Сэмюэл Ричардсон
«Английские письма, или история кавалера Грандисона. 3 часть.»

"Английские письма, или история кавалера Грандисона. 3 часть."

3 марта.

Я еще не успела ободриться от посещения Сира Гарграфа, как увидела приехавших Милади Л.... и Мисс Грандиссон, которые не более, сказали оне мне, одной минуты у нас пробудут; но сия приятная минута продолжалась за два часа. Мисс Грандиссон при первом взгляде приметила перемену на лице моем. Она спрашивала у меня, и у Гжи. Ревс, от чего произошло такое изменение лица, и что оная изьявляет, печаль или удовольствие? Я искренно ей призналась, от кого имела посещение и в благодарность, которую ощущала за вспоможение двоюродной моей сестры, я рассказала ей все между нами произшедшее. Обе сестры слушали нас тем с большим удовольствием, что их брат видя их беспокоющихся обстоятельно уведомил их, что дело уже решено между Сиром Гаргрфом и им, но более не имел он времени с ними изьясниться.

Мне надобно с вами пощитаться, сказала мне Мисс Грандиссон, взяв меня за руку. Вы меня делаете почти ревнивою. Милади Л.... взяла преимущество надо мною в любви моего брата, но она моя старшая сестра. Пусть кто прежде пришел, тот и берет верьх; я терпелива; но не хочу, чтоб младшая моя сестра вдруг заменила мое место.

Что значат сии слова, подумала я сама в себе? И я покраснела как глупая, наипаче видя, что она устремила свои взоры на мои, как будто бы желала проникнуть во внутренность моего сердца. Колеблемость чувствия, которая ежеминутно возрастала, изьвила во мне такое смущение, как будто бы я почитала её укоризну весьма важною. И так какое же мое состояние, дражайшая Люция?

Шарлотта, сказала Милади Л.... усмехаясь, для чего приводить любезную нашу сестрицу в такое смущение? и оборотясь ко мне сказала: любезная моя, не слушайте её речей; вы со временем ее узнаете.

Разве вы не помолчите? сказала ей Мисс Грандиссон. Будьте уверены что я узнаю её тайну.

Да какую же тайну? спросила я их. О Мисс Грандиссон! какое принимаете вы удовольствие приводить меня в беспокойствие?

Очень хорошо, очень хорошо, отвечала она мне; я со временем изследую все сии движения. Я иногда стреляла в куст, чтоб выгнать зайца, но из оного выбегало по два. Но ж теперь упомяну токмо о некоем известии или письме, мои брат назвал его известием, которое принесено ему запечатанное, и за которое он щедро наградя подателя, поспешил оное отослать к вам, любезная моя Генриетта, не развертывая онаго; и в сем-то мы весьма уверены. Естьли мы претерпеваем мучение от его скрытности, то не в состоянии снести оной от вас. И так, пожалуйте, признайтесь искренно: что содержит в себе сие письмо или сия бумага?

Таковое обьявление меня несколько облегчило, я сказала ей чистосердечно, что ето было повествование о всем произшедшем в весьма ужасном свидании, между Сиром Карлом и Сиром Гарграфом. Она не преминула вторично покуситься, укоряя меня с толь же важным голосом, что я лишила их любви их брата, которой возъимел ко мне более доверенности, нежели к ним, а я представляла им в мое оправдание, что таковое обстоятельство касалось единственно до меня: но приход незнакомого человека с запискою, прервал наши разговоры. Етот человек прислан был от Милади Д.... которая свидетельствовала почтение Гже. Ревс и Мисс Бирон, и которая приказала просить позволения сделать им на короткое время посещение, поелику не имея более досугу остаться в Лондоне, она решилась не выезжать не увидевшись с ними,

Не было никакого средства тому воспротивиться. Впрочем я еще находилась в том смятении, в кое ввергнул меня Сир Гарграф. Мисс Грандиссон в ту же минуту проникла причину сего посещения; и я во всем призналась. Но будучи в замешательстве, я ей сказала, что ответ мой уже учинен и что Милади Д.... тщетно трудиться. По чему? спросила она меня. Знаете ли вы, что её сын получает двенадсять тысяч фунтов Штерлингов ежегодного доходу? Сие весьма мало меня трогает, отвечала я. Я совершенно в том ничего не понимаю, возразила она; и щитая по пальцам имена, Орма, Фенвича, Гревилля, Фулера, Сира Гарграфа и Милорда Д.... ето уже шесть, естьли я не обочлась; и нет ни единого человека из них щастливаго! От чего произходит таковое отвращение? Берегись от гордости своего падения.

Скажи мне, любезная Люция, что можно из сего разуметь. Я ласкаюсь, что сестры Сира Карла не почитают меня.... Но может быть она говорила без всякого умысла.

И так вы почитаете меня гордою? возразила я с важным и хладнокровным видом, поелику Г. и Гжа. Ревс сказали мне то после, что они ето заметили. Естьли вы оную имеете! сказала она мне, так, так, ето гордость, или что ниесть хуже.

Я вторично тебя спрашиваю, любезная моя, что хотела при сем сказать сия насмешница.... и что я хотела сказать сама? ибо в сие время слезы покатились из глаз моих, и я чувствовала, что сердце мое весьма было поражено.

Между тем я спросила у двух сестер, знакома ли им Графиня? Милади Л.... отвечала мне, что она ее знает с давнего времени, и учинила мне весьма хорошее изображение о её свойстве, также и о Милорде Д.... в коем я ничего не усмотрела хулы достойнаго. Мисс Грандиссон желала знать, какие бы были мои побудительные причины к отказу такому человеку, каков он. Я ей сказала, что не могу более слышать о мужчинах; что я возымела великое отвращение ко всему их полу, и что обязана сим Сиру Гарграфу, она совершенно ничему тому не верила; и приятные её мысли долгое время занимались тою переменою, которую она усматривала. Ея сестра желала ее от того удалить. Скороли вы окончите? сказала она ей; и оборотясь ко мне, ах! любезная Мисс Бирон, вы ничего не получите от сего пустого воображения, хотяб вся её пылкость была к тому употреблена; и естьли вы имеете тайну, то самое лучшее средство есть уведомит ее о том скорее. Не взирая на то, Шарлотта весьма великодушная девица, хотя иногда, так как в сем случае, любопытство её превосходит границы благопристойности.

Еще повторяю, дражайшая Люция, что хотят сказать сии две сестры? Я усматриваю то с удивлением. Не подозревают ли оне меня к кому ниесть в любви? Мне кажется что, будучи столь великодушны, им не долженствовало бы поступать таким образом, когда оне почитают меня свободною, и когда знают что их сумнения должны клониться на их брата. Но сколь их проницание не велико, однако оне не могут в тонкость оное проникнуть. Чего не согласилась бы я лишиться, естьлиб могла узнать, любил ли когда ниесть и кого нибудь Сир Карл?

Прибытие Графини принудило нас переменить наш разговор. Сей госпоже от роду сорок пятой год в физиономии её изьявлялось великое благородство и милость. По оказании нескольких отличных учтивостей о славе, которую она мне приписывала, и о побуждении, которое она имела увериться лично о всем ею обо мне слышанном, она сказала мне несколько слов о Гже. Сельби, и о письме, коего она с нетерпеливостию ожидала, из чего я ясно усмотрела, что моя тетушка совершенно ее не уведомляла о моем ответе. Минуту спустя, она наклонилась к Милади Л.... которая сидела подле ее; и взяв ее за руку, она с несколько минут говорила ей на ухо. Милади Л.... отвечала ей токмо, нет, сударыня. При сем Графиня сказала, что она весьма тому рада. Я нимало не опасаюсь, присовокупила она, по доверенности открыть тайну такой приятельнице, как вы.

Ах! любезная моя, она спрашивала у Милади Л..., я весьма в том уверена, не относится ли имя сестры, как она слышала, когда Мисс Грандиссон меня называла, к какому ниесть намерению её брата; а веселой и ласковой вид, которой потом она на себя приняла говоря с Гжею. Ревс и мною, уверял меня еще более, что после сего изьяснения ей не оставалось никакого сумнения, чтоб я не принадлежала её сыну, без всякого препятствия со стороны Сира Карла. Нет в сем никакой подлости, любезная Люция! сколь бы чрезвычайным удивлением ни была я исполнена к кому нибудь такому, коего я почитаю того достойным, но сии превосходные сестры никогда не увидят меня обьятою безнадежной страстию.

Графиня взяв меня за руку просила на минуту поговорить с ней на едине, и мы подошли к окну. Она говорила мне весьма пространно о письме, что она ни мало не сумневается чтоб Гжа. Сельби не сообщила мне онаго; и не дав мне времени отвечать, она начала говорить с чрезвычайною благосклонностию о всех предполагаемых ею во мне качествах, коих подтвержение она усматривала в моих речах и моем виде. Я всячески усиливалась изъясниться на её представления; но предаваясь всегда её предупреждениям, и принимая некоторые учтивые обороты, в коих она меня всегда содержала, по причине замешательства такой молодой особы, которая не осмеливается признаться в том, чего наиболее желает, она держа меня за руку подвела к собранию, повторяя мне, что она довольно насмотрелась, и что полагается на ответ, коего ожидает от моей тетушки.

Без сумнения благосклонный её вид, благородные и ласковые её обхождения, пылкое и естественное изражение её чувствований в столь кратком разговоре, чрезвычайную внушили во мне к ней склонность. Колико бы я была щастлива, подумала я сама в себе, естьлиб могла иметь такую мать, не учинясь женою её сына. Но должна ли я отказаться с ним видется, естьли требуют от меня свидания? наипаче когда Милади, как кажется, желала уверить Графиню, что другой не имеет нималейшего намерения.... По истинне, я не желаю, чтоб сей другой.... по крайней мере, естьли.... я действительно не знаю, любезная моя Люция, что я хотела присовокупить; но я покорно тебя прошу совершенно уверить тех, кои принимают в моем жребии участие, что они никогда не увидят меня обьятою безнадежною страстию. Нет, клянусь моею честию, нет. Они могут быть в том удостоверены.

Но позволь мне предложить тебе вопрос, любезная Люция, вопрос детской, я его таким почитаю и тебе, которая имела плененное сердце, так как ты мне сама в том призналась, но от сего плена щастливо освобожденное. Я сама себя с некоторого времени примечаю привыкшею употреблять известные слова, как на пример, другой, некто, он, тот, вместо того, чтоб прямо писать, как я то делала, Сир Карл, или Кавалер Грандиссон, которые слова гораздо прнличнее, хотя по истинне я говорю с рассуждением для такого человека, которой заслуживает укажение от всего света. Чтож я хотела тебе обьявить? Не знак ли ето?.... Ах, Люция! ты угрожала меня проникнут в мои мысля, и не говорила ли я тебе, что сама открывать буду тебе оные? Я была чистосердечна, ты можешь без труда тому поверить, видя что столь легкомысленные признаки не могут произойти от меня. Но естьли ты почтешь их несколько излишними; то не подвергай меня опасности, любезная моя, умолчи о них перед любезным мне семейством; они изьявят слабость в глазах одних; они приобретут снисхождение от других, поелику усмотрят в том чистосердечие. Меня конечно почли бы виновною, естьлиб я к тебе писала особенно, но я ничего не имею в сердце такого, чегоб не готова была.... я хотела сказать, в чем бы мне было стыдно признаться; но я иногда думаю, что весьма мало заслуживаю стыда из всего того, что к тебе ни пишу. Ах! любезная Люция, не говори мне, чтоб она была справедлива.

Разговор обратился на Сира Карла, о коем Милади Д.... знала токмо по слуху, и которого дружбы страстно желала, без всякого соучастия, сказала она, поелику не имеет дочери. Потом воспоминая по видимому о некоторых словах, коими я усиливалась изьяснить ей истинные мои разположения, она мне сказала на ухо, взирая на то, я надеюсь, любезная моя, что вы не воспротивитесь моим желаниям. Вы мне не отвечаете. Знаете ли вы, что матери не любят неизвестностей? Вам неизвестна моя нетерпеливость, я ей отвечала, что мне весьма многаго стоило, дабы удалиться от такого предложения, которое могло бы меня с нею соединить гораздо теснее. Как! любезная моя, возразила она, разве качество дочери внушает в нас таковую скрытность? Я уверена, что вы неспособны к таким притворствам. Разсудите, что мы дело имеем между женщинами, и между дочерью с матерью. Вы конечно презираете тщетные такие обряды.

По том она вдруг обратилась к собранию. Нет ничего теперь для меня сумнительнаго. Не знает ли кто из вас, не занято ли кем ниесть, сердце Мисс Бирон? Позвольте мне отнестись к вам, Мисс Грандиссон. Молодые особы обыкновенно между собою открываются. Не знаете ли вы какого ниесть человека, в пользу коегоб Мисс Бирон была предупреждена? Тетка её Сельби писала ко мне, что она совершенно ничего не знает о её склонности.

Мисс Грандиссон отвечала, что часто молодые особы и сами ничего не знают о разположениях своего сердца. Она обратясь ко мне сказала: говори, любезная моя сестрица Генриетта, отвечай за самое себя.

Не жестоко ли ето, любезная Люция? Однако для чегож не могу я отвечать без замешательства? Но чрезвычайное снисхождение Графини.... и могу сказать, что такая презрительная злость сего Гарграфа.... По истинне, после претерпенного мною от него жестокого поступка, я уже не познаю более саму себя.

Наконец сказала я, будьте уверены, сударыня, что моя тетушка вам не обьявила истинны. Весьма было бы не благоразумно сказать, что я отрекаюсь от брака, поелику я всегда сохраняла глубокое почтение к сему состоянию: но со мною нечаянно случились такие прискорбия, кои возбудили во мне отвращение ко всем мужчинам.

Ко всем мужчинам! возразила Графиня. Я познаю токмо в слабых душах множество таких склонностей, кои совершенно неприличны вашей душе. В маловремянном моем пребывании в Лондоне, мне случилось слышать, что вы имеете причину жаловаться на Сира Гарграфа Поллексфена; ибо я чувствовала великое удовольствие разговаривать о вас: но я ничего инного не усматривала в сем малом нещастии, кроме подтверждения вашего достоинства. Что должно, подумать о такой женщине, которая возъимела отвращение ко всему мужскому полу, за одного человека?

Наконец Графиня, будучи побуждаема приготовлениями к своему отъезду, разпрощалась с нами в шесть часов, повторяя мне, что она полагается в том на ответ Гжи. Сельби, которая отдаст ей справедливой отчет о моих чувствованиях, и что, обещаясь возвратиться в Лондон для препровождения остального зимнего времяни, она приложит все свои старания к тому, чего более всего в свете желает.

Мисс Грандиссон весьма чувствительно укоряла меня в молчании, касательно писем моея тетки. Я чрезвычайно была терзаема теми прискорбиями, кои не оставляли мне ни единой минуты покоя, и между коими я почитала за новое смущение, беспокоящие меня предложения Графини.

Меня не менее упрекали и в том своенравии, которое учинило меня нечувствительною ко всем её предложениям. Между тем Милади Л.... сказала, теперь, когда Мисс Бирон виделась с Графинею Д.... и когда она начинает; продолжала Мисс Грандиссон язвительно, забывать жестокие поступки Сира Гарграфа; то может переменить прежнее свое разположение.

Скажи, Люция, скажите, любезная моя тетушка, не имели ли вы при сем обо мне сострадания? Я вам признаюсь, что сия злость весьма показалась мне жестокою. Мысли мои, отвечала я благосклонно, исполнены были насилием Сира Гарграфа, и опасностию пагубных следствий, могущих воспоследовать за тем великодушным покровительством, которое я почитала. Некоторые честные люди меня весьма уже утомили неотступными своими требованиями, так на пример: Г. Орм и Г. Ролланд Мередит, также Г. Гревилль и Г. Фенвичь, о коих я не весьма хорошее имею мнение. Колико бы я желала иметь хотя несколько свободного времени к отдохновению, и к собранию рассеянных моих мыслей; тогда усмотрела бы я себя в состоянии представлять новые предложения самой себе, моим друзьям, и чрез особу весьма отличного достоинства. Вы не должны удивляться, сударыня, что мне не весьма легко подать вам вдруг причины моего отказа, хотя оный действительно произсходит от искренности моего сердца.

Оне ясно приметили что их шутки приводили меня в великую печаль. Доброе их свойство обращено было к другим предметам, и когда прощались со мною с обыкновенными своими ласками, то, казалось, ощущали великое удовольствие от своею посещений.

Разсуждая о всем случившемся со мною, мне кажется, любезные мои друзья, что уже время изьяснить вам гораздо обстоятельнее мое положение, дабы вы были в состоянии вспомоществовать мне своими наставлениями и советами; ибо уверяю вас, что я нахожусь как бы в некоей пустыне. Пожалуй, любезная Люция, уведомь меня.... но сие не может произсходить от любви! Я весьма в том уверена. Сие также не произсходит от зависти; хотя будучи чрезвычайно обязана, я еще ощущаю ту власть, которую берут надо мною сии две любвидостойные сестры, ах! нет! зависть весьма подлая страсть, которая никогда не будет существовать в моем сердце, естьлиж ето гордость? то гордость есть такой порок, которой производит обыкновенно какое ниесть поражение, а вы совершенно почитаете меня гордою, или надменною, по крайней мере по своей дружбе; но я думаю что сию гордость, или надменность, должна составлять часть моея благодарности.

Я чрезвычайно бы желала быть с тобою, дражайшая моя Люция! Я предложила бы тебе великое множество вопросов. Колеблющееся мое сердце успокоилось бы в твоих недрах. Оно получило бы орудия из ответов твоих, против излишней чувствительности. Но к стати мне пришло на мысль, как я от тебя при некотором случае слыхала, что ты находишь облегчение в воздыхании? Ето по истинне весьма важной вопрос, любезная моя. Не говорила ли ты мне, что вздохи бывают сопровождаемы некоторою приятностию, хотя они непроизвольны, и что ты рада была ссориться сама с собою, не зная тому причины? И я прошу тебя сказать, не чувствовала ли ты тогда болезни в желудке, когда приходила в такое замешательство, коего не могла описать, говорить ты? Не была ли ты тогда униженна, покорна, требующа сожаления от всех, и в готовности подавать свое собственное? Не читала ли ты со вниманием печальные истории, наипаче о молодых женщинах впадших в нещастия и затруднения? Твое сострадание о другом, не было ли для тебя чувствительнее? Твое внимание не уменшалось ли тогда к самой себе? Но неизвестность не казалась ли тебе самою жесточайшею из всех мучений? Я воспоминаю, дражайшая моя, что ты иногда была без пищи и пития; но и чрез то здравие твое не уменшалось. Любовь может быть есть для любовников то, что была Небесная манна для Израильтян, но они могут также жаловаться как и те, и роптать имея оной иного. Сон твой, пришло мне также на мысль, был прерываем. Страшные сновидения приводили тебя в смятение. То были горы и пропасти, в кои ты беспрестанно повергалась; бури и наводнения, кои тебя увлекали; глубокие воды в кои ты погружалась; пламя, воры и прочия подобные сим мечтания.

Пусть же добровольно воспомнят все то; чего явственнее не познали в рассматривании другаго, какую бы в том пользу ни имели, когда опасасаются видеть себя в подобном обстоятельстве! Не взирая на то я уверена, что все мною здесь сказанное, и что ты уже испытала, должно произсходить от опасности и ужаса, в кои привели меня насилия Сира Гарграфа Поллексфена. Коликократно представлялось мне в сновидениях все мною от него претерпенное! Иногда со слезами изспрашиваю я от него сожаления, но получаю токмо укоризны и угрозы. Иногда, кажется мне, что он зажимает своим платком рот мой. Иногда страшной его священник, естьли токмо ето был оный, читает брачные молитвы, и я противлюсь таинству такового брака. Иногда, кажется мне, я вырываюсь; он меня преследует; я слышу топот его по следам моим, бесполезно усиливаясь призвать кого либо себе на помощь. Но когда сновидение мое обращается в приятную мне сторону, то усматриваю я моего избавителя. Иногда вижу я его в виде сильного языческого Бога; (ибо мои сновидения совершенно бывают раманически,) а себя, как девицу повергнутую жребием в бездну нещастий. Вдруг белой Палефруа (*); появляется и когда ристалище начинается, то вижу моего героя единою своею десницею побивающего Львов и Тигров, рассекающего Гигантов, и целые армии разгоняющаго.

(*) В старину назывались так лошади, на которых госпожи верьхом езжали, прежде введения колясок.

Все сии мечтания не ясно ли вам доказывают, что мое беспокойствие не может ни чему инному быть приписано, как претерпенному мною от Сира Гарграфа варварству? Мне кажется, что единое намерение, которое я могу предпринять, состоит в тон, чтоб просить у моей тетушки советов, оставить Лондон, любезная моя; и тогда уже я буду в состоянии рассмотреть, более ли овладела моим сердцем страсть нежели благодарность, так как все мои ближние в том меня подозревают, и как я признаюсь, что и сама начинаю того страшиться. Я уверена токмо в том, что мои способности ослабели. Мисс Грандиссон сказала мне что в Колнеброке колебание ума моего, доходило даже до забвения, и что призванной ими врач страшился дабы я не лишилась разума. Естьлиб я попустила безнадежной страсти овладеть собою, то не нужноб было инных искушений, как тех, кои уже претерпел мой рассудок.

Прощай, дражайшая Люция. Какое я письмо тебе написала! последних строк довольно будет для изьявления тебе, колико мое сердце и чувство ослаблены.

ПИСЬМО XXXIV.

Генриетта Бирон к Люции Сельби.

В Субботу, 4 Марта.

Сегоднишнего утра пришел Сир Гарграф Поллексфен видеться с Г. Ревсом, обьявя ему что сие посещение касается единственно до него, но будучи по нещастию в низу, я не могла бы избавиться, от него без неучтивости, естьлиб не пожелала слушать того, что он желал сказать.

Он принял намерение идти в замок Сельби, дабы изпросить прощение у всей моей фамилии; но Г. Ревс сделал ему на то такие возражения, кои принудили его оставить сие предприятие. Он всячески старался, естьли должно тому верить, видеть меня у Гжи. Виллиамс, единственно в том намерении, дабы честным образом обязаться оказывать мне свои попечения, по тому описанию, которое ему обо мне учинили; и уже не в первой раз желает он найти к тому случай. Однажды он совершенно было решился посетит дядю моего Сельби в Нортгамптон-Шире, и его екипаж был уже в готовности, как он осведомился что мой дядя приехал в Лондон с Г. и Гжею Ревс. Тогда, он поехал в Петерсборуг, в том намерении дабы открыться в своих чувствованиях Г. Дину, к которому он слыхал, что мы имеем великую доверенность; но там уведомясь об отъезде его в Камбриджь, решился испытать своего щастия у меня, и ехать в Лондон тем с большею доверенностию, что уверен был в данном мне моею фамилиею на мою волю выборе, и что почитая себя в состоянии представить мне такие предложения, коих ни единой из моих домогателей учинить не может; и изьявит мне что его намерения не были безразсудны, и не от единого того произсходили впечатления, которое я в нем произвела у Милади Вилииамс, хотя он признается что его чувствования толико в нем вдруг воспламенились, что понудили его поспешишь мне открыться.

Он почитает, сказал он мне, за величайшее свое нещастие, что причинил мне столь великое неудовольствие; он повторил все те причины, кои выводил из своей любви, страданий и расскаяний, наипаче из того усилия, которое он учинил над самим собою, дабы изтребить из своей памяти самые жестокие и личные оскорбления. Я ему отвечала, что я гораздо более претерпела, нежели он, хотя и не видать на мне тому знаков; что я во всем его прощаю по причине того примирения, которое воспоследовало между моим покровителем и им, (покровителем, прервал он речь мою, кусая свои губы); но поелику мои чувствования были ему известны еще и прежде варварского его поступка; то я его просила отречься от меня навсегда. Он должен меня извинить, присовокупила я, естьли я ему обьявляю, что решилась никогда вторично его не видать.

Сей разговор продолжался довольно долгое время. Г. и Гжа. Ревс находились в глубоком молчании. Наконец он усильно меня просил по крайней мере обещать ему, что Г. Гревиль и Г. Фенвичь не возмут над ним преимущества; и дабы склонить меня повидимому взирать впредь спокойнее на другия затруднения, он клялся мне, что отважный его поступок действительно произшел от того страха, что он видел Г. Гревилля заступающего его место. Я ему сказала что ни за что в свет не соглашусь дать такие обещания. При сем Г. Ревс уверив его, дабы освободиться от неотступных его просьб что он почитал сей страх не основательным, и я нимало тому не противоречила.

Прежде нежели можно было отпустит сего докучливого человека, лакей вошедши ему доложил, что Г. Багенгалль и Г. Иордан его спрашивают. Сир Гарграф без всякого затруднения признался нам, что они пришли сюда в надежде меня видеть, и просить меня из милости остаться с ними хотя на четверть часа. Я хотела было удалиться; но он, с такою же дерзостию, приказал лакею сказать им, чтоб они вошли сюда; а как Г. Ревс нимало тому не воспротивился, то они почти в туж минуту и вошли.

Сии два незнакомца обошлись с нами с великою учтивостию, и во все свое пребывание вели себя весьма благопристойно. Но поелику они пришли с намерением дабы превозносить меня похвалами, то и не желали чтоб в своем ожидании обманулись. Действительно нельзя ни чего присовокупить такого, котороеб превзошло те похвалы, коими они выхваляли оба Сира Карла, и я признаюсь, что таковый предмет учинил мне их общество весьма приятным. Мне кажется, что похвалы долженствовали бы привести в замешательство и самую тщеславнейшую душу; но сколь на против тою приятнейшее удовольствие ощущается в сердце, слыша, когда всенародно хвалят за глаза тех, к коим предупреждены величайшим почтением, а особливо когда к ним чувствуют такую благодарность, в коей можно признаться без всякого стыда. Наипаче понравилось мне в Г. Багенгалле то, что он произносил весьма важным голосом, что поведение Сира Карла, коего он неоднократно называл благородным и бесподобным человеком, толикое произвело впечатление, не токмо над ним, но и над Г. Мерцедою, что они решились оба обратишься на путь истинный, Хотя и весьма были отдалены, присовокупил он, быть самыми злейшими человеками в свете.

Сии четыре друга будут сего дня кушать у Сира Карла; но Сир Гарграф неощущает от того столько радости, сколько прочие, и равно сумневается в состояниили он будет туда идти. Г. Иордан поставллеш себе за честь что Сир Карл пригласил его к себе, и обьявляет, что всячески будет стараться не упустить ни единого случая, дабы соединиться самою теснейшею дружбою с таким человеком, коему он удивляется.

Прощаясь с нами, Сир Гарграф великое изьявлял уныние, и я в самом деле приметила, что он толико был поражен переменою своего лица, коим он сперва тщеславился с великим удовольствием, что я по истинне возъимела бы о нем некое сожаление, естьлиб не сопротивлялось тому мое чувствие. Препроводив с нами более часа, любезная моя, он ни единого раза не смотрелся в зеркало. Он сказал, что неотменно удалится в одно из своих поместьев, или уедет на несколько лет в Иностранные земли, естьли осужден, говорит он, лишишься всех своих надежд. Надежд! презрительной человек! но когда я о том помышляю, то мне кажется, что его поражение есть для него самое благополучнейшее произшествие; оно требует токмо несколько терпения, чрез что он гораздо лучше будет думать о других, и менее о самом себе....

Когда я рассматривала, с задумчивым видом, не имею ли я сама довольно того тщеславия, в коем укоряю прочих, то в то время Милади Л.... удостоила меня своим посещением, кое нимало не подала мне худого мнения о самой себе. Она прямо вошла ко мне в кабинет. Гжа. Ревс вскоре за ней последовала. Я пришла к вам обедать, сказала она нам, поелику Сир Гарграф Поллексфен и некоторые подобные ему его друзья будут сего дня кушать у моего брата. Я от них ушла по согласию Милорда, и оставила на попечение Шарлотте их угощать. Я не могу терпеть того мерзавца, которой предпринимал против вас подлое намерение, и покушался на жизнь моего брата.

Мы разговаривали весьма долгое время о поединке, от коего по щастию не произошло ни каких пагубных следствий. Она увидев мои бумаги, кои лежали еще передо мною, весьма желала знать, что я писала. Вы иногда оказывали сию милость, сказала она мне, моей сестре. Я прочла ей первую часть моего письма. Доверенность Сира Гарграфа привела ее вне себя. Она весьма удивляется, что он осмелился произнести слово надежда. Она похвалила все мои ответы. Между тем, сказала она Г. Ревсу, что он должен запретить ему вход в свой дом, наипаче когда я толикое в нему имею отвращение. Я тебе признаюсь что равно думаю как и она, но Г. и Гжа. Ревс иногда весьма далеко простирают свое снисхождение.

После обеда, мы весьма были рады, увидя Милорда Л.... которой также ушел когда вышли из застола, и поехал к нам напиться чаю. Он нам сказал, что все произходило в сем странном обществе весьма учтиво, и что он надеется, что благородное обхождение его шурина произведет сильное впечатление над сердцами его гостей. Сир Карл хочет ехать в будущей понедельник в Конторбери, в Конторбери, любезная моя! а Милорд предложил своей супруге ехать для препровождения нескольких дней в Колнеброк, и дожидаться. пока отделают новой дом в Лондоне. Он надеется, присовокупил он, что она легко может склонить с собою Мисс Грандиссон; и естьлиб обе сестры подучили такую же милость и от Мисс Бирон, то он почел бы себя щастливейшим человеком. Он равномерно ласкается, что Сир Карл по своем возвращении конечно приедет препроводить с нами день или два.... Милади столь мало сумневалась о моих разположениях, что тотчас оборотясь к Г. и Гже. Ревс, спросила их, не противно ли им такое предложение. Я также моим взглядом просила у них совету. Они оба подали свое согласие улыбкою.

Все мои мысли занимаются сим Конторбери. Вдруг разговор обратился на оной. Гжа. Ревс весьма удивилась, что Сир Карл сохраняет тайну тех причин, кои столь часто понуждают его ездить в сей город. Не зная оных, отвечал Милорд Л.... я сужу, что он находит там более скуки, нежели удовольствия. Мисс Шарлотта обвиняет своего брата в скрытности; но я совершенно не усматриваю, чтоб он, когда ниесть заслуживал такую укоризну. Она весьма любопытна, но он её любопытство почитает себе за увеселение. Впрочем она также имеет тайности, естьли я не обманываюсь. Нет, Нет, вы необманываетесь, возразила Милади, Шарлотта имеет свои тайности; и может быть вам их по доверенности откроют, как мы будем вместе в Колнеброке.

Я тогда подумала, что могу спросить у Милади, одобрены ли Сиром Карлом те попечения, кои Милорд Ж.... оказывает её сестрице; она мне отвечала, что он чрезвычайно желает выдать Шарлотту за муж; и что он весьма почитает законное супружество, касательно наипаче нашего пола. Гжа. Ревс воспользовалась сим случаем. Мне весьма удивительно, сказала она, что Сир Карл сам не помышляет о браке. Милади отвечала, что ето такое дело, за которое её фамилия весьма часто приннмалась, но и до сего времени никакого в том успеха не получила; не взирая на то у него есть на примете одна особа.... при сем она остановилась, естьлиб к нещастию моему её взоры обратились на меня; то я совершенно бы пропала.

И так скажи мне, любезная Люция, ибо ты уже все испытала: не чувствовала ли ты когда ниесть некоей нетерпеливости, похожей на дерзость, и разположения в своем сердце к ссоре, естьлиб ты не опасалась подвергнуться посмеянию, или по крайней мере грубо отослать от себя всех тех, которые бы захотели прервать речь твою, хотяб ты не имела ничего столь важного, которое бы могло занимать твои мысли или пальцы? В сии последния времена, любезная моя, я весьма часто приходила в смущение от сего странного предчувствования. Но, по истинне, мое сложение совершенно переменилось. Я опасаюсь сделаться печальною, задумчивою и развратною. О злой Гарграф.

Возвратимся к приятному разговору Милади. Особа, продолжала Гжа. Ревс, которую повидимому любит Сир Карл. Нет, возразила Милади Л.... особа, которая любит Сира Карла; но из любви к ней, я ничего не скажу более.... Впрочем, естьли какой ниесть женщине простительно любить без всякой известности любима ли она сама, то конечно простительно ето такой, которая возчувствовала любовь к моему брату.

А Сир Карл, (я не могла удержаться, чтоб не прервать речь ея) не ужели неспособен к соответствованию ей любви? Гжа. Ревс сказала мне того вечера, что в то время она видела, как трепетали мои губы; я того совершенно не приметила, поелику не чувствовала никакого трепетания в моем сердце. Впрочем, мне кажется, что губы не могут трепетать без того, чтоб сердце оного не чувствовало.

Милади Л.... весьма пространно говорила о тех важных упражнениях своего брата, которые очень мало оставляли ему времени к удовольствию; и судя по внутренности столь благородного и благодетельного свойства, она предполагает в нем весьма нежнейшие чувствия; она приписывает его равнодушие как великому множеству его дел, так и затруднению найти такую женщину, коеяб совершенства точно соответствовали его мнениям. Потом начали говорить о похвалах его. Я не понимаю, любезная моя, в каком намерении каждый почитает за удовольствие хвалить при мне Сира Карла. Должна ли я оставить Лондон дабы удалишься и не слыхать его похвал? Так, скажешь ты мне. Но куда же должна я ехать? Конечно не в замок Сельби. И так надлежит ехать в Колнеброк; там может быть узнаю я причины общего о нем одобрения; ибо даже до сего времени я ничего не слыхала о его истории, сравнивая с теми подробностями, кои обещались мне рассказать.

Однако, я надеюсь что меня не станут хулить за то, что я столь легко согласилась ехать в Колнеброк. Сие, по истинне, должна я приписать моей склонности, которая учинила меня столь снисходительною, и я начинаю уже самой себе недоверяться, когда оная толико имела силы привлечь меня; но для чегож подавать столь худое мнение о самой себе? Я познаю в себе доброе сердце, и в сем-то пункте я не почитаю себя никого не нижее. Мне кажется, что я не имею ничего подлаго в душе моей; нет, я действительно не чувствую в себе никакой подлости. Да сохранит меня Боже от всех тех пороков, кои не свойственны моему сердцу, и которые, унижая меня в глазах дражайших моих ближних, учинили бы и недостойною любви их!

Сего вечера, Мисс Грандиссон уведомила меня, что она соглашается ехать в Колнеброк с тем договором, чтоб и я на оное согласилась. Мисс Емилия Жервинс также туда едет. Доктора Барлета еще задерживают некие обстоятельства. Сир Карл с своим братом едут вместе в Конторбери; обе любви достойные его сестры весьма тому удивляются: оне совершенно не понимают, для чего столько скрытности и тайности им оказывается.

ПИСЬМО ХXXV.

Госпожа Сельби, к Генриетте Бирон.

Из замка Сельби, 4 Марта.

Твое состояние, дражайшая моя племянница, беспрестанно терзает нас печалию. Сколь явное протиборствие между естественным твоим чистосердечием и признательностию возраждающейся страсти.... О любезная моя! удаляйся от всей притворной скрытности; она весьма худо приличествует молодой особе, никогда незнающей притворства и лукавства.

По случаю Милади Д.... ты приводишь нас в чрезвычайное замешательство; ибо она будет сюда в наступающую Субботу. Я ничего к ней не писала, хотя ты весьма того желала, поелику, мы судим все, что её предложения заслуживают гораздо большего рассмотрения, и поелику мы опасаемся, чтоб как твое, так и наше благополучие, не былиб гораздо сумнительнее с другой стороны. Совершенно невозможно, любезная моя, даже и вообразить, чтоб такой человек, каков Сир Карл, не видал, прежде нежели спознал тебя, ни единой такой женщины, которуюб он мог любить, или к коей бы мог возчувствовать склонность, по крайней мере из благодарности к той любви, которую она к нему оказывает. Его сестра не сказала ли уже тебе, что естьли он жениться, то сделает великое число женщин нещастными? А сия то причина может быть ему препятствует и помышлять о браке.

Ты видишь, с коль любви достойною искренностию открылась нам Графиня Д.... Видишь также и то, что твоя откровенность заслуживает от ней особенного уважения. Я ей сказала, что твое сердце свободно. Но отвергая её предложения, ты подаешь причину столь благоразумной женщине судить о том иначе, или почитать тебя более приверженною к притворствам, нежели сколько она себе то представляла; и хотя мы читали не без прискорбия писанное тобою письмо от.... до какой степени Мисс Грандиссон угнетала тебя своими речьми; то не сумневаемся, чтоб Милади Д.... не учинила равномерных замечаний, и не вывела бы из того таковых же доводов. Чегож ты от меня желаешь, когда отказ учиненный на её предложения, не зная, и равно никогда не видя её сына, есть весьма сильным доказательством, что твое сердце уже занято? Единозначущия слова, и все то что поражает справедливость, не достойна, любезная моя дочь, как твоего, так и моего свойства.

Милади Л.... дала выразуметь, говоришь ты, Графине, что Сир Карл ни мало не препятствует намерениям её сына. И так, я не усматриваю нималейшей ради тебя надежды с той стороны. Конечно судят, что твое богатство не весьма знатно. Сир Карл человек весьма великодушной. Но поелику его сердце нимало не прилеплено к любви, то и не сумневайся, чтоб он по своему благоразумию не считал за нужное богатство. Сие-то по крайней мере должны мы предполагать с нашей стороны, и мы находились бы принужденными принять такие меры, естьлиб долженствовало иметь с ним дело.

Твоя бабушка желала писать к тебе собственною своею рукою, но я совершенно в том отношусь к ней. Нам известно всем её благоразумие, и нежность, коею она к тебе исполнена. Дядя твой обещается неупотреблять более тех шутливых изречений, кои тебя оскорбляют. Мы уже все решились не приводить твоих склонностей в беспокойствие; и по сей-то причине опасаемся подавать тебе советы о новых предложениях. Но твоя бабушка весьма довольна тем, что я не учинила, как ты того желала, решительного отказа Графине.

Твой дядя осведомился о всех обстоятельствах Сира Карла. Все то, что он открыл столь совершенно соответствует нашим мнениям, что я его просила оставить таковый розыск, по крайней мере для того, дабы не было вероятно, чтоб ты принимала в том участие. Но ты, любезная моя, продолжай уведомлять нас о всем том, что токмо может увеличить наше почтение и уважение к сему изящному человеку. Превосходство души, побудившей его отвергнуть поединок, и сей знаменитой поступок, не могущий подать ни малейшего сумнения о его храбрости, суть примеры благоразумия и честности, превозносящия его превыше человеческого понятия. Мы все исполнены к нему и удивлением и уважением; и поздравляем его и сестр его, с благополучным окончанием такого дела, в коем никто не долженствовал толико принимать участия, сколько мы.

Я надеюсь, что ты не замедлишь уведомить меня о том, что действительно думаешь о новых предложениях. Разсуди об оных обстоятельнее. Не торопись нимало. Я сожалею, что весьма мало щадила тебя в последнем моем письме. Твой дядя думает, что уже не познает в тебе обыкновенной твоей искренности, из того признания страсти, коего предмет кажется нам тебя достоин, и я иногда вижу его торжествующего своим мнением, что он наконец открывает в любезной своей племяннице некую небольшую степень притворства. Мы все весьма ясно усматриваем, во многих местах твоих писем, то противоборствие, о коем я говорила, между скромностию и откровенностию сердца; и мы приписываем некую часть твоей скрытности той опасности, коей ты страшишься от шутливых его изречений. Но обьявив, что единый час в неделю обращения с Сиром Карлом и его сестрами (сестры не бесполезны в начале любви), предпочитаешь ты самым знатным выгодам, к коим ты не всегда имела такое отвращение; написав к нам, любезная моя, что скол ни унижено есть слово сожаление, но ты предпочла бы его сожаление любви всякого другаго человека, по истинне, а совершенно не понимаю, откуда бы могло произсходить толико замешательства, дабы нам изьясниться. Прости меня, любезная племянница.

Я теперь лишь прочла письмо за сим следующее. Естьлиб я предвидела что оно будет продолжительно, то я менее бы разпространялась в моем. Все, что моя матушка к тебе ни пишет, её достойно; мы все к нему подпишемся. Между тем мы будем дожидаться твоего решения, дабы нам согласиться какой должны учинить Графине ответ. Естьли ты его любишь, то без всякой скрытности нам в том признайся: дело идет о Сире Карле.

Все посылают к тебе свое благословение, а особливо твоя искреннейшая и паче всех тебя любящая

Марианна Сельби.

ПИСЬМО XXXVI.

Госпожа Шерлей, к Генриетте Бирон.

5 Марта.

Открой нам свое сердце, возлюбленнейшая моя, без всякого затруднения и стыда. Ты конечно уверена в нашей к тебе нежности. Молодая особа не должна почитать себе за нещастие то, что любит добродетельного человека. Любовь есть естественная и пылкая страсть, Ты изьявила отличнейшими засвидетельствованиями, что неблагоразумие и легкомысленность суть пороки неприличные твоему свойству. Г. Гревилль, со всею своею веселостию, Г. Фенвичь, со всеми своими ласкательствами, Г. Орм, коего я гораздо более почитаю, с своим уважением и преданностию, ни покорный Фулер, ниже лютой и злой Поллексфен, не могли открыть в тебе даже нималейшей тени слабости или тщеславия. Сколь благополучно избегла ты всех тех опасностей, в кои удивительная сия страсть часто вовлекает другаго свойства душ. С какою учтивостию и достоинством ни обрела ты прав над почтением и уважением даже от самих тех, коих предложения ты отвергла? И какие же были побудительные твои причины к отвержению оных? Конечно сие произсходило не от гордости, но от превосходства главных твоих причин, то есть: что ты не почитала за долг слушать тех, к которым чувствовала, что не может никогда ощущать такой любви, какую необходимо должна оказывать честная супруга своему мужу. Наконец, когда ты повстречалась с таким человеком, которой достоин твоей любви, которой могущественно защищал тебя от презрительного и подлаго злодеяния, которой есть превосходнейший из братьев, друзей и господ, самый храбрейший и добродетельнейший из всех человеков; то удивительно ли что сердце, даже до сего времени непоколебимое, изьявляет чувствительность признательность такому сердцу, которое ему уподобляется? Какую же причину имела бы ты от того краснеть? И для чегож, любезная моя Генриетта, скрываешь ты внутренное свое чувствие от таких ближних, коих склонности совершенно сообразны с твоими? Ты видишь, любезная моя внука, что неизвестность, в коей мы находимся, ни мало нам не препятствует говорить с удивлением о таком человеке, коему весь свет отдает сию справедливость. Мы не усматриваем в себе нималейшего лукавства; и ты не имеешь необходимости быть руководимою столь презрительным учтивством. Твое воспитание, любезная моя, не позволяет тебе иметь никакого лукавства. Притворство совершенно тебе не прилично. Кажется и самое малое дитя, познает из большей части последних твоих писем, что ты чувствуешь любовь. Но хотяб твоя склонность была щастлива или нет, когда ты почитаешь за славу ощущать оную к такому предмету, которой исполнен нежными чувствованиями, имеет хорошие нравы, и произходит от знатной породы, и коего все твои ближния равно как и ты любят; то предмет нежности моея, дражайшая Генриетта, украшение моея жизни, и утешение моея старости, старайся, из любви ко мне и всей твоей фамилии, возъиметь над своим сердцем столько власти, что естьли успех не будет соответствовать общим нашим желаниям, чтоб твое здравие нимало чрез то не пострадало; здравие толико нам драгоценное! и чтоб ты не причислена была к тем нещастным девицам, которые предаются во власть слепой страсти. Чем более предмет возъимеет силы воспламенить твои желания, тем победа будет славнее, естьли ты оную одержишь. Однако, любезная моя дочь, решись открыть нам свое сердце, дабы мы были в состоянии вспомоществовать тебе нашими советами, и нимало не опасайся шутливых изречений твоего дяди; он составляет себе из оных увеселение, которое иногда и нас развеселяет; но верь, что его рассуждения не произведут над вами никакого впечатления. Тебе небезъизвестно, что честное его сердце равно соединено как и наши, с сердцем любезной нашей дочери; он такое же будет принимать участие как и мы в её скорьби, естьли случиться какое ниесть нещастие его племяннице.

В сию минуту твоя тетушка показала мне письмо, которое ты к ней писала. Она повторяет из оного некоторые твои изречения, кои показались ей весьма чрезвычайными. Чтож касается до меня, то я думаю что они приносят тебе великую честь, поелику доказывают мне, что твоя любовь не столько стремится к наружностям, сколько к качествам души. Я уверена, что естьли ты никогда не чувствовала любви, то твоя страсть будет самой непорочнейшею. И так когда она не основана еще на чувствиях; то старайся чтоб оная не восторжествовала над твоим рассудком, и чтоб невозможность обладать тем человеком, коего ты любишь, не принудила тебя отречься от всех прочих человеков. Не говорила ли я тебе, что законной брак есть весьма священной долг, когда вступают в оный с благоразумием? Какоеж должно иметь мнение, в первом или во втором поле о тех, которые чувствуют отвращение в сему состоянию, поелику оно имеет свои затруднения, утомления и неудобства? Испытай по сему правилу Сира Карла. Естьли таковы суть те побудительные причины, кои отвращают его от брака, то почитай их за самые величайшие несовершенства в его свойстве. Не опасайся подвергнуть его искушению. Нет ни единого на свете человека совершеннаго.

Но может быть Сир Карл имеет такие обязательства, кои уже он не в состоянии прервать, естьли в самом деле таково его состояние, то я ласкаюсь, что дочь моя нимало не предасться таким чувствованиям от коих она не может надееться взаимного соответствования. Ты надеешься, говоришь ты приятным образом в одном из своих писем, что твоя гибель никогда не произойдет от добродетельного человека. Избавясь благополучно от Сира Гарграфа, ничего уже не опасаюсь ради тебя от честного человека. Но естьли твое нещастие произойдет от честного человека, то ето будет твоя погрешность, любезная моя, поелику ни они ни его сестры не подадут уже тебе никакого ободрения. Я знаю, колико все его предположения могут поразить твою разборчивость, но тогда ты сугубую должна взять предосторожность против самой себя; и действительность гораздо будет жесточее, нежели предположения. Когда уже нет ни единого в свете человека, от коего бы ты опасалась своей гибели, то не должна ли ты остерегаться его?

Я горю нетерпеливостью паки видеть любезную мою Генриетту в моих обьятиях. Но вот совет, которой я почитаю приличным её состоянию: не упущай, любезная моя, ни единого случая утверждать дружбу, двух любезных сестер, поелику, говоря мимоходом, естьли Мисс Грандиссон проникнет в состояние твоего сердца, то я не думаю, чтобы её насмешки сообразовались с прочими любвидостойными её свойствами. Никогда не удаляйся от их сообщества, когда оне от тебя того потребуют. Мисс Грандиссон обещалась тебе рассказать историю своей фамилии. Напомни ей о её обещании; может быть ты получишь из того такие осведомления, кои могут послужить тебе некиим в делах твоих руководителем. Ты особливо узнаешь, не имеют ли обе сестры склонности к какой ни есть другой женщине, хотя скрытность, в коей укоряют оне Сира Карла, может быть не допущает их знать тайны его сердца. Естьли же оне не имеют ни к кому склонности, то разве оная не может обратиться к тебе? Что касается до богатства, естьли можно будет познать их о том мнении, то мы постараемся не остаться в последних.

Но поелику я одобряю то намерение твоей тетки дабы отсрочить ответ, которой она должна писать к Графине Д.... то как же поступить нам в сем обстоятельстве? Вот какие о том мои мнения. Сия Гжа. поставляет главным правилом то, что твои склонности на кем не заняты: тетка, твоя совершенно ее в том уверила. По крайней мере ты говорила ей в таких выражениях, кои долженствуют возрадить в ней некое сумнение. Она дала нам знать, что намерена посетить нас в наступающую субботу. Конечно должно ожидать, что она потребует изьяснений, и мы должны удовлетворить её чистосердечие, тем вяще, что для собственного нашего свойства, мы обязаны учинить оное честным образом. Я хочу искренно уведомить ее о том предприятии Сира Гарграфа Поллексфена, о коем, как кажется, ты уже ей нечто сказала, и о великодушном покровительстве полученном тобою от Сира Карла: справедливость никогда не навлекает на себя укоризны. Твоя тетка признается, что ты к ней писала, и что отказывалась, с почтительнейшеию благодарностию, от чести тебе предлагаемой, что она не иначе может изъясниться как уверительно предполагая, что, то побудительным причинам благодарности, ты предпочтешь Сира Карла всякому другому человеку, но что ты неизвестна о его обязательствах; что ты не имеешь причин предлагать в нем к себе других чувствований, кроме тех, кои произсходят от учтивости, кою мужчины почитают себе за честь оказывать нашему полу, и что госпожи Грандиссон, называя тебя сестрою, разумеют под сим именем как сестру их брата, так и свою.

Сие будет сказано Графине, под величайшими клятвами, дабы она сохранила оное в тайне. Тогда познает она сущую истинну. Она о том будет судить так, как должна, для самой себя. Ты не будешь казаться перед её глазами виновною ни в малейшем притворстве. Мы подтвердим все наше свойство. Естьли Милади Л.... и Мисс Грандиссон, как ты то предполагаешь, обьявили Графине, что намерения их брата нимало не обращены к тебе, то найдется что они говорили правду, и ты знаешь, любезная моя, что мы должны отдать справедливость искренности другаго так как и своей. Она увидит что твое уважение к Сиру Карлу, естьли токмо сие чувствие кажется ей препятствием её намерению, произходит от похвалы достойной признательности за то покровительство, которое он великодушно подал, такой молодой девице, коея сердце до того приключения совершенно было свободно.

Я не знаю, довольно ли ясно я изьявила свое мнение. Я теперь совершенно уже не такова, какова была прежде; но благодарю Небо и за нынешнее мое состояние; я совершенно не почитала себя в состоянии написать столь продолжительное письмо и в толь короткое время. И так, любезная моя Генриетта есть тому причиною, а её благополучие завсегда составляло единое мое попечение, с того времени как я лишилась товарища моей молодости, дражайшего супруга разделявшего со мною как свои так все другия попечения, которой изьявлял тебе столько нежности, как мне, и подал тебе такие же советы. Что должно думать о Г. Шерлей? Каким бы образом поступил он в сем случае? Сии то суть те вопросы, которые я всегда себе предлагала прежде, нежели изьяснила мое мнение о каком ниесть важном деле, а особливо когда дело шло о тебе.

Я хочу здесь восхвалить единое из твоих чувствований, которое я почла достойным питомицы твоего деда. "Я презирала бы самое себя (говоришь ты в одном из твоих писем,) естьлиб стала содержат честного человека в недоумении между тем, пока бы колебалась в пользу другаго."

Любви достойная внука! наблюдай твердо свои правила, какой бы жребий Небо тебе ни определило. Почитай сей свет за ту малую точку, под которою представляли тебе оный несколько раз. Я прожила на свете уже довольное время; однако, когда взираю на прошедшее даже до времени моея молодости, в которое надежды и опасности колеблющия тебя теперь ни мало не были мне странными то сколь время кажется мне быстротекуще? Естьли я желаю, чтоб течение моея жизни продолжилось, то конечно для того дабы видеть утеху моего сердца, любезную мою сироту, щастливую под покровительством честного человека. Дай Боже, чтоб сие было в качестве.... но властны ли мы, любезная моя, налагать законы на Провидение? Знаем ли мы какое влияет оно намерение в Сира Карла? Так от него может быть зависит благополучие великого множества другах: уподоблять его вам, все равно как сравнивать публику, с одним человеком.

Не взирая на то не воображай себе любезнейшая моя, чтоб я желала продолжить жизнь мою для того, дабы быть чувствительною токмо к тому, что тебя трогает; нет, я в состоянии еще разделять твои нещастия и удовольствия. Последния твои утомления, взирая на твою нежность и разборчивость, приводили меня в самые чувствительнейшие прискорбия, и глаза мои не преставали изьлвлять чувствительность моего сердца; когда я приказывала иногда прочитывать те жестокие явления, или когда о них вспоминала. Но мое намерение состоит в том, дабы ободрить тебя против толико чувствительных впечатлений. Когда известен будет тот случай, которой заключается теперь в недрах Провидения; та будет ли противу воли наших желаний, как то по наружности быть кажется.

Теперь ты имеешь в руках своих два письма требующих ответа, но поелику уже весьма мало остается времени до субботы; то, естьли ты будешь писать к твоей тетке, то пиши к обеим нам. Да сохранит Боже, говорю я, и да излиет вся благая на возлюбленную мою сироту; сию молитву беспрестанно возсылает на Небо любящая тебя бабушка.

Генриетта Шерлей.

ПИСЬМО XXXVII.

Генриетта Бирон к Люции Сельби.

Из Колнеброка, во вторник 7 Марта.

Мисс Грандиссон приметила мое смятение, мое смущение, я уже не знаю, как должна то наименовать столь странные случаи! любезная моя тетушка. Очевидные противоборствия! И так, не ужели они столь очевидны, сударыня? Раждающаеся страсть.... которая явно везде раждается. Позвольте чтоб я то приметила, сударыня; и так она не возъимела еще всей своей силы; а между тем пока она возрастает, разве нельзя ее преодолеть? Но оказалась ли я виновной в притворстве и скрытности? Естьли я учинилась оною, то до чрезвычайности буду обязана сожалению моего дяди. И не ужели вы почитаете, сударыня, за невозможное, чтоб Сир Карл прежде нежели меня познал, не видал таких женщин, коих бы мог любить? Я равно тому верю, но прилично ли вашему снисхождению, столь сильно вооружат против меня слово благодарность?

Я вижу, и чувствую все то, что есть любви достойного в чистосердечии Милади Д.... и удивляюсь сему качеству, и великому множеству других, кои я в ней усмотрела: но как должны вы поступать? и как должна я поступить сама? На сие-то и почитаю себя обязанною ответствовать, будучи толико побуждаема моею бабушкою и вами сударыня, яснее изьясниться; хотя по вашему мнению мысли мои уже весьма ясно обнаружены и хотя они таковы же и по моему мнению, когда я обращаю мои очи на то свободное чувствие, которое моя бабушка приняла на себя труд отделить на конце письма своего. Не взирая на то она меня простит; она еще приписывает и похвалу сему чувствованию, Она ободряет меня говорить. Молодая особа, говорит она, не должна почитать себе за нещастие, любишь добродетельного человека. Она присовокупляет: любовь есть естественная и пылкая страсть, но она меня увещевает не допущать, чтоб оная восторжествовала над моим рассудком; словом, совершенно не любить, не будучи уверена о взаимной любви. И так я могу любить естьли желаю, когда я желаю, то кого же я желаю любить; естьли он нимало о мне не помышляет, то меня увещевают не отрекаться от брака с каким ниесть другим человеком; например с Милордом Д.... естьли он по милости своей согласиться меня взять.

Очень хорошо, но размотря совершенно мое сердце, что я в оном обрела? Я должна ответствовать, когда меня понуждают искренно признаться, и отдалить те притворства из коих и самое малое дитя познает, что я чувствую любов. Должна ли я совершенно открыть мое сердце? я должна учинить сию доверенность толико почтительйейшим и любезнейшим особам, коих чувствия совершенно соображаются с моими. Приступим к самому делу. И так я признаюсь, что мне невозможно даже и помышлять о другом человеке. Впрочем, я не имею нималейшей надежды.... Я почитаю себя как тщеславною, а его, как весьма меня превосходящим. Его богатство чрезвычайно; он еще более получить оного надеется; и относительно к личному достоинству. Гдеж можно сыскать женщину достойную его? Касательно же имения, вы судите что благоразумие обязывает столь щедрого и великодушного человека, помыслить о том еще более.

И так, дражайшая моя тетушка, сделайте милость, сообразясь с мнением моей бабушки, скажите, моим именем Милади Д.... что я почитаю её чистосердечие достойным всей моей откровенности; что склонности вашей племянницы ни кем не заняты, когда вы уже ей так засвидетельствовали; но что время и обстоятельства переменились. Скажите ей что сперва почитала я себя обязанною токмо благодарностию; что в начале более ни чего не чувствовала: но когда теперь будучи вопрошаема о состоянии моего сердца, я познала что моя благодарность переменилась (ибо я не должна сказать унизилась, когда предмет оной есть толико достоинъ) в другия чувствия.... Скажите в любовь, поелику я слышу что мне притворство совершенно не прилично: следственно справедливость не позволяет мне более как и моя склонность помышлять о другом человеке: и обьявите ей, что она внушила мне к себе почтительнейшую нежность тою милостию, которую она оказала удостоив меня своим посещением, что из любви к ней, естьлиб я не находила возражения против Милорда Д.... в свидании и в гораздо дружественнейшем знакомстве, когда бы имела толико же свободным мое сердце, колико оно было до её предложений, то предпочла бы их предложения всем тем, кои получала прежде. Впрочем я признаюсь, что покорная, уничиженная и кроткая неутомимость и твердость Г. Орма даже и теперь меня трогают. Колико бы я желала видеть его сочетавшагося браком с какою ниесть любви достоинейшею и добродетельнейшею женщиною, с коею бы он мог препровождать жизнь свою благополучно.

Наконец изпросите у Графини хотя некую мне любовь и дружбу: но чтоб она присовокупила к тому милость, не говорила бы мне о Милорде до того времени, пока он не будет женат дай Боже, чтоб он мог наслаждаться щастливым жребием соответствующем желаниям толико достойной матери! не забудьте также, любезная моя тетушка, сказать ей, что хотяб в двенадсять раз более было двенадсяти тысячь фунтов Штерлингов того доходу, которой она мне предлагает с своим сыном; то и тогда бы я не согласилась дат мою руку ни ему ниже кому ниесть другому, в такое время; когда место в моем сердце занято, хотя нималейшей нет вероятности носить мне когда ниесть имя такого человека, которого я предпочитаю всем.

Но изьястните ей сие, я вас заклинаю, с тем, чтоб она вечно сохраняла оное в тайне. Поелику, по общим причинам касающимся до разборчивости нашего пола, не должна ли я опасаться, чтоб та фамилия, в коей я теперь действительно пребываю, и которая исполнена ко мне дружбою, не восчувствовала на против того ко мне ненависти, а может быть и презрения, узнавши мою дерзость? Сего-то злощастья я не в состоянии перенести. Запамятовать все мною написанное, я прошу сожаления о моей слабости. Она уже была изображена пером моим прежде, нежели ли я то приметила.

Чтож касается до самой меня; то какой бы жребий ни был мне определен судьбою, я всячески буду стараться получишь мое утешение в некоторых местах из сих двух драгоценнейших писем, кои я имею пред моими глазами.

"Естьли ты любишь, то не стыдись нам в том признаться; дело идет о Сире Карле.

"Любовь есть естественная и пылкая страсть.

"Моя любовь похвалы достойна. Предмет оной исполнен пылкими чувствованиями, имеет хорошие нравы, и произходит от знатной породы. Все мой ближние толико же его любят как и я.

"Любовь моя есть самая непорочнейшая.

"Во всяких предположениях, я не должна лишаться силы, поелику любовь мною к нему ощущаемая, значит тоже самое, как пользу одного человека, сравнивать с пользой всего общества.

Сколь благородные наставления, любезнейшие мои матери! ваша Генриетта всеми силами будет стараться следовать оным во всю свою жизнь.

Позвольте мне, оканчивая письмо, принести вам мои жалобы именем вашей сироты. Не заступили ли вы, и мой дядя место всех тех дражайших родителей, коих я лишилась? И так родитель мой, бабушка моя, и другая моя родительница продолжайте ваши желания и благословения, не как к вашей сироте, но как к родной вашей дочери, которая поставляет себе за славу оказывать вам за то всю почтительность и нежность.

Генриетта Бирон

Шерлей-Сельби.

Конец второй части.

ПИСЬМО XXXVIII.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

Из Колнеброка, 7 Марта.

Я нахожусь теперь, дражайшая Люция, в самом благополучнейшем убежище, но сколь мало мои чувствования имеют сходства с теми, с коими я в первый раз в оное вступила! Колико ужасны были движения моего сердца в то время, когда один из лакеев Сира Карла, провожающей нас верьхом, показал нам, по приказанию двух особ, то место, где повстречались две коляски, и где начался спор. Единое сие воспоминание возобновило мой ужас. Но не сему ли ужасному случаю обязана я тою дружбою, с коею принята в толь драгоценную фамилию.

Разговор, во время пути, естественно обратился на поездку Сира Карла, коего сестры ласкаются, что двоюродной их брат известит их о сем тайном деле. Оне от того улучили случай рассказать мне, что в субботу за столом Сир Гарграф обьявил, что он принял намерение препровесть в путешествии год или два, потому что не может жить в Королевстве не видя меня, и что надеется от своего отсудствия получить облегчение. Г. Багенгалл и Г. Мерцеда согласились быть его спутниками. Но, чего ты совершенно себе и не воображаешь, любезная моя, Сир Карл говоря о расскаянии Вильсона своим гостям, и убеждая их, что развратность молодого человека, коего хорошие качества могут быть полезными, былаб вредна обществу, сыскал средство склонить Сира Гарграфа обещать сто гвиней на его свадьбу. Г. Мерцеда, тронувшись таковым доказательством великодушие, обещал дать сему человеку пятьдесят гвиней. Вильсон не прежде получит сии две суммы денег, как в бракосочетании с тою молодою особою коею занято его сердце; и Сир Карл принимая не себя совершение сего дела, по возвращении своем из Канторбери, обьявил, что он присовокупит также по щедрости своей нечто к сим двум суммам. Ето еще не все, любезная моя Люция, он препоручил своим сестрам одобрить мне сие деяние, и спросить у меня, желаю ли я его простить. Ах! я толико нахожу оное благотворительным и достойным его, что взирая на то со удивлением! Я помню как некогда от него слышала, что долг требует всячески стараться платить за зло добром. Он самым делом исполняет сии правила. Внушить в злых снисхождение, принудить своих врагов любить себя, принести своевольца к хорошим нравам, и заставить его познавать свою пользу учинившись честным человеком! Как же не прощу я ему видя толико благородные деяния! Я также помню, что, судя по письму сего презрительного человека, я ему равно чем ниесть обязана. Он не был столько зол, сколько оным быть мог. Впрочем, молодая Мисс из Падингтона великое оказала ко мне сострадание. Я вознамерилась присовокупить пятьдесять гвиней к пятидесяти гвинеям Г. Мерцеды, дабы доказать самой себе, что и я способна следовать хорошему примеру. О дражайшая Люция, я почитаю себя толико малою в сей удивления достойной фамилии, что, дабы употребить изражение Сира Гарграфа, едва могу я сносить собственную мою низость.

После сего мы обратились к домашним их обстоятельствам; ибо я напомнила обеим сестрам, что оне обещали подать мне о том некое изьяснение. Вот что я могла узнать из их обьявлений.

Кавалер Томас Грандиссон, их родитель, был из первых красавцев в свое время. Он великую имел склонность к пышности, которую и сохранил на всю свою жизнь. Ко всем нововыдумываемым веселостям чрезвычайное имел он пристрастие, выключая карточной игры, к которой он чувствовал отвращение; но он предавался в другия излишества, которые называл благороднейшим пороком. Он поставлял себе за честь иметь самых превосходнейших лошадей из всего Королевства и наилучшую свору собак; на что издерживал почти весь свой доход. Его родитель, будучи столько скуп сколько сын его был разточителен, провел всю жизнь свою в приумножении своего богатства. Его наследство состояло в шести тысячах фунтах Штерлингов ежегодного доходу, получаемых из многих хороших поместьев в Королевстве, и около двух тысячь из Ирландии, имея при том в сундуках своих довольно серебра. Супруга Сира Томаса произходила от весьма знатной породы, сестра Милорда В.... она была превосходнейшая из всех женщин. Я принимала удовольствие в том свидетельствовании, кое обе её дочери отдавали её добросердечию и собственному своему достоинству, с изобильным пролитием слез своих. Невозможно, чтоб свойство толико добродетельной матери не заставило и меня воспомнить о моей, и я не могла удержаться, чтоб не присовокупить слез моих к слезам из очей их текущим. Мисс Жервинс также проливала источники слез не токмо из нежности или по природной горячности; но, как она нам призналась, по тому что не имеет каких причин наслаждаться жизнию своея матери, кои мы имеем оплакивать потерянных нами.

А что более хочу я говорить о Сире Томасе Грандиссоне, то изходило по временам, и как будто с сожалением, из уст сих обеих сестр. Я примечала не без удовольствия, с какою медлительностию и отвращением говорили оне о его пороках, и с каким на против того удовольствием возвышали оне хорошие его качества. О дражайшая Люция! не ощущали ли оне восхищения, говоря о похвалах толико добросердечного родителя и толико же превосходящего, как и мой, всякие слабости? Сколь любезно добродетельным детям воспоминать изящные совершенства тех, коим обязаны жизнию.

Милади Грандиссон принесла своему супругу знатное имение. Он одарен был отличным дарованием к стихотворству, и упражнялся в оном с чрезвычайным пристрастием. Хотя он был наследником весьма знатного богатства, но обязан своему виду и своим стихам тем преимуществом, коим предпочтен своею супругою великому множеству её домагателей. Впрочем он не имел столь основательного рассудка, сколько она. Сир Томас был стихотворец; и я слыхала, что сие качество требует пылкого воображения, которое иногда бывает весьма вредно здравому рассудку. Милади Грандиссон не иначе решилась в его пользу, как по согласию своей фамилии; но мне дано знать, что её родители согласились на оное токмо из угождения к её выбору. Расход, которой Сир Томас вел, по получении в наследство богатства своего родителя, подал всем такое мнение, что он в состоянии оное разточить.

Впрочем он был из таких, коих называют добрыми мужьями. Его разум, учтивость и честолюбие, дабы прослыть первым щеголем во всей Англии, никогда не дозволяли ему уменьшать вежливости и благоугождения. Но качества Милади Грандиссон заслуживали гораздо нежнейшего и умереннейшего человека. Ея слух и взоры составляли ей одно мечтание. Женщина, обращающая свой выбор на такого человека, коему все удивляются, должна надеется, естьли он не имеет всей предполагаемой снисходительности, обрести в нем склонности и пристрастия, ни мало не соображающиеся с домашними должностями. Она сперва всячески старалась привлечь его склонность к дому, и составить его благополучие в сожитии с нею. Он ее любил довольно долгое время весьма страстно. Казалось, он гордился достоинством своей супруги. Но когда показал он ее во всех совершенствах свету, и когда она пришла уже в такое состояние, в коем женщина становится более важна и как бы задумчива, то он прилепился паки к прежним своим привычкам. Вскоре потом оставя ей управление всех своих домашних дел, в коем не престанно выхваляя её дарования, он препровождал с нею весьма малую част летнего времени, а около четырех месяцов зимы проживал в Лондоне, где он бывал общим покровителем зрелищ и всех парадных увеселений в первые годы своего бракосочетания, он всячески старался склонят свою супругу ездить с ним на оные. Она принимала его приглашение с охотою, дабы не подать такому человеку, коего почитала за любящего веселую жизнь, нималейшего случая свергнут с себя иго таких признаков, коим он во своей гордости еще был подвержен. Но потом, усмотря в нем более хладнокровности к своим прозьбам, и приметя что её присудствие удерживало его гораздо более в городе, и умножала великие его расходы, она сыскала довольно причин дабы за ним не следовать, тем более что имея тогда трех детей с ним приживших, она судила, что Сир Томас толико же будет доволен как и она, видя ее занимающеюся домашними попечениями, Милади Грандиссон усмотря, что она не может склонить своего супруга к уменьшению излишних его рассходов, почитала как за част своего долга употребит все свое искуство, дабы токмо привести его в состояние воздержаться от оных: поелику их дети были еще столь молоды, что не требовали на свое воспитание великих издержек.

Какая беспримерная мать, любезная моя Люция! Можно ли сказать, чтоб матери не составляли самой нужнейшей части фамилии, когда оне прилеплены к своим должностям, и когда супруг не радеет о своих? Сир Томас Грандиссон относил все к самому себе; а его супруга единственно ощущала токмо удовольствие в своем супруге и своих детях.

Однако, наблюдая и самую благоразумнейшую еканомию, сия добродетельная особа не изьявляла нималейшей скупости. Она была любима всеми своими соседями за свое великодушие. Ея стол весьма был изобилен в кушанье; она приглашала к оному лучших особ из уезда, как для того, дабы следовать благородству собственного своего сердца, так и для увеличения чести своему супругу. Касательно же оказанного ею благодеяния, она приписывала сие великодушию Сира Томаса, и часто в такое время, когда препровождала почти целые месяцы не видя его и не зная, когда он возвратится. Она стремилась токмо ко второму степени достоинства, хотя и имела право к первому. Я не что иное, говорила она, как милостынодательница Сира Томаса. Я проникаю в его намерения. То что я делаю, Сир Томас сделал бы также, естьлиб здесь находился; а может быть простер бы свою щедрость еще и далее. Некогда, отъезжая от нее на шест недель, он пробыл в отсудствии целых шесть месяцов. Его намерение, при отъезде, состояло, токмо в том, дабы посетить своих друзей, находящихся в Париже. Но общество, имеющее одинаковый с ним нрав, понудило его прожит столь долгое время, что кажется и весьма не вероятно, будто он уведомлял о себе свою супругу чужею рукою. Во все время своего отсудствия, он не написал ни одного к ней слова своеручно: не взирая на то по возвращении своем, он всячески старался появиться таким нечаянным образом, чтоб она совершенно не знала, что он в Англии. Несносное тщеславие! Он весьма почитал себя уверенным в той нежности, которой не заслуживал, предполагая, что при первой минуте, удовольствие паки с ним увидеться, затмит перед ней все его жестокости. Однако, по изъявлении первых движений чувствия, ибо она приняла его с искренною радостию, он у ней спросил, желает ли она его за оные простить. Вам простить, любезный супруг! так, сказала она ему, естьли вы можете простить сами себе. Сей ответ показался ему несколько разительным. Сир Томас рассуждал правильно; ибо оный был справедлив. Благодушие Милади Грандиссон было основано на добрых правилах без всякого рабства и слабости. Не показывайте такого важного вида, возразила она, принимая его во свои обьятия. Ваш вопрос сам по себе изьявляет, что вы почитаете себя несколько укоризны достойным. Не написать ни единой строки своеручно в шесть месяцов! Но я опять вижу вас в добром здоровье; и все нанесенные вами мне беспокойствия забыты.... Можно ли мне сказать, чтоб я жила нимало не беспокоясь? Я весьма сожалею, присовокупила она, что вы лишились великого множества удовольствия во время столь долгаго отсудствия. Поспешите, или пуст в сию минуту появятся здесь любезные питомцы и восприимут родительское благословение. Сколь утешительно видеть начаток их разума! Успехи их превосходят мои желания. Какой приятности лишили вы себя столь продолжительными отлучками!

В сию минуту мисс Грандиссон приказала меня просить сойти в низ. О естьли бы она оставила меня на несколько минут спокойною! Приятное содержание разговора меня удерживает. Кто бы не пожелал, любезная моя Люция, видеть себя на месте сей почти презираемой женщины, сей почтительной матери; словом, быть Миладию Грандиссон!

Еще одну мысль, любезная моя Шарлотта, я прошу вас оставить меня на самое кратчайшее время, дабы написать токмо одну мысль, прежде нежели оставлю свое перо. Я весьма буду жалеть лишась оной. Какой же есть тот человек, которой бы рассуждал вообще о рассеянной и роскошной жизни Сира Томаса Грандиссона, как бы он молод и привержен нибыл к веселостям и сладострастию, мог предполагать, чтоб был благополучнее, нежели Сир Томас то себе воображал? Какаяж есть и та женщина, какуюб ни имела она склонность к удовольствию и расточительности, которая бы, выбрав род жизни благоразумной, полезной, спокойной и благотворительной Милаби Грандиссон, не усмотрела в сем не совершенном образце все то, чем бы желала быть сама; тут видно и тщетное благополучие первого, и твердое удовольствие, коего не будет недоставать у другой, как в сей так и в будущей жизни?

Дражайшая Мисс Грандиссон, я придала бы гораздо более силы и разпространения сей мысли, естьлиб ваши прозьбы не столь были побудительны. Я иду к тебе, иду.

Меня принудили, любезная Люция, прочесть при всем обществе некую част мною написаннаго. Мы уверены, сказала мне Мисс Грандиссон, что ваше письмо касается до нас, и мы будем судить что оное относиться в худую нашу сторону, естьли вы не захотите нам прочесть нечто из онаго. По том говоря с обыкновенною приятностию, она неотменно требовала чтоб и я рассказала ей историю моей фамилии, обещаясь, с таким договором, продолжат историю о своей.

Нас позвали пить чай, и Милорд Л.... также находился с нами. Разсуди, дражайшая моя Люция, с кол чрезвычайным, удовольствием говорила я о свойстве моих родителей, как о том неоднократно слыхала я от моей бабушки. О сколь приятное воспоминание! Но думаешь ли ты, чтоб меня не спрашивали также о не давно случившихся обстоятельствах? Они чувствовали столь великое удовольствие от моих повествований, что с чрезвычайною нетерпеливостию желали знать лично, мою бабушку Шерлей, дядю моего Сельби, мою тетушку, двоюродную мою сестру Люцию, и Г. Дина, крестного моего отца. Не все достоинства, любезная моя, заключаются в одной фамилии Грандиссон. Естьли ты желаешь слышат особенно историю о некоторой молодой особе, коея благоразумие восторжествовало над любовию, и которая не более любезна сама себе как и мне; то не будешь обманута. На иболее я опасаюсь, Люция, чтоб обе сестры, не любили теперь тебя более, нежели меня.

Прежде, нежели опят начну продолжат историю их фамилии, я у тебя спрашиваю, любезная моя, не так же ли ты думаешь как и я, что Небо благословило сих благополучных детей, за превосходные качества их родительницы? Кто знает, не награда ли это им за то уважение, кое они всегда питали в своем сердце к такому родителю, коего поведение, кажется, весьма мало оного заслуживало? Я почитаю, по моему мнению, обязательства взаимными: нерадение одного к исполнению своих дожностей, нимало неуволяет другую от своих попечений. По истинне весьма трудно иметь одинаковую нежность как к родителям исполненным пороками, так и к показывающим добродетельные и благотворительные примеры; но уважение не менее не обходимо; и наблюдение сего дома подает может быть тем более права к награде, что родители не менее исполнены были своими обязательствами; взирая на другое рассуждение, кажется оно заслуживает внимания, то есть, что благовоспитанное дитя столько же получает пользы как из худых примеров так и из хороших; а сие-то, считаю я, удивительным образом оправдано в Сире Карле, примерами своего родителя и родительницы.

Милади Грандиссон не имела столь благополучного конца, колико была того достойна по великим своим добродетелям. Некогда её супруг, прощаясь с нею на несколько дней, по прошествии часа принесен был домой смертельно ранен на поединке. Чрезвычайное изумление и скорбь, коими при сем виде обьята была Милади Грандиссон, повергли ее в такое состояние, от коего уже она ни когда не чувствовала совершенно прежнего своего здоровья. Ея сложение было толико переменчиво продолжительными обмороками, и теми беспокойствиями, кои продолжались долгое время о жизни Сира Томаса, что находясь в сем изнеможении около года, она скончалась в цветущих своих летах, будучи весьма сожалеема своим супругом, которой укорял себя в том, что поверг во гроб самую превосходнейшую из всех женщин, и также весьма нежно оплакиваема своими детьми, хотя они весьма были еще молоды и не могли чувствовать всея великости потери своея матери.

Мне дано знать, мимоходом, что сие воспоминание не мало способствовало к подкреплению тех главных правил закона и честности, по коим Сир Карл имел на всегда справедливое отвращение к поединкам. Милади Л.... рассказывающая мне сие повествование присовокупила, к тому весьма чувствительное изображение о последних минутах жизни своея матери; а наипаче о тех нежных прозьбах, с коими соединясь её беспокойствие и любовь к дочерям своим, побудили ее заклинать своего сына, дабы он восприял к своим сестрам все те чувствования, кои смерть изтребляет в сердце им матери. С таким добросердечием, коим Сир Карл был исполнен, сказала мне Милади Л.... не имел он никакой необходимости быть побуждаем в нашу пользу; но увещания умирающей матери толико впечатлелись в его памяти, что он иногда, казалось, ощущал утешительное удовольствие напоминать нам оныя: и естьли что ниесть могло нам служит утешением лишившись двух дражайших особ, коим мы обязаны жизнию, то конечно то, что мы паки обретали оных в толико любвидостойнейшем брате.

Он был неутешим в общей их потери. Хотя он любил своего родителя до чрезвычайности, но самые нежнейшие чувствования его сердца всегда клонились к его матери. Сир Томас не имея другаго у себя сына, любил его страстно, не взирая на малое попечение, прилагаемое им до того времени о его воспитании; и его радость была чрезвычайна, приметя, что его нерадение весьма щастливо исправлено было старанием его супруги, которая содержала учителей для наследника их богатства и имени. Но поелику сей молодой человек впал в такую глубокую задумчивость, от коей не мог и по прошествии некоторого времени избавиться, то его родитель едва дождался до семьнадсяти лет его возрасту, как и предложил ему начать свои путешествия. Он препоручил его старому военному офицеру, которой прежде служил под командою Генерала В.... брата Милорда В.... и дал тысячу гвиней на содержание.

Обе дочери потребованы были Миладию В.... их теткою, которая приняла на себя попечение о их воспитании; но поелику смерть похитила у них и сию сродницу, по прошествии двух лет после кончины их матери; то оне опять возвратились к Сиру Томасу, которой уже тогда почти совсем успокоился по своей потере, и совершенно излечился от ран своих. Он приставил к ним, в качестве попечительницы, женщину называемую госпожею Олдгам, вдову одного из старых своих друзей, коего имение также было разточено как и ея. Мне кажется, что можно развратникам посредственное имение приписать, как то я о сем слыхала, слабому сложению; они должны страшишься соединяться с развратниками гораздо твердейшего сложения, то есть, богатейшими их, поелику излишества, кои только что колеблют первых, обыкновенно вовлекают в совершенную гибель других.

Госпожа Олдгам одарена была уважения достойнейшими качествами, между коими весьма почиталось в ней знание к домашним обстоятельствам. Она достойна была гораздо благополучнейшего жребия в своем браке; и её молодые воспитанники познавшие первые начала порядка и экономии в весьма совершенной школе, получили новую пользу от её наставлений; но оне меня уведомили, хотя с великим отвращением, и как будто бы о таком деле, о коем я конечноб узнала в скором времени, естьлиб чаще находилася в их доме, что благодарность Сир Томаса изливалась к сей женщине такими знаками, кои помрачили её славу. Словом, она находила себя принужденною оставить Провинцию и удалиться в Лондон, где желала прожить несколько недель в уединении.

В то время Милади Л.... была уже девятьнадсяти лет, а её сестра шестьнадсяти; оне обе имели довольно твердости, дабы воспротивиться возвращению той попечительницы, в коей не имели более надобности по своим летам. Оне приняли на себя смотрение за домашними делами в главном поместье своего родителя, лежащего в Гомп Шире; но Сир Томас имел еще весьма прекрасное владение в Ессексе, в которое отвез госпожу Олдгам; и в течение некоторого времени, почти все почитали их сочетавшимися законным браком. Она одарена была красотою и произсходила от знатной породы. Но к нещастию своему была обольщена подарками и лукавствами Сира Томаса, хотя её доброе имя было непорочно до того времени, пока она не приняла на себя попечения о воспитании его дочерей. Он чувствительно был тронут тем отказом, которой учинили его дочери в принятии ея. Он воображал себе, что причины его отсудствия совершенно были неизвестны, поелику весьма того желал; но оне составляли единый предмет всенародных переговоров во всех тех местах, где он ни находился.

Сия женщина и теперь здравствует. Она прижила двух детей с Сиром Томасом, которые также еще живы; а одного с Г. Олдгамом.

Обе сестры обещались мне рассказать другия обстоятельства своея истории, когда коснуться до истории своего брата.

Сир Томас предался паки прежним своим склонностям. удовольствие ощущаемое в любви вкоренилось в его сердце привычкою, и он учинился рабом того, что сам называл вольностию. Он жил не с одною госпожею Олдгам в тайном сообществе. В Лондоне была у него другая любовница, которая равную имела с ним склонность к тщетным увеселениям, и которая называлась даже по его имени. Не взирая на то, он приезжал по временам в замок Грандиссон. Он всячески старался появляться в оный не будучи ожидаем; хотя сие поместье иногда составляло его утехи, но он проживал в нем весьма малое время; он не находил там никакого удовольствия, и когда вставлял оное, то его отъезд подобен был бегству. Не смотря на сие, никогда и никакой родитель не имел более права, как он, хвалиться поведением и унижением в себе своих дочерей. Он говорил то сам, что славился тем в их отсудствии, но будучи с ними, он беспрестанно жаловался и сердился. Он за всегда укорял их чем ниесть.

Но на и более приводило их во изумление и беспокойствие то, что находили себя принужденными прервать переписку с своих братом, которой тогда путешествовал. Запрещение состояло в том; дабы к нему не писать и не ответствовать на его письма; но поелику их брат с того же времени перестал писать к ним о своих новостях, то оне судили что конечно и ему предписаны такие же законы; а следствие произшествий действительно утвердило их в сих подозрениях. Сей поступок произсходил единственно от той опасности, в коей их родитель находился, чтоб то распутство, в коем он препровождал жизнь свою, не составляло предмета их переписки; тем более, что его имение весьма умалялось от его не померных издержек. Не взирая на запрещение обе сестры продолжали еще писать; в рассуждении сего Мисс Грандиссон, рассказывающая мне сие повествование, обьявила мне, с обыкновенною своею живостию, что она никогда не считала за долг повиноваться таким приказаниям, кои не соображались с рассуждением и естеством. Она спрашивала у меня что я о том думаю; и Графиня также просила меня подать ей на то мое мнение.

Я опасаюсь, отвечала я им, судить о пристрастии детей в столь важном пункте. Естьли оне поставляют себя судьею над природою и различием повиновения; то не должно ли опасаться, чтоб их склонность не возъимела над ними более силы, нежели рассудок? Но, любезная Генриетта, повторила Мисс Грандиссон, не ужели вы не писали в подобных обстоятельствах? Мне кажется, возразила я, что я того не делала; может быть по сей причине, что я почитала моего брата подвластным равному приказанию, и что приводя его к нарушению оного, я бы учинилась бунтовщицею, не получив из того никакого другаго плода; или естьлиб мой брат мне отвечал, я вовлекла бы его в такой же поступок. Мисс Шарлотта почитала сие мнение светскою хитростию и что я усматривала в оном токмо единое приказание противное естеству.... Она остановилась, смотря на меня; но её взоры побуждали меня говорить, приказание, сказала я ей, казалось мне жестоким; однако я судила, что повинуясь оному гораздо более приобрести можно достоинства. Может быть я предполагала в моем родителе такие причины, в кои не могла проникнуть. Но, скажите, пожалуйте, сударыни, что учинил Сир Карл? О! отвечали оне мне обе, он без всякого возражения тому повиновался. Простите ли вы мне, сударыни, возразила я: мне кажется, что когда дело весьма сумнительно и касается до долга, то мне весьма бы было прискорбно, естьлиб мой брат в таком случае оказал более сносности и разборчивости, нежели я. Хотяб ваше доказательство было справедливо или нет, сказала она мне, но согласитесь на сей последней пункт.

Родительское запрещение тем более их опечаливало, что оно могло вперит к мысли Сира Карла те основания хладнокровия, коих последния зрения Милади Грандиссон принудили их страшиться. Сия почтения достойнейшая мат показывала им то время, в которое братская любовь может учиниться им не обходимою. Впрочем, при отъезде своем, он им обещался по порядку описывать обстоятельства своего путешествия, и свои наблюдения о всех тех местах, кои он желал видеть. Он начал было уже исполнят сие обязательство; и в последних своих письмах, он просил их уведомить его о некоторых изъяснениях, касающихся до его смотрителя, на кои ответствовать различные причины совершенно им не дозволяли.

Оне часто приходили к своему родителю спрашивать о таких новостях, о коих не могли осведомиться иным образом; он им отвечал с удовольствием, а иногда и с пролитием слез, что он имеет изящного сына, сына благородного, добродетельного и достойного его предков. Во всяком обществе он поставлял себе за славу быть родителем такого сына как его Карл Грандиссон. Некогда Милорд В.... которой, по смерти своей супруги, предался явно таким вольностям, в коих его до того времени токмо подозревали (в нынешнем свете, любезная моя, весьма мало добродетельных людей), отвечал своим друзьям, которые удивлялись что Сир Томас уже с несколько лет содержит своего сына во отдаленности, что тому нельзя предполагать другой причины, как различие нравов между отцем и сыном, и что Сир Томас не в состоянии снести такого сравнения. Он пустился в пороки до такой степени, что обращал свои беспорядки пред своими друзьями в шутку. Однако он иногда присовокуплял, что когда решиться вести себя так как должно, тогда прикажет возвратиться своему сыну; но на каждый год тщетны были его решения, он не так вел себя, чтоб переменить свое поведение, как того хотел.

Но одно приключение, которое долженствовало бы ему почитать за небесное послание, понудило его гораздо действительнее помышлять о своем исправлении. Госпожа Фомбаруг, та другая любовница, которую он имел в Лондоне, померла скоропостижно посреди своих веселостей. Сир Томас толико был тем поражен, что в туже минуту уехал из города. Он удалился в уединение к своим дочерям; он говорил о возвращении своего сына, и в течение нескольких месяцов, он вел себя по тем главным правилам благоразумия и честности, кои в нем были известны всему свету. Сие случилось в то время, когда Милорд Л.... возвратился из своего путешествия. Он привез с собою Сиру Томасу некоторые подарки от его сына, которой никогда не пропускал случая присылать ему различные любопытные вещи Иностранных земель, так как свидетельство своего почтения, и благоразумное употребление, которое он делал из ежегодно получаемой им пенсии, Сир Томас толикую почувствовал склонность к себе Милорда Л.... потому удовольствию, которое он по видимому находил слышат о своем сыне, что усильно просил его остановиться на некоторое время в замке Грандиссон.

Сей молодой Господин на то согласился; но в бытность свою нескольких недель, он до чрезвычайности заразился прелестями старшие сестры. Он обьявил ей свои чувствования: она в том положилась на волю своего родителя. Сир Томас нимало не ослепился взаимною их склонностию; о сей тайне все были известны. Милорд пылал непорочною страстию, и имел столь честные намерения, что нимало не желал скрывать оную в сердце своем. Не взирая на то, Сир Томас отвращал свои взоры. Но в обхождениях своих он не менее оказывал к Милорду учтивостей; он оставил время своей дочери восчувствовать гораздо сильнейшую страсть; а по другому своенравству, он избегал всяких случаев, кои молодый любовник изыскивал, дабы открыться ему в своих намерениях.

Наконец Милорд просил его переговорит с ним на едине о таком деле, кое он почитал весьма важным. Он не иначе получил сие как по различным отсрочкам, и с некиими знаками отвращения, кои ему не очень были щастливым предвещанием. Наконец он до того достиг, и сие важное дело переменилось в обьявление его любви.

Сир Томас тотчас его спросил, открылся ли он его дочери. Впрочем, естьли можно верит забавному тому повествованию, которое рассказывала Мисс Грандиссон о сем приключении, то невозможно чтоб он не приметил внутренное состояние их сердец, во всякую минуту дня, великим множеством обстоятельств опечаливающих любовников. Милорд признался ему, что его чувствования были не безъизвестны, и что прося позволения у Мисс Каролины обьявить их её родителю, она положилась в том единственно на его волю. Он пришел от того в замешательство, и ответствовал весьма странным образом. "Он весьма бы желал, сказал он, чтоб таковые безразсудные мнения не были внушены его дочери Милордом. Он имеет двух дочерей; не ужели оне хотят приступит к такому предмету столь романически? До сего времени, присовокупил он, оне изьявляли великую кротость. Он не желает, чтоб в столь молодых летах молодые особы сего пола старались помышлять о собственном токмо своем благополучии. Сколько девушек простых погибли в таком возрасте от того, что провели несколько дней с мущиною! Он совершенно не понимаешь для чего молодые любовники стараются открыть в чужих дочерях такие качества, коих и собственные их родители не имели еще времени в них приметить; но он по крайней мере ласкался, что рожденная им дочь нимало сама собою не способствовала к сему открытию.,,

Что ты думаешь, любезная моя, о таком родителе, каков Сир Томас? Его жизнь не весьма ли была забавна, когда мог почесть себе за право говорит такие речи?

По истинне, Милорд, продолжал он, я не могу и помыслить выдать за муж ни единой из моих дочерей; оне не воспитаны в заразительном Лондонском климате. Ето две сельские особы, приставленные в моих поместьях, к смотрению хозяйства; я действительно не люблю, чтоб девицы начали помышлять о браке прежде нежели перестанут рости. Весьма молодая жена может учиниться нездоровью матерью. Я не могу совершенно упомнить о их летах; но оне весьма еще отдалены от двадсяти шести или двадсяти осьми лет, которые лета мне кажутся приличными для девиц исполненных благоразумием и кротостью.

Милорд чрезвычайно тому удивился и сие было не без причины. Сир Томас запамятовал то, как свидетельствует Миледи Л.... что он сам не почитал молодою Мисс В.... коей было семьнадсят лет, дабы учинит ее Миладию Грандиссон.

Милорд был человек молодой и весьма разумной. Он просил, из милости, такую молодую особу, к коей пылал страстно; и сию прозьбу он представлял родителю своея обладательницы, как человеку знающему светские обращения, составляющему в оном с некоторого времени знатной вид, и имеющему, к отвержению предложений касательно своей дочери, такие причины, кои бы имел всегда, естьлиб мог токмо прожить до того времени, пока бы было его дочери и сорок лет. Впрочем Милорд настоял в том токмо по единой страсти и изящным качествам Мисс Каролины, кои он имел время распознать. Он весьма скромно говорил о своих качествах, и о тесном дружестве с его сыном, нимало не касался до своей знатности и своего произсхождения, о чем бы какой ниесть другой толико отличной породы любовник не приминул бы упомянуть. Может быть он поставлял сему причиною то, что Сир Томас весьма гордился своими предками; поелику некогда от него слышал, что его прадед, в царствование Якова первого, великую нанес хулу своему имени приняв звание Кавалера Баронетта.

Не взирая на то Сир Томас оказывал некое почтение за то дружество, кое Милорд имел к его сыну. Он клялся что не учинит никакого поступка в столь важном деле для его фамилии, не посоветовавшись с ним, тем более, что его сын нимало не помышляет, с своей стороны, о столь важном рассмотрении. Он присовокупил, что толико добродетельной сын составлял единую славу его жизни. Милорд униженно просил отдать его предложения на рассмотрение Сира Карла: но его речь была прервана. Окажите, пожалуйте, Милорд, сказал ему Сир Томас, какого щастия надеетесь вы получить с нашею дочерью? Какияб ли имели вы к ней чувствования, но я предполагаю, что взаимных её чувстований, в коих как кажется вы не сумневаетесь, не довольно будет вашим намерениям. Может ли она учиниться Графинею без проклятого товару, прилепленного к её юпкам, дабы поставить перевес вашему состоянию?

Положение мое, отвечал нежный Шотландец, не позволяет мне принести моей любви те пожертвования, кои сердце мое принесло бы её с восторгом в других обстоятельствах; но я искренно изьясню вам состояние моих обстоятельств и положусь в том на благородство вашего сердца, Сир Томас не мог не похвалить такого ответа; но он присовокупил, что родители, знающие светское обращение, бывают весьма довольны получая некую пользу из того осведомления, которое должно быть для них драгоценно; что ему нимало не будет прискорбно слушать продолжение сего романа от такого человека, которой домогается получить в супругу его дочь; хотя бы он не мог иметь такой склонности, естьлиб дело шло о дочери другаго для его сына; что все родители помышлялиб одинаково, но не все бы имели толико честное сердце, дабы равномерно в том признаться.

Я уверен, сказал ему Милорд Л.... что вы не почли бы достойным вашей дочери такого человека, которой бы токмо помышлял о удовольствии собственных своих желаний, и без всякого затруднения желал бы подвергнуть молодую особу таким замешательствам, коих она совершенно не знала в доме своего родителя.

Удивительное дело, отвечал Сир Томас, мы оба в состоянии, Милорд, изьявлять красноречие и разум в едином засвидетельствовании почтения, когда дело идет токмо об учтивости. Но я наслаждаюсь совершенным здравием; я еще не совсем отрекся от светского обращения, чтоб расположен был пожертвовать собственным моим благополучием щастию детей моих. Верьте, Милорд, что я еще чувствую великую склонность к увеселениям. Моя дочери уже взрослые, весьма вероятно что вы то приметили, и что сообщили сие уверение одной из двух: из чего я заключаю, что другая, будучи токмо тремя годами моложе первой, не почтет себя весьма от того же отдаленною; а сим то обязан я вашей любви. Но поелику я не буду жалеть, естьли проживу на свете еще несколько лет для самого себя, то покорно вас прошу отречься от своих намерений, и оставить на мою волю поведение моих дочерей. Я намерен в будущую зиму ехать с ними в Лондон. Оне там расспознают самих себя. Оне увидят, понравится ли им кто ниесть, и понравятся ли оне кому ниесть; по крайней мере не будут ли расскаяваться в том, что пожелали принять первого представившагося им человека.

Сир Томас произносил сии слова нимало не внимая скорьби терзающей Милорда Л.... которой справедливо соболезновал о том, что должен противоречить человеку более остроумному нежели рассудительному.

Он вышедши в кабинет тотчас приказал послать к себе обеих дочерей; он довольно смеялся им, хотя без жестокости, о том, что с лукавством называл их открытиями, и о той известности, которую оне подали о сей тайне Милорду Л.... не имея твердости сохранит оную двух или трех дней в его бытности. Мисс Каролина оставляя его почувствовала, что её сердце чувствительно было тронуто, Может быть столько же от укоризн своего родителя, сколько от опасной привязанности Милорда.

Молодой любовник поспешно отписал к Сиру Карлу, прося его одобрит свои чувствования. Милади Л.... будучи также известна, как и сестра ея, о употреблении, которое я делаю из их доверенности, позволила мне списать ответ полученной от её брата.

Милорд.

"Ни единый брат не чувствует толико нежности к своим сестрам, как я. По естественному действию сего чувствования, я с чрезвычайным удовольствием уведомялся о тех, кои вы возъимели к старшей моей сестре. Вы не должны опасаться нималейших с моей стороны препятствий. Но чтож я значу в сем случае? Сестра моя совершенно зависит от воли моего родителя. Отличие, которое он мне при сем изьявляет, приводит меня в смущение. Оно налагает на меня сугубый долг ему покорствовать. Тем бы ясно показал я, что хочу излишне много воспользоваться его благодушием, естьлиб представил ему покорное мое мнение прежде, нежели бы угодно ему было от меня того потребовать. Естьли же он то учинит, то будь уверен, Милорд, что предпологая похвалы, достойные взаимные чувствия сестры моея, я даю вам мое одобрение с совершенным почтением и нежною моею дружбою. Имея честь быть, ваш искреннейший и покорнейший....

Письмо, в коем любовь Сира Карла столь пылко и чувствительно изьявлялась к обеим своим сестрам, тем более было им приятно и любезно, что оне начинали было опасаться, дабы запрещение их родителя оную в нем не охладило.

Я не стану тебе описывать подробности другаго разговора о том же предмете, между Милордом и Сиром Томасом, хотя имею оный пред глазами, писанный собственною рукою Милорда, которой поспешил тотчас уведомить о сем Мисс Каролину предавая на её волю решение его жребия. Но сии продолжительности может быть не столь бы были приятны на бумаге, сколько в яснейшем повествовании выражаемым действием взоров и лица. Я присовокуплю токмо то, что едва лишь Милорд начал изьясняться, то Сир Томас спросил его чисердечно, в каком состоянии находятся его обстоятельства. Он отвечал ему искренно, что ему оставлено 15000 фунтов Штерлингов, для разделу своим сестрам, с сими деньгами он должен выдать за муж трех сестер, но что он надеется в скором времени выдать двух весьма выгодно; а как выдаст им их приданое, что вознамерился сделать с великою економиею, то по окончании сего, он должен токмо заплатить четыре тысячи фунтов Штерлингов долгу, которой ему оставил его родитель для того, дабы спокойно получать чистый доход, которой тогда доходил до пяти тысяч. По моему мнению, сказал ему Баронет, вы не прежде должны помышлять о браке, как по совершенном укреплении за собою вашего имения. Выдавши за муж двух своих сестр, вам надлежит заплатит еще пят тысяч фунтов третьей, да четыре тысячи долгу, пока совершенно совсем разделаетесь. Вы конечно запамятовали, Милорд, что такие знатные люди, как вы, сочетавшись браком должны приумножить рассход, хотяб то было на новые екипажи, драгоценные каменья, домашния убранства, и на все то, что может придать пышности. Словом, в таком состоянии, в коем вы теперь находитесь, я не соглашусь выдать за вас дочь мою, и я вам советую не жениться еще несколько лет, по крайней мере когда не сыщете себе какую нибудь вдову или наследницу, которая бы могла вдруг поправит ваши обстоятельства. Сир Томас дал ему один только сей ответ с важным видом, как следствие такого решения, коею ничто поколебать было не в состоянии. Все же прочее было не что иное как безжалостная шутка. Тщетно Милорд чувствуя причину своего отказа, представлял ему, что он берет его дочь без всякого приданого, и будет ожидать всего от времени и его воли. Наконец он получил великие укоризны за свое упорство, и в столь жестоких выражениях, что, дабы не огорчит более такого человека, от коего зависило его благополучие, он вознамерился его оставить, клянясь ему при том, что никогда не престанет любить Мисс Каролину, и употребит все свои силы, дабы сохранит её к себе любовь.

Сир Томас весьма был поражен сими словами, которые он почитал угрозою. Он призвал обеих дочерей и весьма строго запретил им принимать услуги от Милорда, и от всякого другаго человека, которой бы говорил о браке или о любви, без его согласия. Но в ту минуту, когда Милорд с нами прощался, он возобновил паки все обещания, почитающиеся в любви священными клятвами, и Мисс Каролина не менее также своими обязалась. По том, когда Сир Томас подавал свои приказания двум сестрам, то Милорд опасаясь его раздражит когда покажется на глаза его, решился проститься с ним написав к нему записку весьма учтивым и почительным образом. Он в ту же минуту уехал под таким видом, которой скрыл истинну сего действия от домашних.

Во время обеда, Мисс Каролина приказала просить позволения остаться в своей горнице; но её извинения не были приняты. Не сожалеешь ли ты о ней, любезная Люция, в сем печальном состоянии? Она видит своего любовника удаляющагося. Она не знает, увидится ли с ним опят когда ниесть. Сестра её сказала ей, что будучи на её месте, она с трудом бы могла отпустить его одного, хотяб - не для чего иного, как для избегания мучительнейшего свидания с таким родителем, которой никакого не изьявляет сожаления к женским слезам, и которой имеет весьма колкой нрав. Что касается до меня, я то признаюсь, что при сем месте я с чрезвычайною нетерпеливостию желала слышат то, что произошло за обедом. Мисс Шарлотта, приметя мою нетерпеливость, согласилась удовлетворит мое любопытство. Сие повествование ей весьма приличествует, сказала она мне, потому что она была зрительницею, и что действующия лица были её родитель и сестра. Жестокое явление, отвечала Графиня. Я думаю, что Мисс Бирон нимало не будет удивляться, что я более уважала, в моем муже, качество благоразумного человека, нежели остроречиваго.

Мисс Грандиссон начала сие повествование таким образом: сестра моя послала меня с теми её извинениями; я возвратилась от моего родителя с непременными приказаниями, чтоб ей идти. Ах! дражайшая родительница, вскричала Каролина, видя себя принужденною идти; колико теперь не обходимо мне скромное твое ходатайство! Но, Шарлотта, я не могу ни идти, ни стоят на ногах моих. Я буду тебя поддерживать, отвечала я ей; а ты всячески усиливайся себя влещи. Говорят же: что любовь ползет когда не имеет силы идти. Я помню, что тогда Каролина называла меня злобною; но я говорила сие единственно для того, дабы ее рассмешить и привести несколько в силу. Она знает, что я не переставала проливать слезы. Ты помышляла о том, приятным образом отвечала ей Милади, чего могла страшиться о самой себе. Я тому верю, возразила Мисс Шарлотта, ибо мне кажется, что прискорбие чувствуемое нами о постороннем, никогда чувствительно нас не трогает.

При сем я также поместила мое размышление: сострадательное сердце, сказала я двум сестрам, есть истинный небесный дар, хотя оно подвергает великим затруднениям, но жизнь была бы весьма несносна, естьлиб мы толико же чувствовали чужия затруднения, как собственные свои. Колико Мисс Шарлотта благополучна, что в состоянии была смеяться и тогда, когда родительские наставления не менее относились к ней как и самой к её сестре! Очень хорошо, отвечала она мне; верьте что и я буду иметь такой же случай. Но я желаю продолжат мое повествование.

Каролина последовала моему совету. Она опершись своею рукою на меня, тащилась из всех своих сил даже до самой нижней ступеньки. Когда же она приближалась к дверям столового зала, то изобильные источники слез полились из глаз ея. Она трепетала как лист; и севши на проходе сказала мне, что совершенно не может идти далее. Вскоре услышали мы повелительной голос, произносящей: весьма громко следущия слова: где же твои дочери? Каролина, Шарлотта, не вас ли я слышу идущих? Находящаеся там ключница, прибежала к нам с торопливостию: сударыни, сударыни, батюшка вас спрашивает. А мы, не взирая на слабость одной и отвращение другой, вдруг почувствовали силу в коленях наших, и предстали в зал пред нашего родителя, сестра моя все еще стояла опершись о плечо мое.

Первый прием его был как удивленного человека. Какую дьявольщину все ето означает? Какие печальные движения? Какая принужденная поступка? Женщины сущия комедиянки. Но уже весьма поздо, Каролина. Комедия кончилась. Ета роля уж лишняя.

Дражайший родитель? сказала моя сестра испуская глубокий вздох, возводя к Небесам руки свои с жалостным видом! Я проливала слезы о ней и о самой себе, естьли Мисс Бирон тому желает верить, но по другому, а не точно по сему произшествию.

Он возразил: не ужели тебе, Каролина, должно говорит первую речь. Я думаю, что Шарлотта также имеет свою ролю на готове. Уже время окончит сию забавную комедию. Сядьте на свои места, и послушайте меня, перестаньте представлять такие глупости,

Удивительное произшествие, он в самом деле учинил нас таковыми, каковыми укорял. Между тем как служители принесли кушанья, мы кашляли, отирали глаза наши, тайно взглядывали одна на другую, и наконец сели за стол. Мы брали лошки и вилки. Мы обратно клали их на то же место, потом опять оные взяли, когда он на нас взглянул. Мы не касались до пищи, только подносили оную к губам своим. Но поелику мы весьма близко сидели одна подле другой; то наши глаза упражнялись тогда более нежели, наши зубы. любовь как будто бы остановилась в горле бедной моей сестры. Она всячески усиливалась проглотит, не смотря на то затруднение, которое чувствовала в своей гортани. По её кривляньям видно было то затруднение, которое она имела в проходе. А что наиболее могло привести ее в замешательство, как я могу ее уверить, то конечно глаза, самые проницательные глаза, коих не видно было ни в едином человеке, наипаче в родителе, кои осматривали нас вокруг, и по временам, нахмуриваемы были брови, которых единое движение приводило нас в трепет, две бедняшки не имели при том ни матери, ни тетки, кои могли бы их ободрить. Не взирая на то оне еще более опасались окончания обеда, и отхода служителей. Оне весьма были ими любимы. Служащие же за столом люди наклоняли вид свой и смотрели из подлобья. Они изьявляли великую радость, когда приказано им было удалиться.

Тогда Каролина вставши со стула, весьма низско поклонилась, но с таким смущением, как будто бы малое дитя находящееся еще в школе, держа перед собою руки на крест, и подходя к дверям. Мой родитель дал ей волю оказывать почтения: и я также встала дабы за ней последовать. Но лишь только она хотела выдти вон, то он позвал ее назад. Я смею сказать, что он не для чего инного дал ей волю столь далеко отойти, как единственно для того, дабы иметь удовольствие видеть её смятение, наипаче по её возвращении. Кто тебе позволил выходить, сказал он ей? Куда ты идешь, Каролина? Возвратись, Шарлотта. Но вот что обыкновенно случается; родительское присудствие бывает уже тогда тягостно, когда любовь вселяется в мысли. Достойная внимания причина, доказывающая такую страсть, которая оставляет ему токмо вторую или третию степень в любви своих дочерей, занимавши сперва первое в оной место! Вы увидите что я почту себя весьма щастливым, естьли мои дети, на конец, не будут щитат меня своим врагом. Ступайте обе сюда,Т говорю я вам.

Когда он начал сие говоришь, то мы остановились. Надлежало возвратиться теми же стопами и с толиким же смятением, какое мы ощущали выходя оттуда. Сядьте, сказал он нам. Мы стояли пред ним, держа руки на крест, как будто лишившиеся ума. Сядьте, когда я вам приказываю, повторил он. Вы оказываете чрезвычайную покорность. Я хочу с вами говорить. Тогда обе насупившиеся девушки сели на стулья.

При сем Мисс Шарлотта мне сказала, что ока не иначе может продолжать сию част своего повествования, как разположа оную на подобие разговора; и дабы я могла знать о действующих лицах, она за каждого будет говорит особенным голосом, то есть, за сестру свою покорным голосом, за себя не весьма кротким, а за своего родителя повелительным. А сие то она учинила весьма забавным образом. Но для доразумения сей разности, я буду писать в заглавии каждого говорящего имя.

Сир Томас. Каким образом простился с тобою Милорд Л...., Каролина? Мне, так оставил он записку. Писал ли он и к тебе? Мне кажется что он не почел себе за долг проститься с тобою изустно, когда со мною того не учинил.

Мисс Шарлотта. Он, вас почитал, Г. мой, весьма против него раздраженным. (Бедная Каролина не в состоянии еще была ответствовать.)

Сир Томас. А твою сестру он не почитал столь худо расположенною. Очень хорошо. Каким же образом он с тобою простился, Каролина? Я тебе говорю.... девица, женщина, ибо я не знаю как должен тебя назвать.

Мисс Шар. Я осмеливаюсь вас уверить, Г. мой, что Милорд не имел намерения вас оскорбить.

Сир Том. Я не люблю твоих перерывок, девчонка. Пожалуй, не говори ничего. Я говорю твоей сестре. Подыми голову, Каролина. Оставь такие жеманства и кривляния. Естьлиб несколько более находилось невинности в сердце, то менее бы изьявлялось смущения на лице. Я ясно вижу учиненный между вами заговор. Он предвещает мне в перед прекрасные следствия. Но скажи мне, Каролина, любишь ли ты Милорда Л...? Обещалась ли ты быть его супругою, когда склонишь неудобного своего родителя, или, чего конечно наиболее бы ты желала, когдаб смерть освободила тебя от него? Родители вообще весьма жестокие люди, когда не помышляют так как не благоразумные их дочери о их любовниках. Будешь ли ты мне отвечать, Каролина?

Мисс Карол. (Проливая слезы от столь жестоких Выражений.) Чтож должна я сказать, Г. мой, дабы не иметь нещастия вам не угодить?

Сир Том. Чтож ты должна сказать! Скажи, что ты не хочешь оказывать к своему родителю того почтения и повиновения, коими ты ему обязана. Не соображается ли сей ответ с твоими чувствованиями?

Мисс Карол. Я ласкаюсь, Г. мой....

Сир Том. Я равно тем ласкаюсь. Но сего не довольно. Долг требует от дочери изьясниться гораздо явственнее. Разве ты не можешь ручаться за свое сердце?

Мисс Карол. Мне кажется, Г. мой, что вы не почитаете Милорда Л.... недостойным человеком.

Сир Том. Я не имею хорошего мнения о таком человеке, которой принудил моих дочерей забыт свой долг, и принять на себя безумной вид с своим родителем.

Мисс Карол. Статься может, Г. мой, что я изьявляю пред вами безумной вид; но сердце мое исполнено к вам почтением. Вы приводите меня в страх, Г. мой. Я ужасаюсь вашего присудствия, когда вы кажетесь против меня раздраженными.

Сир Том. Скажи мне, что ты отказалась от стараний Милорда, как я тебе приказывал. Скажи мне что ты не согласишься никогда его видеть, естьли можешь того избежать. Скажи мне что ты к нему никогда писать не будешь.

Мисс Карол. Простите мою дерзновенность, Г. мой, когда я принимаю смелость представит вам, что Милорд со иною всегда, весьма почтительно. Он равно уважает и почитает моего родителя. За чтож могу я иметь к нему ненависть и презрение?

Сир Том. Хорошо; мы вскоре все рассмотрим. Продолжай, Каролина: а ты, Шарлотта, воспользуйся тем наставлением, которой получишь от старшей своей сестры.

Мисс Карол. По истинне, Г. мой, я ручаюсь вам что моя сестра имеет доброе сердце, и исполнена к вам уважением.

Сир Том. Очень хорошо. Но ты, Каролина, ручаешься ли за сердце Шарлотты. Хорошее представление заслуживает другаго. Впрочем, сударыни, невзирая на все засвидетельствования взаимна вами друг другу оказываемые, конечно я один имею право поставить себя судиею над вашими сердцами, и верьте что я не иначе испытаю оные, как на самом деле. Знаешь ли ты, Каролина, не имеет ли твоя сестра какого ниесть умыслу споспешествующего к твоему ободрению в твоем намерении?

Мисс Карол. Я осмеливаюсь вам сказать, Г. мой, что моя сестра не способна к упущению того, чем вам обязана.

Сир Том. Я бы желал, Каролина, чтоб ты тоже могла сказать и о сердце Шарлотты.

Мисс Карол. Я могу то сказать, Г. мой.

Сир Том. И так, дочь моя, знаешь ли ты мои желания.

Мисс Карол. Я думаю, Г. мой, что ваше желание стремиться к тому, дабы я препроводила всю жизнь мою в девстве.

Сир Том. О! о! по чему же, сударыня, думаешь ты так о моих желаниях? Говори; я тебе приказываю.

Мисс Карол. Поелику мне кажется. Г. мой, естьли вы позволите мне то сказать, что знатная порода и хорошие качества Милорда Л.... не дозволяют ничего желать более. Я прошу прощения, Г. мой, я с преданностию прошу у вас прощения. (Подымая руки с страстным движением.)

Сир Том. Его знатная порода! Я тебе удивляюсь. И так что значит частица Шотландии? Ты конечно ослепляешься званием Графини; но я тебя уведомляю, хотя ты и чувствуешь к Милорду Л.... истинное почтение, что ты не должна желать, чтоб он в таком беспорядке, в коем он находиться, относительно к его сестрам, помышлял сочетаться с тобою браком.

Мисс Карол. Я вас уверяю, Г. мой, что звание без хорошего свойства ничего для меня не значит. Касательно же беспорядков, я ни мало не сумневаюсь, чтоб Милорд мог забыт правила благоразумия.

Сир Том. Я ясно вижу, что от тебя не произойдут препядствия, и что ты не имеешь нималейшего против Милорда возражения, естьли токмо он не будет иметь против тебя онаго. Ты весьма покорная и при том весьма устрашенная девушка. Должно женщине быть весьма влюбчивой, когда она охотно даст преимущество своему любовнику над собою; но посмотрим, Каролина. Я хочу знать, какую надежду подала ты Милорду, или лучше сказать, какую надежду, может быть, он подал тебе самой. Ты молчишь. Удостоишь ли ты меня своим ответом?

Мисс Карол. Я надеюсь, Г. мой, что не нанесу безчестия моему родителю, желая всякого блага Милорду Л....

Сир Том. Он также не нанесет себе безчестия, сколько ни надменны сий бедные Шотландцы своим благородством, помышляя вступит в союз со мною.

Мисс Карол. Мило?д Л.... беден, я поставил бы себе, Г. мой, за величайшую честь....

Сир Том. Он имел бы причину. Продолжай. Для чегож останавливаешься? Но естьли Милорд нимало не беден для моей дочери, то я не соглашусь, чтоб моя дочь пришла для него в бедность. Он поставил бы себе за величайшую честь, говоришь ты.... что такое? Конечно, быть твоим мужем. Отвечай мне: в каких находишься ты с ним обстоятельствах?

Мисс Карол. Как я нещастна, что не имею ничего сказать такого, чтоб было приятно моему родителю.

Сир Том. Посмотрите, с какою хитростию уклоняется она от моего вопроса. Хочешь ли ты, чтоб я тебе повторил его, сударыня?

Мисс Карол. Я могу без стыда признаться. Что я лучше бы согласилась.... (При сем она остановилась, наклоня голову даже до своей груди. Мисс Грандиссон сказала, что она никогда не видала ее столь пленительною, как в сие время.)

Сир Том. Что ты лучше бы согласилась.... быть женою Милорда Л.... нежели моею дочерью. А ты Шарлотта, уведомишь ли меня, когда твоя ко мне любовь равномерно начнется простывать? Когда ты начнешь меня почитать препятствием своему благополучию? когда твои глаза ослепятся чужестранцем, и заставят тебя предпочесть его своему родителю? Теперь уж мне нечего делать. Я должен только разделит между вами имение, которое ваши любовники почтут достаточным для своих обстоятельств, и по том повергнуться во гроб. Ваши веселые обожатели придут с вами плясать над моей гробницей, и я предан буду всеми забвению как будто бы и не существовал на свете.... Выключая вашего брата, коего добродетель и изящное свойство мне известны. (При сем Мисс Каролина находила себя принужденною возвысит голос.) О, дражайшей родитель! вскричала она, какой стрелою пронзаете вы мое сердце? Не ужели все родители.... Простите меня, сударь, (ей показалось, что он нахмуривает брови.)

Сир Том. Такая непристойность меня раздражает. Я не могу снести... (Он остановился, как будто бы для утоления своего гнева.) Мисс Каролина; для чего всегда уничтожат мои вопросы? Ты знаешь о чем я тебя спрашиваю. Отвечай мне.

Мисс Карол. Я почла бы себя недостойною любви такого человека, кал Милорд Л.... естьлиб не призналась в том почтении, которое к нему имею. По истинне, Г. мой, я ощущаю к Милорду такие чувствования, кои заставляют меня отличат его от всех других человеков. Да и сами вы, Г. мой, никогда об нем столь худо не думали. Мой брат....

Сир Том. И так все открылось. Ты имела дерзость.... Но я сам почитал Милорда, так сие чувствование и теперь еще не переменилось; так разве из сего следует, чтоб он был моим зятем? Он приехал ко мне, как друг моего сына. Я его держал у себя в сем звании. Он совершенно не знал тебя до сего времени; но едва лишь вы увиделись, то вдруг восчувствовали оба необходимую надобность в браке. Ты оказывала себя почтительною дочерью, ты восхваляла его благоразумие, а он между тем обьявляет тебе свои чувствования, или ты ему свои обьявила, я не знаю, кто из вас был первой; и когда он почитал себя уверенным в тебе, тогда просил совета у легкомысленного родителя: и в каком же намерении? дабы единственно узнать о том, что он намерен учинит для таких двух особ, которые не удостоили принят его ни в малейшее участие в таком выборе. Ета обыкновенная хитрость; а бедный отец должен затворить глаза и рот, или прослыть тираном.

Мисс Карол. (утопая в слезах.) Бог мне свидетель, Г. мой, что я приняла предложения Милорда с тем договором, чтоб все зависело от вашей воли: да он и сам не желал от меня другаго одобрения.

Сир Том. Заключается ли в сем ответе здравый смысл? Оставила ли ты что ниесть на мой выбор? Посмотрим, Каролина, испытаем власть мою. Я намерен ехать с тобою в город. Один молодой и знатной человек обьявил мне в рассуждении тебя свои чувствования. Его предложения мне нравятся; и я уверен, что они и самой бы тебе понравились, естьлиб твое сердце не было занято. Изьяснис мне. Желаешь ли ты одобрить мое представление? Ты мне не отвечаешь. Твое дело с Милордом освовано на условии, говоришь ты: как! Ты молчишь. Ты приходишь в смущение. Конечно не без причины, не можешь ты дат мне такого ответа, какого я желаю. Естьли ты можешь, то для чего не отвечаешь? Я привожу тебя в беспорядок, как ты видишь, собственными твоими орудиями.

Мисс Карол. Весьма неприлично, Г. мой, спорит мне с моим родителем. Я уверена как в моем к вам уважении, так и в том, что ни малейшего не нанесла бесчестия моей фамилии, приняв основанные на договорах предложения от Милорда Л.....

Сир Том. Основанные на договорах! Сколь ты глупа! Не самовластны ли они, когда ничего не оставляют моему выбору? Но я уже испытал, что человек, которой унижая себя рассуждает с женщиною, а особливо о таких важных пунктах, в коих природа более имеет участия нежели рассудок, должен за нею следовать великими оборотами, и видеть себя весьма отдаленным от того места, до коего он почитает себя уже достигающим. Словом он должен довольствоваться тем, дабы возвратиться на отдохновение в то место, из которого вышел, между тем как она будет летать в окрестностях и понудит его снова начать пут свой.

Мисс Карол. Я надеюсь, сударь...

Сир Том. Оставить надежды, сударыня. Меня должно уведомить обстоятельнее. Могу ли я думать.... Но я тебя заставлю, естьли могу рассуждать здраво, сколь бы хитрая женщина ты не была. Могу ли я принимать от всякого другаго человека касательно тебя предложения? Отвечай, могу ли я или нет. Не поступай со мною так, как дочери с прочими отцами поступают. Не начинай ослушиваться в той доверенности, что я по моей слабости тебе оное прощу. Я точно не простой отец. Я знаю свет. Я знаю твой пол. Я познал в нем более глупостей, нежели думал. Женщины не имеют необходимости в помощи мужчин, дабы быть глупыми. Природа одарила их оными. Я во всю мою жизнь не познал ни одной, которая бы по опыту других учинилась благоразумною. Не отвечай мне, Каролина. Скажи могу ли я принимать новые предложения в рассуждении тебя, или нет.

(Мисс Каролина отвечала одними слезами. )

Сир Том. Точно, героическая твердость. И так истинной добродетели, то есть: повиновением которое ты должна оказывать своему отцу; жертвуешь ты романическим мнениям постоянства и верности к любовнику! Подойди ко мне, влюбленная моя дочь; подойди же, говорю я, когда тебе приказываю.

(Мисс Каролина встала. Четыре шага, которые она переступила, закрывая платком глаза свои, приближили ее к рукам отца ея. Он с торопливостью ухватил ее за руку, и коснувшись до нее своим рукавом, притянул ее даже к коленям своим. Он отдернул другую её руку, которую она держала у глаз своих. Платок упал. Он увидел что её глаза были красны и наполненны слезами. Она всячески старалась оборотиться назад, дабы скрыть беспорядок лица своего, но он крепко держал обе её руки; и вдруг захохотал.)

Сир Том. И так! о чем плачет эта девица? Не плачь, Каролина; ты получишь мужа. Я тебе его обещаю. Я поспешу отвести тебя на большую Лондонскую площадь. На тебя будут смотреть ко всех всенародных местах. Я постараюсь украсит тебя драгоценными каменьями твоей матери, дабы привлечь на тебя глаза всех щеголей. Тебе должно делать весьма скорые завоевания пока будешь почитаема как новоприбывшая девица иначе скоро будешь замешана в великом множестве женщин продающих свои лицы во всех собраниях. Нетерпеливая девица! Как ее жаль! взглянь на меня, Каролина. (При сих словах он опять захохотал.)

Мисс Карол. По истинне, сударь, естьлиб вы не были моим родителем....

Сир Том. О Боже! так чтоже бы было?

Мисс Карол. Я хотела сказать, сударе, что вы весьма жестоко со мною поступаете.

Сир Том. Не ужели бы ты ето сказала, бедненькая. Всякому другому человеку, не правда ли? В подобных обстоятельствах? очень хорошо; но однако, ты мне не говоришь была ли бы ты довольна другим человеком, кроме твоею Шотландца. (Не переставая держат ее за руки.)

Мисс Карол. Со мною поступают чрезвычайно жестоко. По истинне, сударь, вы не желаете оказать мне свои милости. Я осмеливаюсь сказать вам, что я действительно не влюблена, как то вам угодно в том меня укорять. Я не имею нетерпеливости выходит за муж. Я буду ожидать ваших повелений и времени в которое вы пожелаете меня выдать; но поелику мне кажется, что нельзя учинит никакого возражения против Милорда Л.... то я совершенно не желаю ехать на Лондонскую площадь.

Сир Том. (Важным голосом.) Естьлиб я был разположен над тобою издеваться, Каролина, естьлиб я вознамерился обращать в шутку то впечатление, коего я не ожидал от моих дочерей, которые принудили меня несколько презирать даже и чужих, хотя я ничего им такого не изьявлял; то совершенно не мог бы снести, чтоб ты мне столь нагло отвечала. Вер мне, не забывай себя.

Мисс Карол. (С оказанием глубочайшего почтения.) Я прошу вас из милости, сударь, позволит мне удалиться. Я постараюсь вспомнить свои ответы, и чрезвычайно буду жалеть, естьли....

Сир Том. Разве необходимо тебе должно удалиться, для воспоминания своего долга?

Но ты должна мне отвечать на мой вопрос. В каком находишься ты положении с Милордом Л....? Совершенно ли он решился быть твоим мужем, и ты равно не желаешь другаго? Будешь ли ты иметь с ним терпеливость ожидать того времени, пока я низвергнусь во гроб и соединюсь с моими предками?

Мисс Карол. О дражайшей родитель! какие ужасные изречения! (Она искала глазами платка своего, которой еще лежал на полу. Она вырывала одну свою руку, дабы оный поднять; и когда тщетно было её покушение, то слезы покатились из глаз её на подобие граду, она упала на колени.) Сжальтесь надо иною, сказала она ему; я страшусь вашего гнева; но повторяю вам, что я действительно не влюблена; и дабы вас в том убедить, то я ни за кого не выду за муж, естьли не за Милорда Л....

Мисс Шарлотта сказала, что во время всех сих движений печальной её сестры, будучи не менее и сама колеблема, она передвигала стулья, ставила их опят на свои места, взглядывала на Мисс Каролину, обращала глаза свои назад, опасаясь повстречаться с глазами отца своего, устремляла оные на свои пальцы, желая видеть на оных когти, когда бы тот человек, вместо того что он был отцем, у чинился мужем. По истинне, Мисс Бирон, сказала она, мне нельзя было не поставить себя на месте сестры моея; а обстоятельство не столь было отдаленно, как Милади Л... то себе воображала. Однажды слышала я, как сердце мое говорило, естьлиб какой Милорд Л...., к коему б я возъимела толико склонности, признался мне с такою же честностию, то я не дожидалась бы сих гонений. При первом появлении луны, естьлиб он усильно и от доброго сердца просил меня, и естьлиб я была уверена найти в готовности священника, не медлила бы ни единой минуты прибегнут к другому покровительству, хотя и величайшее имела презрение к тем девицам, кои уходят с мужчиною. Осуждала ли бы тогда меня Мисс Бирон?

Мисс Грандиссон, отвечала я, позабыла, какою матерью наградило ее Небо, и какими ей примерами обязана. Публика судила бы поступок дочери, неизвестна будучи о жестокости её родителя. Словом, вы весьма щастливы, что не были подвержены такому опыту, и вы видите, что почтительная терпеливость Милади совершенно награждена.

Графиня весьма одобрила мой ответ, и оборотясь к своей сестре, которая долго еще хотела защищать добродетель и рассудок против жестокостей, напомнила ей, что она оставила повествование в том месте, когда Миледи, стояла на коленах. Подыми меня, сказала она ей приятным голосом, и отведи как можно скорее в мою горницу. А Мисс Грандиссон продолжала.

Сир Том. Ты ни за кого не выдешь замуж, естьли не за.... И ты делаешь мне такое обьявление, дабы доказать, что ты действительно не влюблена! Какое безумие! естьлиб ты не влюблена была до чрезвычайности, то конечно не находилась бы в таком состоянии, которое внушает тебе дерзость говорит мне сии слова. Безстыдная! безумная! удались от глаз моих. (Она стала, но удержана была за руки.)

Сир Том. И ты осмеливаешься делать мне такое обьявление! И так, какуюж, скажи пожалуй, имею я теперь власть? Не взирая на то, ты и Милорд Л..... как ты то думаешь в сию минуту, признались друг другу в любви основанной на тех договорах, чтоб оные зависели от моего одобрения? Да наказан будет весь ваш пол! Бог слепоты да подаст вам спокойное убежище. Он покажет тебе путь, представляющей твоему сердцу безопасность и приятность. Ты будешь шествовать веселыми и торжественными стопами до того, пока голова твоя не вскружится: тогда будешь ты перескакивать чрез стены и рвы, и пройдешь все злоупотребления; а долг, благоразумие и скромность попираемы будут ногами (Дражайшая Мисс Каролина! При сем я не могла удержаться, чтоб не прервать повествования, я уже ожидала сего жестокого нападка. Я также то предчувствовала, отвечала она мне, и сие-то воспрепятствовало мне гораздо явственнее изьяснить то превосходство, по коему я предпочитала Милорда, Л.... пред всеми мужчинами: поелику я толико была уверена в его достоинстве, что сердце мое склонилось на оное без всякого сумнения. Но пуст моя сестра окончить сие повествование.)

Сир Том. Беги? я тебе говорю? от моего присудствия, хотя все продолжал держат ее за руки.) И ета негодница; (оборотясь к бедной Щарлотте, которая тебе говоритъ) ибо я беспрестанно примечал её взгляды, и движение всех её мускулов, принимает участие в смеходостойных твоих трудностях. Ты еще более от того оные чувствуешь, я то гюнимаю. Вы обе почитаете меня своим тираном. Вы желали бы, чтоб я от вас удалился, дабы свободно и вкупе предаться нескромным своим размышлениям. Я буду содержанием оных. Весь гнев, которой Вы усиливаетесь при сем сокрыть, конечно изьявится. Я не более буду почитаем, сколько действие глупой твоей страсти то позволит. Милорд Л.... лучше будет вам подавать советы, нежели я, и наслаждаться доверенностию обеих моих дочерей против их отца. Я предвижу, что в сию минуту вы считаете меня самым смертельнейшим своим врагом. Но я отрекаюсь от вас обеих, не взирая на кров мою, и позволю вашему брату, единому утешению моей жизни, и единой надежде благополучнейших дней моих, возвратиться ко мне из за моря. Он также не признает вас за своих сестер, в противном же случае я отрекусь и от самого его; тогда буду я отец без детей, хотя имею трех в живе, и рожденных самою изящнейшею матерью. Какого не чувствовала бы она прискорбия?

Движение Мисс Шарлотты столь было сильно, что она не могла оному воспротивиться. О дражайшая моя матушка, вскричала она, коликое претерпеваем мы нещастие лишась тебя! теперь-то чувствуют твои дочери свою потерю! По сем восклицании она хотела уже бежать вон. Взоры её родителя привели ее в трепет. Он встал. Каролина, не сходи с места, сказал он старшей. Я хочу тебе еще нечто сказать. Ты, Шарлотта, поди сюда, и взяв ее за руки укорял ее в том, что осмелялась прервать речь его с такою наглостию, которую он усматривал даже и в глазах ея. Она шла к ногам его. Она просила у него прощения. Но он одною рукою держал обе её руки, а, другою ей грозил: да накажи меня Боже, сказал он яростным голосом, естьли я тебе прощу. Я надеялся от тебя, что ты получишь хорошее наставление от безразсудного поступка сестры твоея. Милорд сущей возмутитель и тать. Он нарушил спокойствие в доме моем. Он похитил у старшей моей дочери любовь ко мне коварною хитростию, говоря, что без моего одобрения он ничего от ней не потребует. Я его презираю и надеюсь, что никто ни оспорит моего права следоват моей воле, не смотря на то бунтовщица дерзает мне обьявить, что не хочет никогда иметь мужем другаго человека. Не воспитаны ли мною обе мой дочери даже до таких лет, от коих я ожидал помощи и утешения; не ужели я жил во вдовстве ради их для того, дабы видеть одну похищаемою от себя таким человеком, от коего я стражду, и слышать чтоб другая призывала на помощь мат свою из недр земли против отеческого тиранства? Чегож впред должен я ожидать как от одной, так и от другой? Но сему-то безумию я никогда не подвергнусь. Удалитесь от меня обе. Оставьте меня. Оставьте дом сей. Ищите в другом месте своего благополучия. Возмите свои платья, и все то, что вам принадлежит; но опасайтесь коснуться до того, что оставлено мне вашею матерью. Я прикажу выдать моему банкиру каждой из вас по пяти сот гвиней. Когда вы издержите сию сумму, то узнаю какое будет ваше поведение и увижу, что должен я тогда более для вас сделать.

Дражайшей мой родитель, сказала ему Каролина, бросясь перед ним на колени, простите мою сестру! Явите надо мною жестокость, какую вам угодно, только помилуйте мою сестру!

Сир Том. То есть, Каролина, ты о самой себе нимало не страшишься. Ты повергнешься в обьятия Милорда Л.... я о том не сумневаюсь.... но я хочу призвать сюда вашего брата.... однако вы не останетесь в сем доме. Двери будут вам затворены в самую ту минуту, как скоро вы из них выступите; во всю жизнь мою они для вас не отворятся. Когда прах мой соединится с прахом вашей матери, тогда разве вы в оный вступите, дабы попирать оные своими ногами.

Мисс Шарл. (Со вздохами и слезами.)

Да простит меня Боже, и вы любезный родитель. Призывая мать мою я не имела намерения вас оскорбить. Я сожалела о ней столько же для вас, Сударь, сколько для моей сестры и для самой себя. Она умерила бы....

Сир Том. Видно жестокость моего сердца. Я проникнул в твои мысли, Сударыня.

(Он отошел на несколько шагов, оставя нас на коленах у стула, которой оставил. Он прохаживался по зале в великом смущении. Потом позвонив в колокольчик, подошел к двери, отворил ее, и держа оную одною рукою, приказал послать клюшницу. Она вошла. Сия женщина была весьма хорошего свойства, которая увидев двух молодых своих госпож стоящих на коленах, вострепетала.)

Сир Том. Бекфорд, пособи етим двум девицам собрат все им принадлежащее. Ты мне подашь роспись о всем том, что оне возмут. Отеческая власть становится для них тягостною. Оне думают, что уже прошли лета покорности. Им нужны мужчины, мужья...

Мисс Карол. Нет, Бекфорд; увы! нет, нет....

Сир Том. Ты еще смеешь мне противоречишь, наглая!

Гжа. Бекфорд. Я вас прошу..... Г. мой, я заклинаю вас..... во всем свете не сыщите вы столь скромных девиц. Обе оне весьма отличились во всем уезде своею кротостию. смиренностию и милостию.

Сир Том. Не делай против меня никаких возражений. Скромность никогда не удаляется от должного повиновения. Каролина ненавидит своего отца. Милорд Л.... заступил мое место в её сердце. Шарлотта возстает противу меня, мне кажется, что и ты также то предпринимаешь. Вер мне и без всякого возражения исполняй мои приказы, сии две девицы не пробудут здесь ни четырех дней.

(Гжа. Бекфорд стала на колени повторяя: я вас прошу.... я заклинаю вас.... Обе сестры встают, приближаются к своему родителю, и равно бросаются к ногам его.)

Мисс Карол. Простите нас, дражайшей наш родитель! Я прошу у вас прощения ради моей матери!

Мисс Шарл. (Плачевным голосом.) Простите меня, любезнейший родитель, ради моей матери и моего брата!

(Обе тащат его к себе за платье, а Гжа. Бекфорд также им подражает; он взирал на них, не изьявляя ни мало своей трогательности.)

Сир Том. Я еще намерен оказать вам единое удовольствие, Сударыни. Я знаю, что моя власть налагает на вас иго. Вы без всякого препятствия можете учиниться женщинами. Отец не прежде познает нещастие имея дочерей, как в ту минуту, когда мужчины приходя показывают им вне дома родительского такое благополучие, коего однако оне весьма редко находят вне того места, которое горят нетерпеливостию оставить.

Мисс Шарл. Мы желаем быть у вас, дражайшей мой родитель Мы ваши. Не подвергайте ваших дочерей всенародному осуждению. До сего времени доброе наше имя еще не помрачено.

Мисс Карол. Ах! любезнейший мой родитель, не низвергайте нас в пропасть того света, коего мы совершенно еще не знаем! Сохраните нас под своим покровительством! Мы не желаем оного ни от кого другаго.

Сир Том. Вы испытаете оный, Сударыни. Вы меня не почитаете более способным подавать вам советы. Милорд Л.... лишает меня одной дочери, другая призывает тень своей матери, дабы избежать моей жестокости; а Милорд Л.... не оказал ли своей наглости, подавая мне знать, что я еще весьма молод дабы пещися о поведении толико благовоспитанных дочерей, каковы мои? Я ему верю. Бекфорд, ты тщетно проливаешь свои слезы; изготовь их к отъезду. Я не позволяю им более осьми дней остаться в сем доме. Он вечно уже затворен им будет.

Мисс Карол. Ах! любезный родитель, не приводите детей своих в отчаяние. Мы девицы. Никогда не имели мы толико нужды в родительском покровительстве, как теперь.

Мисс Шарл. Чем заслужили мы, Г. мой, изгнание из вашего дома? Мы просим у вас прощения за все то, что могло вас оскорбить. Наше повиновение и уважение будут простираться к вам до высочайшей степени. Позвольте мне отписать к моему брату.

Сир Том. Прекрасное средство для успокоения меня! и так вы думаете склонить вашего брата в свою пользу! Не желаете ли вы отнестись в том к нему и поставить его судиею над отцем своим? Несносная глупость! удаляйтесь отсюда, говорю я вам, Приготовляйтесь к отъезду, и сей дом будешь на веки для вас затворен!

Мисс Шарл. Мы ничего столько не желаем, как жить под вашим покровительством и всегда будем вам послушны. О! Г. мой!

Сир Том. Я думаю, Каролина, что Милорд Л.... не более будет иметь затруднения тебя сыскать, сколько имел оного, дабы уверится в твоей склонности. Чтож касается до тебя, Шарлотта, то ты можешь ехать к старой твоей тетке в Иорк-Шир, которая в состоянии тебя научить, что терпение есть добродетель, и что девица не должна склоняться на первое представление, когда она желает, чтоб вторично ей оное предложено было. (При сем он взглянул на нее весьма презрительно.)

Знай, любезная моя Люция, что сия старая тетка, живущая в Иорк-Шире есть сестра Сира Толмса, коей он всегда препятствовал выходить за муж, и коей выдавал весьма посредственную сумму денег на содержание, хотя она имеет такие права, кои он ни чем оспорит не может; но исполнение оных весьма искусно он опровергал.

Мисс Карол. Я ваша дочь, Г. мой. Все достойно уважения с родительской стороны. Но я ни чем не заслужила вашей укоризны, я не буду иметь никакого впечатления, и клятвенно обещаюсь вам на коленях, не выходить никогда за муж за Милорда Л.... без вашего соизволения. При всем том единственно вас прошу, Г. мой, не предлагать мне никогда о другом человеке.

Сир Том. (Будучи несколько смягчен.) Я соглашаюсь на честное твое слово, Сударыня. Но в тож самое время от тебя требую, чтоб ты не имела с ним никакого сообщения, чтоб ты никогда с ним не видалась и совершенно не имела переписки. Словом, ты узнаешь мои намерения, в последней раз говорю я, что не взирая на все твои ответы, требую от тебя повиновения. Бекфорд, ты теперь можешь удалиться. Встань, Каролина.

Мисс Карол. (Будучи вне себя от радостного восторга.) Ах, неужели я прощена, Г. мой? И так явите же равную милость и сестре моей.

Сир Том. Шарлотта, воспользуйся сим явлением; наипаче касательно того, дабы удаляться от всякого роду обязательств, о коем бы родитель твой не был уведомлен. Я действительно буду соображаться в том с твоим мнением. Каролина претерпела несколько прискорбий за те, кои причинила мне. Сие весьма справедливо. Да послужит пример её тебе наставлением!

Госпожа Бекфорл вышла; он обласкал несколько обеих сестер весьма приятною улыбкою. Он, казалось, торжествовал над всеми теми мучениями, кои заставил их претерпеть: по какой же причине, любезная Люция? Я сумневаюсь, чтоб ты могли более в оную проникнуть, нежели я. По истинне, мне кажется, что люди не были бы от того хуже, когда бы тщетные сии воспламенения менее были употребительны между отцами и матерьми.

Но каким образом пылкое свойство Мисс Грандиссон, подумала я сама в себе, столь удобно могло покориться. От сего, размышления я усмехнулась. Милади, приметя оное, спросила меня, чему я усмехнулась? Простите ли вы меня за оное? сказала я ей. Етово я не знаю, отвечала она мне. Я полагаюсь в том, возразила я, на доброе ваше свойство, я усмехнулась от удивления по причине тех изящных успехов, кои наша Шарлотта с того времени получила. О насмешница! вскричала Мисс Грандиссон, но она кажется запамятовала, что я и сама должна еще много, над нею издеваться. Хорошо сказано, возразила Милади. Впрочем я должна отдать справедливость Шарлотте, что она всегда оказывала ту пылкость, о коей вы не безъизвестны, выключая токмо того времени, когда она находится пред глазами своего родителя.

Но я хочу присовокупишь, продолжала Графиня, несколько слов к последнему её повествованию. Отец мой удержал нас при себе до того времени, пока ему заблагоразсудилось прочесть нам записку Милорда, коей он еще не развертывал, и которую ори сем развернул не для чего инного, естьли не обманываюсь, как для того, дабы найти случай чем нибудь укорить нас. Однако я от того отделалась лучше, нежели чаяла; ибо сама я совершенно не видала сей важной записки.

Ты не пожалеешь, любезная Люция, естьли я для тебя ее перепишу с самого того подлинника, которой Графиня оставила у меня сего вечера прощаясь с нами.

"Позвольте, милостивый государь, употребить мне перо мое по той единой причине, что оно может быть для вас гораздо приятнее моего присудствия; дабы возблагодарить вас от искреннего сердца за все знаки милости и дружбы, мне вами оказанные в продолжение целаго месяца моего пребывания в замке Грандиссон, вместо единых суток, кои я имел намерение в оном остаться. Я ощущаю в сердце моем от последнего моего с вами разговору справедливый страх наказания за некошорые весьма пылкие мои изражения. Естьли вы равно о том помышляете, то я всепокорнейше прошу у вас прощения, и признаю себя к етому обязанным. Кто может оспорит родительские права над детьми его. Но я почел бы себя благополучнейшим из всех человеков, естьлиб ваши права и страстная любовь моя к Мисс Каролине Грандиссон могли между собою согласоваться. Может быть вы считаете меня виновным за то, что я не отнесся прежде к вам; в том я равно прошу у вас милостивого прощения.

"Но я страшусь укоризны за учиненный мною гораздо важнейшей проступок; и хотя меня ничто в том не обязывает вам признаться, но я лучше желаю просить вашего снисхождения за мое неблагоразумие, нежели употребит и самое малейшее лукавство в столь важном деле. И так я искренно вам признаюсь, что оставя вас я пал к ногам Мисс Грандиссон и просил её руки. Союз со мною не навлечет на неё никакого безчестия; я уверял ее, что моего имения будет для нас довольно, хотя мы и ничего от вас не получим, и что экономия, в коей, как я был уверен, приписывали ей великую честь, вскоре ее от того обезпечит. Но она отвергла усильные мои прозьбы, в намерении ожидать согласия от своего родителя; оставя мне по крайней мере единую надежду, что препятствия не произойдут от нее, естьли мы токмо можем получить ваше соизволение. Мое решение, милостивый государь, состоит в том, что доколе буду иметь хотя единую тень сея надежды, до толе не стану совершенно помышлять ни о какой другой женщине. Искренное дружество, в коем я жил с несколько месяцов в разных областях Италии и Немецкой земли с вашим сыном, наипревосходнейшим из всех человеков, внушило мне честолюбие следовать его примеру, и естьли возмогу получить вашею милостию толико драгоценную супругу и столь добродетельного брата, то ничто не будет сравнительно, милостивый государь, с благополучием покорнейшего и преданнейшего вашего слуги Л....

Сие письмо, сказала мне Милади Л.... показалось Сиру Томасу хитростным. Он думал, что Милорд должен почитать себя весьма в ней уверенным, когда представлял ему такое предложение, которое ни каким правилом не может быть оправдано. Отказ, сказал он ей, учинен был весьма хитрою девушкою. Ты конечно не сумневалась, чтоб Милорд Л..... не любил тебя еще более за то, что отвергла исполнения брака тайным образом; не надеется ли он теперь обратить сие дело в свою пользу? Надменность, продолжал он составляет добродетель одной половины женщин, а учтивость другой. Оне очень в том уверены. И хотя мужчина весьма худое имеет о них мнение, но оне никогда не отвергают первого их предложения. естьлиб ты жила не в зависимости, скажи, Сударыня; что бы ты сделала? Ты слаба; но гораздо более имеешь хитрости. Хитрость в женщинах занимает место благоразумия, а слабость их происходить от бодрости мужчин. Жаль, что мои дочери не составлены из существ менее слабых. Но я больше всего дивлюсь тому, что человек знающей ваш пол, помышляет браке.

Вот каков был ответ, любезная Люция, такого родителя, которой препровел всю свою жизнь в чрезвычайном волокитстве как будто бы почитал свои намерения весьма оправданными язвительными своими поступками против женщин. Таким-то образом злоба; присоединяясь к развращению нравов, слывет светским знанием и человеколюбивым сердцем. Колико сочинителей обязаны своею честию сим презрительным картинам. Но не станем верить, чтоб свойство человеческой природы, то есть, толико творений, созданных по образу Божию, приведено было в такие заблуждение от гнусного воображения, а более должно мыслить о великом множестве сих писателей то, что они вообще жили в худом сообществе. Я надеюсь, любезная моя, что ты по новости предмета извинишь меня за толь продолжительное письмо.

В то время, когда две госпожи в сем месте своей истории остановились, подали мне письмо от моей бабушки и тетушки. Ты легко можешь судит из моего ответа, о том смущении, в кое оне меня привели. Я не могла того сокрыть, и обе сестры неотменно желали знать тому причину. Я им сказала от кого присланы сии письма, и что моя тетушка, в будущую субботу должна отвечат Милади Л.... Оне позволили мне удалиться, дабы написать к вам ответ. Но по отходе посланца оне меня спросили, в чем состоит мое решение? Я без всякого затруднения им сказала, что подтвердила отказ мой. Мисс Грандиссон подняла руки и глаза к небу, потом взглянув на меня проницательным оком, говорила; вы должны обьявить нам правду, но я предвижу, что мы ее не совершенно узнаем. Я покраснела. Она продолжала на меня смотреть. Ах! дражайшая Генриетта, возразила она важным голосом. Дражайшая Мисс Грандиссон! отвечала я с откровенностию. Вы никак меня не уверите, присовокупила она, чтоб не было в Нортгамитон-Шире такого человека, о коем мы еще не слыхали.

От сего заключения я несколько успокоилась. Не ужели любопытная Мисс Грандиссон с намерением сие сказала? Она столь великодушна, что я не почитаю ее способною забавляться моим состоянием, хотяб она и усматривала во мне какую нибудь слабость. Я страшусь о моем здравии, которое совершенно уже против прежнего переменилось. Я уже не столь щастлива; как была у себя. Впрочем, любезная моя, не ясно ли ты видишь, что все те обстоятельства, в коих уже я нахожусь около шести недель, должны были произвести сию перемену. Но обратимся к чему нибудь забавному

По моей прозьбе обе сестры начали опять продолжать историю своей фамилии.

Сир Томас казалось не намерен был переменить своих намерений; хотя им легко усмотреть было можно, что он был бы убежден уважением Мисс Каролины и великодушием Милорда Л...., естьлиб в расстройстве обстоятельств своих не имел труда расточат свои деньги. Он поехал в Лондон с своими дочерьми. Действительно думали, что ему нимало не было бы досадно, когдаб два любовника сочетались браком без его соучастия; ибо первое его приказание, по прибытии в город, состояло в новом запрещении не принимать никогда от Милорда посещений: и в течение нескольких недель оне весьма тем были обязаны своей сестре; тут она шутя напомнила о сих случаях Милади, за многия средства употребленные ею к споспешествованию их свиданий.

Обстоятельства наши находились тогда в таком положении, как учинены были предложения Сиру Томасу, касательно младшей его дочери. Но поелику он совершенно не имел против Мисс Шарлотты таковых видов, какие имел против её сестры; то для сего ничего ей не сообщил, а она осведомилась о том другими средствами. удивлялась ли бы ты, спросила она меня, естьлиб пример всего произшедшего пред моими глазами, привел меня к какому нибудь отважному поступку? Я уверена, отвечала я ей, что нет никакой несправедливости со стороны такого родителя, которой мог оправдать детскую отважность. Ваша добродетель вас спасла, и вы конечно теперь оным наслаждаетесь. Мисс Шарлотта покраснела, и кусала у себя губы. За чем же она краснела?

Наконец Сир Томас решился привести в порядок дела свои в ином намерении, дабы возвратить такого сына, коего благоразумие и почтение составляли, как он говорил, благополучие его жизни. Но он приходил в замешательство по причине Гжи. Олдгам и двух её детей. Хотя он имел причину думать, что его сын не безъизвестен о сем прежнем сообществе; но он не желал представить ему в зрелище, по его возвращении, новую фамилию живущую в одном из его поместьев. С другой стороны, сия женщина весьма много ему пожертвовала, и заслуживала хороших с его стороны расположений, и по тому он почитал себя обязанным стараться о составлении благополучия детям с нею прижитым.

В то время как занимался он сими попечениями, учинено ему было предложение о браке с его сыном, от одного из первых знатных господ в Королевстве, коего дочь, путешествуя с своим братом по Франции и Италии, возъимела самые нежные чувствования к молодому Грандиссону, которого она часто видала во Флоренции. Ея родитель и брат, будучи известны о всех достоинствах молодого Кавалера, одобрили её склонность. Сир Томас имел с ними о том несколько переговоров и толико обольщен был их предложениями, что вознамерился отдать все имение своему сыну, естьли он согласится на сей брак, и определит себе ежегодной пенсион. Обе сестры доказали мне справедливость оного ответом своего брата, которой оне нашли еще до его возвращения в разных бумагах, и которой оне позволили мне списать.

Милостивейший государь!

Последнее ваше письмо привело меня в чрезвычайное удивление. Естьли предложение, в оном заключающееся, произходит от естественного величия души вашей, и от того самого снисхождения, коего действия толикократно я ощущал; то что могу я ответствовать? Я не могу выразит моей благодарности! Но естьли вы сильными какими убеждениями склонились к сей беспредельной милости; то сохрани Боже, чтоб я назвал вашим именем такую женщину, (какуюб ни принесла она мне славу знатною своею породою и богатствами) коея ближние способны бы были предложить таковые договоры моему родителю! Я ощущаю с неизреченною радостию надежду, которую вы мне подаете о скором моем возвращении в отечество, дабы повергнуться к словам вашим. Когда получу я сие позволение, тогда открою вам внутренность моего сердца. Знатность вашего имени и известная ваша доброта послужат мне славнейшим предстательством в том намерении, кое, кажется, вы свершит желаете. Но я вас прошу из милости, любезный родитель, отложить до моего возвращения все те договоры, кои вы по милости своей ради меня уже начали. Вы оказываете мне и ту милость, когда спрашиваете моего мнения о особе вам предлагаемой. Помнится мне, что я находил в ней многия достоинства и приятности.

Я познаю к чувствительному моему прискорбию, что вы получили некоторую причину к неудовольствию от поведения сестер моих. Каким образом могли позабыть долг свой дочери рожденные толико изящною матерью, какова была наша? Оне не должны надеяться, чтоб я благоприятствовал им в их погрешностях. Я обьявлю им искренно, что мое почтение и дружба, естьли оне хотя несколько уважают во мне оные, гораздо более основываются на заслуге, нежели на родстве; что и самые хорошие качества становятся сумнительными, когда не бывают сопровождаемы тем почтением, коим обязаны мы своему родителю.

Вы спрашиваете у меня, любезный родитель, что я думаю о Милорде Л.... и не учинил ли он какого поступка, дабы склонить меня в свою пользу, по случаю тех чувствований, кои он возъимел к сестре моей Каролине. Он удостоил меня своим письмом. Я посылаю к вам его письмо и список с моего на то ответа. Чтож касается до его свойства, то я должен сказать, что из всех Англичан, встречавшихся со мною в путешествиях, я не нашел ни единого, коего бы поведение и хорошее свойство внушало во мне более почтения и дружбы. Долг требует равно и моя склонность меня обязывает отдать ему сию справедливость. Колико для меня прискорбно, естьли он показался глазам вашим недостойным, и естьли сестра моя забыла то, чем вам обязана!

Вы по великому своему снисхождению присовокупляете, что возвращение мое умножит силы ваши. Да отнимет, Боже, от меня мои силы, и да лишит меня власти делать добро самому себе, или тем, коих я люблю, естьли забуду, или перестану почитать и уважать снисходительнейшего из всех родителей! Впрочем пребываю ваш и проч.

Кар. Грандиссон.

Что скажешь ты, Люция, о сем удивления достойном человеке? Но заметим, что он обещается по своем возвращении открыт внутренность своего сердца, и что до того времени он просит, чтоб переговоры, касательно его, были прерваны. Ах! любезная моя! какая может быть надежда от нового известия, против коего сердце не в состоянии защищаться? Разсудим обстоятельнее: естьли Кавалер Грандиссон действительно обручен; то сие препятствие не подаст ли рассудительной женщине силу преодолеть страсть свою? И так можно восторжествовать над оною; а естьли бы та женщина которая бы почитала победу невозможною в одном предположении, находила невозможность и в другом, то я советовала бы ей от стыда умереть, или по крайней мере оплакивать свою глупость в глубочайшем унижении.

Письмо молодого Кавалера не прежде попалось в руки его сестер, как по смерти их родителя, которая воспоследовала по прошествии нескольких недель по получении оного, то есть, прежде нежели он дозволил своему сыну возвратиться в свое отечество. Ты легко судить можешь, что оне чувствительно были тронуты теми предупреждениями, кои их родитель старался возродить против их в сердце их брата, а сей страх по смерти его еще более увеличился. Он отложа заключение брака обратил все свои старания к приведению в порядок своих обстоятельств. Он приказал приехать из Ирландии управителю, которому препоручено было тамошнее его имение. Он употребил несколько дней на принятие от него отчетов. Управитель над имениями находящимися в Англии отдал также свой отчет; но сии два человека согласясь вместе сыскали средство склонить его оправдать все их мнения, касательно до общих определений, кои он обещался подписать. Во всех своих разпоряжениях, казалось, что он ничего другаго не опасался, кроме своего сына. Странная сила порока, доходящая даже до гордости!

Но ктож может ручаться за исправление столь закоренелаго своевольца, когда он подвержен искушению? Примечай со вниманием нижеследующее. Г. Фильмер, Ирландской управитель, зная слабости своего господина, привез из Дублина молодую девицу около шестнадсяти лет, под тем видом, будто бы она приехала посетить двух своих старых теток живущих в Лондоне. До того времени она препровождала жизнь свою в невинности: но её родители были Ирландцы, люди незнающие добродетели, и по тому столь мало позволяли внушать ей оную, что напротив того, воспитывая ее с тем намерением, чтоб естественные её приятности послужили некогда к приобретению её благополучия, беспрестанно ей повторяли, что она не должна иначе оного надеяться. Г. Фильмер, во всяком случае когда токмо видался с Сиром Томасом, выхвалял ему красоту Мисс Орбаны, а наипаче её невинность, которая есть самая сильная приманка своевольцев. Кавалер занят будучи чистосердечно новыми своими мыслями, сперва удовольствовался тем, что слушал ети хитрые обольщения. Наконец любопытство понудило его посетить двух теток. Он видел их племянницу. Ея прелести соответствовали похвалам Фильмера. Сир Томас, видя ее несколько раз, возчувствовал к ней столь сильную страсть, что искренно признался своему управителю, что он не может без нее жить.

Тогда они единственно помышляли о том, дабы получит великую пользу от его ослепления. Он представлял весьма знатные договоры; но в течение некоего времени старые тетки ни о чем и слушать не хотели, кроме брака. Сир Томас живучи в свете весьма долгое время, легко мог проникнут в их упорность. По сей причине ему представили такие предложения, от коих, казалось, они не хотели отступить: молодая девица, которая его любит, говорили ему, с такою нежностию, какой она ни к кому еще не чувствовала, конечно лишится жизни от печали и изнеможения. Сие-то чрезвычайно ласкало такого человека, которой в трое был старее своей любовницы и ощущал еще удовольствие быть любиму.

Договоры состояли в том, чтоб он определил Мисс Орбане по смерть её пенсию состоящию в пяти стах фунтах Стерлингов; а естьли согласится на то её отец и мать, чтоб назначил и им также пенсию в двух стах Стерлингов; чтоб Мисс Орбан имела свое пребывание в одном из поместьев Сира Томаса, получала бы екипаж и платье от своего любовника: и чтоб для сохранения благопристойности он согласился без всякого возражения называть ее своим именем: обе же тетки полагаются на его великодушие, в благодарность, которой оне почитают себя достойными за сию важную услугу.

Их требования показались Сиру Томасу чрезвычайными. Он сопротивлялся тому несколько времени; но хитрость употребленная со всех сторон дабы его обольстить и любовь, сие неуместное для него имя, как я уже то сказала, принудили его покориться под свое иго. Его замешательство состояло в том, дабы иметь сей новой расход, не умножая расстройства своих обстоятельств, и сыскать причину, дабы держат по отдаленности своего сына. Впрочем, Гжа Олдгам не более была спокойна с того времени, как он стал ей говорить о возвращении своего сына, желала удалиться из Ессекса, опасаеся учиниться толико же презрительною молодому Грандиссону, колико она была презираема обеими его сестрами. Колеблясь толь различными беспокойствиями он почел за долг избавиться сперва от прежней своей любовницы, и отправившись в Ессекс не подписавши еще нового своего обязательства с тетками Мисс Орбаи, он решился, дабы получит денег на такие издержки, продать весьма богатую рощу, которую он давно уже был намерен сбыт с рук, но сохранял ее так, как единой источник, которой долженствовал помочь его сыну к очищению одной части его владения.

Он прибыл в поместье свое бывшее в Ессексе. Но там, будучи исполнен таковыми вымыслами, и начиная тихо поступать с Гжею. Олдгам, которая почитала сию перемену предзнаменованием истинного исправления, он впал в сильную горячку, которая лишила его чрез три дни той силы тела и разума, кои он столь долгое время употреблял во зло. Англинский его управитель тотчас отправился к нему по почте, в надежде заставить его подписать свои щеты. Но торопливость, с коею он появился в замок, произвела такие подозрения, кои не позволили Гже Олдгам допустить его до господина. Фильмер отправившись за Гжею Орбан, дабы привезти ее в Лондон, в том намерении, чтоб она была при заключении бесчестного договору своея дочери, также прибыл со своими щетами; и нашедши в замке единый токмо предмет ужасного положения, удалился в ближний постоялый двор, полагая последнюю свою надежду на сильное сложение больнаго. В шестый ден врачи обьявили, что они совершенно не усматривают никакой надежды к его выздоровлению; чтоб она уведомила двух сестер о опаснейшем состоянии их родителя. Оне туда отправились. Действительно не льзя было предполагать, чтоб оне любили такую женщину, которая причинила им некую част их прискорбий. Г. Еверард Грандиссон; с коим оне отправились, приказал ей сказать с их стороны, что она совершенно не должна остаться долее при их родителе. Она по своему благоразумию удалила уже детей своих: но твердо настояла там остаться, по причине ли своей нежности, или потому, дабы избежать подозрений в похищении каких ниесть вещей; ибо по смерти Сира Томаса, она не ожидала никакого сожаления от фамилии. Нещастная женщина! какого звания могла она там требовать? Мисс Каролина на то согласилась и склонила к тому также сестру свою. Ничто не было для них толико разительно, как слышат от своего родителя, в его беспамятстве, беспрестанно повторяемое имя Мисс Орбаны, хотя оне совершенно ничего не знали о новом договоре, да и Гжа. Олдгам не лучше была о том сведома. Иногда также произносил он имя своего сына; но сие всегда происходило с некиими знаками страха или смущения. В осьмый день врачи его оставили, и его дочери в тоже время послали нарочного ж своему брату, дабы он как возможно скорее поспешил своим возвращением. Оне известны были из недавно полученных писем, что оставя Мисс Емилию Жервинс во Флоренции, под смотрением Доктора Барлета, он отправился в Париж дабы ожидать там позволения возвратиться в Англию. На десятый день, Сир Томас пришел несколько в самого себя. Он узнал дочерей своих. Он проливал о них слезы. Он сожалел, что не поступал с ними с большею нежностию. Гжа. Олдгам подошла к нему; он признал себя виновным в том беспорядке, в которой он ее вовлек. Но таковое его состояние весьма мало продолжалось. Он паки впал в беспамятство и около вечера испустил последнее свое дыхание. Оплачем вкупе, любезная моя Люция, ужасную кончину Сира Томаса Грандиссона, хотя мы его совершенно не знали.

Для безопасности своей, обе сестры, Г. Еверард Грандиссон и Гжа. Олдгам приложили свои печати ко всем тем местам, в коих могли предполагать, что должно находиться важнейшим бумагам, или драгоценным вещам, и Г. Еверард Грандиссон принял на себя труд отпустит Гжу. Олдгам. Он толико был жесток, он, которой не более ее стоил, что не позволил ей взять даже и своего платья. Злые люди, любезная моя, сут те, которые стремятся с жестокостию к наказанию других за их пороки. Гжа. Олдгам весьма горестно плакала, и жаловалась за сию жестокость; но не возбудя нималейшего сожаления в Г. Грандиссоне она отослана была перед прибытием молодого Кавалера, от коего заставили ее страшится еще жесточайшего правосудия. Она ссылалась в том на обеих сестер, укоряющих ее в той распутной жизни, которую она препровождала против здравого своего рассудка; а наипаче ж злоупотреблении чиненном ею из доверенности их родителя, внушая ему, относительно к детям его, такую жестокость, которая не была ему свойственна. Толико благовоспитанные дочери конечно имели причину стараться извинить поведение своего родителя; но нещастная Олдгам за все то заплатила.

Я принимая искренное участие в сей истории, толико в писание оной погрузилась, что мне не приходило еще и на мысль прервать ее, дабы изъяснит тебе ту приятность, с какою мы препровождаем здесь наше пребывание. Обе сестры употребляют все свои старания, дабы житие мое здесь показалось мне кратковременным, Мисс Емилия представляется глазам моим весьма пленительною, по кротости своего нрава, и по чему то, совершенно не понимаю, толико простому и детскому, чего не можно бы было ожидать от величественного её стана. Милорд Л.... человек любезной и рассудительной, каким я тебе уже его представляла.

Но наступила уже пятница, а Сира Карла еще нет! Канторбери должен быть город весьма обольстительной. Была ли ты когда нибудь в Канторбери, любезная моя?

Завтрешний ден Милади Л... должна посетить мою тетушку. Я думаю, что мое письмо пришло в надлежащее время. Я чрезмерно нетерпелива.... но для чегож быть так нетерпеливой? Милади Л.... весьма милостива: я надеюсь что она за благо примет мой отказ, а наипаче что сохранит оный в тайне.

Я должна рассказать тебе еще большую част истории о сей фамилии. Для чего нельзя столь проворно писать как говорить? Но, дражайшая Люция, не любопытствуешь ли ты знать несколько лучше о том, что касается до той молодой особы, которую Сир Томас желал избрать для своего сына? Ах! любезная моя, в каком бы теперь ни был положении сей договор, но есть такая особа в свете, в пользе коей обе сестры принимают участие; о сем то уже я осведомилась и надеюсь в скором времени узнать её имя или по крайней мере, имеет ли Сир Карл к ней склонность. Прости, любезнейшая Люция. Ты скоро получишь продолжение моего повествования.

ПИСЬМО XXXIX.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

Уже не безъизвестно тебе, любезная моя, колико важных дел зависят от поведения и решения молодого Кавалера. В то время Милорд Л.... находился в Шотландии, где выдал он за муж двух из трех своих сестер, дабы разпределить точнее свое имение и зависеть менее или от правосудия, или от великодушие Сира Томаса Грандиссона. Мисс Шарлотта совершенно зависела от дружбы своего брата. Нещастная Олдгам претерпела уже печальные опыты от перемены своего счастия и нимало не сумневалась, чтоб обе сестры, имея только чрезвычайный предмет отвращения, не возбудили против нее такого брата, коего имение она способствовала расточат их родителю великими расходами. Оба управителя трепетали от возвращения нового их господина, сумневаясь чтоб он согласился подписать те неправильные щеты, которых беспрестанное беспамятство его родителя не позволило ему укрепит собственноручно. Мисс Орбан, её мать и обе её тетки, хотя лишились главнейшей своей надежды, но имели некие требования, в коих им не возможно было настоять не нанеся на себя поношения. Милорд В.... дядя по матери Сиру Карлу, действительно не желал иметь ни какого дела с сыном сестры своея, но не имея ближайшего кроме его наследника, он не мог избежать тех сообщений, коих опасность заразила уже его желания. Он жил в великом несогласии с его родителем, и сия-та старая зараза простиралась даже до сына. Он управляем был по смерти своея супруги такою любовницею, которая не была равной породы, и не имела благоразумия, ни воспитания такого как Гжа. Олдгам; сия женщина, по своему искуству получа ту власть, которую она над ним имела, беспрестанно его убеждала не желать возвращения и любьви своего племянника. Наконец брачной договор, начатый Сиром Томасом, равномерно требовал некоего рассуждения, дабы быть или возобновлену, или совершенно прервану. В таком-то положении находились дела сей фамилии в то время, когда Сир Карл получил от своих сестер то печальное известие.

Он ничего им на то не отвечал; но в ту же минуту отправившись в Кале, продолжал путь свой с толикою поспешностию, что чрез два дни по смерти своего родителя прибыл в Лондон. Его сестры, не получивши от него никакого известия заключали, что он столь же скоро прибудет как и письмо, и с часу на час его ожидали. Представ себе, любезная моя, коликое должно было произойти в сердце их колебание при появлении такого брата, с которым оне около осьми или девяти лет не видались, от коего зависело их благополучие, коему родитель представлял их виновными, и которой сам по себе непоколебимо пребыл верным ко всему тому, к чему токмо долг его обязывал.

В ту минуту когда он приближался в почтовой своей коляске, то вдруг все двери расстворились. Он из оной выходит, вступает в дом, и обе его сестры бегут к нему на встречу. Его благородный вид, коего обстоятельства учинили важнейшим и величественнейшим, толико же поразил их почтением, колико нежностию и удивлением, О дражайшеий мой братец! вскричала Мисс Каролина, приближаясь к нему с разпростертыми руками. Но вдруг остановилась, как будто бы была обьята страхом; могу ли я сказать, мой братец? присовокупила она; и в таком смущении едва не лишилась чувств. Он поспешил облобызать ее поддерживая ее в своих обьятиях. Мисс Шарлотта, толико же будучи поражена действием сестры своея, как и присудствием своего брата, поспешно возвратилась в ту же горницу, и едва имела силу броситься на креслы. Сир Карл следовал за нею, держа в своих обьятиях Мисс Каролину и уверяя ее нежнейшими изречениями в любви своей. Пылающие его взоры, приближась к Шарлотте и распростертая его к ней рука, когда уверял он ее в любьви своей, вскоре возъимели силу привести ее в чувство. Она встает, и бросается в его объятия: а Сир Карл прижимая обеих своих сестер к груди своей, говорит им: примите вашего брата, вашего друга; положитесь на его нежнейшую и постояннейшую любовь.

Оне мне сказали, что сии слова и голос, коим он их произнес имели действие подобное целительному балсаму для успокоения их сердца. Когда они сели; то Сир Карл, севши против их взирал на них неоднократно то на ту то на другую, как будто бы не мог насытит своего удовольствия зрением на их. Потом взявши их обеих за руки, сказал: колико прелестей! С каким удивлением взираю я на сестер моих! Душевные качества должны соответствовать сему виду. Колико буду я иметь удовольствия гордиться моими сестрами! Любезная Шарлотта, сказала тогда Мисс Каролина, взяв за другую руку сестру свою, не усматриваешь ли ты во всех чертах моего брата все то, что нам говорили о его добросердечии? Чегож я устрашилась? Я признаюсь, отвечала Шарлотта, что равномерно лишилась чувств. Я не могу сказать, от чего. Но мы трепетали.... так, мы трепетали.... О любезный братец! мы никогда не имели намерения отступить от долгу. При сем оне обе проливали источники слез.

Любите вашего брата, сказал он им; любите меня обе; так как и я употреблю все мои силы дабы заслужит любовь вашу. Дети, произшедшие со мною от одной матери, не должны удаляться от своего долгу. Конечно ошибкою или недоразумением; каждый из нас не имеет ли своих веселых и печальных дней? Предадим забвению все.... Он не мог окончить. Он сильно жал их руки и вставши подошел к окну, вынимая свой платок. Какие же мысли произвели в нем сие движение! Сие конечно произошло от нещастного поведения его родителя, и предстоящий образ его смерти. Весьма не удивительно, что толико почтительный сын проливал в сию минуту слезы от премногих печальных размышлений. Потом возвратясь к своим сестрам, просил у них позволения выдти на несколько минут. родитель, сказал он им обратя лице свое назад, требует сей дани. Он взглянул, нежным оком на изображения своего родителя и своей родительницы, которые тогда попались его глазам; и не присовокупя ни единого слова, оставил обеих своих сестер с оказанием глубочайшего почтения.

По прошествии получаса, он паки появился в другом платье, и поздравляя их с видом исполненым нежностию, совершенно изгнал всякое опасение из сердец их; он паки востановил их благополучие братскою доверенностию и союзом. В сие время вошел Г. Еверард Грандиссон. Мне кажется я уже объявила в некотором письме, что принимая иногда подобный своему поведению голос, он обещался довольно посмеятся над важным характером, приписуемым двоюродному его брату, и что также хвалился вовлечь его в Лондонские утехи и составить из него человека имеющего вкус. Но он в толикое приведен был удивление видом достоинства, разпространяющимся во всей его особе и при том толико был пленен приятностию и уклонностию его поступок, что не мог потом удержатся, чтоб не сказать обеим сестрам: колико удивления достоин брат ваш! Какого удовольствия лишился мой дядюшка!

Он разговаривал с Сиром Карлом о обстоятельствах болезни и смерти его родителя. Он воспылал гневом прошив Гжи. Олгдам, поставляя себе за торжество тот поступок, которой с нею учинил. И воспоминая о всем том, чем токмо мог ее укорят в том состоянии, в коем она препровождала жизнь свою, не преминул упомянут и о том сопротивлении, кое она оказывала, чтоб остаться в замке до последнего издыхания Сира Томаса, и о подозрении, по которому она требовала чтоб и её печать приложена была ко всем местам вместе с фамильною. Сир Карл слушал сие повествование, не изъявляя ни одобрения ни осуждения. Он спросил, нашли ли завещание? Г. Еверард Грандиссон отвечал, что искали оного везде, но не могли сыскать. Теперь я помышляю токмо о том, сказал тогда Сир Карл, дабы погребсти почтительнейшие остатки с прахом моея матери. Мой родитель, я то знаю, всегда имел сие намерение. Я прикажу сделать, в память двух упокоившихся, гробницу не столь пышную, сколь приличную, с благопристойною надписью, содержащею в себе более наставления для живущих, нежели похвалы для мертвых. Погребение будет благопристойно, но без всякой пышности; а что наиболее будет употреблено величественнейшего, послужит тайно к вспомоществованию бедным никакого пропитания не имеющим, или неимущественным откупщикам моего родителя, которые отягчены многочисленным семейством, и кои честным образом трудятся и употребляют свое искуство для своего пропитания. Таковые чувствования показались весьма странными Г. Евераду Грандиссону. Он напомнил Сиру Карлу о той склонности, которую его родитель всегда имел к пышности. Но обе сестры видели истинное благородство во мнениях своего брата, и поставили себе за честь восхвалит оное. Церемония учинена была с толикою же благопристойностию, как и благочестием.

Исполнивши сей первый долг в замке Грандиссон, где погребены были все их предки, Сир Карл отправился с своими сестрами в Лондон, дабы при их присудствии разпечатать все места в доме, находящемся в Сент-Жамес-Скваре. Он не нашел там ничего важного, кроме уборов и великого множества бумаг, кои он привел в короткое время в совершенной порядок, и прожил там весьма малое время. Оттуда они отправились в свое поместье в Ессекс. Сир Карл сказал своим сестрам, что непременно должно уведомит Гжу. Олдгам, живущую в ближнем постоялом дворе, что её присудствие нужно для отнятия печатей; поелику и её печать при том находилась. Обе девицы просили своего брата не пущат ее к ним на глаза. Он на то согласился, говоря им: что он чрезвычайно бы желал и сам от того избавиться; но что всякой долг надлежит исполнить. Сия женщина была позвана, и подходила к замку с трепетом.

Я надеюсь, любезная моя Люция, что то повествование, к коему я приближаюсь, весьма тебе понравится. Я слушала все сии обстоятельства гораздо с величайшим вниманием, нежели прежде, а особливо по тому что они произходили из уст Мисс Шарлотты Грандиссон, коей все сие напоминала сестра ея. Ты знаешь, что я люблю таковые трогательные явления, в коих словесные и телесные представления составляют пленительную и естественную картину.

Сир Карл, не ожидая столь скорого прибытия Гжи. Олдгам, находился в конюшнях с своим конюхом, рассматривая лошадей отца своего, коих было нарочитое число, они были при том и самые лучшие во всем Королевстве. Ошибкою служителя сия бедная женщина приведена была в тот покой, в коем находились обе сестры. За чем ето? сказала Мисс Каролина человеку, мы не имеем причины с нею видеться. Простите моему неведению, отвечала Гжа. Олдгам униженно; и оказывая глубочайшее почтение, хотела удалиться. Но она остановилась по словам Мисс Шарлотты, которая ей сказала: мой братец приказал вас позвать. Верьте, сударыня, что мы в том не имеем никакого участия. Мой братец сказал, что вам надлежит быть при отобрании печатей; поелику вам за благоразсудилось приложит также и свою. Ваше присудствие не более будет ему приятно, как и нам. Однако приготовтесь с ним видеться. Вы кажетесь не в состоянии его видеть. Я тому не удивляюсь.

Я тебе несколько раз говорила, Люция, что Мисс Шарлотта весьма себя укоряет в своей вспыльчивости, и что почитает себя обязанною от примера своего брата, многими полезными переменами, которые она усматривает в горячем своем нраве.

В состоянии? отвечала бедная женщина; увы? весьма мало, по истинне; но еще гораздо менее, нежели вы вообразит можете. Позвольте мне, милостивая государыня, поручит себя в ваше великодушие, не опасаюсь сказать, и в ваше сожаление. Я прошу у вас великодушие и сожаления. По истинне, мой жребий достоин сожаления.

Вы заслуживаете, чтоб он был таков, сказала ей Мисс Шарлотта.

Я уверена, сказала ей Мисс Каролина, что величайшие нещастия претерпели вы сами. Она мне призналась, что в то время её мысли и сердце заняты были её любовником. Естьлиб я могла удалиться отсюда не видевшись с Сиром Карлом, то почла бы оное себе за величайшую от него милость. Я не в состоянии на него воззреть. Я с охотою отрекаюсь быть при отобрании печатей. На ваше, сударыни, равно как и на его сожаление я возлагаю всю мою надежду.

Жестокие девицы, не могу ли я их так назвать, любезная Люция? Так, по истинне. Оне ее не пригласили даже и сесть, хотя ясно видели чрезвычайное её терзание и кротость, когда она стояла в дверях пред ними, в какое унижение повергает совесть душу виновную, когда её раскаяния препровождаемы бывают толиким нещастием? Но добродетель не должна ли укротиться, видя грешника раскаявающагося, и как словами так и положением своим показующего, что рука Божия на нем отяготела? Может быть тем, которые страждут бывает и.... Посмотрим, конечно мне надлежит испытать, от искреннего ли сердца простила я Сиру Гарграфу Поллексфену. Я некогда и сие разберу.

И так вы надели траур, сударыня? Возможно ли, чтоб Мисс Каролина учинила ей такой вопрос, и которая присовокупила: да еще и печальнейший траур, конечно ваши титулы видны и в жилище вашем? Я тебе сказала, любезная моя, что многие называли Гжу. Олдгам именем Милади Грандиссон и что знатная её порода, воспитание, благоразумие, хотя весьма слабые для подкрепления её добродетели против необходимости и искушения, заставляли ее стремиться к сему названию.

Она отвечала с кротостию: мой траур есть истинный, сударыни; но я вас уверяю, что я не носила никогда такого названия, на кое я совершенно и не помышляла доставить себе права. И так публика, возразила Мисс Шарлотта, делает вам великую несправедливость. Тогда погруженная в печаль Олдгам отдала обеим сестрам ключи от гардероба, от кладовой и погребов, коих никто и не помышлял от ней требовать, когда она удалилась из замка, и еще просила у них прощения, что предстала пред них не будучи ожидаема. Оне приказали взят ключи одной из своих женщин. Я слышу, что мой братец идет, сказала Каролина. И так, вы узнаете, сударыня, присовокупила Шарлотта, чего должны ожидать с его стороны. Бедная женщина бледнела и трепетала. Какияж волнения происходили в её сердце.

Сир Карл вошел. Оне сестры находились у задней стены горницы, а Гжа. Олдгам стояла у дверей. Он засвидетельствовал ей свое почтение весьма ласково. Я надеюсь, сказал он ей, что имею честь свидетельствовать мое почтение Гже. Олдгам. Прошу покорно сесть, сударыня. Я приказал нас позвать для того, дабы вы изволили быть при отобрании печатей. Пожалуйте сядьте, сударыня. Он взял ее за руку и повел к креслам, он сел между ею и своими сестрами. Оне признаются, что таковая учтивость привела их в великое удивление. Сии дорогия особы запамятовали в то время, что справедливость и милосердие должны быть нераздельны в душе добродетельной.

Ободритесь, сударыня, повторил великодушный их брат, приметя жалостным оком замешательство Гжи. Олдгам. Он вдруг обратился к своим сестрам, дабы дать ей время придти в самое себя. Она проливая источники слез почувствовала некое облегчение и всячески усиливалась удержат вздохи, которые не допускали ее изъясняться. Но поелику сие внутренное волнение привлекло на себя взоры обеих сестер; то он встал, и под видом, будто хочет их спросить о картине, находящейся на другой стороны покоя, он отвел их туда обеих. По том возвратясь к ней придвинул её креслы весьма близко к своим, он паки ее взял за руку: мне не безъизвестна, сказал он ей, печальная ваша повесть. Ободритесь, сударыня. Он дал ей на несколько минут покою, дабы она могла придти в чувство; потом продолжал речь свою: вы видите во мне, сударыня, присовокупил он, друга желающего возблагодарит вас за все хорошие услуги вами нам оказанные и равно прикрыт все предметы вашего сожаления.

Она не в состоянии была перенести толикой милости, и в первом своем движении хотела повергнуться к его стопам; но он от того ее удержал. Ваше нещастие произходить от того, сказал он ей, что вы мало сами о себе старались. Впрочем я знал, что любовь имела в том великое участие, и что вы достойны были той, которую к вам оказывали. Конечно расстроенное ваше щастие повергло вас в нашу фамилию. Вы весьма хорошо управляли сим поместьем во время вашего в нем пребывания; я имею в том доказательство той руки, коея свидетельство всякой человек почитать здесь должен.

Весьма вероятно, что Сир Томас в своих письмах представлял Гжу. Олдгам своему сыну, как такую тщательную женщину, которой он вверил попечение сих дел, и по сей-то единственно причине столько почтительный сын желал ее видеть. Она сказала несколько слов о тех попечениях, кои употребила..... и что бы она желала сделать..... естьлиб.... Он прервал речь ея: не станем о том более говорить, сударыня. Г. Грандиссон, которой имеет весьма хорошее свойство, но несколько вспыльчив, сказал мне, что он оказал вам некую жестокость. Он также признался, что вы снесли оную терпеливо; терпение есть такая добродетель, которая не когда одна не шествует. Я не думаю, так как он, чтоб вы имели худое намерение, принимая участие в запечатании вещей. Он обманывается; вы должны были то учинить; и я весьма тому верю, что столь благоразумная женщина, как вы, не могла забыть своего долгу в надлежащее время. А дабы благоразумно судить о поступке другаго, то должно войти в его состояние и поставить себя как будто бы на его месте.

О братец! вскричали в то самое время обе сестры, исполнены будучи замешательством и удивлением. Он просил их дать ему на минуту покою. Все мы, сколько бы нас ни было, присовокупил он, не должны ли иметь некоего снисхождения? Она признается теперь, что не знает, имели ли обвинения их родителя какое нибудь участие в сем мнении; а оне весьма тем были поражены. Впрочем, по чему же оне могли на то досадовать, когда ясно видели толико терпеливости и кротости в брате, имеющем гораздо более участия в сем действии, нежели оне? Но поелику обеденное время еще не пришло, то он попросил в сие время шоколаду: и обратясь к Гже. Олдгам, сказал ей весьма ласково, что она конечно знает, где лежат все такие припасы Она отвечала, что отдала уже ключи. Мисс Каролина подала их своему брату, которой приказал горнишной исполнит оное, прося Гжу. Олдгам, чтоб она по своей милости ей то показала.

Обе сестры легко могли уразуметь, что сие учинено было под тем видом, дабы подать на сколько минут отдохновения сей нещастной женщине и дабы улучить время обьявить им, как он намерен с нею поступить. Как скоро она вышла, то он говорил им: позвольте мне вас просить, любезные мои сестрицы, судит о мне несколько благосклоннее в сем случае. Я ни малаго не имею намерения вас огорчить, но, действительно, мы должны разполагать наши поступки по достоинству сей бедной женщины. Память нашего родителя принимает в том участие. Должен ли он был отдавать нам отчет в своих деяниях? Равномерно должна ли она отдавать нам в своих? Они оба ни от кого не зависели. Конечно нам надлежит платить справедливостию Гже. Олдгам за её права, великодушием, для собственной нашей чести, и благодеянием ради такого родителя, которому вы обязаны жизнию, и всем тем, что почитаем отличными выгодами по мнению людей. Г. Грандиссон обвиняет ее в том, что она жила весьма пышно. То она ли тому причиною? А мы, естьли не забудем, кому обязаны нашею жизнию, можем ли обвинять в том кого ниесть? Безпредельная склонность нашего родителя к великолепию весьма известна. Он любил сей дом до чрезвычайности. Благородные его склонности по всюду за ним следовали. У меня есть несколько его писем, в коих он весьма похваляет домостройство Гжи. Олдгам. Не имел ли он власти разполагать своим имением, как ему было угодно? Оно принадлежит нам токмо по его кончине, Он мог разточить оное еще более. Сие домостройство Гжи. Олдгам составляет единый предмет, на которой должны мы обратит все наше внимание, и мы находим оное в её пользу. Естьли родитель мой не весьма много оказывал милости к дочерям своим, то оне должны радоваться, что заслужили от него то, что было бы гораздо благополучнее естьлиб оне оное получили; а как всякому известно, что родители имеют полную власть над детьми своими, то весьма для них похвально, что оной покорялись. Он мог бы дать Гже. Олдгам такую титлу, котораяб составила для нас долг почитать ее. Сестры мои от природы получили благородную душу. Оне суть дочери самой великодушнейшей и снисходительнейшей из всех матерей. Г. Грандиссон весьма далеко простирал свою жестокость; ибо я уверен, что оная не от вас произошла, но он конечно не имел другаго намерения, выключая того, дабы нам услужишь; с другой стороны, не можно избежать чтоб не видеться с сею нещастною женщиной; я хотел рассмотреть её поведение прежде, нежели представлю ее на вашу милость. Не довольно ли уже она унижена? Я сожалею о ней от искреннего сердца. Она любила моего родителя. Я не сумневаюсь, чтоб она в тайне не проливала слез о нем; хотя не смеет в том признаться, ни уважить любовь свою. Разве мы не можем почитать ее единственно за такую смотрительницу, которой он препоручал сие поместье? Весьма достойно нас заставить публику думать, что мы не иначе ее щитаем как под сим званием. Чтож касается до чувствительных доказательств нещастные невинности! колико я сожалею, что то, которое составляет утехи других матерей, не могло здесь быть иначе, как предметом стыда: но будем остерегаться разглашать те погрешности, кои заключают в себе сих двух виновных. Чтож должен я сказать более? Мне весьма было бы прискорбно, говорит более; а может быть я сказал уже с лишком много. Таковые обстоятельства не позволяют мне придать к ним всей силы. Любезнейшие мои сестрицы, я прошу вас из милости отдать на мое попечение сие дело. Я нимало не думаю, чтоб мог требовать того так как права! Я презирал бы самого себя, естьлиб способен был излиять жестокость на кого нибудь из тех, коего бы кончина моего родителя подвергла в мою власть: но вы до чрезвычайности меня обяжете тем снисхождением, коего я у вас прошу из милости.

Оне отвечали на оное токмо пролитием слез. Толико трогательные представления смягчили их до такой степени, что оне не в состоянии были произнести ни единого слова. Не взирая на то, возвращение Гжи. Олдгам, которая сама принесла им шоколаду, подало случай к новым строгим поступкам. Оне принимали оной с некиим движением плечь, и без всякой учтивости; в то вреия Сир Карл, будучи опечален таковою жестокостию, поторопился взят сам чашку, которую поднес Гже. Олдгам, и принудил ее принят оную, По окончании завтрака он предложил ей начат осматривать покои. Пожалуйте войдемте на верьх сказал он ей, я прикажу растворить двери, а мои сестрицы, по милости своей, потрудятся за нами следовать.

Обе девицы вставши пошли на ним. Ты легко судить можешь, что проходя мимо бедной Олдгам, оне оказали ей глубочайшее почтение. Я представляю себе, что будто бы их вижу шествующих, поднявши голову, столь же величественно, как наши Герцогини в торжественном ходу в ден Коронования Государя. Мисс Грандиссон не преминула сказать, что она усматривает великое излишество в учтивостях своего брата. Идучи с своею сестрою, которую она держала под руку, она не могла удержаться, чтоб не сказать ей: что учтивость весьма прекрасное свойство; но Мисс Каролина отвечала, что она ничего в том не понимает. Оне совершенно не думали, чтоб их брат мог то слышать; но идучи не далеко перед ними, он слышал их речи, а как Гжа. Олдгам была еще от них далеко, то он оборотясь к ним, сказал тихим голосом: не делайте ничего надмеру малаго, любезные сестрицы, а я обещаюсь вам ничего не делать надмеру многаго. Она женщина знатного роду. Она весьма много чувствует свое нещастие. Воспомните, что она ни мало от вас не зависит, и никогда не зависела. Обе любезные сестрицы покраснели и взирали друг на друга с некиим смущением. Я нимало не намерен вас огорчать, присовокупил он, самым нежным голосом; но позвольте мне, когда еще есть время, напомнить вам, что вы имеете теперь случай показать достойные вас чувствования.

Когда достигли до двери той горницы, где скончался Сир Томас, и где он имел обыкновенное свое пребывание, то Гжа. Олдгам вдруг побледнела, и просила позволения не входить в оную. Она весьма горько плакала. Я ласкаюсь, Г. мой, сказала она Сиру Карлу, что вы увидите там все в добром порядке; нет ничего такого, за чтоб я не готова была отвечать: но позвольте мне ожидать вас в ближней горнице: он на то согласился. Нещастная женщина! сказал он своим сестрам. Сколь сожаления достойно её состояние, что не может обьявит пред нами той нежности, которая составляет славу её пола, и всего рода человеческаго!

В кабинете, находящемся в спальне, он нашел весьма прекрасной ящик, с следующею надписью руки Сира Томаса: драгоценные каменья моея супруги. Ключ привязан был золотым снурком к ушку оного ящика. Он у них спросил, не разделены ли уже им алмазы их матери? Мисс Каролина отвечала: что их родитель многократно им о том говорил, но не любя видеть их весьма украшенными, всегда отлагал сие до времени их браков. Возмите то, что вам принадлежит, сказал им Сир Карл, отдавая ящик им в руки: я не вижу никакой необходимости быть при рассматривании оных. Я уверен, что между двумя сестрами толико нежно любящимися, не может произойти ни какого спору. По тяжести ящика, я надеюсь, что вы найдете в нем и другое что, опричь алмазов.

Между тем, как он стал перебирать великое множество бумаг, девицы равномерно удалясь от него, рассматривали драгоценные каменья. С алмазами их матери, лежавшими в весьма драгоценном футляре, оне нашли три кошелька, из коих в одном находилось пят сот гвиней, с сею надписью: деньги сбереженные с моей младости; и сто двадсять других золотых монет завернутых в двух бумашках, над коими были надписаны имена двух теток, от которых Милади Грандиссон получила сей подарок. Во втором кошельке находилось четыре ста гвиней, состоящих из разных золотых монет, которые получила она от щедрости своей матери. На третьем была весьма длинная надпись, которая назначала оный её сыну. с весьма нежною похвалою о великих его качествах, и желания к утверждению тех надежд, кои он подавал в младых своих летах. Обе сестры тотчас принесли сей кошелек к своему брату. Он его, взял прочитал надпись, отворотясь лицем назад: Превосходная мать! сказал он им, прочитавши оную. Она и по смерти еще говорит. Да усовершит небо желания её нежности! По том развязав кошелек нашел в нем пят больших медалей сделанных на ден возшествия на престол различных Государей, три алмазные кольца, богатую золотую табакерку; и что драгоценнее всего для него было, лицеизображение его матери, сделанное из золота и осыпанное алмазами. Подобие оного было удивительно, и обе сестры обещались мне склонит Сира Карла показать мне оное. Он ухватил его с жадностию: и посмотря на него несколько времени, поцеловал его с толь нежным чувствием, что из очей его полились слезы. Он на минуту вышел, дабы укротить столь пылкое движение: и как вошел опят спокойно, то его сестры отдали ему отчет во всем том, что нашли в двух других кошельках, и предлагали ему золото, оставляя себе алмазы и драгоценные каменья. Он взял три кошелька и высыпавши из них на стол, смешал все в них находившееся. Оне могут быть не равны, сказал он своим сестрам; но смешая их таким образом, вы розделит их удобнее можете. Сей портрет, присовокупил он, положил его к своей груди, гораздо для меня драгоценнее, нежели все золото и алмазы, которые вам остаются.

Прости мне, дражайшая Люция, все сии подробности; да хотя я и не получу от тебя прощения; но мне не можно будет делать иначе. Я ощущаю приятное удовольствие описывать подробно нравящиеся мне предметы. Сделай милость не лиши меня онаго. Может быть я заплачу за оное весьма дорого, я гораздо более удивляюсь сему человеку, нежели могу изобразить.

Наступила суббота, и уже смеркается, а Сира Карла Грандиссона еще нет. От всего моего сердца, желала бы я....

Как скоро Сир Карл с своими сестрами осмотрел покой своего родителя; то они пошли за Гжею. Олдгам в её горницу. Право прелестное жилище: вот какое было первое замечание Мисс Шарлотты. Как могла она.....Не знала ли она какое было состояние сей женщины, и что она была совершенно властительницею в сем доме? Брат её взглянул на нее несколько суровым видом.

Гжа. Олдгам начала показывать им домашние уборы и некоторые хорошие картины, говоря им, что ето были остатки имения её мужа; но что ей и сие заимодавцы оставили из милости. Сие место, продолжала она показывая им на кабинет, заключает в себе все то, что я имею на свете. Г. Грандиссон заблагоразсудил приложит к тому свою печать. Я его просила позволит мне взять из оного хотя пятьдесят гвиней, поелику у меня весьма мало было денег: но он мне в том отказал. Его отказ привел меня в некое замешательство; но теперь, Г. мой, я прибегаю к вашему великодушию.

Обе сестры признаются чистосердечно, что оне приходили в гнев при всем том что их глазам ни представлялось; и что оне друг другу сказали: не должно иметь никакого снизхождения к такой женщине, которая и сама, как видно, того не ожидает. Сколько славы видим мы, любезная моя, в великодушии, хотяб о оном помышляли по самому сему чувствованию, или по его влияниям! сии любви достойные сестры до возвращения их брата далеко отстояли от того чтоб сделаться такими, какими он теперь суть; оне и сами беспрестанно о том упоминают.

Будьте благонадежны, сударыня отвечал ей Сир Карл, что вам отдадут справедливость. Г. Грандиссон хотя и поступил несколько скоро по своему нраву, но он почитал себя к тому обязанным по своей к вам доверенности. В вашем кабинете может быть находятся такие письма и бумаги, кои до нас совершенно не касаются: я сниму печать, и отдам на ваше рассуждение показать нам то, что должно внести в роспись. Я ничего не желаю более видеть; она предложила, дабы девицы по крайней мере все видели. Ето весьма справедливо, сказала Мисс Каролина, и в первом сем движении подошла к ней с своею сестрою; но Сир Карл взяв их обеих за руки пошел с ними вон, повторяя Гже. Олдгам, что она всем разполагать может во своему соизволению, и что они будут ее дожидать в ближней горнице. Вы чрезвычайно великодушны, сказала ему Мисс Шарлотта; я по крайней мире желал бы быть столь великодушным, отвечал он. Женские кабинеты не должны ли быть почитаемы? Впрочем, вспомните, чьею была управительницею сия женщина.

По прошествии нескольких минут Гжа. Олдгам пришла с заплаканными глазами просить девиц и их брата возвратишься в кабинет. Там увидели они на столе и на стульях множество бумаг, белья и кружев, кои она выложила. Сии бумаги принадлежат вам, Г. мой, сказала она Сиру Карлу. Мне приказано было хранить их рачительно. Бедная женщина! она не смела назвать того по имени, от кого имела таковый приказ. Сир Карл спросил ее, не завещание ли ето: я не думаю, отвечала она ему; мне сказано, что оне касаются до поместьев в Ирландии. Ах! присовокупила она, отирая слезы, я имею великую причину думать, что не достигло времени сделать завещание.

Мне кажется, Гжа. Олдгам, сказала ей со злостию Мисс Шарлотта, что вы желали получит от него для себя завещание.

Она призналась что неоднократно о том говорила, а Мисс Каролина сказала, что она о том и не сумневалась.

Сир Карл прервал огорчительные сии примечания, обьявляя, что завещание кажется ему весьма благоразумным деянием в жизни, и что, по сему мнению, он всегда будет держат у себя свое собственное.

Здесь-то, Г. мой, сказала ему Гжа. Олдгам вынимая ящик, лежат мои деньги, записки и все мною собранное такими средствами, Г. мой, Бог тому свидетель, которые не могут мне принести никакакой укоризны....

Могу ли я спросить, прервала речь её Мисс Каролина, сколь велика сумма сих денег? Сир Карл поспешил отвечать: какая вам нужда? любезная сестрица, когда Гжа. Олдгам уверяет, что все сие приобретено честным образом. Обе сестры сказали друг другу, так как оне мне в том открылись. О! мы в том не сумневаемся. Не удивляешься ли ты, Люция, закоренелой их ненависти? Я опасаюсь, чтоб мой дядюшка не почел своего мнения при сем случае весьма оправданным, когда он уверяет что самое труднейшее на свете дело состоит в том, дабы привести на путь истинный такую женщину, которая от оного удалится.

Я думаю, отвечала Гжа. Олдгам, что все сие состоит из тысячи двух сот фунтов Стерлингов. Произнося сие она взирала на обеих девиц, как будто бы страшилась от сего их осуждения. Тысячу двести! сказала Мисс Шарлотта. Ах! любезная сестрица, сколько почитали бы мы себя щастливыми, естьлиб прежде хотя такую сумму могли разделить между собою! Сир Карл, коего опечаливали все таковые размышления, отвечал, что в таком возрасте, в коем были оне до сего времени и жили в доме своего родителя, не имели нужды в больших суммах; но когда достигли оне до времени своей независимости: то он уверен, что их имение не будет ограничено тысячью двумя стами фунтов Стерлингов. Оне благодарили его, изьявляя глубокое почтение; но не менее были уверены, что снисхождение его весьма было излишно для Гжи. Олдгам. Должны ли оне были позабыть, любезная Люция, что сия бедная женщина имеет двух детей, не упоминая о третьем.

Трепеща от страху, как обе сестры в том признаются, указывала она на другой ящик, в котором находилось, сказала она им, несколько подарков. Но она присовокупила; что их не требовала, никогда не желала, неболее одного разу надевала их и никогда не была намерена носит оные. При сих словах хотела она вынут ящик. Оставьте сей труд, Сударыня, сказал ей Сир Карл, подарки принадлежат вам. Все находящиеся у вас денги также вам принадлежат. Я весьма буду остерегаться, похитит что либо данное вам по щедрости моим родителем. Не властен ли он был в своих деяниях? Естьли бы он написал завещание, то не подтвердил ли бы в оном всего того, что для вас ни сделал? уведомьте меня, вы Гжа. Олдгам, и вы любезные сестрицы, о самомалейшем намерении и предприятии, кой бы он имел в пользу кого нибудь: то я истинно их исполню с такою же тщательностию, как будто бы он поставил мне законом последнюю свою волю. Не ужели остановимся мы на одних должностях правосудия? Закон для человека совесть и честность имеющего не предписан. Ах Боже! сей человек, любезная Люция, вскружит мне голову.

Можешь ли ты вздумать, что бы такое меня на сем месте остановило? Я покинула перо, углубилась в мыслях и плакала от радости. Мне кажется, Люция, сия радость происходит от того, что есть в свете молодой человек имеющей такое свойство. Впрочем от чего бы оная произходила! Теперь, я хочу опят приняться за письмо, хотя на глазах моих видны слезы.

Его сестры признаются, что оне приведены были в смущение; но что еще не пришло то время, в которое оне долженствуют одобрить от искреннего сердца все то, что он желал для них сделать.

Гжа. Олдгам была тронута его добродушием даже до слез и раскаяние без сумнения принимало в том равное участие: она предложила девицам, показать им.... я думаю, алмазы; по Сир Карл, перервав речь ея, сказал ей, что его сестры произсходять от Грандиссонов и удержал её руку, которую она протягивала к ящику. Она открыла другой ящик, из которого вытащила сорок гвиней, и несколько серебра. Сии деньги, сказала она ему, принадлежат вам. Я получила оные от Сира Томаса во время последней его болезни. У меня еще остается несколько другаго серебра: щеты мои почти совсем были окончаны, когда мне приказали оставит сей дом. По окончании же оных я вам их доставлю. Он не принял тогда её предложения. Пожалуйте, сударыня, сказал он ей, включите сие серебро в ваши щеты.

Она показала ему различные бумаги, касающиеся до дел фамилии; а пока он рассматривал оные, то его сестры пошли с нею в другую горницу, где увидели два большие черного дерева шкафа; в коих лежали её платья. Оне признаются что любопытство понудило их смотреть оные. Гжа. Олдгам, стараясь всячески им повиноваться, расстворила один шкаф из которого она уже выняла одно платье, в то время вошел Сир Карл. Он изьявил великое неудовольствие и отведши своих сестер к стороне спросил у них: не ужели все то что он видит произошло от собственного её желания? Он присовокупил, что он просит их признаться, не от самих ли их произошло таковое предложение, дабы не подать ему причины думать, чтоб была в свете такая женщина, котораяб почитала за удовольствие, в таковых обстоятельствах удивляться своим платьям. Мисс Шарлотта проникши в смысл сего вопроса, тотчас призналась, что Гжа. Олдгам ничего без их прозьбы не делала. Я в том уверен, возразил он, и сужу что оное весьма многаго стоит её снисхождению. Вы весьма вспыльчивы, любезные сестрицы. Может быть нечто и удалилось от вашего чаяния. Какое получаете вы удовольствие от сего любопытства?

Разве вы не знаете того, чего должны здесь ожидать от щедрости и добродушие той особы, коей память надлежит вам почитать? Оне покрасневши потупили глаза, а Гжу. Олдгам просили затворить шкаф. Удовольствие при сем ею изьявленное довольно показало, колико она была поражена первым приказом.

Ах! любезная моя Люция, позволь мне опят отдохнут несколько. Одно меня токмо устрашает; то есть: может быть Сир Карл Грандиссон, со всею своею к нашему полу вежливости, вообще не иначе почитает женщин, как за самых презренных особ. Естьли он имеет такое мнение; то в сем бы я желала быть уверена не для того, дабы почесть его хулы достойным в чем нибудь, но дабы иметь удовольствие думать, что он конечно был бы убежден в несправедливом своем мнении, естьли бы знал мою бабушку и мою тетушку. С другой стороны, удивляешься ли ты, что обе его сестры, коих душа возвышена примерами брата, не иначе о нем говорят как с восторгом? Мисс Шарлотта не имеет ли причины презирать своих любовников, когда их с ним сравнивает?

Наступило уже воскресенье: мы осведомились, что Сир Карл вчерашнего вечера прибыл в Лондон. О! его сестры гораздо о том более сожалеют нежели я. По какой же причине сожалеть мне? Но я скажу о нем подобно Милади Д.... он столь добр, что желают все быть его друзьями. Впрочем, ты знаешь, что он мой брат.

ПИСЬМО ХL.

Генриетта Бирон к Люции Сельби.

По совершенном осмотрении замка и по отдании надлежащих о всем приказов Сир Карл велел своим людям перенести в покой Гжи. Олдгам все то, что ей ни принадлежало. Потом отдавши её ключ от оного приказал вспомоществовать ей во всем, чего она ни пожелает к переноске своих вещей, с толикою же осторожностию и уважением, как будто бы никакой не случилось перемены в фамилии. Таковы-то были его выражения. Представте себе сколь велика была благодарность сей бедной женщины тронутой до слез. Любезные сестры его оказали, по видимому, некие знаки ревности, по крайней мере, есть-ли о том судить по следующим словам их брата: вы должны взирать, сказал он им, на справедливость отдаваемую мною тем, которые ничего инного от меня требовать не могут, как на залог того, что я желаю сделать для двух сестер, коим я обязан, по справедливости, всеми чувствованиями нежной дружбы. Вы увидели бы уже действия оного, естьлиб я не опасался, что благоразумие воспрепятствует моим намерениям. Как скоро познаю я то, что могу сделать, то не умедлю ни единой минуты; поелику я не полагаю даже и пределов вашей надежде. Поверьте что я превзойду ваше чаяние, естьли то возможно будет.

Любезнейшие мои сестрицы, продолжал он пожимая у их руки, я весьма бы сожалел, когдаб с толико возвышенным разумом вы остались под моим смотрением превосходнейшая наша родительница всегда того опасалась. Но как скоро будет от меня зависеть; то я совершенно вас учиню независящими от вашего брата, и вы самим себе ответствовать будете в своих деяниях.

Оне сперва ответствовали одними слезами. Потом Мисс Каролина клялась, что оне обе поставят себе за благополучие жить под смотрением такого брата, как он. Чтож касается до возвышеннаго.... она не могла окончить. Мисс Шарлотта продолжала за нее, уверяя своего брата, что их мысли и сердце ни чем таким не заняты, чтоб оне ни готовы были зависеть от его благоразумия и его дружбы. В рассуждении ж сердца, возразил он, улыбаясь, мы поговорим в других обстоятельствах. Я прошу Каролину обьявить мне свои склонности, а Шарлотту известить меня о своих. Положитесь обе на то желание, которое я имею видеть вас благополучными. При сем оне мне не сказали, что обе бросились в его обьятия; но я представляю себе, что оне учинили сие с равномерною нежностию.

Отъезжая с своими сестрами в замок Грандиссон и прощаясь с Гжею Олдгам, он у ней спросил, каким образом намерена она поступить с самой собою. Нещастие, сказал он ей, требует покровительства от тех, кои в лучшем находятся состоянии. Когда вы утвердитесь в каком нибудь месте; то уведомьте меня и естьли вы дадите мне знать о ваших обстоятельствах и мерах, кои вы хотите предпринять в пользу тем, коим обязаны первым попечением: то доверенность учиненная мне вами не будет бесполезна.

Сделайте милость, не могла я удержатся чтоб не прервать её речи, скажите мне, что на сие отвечала Гжа. Олдгам? Как приняла она сии слова?

Наша дорогая Генриетта, отвечала Мисс Шарлотта, принимает странное участие в повествовании Гжи. Олдгам. Должно удовольствовать её нетерпеливость. Но.... она очень долго плакала, как вы в том не сумневаетесь. Она сложила руки: бросилась на колени, и молила небо благословить его и все ему принадлежащее.

Посмотри, Люция! Но я спрашиваю у всех, достойна ли я хулы. И самая твердая добродетель не смягчилась ли бы от таковой повести? Не внушает ли она сама сожаления к тем, которые по нещастию забыли долг свой? Так, я в том уверена, и не менее знаю что Сир Карл и все любезные мои родственники равномерно о том думают. Я почитала себя уже с некоего времени за посредственную девицу в сравнении сих двух сестер; но я теперь начинаю верить, что во многом я их стою. По истинне, они не имели такой бабушки и такой тетушки, коих я по щастию имею: они лишились еще в своем младенчестве превосходной матери, а их брат еще не весьма давно здесь находится. Его достоинство, которое вдруг оказалося, произвело действие солнца, дабы показать те пятна и несовершенства, кои весьма было трудно открыт до его возвращения.

Сир Карл склонил госпожу Олдгам уведомит его письмом о том, что она намерена сделать для самой себя и для тех, кои остались на её попечении. Она не умедлила в скором времени оказать ему сие удовольствие. Ея намерение, писала она к нему, состоит в том, дабы удалиться в Лондон для воспитания своих сыновей, распродать все свои мебели, алмазы, платья, и все то что ей кажется не приличным её состоянию, препровождать уединенную жизнь и иметь сообщество токмо с честными людьми. Она присовокупила к сему опись всего её имения. Обе сеетры еще и теперь не известны сколь велико её имение. Но знают, что их брат определил ей ежегодную пенсию, для двух детей прижитых с Сиром Томасом; и вероятно что его милости гораздо более к ним умножатся, когда они будут в состоянии вступить в свет.

Он нашел все весьма в хорошем порядке в заике Грандиссон, но в нем его ожидали два управителя отца его, которые причинили ему великое замешательство: он по своему проницанию скоро приметил, что их щеты учинены были по их согласию с толь малою предосторожностию со стороны Сира Томаса, что он отдал на рассмотрение одного другому. Он вознамерился рассмотреть сам все их росписи, и хотя ему казались некоторые статьи сумнительными или худо изьясненными, но он понуждал их признаться, что сумма подведенная ими гораздо была ему выгоднее, нежели они себе то представляли. При сем открытии он не преминул сказать своим сестрам, что их родитель не столько был рассточителен, как о нем думали.

В изследованиях своих с Филмером он открыл не токмо обязательство касающееся до Мисс Орбан, но нашли и причину привести пред него сию молодую особу. Она предстала пред него может быть с гораздо невиннейшими намерениями, нежели те, кои её привели. Он удивлялся её красоте и выхвалял оную сестрам своим; но когда мат и обе тетки приметили, что его удивление не далее того простиралось, как обыкновенно удивляются хорошей живописной картине; то оне паки прибегнули к обязательствам Сира Томаса, кои оне выдавали за действительное обещание брака, и два представленные ими письма довольно сходствовали с сим предлогов. Сир Карл чрезвычайно тем был опечален, уважая честь своего родителя и особливо зная, что его сердце и чувствие исполнены были сею мыслию при последнем своем прибытии в поместье, лежащее в Ессексе. Филмер просил его к двум теткам, дабы там с ним переговорить. Он на то согласился для избежания явного разглашения; но прежде всякого изьяснения, он просил дозволения, поговорит с четверть часа на едине с Мисс Орбан. Но поелику он притворно весьма выхвалял естественные её приятности, то тетки ласкались, что оные начали производить над его сердцем сильное впечатление, и подавали своей племяннице такие наставления, кои соответствовали с сею надеждою. Но вместо того, дабы испытать силу её прелестей, он употребил сие время на то, чтоб получить от нее некоторые признания, кои показали ему всю подлость сей фамилии. Возвратясь назад с молодою особою, держа ее за руку, он столь жестоко укорял мать её за ту ролю, которую она играла в безчестном сем предприятии, что она без чувств пала к ногам его. Тетки чрезвычайно устрашились; племянница их весьма горестно плакала и клялась небом, что впредь следовать будет правилам честности.

Сир Карл просил их возвратить ему оба письма его родителя к обещался предать сие дело вечному забвению, обещая, на сих договорах, дат тысячу гвиней Мисс Орбан, когда она честным образом выдет за муж. Филмер начал было выправляться в том участии, которое он имел в самых коварнейших обстоятельствах заговора; но Сир Карл ни мало не желая его обезпечить, обьявил ему, что он полагается в том на его совесть. Те возражения, кои он учинил против его щетов, не иначе могли быть обьяснены, как в Ирландии; он туда с ним отправился, и там удостоверясь во всем собственными своими глазами, уволил его из своей службы с гораздо большим благородством и милостию, нежели бы надлежало за толикие доказательства несправедливости и повреждения.

По возвращении своем он осведомился, что Мисс Орбан лежит в оспе; он ни мало о ней не сожалел, но напротив того судил, что сие нещастие было для нее небесною благодатию. В самом деле, хотя лице её весьма переменилось в рассуждении её прелестей, но она была еще столь приятна, что могла понравится одному честному Лондонскому купцу, с коим она почитала себе за щастие сочетаться законным браком, и коим она была обожаема. Сир Карл приказал ему выдать ту сумму денег, которую ей обещал, и сверьх того сто гвиней ей на платье. Как её так и её супруга благополучие состояло частию и в том, что они освободились от двух теток, которые почитали сей союз за нещастие для их фамилии, да и сама мать возвратилась в Ирландию с великим неудовольствием.

В продолжение всех сих обстоятельств Сир Карл не мог забыть прежних предложений в рассуждении того брака на которой было его родитель для него согласился, и о коем он его просил, чтоб отложить до своего возвращения. Он виделся с двумя господами той фамилии, которые представляли ему предложения. Его сестры известны токмо о том, что в первом сем свидании договор совершенно был прерван; не взирая на то он не престает говорить о сей фамилии с чрезвычайным уважением; равно известно всем, что та молодая особа, о коей ему представляли, питает к нему весьма нежные чувствия. Некогда Мисс Грандиссон сказала ему, что она желала бы, чтоб сие дело возобновлено было: он на то отвечал, что ничего бы славнее сего он для себя не желал, но что сие было невозможное дело. Чего бы я не дала единственно за то, чтоб узнать, от куда происходит сия невозможность? Ах, Люция!.... но я не знаю, что такое хотела я присовокупить. А сие-то случается со всеми безумными, и я начинаю считать себя в числе....

Сир Карл не преминул, по прибытии своем в Англию, засвидетельствовать достодолжное свое почтение Милорду В.... своему дяде с матерней стороны, которой имел тогда свое пребывание в поместье близ Виндзора лежащем. Я уже тебе сказала, что Милорд имел к нему худые разположения, по той токмо причине, что он не был любим его родителем, к коему сей господин имел всегда отвращение. При первом свидании его дядя не токмо изьявил ему чрезвычайное хладнокровие, но еще говорил ему столь язвительно о памяти умершего, что молодый Кавалер, со всею своею умеренностию и теми чувствами, коими он обеим им обязан, едва мог удержаться в границах багопристойности. Но он умел сохранит с толиким благоразумием и кротостию твердость, коею защищал своего родителя, и свое уважение к брату своея матери, что Милорд не могши воспротивиться пленительному его разуму и добродетели, принял его в свои обьятия, обещал ему всю свою нежность и предсказывал ему, что он будет великим человеком в свете.

Ты уже читала в одном из моих писем, что Сир Карл уехав из Флоренции, дабы в Париже дождаться позволения возвратиться в Англию, оставил Мисс Жервинс, свою питомицу, в Италии, под смотрением доктора Барлета. Он немедленно писал к ним, дабы они оба к нему ехали. Мисс Жервинс препоручена была попечениям одной благоразумной и добродетельной вдовы, которая имела трех дочерей весьма хорошо воспитанных. Иногда она получала позволение препровождать по нескольку дней в сообществе сестер Сира Карла, которые возымели к ней весьма нежную любовь. С некоторого времени она усильно меня просит доставит ей то, что она называет своим благополучием, то есть завсегда быть с Мисс Шарлоттою Грандиссон, и я с охотою приму на себя труд оказать ей то удовольствие, в коем я ничего не усматриваю затруднительнаго. Не взирая на ту надежду, коею она ласкается усовершиться в столь благородном училище, необходимость требует, говорит она, гораздо сильнейшего покровительства, нежели покровительство получаемое ею от своей надзирательницы и её дочери, дабы быть в безопастности от предприятий опасной матери, которая изыскивает случай ее похитить. Я хочу тебе вкратце рассказать повесть Мисс Жервинс. Родитель её был из числа превосходнейших людей; мат её напротив того самая злейшая в свете женщина: она подвержена была всем порокам. Я уже тебе сказала, что чрезвычайные её распутства и невоздержность принудили её супруга оставит Англию, дабы от нее освободиться. Не смотря на то она желает, чтоб её дочь была под её смотрением, а сие-то было бы весьма несносно для такой молодой особы, которая по своему виду и склонностям весьма любвидостойна. Сир Карл имел уже некие распри с сею жестокою матерью, да и теперь еще приводит она его в некие замешательства. Мисс Емилия Жервинс довольно богатая наследница: её имение, как полагают, заключается в пятидесяти тысячах фунтов Стерлингов. Ея родитель производил великий торг в Италии и на берегах Восточного моря; по смерти же его Сир Карл сыскал средство умножит остальное имение, выручкою великих сумм, коих бы она лишилась, есть либ имела не столь знатного опекуна.

Какой новой свет открыла я для себя, любезная Люция, с того времени, как я вступила в сообщество с сею фамилиею! дай Боже, чтоб ваша Генриетта не заплатила им за то весьма дорого! Она наиболее должна опасаться, отвечать вы ей будете, чтоб к нещастию её не была она обьята безнадежною страстию.

Милорд Л.... по прошествии двух или трех месяцов после возвращения Сира Карла, прибыл из Шотландии в Англию. Он прежде всего посетил замок Грандиссон где молодой Кавалер, выслушав от самого его обьявление о его чувствованиях, и равно не сумневаясь о чувствованиях сестры своея, поставил себе за величайшее щастие представить его пред нее, и соединит их руки, держа их обеих за оные. Я почту себе за величайшую честь, сказал он Милорду, естьли вы с сей минуты щитать меня будете своим братом. Весьма справедливо то, как я теперь вижу, что мой родитель находился в некоем замешательстве, во причине своих обстоятельств. Ни мало не сумневайтесь, чтоб он не имел нежности к дочерям своим; но может быть он опасался, чтоб оне не вздумали вскоре доставит себе какое нибудь другое покровительство, кроме его. Естьли бы Бог продлил жизнь его до того времени, когда бы он установил порядок в своем имении, то я уверен, что он употребил бы все свои силы дабы соделать их благополучными. Он оставил мне исполнит долг сей, я я приложу к тому первое мое попечение.

Мисс Каролина не могла выразить ни единого слова от чрезвычайной своея радости. На глазах Милорда показались слезы. Родитель мой, продолжал Сир Карл, уведомил меня в одном из его писем о состоянии Милорда. Я ничего с такою ревностию не желаю, как служит моему брату. Обещайтесь, Милорд, убеждайте и начинайте свои предприятия; брат берет на себя труд способствовать вам в имении, а сестра составит ваше благополучие. Мисс Шарлотта толико была тронута сим явлением, что подняв на небо руки свои и взоры, просила Бога продлить жизнь её брата и влиять в его чувствования равную к ней любовь. Тогда, сказала она, весь свет восчувствует его благодеяния и подражать будешь его примеру.

Удивляешься ли ты теперь, любезная Люция, что Милорд Л.... и обе сестры не могут удержаться от восхищений по своей благодарности, когда говорят им о брате которой излиял на них великое благодеяние?

За два месяца еще до брака, Сир Карл подал девице Каролине бумагу, запечатанную собственною его печатью. Вы усмотрите в ней, сказал он ей, то, что бы вы конечно получили от родительской милости, естьли в состояние его обстоятельств ему позволили, и то, что бы Милади Грандиссон заставила его сделать для вас, естьлиб небо продлило жизнь толико великодушной матери. Когда вы дадите руку Милорду Л.... то другою представьте ему сей подарок; и чтоб вся его благодарность клонилась к вам. Я исполняю долг мой: я совершил одну статью завещания моего родителя, представляя себе, что он точно также оную б расположил, естьлиб смерть не прервала его дел.

При сем облобызав сестру свою с великою нежностию от нее вышел, прежде нежели она разпечатала бумагу.

Она нашла в оной сумму банковыми билетами, в десять тысяч фунтов Стерлингов. При первом движении своего сердца она бросилась на креслы, на коих некоторое время была вне себя, но том очувстововавшись она пошла немедля к брату своему. Ей сказано, что он был в горнице сестры ея. Она его там не нашла; но чрезвычайно удивилась увидя сестру свою проливающую слезы: Сир Карл ее оставил. Что я вижу, сказала она ей; какие печали беспокоят любезную мою Шарлотту? О! бесподобный брат! Отвечала ей Шарлотта. Не возможно перенести его благодеяния! Разсмотри сие доказательство: прочтя сию бумагу. Мисс Каролина взяла записку содержавшую следующее:

"Я определил Каролине то число денег, кое она имела право ожидать от милости моего родителя и состояния нашей фамилии, естьлиб он прожил до тою времени, когда бы мог обьявит нам последния свои желания. Но поелику я не менее уверен в кротости любезной моей Шарлотты; то она усмотрит в обьявляемом мною здесь свидетельстве свое щастие и свою независимость утвержденные невозвратным образом, следуя тем правилам, в кои, я познаю, что она вступила по смерти моего родителя. Качество Исполнителя, каковым почитаю я себя в сем случае, не подает мне другаго достоинства, как то, чтоб исполнить намерения давших нам жизнь, так как по справедливости должно их совершить. И так почитайте память их, воспомните при выборе мужа, что имя Грандиссон должны вы переменит на какое нибудь другое. Впрочем, по всей моей гордости, что такое значит имя? Нужен только человек вас достойный. Каков бы ни был тот на которого вы заблагоразсудите обратить свой выбор, я приму его в обьятия со всеми нежными чувствиями брата...

Карл Грандиссон.

Свидетельство состояло из такой же суммы денег, какую он определил Мисс Каролине, которая и могла умножена быть процентами до брака Шарлотты, ибо сия властна будет разполагать ими, так как и сестра ея, не прежде своего брака. Оне взаимно поздравляли друг друга с пролитием слез от нежности и радости. Каролина нашла своего брата; но подходя к нему она не в состоянии была произнести ни единого слова в благодарность, о коей она помышляла. Она взяла его за руку, которую долгое время прижимала к устам своим, посвящая ему сердце, но не имея силы произнести иначе свою благодарность. В то время, когда он держал ее в своих обьятиях и просил сесть, вошла Шарлотта, дабы предаться равным восхищениям чувствований. Он посадил ее подле своея сестры, выдвинул креслы, на коих он сел супротив их и взял обеих за руки начал им говорит следующия слова тихим голосом, как будто бы опасался, чтоб кто нибудь не услышал о его благодеяниях: "Вы чрезвычайно чувствительны, любезнейшие мои сестрицы, к сим справедливым засвидетельствованиям братской нежности. Когда Богу было угодно взят от нас тех почтеннейших особ, коим мы обязаны бытием нашим; то мы составляем между собою более, нежели братья и сестры, поелику мы должны заступить место тех дражайших родителей, коих мы лишились. Впрочем не щитайте меня иначе как за исполнителя такой власти, котораяб обьявлена была в завещании, и которое конечно было бы учинено, естьлиб время то позволило. Я не мог сделать для вас менее, ибо мог сделать то, что теперь сделал. Вы не можете себе вообразить, сколько меня обяжете, естьли никогда не станете мне говорить о иной благодарности, кроме той, которую я желаю заслужит любовию моею. И позвольте, чтоб я вам оную представил; естьлиб вы обьявили мне, что вы не почитаете учиненное иною за долг, то сие не согласовалось бы с достоинством приличным сестрам моим.

О! любезная Люция! попроси мою тетушку приготовит для меня покой мой в замке Сельби. Совершенно не можно жить в той славе, которая увенчавает сего удивления достойного смертнаго! Но, дабы подкрепит себя, мне кажется, что можно найти в нем некой недостаток: он в том сам признается. Не смотря на то, не оправдается ли он своим признанием? О! нет! ибо он не изъявляет ни малейшего вида, чтоб помышлял в том исправиться. Сия погрешность происходит от гордости: не приметила ли ты, сколь высокое иногда имеет он мнение о своем имени, и таким голосом говорит он о достоинстве приличном сестрам его? Какая надменность! О, дражайшая Люция! он весьма наполнен тем, чем обязан себе, и тем, чем он равно долженствует знатному своему имению. Чтож я могу сказать? Не взирая на то я знаю, что занимало бы его мысли, дабы быть благополучным.... Пожалуйте, пожалуйте, любезной мой дядюшка! или лучше сказать, Люция, пропусти совершенно строку сию.

Сир Карл, по прошествии осьми месяцов по смерти его родителя, отдал из своих рук Мисс Каролину Милорду Л.... она уехала с своим мужем в Шотландию, где наслаждалась в течение некоторого времени удивлением и ласками новой своей фамилии. Сколь для мена щастливо, что известие о их прибытии понудило ехать Сира Карла и Мисс Шарлотту в Колнеброк, дабы там приготовиться к принятию их!

Когда они отправились в Шотландию, то Сир Карл провожал их даже до Ионорка, где препроводил несколько дней у тетки своей Елеоноры Грандиссон, которая живет уединенно в девстве. Она известясь о великих его качествах из писем сестер его, была в нетерпеливости видеть столь любезнейшего племянника.

Сколь много других повествований моглаб я разказать тебе о сем странном человеке? ибо должно называть его столь же странными именами, каков и сам он. Я просила рассказать мне историю о Докторе Барлете; обе сестры отвечали мне, что не зная ее обстоятельнее оне меня посылают к самому Доктору. Впрочем оне весьма были уверены в том, что надлежит его почитать за благоразумнейшего и добродетельнейшего человека. Оне уверены, что ему известны все сердечные тайности Сира Карла. Не весьма ли удивительно, что тайности Сира Карла были столь велики? Не взирая на то, ж ничего не вижу такого в Сире Карле и в Докторе, чтоб не можно было учинит им некоторых невинных вопросов; хотя, по истинне, я не весьма любопытна. Для чегож была бы любопытнее сестер его? Но мне кажется, что весьма трудно, пребывая в фамилии столь отличного достоинства, и не желать некоего изьяснения о всем том, что до нее касается; а когда сие любопытство ни от какой другой причины не произходит, как от желания дабы восхвалит их и подрожать им: то я ничего в том не усматриваю такого, от чегоб должно было опасатся укоризны.

Я окончила ту повесть, которую тебе обещала рассказать, сокращая ее сколько было можно; и не преставала писать и день и ночь, сколько по повествованию двух госпож, кои ясно видели, колико сие предприятие впечатлено в моем сердце, столько и по запискам, в коих по большой части заключались главные обстоятельства. Теперь я хочу обьявить о настоящих положениях, Сир Карл еще в отсудствии, любезная Люция; ныне уже понедельник, очень хорошо. Сир Карл приказал просить прощения чрез двоюродного своего брата, которой прибыл к нам вчерась с Г. Ревсом, и тогож вечера возвратился обратно. Я думаю что он занят каким нибудь важным делом: он обещался быть завтра сюда, естьли я в том не ослушалась. Он просил прощения у своих сестер и Милорда Л.... Я весьма довольна тем, что он неучинил со мною равного поступка.

Мисс Шарлотта жалуется, что я не во всем ей открываюсь. Она говорит, что её намерение есть во всем мне признаваться; но находясь в таких замешательствах, в коих я не могу быть, она желает чтоб я прежде то делать начала; поелику она совершенно не знает, каким образом должна она начать. Я нимало не желаю отгадывать, какие были её замешательства. Но я уверена в том, что благопристойность не позволяет сказать такой сестре, коей благосклонность, как я в том уверена, явно изьявляется в пользу другой женщины, что я возъимела особенные чувствования к её брату; по крайней мере до того времени, пока не буду уверена, что он равномерные ко мне ощущает. Впрочем Милади Л.... к которой я также должна иметь доверенность, ничего не скрывает от своего мужа. Правда, что из всех особ, коих я знаю, не изключая и моего дядю, он есть такой человек, коему я могу без всякой опасения открыт мои тайности. Но действительно ли я имею тайну, любезная моя Люция? И тайна ли та для меня, чтоб никогда ее не открывать, а любит такого человека, от которого я нималейшего обьявления в любви не имела.

ПИСЬМО XLI.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

В понедельник 13 Марта.

Теперь должно тебе сказать, в пользу какой особы обе сестры подают свое согласие. Ето Милади Анна С.... единая дочь Графа С.... кажется, что она уже давно обладает великим имением и независит от своего родителя, от коего она еще более ожидает. Сего дня она уведомила обеих сестер о своем к ним посещении. Я в том согласна. Ето конечно прелестная особа и превосходного разума. Она заключает в себе все то, что только есть любвидостойного в свете. Но я сомневаюсь, любезная моя, искренно ли я желаю ее видеть достойною сих похвал. Как! любовь, естьли должно признаться, что она имеет какую нибудь надо мною власть, любовь, способна ли стеснят сердце? Я не знаю, когда она не известна, и не известна с одной стороны, то не соединяется ли несколько с ревностию, завистию и скрытностию. Но не взирая на то я буду стараться всячески соответствовать моему воспитанию и полученным мною примерам, какого бы роду ни были желания моего сердца, до того времени, пока я буду в неизвестности. Я уверена, что естьли усмотрю Кавалера Грандиссона принимающего обязательство: то буду почитать щастливою его супругу и желала бы как одному так и другой всех тех благополучий, коих можно ожидать на сем свете. Я опорочила бы сие сердце, естьлиб имела во оном другия чувствования,

Обе госпожи пристали к Г. Грандиссону, дабы выведать от него те дела, которые столь часто привлекают Сира Карла в Канторбери, но признавались, что ничто не обязывает его сохранять оные в тайности, он не преставал содержат их в недоумении притворною шуткою и такими обьявлениями, которые много походят на Роман. Дело было, естьли должно тому верить, о весьма прелестной женщине, которая страстно любит Сира Карла, и к коей он не менее же чувствует любьви, но без всякого отношения к браку. Брат Грандиссона ни мало не смотрит на истинну и без всякого затруднения употребляет торжественные слова, хотя произносит оные шутливым образом, дабы приводит в замешательство столь мало вероятными известиями; и тогда етот шутник хочочет без всякой меры, по причине той неизвестности, в которую он приводит слушающих. Сколь такие щеголи дураковаты! какое имеют они мнение о женщинах? И как оне по истинне безумны, что слушают такие сумозбродства, коих посмеяние обыкновенно обращается на них.

Сей важной человек вчерашнего вечера нашел случай разговаривать со мною на едине, и не шутя просил меня принимать благосклонно его попечения. Я из того познаю, что в весьма низком степени почитаюсь двумя сестрами; ибо я сужу, что оне оставя меня с ним на едине, конечно одобрили его намерение. Не ужели я столь унизилась в их мыслях, подумала я в себе, что оне почли меня способною выдти за муж за такого человека, которого я презираю единого в их фамилии; потому что я не имею столько богатства, сколько Милади Анна....? Я скоро узнаю их о том мнение; и хотя по их прозьбе я обьявила Г. Ревсу, что я пробуду здесь гораздо долее, нежели думала; но теперь возвращусь в город, как можно скорее. До какой величайшей степени ни простирали бы оне свою гордость по причине своего имени, присовокупила я в гневе моем: но единое имя ничего не значит для Генриетты Бирон. Я столько же горда, сколько и оне.

Не дав им знать о том, что произходило в моих мыслях; я улучила первую минуту, дабы поговорить с ними о обьявлении двоюродного их брата. Оне показались мне весьма тронуты его дерзостию, а Мисс Шарлотта клялась поговорит с ним о том. Она удивлялась сему тщеславию. По истинне, не взирая на все распутства его молодости, у него еще осталось великое имение: но ето, сказала она, несносная доверенность в человеке худых нравов, которой считает, что может иметь право домогаться.... твоея Генриетты, любезная Люция. Вот что думают о ней Мисс Шарлотта Грандиссон и сестра ея, каким бы образом вы сами о том думали, во время её унижения. При сем то случае я призналась им, что намерена ехать. Оне в то же время сыскали двоюродного своего брата; и изьяснение, которое оне с ним имели, должно быть весьма пылко; поелику он им обещался никогда не подавать причины к равным жалобам. На конец он им сказал, что не имеет желания к браку и что он долгое время колебался, прежде нежели решился учинить столь искренное обьявление; но что, почитая себя однако угрожаемым подвергнуться некогда игу, он судил, что никогда не сыщет такой женщины, с коей бы надеялся жить благополучнее, нежели со мною.

Ты можешь заключит любезная моя, из поступка Г. Грандиссона, что вся фамилия не иначе о нем думает. А наиболее можешь быть приводит меня в сожаление, коего бы я впрочем не имела, то, что я усматриваю во всех вас толико почтения и любьви к самому великому..... так точно, к самому великому человеку; поелику он всех превосходнейший. Сколь щастливо для молодой девицы, когда склонность всех её сродственников сходствует её с собственною; но не должно надеяться на возможность. И так я вскоре увижу, до какой степени простирается достоинство сей Милади Анны. Естьлиб мое мнение.... Действительно, любезная моя, когдаб я была и первая Принцесса на земле; то и тогда бы не желала себе другаго супруга, естьлиб только могла получить онаго. К нещастию моему, я не иное что, как бедная Генриетта Бирон! С субботы, графиня Д..... без сумнения приняла такие меры, которые нимало не возмутят моего решения. Ето уже решено, любезная Люция, и я никогда не буду о том иначе помышлять. Я не могу, не должна, следственно и не хочу дать мою руку кому бы то ни было на свете в то время, когда я чувствую в моем сердце явное предпочтение к другому. Благодарность, справедливость, добродетель и благопристойность, все сие составляет для меня такой закон, коего я никогда не нарушу.

Однако же поелику я не усматриваю даже и тени надежды: то и начинала покушаться преодолеть, сказать ли что? Безполезную мою страсть? Пуст такое имя придают моим чувствованиям, естьли оно им прилично. Дитя знающее хотя несколько любовь в том бы не обманулось; ты знаешь, что так меня укоряли. Хотя любовь сия бесполезна, поелику она безнадежна, но я без всякого стыда в оной признаюсь. Разве я не могу предстателями своими поставит рассудок, добродетель, разборчивость? Разве я люблю один вид, естьли то, что я чувствую есть любовь? нет, но добросердечие, великодушие и истинная учтивость восторжествовали над моим сердцем. И так чегож мне стыдиться? Не взирая на то я иногда не могу скрыть несколько стыда своего.

Обе сестры всегда меня усильно просят прочитывать им некоторые места в моих письмах, прежде нежели я их отправлю в замок Сельби, то оне столь великодушны, что не жалуются, когда я пропущаю несколько строк и даже целые страницы; а из того оне однако могут судить, что я нечто скрываю. Пуст так. Оне никогда не усмотрят во мне, подлости, любезная моя Люция, очень хорошо. Милади Анна С.... удостоила нас своим посещением и теперь лишь отсюда поехала. Она весьма приятная особа. Я не могу не отдать ей сей справедливости; и естьлиб она была действительно Милади Грандиссон, то думаю у что я ее бы почитала. Я без сумнения то думаю. Но, любезная Люция, сколь я была щастлива до отъезда моего в Лондон!

Разговор шел весьма долгое время о Сире Карле. Милади Анна без всякого затруднения призналась, что она почитает его за самого пленительного человека, какого она видела в своей жизни. Она влюбилась, сказала она, в превосходные его свойства. Во всяком месте, где она ни бывает, слышит о нем похвалы. Дело Сира Гарграфа, о коем она слышала, подало ей причину засвидетельствовать мне многия похвалы. Она присовокупила к тому, что когда узнала о моем прибытии в Колнеброк, то желание меня видеть, великое имела участие в нынешнем её посещении. Я слышала как она говорила Мисс Грандиссон на ухо, что я самое прекрасное творение, какого она еще не видывала. Сие самое выражение она употребила. Мы все творения, я не отрицаюсь: но я тебе признаюсь, что сие слово никогда толико не казалось для меня так колким, как в то время, когда оно вышло из уст Милади Анны.

В сие время принесли мне письмо от моей тетушки, содержащее в себе все произшествие между ею и Графинею Д.... И так, дорогая и добросердечная Графиня, вы уехали с великим прискорбием! я весьма тем опечалена. Но моя тетушка уверяет меня, что впрочем вы весьма мною довольны, и что вы по крайней мере хвалили мою откровенность: сей-то похвалы почитаю я себя достойною. Я восхищаюсь тем, что сия любви достойная госпожа отчаевается преодолеть мое предубеждение в пользу другаго; сие чувствие достойно как ея, так и её сына. Я не престану во всю мою жизнь почитать ее. Слава Богу, мне кажется, что сие дело уже решено.

Моя тетушка соболезнует о той неизвестности, в коей я нахожуся. Но не сама ли она мне сказала, что Сир Карл Грандиссон чрезвычайно богат, одарен великими выгодами и ради сего самого он составляет, в сравнении с нами то, что вся публика в сравнении с несколькими человеками? И так, я ничего не усматриваю о чем бы жалеть надлежало. К чемуж говорит о неизвестности? Будем о всем известны, так и все кончится. Его сестры могут тому смеяться и когда станут говорить мне о каком нибудь благополучном человеке живущем в Нортгамптон-Шире, то все равно, естьлиб оне мне сказали: ты не должна нимало помышлять о нашем брате; повторить мне: что Милади Анна С.... весьма богатая наследница, т. е: вместо того чтоб сказать мне другими словами: на что ты надеешься Генриетта Бирон? А сие-то совершенно меня не трогает. Сей свет есть не инное что, как переход, и переход весьма краткой, которой нас ведет к лучшей жизни. Я не менее от того буду усиливаться продолжат мое течение, и может быть с гораздо большим тщанием, дабы достигнуть до настоящей моей цели.

Словом, по всем моим расположениям я желаю токмо принадлежать единому человеку в свете честным образом. Но я в том не усматриваю никакой надежды. И так мне остается одно только решение дабы вечно препровождать жизнь мою в девстве. Я в том признаюсь. Что тут худого усматриваешь, любезная моя. Не менее ли буду я иметь беспокойствий и попечений? Я прошу у всех любезных моих родственников одной милости, не напоминать мне никогда о браке.

ПИСЬМО XLII.

Генриетта Бирон, к Люции Сельби.

Во вторник, 14 Марта.

Наконец Сир Карл возвратился. Он прибыл с Доктором Барлетом. Все мое умствование повергается опять в великую опасность, по крайней мере до того времени, пока оно оправдано будешь моими рассуждениями. Я предвижу, что на конец должно будет решиться искать убежища в замке Сельби.

Теперь я не слышу ни одного такого слова, котороеб кажется не заслуживало быть повторенным. Однако не думай, чтоб я тебе не представила, колико его присудствие животворяет все собрание. Разсмотри же некоторые изображения оного, кои я соберу здесь по частям.

По его возвращении, сказал ему Милорд Л.... мы помышляли о удовольствии вскоре с вами видеться. Я равномерное ощущал с вами желание, Милорд, отвечал он ему; и взяв меня за руку сел подле меня присовокупив, моя нетерпеливость увеличивалась еще и тем желанием, дабы вскоре, разделяя с вами сию честь, видеть Мисс Бирон.

Для чегож брать меня за руку? Но наименование брата может оправдать сию вольность.

Он продолжал. Я препроводил почти большую часть недели в весьма печальных обстоятельствах, о чем может быть братец мой вам сказывал. Я не прежде возвратился в Лондон, как в субботу, и там подали мне записку от Сира Гарграфа Поллексфена, которой напрашивался ко мне завтрешнего дня к обеду с Г. Мерседою, Багенгаллем и Иорданом. Но некоторые обстоятельства понудили меня отложит то намерение до следующего дня, и вы конечно не догадаетесь, Мисс Бирон, до чего оно нас довело ехать вместе в Падингтон навестит Госпожу Обери.

Я содрогнула; я встрепетала, вспомня о том, что претерпела в сем месте.

Сир Карл уведомлял нас, что склонил Сира Гарграфа, хотя с затруднением, приказать выдать ему сто фунтов Стерлингов, кои он обещал Вильзону, и что будучи весьма доволен тем засвидетельствованием, кое Гжа. Обери изьявила о намерениях сего молодого человека, касательно её дочери, он обязался ей дать сию сумму в ден их свадьбы, присовокупя к тому еще от себя пятьсот гвиней. Он склонил Гжу. Обери показать ему место печального моего приключения, и в разговоре, которой он имел на едине с сею госпожею, осведомился о главных обстоятельствах моего приключения. Он по своему добродушию присовокупил, что сие известие столь чувствительно его тронуло, что соединясь паки с Сиром Гарграфом, с великим трудом мог показывать ему учтивой вид, с которым он с ним до того времени обходился. Трое друзей просили его из милости, и как будто по той причине, дабы повинуться его воле, приехать к обеду, которой Сир Гарграф, в окончании сего месяца, даст им в своем великолепном доме, выстроенном у рощи в Виндзоре. Они твердо настояли в сем договоре, и Сир Карл на то согласился тем охотнее, что когда они решились непременно отправиться все трое в путь, то ето будет последней случай, в которой он с ними увидится.

Тогда его сестры и Милорд Л.... весьма удивлялись тем причинам, кои он называл печальными, и кои столь долгое время задержали его в Конторбери. Сие слово, сказал он им, прилично тем попечениям, коими я занят, и вы не должны удивляться тому, когда увидите меня носящего несколько дней траур. Обе сестры взирали на него с величайшим беспокойствием; а я, которая, как ты знаешь, составляла третию, равномерно оное чувствовала. Оне с нетерпеливостию его спросили, не до всей ли фамилии касается сей траур? Нет, отвечал он, здесь дело идет о весьма любезном друге, которой был болен в Канторбери, и коего я видел испустившего последнее свое дыхание. Г. Дамби, (имя его друга,) жил долгое время во Франции, где от своей торговли весьма разбогател и чувствуя в себе весьма слабое здоровье, возъимел желание окончить жизнь свою в своем отечестве. За два месяца пред сим он переправился из Кале в Дувр; но его, болезнь увеличилась так, что принужден был остановиться в Канторбери на пути своем в Лондон, и там отдал последнюю дан природе. Его тело должно перенести сей ночи в город, и я отдал приказ к приготовлениям его похорон, коими я занимался дни три. Г. Дамби имел весьма великое богатство, и препоручая мне все свои дела, сказал мне, что они находятся в добром порядке. Его завещание не прежде должно быть разкрыто, как по погребении его. У него остались два племянника и одна племянница, коих я ему обещал взят к себе, для исполнения последней его воли. Он упорно оное отвергал. Однажды покусились на жизнь его убийцы, подосланные его братом; но я имел щастие спасти его от оных с довольно малым достоинством, поелику я равно защищал и мою жизнь, которая такой же была подвержена опасности: но как его племянники и племянница нималейшего не имели участия в сем злодеянии; то я опасаюсь, чтоб он не излишне далеко простер гнев свой против их родителя, а свою благодарность ко мне.

Но не признаетесь ли вы, сказала ему Мисс Шарлотта, что мы имеем причину укорят вас в сем случае в некоей скрытности? Вы ездили раз с десять в Канторбери, не сказав нам ни слова о тех причинах, кои вас туда привлекали. Я откровенно признаюсь вам, что подозревала вас в каких нибудь любовных делах. Он отвечал, что в его скрытности нет нималейшего притворства; но что он почитал за долг не обременят своих друзей печальными сообщениями, наипаче когда оне нималой пользы принести им не могут, и что он занимал каждый ден великим множеством таковых обстоятельств, коих единая сия причина препятствовала ему отягчать сестер своих. Невзирая на то, я думаю, присовокупил он усмехаясь, что Шарлотта столь далеко простирает свое любопытство, что иногда и в том находит тайности, где со всем намерения не имеют оную полагать.

Мисс Шарлотта покраснела. К вашим услугам, Г. мой, сказала она; и в сем состоял весь её ответ.

И так вы думали, возразил он, что какая ни есть госпожа меня туда привлекает. Сколь мало знаете вы своего брата! Верьте, Милорд, и вы любезные сестрицы, что я никогда не скрою от вас тайности сего рода, когда побуждаем буду моею склонностью учинить и второе посещение. Вашему полу, Шарлотта, весьма простительно скрывать своя склонности и мне кажется, что не должно оной за то хулить, естьли сумневаются, чтоб оне были хорошо разположены, или чтоб платили взаимною склонностию. Произнося последния сии слова он смотрел на нее весьма пристально. Она оказала при сем столь великое замешательство, то покрасневши еще более, важным видом его просила изъяснить две или три речи, коими он издевался над нею перед последнею своею поездкою в Канторбери. Может быть воображают себе, сказал он ей, что я скрываю от вас что ни есть такое, что бы вы должны были знать.

Когда вы усильно меня понуждаете, возразил он, то позвольте мне спросит вас, не ужели в самом деле есть что ни есть такого, что вы от меня скрываете.

Не думаете ли вы сами, спросила она в свою очередь, чтоб я от вас что ни есть скрывала?

Ваше замешательство, любезная сестрица, принуждает вас иногда привязываться к самым простым словам и изречениям, кои заставляют судить....

Заставляют судить.... О чем, братец. Сделайте милость изъяснитесь лучше.

- Ах! Шарлотта. Он посмотрел на нее с усмешкою и при том несколько прискорбным видом.

Я совершенно не могу снести сего изречения. Ах! Шарлотта, и смотреть на меня таким образом. Вы должны изьясниться, братец.

Довольны ли вы будете, сестрица, когда сие дело обнаружится?

Так, сударь; да я того и требую.

А в сем случае я признаюсь, любезная Люция, что не сумневаясь о невинности Мисс Шарлотты я торжествовала над нею, и подумала в себе, что и мы усмотреть можем некую причину укоризны в таком брате, которой одарен столь многими и веселыми совершенствами! Начали говорить о составлении судилища, из коего Г. Грандиссон изключен был всеми голосами. Мисс Емилия сама собою отказалась; и Доктор Барлет по своей кротости равно желал удалиться, но Сир Карл на против того убедил его остаться, дабы служит ходатаем сестре его. Мисс Бирон, сказал он, заступит место судии.

Я усильно просила меня от того уволить. Дело по видимому начинало становится весьма важным.

Мисс Шарлотта сказала мне на ухо: как я жалею, что не открыла вам совершенно моего сердца: конечно странное твое писание есть тому причиною. Тебя никогда не увидишь без пера. Я ей отвечала; любезная Мисс Грандиссон совершенно от меня не зависит, принуждать вас к тому.... любезная Мисс Грандиссон, перо нимало бы не воспрепятствовало, естьлиб вы изьявили мне хотя малейшее намерение.... Дело идет о таких тайностях, прервала она речь мою, коих не льзя было открыть, не будучи к тому понуждаемою. Препятствие начать оное произходит от замешательства, хотяб я была к тому побуждаема сердечным движением. Но, любезная Мисс Бирон, не имейте ко мне презения. Вы видите, кто мой обвинитель. Он столь великодушен, что осуждение вдруг может прекратиться.

Я увещавала ее в самом деле ни чего не страшиться, когда она имеет дело с превосходнейшим из братьев.

Тогда она приняла на себя довольно бодрости, дабы обратиться к нему и спросить у него, в чем состояли его обвинения. Но не скажете ли вы, присовокупила она с принужденною улыбкою, что вы не можете быть вдруг обвинителем и судьею? И так ктож будешь моим судьею; ибо Мисс Бирон отрекается быть оным?

Собственное ваше сердце, отвечал Сир Карл. Все зрители будут вашими ходатаями, естьли их рассуждение клониться будет к вам; а естьли же будешь противу вас: то я их прошу иметь к вам сострадание в молчании.

Я признаюсь, любезная Люция, что сии предварительности привели меня в страх о Мисс Шарлотте.

Сострадание! вскричала она. Но я не имею в нем нужды, Г. мой. Покажите на деле. В чем состоит ваше обвинение?

Хотя она всячески старалась принять на себя непоколебимую твердость, но весьма легко можно было видеть её замешательство. Ея дыхание прерывалось. Она потупляла глаза. Она снимала алмазной свой перстень, опять его надевала, и сидя у консола (род архитектурного изображения) начертывала на оном виды перстом своим с таким вниманием, которое не от чего иного происходило, как от движения изьявляющего страх или досаду. Еще повторяю, я за нее страдала.

Сир Карл, притворясь будто не приметил её смущения начал тогда напоминать весьма нежным голосом о всем том, что он учинил по своем прибытии, дабы склонить ее открыт ему свои склонности, в том едином намерении, чтоб оправдать оные всякими услугами и приготовиться выдать ей то приданое, которое он ей назначил. Но видя пример его сестры, которая вдруг приняла намерение к доверенности и все те усилия, кои он употребил, дабы узнать кто между Милордом Ж.... и Кавалером Ваткинсом, двумя известными её любовниками, имел предпочтение в её сердце и не могши доставит себе желаемых известий, он из того заключил, что она не имела еще никакой склонности. Потом по другим примечаниям он узнал, что обманулся. Он вторично просил ее открыться в выборе одного из домогателей, и судя по её ответам, что Милорд Ж.... ей непротивен, он решился узнать мнение родителя сего молодого господина о таком союзе, на которой не можно учинить никакого возражения. Не взирая на то, когда уже доведено сие дело столь далеко, то он думал возстановит тем радость уведомляя ее успехе его усердия; но он чрезвычайно изумился усмотря в ней толикое же замешательство, как и хладнокровие. Он признался искренно что неизвестность, в коей бы он находился, осталась бы может быть еще и на долгое время, естьлиб некоторые осведомления, полученные им по нечаянному случаю, не прекратили....

Тяжкий вздох и слезы, потекшие при сем случае из глаз Мисс Шарлотты, остановили Сира Карла в его речи; Милорд и Милади Л.... кои слушая сие до сего времени с усмешкою, приняли на себя важный вид. Доктор Барлет потупил глаза, а я трепетала, не смея даже и тронуться сидя на стуле.

Я опасаюсь, начал опять Сир Карл по некоем молчании, чтоб действие не худо соответствовало моим намерениям. Естьли и весьма уже далеко в сем простираюсь, любезная сестрица, то конечно вы должны меня о том уведомить. Боже меня избави, чтоб я отважился предпочитать мое свойство пред вашим! Говорите откровенно, не ужели я безразсуден? Так, Шарлотта, я хочу так о себе думать: прошу вас обьявить мне единственно то, в чем состоит ваше благополучие.

Мисс Гранд. (проливая горькие слезы.) Простите меня, любезный братец! Причтите сию милость к премногим обязательствам, кои я уже от вас получила. По истинне, я достойна укоризны.

Сир Карл. Простит вас! О! от всего моего сердца.

Мисс Гранд. (утирая слезы.) Не будете ли продолжат своего известия?

Сир Карл. Мы можем отложить до другаго времени, Сударыня.

Мисс Гранд. Сударыня? Ах! я ясно вижу что вы на меня рассердились. Пожалуйте продолжайте.

Сир Карл Разсердился? Я вас уверяю, что не имею ни малаго на вас сердца. Но вы окажете мне великую милость, когда согласитесь поговорит со мною с час в вашем кабинете.

Мисс Гран. Нет, нет. Продолжайте здесь пожалуйте. Нет здесь ни единого человека, которой бы мне не был любезен. Должно всем известно быть мое оправдание или осуждение. Пожалуйте, Г. мой, начните опять ваше повествование. Для чегож встаете? Мисс Бирон, вы мне сделаете великое удовольствие, когда сядите.... Я почитаю себя виновною. Мой братец просил вас всех вообще иметь о мне сожаление в молчании, естьли вы найдете меня виновною. Может быть и в самом деле ваше сожаление будет мне необходимо. Я всепокорнейше прошу вас, Г. мой, уведомить меня обстоятельнее о том, что вы знаете о моих погрешностях.

Сир Карл. Любезнейшая Шарлотта, я уже сказал о том довольно, дабы дат оные возчувствовать вашему сердцу. Я весьма буду остерегаться говорить о том далее. Не думаете ли вы, любезная моя сестрица, что я желал принят на себя вид судии с вами. Но....

Мисс Гранд. (Прервав его речь с чрезвычайным движением.) Но что такое, Г. мой?

Сир Карл. Но вы лучше бы сделали.... Однако я бы желал, чтоб обманывался в сем деле и не нашел бы сестру мою виновною.

Мисс Гранд. Нет, Г. мой, вас ни мало не обманули, естьли сказала вам.... (стараясь искать изречений.)

Сир Карл. Что есть такой человек, к коему вы имеете склонность, не смотря....

Мисс Гранд. (Перерывая.) Не смотря на все то, что бы я могла сказать против всего сего; не правда ли? Естьли ето правда, Г. мой, то великая погрешность состоит в непризнании онаго.

Сир Карл. О сем-то я и помышляю, любезная сестрица; ибо нет погрешности в том, когда вы кому ни есть даете преимущество в вашем почтении. Непогрешность и то, когда оное даете, не посоветовавшись с своим братом. Не имел ли я намерения предоставить вам полную власть над своим поведением и всеми деяниями? Весьма было бы не великодушно, чтоб я приписывал себе другия права, когда я сделал для вас токмо то, что долг от меня требовал. Не почитайте меня к тому способным. Нет. Но я изьяснился уже с вами так обстоятельно, что вы, как думаю, не позволили бы мне сказать Милорду Ж.... также и Графу его родителю, что ваше сердце было не занято страстию тогда, когда оно действительно ее питало.

Мисс Гранд. Точно ли вы уверены, Г. мой, что оно занято?

Сир Карл. О! любезная сестрица! мне весьма много стоит приводить вас в такое замешательство! Останемся при сем слове. Из уважения к самим вам не станем простираться далее.

Мисс Гранд. Назовите по имени замеченного вашего мужчину, Г. мой.

Сир Карл. Моего? О нет, Шарлотта, Капитан Андерсон не есть тот мужчина.

Сир Карл тотчас встал, и взяв за руку сестру свою, которая казалась неподвижною, прижал оную к своим устам.

Не приходите в такое смущение, сказал он ей, ваше прискорбие опечаливает меня более, нежели ваше заблуждение; и поклонившись ей весьма низко вышел. Он сделал сие из жалости к её смущению, желая дат ей время оправиться. Она крайне смутилась. Милади Л.... тотчас подала ей солей: может быть она никогда не имела в их такой нужды, как при сем случае.

Какого я презрения достойна! вскричала она, даже и пред собственными своими глазами! Я прошу у вас милости. Мисс Бирон! Доктор Барлет! Явите ли вы оную безразсудной моей закоснелости? Простите меня Милорд, и вы Милади, не окажите ли вы хотя некоего снисхождения сестре своей? Но Сир Карл никогда не перестанет видеть меня в толиком унижении. Конечно ето ему весьма многаго стоит. Как справедливо, что одно заблуждение всегда приводит нас в другия.

Ея брат, слыша её голос равно и всего собрания, которое усиливалось ее утешить, вошел без всякого принуждения. Она хотела встать и в таком состоянии, в коем была, бросилась бы может быть к ногам его; но он взявши обе ее руки в свою руку, другою подвинул креслы и сел подле ее. Кроткое величество блистало на лице его купно с состраданием: он одной только Шарлотте страшным казался. Простите меня, Г. мой, сии были первые её выражения.

Так, любезная сестрица, отвечал он ей с нежностию. Каждый из нас не имеет ли нужды в равной милости? Наше соболезнование никогда столь чистосердечно не бывает, как в то время, когда мы сами просим оного для себя. Вспомните только, как должно укрощать жестокость вашей добродетели к другим.

Такое замечание клонилось видно к Гже. Ольдгам.

Никак не льзя предвидеть, продолжал он, в какую пропасть может повергнут и самомалейшее забвение правил. Посмотрим несколько на самих себя. Не согласитесь ли вы лучше пойти в ваш кабинет!

Мисс Гранд. Я ничего не хочу утаить от сего собрания. Моя доверенность к тем, кои оное состовляют, равняется моей к ним дружбе. Но я прошу позволения выдти на одну минуту.

Она вышла, давши мне знать чтоб пошла за нею, и стараясь разделит свою погрешность, она мне выговаривала за мое пристрастие к письму, которое ей препятствовало, сказала она мне, признаться мне во всем. Я ее спросила, к чемуж послужила бы сия доверенность, и не ужели её брат имел бы от нее менее онаго... нет, прервала она речь мою; но вы подали бы мне на все то свое мнение. Я имела бы сию выгоду, а может быть советовали бы в мне предупредить сие обвинение. Но простите меня, присовокупила она.

О Шарлотта! подумала я в себе; естьли бы вы обуздали несколько более прелестную свою живость: то не просили бы двух раз прощения вместо одного.

Она просила меня войти наперед ее: но последовала за мною почти в ту же минуту. Она опят села на свое место, и сыскав средство совокупить с своим замешательством вид истинного достоинства, она привлекла наше внимание следующим вступлением своей речи.

Естьли еще не поздо, по долгой закоснелости в заблуждении, утвердиться опять в мыслях такого брата, коего почтение и дружба гораздо для меня драгоценнее, нежели все сокровища на свете; то моя откровенность будешь за меня ходатайствовать.

Сир Карл. Дражайшая сестрица, я желал бы избавить вас от труда...

Мисс Гранд. Я не требую от вас никакой пощады, Г. мой, но прошу вас всепокорнейше меня выслушать. Я не намерена увеличивать недостатки другаго, дабы чрез то уменьшать свои собственные, а менее еще помрачать память того, которой на всегда пребудет мне любезен и почтенен. Но ваше сожаление, Г. мой, не будет огорчено, естьли я напомню о некоторых обстоятельствах, кои почитаю необходимыми в моих изьяснениях. Родитель мой почитая себя оскорбленным, или заблагоразсуждая таковым казаться за некоторые осведомления, касающиеся до брака сестры моея....

Сир Карл. (Прерывая речь ея.) Позвольте сказать два слова, любезнейшая сестрица. Может быть он не был доволен тем, что договор брака, сколь бы ни были честны все оного представления, начат был без его соучастия.

Мисс Гранд. Всем известно, что родитель мой имел превосходные качества, кои сопровождаемы были чрезвычайною живостию разума. По сему то самому он принял намерение уничижить обеих своих дочерей и желая изтребить из них даже и помышление о браке, присовокупил к родительской власти, которую, можем похвалиться, что ревностно уважали, те колкие насмешки, кои в нем всякому были известны; мы пришли от того в такое смущение, что не могли поднят на него и глаз своих. А особливо моя сестра видя себя принужденною краснеть от такой склонности, которая по достойному предмету не может быть постыдна никакой женщине. Равно моему родителю было угодно, и без сумнения по благоразумным причинам, обьявить нам, что мы должны ожидать от него весьма малое имение. Действие сего поступка унизило меня пред собственными моими глазами. Сестра моя еще более была исполнена сими мыслями, но видела себя поддерживаемою весьма лестною надеждою; не взирая на то, все претерпенные ею томления заставили меня страшиться равного со мною поступка. Я чувствовала себя разположенною предпринять все то, что токмо могло согласоваться с добродетелью, прежде нежели подвергнуться таким насмешкам и поношениям, коим долг мой не дозволял мне противоречить.

Между тем как сии впечатления действовали надо мною во всей своея силе, Г. Андерсон, которой тогда стоял на квартирах с своею командою по соседству от нас, имел случай со мною видеться. Етот человек имеет весьма хороший вид, живость и весьма веселый нрав: его все с удовольствием принимают, а наипаче отличен он тремя молодыми госпожами, кои по сей причине между собою поссорились. Я признаюсь что преимущество, кое он мне отдавал пред всеми прочими, доставило ему тогда некое достоинство в моих глазах. Впрочем, будучи главным офицером в том уезде, почитался всеми, как Генерал. Все судили, так как и он, что дочь Сира Томаса Грандиссона составляла достойный предмет его честолюбия, между тем как сия бедная девушка страшась затруднений, кои остановляли сестру ея, и заключая из обьявления своего родителя, что две или три тысячи фунтов Стерлингов составляли все имение, коего она могла надеяться, почитала за долг опасаться, чтоб конной капитан, которой может быть старается поправить свое имение выгодным браком, не был обманут в своих чаяниях, равно предполагая, что она получит прощение от своего родителя, естьли совокупится с ним скрытно, поелику она убеждена была к тому письмами, кои он, сыскав средство, писал к ней тайным образом. Я надеюсь, Г. мой, я надеюсь, Милорд, и вы любезные мои сестрицы, что все сии признания подадут вам лучшее мнение о моей искренности, хотя и не могут оправдать моей нескромности.

Не взирая на то гордость моя иногда была оскорбляема: я не могла того от себя скрыть; но весьма часто ослеплялась такими хитростями, от коих изящные люди весьма отдалены. Постепенно я зашла в такой лабиринт, что мне равно было не можно ни приближиться к настоящему пути, ни возвратиться по следам моим. Хотя Г. Андерсон происходил от честной фамилии, но должно было отдать преимущество склонностям сестры моея; поелику порода, достоинство и титлы столь были различны, и оправданы союзами дружбы Милорда с моим братом, что отважное такое обязательство, казалось, служило мне к посмеянию. Я ясно усматривала, что жена Капитана Андерсона должна ожидать токмо сожаления, а может быть и презрения. И потом, какияж имею я права, подумала я в себе, когда рассужу по справедливости, доставить родителю моему сына, а моему брату, сестре, и Милорду Л.... естьли сестра моя выдет за него замуж, такого брата, о коем она никогда и не помышляла, и от коего может быть они примут намерение отречься? Будут ли их осуждать за то, что они отвергнут такой союз? И Шарлотта Грандиссон, дочь самой благоразумнейшей матери, должна ли отважиться на такой поступок, которой быть может посмеянием всей её фамилии? Пожелает ли она обязаться следовать за судьбою солдата переходящего с квартиры на квартиру, а может статься и в самые отдаленнейшие полки? Сии размышления, коих я чувствовала всю силу, составляли единую причину, которая всегда препятствовала мне открыться сестре моей. Я ясно видела чрезвычайную выгоду, которую её выбор имел над моим. В последних неделях я многократно помышляла, облегчить мое сердце признаясь в том любезной нашей Мисс Бирон; и по сей-то единой причине приняла я ваше приглашение, Милорд, когда вы уверяли меня, что она согласилась ехать с вами сюда; но я видя ее ежеминутно упражняющуюся в письме, не хотела просит о таком случае, которой сам собою не представлялся.

Сир Карл. Я не хотел бы прерывать вашей речи, Шарлотта; но смею ли спросишь, не ужели все дело и шло через письма? Не видались ли вы с ним когда нибудь.

Мисс Гранд. Мы видались; но наши свидания были весьма редки, поелику он находился то в Шотландии, то в Ирландии и в других провинциях государства, где проживал он шести или семи месяцов с своею ротою.

С. К. Где он теперь?

М. Г. Сир Карл издевается. Те, кои вас известили о деле, Г. мой, конечно не преминули упомянуть и о сем обстоятельстве.

С. К. (усмехаясь.) Точно, сударыня, мне и о сем сказали, Он теперь в Лондоне.

М. Г. Я ласкаюсь, что после толь искреннего признания, мой брат будет так великодушен, что не пожелает поймать меня в сети, коих бы я заслуживала, естьли: бы была не столь чистосердечна.

С. К. Сия укоризна справедлива, Шарлотта, и я прошу у вас прощения. Не сказал ли я, что каждый из нас имеет иногда в том необходимость? Однако я не намерен был приводить вас в замешательство; я желаю единственно вам помочь.

М. Г. С таким братом как вы, можно ли не иметь отважности писать к нему, и получат от него письма? Я почла бы себя весьма щастливою, естьлиб могла загладить....

С. К. (Прерывая речь ея.) Продолжайте свое повествование, любезная моя Шарлотта. Поправление уже весьма превзошло ваш проступок.

Мис. Гранд. Г. Андерсон находится в Лондоне. По его возвращении я виделась с ним два раза. Мне надлежало бы видется с ним в комедии, естьлиб я не уехала в Колнеброк. Будьте уверены, Г. мой, что я от вас ничего не скрою. Теперь когда уже я возвратилась на пут истинный, то никогда более не удалиться мне от онаго. Я уже весьма много претерпела от заблуждения моего; хотя сильные прилагала старания и часто принимала на себя притворную бодрость, дабы облегчить себя от того бремени, кое стесняло груд мою. При сем Сир Карл встал с восхищением, и взявши за руку Мисс Шарлотту жал оную своими: любезная сестрица дочь достойная моей матери! по такой благородной откровенности мы не должны более позволять тебе обвинять самую себя. Познанное заблуждение с толикими приятностями есть славная победа. Естьли Капитан Андерсон кажется вам достойным вашего сердца, то я обещаюсь дать ему место и в моем я употреблю всю ту доверенность, которую я имею у Милорда и Милади..... дабы они за благоприняли союз его. Мисс Бирон и Доктор Барлет примут его в свою дружбу.

Он сел опят на стул и на всех его чертах изьявлялась радость и любовь братняя.

М. Г. О! Г. мой, что могу я ответствовать? Ваше добродушие усугубляет мое замешательство. Я уже вам сказала, каким образом я была очарована. Г. Андерсон начал употреблять свои старания в надежде великого имения, кое рано или поздо, как он считал, будет не пременно принадлежат дочери Сира Томаса Грандиссона. Я познала по многочисленным случаям, что ето была главная побудительная его причина. Я на против того всегда страшилась, что не увижу у себя никогда столько богатства, чтоб можно было привлечь к себе человека гораздо великодушнейшаго. Я говорю о том времени, в которое препровождали мы жизнь весьма принужденную, и тогда-то я стремилась токмо к вольности. Брак и вольность составляют однозначущия слова в мыслях молодых девиц. Я воображала себе сперва, что всегда буду иметь власть оставить его, естьли заблагоразсудится; но он действительно меня у себя удерживает, а особливо с тех пор, когда узнал о всех ваших ко мне милостях и когда основал начало своей надежды на чести вашего с ним союза.

С. К. Но, любезная сестрица, разве вы уже не любите капитана Андерсона?

М. Т. Я думаю, что столько же его люблю, сколько и он меня. Он признался, что главное его намерение стремилось к моему имению. Естьли я разположу мои чувствования по его чувствованиям, то склонность, которую он ко мне имеет, не подает мне причины иметь к нему довольно оной.

С. К. Я не удивляюсь, что Г. Андерсон помышляет действительно вас удержать, как вы сами говорите. Но, дражайшая Шарлотта, отвечайте мне. Не менее ли вы имеете к нему склонности с того времени, когда ваше имение стало верно и совершенно от вас зависимо, нежели сколько вы до того времени то видели?

М. Т. Естьли я точно знаю мое сердце, то сия причина ничего в нем не переменяет. Но я усмотрела более усилий в его стараниях с того времени, как известился он о том, что вы для меня сделали. Когда молва в публике разгласила, что я завишу совершенно от моего брата, и представляла имение фамилии в великом расстройстве; словом, когда мы неизвестны были, моя сестра и я, о нашем жребии, то я весьма редко слышала о Г. Андерсоне, и его благоразумие ясно показывало мне его хладнокровие: ибо я в короткое время проникла оное.

Здесь, моя любезная, Милорд и Милади Л.... называли его недостойным человеком. Я имела такое же мнение, а взоры Доктора Барлета изьявляли, что и он также о том судит, как мы.

С. К. Я о нем жалею. Он видно надмеру благоразумен, что полагается на провидение. Но, дражайшая сестрица, от чего теперь происходят ваши замешательства?

М. Г. Они происходят от моей глупости. Г. Андерсон казался мне сперва столько же чувствителен, сколько всем был любезен. Он говорит с великим жаром и свободностию. Его решительный вид не подавал мне ни малейшего сумнения о его рассудке, а человек умеющей говорить женщине о приятных вещах приличным ему голосом приносит обыкновенно похвалу той, которая его слушает; поелику она не может сумневаться о искренности ласкателя, не рассмотря то мнение, которое она имеет о собственном своем достоинстве. Когда Капитан начал ко мне писать, то его письма еще более умножили мое предубеждение. Но как скоро он почел себя во мне уверенным, то я увидела, что красноречивый его штиль переменился, даже до правописания: я почитаю за стыд о том говорить, да и много стыдилась тогда, как с ним увиделась.

С. К. Вообще все люди имеют одинакое свойство. Всем им прилично, когда они усматривают в себе некое несовершенство, употреблять все свои старания к сокрытию оного, а наипаче перед глазами тех, от коих желают получит почтение; но я знал и таких, кои не столь были разположены, как Г. Андерсон познавать свои недостатки. Впрочем может быть он потерял своего писца по причине переменных квартир. А всего тут страннее то, что человек честной породы столь мало радел о своем воспитании.

М. Г. Он по безразсудной своей молодости, как я с того времени узнала, переходил всегда из училища в другое, прежде нежели приобретал начальные правила в знании. Потом родители купили ему чин прапорщика, и в сем то состояло все то, что они желали для него сделать. Второй брак, от которого его родитель имел других детей, понудил считать его за чужаго человека в своей фамилии. Я узнала сию част его истории по неким известиям; но он учинил мне сперва совершенно противное описание о своем состоянии. Прекрасное поместье, сказал он мне, весьма хорошо выстроенное и усаженное деревьями, хотя притом доход приносит посредственной, составляло будтоб всего его имение; но он мог еще многаго надеяться. Он тем с большею нетерпеливостию старается быть сам обманутым, что находится не в состоянии обмануть других. Я не могла не почувствовать презрения к Г. Андерсону, принечая что он столько же мне стал несносен по своим сказкам, сколько и по тем письмам, которые он писал не своею рукою, и что он не был ни владетель поместья, ни тот разумной и знающей человек, за коего себя выдавал.

С. К. Но почему же он себя почитал в вас уверенным?

М. Г. Ах! Г. мой! в то время когда поддерживал себя сими обманчивыми видами, он извлек писменное обещание руки моей; а как возъимел надо мною такое преимущество, то сие и случилось в то время или вскоре после того, как он написал мне своею рукою, И так я была убеждена, что он употреблял чужую руку, хотя мы обязались хранить не нарушимую тайну. Я страшилась подвергнуться нескромности писца его, коего я совершенно не знала и которой должен был делить свое презрение между таким любовником, которой имел необходимость в его помощи, и предметом недостойной сей хитрости. Не взирая на то я могу засвидетельствовать, что мои письма были в безопасности от всякого суждения; но я признаюсь, что тем много его ободрила, что отвечала, ему письменно, и что его дерзновенность достигла при сем до того, что испросил у меня такое обещание за четыре месяца прежде нежели он мог получит оное.

С. К. Сделайте милость скажите, в чем состоит сие обещание?

М. Г. О глупость, в коей я вечно укорят себя буду! Я обьявила, что доколе он не женится, я никогда не выду за муж без его согласия, И так в чрезвычайном моем смущении я поставила его на место моего родителя, опекуна и брата, или по крайней мере, я учинила как будто совершенно бесполезными, в самом важнейшем обстоятельстве моей жизни, все советы все влияния любезнейших и вернейших моих ближних. Вскоре после того, как я сказала, дал он мне знать, по запискам писанным собственною ею рукою, с кем я по нещастию моему вступаю в обязательство, и с самого того времени я прилагала все старания, и словесно и письменно, дабы получит обратно от него отважное мое обещание. В сем-то состояло мое намерение и предмет всех моих старании, прежде нежели вы по своей милости, Г. мой, подали мне право к независимости. Наконец я ласкалась, что он согласится на усильные мои прозьбы и будет искать себе другую женщину; но вы не столь долгое время держали меня в неизвестности о ваших благодеяниях, дабы дат мне время окончит свое дело, прежде нежели бы он о том осведомился. Не смотря на сие разположение, я сохранила мою тайну. Я не имела столько смелости, или лучше сказать столько унижения, чтоб отважиться кому ниесть в свете объявить о моем состоянии. Однако Мисс Бирон известна, что при первом нашем знакомстве я жаловалась ей на свои замешательства; поелику я не могла по справедливости назвать их любовию.

С. К. Любезная откровенность! сколько усматриваю я добродетели даже и в самых ваших заблуждениях!

М. Г. Я удивляюсь милости моего брата! Теперь я почитаю за величайшее нещастие то, что столь долгое время страшилась учинить те сообщения, кои составляли единое средство выдти из той пропасти, в кою я поверглась. Естьли бы я вас лучше знала, Г. мой, в течение пяти или шести последних годов моея жизни, и естьлиб мне позволено было иметь с вами переписку; то я ни чего бы не учинила без вашего одобрения.

И так вам известны теперь все тайны моего сердца. Я не увеличила в своем обьяснении проступок Г. Андерсона, да и намерения такого не было. Довольно для меня того, что прежде имела неложные в его пользу намерения, дабы могла почитать себя обязанною желать ему всяких благ, хотя он и не удержал меня в том мнении, которое сперва о нем возъимела. Однако должна присовокупить, что он нрава вспыльчивого, и что в последнее время я не иначе с ним видалась как с отвращением. Я обещалась конечно с ним видеться, естьлиб не уехала в Колнеброк; но сие было в том намерении, дабы повторит ему, как то уже я делала с давнего времени, что я никогда не могу быть его женою, и что естьли он не пожелает уничтожить безразсудного моего обещания; то я решусь препровождать всю мою жизнь в девстве. Теперь я прошу совета у всех тех, кои по милости своей меня слушали.

Милорд Л.... Я думаю, любезная сестрица, что сей человек совершенно вас недостоин.

Я подтверждаю ваше намерение, не выходит ни когда за него за муж.

Милади Л.... Не ожидая рассуждения моего брата, мнение мое состоит в том, что Г. Андерсон поступает недостойным образом, когда думает совокупиться с вами не равным обещанием; то есть таким обещанием, которое не сопровождаемо его собственным. Я ни мало не думаю, Шарлотта, чтоб оно могло для тебя быть обязательством. Да чтож должно думать о той подлой хитрости, которая принудила ею писать чужею рукою на удачу, дабы лишит тебя доброго имени противу священного обязательства в хранении тайны? Как бы я ненавидела такого человека? Что вы о том скажете, Мисс Бирон?

Мисс Бирон. Я бы худо соответствовала доверенности любезного сего собрания? естьлиб не отважилась подать своего мнения, когда оказывают мне честь, требуя онаго. Мне кажется, Мисс Грандиссон, что между вами и капитаном Андерсоном никогда не было горячей любви и сообразности в нравах; естьли я могу употребит сие выражение.

С. К. Превосходной ответ.

М. Г. Я уверена, что как с одной так и с другой стороны ничего такого не было, я уже дала вам выразуметь побудительные причины. Всякое его письмо утверждало меня в том, что я вам сказала о его намерениях, и теперь главная побудительная его причина, держать меня по моему обещанию в принуждении основывается на корысти. Я не желаю уважить моих выгод, да и никогда того не делала, хотя его пример мог бы послужить мне извинением.

Милорд Л.... ваше обещание, любезная сестрица, дано письменно?

Мисс Гранд. (Потупя глаза.) точно так, Милорд.

М. Б. Позвольте мне предложить вам другой вопрос. Ваше обещание содержит в себе, что до того времени пока он будет холостым, вы не выдите ни за кого другаго без его согласия. Обещались ли вы ему, что естьли вы когда решитесь идти за муж, то конечно не за другаго, но за него?

М. Г. Нет. Он понуждал меня учинит ему такое обещание, но я ему отказала. Но что же вы о том думаете, любезная Мисс Бирон.

Сэмюэл Ричардсон - Английские письма, или история кавалера Грандисона. 3 часть., читать текст

См. также Сэмюэл Ричардсон (Samuel Richardson) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :