Эмилио Сальгари
«В дебрях Атласа. 4 часть.»

"В дебрях Атласа. 4 часть."

(*) - Имена двух святых, защищающих от яда змей. - Примеч. автора.

Марабут, знавший, что укусы змеи ему не страшны, вошел в куббу и, убедившись, что плита не сдвинута, начал шарить по углам, отыскивая корзину.

Затем он стал посередине своего разрушенного жилища и начал насвистывать сквозь зубы на разные лады, между тем как Рибо, опасаясь появления какого-нибудь нового пресмыкающегося, отчаянно сражался с вереском.

Не прошло и полминуты, как леффы и бумен-факи начали выскакивать из-под корней и направляться, то извиваясь, то прыгая, к хозяину.

Мулей дал им подползти и пересчитал их.

- Отлично, - сказал он. - Недостает только кобры, убитой спаги, и обезглавленной сейчас леффы. Все налицо.

Он стал брать не оказывавших ни малейшего сопротивления пресмыкающихся одно за другим и бросал в корзину, а затем разыскал железную палку и кольцо от плиты, которые оказались в куббе.

- Франджи, - позвал он тогда. - Теперь можешь подойти не боясь. Все мои змеи убраны.

- Ты уверен в этом? - спросил Рибо, продолжая сражаться с невидимым врагом.

- Чтоб Аллах наказал меня, если я лгу, и чтоб Пророк лишил блаженства рая. Поди сюда и помоги мне: у меня всего одна рука.

Оба нагнулись. Вставив железную палку в кольцо и употребив большое усилие, так что марабут даже вскрикнул от боли, они приподняли плиту над ходом в подземелье.

Из подземелья им навстречу поднялся столб едкого дыма.

- Дым от пороха! - воскликнул Рибо. - Значит, мина взорвана там? Но это невозможно: как ни прочны своды, они наверняка бы обрушились.

- Неужели моих гостей уже нет в живых? - с опасением спросил Мулей-Хари.

- Увидим, - сказал сержант, нагибаясь над отверстием.

В подземелье царствовала полная темнота. Вероятно, от взрыва погасли и факелы, и ночники. Рибо крикнул во весь голос:

- Эй! Живы вы или умерли? Почти тотчас послышался голос:

- Какой ангел или демон выведет нас из этой могилы?

- Энрике! - воскликнул Рибо.

- Да это сержант из бледа! - весело воскликнул тосканец.

- Все вы живы?

- Я-то жив, а как другие - не знаю. Тут ничего нельзя рассмотреть, да я сам еще не могу прийти в себя; посвети нам, папаша Рибо, и тогда я все скажу тебе.

Между тем Мулей-Хари, вспомнивший, что у него были спрятаны факелы, отыскал один из них в углу куббы и зажег. Рибо осторожно спустился по лесенке.

- Ты жив, и я очень рад, что вижу тебя целым и невредимым, - сказал сержант. - А другие? А, вот Хасси и его слуга!... Здесь Афза... Там граф... Кровь! Должно быть, бедного мадьяра хватило по голове каким-нибудь обломком. Помоги, адвокат.

Адвокат уже подбежал к магнату, у которого все лицо оказалось в крови, еще сочившейся из раны на голове.

- Плохо пришлось бедняге графу, - сказал Рибо. - Надо его вынести отсюда. Помоги.

Они благополучно поднялись по лесенке и вынесли графа к входу в куббу, где их ждал Мулей-Хари.

- Сходи за водой, - приказал ему Рибо, - а мы отправимся за остальными.

Скоро Афза, Ару и Хасси были тоже вынесены на свежий воздух.

Прохладный ночной воздух способен произвести чудеса, даже без помощи других вспомогательных средств.

- Мы живы! Живы! - вырвался крик у мавра, первым пришедшего в себя. - А дочь моя? А сын?

- Успокойся, Хасси, - сказал Рибо. - Звезда Атласа пришла в себя, а граф еще нет.

- Что с графом?

- Довольно серьезная рана на голове.

- Ты сержант из бледа? - воскликнул мавр.

- А ты только теперь узнал меня? Ну, займись теперь своей дочерью, а я осмотрю рану графа. Надеюсь, она не очень серьезная, хотя, надо признаться, теперь совсем некстати.

Мулей-Хари вернулся с лядункой свежей воды. Рибо подозвал свою лошадь, взял из седельной сумки остаток перевязочного материала и нагнулся над графом, между тем как Энрике держал факел.

- Однако досталось ему порядком! Сильный должен был быть удар, чтоб свалить с ног такого силача. Что вы там взорвали, неразумные?

- Заложили мину в подземный ход, - ответил тосканец, - мы были засыпаны и не надеялись выбраться; к несчастью, заряд оказался очень силен: у меня и теперь еще в голове стоит сумбур от этого страшного грохота. Но ты, Рибо, как попал сюда?

- Оставим это пока, - ответил сержант. - Успеем выяснить все после.

Он тщательно обмыл рану, удостоверился, что череп цел, и наложил на голову повязку с таким же искусством, как перед тем на руку марабута.

- Надеюсь, что все обойдется благополучно, хотя раны головы всегда опасны: можно ожидать сильного прилива крови к мозгу, и тогда не видать нашему графу ни его Дуная, ни его Карпат.

- Он еще не приходит в себя. Это меня беспокоит.

- Ты мчишься, как на паровике. Подожди немного.

Рибо взял из сумки пузырек и, разжав магнату зубы, влил ему несколько капель в рот.

Граф открыл глаза и устремил их на сержанта.

- Это вы, Рибо? - воскликнул он.

- Вы удивляетесь, граф, что я здесь?

- Вы приехали арестовать нас?

- Тогда бы я не помогал вам бежать. Но оставим пока объяснения. Как вы себя чувствуете?

- Голова очень тяжела.

- Еще бы! Вам здорово досталось.

- А где Афза?... Где Хасси?

- Вот они идут к нам, - ответил Рибо.

Действительно, молодая женщина приближалась, поддерживаемая отцом.

- О мой бедный господин! - воскликнула она, опускаясь на колени возле графа. - Тебе нехорошо?

- Не путайся, Афза, - ответил мадьяр. - Раз я не умер во время взрыва, так не умру теперь, если спаги не захватят нас.

- Об этом-то я и думаю, - вмешался Рибо. - Дело в том, что негодяи лишили вас ваших махари. Как вы теперь будете бороться с быстрыми конями спаги?.. Ну, придумаем что-нибудь после, а теперь надо поесть; скоро встанет солнце

- Что же мы можем предложить тебе? - спросил тосканец. - Нет ли чего у тебя?

- Очень мало.

- Ну, так придется спуститься за запасами в могилу. Надеюсь, меня не засыплют остатки куббы Мулей-Хари.

XVI. Из огня да в полымя

Через пять минут все сидели за кое-какой едой и кружкой свежей воды, принесенной неутомимым тосканцем из ключа. За едой они рассказывали обо всем случившемся с ними. Рибо сообщил о выздоровлении вахмистра и его намерении стать во главе спаги, чтобы преследовать беглецов даже в великой пустыне.

- Живуч, собака! - воскликнул тосканец. - Немало он нам наделает хлопот.

- Да, положение серьезное, - подтвердил мавр, молчавший до тех пор.

- Что нам делать? Как добраться до гор без махари?

- Как вы посоветуете поступить? - обратился граф к сержанту, с преувеличенной медлительностью набивавшему свою трубочку, как бы для того, чтобы скрыть свое беспокойство.

- Слышишь, товарищ? - обратился к нему Энрике. - Тебе предстоит решить, "снести голову быку", как говорят у нас.

- С удовольствием снес бы ее у вахмистра, - ответил Рибо. - Не подвергайся опасности мои нашивки, я бы дезертировал и присоединился к вам, чтобы помогать против спаги. Однако я думаю, что могу оказать вам больше услуг, находясь в бледе, чем при вас.

- Вы правы, Рибо, потому что таким образом вы можете извещать нас о движении спаги.

- Как вы догадались, граф, я пустился в погоню за вами с единственной целью быть полезным вам, думая, что за такое короткое время вы еще не успели доехать до кабилов в Атласских горах. Только среди этих неустрашимых воинов или среди сенусси вы можете считать себя, по крайней мере до некоторой степени, в безопасности.

- Добраться до Атласских гор пешком будет трудновато, - сказал Хасси, - особенно теперь, когда граф ранен, а повсюду рыщут спаги.

- Не советую вам пока покидать куббу, - ответил Рибо. - Могила святого для вас всегда будет более надежным убежищем, чем палатка. А кроме того, у меня еще есть план.

- Какой? - поспешно спросил тосканец.

- Заставить Бассо хорошенько погоняться и довести его до белого каления. Я постараюсь завлечь Бассо подальше, чтобы вы успели доехать до первых кабильских деревень, где вам можно будет запастись если не махари, то, по крайней мере, лошадьми-

- А пока? - спросил граф, заметно бледневший с каждой минутой и уже близкий к обмороку.

- Вы останетесь здесь, пока я не дам вам знать, что дорога свободна и вы можете продолжать свое путешествие. Что бы ни случилось, не покидайте этого убежища, где можете скрыться, если Бассо и спаги вторично направятся сюда. Понял, Хасси аль-Биак?

- Понял, франджи, - ответил мавр.

- Есть у вас запасы?

- Не бойся, хватит на несколько недель, чтобы не умереть с голоду.

- Ключ тоже близок, - заключил Рибо, - стало быть, можете спокойно дожидаться моего возвращения. А теперь прощайте: я уж и так потерял много времени, и нелегко мне будет отыскать Бассо с его спаги.

Он свистом подозвал коня, пожал руки всем, вскочил в седло и ускакал.

- Как твое здоровье, сын мой? - спросил Хасси графа, прислонившегося к стене, будто силы оставляли его.

- Я, вероятно, потерял много крови, - отвечал мадьяр, - оттого так и слаб.

- Мы устроим тебе постель из ковров, - сказал Хасси. - Пока нам не угрожает никакая опасность, мы останемся здесь - там, внизу, слишком душно. У тебя должно быть полотно, Мулей, чтоб натянуть навес от солнца.

- Есть две палатки, подаренные мне одним караваном; хоть они и плохи, а все же могут послужить.

Четверо мужчин спустились в подвал, собрали там сколько нашли ковров и натянули полотно на месте бывшего купола куббы.

Графа уложили на довольно мягкую постель; Афза стояла на коленях возле раненого и тихо плакала.

- Пока граф спит и никакой опасности не предвидится, мы бы тоже могли поспать: всем нужно отдохнуть, - сказал Хасси.

Так как ковров больше уже не было, то собрали сухой травы и из нее устроили сносные постели. Бросив затем взгляд на равнину, над которой уже всходило солнце, и убедившись, что кругом все пустынно, все улеглись и крепко уснула

Первым уже под вечер проснулся тосканец.

- Сто тысяч жареных камбал! - воскликнул он, вскакивая и выбегая из-под навеса. - Хорошо спится на алжирской равнине. Уже четыре часа!

Он остановился на пороге куббы и зорко оглядел окрестности.

Ни одного живого существа не виднелось среди травы и вереска на выжженной солнцем песчаной равнина Всюду царила полная тишина.

"Спаги, должно быть, еще очень далеко, - подумал Энрике, - и если Рибо заведет их куда следует, они не скоро найдут нас... Но это что? Что за вонь?.. Ах, да это от наших махари. Однако такое количество разлагающегося мяса может быть для нас опасно".

Он возвратился под навес и разбудил товарищей. Граф, по-видимому, чувствовал себя лучше после долгого отдыха, однако жар у него еще не прошел.

- Господа, - начал тосканец со своей обычной комической манерой, - мы спали как сурки и сэкономили обед. Надо надеяться, что Ару приготовит нам за это двойной ужин. Жаль только, что нет жаркого; кускуссу и финики начинают приедаться.

- Дичи здесь немного, - сказал Хасси. - Потерпи: когда попадем в горы, там не будешь жаловаться.

- Когда же мы попадем в этот земной рай, папаша мавр?

- Со временем, если спаги не изловят нас, - ответил Хасси.

- Со временем! Разбери его, - пробормотал тосканец. - Эти африканцы не имеют никакого представления о времени. Добраться до места завтра или через шесть месяцев - для них одно и то же. Вот народ!

Между тем Ару с помощью Афзы и отчасти Мулея, пускавшего в ход левую руку, приготовил ужин - все тот же кускуссу, который был съеден с аппетитом и запит бутылкой бордо, нашедшегося в запасах Хасси.

Едва ужин окончился, как тосканец сказал Ару.

- Слушай, черный папаша, принеси-ка сюда оружие и бочонок пороху. Через несколько часов солнце уйдет гулять в Америку, и мы можем ждать незваных гостей. Гниющие трупы махари привлекут зверей со всех окрестностей.

- Твоя правда, франджи, - сказал Хасси. - Ночь вряд ли принесет нам что-нибудь хорошее.

- Еды у них будет вдоволь, и они не станут заниматься нами, - сказал Ару.

- Гиены и шакалы - может быть, а другие?.. Разве ты думаешь, что в этой пустыне не найдется львов и леопардов? Франджи говорит верно: они зададут музыку сегодня ночью. И мы хорошо сделаем, если запасемся вереском, чтоб всю ночь жечь костры.

Солнце во время этого разговора уже скрылось за горной цепью.

В Алжире сумерек почти нет: лишь только солнце зайдет, почти моментально наступает полная темнота

- Сейчас начнется серенада, - сказал Энрике. - Приготовимся, друзья. Бедные махари, послужившие нам днем, чего доброго, насолят нам ночью. Идемте за вереском!

Четверо мужчин вышли из куббы и стали собирать вокруг нее вереск и сухую траву, складывая их в кучки, которые, зажженные, должны были образовать вокруг куббы непреодолимую преграду.

Едва были окончены эти приготовления, как ужасный концерт нарушил тишину, царившую до тех пор на равнине.

Слышались зловещие завывания и рычание вперемешку с взрывами хохота Обыкновенные и чепрачные шакалы шли вместе с гиенами на осаду трупов, привлекавших их своим запахом.

Энрике быстро вскочил, схватив свое длинноствольное марокканское ружье.

- Можно подумать, что шакалы и гиены всей пустыни собрались делить между собой махари, - сказал он. - А как ты думаешь, папаша Хасси, кто еще явится?

- Шакалы - предвестники львов и леопардов, - ответил Хасси, тоже, по-видимому, неспокойный. - Следовало бы нам зарыть махари.

- Где зароешь такую массу падали? А знаешь что, папаша Хасси? У меня появилась мысль.

- Какая? - спросил проснувшийся граф.

- Сделать огромную бомбу и бросить ее в середину этих хищников. Пороху у нас хватит.

- Мысль недурная, - одобрил Хасси, - есть и веревки, из которых можно приготовить фитили.

- Так скорее за дело, - воскликнул тосканец, - не станем ждать, пока аппетит у этих хищников разойдется и они после падали захотят свежего мясца.

Мулей, Хасси и Ару, понимавшие, какая опасность им угрожала, спустились в подвал за бочонком пороха, между тем как тосканец принялся изготовлять колоссальные гранаты.

Вой шакалов и хохот гиен тем временем все усиливались. Казалось, что тут собрались сотни хищников. Шакалы и гиены в небольшом количестве не страшны, но "в единении сила", и когда этих животных много, то они из трусливых превращаются в дерзких и иногда опасных.

- Ты видишь их? - спросил граф.

- Нет еще, но судя по голосам, они недалеко.

- А рыка до сих пор не слышно?

- Нет, граф. Но нет сомнения, что в окрестностях есть и львы, и леопарды. Увидишь, что и они скоро появятся. К счастью, у нас с десяток бочонков пороха.

- Что ты задумал?

- Бросить в зверей эти импровизированные гранаты... Эффект получится надлежащий. А вот и настоящая музыка начинается.

То, что тосканец назвал "настоящей музыкой", был громкий рык, услыхав который и шакалы, и гиены на минуту умолкли.

- Ты видишь его, папаша Хасси? - спросил Энрике мавра, вглядывавшегося в темноту, так как луна еще не показывалась.

- Нет, он еще, должно быть, далеко, голос его слышен за многие мили.

- А знаешь, что я выдумал?

- Говори, у тебя выдумки бывают удачные.

- Что, если один бочонок положить между махари и взорвать?

- И я хотел предложить это. Мы, может быть, таким образом удалим опасность.

- Фитили у меня готовы. Надо захватить с собой пару сабель из висящих по стенам. С шакалами они надежнее, чем ружья.

Мавр поспешно спустился в склеп и вернулся с широкой туарегской саблей, имевшей около полутора метров длины.

- Хочешь, я провожу тебя с парой ружей? - спросил он тосканца.

- Оружие может быть полезно, особенно против господина с громким голосом. Пойдем, папаша Хасси. Ревущая публика спешит на пир.

Он заткнул саблю за кушак, надел через плечо бочонок, содержавший не менее сорока килограммов пороху, и вместе с Хасси отправился к ключу.

Менее пяти минут потребовалось, чтобы пройти расстояние, отделявшее их от того места, где лежали семь махари, убитых Бассо.

Ужасный запах несся навстречу, и тучи стервятников летали над разлагающейся массой тел. Десять или двенадцать шакалов и несколько гиен уже готовились броситься на падаль, но увидев двух приближающихся людей и не чувствуя за собой еще отдаленных товарищей, эти трусливые животные ретировались

- Ой, папаша мавр, что они, холерные были, что ли, твои махари? - спросил Энрике, затыкая нос. - Никогда я еще не слыхал такой вони.

- Уже более трех дней они лежат на солнце, - ответил Хасси.

- Ну, мы их вылечим от холеры одной из моих бомб. Это будет полезно для нашего здоровья.

Он взял снаряд, положил его среди трупов и зажег фитиль.

- Спасайся, Хасси! - закричал он, убегая. - Не желательно взорваться с этой вонючей падалью.

Люди быстро удалились, а шакалы и гиены снова набросились на угощение.

Не успели Хасси и тосканец пробежать и двухсот метров, как раздался взрыв, заставивший их столкнуться друг с другом.

По направлению источника поднялся столб песчаной земли, перемешанной с кусками мяса, и облако дыма покрыло пальмы.

- Вот какие у меня бомбы! - воскликнул тосканец. - Таких сильных не изготовят даже и на казенных заводах Тулона. Наверняка ни один из махари не остался целым. Ты не ушибся, папаша Хасси?

- Кровь из носу идет, - ответил Хасси.

- Это заменит тебе кровопускание в будущем. Посмотрим, остался ли целым хоть какой-нибудь шакал.

Несколько дюжин шакалов валялись с опаленной шерстью.

- Вот хороший урок, - сказал вечный шутник.

- Но другие звери уже приближаются, - заметил Хасси.

В эту минуту послышался рык льва, а с разных сторон другие голоса.

- Клянусь жареной камбалой, - воскликнул тосканец, - здесь назначили собрание все звери Алжира! Милый папаша Хасси, ночь готовится ужасная. Боюсь, что все эти животные бросятся на нас.

- В крайнем случае, мы спрячемся в склеп, - ответил мавр, - и потом устроим огненное кольцо.

- Да, если хватит хворосту.

- Пойдем, наши друзья беспокоятся о нас. Встревоженные все приближавшимся рычанием, они быстро пошли по направлению к куббе.

Граф с беспокойством ожидал их. Взрыв, от которого завалилась часть стены, и крики царей пустыни и леса его испугали.

- Что, Энрике? - спросил он, увидев тосканца.

- Думаю, что хорошо было бы зажечь костры вокруг куббы.

- Они идут сюда?

- Когда сожрут последние остатки махари, придут и сюда.

- Шакалы меня не интересуют, то есть не пугают. Беспокоят меня только львы. Их много, не правда ли?

- Пять или шесть, по крайней мере, - сказал Хасси.

- Не будем терять времени, - сказал тосканец, - приготовим огненную ограду.

Пока Афза перевязывала рану графа, которая, может быть, из-за сильного жара вновь открылась, Энрике, Хасси, Ару и отчасти марабут уложили вокруг каменных стен куббы сухие сучья, наваливая их друг на друга.

Хасси, однако, оставил какое-то количество сучьев про запас.

Во время этой работы все сильнее раздавались рев, рычание, хохот диких зверей. Казалось, что, привлеченные разлагающимися трупами, все звери лесов собирались произвести ужасную расправу и с людьми.

- Граф, - сказал тосканец, увидев прыжки животных на равнине, - уйди в гробницу с женой: здесь тебе не место. Когда будешь здоров, застрелишь сколько хочешь львов, а теперь нельзя. Твоя рука слишком слаба, чтобы держать ружье.

- Да, дети мои, удалитесь и предоставьте нам защищать куббу, - сказал Хасси. - Зарядов у нас довольно, и мы будем стрелять, если звери вздумают напасть на нас. Ару, проводи графа и мою дочь.

Энрике в это время обошел костры, чтобы убедиться, что все в порядке, и составил вместе свои бочонки, превратившиеся в мощные и опасные бомбы, на которые он рассчитывал только в последней крайности.

- Готовы? - спросил он.

- Все, - отвечал Хасси.

- И граф в безопасности?

- Ару уже вернулся.

- Ответим и мы на их музыку. Концерт за концерт. Посмотрим, чей будет лучше.

Последовал выстрел нескольких ружей.

Хасси, видя льва в ста шагах от развалин куббы, дал первый выстрел.

Ужасная ночь, как сказал тосканец, начиналась.

XVII. Осажденные зверями

Стая шакалов и гиен остановилась в пятидесяти метрах от развалин, как бы поджидая прибытия львов.

Тут были триста или четыреста шакалов и дюжины две-три полосатых и пятнистых гиен. Откуда явилось их столько? Вероятно, из лесов Атласа. Хасси никогда не видел их в таком количестве, а между тем он не раз проходил по горам и пустыням Нижнего Алжира.

- Зажигать? - спросил Энрике, заметив льва посреди африканских волков.

- Попробуем прежде, какое впечатление произведут наши ружья, - ответил мавр. - Чем позже мы зажжем хворост, тем лучше, так как долго гореть он не будет.

- Стало быть, артиллерия вперед! - закричал тосканец. - Стреляйте в самых крупных; о шакалах подумаем после, если они не надумают уйти заблаговременно.

Битва началась с большой решимостью со стороны четырех мужчин. Энрике, Хасси и Ару стреляли, а бедный Мулей, не владея правой рукой, заряжал ружья левой.

При выстрелах, валивших много жертв, нападающие останавливались, выражая свою ярость страшным ревом, к которому примешивался громкий, хотя и испуганный рык пяти или шести львов, находившихся еще позади шакалов.

Эта нерешительность голодных и бешеных животных не могла продолжаться долго. И действительно, едва люди успели выпустить тридцать зарядов, стараясь попасть в львов, при подвижности которых это оказывалось трудно, как звери, несмотря на выстрелы, двинулись вперед.

Тосканец, стоявший на коленях на обломке стены, первый заметил их приближение.

- Тут надо сделать что-нибудь решительное, прежде чем зажечь костры - наш якорь спасения. Папаша Хасси, продолжай стрелять и не заботься обо мне.

- Что ты хочешь предпринять, друг? - спросил Хасси, быстро заряжая ружье.

- Хочу бросить одну из моих бомб в этих ревущих скотин. Я пробью славную брешь в их рядах.

- А львы?

- Смотри за ними и стреляй в них, если они нападут на меня.

- Ко мне, Ару! - позвал Хасси. - Приглядывай за франджи. Энрике поставил ружье, взял один из своих бочонков-бомб, а также кинжал, и смело пошел навстречу первым шакалам, находившимся в ста шагах от развалин.

Мулей продолжал заряжать оружие, пуская в ход зубы вместо правой руки.

Хасси и Ару внимательно следили за тосканцем, держа наготове ружья, чтобы защитить его от неожиданного нападения львов, которые притаились в кустах, как бы выжидая, что шакалы очистят им дорогу для битвы.

С беспримерной храбростью легионер подошел на расстояние десяти шагов к шакалам и, не смущаясь их воем, зажег фитиль, а затем, положив бомбу на маленьком возвышении, сильно толкнул ее.

Бомба покатилась между животными, а тосканец побежал со всех ног к своим, крича:

- Все в гробницу, а то взлетим и мы!

Четверо людей бросились по лестнице и припали к земле, боясь, что взорвутся и остальные бочонки пороха, находящиеся посреди куббы.

- Вас преследуют? - спросил граф, хватая пистолет.

- Нет еще, - ответил тосканец. - Испробовав мои бомбы на шкуре верблюдов, пробую их на шкуре шакалов.

- Ты слишком злоупотребляешь своими бомбами. Кончишь тем, что взорвешь и гробницу.

- Опасности нет, граф. Я отнес бомбу далеко, бросил под ноги проклятым животным и...

Страшный удар перебил его, гулко раздаваясь по подземелью.

Задрожала земля, со стороны трубы для пропуска воздуха образовалась трещина, уничтожившая весь прошлый труд заживо погребенных, теперь, к счастью, уже не нужный.

- Черт возьми! - воскликнул тосканец, покрытый облаком пыли. - Как хорошо звучат мои бомбы! Я буду знаменитым пиротехником. Вот и еще одна из моих будущих специальностей. Пойдем посмотрим, Хасси.

Оба, взяв оружие, поднялись по лестнице, за ними Ару и Мулей, зарядившие свои ружья.

Ужасный взрыв изобретенной тосканцем бомбы возымел хорошее действие: вражьи полчища удалились на двести-триста метров, и поле покрылось трупами многих из них.

- Я говорил тебе, что испытываю полное доверие к своему изобретению, - сказал тосканец. - Эта бомба сделала больше, чем вся наша стрельба.

- Однако мне кажется, что звери еще не потеряли надежды насытиться нами, - отвечал Хасси. - Вон они возвращаются - и еще более злые.

- Что такое с этими животными? Я всегда их видел трусливыми, как кролики, а теперь они страшны, как сибирские волки! Ну что, повторить, что ли? А львы? Ты видишь их, папаша мавр?

- Они пока оставляют впереди шакалов, но нет сомнения, что последуют за ними.

- Они замолчали?

- Львы хитрее, чем ты думаешь Они знают теперь, что перед ними вооруженные люди, и будут осторожны до момента нападения.

- Ах, черт! Не скоро же кончится эта битва!

- Начнем стрелять, ты же, Ару, зажги костры, а когда я скажу тебе, и всю ограду. Свет и огонь, может быть, произведут большее впечатление, чем наши выстрелы.

- Не больше, чем мои бомбы, - сказал Энрике.

Они стреляли на все четыре стороны, так как звери образовали все суживающееся кольцо вокруг куббы, несмотря на сопротивление осажденных.

По-видимому, голодающие звери решили начать отчаянную осаду сразу по всей линии, чтобы иметь меньше потерь. Их торопили, вероятно, и львы.

Через несколько минут первые ряды были уже в нескольких шагах. Вдруг большая пятнистая гиена бросилась на кучу хвороста, намереваясь застать врасплох заряжавшего ружье марабута.

Хасси, однако, заметил это и убил ее.

- Ару, зажги хворост, - поспешно крикнул мавр, в то время как тосканец, выхватив саблю, начинал крошить первых зверей, старавшихся проникнуть за черту костров.

Старый слуга бегал вокруг куббы, горящими прутьями поджигая аккуратно сложенный хворост, образовавший таким образом настоящую огненную ограду, и в одно мгновение ока огненная завеса отделила людей от животных.

Шакалы и гиены первых рядов, почувствовав жало огня, с ревом бросились назад, но не нашли прохода, так как следующие фаланги тесно двигались вперед, давя друг друга. Львы, до сих пор прятавшиеся, теперь с яростью бросились на пламя.

Сноп искр взлетел на воздух и упал на осаждающих, вызывая вопли боли.

Энрике и его товарищи во избежание несчастья перенесли бочонки с порохом в гробницу и вернулись, чтобы продолжать бой.

- Жарко нам будет, - сказал легионер, - но надо помнить, что мы в Африке. Стреляйте, друзья, а главное, следите за львами, чтоб эти господа не вздумали прыгнуть через огонь.

Скучившись, из-за недостатка места почти прислонившись спинами друг к другу, наши храбрецы снова начали стрелять.

Они почти не целились, так как дым и пламя мешали им видеть нападающих.

За огненной чертой слышался безумный, все усиливающийся рев зверей.

Иногда казалось, что раздавались громовые удары.

Вдруг порыв ветра разогнал в одном месте дым и огонь, и замершим в ужасе людям представилась картина, которая могла бы заморозить кровь самого отважного человека в мире. Звери, вместо того чтобы удалиться, как надеялись осажденные, бегали вокруг куббы, как бы ища брешь, в которую можно прорваться.

- Если бы не было гробницы, - пробурчал тосканец, - я бы не дал двух грошей за свою солдатскую шкуру. Когда у нас больше не останется хворосту, все это зверье бросится сюда, и тогда беда тому, кто попадется им на зубок.

Громадный костер, блестя и треща, горел, раздуваемый ночным ветерком.

Когда дым опускался к земле и пламя прерывалось в каком-нибудь месте, люди могли видеть животных, бешено скачущих вокруг куббы со львами во главе и менее быстрыми гиенами в хвосте. Много их погибло от выстрелов и взрыва, но оставалось еще очень много - двести или триста, по крайней мере; а самым худшим было то, что они, по-видимому, твердо решили совершить нападение, как только погаснет огонь.

Этот страшный момент скоро наступил. Пучки хвороста быстро исчезали, и Ару должен был постоянно подкидывать сучья в места, где огонь почти потухал.

Вдруг, когда порыв ветра рассеял дым и столбы пламени, тосканец заметил, что звери остановились, и громадный лев с ужасным ревом бросился на костер.

Он остановился около огненной ограды в том месте, где огонь, за неимением пищи, уже начинал потухать.

- Внимание, Хасси, - закричал легионер.

Мавр только что зарядил ружье. Он повернулся ко льву, который, казалось, мерил глазами расстояние, чтобы сделать прыжок.

- Видишь? - спросил Энрике.

- Да, - ответил мавр.

- Попробуешь стрельнуть?

- Безо всякого сомнения. Ару, нет больше хворосту?

- Все сожжено, хозяин, - ответил старый негр, - и огонь всюду гаснет. Через четверть часа животные пройдут, не обжигая лап.

В это мгновение лев издал воинственный клич: он приготовился к прыжку.

- Смотри, папаша Хасси! - закричал Энрике.

- Я держу его под дулом моего ружья, - отвечал Хасси.

Зверь подобрался и сделал скачок, но в ту же секунду раздались два выстрела. Раненный смертельно, лев упал прямо в костер. Несколько мгновений зверь бился, подымая облака пепла и искр, потом пронесся по воздуху запах горелой шерсти и мяса.

- Глупые животные, - сказал Энрике, взяв в руки ружье Ару, чтобы в случае нужды прикончить льва, - спустились с Атласа, чтобы поужинать нашими телами, а вместо того сами предлагают нам жаркое. Через десять минут этот бедный лев будет прекрасно зажарен.

- Только не мы съедим его: прежде чем он зажарится, мы будем в гробнице. Пламя потухает, и необходимо отступление.

- А если они захотят взять с бою лестницу?

- Может быть. Но нам легко будет защитить ее, так как отверстие едва пропустит одного льва. Мы перебьем их одного за другим.

Они дали еще несколько выстрелов, пока догорал последний хворост, и отступили, спасаясь, в гробницу, представлявшую лучшее убежище, чем развалины куббы.

- Кончено сражение? - спросил граф, когда увидел их покрытые пеплом, закоптелые лица.

- По-моему, только начинается, граф, - ответил Энрике. - Мы использовали все способы защиты и лишь пуще разъярили этих проклятых зверей. Готовься через десять минут принять визит одного из царей Атласа.

- Увидим, дадим ли ему спуститься? - сказал мадьяр. - Я могу стрелять, хоть и раненый, а ты знаешь, Энрике, делаю ли я промахи.

- Ару, - сказал Хасси, доставший несколько прислоненных к стене ружей, - заряди еще и эти, чтоб у нас был запас выстрелов.

- Благословенны арсеналы сенусси, - сказал Энрике, - позволяющие несчастным защищаться среди пустыни.

- Дружище, помоги мне сесть на бочонок, который против лесенки, - сказал граф, - я очень слаб. Но взгляд верен, и рука не задрожит в минуту опасности.

- Тебе необходимо съесть много бифштексов, граф, чтобы восполнить потерю крови. Какой я болван! Я должен был бы принести тебе льва, что жарится на костре.

Мадьяру помогли сесть на пустую бочку, почти под отверстием гробницы, чтоб было удобно стрелять, а Афза стала около него, вооружившись двумя длинноствольными пистолетами, хорошо стрелявшими на близком расстоянии.

Другие разместились у подножья лестницы и хладнокровно ждали, чтобы потух огонь вокруг куббы и страшная орда бросилась на приступ.

В гробнице было жарко, как в печи. Огненная ограда, вероятно, сильно согрела песчаную почву. Были минуты, когда казалось, что не хватит воздуху в этих четырех стенах.

- Если так будет продолжаться, мы превратимся в сухари, - сказал Энрике. - К счастью, огонь потухает, и земля освежится.

Однако местами костры все еще горели, по временам дым врывался в подземелье и заставлял бывших там людей кашлять.

Нападение задерживалось. Вероятно, звери ждали, чтоб совсем потух огонь и им "не испортить кожицу своих лапок", как говорил шутя адвокат. Промедление это не было продолжительным. Адский шум рева, рычания, как бы хохота доказал осажденным, что их уже больше не защищала огненная преграда.

- Посмотрим, кто будет нашим первым гостем, - сказал Энрике.

- Уж наверное не какой-нибудь ничтожный шакал, - предположил граф.

- Я был бы доволен, окажись это одна из противных гиен. У меня просто ненависть к этим пожирательницам падали. Ого! Вот он!

Около отверстия в гробницу раздался такой сильный рев, будто гром ударил среди стен.

- Неуч! - воскликнул Энрике, берясь за ружье. - Разве так докладываю! о себе! Будьте вежливы, покажите ваш носик, не прячьте его за камень, я ведь вижу вашу тень.

Второй раз рев потряс гробницу, а за ним послышались другие звериные голоса.

- Должно быть, наш гость в хорошей компании, - продолжал тосканец, - он желает представить нам госпожу львицу и ее дочерей. Папаша Хасси, не будь жалостлив, а поступи как следует с этими нахалами.

Все направили ружья к отверстию. Мулей и граф приготовили пистолеты.

Прошло несколько мгновений томительного ожидания, потом огромная голова атласского льва, которые считаются гигантами этой породы, показалась в отверстии гробницы.

- Соблаговолите спуститься, ваше величество, - насмешливо сказал тосканец. - Ваши подданные ждут вас, чтобы предложить вам угощение... Вот тебе!

Он быстро поднял ружье и выстрелил, даже не прицеливаясь, ибо близкое расстояние делало это почти лишним.

Царь Атласа упал, как пораженный молнией, на первую ступень, потом с последним усилием приподнялся, но Мулей и граф выстрелили из пистолетов.

Вся масса рухнула вниз по лестнице, крутясь и издавая страшное рычание, и упала к ногам Хасси аль-Биака, который и добил зверя.

- Встреча была несколько груба, - сказал Энрике, обходя вокруг великолепного льва. - Ты можешь пожаловаться марабуту, если встретишь его в Магометовом раю.

- Воистину прекрасный зверь, - сказал граф, вставший с помощью Афзы, - если б он сошел сюда живой, не знаю, кто бы из нас спасся от его когтей.

- Он был настолько умен, что скатился сюда уже умирающим. Эта любезность заставляет меня простить ему его невоспитанность: разве можно так докладывать о себе, черт возьми!

- Смотри, чтобы сюда не скатился другой, еще хуже воспитанный, - сказал граф.

- Хоть я и болтаю, но не теряю из виду отверстие, - возразил Энрике. - Ах я, глупец! Кому принадлежит заслуга убиения льва?

- Тебе, и никто у тебя ее не отнимает, - ответили граф и Хасси. Тогда легионер, склонившись перед Афзой со своей обыкновенной комической важностью и показывая на огромного зверя, сказал:

- Прелестной Звезде Атласа я приношу в дар шкуру царя Атласа.

- Благодарю, франджи, - ответила с улыбкой молодая женщина

- И если будет время, я сниму ее для вас, - прибавил Энрике.

- Сомневаюсь, что ты это исполнишь, - сказал граф, - послушай, какой концерт задают осаждающие.

- Черт возьми, они заряжают свои пушки, - ответил легионер, - к счастью, они плохие артиллеристы и их орудия не действуют. Молчите вы, болтуны, мы не глухие!

Животные, скопившиеся вокруг и внутри развалин, казалось, совсем обезумели.

Можно было подумать, что между голодными львами, не имевшими терпения дождаться человеческого мяса, шакалами и гиенами началась драка, так как в общем шуме слышались и вопли страдания.

- Они поедают друг друга, - сказал Хасси, поднявшийся на несколько ступенек, чтобы лучше слышать.

- И мы должны бы воспользоваться этим и обмакнуть кусочек сухаря в воду, - сказал Энрике, - я умираю от жажды. Ару, открой бурдюк и налей воды.

Старый негр пошарил в углу, где были навалены бочонки и старые ковры и где он спрятал продовольствие. Вдруг он испустил крик отчаяния

- Что у тебя там, лев спрятался? - спросил Энрике, - я сейчас приду расправиться с ним.

- Что с тобой, Ару? - спросил Хасси, встревоженный этим криком.

- Хозяин, - забормотал негр, лицо которого стало пепельного цвета, так оно побледнело, - у нас нет ни капли воды!

- Как? А бурдюки?

- Все порваны и совсем сухи.

- Что за дьявол! - воскликнул Энрике в ужасе от неожиданного открытия, столь ухудшавшего их и без того невеселое положение. - Как это могло случиться?

- Я могу это объяснить, - сказал граф, - они лопнули от взрыва, произведенного для открытия прохода.

- Вот мы в печи и испечемся без возможности промочить горло. Папаша Хасси, о чем ты думаешь? Пройти к ключу посреди зверей? Я был бы очень благодарен.

- Я думаю о том, - отвечал Хасси, - что наше положение становится отчаянным. Если эта осада продолжится сутки, никто из нас не выживет.

В эту минуту Энрике, пристально смотревший на льва, ударил себя по лбу:

- Вот наш ключ! Белая ли, красная ли вода, что мне за дело, она утоляет жажду.

- Что ты делаешь? - спросил граф, видя, что он берет ятаган.

- Пью, - спокойно ответил воин.

Взятым им оружием он сделал в горле льва глубокую рану и, без всякой брезгливости прильнув к ней губами, стал пить еще теплую кровь.

- Я не стану подражать тебе, - сказал с отвращением граф. Энрике пожал плечами и продолжал пить. Напившись, он заткнул рану пальцем и, обведя взором присутствующих, спросил:

- Кто желает воспользоваться? Еще можно пососать.

- Никогда, - сказал граф.

Даже Хасси сделал отрицательный жест. Мулей же, менее брезгливый и мучимый лихорадочной жаждой, бросился к телу льва и пил до тех пор, пока еще оставалась хоть капля крови.

- Правда, марабут, что не так противно?

Мулей скривил гримасу.

- Вы уж очень избалованы, господа, - сказал смеясь Энрике, - что касается меня, то, приди только другой лев, я воспользуюсь и им также. Кстати, что делают наши друзья? Кажется, баталия кончилась и они отдыхают.

- Действительно, ничего не слышно, - сказал Хасси.

- Ушли они, что ли?

- Гм!..

- Надо удостовериться.

- Кто осмелится высунуть голову? - спросил граф.

- Я, - ответил без запинки тосканец, - но прежде головы высуну пару пистолетов. Папаша мавр, дай мне твои, они превосходно стреляют.

- Это большая неосторожность, - сказал Хасси, все же передавая ему просимое оружие. - Тут, может быть, спрятался у входа какой-нибудь лев или гиена, ты знаешь, какой у них тонкий слух.

- Не можем же мы оставаться в этой ужасной неизвестности. А что, если звери ушли?

- Увидим.

Тосканец взвел курки и, держа оружие в руках, начал тихо всходить по лесенке, Хасси же и Ару подняли свои ружья к отверстию, чтобы защитить его от случайного нападения.

XVIII. Караван бедуинов

Поднявшись до верхних ступенек, Энрике остановился, как бы потеряв мужество двигаться вперед.

Он побледнел; большие капли пота падали с его лба, поднятые с оружием руки дрожали. - Черт побери! - пробормотал он. - Можно бы подумать, что я боюсь!..

Товарищи, заметив его столь естественное волнение, делали ему знаки, чтобы он вернулся, но храбрый легионер только пожал плечами.

- Я не ребенок, - прошептал он, - чтобы так постыдно ретироваться. У меня четыре пули, и я, в конце концов, сумею всадить их куда следует.

Он стал прислушиваться. Ни один звук не прерывал царившую в пустыне тишину; но до слуха легионера долетели неясные звуки, похожие на дыхание толпы живых существ.

- Поборовшись друг с другом, они заснули, - пробормотал тосканец. - Теперь, зная, что всякий индивид, человек или животное, громко храпящий, не опасен, я могу отважиться посмотреть, что делается вокруг этой проклятой самим Пророком куббы. Ну, друг мой, не будь тряпкой!

Держа наготове пистолеты, стараясь не производить ни малейшего шума, он поднялся на последнюю ступень и высунул голову в отверстие.

Он не ошибся. Шакалы, гиены и львы крепко спали, прислонившись друг к другу, и вокруг, и внутри куббы.

При свете взошедшей луны Энрике мог окинуть взглядом спящий лагерь.

- Они, должно быть, и в самом деле решили съесть наши бифштексы! - сказал он. - Если бы с нами был этот каналья Бассо, он наверное пожертвовал бы им марабута и старого Ару. Мы же порядочные люди и предложим им только свинец, но зато в большом количестве.

Он хотел удалиться, когда среди спящих поднялась громадная голова и перед легионером заблестели два огненных глаза.

Энрике остановился и опустил пистолеты, чтобы стволы их не светились при луне.

Он понял, что имеет дело с одним из длинногривых существ, которые громко ревут, но еще лучше терзают свою добычу.

"Эх, кабы сюда фотографа, - подумал Энрике. - Однако я лучше бы себя чувствовал в склера".

Он взглянул на льва, который, зевая, показывал зубы, страшные даже для крокодила; потом, видя, что он еще не решается встать, Энрике начал, еле дыша и двигаясь, чтобы не вызвать нападения, спускаться.

Едва только его голова оказалась ниже отверстия и, стало быть, вне опасности от львиной лапы, он бросился вниз по лестнице.

Не успел он достигнуть земли, как в отверстии пропал свет луны, будто что-то большое заткнуло его.

- Что это, лунное затмение? - воскликнул Энрике. - Здесь совсем темно.

- Отверстие закрыли, - сказал Хасси.

- Кто этот злодей?

- Зверь какой-нибудь, - ответил граф.

- Новый визит? Добро пожаловать. Мне уже опять пить хочется. Фонтаны сами приходят к нам. Эй, друг! Ты ловко попал! Здесь много людей, только тебе, приятель, поживиться ими не придется!

Зверь, заслонив головой отверстие, ответил могучим рыком и остался на своем месте. Тосканец разозлился:

- Убирайся отсюда, несчастный! Ты слишком любопытен! Твой товарищ был более воспитан!

В гробнице раздалось эхо громкого рычания.

- Напрасно представляться, - сказал легионер, - мы знаем этих так называемых царей Атласа и предупреждаем ваше величество, что мы люди решительные и не продадим дешево свои шкуры. У тебя есть кровь, и я ее выпью. Ару, дай мне ружье.

- Что ты хочешь делать, Энрике? - закричал граф. - Он нас не трогает, пусть смотрит.

- Я не люблю любопытных, - сказал легионер.

В эту минуту темная масса двинулась, пропуская немного лунного света.

- Вот и прошло затмение, - ответил вечный балагур, - но не прошла опасность. Я потеряю шапку, но приобрету шкуру еще одного льва. Черт бы их побрал, они мне уже по горло надоели, эти звери, и я пить хочу. Ружье, Ару.

- Вот оно, господин, - ответил старый негр.

- Видел ли ты, как ловят льва шляпой?

- Нет, господин.

- Это игра, которой ты можешь научить своих соотечественников, если у них есть шапки, что довольно сомнительно: вы, кажется, менее всех нуждаетесь в шляпах.

- Ты с ума сходишь, Энрике? - спросил граф, не понимая, что хочет сделать этот оригинал.

- Я не марабут, - важно ответил тосканец, - не правда ли, Мулей-Хари?

Святой человек нашел лучшим промолчать.

- Ты слишком много шутишь со львами, - сказал граф.

- Я шутил и с крысами, наполнявшими судно моего отца.

- Что за сравнение!

- Ты не знаешь, граф, они были так свирепы, что в одну ночь чуть не отгрызли мне нос и ухо. На мне есть след их страшных зубов. Папаша Хасси, твое ружье заряжено?

- Только нажми курок.

- Так я тебе покажу, как итальянцы ловят львов. Нам достаточно ничтожной шапки.

Граф не мог удержать улыбки.

- Как послушаешь этого хвастуна, подумаешь, что Италия полна диких зверей.

- У нас разбойники, которые порой опаснее львов. Ну, на охоту! Он снял свой картуз, надел его на дуло ружья и, на этот раз совершенно спокойно, начал подниматься по лестнице. Видно было, что он твердо верил в успех своей затеи.

- Я понял, - сказал граф, - ты же, Хасси, возьми ружье и будь готов защитить товарища при нападении. Неизвестно, что может случиться.

- Я ни на секунду не потеряю из виду твоего друга, сын мой, - ответил мавр.

В это мгновение свет опять исчез перед отверстием. Громадное животное снова заслонило его и на этот раз крайне интересовалось тем, что делается внутри.

Тосканец, впрочем, не остановился. Он продолжал подыматься, высоко держа ружье, с намерением выстрелить в льва, когда он схватит зубами картуз. Почти оглушивший его рев остановил его на одной из верхних ступеней.

- Это - львица, - сказал Хасси, - она опасна не меньше льва. Граф поднялся, схватив пистолет.

- Черт знает! - пробормотал Энрике, несколько медля встать на последнюю ступень. - Это животное твердо держит свою позицию! Если оно думает овладеть моей головой, то очень ошибается, - получит только шапку.

Львица упорно продолжала закрывать собой отверстие. Она рычала и могучими когтями царапала утлы отверстия, так что пыль и известка осыпали тосканца.

- Энрике, - закричал граф, видя нерешительность друга, - вернись и дай нам действовать ружьями. Зверь теперь в прекрасном положении для прицела.

- Нет, - ответил упрямец, - хочу, чтоб он схватил мою шапку.

Он поднял ружье и поднес картуз ко рту львицы.

Последняя, увидав этот странный предмет, остановилась на секунду, а потом схватила его зубами, думая, что это человеческая голова.

Раздался сухой выстрел. Тосканец выстрелил, и животное проглотило в одно и то же время пулю, огонь и дым.

Граф и его товарищи в ужасе увидели, как скатились вместе по лестнице человек и зверь.

Едва львица достигла земли, как ей в грудь вонзились два кинжала. Эти два удара были, однако, напрасны. Выстрел Энрике раздробил ей череп, так что вытекла часть мозга.

- Мертва! - воскликнул Хасси.

Энрике быстро поднялся и с недоумением смотрел на зверя.

- Мертва? - спросил он.

- Наши удары были напрасны.

- Видел, папаша Хасси, как ловят львов на шапки? Надеюсь, ты этого не забудешь.

- Ты просто удивительный человек, - сказал граф.

- Я изобретатель, - важно ответил тосканец, - вот и еще специальность, которая может мне пригодиться больше, чем какая-нибудь другая. Охота за львом с шапкой! Готовое название для романа! Кому пить хочется? Вот новый источник. Папаша мавр, пей, ты ведь хочешь; пей, не церемонься. Надо довольствоваться тем, что есть, особенно в Африке.

Тосканец взял ятаган и приготовился резать львицу, когда снаружи раздался выстрел, за которым последовало несколько других.

- Выстрелы? - спросил побледневший граф и прижал Афзу к своей груди.

- Нет! - воскликнул Хасси. - Это не ружья франджи, это наши алжирские ружья - я не могу ошибиться.

- Значит, идут нам на помощь? - закричал тосканец. - Они сражаются со зверями. Побежим и мы помочь этим добрым людям. Ко мне, Хасси! Сюда, Ару! Берите все ружья и пистолеты. Я тоже хочу участвовать в бойне львов, гиен и этих шумных шакалов, черт их побери!

- Я пойду также, - воскликнул граф, - на что-нибудь и я пригожусь.

- В таком случае вперед, друг! - ответил Энрике. - Звезда Атласа поможет тебе!

Пока происходил этот разговор, выстрелы снаружи продолжались, а с ними рев, улюлюканье и отчаянные крики.

Вероятно, осаждающие звери чувствовали себя не особенно хорошо под градом пуль, уничтожавших их.

В одно мгновение Энрике, Ару, марабут и Хасси взбежали по лестнице и выскочили из гробницы. У каждого из них было по два ружья и по паре двуствольных пистолетов.

Звери оставили развалины и столпились около ключа, испуская все более ужасный рев.

В трехстах шагах от них стоял караван из сорока навьюченных верблюдов и дюжины лошадей.

Несколько человек, в больших темных плащах и тюрбанах, спешились и, прячась за кустарником, стреляли в животных из ружей и пистолетов.

- Это бедуины! - закричал Хасси, узнав их по темным плащам. - Надеюсь, мы спасены.

- Бедуины или туареги, все равно, - ответил Энрике. - Во всяком случае, это не спаги бездельника Бассо, и мы поможем этим храбрецам. Дайте залп, друзья!

Четыре выстрела грянули после этих слов, а за ними еще четыре.

Бедуины, услышав выстрелы, остановились, боясь, что имеют дело с разбойниками, желающими разграбить караван. Но заметив, что эти выросшие из-под земли люди направляют свои выстрелы не в них, а в сторону ключа, снова принялись за дело.

Звери, находясь между двух огней, испуганные потерями своих собратьев, которых без промаха убивали бедуины, решились наконец покинуть поле битвы. Они соединились в длинную колонну и в бешеном бегстве пронеслись перед караваном, провожаемые последним залпом, положившим еще нескольких из них, и с фантастической быстротой исчезли по направлению к югу.

- Счастливого пути! - закричал Энрике, пуская им вдогонку последнюю пулю.

После прекращения стрельбы один из бедуинов направился к развалинам куббы, держа свое ружье дулом кверху, чтобы показать добрые намерения.

В пяти шагах от Энрике он остановился и произнес обычное приветствие:

- Салам-алейкум.

- Да сохранит Аллах тебя и твоих верблюдов, - ответил марабут. Вдруг он сделал удивленный жест.

- Я тебя знаю, - сказал он бедуину, который был высокого роста, худой, как все сыны пустыни, смуглый и с маленькими, горящими как уголь глазами. - Ты аль-Мадар?

- А ты Мулей-Хари? - спросил бедуин. - Я привез тебе партию оружия два месяца тому назад по поручению предводителя сенусси. Что случилось с твоей куббой? Свалилась тебе на голову?

- Купол был слишком стар и развалился.

- Сенусси должны выстроить тебе более прочную, - сказал бедуин, - и проходящие караваны будут участвовать в расходах. Я об этом подумаю.

В эту минуту показался граф под руку с Афзой. Увидев белого человека, европейское происхождение которого, так же как Энрике, было ему ясно, бедуин вздрогнул, и в глазах его что-то блеснуло.

- Могу ли предложить вам гостеприимство в моем лагере? - спросил он с известным благородством. - Мои люди уже ставят палатки и готовят ужин.

- Мы принимаем твое гостеприимство, - ответил Энрике. - Не в первый раз сыны пустыни принимают у себя кафиров (*).

(*) - Кафир - неверный, человек, не исповедующий ислам.

- Все мы дети Аллаха, - серьезно проговорил Мулей-Хари. Хасси тоже приблизился к бедуину, и последний, узнав в нем

мавра, ответил на его поклон.

- Куда ты направляешься? - спросил Хасси.

- К кабильским деревням на Атласе, продавать товар. У меня много драгоценных тканей, доверенных мне купцом из Константины.

- Сколько у тебя людей?

- Человек тридцать, хорошо вооруженных и, как ты сам видел, очень храбрых. Не боятся и львов.

- Можешь ли уступить мне, за назначенную тобой самим цену, пару верблюдов и несколько лошадей?

- Для тебя или для кафиров?

- Кафиры - мои друзья и пользуются покровительством могущественных сенусси, они едут со мной на Атлас.

- Мы сговоримся, - ответил аль-Мадар, - пойдем в лагерь и прими мое гостеприимство.

Хасси аль-Биак с товарищами оставили развалины и, предшествуемые бедуином, направились к каравану.

Погонщики верблюдов в это время развьючили своих животных, расставили палатки и зажгли огни, чтобы отгонять диких зверей, хотя после такой передряги вряд ли можно было бояться их возвращения.

Бедуины, которых было человек тридцать, любезно встретили своих гостей, что обычно в их нравах, хотя в душе они настоящие разбойники, при случае всегда готовые ограбить спускающихся с гор кабилов и разрушить дуар живущих в пустыне мавров.

Аль-Мадар ввел гостей в самую большую палатку, окруженную тюками материи, образовавшими как бы траншею, и велел постлать на пол старый ковер и разноцветные циновки, которые должны были служить столом и скатертью.

- Вы в вашем собственном доме, - сказал он с деланной вежливостью, которая, однако, не успокаивала Энрике, - как собака палку любил он этих жителей пустыни.

Два раба-негра, атлетически сложенные, почти голые, принесли глиняное блюдо, полное какого-то варева, в котором плавали финики, сушеные абрикосы, бобы и ячмень, но которое все же аппетитно пахло.

Аль-Мадар велел раздать всем железные ложки и поломанные вилки.

- Надо ловить куски в этом супе, - сказал Энрике, - нет ли там еще какой-нибудь змеи? Начни ты, Мулей-Хари, ты ведь умеешь обращаться с гадами.

- Это блюдо вкуснее, чем ты думаешь, - сказал уже попробовавший его Хасси. - Можешь есть без страха вытащить какую-нибудь кобру.

Бедуин вышел, чтобы дать им спокойно поесть и побеседовать. Скоро они опорожнили блюдо.

Кушанье было недурно, но слишком сладко и пряно.

Последовало великолепно зажаренное, с хрустящей кожицей, баранье жаркое, с лепешками, заменявшими хлеб; затем рабы подали превкусный кофе и предложили трубки.

- Любезный этот бедуин, хотя у него разбойничья рожа, - сказал Энрике, беря трубку и растягиваясь на ковре. - Очень гостеприимны эти воры.

- Они считают это своей обязанностью, - ответил Хасси, также закуривший трубку.

- Можем ли мы, однако, положиться на этих милых разбойников?

- Главное - не дать им подумать, что у нас есть деньги. Если они вообразят, что в моих сундуках спрятано большое состояние, я не поручусь ни за что. Жадность бедуинов вошла в поговорку, а их достаточно, чтобы быстро справиться с нами.

- Мы им скажем, что в наших ящиках только порох и пули для разбойников, - сказал Энрике. - Нет, скажем, что в них опаснейшие бомбы.

- Хорошая выдумка, - сказал граф, - бомбы для кабилов. Они тогда уж не тронут наших вещей.

- Я берусь за эту басню, - сказал Энрике, - я так напугаю их, что они будут держаться подальше от верблюда с нашими вещами. Буду говорить им о загорающихся фитилях, о динамите, о еще более страшных взрывчатых веществах, которые тут же выдумаю.

- Ты, однако, делаешься удивительно изобретательным, товарищ!

- Я всегда говорил тебе, граф, что просто пока никак не могу попасть в струю. С одними бомбами, которые я испробовал против зверей, я мог бы приобрести состояние.

- Хорошее открытие! - воскликнул магнат со смехом.

- Говори, что хочешь, но они действовали лучше наших ружей. Правда ведь, папаша Хасси? Правда, черный папаша?

Мавр и негр кивнули головами.

- Не преувеличивайте, - сказал марабут. - Аль-Мадар знает, что мы под покровительством сенусси, и не тронет волоса с наших голов. Вообще не все бедуины разбойники, я знал между ними честнейших людей.

- И я также, - сказал Хасси аль-Биак.

- А я всегда встречал между ними только коварных мошенников и каналий, - возразил Энрике.

Кто знает, что еще наговорил бы тосканец про сынов пустыни, если бы не вошел аль-Мадар с двумя запыленными бутылками в руках.

- Франджи пьют вино, в то время как мы, мусульмане, довольствуемся ключевой водой. У меня хранились эти две бутылки для кабильского вождя Он не придерживается закона Магомета и вечно лежит пьяный. Позволите ли предложить их вам, франджи?

- Ты самый любезный бедуин из всех, которых я встречал в Алжире, - сказал Энрике - Давай сюда, мы с моими братьями добросовестно опорожним твои бутылка Надеюсь, что и Хасси изменит на этот раз глупому закону Пророка. Магомет был хороший человек, но я, на его месте, лучезарному перу архангела, диктовавшего Коран, предпочел бы бутылку доброго вина. Дорогой граф, отдадим честь этим двум почтенным бутылкам, хотя я сомневаюсь, чтоб это было настоящее бургундское Почва Алжира не годится для французских вин.

- Отбей им горлышко, за неимением штопора, - посоветовал магнат.

Тосканец вытащил из-за кушака свой ятаган и отбил горлышки обеим бутылкам.

Так как стаканов у них не было, он взял металлическую чашку, поломанную от долгого употребления, и начал пить из своей бутылки не без разных шуток.

- Арабы правы, что предпочитают воду, - сказал Энрике, проглотив уже несколько чашек, - если это не уксус, то почти уксус. Эти торговцы - настоящие воры. Однако за неимением лучшего можно употребить и это. Не пей, папаша Хасси, ни ты, черный папаша. Вам это вино будет вредно.

Критика тосканца не была правдива, так как вино, провезенное по всему Алжиру, было очень хорошим. Вероятно, хитрец нарочно хулил его, чтоб остальные не забыли на время, что они магометане, и не потребовали своей части.

Граф не захотел выдать друга и тоже сделал несколько замечаний, хотя был уверен, что ни Хасси, ни Афза не решатся пить вино в присутствии марабута и бедуина.

Они перекинулись еще несколькими шуточками, и аль-Мадар простился со своими гостями, пожелав им доброй ночи. Однако перед уходом он сказал марабуту:

- Пойдем со мной, я предоставлю тебе отдельную палатку. Святые люди не должны спать там, где есть франджи.

Мулей-Хари поклонился друзьям и последовал за бедуином, пока Ару опускал полы палатки, чтобы защититься от ночной сырости.

Около лагеря погасли костры, выбрасывавшие еще изредка искры; несколько сторожей ходили около верблюдов, чтобы предупредить какое-нибудь нападение разбойников, которых много в Нижнем Алжире, несмотря на частые набеги французских спаги.

Бедуин привел марабута к маленькой, разбитой для него палатке, но прежде чем войти, он положил ему руку на плечо и, посмотрев ему в глаза, сказал:

- Мулей-Хари, ты должен дать мне объяснения. Я, ты знаешь, гостеприимен, но не хотел бы навязать себе хлопоты, которые лишили бы меня моих товаров и верблюдов. Франджи не шутят; когда они могут наложить на нас руку, она оказывается тяжелой. Кто эти кафиры?

- Эти двое белых не французы, - ответил насторожившийся марабут.

- Что они тут делают?

- Как сказал мне мавр, хотят осмотреть цепь Атласа.

- С какой целью?

- Вероятно, чтобы охотиться за львами.

- Ты мне сказал, что они пользуются покровительством сенусси.

- Это правда, аль-Мадар.

- Ты в этом уверен?

- Совершенно уверен.

Бедуин не мог удержать недовольный жест, который не ускользнул от взора марабута.

- Как будто ты жалеешь об этом? - с упреком сказал Мулей-Хари.

- Ошибаешься, - быстро возразил бедуин, - но я не верю в покровительство сенусси и в то, что твои два франджи направляются на Атлас, чтобы охотиться за львами, которых и здесь много. Их было пять, шесть между гиенами и шакалами, разогнанными нами.

- Чем же ты недоволен?

- Я боюсь поставить себя в неприятное положение перед французскими властями.

- Почему?

- Может быть, эти два франджи - беглецы из бледа? Ты знаешь, алжирцам запрещено каким бы то ни было образом помогать им.

- Эти двое белых никогда не были в бледе.

- Однако двое из них бежали на днях.

- Кто тебе это сказал?

- Спаги, которых я встретил милях в двадцати отсюда.

- Куда они отправились? - спросил Мулей с беспокойством, которое не укрылось от наблюдавшего за ним бедуина.

- К западу.

- Много их было?

- Полдюжины.

- Ими командовал сержант?

- Кажется, да. Почему они так интересуют тебя?

- Меня? Не особенно, аль-Мадар.

- Иди отдохни, друг, - сказал бедуин, подымая полы маленькой палатки. - Завтра мы выедем поздно, чтобы дать твоим товарищам подольше поспать и приготовиться к дороге. Есть у них багаж?

- Немного платья и оружия.

- Спокойной ночи, марабут.

Бедуин опустил полы палатки и отправился к другой, где его ожидал какой-то человек.

- Это они, - тотчас же сказал он, - я уверен, что не ошибаюсь

- Я подозревал то же самое, - сказал человек ростом почти в два метра, но худой как спичка.

- Вахмистр обещал?..

- Сто цехинов за двух белых и двести за девушку.

- Стало быть, в удобную минуту мы завладеем ими. Клянусь Аллахом! Дела прежде всего, и я человек, способный не посмотреть и на сенусси. Вместо того чтобы везти свои товары кабилам, я поверну к северу и распродам их за хорошую цену в дуарах. Триста цехинов вознаградят меня за потерянное время

- Ты очень хитер, хозяин.

- Я торговец и умею обделывать свои дела. Аллах мне их послал, и дурак я буду, если не воспользуюсь таким случаем.

- Когда же нанесем удар? - спросил худой гигант.

- Где спаги?

- Около Атласа, сказал мне вахмистр. Ими командует сержант по имени Бассо.

- Не забывай этого имени.

- Не забуду, предводитель.

- Приготовь трех-четырех верблюдов и пару лошадей для моих гостей. Остальные не очень нагружены и вынесут немного больше тяжести.

- А марабут? - спросил гигант. - Он святой человек. Бедуин пожал плечами.

- Он стар, - прибавил он немного погодя, - если, по несчастью, выстрел уложит его, нечего будет жалеть Рай Пророка дороже его куббы. Спокойной ночи, Диаб.

XIX. К Атласу

На следующий день в четыре часа пополудни, когда уже начала спадать жара, караван, набрав воды, тронулся в путь по направлению к горной цепи Атласа, которая уже виднелась на горизонта Хасси аль-Биак нанял трех верблюдов, нагрузил их своими драгоценными сундуками, большим запасом пуль и пороха. Двух лошадей он предназначил для графа, еще слабого, и для дочери, не привыкшей к пешему хождению.

Тяжелые и крепкие ящики не ускользнули от внимания хозяина каравана, может быть подозревавшего, что они полны золота.

По счастью, тосканец бодрствовал и, видя, что бедуин вертится около верблюдов, подошел к нему, говоря:

- Предупреди своих людей, чтоб они не трогали этих ящиков, а то весь караван может взлететь на воздух.

- Что в них? - спросил бедуин.

- В них бомбы, предназначенные кабилам. Ты знаешь, что они задумывают новое восстание против франджи?

- Я ничего не знаю, я занимаюсь своей торговлей. Они опасны, эти бомбы?

- Могут взорвать сразу сто человек и сто верблюдов. Подумай, друг, в них гремучая вата, нитроглицерин и динамит.

- Это что за звери? - спросил бедуин в ужасе и прибавил: - Я не хочу путешествовать с такими адскими машинами, которые каждую минуту могут взорвать меня. Выброси их, а то я не тронусь с места.

- Прекрасно! Если я выброшу их, бомбы рассыплются, и тогда прощайте все! Самое лучшее оставить их так, как мы их уложили.

Испуганный бедуин не осмелился настаивать, но послал своих гостей с их верблюдами и лошадьми вперед, чтобы не подвергнуть себя и свой караван возможности взлететь на воздух.

Так началось путешествие по голой, бесконечной пустыне, где едва хватало растительности, чтобы кормить верблюдов, довольствовавшихся самой скудной пищей, и где солнце жгло немилосердно.

Цепь Атласа обрисовывалась яснее на горизонте и сулила тень дубовых лесов и свежесть ручьев.

В восемь часов вечера караван в первый раз остановился отдохнуть и поужинать, потом снова тронулся в путь, с иностранцами впереди и на большом расстоянии от бедуинов.

Сказка о бомбах, предназначенных для кабилов и сенусси, распространилась между людьми, и никто не смел подойти к верблюду Хасси аль-Биака, где находились таинственные ящики.

В полночь остановились в дикой местности, где едва росли жалкие сухие травки и проходило высохшее русло когда-то большой река

Бедуин приказал приготовить для своих гостей палатку, послал им еды и табаку, но, против обыкновения, не вошел пожелать им доброй ночи.

- Он, должно быть, запуган нашими бомбами, - сказал Энрике.

- Это не объясняет его невежливость, - ответил казавшийся взволнованным Хасси аль-Биак.

- Ты опасаешься чего-нибудь?

- Всего можно ожидать от бедуинов, к тому же я сегодня заметил нечто"

- Что? - спросил граф.

-Что три человека оставили караван и исчезли в разных направлениях.

- И не возвратились?

- Нет, сын мой.

- Они были на верблюдах или на махари?

- На махари.

- Это заставляет меня призадуматься, - сказал после нескольких минут граф.

- Меня еще больше, франджи, - сказал марабут, до сих пор не принимавший участия в разговоре.

- И ты заметил что-нибудь, святой человек? - спросил Энрике.

- Я заметил, что аль-Мадар разрывал синюю бумагу и бросал кусочки по дороге.

- Что же в этом подозрительного? Он отделался от лишних семейных писем, которые здесь уж никто не будет подымать и склеивать, - сказал тосканец.

- Бедуин и семейные письма! - воскликнул смеясь граф. - Они не учились грамоте, сыны пустыни. Не шути при таких серьезных обстоятельствах, Энрике.

- В конце концов, что ты видишь в этом сеянии бумажек?

- Это могут быть сигналы, - сказал Хасси.

- Кому?

- Спроси у Мулея.

- Черт побери! - воскликнул Энрике. - Ты знаешь какие-то тайны и скрываешь их от нас. Откройся нам, милый святой человек, и сообщи то, что может нам пригодиться.

- Да, ты должен сказать нам, - проговорил граф.

- Хорошо, я скажу вам, что аль-Мадар не верит, чтобы целью вашего путешествия было продать оружие или бомбы кабилам, - ответил марабут. - Вчера вечером, когда он увел меня из вашей палатки, он расспрашивал о вас и говорил про блед.

Услышав этот ответ, граф и итальянец вздрогнули, так как знали, что цена, назначенная за их головы, могла соблазнить любого мошенника, имеющего возможность задержать их.

- Дело очень серьезное, - сказал магнат. - Если бедуин заподозрил, что мы те самые беглецы, то он наверняка захочет заслужить награду.

- Послушай, марабут, - сказал Энрике, - давно ты знаком с этим бедуином?

- Года два.

- Не знаешь, разбойничал ли он? Марабут пожал плечами и ответил:

- Все бедуины начинают с того, что разбойничают, а потом становятся проводниками караванов и более или менее честными купцами.

- Так что и твой аль-Мадар не святой?

- Я не имел причины жаловаться на него.

- Потому что у тебя нечего было взять, - сказал Хасси. - Если б он догадывался, что в твоей куббе ты прячешь оружие сенусси, не думаю, чтоб я теперь с тобой разговаривал.

- Может быть, - ответил Мулей-Хари.

Тосканец посмотрел на задумавшегося графа, который не обращал внимания на успокоительный шепот Афзы.

- Что думаешь делать, граф? - спросил он. - Мне кажется, что сомнения насчет нас очевидны, и мы не можем больше полагаться на сына пустыни.

- Эти три человека беспокоят меня, - ответил магнат.

- Чего ты страшишься?

- Что бедуин послал их за спаги.

- Ты забываешь, что со спаги добрый Рибо!

- Рибо не начальник бледа. Его влияние не больше влияния Бассо. Если один из бедуинов встретит спаги, они примчатся помимо воли нашего друга. Цена за наши головы привлекает и бедуинов, и солдат, те и другие все сделают, чтобы захватить нас. Хотел бы я быть уже на Атласе, между воинственными кабилами и под защитой сенусси.

- Но мы дойдем до подошвы гор только через сорок восемь часов, - сказал Хасси.

- А за два дня многое может случиться, - прибавил граф. - Слишком еще далеко до Атласа.

- Жаль, что у нас нет крыльев, - пробормотал Энрике. Воцарилось долгое молчание, наконец Хасси сказал:

-Сорок восемь часов - много; но я надеюсь, что в это время ничего не произойдет, ведь бедуин не угрожал нам до сих пор. Будем осторожны и днем и ночью, чтобы нас не застали врасплох. Я знаю, что бедуины не выдерживают решительного отпора, даже если их много.

В эту минуту Энрике вскочил на ноги, как бы пораженный разрядом лейденской банки, и воскликнул:

- А наши бомбы!

- Какие бомбы? - спросил граф. - Ты совсем с ума сходишь.

- Папаша Хасси, сколько у тебя пороху?

- Фунтов тридцать.

- Нет ли у тебя крепкого ящика, все равно, из железа или дерева?

- Могу дать тебе один из тех, в которых хранятся драгоценности моей дочери.

- Тогда дело в шляпе. Впредь бедуин поостережется приближаться к нам! Я его буду терроризировать!

- Что ты собираешься сделать, Энрике? - спросил граф.

- Убедить этого дикаря, что у нас есть средства взорвать и его, и его разбойников, и его верблюдов. Папаша, дай мне ящик и фунта три пороха. Увидишь, какой будет сюрприз для бедуина! Если не умрет он от ужаса в эту ночь, то, значит, он бессмертен.

- Энрике! - закричал граф. - Тебя надо связать, как безумца. Что ты задумал?

Тосканец поднял руки и, страшным голосом сказав "бум!", выбежал вместе с Хасси аль-Биаком, который питал полное доверие к изобретательности адвоката.

- Что они будут делать, отец и твой друг? - спросила Афза у графа

- Оставь их, - ответил граф. - Мой товарищ удивительный человек, и ты увидишь, он сумеет напугать весь караван. Он похож на бомбу, пусть действует. Он хитрее марабута и всех кабилов Атласа

- А спаги? Мысль о них мешает мне спать, - сказала молодая женщина. - Я, мой господин, дрожу за твою жизнь И вы, белые люди, такие же дикие, как тиббу или туареги пустыни! Я не думала, что франджи такие дурные и немилосердные. Я ненавижу вахмистра, - закончила мавританка. - Он виноват во всех наших несчастьях.

- Не он один такой.

В эту минуту над палаткой пронеслось как бы дуновение урагана, и раздался страшный выстрел, похожий на пушечный.

Граф, молодая женщина, марабут и Ару выскочили из палатки, колья которой были вырваны ветром и брошены в сторону.

Двое людей быстро бежали к ним, тогда как бедуины издавали вопли ярости и стреляли из ружей.

- Слышал, граф? - спросил Энрике, как более легкий и худой, прибежавший раньше Хасси аль-Биака. - Я сделаюсь европейской знаменитостью, увидишь

- Бедуины в ужасе, - ответил магнат, - они совсем с ума сошли от страха.

- Это и было моей целью! Если они к нам приблизятся, я брошу бомбу в их верблюдов.

Бедуины действительно безумствовали. Они вопили, призывая Аллаха и Магомета, и продолжали стрелять, как будто на их лагерь напали туареги или другие кочевники пустыни.

В этом шуме слышался время от времени металлический голос аль-Мадара.

Движение воздуха от взрыва адской машины повредило, вероятно, и их палатки, и легко было понять их ужас, в особенности после того, как им уже раньше говорили, что один из махари везет бомбы для кабилов.

- Они, мне кажется, поняли меня, - сказал хохотавший до слез тосканец. - Дорогой марабут, надо пойти успокоить этих обезьян, а также дать им понять, что им будет безопаснее держаться подальше от нас. Когда мы достигнем кабильских деревень на Атласе, тогда другое дело. Ару, дай ружье и пистолеты! С этими шакалами лучше быть вооруженным.

Едва он успел получить оружие, как в трехстах шагах от них раздался голос аль-Мадара.

- Проклятые кафиры! Вы хотите уничтожить мой караван? Что это вы взорвали?

- Пойдем со мной, марабут, - сказал Энрике, - твоя святость защитит нас, потому что ты представляешь силу сенусси.

- Я иду за тобой, - ответил Мулей-Хари. Бедуин не переставал кричать и проклинать кафиров, в то время как его люди, по врожденной потребности всех варваров при всяком удобном случае поднимать адский шум и тратить порох, продолжали стрелять вверх, будто хотели попасть в звезды, как говорил шутник Энрике.

Увидя двух спокойных и улыбающихся людей, аль-Мадар подскочил как ужаленный.

- Собаки неверные, - кричал он, обращаясь к Энрике, - вы мне портите верблюдов и убиваете людей!

- Каких верблюдов? - иронически спросил Энрике.

- Тех, которых я вам предоставил.

- Ведь их головы и ноги не отделены от тела, что же ты рассказываешь!

- Что такое вы взорвали?

- Мы? Ничего! - ответил еще более насмешливо легионер.

- А взрыв?

- А! Это выскочил из ящиков один из тех зверей, что мы везем.

- А верблюд?

- В ту минуту он был вдали и не переставал жевать.

- А если бы ударило кого-нибудь другого?

- Я уж не знаю, что могло бы случиться. Бывают несчастья, - сказал Энрике.

- Извольте сейчас же отделаться от зверей, которые заставляют взлетать на воздух все вокруг, - угрожающим голосом сказал бедуин. - Я не желаю терять ни людей, ни верблюдов.

- Я тебе сказал, что это невозможно. Они предназначены кабилам, и без них кабилы не посмеют снова восстать против французов.

- Мне плевать на кабилов, - закричал аль-Мадар, - я не хочу из-за них портить свои дела с франджи, у которых дешево беру товары.

- Я не выну ни одной бомбы, они представляют для нас маленькое состояние.

- Заплатите мне за верблюдов и лошадей и убирайтесь, куда хотите.

- Сколько просишь за них?

- Пятьдесят цехинов.

- Воровскую цену.

- Что ты сказал, нечестивый?

- Что ты самый любезный бедуин на свете.

- Я не понимаю, что ты говоришь Принеси мне золото, и ступай своей дорогой.

- Она будет и твоею.

- Я стану держаться подальше от вас. Давай деньги!

- Дай мне время дойти до нашего кассира. Впрочем, сомневаюсь, чтоб в его карманах нашлось столько денег.

- Тогда отдай моих животных, или я возьму их силой. Понимая, что нет другого выхода, тосканец отправился объявить товарищам, как обстоят дела, а марабут остался, употребляя все влияние своей святости, чтобы умиротворить бедуина, ничего не желавшего слушать.

Решение было скоро принято: заплатить сейчас и послать к черту бедуина, который легко мог исполнить свою угрозу - лишить путников животных.

Хасси отсчитал пятьдесят цехинов и отдал их тосканцу, который два из них сунул в карман, чтобы обмануть не мавра, а сына пустыни.

- Мои друзья, - сказал он аль-Мадару, - собрали свои последние крохи, но нашлось только сорок восемь золотых цехинов. Теперь у нас ничего нет, кроме наших бомб.

- Я тебе назначил пятьдесят, кафир, - недоверчиво поглядывая на него, сказал бедуин.

- Если мы встретимся с тобой, мы доплатим тебе. Из камней нельзя выжать крови, друг мой, как и из песка пустыни не выжмешь воды. Уступи, и иди с Богом.

- А вы куда?

- Мы уже сказали тебе, на Атлас.

- Мне придется идти за вами: туда же ведет моя дорога.

- Твое дело; но только не слишком приближайся к нам, чтобы опять не случился взрыв.

- Да, уж буду остерегаться.

Они отвернулись друг от друга не простившись и пошли к лагерю, где уже зажигались костры.

- Что, успокоился? - спросили граф и Хасси у солдата.

- Должно быть, эта ворчливая собака довольна: он шел, позвякивая золотыми, - ответил Энрике и сам потряс перед лицом мавра двумя оставшимися цехинами. - Однако мы не избавимся от него: он заявил, что пойдет той же дорогой, что и мы.

- Надо быть настороже, - сказал граф.

- Даже и с этой ночи, - прибавил тосканец. - Я буду сторожить первым, Ару достанется вторая смена, а Хасси - третья. Должен признаться, что этот бедуин пугает меня.

Костры догорели, и, успокоенные тишиной и молчанием вокруг, граф и Хасси вошли в палатку.

Тосканец остался около верблюдов и лошадей, с трубкой в зубах и ружьем между колен.

Ночное бдение было напрасным, так как бедуины, по-видимому, боялись бомб. Но что намерения их предводителя были плохие, в этом нельзя было сомневаться.

Солнце еще не встало, когда маленький караван тронулся в путь по руслу высохшей реки.

В то же время и бедуины сложили свои палатки, нагрузили верблюдов и привязали их друг за другом, чтоб они не сошли с пути.

- Друг следует за нами, - сказал Энрике графу, севшему на лошадь. - Неужели он заподозрил, что в ящиках не бомбы, а золото? Надо взорвать еще одну коробку, чтобы убедить его, что мы действительно обладаем этими зверями.

- Ты, бомбист, кончишь тем, что оставишь нас без пороха.

- Кабилы дадут нам его, сколько мы хотим. Мы прожили двенадцать часов. Надо надеяться, что благополучно проведем еще те тридцать шесть, которые отделяют нас от первых горных деревень.

Проклятый Атлас! Его всегда видно, а на него не попадешь! Хорошо еще, что дорога свободна. Этот добрый Рибо совершил чудо, заставив убраться Бассо и спаги.

- Как бы только они не явились, когда мы их меньше всего ожидаем!

- Будем отчаянно биться или падем все, - ответил Энрике. - Быть погребенным в этих песках или на кладбище Константины или Алжира - не все ли равно?

Граф глубоко вздохнул, глядя на Афзу, сидевшую на одном из трех верблюдов, и не ответил.

Маленький караван тихо двигался правой стороной реки по плохой дороге, размягченной текущими с Атласа ручьями, иногда образовывавшими лужи, в которые верблюды, привыкшие к сухому песку пустыни, ступали неохотно.

Бедуины, напротив, въехали в самое русло реки, чтобы предоставить своим животным более твердую почву, а может быть, и для другой тайной цели, ибо держались параллельно с тремя верблюдами и двумя лошадьми, к вящему неудовольствию Энрике, которому хотелось бы уничтожить их какой-нибудь бомбой своего изобретения.

Наших путешественников, впрочем, мало беспокоили напуганные взрывом бедуины, но при мысли о спаги они грустно задумывались.

С минуты на минуту могли явиться последние, с Рибо или без него, но, во всяком случае, с Бассо, и тогда что делать? Находясь между двух огней, где искать спасения?

Все были в дурном расположении духа, даже тосканец, больше не шутивший. Как будто все они предчувствовали катастрофу.

Маленький караван, несмотря на палящее солнце, шел не останавливаясь.

За тридцать миль Атлас будто вырос, выделяясь вершинами на розоватом небе.

На темно-зеленом фоне гор уже белелись светлые точки домов: это были деревни сильных, воинственных кабилов, союзников сенусси, врагов Франции.

Еще один переход, и беглецы были бы спасены, так как спаги никогда не решились бы вступить на холмы и в глубокие долины Атласа, где их вечные враги могли уничтожить их даже без единого выстрела.

Этот переход, к несчастью, возможно было сделать только на другой день, так как махари, нагруженные багажом и людьми, не могли долго выдержать: они были верховыми, а не вьючными животными.

Но как бы понимая нужду хозяев, умные верблюды проявили признаки утомления только поздно ночью.

Палатка была раскинута на берегу реки, и Ару послали купить у бедуинов провизии, хотя бы на вес золота.

Путники кончали скудный ужин, когда раздались раскаты грома.

- На Атласе дождь, - сказал Хасси, вышедший из палатки с графом и Энрике. - Ночь не будет приятной для нас.

- Надо удвоить бдительность, - ответил тосканец, - эти собаки бедуины могут воспользоваться темнотой и плохой погодой, чтобы напасть. Мы будем сторожить с Ару.

- И глядите в оба, - добавил граф. - Не знаю почему, но я не чувствую себя спокойным. Кажется, будто несчастье близко от нас.

- Не отчаивайся, друг, - сказал Энрике. - Думай о том, что мы завтра будем в лесах Атласа.

- Хотел бы, чтобы это завтра наступило. Но я постараюсь быть спокойнее.

- До сих пор мы клеветали на этого людоеда аль-Мадара. Он недоволен нами из-за бомб, которые существуют только в его больной голове, но вообще мы ни в чем не можем упрекнуть его.

- Теперь ты хвалишь этого разбойника, - сказал граф, стараясь улыбнуться.

- Ну, нет. Я его назвал канальей - канальей он и останется на всю жизнь. Я только заметил, что до сих пор он не делал нам неприятностей.

- Не доверяйся бедуинам. Когда их меньше всего опасаются, тогда-то они и нападают на тебя, как настоящие хищники. Не правда ли, Хасси?

- Я не верю и в их прославляемое гостеприимство, - ответил мавр. - Будем надеяться, что проведем спокойно эту последнюю ночь в пустыне. Горы простирают к нам свои объятия.

Они поговорили еще немного, глядя на зажженные, по обыкновению, бедуинами костры, потом Хасси и граф вошли в палатку, а Ару последовал за тосканцем, неся оружие и старое одеяло, чтоб укрыться от дождя.

XX. Нападение бедуинов

Однако последняя ночь, проводимая нашими беглецами в однообразной пустыне алжирской земли, не обещала быть спокойной. Гигантская цепь гор, отделяющая Алжир от Марокко и защищающая их от зноя близкой Сахары, часто покрывается туманами и порождает ужасные ураганы, чему она и обязана сохранением своих волшебных лесов.

Эта горная цепь охраняет все страны Северной Африки от самума, горячего ветра пустыни, в один час иссушающего самые цветущие растения.

Алжир своим благосостоянием обязан Атласу. Без этих гор он был бы необитаем, здесь не росло бы ни винограда, ни овощей.

Энрике и Ару только что обошли маленький лагерь, чтобы удостовериться, не перешел ли какой-нибудь бедуин русла реки, как упали первые капли дождя и зашумел ветер.

На Атласе в то же время гремел гром, сверкали молнии, и смерчи распространялись ветром во все стороны.

- Чудесная ночь для схватки, как ты думаешь? - сказал Энрике, обращаясь к Ару. - Ты уверен, что бедуины спят в своих палатках?

- Огни еще горят в русле реки, - ответил старик.

- Они могут гореть с тех пор, как их зажгли, - сказал Энрике. - Не знаю, действие ли это электричества в воздухе или чего другого, но и я неспокоен сегодня. Если б нам не был так необходим порох, я бросил бы еще одну бомбу, чтобы хорошенько припугнуть этих мерзавцев. Знаешь, что нам надо сделать, Ару?

- Скажи, господин.

- Пойти осмотреть лагерь бедуинов: мне хотелось бы удостовериться, спят ли они.

- Я готов следовать за тобой, господин, - ответил Ару.

- Но прежде пройдем еще раз вокруг нашего лагеря.

- В этом нет нужды, господин. Если бы кто-нибудь приблизился, лошади непременно бы заржали, а они молчат.

- Верю тебе. Закрой хорошенько ружье, и посмотрим, что поделывают эти рыцари пустыни.

Быстро оглянувшись кругом, они приблизились к крутому берегу реки и шли по нему в молчании.

Продолжал моросить дождь, а на Атласе мрачно грохотал гром при беспрестанных вспышках молний. В горных лесах ветер гудел так сильно, что достигал слуха Энрике.

Вокруг маленького лагеря царила темнота. Только в русле реки блестели еще огни бедуинов, хотя было уже очень поздно.

Тихо крадучись, останавливаясь, чтобы прислушаться, двое людей скоро достигли аванпостов лагеря, состоявшего из полдюжины просторных палаток.

- Как будто спят, - прошептал Энрике, который прилег на землю и полз по краю берега - Что скажешь, Ару?

- Верблюды на месте, - ответил негр.

- Хотелось бы знать, в палатках ли люди?

- Не советую тебе идти дальше Бедуины также держат часовых, недолго и выстрелить.

- Вернемся, - сказал Энрике.

Он хотел встать, но услышал под собой звук скатившегося камня.

- Слышал? - спросил он Ару.

- Да, господин.

- Как будто кто-то лезет сюда к нам. Не шевелись и заряжай ружье, только как можно тише

Он снова прилег и высунул голову, внимательно вглядываясь в русло.

Хотя было темно и отблеск догоравших костров не доходил до места, где лежал Энрике, ему показалось, что он различает две человеческие фигуры, занятые таинственным делом.

Через несколько минут он услышал разговор:

- Достаточна длина?

- Да, доходит до глубины.

- Хорошо ты укрепил ее?

- Прикрепил к выступу скалы, крепкому как железо.

- Так, стало быть, восхождение обеспечено.

- Надеюсь

- Аль-Мадар и так слишком долго ждал.

- Он все делает вовремя.

- Пойдем подадим знак, чтобы вставали.

Энрике и Ару услышали, как скатилось еще несколько камешков, потом все замолкло.

- Понял ты что-нибудь? - спросил первый негра.

- Ничего, господин.

- Это были бедуины?

- Конечно. Их выговор отличается от нашего.

- Что хотел сказать этот человек своим вопросом: хватит ли длины?

- Не могу тебе сказать, но я понял нечто другое.

- Что?

- Что бедуины хотят в эту ночь совершить что-то против нас.

- Тогда надо сниматься и бежать. Выдержат ли только верблюды?

- На золото не поддадутся, надеюсь.

- Пойдем, Ару.

Он в последний раз нагнулся над рекой; потом, не заметив никакой тени, не услышав никакого звука, солдат повернулся к лагерю.

Ураган бушевал на Атласе, и туман спускался, усиливая темноту. Только время от времени свет молнии прорезывал мрак ночи.

- Приготовь верблюдов и лошадей! - сказал дрогнувшим голосом старому негру Энрике. - Не теряй ни минуты.

Он вошел в палатку и разбудил всех.

- Скорее, на ноги! Бедуины собираются напасть на нас.

В одну минуту граф, Хасси и Афза вскочили со своих ковров и схватились за оружие.

- Они близко? - спросил граф.

- Может быть, мы успеем бежать от них, - ответил Энрике.

- Как ты узнал, что они хотят напасть на нас?

- Я услышал разговор на краю берега. Эти канальи решились убить или обокрасть нас.

- Они, вероятно, ограничатся тем, что уведут животных и заставят нас вновь заплатить за них, - сказал Хасси аль-Биак.

- Не будем терять времени, - сказал граф, - если встретим этих каналий на нашей дороге, сбросим их вниз. Дайте лошадей мне и Энрике, они удобнее для нас при нападении.

Они сложили палатку, которая могла пригодиться им в лесах Атласа, потом Хасси влез на верблюда, несшего все его сокровища, которые он ни в каком случае не хотел потерять, так как это было приданое его дочери, Афза села на другого верблюда, а марабут с Ару - на третьего.

- Готовы? - спросил мавр.

- Да, - ответили граф и Энрике, уже севшие на лошадей.

- Трогай!

Маленький караван тронулся в путь довольно поспешно, в то время как ураган, уже отбушевавший в лесах, скатился со страшным шумом на долину.

Темнота была полная. Молния блестела только на вершинах гор, где, видимо, еще свирепствовала гроза. Но отблески молнии не достигали долины.

Хасси ехал впереди, странными звуками понукая своего верблюда. Он держал наготове ружье и старался разглядеть что-нибудь в темноте. Он уже прошел пятьдесят шагов по берегу реки, окаймленной высокими скалами, когда мавр вдруг остановил своего верблюда.

- Что такое, папаша мавр? - спросил тосканец, заряжая свое ружье.

- Вижу тени, движущиеся в нашу сторону, - ответил Хасси аль-Биак изменившимся голосом.

- Это звери? - спросил граф.

- Люди, я в этом уверен.

- Неужели бедуины уже окружили нас?

- Я о том же самом спрашиваю себя.

- Прорвем их линию.

- Заряжайте ружья.

- Готовы, - ответили в один голос Афза, граф и остальные. Хасси на минуту замер, прислушиваясь, потом испустил пронзительный крик.

Три добрых махари, хотя и уставшие от длинного пути днем, бросились вперед, унося седоков.

Вдруг раздалось несколько выстрелов: стреляли по земле или кверху, и поднялись дикие крики.

- Пора, Хасси! - закричал граф и направил свой выстрел на высоту человеческого роста, решив убита кого-нибудь.

Человеческие фигуры бежали по равнине, стараясь сгруппироваться на пути беглецов.

Хасси, вовремя заметив их, резко повернул к реке, но это была плохая тактика, ибо таким образом открывался весь фланг каравана.

Действительно, раздался новый залп со стороны бедуинов, обе лошади и верблюд Афзы упали мертвыми, пронзенные многими пулями и увлекая за собой своих седоков.

Два другие верблюда, испуганные выстрелами и дикими криками, продолжая усиленно бежать, счастливо прорвались сквозь линию нападающих

Ни Хасси, ни марабут, занятые стрельбой направо и налево, не заметили несчастья, случившегося с их спутниками. Только Ару, сидевший за Мулеем, услышал крик о помощи молодой женщины и недолго думая соскочил на землю, рискуя сломать себе шею или ноги.

Бедуины и не старались гнаться за двумя верблюдами, заметив, что на одном из них были ящики со страшными бомбами, с которыми они не хотели иметь дело, боясь взлететь на воздух.

Счастливые, что взяли живьем двух франджи и молодую женщину, за которых командир бледа рано или поздно выплатит хорошую сумму, они бросились на упавших, как стая голодных волков, и связали их.

Ару, который старался сначала защитить свою оглушенную падением госпожу, получил от аль-Мадара два здоровых подзатыльника с угрозой сейчас же расстрелять его, если он моментально не покинет окрестности лагеря.

Пока происходило все вышеописанное, два махари, чудесно спасшиеся от выстрелов, направленных по земле, чтобы не убить людей, которых надо было взять живыми, все быстрее неслись в темноте.

Хасси аль-Биак и марабут, думая, что за ними погоня, не сдерживали их, а напротив, были довольны взятым махари темпом.

В эту минуту над пустыней разразился ураган.

Порывы холодного ветра, уже погулявшего по вершинам Атласа, поднимали столбы пыли, вырывали кусты; зачастивший дождь мешал видеть что-нибудь дальше своего носа.

Удары следовали за ударами, все больше пугая двух махари, казалось, обезумевших в бешеной скачке.

Хасси, думая, что он все еще во главе каравана, кричал время от времени:

- Вперед, друзья! Вперед, Афза! Атлас близко!

Он промчался, должно быть, несколько миль, когда его верблюд споткнулся, издавая какой-то резкий, неприятный звук.

Хасси нагнулся посмотреть, что находится впереди, но дождь мешал этому.

Он, однако, предвидел какое-то препятствие и постарался удержать животное, но оно поднялось и продолжало свой бег.

- Стой! Стой! - закричал Хасси.

- Кто? - завопил марабут с отчаяньем.

- Все!

- Мы одни!

- Моя дочь?!

- Исчезла!

- Когда?

- Не знаю, друг. Я только сейчас заметил, что мы одни. Крик отчаяния вырвался из груди несчастного отца.

- Моя дочь! Моя Афза! Только гром ответил на его зов.

- Может быть, ее махари упал, и франджи остановились, чтобы помочь ей? - спросил он слабым голосом.

- Я ничего не видел и не слышал, друг, - ответил марабут. - Я был занят тем, чтобы направлять своего махари: он как будто взбесился.

- Вернемся, Мулей.

- Махари не захотят вернуться. Не видишь, что они проваливаются? Мы попали в болото.

Марабут был прав. Животные продолжали свой бег с меньшей скоростью, потому что время от времени спотыкались и попадали по колена в воду, как будто под ними находилась топкая грязь.

Хасси дернул вожжи своего верблюда, но животное не слушалось.

- Где мы находимся? - спросил в отчаянии Хасси. - Ты не знаешь, Мулей?

- Я не вижу ничего дальше головы моего верблюда, - ответил марабут. - Чувствую только, что под нами нет твердой земли.

- Разве здесь есть зыбучие пески?

- Да, попадаются местами у подножья Атласа.

- Тогда мы пропали!

- Мы еще не потонули. Может быть, верблюды смогут пройти это болото. Твой махари идет вперед.

- Да, только все глубже уходит в воду.

- Так же, как и мой.

- Не можешь заставить его повернуть назад?

- Больше не слушается - или не может слушаться. Марабут сделал жест отчаяния.

- Нас поглотят пески! - воскликнул он с ужасом.

Он сильно дернул верблюда, думая заставить его обернуться, но достиг только того, что животное погрузилось в воду по брюхо.

Верблюд Хасси, шедший впереди, также опустился. Несколько минут бедные животные делали отчаянные усилия, чтобы избавиться от затягивавшего их бездонного песка, покрытого мелкой водой, потом остановились как вкопанные, как бы поняв, что всякая борьба напрасна и что смерть носится над ними.

Молча смотрели мавры на эти последние усилия. Ураган ревел над их головами, и дождь мочил их, делая тяжелыми их плащи и чепраки животных.

- Мулей, - спросил мавр, - это наш конец?

Марабут не имел храбрости ответить. С ужасом смотрел он на своего махари, все глубже затягиваемого песком.

Теперь не было видно ног, и брюхо верблюда уже лежало на предательском песка

Махари Хасси был не в лучшем положении. Вода касалась его боков и широкого дна ящиков.

- Мулей, - повторил мавр, - неужели таков будет наш конец?

- Аллах ведает, - ответил марабут, вытирая холодный пот, покрывавший его лоб.

- Должно быть, Аллаху нет времени думать о нас. Оставь его и его Пророка - оба покинули нас.

- Не богохульствуй в эти последние минуты.

В душе мавра родился взрыв возмущения, обыкновенно не свойственный мусульманам.

Эмилио Сальгари - В дебрях Атласа. 4 часть., читать текст

См. также Эмилио Сальгари (Emilio Salgari) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :