Уильям Шекспир
«Зимняя сказка (The Winter's Tale). 4 часть.»

"Зимняя сказка (The Winter's Tale). 4 часть."

Хотят, как преступленье, Гермионе.

Дион.

Вот эта резкость именно поможет

Все дело разъяснить скорей и кончить,

Когда узнают то, что под печатью

Великий жрец от взоров наших скрыл -

Слова оракула; они откроют

Нам очень много новаго. Живее,

Других коней, на счастливый конец.

(Уходят.)

СЦЕНА II.

Зал суда.

Леонт, Придворные и Судьи сидят на местах.

Леонт.

Нас настоящий суд (признаться должен)

Глубоко за сердце хватает, так как

Виновная, дочь короля, супруга

Моя, любима мной была глубоко.

Свободны мы от всякого упрека

В тиранстве, так как суд публичный этот

Пойдет законным ходом к обвиненью

Иль к оправданию ея. Введите

Ее сюда.

Служащий.

Веленье короля,

Чтоб королева пред судом предстала.

Молчанье!

Входит Гермионa, сопровождаемая стражею, Паулина и Дамы свиты.

Леонт.

Прочитай обвинение!

Служащий.

Гермиона, супруга славного Леонта, короля Сицилии, ты обвиняешься в государственной измене и предана суду за то, что ты изменила твоей супружеской верности с Поликсеном, королем Богемии, и, заодно с Камиллом, посягнула на жизнь нашего царственного господина и твоего супруга и что ты, Гермиона, так как умысел твой, благодаря случайным обстоятельствам, открылся, помогла им обоим, в противность долгу и присяге, тем, что дала совет и помощь спастись бегством в ночное время.

Гермиона.

Так как все то, что я могу сказать

Простое отрицанье обвиненья

И доказательства другаго нет,

Как то, что я свидетельствую лично,

То мало мне сказать: "я не виновна".

Моя невинность, если б я ее

Доказывать хотела, за обман

Была бы принята. Но если Небо

На нас глядит (а в этом нет сомненья)

Я верю в то, что краскою стыда

Ложь запылает, грубое насилье,

В конце концов, терпению уступит.

Я знаю, государь (хоть вы, конечно,

Незнающим остаться предпочтете)

Что лучше, чем кому-нибудь другому,

Известна вам былая жизнь моя,

Настолько ж безупречная, насколько

Теперь несчастна я. Подобных дел

Не видано в истории, не может

Для сцены быть придумано, чтоб зритель

Был потрясен до сердца. Посмотрите:

Я разделяла ложе с королем,

Владела я пол-царством; я сама

Дочь короля великаго; я мать,

Исполненного лучших качеств принца -

И я должна стоять вот здесь, пред всеми,

И выторговывать себе словами

И жизнь, и честь. Нет, я не дорожу

Своею жизнью, так как в ней печаль

Сильней желанья жизни; только честь

Мою должна я передать потомкам -

И лишь ее хочу я защитить.

Спросите совесть вашу, государь,

На сколько, до приезда Поликсена,

Любили вы меня, и не напрасно.

Когда приехал он, что совершила

Дурного я, и в чем я погрешила,

Чтоб так теперь явиться пред судом

Когда б я провинилась против чести,

Или в другом сознательном проступке,

Пускай сердца всех тех, кто это слышит,

Окаменеют, и пускай все те,

Кто ближе мне других, меня ославят,

Позором заклеймят мою могилу.

Леонт.

Я не слыхал, чтобы когда-нибудь

Тот, кто решился на срамное дело,

В себе нахальства тоже не нашел

Настолько, чтобы отрицать, что сделал.

Гермиона.

Да, правда. Только замечанье это

Меня не трогает.

Леонт.

И в этом тоже

Ты не сознаешься.

Гермиона.

Признать нельзя мне

В себе ошибок больше, чем их есть.

A Поликсен (с которым заодно

Я обвиняюсь), признаюсь открыто,

Был мной любим, как он того достоин,

Но и не иначе, чем подобает

Мне, женщине высокого рожденья,

Не меньше и не иначе, чем вы

Любить его велели. Если б я

Тут поступила иначе - была бы

Ослушницею против воли вашей,

Неблагодарной перед тем, кто с детства,

Едва залепетав, свою любовь

Доказывал вам всюду, ту любовь,

Которая была ответом вашей.

Об государственной измене лучше

Я умолчу, мне вкус её неведом,

Хотя её навязывают мне.

Я знаю, что Камилл всегда был честен.

Зачем бежал он? Этого и боги

Не знают, если знают то, что я.

Леонт.

Тебе настолько же известно было

Камилла бегство, как и то, что ты

Хотела сделать вслед за этим бегством.

Гермиона.

Язык ваш, государь, мне непонятен,

Вся жизнь моя во власти ваших снов,

Я отдаю ее охотно.

Леонт.

Снились

Твои поступки мне. Ты прижила

Ребенка с Поликсеном - это тоже

Ничто, как сон. Ты без границ бесстыдна

(Безстыдство - признак всех, тебе подобных),

Тебе бесстыдство ни по чем, настолько ж,

Насколько правда ни по чем, но это

Тебе невыгодно, хоть и идет.

И как щенок твой выкинут был мной,

Щенок, лишь только на себя похожий

И не имеющий отца (в чем он,

Конечно, менее тебя виновен),

Так точно ты, почувствовать должна

Мощь приговора нашего, в котором

Казнь будет выраженьем самым слабым.

Гермиона.

С угрозой, государь, остановитесь.

Тот приговор, что должен испугать

Меня - его я жажду. Жизнь не в радость

С тех пор, когда венец той жизни - ваша

Любовь ко мне погибла навсегда.

Я чувствую, как та любовь погибла,

Не знаю почему. Другое счастье,

Которое имела я - мой сын,

Он спрятан от меня, как от заразы.

A третье утешение мое,

Малютку, под несчастною звездою

Рожденную, с чистейшим молоком

Моим, в чистейшем ротике - от груди

Нежданно оторвали, чтоб убить.

И я сама y каждого угла,

Прославленная женщиной развратной,

В жестокости неслыханной лишилась

В тяжелый час родин тех прав призренья,

Которых не лишают никого.

И, наконец, еще не укрепившись,

Сюда привлечена на свежий воздух.

Да, государь, теперь скажите сами,

Какое счастье в жизни ждет меня,

Чтоб смерти мне бояться. Продолжайте,

Но знайте только, не толкуя вкривь

Правдивых слов моих, - не жизнь мою,

A только честь мою желаю я спасти.

Когда меня лишь в силу подозренья

Приговорят и вместо доказательств

Одни лишь ваши подозренья будут

За доказательства считаться, ну, тогда

Жестокость в этом будет - не закон;

Прочтите, что сказал оракул. Пусть

Моим судьею будет Аполлон.

1-й Придворный.

Желание законное вполне

И потому пусть принесут сюда

И огласят во имя Аполлона

Слова его оракула.

(Несколько служащих уходят.)

Гермиона.

Моим

Родным отцом был русский император.

Когда б он был еще в живых и слышал

Допрос судей и видеть мог очами

Моей тоски великой глубину,

Очами добрыми - не взглядом мести!

(Служащие входят с Клеоменом и Дионом.)

1-й Судья.

Дион и Клеомен, клянитесь оба

Над правосудия мечом, что вы

В далеких Дельфах были и оттуда

Вот это изреченье принесли

Оракула, которое y вас

В руках хранится под печатью, и

Вам вручено жрецами Аполлона

Что вы печати этой не касались

И тайны, вам врученной, не прочли.

Клеомен и Дион.

Клянемся.

Леонт.

Ну, тогда печать взломайте

И прочитайте.

Судья (читает).

Гермиона непорочна, Поликсен безупречен, Камилл - верный подданный, Леонт ревнивый тиран, его невинное дитя вполне законно, и король будет жить не имея наследника, если то, что потеряно, не найдется снова.

Все.

Хвала и слава богу Аполлону!

Гермиона.

Хвала ему!

Леонт.

Да так ли ты прочел?

Судья.

Да, государь, прочел я очень верно.

Леонт.

Тогда и сам оракул нам солгал!

Обман один! Пусть продолжает суд

Разбор, как следует.

(Служитель входит поспешно.)

Служитель.

Мой государь!

Леонт.

В чем дело?

Служитель.

Государь! я буду ненавистен

Вам навсегда за тягостную весть!

Ваш сын, из страха за исход суда

Над королевой-матерью, скончался.

Леонт.

Как! умер?

Служитель.

Умер!

Леонт.

Гневен Аполлон!

И небом поражен я за неправду.

(Королева падает в обморок.)

Что с королевой?

Паулина.

Эта весть была

Смертельна для нея; - вы посмотрите,

Что может смерть!

Леонт.

Несите прочь ее -

Она под гнетом сердца опустилась -

Она поправится. Я подозренью

Доверился не в меру. Я прошу вас:

Ее верните к жизни вы своим

Нежнейшим попеченьем. Аполлон!

Прости меня за тяжкую обиду

(Паулина и придворные дамы выносят королеву.)

Оракула. Хочу я с Поликсеном

Вновь дружбу заключить, хочу я снова

Сойтись с женой, позвать назад Камилла,

И объявить, что честен он и добр.

Я ревностью моей подвигнут был

На замыслы убийства и отмщенья;

Камилла выбрал я своим орудьем,

Чтоб Поликсена отравить, и было б

Мое желанье свершено, но он

Замедлил исполненьем, не смотря

На то, что я награду обещал,

A при отказе казнь ему пророчил.

Глубоко честный, гостю он открыл

Мой план, свои богатства все покинул,

Богатства ценные, как всем известно,

И, гордый только честью, отдался

Большим случайностям судьбы и бегства.

О, как сияет ярко он сквозь копоть,

Меня покрывшую! Кажусь черней,

При ясном свете всех его достоинств.

(Паулина возвращается.)

Паулина.

О горе к горю! пояс развяжите,

Чтоб сердце этот пояс не порвало,

Само не разорвалось!

1-й Придворный.

Что случилось?

Паулина.

Ну, что ты теперь придумаешь, тиран,

Ты для меня? Какие муки, казни,

Колеса, острия? Варить в свинце

И в масле кипятить, терзать и резать

На части! говори, какие пытки

Изобретешь ты для меня, когда

За слово каждое мое достойна

Я самой злейшей пытки? Посмотри:

Твое тиранство с ревностью вдвоем

Безумны так, что малому мальчишке,

Девчонке глупой даже не под стать!

Взгляни на то, что вышло; обезумей,

Да, обезумей до конца! Что было

До этого, то - только лишь приправа

К последнему, что сделал ты. Ничто

Твоя измена Поликсену: это

Простая слабость и неблагодарность;

Ничто, что ты Камилла направлял

К цареубийству - это все ничто

В сравненьи с остальным. Ты дочь свою

Воронам выкинул на пропитанье,

Как, мелочь вздорную, хотя б сам дьявол,

Скорей, чем сделать это - пролил бы воду

Из пламени. Не одному тебе

Смерть принца я кидаю обвиненьем,

Того любимого глубоко принца,

Чье сердце доброе (добрей, чем должно,

В такие годы) не могло снести

Позора матери своей честнейшей,

Поруганной неистовым отцом.

Тебя виню я не за это только.

Последнее из дел, о! плачьте все,

Все, кто меня здесь слышит, плачьте горько,

Чистейшие из всех земных существ,

Жить перестала наша королева -

И небеса еще в раздумьи - мстить!

1-й Придворный.

Да защитят нас боги.

Паулина.

Умерла,

Клянусь вам в этом, сами посмотрите,

Коль клятве вы не верите. Когда бы

Могли вы блеск глазам её вернуть,

Губам окраску и дыханье груди,

Вам, как богам, молиться б стала я!

A ты, тиран! раскаянье - гони;

Поступок твой так страшен, что печалью,

Раскаяньем его не искупить.

Отчаянье - вот что тебе осталось.

Хоть тысячу молитв пошли ты к небу,

Хоть десять тысяч лет томись нагой,

Над голою скалой и в вечной буре,

Постись всю зиму напролет - но боги

К тебе очей своих не обратят.

Леонт.

Ну дальше, дальше! вдосталь не сумеешь

Меня ты клясть - я это заслужил.

Придворный (Паулине).

Ты замолчишь ли? В том, что тут случилось,

Повинен дерзкий твой язык.

Паулина.

Жалею!

И в сделанной ошибке сознаюсь.

Я женщина, я увлеклась по-женски;

Поранено в нем сердце глубоко.

Случившагося нам не изменить,

Прошу вас, государь, не оскорбляйтесь

Словами, сказанными мной; велите

Мне наказанье понести за то;

Что я напомнила о том, что нужно

Скорее позабыть. Вы мне простите,

Безумной бабе, - королеву я

Любила, - вот опять болтать пустилась

Ненужное, - не буду говорить

О ней, о детях ваших и о муже

Потерянном моем. Своим терпеньем

Меня принудит государь молчать.

Леонт.

Ты говорила очень хорошо,

И правда мне приятней сожаленья.

Прошу тебя - ты проводи меня

К телам усопшим сына и супруги.

В одну могилу заключат обоих,

И пусть читается над ними вечно

Причина смерти - моего стыда.

Я буду каждый день их посещать,

И слезы те, что буду проливать

Над ними, мне отныне будут

Единым утешеньем и, насколько

Природа покаяния такого

Не возбранит мне, буду совершать

Его по обещанью. A теперь

Веди туда, где мой обет свершится.

(Уходят.)

СЦЕНА III.

Богемия, пустынный берег моря.

Входят Антигон с малюткой на руках н Матрос.

Антигон.

Так ты уверен в том, что наш корабль

Пристал к Богемии?

Матрос.

Да, это верно.

Но, кажется, не в добрый час пристали

Мы к берегу: сбирается гроза,

И небо нашему деянью неприветно,

Озлобилось!

Антигон.

Его на это воля!

Ты к судну возвратись и береги

Его, a я - окликнуть не замедлю.

Матрос.

Поторопитесь, но остерегайтесь

Забраться в глубь страны: здесь много зверя,

И близится гроза.

Антигон.

Ну, хорошо, ступай,

A я вернусь.

Матрос.

Как счастлив буду я,

Отделавшись от этакого дела.

(Матрос уходит.)

Антигон.

Ты, бедное дитя! не раз слыхал я

(Не верю только этому), что души

Умерших возвращаются. Коль это

Не ложь - то видел я минувшей ночью

Твою родную мать. Не может быть

Так ясен сон, как было то виденье.

Я видел: существо ко мне явилось

И голову склоняло к сторонам,

То так, то этак. Никогда еще

Мне не случалось видеть столько грусти

И столько гордого достоинства в обличьи.

Вся в белом, подошла она к каюте

Моей, в которой я дремал, и трижды

Ко мне она склонялась и вздыхала,

И говорить хотела, и из глаз,

Как два ручья, струились слезы. Будто

Оправившись, она проговорила:

"Мой добрый Антигон, тебе судьба

Назначила, твоей противно воле,

Сгубить мое дитя, и ты поклялся

Свершить. В Богемии пустынь не мало;

Покинь мое дитя. Пусть плачет горько,

Пускай кричит; и так как ей судьба

Потерянной считаться, назови

Ее Пердитой. A за то, что ты

Свершишь неслыханное, ты Паулины,

Своей жены, не узришь никогда".

И, испуская жалобные крики,

Она исчезла в воздухе. Испуган

С трудом собрал я мысли и подумал,

Что то не сон, a правду я видал.

Сон - пена! но на этот раз хочу

Быть суеверным, и хочу исполнить -

Что сон велел. Мое соображенье,

Что Гермиона умереть должна.

Мне Аполлон дает приказ малютку,

Потомство Поликсена, положить

В Богемии, в стране ему родной.

На жизнь иль смерть! цвети же, мой цветочек.

(Кладет ребенка.)

Кладу тебя вот тут и имя тоже

Твое с тобой, a вот еще прибавка,

(Кладет узелок.)

На случай если счастье улыбнется,

И сохранится он, с тобою будет.

Однако буря близится; прощай же,

Бедняжечка, ответчица за мать,

Назначенная смерти иль печалям.

Я плакать не могу, но сердце тяжко.

Проклятье мне за то, что я поклялся

Исполнить повеление! Однако

День все мрачней становится - быть может,

Ты песню колыбельную услышишь

Ужасную. Я право не видал

Подобной тьмы небес. Но что за крик!

О, если бы на корабле мне быть!

Охота! звери дикие! я гибну!

(Убегает, преследуемый медведем.)

Старый Пастух входит.

Пастух. Хотелось бы мне, чтобы не было возрастов между десятью и двадцатью тремя годами, чтобы юноши просыпали все это время, потому, что за все это время они ничего другаго не делают, как беременят женщин, сердят стариков, дерутся, воруют. Сообразите: ну, кто же, как не этакие девятнадцати или двадцатидвухлетние сорви-головы, могут охотиться в такую погоду. Они загнали y меня двух лучших овец, которых, я боюсь, скорее отыщет волк, чем их хозяин; если еще можно найти их где нибудь, так это на морском берегу, где они плющ объедают. Вот если бы счастье помогло... Это что такое? (поднимает ребенка). Спасибо! запеленатый малютка! Мальчик или девочка? Хорошенькая, очень хорошенькая! Наверно, что нибудь греховное. Хоть я и не ученый, a думаю, что тут не обошлось без горничной. Это какое-нибудь ковровое, шкапное или задверное произведение. Родители были, конечно, погорячее, чем это бедное созданьице. Я приму ее. Подожду только сына. Он только что откликался. Гола! Эй!

Входит Клоyн.

Клоун.

Гола! Эй!

Пастух. Да ты здесь близко. Если хочешь посмотреть на штучку, о которой много будут говорить, когда ты давно умрешь и сгниешь, - поди сюда. Что с тобой, приятель?

Клоун. Две вещи видел я на море и на суше. Но я не могу сказать - море, потому что оно теперь небо. Между небом и морем не просуну я теперь булавки.

Пастух. Да что же ты видал, приятель?

Клоун. Хотел бы я, чтобы ты сам видел, как оно гудит, мечется и бьет в берега! но все это еще ничего. Как ужасен был крик этих моряков! То были они видны, то нет. То проткнет корабль своею мачтою месяц, то скроется в пене и волнах, как если бы кто бросил пробку в бочку с бродящею жидкостью. A на земле видел я, как медведь ему плечо отгрыз, как он кричал, звал меня на помощь, называл себя Антигоном и дворянином. Но, чтобы кончить с кораблем скажу, что он погиб, a люди кричали, a море смеялось над ними, a несчастный дворянин выл, a медведь его высмеивал, и оба выли громче моря и непогоды.

Пастух. Но, Господи, когда же ты все это видел?

Клоун. Сейчас, минуты не прошло; люди не успели еще похолодеть под водою, a медведь дворянина не съел и на половину, он еще жрет его.

Пастух. Будь я притом, я помог бы старику.

Клоун (про себя). A я бы хотел, чтобы вы были подле корабля и помогли ему, тогда бы ваша жалость не стояла на твердом дне.

Пастух. Плохия истории, плохия! но посмотри сюда. Перекрестись! ты видишь людей, когда они гибнут, a я нахожу таких, которые только что родились. Тут есть, что посмотреть тебе. Видишь: эти пеленки пригодны дитяти дворянского рода. Да смотри же, подними вот это, развяжи. Взглянем, что там такое? Феи сказали мне, что буду богат. Это подкидыш. Развязывай, что там?

Клоун. Ну, старик, вы счастливец; если вам простятся грехи молодости, то вы можете жить отлично. Золото, только золото!

Пастух. Это золото Фей, приятель, и таким оно и скажется. Забирай его скорее и скорей домой, кратчайшей дорогой. Мы счастливцы с тобой, и если хотим остаться такими, надобно молчать. Пропадай овцы. Идем, где поближе.

Клоун. Ступайте вашей кратчайшей дорогой с вашею находкою, a я хочу пойти посмотреть, какую часть дворянина съел медведь. Медведи злы только когда голодны; если что от дворянина осталось, я схороню.

Пастух. Это хорошее дело. Если по тем остаткам, что от него сохранились, можно судить о том, кто он, так позови и меня посмотреть.

Клоун. Хорошо, и ты поможешь мне закопать его.

Пастух. Счастливый для нас день, приятель. Почтим его добрыми делами.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Входит Время как хор.

Я многим нравлюсь, зло с добром мешаю,

В веселии и страхе разрешаю

Ошибки те, что мною ж созданы.

Я - Время. От того, что крылья мне даны,

Я расправляю их. И вы меня простите:

Шестнадцать лет со мной перелетите,

Не замечая вовсе на лету,

Чем я наполню эту пустоту.

Я - Время. Я в единый час дерзаю

Закон создать и рушить; я желаю

Остаться тем, чем я от века есть.

Я заверенье вам могу принесть,

Что, как и все над этою землею,

И Время самое - оно создалось мною.

Самоновейшим в были бытия

Вас ослепить имею силу я,

Как в этой сказке. Если разрешите

Часы переверну я. Посмотрите:

Вам этой сцены вовсе не узнать;

Вам довелось как будто бы проспать.

Леонт, от ревности излечен, весь печали

Глубокой предан. Из далекой дали

Прошу в Богемию перенестись. Досель

Раз был помянут мною Флоризель,

Сын короля. Я о Пердите тоже

Вам расскажу, как разцвела пригоже;

Но, впрочем, не хочу опережать

Своим рассказом. Времени ль не знать,

Когда и что открыть? Она не боле,

Как скромная пастушка в чистом поле;

Что дальше будет, думаю открыть;

Теперь прошу внимательными быть,

И если время вам терять случалось,

Как это с вами тут сегодня сталось,

Вам Время может только пожелать

Его не хуже этого терять.

(Уходить.)

СЦЕНА I.

Богемия. Зал во дворце Поликсена.

Входит Поликсен и Камилл.

Поликсен. Прошу тебя, любезный Камилл, не проси меня больше. Мне хуже, чем заболеть - отказать тебе, a исполнение этой просьбы было бы моею смертью.

Камилл. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как я в последний раз видел мою родину; если мне пришлось провести большую часть жизни вне ея, то мне хотелось бы по крайней мере, чтобы мои кости в ней почивали. Кроме того, раскаивающийся король, мой повелитель, присылал за мною; в его глубокой печали хотел бы я служить ему хотя малым утешением, или, по крайней мере, воображаю, что был бы таковым; и это вторая причина, понуждающая меня к отъезду.

Поликсен. Насколько ты меня любишь, Камилл, не уничтожай всех твоих заслуг тем, что покинешь меня в настоящую минуту; твоя собственная доброта причина того, что я не могу больше обойтись без тебя; лучше бы было мне никогда не знать тебя, чем теперь лишиться. Ты начал для меня дела, которых никто, кроме тебя, кончить не может так, как следует; поэтому ты должен или остаться и сам их кончить, или взять с собою все действительные твои заслуги, для меня совершенные. Если я ценил их недостаточно высоко (а достаточно высоко ценить их не могу), то отныне буду я стремиться быть более благодарным, и доказательства дружбы моей, которые считаю я своею прибылью, умножить. О проклятой Сицилии, прошу тебя, не говори мне никогда больше. Одно имя её наказывает меня воспоминанием о раскаивающемся, как ты его называешь, и примиренном короле, моем брате. На потерю его безценной королевы и детей следует смотреть с грустью, так, как бы это только что совершилось. Скажи, когда видел ты в последний раз моего сына Флоризеля? Короли не менее несчастны, когда они имеют недостойных детей, чем тогда, когда они теряют тех, которые уже проявили свои добродетели.

Камилл. Я, государь, видел принца три дня тому назад. В чем улыбается ему счастие теперь, я не знаю, но узнал с неудовольствием о том, что он, с некоторого времени, часто отлучается от двора и занимается менее ревностно, чем прежде, исполнением своих высоких обязанностей.

Поликсен. И я заметил то же самое, Камилл, и не без беспокойства; поэтому, между слуг моих имею я нескольких соглядатаев, которые за ним, в его отсутствие, наблюдают. От них узнал я, что он редко минует дом какого-то совсем простого пастуха, который, как сообщают, и чего никак не могут объяснить себе его соседи, из совершенного ничтожества, сделался вдруг неизмеримо богатым.

Камилл. Я слышал, государь, о подобном человеке, имеющем дочь необычайной красоты; её известность слишком велика, чтобы предположить распространение этой известности из такой простой хижины.

Поликсен. У меня такие же сведения, и я боюсь, что в этом именно та удочка, которая тянет туда моего сына. Ты должен проводить меня в это место. Мы должны предстать не такими, кто мы на самом деле есть, и займемся немного расспросами пастуха; его простота скоро выдаст себя и легко объяснит нам причину посещений моего сына. Прошу тебя, помоги мне в этом деле и все мысли твои о Сицилии брось.

Камилл. С удовольствием исполню ваше повеление.

Поликсен. Мой добрый Камилл! - Нам надо теперь переодеться.

(Уходят.)

СЦЕНА II.

Дорога близ жилища пастуха.

Автолик (Входит, распевая).

Когда нарциссы зацветут

И выйдет девушка плясать,

Весна сияет тут как тут,

И кровь стремится жить опять.

Холсты белеют вдоль дворов,

И птицы звучно так поют,

Весна веселье для воров;

Они, что государи, пьют.

Вот жаворонков песни кругом,

И длинноклювый дрозд стучит;

На сене с девушкой вдвоем

Мы слышим, как все голосит.

Я служил в свое время при принце Флоризеле и носил бархатное одеяние; теперь гуляю без дела.

Но я на это не гляжу.

Дружок! блестит луна,

Я смело вдоль дворов брожу,

Моя растет казна.

Когда тряпичник за старьем

Гуляет в добрый час,

Так чем же мы не с ремеслом?

Пусть ловит сотский нас.

Я ворую простыни; когда коршун вьет гнездо - смотрите за вашим бельем. Отец мой назвал меня Автоликом; он был, подобно мне, рожден под созвездием Меркурия и таким же мелким воришкой, как я. Играю я в кости и играю с женщинами; этим приобрел я свои лохмотья, и мои доходы состоят из невинных мошенничеств. Виселицы и разбой на большой дороге слишком сильны для меня; разбои и повешенье внушают мне страх; что же касается до будущей жизни, то эту мысль я стараюсь проспать. Пожива, пожива!

(Входит Клоун.)

Клоун. Посчитаем: каждый раз одиннадцать баранов дают двадцать восемь фунтов шерсти; каждый фунт шерсти стоит фунт стерлингов и несколько шиллингов; полторы тысячи баранов острижено - сколько же принесет нам шерсть?

Автолик (в сторону). Если силок выдержит - птица моя.

Клоун. Мне этого без счетов не счесть. Что же куплю я однако на праздник стрижки? три фунта сахару, пять фунтов коринки и рису. Для чего нужен моей сестре рис? Отец назначил ее распорядительницей праздника, и она хочет иметь свою выгоду от этого. Она приготовила двадцать четыре букета для тех, кто будет стричь овец. Трое из них отличные певцы; но все больше тенора и басы; один только из них Пуританин - и поет под волынку псалмы. Мне нужен шафран, чтобы придать желтизны пирогам, начиненным грушами. Мускатного цвету - фиников - нет на записке; мускатных орехов семь, один или два инбирных корня; ну - эти я и даром получу; четыре фунта черносливу и столько же крупного изюму.

Автолик (валяясь на земле). Ох! зачем только родился я!

Клоун. Господи, что это такое?

Автолик. О! спасите, спасите меня! сдерите с меня эти лохмотья, a потом умереть, умереть!

Клоун. Бедняк! тебе бы прибавить что к лохмотьям, a не то что сдирать последние.

Автолик. Их нечистота, господин, оскорбляет меня более, чем побои, мною полученные, a их было миллион побоев, и они были крепки.

Клоун. Бедняга! миллион побоев, это должно быть очень много.

Автолик. Меня, господин, обокрали, да, кроме того, поколотили; от меня отобрали деньги и одежду и одели в эти отвратительные лоскуты.

Клоун. Кто же сделал это - пеший или конный?

Автолик. Пеший, господин, пеший!

Клоун. Должно быть это был действительно пеший, если судить по платью, которое он тебе оставил. Если это камзол всадника, так он проделал, должно быть, горячую службу. Давай руку, я помогу тебе встать; давай руку.

(Помогает ему встать.)

Автолик. Ой! осторожней, осторожней, господин.

Клоун. Бедняга!

Автолик. Ой! тише, господин. Боюсь, что у меня вывихнута ключица.

Клоун. Ну, что же? можешь ты стоять?

Автолик. Осторожней, господин! (опорожняет ему карман) пожалуйста, осторожней! вы оказали мне сердечную услугу.

Клоун. Не нужно ли тебе немного денег? y меня есть для тебя мелочь.

Автолик. Нет, добрый господин, не надо, не надо, прошу вас. В трех четвертях мили отсюда живет мой родственник, к которому я шел. Там получу я деньги и все, что мне нужно. Пожалуйста, не предлагайте мне денег: это оскорбляет меня.

Клоун. Что же это был за человек, который ограбил тебя?

Автолик. Человек этот, насколько знаю, шатается с Фортункой; прежде знал я его за лакея y принца; не знаю, за которую из добродетелей своих, но верно то, что его прогнали от двора батогами.

Клоун. Ты хочешь сказать: за который из пороков; нет добродетели, прогоняемой от двора батогами; её там любят, и хотели бы удержать, но она гостит всегда только проездом.

Автолик. Я, действительно, хотел сказать за порок. Я знаю этого человека отлично; с того времени таскался он с обезьяною, затем был на послугах в суде, приказным; затем давал кукольные представления на сюжет блудного сына, женился на жене странствующего медника, всего в одной миле от моего хозяйства, и, потом, проделав разного рода мошеннические штуки, установился окончательно на воровстве; некоторые зовут его Автоликом.

Клоун. Палач бы взял его! поклянусь, что это совсем законченный вор. Он шляется по ярмаркам, праздникам, по медвежьим травлям.

Автолик. Да, господин, да! это именно тот. Он именно одел меня в это одеяние.

Клоун. Нет другого, более тонкого мазурика во всей Богемии. Стоило тебе только взглянуть на него построже, да плюнуть в него, так он бы и сам убежал.

Автолик. Должен признаться вам, господин, что я не из храбрых; что касается до этого, то это, действительно, моя слабая сторона, и, побьюсь о заклад, что мошенник знал это.

Клоун. Ну каково тебе теперь?

Автолик. Гораздо лучше, чем прежде; могу стоять, могу итти; хочу теперь проститься с вами и направиться потихоньку к моему родственнику.

Клоун. Не вывести ли тебя на дорогу?

Уильям Шекспир - Зимняя сказка (The Winter's Tale). 4 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :