Сэмюэл Ричардсон
«Памела, или награжденная добродетель.. 4 часть.»

"Памела, или награжденная добродетель.. 4 часть."

Ныне мне причина есть больше боятя: ибо господин наш скоро сюда будет. Все в доме чистят и прибирают, конюшню и сарай готовят, которые уже давно не отворялис, я спросила госпожу Жевкес скороль господин наш будет? Но она мне на то ни чево неотвечала, я думаю, что она умышленно так со мною поступает, чтоб принудить желать тово, чево я больше всево на свете боюсь. Как любезные родители, верить сему вероломному господину? Он писал ко мне, что не хочет меня любить, и без моево согласия ко мне не ездить, где ево обещание? А после он же писал, что не должен больше слово свое содержать, для тово только, что я добродетел сохраняю, он мне говорил, что меня возненавидел, вижу, и очень вижу, что то великая правда: ибо без товоб он меня неподвергнул такой опасности и всечасному страху.

ПЯТНИЦА

Вчерась в вечеру видя, что двери отворены, осмелилась я в сад вытти, и ходя по оному размышляла о моем несчастии, и задумавшись зашла в густую куртину, где и села на траве, имея в уме всечастную причину бед моих. Вдруг увидела, что бегут ко мне изо всей силы мущины и женщины в превеликом страхе, я сперва не знала тому причины, но как подбежали то и сказали, что они меня ищут, думая, что не опять ли я вздумала бежать. Всех прежде прибежал ужасной Кольбрант, у которого ноги были почти в косую сажень за ним конюх, что ограбил господина Виллиамса, по том Нанон и кухарка, а за ними злая Жевкес, которая идучи не сказанно меня ругала. Господин Кольбрант говорил мне, опять вы нас девица Памела очень испужали, и стал позади меня боясь, чтоб я не побежала.

Я сидела смирно, чтоб показать им, что не намерена была бежать, последняя в том не удача отняла у меня со всем охоту более к тому покушатся. Когда госпожа Жевкес так близко подходить стала, что ей можно меня было слышать, то я ей и сказала вы не имеете причины так на меня сердится, я сюда зашла в задумчивости своей ни какова намерения уйти не имея, и ниже итти далее, но она ни чему не веря, бить меня стала, и естлиб Кольбрант не отнял, она бы меня задавила, хотя он ей и сказывал, что нашел меня тихо на траве сидящую, но она тем не была довольна, а велела девкам под руки тащить меня в палаты, сняв наперед с ног моих башмаки, а в вечеру сказала, что бы я спала между ею и Нанон в средине. Вижу, что она все сие делает себе во оправданье, естли спросят для чево так слабо меня содержала, она до того меня довела своими поступками, что я и вправду возненавидела жизнь свою.

В сей час пришед отдала мне башмаки, и повелителным голосом приказала вынув из чемодана платье одется, сказывая, что в четвертом часу будут дочери господина Данфорта меня нарочно видеть, отдав отдав и ключь от моего ларца. Я ей сказала, что не слушаю на показ не оденусь, и не хочу их видеть.

В пятом часу в вечеру.

Обе девицы не бывали, думаю..... постой слышу стук, посмотрю только в окно а к ним не выду.

О Боже, что я вижу! господин мой в богатой едет карете! он, конечно он: что мне делать! где скрытся, и куда бежать! о Боже! теперь мне помощи потщися.

В семь часов в вечеру.

Хотя боюсь ево видеть, но удивляюсь, как еще до сих пор ево не видала, конечно какие нибудь против меня чинят приуготовления? И злая Жевкес видно что все ему рассказывает. Теперь не могу пера в руках держать, видите, как кривы строки, сердце и рука трепещут от страха, но для чево те трепещут и боятся кои неповинны, а виновные спокойны бывают.

СУББОТА.

Скажу вам, что вчерась в вечеру было, до сих пор ни силы, ни времени, не было писать.

Не достойное сие творение, то есть злая Жевкес продержала моево господина до семи часов с половиной, а он приехал ровно в пять часов.

Я слышала, как он идучи на крыльцо, приказал себе ужинать готовить.

По том вошол в мою спальню с видом свирепым, и подступя ко мне говорил, упрямая Памела и не благодарная беглянка, перьвый ево комплемент был, пристойноль тебе так много приключать мне труда и печали? Я от страха не могла ни чево отвечать, как стояла, так и упала на землю, лицо свое закрыв передником. Правильно он говорил, дерская, лицо свое скрываеш; а я только слезами и рыданием отвечала. Подыми, говорил он госпоже Жевкес сего Ангела непорочного, (так подлинно прежде он и думал:) ибо я не могу глядеть на сие явление. Лицемерка, для чево так валяешся? Вижу, что хочешь возпользавтся слабостию моею, которую я противу тебя имею, и хочешь, что бы я тебя поднял, на уме не бывало, пусть господин Виллиамс тебе верит, а я знаю, что ты готова всякому бросится на шею, которой бы только тебе махнул рукою.

Я слыша ругательства ево тяжко во<Текст испорчен>ала; госпожа Жевкес помогла стоять мне на коленях: ибо на ноги не могла встать будучи в страхе. Узнай Памела, она мне говорила, лутчева тебе друга, и признайся во всех своих не достойных поступках, проси прощения у сего милостиваво господина. А я стоя на коленях ежеминутно обмирала. Господин мой видя сие, говорил ей, она в том очень искусна, и тотчас обомрет, когда за хочет. Сии слова раздирали мое сердце, и я не могла ни чево промолвить, но взирая на Небо тяжко воздыхала; по том все силы собрав сказала, Бог вам воздаст, государь мой! он в превеликом тогда казался сердце, ходил в зад и в перед по покою свирепо на меня взирая, по том сказал, я скоро может быть решусь, что с нею зделать должно, по сих словах пошел вон, оставя нас. Я чуть жива была в моем огорчении, надобно говорила я, что бы я была всех на свете животных хуже и несчастнее. Не во все госпожа Жевкес мне отвечала, но я радуюсь, что в вин своей начинаешь признаватся, всево лутче покорность; я буду друг твой и стану за тебя старатся, если обещаешь впредь послушлива быть, все можно до утра исправить, не дурачся больше. Поди проклятая вон, я ей отвечала! уже злостию твоею не можно больше мои печали умножить, поди злое и не милосердое сердце. Она в ярости толкнув меня, пошла вон, и слова мои пересказала господину, прибавя много от своей злости.

Я лежала на полу до девяти часов, пока она вышед говорила, изволь итти сударыня к нашему господину, я не могу, говорю ей на ногах стоять, как мне итти. Изрядно она отвечала, я пришлю господина Кольбранта, он вас на руках донесет.

Я испугаясь сего, собрав все мои силы, встала и пошла за нею в нижния покои, в которых господин мой был трясучись, как лист от сильнова ветру, вошед в залу, увидела новова лакея вместо Ивана, которой у господина моего стоял за стулом: ибо он в то время ужинал, и которой увидя меня тотчас вон вышел, (не забыть бы сказать между дела и то, что у господина нашего и кучер был новой, знать, что и Роберт также выгнан.) Я хотел говорил он, когда я вошла, сажать вас за стол с собою когда гостей нет, но вижу, что не можешь забыть подлой своей природы, и предпочитаешь рабов господину, теперь служиж мне стоя за стулом, а между тем поговорим, ибо я немного время для тебя терять намерен.

Много мне чести, государь мой, я отвечала, что бы служить вам, а природу мою я во век не забуду, и став за стулом принуждена была на оной облакотится, не имея силы на ногах стоять. Налей мне рюмку Бургонскова вина; я взяв бутылку на силу держала, и трясущимися руками лила вино все мимо. Госпожа Жевкес видя сие, сама налила, а я обеими руками взяв поднос насилу держала. Он приняв рюмку сказал, стой за мною. Вы сказываете госпожа Жевкес, что она не ест и не спит почти ни чево и всегда плачет? Так государь мой, она отвечала, я дивилась, как она жива! о говорил он, это нет ни чево, етакие молодые и упрямые девки слезами и упорством питатся могут. Со всем тем цвет лица ее никогда таков хорош не был как ныне, видно что господин Виллиамс и не потребные их вымыслы питали ее со избытком.

Я принуждена была все то слушая молчать, к томуж и охоты говорить в моем смятении не имела.

Вы сказывали, говорил он, что она вчерась хотела бежать? Хотя может быть точно намеренья ее к тому и не было, она отвечала, однако так меня испужала, что я от страха себя не вспомнила, и весьма радуюсь, что вы приехали сами, надеясь, что свои с нею намерении скорее исполнить не оставите, а вас уверяю, что ее не можно устеречь будет, уйдет она у нас всеконечно.

Государь мой, я бросясь на землю, и обняв ево ноги, говорила! умилосердись надо мною! удостой меня сказать вам, каким образом сия злая женщина меня содержит. Но немилосердой господин, пресекши речь мою отвечал, я уверен, что она во всем должность свою исполняла, чтоб ты ни говорила на госпожу Жевкес, то все ей поможет в рассуждении её старания и прилежности, чрез которые ты здесь сохранена от побегу, без тово бы давно ушла, и погубила человека в такое время, когда ему готовилося на всю жизнь ево счастие.

Я встала, и воздыхая говорила ему, вижу государь мой, что моя жалоба похожа на ту, которую я читала в одной книжке, как агнец приносил оправданье имея челобитчиком волка, а коршуна судьею.

Видитель госпожа Жевкес, он говорил ей, вы волк, я коршун, а она непорочной агнец! я вижу, что вы не знаете, сколь много она начиталась книг, и на полнилась рассуждения. Она превеликий имеет разум, когда начнет простирать похвалу, о своей пустой добродетели, других пороча.

О! государь мой, говорила ему злая сия женщина, чтоб более рассердить, это еще ни чево в сравнение тово, как она меня величает. Я у ней сводня и прутьямиб меня выгнать надобно, но не дивлюсь теперь слыша, сто и вас называет коршуном.

Моево намерения, отвечала я называть коршуном не было.... Но он не дав мне договорить, закричал, молчи и не болтай притворщица. И конечно не к стате Жевкес примолвила, поверь мне, что так называть господина не годится. Добро я отвечала, буду молчать, когда мне говорить не позволяют, но судия праведный Вышнего рассудит нас не лицемерно.

Примечайте, он говорил, госпожа Жевкес, богобоязливая, и непорочная невинность, хочет молитвами своими свести огнь с Небеси, и попалить нас, знаю, что она клясть умеет и притворно набожна, полно беспутная, налей мне рюмку вина.

Я в горьких своих слезах взяв вино наливала, а господин наш издеваясь говорил, я думаю она хочет смешая с вином свои слезы напоить меня, равные сему издевки, продолжались и во все время ево ужина, а отужинав, сказал мне, великое для вас счастье, что можете когда хотите лить слезы из ясных очей своих, не лишая их блистания и света, конечно кто нибудь сказал вам, что вы прекраснее кажетесь, когда плачете? Видалиль вы госпожа Жевкес ково нибудь ее пригожее? И можноль тому дивится, что я так велико к ней имею снисхождение, посмотри, взяв меня рукою, а другой держал рюмку, какая талия, какая шея, какие руки, и каков цвет в лице, а лукавства и пронырства ее никто описать не может. По сему и не чему дивится, что бедной Виллиамс в нее влюбился, и по тому я ее виню больше, нежели его. Когда он меня покинул дерать, я ту минуту ушла в угол, и оборотясь лицем стала к стене, стараясь всячески удержать себя от слез, вздыхая непрестанно так, что казалось дух со воздохами из меня выходит, дивлюсь госпожа Жевкес, он говорил, что вы тогда испужались, как ей попалось письмо ваше в руки, я не боюсь что мои письма читают, у меня нет тайных переписок, и я не открываю тайны, которую знаю, и не подкупаю людей переносить письма. По том сказал, поди сюда плутовка? Нам с тобой во многом надобно разчесться, для чево нейдешь когда я кличу? Тфу Памела, как не стыдно злая Жевкес сказала, не трогается с места когда господин тебе повелевает, может быть он простит вину твою. По том он сам подо шол ко мне, видя, что я насилу стояла, и положа мне на шею руку говорил, видитель госпожа Жевкесь, ежелиб она не поманила проклятова Виллиамса, я бы ее простил охотно.

Возможноль, государь мой, говорила не достойная Жевкес, как вы милостивы и легко винных прощать можете, я надеюсь, что вы примете ее в свою милость нынешней вечер, и дадите завтвре узнать свою должность.

Я услышав сие, затрепетала от страха, сама с собою размышляя, можноль больше мерзости иметь в сердце, как сия злодейка. Горесть и презрение к ней запретили отвечать ей, только руки к Вышнему простирала, и молитву творила, которую частые вздохи непрестанно пресекали.

Они слушая сие, только смеялись, наконец несколько подумав господин мой говорил, нет, я не могу ее простить, она меня много обезпокоила и обезчестила во всем здешнем округе, она всех людей моих Бедфордских перепортила, презрила мою милость, и хотела уйти с неблагодарным священником; но говоря сие, успел поцеловать меня, и хотел руку положить в пазуху. Я вырвалась и до того ево не допустила, крича, что скорея умру, нежели допущу до таких поступок. Подумай Памела? Подумай, говорил мне угрожая где ты? И не дурачся больше, ибо можешь быть более несчастна, нежели ты думаешь. Проводи ее госпожа Жевкес вверх я ей писменно пришлю объяснение моего намерения, подумай Памела о сем по прилежнее. И пришли мне на то ответ завтре по утру, я вам кажется довольно даю время на размышление, но поверь, что после того конец будет непременно. Пришед я в спальню, погрузилась в несказанную печаль, и ждала, что от нево будет, радуюся несколько тому, что еще ночь осталась для спокойствия моего; однако он в вечеру тово не прислал. Госпожа Жевкес и Нанон пришли ко мне начевать, я легла в платье на постелю, хотя она много за то на меня и ворчала, но я не хотела раздется, и спала очень мало, боясь, чтоб не пустили ево в спальню.

Господин Симон Дарнфорт севодни у господина нашева обедать будет, и присылал поздравить к нему с приездом, слышу, что он очень хочет меня видеть, и надеюсь за мной пришлют, чтож делать, надобно повиноватся.

СУББОТА в полдень.

Господин мой прислал ко мне с гопожею Жевкес свой писменной договор, которой я здесь прилагаю, объявя свои честные желании, чрез которой я узнала, что он хотел меня держать у себя любовницею, но я надеюсь любезные родители всегда то ненавидеть. Вы увидите сами, к чему требовании ево простирались, он думал, что я с радостию на то соглашуся без нарушенья совести и добродетели, дабы чрез оные можно и вас щасливыми учинить. Я на оное так отвечала, что думаю и вам не можно опорочить, только боюсь, чтоб не употребили на мою гибель насилия, но естли уже сил моих не достанет супротивлятся, надеюсь, что пред Богом винна не буду, для тово, что никогда и мыслию греху не была причастна; ежели же, от чево Боже меня сохрани, лишась чести и добродетели к вам возвращуся, тогда не буду сметь на вас глядеть, хотя и не виновна буду, но вы думаю зжалитесь над бедной своей Памелой, и дадите спокойно проводить малой остаток дней моих, которой ежеминутно приближать будет к желаемой для меня кончине.

Вот и те договорные пункты, которые ко мне от господина моего присланы были, и на оные мои ответы.

"Девице Памеле Андревс.

Ответ мой на оное.

"Прилагаю вам пункты, о которых надобно хорошенько по думать, отвечайте мне писменно, дабы я мог взять последнюю резолюцию, вспомните, что я пустым себя забавлять не позволю, и что ответ ваш немедленной конец учинить вам может и такой, какой сами изберете, я уже не буду больше упрекать, ни трудится вас уверить.

Не погневайтесь государь мой на вашу бедную служанку за ее смелость, которую она взяла на ваши пункты отвечать, не кажите гневу и мщения, увидя, в чем ответы мои зависят, не признавайте виною, видя супротивление в том, что я сердцем не навижу, я не буду вас манить так, как человек, которой еще размышляет, и не имею нужды о том ни минуты думать. Вот мои ответы, что бы из того после ни явилось.

I.

На I.

"Естли вы меня уверите, что сей страмец Виллиамс ни какой от вас не имел надежды, на свое дерзновенное представление, и не имеете ни малой к нему склонности мне предпочитая, я вам с радостию все нижеписанное исполню верно.

Что касается, государь мой, до первого пункта, дабы не остатся в уме вашем лукавой и лицемеркой, должно мне объявить, что я господину Виллиамсу никогда надежды не подавала, и думаю, что мне учинить помощь, всево больше принудила должность ево чина, дабы избавить от печальной жизни беднова человека. Вы можете мне поверить государь мой, что я ни за ково замуж не хочу, и что всех более на свете тово почитаю, которой погибели моей ищет.

II.

На II.

"С начала подарю вам пять сот Гиней, на собственные ваши нужды, вы можете их употребить на то, на что хотите, которые отдам за третьева, и до тех пор ни чево от вас требовать не буду; пока вы совершенно денег не получите.

Деньги ваши не навижу и отрицаюсь, чтоб вы со мною зделать ни хотели, деньги, государь мои не зделают меня счастливою, ежели Бог Всемогущий меня не оставит, я не хочу потерять надежды, увеселятся во всех моих несчастиях тем, чево великие милости по мнению моему наградить не могут: ибо проведя жизнь во грехах, всечасно плакать и сокрушатся от раскаяния не хочу.

III.

На III.

"Я вам уступлю деревню, которую я уже давно купил в графстве Кент, доходу с нее в год двести пятьдесят фунтов стерлингов, и отдам вам, и детям вашим, ежели они будут в вечное владение. Отец ваш и мать там жить будут, и всем владеть вместо вас. А сверх тово, я им по смерть буду давать по пятидесяти фунтов стерлингов в год; а ежели в которой год помянутых доходов чистыми деньгами не придет, я дополнять всегда буду.

По тому же и сие не принимаю, а при том сожалею, что вы думаете бедных, но при том добродетельных родителях, что они не хотят жить в таком месте, которое куплено добродетелью их дочери. Не гневайтесь государь мой за мою строптивость, вы их знать не изволите, они лутче с голоду в своей дымной избе похотят умереть, нежели примут все сокровища на свете с таким поносным и предосудительным договором. Я вам осмелюсь открыть чувствия моего сердца, что я надеясь на милость Божию, лутче прийму смерть, как бы она страшна ни казалась, нежели подумаю быть не достойной Дочерью таких честных и добродетельных людей.

IV.

На IV.

"Прострю мои благодеяния не только на родителей ваших и родственников, но и на всех тех, ково вы жалуете.

Беру смелость и на сие отвечать также: ежели есть из родственников моих такие, которым нужна ваша милость, лутче пусть они не получают, нежели получат моим позором.

V.

На V.

"Прикажу привесть вам разных парчей и штофов, извольте выбрав зделать себе четыре пары платья, и ходить так, как бы вы были, жена моя, подарю вам два перстня брилиантовых, две пары серег и узол, которые мать моя купила, чтобы дарить девицу Томлинс, ежелиб сватовство между ею и мною окончалось, и еще подарю много, ежели склонностию вашею буду доволен.

Богатое мне платье, государь мой не пристойно, и не желаю ево носить тщеславно, а славлю себя бедностию моей и нищетою. Верьте мне, что меня оно меньше прельщает моих раздранных рубищь, в которых мать ваша изволила меня принять в свою милость, брилианты ваши лутче годятся знатной какой девице, а мое сокровище есть добродетель, которую не дешевле ценю ваших подарков, когда я увижу перстни на руках моих и на шее узол, что мне вздумапь, кроме угрызения в моей совести и раскаяния, вечно предав за то мою непорочность, наружные украшении меня веселить не будут, когда потеряю драгоценнейшей убор и украшение девическое.

VI.

На VI.

"По знай чрез то Памела, мою милость, видя так велико снисхождение в моих обещаниях, к человеку, которова в руках моих имею, ежелиж несклонится и ныне то увидишь, что я не захочу трудиться много, впасть в бесславие, не приобретя удовлетворения моей страсти, во что бы то ни стало, ни каких уже более не имея с вами договоров, естли сии будут не нравны.

Знаю, государь мой, чрез мое несчастное искушение, что я в руках ваших, имею слабое сопротивление, которое может быть мне помогать не будет, и что, власть ваша погубить меня поможет. Но при всем том могу вас обнадежить, что волею не пожру мою добродетель и докажу, что обещания ваши и власть, не могут меня на погибель мою склонить, ежелиж не возмогу насилию супротивлятся, то надеюсь на милость Божию, которая не допустит вас поругать меня, и зделать бесчестие, он един мне заступник и помощник в моих злых несчастиях.

VII.

На VII.

"Вы будете владеть мною, и всем и моим домом равно, как бы законная жена моя, все мои люди будут ваши, а при том двух еще выбери себе особливо во услуги, до которых мне не будет ни какова дела, а ежели доволен любовию и поступками вашими буду, может быть я на вас чрез несколько времяни и женюся, но ныне точно оного обещать не могу. Ежелиж любовь моя всегда так к вам воззрастать будет, как ныне, то уже мне и не возможно будет отказать вам во оном. Подумай Памела, когда есть время, и пока оное в твоих силах, одолжи меня и зделай как себя, так и родителей твоих счастливыми на веки; и не допусти после ваших противных ответов, окончать так, что и я может быть буду раскаиватся бесповоротно.

Я никогда так далеко мыслей моих не простирала, как вы в сем пункте изволите упоминать, а только старалась употреблять мои вымыслы, что бы уйти из дома вашева, где содержусь в неволе, хотяб вы и честно со мной поступали. Желании мои были и ныне есть, чтоб в прежнюю мою нищету возвратится. Что я пред вами государь мой, зделала? Что лишаете меня сей радости безвинно. Замук за вашева священника, я никогда вытти не хотела, но с радостиюб ушла, не только с ним, но и с последним конюхом отсюда, ежелиб только знала, что он в мое прежнее жилище меня проводит без страха. Я помню слова ваши, которые вы изволили в разговорах сказывать, что одново Капитана, которой одним жалованьем своим прожить ни как не мог, и которого великими деньгами славной Монарх в свете не подкупил к измене. Так и я могу в нищете живши, быть довольна, и не хочу продать мою добродетель, хотяб всю Индию с её с богатством мне давали.

А что изволите писать, что чрез несколько времяни ежели я против вас склонно поступать буду, можете на мне и женится, то позвольте мне сказать, что я на то всево менше из ваших обещаний прельщаюсь, по тому, что ежели есть во мне ныне какие для вас достоинствы, то по окончании желания вашего уже оные все изчезнут. И так далеко от того счастия буду, что сама признаю себя не достойной быть вашею женою, что скажут люди, когда вы женитесь на любовнице вашей; которые так толковать будут, куда как жалко, что такой знатной дворянин женился не только на бедной и подлой Памеле, но и на Памеле непотребной. И так, как я глупа, но не могу прельстится обманом весьма видным.

Признаюсь, что мне всево ужаснее, будучи бедною и слабою, без друзей и помощи, в руках ваших себя видеть; по тому, и прошу вас государь мой, слезно, о моих ответах подумать здраво. До сих пор вы резво бежали поругание мне зделать, но еще за помощию Божиею не удалось оное окончить, когда уже то учините, возвратить будет не можно. Какая вам будет радость, и какая возрастет слава, победя слабого и бедного неприятеля. Оставте меня в нищете жить с честию, я больше от вас сей милости не желаю, и во все дни и часы живота моево, буду молить за вас Бога. Подумайте, пока еще есть время, вспомните какое разкаяние и угрызение совести иметь будите в час смерти, припомня гибель причиненную бедной девке на веки, которая добродетель свою всему на свете предпочитала. На противу же какую радость и утешение будете чувствовать, увидя себя ужасного сего греха непричастна, совесть ваша с веселием припомнит вам, что вы зжалясь на слезы, оставили несчастную в покое, и чрез то себя и ее от греха и вечной печали и воздыхания избавили. Бог милосердый, которой не дал вам в реке утонуть, (чему имею причину радоватся вечно) да смягчит ваше сердце, и спасет вас от греха, а меня от погибели конечной. В руки ево предаюся, и ежели спасу честь и живот мой, вечно ево благодарить, и вас буду молить день и ночь, да продлит дражайший век ваш

Государь мой,

Ваша печальная бедная и отчаянная

услужница.

Списала для вас любезные родители, копию моих ответов, за которые надеюсь вы меня бранить не будете, ежели буду иметь счастие вас видеть. В вечеру, как господин Дарнфорт отсюда поехал, господин мои призвал меня перед себя, н говорил, рассмотрелаль Памела мои обещании? Видела государь мой, я отвечала, вот и ответы мои, но позвольте мне вытти, когда изволите читать их. Что это значит? Говорил он, мне кажется читать их вы мне не помешаете.

Лишь только хотела я вон вытти, подав ему пункты. Но он сказал, не бегай, взяв меня за руку, я читать не буду, покамест вы со мною, только скажите мне, довольныль вы моим обещанием? Вы сами изволте увидеть, я отвечала, только не держите меня. Разсуждалаль ты об них хорошенько, он спросил прежде ответа? Конечно, я отвечала. Но ежели знаете, продолжал он, что мне ответ ваш будет не нравен, то лутче возми и подумай с нова, ежелиж и последний ваш ответ мне не полюбится, то вы пропадете без повороту: ибо я нехочу уже больше просить о том, что в моей власти, ежелиж вы не довольны моим обещанием, то я вам и половину имения моево отдать не отрекусь, только не хочу твоего отказу, мне не возможно страшной заклинаясь клятвой без вас жить в свете, и когда уже так далеко дошло, то заключил от вас никогда не отлучатся. И в тот час испужал меня до смерти, ибо схватя меня поцеловал раза три, или четыре, а я на силу вырвавшись из рук у нево, прибежала без памяти почти, от страха в мою спальню. С час погодя, позвал к себе госпожу Жевкес, и я услышала, что он был в превеликом на меня сердце, а злая Жевкес ему говорила, что он сам виноват, можноб уже было давно жалобы мои и упрямство окончить. Я намерена во всю ночь спать не ложится, о как бедное во мне сердце трепещет! что со мною будет?

СУББОТА в полночь.

В полночь прислал ко мне госпожу Жевкес сказать, чтоб я к нему шла. Она пришед и взяв меня за руку повела, куда, я спросила? Я вас провожу, она отвечала в такое место, где вы будете довольны, я идучи за нею несколько приметила, что она прямо ведет меня в спальню к моему господину, остановилась. Я не пойду туда, сказала ей. Пойдем, взяв она меня за руку тащила, не дурачься небойсь, не будет беды тебе ни малой. Нет хоть умру здесь, а туда нейду, я кричала, а он то же кричал из своей спальни, поведи ее насильно и скажи, чтоб не упрямилась а то тужить будет. Я не могла много отвечать, только стоя на одном месте, твердила: нейду, и вырвавшись ушла в кабинет свой, ожидая всеминутно, что придут брать силой. Непотребная Жевкес пришед, приказала мне скорее спать ложится. Не хочу, я отвечала и всю ночь сидеть буду. Ложись, говорят, я тебе приказываю, и подтверждала мне сия злодейка, а то я тотчас позову Нанон и раздену силою, я зная, что ни злобы ни прозьба умягчить ее не могут, плакав пред нею говорила, я знаю, что вы впустите господина нашева сюда меня погубить. Он очень гневен отвечала она и не захочет так много зделать вам чести, поверь мне что с вами поступать надлежит другим манером, вас прежде выдать надобно замуж, и муж заставит себя послушать и неволей. Ни какой муж на свете, я ей говорила, не заставит меня противное чести и порочное дело зделать, и ни чем принудить не может. А вот увидим скоро, она отвечала. Нанон между тем вошла, а я еще не ложась спросила, долголь будет мне ночью не иметь покоя, между вами лежа? Не долго, Жевкес говорила, пока вместо нас один будет товарищь, да лутче обеих. Пожалуй госпожа Жевкес, я ей со слезами говорила, перестанте со мною так поступать, я вижу, вы начинаете снова говорить сии мерзости, не принуждайте меня вас рассердить. Ложись упрямица, она все твердила, Нанон раздевай ее, а буде обе с нее нессилим, то позову нашево господина на помощь. Или господина Кольбранта ибо сия каммиссия пристойнее ему. Куда как вы немилосерды, я рыдая от слез ей говорила, но она отвечала, и вы изрядно меня потчивали называя сводней, и что должно меня выгнать метлами. Для чегож вы я продолжала мутя на меня господину не сказали, что меня били. Нет, мой агнец, она отвечала, я вам оставила о том сказать, что вы думаю конечноб и зделали, ежели бы коршун не потакнул волку, и не велел непорочному агнцу замолчать. Мне ваши издевки не приятный, госпожа Жевкес я ей говорила, и хотя ныне ни от ково нет мне милости и обороны, но может быть будет время, что и меня послушают, и тогда самые твои против меня не приличные поступки заставят тебя молчать предо мною. Так мой агнец, она отвечала, и коршун за молчит вместе со мною, нет мой свет, надобно что и мы оба онемели, тогда уже свободно будет тебе одной говорить, как ты непорочна, честна и добродетельна. Ежели бы вы хоть мало думали о будущем, я ей сказала, то бы никогда говорить так безчеловечно не стали, не дивлюсь теперь вас узнавши, в какие я впала руки. Без сумнения, она отвечала однако пожалуй раздевайся, и ложись спать, а ежели не скоро ляжешь, то уверяю тебя, что твоя непорочность замчит тебя в такие руки, которые еще крепче моих схватят. Я лягу, только отдайте мне ключь от дверей, я ей отвечала, а без тово супротивлятся буду, пока возможно. Как не так, она за кричала, что бы вам подать к уходу способ? Поверь мне, я подтверждала, что я о том думать конечно перестала, только отдайте ключь, когда хотите чтобы я уснула, а без тово не лягу и во всю ночь буду сидеть. Она вскоча схватила меня в беремя, как подушку и понесла, говоря, я тебе докажу как слабы все твои супротивлении против меня, и посадя меня в креслы, толкнула в грудь, сказав хороша, да упряма. О естли бы такая была сила, как гордость, то бы всех нас из дому унесла за плечами. Вижу, сказала я, что мои несчастия вам радости прибавляют, и заставляют больше надо мною ругатся, но я напротив того любилаб вас сердечно, и почла за милость, естли бы вы мне отдали ключь от нашей спальни. Она вдруг переменя угрюмой свой вид на веселой, спросила меня, скажите мне по совести? Можетель вы меня любить чистосердечно. Кто вам о том сказывал, я отвечала, вы сами знаете, сколько мне подали причин вас не навидеть, но однакож я хочу вас так любить, сколько мне будет возможно, но не могу уверять, что буду любить от всего сердца, да вы и сами не поверите, зная свои со мной не милосердые поступки. Вот правда, она говорила, признаюсь сама, что говорите беспристрастно, однакож Нанон, (сказала своей девке) разуй и раздень девицу Памелу. Пожалуй милостивая моя государыня, я ей сказала, дай мне хоть малое время, когда уже миновать не можно я тотчас лягу. Между тем вошла я на минуту в кабинет мой и сие писала, но слыша непрестанное от неё понуждение ложится спать, принуждена все оставить, и раздевшись осталась в одной исподнице и карсете. Злая Жевкес ключь отдала мне, и я двери у спальни нашей заперла и хотя легла на постелю, но во всю ночь почти не заснула. Я не знаю, что она думает, только всегда как Нанон говорить что станет, закричит, молчи мерзавка, хотя Памела что и будет спрашивать при мне, отнюдь не отвечай. Все ее в доме чрезвычайно боятся, нрав имеет мудреной, и далеко разной с госпожей Жервис.

ВОСКРЕСЕНЬЕ по утру.

Вдруг пришло мне одно намерение исполнить, хотя очень смело но безгрешно, видя, что карета была заложена, и господин мой убирался ехать в кирку пошла я в кабинет и написала следующие два билетца.

Рекомендуется прилежно всему собранию, что один дворянин честной и достойной, и вознамерился употребить всю свою власть богатство к погублению бедной и несчастливой девки.

То сия бедная и печальная девка просит прихожан в церькви помолиться Богу, что бы сохранил её добродетель и непорочность.

В тот самой час как я писала, госпожа Жевкес вошла ко мне в кабинет и говорила, долго ли тебе будет писать всечасно, подай сюда, что такое, и вырвав бумагу, презирая все мои прозьбы, понесла оба билета к господину. Он прочитая их, сказал ей, поди скажи Памеле, что она скоро увидит, как прозьбы её исполнятся. Дерзновенная! когда отринула мои обещании, я ей скоро дам себя знать, и сказав сие, пошол садится. Я в то время глядела на нево в окно, и видела, что он очень хорошо был убран, и можно сказать, что он пригож очень, жаль, что сердце ево не таково, как вид наружной, для чево я не могу ево возненавидеть? Но читая сие, не обезпокойтесь любезные родители, не могу любить, дела ево кажут мне его ужасным.

Господин наш прислал сказать, что домой обедать не будет, и думаю поехал к господину Дарнфорту. Весьма печально мне слышать, как госпожа Жевкес сказала, что бедной господин Виллиамс ныне меня ради в тюрме страдает, да и подлинно я одна тому причиной: ибо господин мой строго требует от нево заплаты, правда, что господин Виллиамс получил от него сто пятдесят фунтов Стерлингов, но вместо того он у него три года был Капелляном, а договора у них по несчастию ни какова не было; ибо он понадеялся на милость своево патрона, а воздвигнул гнев на себя стараясь подать мне помощь, но надеюсь, что со временем воздастся ему от Бога, ныне мне не возможно о нем и заикнутся, в рассуждении, что ревность гонителя нашева тем более раздражится.

ВОСКРЕСЕНЬЕ в вечеру.

Госпожа Жевкес получила от нашева господина письмо, а что пишет не знаю; только карета назад приехала без нево, а спросить про нево неково. Ужасно боюсь новых против меня умыслов, с тех пор все мне подозрительны стали, когда посулили мне погибель, да что иное ждать и осталось. Денно и нощно прошу Бога, что бы сохранил меня, и лутчеб прекратил дни мои, нежели допустил жить в безчестии и придя в отчаяние, лишится жизни. Жевкес нечаянно оставила на столе письмо от господина, я тотчас ево списала, и вы узнаете чрез беспорядочные строки, писанные трясущеюся рукою о моем беспокойстве, желаю, что бы господин Виллиамс освободился, и благодарю Бога, видя в письме ево себе на один день отраду.

Госпожа Жевкес,

"Меня здесь очень просили за господина Виллиамса, и для тово севодни после обеда еду в Станфорт в карете господина Дарнфорта. Прежде может быть домой не буду, как завтре поутру, на куклу вашу я сердит очень, она уже время свое упустила, хотя бы ныне принять мои обещании и захотела. Когдаж об ней, что нибудь узнаю от господина Виллиамса, то по возвращении не благодарную уличу в неправде, и тогда то уже ни притворные ее слезы, ни чрезвычайные горести не отвратят определенной ее доли, но только не кажите сего письма ей, чтоб ум ее к вымыслам рожденный, не нашол новых способов к побегу, ночью не оставайтесь с нею одна, может быть осмелится вдругоредь сквозь окно уйти: ибо я спрошу её на вас и остаюсь

"Ваш доброй приятель.

Списав оное письмо, на том же месте, где взяла положила, но только что положить успела, госпожа Жевкес прибежала в крайнем беспокойстве, боясь чтоб я письма не прочитала, но видя, что я в кабинете, а письмо на столе в другой комнате лежало, не имела больше сумненья. Я боялась, сказала она мне, что бы вы не прочли моево письма, которое я не осторожностию на столе забыла? Ежели бы я знала.... но она не дав мне окончить, говорила, чтож разве бы ты, осмелилась прочитать письмо чужое? Без сумнения я отвечала, в нынешнем моем состоянии я бы его конечно прочла, ежели бы знала, что оно там, позвольте мне теперь прочитать ево? Нет не дам она отвечала, а скажу только то, что господин мой сам поехал освободить господина Виллиамса из темницы. Это великой знак ево милости, можно сказать, что он очень милосерд, и всякому охотно прощает, кто бы что ни зделал. Как поехал? Спросила я, будто ни чево о том не знаю, разве он был не в Стамфорте? Там отвечала она, сперва он был, но когда господин Петерс за нево просил, то вместе с ним они туда и поехали. Нечево нам теперь делать, поранее поужинаем, да и спать лажем. Слава Богу я сказала, севоднишную ночь покойно высплюсь? Можно бы всякую ночь спать вам, она говорила с покоем, ежели бы не пустые ваши страхи мешали, вы боитесь друзей своих, которые вам не опасны. Правда, я отвечала, для тово, что их здесь нету, севоднишнюю ночь сохраню мою непорочность, а что завтре будет, тово не знаю? Желаю вам любезные родители, добру ночь, и хотя письмо господина моево меня испужало, однако я стараюсь скрывать то.

ВТОРНИК в вечеру.

Что больше злая Жевкес ко мне ласкова, то больше имею причины боятся, чтоб под видом добра не вкусить отравы. О бедная Дочь ваша! сколько искушений, страхов и опасностей имела, от Воскресения, как к вам в вечеру писала, вся кровь леденеет, вспоминая, что между сих часов происходило! как и вам не испужатся, когда услышите, что езда в Станфорт был один вымысел притворной. Господин мой тайно домой приехал, и чуть не окончал проклятое свое предприятие и не погубил бедную вашу Памелу таким умыслом, о котором я никогда и не думала, вы увидите нечестивые и мерзские поступки не достойной Жевкес.

Я окончала последнее мое письмо к вам, объявляя радость свою, что ночь буду спать с покоем; но вы услышите из печальнова последования моей истории, как мало мне радоватся была причина.

Нанон любила подпить, естли где удавалось, а злая Жевкес умышленно и оставила бутылку водки на столе, Нанон когда оной напиласа, и пьяная пришед легла на кравать, то проклятая Жевкес увидя сие, ее очень бранила и выгнав вон, велела итти в другую палату проспатся.

Около одинадцати часов пришли мы в нашу спальню, я будучи в превеликой радости, что могу уснуть с покоем, запирая двери увидела, что бедная Нанон на полу в темном углу спит передником накрывшись, я думала, что подлинно была Нанон, но страх и ужас вспомнить! вместо ее был проклятой господин мой нарядясь в ее платье, а проклятая Жевкес увидя будто ее, говорила мне, видиш ли Памела пьяницу Нанон, которая вместо постели валяясь на полу дрыхнет. Я пойду и разбужу ее, я сказала? Но она закричала мне, нет, нет, не замай пусть выспится, мы лутче одни ляжем на постелю.

Я надеюсь, она продолжала, что вам в вечеру севодни нечево писать будет. Я не могу понять где вы столько бумаги берете? Надобно быть у вас очень много оной, для тово, что вы беспрестанно пишете, я хотела за вами примечать, естли бы господин мой не приехал: ибо я видела фарфоровую чашку разбитую и с чернилами, теперь он сам за вами пускай смотрит, как хочет, ежели вы ево обманете, так сам и виноват будет.

Между тем как мы раздевались я тяжко воздохнула; о чем, о чем, вздыхаете, она спросила? Разсуждая о моей несчастной жизни, я ей отвечала, видя как мой рок не милосерд, я думаю, что и самая воровка меня счастливее, выключая ее согрешение, я бы охотно желала лутче быть повешена, нежели так жить, как я в непрестанных страхах и печалех. А как спать мне еще не хотелось, то я и стала ей расказывать также как и госпоже Жервис историю моей жизни. Родители мои, говорила я, хотя бедные, но добродетельные, старались воспитать меня до двенатцати лет по своему состоянию. И всегда меня научали пред почитать самую нищету с добродетельным житием, великой славе и богатству, нажитому распустным житием, и учение свое подтверждали всечасными своими примерами. Они уже несколько лет хотя с нуждою имеют пропитание, но всегда живут честно так, что добродетель их учинила во образец соседям, и когда кто ково хотел похвалить, то за пословицу говорили, он в том добродетелен, как Андревс. По том покойная госпожа наша взяла меня в свою милость, и обещала учинить счастливою, ежели я соответствовать буду старанию ее о моем воспитании, научила меня петь, танцовать, и на музыке играть, а притом и шить золотом и шелками, ежечасно подтверждая быть мне добродетельной. Памела, она говорила мне не очень ласково с мущинами обходишся, и от неосторожности не погуби себя; я последовать научению ее хотя и старалась, но со всем тем все мущины меня любили и почитали, и могу сказать без тщеславия, всякой с радостию хотели мне служить так, хотя бы я была и дворянка.

Но что мне пользует то, ныне Вышний изволил преселить госпожу нашу в вечное жилище, а на место ее дал такого господина, которой не только меня научает, но и принуждает, чтоб оставила добродетель и непорочность; и хочет, чтоб я во грехе погрязла и учинилась не потребною, и не достойной звания человеческого, польстясь брилиантами и богатым платьем, которое мне не пристойно, и которое носить не могу, сама себя не презирая, а особливо зная, что моим непотребством то заслужила, еще сулил мне множество денег, но хотяб и десять раз давал тово больше, я ими не уважу так, как теми шестью гинеями, что вы у меня выманили, и которые я честью заслужила; давал мне деревню, которая по нескольку фунтов Стерлингов в год доходу приносит, а честной и добродетельной мой родитель, чтоб был там прикащик у такой дочери, которая непотребством своим ее нажила. Вот на каких договорах господин мой хотел меня простить, и принять в свою милость, куда как милостив, добродетелен, и скоро прощает виновным! Но хотелаб я знать, в чем он меня простить хочет? Какая есть вина моя? Разве только то, что я честным наставлениям следуя, ево науки не училась, и не была довольна, что меня насилием завезли сюда, и что старалась, сколько можно от бед моих укрытся, и спастись от ево нападков. Добросердечнова Ивана со двора согнал, за что и сам не знает, а бедняшка ему же помогал обмануть меня, после осердясь на неповинного господина Виллиамса немилосердно посадил в темницу, за что? За то, что он по должности своево чина и имея страх Божий пред глазами, хотел помощь дать в изгнании и в бедах сущей: по чему называет он меня дерскою, лукавою и лицемеркою? Разве для тово, что старалась убежать несчастия и горестной сей жизни сидя в заключении, а по его господскому мнению, хотела будто только для тово уйти, что слюблась с Виллиамсом, и хотела за нево выйти замуж; а вам всем известно, что я ни заково замуж итти не хочу, а только на свете и желаю, чтоб к моим родителям возвратится, и вольностию наслаждатся, не боясь больше ни каких страхов и неправильного заключения. Ежели я не так бедна была, то не осмелился со мною так поступать, а для того, что бедна и беззаступна, то нет для меня ни какого и правосудия. Вот вам история моя в словах кратких, из которой совершенно видите, как я бещастна, а бещастна от тово, что понравилась моему господину, и что на пагубу мою не склоняюсь, и для тово погибаю, и погибну.

Злая Жевкес дала мне говорить волю, и ни однажды речи моей не пресекла, я между тем раздевшись ей говорила, что хотя мой господин и далеко, но от приключения в кабинете стала во всем иметь недоверку; хочется мне разбудить эту пьяную Нанон? Не замай, она отвечала, я вам имянно запрещаю: ибо я так сердита, что не могу глядеть на нее, пускай на голом полу проспится, а когда захочет, то и сама на постелю придет. Я взяв свечу, которая была в камине и войдя в кабинет стала по обыкновению на колени и помолилась Богу, а от туда вышед, свечу поставила попрежнему в камин, держа в руках свою исподницу, ибо я уже была со всем раздета, и подходя к постеле нимало не думая, что господин мой одевшись в платье, Нанонино, лежал передником закрывшись. К каким вымыслам и подлым делам, диявол угодников своих не может вразумить.

Злая Жевкес легла на свое место к стене, а я подвинулась к ней ближе, чтоб дать место девке, ежели проспится, где ключи госпожа Жевкес, я ее спросила? Хотя я нынешнюю ночь и небоюсь, однакож пожалуй покажи их, она без отговорочно вынув из кармана, мне их и показала.

Чрез четверть часа я увидя, что Нанон шевелится, сказала, бедная Нанон, я думаю завтре у тебя голова болеть будет с похмелья. Молчите, злодейка мне закричала, вы мне мешаите спать, и я никогда вас так словоохотной не видала. Не погнейвайтесь, я ей говорила, скажите мне только одно? Как вы думаете, не слыхала ли Нанон, как я про моево господина говорила? Нет, конечно с пьяну ни чево неслыхала, она мне отвечала: ибо ты и сама слышала, как она крепко спала. Мнимая Нанон проснувшись стала ворочатся, видно размышляла как бы удобнее то злое и безчеловечное намерение произвести в действо; что видя проклятая Жевкес ее спросила, Нанон, проснулась что ли ты? Поди к нам: ибо Памела разохотилась говорить, и не скоро спать станет.

Мнимая Нанон, подошед к постеле села в стуле и стала раздеваться. Завес тогда у кравати опущен был и затем мне лица ее было не видно; бедная Нанон, конечно у тебя я говорила ей голова болит? Но она мне ни чево не отвечала: а злоумышленная Жевкес говорила, или вы забыли что я не велела ей при мне с вами говорить, (ибо имея сей умысел уже два дни назад, запретила ей на мои вопросы отвечать.) Между тем послышалось мне, что притворная Нанон очень тяжело дышет и торопится раздеватся, конечно, сказала я она бедная занемогла, что ты Нанон? Но она мне ни чево не отвечала.

Ужасно вспомнить! и страшусь писать стыдяся! мнимая сия девка раздевшись легла в постелю трепещущи как будто в сильной лихорадке, а я с дуру зжалилась, думая что она очень занемогла, но сей варвар трясся не даром, зная свое безчеловечие и злое намерение сгубить меня.

Откуда взять мне слова, любезная мать моя! ибо родителю моему не надобно и показывать сию часть ужасного моего повествования, как расказать о всем, что происходило! злой и безчеловечной господин взял левую руку мою и положил к себе на шею; а правую проклятая Жевкес держала, по том он меня обнял; я все таки думала что пияная девка: с ума что ли ты сошла Нанон? Лежи смирно. Но вдруг услышала голос страшнее удару громовова! теперь пришло время говорил он поверить тебе Памела моим угрозам. Я так закричала, что чаю во всем доме слышно было! Но некому было помогать мне! сердце мое стало замирать. Злой зверь, проклятая жена кричала им. О Боже милосердый! спаси меня руки сего хищника! спаси скорее или отыми дух мой! а он держав мои руки говорил, послушай Памела, я тебе скажу только в последней раз? Ты знаешь сама, что я до сех пор ни каких предприятий не имел против тебя вредных. А это что, я ему сказала, что пришол лечь сюда в постелю и держать мои руки, не хочу слушать пока не встанете с постели и сию проклятую злодейку с собой не поднимете.

Полна сударь, говорила сия проклятая и бесстыдная жена терять время и медлить по пустому, хотя и покричит и после будет спокойна. Молчи, он сказал ей; слушай Памела, вы видите что теперь со всем в руках моих, не льзя уйти и супротивлятся, но я вас не трону ежели вы примите мои обещании, и теперь же оставя вас тотчас вон выйду, а ежели нет, то сего случая ни как из рук не опущу.

О государь мой! я ему говорила, сотвори милость оставь меня, я все зделаю что мне возможно. По божись мне, что на мои обещании склонитесь, и по том хотел положить ко мне в пазуху руку. Страх и горесть повергли меня в такую слабость, что я со всем памяти лишилась и вся оледенела. Они почувствуя мой холод подумали что я умерла; я и подлинно долго без памяти лежала, а когда опомнилась, то увидела, что Жевкес со всем уже одета подле постели моей стояла, а он с другой стороны в шлафорке и в туфлях сидел в креслах. Я как скоро ево близ постели моей увидела, то вскочив без памяти хотела бежать, а то и забыла, что была раздета. Господин мой показывая свою жалость хотел мне говорить, но я зажав рукою рот ему говорила, не сказывай мне пожалуй, что вы со мною зделали в моем жалком и почти мертвом состояиии.

Он меня ужасными клятвами уверял, что мне ни какова бесчестия не зделал, и видя в таком состояньи, сам испужался так, что все свои предприятии оставил и ни чево больше не желал, как только что бы я была спокойна, а как скоро успокоюсь, то обещал тотчас оставя меня итти в свою спальню. Государь мой, я ево возрыдая просила, покажите слов своих справедливость и выведите злую и безчеловечную Жевкес с собою.

Для чево государь мой, сия злая и ехидная жена ему говорила, теряете такой изрядной случай? Чево смотреть на ее малой обморок, которой уже совершенно прошол и она со всем здорова. Я думала, что вы лутче знаете пол женской? Я только сие расслушала, а может быть она и больше говорила, но довольно было и сего повергнуть меня в новую слабость, а опомнясь увидела, что господин мой сидел на том же месте. Нанон держала бутылку Унгарской водки, а злодейки Жевкес уже не было больше в той палате.

Господин мой взяв меня за руку говорил, поверь мне дарагая Памела, что вас оставлю тотчас как у вижу что вы спокойны, Нанон вам скажет в каком я сам об вас был беспокойстве, Богом вам клянусь, что ни чево худова над вами не думал зделать, увидя страшное для меня ваше состояние, и что вам присудствие госпожи Жевкес не сносно, которую тотчас вон и выслал, Нанон одна пускай с вами начует; только обещайте мне себя успокоить я в минуту выйду. Но не будет ли Нанон я со словами ему говорила, меня также держать за руки? впустя вас в спальню? Я ей приказывал, он отвечал, угождать вам всячески: а об ином ни о чем не думать, слышиш ли Нанон? Я тебе подтверждаю утешать любезную Памелу. Дайте мне дражайшая руку, в знак что вы меня прощаете, а я оставлю вас в покое. Я подала ему трясущуюся мою руку, которую он поцеловать удостоил. Бог вас простит государь мой я ему говорила, ежели вы во время моево беспамятства были воздержны и впредь обещание свое содержать будите. По том он пошол вон с видом раскаяния и жалости; а Нанон заперла двери и подала мне ключь. Вот любезные родители какие злые и ужасные мне искушении были, не смею вспомнить все те страшные приключении, но надеюсь, что он мне ни чево дурнова не зделал, и благодарю Бога, что он лишил меня в тот час памяти, и тем спас мою непорочность показав слабостию моею победу.

В Понедельник и во весь день с постели не вставала, господин мой оказывал мне великую ласку, и я подлинно кажется уверена, что он о своих поступках тужит и больше огорчать меня не будет. Поутру, как услышал что двери отперли, то и пришол ко мне в спальню: я опять ево испужалась но он далеко от постели остановясь говорил. Я не хочу вам ни малаго делать страха и для тово не подхожу блиско к постеле вашей. Я только и прошу у вас государь мой того, чтоб вы свое обещание сдержали зжалясь над бедною девкой. По том он подступя сел подле постели и ласково спросил какова я в своем здоровье? Прося при том чтоб я успокоивалась скорее и сказывал что еще вид мой несколько дурен. Помилуй государь мой я ево просила, не давайте мне видеть злую Жевкес, ее один вид может меня лишить жизни. Она глазам вашим он отвечал, севодни не встретится ежели вы обещаете быть спокойна. Буду государь мои старатся сколько возможно я ему говорила, а он подавил мне руку и тотчас вон вышел.

Какую счастливую премену ныне я вижу, будет ли так продолжатся не знаю, боюсь, что не переменил ли одни только поступки намерения не отменяя. Во Вторник поутру прислал меня звать в десять часов в залу, а когда я вошла, поди сюда Памела сказал мне, и взяв меня за руку говорил, вам видно есть теперь свободнее чему я очень радуюсь, поверте мне моя плутовка, что вы меня в Воскресенье в вечеру очень испужали. Не говорите мне о том несчастном вечере я просила его: ибо едино воспоминовение принудило меня заплакать, и для тово отвратила лице свое от нево, чтоб не видны были мои слезы. Имейте продолжал он говорить на меня надежду, знаю что проницательные ваши очи хотят сказать мне, но не надобно больше мне ни чево изъяснять, я вам к раскаянию моему хочу сказать об вашем обмороке: как скоро увидел я что вы были без чувства, то мы с госпожею Жевкес с постели встали, и тотчас одевшись Унгарской водки нюхать вам давали, я так испужался, что почти сам впал в подобную вам слабость, ибо никогда не видал в таком долгом и страшном обмороке человека и тот, в котором я вас прежде видел, далеко не сходен был с нынешним, мы боялись что вы конечно опомнится больше не в состоянии а всему тому причиною, моя глупость и неведенье, ныне я узнал, что когда в правду за хочет женщина сохранить свою непорочность, то ни обещании, ни угрозы, и словом сказать ни что поколебать добродетель ее не может. И для того кляну мое намерение и час тот вредный купно с слабостию моею, которая принуждает меня признатся и сказать вам, что люблю вас без мерно, и всей моей страсти без вас жить мне не возможно. Очень возможно государь мой я ему говорила преодолеть страсть свою отпустя меня к моим родителям, я только одной той милости от вас и ожидаю.

Что только станем говорить пустое отвечал он, ни вам не льзя к ним ехать, ни мне отпустить вас, ежели я был подлинно уверен, что вы не хотите бежать тайно, вашеб содержание было гораздо лутче и неволя не так казалась вам скучною. К чему все то послужит государь мой, я его спросила? И чево мне дожидатся живучи здесь? Вы сами сумнительны кажетесь содержать для меня полезное ваше обещание, подумайте сами, ежели я имея волю итти из вашева дому а останусь, не доволноль будет значить, что я с радостию подаю к моему посрамлению повод и не хочу от моей опасности укрытся. Долголи жить мне здесь? И под каким званием и видом, и что будут все люди о том думать, вы сами скажете, что добрая слава девке наилутчее украшение, и для тово не надобно подавать причины оную без винно помрачать. Пожалуй оставь на несколько свои нравоучении говорил он, я не для тово вас к себе позвал, а хочу поговорить о двух моих прозьбах, перьвое, что только две недели обещайте мне отсюда без моего позволения не уходить, оное конечно для вашей пользы будет, другое, простите госпожу Жевкес она о гневе вашем очень печалится, сказывая что все ее пред вами вины были по моему приказу, то весьма неправильно слагать на нее вину, которой она непричастна.

Что касается до перьвой государь мой я отвечала, она мне кажется не столько затруднительна для сказанных вами резонов, а другая для меня гораздо тежеле видя безчеловечные поступки госпожи Жевкес, которая старалась не только воздержать, но еще и поощрять вас меня с губить в те часы, когда уже сами вы больше склонялися к жалости, но чтоб показать вам, как я охотно хочу исполнять ваше приказание без нарушения чести, (вы знаете любезные родители, чтоб отказ мой ни чево не зделал а учтивость не худо) я на обе ваши прозьбы ныне согласна, да все ваши приказании с радостью исполню, толькоб добродетель моя и честь ни чево порочного не претерпели. Очень изрядно моя дорогая он сказав поцеловал меня, вы чрез то мне оказали, а что не хотите презирать мою любовь и милость, сия учтивость может быть вам больше будет полезна, нежели вы можете вздумать: по том велел позвать госпожу Жевкес, и когда она вошла говорил ей, я доволен госпожа Жевкес вашею прилежностию и трудами исполняя мои повелении и храня ее (указал на меня) чрез все время, но Памела вами не довольна для тово, что поступки ваши в которые я вас употребил, не так ей приятны как мое желание было, к томуж ваша должность была более ей угождать а не оскорблять так как она мне сказывала, однакож как скоро я ей сказал чтоб с вами помирится, она и не отреклась сие исполнить, и так ежели не подаст мне она причины к негодованию, я вас не употреблю более в такую должность которая ей противна будет. Теперь с нею еще несколько дней побудте и смотрите, чтоб она не писала и ни ково из дому не посылала, и ни с кем также сообщения без ведома моево не имела, а особливо с господином Вилламсом, в прочем оказывайте ей почтение как такой особе, которую я люблю чрезвычайно, но однакож ваше смотрение должно быть осторожно и прилежно, памятуя что угождая ей, мне досадить не должны, а я не хочу и не могу с нею расстатся.

Госпожа Жевкес в то время была очень печальна, которая показывала видом своим будто бы услужить мне была готова, естли бы в ее то было воле. Я осмелилась тогда за господина Виллиамса просить, но он осердился очень и сказал, что не может слышать от меня ево имени. Письма мои и ныне в саду лежат; я просила позволения послать письмо к вам, что он и позволил только с тем, что бы ему прежде оное показала, но я не была тем довольна. Естли бы подлинно знала что мои страхи миновались, я бы такое письмо написала которое б ему показать было можно, но не могу еще так счастлива назватся. Кажется что господин мой намерен другим манером погубить меня, боюсь, чтоб он ласкою не приобрел моего сердца. Ныне кажется очень добр и о любви своей говорит откровенно, цалует меня безопасно и называет то непорочной смелостию, но мне она очень не нравна видя ево горячность, ибо когда господин с служанкой так поступает не много добра значит, а добродетельную девку много сие печалит.

СЕРЕДА по утру.

Вижу, что за мною всячески примечают и сумневаются что бы я не ушла из рук их, я бы подлинно желала у вас быть, но две недели еще надобно, дожидатся, не очень мне они милы, а больше боюсь, чтоб не были оне вредны.

Господин мой послал звать меня в сад с ним погулять, поступки ево весьма мне не нравны: ибо во все время он обняв меня по саду ходил и говорил всечасно о любви своей, естли бы я не знала намерения ево, может бы быть и ослепилась ево ласкательствами. Походя по саду привел меня в беседку сплетенную из зелени, и посадил к себе на колени не престанно целуя, а принуждена была сказать ему, что мне все то не мило и снова заставляет боятся, а всево более страшили меня ево слова, которые он говорил госпоже Жевкес, думая что я их не слыхала: они и до ныне в уме моем, но еще не имела случая сказать вам об оных.

Они были сказаны прежде последнева мне страха, когда злая Жевкес поощряла ево скорее исполнять ево вредные намерении, он отвечал ей на то, еще попытаюсь а восли бо получу то, любовию, чево силою и страхом получить не мог, мне должно было прежде воспламенить ее любовию, нежели охлаждать страхом.

Надобно ему быть очень лукаву когда он так говорил, стыжусь писать к вам, но надеюсь, что Бог, который из когтей у льва и медведя меня отнял, избавит также и сего неприятеля, то есть моей собственной слабости.

Оные слова моево господина пришед мне в память, много меня опечалили, очень боюсь ево обману а особливо когда он так учтиво со мною поступает. Просила чтоб он отпустил меня объявляя ему страх свой, которой мешал мне слушать ево разговоры и боясь быть с ним на едине, что и принудило меня стать перед ним на колени.

Оне увидя сие вышел со мною из беседки, не престанно уверяя о своей честной и непорочной любви. Вижу государь мой я ему говорила и очень ясно, что честь ваша простирается мою отнять, а любовь ваша сгубить меня; и для тово не хочу с вами больше быть, пожалуйте отпустите меня. Но он спросил грозно, знаетель вы кому говорите и где вы? Видите любезные родители, что я правильно намерения его боялась, и для того ему так отвечала, что до тово касается где я, я государь мой очень знаю, знаю же и то, что за меня ни кто здесь вступится не может, а что изволите спрашивать с кем говорю, то позвольте мне спросить вас, как мне на оное отвечать? Как бы я ни отвечала вы рассердитесь, и мне же будет хуже. Нет право он сказал я на вас не осержуся. Изрядно я сказала ему, по этому вы великую разницу в уме вашем и в повелениях имеете с покойною госпожею моею для тово, что она любя меня учила добродетели, а вы делаете противное тому, низводя себя порочной любовию даже до подлой служанки. Но он не смотря на то положил мне в пазуху руку, и тем чрезвычайно рассердил меня спрашивая кто я? Люцифер я сказала отхватя ево руку, конечно сам дьявол во образе моево господина пришел из Ада губить меня: ибо человеку не можно так нападать и искать погибели неповинной девки. Вы очень много берете смелости, он говорил мне сердитым видом, по береги себя и впредь не говори так со мною ежели вы преступите хотя одну черту благопристойных со мною поведений, я тотчас возьму другия меры.

Я вырвавшись из рук ево прочь побежала, но он кричал возвратись когда приказываю и не бегай. Я зная что все места куда бы я ни ушла для меня опасны, и не чая ни от ково помощи возвратилась, и увидя что он очень сердит сложа свои руки просила, простите меня государь мой? Нет, он отвечал, лутче говори прости меня Люцифер: ибо ты меня вызвала из Ада, то и можно ли уже от меня какова добра надеятся, кроме злых дел и вредных. Вы сами Памела сие ужасное мне дали наименование, то по тому и должно ожидать приличных дел сего имени.

Пожалуй прости государь мой я в слезах и страхе повторяла, истинно тужу видя мою дерзость, вы сами со мной так поступаете, как должно господину, так как же мне огорчение свое удерживать было, ежели взвесить всякое слово всех ваших предосудительных поступок. Молчи упрямица с превеликим сердцем говорил он мне, скажи какие предосудительные поступки мои? Подлинно и дурак был что не окончал то что начал, тогда бы дерзновенной твой язык не называл так меня, поди прочь взяв меня толкнул, поди учись больше осторожности и учтивости, ныне откину я свою глупую к тебе склонность, а возму другия меры, поди прочь еще сказал, осердясь до крайности.

Не могу государь мой отойти, пока вы меня не простите, о чем прошу вас стоя на коленях, я истинно раскаялась в моем дерзновении, видя что вы хотите меня уловить ласкою и по малу приучить к смелым своим поступкам, вы видите, что я кроме слов во оборону себе ни чего имею; которые от неосторожности моей изобразили глубину моего сердца; войдите в мое состояние и подумайте простительна ли моя смелость.

Как мне простить вас говорил он и вы не только хотите разкаятся но еще стараетесь всячески оправдать вину свою для чевож и говорите, что впредь мне не будете досаждать. Конечно не желаю государь мой я ему отвечала, и буду во всем сохранять должное мое к вам почтение, не погневайтесь, естли вы забудете опять себя, и станете не прилично со мной поступать, я не могу обещать чтоб когда огорченной дух мой не произнес таких слов, которые припомнят вам, что я от самой горести ими себя защищаю, да и самые ваши суровые и гордые взоры не запретят мне говорить, когда до моей чести будет касатся.

В чем мне прощать вас говорил он, когда вы не виноваты? Совершенно государь мой я отвечала, не только огорчении и гонении, да и самую смерть принять не отрекуся, ежели что до моей непорочности касатся будет: ибо ежели не буду защищатся, то сама бедам своим подам поползновение. Я от роду не видал такой дуры какова ты, сказал он мне, и погодя не много пошел от меня в великом сердце, не сказав более ни одново лова, а пришед в палаты прислал мне сказать, чтоб я после обеда пришла к нему в сад, а я между тем имела время к вам писать.

СЕРЕДА в вечеру.

Ныне я любезные мои родители, ежели мне точно не определено погибнуть, очень близко к моему счастию, или несчастию, от которого Боже спаси меня. Но что я теперь скажу вам, то может навести страх а не надежду. После обеда господин мой ходил смотреть конскии свое заводы, и пришед отворил залу, где мы обедали с госпожею Жевкес, мы увидя ево обе встали, но он приказал сесть, и подошед сказал кушай Памела, я посмотрю каков у вас апетит. Ни чево не кушает почти Жевкес ему сказала: никак сударыня я отвечала, я очень много ем. Господин наш зная мое состояние сказал, не говори так дарагая Памела, и в тот час ударил меня тихонько по щеке, я хотя от тово и застыдилась, но была очень рада, видя что он весел, не зная как принятся за хлеб перед ним сидя? Я знаю Памела, продолжал он, что вы резать умеете и часто слыхал об этом от матери моей. Покойная мать ваша я отвечала много милости ко мне имела, и всегда когда не много гостей бывало, делала мне честь служить при столе своем. Обрежте курицу, господин наш мне сказал, которую я как скоро обрезала, он взял ножик и вилки и положил от оной крыло мне на тарелку, скушай при мне, говорил он: я уже государь мой одно съела, отвечала ему, и не могу больше. Пожалуй для меня говорил скушай, я хочу что бы ваш апетит был больше; я в смятении превеликом есть стала видя так необыкновенную ево ко мне ласку, к которой я не привыкла, и удивляюсь с каким почтением тогда госпожа Жевкес, сударыней меня величала и подчивала пирогами.

Господин мой между тем ходил по зале задумавшись, и так смутен, что я ево никогда такова не видала, а идучи мимо меня сказал, я иду в сад, вы знаете Памела, что я вам сказал в вечеру. Я встав сказала ему, что тотчас буду к нему. Я вижу говорила госпожа Жевкес куда простираются ево мысли, без сумнения государыня моя, вы будите госпожа наша? мои желании в том только госпожа Жевкес я ей отвечала, чтоб сохранить мою добродетель, и поверте мне, что ни какие искушении не принудят меня с нею расстатся. Хотя я до обеда поступками моево господина и не была довольна, однакож по приказу ево спешила итти к нему в сад, где нашла ево близь тово пруда в котором бы без помощи Божией во отчаянии моем себя утопила, и которого вид от тех пор смущение и раскаяние во мне раждает. Но близ же тово места и перьвой луч надежды моей увидела, ежели по несчастию не ошибуся, то почитаю сие предначинанием добрым, и надеюсь, что Бог милосердый захотел показать дочере вашей как полезна моя на него надежда, и не впала в несчастие, которова убежать разуму моево не досталоб.

Господин мой милостиво говорил мне, радуюсь Памела, что вы сами пошли сюда охотно, дайте мне руку, и взяв подавил её крепко, простирая на меня взор свой, теперь я хочу говорить с вами в правду и без ласкательства, вы имеете ума и понятия в рассуждении ваших лет довольно много, сердце ваше чисто и добро несказанно, собой так пригожа, что мои глаза еще нигде подобной не видали, то все сии ваши достоинствы так меня воспламенили, что без вас вся моя жизнь будет несчастлива, все мне на свете кроме вас не мило, всечасно мои мысли наполнены вами, и я с радостиюб отдал половину моего богатства на тех договорах как я объявил вам прежде, но вы так их отринули, что я принужден был больше вам удивлятся, нежели негодовать на ваше упорство ваши разговоры с госпожею Жевкес в вечеру в Воскресение так были просты и не порочны, что разрушили все мое намерение прежде нежели я пришол к вашей постеле, увидел вас преданну добродетели своей, и намеренну защищать ее до последней невозможности, чему я сам принужден был удивлятся. И так постоянство ваше довело любовь мою до того, что я сам не знаю что теперь делать, и для того прошу дражайшая Памела, дай совет мне без пристрасный? Вы не можете меня бездельником назвать: ибо до сих пор я вам ни чево вреднова не зделал, а большая вина моя пред вами, что запер здесь и гнал во все время, но она по-крайней мере извинительна в рассуждении моей к вам не ограниченной любови. Ежелиб я со всем последовал моей страсти, онаб давно удовольствие имела, я бы не имел таких раскаяний и жалости, которые вы сами видали и видите, будучи в руках моих не один раз, вы от меня так непорочны сохранены до ныне как были с начала, но что мне делать? Подумайте! тщеславие моей природы требует, чтоб я женился на равной себе и безмерное расстояние между вами и мною запрещают на вас женится, да и что будут говорить в Англии о моей свадбе ежели я на вас женюсь? Но со всем тем без вас жить не могу, несносно мне будет видеть в других руках ваше сердце, которое я имею право требовать. Едина та мысль меня терзает, естли вы другому кому отдадите ваше сердце, для тово я Виллиамса не навижу, и принужден поступать с ним весьма противно моему нраву. Ныне любезная Памела когда уже я открыл вам мое сердце, и вижу из глаз ваших и приятности лица, что вы мне нужное говорить хотите, говорите смело и беспристрасно, и скажите по справедливости, что мне делать?

Не возможно мне описать тогдашних моих чувствий, которые раждались, нечаянное сие объявление слыша, поступки ево так казались приятны и вежливы, что мне в тотчас необходимо потребна была осторожность, но чтоб отвратить удар, которой готовился на мое сердце, бросилась в трепете пред ним на колени и говорила, избавте государь мой чрезвычайного смятения бедную вашу служанку? Спасите несчастную Памелу. Скажи он говорил мне, что делать не знаю? Государь мой я отвечала я что мне сказать, только прошу не погубите меня и отпустите к родителям моим, а я вам обещаюсь нейти замуж ни за ково без вашева позволения; но он принуждал меня непрестанно, чтоб я точно отвечала, что ему делать. Когда вам угодно чтоб я отвечала, и сказала вам мои мнении, то мне кажется вы должны беречь свою славу, и недопустить людей о себе говорить много, не делая тово, что природе и чину вашему противно: ежели вы подлинно имеете милость и любовь к Памеле, то отсудствие, и обхождение с девицами вам равными, опровергнет страстное ваше желание, и лишит намерений ваших на мне женмися. И так государь мой лутче сево совету я вам дать не в состоянии. О беспримерная Памела! вскричал он от радости слыша слова сии, но однакож все принуждал меня чтоб я точно сказала что ему делать, и мне так казалось, что ему весьма хотелось, дабы я присоветовала ему женится на мне. И как не могла уже больше я от него отговорится, то и сказала ему: ежелиб я государь мой была равна вам а неподлая Памела, я бы вам сказала..... Но теперь не спрашивайте меня более.

Знаю любезные родители, что вы слыша сие беспокойны так как и я, но я не знаю для чево со всем моим страхом и худыми против меня поступками, не могу ево возненавидеть. Однакож надейтесь на милость Божию, что Памела ни чево недостойнова не зделает, а ежели еще и ныне обманет, то верно могу сказать, что в нем ни чево хорошева нет, кроме вреднова злова и лукаваго.

Как я ответ мой сказала, чтоб он более меня не спрашивал, и хотела от него прочь итти, но он удержав меня сказал, я не хочу больше смятение ваше умножать, но льщусь, что вы можете меня любить другим предпочитая, и не дадите иному в любви своей иметь участия, и вам чистосердечно скажу, что я очень ревнив, а особливо естли я ково люблю до чрезвычайности, и ежели узнаю, что ваша склонность есть к другому, которой счастливее меня, сам себя возненавижу за то, что люблю вас, а вам не прощу за то, что мне сего не открыли. Я во все то время стояла перед ним на коленях, хотя много раз он и встать мне приказывал. По том он сел на берегу пруда и взяв меня за руку говорил, для чево дарагая Памела не со ответствуешь моему желанию? Для чего не говоришь решительно? Говори, скажи мне правду, я не осержусь. О государь мой! я ему отвечала, возможно ли не страшась вас говорить вам правду, помня слова ваши, как вы в Воскресенье в вечеру говорили госпоже Жевкес думая что я не слышу, они меня заставили боятся и ожидать нещастий больше прежних. Ка же мне вас уверить дражайшая Памела, когда вы сумневаетесь в моей истинной и не порочной в вам любви, в доказательство чево клянусь вам всеми клятвами, что теперь говорил с крайнею справедливостию, надеюсь, что и вы с такою же будете отвечать.

Государь мой я теперь сама себя почти забываю, вопрос ваш такой, на которой я ни как больше как прежде сказала отвечать не могу. Изрядно говорил он несколько осердясь, вы чрез упрямство ваше ввергаете меня в несносное мучение, поверте мне, чтоб половина моих исканий лутчую девицу в Англии исходатайствовали в жену мне.

О государь мой! я ему отвечала, добродетель моя мила и мне также как лутчей девице, и вы признаетесь сами, что моя осторожность не зделает мне ни какова пороку, да и как не иметь оной, слышав как вы госпоже Жевкес говорили, что не так начали со мною поступать как бы надлежало, лутче бы прежде меня воспламенить любовию, нежели остуднть страхом, и что вы хотели вперед переменить уже ваши поступки и ласкою попытатся меня уловить. Но и государь мой с моей стороны и того не боюся, ежели Бог меня не оставит, вся ваша милость и любовь недопустит меня до того чем я должна моей добродетели и чести, однакож больше для меня страшна ваша милость, нежели все угрозы, ее больше боюсь чтоб меня не погубила: ибо я с природы сердце имею не злобивое и благодарное. И так ежели впаду в поставленные вами сети, то с какою радостию приду ко гробу, зная что тово не могла не навидеть, которой погубил меня вечно, и буду на страшном суде представлена в улику такому, которова с радостию спасти от греха хотела. О приятная Памела! говорил он, как умно ваше рассуждение, истинно вы сами себя превосходите, вы мне дали ныне о себе такое мнение, которое во весь век мой не исчезнет, но скажи же мне дражайшая, что вы предприять намерены. И чего хотите.

По что сказывать государь мой, ежели вы не хотите видеть меня в смятении я отвечала, но когда вам то не обходимо надобно знать я скажу правду, что до сих пор нет человека за ково бы я хотела замуж, или бы тайную склонность к кому имела, ибо сердце мое приучено любить добродетель и почитать своих любезных родителей, к которым желаю возвратится, дабы при старости утешать их непорочною моею жизнию. Вы сами знаете государь мой, каким образом лишили меня сей надежды, и привезя сюда принудили изчезнуть всем непорочным восхищениям, которые я в той веселой жизни льстилася вкусить. Могуль я уверится говорил он, что не Виллиамс или не другой кто были притчиною отказа вашева на мои обещании? Совершенно можете государь мой я отвевчала поверить мне, и в том клянуся, что сердце мое не знает любви ни пристрастия ни к кому на свете.

Признаюсь, говорил он, что я без меры ревнив, что совершенно и доказывает мою любовь к вам, но скажите мне правду, не подалиль вы хотя малой надежды господину Вмллиамсу, чтобы итти за нево замуж? Конечно нет, я отвечала и очень от тово далеко. Пошлиль бы вы говорил за нево хоть тогда, естли бы ему удалось отсюда увезти вас? Всему тому намерение мое было противно я отвечала, он знал, что он бедной и несчастной человек.... Пожалуй не говори так, пресек он речь мою, вы во мне не сказанное волнение учините, ежели ласково о нем станете говорить. Мне не льзя об нем не говорить государь мой, я продолжала. Нет возразил он с восхищением не надобно, скажите мне, любители вы ево или нет? Но скажите правду: ибо в противном случае все обратится против обеих вас в худое, ежели узнаю после что вы скрыли хоть малое что в своем сердце, а особливо в таком нежном деле, которое весьма меня трогает.

Государь мой, я ему с некоторым огорчением отвечала, подалаль я вам хотя малую причину думать о себе, что я не справедлива. Он взяв с нетерпеливостию меня за руки говорил: скажите мне пред Богом, что вы ни какой склонности к господину Виллиамсу не имеете и ни к одному человеку на свете.

Я вас уверяю государь мой, и в том клянусь всем, что есть свято, что ни к кому ни какой склонности не имею, и Боже от тово избави. Ну теперь верю, он отвечал, и со временем Виллиамс не так мне будет противен, ежели вы к нему склонности не имеете; мое самолюбие льстит мне, что я пред другим в сердце вашем найду место, только мне очень досадно, что вы так мало ево зная хотели ему себя поверить.

О государь мой я говорила, позвольте мне сказать не гневаясь на меня вам правду, хотя я бедна и низкой природы, но добродетель и честь моя мне столько же милы, как и самой знатной в Англии девице, вы сами знаете, что я подвержена была крайней опасности, так что не имела уже ни каких средств от намерений ваших укрытся: ибо вы и сами сказали, что ни что вас от того удержать не может. И так что бы вы должны были подумать, когда я видела предстоящую мне опасность а не старалась всячески от оной укрытся. Господина Виллиамса по истинне государь мой я склонила подать мне помощь в намерении моем бежать отсюда, он по принуждению моему сказал мне кто здесь живет в соседстве, не глядите на меня государь мой так прилежно и дайте сказать себе правду, я ево упросила говорить обо мне Милади Ионес и Милади Дарнфорт, а при том он и от себя просил господина Петерса, только ему везде отказали; по чему и сказал, что единое только осталось средство мне уйти из вашева дома и вытти за нево замуж, но я ему в том очень учтиво отказала, и довела до тово, что он хотел ради одного Бога помогать мне.

Теперь вы, говорил господин мой.... но я пересекла речь зажав рот ево своею рукою, и забыв, что так много беру смелости. Прошу вас государь мой не погневатся, я тотчас окончаю речь мою. Я хотела лутче бросится на шею последнему нищему, естлиб только знала, что он доброй и честной человек, нежели жить здесь ожидая себе гибели, и льщусь ежели вы здраво захотите рассуждать, вы меня в том простите, и не станете почитать дерзскою и лукавою как изволили меня называть.

Позвольте мне сказал он, спросить вас еще один раз, когда вы так много почитаете честь и добродетель, и все против тово предприятии вам противны, которые я имел и старался исполнить. Можетель вы меня любить чистосердечно, непорочною любовию всем предпочитая?

А государь мой! я ему говорила, мои сомнении опять возвращаются, боюсь что вы оказывая так много ко мне милости стараетесь только меня уловить в свои сети и возпользоваться вероятмостию и слабостию моими.

Всегда не вероятна и сумнительна отвечал он, можно ли мне поверить по крайней мере в нынешнем моем состоянии, и можетель вы себя обнадежить, что я справедлив против вас ныне, заклинаясь страшными клятвами, что ни какова худова намерения не имею, каковые имел прежде. Увы государь мой! что я могу более сказать вам? Я и так уж больше сказала нежели было надобно, в тот час так застыдилась, что все лице мое покрылося румянцом, а чтоб скрыть оное, я облокотилась к нему на плечо, наклоня в низ мою голову, а он прижав меня к себе сказал, я вижу что вы застыдились, и для того сокройте прекрасное лице свое дражайшая Памела к моему сердцу, ваши непорочные поступки меня прельщают.

Ежели вы хотите я говорила милостивы быть к вашей Памеле и сохранить ее, я буду молить за вас Бога, ежели же нет, то я пропала без поворотно.

Я надеюсь говорил он, что всегда я таков буду как ныне, и могу вам признатся, что в непорочном препровождении сих двух часов с вами, я больше насладился, нежели чрез все то время, как мое нетерпеливое сердце терзалось в намерениях владеть вами на моих прежних договорах, вы должны благодарить Бога: дарагая Памела, и просить, чтоб он меня укрепил в моем мнении, и надеюсь что ваши молитвы помогут мне получить победу над моими слабостями. Слышать сие обещание так мне было приятно, что вся моя осторожность кажется изчезла. Я упала на колени и обняв ноги ево говорила: бедную вашу служанку государь мой, столько милостивые ваши слова обрадовали, что я не могу довольно слов найти благодарить Вышнего, ежели вы в намерении своем продолжитесь, всемогущий Творец да утвердит оные, и и ниспослет благодать свою. О как я счастлива буду! любезные мои родители ежели так будет, однакож он оставляя меня сказал, я думаю, что женитса мне на вас дарагая Памела ни как будет не возможно в рассуждении того, что все меня возненавидят.

С нова теми словами ударил меня как громом, но опомнясь смело ему отвечала: поверте мне государь мой, что я никогда не простирала мысли своей к такой великой чести, а довольна тем буду, ежели могу безопасно возвратится к моим родителям, а вам желаю иметь равного достоинства жену по вашей природе, меня и то много веселить будет, что возвратится покой и благополучие сыну покойной госпожи моей.

Теперь дражайшая Памела говорил он, разговоры наши далее пошли нежели я думал, вот вы видите, что вам меня боятся ныне уже нечево, но мне должно самому себе не верить когда я с вами, и прежде надобно расмотреть еще в гордости упорное мое сердце. Наконец позвольте мне сказать вам совершенную правду, ежели больше вы мне станете верить, то больше оным меня одолжите, и истребите все мои противу вас оскорбительные предприятии. И по окончании слов своих поцеловал меня, но не с такою наглостию как прежде, и взяв за руку проводил в палаты, но показался мне очень не весел и задумчив, так как бы сожелел о том, что ласково говорил со мною.

Что мне делать? И как поступать? Ежели все то с притворным лукавством учреждено было: всечасно мои недоверки смущают дух мой, ежели он обмануть меня хочет. Я тужу, что я очень много ему сказала, да уже то невозвратимо, однакож надобно думать, что он справедлив был, покрайней мере в тот час, как говорил со мною, мне кажется что ни как не возможно так много ему притворится. А ежели он обманывал меня, то скажу, что сердце такова человека весьма зло и лукаво, и где бы ему научится проклятого сего искуства? Разве уже всем мущинам то сродно? Но почто так много сумневатся, успокойся волнующееся мое сердце, я отца имею, которой лукавства не знает, и ни из каких сокровищь на свете не правости зделать и обмануть не захочет. То как мне и думать, что лукавство сродно всем мущинам, и можно ли мне сумневатся, что сын благотворительницы моей, лукавее всех юыть может, ежели же лукав, то можно сказать, что доля покойной госпожи моей несчастна, но доля горестной Памелы, впавши в злые руки больше жалости достойна. Между тем надеюсь на Бога может быть все мои страхи и исчезнут. Устала писать теперь оставляю перо на время.

ЧЕТВЕРГ по утру.

Чуть, что рассветало, застучали у дверей очень, кто там спросила госпожа Жевкес? Отоприте говорил господин наш, я ее как ни просила, но она встав отпирать пошла. Покрайней мере дайте мне одется, я ей говорила, а между тем господин мой стучал не переставая, она несмотря мамою прозьбу двери отперла, а я в превеликом страхе завертелась в одеяло. Чево так Памела испужалась он вошед говорил? А государь мой я отвечала! боюсь, что бы страхи мои не исполнились. Помилуй оставь страхи свои пустые он сказал мне и сел на мою постелю, я имею нужду поговорить с вами.

Вчерас как вы пошли в свою спальню, меня звали севодни в Стамфорт на свадьбу, я хочу там видеть господина С. жену ево и дочерей: ибо родственник их ныне женится. И так мне не льзя быть прежде субботы домой, и для тово пришол сказать тебе при Памеле обернясь говорил госпоже Жевкес, что бы она не видалась ни с кем, дни три или четыре, и что бы ни кто не приносил к ней писем. Здесь видели уже таких которые об ней спрашивали, я знаю, что госпожа Жервис или господин Лонгмам письмо к ней писали, которое и стараются отдать ей. Я вам скажу обернясь говорил мне, что я господину Лонгману велел делать свои щоты, а господина Ионафана и госпожу Жервис выгнал из дому, не имея терпения в их поступках, они так нас с сестрою моею по ссорили, что я не надеюсь вечно с нею помирится. Весьма буду доволен вами любезная Памела, ежели вы во все то время сидеть будите запершись по большей части в своей спальне, чтоб лишить госпожу Жевкес излишнего затруднения и беспокойства, которых она не заслужила: вы знаете что она во всем поступает по моему приказанию. Увы государь мой я говорила! боюсь, что не я ль причина несчастию толь добрых людей? Я сам тово же мнения отвечал он, и думаю, что никогда ни какая девица таких талантов не имела привлекать людей к себе как вы, но я пресеку оное. Ибо я получил от сестры моей такое письмо, какова никогда не ожидал, и обеим нам Памела незачто благодарить ее, вы сами по приезде моем может быть о том узнаете. Я поеду в своей карете говорил госпоже Жевкес для тово, что Милади Дарнфорт в своем берлине с дочерью поедет. Старайтесь запирать двери, и ни кого не пускать без докладу моево, и не ездите гулять; слышитель госпожа Жевкес? Слышу государь мой и буду иметь осторожность, она ему отвечала исполнять ваше повеление: а я уверяла ево, что ни какова труда не подам госпоже Жевкес смотреть за мною, и буду всегда сидеть в моем кабинете; а чтоб вам показать сказала ему как с радостию исполнять хочу ваши повелении, то и в сад без нее не пойду конечно: но начинаю государь мой боятся новых умыслов. Без сумнения он подхватил речь мою и новых предприятий, я вас совершенно уверяю, что подлинно еду в Станфорт на свадьбу. Прости Памела, дай мне руку и поцелуй меня ни чего не боеся, в чем я ему и не смела отказать. Бог с вами государь мой, я ему говорила, только мне очень жаль бедных ваших служителей. Выходя из дверей господин мой пошептал госпоже Жевкес, а что того я не слыхала, но только слышала ответ ее которой она ему сказала, надейтесь государь мой на мою прилежность и осторожность. Потом он вышед сел в свою карету: экипаж ево был прекрасной и кажется что он в правду на свадьбу поехал, но имея множество разных искушений, всево боятся мне была причина. О бедная госпожа Жервнс я сама себе говорила и господин Ионафан, и господин Лонгман все в несчастии меня ради. Правда, что господин Лонгман богат, то и не очень о том тужить будет, но бедной Ионафан, сей добросердечной старик много печалится будет а может быть и умрет от сокрушения. Боже мой! как я несчастлива в свете, сколько для меня людей беды терпят, господин мой всем тем, которые мне были друзьями погибели ищет, ежелиб он меня любил в правду, мне кажется он бы не мог так сердится на всех тех, которые меня любят и помогать желают, что мне думать и чему верить? Видя противные ево словам поступки.

ПЯТНИЦА в вечеру.

Я все мои письма из саду взяла, боясь, чтоб садовник их не нашол, ибо видела, что близко тово места он рыл землю.

Вчерась мы с госпожею Жевкес ходя по алее, смотрели близь ворот сквозь железную решетку, и вдруг увидели Цыганку, которая идучи к нам говорила, госпожи мои, ежели вы меня на кормить велите, я вам скажу, что вперед каждой из вас приключится может; пожалуй вели, что нибудь сказать ей госпожа Жевкес, я говорила. Я не люблю их до смерти она отвечала, однако нет ни чево послушаем что она врать станет. Я не могу накормить вас говорила она Цыганке для тово, что самой за тем итти надобно, а вместо тово вам дам денег, но в то время Нанон шла к нам и как ее госпожа Жевкес увидела, то и велела принести хлеба говоря при том, что и тебе Нанон она также что нибудь скажет.

Вы подумайте любезные родители, что сии безделицы, которые я вам описываю, труда не стоят, но пожалуйте потерпите, то и увидите, что Цыганка мне ужасной вымысел против меня открыла, которого я ныне больше боюсь нежели прежде, и больше могу возневавидеть моего господина. Мы были в саду а Цыганка с улицы за решоткой, ибо вороты были крепко заперты. Госпожа Жевкес ни какова подозрения не имея подала ей сперьва свою руку, а Цыганка посмотря и пошептав себе под нос говорила, подлинно сударыня вы скоро выдите замуж. Госпоже Жевкес сие и не противно было: ибо она потреся от смеху толстые свои члены отвечала, очень друг мой я сему рада, что ты мне обещаешь, а между тем Цыганка на меня очень прилежно смотрела, так как бы намерена была, что скавать мне; от чего тотчас мне и вздумалось, что в предосторожмость мою может быть она ко мне от ково нибудь имеет письмо, по чему я и более примечать стала ее взоры; каков мой муж будет? спросила госпожа Жевкес: таков она отвечала что лутче желать не можно. Благодарствую, смеясь сказала она и радуюсь очень, посмотрим сударыня говорила мне, что вам предвестят?

Цыганка приступя взяла мою руку и говорила, ни чево не льзя сказать, ваша рука так бела, так полна, что жилы ни одной не видно, но я имею средство рассмотреть ваши линии, и нагнувшись сорвала несколько листочков травы, и терла ими мне руку, теперь говорит все видно. Госпожа Жевкес прилежно смотрела на все ее движения, взяла те листы, которыми терла она мою руку, и прилежно их осмотрела, а Цыганка между тем говорила, вот линия Юпитер, перешла линию жизни и я думаю.... Ах что я вижу! вдруг она вскричала в восхищении вы должны иного остерегатся, беды вас окружяют близко; поверте мне что сие также как и то, что вы никогда замужем не будете, а ежели и будете то в первых родах умрете. Дьявол бы тебя взял я говорила, я бы рада была больше что бы твой дух здесь не пах.

Это мне очень не мило госпожа Жевкес сказала, может быть есть какой ни будь обман в том, пойдем сударыня в палаты? С радостью я ей отвечала, ибо она мне больше сказала, нежели я желала.

Цыганка прилежно на меня смотрела кажется в намерении поговорить со мною, от чего госпожа Жевкес больше сумневалась, и стала грозить ей, тогда она тотчас от двора побежала предсказав Нанон что она утонет,

Вести ее всех нас очень обеспокоили, с час спустя пошли мы посмотреть не шатается ли во круг двора Цыганка взяв господина Кольбранта с собою, посмотря он сквозь решетку увидел не знакомого человека, которой по среди алеи в зад и в перед ходит, что наиболее умножило ее подозрения. Госпожа Жевкес говорила Кольбранту пойдем к нему и спросим кто ево здесь на часы поставил, а ты Нанон останься у ворот с девицею Памелою.

Отворя вороты оне пошли к тому человеку, а я вспомнила, что Цыганка нагнувшись долго рвала праву, подошла к тому месту и увидела, что там больше вырвано было травы, нежели она мне терла руку, по чему догадывалась что может быть что нибудь там положено и подошед стала на том месте и говорила моему приставу, Нанон посмотри какие цветы ростут здесь подле алеи и пожалуй нарви мне их. Оне ни куда не годятся она отвечала, тут все цветы полевые: нет ни чево я говорила, многие и из них живут прекрасны.

Между тем как она пошла, я нагнувшись в траве нашла завернутую бумажку, которую я подняла с травою вместе и положила бумажку в пазуху а траву бросила на землю. Сердце мое трепеталось, видя такие приключении. Пойдем назад Нанон, я караульщицу свою звать стала. (Ибо не терпеливо мне хотелось узнать что в письме было написано). Нет, она отвечала, надобно дождатся госпожу Жевкес, а как ее дождались то и поспешала я в палаты. Конечно она говорила что нибудь да есть не даром, этот человек тут шатался, да и Цыганка была побожуся что не просто. Что бы ни было я ей говорила, однако вы видите что ей неудалось. Конечно не удалось она отвечала, да веть это от моей предосторожности. Когда мы пришли в палаты, я тотчас побежала в кабинет мой, и развернув письмо увидела, что почерк притворной и нарошно было написано худо.

"Много до сего старались уведомить вас, какая грозит вам опасность, но все вымыслы неудавались, и друзья ваши думают что еще не поздо о том вас уведомить, если сие письмо до руке ваших дойдет. Господин ваш твердое имеет намерение погубить вас, и не имея надежды иным образом намерение свое исполнить, хочет притворясь в вернова вам любовника на вас женится, скоро вы увидите того человека, которой вас будет ложно венчать, он великой плут, и шатается без места, ростом не велик, широк, очень ряб, и с виду самой пьяница, берегитесь и верте тому, что то правда, письмо сие идет к вам от верного и усердного вашего слуги

Кто нибудь.

Что мне теперь думать любезные родители? И как сказать о нашем господине, которой подлинно диявола злее. Как мне возможно изъяснить мою горесть а ево плутовство безмерное, я ему почти сказала что люблю, но сказала почитая ево за доброва человека, и тем подала не малой повод. Но хотя тысячу раз пронзить придет мое сердце, принуждать себя стану ево возненавидеть. Вот с каким чернодушием со мню поступает, выдумал к погибели моей получить мое сердце, и с моево согласия ввести в беду меня вечно. Не дивлюсь безчеловечным его гонениям, которые я думала он жалостию своею и раскаянием справил, но ему то оказать было не трудно, имея главной злости умысел в запасе, да и свободно мог бы обмануть меня счастием, о котором я никогда и подумать не смела. В какое я я бедное состояние впала, узная что обманута и лишена чести и добродетели, и принужденаб была остатся вместо жены, знатнова человека любовницей, это уже много, и больше много нежели Памела снести может, сей удар мне так тежол, что всех моих печалей, которые думала я миновались не сноснее. Думала, что скоро увижу сего человека добродетельного и забывшего свои порочные дела а не такова безчеловечнова обманщика и злодея. Что теперь несчастная дочь ваша будет делать? Видя опровержение всей своей надежды. Ежели ему и сие зделать не удастся, то злости и насилия буду ему жертва: ибо он не оставит намерения своево до тех пор, пока меня не погубит, о злая и несчастная доля Памелы!

СУББОТА час по полудни.

Господин мой возвратился и был подлинно там, куда поехал, еще первой раз от роду он сказал мне правду, боюсь что зборы ево и наряды не значат ли намерения на умышленную ево женидьбу, с ним один дворянин приехал и будет здесь обедать, и для тово я ево еще не видала.

В два часа по полудни.

Я теперь в несказанной печали, о которой правильную имею причину сумневатся. Как я будучи в своем кабинете пересматривала письма что в саду лежали; лукавая Жевкес вдруг вскоча ко мне, вырвала у меня оные из рук, я думаю конечно она сквозь замок смотрела как я их читала: что мне теперь делать? Господин мой увидит все мои тайности и о себе мое мнение, о дура я не осторожная и достойная всякого наказания. Вы знаете что помощию господина Виллиамса я послала все мои к вам письма и журнал до Субботы 17 дня моей не воли, но сии о которых я сидя плачу, содержат в себе все то что мне случилось от того время до Середы 27 го дня моево несчастия может быть вы их и неувидите, и для тово я вам в кратце напишу, что они содержали "я в них описывала лукавства и хитрости госпожи Жевкес, которая уговоривала меня итти за господина Виллиамса замуж. Мой отказ и прозба к вам не подавать ему ни какой надежды, как ево на дороге ругательски обокрали, визит к нему госпожи Жевкес, чрез которой она от нево и выведала всю тайну, намерение мое бежать, т как пустые страхи меня от того удержали имея ключь от ворот в кармане, как госпожа Жевкес о всем том, что вы видели писала к моему господину, продолжение всей моей переписки с господином Виллиамсом чрез учрежденное в саду место, упреки мои к нему за то, что открылся лукавой, Жевкес, ответ ево где он грозил моему господину, что ежели он обманывая к нему пишет, и как с Иваном уговорились писать письма, и что одно письмо ево пропало, наша переписка чрез друга ево в Гайнсборуге, и что он две лошади одну мне а другую себе приготовил. Письмо мое с прозбою поспешать увезть меня пока сюда господин наш не приедет и с ево ответом, ваше письмо любезные родители чрез ево мною полученное, ужасное письмо от моего господина, которое ошибкой подписано было госпоже Жевкес а ко мне прислано, мое беспокойство, что господин Виллиамс простотою своею погубить себя может, описание, как Жевкес славилась верностию своею, описание портрета ужасного Кольбранта, как взят под караул господин Виллиамс и посажен в темницу, намерение мое бежать выскоча из окна и сожаление о господине Виллиамсе что он меня ради впал в несчастие, наконец, как я услышала нечаянно, что госпожа Жевкес умышленно что бы мои найти письма, подослала господина Виллиамса ограбить.

Вот все то, что я помню оные письма в себе содержали, которые злая и безчеловечная Жевкес похитила у меня из рук. А окончание описания несчастливого моего предприятия, с прочими после тово письмами, зашиты у меня в платье.

Я просила госпожу Жевкес со слезами, что бы не показывала их господину но все без пользы, вижу теперь она говорила для чево вы любите одна сидеть в кабинете, чтоб писать от утра до полуночи, о как я счастлива! Что попались мне ваши письма, давно уже я их искала до сих пор по пустому, я надеюсь говорила ругаясь сия злодейка, что их может читать всякой для тово, что вы самая непорочность. Чудовище злое! Я ей говорила знаю, что ты не навидишь дел справедливых, то и делай что хочешь, мне здесь видно ни от ково помочи получить не возможно а от тебя и давно жалости дожидатся нечево.

Господин наш в тотчас шол к нам, а она выскоча на лесницу отдала ему мои письма говоря, подлинно государь мой вы мне всегда твердили, что Памела часто пишет, в перьвой раз мне удалось ныне оное увидеть. Что такое? Он ее спросил и взяв письма не ходя ко мне возвратился, я, перьвое о письмах, другое о Цыганкиной ведомости печалясь не ходила и обедать, Жевкес и про цыганку также ему сказала. Надеюсь, что проводя гостей, он ко мне придет.

СУББОТА, в шесть часов в вечеру.

Господин наш пришол к нам с видом веселым, какова я от нево не чаяла, и говорил: Памела мне попались ваши письма в которых вы винною себя изобличаете, покрайней мере я так вас признаваю, вы в мыслях ваших очень плодовиты, но я еще их не все прочел. Ежели это так государь мой я говорила, вы конечно окажете мне свою великую милость, и не читая назад отдадите. К кому они писаны спросил он? Вы изводили видеть я отвечала, что к отцу моему и матере, пожалуйте не читайте государь мой и отдайте мне их назад, не отдам прежде говорил он пока не прочту их. И так вы мне много приключили печалей я сказала, перехватывая мои письма, прежде я не думала, что бы вы употребили плута Ивана для передачи вам моих писем, человек вашева состояния должен ли о том так много трудится и любопытствовать, что пишет бедная девка, которая ему служит. Без сумнения надобно мне знать, что пишет такая служанка, а особливо как моя Памела. (Твоя Памела я сама себе помышляла, зная про ево вымышленную женидьбу) разве есть в ваших письмах, такое что мне не надобно видеть? Без сумнения государь мой, что к отцу и к матери пишут, то не для целова свету. Так вить и я говорил он не целой свет, а те письма которые отбирал я у Ивана поверь мне худова вам ни чего не делали, они много меня за ставили об уме и непорочности вашей думуть, ежели бы я не так много вас любил подумай сама, кто бы мне велел так о письмах ваших трудится.

Увы государь мой! Я ему отвечала, та самая и причина моево несчастия, что вы чрезмерно много думать стали о моем уме и чрез то вознамерились меня погубить, какая мне из тово прибыль будучи здесь в заключении и терпя ваш гнев и вашей немилосердой управительницы несносные оскорблении.

Что это Памела, он говорил, этоль воздаяние за милость мою оказанную вам в саду, за которую вы меня хотите мучить, видя, что я больше против вас справедлив и верен.

Государь мой я ему говорила, ваше сердце и намерений вам лутче знакомы, и больше нежель вы их и сами знать хотите, разкаиваюсь ныне и тужу, что тогда с вами откровенно говорила, зная, что вы непременны в намерении своем меня погубить, но только для скорейшего окончания наружные поступки переменили. Когда я вам сказал перебив речь мою говорил он осердеся, что ни чем так меня одолжит не можете как положится верно на мои обещании которые и уверят вас, что ваши подозрении пустые. И вас же виновною чинят предо мною, я без сумнения винить вас больше найду причину в письмах ваших, надеясь что вы с родителями своими откровенно вели переписку, да вы мне и сами по справедливости подозрительны становитесь, ибо не возможноб так быть холодной и нечувствительной после наших в саду разговоров, ежелиб не имел другой кто в сердце вашем места, но ежели я узнаю то поверте мне, что последуют такие беды, которые вздумать вам будет ужасно.

Я видя, что он осердеся вон шол ему говорила: позвольте мне государь мой сказать вам прежде нежели вы прочтете мои письма, Бога ради рассуждайте увидя некоторые мои мнении о ваших против меня поступках, и помните, что они были писаны не для тово, чтоб вы их видели, и что та которая их писала мучительным содержанием к тому приведена была и непрестанно боялась вечной своей погибели. Ежели только то он отвечал: а не найду вины вашей в другом роде, которую простить будет не возможно, то вам не для чево себя беспокоить, я привык уже в прежних ваших письмах ругательство от вас себе читать, но на вас же и ссылаюс, что я никогда за то не не сердился и не упрекал вам, да и ныне не буду сердится хотя вы и очень щедры в напрасных мне поношениях.

Изрядно государь мой, когда так и говорила, то извольте читать, я не боюсь, чтоб вы какие нибудь притворные и непристойные дела мои усмотрели, хоть я и не помню всево, что там написано, но знаю , что все писано то, что сердце мое чувствовало, а оно обманы вить не знает; но еще прошу вас вспомнить, что я писала смело не думая чем лутче воздать за мое неповинное заключение и так вам нечему дивится будет, что я вас не хвалила, а писала самую правду.

Не бойтесь, он отвечал мне, я буду все то читать с рассуждением, а при том и сердце мое хорошей за вас будет стряпчий, и по том вон вышел.

В девять часов в вечеру прислал звать меня в залу, и я тотчас пошла туды в немалом страхе. Теперь Памела говорил он мне держа в руках мои бумаги, вы получите ваше определение. Надеюсь государь мой я отвечала, что я предстою пред судиею правосудным. Без сумнения сказал он, а при том надобно желать, что бы он и милосерд был, ибо без тово я не знаю чему вы будете достойны, я ожидаю от вас справедливых ответов, и без всякой утайки на все мои вопросы. Перьвое здесь я нашол между вами с господином Виллиамсом много любовных писем, которые мне очень не нравны. Вы сами видите государь мой я говорила, склоннали я была или нет на ево желании? Правда говорил он по видимому хотя вы ему и отказывали но то обыкновенно ваши женские уловки чтоб более отказом воспламенить и принудить нас за собою гонятся.

Позволте мне сказать государь мой, что ваше доказательство не из писем моих взято, этот экстракт выписан не из дела. Хорошо отвечала говорил он, где вы в таких летах приказных дел научились? Вижу из писем ваших что имеете острую память, от которой ни что в забвении остатся не может. Но все то государь мой я отвечала в моих несчастиях мне не помогает, моя память больше меня мучит вкореняя в мысли мои дела такие, о которых бы и никогда знать не хотела, илиб и искоренить желала их на веки.

Изрядно говорил он, на этот пункт довольно, когда вы обстоятельно вели журнал о всем том что вам случилось, гдеж дни те, которые описывали прежде? Отосланы к отцу моему я отвечала, чрез ково он спросил? Я ему не устрашимым лицем сказала чрез господина Виллиамса. Изрядной ответ сказал он, можноль вам мне показать их. Я бы желала говорила ему чтоб и те которые вы имеете, до рук ваших не доходили. Надобно мне продолжал он не обходимо их видеть, а без тово не льзя мне быть довольну: ибо хочу знать как у вас переписка с господином Виллиамсом началась, и ежели увижу что она будет соответствовать сему что я видел, вам же будет лутче.

Я могу государь мой говорила ему верно рассказать вам и словами как она началась. Этова не довольно он сказал, хотя вам то кажется безделка, но для меня весьма важно. Государь мой я ему отвечала, ежели вы мне позволите к отцу моему ехать, я их для отсылки к вам отдам тому кому приказать изволите. В правду он мне с негодованием говорил; не лутчель Памела послать за ними чтоб их прислали, так и не надобно будет вам трудится, пожалуй так лутче зделай.

Я думаю государь мой, когда уже вы перьвые мои письма изменою бездельника Ивана Арнольдса читали, то и сии не для чево мне от вас скрывать, но позвольте спросить, какая польза будет мне от сего к вам послушания? Надобно вам надеятся на мое постоянство отвечал он, но скажите мне Памела, ежелиб вы все письма в руках имели показалиль бы вы мне их теперь неустыдясь совести? С радостию показалаб государь мой, я ему сказала, ежелиб только вы спросили. Очень изрядно продолжал он с улыбкою речь свою, прежде нежели предписанные к сему журналу письма возвратятся, покажите мне оного продолжение. А государь мой я ему отвечала, для чево так вы меня уловляете? Но в том прошу меня извинить ныне.

Скажите по совести мне опять говорил он, продолжалиль вы от того времени журнал свой до сего дня? Умилосердись государь мой я отвечала, не спрашивайте меня о том более. Нет сказал он с восхищением, все зависит теперь от вашего ответу. Очень изрядно я продолжала; не могу солгать вам..... Вот хорошо он говорил, я люблю правду.... да может быть в людях я перервав речь ево отвечала. Право он вскричал, я ныне позволяю умствовать со мною, зная что вам от того не льзя воздержатся, вы меня много одолжите естли покажется мне доброй воли, что вы писали; мне хочется нетерпеливо видеть неудачу вашего предприятия к побегу: ибо ваши письма прежде того окончались. Мне весьма приятно читать ваши рассуждении, частию от любопытства, а другою, что любовь моя произвела во мне жадность все то что вы пишете видеть, хотя большею частию мне и поругание, от которого бы можно вам несколько удержать перо свое, в рассуждении что я ему материю подаю непрестанно упражнятся, умея так хорошо и скоро писать; а как видно что вы изрядную историю вознамерились составить, то я прочитая думаю много подать мыслей к продолжению оной. Ежели бы я была вам равная государь мой я говорила, я бы вам сказала, как не извинительны ваши издевки и не справедливы в таком несчастии которому вы сами свидетель. Вы знаете государь мой, что от корени возрастают отрасли так иногда велики, что и самое дерево превышают. Согласен Памела он говорил, с приятною усмешкою, разумею часть логики вашей. Для чево мы учились в школах! естли такие девочки нам умом равны бывают, или еще и превосходят, но при том надобно сказать и то, что не все женщины Памелы. Вы изволите тешится над бедною своею служанкою я ему сказала. Нет говорил он я думаю вы имея ум и рассуждение признаетесь сами, что несколько достоинств ваших и я причиной: ибо не порочные те упражнении к которым я подавал вам способ, конечно научили простиратся ум ваш к вымыслам и понятию. Ежели бы мне можно было государь мой я отвечала, то поверте что бы оставила все те даровании, и лутче бы хотела не имея их быть без щотной дурой. Так бы я вас не любил столь горячо говорил он. Так бы я была счастлива отвечала ему и спокойна, да и страха ни каковаб может быть не имела. Может быть была бы спокойна, отвечал он; а может быть и нет, будучи женою мужика деревенскова. Так я бы была говорила ему в награждение тово без всякого страма, и изжила бы дни мои хотя и в бедности, но не опасаясь ни каких на добродетель мою покушений; мне кажется лутче быть в нищете с честию, нежели знатною и богатою госпожею в противном положении. Ну, а ежели бы кто продолжал он вопрошать меня из псарей моих вздумал осочить тебя так как лисицу, и осоча женился бы на тебе, былалиб ты в таком случае счастливее, ево женою, нежели женою земледельца? В таком случае сталаб просить Бога, дабы он со мною творил то что угодно Ево святой воле, зная, чтоб он меня поставил на путь для меня счастливой.

Добро говорил оставим то, покажите мне продолжение вашева журнала? А государь мой я отвечала оставте то ежели возможно. Нет сказал ничто меня так не веселит как то, что вы во всех своих описаниях любите держатся правды, и среди самых огорчений лжи не навидите, а хотя оная и есть, то по крайней мере очень мало, но и то простительно в рассуждении состояния вашева. Напоследок дражайшая Памела продолжал ом скажите мне, кто вам давал чернил и бумагу? Зная что госпожа Жевкес большую в том имела осторожность?

Хотя я и не думала государь мой отвечала ему, чтоб мне так много было в бумаге нужды, но отъезжая из вашева дому просила господина Лонгмана, чтоб он мне дал оной столько, чтоб было на чем писать к родителям моим письмы: он по прошению моему всем к письму нужным и снабдил меня несколько. Все те сообщники ваши говорил он самые дурные люди, а вами описаны изрядными, а те которые наблюдая свою должность верно мне служат, по вашему мнению как черти, да и я тут же с ними. Я надеюсь что вы не погневаетесь государь мой я ему говорила, выключая вас они все так описаны как достойны, в рассуждении их против меня поступок.

Вы меня выключаете для того, он сказал, что предо мной стоите и в моей находитесь власти, это выключение видно для одной только церемонии. Станем говорить правду государь мой я ободрясь говорила, надеюсь вы меня извините ежели я вас спросить осмелюсь, я чаю малой остаток совести вашей уличает вас, что вы довольно подали к тому причины? Он поцеловав меня сказал, что нибудь да одно надобно вместо ответу, или поцеловать вас или осердится. Вы очень дерзновенны в своих разговорах, но я от вопросов своих не отстану где вы прятали бумагу и чернила?

По разным местам я отвечала, чтоб иметь в запасе, в случае естли бы нашли в одном месте, то бы не нашли в другом. А дерской свой журнал где вы прячете продолжал он спрашивать меня? Прошу государь мой отвечала ему сей вопрос оставить. Далеко очень от тово говорил он я хочу все видеть конечно. Хотя весьма то будет дерско государь мой но я принуждена вам сказать, что вы не увидите ево естли мне возможно то удержать будет. До сех пор мы оба стояли, а тогда он сел в креслы и взяв обе мои руки говорил, очень изрядно сказано, естли возможно то удержать будет, однако я в том не дозволю. Скажите мне где ваши письма, в кармане что ли? Нет государь мой я ему с трепетом отвечала, перестаньте меня о том спрашивать, хоть век спрашивайте я не скажу вам.

О говорил он я знаю средство к тому принудить, я могу зделать как в других Государствах поступают, когда кто запирается так ево пытают до тех пор пока скажет правду. Естли в том ваша справедливость я говорила: и чем вы грозите! а я конечно не виновата и не в чем признаватся.

Друг мой говорил он мне, не перьвая ты без вины на пытке побываешь, скажи мне только где твои письма, и чрез то избавишся пристрастных распросов так как иностранные называют. Пытка в Англии государь мой я ему говорила не в обычае, и надеюсь, что вы не введете перьвой оную во употребление. Правда отвечал он, да я могу другим образом пытать вас которой состоять будет еще в большем мучении, (* В Англии когда виноватой не хочет признатся положат его в тиски и до тех пор сжимают пока скажет правду, или умрет.) и так Памела поверте, что я зделаю то с тобою естли еще будешь таить.

Это варварство весьма немлосердно я вскричала залившись слезами. Нет ни чево я хочу быть Люциферу вашему подобен говорил он, после дел моих безчеловечных, так как вы называете. Государь мой я ему трепеща говорила ежели вам не обходимо надобно послушание в таких не справедливых требованиях, то позвольте мне итти и прочитать их прежде самой, а по том и вам отдам все до самого окончания печальной моей повести, которая следует к той части, что вы у себя имеете.

Я хочу все видеть говорил он до севоднишнова дни, а особливо описание нынешней недели? Пустите меня в верх я говорила и дайте видеть прежде мне самой, что я писала и до которых пор показать вам, я не думаю, что вам нужно знать до последнева слова? В том вы обманываетесь говорил он, скажите мне правду точно ли они в верху? В тотчас пуще затрепетало мое сердце; а он приметя мое смятение подтверждал, чтоб я для моей же пользы сказала правду.

Когда уже пришло так, я отвечала, то скажу вам самую истинну, что я их никогда в одном месте не прятала те которые ныне у вас, были в саду зарыты.... Нет лукавица перервав он речь мою говорил точно скажи мне где они теперь? Но я вижу, что они у тебя в карманах, хотя я никогда не раздевал девок но теперь поучусь над тобою, и думаю скоро найти их. Я не хотя до тово допустить в слезах вскричала, сотворите милость государь мой! что вы делаете? А он в то время уже начал снимать платок у меня с шеи. Сотвори милость Памела он то же мне говорил подумай, что я хочу видеть твои письма, но может быть говорил нагибаясь они подвясками привязаны к коленям? Какая дерзость и безчеловечие! Что вы хотите делать я вскричала бросясь на колени? Отпустите меня вверх я их принесу к вам, но принесите все ни чево не убавя? говорил мне. Принесу, принесу, ей! ей! по чести принесу, сама себя не помня говорила. Когда подлинно принесете говорил он, то поди и исполни оное конечно, и с тем отпустил меня в слезах горьких. Боже мой с кем так не милосердо поступают как он со мною! Пришед в кабинет мой села в печальных мыслях, а как не нашед средства спасти от рук ево мои письма, к томуж надобно было мне и раздеватся, то и принуждена была к нему следующее письмо написать.

"Государь мой.

"Знаю, что прошение мое ни как не поможет у такова упрямова человека как вы, причиняя неслыханное немилосердие той которую вы насильственно похитили, кто вам сказал, что и не могу тово зделать, что каменное ваше сердце раскаяньем пронзить может: ибо мне приходит все сие поругание с носить не в силу, а особливо помышляя, что впредь будет и того злее. Я вам докажу, что содержу мое слово, естли прочитая сие письмо не оставите меня принуждать, но позвольте мне по крайней мере отложить хотя до утра, чтоб я могла рассмотреть чем я вас против меня вооружаю и тогда отдам вам мои письма, не прибавляя и не убавляя ни чево; но еще беру смелость государь мой просить вас, во все любопытство сие оставить, а ежели уже не можно то покрайней мере до завтрева дать сроку, ежели же дадите, я за крайнюю милость почту.

Написав сие думала, что не долго буду ождать от нево новых требований, и подлинно збылось так: ибо он прислал ко мне госпожу Жевкес просить письмы которые я ему обещала, а я вместо оных отдала ей написанное к нему, она взяв от меня оное говорила, что непременно надобно отдать ему все письма ежели он до утра даст сроку, а ежели не так то он требовать будет другим манером, чтоб мне после о том не тужить самой. Как скоро она пошла я сняла с себя юпку, и с горькими слезами выпоров из оной письма, отобрала до тех пор как описывала Четверг и Пятницу когда он на бал ездил, а ежели буду принуждена все отдать, то не знаю осмелюсь ли впредь писать. И так зделала из них два конверта и изготовила подать ему завтре по утру. Правда хотя я ни чево в письмах своих не оставляла, чтоб не описать всех ево со мною дурных поступок, но он увидя, что я писала правду, себе пенять должен, я бы весьма желала для ево, чтоб он с моей стороны лутчаго свидетельствования был достоин. Хотя и не знаю любезные родители увидитель вы когда мои письма. Теперь иду молится о вашем здоровье зная, что и вы с вашей стороны делаете тоже, а по том желаю вам добру ночь:

ВОСКРЕСЕНЬЕ по утру.

Господин мой прислал ко мне госпожу Жевкес и велел сказать, что он в кирку не поедет а пошол в сад прогулятся.

Я узнала, для чево то было сказано, сиречь поди за мною. Как не послушать принуждена итти в сад хотя и досадно, но будучи в ево власти какая польза ево не слушать, и ежели в безделице откажу, то важные мои прозьбы не будут так много иметь силы. Увидя ево в алее, пошла с другой стороны, чтоб не весьма дерзновенной ему показатся. Он увидя меня говорил, что думаете? Что я вас звать что ли буду? Я не знала государь мой отвечала ему, что вам есть свободное время, боясь уединенные ваши мысли потревожить. В правду вы это думали с восхищением говорил он? Без сумнения государь мой я отвечала, я думаю, что вы когда нибудь помышляете и о добром деле, хотя то до меня касатся и не может. Я бы дорого заплатил отвечал он, чтоб мне так хорошо об вас не думать, где ваши письма? Я знаю, что они вчерась с вами были, сие видно и из письма вашева, я о том уже раскаивался и всю ночь на себя сердился, для чево не раздел вас, тогда бы верно нашол их. Не стращайте меня государь мой сим напоминовением, я не верю, чтоб вы в правду в состоянии были то зделать. В правду говорил он, я бы их с превеликой радостию искал везде. Хотя разговоры мне ево были и очень противны, но боясь ево рассердить подавая ему письма говорила, я надеюся, чтоб я вас до такого дальнева труда не допустила. Видитель как велико мое снисхождение вчерась было говорил он, увидя мои письма, но крайне берегитесь того естли что из них убавили или прибавили. Поверте государь мой я вас уверяю, что ни чево не прибавлено и не убавлено, вот один конверт, которой начался продолжением моего несчастного предприятия, надеюсь вы довольны будете тем зная сами что после тово было. Он хотел говорить.... Но я чтоб отвратить намерение просить остатки моих писем перервав речь его сказала, прошу вас государь мой читать мои описании благосклонно, в случае же ежели увидите что перо мое лишнюю смелость имело, прошу великодушно меня простить.

Мне кажется отвечал он с усмешкой, что вы должны терпению моему дивится с которым я читаю ваше ругание. Совершенно я дивилась говорила ему, зная как нетерпеливо желали письма мои видеть, то из того и заключала что выдет из оного или иного доброго или несравненно больше худаго. Что у вас доброе значит спросил он меня? Чтоб сие произвело счастливое действие во уме вашем я отвечала, и склонило ко мне милостиву быть узная мою справедливость. А что худое говорил он? То отвечала я, что вы спокойно и без всякой жалости читать будете мои рассуждении о печальном страдании, которое вы принуждаете терпеть. И тогда могу сказать что ваше сердце зляе Тигра. Не гневайтесь государь мой видя с какою смелостию я вам открываю мои мысли, потом отдала я ему письма и просила, чтоб отдал мне их назад ежели можно не разпечатав, и показал бы мне тем большую милость, за которую я вечно буду благодарна. Вот говорил как мне нужна ваша благодарность, и в тот час распечатал мои письма. Я видя сие ему поклонилась, и оставя ево одново пошла прочь. Куда так бежите вскричал он? Чтоб дать вам время читать мои письма. Я отвечала. У вас еще оные есть? Есть государь мой я отвечала, но вы знаете также как и я что они содержат, я не знаю для чего сказал он такое упрямство, что всегда хочешь меня обманывать, подай их если не хочешь чтоб я сам искать стал: я не хочу больше здесь быть ему отвечала, естли не перестанете мне обыском грозить. А для чево подаешь причину с превеликим сердцем говорил он, и удерживаешь остальные письма? Не милосердой тиран я отвечала, возми вот они, когда тебя ни чем упросить не можно, и вынув подала ему конверт на котором подписано было, от несправдливых поступок и злых предприятий даже до Четверга 24 дня моих злополучей. До нынешнего Четверга приняв говорил он? Так государь мой я отвечала, но когда вы так с насилием отнимаете мои письма, я найду другое препровождение злой моей скуки, и больше писать не буду, не хочу трудится для вас, ежели не увидят те, которым нужно знать печальную мою повесть. Разумею говорил он и не сумневаюсь, что вы будите писать вперед, да я вам и не запрещу, ежели вы мне посланные к отцу вашему письма возвратите до последней бумажки, которые всеконечно отдать назад вам не замедлю; пожалуй отпиши что бы оне их прислали. Сие придало мне смелости по прежнему писать, и буду прятать письма мои в книгах, что бы вперед можно было от нево их утаить.

По том привел он меня к пруду и посадил с собою говоря: вот место где вы умысел свой употребляли к побегу посмотрим описания, я просила ево чтоб позволил мне на то время пока читать будет удалится, представляя тягость напоминовения. Не отходите говорил он мне смееся, а как дочитался до того описания как меня убила черепица, встал и пошел к воротам, и увидя попорчену стену, возвратился беспрестанно все читая, а пришед и положа к своей груди мою руку говорил: подлинно дарагая Памела сие описание привело меня в жалость, совершенно отчаянное намерение мы предприяли, и естлиб вы ушли, вы бы великим опасностям себя подвергли, для тово что надобноб было вам итти местами пустыми, и почти не проходимыми, а к томуж у меня так велики были взяты предосторожности, что во всех странах кудабы вы ни пришли, впалиб опять в мои руки. Вы видите государь мои, что я к спасению чести моей все страхи презирала, и по тому поверить можете, что мне добродетель моя дороже жизни. Полна, баснословица, полна, сказал он, и стал опять читать. Он мне показался очень смущен читая мои рассуждении как Бог избавил меня несчастия, и когда дошол до намерения моево бросится в воду, подите, вот здесь указывая на одну алею погуляйте, говорил он мне, а сам отвратил лице свое дабы скрыть текущие из глаз его слезы. Я радовалась видя добрые успехи, и не сожалела что отдала ему бедственных сих приключений читать описание. Когда прошол то место как я благодарила Бога, что спасти меня изволил от вечной погибели, положа в карман письмо пришол и обняв меня говорил восклицая; а моя дарагая Памела! ваша печальная повесть и умные рассуждении поселили во мне чрезвычайную жалость, подлинно бы я был несчастлив, естлиб вы пагубное свое намерение окончали, вижу что много суровости вам казали, великое то милосердие было от Бога что в зловредный тот час могли преодолеть свою слабость. Теперь любезная Памела удалимся от сего несчастного пруда и я вперед не буду глядеть на него без отвращения, вспоминая как он отнял бы у меня то, что я люблю всево больше на свете. Я хотел страхом вас к тому склонить чего не умел произвести любовию, также вижу и то, что госпожа Жевкес исполняла приказ мой больше нежели было должно, для тово вы видя не удачу в своем намерении и боясь возвратится в дом мой, чуть было вечно себя не погубили. А государь мой! я ему отвечала, никогда не могу довольно возблагодарить Бога за показанную его милость, что он дал терпение сносить мне все напасти, а без товоб в жизни моей может быть были и такие степени, по которым и высоко войдя, наконец поскользнувшись, стрем глав бы в низ полетела, по тому и не дивлюся что те, которые страха Божия пред глазами не имеют, во глубину пропасти впадают. Поцелуйте меня дражайшая Памела говорил он, и скажите что вы меня прощаете в том, что я подал причину вам так много печали терпеть, и отдал в смотрение такой безчеловечной. Ежели я в том намерении, в котором ныне остаюсь, да и посланные к отцу вашему письма купно с теми что у меня в кармане, не подадут мне причины переменится, то я успокоя разность толкования людскова, всю жизнь мою, естли она только будет угодна, в награждение отдам любезной моей Памеле, за все немилосердые мучении, которые она от меня терпела.

Все сие кажется значило великое мне счастие, но вы увидите как оно прекратится. Я вспомня умышленную женидьбу говорила ему: государь мой, бедная Памела будучи от вас природою от далена, знает, что та великая честь которую вы ей зделать намеряетесь, на ведет ей ото всех людей зависть а вам поношение, и для того позвольте мне государь мой к родителям моим возвратится, едину только ту от вас милость я ожидаю. Тогда я ево увидела в самой высочайшей степени его гнева; лукавая и несправедливая Памела, говорил мне! так ли милости моей соответствовать хочешь и в тот самой час когда моя страсть больше к вам преданности являет, кажеш мне свое презрение, поди злая из глаз моих, научись содержать себя в щастии так как и в нещастии, то может быть тогда и удостою вспомнить что ты есть на свете. Тогда то страх меня постигнул несказаиной, хотела отвечать в всем смятении, а что не знала. А он топнув ногою сказал поди прочь беспутная, не хочу слушать глупова твоево празнословия. Одно слово государь мой сказать позвольте, но он в превеликом сердце пошел в другу алею, а я пошла в раскаянии и страхе, не пользуеся таким часом в котором он казался больше к добру склонен; но ежели то вымысел был и лукавство склонить меня к подложной свадьбе, мне кажется на себя не за что сердится.

В той горести пришла я в кабинет мой и писала что произходило, между тем он ходил по саду ожидая обеду; теперь сидит на стуле очень сердит и задумчив так как госпожа Жевкес мне сказала, и я чрезвычайно боюсь ево увидеть, увы! будет ли конец моим мучениям.

В три часа по полудни.

Он так сердит, что велел дорожной свой берлин изготовить, почто такое я сказала, за что бы так сердится? Видитель вы любезные родители, до чего гордость доводит людей знатных такая бедная девка как я не осмелся слова молвить когда у них охота бывает сердится, как можно жене жить весело с ними, особливо такой, которая не равна с ними природою. Покойная госпожа моя избаловала сына своего: еще в робячестве ни кто не смел с ним спорить, и по тому не может терпеть кто справедливость ему скажет. Видитель какие нравы людей знатных, богатство их размножает радость и тщеславие, которое они в крови с собою на свет выносят, и чрез то делают многих бедных людей несчастливыми.

Вот еще новое, какой-та конец будет. Госпожа Жевкес пришед ко мне сказала, что бы я тотчас шла из дому куда хочу. Очень изрядно я ей отвечала с радостию, только скажите куда меня отсюда поведут? Какой вопрос она отвечала, к отцу твоему и матери. В правдуль я спросила? Нет, нет, не могу поверить, чтоб я была так счастлива, конечно какой нибудь есть новой умысел, без тово бы меня не отпустили, как статся, чтоб он нашел еще вас зляе жену, к которой из ваших рук меня отдать хочет? Она хотя на меня и очень осердилась но я знаю, что ни чево она хуже мне зделать не может.

Погодя не много в другой раз вошла опять в мою спальню, ужели вы готовы мне говорила? Боже мой как вы строги я ей отвечала, еще с полчаса нет, как мне о том сказали, успокойтесь я тотчас буду готова, ибо мои зборы не велеки и не с кем прощатся, не много друзей оставляю в здешнем доме. Но дурачась говорила ей горько плача, помилуй госпожа Жевкес спросите у господина, отдастли он мне мои письма, теперь я готова и ожидаю только ответу, что он о моих письмах скажет; а оставшие в пазуху положила. Я не могу рассудить, что это значит и до тех пор не поверю, чтоб у вас быть, пока не увижу вас стоя перед вами на коленях и получу благословение, а при том печалюсь и о том, что он на меня сердит так много.

Вижу берлин уже изготовлен, и ужасной Кольбрант на лошадь садится, куда они повезут несчастную!

ПОНЕДЕЛЬНИК.

Теперь не могу еще сказать куда меня везут. Ибо я увидела себя, в бедной и малой деревне, которая похожа на вашу, где мы остановились, Роберт меня уверяет, что велено отвесть к вам прямо, о! ежели это правда и не обманет меня в другой раз; а как я не хотела еще спать, то и села писать продолжение моей истории где я ее оставила.

Госпожа Жевкес возвратясь о письмах мне сказала, что господин мой еще не читал их и боясь, что бы больше ево не огорчили и не принудили во все намерение свое отменить, но ежели найдет, что они трудов ваших достойны прочитав пришлет к отцу вашему, вот ваши и деньги, и видя, что я плакала говорила мне, я вижу что вы раскаялись. В чем я ее спросила? Не знаю она отвечала, но думаю, что вы ево смелостью своей прогневали, очень вы спесивы а ныне я надеюсь, что оной збавите много. Я на сие более ей ни чево не отвечала, как только сказала, что со всем собралась и ехать готова; тотчас она отвечала т подняв окно кликнула Роберта, чтоб взял чемодан мой. Я рада продолжала она, что со всем от вас избавлюсь. Правду сказать я ей отвечала, ваши слова кажется мне пристойнее, и при том поклонясь ей ниско смазала, благодарствую за все ваши благодеянии, прощайте, мне чемодан не надобен, и ни что кроме тово, что я себе в платок завязала: вы знаете, что я во все время моево заключения, носила собственное свое платье, хотя господин мой и часто принуждал меня носить иное.

Когда я в низ шла госпожа Жевкес вошед в залу спросила моево господина, не имеетель вы чево приказать сей девке я слышала..... Что он отвечал перервав речь ее, кто вам велит называть ее девкой, здесь один я только имею причину быть ею не доволен.

Прошу не погневатся государь мой она отвечала, но ежелмб я была в вашем месте, я бы за все ее грубости без наказания из дому не отпустила. Не говори мне об ней так сказал господин мой, я довольно знаю, что она добродетель свою больше жизни любит, и по тому можноль мне желать ей какова несчастия, пускай она идет с честию из моево дому; ибо она тово достойна. Я слыша такую милость чрезвычайно обрадовалась, и не опомнясь что делаю, стала подле дверей на колени и говорила, Бог воздаст вам государь мой за вашу милость, и я непрестанно с моими родителями за ваше здоровье молить Его буду. Он увидя меня тотчас ушел в кабинет свой. Кажется я ни чево не заелала такова, за что бы ему толь много меня презрить.

Поверитель любезные родители, что я с крайним сожалением ехала из дому, сама не знаю, что меня удерживало, чувствуя в сердце своем к нему склонность, там, что и гонении ево не пришли мне тогда на память, да и сердце мое кажется мне за нево говормло. Не уж ли так древние Израильтяне тужили оставя Египет, не взирая, что там несносную работу и голод терпели. О слабое мое сердце! я тебя удержу от таких чувств странных, ежели увижусь с родителями моими, там усмирю тебя лутче, и думаю, что прежния несчастии и терпение злых мучений забудешь. Но последней знак ево милости весьма мне чувствителен, лутче бы мне не слыхать слов ево, однакож я очень рада, зная, что он мне добра желает.

Когда села я в туже карету в которой привезли меня сюда да и кучер был тот же: тогда я ему говорила, теперь опять еду в дорогу господин Роберт, прямое я игралище знатных людей и фортуны, надеюсь вам есть приказ куда везти меня? Имею сударыня он отвечал мне. Пожалуй не называй меня сударыней я ему говорила, и не снимай шляпы говоря со мною. Хотя бы отвечал он, господин мой и не приказал мне к вам иметь особливого почтения, но я бы мам конечно всячески оное оказать старался. Я благодарила его радостию наполненным сердцем слыша слова ево.

Господин Кольбрант сел на лошадь и подъехал к карете без шляпы, или и вы со мною едете господин Кольбрант? Я ево спросила: я имею приказ отвечал он, проводить вас не далеко, что бы не зделал ето вам какой не учтивости, ибо здесь мужики простые и грубые. Не с кем мне было здесь прощатся ни оглядываясь из кареты платком махать так как прощалась с госпожею Жервис, села с одною задумчивостию своею и встревоженным сердцем, которое никогда так развращенно не бывало.

Карета поехала и уже из алеи выезжали, а я еще думала что все то во сне вижу, несколько часов мысленно видела себя в объятиях моево господина, которой ласково и учтиво говормл со мною и сожалел о моем страданий. Но вдруг и за одно слово которое я не одумавшись выговорила, осердился и выгнал меня из своево дому, и в одну минуту вся сво любовь в ненависть обратилась; теперь сижу от нево за несколько миль и пишу к вам, но ежели вас увижу худова для меня не будет. Боже мой, какой странной обычай имеют молодые господа дворяне? Вы любезные мои родители хотя всегда в нищете жили, но всегда друг другом веселились, однако мне и то не малая радость, что он про меня худо говорить запретил госпоже Жевкес, и не захотел вредных её советов слушать. О какая бездушница злая! подлинно надобно мне перестать говорить о мущинах. Господин мой которова я зляе всех на свете почитала, далеко не таков как сия злонравная жена, я чаю ей ей она не верит в Бога.

Мы далее сей деревнишки не могли ехать: ибо стало становится очень темно. Господин Кольбрант очень учтив предо иною, также и Роберт, он чемодан мой привязал за каретой хотя я ево и не спросила, а теперь нет худова, лутче приехать так нежели с простыми руками. Теперь точно вижу, что господин мой подлинно со всем меня от себя выгнал, я думаю ежелиб порядочно все мои приключении описывать изряднуюб историю составить было можно. Роберт пришед спросил меня не хочуль я ужмнать? Но я ему благодарила и просила чтоб позвал господина Кольбранта, которой пришед снял шляпу, что меня очень удивляло! ибо ни тот ни другой не только шляпы надевать, ниже передо мною садится смеют, по чему я их испросила что им приказано со мной делать? И можно ли сказать мне, а ежели не можно я принуждать не стану. Они мне сказали, Роберт, что везет меня точно к вам, а Кольбрант, что проводя десять миль в другой дом проедет, и будет дожидатся тут господина, и оба мне так божилися что я должна была поверить. Когда Роберт вышел, то Кольбрант сказал мне что он имеет ко мне письмо, которое велено отдать завтре у сестры госпожи Жевкес где мы будем обедать. Не можно ли мне показать севодни? Я спросила его, но он мне в том прежде отказал, а после чрез великие прозьбы, и обещание молчать и ни чево по тому письму не делать, мне ево отдал только посмотреть, с которова я списав, предлагаю копию следующего содержания.

"Когда вам отдадут сие письмо, вы будете не далеко от жилища отца вашего, куда все желании ваши простирались. Я надеюсь что вперед от учу сердце мое от любви той, которую оно к вам чрезвычайно и без рассудно имеет; но как бы ни было я вам зла не желаю, и как скоро мои намерении и любовь изчезли, я не хотел вас минуты в доме моем держать, тогда уже я не был в претензии что вы не правильно другова предпочли мне, да и в такое время когда я все оставя и презря мое состояние, хотел вас честным посредством наградить за все ваши печали. Я узнал что мне вас должно было больше боятся, нежели вам меня, по тому, что не взирая на все ваши мне ругательствы и поношении, я намерен был на вас женится.

"Я вам признаюсь что ежелиб я с вами не растался, и позволил остатся до тех пор, как прочитал бы журнал ваш, и будучи наполнен вашими прелестми и остротою разума, совершенноб мог сдурачась то мое безразсудное а для вас полезное намерение исполнить. Вот вам безо всякова притворства причина, для чево я не хотел вас больше видеть, ни слышать ваши разговоры, зная безмерную мою против вас слабость, но надеюсь ее преодолеть вспоминая как было я много в ней проступился. Я к вам пишу только для тово, чтоб показать моя желании, которые только в том состояли чтоб вы были счастливы, хотя вы и много навели смятения в моем доме. Не могу воспретить себе не желать чтоб вы скоро вышли замуж, а особливо за проклятого Виллиамса, но что мне ныне в том одна моя слабость принуждает сказать вам, что я почитал вас моею почти женою, а теперь вы меня оставя будто как овдовели, почему и надеюсь что вы поминать меня по обыкновению простого народа не отречетесь, и как будто в честь моему праху обещаетесь год сидеть вдовою. Ваши письма верно вам отдадутся, ибо я дорого заплатил за мое любопытство читая их: они пронзили еще больше мое возпламененное уже сердце. Ежелиб вы знали что терплю я, то не желалиб мне конечно инова отмщения. Я хотел несколько строк только написать к вам, но вижу что заблужденной ум замчал перо мое далеко, но остановя ево дам с рассудком повстречатся, не так мне труда много будет учинить в домашних порядок, как в моем развращенном духе, и отвратить помешательство которое вы учинили в моем спокойствии. Я вас уверял что вас могу простить, а с сестрою и с моими служителями не могу смирится, надобно кому нибудь из них отомщение мое почувствовать.

"Я не сумненно надеюсь что вы худо обо мне толковать и поносить не будете как столько, сколько надобно вам для своего оправдания; в таком случае я хочу чтоб вы меня винили, и согласно сам винить себя буду, для тово что я ныне и всегда

Тот которой вас любить и счастья вам желает.

Сие письмо полученное к такое время, где я ожидала себе новых напастей, так меня убедило, и наполнило сердце мое любовию и благодарным чувствием, что я не могу опомнится. Он признается без притворства в любви своей ко мне, сказывая мне причину, для чево от себя отлучает: которая начинает Дух мой мучить. Это все Цыганкино письмо меня сгубило, которое видно умышленно подослано было дабы с обеих сторон делать препятствием, ежелиб я знала прежде, что сердце мое имело к нему такую же склонность как ныне вижу и чувствую, ибо ехать от нево не согласилась. Не гневайтесь на меня любезные родители, что ныне подлинно побеждена любовию справедливою, и делами любезного моего господина, чего и в нем отнюдь не думала, по тому и укреплялась больше мое воздержание, при том же и не имела ни какой причины ожидать себе такого счастия, признаюсь ныне что ни о ком на свете кроме ево не буду думать. Какая пустота вы мне скажете, и сказать имеете причину, но любовь бывает не от воли, любовь..... Боже мой, что это! нет конечно я ее не знаю, и она меня не беспокоит? Не знаю как пришла ко мне и когда началася, но сердце мое стало преданно, надобно думать, что любовию стало пленно? Я теперь только по видимому любовию называю, пока узнаю, что она есть прямо, я бы желала в такие безъпокойные часы, чтоб никогда письма его не читала, и не слыхала слов ево, как он за меня вступился сердясь на непотребную Жевкес, тогда бы прямо могла порадоватся, что убежала всех тех сетей, которыми добродетель мою ловили, но теперь мой бедной дух смутился, видя, что не на пользу себе с ним расталась, и заочно больше пленницею ево стала; но надеюсь, что все сие переменится, и вашими умными советами в раумлюсь преодолеть мою слабость. Не сумневайся дарагой господин мой, больше году буду вдовою, и верь, что больше чести зделаю твоему праху: и сладчайшие речи! и слова приятные! для чево я не родилась Принцесою, яб тогда оказала ему мою благодарность, но хотяб я и была такая, мне бы не возможно и во многие веки не только годы, заплатить ему верною любовию и истинным покорством.

Простите любезные родители бедную дочь вашу, я рыдаю видя себя севодни чрезвычайно чувствительну к любви ево, впадши в глубину слабости врожденной нашему полу. Я думаю, что в такой молодости ни одна мне равная мучений сих не знала, так, что я не надеюсь иметь силы супротивлятся вредной сей страсти, разве Бог милосердуя услышит мои молитвы, и ваши советы подадут мне силы преодолеть сию пагубную слабость, о мое не верное сердце! для чево мне скоро изменило? Для чево не сказало мне за ранее какие ты в себе печали питало? Для чево здалося неприятелю упрямому не спросясь со мною? Но ты страдать должно! И по тому достойное себе получишь наказание. О слабое и развращенное сердце! Почто вверьгаешь себя в страсть бесполезную! Кому ты себя без супротивления вручаешь? Ты такому человеку себя вручаешь, которой жалости не знал, со мной поступая так злобно, а ты так долго бодрствуя и крепеся, ныне само поспешаешь в плен опасной, но со всем тем любезные родители, или вы скройте сию мою слабость, или вымараете ее описание, о чем пространнее я думать буду приедучи домой к вам.

ПОНЕДЕЛЬНИК в одинатцать часов по утру.

Приехали мы в трактир, где сестра госпожи Жевкес хозяйкой. Она вышед ко мне в перьвой раз ругательски просила, как понравился мне господин мой. Дерзская и беспутная шинкарка, я ей в превеликом сердце отвечала, так ли тебе должно принимать приезжих. Она хотя извинялась и просила прощения, однакож казалось, что все делала с насмешкою, а как поговорила с Кольбрантом и Робертом, то пришед ко мне с покорностию прощения просила.

Господин Кольбрант подступя ко мне с великим учтивствои при Робер-те, подал письмо которое я еще вечеру прочитав отдала ему. Я взяв оное вышла будто читать, да и подлино еще читала, и не думаю, что бы можно было мне читая ево скучить; но гораздо лутче бы было для спокойства моево духа, естли бы я ево могла позабыть, для того с раненым сердцем к вам и возвращаюсь, но которое для всех добро и лукавства не знает, меня несчастную одну только обмануло.

Вот теперь еще новое знамение явилось. Лишь только я за стол села, чтоб по обедать и ехать в путь свой: Кольбрант вбежал в комнату весь запыхавшис и говорил, приехал сударыня камердинер моево господина, он, и лошадь ево, оба в кровавом поте. В тот час за трепеталось мое сердце, что еще будет со мною! Кольбрант как молния скрывшись, опять в бежал ко мне и принес два письма одно ко мне, а другое у себя оставил. Я в превеликом смятении взяв письмо затворила двери и читала, о неслыханное счастие! В сем письме получила я приятную мне ведомость.

Вот какое было ко мне письмо от любезного моего господина. "Вижу любезная Памела, что мне не преодолеть горячность моей любви к вам, не мог я противится желанию по отъезде вашем читать всечасно письмы ваши, но когда усмотрел безчеловечные поступки против вас госпожи Жевкес, после несчастливой не удачи вашего предприятия, терпение ваше от ран и болезни, при том же сожаление обо мне слыша как я было утонул на охоте, в такое время в которое смерть моя должна была вас обрадовать, лишая всех страданий, когда я видел ваше приятное рассуждение, что вы не можете меня возненавидеть со всем моим к вам немилосердием, и признавались в том с таким услаждением, что я надеятся не могу со временем заслужить любовь вашу. Все сие видя раскаялся с вами разлучася, свидетельствуясь в том, что мои намерении, ныне ни чего не справедливого не имеют, да еще и противное может быть мнению вашему содержат, приятной голос ваш как вы со мной прощались и благодарили за то, что я кричал на госпожу Жевкес и ныне еще в ушах моих твердится. Я по отъезде вашем скоро спать лег но всю ночь не мог заснуть, в два часа встав с постели, велел Томасу оседлать лутчую мою лошадь и написав письмо приказал скорей скакать за вами.

"Позвольте любезная Памела, Роберту оборотить оглобли, возвратитесь ко мне письмо сие прочитая, я бы сам поскакал к вам только истинно слаб очень, и болезнь моя произходит от разлуки с вами. Ныне чувствую совершенно что вы, любезная Памела мною владеете, и будете владеть всегда гордости моей в досаду, вы не можете вздумать как много меня одолжите ко мне возвратяся; а при том естли не будет на то вашей воли, ни какова принуждения вам не будет, что вы и в письме моем к Кольбранту можете увидеть, которое я для тово нарочно и не запечатал. Не допусти возлюбленная меня гнатся за вами до самого родителей ваших жилища: ибо не возможно мне ни минуты без вас жить на свете.

"Естли вы дарагая Памела так милостивы как всегда были, когда я тово не был и достоин. Покажите изрядность вашева права, и простите тово которой вас больше себя любит, покажите мне, что вы ни к кому другому не склонны, а я докажу вам свою благодарность. Пошлите Кольбранта с письмом к родителям вашим, и уверте их, что все окончается счастливо; упросите у них, чтоб прислали посланные от вас к ним чрез господина Виллиамса письма, когда все те опровергнут мои сумнении, тогда ни чево мне не останется кроме, что вас и себя зделать счастливыми, а я принужден не взирая ни на что быть во веки вашим."

ПОНЕДЕЛЬНИК в три часа по полудни.

О как сердце мое вострепетало, письмо прочитая! оно мне как будто жалобу приносило, для чево я ево упрекала, за то, что такова изряднова человека любить начинает; но небудь очень вероятно нежное мое сердце, мы обыкновенно легко тому верим чево желаем. Вымысел ево в женидьбе еще не опробован, может быть и правда, что написано в письме поданном от Цыганки. Не честивая госпожа Жевкес может быть ево уговорила, или вперед уговорить подщится, гордость и самолюбие могут еще ево разбудить. Человек, которой в короткое время мог любить, не навидеть, выгнать почти ругательски из дому и опять вознамерился взять; может в своих намерениях поколебатся и опять меня обмануть.

Ныне тебя непорочным не могу назвать, о легкомысленное мое сердце! Когда скоро тому веришь чево желаешь, трепещешь и в смятении бьешся, но будь больше осторожно нежель было, и не допусти меня предатся ослепеся лестным и в беду влекущим твоим чувствам. По том взяла письмо у господина Кольбранта и развернув читала следующее:

Господин Кольбрант.

"Будучи уверен, что вы труды свои прилежно и охотно понесете. Я принужден был переменить намерение, и просить девицу Андревс, что бы она по милости своей назад возвратилась. Как скоро Томас вас нагонит; надеюсь; что она в рассуждении моей прозьбы одолжить меня за хочет, ежели же нет, прикажите Роберту приказ ее испольнить, и проводить к родителям ее во деревню, а буде по своей милости захочет возвратится, то даст вам письмо к отцу своему прося, что бы он с вами некоторые письма прислал к ней, что вы в целости сюда и привезите; а когда она вас с письмами послать не изволит, вы с нею назад сюда возвратитесь, естли она столько милости мне оказать по хощет, и с такою скоростию сюда поспешайте как здоровье ее и безопасность позволит, я сам не очень здоров ныне, но надеюсь что когда она ко мне возвратится будет мне легче."

"Ежели она изволит письмо к родителям своим писать, то пусть повезет Томас, а вы для охранения ее здоровья сюда с ней приезжайте.

О как приятно видеть такую учтмвость! желала бы ныне любезные родители с вами спросится, и слышать совет ваш что мне ныне делать? Возвращатся ли к нему или нет? Он так ныне господствует в моем сердце, что я не могу прозбе ево супротивлятся, уже не может томное мое сердце себя защищать, но со всем тем Цыганкины вести меня еще стращают.

Я думаю ныне можно мне надеятся на ево справедливость, а при том не со всем и верить, вспоминая прежние ево поступки. Но тогда он не таил злобы намерений своих вредных, а ныне уверяет что они честны, к томуж положив на ево обещание мою надежду, может быть причиною буду счастия многих да и самой себе тут же; он бы мог прислать указ Кольбранту, и велел меня на сильно привесть к нему, так как и прежде. Ежели я ево ныне в том не послушаюсь, то уже совершенно подам причину более уверится что я люблю ково нибудь другова, не самаяль притворная женская будет упорность, естли принужу ево за мною ехать к вам в деревню, так как бы за маня к себе сво отомстить хотела; а естли он ныне меня обманет, то злое сердце ево в двое будет виною, а моя доля будет мне во веки несчастна. Естли господин мой по прежнему будет поступать со мною, то все меня правильно будут за легкомыслие бранить, буде же это правда что он ко мне пишет, то можноли больше счастия иметь во всю жизнь мою. Хотела бы я знать? Какъбы те которые будут меня осуждать будучи в моем месте поступили? Не знаючи что будущие приключнии осудят их или оправдают, с другой стороны я не умею ни льстить ни обманывать, ежели должно служить, то мне кажется служить надобно с радостию. Сердце мое предвещает, что ежели я к нему возвращуся, буду счастлива; и для тово посылаю к вам Томаса камердинера моево господина, и прошу прислать с ним посланные мои к вам чрез господина Виллиамса письма, они мне очень нужны, что бы увермть ево в неповинных моих поступках, в чем он меня изследовать хочет прежде, нежели оказать мне свою милость. Вы сие письмо получите скорее всех моих описаний, ибо я не хочу к вам их послать прежде тех, которые в руках остались у моево господина.

Как скоро господин Томас отдохнул от своих трудов, я отдала ему к вам письма, и призвав господина Кольбранта и Роберта, отдав перьвому письмо и дождавшись как он прочитал говорила. Вы видите нечаянную перемену, господин наш не очень здоров, и желает, чтоб я скорее возвратилась, по чему и не могу ево в том не послушать, пожалуйте поспешайте скорее и не думайте о моем труде, себя только и лошадей берегите. Роберт говоря прежде с Томасом, так как я думаю узнал, что из того последует. Говорил, Боже благослови вас сударыня! и награди! за склонность вашу к нашему господину, может быть мы увидим вас торжествующую над госпожею Жевкес. Я удивилась слыша ево разговоры, и зная, что я с моей стороны не только господина моево когда ругала, но и злую Жевкес перед служителями ево никогда не обличала, и по тому сумневаюсь, чтоб он от Томаса так много услышал, что мне есть совершенная надежда. О коль велико в сердцах наших самолюбие! и как легко прельщаемся мы счастием. Тотчас запрягли лошадей, м мы поехали назад в надежде, что я в том не раскаюсь.

Роберт непрестанно погонял лошадей, и прискакав в ту деревню где я в Воскресение в вечеру начевала, остановился по кормить их, и при том говорил мне, что ежели я не утрудилась, то он пока еще месяц не взойдет домой доедет, для тово, что до двора уже не осталось места по деревням гдеб начевать было можно; но лошадь господина Кольбранта так устала что почти с места сойтить не имела силы. Я им сказала, что не люблю начевать в дороге, и естли возможно доехать, то надеюсь мне труда большева не будет, а господин Кольбрант, естли уже во вся лошадь ево станет, то пусть оставит ее в какой нибудь деревне и сам сесть может со мной в карету. Обеим им были слова мои приятны, и едучи от того места миль за десять от двора господин Кольбрант оставил свою лошадь в деревне, снял шпоры, вынул из за портупеи пистолеты, и с великою церемониею сел в карету, а мне еще и спокойнее было; уже в одннатцать часов приехали мы в ближнюю деревню моево господина, лошади стали уставать, да и Роберт на силу сидел на козлах, а я им говорила, что очень жаль будет за три мили до двора, естли начуем.

Отдохнув не мн го в деревне, в час по полуночи приехали мы к воротам нашева дому, все уже там спали, один конюх побежал к госпоже Жевкес и взяв ключи ворота отпер, лошади насилу дотащились до конюшни, а мои члены так были утомлены, что я вышед как пьяная шаталась.

Госпожа Жевкес завернувшмсь в свое платье сошла к карете и увидя меня подняв руки на Небо дивилась, что я так скоро возвратилась. Между тем пришед обе девки помогли мне до палат дотащится.

Господин мой услышала я, что очень болен, весь день почти пролежал в постеле, и ни чего не спал, а в то время так заснул крепко, что ни кареты ни нас как вошли не слыхал! ибо спальня ево была на другой стороне, и один Абрам которой на место Ивана принят, при нем был. Госпожа Жевкес сказывала что у нево лихорадка и севодни кровь пускали, она приказала Абраму не сказывать ему о моем приезде до тех пор как проснется, боясь, чтоб больше лихорадка ево не подхватила, и не поминать обо мне пока она сама поидет, и смотря по ево состоянию, скажет.

Я легла по прежнему спать с мою, напившись зжонова вина, которое она с врачебными травами изготовила, от чево и спать весьма я захотела.

Конец II части.

ЧАСТЬ ТРЕТИЯ.

ВТОРНИК по утру.

Проснувшись я очень рано писала дотех пор, пока госпожа Жевкес храпела лежа в постеле, чтоб наградить помешательство причиненное ей ночью от моево приезду, я желала чтоб она скорея проснулась, и проведала каков господен мой, счастлива она я размышляла что спать так крепко может, видно что ни какая любовь кроме что к себе имеет в том ей не мешает. Я так устала что будто от побой болели все мои члены, и никогда не думала чтоб могла такие труды снести из доброй воли.

Госпожа Жевкес проснувшись пошла проведать о здоровье моево господина, он спал хорошо и во всю ночь потел так, что лихорадка ево стала гораздо меньше. Она говорила ему чтоб он не восхищался услыша от нее добрые вести, и сказала что я возвратилась. Не в правдуль вскричал он поднявшись на постеле! как так скоро? Еще вчерась в вечеру приехала, она ему отвечала.

Между тем вошел к нему Кольбрант, он подозвав ево распрашивал обо мне, и радовался не сказанно услыша как я поспешала, и с великою охотою хотела ночью скакать. Я думаю продолжал Кольбрант, что сии молодые и прекрасные девицы, желая угодить своему милостивому господину, больше нашева трудов сносити могут. Ныне меня она совершенно одолжила, говорил господин мой, пожалуй госпожа Жевкес, старайтесь о ее здоровье и не мешайте ей во весь день спать. Но она ему отвечала, что уже часа с два как я проснулась. Спросите ее он говорил не захочет ли показать милость и притти посетить меня, ежели же не изволит я встану сам и пойду к ней. Конечно государь мой отвечала ему госпожа Жевкес, вам не надобно вставать, я пойду и поговорю ей. Естли она хотьмало сказал он будет не склонна, пожалуйте не принуждайте.

Госпожа Жевкес пришед все мне расказала: а я ей говорила что с радостию к нему пойду. Сказать правду я мучилась в мыслях боясь ево болезни, и крайне хотела сама видеть ево поскорее, для того тотчас и пошла с госпожею Жевкес. Как скоро двери отворили, он спросил ее идет ли она? Идет отвечала и без отрицания. О любезная вскричал он увидя меня! о дражайшая Памела! вы меня теперь исцелили, сожалею что слабость моя не допущает изъявить вам мою благодарность, дайте мне приятную вашу руку. Я ему подала руку, которую он с невероятною горячностию целовал. Много мне чести государь мой я говорила, и очень сожалею видя вас в болезни. Не могу быть болен отвечал мне когда я с вами, ныне я прежнева здоровее. Подлинно дарагая Памела говорил целуя опять мою руку, вы не раскаетесь показав мне милости так много, мое сердце обрадованное не может чувствий своих открыть так как бы желалось, жаль мне что вы так утрудились; естли бы вы не возвратились чем я не очень льстился, моя бы болезнь была не излечима. Не надобно сказал госпожа Жевкес посылать за доктором в Стамфорт; сия приятная девица ныне мой доктор, так как в отсудствии была болезнию моею. По том посадив меня к себе на постелю спросил, послалаль я за письмами моими к вам? Я ему сказала что послала и надеюсь что скоро привезут их. Тогда он говорил что я в том ему двойную оказала милость.

Я не хотела долго быть у нево, боясь потревожить покой ево. После обеда он встал с постели и просил что бы я с ним сидела. Он казался мне спокоен и гораздо прежнева лутче. Я уверен госпожа Жевкес говорил он, видя склонность и одолжение любезной Памелы, что она в том будет непременна, и для тово должно нам оставить ей на волю, ежели изволит куда итти или ехать в город, или в деревню, что бы всегда до услуг ее было что прикажет, не докладывая куда итти или ехать за хочет; а при том и сами вы старайтесь служить ей. Она отвечала ему что во всем угождать мне потщится. Я вам скажу еще нечто Памела, продолжал господин мой, зная что вы с радостию будете слушать: я господина Виллиамса выпустил из под стражи, и денег моих от нево требовать не буду, он ныне по прежнему в своей школе, и естли вы за хотите мне угодить, то прошу с ним до тех пор невидатся пока он в поступках своих предо мною не оправдается совершенно. Ни чево государь мой я ему отвечала делать тово не желаю, что вам противно, радуюсь, что он на свободе а наиболее для тово, только что я не счастию ево была причиной. Больше я ему сказать не смела хотя и должно было просить за беднова человека, которому благодарность принуждает меня служить в чем возможно. Сожалею продолжала я что Милади Даверс которая вас много любит, ныне у вас в презрении и так между вами не согласно. Надеюсь он отвечал не я тому причиной, и вынув свою книжку подал мне письмо, прочтите говорил он, когда будете в своем кабинете, оно вас уверит в правде, а по том скажите мне свое мнение. Я теперь слышу в себе некоторую тягость, а ежели завтре будет легче поеду в карете прогулятся. Я вышед от нево пошла в кабинет мой и читала следующее письмо.

Братец государь мой,

"Слышу об вас то, что очень меня беспокоит, и о чем надобно мне вас уведомить. Угодно вам будет или нет я на то не смотрю: здесь были люди которые просили меня поговорить вам, так как сестре должно; сожалею что принуждена говорить правду стараясь больше о чести вашей нежели вы сами; никогда я не думала что бы брат мой снизвел себя даже до такой подлости, что насильно увез покойной матери нашей служанку, и тем навел на себя от всех друзей своих презрение, не допустя ее к Отцу и к Матере. Как скоро вы ее не пустили ко мне по кончине матери нашей, я узнала что добра не будет. Мне ей ей за вас стыдно, девка была добрая и не повинная, а ныне надеюсь о том нечево и говорить. Позвольте мне спросить вас, что вы ожидаете от таких поступок? Хотите ли на ней женится, или держать у себя любовницей? Ежели так, то довольно в нашем женском роде есть таковских, не чиня погибели несчастной, памятуя как ее покойная мать наша любила; к томуж и она достойна была лутчего определения, в чем вам должно устыдится. Ежели же женится хотите? То как вы пред целым светом извинится можете. Подумайте братец как фамилия наша давно существует, и что чрез многие веки ни кто себя таким семейством не обезчестил, вы знаете, что из лутчих фамилий во всем государстве, одна вашего семейства искала; я бы вам позволила дурачество то зделать, естли бы вы от таких родились, которые не давно достали чин дворянской, или не давно себя от подлости отличили. Поверьте мне, что ежели вы на ней женитесь, мы всею фамилиею от вас отречемся, ужасно подумать, что бы такой Лорд, которой науками просвещен, собою хорош, разумен, и всеми достоинствами украшен, владея превеликим богатством и напольнен благородною кровию, которая льется в ваших жилах, захочет бросится на шею подлянке. При том же и то чести вам не зделает, отнять честь у бедной девки, которая кроме тово ни чево на свете не имеет. Пожалуй отпусти ее ко отцу и матере, и дай ей сто фунтов Стерлингов, помогая к ее счастию, что бы вышла за доброва человека себе ровнова замуж, вы тем учините себе больше славы, и одолжите вашу опечаленную сестру. Естли вам противно братец письмо мое будет, то подумайте, что любовь моя к вам, и стыд которым вы себя покрываете меня к тому принудили, желаю, что бы мое письмо имело такой успех, какова от вас ожидает

Послушная ваша Сестра

Даверс.

Видитили любезные родители как бедных людей богатые в своей гордости презирают, забывши, что мы все одново произхождения, и были с нами равны многие из сих знатных, которые так громко славой возвышают свою природу, но делами своими ее осквернили и зделали гораздо хуже нашей, знать они никогда не думают о непостоянстве фортуны и превратных делах на свете, тово не помышляют, что со всем их тщеславием, придет такое время, что уже нашей жизни иметь принуждены будут, и с радостию бы обработывали землю, да только бы дух имели спокойной. Правильно сказал один философ нашед на кладбище два человеческие черепа, один Царской, а другой беднова человека, не вижу говорил он в них разности ни малой. Или они не знают, что будет Царь и воин, богат и убог в равном достоинстве, и каждой от своих дел или прославится или постыдится, предстоя Судии нелицемерному; сей Судия может наказать их столько сколько они пропустили случаю здесь добрые дела делать, и помогать бедным людям. Гордость их в жалость меня приводит, можно им сказать, что вам пользует богатство и знатная природа? Когда гордостию и злостию отнята свобода. Рим тогда блистал во славе, как в нем злата не знали, а получа много богатства славу свою со всем потеряли; хотя и в нищете да с делами добрыми жить очень полезно, а и с златом живет иной слезно. Боже избави меня знатного чина, естли во оном жить буду порочно, не хочу с богатством в тине греховной валятся, имея всегда презрение к таким, которые жизнь свою проводят в делах непотребных.

С другой стороны чем могут тщеславные сии господа доказать, что их прародители знатнее были тех, которые ныне стали подлы; мужик иногда бывает от крови Царей древних, и знатной господин произшел за несколько лет от пастушьяго роду, кто может уверить их, что самой подлой человек, не может владеть наследников их богатством, и также славить себя своею природою их презирая.

Сии рассуждении были во мнении моем постоянны, от болезни моево господина, и гордого письма униженной Милади Даверс, против возвышенной Памелы, я говорю для тово униженной Даверс, что она в гордости своей могла себя унизить а возвышенная Памела, чувствует и знает в своем духе, что никогда себя унизить не может: сверьх же всево тово когда мы смертны будучи, о себе что мы есть с нуждою знаем, то как знать можем, что мы впредь будем. Прошу еще Бога, что бы не дал мне знать гордости и злости, которые приходят не редко купно со счастием.

Я вспомнила подобные сему стихи, о которых стихотворец свое мнение сими словами изображает.

Премудрость Вышнего равные на свете таланты людем определила, самой подлой земледелец и бедный художник, в поте лица своего трудящийся, господам полезен бывает, их работою они живут во всяком изобилии и роскоши, и презирают убога и нища, подвергаясь сами презрению Вышнего, от которого все равной конец примут и тою же стезею к вечности пойдут; смерть без разбору пожирает всех, хотя кто в руках имеет скипетр, или пастушей посох.

В СЕРЕДУ по утру.

Господин мой прислал сказать мне, что ему гораздо легче стало, и что он позавтрикав не много в берлине поедет прогулятся, для того и меня звал с собою, я надеюсь, что всегда буду с покорностию поступать против таких благосклонностей.

Госпожа Жевкес стала очень услужлива, да и все со мною поступают так как бы я была сестра родная господина моего, но естли все то умышленно дабы обмануть меня подложной свадьбой.... нет не льзя кажется тому статся, а тому еще и более, чтоб на мне женился: ибо гордость знатного дворянства и старой фамилии, так как написано в письме Милади Даверс не позволяют мне ожидать толь великого счастия. Естли же ныне принуждена буду надежды сей лишится, то моя доля злее прежнего будет.

По том думала переменять ли мне мое платье или нет, но боясь, чтоб не подумал господин мой, что я платье ево презираю, да и безчестно ему будет, естли в таком простом платье с ним в берлине сяду, и так вздумала отпереть чемодан мой в перьвой раз как сюда привезли, и надеть шельковое платье, однакож и того боюсь, чтоб не подумали, что я себе со всем присвоила то платье, которого прежде взять не хотела, ктомуж еще я не со всем лишалась и страха, боеся новых искушений; на конец рассудила итти так как была одета хоть не богато да пристойно, разве он прикажет переодется. Госпожа Жевкес советовала надеть мне другое платье, но я ей сказала, что оное напрасно, ибо господин мой уже оделся, то дожидатся ему меня не хорошо, а разве спросится как он прикажет.

Ныне милость ево ко мне умножается повсечасно, слава Богу и болезнь ево миновалась, вид имеет вчерашнева гораздо веселее и приятнее, за что я и благодарила Бога от всево сердца.

Как скоро я вошла, он встав принял меня за руку и посадил подле себя. вы хотите нечто сказать говорил он, мне приятная Памела, что такое скажите? Я с стыдливостию отвечала, думаю государь мой для меня много чести ехать с вами в карете. Ах нет дарагая вскричал он, удовольствие мое в твоем присутствии гораздо больше, нежели от меня чести вам, пожалуй то оставим. Я не зделаю вам чести, государь мой сказала я будучи в таком платье? Ни одному Принцу не только мне с восхищением говорил он, вы не зделаете безчестия, во что вы ни нарядитесь, все украшаете собою. Естли не боитесь простудится в своей круглой шапочке, то так как вы теперь одеты можно ехать. Я надеюсь государь мой еще я ево спросила? Что вы изволите ехать в поле, гдеб ни кто не видал, что вы так много чести делаете вашей служанке. О моя дарагая отвечал он, я знаю, что вы для себя боитесь больше, поверь мне, что я помалу доведу удивлению в народе изчезнуть, приучу взирать без зависти на то, что скоро будет, и что определено и должно Памеле.

О приятной и любви достойной господин! как вы думаете любезные родители ныне? Не лутчель я зделала, что сюда возвратилась. Ах естлиб мне можно было прогнать страх о вымышленной в обман мне свадьбе, для того, что еще ныне знать тово не льзя я бы была чрезвычайно счастлива.

В несказанной радости пошла в мою спальню и взяв перчатки ждала ево приказу; о дорагой господин мой я себе говорила! так как бы он сидел со мною, не делай мне искушения и нападков снова, не дай мне погибнуть: подлиннно ныне столько не будет сил моих супротивлятся как прежде. К большему моему удовольствию сказали мне, что господин мой готов ехать; и я как молния наниз збежала, он при всех своих служителях, подал мне руку и помогал садится в карету, а по том и сам сел со мною: госпожа Жевкес просила ево что бы он берегся после болезни и не простудился, а я с радостию слышела что новой кучер ево говорил людям, то-то изрядная пара, как не жаль разлучить их. О любезные родители! бойтесь что бы дочь ваша в своем счастии не возгордилась, вы знаете что я всево больше страсти сей имею причину боятся; но вы будете читать после сие описание.

Сэмюэл Ричардсон - Памела, или награжденная добродетель.. 4 часть., читать текст

См. также Сэмюэл Ричардсон (Samuel Richardson) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Памела, или награжденная добродетель.. 5 часть.
Господин мой приказал в два часа обед приготовить. Абрам стал за карет...

Памела, или награжденная добродетель.. 6 часть.
Я знаю любезные родители что вы сообща свои молитвы с моими, воздадите...