мэкбет. Я, радость моя, буду и весел, и оживлен; прошу о том-же и тебя. Делай вид, будто мысль о Бэнкуо занимает тебя более всего; дай и словами, и взглядами почувствовать другим, какого высокого мы о нем мнения. Положение наше так еще шатко, что мы должны потоками льстивых речей омывать наше юное величие, и наши лица должны служить забралами тому, что происходит y нас на душе, чтобы кто-нибудь не подсмотрел того, что там таится на самом деле.

Леди Мэкбет. Перестань об этом думать.

Мэкбет. О, дорогая жена, душа моя полна скорпионов. Ты, ведь, знаешь, что Бэнкуо и Флиэнс еще живы.

Леди Мэкбет. Оба они люди, a люди не вечны.

Мэкбет. Да, они смертны, и эта мысль утешительна. Радуйся-же: ранее, чем летучая мышь прекратит свой полет, или чем, по приказанию черной Гекаты, жесткокрылый жук возвестит своим жужжанием, что наступает дремотный час вечера, совершится нечто, выходящее из ряда по своему ужасу.

Леди Мэкбет. Что-же такое? О чем ты говоришь?

Мэкбет. Нет, дорогая моя курочка, лучше тебе не знать этого заранее. Будет время порадоваться, когда придет весть, что все исполнено успешно. Приходи скорее, ослепляющая ночь, и надень завязку на глаза не в меру сострадательному дню. Уничтожь своею незримою кровавою рукою, разорви в клочья узы, заставляющия меня бледнеть! Однако, дневной свет начинает меркнуть, и черный грач уже направляет свои крылья туда, где ночуют целые стаи ему подобных. Все доброе, живущее при дневном свете, поддается дремоте, a все злое, служащее пособником черной ночи, выходит на добычу. Тебя удивляют мои речи? Не удивляйся! Начатое при помощи зла, укрепляется только при посредстве зла. A затем, - прошу тебя, - идем (Уходят).

СЦЕНА III.

Неподалеку от ворот, примыкающих к замку парка.

Входит трое убийц.

1-й убийца. Кто прислал тебя сюда?

3-й убийца. Мэкбет.

2-й убийца. Он с такою точностью указывает нам наши обязанности, что нам сомневаться в нем нечего.

1-й убийца. Оставайся-же с нами. На западе еще догарают полосы дневного света. Наступает час, когда запоздалый путник начинает усиленнее шпорить лошадь, чтобы, вовремя добраться до ночлега... Но тише! вот приближаются лица, которых мы поджидаем.

3-й убийца. Слышите лошадиный топоть?

Бэнкуо. Эй, посветите сюда!.

2-й убийца. Это он; все остальные уже в сборе.

1-й убийца. Лошади куда-то сворачивают.

3-й убийца. Да, здесь объезд почти в целую милю, и эти всадники, как, впрочем, и все другие, слезают на этом месте с коней и оканчивают дальнейший путь к замку пешком.

Входят Бэнкуо, Флиэнсь и служитель с факелом.

2-й убийца. С факелом, с факелом!

3-й убийца. Это он.

1-й убийца. Надо держаться крепче.

Бэнкуо. Ночью непременно будет дождь.

1-й убийца. Пусть будет! (Бросаетси на него).

Бэнкуо. Измена!.. Спасайся, Флиэнс! беги, беги, отсюда! Ты отомстишь за меня!.. О, раб! (Падает; Флиэнс и слуги убегают).

3-й убийца. Кто погасил факел?

1-й убийца. A разве так не было вернее.

3-й убийца. Убит только один; сын убежал.

2-й убийца. Мы не совершили главной половины нашего дела.

1-й убийца. Хорошо, все-же пойдем сказать, что сделали (Уходят).

СЦЕНА IV.

Большая зала в замке, где все приготовлено для пира.

Входят Мэкбет, Леди Мэкбет, Россэ, Ленокс, лорды, леди и служители.

Мэкбет. Садитесь, господа! Каждый знает занимаемое им положение. Мы одинаково рады как первому, так и последнему.

Гости. Благодарим ваше величество.

Мэкбет. Мы сами смешаемся с другими гостями и займем среди них скромное место. Хозяйка-же сядет на почетном месте, но, когда настанет для этого время, мы будем ждать от неё любезного приветствия.

Леди Мэкбет. Государь, приветствуйте всех наших друзей за меня. Мое-же сердце может сказать только одно:- оно радо им всем.

Мэкбет. Они, в свою очередь, благодарят тебя тоже от души. Обе стороны заняты; я сяду вот здесь, посредине. Будьте все веселы! Я сейчас пущу в ход круговой кубок (В дверях появляется первый убийца; Мэкбет незаметно подходит к нему). На лице y тебя кровь?

1-й убийца. Если есть, -это кровь Бэнкуо, -государь.

Мэкбет. Мне приятнее видеть ее на тебе, чем в нем. Убит?

1-й убийца. Зарезан, государь; он убит мною.

Мэкбет. Ты отличный горлорез. То-же самое скажу я о том, кто спровадил на тот свет Флиэнса. Если и это сделал ты, равного тебе нет на свете.

1-й убийца. Ваше величество, Флиэнс бежал.

Мэкбет. Прежний припадок возвращается. Если-бы вы убили Флиэнса, я был бы здоров, как мрамор, крепок, как утес, свободен, как принадлежащий всем окружающий воздух, a теперь я снова опутан, сдавлен, связан, скован невыносимыми сомнениями и страхами. Но Бэнкуо, в надежном-ли он месте?

1-й убийца. Да, добрый государь. Он лежит теперь в вернейшем месте, - в пруде; и на голове y него ран двадцать, из которых каждая была-бы смертельна.

Мэкбет. За это спасибо. От взрослой змеи мы избавились, а спасшийся змееныш хоть и будет со временем тоже ядовит, но теперь y него зубы еще не выросли. Ступай. Завтра, снова став самими собою, мы распросим тебя еще раз (Убийца уходит).

Леди Мэкбет. Ты, царственный супруг мой, совсем не поощряешь наших гостей к веселости. Если внимание хозяина не обращено на пирующих ежеминутно, им начинает казаться, будто они едят и пьют за собственные деньги, a не участвують в пиршестве, предложенном от чистого сердца. Если ограничиваться одною едой, не лучше-ли каждому оставаться дома? Приветливость хозяина - лучшая приправа для кушаний; без неё самые изысканные блюда становятся безвкусными.

Мэкбет. Довольно, милая ворчунья! Желаем нашим гостям хорошего аппетита и такого-же пищеварения, чтобы ужин пошел всем на доброе здоровье.

Ленокс. Не угодно-ли будет вашему величеству сесть.

Появляется призрак Бэнкуо и садится на место Мэбета.

Мэкбет. Все, что есть самого высокого и славного в нашем королевстве, оказалось-бы теперь на лицо, если бы и Бэнкуо был с нами. Дай Бог, чтобы его отсутствие явилось только следствием забывчивости или нелюбезности относительно нас, a не было вызвано каким-нибудь несчастием.

Россэ. Отсутствие, свидетельствующее о его забывчнвости, само служит ему укором. Осчастливьте нас царственным своим обществом.

Мэкбет. Кажется, нет ни одного свободного места.

Ленокс. Вот это приготовлено нарочно для вашего величестаа.

Мэкбет. Где?

Уильям Шекспир - Макбет (Macbeth). 1 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :