Марриет Фредерик
«Приключения в Африке (The Mission, or Scenes in Africa). 1 часть.»

"Приключения в Африке (The Mission, or Scenes in Africa). 1 часть."

Перевод с английского Е. Нелидовой

ГЛАВА I

Чарльз Уильмот. Гибель "Гроссвенора". Сэр Чарльз Уильмот сомневается, что переживет потерю жены и детей. Александр Уильмот. Его характер.

В один из осенних дней 1828 года по большой столовой медленно ходил взад и вперед пожилой, болезненный господин. Он, очевидно, кончил свой обед, хотя пяти часов еще не было. Опускающееся солнце ярко освещало окна, которые были почти в уровень с землей и выходили в обширный парк с мощными, старыми деревьями. В одной руке у господина была газета, а другую он держал за спиной, как бы поддерживая, чтобы она не гнулась вперед. Вид у него был слабый и истощенный.

Походив некоторое время, он сел в вольтеровское кресло и глубоко задумался, не выпуская из рук газету.

Пожилого господина звали сэр Чарльз Уильмот. В ранней молодости он уехал в Индию, где нажил большое состояние, но оттуда через несколько лет должен был уехать вследствие расстроенного здоровья. Не прожив в Англии и шести месяцев, он неожиданно получил в наследство от умершего бездетным старшего брата родовое имение и титул баронета. Решив после этого не возвращаться в Индию, он написал жене, чтобы она ехала с детьми к нему. В ответ он получил страшное известие о том, что его жена и две из трех дочерей погибли от холеры. Третья дочь ехала в Англию на корабле "Гроссвенор" с близкими друзьями Уильмота, полковником Джемсом и его женой.

Тяжелый удар, посланный Богом, глубоко поразил Уильмота и разбил все его надежды. Но, будучи религиозным человеком, он преклонился перед волей Божией и благодарил Бога за оставленное ему утешение в виде последней дочери.

Поселившись в своем родовом имении в Биркшайре, сэр Чарльз Уильмот с нетерпением и беспокойством ждал приезда дочери, которая стала теперь особенно дорога ему. Он сам следил за устройством помещения для нее, решив сделать его в восточном вкусе, к которому она привыкла. Все необходимые мелочи для удобства и развлечений десятилетней девочки были им предусмотрены.

Но Провидению угодно было подвергнуть сэра Чарльза еще более суровому испытанию. Время прибытия "Гроссвенора" давно уже прошло, а о нем ничего не было слышно. Неделя за неделей медленно проходили в страшном беспокойстве и сомнениях. Предполагали, что судно попало в руки врагов, но подтверждения этому не получалось. Наконец, сомнения разрешились страшным известием, что "Гроссвенор" потерпел крушение у восточных берегов Африки, и почти все пассажиры и команда погибли. Двое из спасшихся добрались до Лондона, и от них узнали подробности страшного бедствия.

От них же узнал и сэр Чарльз о том, что остался вполне одиноким. Он не надеялся пережить этого последнего страшного удара, и прошло немало времени, прежде чем он мог с искренней покорностью сказать: "Пусть будет, как Ты хочешь, а не так, как я".

Через несколько лет одинокий человек нашел близкое существо, на котором сосредоточил весь интерес своей печальной жизни. Это был его внук, Александр Уильмот, наследник титула и родового поместья, сын его племянника, убитого на войне. Сэр Чарльз привязался к мальчику, как к родному сыну.

Еще не улеглось горе о погибших жене и детях, когда неожиданно снова были разбужены тяжелые чувства в сердце несчастного отца. Мы застаем его после прочтения известия в газете о слухах, что многие пассажиры "Гроссвенора" избегли гибели.

Глубоко взволнованный сидел он с газетой в руках, когда в комнату вошел Александр Уильмот, красивый рослый человек двадцати двух лет. Он только что кончил курс в колледже и жил с дедушкой. Могучего сложения и развивший силу в атлетических упражнениях,

Александр славился как лучший гребец и игрок в крокет в Оксфорде. Кроме того, он страшно любил лошадей, охоту и был отличным стрелком. Характер у него был добрый, благородный, приветливый и откровенный. Все относились к нему с симпатией и особенно еще потому, что он никогда ни о ком не говорил дурно. Может быть, самым большим его недостатком было упорство, но и оно выражалось больше в желании побороть встречающиеся в жизни препятствия, хотя бы и с большим риском для себя.

- Ну, дядюшка, я победил его, - сказал Александр, входя в комнату, разгоряченный упражнениями.

- Кого ты победил, дитя мое? - спросил сэр Чарльз.

- Жеребенка. Я осадил его назад, и он теперь смирнее ягненка. Но я возился с ним, по крайней мере, два часа.

- Зачем подвергать себя такому риску, Александр? Ведь то же мог сделать и наездник, только с меньшей опасностью.

- Но не так скоро, дядя.

- Я не знал, что тебе так нужна была лошадь, что ты должен был торопиться. Мне кажется, их достаточно в конюшне.

- Конечно, дедушка, благодаря тебе, я не имею в этом недостатка, но просто мне нравится это возбуждение.

- Ты прав, Александр, если бы ты прожил так долго, как я, то находил бы больше удовольствия в покое и отдыхе, - возразил сэр Чарльз с удрученным видом.

- Милый дедушка, что-то расстроило вас, - сказал Александр, подходя к сэру Чарльзу и беря его за руку. - В чем дело?

- Да, Александр, я действительно расстроен и взволнован. Вот это известие в газете опять подняло во мне все самые тяжелые воспоминания.

Александр сел на стул и внимательно прочел указанный параграф в газете.

- Вы считаете основательным это сообщение, дедушка? - спросил он, возвращая газету.

- Это трудно сказать, дорогой мой, но во всяком случае, я не вижу тут ничего невозможного. Такие случаи бывали. Спасшиеся могли быть взяты в плен туземными дикарями. Можешь себе представить, что почувствовал я, когда подумал, что моя бедная Элиза может быть женой или рабыней дикаря. Ее дети, милосердное небо! Мои внуки, может быть, растут невежественными идолопоклонниками. Это мучительные мысли, дитя мое, и я должен много молиться, чтобы прийти снова в равновесие и покориться воле Божией.

- Я ознакомился со всеми правительственными сообщениями о гибели судна, дорогой дед, и никогда не слыхал ничего похожего на это известие. Всеобщее предположение, что погибли почти все, может быть, погибли мучительной смертью, за исключением весьма немногих, которым удалось вернуться в Англию.

- Знаю, мой друг, что все так предполагали, но все-таки в донесениях было много противоречий, и нет ничего невероятного в том, что не все погибли из тех, кого считают погибшими. Если ты ничем не занят, то я расскажу тебе кое-какие подробности, на основании которых можно предполагать, что судьба многих пассажиров, и в том числе твоей тетки, Элизы, осталась неизвестной.

- Я с удовольствием буду слушать, дядюшка, если только воспоминания не слишком мучительны для вас.

- Я не буду останавливаться на них дольше, чем это необходимо. Конечно, воспоминания мучительны, но я должен рассказать тебе некоторые факты, чтобы узнать твое мнение. Ты помнишь, вероятно, что крушение "Гроссвенора" произошло у берега Кафрарии, к югу от Порта Наталя. Судно разбилось об скалу, но, вследствие внезапной перемены ветра - к счастью или к несчастью, не знаю - вся команда и все пассажиры (за исключением шестнадцати человек, которые достигли берега еще раньше по канату, и одного пьяного, оставленного на корабле), благополучно высадились на землю, даже маленькие дети, среди которых была моя бедная Елизавета.

Помолчав немного, сэр Чарльз продолжал:

- Пока они добирались до берега, прошел весь день. Туземцы-кафры, которые ловили все время обломки железа от корабля, ушли с берега, когда стемнело. Несчастные страдальцы развели огонь и, поймав приплывшие к берегу бочонки с кое-какими запасами, закусили и провели ночь на скалах. На следующее утро капитан предложил направиться к Капштадту, к голландским поселениям. Предложение было принято, несмотря на всю его безрассудность.

- Разве они могли поступить как-нибудь иначе?

- Весьма вероятно. Они знали, что находились в стране беззаконных дикарей. Капитан рассчитал, что они достигнут Капштадта в шестнадцать или семнадцать дней. Насколько его расчеты были верны, доказывает факт, что достигнувшие города были там только после ста семнадцати дней путешествия. Да если бы даже он и не ошибся в расстоянии, все равно путешествие по стране, населенной жестокими дикарями, путешествие с таким количеством беспомощных женщин и детей было безумием.

- Но что же им было делать?

- Заметь, Александр, что корабль разбился на небольшом расстоянии от берега и врезался в скалу, на которую налетел. Место было мелкое, и сообщение вполне возможно. Дикари удовольствовались тем, что было выброшено на берег, и ушли. Они могли свободно попасть на судно, запастись оружием и всем необходимым для жизни и для защиты от дикарей. Их было полтораста человек во время крушения судна, так что при оружии они могли совершенно обезопасить себя от нападения дикарей. Все плотники и кузнецы спаслись. Собрав материал от судна, они могли выстроить себе лодку, и тогда достигли бы города без всяких затруднений.

- Возможно, что этот план был бы разумнее. А что слышно было о капитане, спасся он потом или нет?

- Он был среди тех, которые пропали без вести. Но слушай дальше. В первый же день путешествия они получили предостережения на месте гибели судна. Дикари ограбили их и забросали камнями. Один голландец, бежавший из колонии в кафрскую землю после совершения нескольких убийств, догнал путешественников и указывал им на непрактичность их плана. Он говорил им о громадном количестве дикарей в стране, о широте и недоступности реки, о пустынных пространствах без воды и о диких зверях, которых они должны были встречать на пути. И все-таки они не убедились и шли к своей погибели.

- Не вернее ли будет предположить, что после такого страшного крушения большинство, особенно пассажиры, не решились на путешествие водой?

- Возможно и это. Но ведь благоразумнее всего было бы спросить их, - как иначе, как не водой, возможно попасть в Англию?

- Совершенно верно, дедушка. Продолжайте, пожалуйста...

- По известиям, полученным от вернувшихся моряков, не прошло недели, как на них напали толпы туземцев, которые во все время путешествия вредили им, как могли. На этот раз они решили, очевидно, перебить их. Но путешественники так удачно отразили нападение, что разогнали всех дикарей, причем никто не был серьезно ранен. Через несколько дней провизия у них вышла, моряки начали роптать и решили спасать себя, не заботясь о женщинах и детях. В конце концов, отделилось сорок три человека, которые оставили капитана со всеми пассажирами - мужчинами, женщинами и детьми на произвол судьбы.

- Какая жестокость!

- Да! Но чувство самосохранения первый закон природы, и трудно надеяться, чтобы человек, особенно не подчиняющийся влиянию религии, способен был на самопожертвование и рисковал своей жизнью для облегчения страданий других. Главной причиной разделения была невозможность достать пропитание на такое количество людей. Отделившаяся партия в сорок три человека встретила на своем пути самые ужасные затруднения. Они шли по берегу моря и питались только устрицами, которые находили на скалах. Потом им приходилось переправляться через реки в версту или две шириной. Они не могли спать, потому что дикие звери постоянно шныряли вокруг них, и, в конце концов, они ужасно страдали от недостатка воды. Они снова разделились и бродили под палящими лучами солнца, не зная сами, куда идут, без одежды и пищи и один за другим отставали от товарищей, чтобы умереть или быть растерзанными дикими зверями. Наконец, они дошли до такой крайности, что решили бросить жребий, кто должен пожертвовать собой для поддержания жизни остальных. Они возвращались назад, чтобы искать трупы погибших товарищей и питаться ими. Наконец, трое ли четверо, полуумирающие с голода и дошедшие до полного изнеможения, добрели до колонии, где встретили радушный прием.

- Вы рассказали, дедушка, о первой партии, а что же сделалось с другой, которая шла с капитаном?

- О ней ничего не было слышно, судьба ее до сих пор неизвестна. Все были уверены, что они погибли.

Если столько перетерпели моряки, то что же должны были испытать при таких обстоятельствах беспомощные женщины и дети? Но через несколько лет прошел слух, что они спаслись и остались жить среди дикарей. Француз Ле-Вальян первый сообщил это, но никто не поверил ему. Однако, его сообщение несколько раз подтверждалось потом другими путешественниками. И теперь опять известие в газете заставляет, наконец, подумать о достоверности прежних сведений. Я не могу отделаться от мысли, что моя несчастная дочь осталась жива и выросла в полном неверии и невежестве среди дикарей.

- Но, дедушка, если даже допустить мысль, что моя тетя жива, то нужно вспомнить и то, что она не была уже так мала в то время, чтобы забыть все, чему ее учили.

- Может быть, только условия, в которых она находилась, были так ужасны, что скорее всего нужно ожидать, что она не пережила их. Но обрати внимание, что в газете говорится о потомках, потерпевших крушение на "Гроссвеноре". Может быть, мои внуки растут идолопоклонниками и дикарями. Когда я подумаю об этом, то мне кажется, что было бы лучше, если бы моя Елизавета не перенесла страданий и умерла в детстве. Но, впрочем, на все воля Божия. А теперь оставь меня, Александр, мне лучше побыть одному.

Александр с чувством глубокого почтения и сочувствия пожал руку дедушки и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.

ГЛАВА II

Размышления Александра. Его план. Сэр Чарльз противится ему. Согласие против воли. Отъезд Александра.

Разговор с дедушкой произвел сильное впечатление на Александра Уильмота и заставил его провести бессонную ночь. Крушение "Гроссвенора" было задолго до его рождения, и он смутно помнил рассказы о нем, которые слышал в детстве, и знал, что кто-то из его родных был среди погибших пассажиров этого корабля. В то время эти рассказы производили на него сильное впечатление, но потом он почти забыл о них. Дедушка никогда не говорил с ним об этом, потому что Александр забыл также и то, что на корабле была единственная дочь сэра Чарльза.

Александр был очень привязан к старику, не говоря уже о благодарности, которую он не мог не чувствовать к человеку, который сделал для него так много и относился к нему с такой добротой. Не больше недели тому назад он выразил желание предпринять путешествие на континент, и сэр Чарльз дал тотчас же свое согласие и предложил ему употребить на путешествие не меньше двух лет. И только, обсуждая окончательно план поездки, он заметил вскользь, что его старость и слабое здоровье заставляют его думать о том, что они могут не увидаться больше на этом свете. Это замечание очень огорчило Александра, и он уже начал раскаиваться, что не подумал о дедушке, а заботился только о собственном удовольствии.

Сегодняшний разговор навел его на новые мысли, Он живо представил себе всю муку и беспокойство, которые должен был переживать несчастный старик, ничего не знающий в течение стольких лет о судьбе своей дочери. И как успокоился бы он, если бы хоть на краю могилы узнал правду и мог бы сказать: "Ныне отпущаеши раба Твоего с миром". И почему бы он, Александр, не мог доставить горячо любимому деду это успокоение? Вместо путешествия на континент для собственного удовольствия, он мог бы употребить эти два года на собирание сведений в Африке о злополучных пассажирах погибшего судна. И путешествие в Африку со всеми приключениями и опасностями и для такой цели улыбалось все больше и больше мужественному юноше. Он уснул только после того, как окончательно решил на другой же день просить согласия сэра Чарльза. Во сне он уже охотился на слонов, убивал диких зверей и сражался с дикарями Африки. Утром его решение нисколько не ослабело, и тотчас же после завтрака он начал разговор с сэром Чарльзом.

- Дорогой дедушка, - сказал он, - вы позволила мне пропутешествовать два года по континенту.

- Да, Александр, я нахожу вполне понятным в твои годы желание повидать свет и не беру назад своего согласия. Когда думаешь ты ехать?

- Это будет зависеть от обстоятельств. Но я хотел бы предварительно посоветоваться с вами хорошенько. По правде сказать, я не думаю, чтобы путешествие по цивилизованным странам, подобным нашей родине, могло дать мне особенно много новых впечатлений.

- В этом я тоже не могу не согласиться с тобой. В настоящее время, когда цивилизация стоит так высоко, нет особенной разницы в жизни и обычаях культурных наций. Но страны, где процветала древняя культура, и где сохранились еще остатки ее, все еще представляют большой интерес. И все-таки путешествие может дать тебе полезные впечатления.

- Очень может быть, дедушка, но только я думаю, что успею еще поездить по континенту, когда буду старше и опытнее. Тогда наверное путешествие принесет мне больше пользы.

- Что случилось, Александр? Почему ты вздумал вдруг оставаться в Англии? Если ты делаешь это для меня, то, конечно, мне остается только благодарить тебя за твою жертву.

- Если вы хотите, дедушка, я без сомнения останусь в Англии. Но у меня явилась мысль заменить путешествие по континенту другим, о котором я и хотел посоветоваться с вами.

- Куда же ты собираешься ехать? В Соединенные Штаты или в Южную Америку?

- Нет, нет. Я предполагаю сделать путешествие еще более интересное. Я думаю ехать в Африку - высадиться на мысе Доброй Надежды и оттуда проехать по направлению к северу, где, может быть, мне удастся собрать сведения о вопросе, который вас так беспокоит и мучает.

Сэр Чарльз молчал некоторое время, опустив голову на руки.

- Нет, - сказал он наконец, - на это я не могу согласиться, дорогой мой мальчик. Опасность слишком велика, ты не должен рисковать своей жизнью. Это очень благородное желание, но я не могу допустить, чтобы ты исполнил его.

- Я уверен, дедушка, что, если вы поразмыслите немного, то измените свое мнение. Что же касается опасности, то какая же может быть опасность там, где живут миссионеры и остаются целы и невредимы среди тех же дикарей, которые отнеслись когда-то так враждебно к пассажирам "Гроссвенора"? Там, где в то время была пустыня, живут теперь европейцы, которые не перестают переселяться туда с тех пор, как мыс попал под британское владычество. Усердие тех, которые храбро проповедуют идолопоклонникам слово Божие, произвело громадные перемены в стране, и я думаю, что посещение Африки будет столь же безопасно, как посещение Неаполя. Времени же, я надеюсь, потратить меньше двух лет, которые я хотел провести на континенте.

- Но, если что-нибудь случится с тобой, я никогда не прощу себе, и последние дни моей жизни будут окончательно отравлены горем.

- Дорогой дедушка, наша жизнь в руках Бога, и как часто, убегая от опасности, мы попадаем в нее. Кто из нас может предохранить себя от какой-нибудь несчастной случайности? Смерть может настигнуть меня так же и здесь дома, как во время путешествия по чужим странам. Конечно, будут и затруднения и опасности, но ведь я буду подготовлен к ним и потому сумею справиться с ними. Не отказывайте мне, дядюшка, в вашем согласии. Я все уж обдумал и буду очень несчастлив, если мне не удастся попытаться собрать сведения, которые могли бы успокоить вас. Путешествие принесет пользу мне и вам. Не отказывайте мне, прошу вас.

- Ты добрый и благородный мальчик, Александр, и потому мне еще тяжелее согласиться на твою просьбу. Дай мне подумать, отложим решение, хотя бы до завтра.

Но и на следующий день Александр не мог еще добиться согласия сэра Чарльза. Он перебрал из библиотеки все современные описания Южной Африки и старался убедить деда, ссылаясь на мнения различных известных путешественников. Наконец, сэр Чарльз хотя и неохотно, но согласился с его доводами и разрешил ехать. Между тем прочитанные Александром книги произвели на него большое впечатление и усилили его желание осуществить, как можно скорее, задуманное путешествие. Сначала он решился на него из чувства благодарности и сочувствия к деду, но теперь он стремился ехать и для самого себя. Рассказы о битвах с дикими зверями, о всевозможных рискованных приключениях и предприятиях совершенно вскружили ему голову и взбудоражили его воображение. Он торопил с решением сэра Чарльза, говоря, что чем скорее он уедет, тем скорее вернется на родину. Этот последний аргумент был самым действительным, и Александр, не откладывая, принялся за сборы.

Торговое судно, выбранное для путешествия, отправлялось к мысу через шесть недель после решения вопроса.

- Да благословит и сохранит вас Бог до моего возвращения, дедушка, - сказал Александр, обнимая старика.

- Пусть Господь сохранит и тебя, мой дорогой мальчик, и допустит вернуться раньше моей смерти, чтобы закрыть мне глаза, - сказал растроганный сэр Чарльз.

До ночи Александр приехал в Лондон и оттуда поспешил в Портсмут, чтобы сесть на корабль. На следующий день "Сюрприз" снялся с якоря и быстро поплыл, распустив паруса по каналу.

ГЛАВА III

Грусть Александра. Находит друга. М-р Ферборн. Пассажиры. М-р Ферборн рассказывает о готтентотах и отношении к ним голландцев.

Лицо Александра делалось все грустнее и грустнее по мере того, как корабль удалялся от родных берегов. Он оставался на корме судна и не отводил глаз от берега, очертания которого были уже едва видны. Нетрудно угадать его мысли. Увидит ли он снова этот берег? Вернется ли он когда-нибудь, или его прах останется непогребенным и развеется по пустыням Африки? Найдет ли он, если вернется, своего старого деда, или тот будет лежать уже в могиле? Все зависит от милости Бога. Да будет воля Его.

Отвернувшись в сторону, когда земля исчезла из глаз, Александр увидал рядом с собой молодого человека, погруженного, по-видимому, в такие же размышления. Александр задел его локтем, извинился, и с этого начался разговор.

- Я уверен, сэр, - сказал незнакомец, высокий, худощавый брюнет слабого телосложения, - я уверен, что мы оба думаем одно и то же, покидая родную страну. И наши чувства и мысли понятны всякому. Даже животное привыкает к месту и не скоро осваивается с новым.

- Совершенно верно, сэр, - возразил Александр, - но у животных создается привязанность именно только к месту, у людей же, мне кажется, играют роль чувства более возвышенные и благородные.

- Иначе не может и быть, так как человек существо несравненно более одаренное, чем животное. Вы, вероятно, не в первый раз путешествуете? - продолжал незнакомец.

- Именно в первый, - ответил Александр. - Я до вчерашнего дня не покидал Англии и не ездил на корабле.

- Я никогда не сказал бы этого, - возразил собеседник. - Все пассажиры уже страдают морской болезнью, и только мы с вами остаемся на палубе. Потому я и считал вас привычным путешественником.

- Вчера вечером у меня было легкое головокружение, но сегодня с утра я чувствую себя прекрасно. Ведь не все подвержены морской болезни.

- Очень немногие составляют исключение, и вы можете считать себя счастливцем, потому что я по опыту знаю, какая это неприятная болезнь. Однако, скоро завтрак. Думаете вы что-нибудь закусить?

- Чашку кофе выпью с удовольствием, - возразил Александр, - но есть мне не хочется. Что это за птица летает над водой?

- Мы, натуралисты, называем ее procellarius, но обыкновенно ее зовут буревестником. Ее присутствие означает плохую погоду.

- Много пассажиров на корабле?

- Нет, девять или десять. Капитан считает, что это очень мало, и уже жаловался на неудачное плаванье. Среди пассажиров есть один господин, который живет в колонии на мысе и теперь возвращается туда. Я разговаривал с ним. Кажется, очень интеллигентный человек. Но вот и лакей пришел звать нас завтракать.

Господина, разговаривающего с Александром, звали Суинтон. Он был натуралист, как сам уже сказал, и богатый человек, употребляющий свои доходы на жизнь и любимые занятия. Он ехал теперь на мыс Доброй Надежды с целью изучения местной природы и ее произведений.

Прежде чем судно прибыло на остров Мадейру, где остановилось на три дня, чтобы запастись вином и свежей провизией, Александр и Суинтон были уже друзьями. Из деликатности они не спрашивали друг друга о цели путешествия того и другого.

Как мы уже упоминали, среди пассажиров был один из постоянных жителей Капштадта, занимавший там очень выгодное положение. Это был пожилой человек лет шестидесяти, очень приятного и располагающего вида. Случилось, что у Александра среди данных ему рекомендательных писем было одно, адресованное и м-ру Ферборну - так звали пожилого господина. Нечего и говорить, что вручив ему письмо, Александр не замедлил сообщить ему о цели своей поездки в Африку.

Другие пассажиры были - три молодые леди, отправлявшиеся к своим друзьям в Индию и пожилая леди, с двумя молоденькими дочерьми, ехавшая к мужу, который был полковником в Бенгальской армии. Все они были очень живые и веселые, так что общество в кают-компании "Сюрприза" составилось очень приятное. Настроение стало совсем хорошим, когда, по отплытии от Мадейры, установилась прекрасная тихая погода.

Над четырехугольной палубой и кормой протянули парусину, вынесли наверх стулья, и большую часть дня пассажиры проводили здесь.

- Вы много лет провели на Капе, м-р Ферборн? - спросил Александр во время одной из бесед.

- Да. Я был взят в плен на обратном пути из Индии и оставался в Капштадте, пока он был в руках Голландии. Затем меня хотели выслать в Голландию в качестве пленника, и я был на корабле, когда англичане атаковали голландцев. Пока мысом владели англичане, я занимал там очень видное положение, так как давно жил в стране и хорошо знал ее. Затем голландцы снова отобрали Кап, и я вернулся домой. По вторичном занятии Капштадта англичанами, мне было предложено прежнее место, и с тех пор я жил там почти безвыездно.

- Так что вы, конечно, хорошо знакомы с историей колоний?

- Да, я знаю ее и с удовольствием поделюсь с вами своими сведениями.

- Вы оказали бы мне очень большую услугу, потому что мой запас сведений очень невелик. Мне не удалось даже и почитать, как следует, вследствие неожиданности моего путешествия.

- Кажется, это было в 1652 году, когда голландцы начали устраивать свои колонии на мысе. Природные обитатели страны около Капштадта были готтентоты - кроткий и безобидный народ, живший преимущественно скотоводством. Земледелием они не занимались, но у них были обширные пастбища и большие стада коз и овец. История одной колонии есть история большинства их, если не всех. Сперва овладевали землею с согласия туземцев, затем утверждались на приобретенных местах и начинали относиться к ним с варварской несправедливостью.

Готтентоты, задобренные мелкими подарками, думали, что пришельцы ограничатся небольшим пространством земли, и не препятствовали устройству колоний. Они в первый раз узнали вкус табака и крепкой водки, что привело их потом к рабству и разорению. Эти два яда предлагались готтентотам до тех пор, пока они не почувствовали к ним страсть. И тогда уже за трубку табаку или стакан водки они отдавали быка, козу или овцу. Таким образом богатели голландцы и беднели готтентоты.

Колонии размножались и усиливались, так что скоро губернатор совершенно перестал церемониться с захватом земель, а готтентоты увидели, что у них были отняты не только скот, но и пастбища. Их обобрали дочиста, оставив только предметы их страсти - водку и табак, без которых они не могли уже обойтись. Не желая оставлять страну своих предков и не имея возможности доставать табак и водку, готтентоты продавались в пастухи своих же стад и пасли их на пастбищах, которые принадлежали прежде им.

- Следовательно, они сделались рабами? - спросил Александр.

- Нет, хотя с ними обращались хуже, чем с рабами. Они нанимались за известную плату к колонистам, хотя редко получали эту плату, а иногда и совсем не получали. Их нельзя было только продавать и покупать, как продавали и покупали рабов, привозимых в колонии с восточных берегов Африки и Мадагаскара. Но положение рабов, по моему мнению, было много лучше, так как собственник боялся рисковать жизнью раба, за которого заплатил двести или триста долларов. Когда нужно было пасти скот в местах, полных львов и других диких зверей, голландский бур, или земледелец, посылал готтентота, а никак не раба. Жизнь первых ничего не стоила в глазах колонистов, и они убивали их за самый ничтожный проступок.

- Но как голландское правительство могло допускать такую жестокость?

- Правительство было бессильно в колониях и потому закрывало глаза на все преступления. Так как колонии все больше и больше распространялись, правительство захватывало все больше земли у туземцев. Наконец, остались незанятыми только земли кафров - красивого воинственного народа, о котором мы еще будем говорить. Конечно, не все готтентотские племена запродали себя на службу колонистам. Некоторые угнали свои стада на север, к границе кафрской земли, другие ушли в горы и жили охотой или грабежом. Эти стали потом известны под именем бушменов. Терпя самые ужасные лишения и живя чуть не на положении диких зверей, за которыми они охотились, они мало-помалу обратились в низшую расу, какой до сих пор и остались.

Буры, или плантаторы, поселившиеся вдали от Капштадта, постоянно страдали от нападений диких зверей и бушменов, живших грабежом. Вследствие постоянной опасности, буры никогда не расставались с оружием, и из их потомков образовался сильный, ловкий и храбрый народ, отличавшийся при этом скупостью и жестокостью. Рабовладельчество и подчинение готтентотов совершенно развратили их и сделали кровожадными тиранами. Находясь на слишком далеком расстоянии от правительства, они не признавали ничьей власти и никаких законов.

- Мне приходилось читать о жестокости голландских буров, но я не думал, чтобы она доходила до таких размеров.

- Конечно, главной причиной всему было рабовладельчество; ничто не развращает так сильно, как оно. Буры привыкли считать готтентотов, бушменов или кафров наравне со скотом и обращались с ними сообразно этому взгляду. Содрогаясь при мысли об убийстве белого человека, убийство какого-нибудь несчастного ту-земца они не считали даже преступлением. Однако я не буду больше злоупотреблять вашим терпением. Дамы наши ушли уже вниз, присоединимся и мы к ним.

ГЛАВА IV

Беседы о естествознании. Энтузиазм м-ра Суинтона. Продолжение истории Капа. Варварство голландцев. Негодование Александра.

Александр Уильмот и Суинтон сходились все ближе и ближе и сделались настоящими друзьями. Разговор часто переходил на любимый предмет Суинтона - естествознание.

- Я должен признать свое полное невежество в этом предмете, - заметил однажды Александр, - но думаю, что он чрезвычайно интересен для изучающих его. Я часто жалел, бродя по музеям, что около меня не было человека, который мог бы объяснить многое, непонятное для меня. Но мне кажется, что для изучения естествознания во всех его отраслях нужно очень много работать. Ведь сюда же входят и ботаника, и минералогия, и геология, не правда ли?

- Разумеется, - возразил, смеясь, Суинтон, - и эти три отрасли, может быть, наиболее интересные. Прибавьте еще к этому зоологию или науку о животных, орнитологию - о птицах, энтомологию - о насекомых, конхилиологию - о раковинах, ихтиологию - о рыбах, одни эти названия способны напугать юного новичка. Но уверяю вас, что вовсе не трудно ознакомиться со всеми этими отраслями настолько, чтобы заинтересоваться естествознанием и наслаждаться им.

- Самым интересным предметом изучения все-таки остается человек, - заметил Александр.

- Да, но изучение человека есть только изучение его несовершенств и уклонений от истинного пути, на который направляет его дарованная ему воля. Изучая же природу, вы присутствуете при безошибочных действиях Всемогущего, который с мудростью направляет инстинкты животных, способствующие их существованию. Не только внешнее, но и внутреннее строение животных показывает такое разнообразие и такую остроумную приспособляемость к трудностям жизни и такую способность брать от природы все, что она может дать для наслаждения ею, что вы можете только благоговейно восхищаться премудростью и милосердием Великого Создателя. Нет мельчайшего насекомого, о котором не позаботился Он и которого не снабдил всем необходимым для его короткого существования.

- Вы, вероятно, увлекаетесь все больше и больше вашими занятиями, - сказал Александр.

- Это обыкновенно так и бывает. Чем больше наблюдаем мы природу, тем больше находим в ней чудес и тайн. При помощи химии мы проникаем мало-помалу в эти тайны и делаем разные открытия. Обратите внимание, м-р Уильмот, - продолжал Суинтон, подбирая солому, налетевшую на палубу, - не находите ли вы чего-нибудь общего между этой соломой и кремнем на курке вашего ружья?

- Разумеется я представляю себе их, как две совершенно противоположные части одной и той же природы, как оно и есть на самом деле.

- Не совсем так. Кусочек пшеничной соломы содержит более шестидесяти процентов кремнезема или кремня. Так в состав каждого растения входит приблизительно две трети твердого минерального вещества. Трудно поверить, что волокна корня этого растения были способны растворить такое твердое вещество, питаться им и переваривать его, а между тем это так.

- Это удивительно.

- И это далеко не единственный пример. Фосфорная соль извести, которая является главной составной частью костей животных, равным образом требуется и растениями, также переваривается ими и входит в состав их организма. В состав овса и ячменя входит около тридцати процентов извести, и нет растения или дерева, в котором не было бы ее в большем или меньшем количестве.

- Как это не удивительно, но все-таки меня более всего поразил ваш рассказ о кремне. Это мне кажется просто непостижимым.

- Для Бога нет ничего невозможного. В Голландии растет тростник, содержащий гораздо больше кремнезема, чем пшеничная солома. Голландцы употребляют его поэтому на полировку дерева и меди. Мы знаем еще очень мало, но это уже установленный факт, что минеральные вещества входят в большинство животных организмов, если не всех. Ведь и вещество, окрашивающее кровь, есть ничто иное, как окись и фосфорная соль железа.

- Я вполне понимаю теперь ваше увлечение естественными науками, м-р Суинтон, - сказал Александр, - и вместе с тем страшно жалею, что с окончанием нашего совместного путешествия окончатся и наши беседы. Ведь как только мы приедем на мыс, тотчас же разъедемся в разные стороны, так как цели нашего путешествия совершенно различные.

- Вероятно, потому что я постараюсь проникнуть как можно глубже внутрь страны, - возразил м-р Суинтон, - что, конечно, не может входить в ваши намерения.

- Наоборот, я стремлюсь к тому же, но, может быть, нам придется ехать по разным направлениям. Если мой вопрос не покажется вам нескромным, то я хотел бы знать, куда именно вы собираетесь ехать?

- Охотно удовлетворил бы ваше желание, если бы сам точно знал, куда придется ехать. Африка представляет такое обширное поле для изучения ее природы, что я желал бы проникнуть всюду. И, конечно, путешествие в компании с вами доставило бы мне громадное удовольствие.

Последние слова Суинтона слышал м-р Ферборн, который подошел в это время к беседующим.

- Было бы очень хорошо, - заметил он, - если бы м-р Суинтон рискнул поехать туда же, куда едете вы, м-р Уильмот. Но, мне кажется, вам лучше будет поговорить об этом несколько времени спустя, когда вы ознакомитесь друг с другом еще ближе. Товарища в путешествии нужно выбирать очень осмотрительно, всякое несогласие характеров может отравить существование. А теперь, Уильмот, если вы немного устали от естествознания, то не хотите ли послушать продолжение истории человеческих страданий? Я готов продолжать свой рассказ.

- С большим удовольствием, сэр.

- Надеюсь, вы и мне дадите случай поучиться? - спросил м-р Суинтон.

- О, конечно! - возразил м-р Ферборн. - Хотя, я думаю, вы не услышите особенно много нового, если вам приходилось раньше бывать на мысе. Я рассказывал м-ру Уильмоту, как образовались на мысе колонии, и как колонисты постепенно поработили туземцев и заставили их служить себе. Теперь я буду продолжать.

Голландские буры, богатея и приобретая больше скота, требовали больше и пастбищ и заняли уже всю страну к югу от кафрской границы. Кафры, храбрые дикари, живущие тоже исключительно скотоводством, но они во многих отношениях стоят выше готтентотов.

Оружие готтентотов - лук и стрелы; кафры презирают войну таким оружием, как и всякое предательство. Они предпочитают свои щиты и копья и сражаются открыто и храбро. Кафры обрабатывают землю и более опрятны и цивилизованы. Среди бушменов, которые грабили буров на кафрской границе, попадались иногда и кафры. Но всякие претензии по этому поводу со стороны буров кафрские начальники удовлетворяли, как могли. Не так поступали колонисты. Они проникли в страну кафров и заметили, что у них прекрасные стада всякого скота. Жадность колонистов и тут не устояла против желания нажиться легким способом. Гораздо приятнее отнять готовые стада, чем разводить и взращивать их самим. Как только бушмены похищали несколько голов скота, тотчас же посылались жалобы в Капштадт и требовалось разрешение употребить силу против кафров. Составлялась команда из буров и их слуг, отлично вооруженных. Они вторгались в кафрские владения и, указывая на то, что скот был украден неизвестно кем, начинали мстить местным жителям. Кафры не в силах были защищаться своими копьями против огнестрельного оружия и, конечно, были всегда побеждаемы. Буры жгли их жилища и безнаказанно убивали мужчин, женщин и детей. Затем они уходили, захватив, в награду за потерю нескольких коз или овец, тысяч двадцать всякого скота у кафров. Кафры, конечно, возмущались на незаслуженную обиду и нападали на буров, чтобы вернуть отнятый скот. Но вот разница между христианами бурами и дикими язычниками: буры, не стесняясь, убивали женщин и детей во время сражения, кафры не причиняли им ни малейшего вреда. Они не трогали бы и мужчин, если бы их к тому не вынуждали.

- Но как могло голландское правительство допускать такие жестокости?

- Правительство верило донесениям буров и делало соответственно им распоряжения. Правда, потом правительство пробовало прекратить злоупотребления колонистов, но они не поддавались его контролю. Вот, следовательно, в каких условиях находились колонии, когда попали в руки Англии: готтентоты закабалены, как слуги, с которыми обращаются, как с животными; непрекращающаяся торговля рабами и непрерывная война буров с кафрами.

- Я уверен, что наше правительство скоро положило конец варварскому беззаконию.

- Это было не так легко. Пограничные буры восстали против Англии, а готтентоты, потерявшие наконец терпение, бежали и соединились с кафрами. Соединившись, эти два народа напали на пограничных буров, сожгли и разграбили их селения, увели скот и овладели их оружием. Когда буры собрались с силами, произошла новая битва, в которой кафры и готтентоты снова остались победителями. Они убили предводителей буров и преследовали своих врагов до тех пор, пока не были остановлены английскими войсками. Такие войны продолжались до тех пор, пока туземцы не отдались под покровительство англичан, которые потребовали, чтобы они сложили оружие и чтобы готтентоты вернулись к своим господам. Колонии были отданы тогда голландцам и оставались у них до 1806 года, когда они окончательно отошли к Англии. Голландцы не поумнели после полученного урока, они обращались с готтентотами хуже прежнего, желая отомстить им, и как будто пренебрегали британским правительством. Но скоро все изменилось благодаря миссионерам, которые, проникая вглубь страны, сами были свидетелями жестокости и несправедливости буров. Они донесли своему правительству, которое, конечно, поверило им и решило раз навсегда положить конец насилию. Миссионеры говорили, что положение готтентотов противно христианскому учению, и скоро по их настоянию буры лишились своих слуг, так как они были освобождены.

- Слава Богу! - вскричал Александр. - У меня кровь закипала в жилах каждый раз, когда я слушал ваши описания жестокой тирании буров. И так легко стало на душе теперь, когда я знаю, что несчастный готтентот свободный человек.

- Будет на сегодня, - сказал м-р Ферборн, - завтра мы поговорим еще, если ветер и погода будут благоприятствовать нам, как говорят моряки.

ГЛАВА V

Водяные птицы. Гуано. Продолжение рассказа м-ра Ферборна. Штурман. Моканна. Нападение. Неудача кафров.

На следующий день судно было против Рио и тотчас же послало лодки за припасами. Пассажиры не выходили на берег, потому что капитан уверил их, что не останется ни одного часа дольше необходимого. Действительно, на другой же день вечером они уже снова плыли к мысу.

Чайки во множестве летали за кормой корабля и бросались вниз, хватая все съедобное, выбрасываемое за борт. Завязался разговор о водяных птицах.

- Какая разница в перьях водяных птиц? - спросил Александр. - Курица или всякая другая земноводная птица, попадая в воду, тонет, как только ее перья напитаются водой.

- Между перьями, я думаю, нет никакой разницы, - возразил Суинтон. - Но у каждой водяной птицы имеется небольшой резервуар, содержащий масло, которое смазывает перья и делает их непромокаемыми. Если вы будете наблюдать за уткой, когда она отряхивается и очищает свои перья, то заметите, что она несколько раз проводит клювом по спинке и над хвостом - это она смазывает перья, чтобы сделать их непромокаемыми. Но ей приходится часто возобновлять смазку, иначе она может потонуть так же, как и курицы.

- Долго ли морская птица может оставаться в море?

- Я не думаю, чтобы очень долго, но другие держатся иного мнения. Но вообще мы знаем этих птиц меньше, чем других.

- А под водой они долго могут быть?

- Большинство не долго, как, например, утки и другие птицы этого разряда. Дольше всех могут оставаться под водой полуводяные птицы с полуперепончатыми лапами. Мне приходилось видеть обыкновенных английских водяных кур, которые довольно долго бродили по дну глубокого ручья совершенно спокойно, разыскивая пищу, как будто они были на скотном дворе.

- Вы говорите, что водяные птицы не остаются долго на море. Откуда же они прилетают?

- Они живут обыкновенно на необитаемых островах или на скалах вблизи воды, там несут яйца и выводят птенцов. Я встречал по двадцати или тридцати акров земли, сплошь покрытых этими птицами или их гнездами. Ежегодно они слетаются в этих местах, которые, вероятно, считают своим домом со дня творения. Они не вьют настоящих гнезд, а просто роют неглубокие ямы, куда и кладут свои яйца. В местах их пребывания на почве образуется слой из помета и разных остатков от рыб, которыми они кормят птенцов, который доходит иногда до двадцати или тридцати футов толщины. Внизу этот слой делается твердым, как скала. С незапамятных времен эти остатки, называемые гуано, употреблялись перуанцами и чилийцами для удобрения полей. Гуано содержит громадное количество необходимых солей, как аммиака, фосфорной соли и других веществ, требующихся для земледелия. В последние годы были привезены образцы гуано в Англию и, так как его можно иметь в неистощимом количестве, вероятно, в скором времени оно будет одним из важных предметов торговли. Однако, вижу м-ра Ферборна, и, надеюсь, он не откажется продолжать свой интересный рассказ о колониях на мысе.

Как только м-р Ферборн подошел к ним, Александр попросил его продолжать рассказ.

- Вы не должны думать, Уильмот, - начал м-р Ферборн, - что в колоннах все исправилось с тех пор, как они подпали под власть англичан. Губернаторы, назначенные для управления колонией, должны были быть очень хорошо знакомы с условиями страны, чтобы видеть все собственными глазами. Обыкновенно они руководятся указаниями доверенных людей и попадают таким образом в руки той или другой заинтересованной партии. Так было и на мысе. Правда, достаточно было уже и того, что уничтожили рабство и облегчили участь готтентотов. Но это было сделано не правителями, а миссионерами и одной влиятельной и благожелательной партией на мысе. Предубеждение против готтентотов и особенно кафров все еще оставалось и было воспринято новыми властями. Команды, или лучше сказать мародеры, по-прежнему высылались и теснили кафров и готтентотов, хотя их положение и было все-таки несколько лучше прежнего. Я приведу вам пример, из которого вы увидите, как относились власти мыса к правам готтентотов, до освобождения их, правда, но именно в то время, когда их невыносимое положение стало обращать на себя внимание правительства. Когда притеснение буров вызвало, наконец, войну с кафрами и готтентотами, предводителями последних были три брата Штурманы. Мир был установлен усилиями этих предводителей, которые уговорили готтентотов вернуться к своим краалям. Голландское правительство утвердило после этого Штурманов начальниками крааля. Независимость этой кучки готтентотов не давала покоя бурам, которые не могли забыть, что братья Штурманы были предводителями последнего восстания. Семь лет у них не было повода к жалобам на готтентотов, пока не случилось, что двое слуг вернулись в крааль по истечении срока службы, но против желания хозяев, которые хотели задержать их. Буры пришли в крааль и требовали у начальников выдачи слуг. Штурманы не согласились на их требование, и тогда, несмотря на то, что справедливость была на стороне готтентотов, в крааль была прислана вооруженная команда. Штурманы и тогда отказались от выдачи слуг, после чего команда удалилась, боясь храбрых готтентотов.

С помощью измены бурам удалось овладеть жилищем Штурманов и взять в плен одного из братьев (один из них был убит на охоте на буйволов). Администрация Капштадта против всякой справедливости сослала его на остров, куда ссылались преступники. Через три года Штурман, стосковавшись по семье, вернулся без разрешения в колонию. Здесь его узнали, задержали и снова сослали как преступника, хотя в это время правительство было уже не голландское, а английское. Такова была участь первого готтентота, который вступился за права своего соотечественника, и так отнеслась к нему английская администрация в колонии. Так что видите, м-р Уильмот, хотя жестокость утеснений и была уничтожена англичанами, полная справедливость отношений все-таки не была установлена. Много уже времени спустя разобрались в деле и, признав, что Штурман был осужден неправильно, решили вернуть его на родину. К сожалению, было поздно, так как Штурман умер.

Подобная же несправедливость была учинена относительно кафров. В то время, когда колония была еще во владении голландцев, было одно пространство земли, около тридцати тысяч квадратных верст, между границей колонии и берегом Великой Рыбной реки. Когда-то эта земля принадлежала готтентотам, теперь ею владели кафры. Непрерывные стычки происходили между ними и бурами, которые без стеснения грабили их.

В 1811 году правительство постановило согнать с этой земли кафров и выселить их на другую сторону реки. Это снова был акт величайшей несправедливости. Кафры были изгнаны с совершенно ненужной жестокостью и кровопролитием. Это было, вероятно, причиной войны кафров с Англией. В это время администрация колонии вступила в переговоры с кафрским начальником по имени Ганка. Но он был начальником только одной части кафров, а не главным предводителем всех. И, хотя англичане относились к нему, как к главному начальнику, кафры не хотели признавать его власти. Со стороны английской администрации это была весьма грубая бестактность, так как права главных начальников у дикарей равняются правам европейских монархов. Бестактность эту скоро сознали, но из гордости не хотели признать ее открыто. Тогда другие кафрские начальники образовали могущественный союз против Ганки, который, опираясь на поддержку англичан, держал себя очень дерзко и нахально. Произошло сражение, союзники победили и увели, как полагается, скот побежденных. Так как война происходила между кафрами и на их земле, то администрации колонии вовсе не следовало в нее вмешиваться. Но она, очевидно, думала иначе и снарядила военную экспедицию. Кафры прислали послов с заявлением, что желают остаться в мире с англичанами и только отказываются подчиниться Ганке, который только второстепенный начальник, и которого они победили. На заявление не было обращено внимания. Английские войска вступили в кафрские поселения, атаковали их, загнали с большим кровопролитием в леса и взяли 23 000 голов скота. 9000 тысяч голов было отдано Ганке, остальные разделены между голландскими бурами или проданы для покрытия издержек на экспедицию. Лишенные средств к существованию, кафры пришли в ярость и возобновили военные действия, прежде чем экспедиция успела вернуться домой. Они ворвались в пограничные области, разбили несколько военных укреплений, прогнали буров на нейтральную территорию и перебили громадное количество как их, так и английских солдат. Вся страна была заполнена кафрами и на первых порах совершенно не могли с ними справиться.

- Следовательно, английская администрация оказалась так же не на высоте положения, как голландская, - заметил Александр.

- К сожалению, это верно, - возразил Ферборн. - Союз кафрских начальников находился в то время под очень сильным влиянием одной замечательной личности, по имени Моканна. В колонии он был известен под кличкой Левши. Он не был начальником, но имел большую силу, вследствие своих удивительных душевных качеств и ума. Он выдавал себя за пророка, и кафры относились к нему так же, как, вероятно, относились люди к Магомету и другим подобным фальшивым пророкам. Вдобавок Моканна не был лишен некоторых сведений и европейского лоска.

Этот человек своим влиянием, необыкновенным красноречием и убеждением, что он посланец небес, сумел овладеть умами всех кафров. Он обещал кафрским начальникам, что, при безусловном подчинении их ему, он приведет их к победе и к изгнанию англичан за океан. Он решился на смелый поступок атаки города Грахама и во главе армии в девять или десять тысяч человек вошел в лес на берегу Великой Рыбной реки. Согласно обычая кафров не нападать врасплох, Моканна послал к коменданту Грахама посла с заявлением, что кафры будут на следующее утро завтракать в городе. Комендант посмотрел на это заявление как на пустое хвастовство и не сделал никаких распоряжений относительно обороны. Но на следующее утро он, к великому изумлению, увидал войска кафров у стены города. В городе было около 350 человек регулярного войска, небольшая армия готтентотов и несколько полевых орудий. Кафры ринулись на английские войска и сначала смутили их. Они подошли к самым жерлам пушек, скоро переломали свои копья и решились на рукопашный бой.

Но в это время пушки открыли огонь картечью, и первые ряды кафрского войска посыпались на землю, как скошенная трава. После нескольких наступлений под предводительством Моканна кафры все-таки бежали. Около 1400 храбрейших воинов осталось на поле битвы и много погибло от ран по дороге в свою страну. Моканна бежал вместе с войском.

Во всяком случае со стороны кафров это был очень смелый поступок, показавший Моканну великим человеком даже в неудаче. Нападение было так неожиданно для администрации колонии, что сильно смутило ее и заставило сосредоточить все внимание на устройстве регулярных войск. Снова кафрскую землю заполонили враги, снова началось разорение и сжигание их селений, сопровождаемые кровопролитной резней, при которой не щадили никого без различия пола и возраста. Моканна и главные начальники были объявлены вне закона, и жителям было приказано доставить их живыми или мертвыми. Несмотря на всю нищету и полное разорение, ни один из кафров не польстился на высокую награду, назначенную за головы начальников.

- Чем больше я слушаю о кафрах, тем больше удивляюсь им, - сказал Александр. - И мне кажется, я стал бы на ст... Но, впрочем, продолжайте ваш рассказ, м-р Ферборн.

- Я думаю, что присоединился бы к вам, - возразил Ферборн. - Дальнейшее поведение Моканны еще больше возвысит его в ваших глазах. Когда он понял, что кафров будут преследовать до тех пор, пока они не выдадут его и других начальников, он решил сам отдаться в руки администрации колонии. Он отправил посла предупредить, что придет, и на следующий день, со спокойным мужеством, достойным древнего римлянина, он пришел в английский лагерь. "Народ говорит, - сказал он, - что я причина войны, возьмите меня и верните мир своей стране". Конечно, он был тотчас же арестован и увезен в колонию.

- Что с ним случилось потом?

- Об этом после. А теперь я хочу передать вам сущность речи одного из начальников и товарищей Моканны, который пришел после него в английский лагерь.

Эта речь хорошо обрисовывала положение, в которое кафры были поставлены колонистами.

"Английские военачальники, - сказал он, - эта война несправедлива, потому что вы хотите истребить народ, который сами вынудили взяться за оружие. Когда наши отцы и отцы буров поселились здесь, они жили между собой мирно. Их стада паслись на одном пастбище, и их пастухи курили одну трубку. Они были братья, пока стада кафров не увеличились так, что стали возбуждать зависть в бурах. То, чего не могли взять эти жадные люди у наших отцов за старые пуговицы, они брали силой. Наши отцы были тоже люди, они любили свой скот, их жены и дети питались молоком этого скота, они стали сражаться за свою собственность, они начали ненавидеть колонистов, которые отнимали у них все и вели их к разорению. Теперь их краали и краали наших отцов, разделены. Буры учредили команды против наших отцов, наши отцы изгнали их из Зурвельда, и мы жили в этих местах, потому что завоевали их. Здесь мы женились, здесь родились наши дети, белые люди ненавидели нас, но не могли прогнать отсюда. Во время войны мы вас грабили, в мирное время некоторые дурные люди из наших крали, но наши начальники запрещали это. Мы жили мирно, крали немногие, но народ не обижал никого. Крал Ганка, крали его начальники. Вы посылали ему мед, вы посылали ему бусы, посылали лошадей, с помощью которых он крал еще больше, а нам вы посылали только команды. Мы ссорились с Ганкой из-за травы - наше дело. Вы прислали команду, вы отобрали у нас последнюю корову, оставили нам несколько телят, которые умерли с голода. Так же умерли и наши дети. Вы отдали половину добычи Ганке, половину оставили себе.

Мы видели, что наши жены и дети погибали, лишенные молока и хлеба, потому пошли по следам нашего скота в колонию. Мы грабили и сражались за нашу жизнь. Найдя вас неподготовленными, мы напали на ваших солдат. Думая, что мы сильнее вас, мы атаковали вашу главную квартиру и, если бы мы победили, то восстановили бы наши права. Но вы начали войну, разбили нас и пришли сюда. Мы хотим мира, хотим остаться в наших жилищах, хотим добыть молока для наших детей, наши жены хотят пахать землю. Но ваше войско топчет поля, загоняет людей в чащу леса, где, не различая мужчин и женщин, убивает всех. Вы требовали, чтобы мы подчинились Ганке. Лицо этого человека нравится вам, но сердце его фальшиво. Предоставьте его самому себе, помиритесь с нами, предоставьте ему бороться самому за себя, и мы не будем звать вас на помощь. Отпустите Моканну на свободу, и все наши начальники будут поддерживать мир с вами столько времени, сколько вы захотите. Если вы будете продолжать войну, то можете перебить нас всех до одного человека, но Ганка никогда не будет начальствовать над людьми, которые считают его бабой.

Если красноречие заключается в умении немногими словами сказать многое, то я не знаю лучшего образца. К сожалению, эта речь не имела никакого влияния на перемену судьбы Моканны и других начальников, которые продолжали оставаться вне закона и выдачи которых продолжали требовать от их соплеменников.

- Я все хотел заметить о странности выражения вне закона, - сказал Суинтон. - Мне кажется, мы можем исключить из общества и объявить вне закона члена нашего общества, но объявить вне закона начальников чужой страны невозможно - это абсурд. Я думаю, что английский язык не совсем точно понимают на мысе.

- Во всяком случае, все попытки получить этих объявленных вне закона начальников были тщетны. Ограбив дочиста страну, оставив за собой полное опустошение и нищету, экспедиция вернулась, не достигнув главной цели, но удовлетворенная сознанием, что приобрела еще 30000 голов скота, и оставила умирать с голода тысячи женщин и детей. Но на сегодня довольно. О результатах войны и о судьбе Моканны я расскажу в другой раз.

- Мы очень благодарны вам, м-р Ферборн, за ваш интересный рассказ. Будем надеяться, что вам не пришлось больше видеть такие вопиющие жестокости и несправедливости.

Как я уже раньше сказал, м-р Уильмот, требуется время на уничтожение предрассудков и неправильных суждений. А пока они существуют, трудно надеяться на то, что справедливость восторжествует. Администрация колонии вошла в соглашение со всем белым населением колонии, которое подняло оружие против кафров, считая по вкоренившемуся взгляду, что всякая помеха их деспотизму над туземцами является нарушением их прав. Вы должны вспомнить, как слабо было правительство колонии в продолжение очень большого периода времени, и как трудно было проявить свою силу в такой громадной стране. Чтобы дать вам достаточное представление об этом, я укажу вам на ответ, который получил путешественник Ле-Вальан от некоторых буров, когда выразил свое мнение, что правительство должно вмешаться с вооруженной силой, чтобы положить конец жестокостям и насилиям. "Знаете ли вы, - сказали они, - какой был бы результат такой попытки? Мы в одну минуту собрались бы, убили половину солдат, посолили бы их мясо и отослали бы его назад с несколькими пощаженными. При этом мы предупредили бы, что так же будет поступлено и со следующим отрядом, если его вздумают прислать к нам". Нелегко правительству считаться с таким народом, м-р Уильмот.

- Понимаю, - возразил Александр, - и еще больше интересуюсь знать, что было сделано дальше.

ГЛАВА VI

Акулы. Их трусость. Нападение Нептуна на одну из них. Различные опасности. М-р Фэрборн продолжает рассказ. Судьба Моканны. Возмущение среди кафрских племен.

На следующее утро ветер был очень легкий и к полудню совершенно стих. Две громадные акулы показались из-под кормы судна. Матросы старались зацепить их крючком, но они не брали его, несмотря на приманку из куска соленой свинины. Вскоре они исчезли, оставив в большом разочаровании как матросов, рассчитывавших вкусно поужинать, так и двоих молодых пассажиров, с интересом ожидавших результатов охоты.

- Очевидно, эти акулы не особенно голодны, - заметил Суинтон. - Мне приходилось встречать акул в местах, обильных рыбой. Там они не обращают внимания не только на приманку, но даже на человека, которого видят в воде. Но все океанские акулы обыкновенно бывают очень прожорливы.

- Кажется, существует очень много разнообразных видов акул? - спросил Уильмот.

- Да, очень много. Те, которых мы только что видели, принадлежат к виду самых хищных и крупных. Их называют белыми акулами, и они водятся преимущественно в Атлантическом океане, ближе к тропикам. В английском канале встречаются голубые акулы, которые редко бывают опасны. В северных морях также попадаются очень крупные, но безвредные акулы. Существуют еще пятнистые, или тигры-акулы, они очень хищные, но небольшого размера. Затем есть такие, у которых голова напоминает молоток. Но самыми опасными считаются акулы, живущие на самом дне моря и поднимающиеся на поверхность совершенно неожиданно.

- А как вы думаете, что лучше всего делать человеку, который упадет в воду и увидит вблизи себя акулу?

- Опытные моряки считают самым лучшим и действительным способом - лечь на спину, плескать, как можно больше, ногами и кричать. Акулы очень трусливы и особенно боятся шума. Во время моего путешествия года два или три назад со мной была ньюфаундлендская собака, которая была приучена прыгать в воду со всякой высоты. Я был очень привязан к моему Нептуну, потому можете себе представить мой испуг, когда он спрыгнул с судна и, громко лая, поплыл за акулой. Я был уверен, что чудовище разорвет его, но, к моему изумлению, акула испуганно и быстро поплыла в сторону, преследуемая собакой. Матросы сели в лодку и присоединились к Нептуну. Скоро акула была поймана.

- Ну, вероятно, эта акула тоже была не из особенно голодных.

- Возможно. Я думаю, что самый действительный способ спастись от акулы тот, к которому прибегают сингалезские водолазы, добывающие жемчуг на острове Цейлон. Им приходится обыкновенно пройти несколько сажень под водою, чтобы найти тинистые возвышения, на которых обыкновенно сидят жемчужные устрицы. Встречи с акулами очень часты, и беднягам приходится быть всегда настороже. Наполняя свою корзину устрицами, водолаз все время оглядывается во все стороны. Когда он замечает направляющуюся к нему акулу, то быстро взрывает возвышение, вода взбалтывается и скрывает его из глаз рыбы. Пользуясь временем, водолаз, как можно скорее, поднимается на поверхность. Далеко не всегда, конечно, им удается таким образом спасаться, и очень многие гибнут.

- Дамы, гордящиеся своими жемчужными ожерельями, очень мало думают о несчастных людях, рискующих быть разорванными в куски, чтобы достать им это украшение.

- Совершенно верно. А между тем можно сказать, что каждая жемчужина в таком ожерелье стоит жизни одного человека.

- А вот и м-р Ферборн, - сказал Уильмот, приветствуя подходившего к ним друга.

М-р Ферборн сел около молодых людей и, не теряя времени, начал рассказывать.

- Я остановился на том, что Моканна был увезен на мыс. Вы, конечно, уже знаете, что все его преступление заключалось в том, что он сражался за свою родину с цивилизованными завоевателями. Но в глазах администрации колонии это было тяжким преступлением. Он был тотчас же брошен в тюрьму, где находился до окончательного приговора. Его осудили на пожизненные каторжные работы в рудниках вместе с самыми закоренелыми преступниками. Моканна оставался там около года и все время подготовлял побег совместно с несколькими товарищами кафрами, сосланными вместе с ним. Из железных обручей от бочек они сделали нечто вроде тесаков, вооружившись которыми напали на стражу, одолели ее и затем, взяв лодку, отправились с острова на материк. К несчастью, в то время, как они приставали к скалистому берегу материка, лодка была опрокинута страшным прибоем. Моканне удалось взобраться на скалу, но волны смыли его, и он утонул. Так погиб несчастный предводитель кафров.

- Бедный человек, - сказал Александр, - он заслуживал лучшей участи и более благородных врагов. А война продолжалась?

- Нет. Ее конец был достоин ее начала. Вы помните, что война началась для поддержки Ганки, избранного нами вождя кафров вместо их настоящих вождей. От кафров требовали сначала области на нашем берегу Рыбной реки. Теперь администрация колонии настаивала на удалении их еще дальше, за реки Кэзи и Хуми, желая расширить таким образом колонию еще на 3000 квадратных верст. Это нужно было сделать, по их мнению, для того, чтобы создать нейтральное пространство, разделяющее кафров и буров, и прекратить таким образом обоюдные грабежи. Но всего страннее было то, что эта область отнималась не у тех кафрских начальников, с которыми велась война, а у нашего же союзника Ганки.

- Это очень хорошо. По крайней мере, беспристрастно: несправедливость, так уж несправедливость относительно всех.

- Именно так. Так же рассуждал и Ганка, говоривший, что его покровители оказались его притеснителями. И я должен сказать, что, пожалуй, эта несправедливость относительно Ганки была бы хорошей политикой относительно враждебных партий. Но только нейтральные земли были тотчас же заняты бурами, очутившимися таким образом в тесном соседстве с кафрами. Не прекратились и экспедиции команд к кафрам. Теперь уж, я слышал, ведется война с Маномо, сыном Ганки, бывшего нашего союзника. Но все-таки я надеюсь, что наше правительство взглянет, наконец, с более верной точки зрения на факты.

Вот вам вкратце вся история Капской земли настоящего времени. Многие пункты я обходил, чтобы не нарушать цельности рассказа, но если у вас остались какие-нибудь недоразумения, я охотно постараюсь разъяснить вам их. Но мой рассказ был бы неполным, если бы я не упомянул о миссионерах которые заслужили высокую похвалу и самое теплое отношение. И как ни велико было бесправие колонии, оно могло бы быть еще больше без вмешательства миссионеров. Также очень хорошее влияние на нравы колонии имеет иммиграция британского населения. Чем больше англичан будет селиться в Капских землях, тем скорее можно ожидать улучшения в отношениях колонистов к туземцам. Нельзя, конечно, предположить, что все без исключения голландские буры дурные люди, между ними есть и весьма достойные, но и они подчиняются общему течению жизни. Однако, за последнее время мне уже приходилось не раз наблюдать среди колонистов ослабление прежних предубеждений против туземцев и желание содействовать распространению английских законов на защиту их. Скоро голландцы будут окончательно смыты волной английской иммиграции, а смешанные браки докончат дело и уничтожат различие между английскими и голландскими колонистами. На все это, конечно, нужно время, и, может быть, мы еще увидим Капскую землю совершенно измененной.

- Я твердо уверен, что с помощью Божией это будет, - сказал Александр. - Если ветер не изменится, через несколько дней мы будем уж в Капской земле, и сами увидим, как обстоят там теперь дела.

- В последнем письме, полученном мной в Англии, мне сообщают что зулусские племена, живущие к северу от кафров, находятся в очень беспокойном состоянии. И если вам придется проезжать их владениями, вы должны быть очень осторожны. Во всяком случае, Чаки уже нет, он убит два года назад собственными родственниками.

- Кто такой этот Чака? - спросил Александр.

- О нем я вам еще расскажу. Ведь я дошел еще только до кафров, которые живут на нашей границе.

ГЛАВА VII

М-р Суинтон соглашается сопутствовать Александру. Земля! Капштадт. Майор Хендерсон. Он присоединяется к экспедиции. Начало истории о Чаке.

Ветер все время благоприятствовал, и судно быстро приближалось к Капской земле. Александр рассказал своему новому другу м-ру Суинтону о цели своего путешествия в центр Африки, и тот выразил свое желание сопутствовать ему. Предложение его было принято, конечно, с величайшей радостью. Александр сказал, что, присоединяясь к его каравану, Суинтон не будет нести никаких издержек. Караван сооружается на средства его дела, которые в полном распоряжении Александра, а присоединение к каравану м-ра Суинтона не составит никакой разницы в его стоимости. Когда наши друзья решили путешествовать вместе, они стали вести нескончаемые разговоры о снаряжении экспедиции, о количестве экипажей, о припасах, лошадях, быках и т. п. М-р Ферборн часто присоединялся к их обсуждениям, давал советы, но говорил, что в Капштадте он будет им более полезен, чем теперь. Александр, который был, как мы уже говорили, прекрасный охотник и большой любитель собак и лошадей, заранее представлял себе, как будет охотиться за дикими зверями. Он был очень рад, что забрал с собой пропасть всякого оружия, которое должно было пригодиться ему не столько даже для охоты, сколько для самозащиты.

Наконец, однажды утром послышался громкий радостный возглас: "Земля!". И скоро показались плоские вершины Столовых гор. "Сюрприз" быстро приближался к берегу, на котором можно уже было различать при помощи трубы здания и другие предметы. В полдень судно вошло в бухту, а в три часа дня бросило якорь между двумя другими торговыми кораблями, которые разгружали свои товары.

После трехмесячного путешествия пассажиры с большим нетерпением ожидали возможности сойти на землю. Вечером уже все были на берегу, и Александр поместился в одном из лучших домов Капштадта, так как м-р Ферборн еще во время путешествия пригласил его к себе.

Утомленный продолжительным путешествием, он решил ничего не осматривать до завтрашнего дня.

- М-р Уильмот, - сказал ему на следующее утро Ферборн, - я советовал бы вам первые десять дней совершенно не думать о вашей экспедиции. Осматривайте город, сады или отправляйтесь с вашим другом Суинтоном на Столовые горы. Одним словом, делайте все, что вам захочется, мои люди в вашем распоряжении. Вы знаете распределение дня, а затем будьте здесь как у себя дома и таким же хозяином здесь, как я. Вы, конечно, понимаете, что после такого продолжительного отсутствия мне нужно по крайней мере дней десять, чтобы войти в дела и направить их на должный путь. Так вы уже извините, если не увидите во мне такого любезного хозяина, каким я хотел бы быть. Одно еще советовал бы я вам сделать: сегодня же пойти со мной в дом Правления, где я представлю вас губернатору. Не мешает оказать ему некоторое уважение. Ну а потом вы можете располагать собой как хотите.

Александр рассыпался в благодарностях. Он был очень любезно принят губернатором, который обещал ему сделать все возможное, чтобы облегчить его путешествие. Получив приглашение к обеду на следующий день, Александр откланялся и оставил м-ра Ферборна с губернатором.

На следующий день пришел м-р Суинтон в сопровождении незнакомого господина, которого он представил под именем майора Хендерсона. Майор прибыл несколько дней тому назад из Калькутты, где получил отпуск для поправления здоровья после свирепой малярии, которая едва не кончилась смертью. Однако путешествие настолько восстановило его силы, что он выглядел полным здоровья и энергии. Они пошли все вместе осматривать зоологический сад, где было несколько львов и других местных хищных животных. Заговорили об охоте, и майор начал рассказывать об охоте в Индии, особенно об охоте на тигров и слонов, в которой он часто принимал участие.

Собеседники увидали друг в друге страстных охотников и очень понравились друг другу.

Дня через два после этого м-р Суинтон, разговаривая с Александром о предполагаемой экспедиции, сказал:

- Вы не должны удивляться здешней простоте и бесцеремонности отношений. Так всегда бывает, когда соотечественники встречаются на чужбине. Я говорю это к тому, что майор Хендерсон придет сегодня, чтобы предложить вам свое участие в нашем путешествии в центр Африки. Сам я его мало знаю, но слышал о нем много хорошего. Когда он сказал мне о своем намерении, мне ничего больше не оставалось делать, как предупредить вас. Как вы относитесь к этому, Уильмот?

- Мне очень нравится майор, и, кроме того, я держусь такого мнения, что чем больше будет европейцев в нашем опасном путешествии, тем лучше. А такой храбрый и опытный охотник, как Хендерсон, может быть особенно полезен для нас. Вообще я не только не против его присоединения к нам, а даже в восторге от его предложения.

- Очень рад, что вы так смотрите, и совершенно согласен с вами. Майор не только опытный охотник, но он, как я слышал, замечательный стрелок. Я тоже думаю, что для нас он является хорошим приобретением. По-видимому, он и сам собирался путешествовать по внутренней Африке, с этой целью он привез с собой из Индии пару арабских лошадей.

- Если вы увидите его раньше меня, то скажите, что сообщили мне о его предложении, и что я принял его с величайшим удовольствием. Само собой разумеется, что все расходы по путешествию я беру только на себя.

- Передам все и думаю, что нам следует начинать наши сборы. Майор, конечно, будет очень полезен своими советами. А пока до свиданья.

Вечером м-р Суинтон пришел вместе с майором, и Александр после первых же приветствий предложил приступить к совещанию.

- Моя свита, - сказал майор, - не очень велика. Со мной две лошади, две собаки, слуга и капский павиан. Я хотел бы непременно удержать при себе обоих последних. Слуга будет полезен, как прекрасный повар, ну а если у нас будет много хлопот с обезьяной, мы ее съедим. Кроме того, она еще молодая и проделывает разные забавные штуки.

- У павианов есть очень хорошее качество, - заметил Суинтон, - в случае опасности они предупреждают лучше собак. Я полагаю, Уильмот, обезьяна может быть принята в нашу экспедицию.

- Я очень счастлив, - смеясь, возразил Александр, - и прошу вас, майор, передать ей мой привет и мое приглашение.

- Я назвал ее Бигум по имени одной старой индийской принцессы, на которую она очень похожа. Но, однако, к делу. Вам нужно позаботиться о хороших лошадях, м-р Уильмот. Нам понадобится их очень много. Но, если вы не хотите, чтобы у них были испорчены спины, не допускайте готтентотов ездить на них.

- Мы говорили уже об этом, майор Хендерсон, и пришли к заключению, что лучше будет отправиться сначала на корабле в бухту Альгоа, там вполне снарядиться и оттуда начать путешествие.

Решено было все предметы продовольствия и лошадей закупить в Капштадте, покупку повозок, быков и наем готтентотов отложить до Альгоа.

М-р Ферборн несколько освободился от своих дел и мог больше отдавать своего времени Александру.

Однажды вечером он развернул карту Африки и начал намечать путь экспедиции Александра. Он указал ему, как лучше пройти через кафрские земли, но относительно дальнейшего пути не взялся ничего советовать, потому что там все зависело от случайностей.

- О стране, лежащей за землями кафров, я знаю очень немного, - сказал он. - Известно, что она заселена зулусами, предводителем которых был Чака. В прошлом году наши войска пошли на помощь кафрам, которых атаковало другое племя, пришедшее с севера, по имени Мантати. Мантати были рассеяны нашими войсками с большим кровопролитием. Страна зулусов, как вы видите, находится на западе от большой горной цепи и на севере от порта Наталя. Совершенно невозможно сказать, что будет происходить там в то время, когда вы будете находиться поблизости, и будут ли продолжаться эти набеги северных племен.

- Вы обещали рассказать мне о Чаке?

- Чака был король зулусов. Он был вроде африканского Наполеона, великий завоеватель, но чудовище по жестокости и преступности. Он начал свою карьеру с убийства родственников для получения власти. Затем он убивал всех, стоящих у него на пути или расположенных к его родным.

- Зулусы и кафры не один народ?

- Нет, но на севере много племен, которых мы относим к кафрам. Вы, наверное, уже раньше обратили внимание, читая историю человечества, что переселение народов вообще шло с севера на юг; так же было и в Африке. Какие-то происшествия среди северных племен, вероятно, чрезмерное увеличение народонаселения погнали зулусов к югу. Они наводнили страну, как потоп, смывая всех, встречающихся на их пути. Чака привел не меньше ста тысяч воинов, из которых пятнадцать тысяч находились в его личном распоряжении. Всюду, где он проходил, кровь лилась потоками, он не щадил ни пола, ни возраста. Тот ужас, который он наводил на всех, заставлял беспрекословно повиноваться ему. Чтобы сделать свою армию непобедимой, он реформировал ее, разделив на отряды, отличающиеся друг от друга по цвету щитов, и запретил им сражаться иным оружием, кроме коротких острых копий. Для очищения армии, он отобрал тысячу старых воинов, которым был обязан многими победами, и приказал их перебить как бесполезных. Пленников он сажал обыкновенно на кол; вообще трудно себе представить более жестокого человека, недаром он получил прозвание Кровожадного. Со своим народом он обращался, как истинный тиран. Рассказывали, что ему досадил чем-то ребенок, и он приказал убить его. Но ребенок спрятался среди других детей, которых было восемь человек. Чака забыл его наружность и не мог отличить его от других; не долго думая, он приказал убить их всех. Он в один день перерезал двести или триста своих жен. При малейшем подозрении он казнил подчиненных ему военачальников, и никто не знал, когда придет его очередь. Его воля была закон. Всякий с трепетом повиновался ему. Жестокостям его нет числа, но достаточно вспомнить последний поступок его перед смертью. Когда умерла его мать, он заподозрил, что ее убили. Сотню за сотней подчиненных сажал на кол, наконец, утомившись продолжительными казнями, он приказал своей армии перебить всех жителей этой местности без разбора, что и было сделано в две недели.

- Какой ужас!

- Да, это был демон, купавшийся в крови, но скоро настал и его черед. Он был убит своим братом Дингаамом, которого собирался распять на кресте. Теперь этот Дингаама занял его место на троне, и, кажется, зулусы начали успокаиваться. У них есть еще один великий воин. Мозелекатзи, полная противоположность Чака и бывший противник его. Но наши отношения с этим народом неясны, может быть, время определит их. Когда вы будете проезжать зулусскими владениями, то сами увидите их отношение к белым и будете поступать сообразно обстоятельствам. Мне кажется, что вашему каравану там не будут грозить особенные опасности. Небольшими подарками вы можете задобрить их начальников. Кроме того, я снабжу вас письмами за подписью губернатора. Когда вы предполагаете выступать?

- Через несколько дней у нас все будет готово и нужно будет только подождать судна, которое пойдет в бухту Альгоа.

- Я попрошу вас захватить некоторые вещи для передачи в миссионерские пункты, мимо которых вы поедете. Надеюсь, это не особенно отяготит вас?

- Разумеется, нет. Миссионеры возбуждают во мне чувства изумления и глубочайшего уважения к ним вследствие их мужества и самоотверженности. Все, что я могу сделать для них, я сделаю с величайшим удовольствием.

Александр получил много предложений принять участие в экспедиции, но все их деликатно отклонил. Через несколько дней прибыл из Альгоа корабль, который должен был вскоре отправиться обратно. Нагрузив на него припасы, собак, лошадей и не забыв при этом павиана Бигум, наши путешественники отплыли от берега, сопровождаемые пожеланиями и напутствиями м-ра Ферборна и губернатора.

На четвертый день судно благополучно стало на якорь в бухте Альгоа рядом с десятью или двенадцатью другими торговыми судами.

ГЛАВА VIII

Ночь в бухте Альгоа. Майор встречается с Максуэллем. Приготовления к выступлению. Описание каравана. Выступление.

Корабли, стоявшие на якорях в бухте, прибыли из Англии, привезли очень много эмигрантов, приехавших искать счастья в колонии. Вся бухта была запружена лодками, нагруженными или пустыми, снующими взад и вперед. Ветер был с запада, вода чуть-чуть рябила, и яркое, горячее солнце светило с темно-синего неба, освещая эту картину, полную суеты и движения.

Александр и его товарищи были на палубе корабля, - когда наступила, ночь, и недавнее оживление уступило место тишине и безмолвию. Южные звезды, красивые и крупные, заблестели на безоблачном небосклоне, отражаясь в тихой прозрачной воде бухты. Казалось, небо было вверху и внизу. Берег представлял темную опаловую массу, отдаленные горы как бы приближались к нему и высились прямо над водой. Все было окутано мраком, только блестели там и сям огоньки в окнах, свидетельствующие, что не все еще обитатели отдыхают от забот трудового дня. Но полное безмолвие царило кругом и изредка только нарушалось лаем собак или голосом дежурного матроса, доносящего, что все благополучно.

- Сколько самых разнообразных людей собралось на таком маленьком пространстве, как этот корабль эмигрантов, - заметил м-р Суинтон.

- Да, но все они объединены в одном чувстве желания независимости и благосостояния, - возразил майор Хендерсон.

- В этом не может быть сомнения, - сказал Александр, - но ведь это все равно, что снова начать жить. От всего родного, известного их отделяет океан, здесь же новые интересы, новые надежды, новые разочарования и совершенно иные люди. Однако, господа, завтра мы должны будем встать на рассвете, потому я подаю вам благой пример и желаю спокойной ночи.

На рассвете следующего утра лошади были благополучно переправлены на берег на длинном пароме. После сытного завтрака Александр и его товарищи отправились в город искать себе пристанища.

Это было нелегкое дело, так как буквально все дома были заняты прибывшими иностранцами. Нашим друзьям удалось пристроить лошадей, а затем они продолжали бродить по городу. На улицах была сутолока невообразимая. Здесь были повозки, нагруженные и пустые, с запряженными в них волами, лошади, коровы, овцы и всякие другие животные. Слышались крики, мычанье, блеяние, громкие разговоры, стук и грохот колес. Готтентоты или сновали, нагружая и разгружая повозки, или отдыхали, лениво покуривая трубки. Всюду были нагромождены ящики и тюки всякого вида и всяких размеров, груды земледельческих орудий и всякого железного товара. Женщины сторожили свои вещи, разложенные по обеим сторонам улицы, дети смотрели на все изумленными глазами или играли, или плакали.

За городом были раскинуты палатки некоторыми запасливыми эмигрантами, которые привезли с собой и их, и все приспособления для жизни на бивуаках. Всюду горели костры, и кипела жизнь, как в цыганском таборе.

- Во всяком случае, - сказал Александр, - теперь у нас есть ночлег. Жаль, что я сразу не подумал об этом и не вспомнил о двух палатках, которые везу с собой из Капштадта. Никто не мешает нам последовать примеру всех этих людей.

- Браво! - воскликнул майор. - Это, конечно, гораздо приятнее, чем возвращаться опять на корабль и отдавать себя на съедение тараканам в каютах.

- Разумеется, - согласился Суинтон. - Возьмем с собой только матрасы и еще кое-какие необходимые вещи.

- Пусть мой повар все это сделает, - сказал майор, - он человек привычный. В Индии нам часто приходилось жить в палатках. Но что это? Я, кажется, вижу кое-кого знакомого? Максуэлль, если я не ошибаюсь?

- Совершенно верно, дорогой Хендерсон, - возразил офицер, к которому обратился майор. - Как вы сюда попали? Конечно, вы не принадлежите к числу здешних обитателей?

- Ни в каком случае, - возразил Хендерсон, смеясь. - Я собираюсь пострелять гиппопотамов вместе с моими друзьями. Позвольте вас познакомить с м-ром Уильмотом и м-ром Суинтоном. Но вы как будто при исполнении обязанностей? Вы в форте?

- Да, я приехал из Сомерсета около месяца назад. Не могу ли я быть вам полезен?

- Это будет зависеть от обстоятельств. Мы намереваемся теперь раскинуть здесь палатки, чтобы переночевать.

- Прекрасно. Ночлега в форте я не могу вам предложить за неимением места, но советую раскинуть ваши палатки возле форта; там ваш багаж будет в большей сохранности, и я буду в состоянии уделить вам больше внимания.

- Прекрасная мысль, - возразил Хендерсон, - мы с удовольствием принимаем ваше предложение.

- Так позаботьтесь скорее о вашем багаже, переправьте его на берег, а мои люди примут и уберут его. Об обеде не беспокойтесь, у меня найдется, чем вас покормить.

- Друг в нужде - друг вдвойне, дорогой товарищ. Мы принимаем ваше приглашение так же просто, как вы его сделали. Итак, до свидания, не больше как через час мы увидимся.

- Это счастливая встреча, - заметил Хендерсон, когда они отошли от Максуэлля. - Максуэлль прекрасный товарищ и охотно поможет нам осмотреться здесь, так как хорошо знаком и с местностью, и с народом. Да и багаж наш будет в полной сохранности.

- Да, это хорошо, - сказал Суинтон.

- Где вы познакомились с капитаном Максуэллем?

- В Индии. Мы вместе охотились на тигров. Командир корабля распорядился о скорейшей выгрузке багажа наших путешественников, так что часа через два все было на берегу, включая павиана Бигума.

Солдаты, присланные капитаном, приняли вещи, отвезли их в форты и раскинули палатки, пока Александр и его друзья обедали и отдыхали после обеда. Ночь они провели вполне спокойно и удобно и проснулись только к завтраку. Максуэлль принял участие в хлопотах по покупке повозок и волов. Прежде всего они отправились к колонисту, к которому у Александра было письмо от губернатора.

С его помощью к ночи было куплено четыре прекрасных повозки, крытые парусиной, и четыре упряжки волов. Все это в полной готовности должно было быть доставлено через четыре дня, а пока нужно было позаботиться также и о лошадях. С последними было немало хлопот, так как майор Хендерсон, большой знаток лошадей, браковал почти всех. Остальное время до прибытия повозок было употреблено на закупку разных предметов, не приобретенных в Капштадте.

Когда прибыли повозки и волы, колонист принялся за наем готтентотов для участия в экспедиции. Нужны были погонщики, охотники и вообще люди, годные на всякую работу. Некоторых он знал лично за прекрасных работников и хороших людей, но большую часть пришлось взять, полагаясь на рекомендацию других или на их внешний вид.

Прошло не менее трех недель, пока, наконец, все было готово. Когда караван был готов к выступлению, он был в таком виде: трое известных нам путешественников были во главе; затем - слуга м-ра Хендерсона; восемь погонщиков при волах; двенадцать охотников из готтентотов и других племен; двое готтентотов при лошадях и двое при капском стаде овец, которое следовало за караваном для пополнения запасов провизии вместе с дичью, которая будет добываться на охоте. Кроме того, были две готтентотки для стирки белья и помощи повару. Таким образом, всего в караване было двадцать человек.

Из животных было - пятьдесят шесть прекрасных волов для упряжки, двенадцать лошадей, тринадцать собак разных пород, павиан Бигум майора Хендерсона и стадо овец. Фургоны были снабжены следующим образом: первый - фургон м-ра Уильмота - имел с обеих сторон ящики, наполненные разными припасами, как то: чаем, кофе, сахаром, бисквитами, ветчиной, сырами, мылом и восковыми свечами. Здесь же помещались бутылки с вином и спиртом, большие свитки табаку для готтентотов и одежда Александра. Между ящиками, на дне, лежал его матрац. Сверху фургон был покрыт парусиной с раскрывающимися занавесками спереди и сзади.

Второй фургон назывался фургоном м-ра Суинтона. При нем были такие же ящики и с такими же припасами, но, кроме того, был еще громадный ящик со всевозможными приспособлениями для сбора насекомых, стопы две бумаги для сушения растений; здесь же лежали разные лекарства и хирургические принадлежности, так как м-р Суинтон был несколько знаком с медициной. В другом ящике такой же величины находились стеклянные бусы для подарков дикарям, несколько сотен пуль, ножи и всякая кухонная и столовая посуда. Покрышка и матрац были такие же, как и в первом фургоне.

Третий фургон - оружейный, или фургон майора Хендерсона - был снаряжен совершенно иначе, чем два первые. Все его дно было занято выдвижными ящиками, поверх которых расстилался матрац майора. В ящиках стояли бутылки с порохом, и лежало большое количество мелких пуль. Здесь же были сложены все столярные и плотничьи инструменты - лопаты, заступы, топоры и т. п.

Верх этого фургона был сделан из толстых обручей, на которые была натянута непромокаемая просмоленная парусина; тут были привешены все ружья, кроме двух, оставленных при себе Александром и Суинтоном. Спереди и сзади фургона были устроены деревянные крышки, поднимающиеся и опускающиеся на петлях, так что, в случае надобности, он мог служить крепостью. Кроме того, он мог запираться, что тоже было не бесполезно, так как в нем же хранился главный запас спирта, к которому готтентоты очень неравнодушны. Ночью Бигум помещался в этом же фургоне.

Четвертый фургон назывался запасным и был нагружен всевозможными вещами, в которых не могло быть необходимости в настоящее время. Здесь лежали мешки с мукой и рисом, запасы пороху и свинца, веревки, железные брусья, гвозди всех величин, свертки проволоки, а также и две палатки, три стула и маленький стол. Подобно фургону майора, он был покрыт непромокаемой парусиной.

Так был снаряжен караван великой охотничьей экспедиции, как прозвали ее местные жители. Приготовления и снаряжение возбудили такое любопытство у всех обитателей города, что они толпами окружали место снаряжения.

Когда все было готово, колонист-распорядитель собрал всех нанятых людей и произнес им речь об их обязанностях, увещевая вести себя хорошо и добросовестно и угрожая, в противном случае, строгим наказанием. Чтобы избежать слишком большого скопления любопытных, выехать было решено до рассвета.

В два часа утра готтентоты были подняты, волы запряжены, и караван покинул город при освещении блестящих южных звезд.

ГЛАВА IX

Планы путешественников. Храбрость Толстого Адама. Милиус. Что было в его доме. Речь готтентотам. Бушменский мальчик, принц Омра.

Наши путешественники выработали совершенно определенный план пути. Они решили для выполнения главной цели своего путешествия пройти через страну кафров к берегам реки Ундата, вблизи которой, судя по сообщениям, должны были находиться потомки пропавших пассажиров "Гроссвенора". По выполнении миссии Александра, караван должен будет пересечь цепь гор и вернуться через земли бушменов и кораннов. Они не хотели возвращаться через страну кафров, потому что в ней совершенно не было дичи. Кафры оставили только львов и пантер в лесах и гиппопотамов в реках. Все трое были довольны планом, так как Александр и Хендерсон надеялись вдоволь поохотиться, а Суинтон рассчитывал пополнить свои коллекции. Опасности при проезде через страну кафров тоже, по-видимому, не представлялось, так как миссионеры устроили уже там два пункта в Буттеруорсе и Хуми, куда Александру были даны поручения. Караван вышел из города 7 мая 1829 года. Погода уже в продолжение нескольких недель стояла прекрасная, пастбища после долгих дождей были роскошные, путешественники не торопились и наслаждались полным покоем. Александр, Суинтон и Хендерсон ехали верхом впереди каравана.

- Я не знаю, как вы, но я чувствую себя как узник, вырвавшийся на свободу. После шума, суеты и тесноты города эти простор и тишина кажутся раем.

- Я чувствую то же самое и наслаждаюсь всей душой, - сказал Александр.

- Говорят, что человек создан для жизни в обществе; это, пожалуй, и правда, но все-таки так приятно иногда быть наедине с природой.

- Да, быть в таком одиночестве, как мы теперь, - смеясь сказал Суинтон, - очень недурно. В компании тридцати человек, прекрасно вооруженных, интересно быть и среди пустыни. Но я не думаю, чтобы каждый из нас чувствовал себя очень хорошо, если бы находился среди этой африканской пустыни в полном одиночестве. Немало удовлетворяет также сознание, что позади идут четыре фургона, снабженные всякой провизией.

- Все это совершенно верно, - сказал Хендерсон, - но все-таки после города здесь чувствуешь себя совершенно свободным и вдали от общества.

- Но нам еще предстоят новые знакомства в пути, - продолжал шутить Суинтон. - Пока мы приедем в город Грахам, мы, вероятно, встретим много голландских буров, которые живут в этих местах.

- Мне кажется, Уильмот, - заметил Хендерсон, - нам нужно за это время хорошенько присмотреться к нашим людям. Если они не будут поддаваться дисциплине или некоторые их них окажутся неподходящими, мы можем заменить их в Грахаме другими.

- Ваш план хорош, - ответил Александр. - В три-четыре дня пути мы успеем к ним присмотреться. А как вообще, готтентоты храбры или нет?

- Да, их считают довольно храбрыми. Но только беда, если среди них заведется один трус: он действует на всех.

- Я подозреваю, что у нас есть такой среди охотников, - сказал Хендерсон, - но, может быть, я и ошибаюсь; конечно, это нужно проверить.

- Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите, - сказал Александр. - Это громадный парень, которого называют Толстый Адам.

- Значит, и вы заметили за ним это качество; но посмотрим, что будет дальше.

- Когда мы остановимся, я прикажу смазать колеса фургонов, - сказал Александр, - они скрипят невыносимо.

- Я думаю, что это бесполезно, они все равно будут скрипеть. В Индии такие же фургоны скрипят в десять раз больше. И туземцы никогда не смазывают их, потому что быки привыкли к этой музыке и без нее не желают идти. Кроме того, нам придется идти по такой траве, в которой и мы, и наши животные будем закрыты с головой, тогда только по этому скрипу можно будет идти друг за другом.

- В таком случае я приберегу наше сало для другого употребления, - сказал Александр, - и постараюсь примириться со скрипом колес.

- Через несколько дней вы так привыкнете к нему, что не будете его замечать, а, может быть, будете даже скучать, когда его не будет, - сказал майор.

- Вероятно, так и будет, привычка - вторая натура. Мне кажется, я вижу там дом на холме?

- Да, - ответил Суинтон. - И я знаю этот дом. Это ферма бура Милиуса, которого мы видели в бухте Альгоа. Я не думал, что мы будем здесь так скоро. До фермы осталось не больше трех миль, и мы приедем как раз к завтраку. Там мы перепряжем волов. Сколько у нас запряжено?

- По десяти на фургон. Остальные шестнадцать идут сзади вместе с лошадьми и овцами.

Пришпорив лошадей, маленький отряд поскакал галопом и скоро был около фермы, где был встречен неистовым лаем штук двадцати собак. Молодой бур вышел из дома и, разогнав собак, пригласил путешественников идти за ним. В доме их встретил старик, любезно усадил за стол и, достав бутылку с полки, стал предлагать выпить с ним вместе наливки домашнего приготовления.

Через некоторое время вышла и его жена, перед которой поставили маленький столик с чайным прибором.

За чаем все разговорились, и хозяин сказал, что знал уже о приезде путешественников, но ждал, что они приедут только к ночи.

Дом колониста был сделан из глины, смешанной с особенным составом, приготовляемым бурами. Стены его были выбелены, а крыша покрыта особым сортом тростника, труднее воспламеняющимся, чем солома. Потолка не было, а стропила под крышей были увешаны всякими продуктами охоты и сельского хозяйства. Здесь висели длинные хлысты из шкуры носорога, меха леопардов и львов, страусовые яйца и перья, связки луковиц, листы табаку, бамбук и проч.

Помещение состояло из большой столовой, маленького кабинета и двух спален. Стекол в окнах не было, на ночь окна завешивали шкурами. В доме не было ни печей, ни каминов, готовили кушанье в маленьком отдельном домике. Обстановка была очень несложная: большой стол, несколько стульев и кресел, на полках по стенам стояли железные и медные котелки разных размеров, здесь же стоял большой чайник с грелкой для чая. На маленьком столике в углу лежала большая семейная библия с медными застежками.

До завтрака шли разговоры о разных предметах, и, между прочим, хозяева давали разные практические советы своим гостям. К завтраку подали баранину, масло, молоко, плоды и прекрасный белый хлеб. Во время завтрака подошел весь караван, быки были распряжены, и пока отдыхали люди и животные, хозяин показал своим гостям всю ферму, сад, огород и поля. Только к вечеру путешественники собрались опять в путь, поблагодарив старого бура за гостеприимство.

- Разве здесь всегда останавливаются на встречных фермах? - спросил Александр, когда они отъехали от фермы.

- Всегда, - отвечал Суинтон. - На дорогах нет гостиниц, и каждый путешественник может отдохнуть у любого колониста. У них уже заведено оказывать всем одинаковое гостеприимство.

- И они не берут никакой платы?

- Нет, не следует и предлагать. Другое дело, если бы вы вздумали кормить здесь лошадей или скот - за это полагается платить. Жена бура целый день, кажется, сидит за чайным столом, и чай должен быть всегда готов для проезжих.

- Трудно представить, что этот же добродушный и гостеприимный бур может относиться к туземцам так жестоко, как говорил м-р Ферборн.

- Многие из наших пороков и добродетелей часто зависят от обстоятельств, - возразил Суинтон. - Гостеприимство обычно во всех мало заселенных странах, и голландские буры чрезвычайно гостеприимны. Их жестокость к готтентотам и другим туземцам происходит от воспитания, которое они получают из поколения в поколение. С детства они привыкают смотреть на туземцев, как на рабов, и совершенно не думать о том, что они такие же люди, как и все другие. М-р Ферборн совершенно верно говорил, что ничто так не развращает, как установленное и разрешенное законом рабство.

- Но буры, кроме жестокости, славятся еще и жадностью к деньгам?

- Да, такова их репутация, и боюсь, что она справедлива. Нужно иметь в виду, что буры происходят от очень коммерческой нации, более коммерческой даже, чем португальцы, которым они подражают. Стремление к благосостоянию обыкновенно порождает любовь к деньгам, а когда у человека эта любовь развивается в страсть, он не останавливается ни перед чем. Жестокости португальцев на востоке известны в истории. И еще вопрос, не были ли бы англичане повинны в такой же жестокости, как буры, если бы они предшествовали им? Испанцы были очень жестоки в Южной Америке, и португальцы не отстали от них. И я очень сомневаюсь в том, чтобы наши соотечественники были вполне безупречны. Разница может быть только в том, что их предшественникам было больше искушений, потому что они могли больше приобретать, или попросту отнимать.

- Вы правы, недаром говорится в молитве: "Не введи нас во искушение"; мы все слишком слабы, чтобы устоять против соблазна.

Вечером волов снова выпрягли, а скот пустили на некоторое время на траву. Когда стемнело, сделали перекличку людям, и затем майор, по просьбе Александра, распределил каждому обязанности и дежурства за ночь. Разложили костер. Перс Магомед, слуга майора, приготовил прекрасный ужин, после которого наши друзья пошли спать в свои фургоны, а готтентоты расположились на траве вокруг костра.

Нет надобности рассказывать подробно все восьмидневное путешествие до города Грахама, так как за это время не произошло ничего особенного. В городе караван был прекрасно принят административными лицами, которые охотно оказали ему необходимую помощь. Здесь было сменено несколько человек готтентотов, особенно склонных к пьянству, и принято еще трое хорошо знающих кафрскую землю и язык туземцев.

При въезде в город Хендерсон заметил, что в кустах кто-то шевелится. Осторожно подъехав, он увидел маленького бушмена, лет двенадцати, почти голого и, очевидно, страшно истощенного от голода. Он был так слаб, что не мог стоять на ногах. Майор велел готтентоту взять ребенка на руки и отнести в фургон. Укрепляющие лекарства и питательная пища скоро поправили мальчика так, что он мог ходить без посторонней помощи, но он не выражал ни малейшего желания уйти от своих спасителей. Перед отъездом Хендерсон спросил его через переводчика, хочет ли он остаться в караване? Ответ был утвердительный, и потому мальчика решили взять с собой. Майор заметил, что он будет прекрасным товарищем Бигуму.

- Как же вы назовете своего найденыша? - спросил Суинтон.

- Если уж мою обезьяну зовут принцессой, то он, конечно, должен быть принцем. Пусть будет принц Омра.

- Ну хорошо, пусть будет Омра, пока нам не удастся узнать его настоящее имя, - сказал Суинтон.

Таким образом маленький бушмен сделался членом каравана, который продолжал свое путешествие, оставив город Грахам.

ГЛАВА X

Дикие звери. Неповиновение готтентотов. Опасность от слонов. Их ужасные крики. Страх Толстого Адама. Сообразительность слона. Намерения путешественников.

Из Грахама путешественникам удалось выбраться только в полдень, так как раньше не было никакой возможности собрать готтентотов, которые прощались со своими женами и трактирами. Поздно вечером прибыли они в крааль Германа, маленький военный форт, где остановились, чтобы отоспаться пьяным готтентотам. На следующий день путь их шел по совершенно изменившейся местности - кругом тянулись густые кустарники, наполненные зверями. Потом они вышли на пустынную бесплодную равнину, сжигаемую солнцем, и долго не встречали ни малейшего признака воды. Наконец, они увидали перед собой грязную лужу, где, очевидно, собирались слоны. На ночь они снова остановились, разложив огни, чтобы держать в отдалении слонов и других диких зверей.

Возобновив путешествие на рассвете, они шли густым лесом по берегу реки, которую благополучно перешли вброд. Окрестности были очень красивы. Река тихо протекала между гористыми берегами, с роскошными зелеными долинами. В форте Уильтшайр, на берегу реки Кейскаммы, они встретили английские войска, которые стояли здесь, чтобы пресекать путь через реку мародерским шайкам или отбирать у них их добычу.

Это было последнее место, где наши путешественники могли надеяться на встречу с соотечественниками. Офицеры приняли их очень приветливо и убедили остановиться дня на два, чтобы собрать хорошенько сведения и приготовиться к дальнейшему пути. Первоначальный план, идти через миссионерскую станцию Хуми, был оставлен, так как станция была в стороне от дороги. Решено было идти прямо к Беттерворсу, до которого было сорок верст отсюда. Простившись через два дня с любезными хозяевами, караван перешел благополучно Кейскамму и очутился в стране кафров.

До сих пор готтентоты не доставляли особенных хлопот. Они чувствовали над собой власть закона и держали себя хорошо. Но едва была перейдена граница капской колонии, как некоторые из них начали проявлять признаки неповиновения. Но увольнение одного из них, с запрещением под страхом расстрела возвращаться обратно, повело к желаемым результатам. Дорога шла теперь среди долин и холмов и по явным и многочисленным следам слонов. Один готтентот, по имени Бремен, очень хороший человек и прекрасный охотник, предупредил Александра и его товарищей, чтобы они были осторожнее. Слоны обыкновенно возвращаются вечером по тому же пути, по которому прошли утром, и встретиться с ними было бы опасно. Два дня ехали они приблизительно по одной линии с миссионерскими учреждениями. К вечеру второго дня, когда совсем уже стемнело, им пришлось пересекать лесистый холм все по тем же следам слонов. Александр и его друзья ехали по обыкновению верхом впереди каравана. Вдруг они остановились, пораженные самым ужасным криком, какой только можно себе представить. Лошади попятились. Ничего не было видно, но крик через несколько секунд повторился еще раз.

- Что это такое? - вскрикнул Александр.

- Кричите, как можно громче, - сказал майор, - и переверните лошадей к повозкам.

Александр, Суинтон и майор начали кричать, и скоро к ним присоединились крики и завывания всей толпы готтентотов.

- Теперь молчите! - закричал майор, и все смолкли и прислушивались некоторое время.

- Это был только один, сэр, и он уже ушел, - сказал Бремен. - Мы можем ехать дальше.

- Кто один? - спросил Александр.

- Один слон, сэр, - ответил готтентот. - Хорошо, что вы не наткнулись на него, он сбросил бы вас с обрыва вместе с лошадью. Здесь должно быть их целое стадо, и нам нужно бы как можно скорее быть по другую сторону холма.

- Я то же думаю, - сказал майор.

- Мне кажется, этот крик целый месяц будет звучать в моих ушах, - сказал Александр. - Я думаю, лев ревет не хуже.

- Погодите, услышите и его, - заметил Суинтон. Достигнув вершины холма, они выбрали при свете звезд место для ночевки. Трудно было сказать, близко ли они были к какому-нибудь кафрскому краалю, но не было слышно ни лая собак, ни мычанья быков. Собрав весь скот, люди составили четырехугольником фургоны и связали их веревками. В середину четырехугольника были загнаны лошади и овцы, а быки, как обыкновенно, были привязаны к фургонам.

Костров в эту ночь разложили больше, чтобы отгонять слонов и других зверей. Гиен и волков было очень много, и они всегда рыскали по ночам около лагеря, надеясь стащить овцу. Львы еще не показывались, хотя готтентоты указывали на их следы.

Когда готтентоты кончили свою работу по устройству лагеря, наши путешественники расположились у костра в ожидании ужина, который готовил Магомед из зарезанной овцы. Выпущенная на свободу обезьяна подсела по обыкновению к своему хозяину. Когда подали ужин, она ловко и быстро начала хватать пальцами по куску с каждого блюда.

Маленький бушмен совершенно поправился и сделался очень забавным и веселым мальчуганом. Никто не понимал его, кроме одного или двух готтентотов, но он постоянно пытался разговаривать жестами и мимикой с Александром и его друзьями. Больше всех он по-видимому привязался к Магомеду и почти не расставался с ним. Маленький, гибкий, пропорционально сложенный, он напоминал лицом и быстрыми движениями обезьяну.

Стража была расставлена тотчас же, как зажгли костры. Толстый Адам, в храбрости которого сомневался майор, сидел с ружьем возле ужинавшей компании. Омра подошел туда же и, указывая на сидящего спиной Адама, начал что-то оживленно жестикулировать, все время кивая головой. Затем он наклонился, вытянул вперед руку на подобие хобота слона и пошел вперед размеренным, тяжелым шагом. Подойдя к Адаму, он закричал совершенно так же, как кричал час назад слон. Готтентот вскочил, бросил ружье, затем бросился плашмя на землю, как будто предоставляя воображаемому слону пройти по нему беспрепятственно.

Другие готтентоты тоже вскочили, взялись за ружья и направили их в ту сторону, откуда ожидался слон. И только громкий хохот начальников показал им, что ничего не случилось, и они поняли, что маленький Омра проделал одну из своих штук. Оправившийся от испуга Адам имел очень глупый вид; он только что хвастал перед товарищами, что убил очень много слонов и что умеет охотиться на них.

- Да, - сказал Суинтон, - это и видно, что Адам прекрасный охотник на слонов и знает, что нужно делать в минуту опасности.

- Совершенно верно, - ответил майор, - он вполне оправдал наше мнение о нем и доказал, что выше всего ценит осторожность.

- Что касается благоразумной осторожности, - продолжал уже совершенно серьезно Суинтон, - то она действительно необходима при встрече со слонами. Мне рассказывал один охотник, как на его глазах был убит один из его товарищей этим свирепым животным. Бедняга обратил на себя внимание слона, которого выгнали из зарослей. Обозленный зверь погнался за ним, тотчас же догнал его и захватил хоботом. Пронеся несколько шагов, он бросил его на землю и, истоптав ногами до смерти, отошел в сторону. Но через некоторое время он как бы усомнился в смерти своего врага и вернулся к его телу. Перевернув его еще раз передними ногами, он снова захватил его хоботом, унес на край зарослей и швырнул в кустарник.

- Ужасно! - с содроганием произнес Александр. - Я никогда не думал, что столько опасности сопряжено с охотой на слонов. И все-таки скажу, хотя это может быть и безумие с моей стороны, теперь эта охота привлекает меня еще больше прежнего.

- Чем дальше мы будем подвигаться вперед, тем больше будет у вас возможности получить это удовольствие. Но только необходимо привлечь к себе кафров, на что они пойдут, вероятно, с удовольствием.

- Но ведь у них нет никакого оружия, кроме пик.

- Да. И это не мешает им охотиться на слонов с большим успехом. Вы сами убедитесь в этом со временем. Они дают обыкновенно слону пройти, затем гонятся за ним и все время вонзают пики в его тело, пока он не издохнет от потери крови. Делают они это так быстро, что слон почти никогда не успевает броситься на них. Вместе с тем они очень почитают слона и считают его своим царем. Смешно бывает слушать, как они ранят его и в то же время извиняются перед ним: "Великий человек, не гневайся на нас, великий начальник, не убивай нас!".

- Но как же они могут приближаться к такому ужасному животному, не боясь быть растерзанными?

- Это именно от того и происходит, что они приближаются к нему совсем вплотную. Слон видит вообще плохо и только то, что прямо перед ним; поворачивается он с трудом. Они приближаются к нему сзади на узкой тропинке. Риск заключается в том, что на них может напасть в это время другой слон, который часто приходит на помощь товарищу.

- А разве они действительно приходят на помощь друг другу?

- Да. Охотник рассказывал мне про того же слона который убил его товарища. Он был тут же ранен выстрелом в ногу, так что не мог идти дальше. Его самка, которая была в это время в зарослях, узнав о несчастии товарища, вышла к нему. Отогнав охотников, она начала кружиться вокруг него, все время ласкаясь к нему. Наконец, тот попробовал идти, и она была настолько сообразительна, что пошла рядом с ним, с той стороны, где была ранена нога, как бы поддерживая его. В конце концов и самка была тяжело ранена и свалилась в кустарники; тогда, вскоре за ней, упал и самец рядом с телом несчастного охотника, которого он убил.

- Конец этой истории очень трогателен, - заметил Александр. - Невольно чувствуешь почтение перед таким чувством и разумом у животного.

- Ну, я думаю, начало истории тоже должно было возбудить в вас почтение к слонам, - заметил майор. - Серьезно, я совершенно согласен с вами, что их сообразительность удивительна. Однако, несут ужин. Не скажу, чтобы это опечалило меня.

- Также и меня, - сказал Александр. - Завтра мы должны быть в миссионерской станции, если проводники идут правильно. Должен сказать, что меня очень интересует эта станция. Ведь, кажется, начальник племени Аминоза живет в миссионерском пункте? Хинца зовут его?

- Да, - отвечал Суинтон, - и нам придется повидаться с ним, чтобы взять с собой отряд его воинов, когда мы отправимся дальше.

- Да, это было бы не лишнее, - подтвердил майор, - и тогда уж у нас наверное будет охота на слонов. Но Бремен говорил мне, что река около станции полна гиппопотамов.

- Да, да, бегемоты, - сказал Суштон, - вы, вероятно, не оставите их в покое?

- Конечно, нет, если наш командир даст согласие на остановку.

- Не сомневайтесь, что ваш командир настолько же жаждет поохотиться, насколько и вы, майор, - отвечал Уильмот.

- Ну а теперь пора и на покой, - сказал майор. - Доброй ночи, господа.

ГЛАВА XI

Прибытие в жилище м-ра С. Ссора между Хинца и Вуусани. Предложенный отряд. Характер кафра. Воскресенье. Трудное положение жены миссионера.

На следующее утро караван продолжал свой путь и к полудню прибыл в миссионерскую станцию Беттерворс. Станция существовала здесь всего три года, но, несмотря на короткий срок, кругом нее все имело культурный вид, в противоположность другим поселениям дикарей. Правда, домик миссионера был немногим лучше деревенской избы, а церковь была больше похожа на житницу, но они были окружены приветливыми хижинами кафров с фруктовыми садами.

Когда караван пришел, м-р С. вышел навстречу к путешественникам и пригласил их к себе. Он был уже уведомлен об их приезде и о том, что с ними будут присланы некоторые вещи для него. Нечего и говорить, что, встречаясь в такой стране и при таких обстоятельствах, люди быстро сближаются. М-р С. предложил Александру и его товарищам переночевать у него в доме, но те отказались, говоря, что их постели в фургонах достаточно хороши. Не распрягая быков и повернув их только к траве, чтобы они поели за ночь, они приняли приглашение миссионера закусить у него.

Александр, сказав о цели своего путешествия, просил совета у м-ра С. относительно дальнейшего пути и относительно того, нужно ли ему повидаться с королем кафров и отвезти ему подарок. Последнее м-р С. настоятельно советовал ему исполнить, так же как и просить вспомогательный отряд, который помимо того, что был полезен для большей безопасности, внушал еще и большее почтение к каравану. Конечно, придется все пропитание отряда взять на себя и пообещать воинам подарки, если хорошо проводят караван.

- Вам ведь известно, - продолжал миссионер, - что владения Хинца простираются до реки Св. Джона, и вы пройдете через них. Но страх перед Хинца предохранит вас от всякого насилия со стороны других племен. Жаль только, что теперь не такие мирные времена, как были прежде.

- В самом деле! А разве они враждуют между собой?

- Хинца поссорился с могущественным соседним начальником, по имени Вуусани, царствующим над племенем тамбуки, из-за скота, который всегда является главной причиной ссор в здешних местах. Теперь оба начальника готовятся к войне. Но будет ли эта война, еще неизвестно, так как обоим племенам грозит опасность от одного общего и очень опасного врага. Вероятнее всего, что им придется соединиться, чтобы обороняться от него.

- Кто же этот враг?

- Квиту, начальник Амакаби, собрал громадное войско и грозит войной племенам к северу от него. Если он победит их, то, конечно, придет и сюда. Он был прежде одним из полководцев Чаки и кровожаден не меньше его. Теперь он еще далеко отсюда, но я советую вам не медлить с выполнением вашего намерения, так как иначе вы можете встретиться с ним. И я думаю, будет лучше, если я завтра же пошлю известить Хинца о том, что приехали иностранцы, которые желают его видеть и везут ему подарок. Он будет этим очень польщен.

- Конечно, лучше поступить по вашему совету, - сказал Суинтон.

- Какое вы составили себе мнение о кафрах, м-р С., после того, как прожили с ними уже достаточно долго?

- Для язычников они очень хороши. Они смелы, прямодушны и, если им что-либо доверить, честны до педантичности. И в то же время, например, воровство скота не считается у них преступлением, хотя и наказывается. Во всяком случае, это один из наиболее труднообратимых народов, с которым мне приходилось иметь дело. У них нет никакой религии. У них нет идолов, нет никакого представления о Боге. Когда говоришь им о Боге, они спрашивают: "Где Он? Покажи нам Его". Извольте после этого толковать им о христианском Боге!

- Есть у них какие-нибудь суеверия?

- Они верят в колдовство и имеют своих заклинателей, которые причиняют много вреда. Конечно, заклинатели - наши главные враги, так как мы подрываем их значение, а следовательно и лишаем их многих выгод. При покраже скота обращаются обыкновенно к ним. Если заболеет начальник, за ними посылают, чтобы узнать, кто околдовал его. Они оговаривают невинных людей, которых немедленно распинают. Если страна нуждается в дожде, что бывает здесь очень часто, опять посылают за ними, чтобы произвести дождь. Если, несмотря на все их таинственные заклинания, дождя все-таки нет, они указывают на виновных в этом, и несчастных распинают. Таких казней производят иногда очень много, пока не пойдет дождь, после чего вера в колдунов усиливается. Конечно, эти люди - наши величайшие враги.

- Удовлетворяет ли вас успех, который вы здесь имеете?

- Да, конечно, когда я вижу, что трудности в конце концов преодолеваются. Только с Божьей помощью можно достигать здесь того успеха, какого мы достигаем. Начальники тоже против нас.

- Почему же?

- Потому что христианство препятствует их сластолюбию. То же самое было в первое время проповеди нашего Спасителя. Богатство кафра состоит не только из одного скота, но также из большого количества жен, которые все его рабыни. Сказать ему, что многоженство - беззаконие и грех, все равно, что сказать, что несправедливо иметь стада. Начальники, конечно, всегда богачи, потому они и не хотят соглашаться с нами. Вы видите, что в стране кафров так же, как и везде, "трудно войти богатому в царство небесное". Когда спрашиваешь начальников, почему они не ходят в церковь, они отвечают: "Великий Господин хочет уменьшить наши удовольствия и отнять у нас наших жен, мы никогда не согласимся на это".

- И все-таки, вы говорите, что имеете некоторый успех?

- Этим я обязан исключительно помощи Бога.

- Но неужели у них нет никакого представления о Высшем Существе, о добре и зле? Не верят ли они, как некоторые другие африканские племена, в дьявола?

- Нет. Даже в их языке нет слова, выражающего идею Божества. Они клянутся своими прежними великими царями и начальниками. Если бы у них была какая-нибудь ложная религия, было бы легче убеждать их и указывать на преимущество истинной веры перед заблуждением.

- А не пробовали вы влиять на их ум и чувства, указывая на чудесные явления природы? Не спрашивали их, кто создал солнце, звезды?

- Я рассказывал им все это десятки раз, и они всегда отвечали только смехом над "баснями", как они называют мои рассказы. Один начальник сказал мне, чтобы я придерживал свой язык, если не хочу, чтобы его народ не считал меня сумасшедшим. Если они не верят в Бога, как можно уверить их, что мир сотворен Им? Но самые большие затруднения встречаются при переводе Св. Писания. Мне приходится иметь дело с переводчиками, которые не умеют прочесть ни одного слова и имеют самые ложные представления о божественных предметах. Мы должны читать им Библию, переведенную на варварский голландский язык, и затем требовать, чтобы они переводили ее на кафрский. Можете себе представить, какие могут быть тут искажения.

- Действительно, вам приходится преодолевать неимоверные трудности. Нужно жить здесь очень долго и иметь прекрасное знакомство и с народом, и с его языком.

- К сожалению, их язык не имеет слов для выражения отвлеченных понятий.

- И вы все-таки не отчаиваетесь в успехе?

- Я был бы плохим слугой Господа, если бы сомневался в Его могуществе. Во всяком случае сделано уже много. Вы сами заметите это, если будете присутствовать завтра при богослужении. Остальное будет сделано Его помощью. Однако, я должен вас оставить, так как свои обязанности призывают меня. Во всяком случае миссионерство сделало то, что вы можете спать спокойно в стране кафров. В почтении и уважении нам не отказывают ни короли, ни начальники.

- Я должен сказать, - заметил майор, - что уже то немногое, что мы видели, свидетельствует о прекрасных результатах миссионерского дела. Это первое место, где нам не докучают выпрашиваньем подарков, и потом почти все кафры, которых мы видели, были одеты в европейскую одежду. Те же, которые по национальному обычаю обходятся без нее, имеют, насколько возможно, приличный вид.

- Я тоже заметил это, - подтвердил Александр. - И мне очень интересно будет видеть завтра, как будут вести себя кафры. После всего, что я слышал от м-ра С., я проникаюсь глубочайшим уважением к людям, посвятившим себя такому почтенному делу.

- Дорогой Уильмот, - сказал м-р Суинтон, - миссионеры даже из менее выдающихся всегда обладают не совсем обыкновенной силой духа. Они не могут полагаться только на свои усилия, не могут рассчитывать на помощь других, если не хотят прийти в отчаяние. Нет, их поддержка не здесь, и их одушевление зависит не от земной силы. Они верят в Того, Кто никогда не оставляет верующих в него. Миссионер верит, что даже кровь его, мученически пролитая, увлажнит почву и даст ей силу для принесения плода. Миссионер может быть невысокого происхождения и невысокого образования, каковы многие из них, но у него должна быть возвышенная душа. Его вера в Бога укрепляет его и заставляет не бояться мученического венца.

- Вы правы, Суинтон. Только такие люди, о которых вы говорите, способны идти на жизнь, полную лишений и опасностей, среди дикарей. И награда ждет их на небесах.

- Да, Уильмот, на небесах, а не на земле, - подтвердил Суинтон.

На следующее утро путешественники приготовлялись к воскресной службе с помощью Магомеда, который был такой же прекрасный лакей, как и повар. Все выбрили бороды, к которым не прикасались уже много дней, и сменили свои охотничьи костюмы на более подходящие к случаю. Колокол миссионерской церкви уже звонил, и было видно, как собирались туземцы. Придя в церковь, наши путешественники нашли уже там м-ра С. и увидали, что для них были приготовлены места. Туземцев было человек около двухсот в самой церкви и гораздо больше толпилось около окон и открытых дверей. Многие были одеты в европейское платье, а другие обернулись кусками материи, так что их тело было почти закрыто. Прежде всего пропели гимн на туземном языке, затем прочли молитвы, литанию пропел хор. Заповеди были повторены на кафрском языке. М-р С. прочел главу из Библии и объяснил ее. Почти все слушали в глубоком молчании и с полным вниманием, хотя по временам кое-где слышалась насмешка. М-р С. дал благословение, и служба была окончена.

- Вы достигли очень многого, - сказал Суинтон. - Я никогда не поверил бы, чтобы было возможно возбудить столько внимания в дикарях и заставить их вести себя так прилично.

- Совершенно верно, что овладеть их вниманием значит преодолеть наибольшую трудность.

- Как вы думаете, многие ли из них, если можно так выразиться, имеют религиозное чувство?

- Да, многие. И они стараются даже передать его другим, стараются привести своих соплеменников к Богу.

- Это должно служить для вас большим удовлетворением.

- Разумеется. Но только, что могу сделать я и те немногие, кто помогает мне в работе, для этих тысяч ждущих нас? Во всей кафрской стране теперь только три миссионерства, а нужно было бы не меньше двухсот. Но я прошу извинения, мне нужно еще заниматься с детьми, самыми надежными из моих учеников. Мы увидимся вечером, так как я отправлюсь на проповедь в соседнее селение. Странно сказать, многие из сомневающихся и колеблющихся слушают меня там. Но, кажется, они думают, что в миссионерской церкви есть волшебная сила, и многие боятся говорить своим товарищам, что были в ней.

- Я не знаю, что чувствуете вы, - сказал Александр, когда ушел миссионер, - но мне доставило громадное наслаждение это присутствие на богослужении в бедной церкви, среди дикарей.

Майор и Суинтон были вполне согласны с ним.

- Я не боюсь быть смешным, - продолжал Александр, - предлагая вам во время нашего путешествия, где бы мы ни были, отмечать святость воскресного дня богослужением.

- Я могу только поблагодарить вас за ваше доброе намерение, - сказал Суинтон.

- Я тоже радуюсь вашему предложению, Уильмот, - сказал майор. - Не говоря уже о том наслаждении, которое мы будем испытывать сами, мы будем давать еще и хороший пример туземным дикарям. Ведь они смотрят на белых как на людей, стоящих выше их, потому и поступки белых должны оказывать на них то или другое влияние.

Вечер был проведен очень приятно в обществе м-ра С., который рассказывал неподражаемо анекдоты о кафрах. Он сообщил, между прочим, что Хинца намерен прийти завтра сам для получения подарков, причем вызвался быть переводчиком в разговоре с ним.

Александр с благодарностью принял предложение миссионера, затем сказал:

- Вы, кажется, упомянули, сэр, что некоторых миссионеров сопровождают жены. После того, что я слышал от вас о положении миссионеров, и зная об опасностях, которым постоянно подвергается их жизнь, могу себе представить, что должны испытывать их жены.

- Вы правы, сэр, - отвечал миссионер. - Нет положения более трудного, более тяжелого и скажу даже более изнуряющего душу и тело, чем положение жены миссионера. Она встречается с теми же опасностями, несет те же тяготы жизни, что и ее муж, не обладая крепостью и выносливостью, свойственными нашему полу. И что еще самое тяжелое - она часто остается одна в миссионерском доме в то время, когда ее муж исполняет свои обязанности, подвергая жизнь опасности. Она сидит и прислушивается к каждому шуму, к каждому шагу, ожидая, что придут и скажут, что ее мужа уже нет в живых. Она не может сопровождать его в его поездках по стране и часто остается одна по целым неделям. Письмо одного из братьев-миссионеров дает верную картину нашей жизни.

М-р С. пошел на другой конец комнаты и вернулся с письмом, из которого прочел следующее:

"В продолжение двух месяцев, которые мы пробыли в руках диких племен, приходили известия о том, что проводники, переводчики и я сам давно уже убиты. Когда я был в сорока верстах от станции, то был извещен, что партия туземцев, проходя мимо миссионерства, подробно рассказывала о том, как нас всех убивали. Мы шли весь день, и наступала уже ночь. Я страшно беспокоился о жене, до которой должны были дойти все эти слухи. Только просьбы и убеждения проводников заставили меня согласиться переждать ночь. Они говорили, что мы неминуемо погибнем, если пойдем ночью по местам, наполненным львами и другими хищными животными. Но едва рассветало, как я снова пустился в путь один, без всякого оружия, только с карманным компасом в руках. Это нетерпение, однако, едва не стоило мне жизни. Путешествие по глубокому песку, под жгучим солнцем над головой до такой степени изнурило меня, что уже на полпути я чувствовал полный упадок сил и к тому еще страшную жажду. Однако я дошел до станции благополучно, благодаря помощи Создателя. За несколько минут до моего прихода жена одного из братьев-миссионеров пошла предупредить мою жену относительно последних печальных сведений обо мне. Когда я вошел в комнату, обе стояли в ней обнявшись и горько плакали. Я остановился на пороге, изнемогая от усталости, покрытый пылью и потом. "Дорогая моя, - воскликнула наша приятельница, - смотри, кто это? Он или его дух? " Вы сами можете представить себе сцену, которая произошла вслед за этим".

- Да, сэр, - сказал м-р С., складывая письмо, - много должно быть любви в женщине, которая идет за мужем на такую жизнь, полную страданий и опасности.

- Вы правы, - сказал Суинтон. - Однако мы не будем утомлять вас больше, дорогой сэр. Доброй ночи.

ГЛАВА XII

Царский визит. Взаимная любезность. Гиппопотамы. Лир. Сметливость Омра. Новая проделка. Неудовольствие Толстого Адама. Приготовления к охоте.

На следующий день, около полудня, громкие крики танцующих и славословящих своего короля кафров возвестили о его прибытии. Это были герольды, всегда предшествующие королю в его посещениях. За герольдами шел отряд воинов с копьями и щитами, а затем показался и Хинца, сопровождаемый пятьюдесятью главными старейшинами. За исключением звериной шкуры, перекинутой через плечо, на них ничего не было надето, и все они были намазаны жиром и красной охрой. Остановившись перед миссионерским домом, они сели на землю полукругом около своего короля, которому весь присутствующий здесь народ оказывал знаки почтения.

Наши путешественники, в сопровождении миссионера, вошли в круг и приветствовали его величество. М-р С. сказал о цели их путешествия и о их желании иметь небольшой отряд королевских воинов для сопровождения экспедиции. Когда он кончил говорить, перед королем было положено несколько фунтов цветных бус, свиток табаку, два фунта нюхательного табаку и несколько ярдов красной материи. Хинца удовлетворенно кивнул головой, когда подарки были разложены перед ним, затем повернулся к своим старейшинам и разговаривал с ними некоторое время шепотом.

- Белые люди, - сказал он потом, - могут спокойно идти через мою страну, мои воины будут сопровождать их, пока они этого пожелают. Только известно ли белым иностранцам, - прибавил он, - что за границей нашей страны неспокойно?

М-р С. сказал, что иностранцам это известно, потому они и хотят как можно скорее отправиться в путь и возвратиться.

- Это хорошо, - сказал Хинца. - Если будет опасность, мои воины предупредят белых людей; если будет нужно, они будут сражаться за них; если враги будут слишком сильны, белые люди должны будут возвратиться.

Затем Хинца приказал нескольким старейшинам убрать подарки и спросил м-ра С., сколько воинов потребуется, и когда иностранцы думают отправляться? На ответ, что достаточно будет пятидесяти воинов, и что отправится караван завтра, Хинца возразил:

- Это хорошо. Пятидесяти воинов достаточно, потому что мои люди едят очень много. К вечеру они будут готовы.

Совещание было кончено, и король, пожав руки путешественникам, отбыл со своей свитой. К вечеру в подарок от его величества была прислана старая корова. Готтентоты тотчас же зарезали ее и съели. Шли приготовления к немедленному выходу каравана.

На рассвете следующего утра отряд кафрских воинов пришел к полной готовности, со щитами и копьями. Все воины были красивые и молодые - между двадцатью и тридцатью годами. По просьбе Александра м-р С. сказал им, что если они будут хорошо вести себя, то получат подарки по окончании пути. Обещание произвело прекрасное впечатление. Быки были уже запряжены, лошади осмотрены, оставалось только трогаться. Целый день караван должен был идти по берегам реки Кае, которая протекала то среди холмов, то среди долин, то между стен строевого леса. К вечеру, когда солнце спустилось за холмы, кафры стали что-то кричать, указывая на несколько больших черных пятен на берегу реки, впереди каравана. , - Что они говорят?

- Морские коровы, - сказал переводчик.

- Гиппопотамы! Мы должны поохотиться, Уильмот! - воскликнул майор.

- Конечно. Скажи, что мы остановимся и убьем их, если удастся, - сказал Уильмот переводчику.

- Нужно запастись провизией для нашей армии, - смеясь, сказал Суинтон, - а то овцы будут съедены очень скоро.

Кафры тотчас же пришли в движение. Они бегали по берегу взад и вперед, затем переплыли реку и остались на другом берегу, ожидая распоряжений путешественников.

Животные лежали на грязном берегу, на повороте реки, подобно стаду отдыхающих свиней. Некоторые были наполовину в воде, другие вышли из нее совсем. Двое лежали значительно поодаль от других, и около них толпились кафры, держась на почтительном расстоянии, за высокими кустарниками. Хендерсон, Александр и несколько готтентотов спустились к самой реке против того места, где лежали гиппопотамы, и выстрелили в них. Животные вскочили с места, как бы удивленные непривычным шумом. Три или четыре тотчас же погрузились в воду, но другие еще не совсем проснулись и смотрели в недоумении, не зная, что делать. Двое из бросившихся в воду были ранены, потому что они тотчас же выплыли на поверхность, как бы в агонии. Двое, лежавших отдельно, были пронзены копьями подкравшихся кафров. Они подняли головы, но были поражены метким выстрелом капитана и целым залпом из ружей Александра и готтентотов. Кафры забрали трупы гиппопотамов на берегу, выловили выплывших на поверхность воды и доставили их на противоположный берег.

Такой хороший запас провизии был действительно вовремя, чтобы прокормить целый отряд кафров. Но мясом гиппопотамов попользовались не только убившие их. Когда его начали резать, из всех соседних селений вышли кафры и растаскали порядочное количество кусков; но его хватило на всех и осталось еще для гиен и волков. Пока возились с гиппопотамами, совсем стемнело, и было решено остановиться тут же на ночь, так как не было опасности, что быки будут украдены окрестными жителями. За целость их отвечал королевский отряд. Кругом разложили громадные костры, и кафры вместе с готтентотами варили, жарили и ели мясо гиппопотамов. В виде десерта к ужину Александр выдал каждому из них табаку, так что они легли спать вполне удовлетворенные.

- Не мешает и нам поесть, - сказал майор, садясь за ужин.

- Мясо недурное, несколько напоминает телятину, - заметил Суинтон. - Однако где у нас Омра? Он что-нибудь опять набедокурил, недаром прячется.

- Чистая обезьяна этот мальчишка, - сказал майор. - Он умеет подражать каждому животному.

- Слышали вы, как он заставил танцевать нескольких готтентотов вечером, при закате солнца, когда мы были в миссионерстве?

- Нет. Как же это было?

- Бремен рассказывал мне, и я думал, он лопнет от смеха. Вы знаете, что здесь есть особой породы птицы, которых называют медовыми? Натуралисты зовут их Cuculus indicator. Я вам как-то показывал чучело, которое мне удалось сделать.

- Вы показывали мне так много образцов, что я многие уже забыл.

- Так я охотно расскажу вам еще раз об этой любопытной птичке. Ее отличительное свойство состоит в том, что она очень любит мед и достает его, где только может. Но когда пчелы устраивают свои ульи в отверстиях стволов старых пустых деревьев, то птичка не может достать мед без посторонней помощи. И вот она обращается за этой помощью к человеку. Она начинает летать вокруг какого-нибудь человека и особым призывным чириканьем манит его за собой к дереву, где нашла мед. Уроженцы Африки прекрасно знают эту птичку, и всегда следуют ее призыву. Она приводит их к дереву и затем умолкает и отлетает в сторону.

- Как это интересно!

- Маленький бушмен знает это так же, как и готтентоты. Увидав, что они пошли в лес, он пошел за ними и все время чирикал, подражая птичке и прячась в то же время за деревьями. Готтентоты шли на призыв, думая, что птичка боится и прячется. Проводив их довольно долго по лесу, мальчик привел их снова к тому дереву, от которого они отошли. Затем, показавшись шагах в ста от них, он начал плясать, кривляться и гримасничать совершенно так же, как Бигум, так что готтентоты приняли его за нее. Потом он сам рассказал Сваневельду, а этот Брамену.

- Ну потому он и не показывается теперь, как обыкновенно после своих проделок, - сказал майор.

- У него большие способности к рисованию, - заметил Александр.

- Да. Я дал ему как-то карандаш и клочок бумаги, и он нарисовал множество разных птиц, причем всех их можно было узнать. Но ведь бушмены вообще очень способны к рисованию; стены их жилищ всегда испещрены изображениями всяких животных. И подражают они тоже прекрасно.

- Верите вы в френологию? - спросил Александр Суинтона.

- Я никогда не могу сказать, верю или не верю во все подобные открытия нынешнего времени. Не проходит дня, чтобы какое-нибудь новое открытие не поражало наш ум и не показывало нам, насколько мало мы знаем. Большая ошибка заключается в том, что при подобных открытиях, на них основываются обыкновенно, как будто они правильны во всех отношениях, а не принимают их только за путь к дальнейшим выводам и открытиям. Общие основания френологии, конечно, верны, это ясно видно из рассмотрения черепов животных и людей, но я не верю во все эти деления и подразделения, которые так определенно делают все ученые френологи.

- А в месмеризм верите? - спросил снова Александр.

- То же самое. Есть нечто в месмеризме, что несомненно, но это нечто не дает еще оснований для тех заключений, которые из него выводят.

- Вранья много во всем этом, - сказал майор.

- Так бывает всегда в науке: пока нет в ней полной достоверности, этот пробел заполняют предположениями или тем, что вы называете "враньем".

- Однако предлагаю разойтись по домам; все спят, кроме нас троих.

Очевидно это было не так. Не успели наши друзья растянуться, как следует, на своих матрацах, чтобы заснуть, как услышали громкий крик: "На помощь!". Этот крик заставил их в одну секунду схватить ружья и, не одеваясь, выскочить из повозок.

Готтентоты и кафры так крепко спали после пиршества, что только некоторые проснулись на минуту, чтобы повернуться на другой бок и снова захрапеть. Только Бремен тотчас же вскочил и побежал на крик, захватив ружье. Александр с товарищами бежали за ним. Скоро они добежали до предмета своего беспокойства. Это был не кто иной, как все тот же Толстый Адам. Присмотревшись к нему, все четверо расхохотались, несмотря на непрекращающиеся призывы о помощи.

Без сомнения, Омра снова сыграл над ним одну из своих штук. Адам не забыл, как он подшутил над ним в первый раз, и отплатил ему здоровой пощечиной, за которую мальчик, в свою очередь, решил отомстить. В настоящую минуту несчастный Адам лежал на земле, и две громадные собаки тянули его за ноги в разные стороны. Омра взял две хорошие, еще не обглоданные кости гиппопотама, и привязал их к ногам крепко заснувшего готтентота. Когда все заснули, он отпустил двух больших сторожевых собак, которых не кормили досыта, чтобы они не засыпали. Собаки, конечно, сейчас же почуяли запах мяса и набросились на кости, желая оттащить их в сторону, чтобы спокойно поесть. Вместе с костями они, конечно, потащили за ноги и Адама, который вообразил, что его терзают львы и гиены. Освободив обезумевшего от страха готтентота, путешественники снова разошлись по своим местам. Майор нашел Омра и Бигум в повозке по своим углам, причем первый сделал вид, что крепко спит, а вторая была, видимо, встревожена шумом не в обычное время.

На рассвете следующего дня караван продолжал свое путешествие. Толстый Адам шел в стороне и имел очень сердитый вид. Омра забрался вместе с Бигум на крышу багажного фургона, чтобы быть подальше от своего неприятеля. Бремен рассказал всем готтентотам о проделке мальчика, и те снова потешались над несчастным Адамом, разжигая в нем желание отомстить.

Дорога шла по очень красивым и плодородным долинам с разбросанными там и сям селениями кафров. Через четыре дня караван был у реки Св. Джона. За это время не произошло ничего нового, за исключением нескольких посещений местных жителей, относившихся с большим почтением к каравану, охраняемому царскими войсками. За рекой Св. Джона кончались области, признающие власть Хинца. Но все-таки племена, встречаемые на пути караваном, проникались уважением к нему и были очень довольны, когда получали небольшие порции табака в подарок.

На реке Баши караван снова остановился на день, чтобы поохотиться на гиппопотамов. Охота была успешна, и гиппопотамами полакомились не только охотники, а также и местные жители. Но впереди предстояла еще более интересная охота на слонов. Кругом были видны протоптанные ими пути, да и кафры говорили, что слонов бывает здесь очень много. Предложение поохотиться на слонов было встречено всеми с восторгом. Кафры особенно радовались предстоящей охоте с ружьями белых. По совету местных жителей, караван сделал несколько верст в сторону от дороги, к густому лесу, где должен был найти много слонов.

На место путешественники прибыли к ночи и тотчас же стали делать приготовления к завтрашнему дню. Готтентоты без конца рассказывали разные небывальщины, и, по обыкновению, больше всех хвастался своей храбростью и ловкостью Толстый Адам. Всю ночь горели громадные костры, чтобы слоны не вломились в лагерь. Все время слышны были их крики, и порой хрустенье ветвей ближайших деревьев доказывало, что они подходили вплотную к лагерю. Бигум вся тряслась от страха и ни за что не хотела уходить из постели майора. Несмотря на непрекращающийся шум, караван провел ночь спокойно.

ГЛАВА XIII

Наблюдение. Сигнал. Сила характера майора. Заботы о лагере. Пьянство готтентотов. Беспокойство Бигум. Признаки опасности. Сообразительность льва. Анекдоты.

На рассвете следующего утра кафры, собравшись громадной толпой, ждали, когда встанут путешественники. Наскоро позавтракав, наши друзья, по совету кафров, не сели на лошадей, а пошли вместе с ними к холму, за которым были слоны. Идя по тропинке, они, меньше чем через полчаса, достигли вершины холма, с которой открывалась широкая и прекрасная панорама. У подошвы холма раскинулась обширная равнина, перерезанная местами группами деревьев и сплошь покрытая стадами слонов. Их было не менее девятисот или тысячи на пространстве, доступном глазу.

Путешественники замерли на несколько минут в немом созерцании, но затем, повернувшись к стоявшим позади них кафрам, дали распоряжение немедленно начинать охоту. Начальник кафров дал знак своему отряду, и все в полном молчании двинулись по направлению к слонам, сдерживая своры собак, которые шли за ними. Александр с товарищами остались на холме вместе с другими кафрами и готтентотами, дожидаясь слонов, которых должны были пригнать к ним.

Прошло около часу, прежде чем был дан сигнал со стороны начальника кафров, которые подошли к стаду. Раздался громкий крик, который повторился со всех сторон равнины. Слоны были окружены, и единственным путем спасения для них был холм, на котором они не видели людей. Оглушительные крики кафров повторялись эхом за холмом и смешивались с неистовым лаем собак. Испуганные слоны метались по равнине, кидаясь из одной стороны в другую, всюду встречаемые теми же криками. Они трясли длинными ушами и трубили, подняв кверху хоботы.

Наконец, видя, что кругом нет выхода, они полезли на холм, ломая кусты и скатывая камни, и к общему шуму и гаму присоединились теперь их ужасные крики. Все сокрушали и ломали они на пути; лес как будто клонился перед ними, а громадные камни и куски земли с грохотом и пылью неслись вниз из-под их ног.

- Как это величественно! - прошептал Александр майору.

- И страшно. Я не хотел бы теперь попасться им навстречу. Но вот они уж близко. Смотрите на это громадное дерево, которое они с корнем вырвали.

- Видите их предводителя? Какое чудовище! Выстрелим в него все зараз.

- Будьте осторожнее, - сказал майор, стреляя. Александр выстрелил вслед за ним.

- Он внизу. Скорее заряжайте снова. Омра, дай мне другую винтовку.

- Берегитесь! Берегитесь! - послышалось со всех сторон.

Падение предводителя и выстрелы так напугали слонов, что они начали разбегаться по одному или по двое в разные стороны. Рев и треск ломаемых деревьев стали раздаваться глуше, но опасность увеличилась.

Майор прицеливался из второй винтовки, когда в нескольких шагах от него неожиданно раздвинулась чаща кустов, и оттуда высунулась громадная голова самки слона. Хорошо, что майор, обладающий большой силой характера, не потерялся, и его выстрел опрокинул животное на землю, но так близко от него, что он едва успел отскочить. Другой слон, меньше первого, следовал за ним и споткнулся об его труп. Александр выстрелил в этого.

- Назад, господа, назад, или вы погибли! - закричал Бремен, подбегая к ним. - Все стадо идет на нас.

Все бросились бежать со всех ног и остановились только на соседнем высоком утесе, куда не могли забраться слоны.

Едва достигли они вершины утеса, как все стадо в облаках пыли поднялось на холмы, сопровождаемое треском ломаемых деревьев. Многие были ранены, другие растоптаны своими же товарищами. Выследив, когда все стадо поднялось на холм, кафры бросились на него всей толпой с тылу и начали колоть слонов пиками и вонзать в них копья, крича все время на своем языке: "Великий начальник, пощади нас!".

Боясь стрелять, чтобы не попасть в кафров, наши путешественники довольствовались тем, что смотрели на эту своеобразную охоту, пока стадо не скрылось в зарослях под холмами.

- Они пошли прямо к каравану! - сказал Суинтон.

- Да, сэр, - ответил Бремен. - Но мы уж не можем помешать им теперь. Они разбрелись по зарослям, и идти туда было бы опасно.

Они подождали еще несколько минут, затем осторожно пошли назад к месту, откуда стреляли в слонов и откуда была видна вся равнина. Ни одного слона не было кругом, ничего, кроме страшного опустошения среди леса и громадных груд вырванных с корнями и искалеченных деревьев. Они подошли к трупу громадного слона, который был первый убит из винтовки майора.

Пуля прошла под глазом. Чудовище должно было быть не меньше шестнадцати футов высоты, по словам Бремена, и имело великолепные клыки. В то время, как они стояли около трупа животного, пришел вооруженный готтентот, один из участников охоты, и сказал, что убито семь слонов и много смертельно ранено. Они принялись за вырезыванье клыков, когда прибежал посланный из лагеря и доложил, что стадо прошло через лагерь и причинило много вреда. Один из слонов опрокинул фургон майора, проколол его клыком и разбил бочонок с вином. Необходимо как можно скорее разгрузить фургон и осмотреть другие бочонки.

Около трупов слонов остались Сваневельд, Бремен и подошедшие кафры, а путешественники пошли вместе с готтентотами, чтобы следить за разгрузкой фургона.

Придя в лагерь, они увидали, что фургон и не начинали разгружать, а все бывшие в лагере готтентоты уже успели напиться вином из разбитого бочонка.

- Они прислали сказать тогда, когда уж напились, - заметил майор. - Хороши бы мы были во враждебной стране с ними и без кафрского отряда.

- Да, - подтвердил Александр, опрокидывая на землю ведро с вином, налитым из разбитого бочонка, к великому огорчению готтентотов, которые не были еще пьяны до бесчувствия.

Так как кафры были заняты около убитых слонов, а готтентоты почти все лежали пьяные, разгрузку фургона пришлось отложить до утра. Тем более, что быки и лошади разбежались от слонов в разные стороны, так что понадобилось бы немало времени, чтобы собрать их. Чтобы провести время, наши путешественники взяли ружья и пошли в лес, где лежали убитые слоны. Пройдя три трупа, над которыми работали кафры, наши друзья нашли громадную убитую самку, около которой стоял детеныш и печально ревел, подняв хобот. На деревьях, вокруг убитых животных, сидело множество ястребов, дожидающихся кусков мяса, оставленных охотниками, так как сами они не могли пробить толстую шкуру своими клювами. Слоненок доверчиво подошел к путешественникам и даже пытался притянуть их хоботом к убитой матери. Когда путешественники пошли к лагерю, он последовал за ними.

Конечно, он прожил только несколько дней, так как ему нечем было питаться.

Вечером Бремен и Сваневельд вернулись с клыками слона-вожака, которые были громадны. Другие кафры с начальником принесли клыки, кости, зубы и мясо других слонов. Узнав, что быки и лошади разбежались, а готтентоты не в состоянии их собрать, кафры оставили принесенную добычу и отправились на поиски. Еще засветло весь скот был приведен в лагерь. Затем запылали огни, и кафры принялись за мясо слонов.

Путешественники решили не спать ночь, так как на пьяных готтентотов нельзя было рассчитывать в случае опасности, а кафры были заняты. Они сидели у костра и разговаривали о событиях минувшего дня. Во время их разговора Бигум, сидевшая около своего господина, начала вдруг проявлять признаки беспокойства. С очевидным страхом она ходила вокруг майора.

- Что это значит? Что случилось с моей принцессой? - сказал майор. - Чего она так боится?

- Может быть, опять подобрались слоны к лагерю? Не разбудить ли Бремена и Сваневельда?

Бигум прижималась все ближе и ближе, зубы ее стучали, и вся она тряслась от страха. Омра, сидевший здесь же, смотрел очень серьезно на обезьяну; затем он дотронулся до плеча Александра, чтобы привлечь его внимание, и изобразил на лице страх обезьяны, потом встал на четвереньки и заревел, подражая хищному животному.

- Понимаю! - вскричал майор, хватаясь за винтовку. - Мальчик хочет сказать, что обезьяна испугалась льва.

- Лев? - сказал майор, обращаясь к мальчику.

Но тот не понял его, а взял клочок бумаги и в одну секунду нарисовал на нем карандашом льва.

- Молодец, мальчуган! Будите всех и беритесь за ружья, - сказал майор, вскакивая. - Обезьяна чует, что он недалеко. - Майор отогнал Бигум, которая тотчас же забралась в фургон и спряталась там.

Едва успели разбудить двоих готтентотов, как раздался страшный, оглушительный рев, подобный грому, и перекатился эхом с одного утеса на другой.

Только тот, кому приходилось иметь дело с царем пустыни на его родине, может понять, какое поражающее впечатление производит его страшный рев. Рев льва в зверинце не дает и слабого представления о реве льва на свободе. При ночной темноте вы не можете определить, откуда несутся потрясающие душу звуки. Это происходит еще и оттого, что лев во время рева опускает морду совсем к земле, и кажется, что слышишь что-то вроде подземного гула при землетрясении. Александр слышал этот рев в первый раз, и ему казалось, что он слышит громовое предостережение от ужасного бедствия.

Кафры проснулись и вскочили. Все они, Бремен, Сваневельд и наши друзья, сразу разрядили свои винтовки по всем направлениям, чтобы прогнать нежданного и нежеланного гостя.

Повторенный залп, очевидно, достиг цели, и через полчаса все было снова тихо и спокойно.

- Однако! - произнес Александр. - В первый раз привелось мне слышать рев льва в диком состоянии и, признаюсь, никогда в жизни не забуду его.

- Мне доводилось слышать его и раньше, - сказал майор, - но должен сказать, что никогда львиный рев не производил на меня такого впечатления, как в этот раз, при ночной тишине и темноте и при громовых раскатах эха. Но вы, Суинтон, вероятно, слыхали и видали львов, когда путешествовали в стране Намана?

- Слыхал, но нечасто. Лев иногда бывает поблизости и не дает о себе знать. Да я и не думал встретить его здесь, потому что страна очень населенная. Вот если нам придется возвращаться с той стороны гор, то мы не будем иметь недостатка в этом зрелище. Где водятся антилопы, дикие лошади, зебры и жирафы, там непременно водятся и львы, так как они питаются всеми этими животными.

- Ведь вы, вообще, много наблюдали жизнь животных, Суинтон. Может быть, вам удалось также заметить кое-какие особенности из жизни льва? Рассказали бы вы нам что-нибудь о нем.

- С удовольствием расскажу то, что мне удалось отметить при моих наблюдениях. Прежде всего скажу, что лев никогда не нападает зря на человека. Я знаю удивительный пример чуткости и благородства этого хищника. Однажды один из жителей миссионерской станции возвращался от своих друзей и пошел окружным путем, надеясь найти у озера антилопу и убить ее. Солнце было уже довольно высоко, шел он долго, дичи никакой не видал, потому решил отдохнуть на небольшом пологом пригорке под кустами. Отложивши ружье в сторону и напившись холодной воды, он прилег, закурил трубку и незаметно заснул. Вскоре он проснулся, потому что поднявшееся еще выше солнце сильно припекало его разутые ноги. Открыв глаза, он увидал в нескольких шагах от себя льва, который осторожно сползал вниз, не сводя глаз с его лица. Несколько минут путник оставался, как прикованный на месте, не смея шевельнуться, думая, что сейчас очутится в пасти чудовища. Наконец, собравшись с духом, он посмотрел в ту сторону, где лежало его ружье, и осторожно протянул руку. В ту же минуту лев поднял голову и угрожающе зарычал. Путник поспешно отдернул руку назад, и лев, по-видимому, удовлетворившись этим, снова положил морду на передние лапы и смотрел ему в лицо. Через некоторое время человек сделал вторую попытку взять ружье, и снова был остановлен рычаньем льва. Так повторилось еще раза два все с тем же результатом.

- Неужели же лев догадывался, зачем нужно было ружье человеку?

- Очевидно, так как упорно не позволял ему дотронуться до него. Вероятно, в него уже кто-нибудь стрелял. Но вы замечаете, что он не хотел причинить вреда человеку. Он как будто говорил: "Ты в моей власти, не можешь уйти от меня и не смеешь взять ружье, иначе я растерзаю тебя на куски".

- Это любопытно. Чем же кончилось?

- Солнце пекло так сильно, что несчастный человек изнемогал от жары и жажды. Его голые ноги жгло как огнем, и он осмеливался только перекладывать их с места на место. Прошел день, потом ночь, лев не двигался с места. Солнце поднялось и снова начало печь ноги несчастного путешественника. В полдень лев встал и пошел к озеру, которое было в нескольких шагах от места, где лежал человек. Он шел и оглядывался, не двигается ли его жертва. Несчастный сделал еще попытку встать и взять ружье, но лев вернулся с яростным ревом.

- Как странно!

- Наконец, хищник напился и, вернувшись, снова лег на прежнее место. На следующий день он встал, пошел опять к воде и, оглянувшись кругом, исчез в кустах. Тут только осмелился путешественник схватить ружье и сползти с ним к воде. Обмыв свои ноги, он заметил, что пятки были совершенно сожжены, и кожа висела на них клочьями. Еще несколько минут сидел он, думая, что лев вернется. Привязав ружье за спину, несчастный путник пополз на руках и коленях и вряд ли дополз бы живым до дому, если бы случайно не встретил охотника, который помог ему. Но пятки его так и не поправились, так что он остался хромым на всю жизнь.

- Всего замечательней в этой истории то, что лев, просидев на одном месте шестьдесят часов, все-таки не съел человека. Как бы он ни был благоразумен, но есть-то все-таки захотел бы в конце концов.

- Я знаю и еще несколько рассказов об этом звере, очень любопытных и вполне достоверных. Нужно только заглянуть в памятную книжку, где они у меня записаны. Один факт мне сообщил тоже миссионер, но я хорошо не помню его, знаю только, что он свидетельствует о почтении, с которым младшие львы относятся к старшим. Нечто подобное мне приходилось наблюдать и самому.

Когда старый лев идет со своими детьми или просто более молодыми львами, хотя бы они были одной величины с ним, они всегда относятся к нему как к главному вожаку. При встрече с добычей, вожак первый бросается на нее и убивает, другие в это время держатся в отдалении, как бы настороже. Если охота была успешна, а так бывает почти всегда, старый лев ложится около убитого животного и отдыхает некоторое время, а молодые продолжают ждать в отдалении. Отдохнув, лев начинает есть грудь и желудок своей жертвы, потом снова отдыхает и наконец наедается окончательно и уходит в сторону. Только тогда остальные львы набрасываются на остатки и уничтожают их.

Как-то я собирал растения и сел отдохнуть на скале. В это время внизу молодой лев убил антилопу и дожидался, держа на ней лапу, пока из-за кустов не вышел старый. После того, как насытился повелитель, молодой лев воспользовался остатками. Боже милосердный! Что это опять такое?

- Я думал, что лев вернулся, - сказал Александр, - но это гром, начинается гроза!

- Да, и вероятно, сильная будет, - подтвердил майор. - Придется прекратить нашу беседу и забираться под крышу. Дождь уже идет.

Яркая молния осветила их, и тотчас же снова раздался сильнейший удар грома.

- Ничего, гроза хорошо отрезвит наших готтентотов, - сказал майор, когда все направились к фургонам.

ГЛАВА XIV

Гроза. Отрезвление. Мясо слона. Проделки Омра. Людоеды. Ужасное приключение. Спящие разбужены.

Едва успели путешественники спрятаться в фургоны, как гром и молния стали непрерывны, причем гром гремел так сильно, что можно было оглохнуть. Казалось, караван попал в самый центр враждующих стихий. Ветер рвал и метал с необычайной силой, дождь лил потоками, и небеса разверзались ежеминутно. Молния так освещала все окрестности, что было видно все до мельчайших подробностей. Громадное дерево в пятидесяти шагах от лагеря со страшным треском раскололось и упало на землю, от ударившей в него молнии. Кафры все проснулись и забрались под фургоны.

Готтентоты тоже начали понемногу двигаться и оглядываться, но снова впали в бессознательное состояние, теперь уж от страха. Гроза продолжалась около часу, потом как бы внезапно небо стало совершенно ясное и покрылось блестящими звездами, а на горизонте заалела предутренняя заря. Путешественники вылезли из фургонов и собрались у потухающего костра.

- Прекрасно, - сказал Александр, - я стал опытнее в двух отношениях в эту ночь - узнал африканскую грозу и услыхал рев африканского льва. А что, у нас ничего не пострадало от грозы? - спросил он стоящего рядом Бремена.

- Нет, сэр, только скот опять разбежался в разные стороны, не скоро соберешь его. Боюсь, как бы не растерять наполовину. Как только рассветет, надо идти на поиски.

- Ну что наши ребята, отрезвели или нет?

- Да, сэр, - отвечал, смеясь, Бремен. - Дождь хорошо промочил их, весь хмель из головы вышел.

- Я думаю наказать и лишить табаку на неделю.

- Лучше не теперь, сэр, - серьезно возразил Бремен. - Они могут возмутиться, а нам негде взять людей.

- Я тоже так думаю, - подтвердил Суинтон. - Нужно принять во внимание, что вино текло из бочонка, и соблазн был слишком велик. Сделайте им строгий выговор и забудьте об этом обстоятельстве.

- Пожалуй, что так будет и лучше, - согласился Александр. - Только не потому, чтобы я боялся, что они откажутся идти дальше, - я тогда отпустил бы их и взял бы кафров. Но они никогда не решатся идти одни назад, я в этом уверен.

- Сэр, - сказал Бремен, - все это совершенно верно. Но вы не должны слишком доверять кафрам. Кафры всегда жадны на оружие и всякие боевые запасы. Хинца был бы рад иметь такие фургоны со всяким добром в них. Он был бы могущественным человеком, имея столько оружия. Кафрский царь никогда не ограбит вас в своей стране, потому что он боится англичан. Но если вы будете убиты и ваши фургоны будут ограблены в стране, которая не подвластна ему, он может сказать: "Я ничего не знаю, мой народ тут не при чем".

- Бремен говорит вполне основательно, - сказал майор. - Мы должны держаться и тех и других - кафры должны быть уздой для готтентотов, а готтентоты уздой для кафров.

- Вы правы, пусть так и будет. Однако уж рассвело. Соберите людей, Бремен, и идите искать скот. А ты, Омра, позови ко мне Магомеда.

- Кстати, Суинтон, - сказал майор, - эти слоновые клыки, которые лежат там у фургонов, напомнили мне об одном вопросе, который я хотел задать вам. На острове Цейлон, где я часто охотился на слонов, у них нет клыков, и в Индии слоновые клыки встречаются нечасто или очень маленькие. Что вы думаете о такой разновидности?

- Такая разновидность указывает лишний раз на заботу Провидения о нуждах каждого животного. Оно снабдило африканского слона большими клыками потому, что они необходимы ему. На Цейлоне много травы и обилие воды круглый год. Кроме того на Цейлоне у слона нет врагов, от которых он должен защищаться. Здесь, в Африке, реки периодически обращаются в потоки и потом высыхают, и единственное средство, которым слон может добыть себе воды в засуху - его клыки. Он копает клыками дно реки, пока не покажется вода, которую он вытягивает хоботом. Здесь он должен защищаться от носорога, своего злейшего врага, который часто осиливает его. Клыками же он добывает здесь себе пищу, подрывая мимозу, так как он питается ее сладкими корнями. В Африке без клыков слон не мог бы существовать.

- Спасибо за объяснение, оно вполне удовлетворило меня. А теперь идем завтракать, я вижу, что Магомед уже приготовил пищу, а Омра расставил наши стаканы для чая.

- Где его враг, наш доблестный Толстый Адам?

- Он, кажется, напился вчера больше всех. Маленький бушмен не преминул воспользоваться его беспомощным состоянием и изощрялся над ним всю ночь. Я видел, как он лил воду в открытый рот спящего Адама, так что тот чуть не захлебнулся. Чтобы вода легче проходила, он взял большую оловянную воронку, через которую и наливал воду. Затем он подгребал горячую золу к пяткам Адама. Боюсь, что бедняга не будет в состоянии ходить сегодня.

- Но мальчик должен быть осторожнее, - заметил Александр. - Адам может чем-нибудь причинить ему серьезный вред или даже убить его.

- Омра сам всегда настороже. Но с его враждой к Адаму ничего нельзя сделать. Никакие уговоры не подействуют, пока он сам не захочет оставить свои проделки. Вы не знаете бушменов.

- А вы расскажите нам о них, - сказал майор. - Конечно, когда вы кончите этот кусок слонового мяса, которым вы так усердно занялись. К какому племени принадлежат бушмены?

- Я расскажу вам все, когда кончу завтракать, - возразил Суинтон, - иначе я рискую остаться без мяса.

- Я подозреваю, что нам не удастся уехать отсюда сегодня, - сказал Александр. - Если скот, действительно, ушел далеко, то люди вернутся еще нескоро, а выходить вечером не стоит. Да еще не забудьте, что завтра воскресенье, а мы ведь условились проводить его особенным образом.

- Верно, - сказал майор, - но Суинтон не кончил нам своих рассказов о львах, когда помешала гроза.

- Да, о них есть еще что порассказать, - сказал Суинтон, - и я с удовольствием займусь этим в более подходящее время, только не теперь.

- Дорогой товарищ, - сказал майор, подкладывая на тарелку Суинтона еще кусок мяса, - пожалуйста, не думайте, что я покушаюсь на вашу долю мяса, и простите мое нетерпение услышать ваши рассказы, которые доставляют мне громадное удовольствие.

- Майор хочет говорить вам комплименты, - заметил Александр.

- Да, и притом еще снабжает меня лучшим куском мяса, - сказал, смеясь, Суинтон. - Во всяком случае, я уже сыт и могу рассказать вам о соплеменниках Омры. Бушмены происходят от готтентотского племени, в этом, я полагаю, не может быть сомнения. Но к этому еще надо прибавить, что они являются племенем, происшедшим от обстоятельств, если можно так выразиться. Готтентоты в долинах живут кочевою жизнью и питаются исключительно от скота, который пасут. Бушменов можно считать готтентотами, согнанными с пастбищ, лишенными скота и принужденными уйти в горы, чтобы спасти жизнь, - словом, они горные готтентоты. Голод и притеснения приучили их к грабежу, и все считают их грабителями. Они восстановлены против всех людей, и за ними охотятся как за дикими зверями, принуждая их скрываться в ущельях и пещерах почти недоступных гор.

Так поколение за поколением народ вырождался вследствие голода и всяких лишений, пока не превратился в такой малорослый и тщедушный, каким вы теперь его видите. Неспособные бороться силой, бушмены борются хитростью и сражаются отравленными стрелами. Только этим они и отстаивают свое существование. Но есть еще некоторые племена, которые смешиваются с бушменами. Беглые рабы с Мадагаскара, малайцы и даже те люди полубелой крови, которые скрываются в пустыне, совершив какое-нибудь тяжкое преступление, находят приют у бушменов и роднятся с ними. Их называют "детьми пустыни", и они именно это и есть.

- Много вы видали их?

- Да, когда я был в стране Намана, встречал их очень много. Я не думаю, чтобы они не были способны на добрые чувства, наоборот, даже думаю, что им можно доверять, но все-таки сношения с ними всегда сопряжены с большим риском.

- Бывают они благодарны?

- Да. Когда я снабдил их раз убитой мной дичью, они проводили нас к воде, в которой мы сильно нуждались, не зная, где найти ее, и едва не погибли. Кстати о слонах. Есть старая поговорка, что шакал кормилец льва, но еще с большим правом можно сказать, что лев кормилец бушмена.

- В самом деле?

- Я спросил однажды одного бушмена, чем он живет, он ответил: "Львы помогают мне". И затем, на мою просьбу объяснить мне, что это значит, он сказал: "А вот как это бывает: я дам льву выследить и убить дичь, дам ему набить себе как следует брюхо, и тогда подойду к нему совсем близко и закричу: "Слушай, ты, приятель! Ступай-ка подобру да поздорову, а то я тебе покажу, где раки зимуют!" Потом я начну плясать, прыгать вокруг него, кричать и махать своей одеждой. Лев посмотрит-посмотрит на меня, встанет, повернется и пойдет прочь. Он рычит очень недовольно, а все-таки не вернется к остаткам своей добычи, а я ее и докончу.

- Правда это?

- Да, я слышал такие рассказы и от других бушменов и верю им. Дело в том, что лев опасен, когда голоден, если на него не нападают. Но если он, как рассказывал бушмен, хорошо поел, то ему, вероятно, хочется отдохнуть, и он уходит в другое место, чтобы дикарь не мешал ему своим присутствием и своими криками. Потом я слышал о том же бушмене, что он был растерзан львицей. Он подошел к ней также, когда заметил, что она поела, но не обратил внимания на то, что с ней были детеныши. Прежде чем он начал плясать и кричать, она бросилась на него и растерзала его в куски.

- А ест лев человеческое мясо?

- Вообще, нет. Но люди намана говорили мне, что, когда льву захочется человеческого мяса, а это бывает, если он уже попробовал его, то он вдвое опаснее. Он тогда презирает всякую дичь и охотится только за человеком. Я не могу сказать, что это верно, но думаю, что правдоподобно.

- Если судить по сходству с другими животными, то это должно быть так, - сказал майор. - Мне хорошо известно, что бенгальские тигры в Индии, попробовав раз человеческого мяса, предпочитают его всякому другому. Уроженцы тех мест хорошо знают это и зовут их людоедами. И странно сказать, человеческое мясо им вовсе неполезно. Их кожа делается шелудивой, если они питаются исключительно этим мясом. Мне случилось застрелить одного такого людоеда, и шкура его оказалась негодной для выделки.

Наманы рассказывали мне, что лев, жаждущий человеческого мяса, пренебрегает всякой опасностью, чтобы добыть его. Он готов прыгнуть в огонь за человеком. Я навещал одного из начальников намана, сильно раненного таким львом-людоедом, как их называет майор. И он рассказывал мне ужасные факты, подтверждающие, что лев действительно жаждет человеческого мяса, раз он его попробовал. Начальник этот отправился на охоту с целым отрядом охотников, вооруженных ружьями, луками, стрелами и пиками. В первый же день, преследуя слона, они увидели нескольких львов, которые напали на них. Чтобы спасти себя, они должны были пожертвовать лошадью и бросить ее им на растерзание. Сами они спрятались в густом кустарнике у озера, где видели раньше слона и носорога.

Когда они стреляли в носорога, лев пришел в их убежище, захватил одного из них в пасть и унес. После от несчастного нашли только обглоданную кость одной из ног. На следующую ночь, когда они сидели вокруг костра, в своем убежище за кустами, снова пришел лев и, схватив одного из них, протащил его через костер и начал разрывать на куски. Один из сидевших выстрелил, но промахнулся. Лев оставил свою жертву и так грозно зарычал, что никто не осмелился повторить выстрел.

Встревоженные наманы забрались еще дальше и ночью послали раба за водой к озеру. Не успел он дойти до озера, как был также схвачен львом. Напрасно звал он на помощь, лев быстро утащил его в лес, и на следующий день был найден только череп, совершенно обглоданный и вылизанный.

Потеряв троих человек в три дня, начальник и остальные охотники решили непременно истребить львов. Они пошли по следам того, который унес раба, и скоро нашли и его, и еще другого льва поменьше. Последнего они тотчас же убили, затем, позавтракав, пошли за другим. Он спрятался от них в камыши, но они подожгли камыш, заставили его выйти и ранили. Со страшным ревом бросился он назад в горящий тростник, но затем повернул в сторону и свалил с ног подвернувшегося на пути брата начальника и начал разрывать его. Начальник побежал на помощь к брату, заряжая ружье. Но лев вышиб ружье из его рук прежде, чем он успел выстрелить. В отчаянии начальник обхватил своего врага руками. Лев оторвал когтями передней лапы большой кусок мяса от его руки, затем опрокинул его на землю.

Израненный и обливаясь кровью, начальник собрал последние силы и проговорил охотникам, чтобы они выстрелили в льва сзади. Выстрел был на этот раз удачен - пуля пронзила череп хищника. Потеряв таким образом четверых, охотники прекратили охоту, похоронили брата начальника, а его унесли на носилках домой.

- Ну, мне никогда не приходилось слышать о таком ужасном случае с охотниками на львов, - сказал майор. - Сохрани нас Бог от таких людоедов-львов!

- У меня дух захватило от ужаса, когда я слушал рассказ, - с содроганием сказал Александр.

- Так я расскажу вам теперь другой случай, забавный и не с таким ужасным концом, чтобы развеселить вас. Я слышал этот рассказ от одного бушмена. Один бушмен преследовал стадо зебр и уже ранил одну отравленной стрелой, когда увидал, что вместе с ним за стадом гонится лев. Видя, что лев очень недоволен вторжением в свои владения, бушмен быстро залез на первое попавшееся на пути дерево. Лев пропустил стадо и сосредоточил все свое внимание на бушмене. Ходил он, ходил вокруг дерева, смотрел-смотрел на бушмена, а достать все не может.

Наконец он лег под деревом и стал сторожить. Бушмен тоже караулил. Так прошла ночь. К утру несчастный бушмен так устал, что заснул. И видит он во сне, что упал с дерева прямо в пасть льву. Вздрогнув от ужаса, он потерял равновесие и на самом деле упал всей своей тяжестью на спину льву. Лев, испуганный неожиданным ударом, с громким ревом вскочил на ноги, сбросил бушмена и со всех ног побежал в сторону. А этот, не дожидаясь, чтобы лев опомнился, бросился удирать во все лопатки в противоположную сторону. Так-то вот сбылся сон, и оба спавшие проснулись.

- Значит, победитель и побежденный спасались бегством, - смеясь, сказал майор.

- Теперь вы достаточно наслушались рассказов о львах, - сказал Суинтон.

- Да, - сказал Александр, - а прошлую ночь почти и познакомились с одним из них.

ГЛАВА XV

Ква! Ква! Александр и майор в опасности. Критическое положение. Находчивость Омра. Богослужение. Просвещение кафров. Приближение врага. Страх местных жителей. Отказ идти дальше. Совет. Подчинение.

Только вечером вернулись кафры и готтентоты со скотом, который с величайшим трудом собрали. Два или три быка забежали так далеко, испугавшись льва, что их нашли только ночью. После полудня наши путешественники отправились гулять с ружьями на плечах в сопровождении Омра и Бигум, которая всюду следовала за майором, если не была привязана. Прежде всего они прошли на холм, с которого видели накануне равнину, покрытую стадами слонов. Здесь они нашли труп убитой самки слона, который превратился в готовый скелет для музея, благодаря усердию кафров, волков и ястребов.

К сожалению, у них не было места в фургонах, чтобы взять с собой такой интересный образец для изучения. Суинтону пришлось ограничиться подробным осмотром скелета тут же на месте. Бигум не хотела приблизиться к нему и смотрела на него со страхом. Затем путешественники забрались на утес, на котором спасались от надвигающегося на них стада слонов. Когда они стояли на нем, слух их был поражен внезапным шумом и громкими криками, напоминающими кваканье лягушки.

Как только Бигум услыхала эти крики, она вся задрожала и старалась забраться под верхнее платье майора.

- Что это такое? - спросил Александр. - Я никого не вижу.

- Я знаю, что это, - сказал майор. - Это стадо павианов. Видите их головы над утесами?

- Не пугайте их, пусть высунут головы, мы выстрелим в них, - сказал Александр, прицеливаясь.

- Сохрани Бог! - вскричал Суинтон. - Если их много и вы разозлите их, они сдерут с вас кожу и разорвут на куски. Вы не можете себе представить, как злы и сильны павианы. Смотрите, они уже приближаются к нам. Лучше бы нам уйти заранее.

- Я то же думаю, - сказал майор, - они очень сердиты. К тому же, они увидали Бигум и вообразили, что мы взяли одного из их стада. Пожалуйста, не стреляйте, Уильмот. Нас слишком мало, чтобы запугать их. Их ведь, по крайней мере, сотня, уйдем лучше потихоньку, но бежать тоже нельзя, они тогда все ударятся догонять нас.

Обезьяны, из которых некоторые были громадной величины, спускались с утеса с хрюканьем и визгом, прыгая с камня на камень. Они вытягивали морды вперед, кивали головами, гримасничали и показывали громадные клыки, придвигаясь все ближе и ближе и готовясь к атаке. Одна из самых больших была уже возле Омра и готовилась схватить его.

Что касается Бигум, то она забиралась все глубже и глубже за пазуху майора. Наконец, одна или две обезьяны подошли совсем близко, встали на задние ноги и готовились прыгнуть на майора. Он схватился за ружье.

- Прицельтесь, - тихо сказал Суинтон, - но ни в каком случае не стреляйте. Только бы нам спуститься в равнину, тогда мы уйдем от них.

Площадка, на которой они стояли, кончалась обрывом и поднималась над равниной фута в четыре. Подвигаясь к обрыву, путешественники отмахивались ружьями от обезьян. Когда они были уже совсем близко, то заметили, что несколько врагов показалось с другой стороны площадки, явно желая оторвать им отступление. Положение становилось все более и более критическим. Вокруг них собралось все стадо. Шум и гам увеличивались по мере того, как злоба и раздражение обезьян усиливались. Было ясно, что они считали Бигум одним из своих товарищей, взятых в плен.

- Мы должны стрелять, - сказал майор, когда вдруг раздалось сначала глухое рычание, затем послышался рев какого-то зверя, находящегося поблизости.

Обезьяны остановились и прислушивались. Рычанье повторилось, за ним снова последовал рев. Одна из обезьян, стоящая на утесе, закричала, все стадо поспешно закарабкалось к ней и скоро скрылось из глаз обрадованных осажденных.

- Какого зверя они так испугались? - спросил майор.

- Это был рев леопарда, - сказал Суинтон. - Мы можем попасть из одной опасности в другую. Леопард злейший враг обезьян. Однако где Омра?

Все оглянулись кругом, мальчика не было видно. Но через несколько минут голова его показалась из-за утеса, затем он выскочил на площадку и стал гримасничать и прыгать, изображая нападающую обезьяну.

Все засмеялись, смотря на него, но он вдруг остановился, приставил руки ко рту, и послышался совершенно такой же рев, какой они слышали несколько минут назад. Мало того, перестав реветь, Омра встал на четвереньки и изобразил бегущую со страхом обезьяну.

- Так это он напугал их! - вскричал майор. - Ну и молодец же мальчишка!

- И он, пожалуй, спас нам жизнь, - сказал Суинтон. - Очевидно, он прекрасно знает характер обезьян.

Если бы он не спрятался и зарычал, они не испугались бы и прекрасно бы поняли, что ревет он, а не леопард. Меня поражает его находчивость и сообразительность.

- А мне казалось одно время, что обезьяны и его приняли за своего товарища. Ведь одна чуть не захватила его в лапы.

- А ведь бывают случаи, что обезьяны уносят детей, - сказал Суинтон. - Я видел одного мальчика, который два года прожил с утащившими его обезьянами.

- Как же они обходились с ним?

- Очень хорошо, только держали его в плену. Заметив, что он не может питаться их грубой пищей, они доставали ему другую. Когда они были около воды, то ему всегда давали напиться первому.

- Чувствовали, значит, к нему почтение. Какие у них громадные клыки! И кричат они ужасно неприятно. До сих пор это "ква, ква" звучит у меня в ушах.

- У них очень сильные резцы. Они часто разрывают леопарда, если им удается захватить его целым стадом. Но поодиночке им, конечно, не справиться с таким зверем. Бигум, однако, не выражала ни малейшего желания возобновить свое знакомство.

- Ни одна обезьяна не вернется к своим после того, как пожила среди людей. Да еще вопрос, не растерзали ли бы они тотчас же ее, как она попала бы к ним в лапы.

- Во всяком случае, Суинтон, вы вознаграждены за свою доброту к маленькому бушмену, - сказал Александр. - А вот и наши быки. Я думаю, утром в воскресенье нам удастся отправиться в путь. Кафры говорят, что скоро уже нельзя будет ехать с фургонами.

- Нет, не раньше, чем достигнем берегов реки Умтаты. Но оттуда вы будете уже близки к цели вашего путешествия. Кажется, начальника зовут Даака? Не правда ли?

- Да. И предполагают, что он мой двоюродный брат. Как странно звучит это для меня! Когда я оглядываюсь кругом и думаю, что здесь, в этой дикой стране, я нахожусь, может быть, в сорока верстах от моих кровных родственников, мне кажется это невероятным.

- Но я должен сказать, что если все это окажется только пустым слухом, вы рисковали очень многим, чтобы убедиться в его справедливости.

- Если бы мне удалось хоть сколько-нибудь успокоить моего деда, я не жалел бы затраченных трудов и времени. Не говоря уже о том, что это путешествие принесет мне большую пользу.

- Что бы ни случилось, - заметил Суинтон, - у вас останется сознание, что вы исполнили свой долг.

По возвращении в лагерь путешественники нашли людей и скот в сборе. На ночь быков привязали к фур гонам и увеличили количество костров, ожидая возвращения льва. Но ночь прошла совершенно спокойно. На следующий день было воскресение, и готтентоты собрались все вместе, надеясь присутствовать при богослужении. Так как охоты тоже не предполагалось в этот день, то кафрские воины и местные жители, которые принесли молоко и другие предметы для продажи и обмена, тоже остались в лагере. Перед обедом прозвонили в маленький колокол, взятый из миссионерского дома, затем были прочитаны молитвы и некоторые главы из Библии.

Кафрские воины, которые говорили, что белые люди пошли молиться своему Богу, с молчаливым вниманием прислушивались. Местные жители - мужчины, женщины и дети - сели в некотором отдалении и тоже слушали. По окончании службы начальник кафрских воинов спросил путешественников, зачем они звонили в колокол, не для того ли, чтобы их Бог знал, что его люди собрались молиться Ему? И слышал ли Бог то, что они говорили?

Суинтон ответил, что их Бог слышит все, что они говорят, и слушает молитвы тех, которые верят в Него.

Много еще вопросов предлагали кафры, и Суинтон отвечал на все очень внимательно и осторожно, стараясь, чтобы слушатели поняли его. Большая часть дня прошла в таких беседах путешественников с интересующимися дикарями.

В понедельник все встали на рассвете и продолжили путешествие. Но подвигаться приходилось медленно, потому что дорога становилась все тяжелее, и, наконец, приходилось ехать без всякой дороги, по крутым горам, над пропастями. На другой день трудности передвижения были ужасны. Приходилось вырубать лес, заравнивать ямы или срывать пригорки, и при всех этих предосторожностях фургоны ломались, и их чинили уже несколько раз.

К ночи этого дня оставалось еще десять миль до реки Умтаты, и местные жители сомневались, чтобы было возможно добраться до нее с фургонами. Вечером были получены известия, что племя амакибы, предводительствуемое военачальником Квиту, и пришедшее с севера, атаковано двумя местными племенами при помощи нескольких белых людей с ружьями. Но белые были разбиты, и враждебная армия отправилась на юг.

Местные кафры пришли в ужас, который скоро передался и готтентотам. Сначала они начали роптать во время привала у костров, но скоро ропот перешел в открытый бунт. Толстый Адам и трое других готтентотов подошли к костру, около которого сидели путешественники, и заявили, что все готтентоты решили не идти дальше. Они говорили, что товарищи их так же, как и они сами, вовсе не желают быть убитыми дикарями, которые идут сюда. По их мнению, было необходимо тотчас же возвращаться назад.

Суинтон, говоривший по-голландски, после совещания с Александром вступил в переговоры с посланными.

Он сказал им, что совершенно верно, что армия Квиту пошла к северу, но относительно поражения кафров и движения вперед враждебной армии ничего еще не известно достоверного. Полученные же известия могут быть только ложными слухами. Кроме того, если даже эти слухи и верны, почему же армия пойдет именно по тому направлению, по которому идет караван? Во всяком случае внезапной встречи с врагами быть не может, и караван всегда успеет отступить и скрыться. Но готтентоты не хотели слушать никаких убеждений и продолжали твердить, что дальше идти не намерены.

К послам подошли и другие готтентоты, и все, кроме Бремена и Сваневельда, требовали возвращения назад.

Последние сказали, что последуют за начальниками, потому что сами выбрали их предводителями каравана. Александр послал за переводчиком и кафрским начальником. Через переводчика он спросил начальника, согласны ли кафрские воины следовать за караваном? Начальник ответил, что ни он, ни его воины не могут оставить путешественников и вернуться домой. Хинца убьет их тогда, так как он поручил им защищать путешественников или умереть вместе с ними.

- В таком случае, - сказал майор, - мы можем идти вперед без этих трусов, которые умеют только есть и напиваться. Мы отпустим их всех, кроме Бремена и Сваневельда.

- Я согласен с вами, майор, - сказал Александр. - Как вы думаете, Суинтон?

- Да, отпустим их, посмотрим, что они будут тогда делать? Мы отпустим их без оружия, пусть идут домой. Едва ли они решатся на это. Но прежде мы должны отобрать ружья, которые лежат у их костра, а то они завладеют ими, и наше положение будет незавидное. Я уйду незаметно, а вы продолжайте разговаривать с ними до моего возвращения. А я, между тем, запру все ружья в фургон.

Когда Суинтон ушел, майор обратился к готтентотам.

- Слушайте, ребята, - сказал он, - Бремен и Сваневельд соглашаются идти с нами, кафрские воины также, значит вас остается только двадцать человек. Я не думаю, чтобы вы оставили нас. Ведь вы знаете, что мы всегда хорошо обращались с вами, всегда давали вам вдоволь табаку. И вы знаете также, что будете наказаны, если вернетесь в Капштадт. Зачем же вам поступать так неблагоразумно? Я уверен, что вы прежде хорошенько подумаете. Расскажите мне еще раз, почему вы отказываетесь ехать дальше? Пусть каждый сам говорит за себя.

Готтентоты снова принялись приводить свои доводы, и майор выслушивал каждого отдельно и отвечал каждому, овладев таким образом их вниманием и выигрывая время. Переговоры не были еще кончены, когда Суинтон вернулся и сел к костру.

- Все хорошо, - сказал он. Ружья Бремена и Сваневельда были заперты вместе с другими в фургоны, но ружья путешественников лежали возле них. Готтентотов окружали кафрские воины с пиками наготове, только щиты их висели по обыкновению на фургонах.

Майор выслушал всех готтентотов, затем сказал:

- Теперь, Уильмот, поручаю их вам. - Все трое взяли ружья в руки, и Александр сказал готтентотам, что они трусы, и что караван не нуждается больше в них и пойдет дальше в сопровождении Бремена, Сваневельда и кафрских воинов. Но они должны немедленно оставить лагерь и не получать, конечно, ни провианта, ни оружия.

- Теперь вы все можете отправляться, - прибавил он, - и если я кого-нибудь увижу завтра вблизи лагеря или кто-нибудь осмелится следовать за нами, я прикажу кафрам отгонять прочь. Вы отпущены, и завтра мы без вас отправляемся в дорогу.

Затем Александр позвал кафрского начальника и, в присутствии готтентотов, дал ему распоряжения относительно скота, лошадей и распределения стражи на ночь. И тут же прибавил, что кафрские воины должны сейчас же выгнать всех готтентотов из лагеря. Начальник немедленно передал эти распоряжения своим воинам.

Слышавшие все это готтентоты мало-помалу отступали к фургонам, думая найти у костра свои ружья. Но увидя, что их нет, они смутились. Они надеялись с помощью ружей добывать себе пропитание по дороге домой. Оглядываясь кругом, они тихо совещались между собой. В это время все начальники каравана собрались около фургона с оружием, чтобы предупредить попытку готтентотов сломать ее. Десять воинов были отряжены начальником к другим фургонам. Готтентоты поняли, что их позиция проиграна. Как могут они вернуться домой без оружия и провианта, когда до Капштадта нужно пройти столько верст? Как могут они существовать, если останутся здесь одни? Когда они начали бунтовать, то совершенно упустили из виду то обстоятельство, что при помощи кафров путешественники могут обойтись и без них.

После долговременного совещания они покончили на том, на чем должны были покончить готтентоты - расположились вокруг костра и скоро заснули.

Суинтон, убедившись, что они действительно спят, предложил товарищам разойтись по фургонам и оставить на карауле только кафров. Всем было известно, что раз готтентоты заснули, их не разбудишь и пушками.

На рассвете Бремен пошел к начальникам и сказал, что, по его мнению, ехать дальше с фургонами невозможно. Он обошел кругом лагеря и видел невдалеке от него глубокий овраг, через который с трудом перейдет скот, а перетащить фургоны нет никакой возможности. Внизу, верстах в трех расстояния, он увидел реку, протекающую среди скал, которую тоже с большим трудом можно будет перейти.

Майор тотчас же пошел вместе с Бременом, чтобы удостовериться самому, и, вернувшись, подтвердил его слова.

- Так нам нужно держать совет, - сказал Суинтон, - как поступать дальше. Что мы будем продолжать путешествие - это вопрос решенный, Уильмот. Решить нужно только, сколько людей возьмем мы с собой, если поедем верхом, и кого оставим при фургонах?

- Я думаю, что мы можем доверить кафрам?

- Я тоже думаю, но все-таки был бы от души рад, если бы готтентоты не возмутились. Хотя они и трусы, но ружья придают им известную долю храбрости, и при помощи их они могли бы внушать уважение местным жителям. Фургоны - искушение для кафров и никак не для готтентотов, которым важно вернуться невредимыми домой и получить деньги.

- Да вон уж все готтентоты идут сюда, - сказал майор. - Я уверен, что они будут просить прощения. Очень хорошо, что они сделают это раньше, чем узнают об оставлении здесь фургонов.

Предположение майора было совершенно верно. Готтентоты, выспавшись, еще раз обсудили свое положение и решили просить путешественников, чтобы они простили их и взяли с собой дальше.

Александр очень долго не сдавался на их просьбы, несмотря на их неоднократные обещания вести себя хорошо. Суинтон ходатайствовал за них, и ему удалось, наконец, смягчить сердце Александра. Таким образом, был решен важный вопрос относительно готтентотов. Оставалось еще распределить, кого брать с собой и кого оставлять при фургонах.

- Во-первых, как мне ни грустно, - сказал Александр, - но один из вас, друзья, должен остаться при фургонах. Если, впрочем, вы не захотите остаться оба. Я не имею права просить вас сопровождать меня в такое опасное путешествие.

- Что один из нас должен остаться здесь, - возразил Суинтон, - это совершенно верно, и я думаю, что майор был бы для этого более подходящий человек, чем я. Оставшаяся с ним часть людей будет доставать себе пропитание, охотясь вместе с ним, и, кроме того, у него гораздо больше такта и опытности, которые необходимы для охранения наших фургонов. Я же должен сопровождать вас, Уильмот, потому что могу говорить по-голландски, и переводчик без меня не обойдется.

- Возьмете ли на себя труд охранения фургонов в наше отсутствие, майор?

- Я надеюсь, что могу возложить на себя эту обязанность, - ответил майор, - хотя с большим удовольствием отправился бы с вами. Думаю, что вам нужно взять с собой тридцать кафров, Бремена и восемь готтентотов. Мне оставьте Сваневельда и остальных готтентотов.

- Да, это будет хорошо. Только кафрского начальника, мне кажется, вам тоже нужно оставить за собой.

- Нет. Он должен идти с большей частью своего отряда, он не должен отделяться от них. А я выберу подходящее местечко для фургонов и велю оградить его частоколом; по крайней мере, будет работа для готтентотов. Думаю, что я с ними полажу.

- Я не оставлю вам Омра, майор, - сказал Суинтон. - С нами будет четыре лошади, и он может ехать на одной из них. Пусть он будет при нас, а Магомед при вас.

- Можете взять также и Бигум на другую лошадь, - сказал майор. - Тогда у каждого из вас будет оруженосец.

- Нет, нет, было бы безжалостно разлучать вас с ней. Однако, времени терять нечего. Если великий начальник и воин Квиту идет сюда, нужно быть готовым к отступлению. Чем скорее мы уедем, тем скорее вернемся назад. Итак, в дорогу.

ГЛАВА XVI

Экспедиция. Слухи о войне. Благоразумный совет. Хижина Даака. Свидание с Даака. Объяснения. Остатки "Гроссвенора". Разоблачение тайны. Радость Александра. Опять фургоны. Крепость майора. Планы на будущее.

Александр собрал готтентотов и, упрекнув их еще раз за их поведение, спросил, кто из них желает продолжать с ним путешествие, так как он решил оставить здесь часть каравана с майором Хендерсоном.

Несколько человек тотчас же вышли вперед, зачинщики бунта оставались сзади. Из этого Александр видел, что вышедшие вперед были вовлечены в бунт другими и теперь сожалеют о своем поступке. Он тотчас же принял их и вернул им ружья. Затем Александр сказал о своем намерении кафрскому начальнику, который отобрал тридцать воинов, и в течение трех часов все были готовы в дорогу.

Было условлено, в случае опасности в той или другой части каравана, отступать немедленно к только что учрежденной миссии Морлея на морском берегу. Если же все будет благополучно, майор будет ждать здесь возвращения Александра. С собой Александр решил взять только необходимые припасы в небольших связках, чтобы не затруднять людей при трудных переходах.

Через два часа они были у реки Умтаты после трудного пути через горы и овраги. На противоположном берегу они нашли кафрский крааль, где узнали, что нужный им начальник Даака живет в двадцати верстах расстояния. Переводчика они взяли из местных жителей.

Слухи о движении армии Амакиби подтверждались, и жители окрестных краалей собирались уходить со скотом в горы. Во всяком случае, времени в запасе оставалось еще достаточно. Армия на время остановилась, чтобы переждать, пока их начальник Квиту оправится от ран, полученных в последнем сражении. Кроме того, армия праздновала свою победу над кафрами. Воины гордились особенно тем, что победили врагов, несмотря на помощь им белых людей с огнестрельным оружием.

Получив эти сведения, путешественники решили продолжать путь по берегам реки Умтаты, которые были удивительно красивы. Множество гиппопотамов лежало на берегу и качалось на волнах. Не рискуя останавливаться для охоты днем, Александр обещал людям попытаться убить хотя одного гиппопотама вечером. После заката солнца они остановились на берегу реки, и несколько кафров и готтентотов стали охотиться. К ночи им удалось убить одного гиппопотама, мясо которого очень пригодилось им для увеличения запаса провизии. Взяв сколько было нужно, они отдали остальное местным жителям. Когда все сидели за едой около костров, кафрский начальник подошел к Александру и Суинтону и просил их через переводчика не говорить жителям о том, что кафры - воины Хинца. На вопрос о причине этого, он ответил, что Хинца взял к себе в жены дочь начальника этого племени и вскоре отослал ее обратно. Вследствие этого, между племенами возгорелась страшная вражда, хотя войны еще и не было. Александр и Суинтон приняли благоразумный совет и обещали ничего не говорить жителям о воинах. Разделив мясо гиппопотама, все расположились на отдых под большими развесистыми деревьями.

На следующее утро после часу пути проводник указал им крааль Дааки, происходящего от европейцев. Мычание коров и блеянье овец доносилось издали и указывало местонахождение крааля, состоящего из нескольких жалких хижин. Одна из женщин указала жилище Дааки, стоявшее немного поодаль. Александр и Суинтон слезли с лошадей и пошли пешком, видя, что Даака вышел уже к ним навстречу. Оба они пожали руку начальнику и сказали, что приехали издалека, чтобы повидаться с ним. Начальник приказал приготовить хижину для приема гостей.

- Вы не можете себе представить, Суинтон, - сказал Александр, - как я волнуюсь предстоящим свиданием.

- Легко представляю себе, дорогой Уильмот, - возразил Суинтон. - Ведь если верить рассказам, вы встречаете в нем своего кровного родственника и, вместе с тем, кафра по воспитанию и привычкам. Черты лица и весь вид его явно указывают на европейское происхождение.

- Это я уж заметил и потому убеждаюсь в истине предположений. Мне трудно будет говорить с ним, надо позвать переводчика.

Начальник вошел через некоторое время в хижину к гостям. Послали за переводчиком и разговор начал Даака, который подобно всем кафрским начальникам, желал получить от европейцев подарки. Он говорил о том, что он беден, что скот его пал, и что дети его лишены молока. Путешественники выслушали его и послали за бусами и табаком, которые и подарили ему. Затем они начали предлагать ему вопросы, из которых первый был, почему он живет так близко к морю?

- Потому что море моя мать, - сказал он. - Я пришел с моря, и оно кормит меня, когда я голоден.

- В этом ответе он, очевидно, хочет указать на крушение корабля, - заметил Суинтон. - Из рыбьих костей, которые мы видели около хижин, можно заключить, что жители питаются здесь рыбой, чего совершенно нет у других кафров. Потому он и говорит, что море его мать и питает его.

- Ваша мать была белая? - спросил Александр.

- Да, - отвечал Даака. - Ее кожа была такая же белая, как ваша. Волосы ее были такие же, как у вас - темные, только они были очень длинные. Но перед смертью, они сделались совсем белыми.

- Как звали вашу мать?

- Кума.

- Были у вас братья и сестры?

- Да. Одна сестра жива и теперь.

- Как ее имя? - спросил Суинтон.

- Бесс, - возразил начальник.

- Это подтверждает мои догадки, - сказал Александр. - Мою тетку звали Елизаветой, она могла назвать свою дочь своим именем.

- За кем была замужем ваша мать?

- В первый раз она была замужем за моим дядей, и у нее не было детей. Затем она вышла за моего отца. Оба они были начальниками, и я начальник. От моего отца у нее было пятеро детей.

Разговор продолжался еще некоторое время. Из него Александр и Суинтон узнали, что от детей Кумы, предполагаемой Елизаветы, произошло довольно многочисленное племя, с примесью европейской крови. В кафрской земле это племя славилось своей воинственностью и мужеством, оно часто вело войны с соседями, и потому почти все погибло. Сам Даака тоже был известен своими воинскими подвигами, но теперь он уж стар, потому сидит больше дома. Вечером начальник распрощался и ушел в свою хижину.

Когда друзья остались одни, Александр сказал Суинтону:

- Я исполнил обещание, данное моему почтенному родственнику, видел сына его дочери, но что делать дальше? Такого старика, конечно, трудно будет уговорить ехать в Англию так же, как и его сестру. Все другие члены семьи рассеяны повсюду, и сам Даака не знает о них ничего. Собрать их невозможно, но если бы даже и было возможно, то что с ними делать дальше? Мой старый дед лелеял, конечно, мечту, что его дочь пережила плен и, утомленная ужасной, полной лишений, жизнью среди дикарей, вернется на родину отдохнуть около отца. Он думает, что ее дети унаследовали ее симпатии и стремления. Если бы он побыл здесь вместе с нами, то отказался бы от своих романтических мыслей.

- Наверное. Но я должен сказать вам, Уильмот, что мне кажется очень странным возраст Дааки. Разве мог быть сын вашей тетки таким стариком? Когда погиб "Гроссвенор"?

- В 1782 году.

- А у нас теперь 1829. По вашим словам, вашей сестре было в то время лет десять, двенадцать. Как рано ни вышла бы она замуж, ее сыну не могло бы быть более сорока четырех-пяти лет. А ведь Дааки, вероятно, гораздо старше.

- Вероятно, он на вид старше, чем есть на самом деле. Кто может определить возраст дикаря, прожившего жизнь, полную лишений, и много раз раненого, о чем можно судить по рубцам на его лице. Раны и суровая жизнь скоро старят человека.

- Это верно, но все-таки он кажется мне старше этих лет.

- Мне кажется большим подтверждением то, что его сестру зовут Бесс.

- Ну, это может быть и случайностью, Уильмот. Но что же вы думаете теперь делать?

- И сам не знаю. Думаю все-таки поговорить еще и пробыть несколько времени с Даакой, может быть узнаю еще какие-нибудь подробности. Попрошу его сводить меня к морю, к тому месту, где разбился корабль. Может быть найду и его остатки. Я хотел бы привезти моему бедному дедушке как можно больше сведений.

- Да, я думаю, что это будет хорошо. Мы можем предложить начальнику завтра же идти к месту крушения корабля.

- Но я должен еще познакомиться с его сестрой. Он говорит, что она много моложе его.

- Конечно, вам надо повидать ее. Но я все более и более думаю, что возраст Дааки не соответствует нашим предположениям.

Даака прислал старую корову в подарок Александру, и она оказалась очень кстати, потому что мясо гиппопотама приходило уж к концу. На следующее утро путешественники просили начальника проводить их к месту крушения "Гроссвенора".

Сначала Даака как будто не понял, чего от него хотят, и спросил через переводчика, о каком корабле они говорят, не о том ли, который разбился на западном берегу моря. Получив утвердительный ответ, он согласился ехать с ним в этот же день после полудня, говоря, что до того места отсюда около сорока верст, и что они не будут там раньше завтрашнего дня.

Отправившись в путь после полудня, путешественники ехали очень медленно по неровной, хотя и очень красивой местности. На ночь они остановились в краале на полпути. Рано утром следующего дня они были приведены начальником и несколькими кафрами на морской берег. Здесь, в небольшой мелкой бухте, Даака указал им каменную гряду, над которой были видны пушки, балласт и части корпуса корабля. Это было все, что осталось от несчастного "Гроссвенора".

Волны набегали на риф и сбегали с него, то закрывая, то обнажая памятник несчастия и страданий. Александр и Суинтон смотрели некоторое время, не говоря ни слова. Наконец, Александр сказал:

- Суинтон, ведь вы читали о гибели несчастного корабля. Представляете ли вы себе сцены ужаса и отчаяния, которые произошли здесь, когда он разбился о скалы? Несчастные женщины и беспомощные дети, спасенные чудом, карабкались на эту скалу и провели на ней всю ночь, промокшие, полуодетые и дрожащие от холода. Я представляю себе потом и их путешествие по этим угрюмым местам, их столкновения с дикарями, их страдания от голода, жажды, и думаю, насколько счастливее были те, которые погибли, не достигнув берега.

- Да, наверное им пришлось пережить много страданий. Ведь большая часть их погибла в пути от голода или была растерзана хищными зверями. Исключая восьми человек, дошедших до Капштадта, и пятерых, которые, по словам Дааки, тоже спаслись, все остальные погибли ужасной смертью.

Показывая на остатки корабля, Александр спросил начальника:

- Это вы называете своей матерью?

Даака посмотрел на него и покачал отрицательно головой.

- Нет, это не моя мать, - сказал он, - здесь нет моей матери. Моя мать там, - и он указал по направлению к северу.

- О чем он говорит, Суинтон? Его мать не здесь?

- Так ваша мать не была на этом корабле? - спросил через переводчика Суинтон.

- Нет, - возразил Даака, - моя мать приехала на лодке по маленькой реке. Я был мальчиком, когда разбился этот большой корабль, и приносил с него железо, из которого мы делали пики.

- Слава Богу! Как я рад! Ведь он говорит уж наверное правду.

- В этом я не сомневаюсь, Уильмот. Я же говорил вам, что он слишком стар, чтобы быть сыном вашей сестры. Но попробуем еще расспросить его.

Читатель может представить себе, с каким волнением слушал Александр переговоры Суинтона с Даака. Оказалось, что мать его приехала на лодке с судна, потерпевшего крушение недалеко от устья речки Лауанбац в нескольких верстах отсюда. Старик кафр, приехавший вместе с ними, подтвердил слова Дааки относительно "Гроссвенора".

- Не осталось ли кого-нибудь в стране из людей, бывших на корабле? - спросил Суинтон.

- Нет, - отвечал старик, - они все ушли к югу.

- Не слыхали ли вы, что сделалось с ними?

- Некоторые умерли, другие были убиты местными жителями, остальных съели звери. Никого не осталось в живых.

- Может быть, женщины и дети спаслись и были взяты в рабство?

- Нет. У них не было ни мяса, ни молока и они все погибли.

После еще нескольких вопросов старик, который сначала говорил неохотно, сказал, наконец, что он был один из кафров, провожавших последнюю партию несчастных путешественников, видел, как они умирали, и даже воспользовался их одеждой. Все они умерли и были похоронены.

- Как бы ни была ужасна их судьба, - сказал Суинтон, это было лучше, чем пережить все страдания и остаться здесь.

- Конечно, - сказал Александр. - Если бы вы знали, Суинтон, какая тяжесть свалилась с моей души. Теперь я с облегченным сердцем вернусь к моему бедному дедушке. Как ни тяжело будет ему выслушать рассказ о страданиях, которым должна была подвергаться его дочь, но он будет знать, что ее страдания не длились бесконечное количество лет, и дети ее не выросли язычниками среди дикарей. Теперь я могу считать, что выполнил свое обязательство, и могу спокойно вернуться домой. Вернувшись в крааль Дааки, я запишу показания этих людей, и затем мы поспешим к майору.

- А я советую вам, - сказал Суинтон, садясь на лошадь, - дать начальнику особенно хороший подарок за то, что он доказал вам, что не приходится вам родственником.

- Можете быть уверены, что моя благодарность к нему превышает все родственные чувства, которые я мог бы иметь к нему как к кузену.

На следующий день друзья вернулись в крааль Дааки, и там Александр тщательно записал рассказы начальника и других кафров. Все говорили, что местные потомки европейцев произошли от путешественников с корабля, потерпевшего крушение за много лет раньше "Гроссвенора", и что все европейцы с "Гроссвенора" погибли, за исключением немногих, прибывших в колонию.

Собрав драгоценные сведения, друзья оставили богатые подарки Дааке и отправились в обратный путь. По дороге они встретились с кафрами, оставившими жилища и угонявшими скот, чтобы не сделаться жертвами нашествия могущественной армии Квиту. Армия, как они утверждали, была уже в походе и разорила несколько окрестных краалей. Путешественники заторопились еще больше и через два дня переехали речку Умтата, а к вечеру третьего дня были уже в виду каравана. Крики готтентотов и кафров дали знать о их прибытии. Прибывшие ответили с своей стороны криками, и скоро друзья жали руку майору, радуясь встрече с ним.

- Я не ждал вас так скоро, - сказал майор, - и вижу вас без гостей. Очевидно, ваши родственники кафры не захотели оставить своих краалей?

- Мы расскажем вам все подробно, майор, а теперь скажем только, что привезли хорошие известия.

- Очень рад слышать это. Но хорошо, что вы вернулись, потому что через несколько дней я собирался уже готовиться к отступлению. Неприятель близко.

- Мы тоже уж имели об этом известия. А если они узнают о нагруженных фургонах, то поторопятся придти, надеясь на поживу, - сказал Александр. - Завтра нужно запрягать и отправляться в дорогу. Мы можем потом определить дорогу, по которой пойдем, но теперь надо уйти дальше от этих мест.

- Верно. Быки прекрасно отдохнули и могут делать длинные переходы, все готово к выступлению. Однако войдите же в мою крепость, расположитесь в палатке и расскажите мне о ваших приключениях. А тем временем Магомед подаст нам вкусный завтрак из мяса слона.

- Разве вы убили слона?

- Да, но не без труда и не без некоторой опасности. Я таки вспомнил о вас и почувствовал ваше отсутствие.

Эти готтентоты много суетятся, много стараются, но надеяться, в сущности, я мог только на свою винтовку. Три дня мы питались мясом зеленых обезьян. Оно очень недурное, если обезьяна молодая.

Войдя внутрь укрепления, друзья с удовольствием осматривали его и убедились в том, что майор все приготовил к обороне каравана. Изгородь, сделанная из терновника, была непроницаема, фургоны стояли в середине и образовывали четырехугольник. В проделанное в изгороди отверстие мог пройти только один человек, и на ночь оно закрывалось крепким барьером.

- Однако, майор, мы можем выдержать так натиск всей армии Амакиби.

- Да, я запас достаточно воды и провизии, - сказал майор, - так как боялся внезапной атаки.

Сообщенные друзьями известия доставили майору большое удовольствие.

- Какие же у вас теперь намерения, Уильмот? - спросил он. - Конечно, мы пойдем обратно, но каким путем?

- Вы, майор, и Суинтон были так добры, что сопровождали меня в таком продолжительном и опасном путешествии, что на обратном пути я уж подчинюсь вполне вашему решению. Все, что мне нужно было выполнить, я успешно выполнил при вашем содействии и теперь с удовольствием буду вашим спутником и пойду там, где вы захотите.

- Так я буду говорить откровенно, - сказал майор. - Мы немножко уж поохотились в этих краях, но не так, как мне хотелось бы. Дичи здесь не так уж много, только и есть, что слоны да морские коровы. Мне хотелось бы пройти назад горами и проникнуть в страну бушменов, где всякого зверя также много, как воды в источнике. Мы могли бы сделать обратный путь по этой стране, и это отняло бы у нас не больше времени, чем путь через страну кафров. Как вы на этот счет думаете, Суинтон?

- Я согласен с вами, майор. Как говорит Уильмот, дело сделано, теперь можно и позабавиться. Пройти через эту страну было бы очень интересно, и я уверен, что пополнил бы там свою коллекцию. Только удастся ли нам углубиться в ту страну так же, как мы углубились в эту? Теперь наступает сухое время, и мы можем сильно страдать от недостатка в воде.

- Я тоже не прочь побывать в стране, где могу убить жирафа, - сказал Уильмот. - Это, кажется, предел моих желаний. Во всяком случае мы все согласны с целью дальнейшего путешествия, следовательно, нужно считать вопрос решенным. Остается только наметить обратный путь. Мы должны пройти через область Хинца, чтобы отослать ему кафров. Пройдем ли мы через Беттерворс?

- Я думаю, что это будет зависеть от обстоятельств, и мы еще успеем поговорить об этом. Прежде всего надо выбрать лучший проход к горам. И мне кажется, что, возвращаясь через Беттерворс, мы слишком удалились бы к западу. Но в этом случае кафры могут дать нам самые верные сведения.

- Хорошо, если бы прекратилась ссора между Хинцою и Вуусани, - сказал Александр. - Тогда у нас не было бы затруднений при проходе через области племени тамбуки.

- Об этом мы узнаем, как только перейдем реку Буши, - возразил Суинтон. - Сообразно этим сведениям мы и решим дальнейший путь. Теперь же можем сказать только одно, что завтра будем сниматься с места и пройдем горами, как будет возможно.

- Да, это решено, - сказал Александр.

- А теперь кончайте ваше мясо, Уильмот, и мы разопьем бутылку вина, чтобы поздравить вас с успешным окончанием вашего дела и за наше благополучное возвращение.

ГЛАВА XVII

Действия Квиту. Истребление его армии. Возвращение. Обильная охота. Награждение воинов. Предосторожности. Антилопы. Жертва.

Трудно описать восторг готтентотов при объявлении им о том, что решено возвращаться домой. Они снова стали храбриться, когда узнали, что опасность далека от них. Конечно, нельзя сказать было того же о всех готтентотах без исключения, потому что среди них были и такие, как Бремен и Сваневельд и еще несколько человек, подобных им. Но большая часть их, с Толстым Адамом во главе, были настоящие трусы, хотя теперь они хвастались напропалую, говоря, что могли бы уничтожить всю армию Квиту.

Так как путешественники решили пройти через Мамбукейскую цепь гор в областях бушменов и коранна, то они возвращались не тем путем, каким шли вперед, а через страну тамбукийских кафров. Через страну амакозов - племени, управляемого Хинцою, им проходить не пришлось. Вуусани, начальник тамбукийского племени, отнесся к путешественникам весьма дружелюбно и не делал никаких препятствий при их переходе через его владения. Они очень торопились и не останавливались на пути, несмотря на то, что встречали много диких зверей и каждую ночь слышали рев львов.

Через неделю они находились на берегу реки Белой Каи и недалеко от подошвы гор, которые хотели пройти. Здесь они остановились, намереваясь пробыть несколько дней, чтобы перегрузить фургоны, осмотреть их и починить, если понадобится. Кроме того, им необходимо было запастись большим количеством быков и овец для путешествия по бесплодным землям бушменов.

В продолжение всего пути слышали они известия об армии Квиту. Он атаковал и разграбил торговую экспедицию лейтенанта Фаруэля, убил его самого и перебил всех людей. Ободренный вторичной победой над белыми, вооруженными мушкетами, Квиту повернул свое войско к югу и решил атаковать племена амаконских кафров, управляемых Факу, затем миссионерскую станцию Морлея, вблизи берегов рек Св. Джона и Умтата.

Чтобы успешнее выполнить свою задачу, Квиту начал с мелких племен, подчиненных Факу; истребив их со страшным кровопролитием, он угнал их скот и сжег краали. После этого он направился к миссионерской станции, принудив миссионеров отступить к реке Св. Джона.

Один кафр из племени, жившего вблизи Морлея, пришел к каравану наших путешественников. На их вопрос о количестве убитых в его племени он ответил:

- Не спрашивайте, сколько убитых, а спросите, много ли спаслось. Где наши жены и дети? Видите ли вы кого-нибудь из них?

Но Факу, начальник племени амаконда, собрал громадное войско и решил сражаться с врагом не на жизнь, а на смерть. Он нашел амакиби в лесу и окружил их лагерь. Несколько дней он то атаковал, то отступал, пока довел дело до кровопролитного сражения, в котором армия Квиту была истреблена. Сам Квиту не участвовал в сражении, так как не оправился еще от ран, полученных в предыдущих победоносных битвах. Часть войска Факу пошла на него, и ему пришлось бежать, потеряв весь скот и все награбленные богатства.

Последние известия были очень приятны для наших путешественников, планы которых в большой степени зависели от победы армии Квиту. Большое удовольствие доставили они также и готтентотам. Они теперь еще с большим нахальством хвастались, что справились бы с войском, если бы встретились с ним на берегу Умтаты.

Был уже конец августа, когда караван приготовился к отправлению в путь. Путешественники решили пройти через Мамбукейскую цепь к западу от одной из гор, называемой Штормберген. Так как они думали встретить в пути некоторые затруднения, то не отпускали кафрских воинов, думая расстаться с ними в земле бушменов. Они предполагали там повернуть к северо-востоку, чтобы захватить часть Оранжевой реки, переправившись через реку Черную, или Крадок, другую ветвь реки Оранжевой.

В этом направлении они могли встретить больше дичи для охоты и меньше страдать от недостатка воды, чем в других частях бесплодной пустыни, которую они должны были пройти.

Проведя воскресенье по заведенному обычаю, путешественники тронулись с места в понедельник рано утром, в бодром настроении и с караваном, приведенным в полный порядок. Переход через ущелье был очень тяжел. Приходилось уравнивать рытвины, разгребать камни и часто впрягать двойную запряжку, чтобы тянуть фургоны.

В первый день подъема на гору они сделали только десять верст. После жаркого дня ночь была очень холодная. Подъем в продолжение второго дня был также труден и опасен, и только на третий день начался спуск, и вся страна бушменов раскинулась у них перед глазами. Но спуск был еще опаснее подъема, и только при величайших усилиях им удалось удержать фургоны, чтобы они не слетели в пропасть.

Вечером четвертого дня они перевалили через горы и были теперь у подошвы их с западной стороны. С трудом удалось набрать сучьев для костра на ночь, а между тем несмолкаемый рев указывал на то, что караван прибыл во владения львов и их спутников.

На рассвете все встали, чтобы осмотреть местность, через которую предстояло идти. Кругом них расстилалась громадная песчаная и каменистая пустыня, покрытая раскинутыми на большом расстоянии группами кустарников. Над бесплодной сухой пустыней носился пар от сильного жара. Наши путешественники вначале не обратили внимания на печальную картину, развернувшуюся перед их глазами, они смотрели на антилоп, пасущихся стадами недалеко от них. Тотчас же после завтрака они отправились на охоту. Предполагалось отпустить кафрских воинов в этот же день, но их начальник предложил запасти дичи на обратный путь. Александр и его товарищи не могли не согласиться с разумным предложением, которое могло сохранить каравану нескольких овец.

Александр, майор, Бремен, Сваневельд и Омра верхом на лошадях и кафры пешком отправились на охоту. Другие готтентоты остались в лагере, под присмотром Суинтона для починки фургонов, испорченных при переходе через горы.

Омра доверили настоящее заряженное ружье и посадили на запасную лошадь майора, на случай, если бы лошадь последнего выбилась из сил. Омра был легок, как перо, потому мог ехать даже на уставшей лошади.

По плану охоты кафры должны были стать плотным полукругом, а верховые охотники загонять по этому направлению животных. Когда они выехали в долину, утренний туман начал рассеиваться, и они заметили, что долина покрыта очень красивыми цветами амарилиса, муравейниками и норами муравьедов. Последние очень опасны для лошадей.

Солнце поднималось на небо и пекло уж немилосердно, жара усиливалась, несмотря на ранний час. Когда охотники взглянули на горы, которые прошли, то были поражены величественным зрелищем. Скалы и утесы в диком хаосе, голые вершины и высоко вздымающиеся пики, источенные временем, как избитые ядрами крепости, возвышались перед глазами, словно развалины древнего мира. Кроме небольшого озерца, у которого остановился караван, на большом расстоянии кругом не было видно никакой воды. На безграничной равнине, без одного деревца, виднелись там и сям расхаживающие группами антилопы, страусы и другие звери и птицы.

Поохотиться во всяком случае было на что. Скоро Александр и майор загнали несколько антилоп и зебр в полукруг кафров. Кафры окружили их, и охотники начали стрелять.

Кафры подбегали к раненым животным и приканчивали их, прокалывая пиками. Четыре антилопы и три зебры были убиты. Так как Суинтон желал сам снимать с убитых животных шкуры, то Омра был послан за ним.

- Мы исполнили ваше желание, Суинтон, - сказал Александр, когда тот пришел. - Укажите теперь, с какого животного вы хотели бы снять шкуру.

- Этих мне не нужно, - возразил Суинтон, - у меня они уже есть. Вот если бы вы убили зебру...

- Так мы убили их три штуки.

- Нет, друзья мои, это не настоящие зебры. Эти животные принадлежат к разряду, описанному путешественником Бурчелем. Он называет их полосатыми куагги из породы антилоп. Как вы можете видеть, у них уши, как у лошади, а у настоящей зебры уши, как у осла. Настоящая зебра редко отделяется от стада и спускается в долину. Я потому и пришел посмотреть, не напали ли вы как раз на этот редкий случай.

- Но вкусно ли мясо этих животных?

- Мясо обыкновенной куагги довольно безразличного вкуса, но полосатая очень вкусна, так что советую на наш обед оставить ее. Кончили вы охотиться на сегодня?

- Да, - возразил майор, - если Уильмот согласен со мной. Я боюсь рисковать еще раз нашими лошадьми. Здесь пропасть муравьедов, а Бремен говорит, что они очень опасны для лошадей.

- Да, я тоже уж видел множество нор муравьедов. Если мы сегодня останемся еще здесь, я попрошу готтентотов попытаться добыть мне хотя одного ночью. У меня нет такого образца.

- Мы не можем отправиться раньше завтрашнего утра, - сказал Александр, - так как должны еще отпустить с вечера кафров, чтобы они могли утром идти домой. Теперь у них достаточно провизии.

Путешественники поехали к каравану, предоставив кафрам принести мясо убитых животных. После обеда начальник кафрских воинов пришел с ними к Александру, который дал каждому из них прекрасные подарки, состоящие из табаку, одежды, ножей и бус. Начальник получил втрое больше каждого из воинов. Затем Александр дал еще подарки для царя Хинцы и просил начальника передать ему, что он очень доволен поведением его воинов и благодарит его величество за них.

Поблагодарив еще раз кафров, Александр отдал им мясо и сказал, что они свободны и могут идти сегодня же вечером или завтра утром, как захотят.

- А знаете, мне очень грустно расставаться с этими славными молодцами, - сказал майор.

- Мне тоже, - сказал Александр, - но я не могу их дольше задерживать, да они и не пойдут дальше без позволения царя.

- Разумеется, нет, но мне грустно, что они уходят, потому что они были и храбры, и надежны. Не думаю, чтобы готтентоты заменили нам их.

- Вы правы, майор, - сказал Суинтон. - На них, конечно, нельзя надеяться. Если бы они знали теперь, куда мы идем, то, конечно, бросили бы нас. Их только и удерживает страх идти назад без оружия и без припасов.

- Да, собственно говоря, из всех готтентотов мы можем положиться только на Бремена и Сваневельда.

- Далеко ли мы от Черной реки, Суинтон?

- Около сорока верст.

- Вероятно, нам не придется увеличивать запас воды на этот путь?

- Боюсь, что придется. У нас может не хватить воды даже на следующую ночь. Нам не сделать более двадцати верст в день по этой дороге. Придется делать обходы, чтобы избегать муравейников и нор муравьедов. Однако, пойду поговорю с готтентотами относительно муравьеда. Думаю, что обещание табаку подействует.

Марриет Фредерик - Приключения в Африке (The Mission, or Scenes in Africa). 1 часть., читать текст

См. также Марриет Фредерик (Frederick Joseph Marryat) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :