Уильям Шекспир
«Два благородных родственника. 2 часть.»

"Два благородных родственника. 2 часть."

Герольд. Убедительно и расторопно! Уходите, ребята. Я слышу рога. Дайте мне обдумать немного, и внимание к своему выходу (Все уходят кроме Герольда). Паллас, воодушеви меня!

Входит: Тезей, Пиритус, Ипполита, Эмилия, Арсит и свита.

Тезей. Олень направился по этому пути.

Герольд. Стойте и изумляйтесь.

Тезей. Что нам здесь?

Пиритус. Какой-нибудь сельский праздник,государь, клянусь жизнью.

Тезей. Ну, продолжайте, будем изумляться. Пусть дамы сядут, мы отдохнем.

Герольд. Доблестному герцогу слава! Привет прекрасным дамам.

Тезей. Холодное начало.

Герольд Если вы будете хоть немного благосклонны к нам, то наш сельский праздник совершенен.- Нас собралось здесь несколько человек,которых грубые языки называют поселянами; по правде говоря, без малейшей басни, мы здесь веселая шайка, иначе говоря, толпа, или общество, или,образно выражаясь,хор,который перед вашею милостью пропляшет мавританский танец. А я, главный всего распорядитель, в качестве педагога, опускающего розгу над маленькими, унижающего взрослых ударом палки, представляя тебе эту машину, или эту картину,- о, великолепный герцог, слава о страшной смелости которого трубится по миру от Дитэ до Дидала, от столба до колонны! Приди на помощь моему ничтожному намерению, взгляни пред собою на эту сильную мавританскую труппу, рискующую выступить перед тобою; соедини это все вместе,- получится именно мавританский танец, чтобы исполнить который мы сошлись сюда. Остов нашего спорта не малой науки,- появляюсь первым, грубый, неотесанный, грязный, чтобы высказать эту речь перед твоею благородною милостью, к великим стопам которой я повергаю ручку моего пера. За мною идет господин Май и его блестящая спутница, прислужница и ночной слуга, выискивающия молчаливые убежища. Затем идут мой хозяин и его толстая супруга, на его счет принимающая обобранного путешественника и одним взглядом извещающая слугу увеличить счет. Потом шут, пожирающий зверей, и, наконец, шут-дурак, Ваниан, с его длинным хвостом и таким же ящиком cum multis aliis, составляющими танцы. Скажи "да",- и все немедленно выступят.

Тезей. Да, конечно, да, дорогой учитель.

Пиритус. Пусть идут.

Герольд. Intrate filli! Вперед и шевелитесь.

Входят: школа, Бавиан, пять девушек, Игрок на тамбурине с Дочерью тюремщика и др. Они пляшут мавританский танец.

Сударыни, если были мы веселы, и если понравились вам прекрасными прыжками и приседаниями,- скажите, что учитель - не шут! Герцог, мы и тебе также понравились и сделали, как должны сделать честные ребята, дай нам только дерево, или два, для майского шеста,- и опять прежде чем минет год, мы потешим тебя и все общество.

Тезей. Возьми двадцать, domine. Что находит моя возлюбленная?

Ипполита. Никогда не была так довольна, государь.

Эмилия. Танец был прекрасен, а предисловия я никогда не слыхала лучшаго.

Тезей. Наставник, благодарю тебя. Позаботьтесь, чтобы их всех наградили.

Пиритус. А вот вам еще (дает деньги), чтобы окрасить ваш шест.

Тезей. Вернемся к нашему спорту.

Геродьд. Пусть олень, за которым ты гонишься, долго устойчив, а твои собаки будут легки и цепки и покончат с ним без помехи, а дома полакомятся его почками. (Уходят: Тезей, Пиритус, Ипполита, Эмилия, Арсит и свита. Рога трубят, пока они удаляются) Идем, наше все сделано. Dii Deaeque omnes. Вы превосходно плясали, девушки (Уходят).

СЦЕНА VI.

Та же часть леса, что и в сцене III.

Палемон выходит из кустарника.

Палемон. Вот приблизительно час, в который мой двоюродный брат дал обещание опять придти ко мне, принеся с собою два меча и два добрых вооружения; если он обманет, он не человек и не воин. Когда он меня оставил, я не думал, что неделя могла-бы возстановить во мне утраченную силу, таким я был слабым и убитым от нужды. Благодарю тебя, Арсит, ты еще честный враг; с таким подкреплением я чувствую себя способным преодолеть всякую способность. Более продолжительная отсрочка заставит подумать мир, когда он услышит об этом всем, что я, как поросенок, откармливаюсь для борьбы, что я не воин. Поэтому это благословенное утро будет последним, и мечем, который он оставит, если только сдержу его, я его убью; это лишь справедливость. Любовь и счастье да будут за меня.

Входит Арсит с вооружениями и мечами.

Арсит. Здравствуй. Здравствуй, благородный родственник.

Палемон. Я причинил вам слишком много трудов, сударь.

Арсит. Это "слишком", прекрасный кузен, лишь долг чести и моя обязанность.

Палемон. Еслибы вы во всем были таким. сударь! Я бы желал вас иметь столь же милым родственником, каким вы заставляете меня признать вас великодушным врагом, и чтобы мои объятья, а не удары возблагодарили вас.

Арсит. В обоих, честно данных, я увижу благородное вознаграждение.

Палемон. В таком случае я рассчитаюсь с вами.

Арсит. Делайте мне вызов в этих изысканных выражениях,и вы будете для меня больше возлюбленной. Нет гнева, если честно то, что вы любите. Мы не созданы для болтовни, друг. Когда мы будем вооружены и оба на местах, пусть тогда наши ярости, как два столкнувшиеся прилива, устремятся из нас. И тогда видно будет, кому действительно принадлежит преимущественное право на эту красоту, без упреков, насмешек, личных оскорблении и подобных выходок, пригодных для женщин и школьников; будет видно, и скоро, ваша-ли она или моя. Не желаете-ли, сударь, вооружиться? Если вы не чувствуете себя еще готовым к борьбе и владеющим вашею прежнею силою, я подожду, кузен, и каждый день буду приходит подкреплять ваше здоровье, когда я буду свободен. Я желаю добра вашей личности, и я предпочел бы не говорить, что люблю ее, хотя бы я и умер. Но, любя такую женщину и для оправдания моей любви, я не должен отступать.

Палемон. Арсит, ты такой честный враг, что никто, кроме твоего двоюродного брата, не достоин убить тебя. Я бодр и крепок; выбирай оружие.

Арсит. Выбирайте вы, сударь.

Палемон. Ты хочешь превосходить во всем или ты поступаешь так, чтобы принудить меня пощадить тебя?

Арсит. Если вы так думаете, кузен, то разочаруйтесь, потому что, верно, как я воин, что я не пощажу вас.

Палемон. Это хорошо сказано.

Арсит. Вы в этом убедитесь.

Палемон. В таком случае, как честный человек и любящий со всею законностью привязанности, я щедро рассчитаюсь с тобою. Я беру эти доспехи.

Арсит. А эти мне. Я вас облачу сначала (надевает доспехи на Палемона).

Палемон. Скажи мне, прошу тебя, кузен, где ты взял эти добрые доспехи?

Арсит. Это герцогские и, говоря правду, я украл их. Вам не жмет?

Палемон. Нет.

Арсит. Они не тяжелы?

Палемон. Я носил более легкие, но сослужат и эти.

Арсит. Я стяну потуже.

Палемон. Как только можно.

Арсит. Вам не нужно.

Палемон. Нет, нет, ведь мы не на конях. Я замечаю, что вы с нетерпением ждете битвы.

Арсит. Я равнодушен.

Палемон. Клянусь честью, и я тоже.- Добрейший кузен, стяни пряжку как можно дальше.

Арсит. Я так и сделаю.

Палемон. Теперь мой шлем.

Арсит. Вы желаете сражаться с обнаженными руками?

Палемон. Нам будет только удобнее.

Арсит. Но воспользуйтесь вашими наручниками. Эти хуже, прошу вас, возьмите мои, любезный кузен.

Палемон. Благодарю вас, Арсит.- Как я выгляжу? Очень-ли я осунулся?

Арсит. Поистине, очень немного. Любовь отнеслась к вам благосклонно.

Палемон. Уверяю тебя, что правильно направлю удары.

Арсит. Делайте так и не щадите.- Я заставлю вас потрудиться, любезный кузен.

Палемон. Теперь вам, сударь.- Мне кажется, Арсит, что это вооружение очень похоже на то, которое было на тебе в тот день, когда погибли три царя, только оно немного легче.

Арсит. Хорошо было то вооружение! И в этот день, я помню,вы превзошли меня, кузен. Никогда не видал я подобной отваги. Когда вы нападали на левое крыло врага, я торопился поспеть, подо мною был славный сонь.

Палемон. Действительно. Светло-гнедой, помню.

Арсит. Да. Но все мои старания были тщетны: вы опередили меня, и мои стремления не могли вас догнать. Впрочем, и я совершил нечто, по подражанию.

Палемон. Более по доблести; вы скромны, кузен.

Арсет. Когда я впервые увидел вас нападающим, мне показалось, что я слышу скромный громовой удар, исходящий из войска.

Палемон. Но все-таки впереди сверкала молния вашей доблести. Постойте немного: не слишком-ли это стянуто?

Арсит. Нет, нет, хорошо.

Палемон. Я не хотел бы поразить тебя иначе, как своим мечем; ссадина была бы безчестием.

Арсит. Теперь мне совершенно хорошо.

Палемон. Тогда становись.

Арсит. Возьми мой меч, он кажется мне лучшим.

Палемон. Благодарю вас. Но оставьте его ого, ваша жизнь зависит от него; здесь другой, и если только он выдержит, я не прошу ничего большего для всех моих надежд. Пусть мое дело и честь будут за меня!

Арсит. А за меня моя любовь! (Они кланяются несколько раз, потом приближаются и становятся) Нет-ли еще что сказать?

Палемон. Только одно и ничего больше. Ты сын моей тетки; кровь, которую мы собираемся проливать, у нас одна, во мне твоя, твоя во мне; у меня меч в руках, и если ты убьешь меня, то простят тебя боги, как и я! Если есть место, отведенное для расстающихся с честью, то я желаю, чтобы оно досталось ослабевшей душе пораженнаго. Бейся мужественно, брат. Дай мне твою благородную руку.

Арсит. Вам, Палемон, никогда больше не протянется эта рука с такою-же дружбою.

Палемон. Я тебя понимаю.

Арсит. Если я погибну, то прокляни меня и скажи, что я был трус, потому что только трус способен умереть в таком праведном суде. Еще раз прощай, брат.

Палемон. Прощай, Арсит!

Они сражаются. Вдали звуки рогов. Они останавливаются.

Арсит. Слушайте, брат. Наше безумие погубило нас.

Палемон. Почему?

Арсит. Это герцог, который на охоте, как я говорил вам. Если нас найдут, мы погибли. О, удалитесь теперь, сударь, ради соблюдения чести, обратно в свой кустарник. Мы найдем еще слишком много случаев для смерти. Любезный брат, если вас увидят, вы погибнете тотчас-же за бегство из тюрьмы, а я - за ослушание, если вы выдадите меня. Тогда весь мир будет презирать нас и скажет, что была у нас доблестная ссора, но что мы ее опозорили.

Палемон. Нет, нет, брат, я не хочу больше скрываться, ни отлагать это великое событие до другого испытания. Я знаю вашу хитрость и понимаю ваши побуждения. Пусть тот, кто отступит теперь, подвергнется позору! Становись и защищайся...

Арсит. Вы не сошли с ума?

Палемон. Или я воспользуюсь для себя выгодою этой минуты. Я меньше опасаюсь грядущего со мною, чем своей доли. Знай, слабый кузен, что я люблю Эмилию и в этой любви погребу тебя и все другия препятствия.

Арсит. В таком случае, будь что будет. Ты узнаешь Палекон, что я могу так же легко умереть, как говорить или заснуть. Я опасаюсь только одного, чтобы закон не завладел честью нашей кончины. Берегись за свою жизнь.

Палемон. Присмотри хорошенько за своею, Арсит. (Сражаются; вдали трубят рога).

Входят: Тезей, Ипполита, Эмилия, Пиритус и свита.

Тезей. Что вы за невежественные и безумно злонамеренные изменники, что, вопреки распоряжениям моих законов, сражаются так, облаченные, как рыцари, без моего разрешения и без свидетелей? Клянусь Кастором, вы оба умрете!

Палемон. Сдержи свое слово, Тезей! Мы оба, конечно, изменники, оба оскорбителя тебя и твоей милости. Я - Палемон, который не может любить тебя, убежав из твоей тюрьмы. Подумай хорошенько, что это стоит! А это - Арсит; никогда более смелый изменник не касался твоей земли, никогда обманщик не имел больше вида друга. Этот человек был помилован и изгнан; он презирает тебя и все, что ты решишься сделать; так переодетый, он,вопреки твоих законов, следует за твоею сестрою, счастливою, блестящею звездою, прекрасною Эмилиею, которой я настоящий слуга,- если дает право первому видеть и посвятить ей свою душу, и, что еще важнее,он осмеливается думать, что она его. В этом обмане, как более законный влюбленный, я и требовал от него теперь отчета. Если, как говорят, ты велик и справедлив, истинный решитель всех обид, скажи: "Сразитесь опять!" и ты увидишь, Тезей, что я воздам ему такое возмездие, которому ты сам позавидуешь. Затем возьми мою жизнь, я буду тебя об этом сам умолять.

Пиритус. О, небеса, что за безчеловечие в нем!

Тезей. Я поклялся.

Арсит. Мы не ждем от тебя вздоха милости, Тезей. Мне так же легко умереть, как тебе осудить, и это не волнует меня. Но если этот человек называет меня изменником, то дай мне сказать следующее: если измена заключается в той любви и в таком служении столь совершенной красоте,- как сильно я люблю, готовый погибнуть в этом поклонении, в доказательство принеся сюда свою жизнь, я как верно и преданно служил я ей, готовый убить моего родственника, отрицающего это,- то признай меня страшнейшим изменником, и я буду доволен... Если я нарушил твой закон, герцог, то спроси эту особу, почему она прекрасна, почему её глаза повелевают мне оставаться здесь любить ее; и если она скажет: "изменник", то я негодяй, достойный остаться без погребения.

Палемон. Ты смилуешься над обоими нами, о, Тезей, если ни одному из нас не окажешь милости. Если ты справедлив; заткни свое ухо для нас. Если ты мужествен, то, ради души твоего родственника, двенадцать доблестных подвигов которого венчают его память дай нам, герцог, умереть вместе, одновременно. Только на мгновение пусть он умрет раньше меня, чтобы я мог сказать моей душе, что он не получит ее.

Тезей. Я исполню ваше желание, потому что, говоря правду, ваш родственник в десять раз преступнее, так как к нему я имел более снисхождения, чем вы обрели, сударь, хотя ваши вины не тяжелее, чем его.- Никто не смей защищать их! Прежде, чем сядет солнце, они оба заснут навсегда.

Ипполита. Увы, какая жалость! - теперь, или никогда, заговори, сестра, так, чтобы не потерпеть отказа: чтобы лицо твое избежало будущих невзгод за гибель этих родственников.

Эмилия. В лице моем дорогая сестра, я не вижу ничего враждебного для них, ни гибельнаго. Их убивает несчастье их собственных взоров. Тем не менее, я буду женщиной и иметь жалость; мои колени могут прирости к земле, но я добуду их прощенье. Помоги мне, дорогая сестра! Для такого добродетельного деда силы всех женщин будут за нас! - высокоцарственный брат!.. (Они преклоняют колени).

Ипполита. Господин, узами нашего брака!..

Эмилия. Именем нашей незапятнанной чести!..

Ипполита. Именем веры, доблестной руки и честного сердца, данных вами мне!..

Эмилия. Во имя жалости, которую вы пожелали-бы другому, и ваших собственных неисчислимых добродетелей...

Ипполита. Именем доблести и всех непорочных ночей, которыми я когда-либо услаждала вас!..

Тезей. Что за странные воззвания!

Пиритус. Ну, я тоже присоединяюсь! (Становится на колени).- Во имя всей нашей дружбы, государь, всех наших опасностей, всего, что ты наиболее любишь: войны, этой прекрасной особы...

Эмилия. Во имя этого девственного румянца, которому вы содрогнетесь в чем-либо отказать.

Ипполита. Во имя ваших собственных глаз, силы, с которою вы клялись, что я превосхожу всех женщин и почти всех мужчин, той силы, которую уступила Тезею.

Пиритус. Для завершения всего этого, во имя вашей благороднейшей души, в которой не может быть недостатка в жалости, я первый прошу вас.

Ипполита. Затем выслушай мои мольбы!

Эмилия. Потом допусти и меня умолять вас, государь!

Пиритус. О милости!

Ипполита. Милости!

Эмилия. Милости этим принцам!

Тезей. Вы колеблете во мне силу слова. Допустите, что я ощутил к ним обоим сожаление, как-бы вы воспользовались им?

Эмилия. Чтобы они жили, но были изгнаны.

Тезей. Вы настоящая женщина, сестра, вы имеете жалость, но не понимаете, как применять ее. Если вы хотите, чтобы они жили, придумайте способ более верный, чем изгнание. Могут-ли жить они оба и выносить в себе агонию любви, не убивая друг друга? каждый день они будут сражаться ради вас, ежечасно подвергать ваше доброе имя гласному обсуждению при содействии своих мечей. Будьте разумны и забудьте их навсегда;это касается вашей славы, а также и моей клятвы. Я сказал, что они умрут, и пусть лучше они умрут по закону, чем от руки друг друга. Не колеблите моей чести.

Эмилия. О, мой благородный брат,- эта клятва была дана поспешно и в гневе, ваш разум не сдержит ея. Еслибы такие желания имели значение непреложной воли, весь мир погибнет. Кроме того, я имею другую клятву против вашей, большей силы и, я уверена, большей любви, данную не под страстным влиянием, но по доброму побуждению.

Тезей. Какую, сестра?

Пиритус. Громогласно заявите ее, благородная дама.

Эмилия. Что вы никогда не откажете мне ни в чел, подобающем моей скромной мольбе и вашему доброму согласию; теперь я привязываю вас к вашему слову, если вы его нарушите,то подумайте, как посрамите вы свою честь.- Так как теперь я сделалась вашею просительницею, государь, я глуха ко всему, кроме вашего сострадания.- Как может их жизнь повлечь погибель моего доброго имени, что за мысль! Должен-ли погибать ради меня любящий меня? Это было-бы жестокою мудростью! Разве люди оголяют молодые побеги, уже покрытые тысячами почек, из опасения, что они завянут? О, герцог Тезей! доблестные матеря, страдавшие за них, и трепетные девушки, когда-либо любившие, если вы не уступите, проклянут меня и мою красоту и в своих похоронных песнях в честь обоих этих родственников осудят мою жестокость, предадут меня поруганию, пока я не сделаюсь предметом презрения всех женщин. Во имя неба, сохраните им жизнь и изгоните их!

Тезей. На каких условиях?

Эмилия. Пусть они дадут клятву никогда не делать из меня предмета своих распрей, ни знать меня, ни ступать в пределы твоего герцогства и быть, где бы они ни странствовали, вечно чуждыми друг другу.

Палемон. Я предпочитаю быть истерзанным на куски, чем согласиться на такое обязательство: забыть, что я люблю ее? Вы, боги, все, презирайте меня в тот день! Я не осуждаю твоего изгнания, но с тем, чтобы мы открыто унесли с собою наши мечи и спор; иначе не надо изгнания, но возьми наши жизни, герцог! Я должен любить и буду, и ради этой любви должен я смею убить этого родственника, на каком-бы то ни было месте земли.

Тезей. Желаете-ли вы, Арсит, принять эти условия?

Палемон. Он будет подл в таком случае.

Пиритус. Вот люди-то!

Арсит. Нет, герцог, никогда; принять подобное существование мне хуже, чем просить подаяние. Хотя я думаю, что никогда не буду обладать тою, которую люблю, все же я хочу сохранить честь моей привязанности и умереть ради нея, будь смерть хоти дьяволом!

Тезей. Что же можно сделать? потому что теперь я чувствую сострадание.

Пиритус. Не отвергайте его более, государь.

Тезей. Скажите, Эмилия, умри один из них, как один и должен, согласны-ли вы взять другого себе в мужья? Они не могут оба обладать вами: они оба принцы, прекрасные, как ваши собственные глаза, и благородные, как когда-либо говорила модна; взгляните на них и, если вы в состоянии полюбить, положите конец этому спору. Я даю согласие.- Соглашаетесь ли вы также, принцы?

Палемон, Арсит. Всею душою.

Тезей. Тот, кого она отвергнет, должен будет умереть.

Палемон, Арсит. Любую смерть, которую назначишь, герцог!

Палемон. Если я погибну от этих уст, я погибну с честью, и влюбленные, еще даже не родившиеся, будут приходить благословлять мой прах.

Арсит. Если она от меня откажется, моя могила повенчается со мною и воины будут воспевать мою надгробную надпись.

Тезей. Выбирайте, Эмилия.

Эмилия. Я не могу, государь: они оба слишком совершенны, никогда из-за меня не спадет волос с головы этих людей.

Ипполита. Что же станется с ними?

Тезей. Так я прикажу. И клянусь честью, что оно будет выполнено, или оба умрут.- Вы оба вернетесь к себе на родину, и через месяц каждый из вас, в сопровождении трех благородных рыцарей, опять появится на этом месте, где я воздвигну пирамиду, и тот, который в присутствии нас, здесь находящихся, принудить своего кузена, в честном и рыцарском бою, коснуться столба, получит свое; другой сложит голову вместе с своими друзьями; он умрет без ропота, не думая, что умирает за эту особу. Удовлетворяет-ли это вас?

Палемон. Да.- Слушай, брат Арсит, я опять делаюсь другом до того часа.

Арсит. Я обнимаю вас.

Тезей. Довольны-ли вы, сестра?

Эмилия. Да, приходится, государь. Иначе оба будут несчастны.

Тезей. Ну-же, пожмите опять друг другу руки, оставьте, если вы благородные люди, эту ссору, спите до назначенного часа и сдержите ваше обязательство.

Палемон. Мы не посмеем тебя обмануть, Тезей.

Тезей. Идемте, я желаю теперь обходиться с вами, как с принцами и друзьями. Когда вы вернетесь, я посажу здесь победившего и буду проливать слезы над гробом побежденного (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Афины. Комната в тюрьме.

Входят: тюремщик и 1-й друг.

Тюремщик. Вы больше ничего не слышали? Разве ничего не было говорено обо мне до поводу побега Палемона? Добрый господин, припомните.

1-й друг. Ничего, что бы я слышал, потому что я вернулся домой прежде, чем все дело было окончено; тем не менее, я мог заметить прежде, чем уйти, большую вероятность, что оба получат прощение, так как Ипполита и прекрасноглазая Эмилия на коленях умоляли с такою очаровательною жалостью, что поколебленный герцог показался мне находящимся в размышлении, последовать-ли ему своей суровой клятве, или-же сладкому состраданию этих двух дам, и, чтобы им помочь, отменно доблестный принц Пиритус половину своей души вложил в это дело, так что, я надеюсь, все обойдется хорошо. Но я не слышал ни одного вопроса о вашем имени или о его бегстве.

Тюремщик. Умоляю небеса, чтобы так и осталось!

Входит 2-й друг.

2-й друг. Успокойтесь, любезнейший! Я несу вам вести, добрые вести.

Тюремщик. Оне очень приятны.

2-й друг. Палемон оправдал вас и получил ваше прощение, объяснив, что он бежал при помощи вашей дочери, которая так же прощена; узник, чтобы не считали его неблагодарным за такую услугу, назначил для её приданого сумму денег, и большую, могу вас уверить.

Тюремщик. Вы добрый, вы всегда приносите мне хорошие новости.

1-й друг. Как окончилось дело?

2-й друг. Да как и следовало: просители, никогда не просящие, но всегда успевавшие, увидели осуществление своей благородной просьбы; пленным дарована жизнь.

1-й друг. Я знал, что это будет так.

2-й друг. Но поставлены новые условия, о которых вы услышите в более благоприятное время.

Тюремщик. Надеюсь, что они хороши.

2-й друг. Они почетны; насколько же они окажутся хорошими, я не знаю.

1-й друг. Это узнается.

Входит жених.

Жених. Увы, сударь, где ваша дочь?

Тюремщик. Почему вы спрашиваете?

Жених. Ах, сударь, когда вы видели ее?

2-й друг. Какой у него вид!

Тюремщик. Сегодня утром.

Жених. Хорошо-ли ей? Здорова-ли она? Как она спала?

1-й друг. Вот странные вопросы.

Тюремщик. Не думаю, чтобы ей было очень хорошо; вы заставляете меня припомнить: еще сегодня я распрашивал ее, и она отвечала так несхоже с прежним, так детски, так неразумно, будто она сумасшедшая, юродивая. Я очень сердился! Но что вам до нея, сударь?

Жених. Ничего, кроме сострадания. Но вам все равно придется узнать, и лучше от меня, чем от другого, меньше ее любящаго.

Тюремщик. Что такое, сударь?

1-й друг. Не так, как нужно?

2-й друг. Не хорошо?

Жених. Да, сударь, не хорошо; слишком верно, что она сумасшедшая.

1-й друг. Не может быть.

Жених. Поверьте, увидите сами.

Тюремщик. Я наполовину подозревал, что вы мне сказали. Помоги ей боги! Этому причиной или её любовь к Палемону, или беспокойство о моей безопасности за его побег; быть может, то и другое.

Жених. Возможно.

Тюремщик. Но причем такая поспешность, сударь?

Жених. Сейчас скажу. Недавно, когда я закидывал свою удочку в лежащее за дворцом большое озеро, с отдаленного берега, поросшего тростником, терпеливо поглощенный своим занятием, я услышал голос, звонкий голос; я внимательно прислушался и тогда мог хорошо понять, что это кто-то пел, и, судя по голосу, мальчик или женщина. Предоставив свою удочку её собственной участи, я приблизился,но еще не видел, кто нарушал тишину, так плотно закрывали тростник и поросль. Я лег на землю, слушая слова, которые пелись, и тогда через небольшой просвет, сделанный рыбаками, я узнал вашу дочь.

Тюремщик. Прошу вас, сударь, продолжайте.

Жених. Она пела много, но без смысла; только я слышал, что она часто повторяла: "Палемон ушел,ушел в лес за ягодами, я найду его завтра".

1-й друг. Бедная душа!

Жених. "Его цепи предадут его, он будет схвачен, и что я буду делать? Я приведу рой из ста чернооких девушек, любящих подобно мне, с венками из царских кудрей, с вишневыми губами и румяными щеками, как дамасские розы, мы все запляшем перед герцогом веселый танец я будем просить его милости". - Потом она говорила о вас, сударь: что вы будете казнены завтра утром, что она должна нарвать цветов для ваших похорон и убрать дом. Затем она напевала только: "Ива, ива, ива!" постоянно вставляя между: "Палемон, прекрасный Палемон", или: "Палемон был высокий юноша". Она сидела по колена в воде; её незаплетенные косы были обвиты венком из тростника; кругом на ней было прикреплено множество водяных растений разных цветов, так что мне она показалась прекрасною нимфою, снабжающею озеро водою, или, подобною Ирисе, недавно упавшей с неба. Она делала кольца из тростника, который рос кругом,и обращала к ним красивейшие изречения: "Так скреплена наша верная любовь", "это вы можете бросить, но не меня", и много других. Потом она плакала, и опять пела и вздыхала и посреди этого-же вздоха улыбалась и целовала себе руку.

2-й друг. Какая жалость!

Жених. Я направился к ней; она меня заметила и тотчас прыгнула в воду; я ее спас и в сохранности доставил на землю; но тотчас она вырвалась и побежала к городу с громким криком и так быстро, что оставила меня далеко позади себя. Издали я видел, что трое или четверо загородили ей дорогу; в одном из них я узнал вашего брата; тут она остановилась, упала и едва удалось ее увести. Я оставил их с нею и пришел вам все сказать. Вот и они.

Входят: Брат, Дочь тюремщика и другие.

Дочь тюремщика (поет). "Никогда-бы вам больше не видеть света"...- Не славная-ли это песенка?

Брат тюремщика. О, совершенно хорошая!

Дочь тюремщика. Я могу петь еще двадцать других,

Брат тюремщика. Верно, что можете.

Дочь тюремщика. Да, действительно могу; я могу спеть "Метлу" и "Бонни Робин".- Вы ведь портной?

Брат тюремщика. Да.

Дочь тюремщика. Где же мое подвенечное платье?

Брат тюремщика. Я принесу его завтра.

Дочь тюремщика. Принесите, но очень рано; я должна уйти, чтобы пригласить девушек и музыкантов, так как я должна утратить девственность на расцвете, иначе она будет бесплодною (Поет) - "О, прекрасный, о, любимый!"...

Брат тюремщика. Нужно вам отнестись к этому с покорностью.

Тюремщик. Это верно.

Дочь тюремщика. Доброго вечера, добрые люди! Скажите, слышали-ли вы когда о некоем молодом Палемоне?

Тюремщик. Да, девушка, мы знаем его.

Дочь тюремщика. Не прекрасный-ли это юноша?

Тюремщик. Это любовь!

Брат тюремщика. Ничем не противоречьте ей; тогда она расстроется еще более, чем прежде.

1-й друг. Да, он прекрасный человек.

Дочь тюремщика. Да, он таков?- У вас есть сестра?

1-й друг. Да.

Дочь тюремщика. Но она никогда не будет владеть им, скажите ей это, вследствие одного известного мне приема; вам лучше присмотреть за нею, потому что если она хот однажды увидит его, она погибла; в один и тот-же час она оживится и угаснет. Все молодые девушки нашего города любят его, но я смеюсь над ними и не мешаю им. Неправда-ли это разумное отношение?

1-й друг. Да.

Дочь тюремщика. Теперь, по крайней мере, с детьми от него, должно быть четыреста; тем не менее я остаюсь ему привязанною, как раковина; и все они будут мальчики; он знает средство для этого, а к десятилетнему возрасту, они все будут сделаны. музыкантами и воспевать власть Тезея.

2-й друг. Странно!

Дочь тюремщика. Более, чем вы когда-либо что слышали. Но не говорите ничего.

1-й друг. Нет.

Брат тюремщика. Оне приходят к нему со всех концов герцогства и, уверяю вас, прошлою ночью ему пришлось отправить не меньше двадцати, если он в ударе, он может сделать это в два часа.

Тюремщик. Она погибла! Неизлечима!

Брат Тюремщика. Не допусти это небо, любезный!

Дочь тюремщика. Подойдите сюда, вы умный человек.

1-й друг. Узнает-ли она его?

2-й друг. Нет, лучше-бы ей узнать.

Дочь тюремщика. Вы корабельщик?

Тюремщик. Да.

Дочь Тюремщика. Где ваш компас?

Тюремщик. Здесь.

Дочь Тюремщика. Поставьте его на север и направьте ваш курс к лесу, где лежит Палемон, ожидая меня. Управление предоставьте мне одной. Ну, подымайте якорь, сердечные, веселее!

Все. О-о-о-о-о! он поднят, ветер благоприятен! Подымите марс, распустите большой парус! Где ваш свисток, шкипер?

Брат тюремщика. Уведем ее.

Тюремщик. На верх мачты, юнга!

Брат тюремщика. Где-же лоцман?

1-й друг. Здесь.

Дочь тюремщика. Что ты видишь?

2-й друг. Прекрасный лес.

Дочь тюремщика. Правь на него, шкипер, поворачивай (поет).- "Когда Цинтия с позаимствованным светом..." (Уходят).

СЦЕНА II.

Афины. Комната во дворце.

Входит Эмилия с двумя картинами.

Эмилия. Все-же я могла-бы залечить эти раны; без этого оне, ради меня, останутся зияющими и истекут кровью. Я выберу и кончу их ссору; два таких прекрасных юноши никогда не должны погибнуть из-заменя.ИхъплачущИяматери, следуя за смертельно холодным прахом своих сыновей, не должны никогда проклинать мою жестокость. Милостивое небо! Что за нежное лицо имеет Арсит! Если-бы мудрая природа со всеми своими драгоценнейшими дарами и всеми красотами, которые она засевает при рождении благородных существ, была-бы здесь смертною женщиною, вмещай она в себе всю стыдливую скромность молодых девушек, без сомнения и она безумно прельстилась бы этим человеком. Что за взор,какого огненного блеска и какой чарующей приятности, у этого молодого принца! Здесь скрывается сама улыбающаеся Любовь! Совершенно ему подобный, резвый Ганимед, воспламенил Юпитера и принудил бога похитить прекрасного ребенка и поместить рядом с собою лучезарное созвездие! Что за бровь и какого громадного величия, у него; дугообразные, как у большеокой Юноны, но более приятные, более мягкие, чем плечо Паллады! Кажется, что слава и честь оттуда, как с стремящагося в небо возвышения, должны бы отряхнуть свои крылья и воспевать всему низшему миру страсти и битвы богов и людей, близь них стоящих. Палемон не более как мишура, лишь темная тень в сравнении с ним, он смугл и иуд, со взглядом столь мрачным, будто он утратил мать, характер вялый, в нем ни живости, ни подвижности, в нем нет этой захватывающей энергии, ни даже улыбки.- Тем не менее то, что мы называем недостатками, может нравиться в нем. Нарцисс был угрюмым юношей, но он был божествен! Но, кто может определить гибкость женской прихоти? Я сошла сума, мой разум помутился во мне. Я не сделала выбора и так нагло солгала, что женщины должны бы побить меня. На коленях прошу у тебя прощенья, Палемон; ты один и только ты прекрасен. Твои глаза - огромные светильники красоты, внушающие и дышащие любовью, и какая молодая девушка противостоит им? Что за смелую и притом привлекательную строгость отражает это смуглое мужественное лицо! О, Любовь, отныне он твое единственное воплощение! Оставайся, Арсить, в сравнении с ним ты урод,веселый цыган, а он благородный! Я обезумела, совершенно потерянная! Моя девственная правдивость покинула меня, потому что, спроси меня брат, кого я люблю, я-бы неистовствовала за Арсита,- спроси меня сестра, предпочла-бы Палемона! - Стойте оба рядом. Теперь, брат мой, приходи и спрашивай меня. Увы, я не знаю! - Спроси меня теперь, милая сестра...- Посмотрю я еще! Что за шаловливый ребенок Любовь, которая между двумя игрушками одинаковой прелести не может сделать выбора, но плачет, чтобы иметь обе!

Входит Царедворец.

Ну, что, сударь?

Царедворец. От имени благородного герцога, вашего брата, сударыня, несу вам весть: рыцари прибыли.

Эмилия. Чтобы решить спор?

Царедворец. Да.

Эмилии. Хотелось-бы мне раньше порешить себя! Какие совершала я грехи, целомудренная Диана, что моя непорочная молодость должна быть сегодня поругана кровью принцев, что моя девственность превратится в жертвенник, на котором жизни двух влюбленных, самых доблестных и лучших, когда-либо радовавшие матерей, должны быть принесены в жертву моей злосчастной красоте?

Входят: Тезей, Ипполита, Пиритус и свита.

Тезей. Введите их как можно скорее. Я с нетерпением желаю видеть их.- Ваши влюбленные соперники вернулись, а с ними и их прекрасные рыцари: теперь моя красавица-сестра, вы должны полюбить одного из них.

Эмилия. Я лучше желала-бы обоих; так ни один из них не погибнет преждевременно, ради меня.

Тезей. Кто видел их?

Пиритус. Я, только-что.

Царедворец. Ни.

Входит Вестник.

Тезей. Откуда вы, сударь?

Вестник. От рыцарей.

Тезей. Разскажите, пожалуйста, вы видели их? как они выглядят?

Вестник. Скажу, государь, и правдиво, как думаю. Шестерых более храбрых сердец, чем те, которых они привели с собою, если судить по наружности, я никогда не видывал, не слыхивал. Тот, который стоит впереди с Арситом, повидимому, должен быть отважнейшим, а по лицу - принцем, так свидетельствует его взгляд; цвет лица у него скорее темный, чем черный; суровый, но притом благородный вид, свидетельствующий,что он смел, бесстрашен и гордится опасностями; круги его глаз оттеняют пламя около него, и он выглядит разъяренным львом; его длинные волосы ниспадают, черные и блестящие, как воронье крыло; его плечи широки и крепки, руки длинны и круглы; на боку висит меч на любопытной перевязи, чтобы по мановению его бровей запечатлеть собою его желание; по совести, никогда не бывал лучше товарищ воина,

Тезей. Ты его хорошо описал.

Пиритус. Все-же он немного ниже мне кажется, чем тот, который рядом с Палемоном.

Тезей. Друг, опиши его пожалуйста.

Пиритус. Мне кажется, что он тоже принц и, может быть, больший, так как вся его внешность имеет все признаки благородства. Он несколько выше ростом, чем рыцарь, о котором говорено, но лицо его много приятнее. Его лицо румяно, как спелый виноград; он без сомнения прочувствовал, за что сражается и тем он более способен сделать своим его дело; на его лице выступают все доблестные надежды,которые он возлагает на свое предприятие. Несли он разгневан, спокойное мужество, не окрашенное крайностями, пробегает по его телу и направляет его руку к храбрым действиям; бояться он и" может, в нем нет мягкосердечия; он белокур и его густые волосы, кудрявые испуганные, как плющ, не расчесать молнии; его лицо носит облик воинственной девушки, нежно красное и белое, так как борода еще не украшает его; в его сверкающих глазах царит победа, точно желая навсегда увенчать его доблесть, нос у него с горбом, признак благородства, губы красны и после битвы пригодны дамам.

Эмилия. Эти люди также должны умереть?

Пиритус. Когда он говорит, голос его звучит, как труба, все его черты таковы, какими человек должен их желать, крепки и чисты; он вооружен секирою с золотою рукояткою; лет ему двадцать пять.

Вестник. Есть еще один, невысокого роста, но и высоте духа кажущийся не меньше других. Я никогда и видал лучших надежд в подобном теле.

Пиритус. Это который с веснушками?

Вестник. Тот самый, сударь. Но не красивы-ли оне.

Пиритус. Да, недурны.

Вестник. Мне кажется, что в таком малом количестве и хорошо расположенные оне свидетельствуют великое и изящное искусство природы. Его светлые волосы не женственно русые, но того мужественного оттенка, приближающагося к каштану; крепкий и ловкий, что доказывает мужественную душу; его руки мясисты и снабжены сильны мы мускулами, около плеч оне легко вздымаются, как женщина недавно зачавшая,- это говорит, что он способен к труду, никогда не слабея под бременем оружия; смелый, спокойный, но когда воодушевится,- тигр! У него серые глаза, признак сострадания, когда он побеждает искусный в оценке преимуществ и после того быстро пользующийся ими. Он не наносит оскорблений, но и и сносит их; он круглолиц и, когда улыбается, похож и возлюбленного, когда хмурится,- на воина. На голове у него победный дуб - с прикрепленными к нему цветами его дамы; возраст его - тридцать шесть. В руках у него на лица, окованная серебром.

Тезей. Все-ли они таковы?

Пиритус. Они все сыны доблести.

Тезей. Клянусь душою, я страстно жду их увидеть!- Сударыня, вы увидите их сражающимися.

Ипполита. Я согласна, но сожалею о причине, государь. Им-бы сражаться из-за царства! Жаль, что Любовь такая тиранка.- О, моя мягкосердечная сестра, о чем вы думаете! Не проливай слез, пока они проливают кровь, девушка. это нужно!

Тезей. Вы отточили их храбрость своею красотою.- Благородный друг, вам поручаю я поле битвы; распорядитесь им, пожалуйста, расставив нужных в этом деле людей.

Пиритус. Хорошо, государь.

Тезей. Теперь я посещу их; я не могу дождаться их появления, так воспламенила меня молва о них.- Милый друг, действуй по царски.

Пиритус. Там не будет недостатка в великолепии.

Эмилия. Несчастная девушка,заплачь! Кто-бы ни остался победителем, он потеряет родственника за твои грехи (Уходят).

СЦЕНА III.

Тюрьма.

Входят: Тюремщик, Жених и Врач.

Врач. Ея рассеянность сильнее в некоторые части месяца, чем в другия, не так-ли?

Тюремщик. Она постоянно в безвредном бреду; она маю спит, почти без аппетита, только пьет часто; мечтает о другом мире, лучшем; и какой бы обрывок предмета ни занимал ее, она услащает его именем Палемона; она примешивает его ко всякому делу, приправляет ко всякому вопросу. Смотрите, вот она идет. Вы сами увидите её состояние!

Входит дочь тюремщика.

Дочь тюремщика. Я совсем забыла ее; припев таков: "Долой, долой!" и написана никем иным худшим лицом, как Гиральдо, учителем Эмилии. У него воображения не меньше, чем способности ходить на ногах, так как в будущем мире Дидона увидит Палемона и разлюбит Энея.

Врач. Что это значит? Бедная душа,

Тюремщик. Это так целые дни.

Дочь тюремщика. Теперь об очаровании, о котором говорила вам: нужно носить серебряную монету на кончике вашего языка, иначе нет переправы! Тогда если вам выдастся удача быть, где благословенные души, что за зрелище там! - Мы, девушки с растерзанными сердцами, разбитыми в клочья любовью, мы будем там, ничего не делая целый день иного, как собирать цветы с Прозерпиною; тогда я сделаю букет для Палемона, тогда пусть он - заметьте это,- пусть!..

Врач. Как мило она заблуждается! Послушаем ее дальше.

Дочь тюремщика. По истине, скажу я вам, иногда мы играем в соломенку, мы, из числа блаженных! Увы, в другом месте существование жестоко, столько гореть, кипеть, скрежетать, выть, болтать, браниться. Они производят отвратительную музыку! Берегитесь! если кто сходит с ума, или вешается и топится, туда они и идут. Храни нас, Юпитер! Там нас бросят в котел с оловом и ростовщическим жиром, посреди целаго миллиона карманщиков, чтобы там кипеть подобно окороку ветчины, для которого никогда не достаточно.

Врач. Как бьется её мозг!

Дочь тюремщика. Знатные и царедворцы, снабдившие девушек детьми, в этом месте; они стоят в огне до пупка и во льду до сердца, и так виновная часть горит, а обманчивая мерзнет. Во истину, можно бы думать, что наказание слишком тяжело для такого пустяка! Верьте мне, что охотно женишься на прокаженной ведьме, чтобы только освободиться, уверяю вас.

Врач. Как она упорствует на этой мысли! Это не привитое помешательство, а меланхолия очень глубокая и обширная.

Дочь тюремщика. Слышать, как вместе воют там гордая барыня и гордая купчиха! Я была-бы зверем, назвав это веселым делом. Одна кричит: "О, этот дым!" другая: "Что за огонь!"; одна кричит: "О, зачем я когда-либо делала так за пологом!" и затем воет; другая проклинает своего любовника и беседку в её саду (поет). "Я буду верна, звезда моя, судьба моя"...

Тюремщик. Что вы скажете о ней, сударь?

Врач. Я нахожу, что у неё помрачение ума, которому я не могу помочь.

Тюремщик. Увы, что-же делать?

Врач. Не знаете-ли вы, любила-ли она кого, прежде чем увидала Палемона?

Тюремщик. Я некогда сильно надеялся, что она остановит свою привязанность на этом господине, моем друге.

Жених. Я тоже думал это и считал, что получу большую выгоду, если дам половину моего состояния, чтобы она и я были-бы в одинаковых условиях.

Врач. Неумеренное пресыщение её взоров растроило прочия чувства; они могут возвратиться и снова начать исполнение предназначенных им свойств, но теперь они находятся в самом необычайном бреду. Вот что вам надлежит сделать: поместите ее в место, куда свет скорее проникает, чем имеет свободный доступ; возьмите вы, сударь, её друг, имя Палемона, скажите, что приходите есть с нею и совершить общение любви; это привлечет её внимание, так как на этом помешался её ум; прочие предметы, возникающие между её мыслью и взором, делаются лишь шутками и забавами её сумасшествия; пойте ей те нежные песни любви, которые, она говорит, пел Палемон в тюрьме; приходите к ней, украшенный самыми красивыми цветами, которые только способно дать время года, и к этому присоедините еще какие-либо другие искусственные духи, приятные чувствам; все это составит Палемона, так как Палемон умеет петь, и Палемон приятен и все, что есть лучшее; выражайте желание есть с нею, разрезывайте ей пищу, пейте за её здоровье и это все прерывайте просьбами о благосклонности и допущении к её милости. Узнайте, какие молодые девушки были её подругами и участницами в играх, и пусть оне приходят с именем Палемона на устах, с подарками, данными как бы от его имени. Она обретается в заблуждении, с которым должно бороться заблуждениями. Это может заставить ее принимать пищу, спать и, что теперь в ней спятило, вернуть в прежний вид и порядок. Я видел, что это удавалось, не помню сколько раз, ни питаю большую надежду увеличить число новым случаем. Я буду приходить в разные положения предпринятого дела, с своею помощью.Приведем дело в исполнение и ускорим успех, который несомненно вернет благосостояние (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Афины; приготовлено три жертвенника и посвящены каждый Марсу, Венере и Диане.

Музыка. Входят: Тезей, Ипполита, Пиритус и свита.

Тезей. Пусть они входят и вознесут к богам свои святые молитвы! Пусть храмы блещут священными огнями, а жертвенники возносят в благочестивых дарениях свой благоухающий фимиам к тем, которые над нами. Не опустите что-либо нужное. Им предстоит исполнить благородное дело, желая почтить высшие силы, любящия их.

Пиритус. Государь, они идут.

Звуки труб. Входят: Палемон, Арсит и их рыцари.

Тезей. Вы, доблестные и мужественные враги, царственно родственные враги, прибывшие сегодня, чтобы погасить это родство, пылающее между вами,- отложите свой гнев на один час и, подобно голубям, преклоните ваши непреклонные груди пред священными жертвенниками своих покровителей, грозных богов. Ваш гнев более, чем смертоносен, пусть будет он вам опорою! И под сенью богов, сражайтесь во имя справедливости. Я оставляю вас вашим молитвам и между вами разделяю свои пожелания.

Пиритус. Пусть честь венчает достойнейшаго! (Уходят Тезей и его свита).

Палемон. Стклянка, движущаеся теперь, не успеет кончиться, прежде чем один из нас умрет. Подумайте только о том, что еслибы во мне существовало что-либо способное быть мне в этом деле врагом, будь то один мой глаз против другого, рука, задержанная рукою, я уничтожил бы ненавистника, брат, я сделал бы так, хотя это часть меня. Поэтому судите, как я отнесусь к вам.

Арсит. Я стараюсь изгнать из памяти ваше имя, нашу прежнюю любовь. ваше родство, и на это самое место поместить нечто, что я желал бы уничтожить. Поднимем мы паруса, которые приведут наши корабли туда, куда будет угодно небесному шкиперу.

Палемон. Ты хорошо сказал. Прежде чем я удалюсь, дай мне обнять тебя, брат: этого я больше никогда не сделаю больше.

Арсит. Последнее прости!

Палемон. Пусть будет так. Прощай, брат!

Арсит. Прощай (Обнимаются. Уходят: Палемон и его рыцари).- Рыцари, родственники, друзья, вы, жертвующие за меня, истинные последователи Марса, дух которого рассеивает в вас зародыш страха и опасения, которое из него вытекает, приступите со мною пред богом нашего призвания. Испросим у него себе львиные сердца, дыхание тигра и его ярость, а также и его прыткость, для нападения, подразумеваю я, потому для отступления нам пришлось пожелать быть улитками. Вам известно, мой приз должен быть добыт в крови. Сила и доблесть должны возложить на меня венок, к которому прикована царица цветов. Наши моления должны быть, поэтому, обращены к тому, который лагерь обращает в цистерну, переполненную человеческою кровью. Окажите мне ваше содействие и преклоните к нему ваши души (Они приближаются к жертвеннику Марса, падают ниц и поклоняются).- О могущественный, своею силою превративший в пурпур зелень Нептуна, преобладание которого возвещается кометами, опустошения которого в беспредельных полях свидетельствуются черепами над землею, дыхание которого поражает трепетное плодородие Цереры, который несокрушимою рукою срывает с высоты небесной синевы, каменные башни, воздвигающий и разрушающий каменные ограды городов, научи в этот день меня, своего ученика, младшего из последователей твоего барабана, искусству войны, чтобы я мог водрузить свое знамя во славу тебя, и быть, благодаря тебе, приветствованным победителем дня. Дай мне, великий Марс, какое-нибудь свидетельство твоей благосклонности (Все по прежнему падают ниц; слышится бряцание оружия, сопровождаемое раскатом грома, похожим на шум битвы, вследствие чего все встают и поклоняются жертвеннику).- О великий разрешитель необычайных обстоятельств, низвергающий сгнившие государства, великий распределитель пыльных старинных титулов, и кровопусканием облегчающий больную землю, врачующий мир от переполнения народами, я принимаю твои знаки, как счастливое предзнаменование и во имя тебя, я смело иду к своей цели. Идемте! (Уходят).

Входят: Палемон и его рыцари.

Палемон. Наши звезды должны засиять сегодня новым огнем или померкнуть. Наше побуждение - любовь, если богиня любви его примет, то она дарует нам победу. Соедините-же ваши души с моею, вы все, великодушное благородство которых делает из моего дела свою личную судьбу. Богине Венере посвятим наше предприятие и попросим её заступничества за нас.

Они подходят к алтарю Венеры, падают ниц и поклоняются.

Привет тебе, владетельная царица тайн, имеющая власть лишить ярости самого свирепаго тирана, чтобы заставить плакать у ног девушки, могущая одним взглядом заглушить барабан Марса и рассеять тревогу в шепот, имеющая власть калеку заставит размахивать своим костылем и излечить его раньше Аполлона, ты могущая принудить царя быть вассалом своей подданной я побудить преклонную важность к пляске! Плешивого холостяка, молодость которого, подобно резвому шалуну, в потешном огне избегла твоего пламени, ты можешь поймать и в семьдесят лет и заставить его сиплым голосом визжать молодые песни любви. Какая божественная сила не подвластна тебе? Фебу ты придаешь огней более жгучих, чем его небесное пламя сожгло его смертного сына, а твое - его самого. Говорят, что и Диана, холодная и спокойная,бросала свой лук и вздыхала! Прими меня под свое покровительство, своего преданного воина, носящего твое иго как венок из роз, хотя он тяжелее свинца и колючее терния. Я никогда не роптал против твоего закона; я никогда не открывал тайн, не зная их, и даже, еслибы я знал их все; я никогда не брал чужой жены и не хотел читать измышления остряков; никогда за роскошными играми не старался я соблазнить красоту, но смущался, когда делали то щеголеватые господа; я бывал суров к нескромным блюстителям тайн и строго спрашивал их, есть у них матери? У меня была женщина, а они делали вред женщинам. Я знал человека восьмидесяти зим, сказал я им, который женился на четырнадцатилетней; в твоей было власти вложить жизнь в прах. Старческие судороги согнули в круг его крепкие ноги, подагра связала его пальцы в узы, страшные конвульсии почти извлекали глаз из их орбит, так что сама жизнь казалась в нем мучением. Этот скелет имел от своей молодой подруги красивого сына, и я утверждал; что это его сын, так как она клялась в этом и кто мог не верить ей? Словом, тем, которые хвалятся после успеха я не товарищ, которые не успели и хвалятся - я враг, за тех, кто добивается, но бессильно - я радуюсь. Нет, я не люблю того,кто рассказывает тайные похождения сквернейшим образом, ни того, кто нарушает тайны бесстыдною речью. Таков - я и клянусь, что никогда возлюбленный не вздыхал более искренним образом. О, царственно-нежная богиня, даруй-же мне победу в этом состязании, где борется заслуга истинной любви и благослови меня знаком твоей высокой милости.

Слышится музыка, потом видны летающие голуби; все опять падают ниц, потом поклоняются.

О, тебя, царствующую над смертными сердцами от одиннадцати до девяносто лет, имеющую весь этот мир для травли и стала нас для твоей забавы, благодарю тебя за твое благоприятное явление! Укрепляя мое невинное и честное сердце, оно все мое тело вскружило уверенностью на это дело.- Встанем и преклонимся перед богинею: наступает время (Кланяются и уходят).

Тихие звуки флейт. Входит Эмилия в белом с распущенными волосами и венком из колосьев на голове; девушка в белом с цветами в волосах, несет её шлейф, другая несет впереди серебряную лань, в которую вложены фимиам и нежные ароматы и которую она ставит перед жертвенником Дианы; девушки отходят, а Эмилия зажигает, потом оне преклоняются и становятся на колени.

Эмилия. О, царица священная, таинственная, холодная и постоянная, ненавистница ночных пиров, молчаливая, созерцательная, прекрасная, единая, белая и девственная и чистая, как снег вздымаемый ветром, которой твои женственные рыцари дают не больше крови, чтобы только сделать румянец, составляющий их священническое одеяние,- я, твоя жрица. преклоняюсь здесь перед твоим жертвенником. О, соблаговоли взглянуть своим прекрасным зеленым оком, никогда не смотревшим на опороченный предмет, на твою девственницу; и священная серебристая повелительница наклони свое ухо,- никогда не слышавшее непристойное выражение, ни сластолюбивого звука,- к моей мольбе, которую смущает священный трепет. Это мое последнее служение весталкою, я одета как невеста, но сердце во мне девственно, я избрала мужа, но не знаю его; из двоих я должна выбрать одного и прошу за его успех; но я не повинна в избрании; на мои глаза, потеряй я одного из них, оба одинаково ценны, я не могу осудить ни одного, который погибнет, уничтожится без приговора. Поэтому, скромнейшая царица, пусть тот из двух соперников, который лучше любит меня и имеет наибольшее на то право, снимет с меня мой колосовый венок,- иначе допусти, чтобы я могла сохранить в этом сонме свое место и звание.

Лань исчезает под жертвенник и на её место появляется розовый отросток с одною на нем розою.

Смотрите, что владычица приливов и отливов извергает своею властью из недр своего священного жертвенника: только одну розу! Если я хорошо поняла, эта битва погубит обоих храбрых витязей и я, девственный цветок, должна буду несорванным цвести в одиночестве.

Слышатся внезапные звуки музыки и роза падает с ветки и исчезает под жертвенник.

Цветок упал, дерево опускается! Владычица, вот ты и отрекешься от меня, я буду сорвана, думается мне, но я не знаю твоей воли, открой свою тайну! - Надеюсь, что она довольна, знаки были благоприятны (Преклоняются и уходят).

СЦЕНА II.

Афины. Комната в тюрьме.

Входят: Врач, тюремщик и жених, в одежде Палемона.

Врач. Хорошо-ли подействовал на нее совет, который я вам дал?

Жених. Очень; девушки, которые были с нею вместе, наполовину убедили ее, что я Палемон. С полчаса тому назад, она подошла ко мне улыбающаеся и спросила меня, что хочу я есть, и когда поцелую ее; я ответил, что немедленно и дважды поцеловал ее.

Врач. Это хорошо. Двадцать раз - было-бы еще лучше, потому что именно от этого зависит лечение.

Жених. Тогда она сказала мне, что прободрствует со мною эту ночь, так как ей известно, в котором часу меня захватит порыв.

Врач. Не мешайте ей и как только наступит порыв, немедленно справляйтесь.

Жених. Она хотела, чтобы я пел.

Врач. И вы пели?

Жених. Нет.

Врач. Вы не хорошо поступили, вам нужно всячески ублажать ее.

Жених. У меня нет голоса, сударь, чтобы удовлетворить ее в этом отношении.

Врач. Все равно, делайте только шум; сделайте, о чем-бы она ни просила вас. Лягте с нею, если она попросит.

Тюремщик. Постойте, доктор!

Врач. Да, во имя исцеления.

Тюремщик. Соблюдем прежде. с вашего разрешения, приемы чести.

Врач. Это только мелочь. Не потеряйте ради чести своего ребенка, вылечите ее сначала этим средством и тогда, если она захочет быть честною, перед нею будет прямой путь.Тюремщик. Благодарю вас.

Врач. приведите ее, прошу вас, посмотрим, как она выглядит.

Тюремщик. Хорошо, я скажу ей, что ее ждет Палемон.- Но, доктор, мне кажется, что вы все таки ошибаетесь (Уходит).

Врач. Идите, идите, вы, отцы, тоже недурные безумцы: её честь? Если дать ей лекарство, прежде чем мы найдем.

Жених. Как? вы не считаете ее честною?

Врач. Сколько ей лет?

Жених. Восемнадцать.

Врач. Может быть, но это все равно, и безразлично для нашей цели. Что там ни говори отец, если вы заметите, что её настроение склоняется в ином направлении, как я говорил, videlicet, в сторону плоти,- понимаете?

Жених. Да, очень хорошо.

Врач. Удовлетворите её желания и щедро; это исцелит ее ipso facto от меланхолической любви, которая ее отравляет.

Жених. Я с вами согласен.

Врач. Вы увидите. Вот и она, прошу вас, удовлетворите ее.

Входят: тюремщик, дочь тюремщика и девушка.

Тюремщик. Иди-же, твой возлюбленный Палемон тебя ждет, дитя мое, и уже давно он здесь, чтобы посетить тебя.

Дочь Тюремщика. Благодарю его за любезное терпение, он добрый юноша и я ему очень признательна.- Вы не видели коня, которого он мне подарил.

Тюремщик. Да.

Дочь тюремщика. Как вы его находите?

Тюремщик. Это прекрасный конь.

Дочь тюремщика. Вы не видали, как он пляшет?

Тюремщик. Нет.

Дочь Тюремщика. Я-же часто; он пляшет очень мило, очень изящно и в жиге он может послать вызов всем длинно и короткохвостым. Он кружится как волчек.

Тюремщик. Это, должно быть, действительно хорошо.

Дочь Тюремщика. Он будет плясать мавританский танец со скоростью двадцати миль в час и загонит лучшего деревянного конька во всем приходе, я это знаю, он прыгает под музыку "Свет легкой любви".Что вы скажете об этом коне?

Тюремщик. С такими достоинствами, я думаю, его можно привести на игрище.

Дочь тюремщика. Пустяки.

Тюремщик. Умеет-ли он также читать и писать?

Дочь Тюремщика. У него красивая рука и он сам ведет счет сена и корма; конюх, пожелающий его поймать, должен встать очень рано. Знаете гнедую кобылу герцога?

Тюремщик. Очень хорошо.

Дочь тюремщика. Она ужасно влюблена в него, несчастная скотина, но он, как.и её господин, холоден и презрителен.

Тюремщик. Какое у неё приданое?

Дочь тюремщика. Около двухсот коп сена и десятка два мер овса. Но он никогда не получит; он так пришепетывает во время ржания, что способен прельстить кобылу мельника; он будет причиною её смерти.

Врач. Что за глупости говорит она.

Тюремщик. Кланяйтесь, вот идет ваш возлюбленный.

Жених. Прекрасная душа, как вы себя чувствуете? Прекрасная девушка, что за поклон!

Дочь тюремщика. К вашим услугам, но по честному пути.- Как далеко, господа, до конца света?

Врач. Ну, денег пути, девушка.

Дочь тюремщика. Не хотите-ли отправиться со мною?

Жених. Что-же мы будем там делать?

Дочь тюремщика.Да играть в мяч! Что-же другое делать там?

Жених. Я согласен, если там мы совершим нашу свадьбу.

Дочь тюремщика. Это верно; уверяю вас, что мы найдем для этой цели какого-нибудь слепого священника, который решится нас повенчать, потому здесь они взыскательны и безумны; кроме того отец: будет завтра повешен и это будет камнем в таком деле.- Не Палемон-ли вы?

Жених. Разве вы не узнаете меня?

Дочь тюремщика. Да, но вы не думаете обо мне! Я не имею ничего, кроме этого бедного платья и двух грубых сорочек.

Жених. Все равно; я вас желаю.

Дочь тюремщика. Верно-ли?

Жених. Клянусь этой честною рукою, что хочу.

Дочь тюремщика. Пойдем тогда в постель.

Жених. Когда хотите (Целует ее).

Дочь тюремщика. О, сударь, вы очень много берете.

Жених. Почему вы стираете мой поцелуй?

Дочь тюремщика. Это сладкий поцелуй, он побудит меня к браку.- Не ваш-ли это брат Арсит?

Врач. Да, моя дорогая, и я рад, что мой кузен Палемон сделал такой прекрасный выбор.

Дочь тюремщика. Думаете-ли вы, что он возьмет меня?

Врач. Несомненно.

Дочь Тюремщика. И вы это тоже думаете?

Тюремщик. Да.

Дочь тюремщика. У нас будет много детей.- Создатель, как вы пополнели! Мой Палемон, вероятно, также пополнеет,- теперь он на свободе. Увы, бедный цыпленочек! его изнурили черствою едою и плохим жилищем; но я его возстановлю поцелуями.

Входит вестник.

Вестник. Что вы здесь делаете? вы пропустите благороднейшее зрелище, когда-либо виданное!

Тюремщик. Они уже на месте битвы?

Вестник. Они там.- Вы также исполняете там обязанность.

Тюремщик. Я сейчас иду.- Я должен покинуть вас здесь.

Врач. Мы также пойдем с вами. Я не желаю пропустить зрелище.

Тюремщик. Как вы ее находите?

Врач. Уверяю вас, что по прошествии трех или четырех дней, я опять возстановлю ее.- Вы не должны оставлять ее, но поддержите в этом направлении.

Жених. Хорошо.

Врач. Пусть она пойдет домой.

Жених. Пойдем, дорогая, мы будем обедать, а потом мы будем играть в карты.

Дочь тюремщика. И будем целоваться?

Жених. Сто раз.

Дочь тюремщика. И двадцать?

Жених. Да, и двадцать.

Дочь тюремщика. А потом мы ляжем вместе спать?

Врач. Соглашайтесь на её предложение.

Жених. Да, дорогая, конечно.

Дочь тюремщика. Но вы меня не обидите?

Жених. Нет, дорогая.

Дочь тюремщика. Если вы это сделаете, любимый, я заплачу (Уходят).

СЦЕНА III.

Часть леса близь Афин и близь места, предназначенного для битвы.

Музыка. Входят: Тезей, Ипполита, Эмилия, Пиритус и свита.

Эмилия. Я не пойду дальше.

Пиритус.Вы пропустите зрелище?

Эмилии. Я предпочла видеть крапивника, налетающего на муху, чем этот спор. Каждый наносимый удар грозит доблестной жизни. Каждый удар стонет на месте, на которое нанесен, и звучит скорее погребальным звоном, чем силою. Я останусь здесь. Достаточно, что мой слух будет истязаться всем, что должно случиться, против чего нет глухоты; довольно слышать, не оскверняя моих глаз страшным зрелищем, которое они могут избежать.

Пиритус. Государь, добрейший мой повелитель, ваша сестра не желает идти далее.

Тезей. Она должна. Она увидит подвиги храбрости в их естестве, которые когда-нибудь будут прекрасны даже на картинах; сама природа сочинит и представит пьесу и участие должно быть закреплено слухом и зрением. Вы должны присутствовать: вы награда победителю, приз и венок, чтобы увенчать имеющего право.

Эмилия. Простите мне.- Будь я там, я закрою глаза.

Тезей. Вы должны быть там. Это испытание происходит будто ночью, и вы, единственная звезда, чтобы светит.

Эмилия. Я угасла. Только обман может быть в том свете, который покажет их одного другому. Мрак, бывший всегда матерью ужаса, на который направлены проклятия стольных миллионов смертных, мог бы теперь только набросить свой черный покров над обоими, чтобы ни один другого не нашел, и тем приобрести себе немного доброй славы и загладить не одно убийство, в которых он повинен.

Ипполита. Ты должна идти.

Эмилия. Правда, я не хочу.

Тезей. Но витязи должны зажечь свое мужество о ваш глаз. Знайте, что вы сокровище этой битвы и должны быть на лицо, чтобы оплатить службу.

Эмилия. Государь, простите меня, но о царственном престоле можно спорить вдали от него.

Тезей. Хорошо, хорошо, как вам угодно. Лида, которые останутся с вами, могут пожелать свою должность своим врагам.

Ипполита. Прощай, сестра, мне хочется узнать твоете мужа прежде тебя, на самый крайний промежуток времени. Того, которого из них боги признают достойнейшим, того молю их дать тебе (Уходят все, кроме Эмилии и части свиты).

Эмилия. У Арсита нежное лицо, но его взгляд как уставленный таран, или как отточенное лезвие в шелковых ножнах; милосердие и мужество сочетаются на его лице. У Палемона угрожающий вид, его лоб насуплен и кажется готовым покорить все, что ему докучаеть. Однако, он не всегда такой, но он часто меняется по свойству своих мыслей; его взгляд долго покоится на своем предмете. Грусть благородно идет к нему, Арситу,- также веселость, но грусть Палемона своего рода веселость - умеренная, будто веселость делает его грустным, а грусть - веселым. Мрачные чувства, столь некрасивые в других, в нем остаются приятными.

За сценой трубят рога, а трубы играют наступление.

Слушайте, как эти шпоры доблести возбуждают принцев к их испытанию! Арсить может получить меня, между тем Палемон может ранить Арсита до искажения его лица! О, какое сожаление может соответствовать такому случаю! Будь я там, я нанесла-бы вред, потому что они направляли-бы свои взоры на меня и в это мгновение они могли-бы пропустить выпад или защиту, вызванное самым мгновением. Гораздо лучше, что меня там нет.- О, лучше было-бы не родиться, чем быть причиною подобного несчастия. (Рога трубят. За сценою громкий крик: "Палемон!") Что случилось?

1-й .луга- Приветствуют Палемона!

Эмилии. Он значит победил. Это было всегда возможно; его лицо дышало победою и успехом, и он, несомненно, первый между людьми.- Прошу тебя, беги и узнай мне, как идет дело. (Трубы,рога и крики: "Палемон" за сценою).

1-й слуга. Опять Палемон!

Эмилия. Беги и узнай (1-й слуга уходит).- Бедный слуга, ты проиграл. На правой стороне я всегда носила твой портрет, Палемона - на левом; почему так, я не знаю. Я не имела никакой цели при этом, так пожелал случай. На левой стороне лежит сердце. Палемон получил лучшую часть (Еще крики, шум и рога за сценой). Этот взрыв криков наверное конец битвы.

Входит 1-й слуга.

1-й слуга. Говорят, что Палемон приблизил тело Арсита на дюйм к столбу и общий крик был "Палемон!" Но тотчас сторонники Арсита его мужественно освободили и теперь оба смелые соперника опять схватились.

Эмилия. Если-бы было можно преобразиться им во едино! - но к чему? не было-бы ни одной женщины достойной такого соединенного человека. Их единичная доблесть, свойственное каждому благородство служат невыгодным унижением всякой существующей женщине. (Музыка, крики: "Арсит") новые возгласы! Опять "Палемон!"

1-й слуга. Нет, теперь кричат: "Арсит!"

Эмилия. Прошу тебя обратить внимание на крики. Приложи к делу оба уха!

Крики за сценою и возгласы: "Арсит, победа!"

1-й слуга. Кричат "Арсит!" и "победа!" Слушайте: "Арсит!" "победа!" Окончание битвы возвещено трубами.

Эмилия. И не дальновидные могли понять, что Арсит не ребенок. Очи небесные! блеск и сияние мужества играли в нем! Она не могла укрыться в нем подобно тому, как огонь в пламени, как скромный берег не может бороться с водами, которые ураган заставляет бушевать. Я думала, что бедному Палемону будет несчастье, но я не знала, почему я это думала. Наш разум не пророк, а воображение очень часто. Они идут! Увы, бедный Палемон!

Трубы гремят. Входят: Тезей, Ипполита, Пиритус, Арсит в качестве победителя, свита и проч.

Тезей. Вот где наша сестра ожидает, трепетная и тревожная. Прелестнейшая Эмилия, боги своим божественным решением назначили вам этого витязя. Он лучший, когда-либо разбивавший на голову. Дайте мне ваши руки. Возьмите вы ее, а вы - его; будьте соединены любовью, которая пусть ростет по мере того, как вы будете стареть.

Арсит. Эмилия, чтобы вас получить, я отдал все, что мне было самого дорогого, кроме приобретеннаго; тем не менее, я приобрел вас дешево, если ценить вас по достоинству.

Тезвй. О любимая сестра, он говорит о храбром рыцаре, когда-либо пришпоривавшем ретивого коня. Наверное боги пожелали-бы, чтобы он умер не женатым из опасения, чтобы его род не был-бы в мире слишком богоподобен. Его поведение так очаровало меня, что мне кажется, что Арсит был рядом с ним лишь кусок свинца. Если бы я делал о всех его достоинствах подобную похвалу, то ваш Арсит ничего от этого не потеряет, потому что человек, оказавшийся столь сильным, встретил лучшаго. Я слышал, как две ревнивые Филомелы отягощали ухо ночи своими соперничествующими голосами; то преодолевала одна, потом другая, потом опять первая, постепенно преодолеваемая, так что чувство слуха не могло быть судьею между ними. Так долго было и с этими родственниками, пока небеса с трудом дали победить одному.- Носите с гордостью венок, добытый вами.- Что касается побежденных, то немедленно осуществите приговор, потому что я знаю, что жизнь тяготит их; пусть это свершится. Это зрелище не для наших взглядов. Отправимся же отсюда радостными, с небольшою грустью.- Обнимите свой приз, я знаю, что вы не захотите его потерять.- Ипполита, я вижу, что один из твоих глаз зарождает слезу, которая с него и скатится.

Эмилия. Победа-ли это? О, силы небесные, где ваша милость? Если-бы не ваша воля, решившая, что так должно быть, и заставляющая меня жить, чтобы утешить этого несчастного, лишенного друга принца, отринувшего жизнь, более ценную, чем жизнь всех женщин, я хотела-бы также умереть.

Ипполита. Безпредельная малость, что четыре таких глаза были так устремлены на одну, что двум надлежит за это ослепнуть.

Тезей. Так должно быть (Музыка. Уходит).

СЦЕНА IV.

Там-же; приготовлена плаха.

Входят: Палемон и его рыцари связанные, Тюремщик, палач и др. и стража.

Палемон. Есть много живых людей, переживших лббовь народа; в таком-же положении находится не один отец по отношению своих детей; в этом размышлении мы находим некоторое утешение; мы умираем, но не без людского сострадания; их искреннее желание - чтобы мы были живы; мы предупреждаем отталкивающее несчастие старости, мы обманываем подагру и простуду, которые в поздние часы стремятся к седым пришельцам; мы направляемся к богам молодыми и несгорбленными, не сгибаясь под бременем многих закоснелых преступлений; наверное, что богам будет угоднее скорее, чем подобным, дать нам пить нектар с собою, но, потому, что мы более чистые души.- Мои дорогие родственники, жизнь которых пожертвована ради этой жалкой выгоды, вы продали ее слишком дешево.

1-й рыцарь. Какой конец может быть более удовлетворителен? Над нами победители имеют счастье, которое столь-же преходяще, как верна для нас смерть. Ни на былинку доблести они не превосходят нас.

2-й рыцарь. Простимся; и нашею покорностью возмутим нестойкую фортуну, колеблещуюся в своей большей устойчивости.

3-й рыцарь. Идем. Кто-же начинает?

Палемон. Тот самый, который привел вас на этот пир, должен вкусить его раньше всех,- Ха, ха, ха! мой друг, ваша любезная дочь дала мне однажды свободу, вы же увидите, как я утрачу ее навсегда; скажите, как она поживает? Я слышал, что ей нехорошо, и свойство её несчастья причинило мне некоторую грусть.

Тюремщик. Она, сударь, совершенно оправилась и скоро выйдет замуж.

Палемон. Клянусь остатком жизни, что я этому очень рад. Это последнее, что меня порадует. Прошу тебя, передай ей это и поклонись ей от меня, а чтобы увеличить её приданое, возьми вот это (Отдает кошелек).

1-й рыцарь. Дадимте все.

2-й рыцарь. Это девушка?

Палемон. Я так думаю, действительно доброе существо, которое сделало мне больше, чем я могу заплатить или оценить.

Все рыцари. Передай ей наш привет (Отдают свои кошельки).

Тюремщик. Боги благослови вас всех и внуши ей признательность.

Палемон. Прости! и пусть моя жизнь будет теперь столь-же коротка, как и этот последний привет (Подходит к плахе).

1-й рыцарь. Предводи нами, мужественный родственник.

Все рыцари. Мы радостно последуем за вами!

Палемон кладет свою голову на плаху. За сценою большой шум и крики: "Скорее, спасите!.. стой" - торопливо входит Вестник.

Вестник. Стойте, стойте! Стойте, стойте!

Поспешно входит Пиритус.

Пиритус. Эй, постой! Будь проклята ваша торопливость, если вы так скоро исполнили свое дело.- Благородный Палемон! боги желают проявить свою славу в той жизни, которую ты отныне поведешь.

Палемон. Может-ли это быть, когда я говорил уже, что Венера вероломна! В чем-же дело?

Пиритус. Встаньте, благородный витязь, и преклоните ухо (Палемон поднимается) к вестям,одинаково сладким и горьким.

Палемон. Что-же пробудило нас от нашего сна?

Пиритус. Слушайте-же. Ваш кузен ехал верхом на коне, который был ему подарен Эмилиею, вороном, без единого белаго волоска, что, как некоторые скажут, уменьшает его цену, и помешало-бы, не смотря на все его достоинства, многим его купить. Это суеверие имеет веру и здесь. ехал Арсит, по камням Афин, которые копыты коня скорее отмеривали, чем касались, потому что этот конь делал-бы милю с каждым шагом, будь его всаднику угодно возбудить его; и являлся он, таким образом, отмахивая каменные плиты, так сказать, танцуя по музыке, которую производили подковы - говорят, что железо дало происхождение музыке,- завистливый камень, холодный как старый Сатурн, и, как он, одержимый зловещим огнем, произвел искру, или не знаю, какой иной свирепый отблеск. Конь, горячий, как пламя, испугался и почувствовал, к какому неистовству дают ему право его силы; он сталь на дыбы, забывая правила выездки, хотя и был послушно выезжен; он ржет как поросенок под острою шпорою, которая его сердит, а не заставляет слушаться и пускает в ход все уловки сердитой и взбешенной, чтобы выбить из седла всадника, мужественно усмиряющего его. Все тщетно, удила не ломаются, подпруга не лопнула, ни страшные скачки не выбивают всадника, который крепко держит коня между своими коленями; тогда на своих задних ногах конь вздымается на дыбы так высоко, что ноги Арсита выше его головы и кажутся привешанными странным образом. Победный венок падает с его головы и немедленно конь опрокидывается назад, надавливая всею своею тяжестью на всадника. Однако, Арсит еще жив; но таков и корабль, который держится на воде только,чтобы быть поглощенным следующею волною. Он очень желает переговорить с вами. Вот и он.

Входят: Тезей, Ипполита, Эмилия и Арсит на носилках.

Палемон. О злополучный конец нашего существования! боги всемогущи! - Арсит, если твое сердце, твое благородное, мужественное сердце сегодня разбито, то отдай мне последния слова. Я - Палемон, любящий тебя и при смерти.

Арсит. Возьми Эмилию и с нею всю радость земную. Протяни свою руку. Прощай! Пробил мой последний час. Я не был верен, но не был изменником; прости меня, брать.- Один поцелуй от прекрасной Эмилии (ц
123;лует ее) готово! Бери ее. Я умираю! (умирает),

Палемон. Да найдет елисейские поля твоя благородная душа.

Эмилия. Я закрою твои глаза, принц; да будут с тобою блаженные души.Ты совершеннейший человек и, пока я жива, день этот отдаю слезам.

Палемон. А я почитании.

Тезей. На этом месте вы впервые сразились; здесь же я некогда разъединил вас; принесем богам благодарение за вашу жизнь.- Его роль сыграна, и хотя она была короткою,но исполнена хорошо. Ваше существование продлено и благословенная роса неба орошает вас. Могущественная Венера украсила свой жертвенник, даруя вам вашу возлюбленную. Наш повелитель Марс оправдал свое пророчество и даровал Арситу удовлетворение в битве. Так свершили небеса свою должную справедливости! - Уберите отсюда это тело.

Палемон. О брат! Зачем иметь нам желания, стоющия нам утраты желаний! зачем можно купить дорогую любовь только ценою дорогой любви!

Тезей. Никогда еще судьба не играла более тонкой игры: побежденный торжествует, а победитель приносится в жертву; впрочем в этом событии боги были крайне справедливы! - Палемон, ваш родственник, признал, что право на эту даму принадлежит вам; к тому же вы первый увидели ее и тогда заявили о своей любви; он возстановил ее вам, как похищенную драгоценность, желая, чтобы совесть ваша отпустила его отсюда прощенным. Боги берут суд из моей руки и сами делаются исполнителями. Возьмите свою даму и уведите с этого места смерти ваших друзей, которых я делаю своими друзьями. День или два будем грустны и почтим Арсита даже и при погребении. По окончании этого мы обретем свадебные лица и будем улыбаться вместе с Палемоном. Только час, один час тому назад я был за него так опечален, как рад за Арсита; а теперь я за него также радуюсь,как грущу за того.- О вы, небесные кудесники, что вы делаете с нами! Мы радуемся о том чего нет, плачем о том, что имеем; всегда мы в чем-нибудь дети. Будем же признательны за то, что есть и предоставим вам решать, что выше нашего понимания! Идем и будем действовать согласно обстоятельствам времени. (Музыка. Уходят).

ЭПИЛОГ.

Мне-бы хотелось теперь спросить вас, как находите вы пьесу. Но подобно школьнику, незнающему что сказать, я страшно боюсь. Прошу вас, останьтесь еще немного и дайте мне посмотреть на вас. Никто не смеется? Тогда не хорошо, вижу я! Тот, кто любил молодую красивую девушку, покажи свое лицо,- странно, что здесь никого нет в таком положении,- а если он хочет поступать против своей совести, пусть он свистит и убивает нашу торговлю. Тщетно, вижу я, удерживать вас! Тем хуже, тогда! Что вы скажете теперь?- Не заблуждайтесь относительно меня: я не дерзок!.. Нам к этому нет поводов. Если рассказанная нами сказка - так как это ни что иное,- чем-либо удовлетворила вас, потому что с этою целью она и была предположена, мы достигли цели; и скоро мы представим еще, смею сказать, лучшие, чтобы продлит ваше прежнее расположение к нам. Мы и все наше усердие остаемся к вашим услугам. Господа, покойной ночи! (Музыка).

Уильям Шекспир - Два благородных родственника. 2 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :