Уильям Шекспир
«Король Ричард Третий. 1 часть.»

"Король Ричард Третий. 1 часть."

Перевод Н. Х. Кетчера

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КОРОЛЯ РИЧАPДА III.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ.

Король Эдуард IV.

Эдуард, принц Вэльсский, потом король Эдуард V, Ричард, герцог Иоркский, - сыновья его.

Джордж, герцог Кларенс, Ричард, герцог Глостер, потом король Ричард III, - братья его.

Маленький сын Кларенса.

Генрих, граф Ричмонд, потом король Генрих VII.

Кардинал Борчер, архиепископ кэнтербёрийский.

Томас Росрэм, архиепископ иоркский.

Джон Мортон, епископ элийский.

Герцог Бокингэм.

Герцог Норфольк.

Граф Сёрри, сын его.

Граф Риверс, брат королевы Елизаветы.

Маркиз Дорзет и лорд Грей, сыновья ея.

Граф Оксфорд.

Лорд Гастингс.

Лорд Стэнли.

Лорд Ловель.

Сэр Томас Вогэн.

Сэр Ричард Рэтклиф.

Сэр Вильям Кэтзби.

Сэр Джемс Тиррль.

Сэр Джемс Блёнт.

Сэр Вальтер Герберит.

Сэр Роберт Бракенбёри, комендант Товера.

Христофор Орзвик, священник.

Лорд-мер Лондона.

Шериф Вильширский.

Елизавета, жена Эдуарда IV.

Маргарита, вдовствующая королева.

Герцогиня Иорк, мать короля Эдуарда IV, Глостера и Кларенса.

Леди Анна, вдова Эдуарда, принца Вэльсского, сына Генриха VI.

Маленькая дочь Кларенса.

Лорды, Свита, Джентльмены, Священники, Писарь, Граждане, Убийцы, Гонцы, Духи, Солдаты и т. д.

Действие в Англии.

ДЕЙСТВИЕ I.

СЦЕНА 1.

Лондон. Улица.

Входит Глостер.

ГЛОСТ. Наконец солнце Иорка (В гербе Эдуарда IV было солнце, принятое им в память трех солнц, явившихся перед победой, одержанной над войском Лэнкэстера близь Мортимер-Кросса.) превратило зиму наших бедствий в светлое лето; схоронило в глубокие недра океана все тучи, тяготевшие над нашим домом. Головы наши увенчаны победными лаврами, изсеченное оружие развешено трофеями, жестокие битвы сменились веселыми пиршествами, сладостная музыка танцев заменила грозные марши. Свирепая война разгладила сморщенное чело свое и, вместо того, чтоб, рыская на закованных в железо конях, запугивать боязливые души врагов, прыгает себе в комнате леди, под сладострастные звуки лютни. Только я - я, не рожденный для веселых проделок, не созданный для любезничанья с обольстительным зеркалом; я, сложенный слишком топорно, слишком чуждый всякой величавости любви, чтоб красоваться перед вертлявой, ветреной нимфой; я, так обделенный коварной природой и красотой и всякой соразмерностью (В прежних изданиях: I, that am curtail'd of this fair proportion... По Колльеру: И, that am curtail'd thus of fair proportion...), изкалеченный, недоделанный, выкинутый в этот мир дыхания прежде времени едва ли и в половину образованным, да еще так уродливо и безобразно, что даже собаки лают, когда мимо их ковыляю, - только я не нахожу в этом слабом, изнеженном мирном времени никакого наслаждения, кроме разве созерцания своей собственной тени на солнце, подсмеиванья над своим безобразием. И потому, не могу сделаться любовником, обожателем этого пресловутого времени - буду злодеем, врагом его суетных наслаждений. Гибельные сети расставлены уже; безумные пророчества, сны, письма возбудят смертельную вражду между королем и Кларенсом, и если Эдуард так же прям и справедлив, как я хитр, коварен и вероломен - Кларенс нынче же будет в тюрьме по милости предсказания, что буква Д умертвит наследников Эдуарда. Но, вот и он; скорей, в глубь души все мысли мои.

Входят Кларенс со стражей и Бракенбери.

Здравствуй, брат! Что значит эта стража?

КЛАР. Заботясь о моей безопасности, его величество приказал проводить меня в Товер.

ГЛОСТ. За что же?

КЛАР. За то, что меня зовут Джорджем.

ГЛОСТ. Да разве твоя это вина; пусть заключает за это твоих крестных отцов. Ужь не задумал ли он перекрестить тебя в Товере? В чем же, однакожь, дело, Кларенс? можно сказать мне?

КЛАР. Почему ж бы и не сказать, еслиб знал; во я, клянусь, до сих пор и сам не знаю. Говорят, что он верит снам и предсказаниям, вычеркивает в азбуках букву Д, потому что какой-то знахарь сказал, что Д обезнаследит его потомство; мое имя начинается буквой Д, вот в его мозгу я сложилось, что это Д - я. Это и подобные вздоры, как я слышал, заставили его величество отправить меня в Товер.

ГЛОСТ. Так всегда бывает, когда мущина подчиняется женщине. Не король посылает тебя, любезный Кларенс, в Товер; леди Грей, жена его, доведот его до этих крайностей. Разве не она и не брат ея, добренькой, набожный Антоний Вудвилль, заставили его отправить в Товер и лорда Гастингса, только нынче освобожденнаго? Не безопасны мы здесь, Кларенс; не безопасны.

КЛАР. Я думаю, что и никто не похвалится здесь безопасностью, кроме родственников королевы, да гонцев, которые по ночам то и дело снуют между королем и мистрисе Шор (Любовница короля.). Слышал, как униженно умолял ее лорд Гастингс о своем освобождении?

ГЛОСТ. И покорные мольбы лорда камергера её божественности добыли ему свободу. Знаешь ли что - я думаю и нам, чтоб не лишиться милости короля, одно средство: сделаться её рабами, надеть её ливрею. Она и ревнивая, износившаеся вдова (Королева.), с тех пор, как наш брат облагородил их, сделались могущественнейшими кумушками королевства.

БРАК. Лорды, прошу вас обоих извинить меня, воля его величества, чтоб никто, какого бы он ни был звания, не имел тайных совещаний с вашим братом.

ГЛОСТ. В таком случае - угодно вам, и вы можете принять участие в нашем разговоре. Речь не об измене; мы говорим, что король мудр и добродетелен; что благородная королева по летам вполне достойна уважения, прекрасна и не ревнива; мы говорим, что у жены Шора ножка прелесть, губки вишневые, глазки светленькие, язык очаровательный; что родственники королевы возведены в дворянское достоинство. Что скажете вы на это? скажете, что вce это неправда?

БРАК. Лорд, мне никакого нет до этого дела.

ГЛОСТ. Никакого дела до мистрис Шор? Да, конечно, и я посоветовал бы всякому, кто имеет с ней дело - исключая, разумеется, одного - держать это в тайне, знать про себя.

БРАК. Исключая кого же, лорд?

ГЛОСТ. Мужа, негодяй! Тебе хотелось поддеть меня.

БРАК. Прошу вашу светлость извинить меня, и вместе с тем кончить ваш разговор с благородным герцогом.

КЛАР. Бракенбёри, мы знаем что тебе приказано, и повинуемся.

ГЛОСТ. Ведь мы рабы королевы - должны повиноваться.- Прощай, брат; я иду к королю, и что бы ни поручил ты мне, хоть даже назвать вдову короля Эдуарда сострой - я на все готов, только бы освободить тебя. Это совершеннейшее забвение братства огорчает меня сильней, чем ты воображаешь.

КЛАР. Знаю, больно это нам обоим.

ГЛОСТ. Но твое заключение не будет продолжительно; я освобожу тебя, или сам займу твое место. Потерпи немного.

КЛАР. Должен по неволе; прощай. (Уходит с Бракенбёри и стражей.)

ГЛОСТ. Ступай, глупый, легкомысленный Кларенс, ступай туда, откуда нет уже тебе возврата. Я так люблю тебя, что не замедлю отправить твою душу на небо, если только небу будет угодно принять этот подарок из рук моих.- А! вот и освобожденный Гастингс.

Входить Гастингс.

ГАСТ. Доброго утра, почтеннейший лорд.

ГЛОСТ. Того же и любезнейшему камергеру; очень рад видеть вас на свободе. Как переносили вы ваше заключение?

ГАСТ. Терпеливо, благородный лорд, как следует узнику; впрочем, это нисколько не помешает мне отблагодарить виновникам моего заключения.

ГЛОСТ. Уверен; тоже сделает и Кларенс. Ведь ваши же враги превозмогли и его.

ГАСТ. Ни на что не похоже - запирать орлов, тогда как ястреба и коршуны хищничают себе на свободе!

ГЛОСТ. Что на дворе новаго?

ГАСТ. Ничего так скверного, как в самом доме: король хворает, слаб, удручен; врачи сильно боятся за него.

ГЛОСТ. Да, клянусь святым Павлом, не хороша эта новость! Он слишком долго не знал никакой диэты, через чур ужь истощал свою царственную особу; грустно, как подумаешь! - Что он, в постеле?

ГАСТ. В постеле.

ГЛОСТ. Идите же вперед, я сейчас за вами. (Гастингс уходит.) Ему не жить - я это знаю; но и не умереть, пока Джордж, на почтовых, не отправится в горния. Пойду, воспламеню еще сильней ненависть его к Кларенсу клеветой, закаленной достаточными доводами; удастся глубоко-обдуманный мой замысел - Кларенсу не дожить до завтра, и тогда - прими, Господи, душу Эдуарда, и оставь меня хлопотать в этом мире. Я женюсь на младшей дочери Варвика. Но ведь я убил и мужа и отца ея? Чтожь? заменить самим собой и мужа и отца - вернейшее средство удовлетвероть эту бабенку; и мы заменим, разумеется, не из любви, а ради другой, тайной, сокровенной цели, которой могу достигнуть только этим союзом. Однакожь, я являюсь на рынок прежде моей лошади. Кларенс дышет еще, Эдуард жив еще и царствует - подождем же считать барыши до их отшествия.

СЦЕНА 2.

Там же. Другая улица.

Несут тело Генриха VI в открытом гробе. Джентльмены с алебардами охраняют его. За ними Леди Анна, как сетовальщица.

АННА. Опустите, опустите вашу славную ношу, если только слава может заключиться в гробе; дайте мне еще посетовать о безвременной кончине добродетельного Ленкэстера.- О, бедный, как ключ холодный (Poor key-cold figure. Ключем, по холодности его, прежде останавливали легкие кровотечения. Этот эпитет встречается у многих писателей того времени.), лик святого короля! бледный прах дома Лэнкэстеров! бескровный остаток царственной крови! да внемлет тень твоя сетованиям бедной Анны, жены твоего Эдуарда, твоего умерщвленного сына, пронзенного той же самой рукой, которая нанесла и эти раны! Смотри, беспомощным бальзамом глаз моих орошаю я окна, в которые вылетела жизнь твоя.- О, проклятие руке отворившей их! проклятие духу, имевшему столько духа, чтоб сделать этой проклятие крови источившей кровь эту! Да разразися над ненавистным, сделавшим нас несчастными твоей смертью, несчастие ужаснейшее всего, что могу пожелать ехиднам, паукам, жабам и всем ядовитым пресмыкающимся, какие только существуют! Сделается он когда-нибудь отцом - пусть ребенок его родится прежде времени, уродом, чудищем! пусть страшный, неестественный вид его приведет бедную мать в ужас! пусть будет наследником всех его гнусностей! Будет у него жена - пусть она будет еще несчастнее его жизнию (В оригинале: смертию. Но это верно ошибка, потому что при повторении этой самой фразы в первой сцене 4 акта, стоит: жизнию.), чем я смертью моего юного супруга и твоей! - Теперь, поднимите вашу драгоценную ношу, взятую нами из церкви святого Павла, чтоб похоронить в Чертзи; несите ее туда, и всякий раз, как, утомленные, остановитесь, я буду стенать над Трупом Генриха. (Носильщики поднимают гроб и несут его далее.)

Входит Глостер.

ГЛОСТ. Стойте! опустите гроб на землю.

АННА. Какой черный чародей послал этого демона остановить священную погребальную процессию?

ГЛОСТ. Опустите труп, негодяи, или - клянусь святым Павлом - сделаю трупом ослушника!

1 дж. Посторонитесь, лорд, пропустите гроб.

ГЛОСТ. Сторонись ты, дерзкая собака, когда я приказываю! Прочь алебарду от груди моей, или - клянусь святым Павлом - повергну тебя, подлый нищий, к ногам моим и растопчу за твою дерзость. (Носильщики опускают гроб.)

АННА. Как! вы трепещете? испугались? Но нет, я не виню вас; вы смертные, а взоры смертных не выносят дьявола. Изчезни, страшный палач ада! ведь ты имел власть только над бренным телом его, душой же не завладеть тебе; удались же!

ГЛОСТ. О, ради Бога, прелестная святая, не будь так жестокосерда.

АННА. Именем Бога, заклинаю я тебя, гнусный демон, изчезни, не смущай нас! ты и благословенную землю сделал адом, наполнив её воплями и криками проклятий. Можешь любоваться ненавистными своими делами - гляди на этот образчик твоего мясничества!- О, посмотрите, посмотрите, джентльмены! раны мертвого Генриха отверзают запекшиеся зевы и точат свежую кровь (Старое мнение, что раны убитого источают кровь, когда к нему приближается или прикасается убийца его.). Красней же, красней, гнусный клуб уродства! твое присутствие вызывает эту кровь из пустых, охладевших жил - жил, в которых не живет уже кровь; твое безчеловечное, неестественное дело, родило сверхъестественный поток этот.- О, Боже, создавший эту кровь, отомсти смерть его! земля упивающаеся этой кровью, отомсти смерть его! Уничтожь, о небо, убийцу твоей молнией! разверзни, земля, огромную пасть свою и поглоти его так же быстро, как поглощаешь кровь этого доброго короля, сраженного сатанинской рукой его!

ГЛОСТ. Леди, вы забываете закон милосердия, повелевающий платить за зло добром, за проклятия благословениями.

АННА. Изверг, ты не знаешь ни божеских, ни человеческих законов; и лютейший зверь не чужд сострадания.

ГЛОСТ. Но я чужд его, и потому не зверь.

АННА. О, чудо! демон заговорил правду.

ГЛОСТ. Еще большее чудо, что ангел сердится. Божественное совершенство женщины, позволь мне, благо вышел случай, оправдаться в предполагаемых тобой злодеяниях.

АННА. Гнусное несовершенство мущины, позволь мне, благо вышел случай, проклинать тебя, проклятого за твой несомненные злодеяния.

ГЛОСТ. Прекраснейшая, чем можно выразить языком, дай же мне возможность хоть извинить себя.

АННА. Отвратительнейший, чем можно вообразить сердцем, чем же можешь ты извинить себя? разве тем, что повесишься?

ГЛОСТ. Таким отчаянием я обвинил бы себя.

АННА. Извинил бы, наказав себя, в отчаянии, достойно за недостойное убийство других.

ГЛОСТ. Не если я не убивал их?

АННА. Что жь, живы они? нет, они мертвы, и от тебя, палач сатаны.

ГЛОСТ. Я не убивал твоего мужа.

АННА. Так он жив?

ГЛОСТ. Нет, мертв; но от руки Эдуарда.

АННА. Лжешь; королева Маргарита видела как кровь его дымилась на твоем убийственном мече, который вонзил бы и в её грудь, еслиб не остановили братья.

ГЛОСТ. Она сама вынудила меня на это злоречивым языком своим, слагая их вину на меня.

АННА. Тебя вынудила на это твоя кровожадность, никогда, ни о чем, кроме убийств, не помышлявшая. Не убил ты и короля?

ГЛОСТ. Допускаю.

АННА. Допускаешь, гадкой еж? карай же его, о, Господи, за это ужасное дело! Генрих был так кроток, так милосерд, так добродетелен.

ГЛОСТ. Тем приятнее он для Господа.

АННА. Да, он на небе, где никогда не бывать тебе.

ГЛОСТ. Так он должен еще благодарить меня, что помог ему попасть туда; ему место там, а не на земле.

АННА. А тебе нигде, кроме ада.

ГЛОСТ. Нет, есть еще одно, если позволишь сказать.

АННА. В тюрьме?

ГЛОСТ. В твоей спальне.

АННА. Покой да будет изгнан из комнаты, в которой ты ляжешь!

ГЛОСТ. Его и не будет, пока я буду с тобой.

АННА. Надеюсь.

ГЛОСТ. Уверен.- Но, милая леди Анна, оставим эту сшибку острот, поговорим посерьёзнее. Скажи, то, что было настоящей причиной безвременной смерти:Генриха и Эдуарда Плантагенетов, не так же ли виновно, как и самый свершитель?

АННА. Ты и причина и проклятое действие.

ГЛОСТ. Твоя красота причина этого действия; твоя красота, которая не дает мне покоя даже и во сне, так что я готов перерезать целый мир, только бы прожить хоть один час на дивной груди твоей.

АННА. Поверь я этому, убийца, - этими самыми ногтями содрала бы я красоту с лица моего.

ГЛОСТ. Мои глаза не потерпели бы такого ужасного уничтожения красоты твоей; при мне ты не сделала бы ей никакого вреда. Как целый мир радуется солнцем, так и я радуюсь ей; она мой день, моя жизнь.

АННА. Черная ночь да омрачит твой день, смерть - твою жизнь!

ГЛОСТ. Дивное создание, не проклинай самое себя; ведь ты и то и другое.

АННА. Желала б быть и тем и другим, чтоб отомстить тебе.

ГЛОСТ. Я не знаю ничего противуестественнее мести тому, кто любит тебя,

АННА. Нет ничего естественнее и справедливее мести убийце моего мужа.

ГЛОСТ. Тот кто лишил тебя супруга, сделал это для того, чтоб доставить тебе супруга достойнейшаго.

АННА. Достойнейшего нет на земле.

ГЛОСТ. Тот кто любит тебя гораздо более, чем он мог любить тебя - жив.

АННА. Назови его.

ГЛОСТ. Плантагенет.

АННА. Это имя моего покойного мужа.

ГЛОСТ. И его; но он достойнее.

АННА. Где жь он?

ГЛОСТ. Перед тобой. (Она плюет ему в лице.) За что же ты плюешь на меня?

АННА. Желала б, чтоб это был яд смертельный.

ГЛОСТ. Никогда яд не вырывался из такого прекрасного сосуда.

АННА. Никогда яд не попадал на отвратительнейшую жабу. Прочь с глаз моих! ты заражаешь их.

ГЛОСТ. Твои глаза, прелестная леди, давно уже заразили мои.

АННА. О, зачем они не василиски, чтоб умертвить тебя!

ГЛОСТ. Я сам желал бы этого, чтоб умереть разом; ведь теперь они мертвят меня живучей смертью. Смотри, твои взоры навернули соленую влагу на глаза мои, опозорили их потоком детских слез. Глаза эти никогда еще не орошались кроткими слезами; ни даже в то время, когда мой отец Иорк и Эдуард рыдали, внимая пронзительным воплям Рютлэнда, стенавшего под мечем чернорожаго Клиффорда; ни даже когда твой воинственный отец, рассказывая грустную повесть о кончине моего отца, раз двадцать принимался рыдать и всхлипывать как ребенок, и щеки всех присутствовавших были орошены, как листья дождем; и в это страшное время мужественные глаза мои не унизились ни одной слезинкой. И вот, чего не могли сделать все скорби, сделала красота твоя; она ослепила их слезами. Я никогда не просил ни друга, ни врага; сладкие, льстивые речи всегда были чужды языку моему; но теперь, когда красота твоя сделалась венцом всех моих желаний, мое сердце молит, движет языком моим. (Она взглядывает на него с презрением.) О, не придавай устам своим этого гневного выражения; ведь они созданы для поцелуев, не для того, чтоб выражать такое презрение. Если твое мстительное сердце не может простить - вот, возьми острый меч мой, вонзи его, если хочешь, в эту верную грудь, вырви из неё душу, тебя обижающую; (Она берет меч) вот, я обнажаю ее для смертного удара - на коленях молю смерти. (Она направляет меч на грудь ею.) Что медлишь? я убил короля Генриха, - но ведь твоя красота сделала меня убийцей. Рази; я убил юного Эдуарда, - но ведь твое божественное лице побудило меня на это убийство. (Она роняет меч). Подними же или меч, или меня.

АННА. Встань, лицемер; хоть я и жажду твоей смерти, но не хочу быть палачем твоим.

ГЛОСТ. Так скажи, чтоб я сам убил себя, и я убью.

АННА. Я ужь сказала это,

ГЛОСТ. Сказала в ярости. Скажи теперь, и эта рука, из любви к тебе, умертвившая твою любовь - умертвит в тоже мгновение, из любви же к тебе, и любовь еще сильнейшую. Ты будешь виновницей смерти обоих.

АННА. Еслиб я могла читать в твоем сердце -

ГЛОСТ. Оно все на языке.

АННА. Так же лживом.

ГЛОСТ. Тогда никто не говорил еще клятвы.

АННА. Довольно, вложи меч в ножны.

ГЛОСТ. Ты прощаешь?

АННА. Узнаешь после.

ГЛОСТ. (Влагая меч в ножны.) И я могу надеяться?

АННА. Все, я думаю, живут надеждой.

ГЛОСТ. О, так прими же это кольцо.

АННА. Взять - не дать еще. (Надевает кольцо).

ГЛОСТ. Как это кольцо обнимает твой палец, так точно обнимает твоя грудь и мое бедное сердце; носи и то и другое: они оба твоя. Но если ты согласишься оказать еще одну милость бедному, покорному рабу твоему - ты навсегда упрочишь его счастие.

АННА. Что еще?

ГЛОСТ. Оставь исполнение этого печального обряда тому, кто имеет гораздо более причин сетовать, и удались в Кросби (Великолепное здание близь Бишофгэтской улицы в Лондоне, сооруженное в 1466 году и принадлежавшее Глостеру. Часть его цела еще и теперь.). Торжественно похоронив благородного короля в чертзийском монастыре, оросив могилу его слезами раскаянии - я явлюсь к тебе тотчас же, как покорный раб твой. По многим, неизвестным еще тебе причинам, молю - исполни мою просьбу.

АННА. С удовольствием; меня радует твое раскаяние. Трессель и Беркли, ступайте за мной.

ГЛОСТ. И ты оставляешь меня, не простившись?

АННА. Ты не заслужил еще этого. Но так как ты сам научил меня как льстить тебе, вообрази, что и прости я ужь сказала тебе. (Уходит с Тресселем и Беркли.)

ГЛОСТ. Поднимите гроб, сэры, и ступайте.

1 дж. В Чертзи, благородный лорд?

ГЛОСТ. Нет, в Вайт-фриэрс; там и подождите меня. (Вся процессия с гробом удаляется.) Кто жь добивался когда-нибудь любви женщины в таком положении? кто жь приобретал когда-нибудь любовь женщины в таком положении? Она будет моей, будет, но не надолго.- Как! я, убийца мужа, отца, подделываюсь к ней в самом разгаре её ненависти, когда уста дышат проклятиями, глава полны слез, и подле кровавая причина ненависти, - когда и Бог, и совесть, и все против меня, - когда никто не поддерживает моих исканий, кроме дьявола и лицемерных взоров, - и я покоряю ее, целый мир - ничем! Неужели она успела ужь забыть прекрасного принца Эдуарда, мужа своего, которого, какие-нибудь три месяца назад, заколол я в диком бешенстве, при Тьюксбёри? Более красивого и любезного джентльмена - созданного природой в припадке расточительности, храброго, умного и так царственного, - пространный мир этот не представит уже; и она унизила свои взоры до меня, подрезавшего золотую весну этого дивного юноши, сделавшего ее жалкой вдовицей, - до меня, которого все целое не сравнится и с половиной Эдуарда, - до меня, хромого, так уродливаго! Закладую мое герцогство против нищенской полушки, до сих пор я ошибался в себе; клянусь жизнию, она непременно видит во мне - хоть сам-то и не вижу - удивительнейшего красавца. Похлопочу же о зеркале, заставлю дюжину или две портных придумывать наряды для украшения моего тела. Помирившись с соей личностью, как не поиздержаться да себя. Но прежде упрячем этого молодца в могилу, и за тем возвратимся, в слезах, к нашей голубке.- Свети же, светлое солнце, чтобы я мог любоваться хоть моей тенью, пока не купил зеркала.

(Уходить.)

СЦЕНА 3.

Там же. Комната во дворце.

Входят Королева Елизавета, Лорд Риверс и Лорд Грей.

РИВЕР. Успокойтесь, королева; поверьте, здоровье его величества возвратится в самом скором времени.

ГРЕЙ. Ваше беспокойство только расстроивает его; ради самого Бога, не унывайте, ободрите его величество веселым лицом, радостной речью.

К. ЕЛ. Умрет он - что со мной будет?

ГРЕЙ. Я не предвижу ничего, кроме грусти o потере такого супруга.

К. ЕЛ. В потере такого супруга совмещаются все несчастия.

ГРЕЙ. В утешение, небо даровало вам прекраснейшего сына.

К. ЕЛ. Но мой сын так еще молод; до совершеннолетия он будет под опекой Глостера, а Глостер не любит меня - да и никого из вас.

РИВЕР. Но разве решено, что он будет протектором?

К. ЕЛ. Если и не решено, так предположено; и он будет им непременно, если король умрет.

Входят Бокингэм и Стэнли.

ГРЕЙ. Вот идут лорды Бокингэм и Стэнли.

БОКИН. Доброго дня нашей царственной королеве.

СТЭН. Господь да возвратит вашему величеству прежнюю радость.

К. ЕЛ. Графиня Ричмонд едва ли скажет аминь на вашу молитву, любезный лорд Стэнли. Несмотря однакож на то, что она ваша жена и не любит меня, будьте уверены, добрый лорд, я не питаю к вам ни малейшей вражды за её невыносимые дерзости.

СТЭН. Прошу ваше величество, не верить наговорах её лживых обвинителей; если же некоторые из обвинений и справедливы - быть снисходительной к её слабостям, источник которых, полагаю, нисколько не закоснелая злоба, а болезненная раздражительность.

К. ЕЛ. Видели вы нынче короля, лорд Стэнли?

СТЭН. Мы с лордом Бокингам сейчас от его величества.

К. ЕЛ. Подает он какую надежду на выздоровленье?

БОКИН. Большую, королева; он разговаривает так весело.

К. ЕЛ. О, дай-то Боже, чтоб он выздоровел! Вы имели с ним совещание?

БОКИН. Да; он желает примирить герцога Глостер с вашими братьями, а их с лордом камергером - послал за ними.

К. ЕЛ. Как бы я желала, чтоб все уладилось! - Но не будет этого никогда. Боюсь - наше счастие дошло ужь до крайней степени.

Входят Глостер, Гастингс и Дорзет.

ГЛОСТ. Они оскорбляют меня, и я не намерен сносить это.- Кто же беспрестанно жалуется королю на мою неприязненность, на мою нелюбовь? Клянусь святым Павлом, не любит тот его величества, кто наполняет уши его такими возмутительными сплетнями. Не хочу льстить, сладкоглагольствовать, улыбаться всякому, лицемерить, надувать французской приветливостью и обезьянской вежливостью - ну и закоснелый враг всех и каждаго. Неужели прямой, безыскусственный человек не может жить без злых замыслов, без того, чтоб хитрые, льстивые, вкрадчивые Джэки (Презрительное название простолюдина, человека самого низкого происхождения.) не перетолковали каждого из его действий?

ГРЕЙ. К кому же из присутствующих здесь относятся слова вашей светлости?

ГЛОСТ. К тебе, чуждому и чести и благородства. Когда оскорблял я тебя? когда притеснял тебя? - или тебя? - или тебя? - или кого-нибудь из ваших? Проклятие всем вам! Вашими вздорными жалобами вы не даете ни минуты покоя нашему королю, которому я желаю добра более всех вас.

К. ЕЛ. Вы ошибаетесь, брат Глостер. Заметив, вероятно, вашу ненависть к моим детям, братьям и ко мне, - ненависть, которая, несмотря на все старание скрывать ее, обнаруживается во всех ваших действиях, - король послал за вами не по чьей-нибудь просьбе, а по собственному царственному желанию, чтоб узнать причину этой неприязненности.

ГЛОСТ. Не знаю, - свет до того исказился, что даже крапивники хищничают там, где и орлы присесть не смеют. С тех пор, как каждый Джэк делается благородным, сколько благородных сделались Джэками?

К. ЕЛ. Полноте, полноте, мы понимаем вас, брат Глостер; вы завидуете моему возвышению, возвышению друзей моих. Дай Бог, чтоб нам никогда не привелось нуждаться в вас!

ГЛОСТ. А между тем Богу угодно, чтоб мы нуждались в вас. Вашими происками, брат наш заключен, я сам в немилости, дворянством пренебрегают, тогда как почести и милости расточаются на облагорожение людей, которые, дня два тому назад, не стоили и нобля.

К. ЕЛ. Клянусь тем, кому было угодно вознести меня из моей счастливой доли на эту беспокойную высоту - никогда не возбуждала я его величества против герцога Кларенса; напротив, всегда была ревностной его заступницей. Вы жестоко оскорбляете меня таким гнусным подозрением.

ГЛОСТ. Вы можете, пожалуй, отпереться и от того, что были причиной недавнего заключения лорда Гастингса.

РИВЕР. Может лорд; потому что -

ГЛОСТ. Может, лорд Риверс, - кто жь не знает этого? Она может и более, чем отпереться от этого - может выхлопотать вам много милостей, и потом отпереться от своего ходатайства, приписав все это вашим чрезвычайным заслугам. Чего не может она? Может даже - ну, конечно, может -

РИВЕР. Что же она еще может?

ГЛОСТ. Что она еще может? Выйдти еще раз за короля, и за молодого, красиваго. Выбор вашей бабушки, если не ошибаюсь, был не так удачен.

К. ЕЛ. Лорд Глостер, слишком долго сносила я ваши грубые намеки, ваши колкие насмешки; клянусь небом, я передам его величеству дерзкие оскорбления, которым подвергалась так часто. Лучше быть простой крестьянской работницей, чем королевой и жертвой таких укоров, обид, преследований. Не много радостей принесла мне корона Англии.

Входить Королева Маргарита и останавливается в глубине сцены.

К. МАР. (В сторону). О, молю, Господи, уменьши еще и это немногое! Мне принадлежат и величие, и сан, и престол ея!

ГЛОСТ. И вы грозите мне жалобами королю? Жалуйтесь, не щадите меня; все что я говорил, я скажу и королю. Я не испугаюсь Товера. Довольно молчал я; услуги мои забыты.

К. МАР. (В сторону). Нет, демон! оне слишком мне памятны! Ты убил Генриха, моего супруга, в Товере; моего сына Эдуарда - при Тьюксбёри.

ГЛОСТ. Прежде чем вы сделались королевой, а ваш муж королем, я был его вьючной лошадью, истребителем его надменных врагов, ревностным ходатаем друзей его; чтоб сделать кровь его царственной, я проливал свою.

К. МАР. (В сторону). И много еще лучшей, чем его и твоя.

ГЛОСТ. Во все это время, вы и ваш муж Грей были на стороне Лэнкэстера, точно так же, как и Риверс. Разве ваш муж убит не при Сентмальбане, не в рядах Маргариты? Забыли, так я напомню вам, что вы были прежде и что теперь, и то что я был и что теперь.

К. МАР. (В сторону). Был убийцей, и теперь все тот же гнусный убийца.

ГЛОСТ. Бедный Кларенс оставил своего тестя Варвика, изменил клятве - да простит ему это Всевышний!

К. МАР. (В сторону). Да покарает его за это Всевышний!

ГЛОСТ. Принял сторону Эдуарда, чтоб добыть ему корону - и вот, за все это, бедный заключен. Клянусь, желал бы, чтоб мое сердце было кремнем, как Эдуардово, или, чтоб Эдуардово было так нежно, так сострадательно, как мое; слишком ребячески глуп для этого мира.

К. МАР. (В сторону). Так убирайся жь в ад, гнусный демон! там твое царство.

РИВЕР. Лорд Глостер, в то смутное время, о котором вы упомянули, чтоб представить нас врагами вам, мы были верны нашему законному королю; мы будем так же верны и вам, если будете королем нашим.

ГЛОСТ. Если буду?- скорей соглашусь быть разнощиком. Мне противна даже и мысль об этом.

К. ЕЛ. Вот видите ли, лорд, как мало радостей предполагаете вы найти, сделавшись королем этой страны, так мало нашла их и я, бывши королевой этого государства.

К. МАР. (В сторону). Да, мало нашла радостей королева этого государства, потому что эта королева я - а я безрадостна. Не могу долее выдерживать. (Выходя вперед.) Выслушайте меня, пираты, враждующие из-за добычи у меня же награбленной! Кто из вас в состоянии взглянуть на меня без трепета? Не преклоняясь предо мной, как подданные, вы, как бунтовщики, трепещете королевы, вами же низвергнутой. Не отворачивайся, благородный изверг!

ГЛОСТ. Что тебе надо, гнусная, сморщенная ведьма?

К. МАР. Только вычислить тебе твои гнусности; и я не отстану от тебя, пока не перечту их все.

ГЛОСТ. Ты изгнана под опасением смертной казни.

К. МАР. Да; но изгнание для меня мучительнее смерти, которая ждет меня, если останусь здесь. Ты должен возвратить мне мужа и сына; ты задолжала мне королевством, а вы все - подданством. Все мои скорби следуют вам, а все ваши радости - мне.

ГЛОСТ. Проклятия моего благородного отца, когда ты увенчала его воинственное чело бумажной короной, когда ты выжала своими насмешками реки слез и, чтоб осушить их, подала тряпку, напоенную невинной кровью Рютлэнда, - все проклятия, вырвавшиеся тогда из глубины его растерзанной души, отяготели теперь над головой твоей, и не мы, а Bceмогущий наказал тебя на твое безчеловечие.

К. ЕЛ. Правосудный, он карает за кровь неповинную.

ГАСТ. Убить ребенка - ужасное, неслыханное дело!

РИВЕР. Закоснелые злодеи рыдали, слушая рассказ об этом.

ДОРЗ. Все пророчили тебе тогда страшную кару.

БОКИН. Норсомберлэнд, бывший при этом, не мог удержать слез.

К. МАР. Что же это? когда я вошла, вы все рычали, были готовы схватить друг друга за горла, и вдруг - вся ваша ненависть обращается на меня. Неужели страшное проклятие Иорка так сильно, что смерть Генриха, смерть моего милаго Эдуарда, потеря королевства, мое горестное изгнание - все это только наказания за дрянного мальчишку? Неужели проклятия могут проникать сквозь облака на самое небо? О так дайте же, черные тучи, дорогу и моим страшным проклятиям!- Да умрет ваш король не на поле битвы, а от пресыщения, как умер наш от руки убийцы, чтоб сделать его королем! Твой сын Эдуард, теперешний принц Вельсский, да умрет, как мой сын Эдуард, бывший принц Вэльсский, в ранней юности и так же насильственно. Ты сама - королева, как я бывшая королева, - да переживешь свое величие, как я бедная! да дарует тебе Всевышний долгие дни оплакивать гибель детей, видеть другую, как я тебя, украшенной всеми твоими правами, как ты моими! да умрет твое счастие задолго до твоей смерти, и после долгих, бесконечных страданий умри ни матерью, ни женой, ни королевой Англии! Риверс, Дорзет и ты, лорд Гастингс, вы видели, как пронзали моего сына кровавыми мечами - молю Всевышнего, чтоб он не дал вам дожить до старости, чтоб пресек ваши дни преждевременно, нежданно!

ГЛОСТ. Кончи свои заклинания, старая, ненавистная ведьма.

К. МАР. Забыв тебя? нет, слушай, собака! Если небо имеет в запасе кару ужаснее всех, какие я только могу пожелать тебе - о, пусть же побережет ее до тех пор, пока созреют все грехи твои, и да разразится тогда всей своей яростью над тобой, губителем счастия в этом бедном мире! червь совести беспрестанно да грызет твою душу! всю жизнь свою почитай друзей своих врагами, а жесточайших врагов - вернейшими друзьями! сон да не смыкает убийственных глаз твоих, а сомкнет - так разве только для того, чтоб терзать тебя мучительными сновидениями, целым адом страшных демонов! Отмеченный духом ада, недоношенный, взрывающий землю боров! укор природе, насмешка ада (В прежних изданиях: The slave of nature and the son of hell... По Колльеру: The stain of nature and the scorn of hell.) от самого рождения! позор плодоносной утробы твоей матери! гнусное изчадие чресл твоего отца! отребие чести! страшилище -

ГЛОСТ. Маргарита.

К. МАР. Ричард!

ГЛОСТ. Что?

К. МАР. Я не звала тебя.

ГЛОСТ. Так извини; я думал, что все эти ужасные названия относились ко мне.

К. МАР. Конечно, к тебе; но я не требовала отзыва. Дай мне заключить мое проклятие.

ГЛОСТ. Да я заключил ужь его именем Маргариты.

К. ЕЛ. Против самой себя произнесла ты проклятие.

К. МАР. Бедная, намалеванная королева, пустой отблеск моего счастия, для чего сыплешь ты сахар на раздутого паука этого - на паука, который опутывает тебя своей убийственной тканью. Глупая, ты точишь нож на самое себя. Придет время, и ты будешь молить, чтоб я помогла тебе проклинать эту ядовитую, горбатую жабу.

ГАСТ. Лживая пророчица, кончи безумные проклятия; не истощай, на свою же беду, нашего терпения.

К. МАР. Позор вам всем; вы давно ужь истощили мое.

РИВЕР. Еслиб с тобой поступили, как ты заслуживаешь, ты не забылась бы до такой степени.

К. МАР. Еслиб со мной поступали, как должно, никто из вас не забыл бы своего долга; я была бы вашей королевой, а вы моими подданными. О, поступайте же со мной как должно! вспомните долг ваш!

ДОРЗ. Что толковать с безумной.

К. МАР. Молчите, господин маркиз, вы слишком дерзки; ваш нововычеканенный сан в ходу так еще недавно. О, еслиб ваша юная знатность могла понять, что значит потерять его, быть несчастну! Стоящему высоко, приходится выдерживать столько страшных порывов ветра; падет - разобьется в прах.

ГЛОСТ. Дельное замечание; не пренебрегайте им, маркиз.

ДОРЗ. Лорд, оно относится и к вам точно так же, как ко мне.

ГЛОСТ. Ко мне еще более; но ведь я рожден на этой высоте, мы вьем гнезда на вершинах кедров, играем с ветрами, смеемся над солнцем -

К. МАР. И затемняете солнце, - о, горе! горе! - доказательство мой сын, затемненный теперь мраком смерти; тучи твоей ярости облекли его светлые, ослепительные лучи в вечную ночь. Вы свили себе гнездо в нашем гнезде. О, Боже! ты видишь все - не попускай же этого; приобрели кровью, пусть и лишится кровью!

БОКИН. Замолчи, замолчи! если не из любви християнской, так из стыда покрайней мере.

К. МАР. Не требуйте от меня ни стыда, ни любви християнской; вы поступили со мной безчеловечно, вы бесстыдно умертвили все мои надежды. Моя любовь - неистовство, жизнь - позор, и пусть же все бешенство моей скорби живет этим позором!

БОКИН. Кончи, кончи!

К. МАР. О, благородный Бокингэм, целую твою рушу и знак дружбы и союза с тобой; благо тебе и твоему дому! Одежда твоя не забрызгана нашей кровью, и мой проклятия не касаются тебя.

БОКИН. И никого из присутствующих здесь; проклятия никогда не переходят за уста их изрекающия.

К. МАР. Нет, я уверена, что они возносятся на небо и пробуждают тихо-дремлющий мир Господа. О, Бокингэм, берегись этой собаки; она ласкается, чтоб укусить, а ядовитые зубы её кусают смертельно. Не имей с ним ничего общего, берегись его; он заклеймен грехом, смертью и адом, и ему покорны все их служители.

ГЛОСТ. Что говорит она, лорд Бокингем.

БОКИН. Ничего такого, что бы я мог принять в уважение, благородный лорд.

К. МАР. Как! и ты, за добрый совет мой, насмехаешься надо мной? льстишь демону, от которого предостерегала тебя? О, припомни же это, когда он растерзает твое сердце скорбью, и сознайся тогда, что бедная Маргарита была пророчицей.- Да будет же каждый из вас жертвой его ненависть, он - вашей, а все вы - кары Господней! (Уходит.)

ГАСТ. У меня волосы становятся дыбом от её проклятий.

РИВЕР. И у меня; удивляюсь, как позволяют ей ходить на свободе.

ГЛОСТ. Я не виню ее; клянусь Богоматерью - она там много испытала горя - каюсь во всем, которое с своей стороны, причинил ей.

К. ЕЛ. Я никакого зла ей не сделала.

ГЛОСТ. Да, но вы пользуетесь всеми выгодами её несчастье. Я слишком пылко упрочивал счастие человека, который вспоминает теперь об этом слишком холодно. Вот Кларенс - он превосходно вознагражден: заперли, за его старания, в хлев, да и откармливают; да простит, Господь виновников этого!

РИВЕР. Молить за сделанных нам зло - черта благородная, християнская.

ГЛОСТ. Одумавшись, я всегда это делаю. (Про себя.) Проклинай я теперь - я проклинал бы самого себя.

Входит Кэтзби.

КЭТЗБ. Королева, его величество требует вас к себе; и вас, герцог, - и вас, благородные лорды.

К. ЕЛ. Иду, Кзтзби.- Вы со мной, лорды?

РИВЕР. С вами. (Уходят все, кроме Глостера.)

ГЛОСТ. Я делаю зло, и первый вопию против него. Мной же скрытно придуманную пакость я сваливаю тяжким бременем на других. Перед простаками, как Стэнли, Гастингс, Бокингэм, я плачу о Кларенсе, которого сам поверг в бездну мрака; уверяю их, что королева и её родственники возстановили короля против герцога, брата моего; и они верят, и побуждают меня мстить Риверсу, Вогэну и Грею, а я, вздыхаю и говорю, что Бог велит платить за зло добром. Так прикрываю я наготу моей злобы старыми обрывками, выкраденными из священного писания, и кажусь им чуть не святым именно тогда, как разыгрываю черта.

Входят Два Убийцы.

А! вот и палачи мои.- Ну что, храбрые, бесстрашные друзья мои, готовы?

1 УБ. Готовы, лорд; мы зашли за пропуском, без которого нас не допустят к нему.

ГЛОСТ. Да, действительно; вот он. Кончите - явитесь в Кросби. Кончайте только, господа, разом; будьте неумолимы, не слушайте его - ведь он красноречив, может растрогать вас, если дадите волю говорить.

1 УБ. Не заболтаемся, лорд. Говоруны плохие исполнители; будьте покойны, мы работаем не языком, а руками.

ГЛОСТ. Верю, друзья. Там, где глаза глупцов плачут слезами - ваши, я знаю, плачут жерновами. Скорей же за дело! Ступайте, ступайте.

1 УБ. Не замедлим, благородный лорд.

СЦЕНА 4.

Там же. Комната в Товере.

Входят Кларенс и Бракенбёри.

БРАК. Что вы нынче так печальны, лорд?

КЛАР. Я провел мучительнейшую ночь, полную таких страшных, чудовищных сновидений, что, клянусь как християнин, не согласился бы провести еще такую и за целый мир счастливых дней; так она была ужасна.

БРАК. Что же виделось вам, благородный лорд? Разскажите.

КЛАР. Мне снилось, что я вырвался из Товера и бежал на корабле в Бургундию; со мной был брат Глостер, и он выманил меня из каюты и палубу. Поглядывая на Англию, припоминая тысячи невзгод, испытанных нами во время войн Иорка с Лэнкэстером, мы ходили по шатким досках палубы; вдруг Глостер споткнулся, я хотел поддержать его, и он, падая, столкнул меня в кипучия волны. О, Боже! как мучительно, казалось мне, тонуть! как страшно шумела вода в ушах моих! сколько страшных картин смерти представилось глазам моим! Мне виделись останки безчисленных кораблекрушений, тысячи трупов пожираемых рыбами, слитки золота, огромные якоря, кучи жемчугов, дорогих каменьев, безценных брилиянтов разбросанных по дну. Некоторые попали в черепа и сверкали из очниц, как бы смеясь над глазами, некогда тут бывшими, и любезничали с тинистым дном, и издевались над костями вокруг раскиданными.

БРАК. И в страшное предсмертное мгновение вы имели время рассмотреть все эти тайны моря?

КЛАР. Казалось имел, потому что много раз душа рвалась из тела, а завистливая стихия все удерживала ее, ни позволяла ей вырваться, улететь в свободные пространства беспредельного воздуха, душила ее в сдавленной груди, готовой разорваться от усилий изрыгнуть ее в море.

БРАК. И вы не проснулись от этой ужасной тоски?

КЛАР. Нет, сон продолжался и за смертью. Тут-то и началась ужаснейшая буря души моей. Мрачный, описанный поэтами перевощик переправил меня через черный поток, в царство вечной ночи. Мой тесть, славный Варвик, первый приветствовал здесь мою странническую душу; громко воскликнул он: "Какую же еще муку выдумает это черное царство, для лживого Кларенса за его вероломство?" и изчез. За ним пронеслась тень ангельская, со светлыми, обагренными кровью волосами, и громко воскликнула: "Кларенс здесь, - здесь, лживый, переменчивый, клявопреступный Кларенс, убивший меня на Тьюксбериском поле. Схватите ж, терзайтесь жь его, фурии!" Тут, целый легион ярых демонов окружил меня; невыносимый вой их раздался близ самых ушей моих, и я проснулся, дрожа всеми членами. И долго еще и затем мне все казалось, что я в аду; так ужасно было впечатление этого сна.

БРАК. И не удивительно, лорд; и мне стало страшно от одного уже рассказа.

КЛАР. Ах, Бракенбёри, все в чем обвиняет меня теперь совесть, все это сделано мной для Эдуарда, я видишь ли, ним он награждает меня! - О, Боже! если пламенные молитвы мои не могут укротить гнева твоего - карай меня за грехи мои, но одного; пощади невинную жену и бедных детей моих! - Добрый страж мой, прошу, посади со мной; тяжко мне - хотелось бы заснуть. (Садится.)

БРАК. Я останусь с вами, лорд. Даруй вам Боже отрадное успокоение.- (Кларенс засыпает.) Скорбь изменяет и время и часы отдохновения; делает ночь утром, полдень ночью. Что жь у великих мира сего, кроме титл, внешних почестей, за внутренния страдания? За призрак, за неосязаемую мечту воображения, они подвергаются часто целому миру существенных забот, и кроме внешнего величия, ничем не отличаются от простолюдинов.

Входят Два Убийцы.

1 УБ. Эй, кто здесь есть?

БРАК. Что надо тебе? и как вошел ты сюда?

1 УБ. Надо поговорить с Кларенсом, а вошел ногами.

БРАК. Слишком ужь коротко.

2 УБ. Чем короче, тем лучше. Что тут долго разговаривать; покажи ему бумагу.

БРАК. (Просмотрев бумагу). Мне предписывают передать вам благородного герцога Кларенса. Не хочу быть вашим соумышленником, и потому не спрашиваю, что это значит. Вот ключи; вон и герцог спит на стуле. Пойду, доложу его величеству, что сдал мою должность вам.

1 УБ. И хорошо сделаете, сэр. Прощайте. (Бракенбёри уходит.)

2 УБ. Что жь, убьем его соннаго?

1 УБ. Нет; проснувшись, он, пожалуй, скажет еще, что мы убили его, как трусы.

2 УБ. Да он не проснется до страшного суда.

1 УБ. Так тогда скажет, что мы убили его соннаго.

2 УБ. Слово страшный суд пробудило однакожь во мне что-то в роде совести.

1 УБ. Что жь, боишься?

2 УБ. Не убийства - на это мы уполномочены; а осуждения за убийство на вечные муки, от чего не избавит никакое полномочие.

1 УБ. Я думал, что ты решился.

2 УБ. Да я и решился оставить его в живых.

1 УБ. Так я пойду к Глостеру, и скажу ему об этом.

2 УБ. Нет, погоди; может это сострадательное расположение (В прежних изданиях: this passionate humour... По экземпляру Колльера: this compassionate humour...) пройдет еще - обыкновенно оно проходило у меня прежде, чем перечтешь двадцать.

1 УБ. Ну что, как теперь?

2 УБ. Все есть еще немного дрожжей совести.

1 УБ. Вспомни о награде.

2 УБ. Смерть, смерть ему. Я и забыл о награде.

1 УБ. Где жь теперь твоя совесть?

2 УБ. В кошельке Глостера.

1 УБ. Смотри, чтоб она не вылетела, когда он развяжет его, чтоб наградить нас.

2 УБ. Пусть вылетает; кто жь станет ее удерживать?

1 УБ. Но если она воротится к тебе?

2 УБ. Не свяжусь ужь с ней. Она преопасная вещь, делает человека трусом: не украдешь без того, чтоб не обвинила, и не поклянешься без того, чтоб не упрекнула, и не прильнешь к жене соседа без того, чтоб не выдала. Это какой-то стыдливый, беспрестанно краснеющий демон, который только и знает, что смущать человека. Она вечная во всем помеха; однажды заставила меня даже возвратить кошелек, случайно попавшийся под руку; она делает нищим всякого, кто с ней свяжется, и ее выгоняют из всех городов и деревень, как вещь весьма опасную. Кто хочет жить хорошо - живи без нея, полагаясь только на себя.

1 УБ. Черт возьми, а она так и вертится около меня, да все уговаривает не убивать герцога.

2 УБ. Не слушай ее; надувает, чтоб только раздуть тебя вздохами.

1 УБ. Ну, нет; я не так слаб, чтоб ей поддаться.

2 УБ. Вот это сказано, как следует человеку, который дорожит своей репутацией. Приступим же к делу.

1 УБ. Хвати хорошенько рукояткой меча по башке; за тем мы ввалим его в бочку с мальвазией, что стоит в той комнате.

2 УБ. Славная выдумка! это будет совершенно нового рода настойка.

1 УБ. Тише, он просыпается.

2 УБ. Валяй!

1 УБ. Нет, поговорим прежде с ним.

КЛАР. Где ты, страж мой? дай мне стакан вина.

1 УБ. Лорд, вы сейчас и с головой будете в вине.

КЛАР. Кто ты?

1 УБ. Человек, как и вы.

КЛАР. Но не царственной крови, как я.

1 УБ. И вы не верноподданный, как мы.

КЛАР. Твой голос грозен, но взор кроток.

1 УБ. Голос - короля; взор же - мой собственный.

КЛАР. Как темно и как страшно говоришь ты. Глаза ваши не предвещают добра; что побледнели? Кто послал вас сюда? зачем пришли вы?

УБИЙЦЫ, За - за -

КЛАР. Чтоб умертвить меня?

УБИЙЦЫ. Да.

КЛАР. У вас едва достало духу и высказать это; у вас не достанет духу исполнять. Что сделал я как, друзья мои?

1 УБ. Нам ничего, но королю -

КЛАР. Он опять примирится со мной.

2 УБ. Никогда, лорд, и потому приготовьтесь умереть.

КЛАР. И вы из целаго человечества избраны на убийство невиннаго? В чем вина моя? где доказательства моего преступления? кто присяжные, передавшие неумолимому судье свое страшное: виновен? кто произнес жестокий смертный приговор бедному Кларенсу? Беззаконно грозить мне смертью, не обвинив меня законным порядком. Надеждой на искупление, драгоценной кровью Спасителя, которую он пролил за тяжкие грехи наши, заклинаю вас, удалитесь, не налагайте на меня рук ваших; вы замыслили дело проклятое.

1 УБ. Мы исполняем, что нам приказано.

2 УБ. А тот кто приказал - король наш.

КЛАР. Безумный вассал! всемогущий царь царей начертал на одной из скрижалей своих: "не убей!" и ты, в угоду человеку, хочешь возстать против его заповеди? Берегись; в его деснице страшная кара, и он разразится ею над главой нарушителя его закона.

2 УБ. И над твоей, клятвопреступник и убийца! Ты причастился святых тайн и поклялся стоять за дом Лэнкестера.

1 УБ. И как богоотступник нарушил клятву, распорол изменническим мечем грудь сына твоего государя.

2 УБ. Которого клялся любить и защищать.

1 УБ. И ты говоришь нам о грозных заповедях Господа, когда сам нарушил их так страшно?

КЛАР. О, Боже! для кого же свершил я это преступление? для Эдуарда, для моего брата. Нет, за это он не пошлет вас умертвить меня; в этом он так же виновен, как и я. Если же самому Господу угодно наказать меня - разве вы не знаете, что он может наказать меня открыто. Предоставьте месть всемогущей руке его; ему не нужно никаких тайных, беззаконных путей, чтоб карать своих преступников.

1 УБ. Кто жь сделал тебя кровожадным палачем прекрасной, царственной отрасли Плантагенета?

КЛАР. Любовь к брату, дьявол и мое бешенство.

1 УБ. Любовь к твоему брату, наш долг и твои преступления привели нас сюда, чтоб умертвить тебя.

КЛАР. Если вы любите моего брата, ненависть ко мне невозможна, ведь я его брат и люблю его. Если вас обольстила награда, ступайте к брату Глостеру - он заплатит вам за сохранение моей жизни более, чем Эдуард за весть о моей смерти.

2 УБ. Ошибаетесь; ваш брат Глостер ненавидит вас.

КЛАР. О, нет; он любит меня, он дорожит мной. Подите к нему от моего имени.

УБИЙЦЫ. Да мы пойдем к нему и без вашей просьбы.

КЛАР. Скажите ему, что царственный Иорк, отец наш, благословляя победоносной рукой трех сыновей своих, заклиная нас любить друг друга, никак не предполагал и возможности такого разрыва. Напомните это Глостеру, и он заплачет.

1 УБ. Жерновами, как учил нас.

КЛАР. О, не клевещите на него; он нежен.

1 УБ. Как снег в жатвенное время. Вы ошбаетесь в нем; он сам послал нас сюда, чтоб умертвить вас.

КЛАР. Не может быть; он плакал о моем несчастии, обнимал меня; рыдая, клялся стараться о моем освобождении.

1 УБ. Он и освобождает вас от земной неволи, переселяя на небо.

2 УБ. Лорд, примиритесь с Богом; вы должны умереть.

КЛАР. Ты понимаешь, что мне необходимо примириться с Богом; как же в отношении себя ты слеп до такой степени, что хочешь враждовать с ним, умертвив меня? Друзья мои, пославшие вас на это дело возненавидят вас за это дело.

2 УБ. Что жь нам делать?

КЛАР. Раскайтесь, и спасите ваши души.

1 УБ. Раскаянье трусость, бабья слабость!

КЛАР. А нераскаянность - зверская, сатанинская закоснелость. И кто же из вас, родившись, как я, принцем, и как я, лишившись свободы - не стал бы молить о жизни, когда б к нему пришли такие же, как вы, убийцы?- Друг мой, в твоих глазах я замечаю что-то похожее на сострадание - о, если твои глаза не обманывают, прими мою сторону, моля за меня, как молил бы, еслиб находился в моем положении! Какой же нищий не сжалится над принцем, когда он нищит?

2 УБ. Берегитесь, лорд.

1 УБ. (Пронзая его.) Вот же тебе! вот и еще! а если и этого мало еще, так я утоплю тебя в мальвазии. (Выносит труп.)

2 УБ. Кровавое, зверское дело! О, как охотно омыл бы я руки, подобно Пилату, от этого жестокого, безчеловечного убийства!

1 Убийца возвращается.

1 УБ. Что жь это значит, что ты не помогаешь мне? клянусь, герцог узнает о твоей нерадивости.

2 УБ. Лучше еслиб ему пришлось узнать, что я спас его брата. Возьми ты себе награду, и скажи ему что сказал я; я каюсь в убийстве герцога. (Уходит.)

1 УБ. А я нисколько; убирайся, трус! - Труп-то надо, однакожь, пока герцог не прикажет похоронить его, куда-нибудь припрятать. Получу награду - скроюсь и сам; что мне здесь делать, когда все откроется.

ДЕЙСТВИЕ II.

СЦЕНА 1.

Там же. Комната во дворце.

Входят Король Эдуард, больной, поддерживаемый прислужниками; Королева Елизавета, Дорзет, Риверс, Гастингс, Бокингэм, Грей и другие.

К. ЭД. Наконец удалось таки мне доброе это дело.- Храните, перы, дружественный союз этот. Каждый день жду я, что вот явятся посол от моего Искупителя для искупления меня отсюда; зная, что все, кого любил я, примирены, душа моя оставят тело покойнее. Риверс и Гастингс, подайте друг другу руки; ни затаивайте ненависти, клянитесь любить друг друга.

РИВЕР. Клянусь небом, душа моя очистилась от враждебной ненависти; этим пожатием скрепляю я союз любви непритворной.

ГАСТ. Моим спасением клянусь в том же.

К. ЭД. Смотрите, не обманывайте короля вашего, чтобы всемогущий царь царей не наказал вас за притворство, погубив друг другом.

ГАСТ. Да погибну я, если любовь моя не искренна.

РИВЕР. И я, если не люблю Гастингса от всей души.

К. ЭД. Королева, просьба эта относится также и к тебе, и к тебе, сын Дорзет, и к вам, Бокингэм; вы все враждовали друг против друга. Жена, люби лорда Гастингса, дозволь ему поцеловать твою руку; примирись с ним искренно, без всякого притворства.

К. ЕЛ. Вот рука моя, Гастингс - клянусь и собственным своим счастием и счастием всех коих, навсегда забываю я прежнюю вражду нашу.

К. ЭД. Дорзет, обними его; - Гастингс, люби маркиза.

ДОРЗ. (Обнимая Гастингса). Клянусь никогда не изменять этому обмену любви.

ГАСТ. Точно в том же клянусь и я.

К. ЭД. Благородный Бокингэм, запечатлей и ты союз этот, прижав к груди родственников жены моей; осчастливьте меня вашим согласием.

БОКИН. (Обращаясь к королеве). Если Бокингэм когда-нибудь возненавидит ваше величество, изменит долгу любви к вам и ко всем вашим, да накажет его Господь ненавистью тех, которых любовь для него дороже всего; и лучший из друзей его, когда друг будет ему всего нужнее, да окажется подлейшим, гнуснейшим, отвратительнейшим изменником. Так да накажет меня Господь, если когда-нибудь охладеет любовь моя к вам и к вашим! (Обнимает Риверса и прочих.)

К. ЭД. Благородный Бокингэм, клятва твоя - отрадный бальзам для моего больного сердца. Теперь недостает годы ко брата Глостера, чтоб увенчать это благодатное примирение.

БОКИН. Да вот и благородный герцог.

Входит Глостер.

ГЛОСТ. Доброго утра и всякого счастия моему королю, и вам, королева, и вам, благородные перы.

К. ЭД. Мы и так необыкновенно нынче счастливы. Мы сделали доброе дело, Глостер; обратили ненависть в любовь, примирили наших, так жестоко враждовавших перов.

ГЛОСТ. Благодатное это дело, мой повелитель. Я сам - если в этом благородном собрании есть кто-нибудь, по лживым наветам, по несправедливому подозрению, почитающий меня врагом своим, или даже и действительно как-нибудь, неумышленно, в припадке бешенства, оскорбленный много, - я сам, душевно желал бы примириться с ним. Вражда - смерть для меня; я ненавижу ее, жажду любви всех добрых. И потому прошу об этом во первых вас, королева, и любовь вашу я заслужу моей искреннею преданностью; вас, мой благородный брат Бокингэм, если между нами существовала хоть малейшая неприязненность; вас, лорды Риверс и Дорзет, так несправедливо меня ненавидевших; вас, лорды Вудвиль и Скэльз (Стих: Of уоu, lord Woodville, and lord Seales of you; - в прежних изданиях пропущен.); вас, герцоги, графы, лорды, джентльмены - всех, решительно всех. Во всей Англии, я не знаю человека, к которому в моем сердце было бы хоть на волосок более неприязненности, чем к ребенку, который вчера только родился; и я благодарю Всевышнего за мое смирение.

К. ЕЛ. Да будет этот день навсегда днем празднества, и да кончатся им все раздоры. Возврати же, мой повелитель, твою милость к брату Кларенсу.

ГЛОСТ. Как, королева? неужели я предложил мою любовь для того, чтоб надо мной издевались даже в этом царственном собрании? Кто же не знает, что благородный герцог умер? (Все изумляются.) Безбожно смеяться над трупом его.

К. ЭД. Кто же не знает, что он умер! кто же знает, что он умер?

К. ЕЛ. О, Боже всевидящий, как ужасен мир этот! ,

БОКИН. Лорд Дорзет, неужели и я так же бледен, как все?

ДОРЗ. Так же, добрый лорд; нет здесь лица, с которого не сбежала бы краска.

К. ЭД. Кларенс умер? но я отменил мое повеление.

ГЛОСТ. Бедный умер по вашему первому повелению, отправленному с крылатым Меркурием; со вторым же тащился, вероятно, какой-нибудь калека, и притащился на погребение. Дай Бог, чтоб другие менее благородные, менее верные, ближайшие по кровожадности, а не по крови - не заслуживали еще худшего, чем бедный Кларенс, хоть и не возбуждают теперь никакого подозрения.

Входить Стэнли.

СТЭНЛ. Милости, государь, милости за всю мою службу! (Становится на колени.)

К. ЭД. Прошу, оставь меня в покое! сердце мое полно скорби.

СТЭНЛ. Не встану, пока не выслушаете меня.

К. ЭД. Так говори жь скорей в чем просьба твоя.

СТЭНЛ. Молю простить, даровать жизнь моему служителю, сейчас убившему одного буйного джентльмена из свиты герцога Норфольк.

К. ЭД. Мой язык произнес смерть моему брату, и этот же язык произнесет прощение рабу? Мой брат никого не убил, его преступление было мысленное, и он казнен жестокой смертью. Просил ли кто за него? склонил ли колена передо мной, разъяренным, умоляя одуматься? Говорил ли кто о братстве, о любви? намекнул ли, что бедный отрекся от могущественного Варвика и сражался за меня? напомнил ли, как при Тьюксбери, когда Оксфорд поверг меня на землю, он выручил меня, воскликнув: "живи брат и будь королем"? Припомнил ли мне кто, как он - когда мы оба лежали на поле полузамерзшие - укрывал меня своей одеждой, подвергал себя, полуобнаженного, оцепеняющему холоду ночи? Скотское бешенство вырвало все это из моей бессовестной памяти, и никто из вас не был так добр, чтоб все это напомнить мне. Пьяный конюх, ничтожный служитель ваш сделал убийство, уничтожил подобие Господа, и вы, на коленях, молите о прощении; и я должен исполнить неправедную вашу просьбу. За брата же моего никто не хотел говорить - ни даже я сам, неблагодарный, не замолвил ни слова за него, беднаго! При жизни своей он обязывал даже я надменнейшего из вас, и ни один из вас на вступился за жизнь его! - О, Господи, боюсь, твое правосудие накажет за это и меня и вас, и моих я ваших! - Пойдем, Гастингс, проводи меня в мой кабинет.- О, бедный, бедный, Кларенс! (Уходит; за ним Королева, Риверс, Дорзет и Грей.)

ГЛОСТ. Вот плоды опрометчивости.- Видели, как побледнели преступные родственники королевы, когда услышали о смерти Клареиса? Ведь они-то постоянно и возстановляли короля против него. Господь накажет их. Пойдемте, лорды; постараемся успокоить Эдуарда.

БОКИН. Идемте, лорд.

СЦЕНА 2.

Там же.

Входят Герцогиня Иорк с Сыном и Дочерью Кларенса.

СЫН. Скажи, бабушка, умер папенька?

ГЕРЦ. Нет, дитя мое.

ДОЧЬ. Зачем же ты все плачешь, бьешь себя в грудь, кричишь: "О, Кларенс, несчастный сын мой!".

СЫН. Зачем же качаешь головой, когда глядишь на нас? называешь сиротами, бедными, беспомощными - если папенька жив?

ГЕРЦ. Милые дети, вы ошибаетесь; болезнь короля заставляет меня плакать, боязнь потерять его сокрушает меня, а не смерть вашего отца. Скорбь об утраченном бесполезна.

СЫН. Вот ты, бабушка, и проговорилась что он умер. Это все дядя-король наделал. Бог накажет его за это, и я буду молить Бога, чтоб он наказал его.

ДОЧЬ. И я.

ГЕРЦ. Перестаньте, перестаньте, дети! король любит вас. Вы так еще просты и невинны, что никак не можете догадаться, кто виновник смерти вашего отца.

СЫН. Нет, бабушка, можем; добрый дядя Глостер, говорил мне, что королева научила короля посадить папеньку в тюрьму. И когда он говорил это - он плакал и жалел обо мне, и целовал меня, просил меня надеяться на него, как на папеньку; говорил, что будет любить меня, как своего сына.

ГЕРЦ. И коварство может принимать такую прекрасную наружность, прикрывать свою гнусность маской добродетели? Он сын мой, и позор мой; но не из моей груди высосал он это коварство.

СЫН. Так ты, бабушка, думаешь, что дядя притворяется?

ГЕРЦ. Да, дитя мое.

СЫН. Не может быть.- Слышишь, какой шум?

Вбегает Королева Елизавета в отчаянии. За ней Риверс и Дорзет.

К. ЕЛ. О, кто же теперь осмелится сказать мне, чтоб я не плакала, не стенала, не проклинала моей участи, не мучила себя? Соединюсь против души моей с черным отчаянием, сделаюсь врагом самой себе!

ГЕРЦ. К чему эта сцена непристойной горячности?

К. ЕЛ. Для целаго действия трагического горя. Эдуард, супруг мой, твой сын, наш король - умер! Зачем же зеленеют ветви, когда корень пропал? что жь не вянут листья, лишенные сока? - Хотите жить - стенайте; хотите умереть - не медлите жь, чтоб ваши быстрокрылые души могли догнать душу короля, могли следовать за ней, как покорные подданные в её новое царство - в царство вечного света (В прежних изданиях: of ту'erchanging night... По Колльеру: of ne'erchanging light...).

ГЕРЦ. Ах! и в твоей скорби я такая же дольщица, какой была в правах на твоего благородного мужа. Оплакав смерть достойного супруга, я жила только созерцанием его подобий; и вот, два зеркала его царственнного образа разбиты злобной смертью, и в утешение мне осталось только одно лживое и оно терзает меня, потому что вижу в нем позор мой. Ты вдова, но вместе с тем и мать, у тебя есть еще утешение в детях; а я - смерть вырвала и супруга из моих объятий, вырвала из слабых рук и оба костыля: и Кларенса, и Эдуарда. О, твоя скорбь, только половина моей; я имею причину плакать более тебя, заглушать твои стенания своими.

СЫН. Ты, тётя, не плакала о смерти папеньки, и мы не поможем тебе нашими слезами.

ДОЧЬ. Ты не стенала о нашем сиротском несчастии, не оплачем и мы твоего вдовьяго горя.

К. ЕЛ. На плачь и стоны не нужно мне помощников; я не так бесплодна, чтоб не могла разродиться стенаниями. Все источники возвращают воды свои к моим глазам; управляемая дождливым месяцем, я могу затопить целый мир реками слез о моем супруге, о моем безценном Эдуарде!

ДЕТИ. О нашем отце, нашем безценном Кларенсе!

ГЕРЦ. И о том и о другом! они оба дети мои - и Эдуард, и Кларенс.

К. ЕЛ. Кто жь, кроме Эдуарда, был мне опорой? и я лишилась его!

ДЕТИ. Кто жь, кроме Кларенса, был нам опорой? и мы лишились его!

ГЕРЦ. Кто жь, кроме их, был мне опорой? и я лишилась их!

К. ЕЛ. Никогда вдова не испытывала потери ужаснее!

ДЕТИ. Никогда сироты не испытывали потери ужаснее!

ГЕРЦ. Никогда мать не испытывала потери ужаснее! Увы! я мать всех этих скорбей. Их скорби частные, моя - общая. Она рыдает об Эдуарде, и я также; я рыдаю о Кларенсе, она - нет; малютки эти рыдают о Кларенсе, и я также; и рыдаю об Эдуарде, они - нет! - О, вы плачьте все ваши слезы о мне, трижды несчастной; я кормилица вашей грусти, я утолю ее моими стенаниями.

ДОРЗ. Успокойтесь, любезная матушка! вы гневите Господа, возставая с таким ожесточением против его предопределения. И в обыкновенных мирских делах неохотное, ропотное возвращение займа тому, кто обязал нас им с радушной готовностью - называется неблагодарностью; еще неблагодарнее возставать против неба, за то, что оно потребовало назад царственный заем, которым ссудило вас.

РИВЕР. Вспомните, королева, как заботливая мать, о молодом принце, вашем сыне; пошлите сейчас же за ним, и пусть коронуют его. В нем живет для вас утешение. Схороните отчаянную скорбь в могилу усопшего Эдуарда, и возведите вашу радость на трон живаго.

Входят Глостер, Бокингэм, Стэнли, Гастингс, Рэтклиф и другие.

ГЛОСТ. Успокойся, сестра, мы все имеем причину оплакивать затмение светлой звезды нашей; но стенаниями никто не излечивал еще скорби своей.- Ах, извините, матушка, я и не заметил вашего величества. Смиренно, на коленях, прошу вашего благословения. (Становится на колени.)

ГЕРЦ. Господь да благословит тебя, и да вдохнет в грудь твою кротость, любовь, милосердие, покорность и верность долгу.

ГЛОСТ. Аминь. (Про себя.) Странно, что её высочество, опустила: "и да дарует смерть в преклонных летах" - самое обыкновенное заключение всех материнских благословений.

БОКИН. Глубоко огорченные принцы и перы, одно и тоже горе отяжелело над всеми нами, утешим же друг друга взаимной любовью. Смерть короля уничтожила нашу жатву; но в его сыне зреет для нас другая. Так еще недавно сложенный, соединенный и перевязанный перелом застарелой ненависти ваших страшно враждовавших сердец, вы должны беречь, щадить, заращивать теперь более, чем когда-нибудь. Для этого, я думаю, всего лучше взять, нисколько не откладывая, юного короля из Людлова и перевезти сюда, в Лондон, с небольшой свитой для коронования.

РИВЕР. Зачем же с небольшой, лорд Бокингэм?

БОКИН. За тем, лорд, чтоб многочисленной не разбередить только что залеченную рану вражды - что так опасно, потому что государство юно еще и не устроено, что в нем каждый конь сам управляет своими вожжами, может бежать куда угодно. Я полагаю необходимым устранить и всякое опасение зла точно так же, как самое зло.

ГЛОСТ. Но ведь король примирил нас всех; я, по крайней мере, мирился и искренно и навсегда.

РИВЕР. Точно так и я, надеюсь и все; но так как союз этот, в самом деле, слишком еще юн - зачем же подвергать его даже и кажущейся опасности разрыва, очень возможного при многочисленной свите. Поэтому и я, согласно с благородным Бокингэмом, полагаю лучшим отправить за принцем немногих.

ГАСТ. Это и мое мнение.

ГЛОСТ. Если так, я согласен; пойдемте же, назначим кто должен ехать в Людлов. Королева и вы, матушка, верно не откажетесь подать ваше мнение в этом важном деле? (Все уходят, кроме Бокингэма и Глостера.)

БОКИН. Кто бы ни поехал за принцем, мы, лорд, все-таки не останемся дома. Дорогой я непременно найду случай удалить от принца надменных родственников королевы, и это будет первым приступом к тому, о чем недавно с вами разговаривал.

ГЛОСТ. Вы мое другое Я, мой совет, мой оракул, мой пророк! Любезный брат, я, как дитя, подчиняюсь вашему руководству.- Да, в Людлов, мы здесь не останемся.

СЦЕНА 3.

Там же. Улица.

Два Гражданина встречаются.

1 гр. Здравствуй, сосед! Куда так поспешно?

2 гр. Да и сам не знаю. Слышал новость?

1 гр. О смерти короля? слышал.

2 гр. Гадкая новость, клянусь Богоматерью. Хорошие и без того так редки; боюсь, все пойдет теперь вверх дном.

Входит Третий Гражданин.

3 гр. Бог в помощь, соседи!

1 гр. Доброго утра, сэр.

3 гр. Что, подтвердилась новость о смерти короля?

2 гр. Вполне; помоги нам Господи!

3 гр. Быть бедам.

1 гр. Отчего же? - место его займет, Божиею милостию, сын его.

3 гр. Горе стране управляемой ребенком.

2 гр. Почему жь не надеяться на хорошее управление и совета во время его малолетства, и его самого, когда достигнет совершеннолетия?

1 гр. Точно в таком же положении было государство и в то время, когда Генрих шестой, по девятому месяцу, короновался в Париже.

3 гр. Нет, друзья. Бог свидетель, совсем не в таком; тогда наше государство было богато славными и мудрыми советниками, тогда у короля было несколько добродетельных дядей.

1 гр. Что жь, и у этого их несколько, и с отцовской и с материнской стороны.

3 гр. Лучше, еслиб все они были с отцовской, или с отцовской не было ни одного; соперничеством, кому быть ближе к королю, они непременно заденут, и нас, если только Господь не предотвратит этого. Герцог Глостерь очень опасен; сыновья и братья королевы горды, высокомерны; управляйся они, а не управляй сами - наше хворое государство как раз возвратило бы свое прежнее здоровье.

1 гр. Полно, полно; ты все видишь в черном; все пойдет как нельзя лучше.

3 гр. Когда небо заволакивается тучами - умный человек надевает плащ; начали падать большие листья - зима близао; садится солнце - всякой ждет ночи. Безвременье предвещает дороговизну. Может-быть и в самом деле все еще уладится; но в таком случае Господь милостивее к нам, чем я ожидал и чем мы заслуживаем.

2 гр. В самом деле, все чего-то боятся; вы не встретите человека, лице которого не выражало бы какой-то тоски, какого-то опасения.

3 гр. Так всегда бывает перед переворотами. Человек инстинктивно предчувствует наступающую опасность; так и воды сами собой вздымаются перед грозной бурей. Но предоставим все по Богу. Куда вы?

2 гр. Нас требовали к судье.

3 гр. И меня также; пойдемте вместе.

(Уходят.)

СЦЕНА 4.

Там же. Комната во дворце.

Входят Архиепископ Иоркский, Малолетный Герцог Иоркский, Королева Елизавета и Герцогиня Иоркская.

АРХИЕ. Прошедшую ночь, я слышал, они провели в Стони-Стратфорде, а нынешнюю проведут в Норсамптоне; завтра или после-завтра они будут здесь.

ГЕРЦ. Мне так хочется видеть принца. Я думаю, он много вырос с тех пор, как я его в последний раз видела?

К. ЭД. Нет; говорят, мой сын Иорк перерос его.

ИОРК. А мне бы не хотелось этого, маменька.

ГЕРЦ. Отчего жь, мой милый? рости ведь хорошо.

ИОРК. Да вот, видишь ли, бабушка, как-то раз, за ужином, дядя Риверс заметил что я переростаю моего брата, а дядя Глостер тут же и сказал: "хорошая трава не высока, а дурная ростет высоко". С этих пор мне ужь совсем не хочется рости; ведь хорошие цветки ростут тихо, а дурная трава поднимается скоро.

ГЕРЦ. Не оправдалась, однакож, эта пословица на том, кто сказал ее. В детстве он был так мал, рос так туго, так медленно, что будь она справедлива, он был бы добрейшим из смертных.

АРХИЕ. Да ведь он и добр, герцогиня.

ГЕРЦ. Может-быть; позвольте, однакожь, матери немного усомниться.

ИОРК. Еслиб я тогда вспомнил, я сказал бы дяде на счет его роста получше, чем он на счет моего.

ГЕРЦ. Что жь такое?

ИОРК. Говорят, что дядинька рос так скоро, что ужь через два часа после рождения мог грызть корки; у меня же первый зуб показался только через два года. Ведь это, бабушка, гораздо смешнее?

ГЕРЦ. Кто жь сказал тебе это, милое дитя мое?

ИОРК. Его кормилица.

ГЕРЦ. Его кормилица? да она умерла прежде, чем ты родился.

ИОРК. Ну, если не она, так я не знаю кто сказал мне.

К. ЕЛ. Ты слишком дерзок, шалун.

APХIE. Не сердитесь на ребенка, королева.

К. ЕЛ. И стены имеют уши (В подлиннике pitchers - кувшины.).

Входит Гонец.

APХIE. Вот гонец; что новаго?

ГОНЕЦ. Ничего хорошаго.

К. ЕЛ. Что принц?

ГОНЕЦ. Здоров, ваше величество.

ГЕРЦ. Высказывай же вести свои.

гонец. Лорд Риверс, лорд Грей, и сэр Томас Вогэн арестованы и отправлены в Помфрет.

ГЕРЦ. Кто же арестовал их?

ГОНЕЦ. Могущественные герцоги Глостер и Бокингэм.

К. ЕЛ. За что?

ГОНЕЦ. Ваше величество, я сказал все, что знаю. Зачем и за что арестовали их, мне совершенно неизвестно.

К. ЕЛ. О, горе мне! я вижу гибель моего рода. Тигр овладел бедной ланью; наглое самовластие напирает уже на невинный, беззащитный трон. Милости просим, опустошение, кровь, убийства! Как на картине, вижу я конец всего.

ГЕРЦ. Проклятое, гибельное время, междуусобий, сколько черных дней твоих разразилось уже надо мною! Мой муж лишился жизни, домогаясь короны: сколько раз сыновья то возвышались, то падали, то радовали победами, то крушили потерями; наконец восторжествовали, враги уничтожены, и вот - начались войны между победителями, возстали брат на брата, кровь на кровь.- О, безумное, бессмысленное насилие (В прежних изданиях: And frantic courage... По Колльеру: And frantic outrage...), кончи же проклятое свое беснование, или умертви и меня, чтоб я не видала более смерти!

К. ЕЛ. Пойдем, пойдем, сын мой; скроемся в святилище. Прощайте, герцогиня.

ГЕРЦ. Постойте, и я с вами.

К. ЕЛ. Зачем же? вам можно остаться.

АРХиЕ. Скорей, королева; возьмите с собой и все ваши сокровища, все ваше достояние. Я, с своей стороны, передаю вам вверенную мне печать, и дай мне Боже такого же счастья, какого я желаю вам и всем вашим. Идемте; я провожу вас.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ III.

СЦЕНА I.

Там же. Улица

Трубы. Входят Принц Вэльсский, Глостер, Бокингэм, Кардинал Борчер и другие.

БОКИН. Принц, приветствую вас в Лондоне, в вашей палате (В древности Лондон назывался королевской палатой - Camera regis.).

ГЛОСТ. Приветствую вас, любезный племянник, властелин всех моих помышлений! Вы что-то печальны - вероятно от трудностей дороги?

ПРИНЦ. Нет, дядя, не от дороги, а от неприятностей, которые сделали ее скучной, утомительной, тягостной. Здесь должны бы приветствовать меня еще другие дяди.

ГЛОСТ. Любезный принц, ничем не помраченные еще чистота и невинность вашего возраста лишают вас возможности понять всю лживость этого мира. От того и о человеке судите вы только по внешности, которая, Бог видит, редко, или даже и никогда не соответствует сердцу. Дяди, которых вам недостает здесь, были для вас опасны; ваше высочество слушали только сладкие их речи, никак не замечая яда, который они скрывали в сердцах своих. Да сохранит, вас Бог и от них, и от всякого лживого друга.

ПРИНЦ. Да сохранит меня Бог от лживых друзей; но они-то не были лживы.

ГЛОСТ. Принц, мер Лондона спешит сюда приветствовать ваше высочество.

Входить Лорд-мер со свитой.

МЕР. Всевышний да благословит и да дарует много, много счастливых дней вашему высочеству!

ПРИНЦ. Благодарю, добрый лорд; благодарю и вас всех. (Мер удаляется с своей свитой.) Я думал, что маменька и брат Иорк встретят меня еще на дороге. Что это как Гастингс медленн; как до сих пор не узнать, приедет она к нам, или нет?

Входит Гастингс.

БОКИН. Да вот и он, весь в поту.

ПРИНЦ. Здравствуйте лорд. Что жь, приедет маменька?

ГАСТ. Королева, ваша родительница, Бог знает почему, удалилась с вашим братом Иорком в святилище. Принцу очень хотелось отправиться к вам вместе со мной, но королева удержала его силой.

БОКИН. Что за непростительный каприз! Лорд кардинал, не угодно ли вам будет убедить королеву, чтоб она сейчас же отпустила герцога Иоркского к его царственному брату. Если же она не согласится - лорд Гастингс, ступайте с ним, и вырвите его силой из её ревнивых рук.

КАРД. Лорд Бокингэм, если мое слабое красноречие может вымолить герцога Иоркского у его матери - он будет здесь; но если она не тронется просьбами - Боже нас избави нарушить священные права святилища! ни за все это государство не соглашусь я быть причастным такому страшному греху.

БОКИН. Вы слишком ужь точны и опасливы, лорд (В прежних изданиях: You are to senselesse-obstinate... По Колльеру: You are to strict and abstinent...), слишком ужь слепо придерживаетесь старых обычаев и преданий. Сообразите только невинный возраст герцога (В прежних изданиях: with tbe grossness of this age... По Колльеру: with the goodnest of his age...), и вы поймете, что взятием его нисколько не нарушаете прав святилища. Для того, кто по делам своим нуждается в нем, кто ищет под его кровом защиты, оно остается в полной силе. Герцог же не нуждается и не ищет в нем никакой защиты; для него оно, по моему мнению, и не святилище, и взяв его оттуда, вы не нарушаете никакого права, никакой привилегии. Что мужи скрывались в святилища слыхал я часто; про детей - никогда.

КАРД. На этот раз вы убедили меня. Лорд Гастингс, угодно вам отправиться со мной?

ГАСТ. Идемте, лорд.

ПРИНЦ. Пожалуйста поторопитесь добрые лорды. (Кардинал и Гастингс уходят.) Скажи, дядя Глостер, когда придет брат, где же мы будем жить до коронации?

ГЛОСТ. Где будет угодно вашему высочеству. Впрочем, день или два я посоветовал бы отдохнуть в Товере; а там, где найдете лучшим и приятнейшим.

ПРИНЦ. Товер для меня хуже всякого другаго места. Ведь его построил, кажется, Юлий Цезарь?

ГЛОСТ. Только начал; построивали последующие века.

ПРИНЦ. И это известно по летописям, или только по преданию?

БОКИН. По летописям.

ПРИНЦ. А что, лорд, еслиб летописи умолчали об этом, я думаю истина все-таки перешла бы из века в век, передавалась бы из уст в уста, до последнего судного дня.

ГЛОСТ. (Про себя.) Ранние умники, говорят, недолговечны.

ПРИЦ. Что ты говоришь, дядя?

ГЛОСТ. Говорю, что слава и без письмен долговечна. (Про себя.) Вот и я, как Порок в старых представлениях, отыгрываюсь двусмысленностями (Порок в старых представлениях (morallites) было шутливое лице, забавлявшее зрителей каламбурами и двусмысленностями. В этих представлениях выводились часто Корыстолюбие, Сластолюбие, Подлость, Пронырство, Тщеславие и т. д.).

ПРИНЦ. Юлий Цезарь был великой человек. То, что внушали его доблести уму - ум его писал, давая новую жизнь, его доблестям. И смерть не завоевала этого завоевателя; он и теперь живет, если не жизнью, там славой. Знаете ли, что я скажу вам, лорд Бокингем?

БОКИН. Что, принц?

ПРИНЦ. Если я доживу до того, что сделаюсь мужем, я возвращу все нами прежния завоевания во Франции, или умру воином, как жил королем.

ГЛОСТ. (Про себя). Ранния весны всегда укорачивают лето.

Входят Иорк, Гастингс и Кардинал.

БОКИН. Вот и герцог Иорк.

ПРИНЦ. Как поживает Ричард Иоркский, милый брат наш?

ИОРК. Хорошо, августейший повелитель; ведь так должен я теперь называть тебя?

ПРИНЦ. Да, брат, к немалому как нашему, так и твоему горю. Слишком недавно умер тот, кому следовало бы еще носить это титло, утратившее с его смертью так много своего величия.

ГЛОСТ. Как здоровье, нашего племянника, благородного лорда Иорк?

ИОРК. Благодарю, добрый дядя.- Да! ты как-то говорил, что дурная трава ростет скоро; посмотри же как перерос меня принц, брат мой.

ГЛОСТ. Действительно.

ИОРК. Стало, он никуда не годится?

ГЛОСТ. О, нет, любезный племянник, этого я никак не могу сказать.

ИОРК. Так он обязан тебе более, чем я.

ГЛОСТ. Он может разполагать мною, как государь мой; ты же имеешь на меня права, как родственник.

ИОРК. Сделай милость, дядя, дай мне этот кинжал.

ГЛОСТ. Мой кинжал? изволь.

ПРИНЦ. Ты нищишь, брат.

ИОРК. Только у моего доброго дядя; ведь я знаю, что он не откажет мне, не пожалеет для меня такой безделицы.

ГЛОСТ. Не отказал бы и в большем.

ИОРК. И в большем? стало, подаришь мне и меч?

ГЛОСТ. Еслиб он был поменьше.

ИОРК. Вот и вижу, что ты щедр только на маленькие подарки; попроси что-нибудь поменьше, и ты тотчас откажешь.

ГЛОСТ. Он слишком тяжел для тебя.

ИОРК. О, я справился бы с ним, если б он был и еще тяжеле.

ГЛОСТ. Так моему маленькому лорду хотелось бы иметь мое оружие?

ИОРК. Хотелось бы, чтоб мог отблагодарить тебе так же, как ты понял меня.

ГЛОСТ. Как же?

ИОРК. Маленьким.

ПРИНЦ. Лорд Иорк всегда договорится до вздора; но вздоры его, добрый дядя наш умел всегда переносить снисходительно.

ИОРК. Ты хотел сказать носить, а не переносить. Дядя, брат смеется и надо мной и над тобой; потому что я не больше обезьяны, так он и думает, что ты должен носить меня на спине своей.

БОКИН. Как колко острит он; как ловко смеется над самим собой, чтоб несколько смягчить свои насмешки над дядей. Так молод, и так хитер - удивительно!

ГЛОСТ. Не угодно ли вашему высочеству продолжать путь ваш. Мы же с добрым братом Бокингамом отправимся, между тем, к вашей родительнице, просить ее, чтоб она посетила вас в Товере.

ИОРК. Как! вы идете в Товер, лорды?

ПРИНЦ. Лорд протектор требует этого непременно.

ИОРК. Я не усну покойно в Товере.

ГЛОСТ. Почему жь, чего жь бояться?

ИОРК. Чего? гневной тени дяди Кларенса. Бабушка сказывала мне, что его убили в Товере.

ПРИНЦ. Я не боюсь мертвых дядей.

ГЛОСТ. Надеюсь и живых?

ПРИНЦ. И если они живы, надеюсь, мне нечего бояться. Однакожь идемте, лорды; вспоминая о них, с грустью в сердце, иду я в Товер. (Принц, Иорк, Гастингс, Кардинал и свита уходят.)

БОКИН. Как вы думаете, лорд, ведь все эти насмешки, которыми так немилосердо осыпал вас этот маленькой болтун, уроки его хитрой матери?

ГЛОСТ. Без сомнения. О, это преопасный мальчишка! смел, умен, остер, хитер - весь в матушку, от головы до пяток.

БОКИН. Оставим их.- Подойди, любезный Кэтзби. Ты поклялся исполнить все, что бы мы ни замыслили, так же верно, как и хранить в тайне все, что бы и сообщили тебе. Дорогой, мы объяснили уже тебе побудительные причины. Как ты думаешь, можно склонить Вильяма лорда Гастингса на нашу сторену, касательно возведения этого благородного герцога на престол Англия?

КЭТЗБ. Из любви к покойному королю, он не согласися ни на что протминое выгодам его сына.

БОКИН. Ну, а Стэнли? не подастся ли он?

КЭТЗБ. Он ни в чем не отстанет от Гастмигса.

БОКИН. Так ограяичимся вот чем: ступай, любезный Кэтзби, к лорду Гастингсу, скажи ему, чтоб он прибыл завтра в Товер на совещание о коронации, и при этом намекни ему, так издали, о нашем намерении. Заметишь, что он хоть несколько расположен к нам - ободри его, объясни причины; будет холоден, ледян, обнаружит даже негодование - ты точно так же; кончи разговор и, сейчас же, дай нам знать о всем, потому что завтра у нас будет еще другой совет, в котором и ты не останешься без дела.

ГЛОСТ. Кэтзби, ты поклонишься от меня лорду Вильяму и скажешь ему, что завтра в Помфрете пустят кровь старым, заклятым врагам его; пусть мой друг, на радости от такой вести, подарит мистрис Шор хоть одним лишним поцелуем.

БОКИН. Надеюсь, любезный Кэтзби, что ты исполнишь это поруцение с должной осмотрительностью.

КЭТЗБ. Со всевозможной, благородные лорды.

ГЛОСТ. Увидим тебя прежде, чем ляжем спать?

КЭТЗБ. Увидите, лорд.

ГЛОСТ. Ты найдешь нас обоих в Кросби. (Кэтзби уходит.)

БОКИН. Что жь нам делать, любезный лорд, если уверимся, что лорд Гастингс не примет нашей стороны?

ГЛОСТ. Снесем ему голову; что-нибудь да сделаем во всяком случае.- Буду королем, графство Гирьфордское и все движимое короля, моего брата - твое.

БОКИН. Я сошлюсь тогда на слово вашего высочества.

ГЛОСТ. И я сдержу его. Пойдем, поужинаем пораньше, чтоб переварить наши замыслы хорошенько.

СЦЕНА 2,

Перед домом лорда Гасгингса.

Входить Гонец.

ГОНЕЦ. (Стучит в дверь) Лорд! лорд!

ГАСТ. (За сценой). Кто там стучится?

ГОНЕЦ. Посланный от лорда Стэнли.

ГАСТ. (За сценой). Который час?

ГОНЕЦ. Скоро четыре.

Входит Гастингс.

ГАСТ. Не спится, верно, твоему господину в эти длинные ночи?

ГОНЕЦ. Судя на тому, что мне поручено сказать вам, кажется что так. Во первых он кланяется вашей милости.

ГАСТ. А за тем?

ГОНЕЦ. А за тем, он велел сказать вам, что нынче ночью ему приснилос, будто вепрь сорвал с него шлем. Кроме того, он говорит, что завтра будет не один; а два совета, и что в одном могут решить то, что в другом легко может огорчить и вас и его. Потому он поручил мне узнать: не угодно ли вам, не теряя времени, сесть на коня и отправиться вместе с ним на север, чтоб избежать опасности, которую предчувствует.

ГАСТ. Воротись к своему лорду и скажи, чтоб он не боялся двойного совета, потому что в одном будем мы оба, а в другом мой добрый друг Кэтзби, и что все, что бы ни задумали против нас в последнем, будет передано мне тотчас же. Скажи ему, что его опасения не имеют никакого основания. Что же касается до сновидения - удивляюсь, как можно быть так безразсудну, чтоб давать какое-нибудь значение проказам беспокойного сна. Бежать вепря, когда от и не думает броситься на нас - надоумить его, чтоб он бросился; показать ему добычу там, где он совсем и не предполагал ея. Ступай, попроси своего господина ко мне; мы вместе отправимся в Товер, и он увидим, что вверь примет нас очень ласково.

ГОНЕЦ. Передам ему все. (Уходит.)

Входит Кэтзби.

КЭТЗБ. Доброго утра, благородный лорд!

ГАСТ. А, здравствуйте, Кэтзби! раненько поднялись вы нынче. Что нового в нашем шатком королевстве?

КЭТЗБ. Да, в самом деле, лорд, в нем все идет как-то кругом; я думал; я думаю, что ему и не установиться, пока венец правления не очутится на голове Ричарда.

ГАСТ. Как, венец правления? то есть корона?

КЭТЗБ. Да, мой лорд.

ГАСТ. Пусть снесут мне голову с плеч прежде, чем увижу такое беззаконное перемещение короны! Но неужели вы, .в самом деле, полагаете, что он метит на нее?

КЭТЗБ. Никакого нет сомнения, надеется и вас склонить на свою сторону, и потому просил меня сообщить вам, что враги ваши, родственники королевы, нынче же умрут в Помфрете.

ГАСТ. Я, конечно, не огорчусь этой новостью, потому что они всегда были врагами мне; но, чтоб я подал голос в пользу Ричарда, согласился обезнаследить настоящего наследника моего бывшего господина - никогда, хотя бы это стоило мне и жизни!

КЭТЗБ. Дай Бог, чтоб вы всегда были верны такому благородному образу мыслей.

ГАСТ. Но и через год я вспомнил с удовольствием, что видел гибель людей, которые навлекли на меня немилость моего государя. Да, Кэтзби, прежде, чем я постарею какими-нибудь двумя неделями, я отправлю и еще нескольких, которые теперь и же предчувствуют ничего такого.

КЭТЗБ. Скверно, однакожь, добрый лорд, умереть не приготовившись, совсем не думав о смерти.

Уильям Шекспир - Король Ричард Третий. 1 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Король Ричард Третий. 2 часть.
ГАСТ. Да, гадко, гадко! и так умрут Риверс, Вогэн и Грей; так умрут и ...

Макбет (Macbeth). 1 часть.
Перевод П. А. Каншина ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА: Донкен, король шотландский. Ма...