Коллинз Уилки
«Лунный камень (The Moonstone). 2 часть.»

"Лунный камень (The Moonstone). 2 часть."

Я отвечал, что, вероятно, в этом виноваты были юпки женщин, которые приходили сюда накануне для допроса.- Но надзиратель Сигрев тотчас же выпроводил их вон, сэр, чтоб оне не наделали еще большего вреда, поспешил я прибавить.

- Действительно так, подтвердил надзиратель своим воинственным голосом.- Я тотчас же скомандовал им вниз. Всему виной их юпки, пристав, непременно их юпки.

- А не заметили ли вы какая именно юпка наделала это? спросил пристав Кофф, продолжая расспрашивать меня, а не своего сослуживца.

- Не заметил, сэр.

- Ну, так, вероятно, вы заметили? сказал он, обращаясь на этот раз к надзирателю.

Г. надзиратель был видимо застигнут врасплох, но постарался вывернуться.

- Таким вздором не стоило обременять свою память, пристав, сказал он,- пустяки, сущие пустяки.

Пристав Кофф посмотрел на мистера Сигрева тем же самым взглядом, каком он смотрел на гравельные дорожка в нашем цветнике, и не покидая своего меланхолического тона, дал нам впервые почувствовать свои способности.

- На прошедшей неделе, господин надзиратель, я производил одно тайное следствие, сказал он.- С одной стороны было убийство, с другой - чернильное пятно на скатерти, появление которого никто не мог объяснить. Скажу вам, что с тех пор как я странствую по грязнейшим закоулкам этого грязного маленького мира, я еще на разу не нападал на то, что называют пустяками; а потому прежде чем приступить к каким-либо дальнейшим мерам, нам следует отыскать ту юпку, которая сделала это пятно, и удостовериться, когда именно могла высохнуть эта краска.

С неудовольствием проглотив эту первую пилюлю, г. надзиратель надулся и спросил пристава, не прикажет ли он созвать женщин. Пристав Кофф подумал немного, вздохнул и покачал годовой.

- Нет, сказал он,- мы сначала займемся краской. вопрос о краске можно решить в двух словах; между тем как вопрос о женской юпке потребует гораздо более времени. В котором часу приходили сюда вчера утром женщины? В одиннадцать часов, не так ли? Нет ли в доме человека, который мог бы решить вам, суха была в это время краска или нет?

- Никто не может решить этого, кроме мистера Франклина Блек, племянника миледи, сказал я.

- Дома ли теперь этот джентльмен?

Мистер Франклин сидел в соседней комнате, выжидая случая быть представленным великому Коффу. Чрез минуту он явился в будуаре и сделал следующее показание:

- Эта дверь, пристав, сказал он,- была разрисована самою мисс Вериндер, под моим личным наблюдением и руководством и с помощью изобретенного мною состава, который совершенно высыхает чрез двенадцать часов времени, с какими бы красками его на смешивали.

- Не помните ли вы, сэр, когда окончен был этот попорченный кусочек? спросил пристав.

- Конечно помню, отвечал мистер Франклин. - Это было последнее недорисованное место. Нам нужно было кончить его в прошедшую середу и я собственноручно дорисовал его в тот же день около трех часов пополудни.

- Сегодня пятница, сказал пристав Кофф, обращаясь к надзирателю Сигреву.- Вернемтесь назад и будем считать с самого начала, сэр. В три часа поподудни, в среду, это место было дорисовано. Состав должен был высохнуть чрез двенадцать часов, следовательно к трем часам утра в четверг краска была совершенно суха. В одиннадцать часов вы призвала сюда женщин для снятия показаний. Вычтите из одиннадцати три, останется восемь. Следовательно, господин надзиратель, краска высохла за восемь часов до того времена, когда вы обвинила женские юпки в причинении этого пятна.

Это был второй жестокий удар для мистера Сигрева! Не заподозри он бедную Пенелопу, мне кажется, я пожалел бы его.

Когда вопрос о краске был порешен, пристав Кофф потерял последнее уважение к своему сотоварищу и стал преимущественно обращаться к мистеру Франклину, как к более дельному и смышленому из своих помощников.

- Вы превосходно подыскали нам ключ к разгадке этой тайны, сэр, оказал пристав.

Но в ту самую минуту как он произносил эти слова, дверь спальни отворилась, и мисс Рахиль внезапно вошла в будуар.

Она прямо обратилась к приставу, как будто не считая его за незнакомого человека.

- Не вы ли сказали сейчас, спросила она, указывая на мистера Франклина,- что он подыскал вам ключ к разгадке тайны?

- Это мисс Вериндер, прошептал я на ухо приставу.

- Очень может быть, мисс, отвечал пристав, пытливо устремляя свои стальные глаза на лицо моей молодой госпожи,- очень может быть, что этот джентльмен действительно навел нас на "настоящий след".

Она повернула голову и попыталась взглянут на мистера Франклина. Я говорю: попыталась, потому что прежде чем глаза их встретились, она уже смотрела в другую сторону. В уме ея, казалось, происходила какая-то странная борьба. Она сначала покраснела, потом побледнела, и вместе с бледностию на лице её появилось выражение, которое заставало меня вздрогнуть.

- Ответив на ваш вопрос, мисс, оказал пристав Кофф,- я беру на себя смелость, в свою очередь, просить у вас некоторых объяснений. На этой разрисованной двери есть пятно. Не можете ли вы сказать мне, когда или кем оно было сделано?

Не обратив ниы малейшего внимания на его слова, как будто бы он и не говорил их, мисс Рахиль возобновила свои вопросы.

- Вы новый сыщик? спросила она.

- Я пристав Кофф, мисс, из следственной полиции.

- Примете ли вы совет молодой девушка?

- Очень рад буду его выслушать, мисс.

- Итак, исполняйте вашу обязанность сами и не позволяйте мистеру Франклину Блеку помогать вам.

Она сказала это с таким диким озлоблением, с таким необъяснимым взрывом негодования против мистера Франклина, что мне в первый раз в жизни сделалось стыдно за мисс Рахиль, несмотря на то что я любил и уважал ее не менее самой миледи.

Пристав Кофф не опускал с вся своих неподвижных серых глаз.

- Благодарю вас, мисс, отвечал он. - Но не знаете ли вы чего-нибудь о пятне? Быть-может, вы сами сделали его как-нибудь случайно?

- О пятне мне ровно ничего не известно, отвечала мисс Рахиль, а с этими словами опять ушла в свою спальню и заперлась на ключ. На этот раз и я услыхал, подобно Певелопе, как она начала плакать, оставшись одна. Не смея взглянуть на пристава, я взглянул на мистера Франклина, который стоял ко мне поближе. Он казался еще более огорченным нежели я.

- Теперь вы видите, оказал он мне,- что я имел причину о ней беспокоиться.

- Мисс Вериндер немножко взволнована вследствие потери своего алмаза, заметил пристав,- да и весьма естественно, весьма естественно! Лишиться такой драгоценности!

Те же самые слова, в которых я старался накануне извинить ее пред надзирателем Сигревом, повторял теперь совершенно посторонний нам человек, который не мог принимать в мисс Рахили такое живое участие, какое принимал в ней я! Холодная дрожь пробежала по моему телу, хотя я и не мог дать себе отчета в этом чувстве. Но теперь я сознаю совершенно ясно, что в уме моем впервые промелькнуло тогда подозрение о том новом и ужасном свете, в каком должно было представиться это дело приставу Кофф, единственно вследствие слов и поведения мисс Рахили во время их первого свидания.

- Язык молодой девушки пользуется самыми обширными привилегиями, сэр, заметил пристав мистеру Франклину. - Забудем это и перейдем прямо к делу. Благодаря вам, мы узнали теперь, когда высохла краска. Затем нам остается еще узнать, кто и когда видел в последний раз эту дверь без пятна. У вас, по крайней мере, есть голова на плечах, сэр, и вы, конечно, меня понимаете.

Мистер Франклин с усилием отвлек свои мысли от мисс Рахили, чтобы сосредоточить их на предлагаемом ему вопросе.

- Мне кажется, я понимаю вас, сказал он приставу.- Ограничивая время, мы ограничиваем рамку для наших изследований и тем облегчаем их.

- Именно так, сэр, отвечал пристав. - Теперь позвольте вас спросить, обратили ли вы внимание на вашу работу в среду вечером, когда дверь была уже дорисована?

Мистер Франклин отрицательно покачал головой.

- Наверное не упомню, сказал он.

- А вы? обратился ко мне пристав.

- И я также не могу отвечать положительно, сэр.

- Кто же последний входил в эту комнату в среду вечером?

- Вероятно, мисс Рахиль, сэр.

- А может-быть и ваша дочь, Бетередж, перебил меня мистер Франклин, и обратившись к приставу, он объяснил ему, что дочь моя была горничною мисс Вериндер.

- Попросите сюда вашу дочь, мистер Бетередж. Впрочем, нет, постойте! сказал пристав, отводя меня к окну, чтобы нас не могли слышать. - Вот этот господин, продолжил он шепотом, указывая на надзирателя,- представал мне сейчас довольно подробный отчет о произведенном им в вашем доме следствии. Между прочим он сам сознался, что возстановил против себя всю прислугу; ну, а я считаю необходимым помириться с ней. Кланяйтесь им от меня, и скажите вашей дочери, равно как и остальным женщинам, что, вопервых, я не имею еще на малейшего повода думать, чтоб алмаз был кем-либо похищен; мне известно только, что он исчез; а вовторых, что если я желаю говорить с ними, то это единственно в надежде получать некоторые советы и указания для достижения вполне успешных результатов в наших поисках.

Зная, какое ужасное впечатление произвел на наших женщин секвестр, наложенный надзирателем Сигревом на их комнаты и имущества, я ловко подслужился приставу, подав ему следующую мысль:

- Не разрешите ли вы мне вместе с поклоном передать нашим женщинам еще одну вещь, пристав? спросил я: - а именно, что вы позволяете им сновать вниз и вверх по лестницам и свободно заглядывать в их спальни, когда бы им ни вздумалось.

- Разрешаю и позволяю, отвечал пристав.

- Это непременно смягчит их, сэр, заметил я,- начиная с кухарки и до судомойки.

- Так ступайте же, мистер Бетередж, и делайте ваше дело.

Поручение пристава было исполнено в пять минут. Но когда я объявил женщинам о снятии секвестра с их имущества и спален, то мне пришлось употребить весь свой начальнический авторитет, чтоб удержать эту ватагу от попытки взлететь на верх вслед за Пенелопой и явиться пред приставом Коффом в роли добровольных свидетельниц.

Пенелопа, повидимому, понравилась приставу. Он оживился немного, увидав ее, а на лице его появилось то же самое выражение, как в цветнике, когда он любовался белою мускатною розой. Вот вам показания моей дочери на допрос сержанта. Мне кажется, что она отвечала весьма разумно и мило, ведь недаром же она мое детище! В меня, вся в меня,- материнского, благодаря Бога, ничего нет!

По словам Пенелопы, она с большом интересом сделала за разрисовкой двери, помогая своей госпоже и мистеру Франклину мешать краски. Место под замочною скважиной как нельзя лучше врезалось у неё в памяти, потому что оно было дорисовано последнее; несколько часов спустя она видела его не запачканным и в полночь также оставила его без малейшей порчи. Уходя из спальни своей молодой госпожи, и желая ей спокойной ночи, она слышала как часы в будуаре пробили двенадцать; в это время рука её опиралась на ручку двери; но зная, что краска была еще не совсем суха, так как сама же она помогала составлять ее, Пенелопа приняла всевозможные предосторожности, чтобы не задеть платьем двери; она готова была побожиться, что подобрала вокруг себя юпку, и что в то время никакого пятна на двери не было; однако не ручалась, что выходя, не задела ее как-нибудь случайно; она хорошо помнила какое платье было на ней в этот день, потому что это был подарок мисс Рахили; да и отец ея, вероятно, помнит его и может подтвердить её слова. Отец действительно помнил, и подтвердил, и принес платье; платье было им признано, и юпка изследована со всех сторон, что доставило не мало хлопот следователям по обширности её размеров; но пятна от краски не оказалось нигде. Конец допросу Пенелопы - показания её найдены разумными и убедительными. Подписал Габриель Бетередж. Затем сержант обратился ко мне с вопросом, нет ли у вас в доме больших собак, которые могли как-нибудь пробраться в будуар и размазать краску концом хвоста. Услыхав от меня, что ничего подобного не могло случиться, он потребовал увеличительное стекло и завел его на испорченное место. Но краска не сохранила вы малейшего отпечатка человеческой кожи, как это обыкновенно бывает от прикосновения руки. Напротив, все доказывало, что пятно произошло от легкого и случайного прикосновения чьей-либо одежды. Судя по показаниям Пенелопы и мистера Франклина, в комнату, вероятно, входила какая-нибудь таинственная личность, которая, и учинила вышеупомянутое повреждение в четверг между двенадцатью часами ночи и тремя часами утра. Дошед до такого результата, пристав Кофф вспомнил наконец о существовании надзирателя Сигрева, а в назидание своему сослуживцу сделал следующий краткий вывод из наведенного им следствия:

- Эта пустяки, господин надзиратель, сказал пристав, указывая на запачканное место,- приобрели весьма большое значение с тех пор, как вы обошли их вашим вниманием. При настоящей постановке дела, это пятно возбуждает три вопроса, требующие немедленного разрешения. Вопервых, нет ли в доме одежды, носящей следы краски; вовторых, если таковая окажется, то кому принадлежат они. Втретьих, как объяснит это лицо свое появление в будуаре и причиненное им на двери пятно между двенадцатью часами ночи и тремя часами утра. Если лицо это не даст удовлетворительного ответа, то похититель алмаза почти найден. дальнейшие розыскания по этому делу я, с вашего позволения, принимаю на себя, а вас не стану долее отвлекать от ваших городских занятии. Но вы привезли, как я вижу, одного из ваших помощников. Оставьте его мне на всякий случай и затем позвольте пожелать вам доброго утра.

Надзиратель Сигрев питал глубокое уважение к приставу, но самого себя он уважал еще более. Уходя из комнаты, он напряг все свои умственные способности, чтоб отразить удар Коффа столь же ловким и метким ударом.

- До сей минуты я не высказывал никакого мнения, начал господин надзиратель своим воинственным голосом, не обличавшим ни смущения, ни колебания.- Но теперь, передавая это дело в ваши руки, я решаюсь заметить вам, пристав, что из мухи весьма легко сделать слона. Прощайте.

- А я окажу вам на это, отвечал Кофф,- что есть люди, которые и вовсе не заметят мухи, потому что слишком высоко задирают голову.

Отплатив своему сотоварищу этим комплиментом, пристав повернулся на каблуках и отошел к окну.

Мы стояли с мистером Франклином и ждали, что будет дальше. Пристав смотрел в окно, засунув руки в карманы, и тихо насвистывая мотив "последняя летняя роза". В последствии, при более коротком знакомстве, я заметил, что всякий раз как мозг его удвоивал свою деятельность, отыскивая путь к какой-нибудь тайной цели, пристав изменял себе только этим легким свистом, при чем "последняя летняя роза" всегда оказывала на него самое ободрительное и возбуждающее действие. Вероятно, мотив этот гармонировал с его душой, напоминая ему о любимых цветах; но так как он его насвистывал, трудно было вообразить себе что-нибудь печальнее и заунывнее.

Чрез минуту пристав отвернулся от окна, дошел до середины комнаты и остановившись в глубоком раздумьи, устремил глаза на дверь спальни мисс Рахили. Немного погодя он опомнился, кивнул головой, как бы говоря себе: "этого будет достаточно!" Потом обратился ко мне с просьбой передать миледя, что он был бы весьма признателен миледи, еслиб она уделила ему десять минут времени для переговоров.

В ту минуту как я выходил из комнаты с этим поручением, мистер Франклин предложил приставу один вопрос, и любопытство заставило меня приостановиться немного на пороге, чтоб услышать ответ последняго.

- Не догадываетесь ли вы наконец, кто похитил алмаз? спросил мистер Франклин.

- Алмаза никто не похитил, отвечал пристав Кофф.

Такой странный взгляд на дело до того поразил вас обоих, что мы оба просили его объясниться.

- Погодите немного, сказал пристав,- еще не все кусочки этой путаницы подобраны.

XIII.

Я нашел миледи в её кабинете. Она показалась мне испуганною и недовольною, услыхав, что пристав Кофф желает говорить с ней.

- Действительно ли это нужно? спросила она.- Не можете ли вы заменить меня, Габриель?

Я до такой степени поражен был её словами, что на лице моем, вероятно, отразилось полное недоумение; но миледи тотчас же соблаговолила объясниться.

- Боюсь, не расстроены ли у меня нервы? сказала она.- Сама не знаю, почему этот лондонский сыщик внушает мне такое отвращение. Я предчувствую, что он внесет в ваш дом одни огорчения, и тревога. Конечно, это очень глупо с моей стороны и вовсе на меня не похоже; а между тем это так.

Я решительно не знал что отвечать ей. Чем ближе я знакомился с приставом Коффом, тем более он мне нравился. Впрочем, благодаря этому призванию и своему твердому характеру, о котором вам уже известно, читатель, миледи скоро овладела собою.

- Ужь если мне необходимо его видеть, сказала она,- то я решаюсь на это; только не требуйте от меня, чтоб я приняла его наедине. Пусть он придет сюда, Габриель, но и вы оставайтесь здесь до тех пор пока он не уйдет.

С самого девичества моей госпожи это был, сколько я мог припомнить, её первый припадок мигрени. Я вернулся в "будуар". Мистера Франклина там уже не было. Он ушел в сад, чтобы пройдтись немного с мистером Годфреем, перед его отъездом в Лондон. А мы с приставом Коффом тотчас же отправилась в комнату моей госпожи.

Уверяю вас, что миледи побледнела, увидав его! Однако она превозмогла себя, и спросила пристава, не будет ли он противиться моему присутствию в комнате. По доброте своей она не забыла даже прибавить, что смотрела на меня не только как на старого слугу своего дома, но и как на доверенное лицо, с которым считала полезным советоваться во всех делах, касавшихся дома. Пристав вежливо отвечал ей, что собираясь говорить о прислуге вообще, и уже имея доказательство той пользы, которую может принести ему в этом отношении моя опытность, он будет смотреть на мое присутствие в комнате как на личное для себя одолжение. миледи знаком предложила нам два стула, и мы немедленно приступили к совещанию.

- Мое личное мнение о деле уже составлено, сказал пристав Кофф,- но с позволения миледи, я намерен умолчать о нем до поры до времена. В настоящую же минуту на мне лежит обязанность передать вам, к какому результату провел меня осмотр будуара мисс Вериндер, и к каким мерам считаю я необходимым приступить теперь с вашего разрешения.

Затем он разказал ей об изследовании пятна на разрисованной двери, о выведенных им из этого заключениях, и повторил почти то же, что он говорил надзирателю Сигрев, только в более почтительных выражениях. "Первый факт, не подлежащий сомнению, это пропажа алмаза из шкафика", в заключение сказал пристав: "почти столько же вероятен и другой факт, что следы пятна, сделанного на двери, должны были остаться на одежде кого-либо из живущих в доме. Прежде нежели идти вперед мы должны разыскать эту одежду."

- От этого открытия, заметила моя госпожа,- вероятно, будет зависеть и открытие вора?

- Извините, миледи, я не говорю, что алмаз украден. Я утверждаю только, что алмаз пропал. Открытие испачканного платья может только указать вам путь к разысканию его.

Миледи взглянула на меня.

- Понимаете ли вы это? спросила она.

- Вероятно, пристав Кофф понимает это, миледи, отвечал я.

- Каким же путем предполагаете вы разыскивать испачканное платье? спросила моя госпожа, еще раз обращаясь к приставу.- Мне совестно сказать, что комнаты и сундуки моих добрых старых слуг уже были обысканы первым следователем, и потому я не могу и не хочу вторично подвергать их подобному оскорблению!

Вот это была госпожа, вот это была женщина, единственная, быть-может, из десяти тысяч!

- Об этом я, и хотел поговорить с вами, сударыня, сказал пристав.- Прежний следователь тем и испортил все дело, что не сумел скрыть от слуг своего подозрения против них. Еслиб я вздумал поступит по его примеру, то нет сомнения, что все они, и преимущественно женщины, старались бы всячески препятствовать следствию. А между тем, их сундуки непременно должны быть обысканы, по той простой причине, что первый обыск имел целию найдти алмаз, тогда как второй будет клониться к тому, чтоб отыскать испачканное платье. Я совершенно согласен с вами, миледи, что следует пощадить самолюбие слуг, но вместе с тем я убежден и в том, что необходимо осмотреть их платья.

Признаюсь, было от чего стать в тупик! Даже и миледи высказала это, только, разумеется, в более изящных выражениях.

- Я уже составил план, который должен устранить это затруднение, сказал пристав Кофф.- Если вам угодно будет на него согласиться. Я предлагаю прямо и откровенно объясниться с слугами.

- Но женщины тотчас же сочтут себя заподозренными, перебил я.

- Женщины этого не сделают, мистер Бетередж, отвечал сержант,- если только я предупрежу их, что намерен осмотреть, начиная с гардероба миледи, вещи всех лиц, ночевавших здесь в прошлый вторник. Это, конечно, пустая формальность, прибавил он, искоса поглядывая на мою госпожу,- но слуги подчинятся ей охотно, если их уравняют с господами, а вместо того чтобы препятствовать обыску, они сочтут за честь ему содействовать.

Я тотчас же уразумел истину его слов; даже и миледи, оправившись от изумления, поняла, что он был прав.

- Так вы убеждены, что осмотр необходим? оказала она.

- Я не вижу, миледи, кратчайшего пути для достижения наших целей.

Госпожа моя встала, чтобы позвонить свою горничную.

- Прежде чем говорить с прислугой, вы получите ключи от моего собственного гардероба, оказала она.

- Не лучше ли нам прежде удостовериться, что остальные леди и джентльмены, живущие в доме, согласны на мое предложение? неожиданно перебил ее пристав.

- Но, кроме меня, единственная леди в этом доме мисс Вериндер, отвечала моя госпожа с видом величайшего удивления,- а единственные джентльмены племянники мои: мистер Блек и мистер Абльвайт. Ни от кого из трех нельзя ожидать отказа.

Тут я напомнил миледи, что мистер Годфрей уезжает. Но не успел и промолвить это, как сам он постучался в дверь и вошел проститься с моею госпожой вместе с мистером Франклином, которые ехал проводить его до станции железной дороги. Миледи объяснила ему возникшее затруднение, и мистер Годфрей мигом удалил его. Он крикнул в окно Самуилу, чтобы внесли на верх его чемодан, и собственноручно передал свои ключа приставу.

- Багаж мой можно переслать в Лондон по окончании розыска, сказал он.

Принимая ключи от мистера Годфрея, пристав счел за нужное извиниться пред ним.

- Весьма сожалею, сэр, сказал он,- что я принужден беспокоить вас из-за пустой формальности; но пример господ благотворно подействует на прислугу, примирив ее с обыском.

Трогательно простившись с миледи, мистер Годфрей просил ее передать его прощальное приветствие мисс Рахили. Судя по его словам, он как будто не верил в возможность положительного отказа со стороны своей кузины и, повидимому, готов был возобновить ей свое предложение при первом удобном случае. Выходя из комнаты, вслед за своим двоюродным братом, мистер Франклин объявил приставу, что все его вещи готовы для обыска, так как он не имеет обыкновения держать их под замком, за что пристав поспешил принести ему свою глубочайшую признательность. Стало-быть, миледи, мистер Годфрей и мистер Франклин с полною готовностию отозвалась на предложение следователя. Теперь оставалось только получить согласие мисс Рахили, а затем, созвав прислугу, приступить к розыску испачканной одежды.

Необъяснимое отвращение миледи к приставу сделало это совещание почти невыносимым для нея, когда я и пристав опять остались с ней наедине.

- Если я пришлю вам сейчас ключи мисс Вериндер, сказала миледи,- то вы, надеюсь, не потребуете от меня ничего более в настоящую минуту.

- Извините, миледи, отвечал пристав Кофф,- прежде чем приступить к обыску, я желал бы, с вашего позволения, просмотреть книгу для записки белья. Легко может статься, что пятно осталось на какой-нибудь полотняной вещи. В случае, если осмотр гардеробов не приведет нас к желаемому результату, то необходимо будет приступить к переборке не только белья, оставшагося в доме, но и отданного в стирку. Если по счету окажется, что недостает какой-нибудь штуки белья, то можно будет смело предположить, что на ней-то и сделано было пятно, вследствие чего владелец означенной вещи, вероятно, с умыслом уничтожил ее вчера или нынче. Когда женщины приходили сюда в четверг утром для допроса, надзиратель Сигрев обратил их внимание на попорченную дверь, "и я боюсь, мистер Бетередж", прибавил пристав, обращаясь ко мне,- "чтоб это не оказалось в последствии одною из грубейших ошибок надзирателя Сигрева".

Миледи приказала мне позвонить и распорядиться насчет бельевой книги. Она медлила уходить из комнаты, в ожидании новых требований со стороны пристава после просмотра книги.

Бельевую книгу внесла Розанна Сперман. Она явилась в это утро к завтраку, бледная и печальная, хотя уже на столько оправившаеся от нездоровья, что могла исполнять свои обязанности. При входе её в комнату пристав Кофф пристально посмотрел ей в лицо, а когда она повернулась спиной, чтобы выйдти вон, глаза его пытливо устремились на её искривленное плечо.

- Вы ничего более не имеете сказать мне? спросила миледи, желая как можно скорее отделаться от пристава.

Великий Кофф открыл бельевую книгу, в полминуты ознакомился с её содержанием и снова закрыл ее.

- Осмелюсь обезпокоить миледи еще одним последним вопросом, сказал он. - Столько ли времени находится у вас эта молодая женщина, приносившая сейчас книгу, сколько и остальные ваши слуги, или менее?

- К чему этот вопрос? сказала миледи.

- В последний раз как я ее видел, она содержалась в тюрьме за воровство, отвечал пристав.

Что оставалось нам делать после этого, как не открыть ему всю правду. При этом госпожа ваша постаралась обратить особенное внимание пристава на похвальное поведение Розанны в её доме и за хорошее мнение, высказанное о ней надзирательницей исправительной тюрьмы.

- Надеюсь, вы не подозреваете её в похищении алмаза? с участием спросила миледи в заключение.

- Я уже имел честь вам докладывать, что до сей минуты еще не заподозрил в воровстве никого из живущих в доме.

После такого ответа миледи встала и отправилась наверх за ключами мисс Рахили. Пристав, опередив меня, поспешил отворить ей дверь с низким поклоном. Но она вздрогнула, проходя мимо его.

Оставшись вдвоем, мы долго и напрасно ожидала ключей. Пристав Кофф не высказал мне по этому поводу никакого замечания, а повернув свое задумчивое лицо к окну и засунув свои сухощавые руки в карманы, печально насвистывал себе под нос "Последнюю летнюю розу".

Наконец взошел Самуил, но вместо ключей он подал мне записку. Чувствуя на себе пристальный, угрюмый взгляд пристава, я долго и неловко надевал свои очки. На бумажке написано было карандашом не более двух-трех строчек, в которых госпожа моя уведомляла меня, что мисс Рахиль положительно не согласилась на обыск своего гардероба; когда же ее спросила о причине такого отказа, то она сначала разрыдалась, а потом отвечала: "не хочу, оттого что не хочу. Если употребят силу, я вынуждена буду уступить ей; а кроме этого ничто не заставит меня повиноваться."

Я понимал вполне, как неприятно было бы миледи лично передать приставу Коффу подобный ответ своей дочери. Будь мне еще к лицу милая юношеская застенчивость, я, по всей вероятности, и сам покраснел бы от одной мысли, что должен посмотреть ему в лицо.

- Какие новости о ключах мисс Вериндер? спросил пристав.

- Барышня не соглашается на обыск своего гардероба, отвечал я.

- А! воскликнул пристав.

Голос его не был у него в таком безусловном повиновении как лицо, и восклицание его сделано было тоном человека, услыхавшего то, чего он вполне ожидал.

Сам не умею сказать почему, но только он и напугал, и разбесил меня этим восклицанием.

- Придется, кажется, отменить обыск гардеробов? спросил я.

- Конечно придется, отвечал пристав,- если ваша барышня не хочет подчиниться ему наравне с прочими. Следует осмотреть или все гардеробы, или ни одного. Отправьте-ка с первым же поездом чемодан мистера Абльвайта в Лондон, и вместе с моею благодарностью, возвратите бельевую книгу той молодой женщине, которая приносила ее сюда.

Затем, положив книгу на стол, он вынул свой перочинный ножичек и принялся подчищать себе ногти.

- Вы, кажется, не обманулись в ваших ожиданиях? спросил я.

- Нет, я не совсем обманулся в моих ожиданиях, отвечал пристав Кофф.

Я попытался вызвать его на объяснение.

- Почему бы это мисс Рахили препятствовать вашим розыскам? спросил я. - Не лучше ли бы ей, ради своих собственных интересов, действовать заодно с вами?

- Обождите маленько, мистер Бетередж, обождите маленько, отвечал он.

Человек более дальновидный нежели я, или менее преданный мисс Рахили, пожалуй, отгадал бы его тайную мысль. Я готов теперь думать, что и миледи чувствовала к нему такое отвращение единственно потому, что она провидела его тайные цели "яко зерцалом в гадании", как говорит Библия. Одно знаю, что я с своей стороны не понимал ровно ничего.

- Что же мы будем делать теперь? спросил я.

Пристав Кофф дочистил свой ноготь, осмотрел его с грустным участием и наконец закрыл ножичек.

- Пойдемте-ка в сад, сказал он,- и полюбуемся розами.

XIV.

Кратчайший путь в сад из кабинета миледи был чрез известные уже читателю кусты. Для более удобного разъяснения последующих обстоятельств нужно прибавить, что дорожка, пролегавшая через эти кусты, была любимым местом прогулки мистера Франклина. Когда случалось ему уходить из дому и его нигде нельзя было найдти, мы обыкновенно начинали искать его в кустах. Нечего делать, приходится сознаться пред вами, читатель, что я преупрямый старикашка. Чем упорнее старался пристав Кофф скрыть от меня свои мысли, тем более я настаивал, чтоб их выведать. Когда мы повернули в кусты, я попробовал попытать его еще одним способом.

- Будь я на вашем месте, пристав, оказал я,- то при настоящих обстоятельствах я совершенно стал бы в тупик.

- Будь вы на моем месте, отвечал пристав,- вы составили бы себе известное мнение, и именно вследствие настоящих обстоятельств совершенно убедились бы в точности и безошибочности наших первоначальных предположении. До моих мыслей, мистер Бетередж, вам покамест нет никакого дела. Я привел вас не затем, чтобы вы подкапывались под меня, как барсук, а затем чтоб от вас же получить кое-какие сведения. Конечно, вы могли бы сообщить мне их и в комнате; но двери и уши обладают необъяснимою силой взаимного притяжения, а потому людям моей профессии не мешает почаще пользоваться свежим воздухом.

Ну, была ли какая-нибудь возможность провести этого человека? Делать нечего, я уступил и с величайшим терпением стал ожидать что будет дальше.

- Не стану вникать в побуждения вашей барышни, продолжил пристав,- хотя не могу не пожалеть о том, что она отказывается содействовать мне и затрудняет таким образом производство следствия. Что жь, мы и без неё постараемся разрешать как-нибудь тайну пятна, от которой,- даю как слово - один шаг до открытия вора. Гардеробов я обыскивать не буду; но за то я намерен порыться в мыслях и поступках ваших слуг, поговорив с ними наедине. Однако прежде чем приступить к этому разговору, мне необходимо предложить вам еще несколько вопросов. Вы человек наблюдательный, мистер Бетередж, скажите же мне, не заметили ли вы каких-нибудь резких странностей в ком-либо из слуг (кроме естественного в этом случае переполоха и тревоги), когда оказалось, что алмаз похищен? Не поссорились ли они между собой? Не вспылил ли кто-нибудь из них случайно, или не заболел ли кто невзначай?

Мне тотчас же пришла в голову вчерашняя болезнь Розанны Сперман, но едва хотел я отвечать приставу, как взор его быстро устремился в бок по направлению кустов, а из груди вылетело тихое восклицание: "вот тебе на!"

- Что с вами? спросил я.

- Да опять ревматизм в спине,- громко отвечал пристав, как бы с намерением возвысив голос для какого-то третьяго, невидимого слушателя.- Верно погода скоро переменится.

Чрез несколько шагов мы достигли до угла дома, и круто повернув направо, вошли на террасу, а оттуда по главным ступеням спустились в сад. Тут пристав Кофф остановился на открыток месте, со всех сторон доступном зрению.

- Да! так я опять возвращаюсь к этой молодой женщине, Розанне Сперман. С такою непривлекательною наружностью, как у нея, вряд ли можно иметь любовника, не так ли? Однако, в интересах самой бедняжки, я желал бы удостовериться, не запаслась ли и она вздыхателем, по примеру своих подруг?

К чему, я вас спрашиваю, клонились все эти вопросы в данных обстоятельствах? Но вместо ответа, я только пристально смотрел ему в лицо.

- Проходя сейчас мимо кустов, сказал пристав,- я заметил в них Розанну Сперман.

- Не в то ли время вы ее заметила, сэр, когда сказали: "вот тебе на"?

- Именно тогда. Если тут замешав любовник, то нет ничего удивительного, что она пряталась; если же любовника нет, то при настоящем положении дел подобное укрывательство становится в высшей степени подозрительным, а я, с прискорбием, должен буду действовать в силу этих подозрений.

Скажите мне ради самого Бога, что мог я отвечать ему на это? Мне известно было, что кустарниковая дорожка была любимым местом прогулки мистера Франклина; что вернувшись со станции железной дороги, он должен был непременно пройдти чрез все домой, а что Пенелопа не раз заставала тут Розанну, цел которой, по словам моей дочери, состояла в том, чтоб обратить на себя как-нибудь внимание мистера Франклина. Если дочь моя была права, Розанна действительно могла поджидать тут мистера Франклина, в то время как заметил ее пристав. Стоя между двух огней, я положительно не знал, на что решиться: выдать ли вздорное предположение Пенелопы за свою собственную мысль, или возбудить подозрения пристава против Розанны и чрез это подвергнуть ее весьма важным последствиям. Из сострадания к бедной девушке - клянусь и честью и совестью, что из одного только сострадания - я предпочел посвятить пристава в её тайну, и разказал ему, что Розанна имела глупость влюбиться в мистера Франклина Блека.

Пристав Кофф никогда не смеялся. Но в тех редких случаях, когда что-нибудь казалось ему забавным, углы рта его слегка искривлялись, но далее этого улыбка не шла. Так случилось и теперь.

- Ужь не скажете ли вы, что глупо с её стороны иметь такое некрасивое лицо и быть простою горничной? спросил он.- Во всяком случае любовь её к джентльмену с наружностию и манерами мистера Франклина Блека еще не кажется мне наибольшею глупостию в её образе действий. Тем не менее я весьма рад, что дело это разъяснилось; на душе стало как-то легче. Да, мистер Бетередж, будьте уверены, что я сохраню вашу тайну. Я по природе снисходителен к человеческим слабостям, хотя должность моя и не всегда позволяет мне прилагать эту добродетель к практике. Вы думаете, что мистер Франклин Блек и не подозревает о тайной склонности к нему этой девушки? Небось, будь она посмазливее, он тотчас бы догадался. Да, некрасивым женщинам плохо жить на белом свете; нужно надеяться, что хоть в будущей жизни оне получат за это свое вознаграждение. А ведь у вас премиленький садик, а как прекрасно содержатся газон! Ну, посмотрите сами, как выигрывают цветы, когда она окружены зеленью, а не песком. Нет, благодарю вас, я не возьму этой розы. Я не могу равнодушно видеть, когда подламывают их стебли; это волнует меня столько же, сколько вас самих волнуют дрязги и неурядицы в людской. Ну, так как же, не подметили ли вы в ваших слугах чего-нибудь особенного, непонятного, когда распространилось известие о пропаже алмаза?

До сих пор я был довольно откровенен с приставом Коффом; но вкрадчивость, с которою он подъехал ко мне с этим последним вопросом, заставила меня быть поосторожнее. Другими словами, я не чувствовал на малейшей склонности помогать его розыскам, когда (подобно змее, искусно пробирающейся под травкой) он коварно подполз к моим сотоварищам.

- Ничего не пришлось мне заметить, отвечал я,- знаю только, что все мы потеряли головы, не исключая, и меня самого.

- О! сказал пристав: - а неужели вы ничего более не имеете сообщать мне?

- Решительно ничего, отвечал я, и мне казалось, что лицо мое в эту минуту было совершенно ясно и невозмутимо.

Унылые глаза пристава Коффа пристально смотрели мне в лицо.

- Надеюсь, мистер Бетередж, что вы позволите мне пожать вашу руку? сказал он. - Я чувствую к вам какое-то особенное расположение.

(В толк не возьму, почему выбрал он для заявления своей приязни именно ту самую минуту, когда я его обманывал. Это польстило моему самолюбию, и я не на шутку возгордился тем, что успел-таки наконец надуть знаменитого Коффа!)

Мы вернулись домой, так как пристав просил меня отвести ему особую комнату и затем препровождать туда для совещания с ним, по-одиночке и по разряду занимаемых ими должностей, всех слуг, живших собственно в доме.

Я ввел пристава в мою комнату, а потом собрал прислугу в прихожей. Розанна Сперман явилась в числе прочих без малейшего смущения. Но в лукавстве и хитрости она не уступала самому приставу, а я подозреваю, что прежде чем он успел заметить ее в кустах, она уже подслушала наш разговор о слугах. Как бы то на было, лицо её имело такое выражение, словно ей никогда не приводилось даже и слышать о существовании в нашем саду кустарниковой дорожки. По требованию пристава я стал по-одиночке посылать к нему слуг. Первое лицо, представшее на судилище - другими словами в мою комнату - была кухарка. Она оставалась там не долго и возвратилась с следующим замечанием: "Пристав Кофф хоть и угрюм, но за то настоящий джентльмен." За ней последовала горничная миледи. Она оставалась на допросе подолее, а вышедши оттуда, проворчала: "Если пристав Кофф не верит словам почтенной женщины, то он мог бы по крайности помолчать об этом!" Вслед за горничной миледи отправилась Пенелопа, но она скорешенько выбежала оттуда с следующим замечанием: "Как мне жаль пристава Коффа, батюшка. В молодости он верно испытал какую-нибудь сердечную неудачу." После Пенелопы наступил черед старшей служанки. Подобно горничной миледи, она оставалась на допросе довольно долго, и вернувшись, отрапортовала следующее: "Я не затем поступала в услужение к нашей госпоже, мистер Бетередж, чтобы какой-нибудь полицейский чиновник смел почти в глаза называть меня лгуньей!" наконец очередь дошла до Розанны Сперман, которая, пробыв у пристава долее всех прочих, вернулась без малейшего замечания - безмолвная как могила и с побледневшими как полотно губами. Вслед за Розанной отправился слуга Самуил. Он оставался на допросе не более двух минут, и вернувшись, заметил только, что стыдно тому человеку, который чистит сапоги пристава Коффа. Последняя отправилась Нанси - судомойка. Побыв там минуты дне, она вышла к нам с следующим заявлением: "Пристав Кофф не бессердечный человек, мистер Бетередж; он не отпускает шуточек над бедною работящею девушкой."

Войдя к мистеру Коффу по окончании допроса, чтоб узнать, не будет ли каких дальнейших распоряжений, я застал пристава за его любимым занятием - он смотрел в окно и насвистывал себе под нос "Последнюю летнюю розу".

- Не сделали ли каких открытий, сэр? спросил я.

- Если Розанна Сперман попросится со двора, отвечал пристав,- то отпустите ее, бедняжку; только не забудьте тогда предупредить меня, что она уходит.

И зачем я говорил ему об её чувствах к мистеру Франклину! очевидно было, что несчастная девушка не избежала подозрений пристава, вопреки всем усилиям моим отвратить от неё эту беду.

- Надеюсь, вы не подозреваете Розанну в пропаже алмаза? отважился я спросить у него.

Углы меланхолического рта снова искривились, и пристав посмотрел на меня так-же пристально, как и в саду.

- Позвольте мне лучше помолчать об этом, мистер Бетередж, отвечал он.- А то, пожалуй, вы и во второй раз потеряете голову.

Тут меня взяло сомнение, ужь действительно ли удалось мне надуть знаменитого Коффа. Я положительно обрадовался, когда кухарка прервала наш разговор, постучавшись в дверь и объявив, что Розанна Сперман просится со двора; причины по обыкновению были те же: дурнота и желание подышать свежим воздухом. По данному приставом знаку, я отвечал, что Розанна может идти.

- Где у вас задний выход для слуг? спросил он, когда посланная удалилась.

Я указал ему.

- Заприте дверь вашей комнаты, оказал пристав; - а если меня будут спрашивать, скажите, что я заперся, чтобы поразмыслить о следствии. Углы рта его опять искривились, и с этими словами он исчез.

Будучи оставлен один при таких странных обстоятельствах, я почувствовал всепожирающее любопытство и с своей стороны пустился на розыски.

Ново было, что пристав Кофф заподозрил Розанну во время допроса слуг в моей комнате. Единственные женщины, остававшиеся с ним долее другах, за исключением самой Розанны, были: горничная миледи и наша старшая служанка, которые не взлюбили бедную девушку с первого дня её поступления в ваш дом. Сообразив все это, я как будто случайно заглянул в людскую, увидал обеих женщин за чайным столом и немедленно к ним присоединился. (Заметьте, что капля чаю для женского язычка то же, что капля масла для угасающей лампы.)

Надежды мои на содействие чайника не обманули меня. Он послужил мне как верный союзник, и менее нежели чрез полчаса я узнал столько же, сколько сам пристав Кофф. Оказалось, что ни горничная миледи, на старшая служанка ни поверили болезни Розанны, случившейся в четверг. В тот день обе чертовки (извините меня за выражение, но каким другим именем охарактеризовать двух злых женщин?) частенько заглядывали на верх; пробовали отворить дверь Розанны, но нашли ее запертою; стучались, но не получили ответа; прислушивались, но не слыхали в её комнате ни малейшего шороха. Вечером, когда Розанна сошла к чаю, и миледи снова отослала ее в постель, две упомянутые чертовки еще раз стучались в её комнату, но опять нашли ее запертою; оне пытались было заглянуть в замочную скважину, но она была заткнута изнутри; в полночь увидали оне из-под двери свет, а в четыре часа утра услыхали треск огня (огонь в комнате служанки в июне месяце!) Все это донесено было приставу Коффу, который в благодарность за их усердие скорчил кислую физиономию, и дал им ясно почувствовать, что показания их не внушают ему на малейшего доверия. Отсюда неблагоприятные отзывы о нем женщин по выходе их с допроса. Отсюда и та готовность (если не считать влияния чайника), с которою оне принялись злословить пристава за его будто бы невежливое с ними обращение.

Зная уловки великого Коффа и убедившись в его намерении тайно выследить Розанну, я понял, что он нашел нужным скрыть от донощиц, какую существенную пользу принесли оне ему своими открытиями. Это были такого рода женщины, которые, раз смекнув, что им поверили, не преминули бы прихвастнуть своим значением, и, конечно, заставили бы Розанну Сперман стать еще осторожнее в своих поступках.

Был великолепный летний вечер; сокрушаясь о судьбе этой несчастной девушки и крайне встревоженный общим положением наших дел, я вышед погулять немного, и, конечно, направился в кусты. Там я встретил мистера Франклина, ходившего по своей любимой дорожке. Он уже давно вернулся со станции и все время просидел у миледи. Своим разказом о непостижимом сопротивлении мисс Рахили допустить осмотр своего гардероба госпожа моя привела его в такое уныние, что он видимо уклонялся даже со мной от разговора об этом предмете. В первый раз с тех пор как я знал мистера Франклина, пришлось мне подметить на его лице фамильные складки, характеризовавшие всех членов этой благородной семьи.

- Ну, Бетередж, сказал он,- как вам нравится эта таинственная, полная подозрений атмосфера, в которой мы живем все это время? Помните ли вы то утро, когда я впервые приехал сюда с Лунным камнем? Боже мой! и для чего мы тогда же не бросили его в пески!

После этого приступа мистер Франклин замолчал, желая пересилить свое волнение. минуты две мы шли рядом, не говоря на слова; наконец он спросил меня, что сталось с приставом. Мистера Франклина нельзя было удовлетворить ответом, будто пристав сидит в моей комнате, обдумывая следствие, а потому я без всякой утайки передал ему о случавшемся, в особенности налегая на доносы двух горничных относительно Розанны Сперман.

С свойственною ему сообразительностью, мистер Франклин понял во мгновение ока, на кого должны были устремиться подозрения пристава.

- Не говорили ли вы мне сегодня утром, спросил он,- что один из городских лавочников встретил вчера Розанну Сперман, пробиравшуюся чрез болота в Фризингалл, между тем как все считали ее больною и даже в постели?

- Точно так, сэр.

- Если горничная тетушки и старшая служанка не солгали, стало-быть, лавочник не мог ошибиться. Девушка прикинулась больною, чтоб обмануть нас. Ей просто нужно было тайком отлучаться в город для какой-нибудь преступной цели. Я убежден, что платье, испачканное краской, принадлежало ей; а огонь, трещавший в её комнате в четыре часа утра, зажжен был с намерением истребить это платье. Алмаз похищен Розанной, в этом нет более сомнения, а я тотчас же иду к тетушке, чтоб объявить ей об этом обстоятельстве.

- Нет, ужь пожалуста повремените немного, сэр, раздался позади нас меланхолический голос.

Мы оба обернулись и очутились лицом к лицу с приставом Коффом.

- Но почему хотите вы, чтобы я медлил? спросил мистер Франклин.

- Потому что слова ваши миледи тотчас же передаст мисс Вериндер, отвечал пристав.

- Прекрасно, но что же может выйдти из этого? спросил мистер Франклин, внезапно разгорячаясь, как будто пристав смертельно оскорбил его.

- А как вы думаете, сэр, спокойно возразил пристав Кофф,- благоразумно ли с вашей стороны делать мне подобные вопросы, да еще в такое время?

Наступила пауза, мистер Франклин близко подошел к приставу, и оба пристально посмотрели друг другу в лицо. Мистер Франклин заговорил первый, но уже целым тоном ниже.

- Вам, вероятно, известно, мистер Кофф, сказал он,- что почва, по которой вы теперь ступаете, требует с вашей стороны величайшей осторожности и деликатности.

- Не в первый, а может-быть, в сотый раз приходится мне иметь дело с подобною почвой, сэр, отвечал пристав с своею обычною невозмутимостью.

- Итак, я должен понять из этого, что вы запрещаете мне разказывать тетушке обо всем случавшемся?

- Я прошу вас понять только одно, сэр, что если вы без моего разрешения разкажете об этом леди Вериндер или кому бы то ни было, то я откажусь от следствия!

После такого решительного ответа мистеру Франклину ничего более не оставалось делать как подчиниться. Он с сердцем отвернулся от нас и ушел.

Стоя поодаль и с трепетом прислушиваясь к их разговору, я решительно недоумевал, кого следовало мне подозревать теперь и на чем остановить свои догадки. Впрочем, несмотря на сильное смущение, я уразумел две вещи. Вопервых, что поводом к крупному разговору между приставом и мистером Франклином, была, по непостижимой для меня причине, сама мисс Рахил. Вовторых, что оба собеседника вполне поняли друг друга, без всяких околичностей и предварительных объяснений.

- А вы-таки поглупиди в мое отсутствие, мистер Бетередж, пустившись на розыски без моего ведома, сказал пристав;- пожалуста будьте вперед полюбезнее и не забывайте приглашать меня с собой, когда вам вздумается кое-что поразведать.

Он взял меня под руку, и повернув назад, пошел опять в том же направлении, откуда только-что вернулся. Положим, что упрек его был действительно мною заслужен, но из этого еще не следовало, чтоб я стал ловить вместе с ним Розанну Сперман. Я не рассуждал в то время, воровка она была, или нет; законно ли было мое сочувствие к ней, или преступно, я просто жалел ее - вот и все.

- Чего вы хотите от меня? спросил я, останавливаясь и освобождая свою руку из руки пристава.

- Небольших топографических указаний, отвечал он.

Я не имел причины не дать ему маленького урока в местной географии.

- Нет ли в этом направлении дорожки от взморья к дому? спросил пристав, указывая на сосновую аллею, ведшую к пескам.

- Да, отвечал я,- тут есть дорожка.

- Ну, так проведите меня к ней.

Летние сумерки начинали уже сгущаться, когда мы с приставом Коффом отправились на пески.

XV.

Погруженный в глубокое раздумье, пристав молчал до тех пор, пока мы не вошли в сосновую аллею. Тут он очнулся, как человек принявший известное решение, и снова заговорил по мной.

- Мистер Бетередж, сказал он,- так как вы сделали мне честь быть моим сотрудником в нашем общем деле и можете, если не ошибаюсь, оказать мне некоторые услуги до истечения нынешнего вечера, то я нахожу дальнейшую мистификацию между нами излишнею и первый подаю вам пример откровенности. Вы решились, кажется, утаивать от меня все могущее повредить Розанне Спермин, по той причине, что относительно вас она всегда вела себя хорошо, и вы о ней искренно сожалеете. Такие гуманные побуждения делают вам, конечно, величайшую честь, но в данном случае вы расточаете их напрасно. Розанне Сперман не грозит ни малейшая опасность, даже если я обличу ее в похищении алмаза, и при том на основании доказательств, столько же для меня очевидных, как ваш нос, на который я смотрю в настоящую минуту.

- Вы хотите сказать, что миледи не станет ее преследовать? спросил я.

- Я хочу сказать, что миледи не может ее преследовать, отвечал пристав.- Розанна Сперман не более как орудие в руках другаго лица, и ради этого лица необходимо будет пощадить ее.

Он говорил искренно и сериозно, в этом не могло быть аи малейшего сомнения; однако в душе моей шевельнулось какое-то недоброе чувство против пристава Коффа.

- Кто же эта другая особа? спросил я.

- Не можете ли вы сами назвать ее, мистер Бетередж?

- Нет, не могу, отвечал я.

Пристав Кофф остановился как вкопаный и устремил на меня взор, полный грустного участия.

- Мне всегда приятно сострадать человеческим слабостям, сказал он,- и в настоящую минуту, например, я особенно сочувствую вам, мистер Бетередж, и вы по той же самой причине сочувствуете Розанне Сперман, не правда ли? Но не привелось ли вам узнать как-нибудь случайно, что она шила себе новое белье в последнее время?

Я решительно не мог постичь, с какою целью ввернул он мне так неожиданно этот последний вопрос. Сознавая, что откровенность моя не могла в этом случае повредить Розанне, я отвечал, что девушка поступила в наш дом с самым скудным запасом белья, и что в награду за её хорошее поведение (я особенно налег на последнем слове) миледи снабдила ее целым приданым не более двух недель тому назад.

- Грустно жить в этом мире, мистер Бетередж, сказал пристав.- Человеческую жизнь можно уподобить мишени, в которую постоянно метит несчастие и без промаха попадает в цель. Да, кабы не этот новый запас белья, мы, вероятно, отыскали бы между вещами Розанны какую-нибудь новую кофточку, или юпку и, пожалуй, накрыли бы ее на месте. Вы, конечно, понипмаете о чем говорю я, не так ли? из лично наведенных вами между прислугой справок, вы, вероятно, узнали, что подмечено было обеими горничными у дверей комнаты Розанны. Вероятно, известно вам и то, куда ходила она вчера вечером, сказавшись больною? Неужто не догадываетесь? О, Боже мой, а ведь это так же ясно, как та полоса света, что видна в конце аллеи. В четверг, в одиннадцать часов утра, надзиратель Сигрев (эта двигающаеся масса всевозможных человеческих слабостей) обратил внимание всей женской прислуги на попорченную дверь. Имея причину подозревать, что следы этого пятна остались на её одежде, Розанна, при первом удобном случае, отправилась в свою комнату, нашла пятно на своей юпке, кофточке или на чем бы там ни было, прикинулась больною, пошла в город, купила нужные материалы, чтобы сделать себе новую вещь взамен испачканной, проработала над нею, запершись в своей комнате, всю ночь под четверг, право по утру развела огонь не с тою целью, чтобы сжечь что-нибудь: она знала, что две из её подруг подсматривают за ней у двери; и потому, сознавая, что можно было отделаться от платья без запаха гари и кучи пепла, с которым опять таки пришлось бы повозиться, она развела вышеупомянутый огонь, с целию высушить и выгладить новую штуку белья, сшитую взамен испачканной. Испачканную же она, по всей вероятности, скрыла на себе и в настоящее время хлопочет о том, чтобы закинуть ее в какое-нибудь глухое местечко на том уединенном берегу, который виден отсюда. Сегодня вечером я следил за Розанной и видел, как она вошла в одну из хижин соседней рыбачьей деревни, куда, быть-может, мы и сами зайдем до возвращения домой. Побыв немного в хижине, она вышла оттуда, держа что-то под мантильей, как мне показалось. Мантилья на плечах женщины есть эмблема милосердия, она прикрывает собой множество грешков. Я видел, как, вышедши из хижины, Розанна пошла вдоль берега, по направлению к северу. Неужели ваш берег, мистер Бетередж, считается одним из самых красивых по части морских видов? спросил пристав.

Я отвечал ему самым коротким "да". - У всякого свой вкус, заметил пристав Кофф.- На мой взгляд он ни куда не годится. Попробуйте-ка вы тут последить за кем-нибудь, ну, и негде будет спрятаться, если лицо вами преследуемое вздумает оглянуться назад. Но возвратимся к Розанне; я должен был или арестовать ее по одному подозрению, или предоставить ей на время полную свободу действий, как бы не замечая её маневров. Вследствие причин, о которых я умолчу, чтобы не тревожит вас понапрасну, я решался идти лучше на всевозможные жертвы, нежели преждевременно обезпокоить одну особу, которую мы покамест не станем называть по имени. Я вернулся домой с целью просить вас, чтобы вы указали мне другой путь к северному концу берега. Песок, обладающий свойством сохранять следы человеческих шагов, есть самый лучший сыщик. Если мы не встретим самое Розанну Сперман, перерезав ей путь с этой стороны, то следы её шагов на песке укажут нам по крайней мере куда она ходила, лишь бы не помешали сумерки. А! вот ужь и пески. Не обижайтесь, мистер Бетередж, если я попрошу вас теперь помолчать немного и пропустить меня вперед.

Если находится в докторском каталоге болезнь, именуемая следственною горячкой, то я уверен, что она-то и овладела в эту минуту вашим покорнейшим слугой. Пристав Кофф пробирался между холмами к берегу, а я шел за ним едва сдерживая порывистое биение своего сердца и ожидая что будет дальше.

Таким образом я очутился почти на том же самом месте, где беседовал некогда с Розанной, в минуту неожиданного появления пред нами мистера Франклина, по приезде его из Лондона. Между тем как я смотрел на пристава, в голове моей невольно оживали воспоминания о том, что произошло тогда между мной и Розанной. Все это представилось мне так живо, что я почти чувствовал, как рука её скользнула в мою руку и слабо пожала ее в благодарность за мое участие. Я как будто слышал её голос, говоривший мне, что зыбучие пески неудержимо влекут ее к себе всякий раз, как она выходит гулять; мне казалось даже, что я вижу её лицо, снова озаренное такою же радостною улыбкой, какою засияло оно в ту минуту, когда она заметила мистера Франклина, быстро шедшего к нам из-за холмов. Думая обо всем этом, я становился все печальней и угрюмей, а вид уединенной маленькой бухты, которую я окинул взором, чтобы поразвлечься немного от своих мыслей, только усилил грустное настроение моего духа. День угасал, и надо всею этою безотрадною местностью царила глубокая и ужасающая тишина. Плеск волн о большую песчаную отмель, выдвигавшуюся в открытое море, был почти беззвучен; а воды залива, одетые мглой, лежали невозмутимо спокойно, и ни малейшее дуновение ветерка не возмущало их поверхности. Пласты грязноватой, желтой тины плавали по безжизненной глади залива. При свете последних догаравших лучей слабо мерцали клоки пены и ила, приставшие там и сям к двум большим утесам, которые с севера и с юга выдавались в море. Наступало время отлива, и покамест я стоял тут в раздумьи, широкая бурая поверхность зыбучих песков стала дрожать и колыхаться - другаго движения не заметно было во всем этом ужасном месте.

Я заметил, что пристав вздрогнул, увидав как заколебались пески. Посмотрев на них с минуту, он отвернулся от этого зрелища и подошел ко мне.

- Эхидное местечко, мистер Бетередж, сказал он,- сколько не ищи, а следов Розанны не отыщешь по целому взморью.

Мы спустились с ним еще ниже по берегу и я сам удостоверился, что на песке видны были только следы его и моих ног

- В каком направлении лежит отсюда вот эта рыбачья деревня? спросил пристав Кофф.

- Это Коббс-Гол, ответил я (так как о ней шла теперь речь),- она лежит прямо на юг.

- Я видел как Розанна возвращалась сегодня берегом Коббс-Голя и в направлении к северу, сказал пристав.- Следовательно, должно предполагать, то она шла именно к этому месту. Не лежит ли Коббс-Гол по другую сторону того мыса? и нельзя ли нам, пользуясь отливом пробраться до неё по взморью?

На оба эти вопроса я отвечал утвердительно.

- Извините, что я тороплю вас; сказал пристав,- но мы должны немедленно пуститься в пут, так как мне необходимо засветло отыскать то место на берегу, у которого оканчиваются следы её ног.

Мы сделали шагов двести по направлению к Коббс-Голю, как вдруг пристав Кофф внезапно бросился на колена, как будто желая молиться.

- А, наконец-то нашел нечто говорящее и в пользу ваших морских видов, заметил пристав. - Вот они женские-то следы. Мистер Бетередж! Предположим, что это следы Розанны, пока не найдем явно противоречащих тому доказательств. Посмотрите-ка, пожалуста, какие спутанные следы, можно сказать, умышленно спутанные следы. А, бедняжка! видно она не хуже моего понимает обличительные свойства песка! Но верно она слишком торопилась и не успела окончательно изгладить своих шагов. Должно-быт, что так. Вот одни следы, возвращающиеся из Коббс-Голля; а вот другие, идущие опять туда же. Не её ли этот носок, обращенный прямо к окраине берега? А вот еще подалее, почти у самой воды, следы двух пяток. Нисколько не желая оскорблять ваших чувств, мистер Бетередж, я все-таки должен заметить, что Розанна большая плутовка. Очевидно, что она хотела достигнуть до того места, которое мы сейчас только покинули, не оставляя позади себя следов, могущих послужит нам путеводною нитью. Предположим, что отсюда она прошла по воде до тех утесов, которые остались позади нас; потом, вернувшись тою же дорогой, опят вышла на берег в том самом месте, где до сих пор еще видны следы её пяток. Это будет самое безошибочное предположение. Оно утверждает меня еще и в той мысли, что Розанна действительно вынесла с собой нечто из хижины под плащом. Только не с целью истребит эту вещь,- нет, иначе она не стала бы так тщательно скрывать от меня направление своих шагов, а скорее с целью спрятать эту вещь в безопасное убежище. Если мы пойдем далее до самой хижины, то, быт-может, откроем и самую вещь, вынесенную оттуда Розанной.

После такого предложения следственная горячка моя мгновенно остыла.

- Теперь уж, мне кажется, я более не нужен вам, пристав. Какой пользы можете вы ожидать от меня? спросил я.

- Чем более узнаю вас, мистер Бетередж, отвечал пристав,- тем более открываю в вас добродетелей. Боже мой! Как редко встречаешь в этом мире скромность! И как щедро одарены вы этим неоцененным качеством! Подумайте только, что если я войду в хижину один, уста замкнутся, не дав ответа на мои вопросы; если же меня будет сопровождать человек, пользующийся, подобно вам, уважением целаго околотка, то я никому не внушу подозрений и услышу откровенные речи. Вот в каком свете представляется мне это дело, а вы как на него смотрите, мистер Бетередж?

Не имея под рукой готового и меткого ответа, я, чтобы выиграть время, спросил у него, о какой именно хижине говорит он. Пристав описал местность, и я догадался, что речь шла о хижине рыбака Иолланда, в которой жил он с своею женой и двумя взрослыми детьми - сыном и дочерью. Если вы оглянетесь назад, читатель, то вероятно вспомните, как в самом начале этого разказа я упоминал вам, что Розанна Сперман меняла иногда место своей прогулки и в виде редких исключений отправлялась не на пески, а к своим друзьям в Коббс-Голь. Друзья эти и были Иолланды, весьма почтенные люди, делавшие честь своему околотку. Знакомство их с Розанной завязалось чрез дочь, которая, благодаря своей кривой ноге, слыла в ваших местах под именем хромой Люси. Обе увечные девушки, вероятно, чувствовали друг к другу взаимное влечение, и потому всякий раз как Розанна приходила к Иолландам, ее встречали приветливо и ласково. Убедившись, что пристав Кофф подкараулил девушку, вошедшую именно в эту хижину, я стал иначе рассуждать о своем участии в розысках. Розанна, говорил я себе, уже не в первый раз посещает семейство рыбака, стало-быть, доказать факт её присутствия у Иолландов значило доказать отчасти её невинность. Таким образом, вместо вреда, я мог принести ей существенную пользу, склонившим на доводы пристава, вследствие чего я, и решился принять его предложение.

Мы отправились в Коббс-Гол, и следы шагов на песке были нам ясно видны до тех пор, пока не угасли последние дневные лучи.

В хижине мы узнали, что рыбак с сыном выехал в море на ловлю, и что хромая Люси, вечно больная, и слабая, лежит у себя наверху. Добрая мистрис Иолланд одна приняла нас в своей кухне. Узнав о громкой репутации пристава Коффа в Лондоне, она поставила пред ним бутылку голландского джина, выложила пару чистых трубок и вытаращила на него глаза, как на какую-нибудь заморскую диковинку.

Я поместился в уголке, выжидая каким образом доберется мистер Кофф до разговора о Розанне Спермин. Окольные пути, которыми он любил приступать к делу, оказались на этот раз извилистее чем когда-либо. Каким образом добрался он до своего предмета, я решительно не сумел бы передать этого ни тогда, ни теперь. Знаю только, что начав с королевской фамилии, первых методистов и цены на рыбу, он постепенно перешел (в самом заунывном, минорном тоне) к пропаже алмаза, к злобе нашей старшей служанки, и вообще к жестоким интригам всей женской прислуги против Розанны Сперман. Вслед затем он упомянул, что предпринятое им в настоящее время следствие клонится не только к тому, чтоб отыскать алмаз, но также, а к тому, чтоб оправдать Розанну от несправедливых подозрений её недоброжелателей. Словом, не-прошло и четверти часа со времени нашего появления в хижине, как добрая мистрис Иолланд успела уже убедить себя, что говорит с лучшим другом Розанны, и усердно приглашала пристава Коффа, для подкрепления желудка и бодрости своего духа, отведать её голландского джина.

Твердо убежденный, что пристав попусту тратит свои слова с мистрис Иолланд, я не менее того наслаждался их беседой, как драматическим представлением.

Великий Кофф выказал при этом случае необыкновенное терпение; он всячески пытал свое счастие, пуская заряд за зарядом, в надежде, не попадет ли хоть один из них в цель. Однако, как он на ухитрялся, дело Розанны от этого не пострадало, а выиграло, даром что мистрис Иолланд болтала без малейшей осторожности. Наконец, когда, взглянув на часы, мы встали, чтобы проститься с доброю хозяйкой, мистер Кофф нанес последний, решительный удар.

- Теперь пора пожелать вам спокойной ночи, сударыня, сказал пристав.- Но мне хотелось бы уверить вас на прощаньи, что в вашем покорном слуге вы видите искреннего доброжелателя Розанны Сперман. К сожалению, должно сознаться, что ей никогда не повезет в этом доме; и потому лучше было бы, еслиб они вовсе его оставила.

- Благослови вас Бог! воскликнула мистрис Иолланд:- ведь она и впрямь собирается его оставить. (Заметьте, что я перевожу слова мистрис Iолланд с йоркширского наречия на чистый английский язык. Ужь если сам велемудрый Кофф в разговоре с ней прибегал иногда к моим объяснениям, то посудите, какую работу задал бы я вам, читатель, еслибы привел её слова на местном наречии!)

Розанна Сперман собирается уходить от нас; Услышав это, я навострил уши. Что ни говорите, а мне казалось весьма странным, что решаясь за подобный поступок, она не предупредила о нем ни меня, ни миледи. Вот окказия, подумал я, видно и в самом деле последний выстрел пристава метко попал в цель! Я снова начал размышлять о том, действительно ли мое участие в розысках было так безвредно, как мне казалось. Должность пристава, быт-может, обязывала его мистифировать честную женщину, опутывая ее непроницаемою сетью лжи; что же до меня касается, то я, как добрый протестант, должен был понимать, что дьявол есть отец лжи, и что предаваясь лжи, мы предаем себя в руки дьявола. Почуяв в воздухе что-то недоброе, я попробовал было увести как-нибудь пристава Коффа. Но он тотчас же уселся и попросил еще рюмочку из голландской бутылки, а мистрис Иолланд, заняв место насупротив его, опять принялась потчивать гостя. Чувствуя величайшую неловкость, я объявил им, что ухожу домой; и уже направился было к дверям, однако уйдти все-таки не имел духу.

- Так она собирается оставить это место? сказал пристав. - Но куда же она себя денет? Жалко мне ее, бедняжку, жалко! Ведь у неё в целом мире нет друзей, кроме вас, да меня.

- Ну, этого нельзя сказать! отвечала мистрис Иолланд.- Сегодня вечером, как я уже вам докладывала, она приходила посидеть с нами, а поговорив немного со мной и Люси, просила позволения пойдти на верх в комнату моей дочери. Это единственная комната, где у нас водятся чернила и перья. "Мне нужно написать письмо к другу, сказала она, а дома не удастся этого сделать, потому что наши любопытные горничные то и дело заглядывают в комнату." Ужь кому писала она это письмо, сказать вам точно не умею; а судя по употребленному ею на то времени, должно полагать, что письмо было смертельно длинно. Когда она сошла вниз, я предложила ей почтовую марку; но письма в её руках не оказалось, и марки она не приняла. Ведь вам, я думаю, известно, как скрытна, бедняжка, насчет себя и своих действий. Тем не менее я положительно знаю, что у неё есть друг и к нему-то, как я полагаю, она и отправится.

- И скоро? спросил пристав.

- При первой возможности, отвечала мистрис Иолланд.

Я решительно воротился. В качестве главного дворецкого и распорядителя в доме госпожа моей, я никак не мог допустить, чтобы в моем присутствии позволяла себе так свободно рассуждать, оставит ли нас ваша, вторая горничная или нет.

- Не ошибаетесь ли вы насчет Розанны Сперман? спросил я.- Еслиб она действительно собиралась отойдти от нас, то прежде всего, вероятно, заявила бы об этом мне.

- Я ошибаюсь? воскликнула мистрис Иолланд.- В таком случае для чего же купила она у меня час тому назад, вот в этой самой комнате, некоторые необходимые дли дороги принадлежности? Кстати, хорошо что вспомнила, продолжала несносная женщина, внезапно принимаясь шарить в своем кармане,- я еще хотела сказать вам кое-что о Розаяве и её деньгах. Не увидит ли ее кто-нибудь из вас по возвращении домой?

- Я охотно передам ваше поручение бедняжке, отвечал пристав Кофф, прежде чем я успел ввернут словцо.

Мистрис Иолланд вытащила из кармана несколько шиллингов и сикспенсов и принялась отсчитывать их на ладонь с какою-то раздражающею осторожностью. Видно было, что подавая деньги приставу, она рассталась с ними весьма неохотно.

- Не возьметесь ли вы передать эти деньги Розанне с моим сердечным приветом и уважением? спросила мистрис Иолланд.- Она почта навязала мне их насильно за купленные у меня сегодня вещи. Конечно, скрывать нечего - денежки у нас редкие, и желанные гости; однако меня мучает, что я взяла у бедняжки её скудные сбережения, да и муж-то не похвалит меня за это, вернувшись завтра с работы.... Так скажите же пожалуста Розанне, что я от всего сердца прошу ее принять эти вещи в подарок. Только денег-то не оставляйте на столе, прибавила мистрис Иолланд, быстро пододвигая их к приставу, словно оне жгли ей руки.- Ой, не оставляйте их тут, голубчик! Времена тяжкие, а плоть немощна, чего доброго, пожалуй и опять возьмет покушение положить их в карман!

- Уйдемте, сказал я.- Мне невозможно оставаться долее, пора домой.

- Идите, я не заставлю ждать себя, отвечал пристав.

Я вторично направился к дверям, но несмотря на все мои усилия, никак не мог перешагнуть за порог.

- Возвращать деньги, сказал приставь,- дело весьма щекотливое. Ведь вы верно дешево взяли с неё за проданный вами товар?

- Дешево! отвечала мистрис Иолланд. - Судите лучше сами!

И взяв со стола свечу, она повела пристава в угол кухни. Ну, хоть зарежьте меня, а я никак не мог удержаться, чтобы не последовать за ними. В углу свалена была куча разного хлама, состоявшего преимущественно из обломков старого металла. Всякий раз как случалось кораблекрушение, рыбак прибавлял к своему хламу новые обломки, но выгодного сбыта этому товару еще не находил. Мистрис Иолланд нырнула в кучу и вытащила оттуда старый лакированный жестяной ящик с крышкой и кольцом для вешанья; такого рода ящики употребляются обыкновенно на кораблях для предохранения географических и морских карт и других подобных бумаг от влияния сырости.

- Смотрите! оказала она.- Сегодня вечером Розанна купила у меня точь-в-точь такой же ящик. "Вот это как раз годится для моих воротничков и рукавчиков," сказала она, "они не будут так мяться в нем как в сундуке". И стоит-то всего один шиллинг девять пенсов, мистер Кофф, продолжила рыбачка,- не сойдти мне с этого места, если я взяла с неё хоть полпенни более!

- Дешево продано, сказал пристав, глубоко вздохнув. Он взвесил ящик на руке, и в то время как глаза его рассматривали этот предмет, мне послышалась две-три нотки "Последней летней розы". Сомневаться долее было невозможно. Пристав сделал новое открытие ко вреду Розанны, да еще в таком месте, где я считал ее наиболее безопасною. И все чрез меня! Судите сами, что почувствовал я в эту минуту и как сильно упрекнул себя за свое неуместное посредничество между вам и мистрис Иолланд.

- Да ужь будет вам, пора домой, оказал я.

Но не обращая на меня никакого внимания, мистрис Иолланд предприняла вторую экскурсию в кучу хлама, и на этот раз вытащила оттуда собачью цеп.

- Взвесьте-ка ее на руке, сэр, сказала она приставу.- У нас было три такие цепи, а две из них взяла Розанна! "Ну, на что вам эти цепи, моя милая?" спросила я ее. "Если их связать вместе, отвечала она, то оне как раз обойдутся вокруг моего сундука." - "Да веревка-то ведь дешевле," говорю я. "А цепи надежнее," отвечала она. "Ну, слыханное ли это дело, чтобы сундук обвязывали цепями?" сказала я. "О, мистрис Иолланд, не противоречьте мне," отвечала она, "отдайте мне эта цепи." Странная девушка, мистер Кофф, сердце у неё золотое, а с дочерью моею обходится как родная сестра, а все-таки чудна до крайности. Нечего делать, отдала я ей эта цепи, и всего-то за три шиллинга шесть пенсов. Как честная женщина, мистер Кофф, за три шиллинга шесть пенсов!

- За каждую? спросил пристав.

- Какое за каждую! За обе! отвечала мистрис Иолланд.

- Даром отдали, сударыня, оказал пристав, покачав годовой.- Просто даром!

- Вот и деньги, сказала мистрис Иолланд, опять подвигаясь бочком к маленькой кучке серебра, лежавшего на столе, словно тянула ее к ней какая-то непреодолимая сила. Жестяной ящик да собачьи цепи, вот все что она купила и унесла с собой сегодня. Один шиллинг девять пенсов и три шиллинга шесть пенсов составляют пять шиллингов три пенса, которые, я прошу вас передать бедняжке с моим сердечным приветом. Право, мне совестно лишать ее этих маленьких сбережений, самой пригодятся со временем.

- А мне, сударыня, совестно будет возвращать ей эти деньги, отвечал пристав Кофф.- Вы и без того продешевили ваш товар; право, так.

- И вы действительно так думаете, сэр? спросила мистрис Иолланд, с неожиданно просиявшим лицом. ...

- К чему же мне вас обманывать, сударыня? отвечал пристав.- Да вот спросите хоть у мистера Бетереджа.

Что было пользы спрашивать у меня? Чтобы как-нибудь отделаться от них, я только пожелал им спокойной ночи и сделал вид, что собираюсь уходить.

- Провал их возьми, эти деньги! внезапно воскликнула мистрис Иолланд, теряя всякую власть над собой; и накинувшись на серебро, она поспешно сунула его в свой карман.- Право, зло разбирает, глядя, как тут же у тебя; под боком лежат деньги и никто не хочет ими пользоваться, продолжила безразсудная женщина, с шумом, кидаясь на свое место и бросая на пристава взгляд, ясно говоривший: теперь, когда они опять попали в мой карман, попробуй-ка их достать оттуда, коли сумеешь!

На этот раз я не только направился к дверям, но и в самом деле вышел за порог. Объясняйте это как умеете, только я испытывал ощущение смертельной обиды со стороны пристава и мистрис Иолланд. Не успел я пройдти по деревне и трех шагов, как уже пристав нагнал меня.

- Спасибо вам за знакомство, мистер Бетередж, сказал он.- Я обязан жене рыбака совершенно новым, еще неизвестным мне доселе ощущением: мистрис Иолланд сбила меня с толку.

На языке моем уже вертелся резкий ответ, по той причине, что будучи зол на самого себя, я был озлоблен и против пристава. Но услышав такое признание, я внутренно возрадовался, в надежде, что вред, причиненный мной Розанне еще, быть может, не слишком важен. Однако благоразумное молчание сковало мои уста, и я ждал что скажет он дальше.

- Да, продолжал пристав, как бы насквозь читая мои мысли.- При вашем сочувствии к судьбе Розанны, мистер Бетередж, вас должно радовать одно обстоятельство: что вы не только не навели меня на след, но напротив содействовали тому, чтоб я потерял его. Нынешние маневры девушки ясны как день. Сделав из двух цепей одну, она привязала один конец к крышке жестяного ящика, спустила ящик в воду или в песчаную зыбь, а другой конец цепи прикрепила под скалой, в каком-нибудь потаенном, только ей одной известном месте. На этом якоре ящик провисит до окончания настоящего следствия; когда же оно кончатся, Розанна улучат удобную минуту и придет украдкой вытащить его из этого потаенного хранилища. До сих пор план действий её совершенно ясен. Но вот в чем тайна, продолжил пристав, а голос его впервые зазвучал нетерпением - какую чертовщину упрятала она в жестяной ящик?

В уме моем тотчас-же промелькнуло: да верно Лунный камень! но я ограничился только вопросом:

- Неужто не догадываетесь?

- Нет, это не алмаз, отвечал пристав.- Коли Розанна Сперман спрятала туда алмаз, то наплюйте тогда на мою опытность.

При этих словах проклятая следственная горячка воспылала во мне с новою силой. Увлеченный желанием разъяснить эту мудреную загадку, я позабылся, и опрометчиво спросил у пристава:

- Уж не запачканное ли платье?

Пристав Кофф остановился как вкопанный и положил в темноте свою руку на мое плечо.

- Может ли снова вынырнуть когда-нибудь на поверхность то, что попало однажды в вашу песчаную зыбь? спросил он.

- Никогда, отвечал я. - Зыбучие пески всасывают в себя без различия и легкие предметы, и тяжелые, но ничего не возвращают назад.

- О это известно Розанне Спермань?

- Столько же, сколько и мне.

- В таком случае, сказал пристав,- отчего бы ей не привязать к испачканному платью камни и не бросить его прямо в пески? Прятать его, повидимому, не было ни малейшей причины, а между тем она его спрятала, это несомненно. Еще один вопрос, продолжил пристав, снова пускаясь в путь,- какого рода эта одежда: кофта ли, юпка ли, или другая какая-нибудь вещь, которую ей необходимо оберечь во что бы то ни стало? Если ничто не помешает мне до тех пор, мистер Бетередж, то я завтра же отправлюсь в Фризингалл, чтобы разведать какие материалы покупала она в городе для этой новой одежды. Конечно, при настоящем положении дед покидать дом не совсем безопасно, однако еще опаснее идти вперед с завязанными глазами. Не сетуйте на меня за мою раздражительность, мистер Бетередж; признаюсь, я упал в моих собственных глазах, с тех пор как позволил Розанне Сперман провести меня!

Прислуга ужинала, когда мы возвратились домой. Первое лицо, попавшееся нам на переднем дворе, был тот самый полисмен, которого надзиратель Сигрев оставил в распоряжение пристава Коффа. Пристав спросил у него, возвратилась ли Розанна? - Да, отвечал полисмен.- Давно ли? - С час тому назад.- Что она делала это время? - она входила на верх, чтобы снять свою шляпку и плащ, а теперь преспокойно ужинает с остальною прислугой.

Не сделав ни малейшего замечания и продолжая все ниже и ниже падать в своем собственном мнении, пристав Кофф направился к задней части дома. Но темнота помешала ему увидать вход, и он все шел вперед, не останавливаясь, до тех пор, пока не наткнулся на садовую калитку. Я поспешил к нему на выручку, и тут только заметил, что глаза его внимательно изучают одно из окон заднего фасада в том этаже, где помещались спальни.

Взглянув туда в свою очередь, я увидал, что предметом его наблюдений было окно мисс Рахили, где взад и вперед мелькали огни, обличавшие необычайную суетню в доме.

- Не это ли комната мисс Вериндер? спросил пристав Кофф.

Я отвечал утвердительно и пригласил его войдти в дом чтобы поужинать; но пристав не трогался с места и только пробормотал себе что-то под нос о наслаждении упиваться вечерним благоуханием цветов. Я ушел, предоставив его этим наслаждениям; но в то самое время как я подходил к дверям дома, у калитки раздался знакомый мне мотив "Последней летней розы". Пристав Кофф сделал новое открытие, поводом к которому было на этот раз окно моей молодой госпожи. Эта мысль заставала меня снова вернуться к приставу, под тем любезным предлогом, будто я не имел духу оставить его одного.

- Не находите ли вы тут чего-нибудь загадочнаго? спросил я, указывая ему на окно мисс Рахили.

Судя по интонации голоса пристава, я заключил, что он опять поднялся в своем мнении.

- Ведь у вас в Йоркшире, если не ошибаюсь, сильно развита страсть к пари, не так ли? спросил он.

- Положим, что и так, отвечал я;- ну, что жь из этого следует?

- Будь я Йоркширец, продолжил пристав, взяв меня под руку,- я бы прозакладывал вам целый суверен, мистер Бетередж, утверждая, что ваша барышня приняла внезапное решение покинуть свой дом. А выиграв его, побился бы и на другой суверен, что мысль эта пришла ей не далее как час тому назад.

Первое из предположений пристава поразило меня, а второе как-то странно перепуталось в моей голове с донесением полицейского о том, что час тому назад Розанна Сперман вернулась домой с песков. Обе эти догадки произвела на меня такое странное впечатление, между тем как мы шли ужинать рука об руку с приставом Коффом, что позабыв всякую учтивость, я высвободил свою руку и юркнул мимо его в дверь, чтобы самому навести справки.

Первый попавшийся мне навстречу человек был лакей ваш Самуил.

- Миледи ожидает вас и пристава Коффа, сказал он, прежде нежели я успел приступить к своим расспросам.

- Давно ли она ожидает нас? послышался позади меня голос пристава.

- Около часу, сэр.

Странная игра случая! Розанна вернулась домой, мисс Рахиль правила какое-то необыкновенное решение, а миледи ожидала к себе пристава Коффа. И все это произошло в течение одного часа! Неприятно было сознавать подобное сцепление между лицами и обстоятельствами столь противоположными друг другу. Я отправился на верх, не взглянув на пристава Коффа и даже не сказав ему ни слова. В то время как я собирался постучаться в дверь госпожа моей, рука моя сильно задрожала.

- Меня не удивило бы, шепнул мне чрез плечо пристав,- еслибы в доме разразился нынешнею ночью скандал. Но не тревожьтесь! На своем веку я улаживал семейные дела и потруднее этих.

В эту минуту я услышал голос миледи, звавшей нас к себе в комнату.

XVI.

Мы застали миледи в её комнате, освещенной лишь одною настольною лампочкой, с опущенным абажуром, так что все лицо её было в тени. Против своего обыкновения смотреть прямо в лицо входящим, она сидела наклонясь к столу и упорно глядя в развернутую книгу.

- Господин пристав, оказала она,- в виду производимого следствия, важно ли вам заранее знать, если кто-нибудь из находящихся теперь в доме пожелает выехать?

- Весьма важно, миледи.

- Ну, так надо оказать вам, что мисс Вериндер хочет отправиться к своей тетушке мисс Абльвайт, в Фризингалле. Она располагает выехать завтра рано утром.

Пристав Кофф поглядел на меня. Я ступил шаг вперед, хотел заговорить с госпожой, но чувствуя, что сердце во мне так и упало (если ужь надо признаться в этом), отступил снова, ничего не сказав.

- Смею ли спросить, миледи, когда именно мисс Вериндер задумала эту поездку к тетушке? спросил пристав.

- С час тому назад, ответила моя госпожа.

Пристав Кофф еще раз поглядел на меня. Говорят, что старческое сердце не так-то легко расшевелить. Что до меня, то мое сердце не могло бы забиться сильнее теперешнего, еслибы даже мне сызнова стало двадцать пят лет от роду!

- Я не в праве, миледи, контролировать поступки мисс Вериндер, сказал пристав,- могу только просить вас, если можно, отложить поездку её на несколько часов. Мне самому надо быть завтра поутру в Фризингалле, я вернусь часам к двум, если не раньше. Если мисс Вериндер можно удержать здесь до этого времени, мне бы хотелось перемолвить с ней словечка два, эдак невзначай, пред отъездом.

Миледи поручила мне передать кучеру приказание, чтобы карету мисс Рахили не подавали ранее двух часов.

- Не имеете ли еще что сказать? спросила она пристава, покончив с этим.

- Только одно. Если мисс Вериндер удивится этой отмене её распоряжений, благоволите не упоминать при ней, что именно я задерживаю поездку.

Моя госпожа внезапно подняла голову над книгой, как бы собираясь что-то сказать, с величайшим усилием удержалась, и снова уставясь в развернутые страницы, отпустила нас движением руки.

- Вот удивительная женщина! оказал пристав, когда мы вышли.- Не владей она собой, тайна, которая мучат вас, мистер Бетередж, нынче же разрешилась бы.

При последних словах истина озарила, наконец, мою старую башку. На миг я, кажется, начисто лишался рассудка, схватил пристава за ворот сюртука и пригвоздил его к стене.

- Проклятие! вскрикнул я: - тут что-то не ладно насчет мисс Рахили, а вы все время скрывали это от меня!

Пристав Кофф взглянул на меня, все еще приплюснутый к стене,- не шевельнув пальцем, не трогаясь ни одним мускулом грустного лица.

- А! сказал он: - угадали, наконец!

Рука моя выпустила его ворот, голова склонилась на грудь.

- Вспомните, ради некоторого извинения моей вспышки, что ведь я пятьдесят лет служил этому семейству. Сколько раз, бывало, мисс Рахиль еще ребенком лазила ко мне на колена и дергала меня за бакенбарды. Мисс Рахиль, со всеми её недостатками была, на мой взгляд, милее, краше и лучше всех молодых госпож, располагавших услугами и любовью старого слуги.

Я просил прощения у пристава Коффа, чуть ли не по слезами на глазах и не совсем-то прилично.

- Не огорчайтесь, мистер Бетередж, сказал пристав гораздо мягче нежели я мог ожидать,- при нашем деле, да если быть скорым за обидчивость, так мы бы не стоили щепоти соли к похлебке. Если это вас утешает, схватите меня за ворот еще раз. Вы вовсе не умеете сделать этого как следует; но ужь я, так и быть, прощу неумелость в уважение ваших чувств.

Он скривил губы с обычным унынием в лице, повидимому, думал, что отпустил славную шутку.

Я провел его в мою небольшую приемную и затворил дверь.

- Скажите мне по правде, пристав, сказал я,- что вы такое подозреваете? Теперь ужь не хорошо скрывать от меня.

- Я не подозреваю, оказал пристав Кофф,- а знаю. Несчастный характер мой снова начал одолевать меня.

- То-есть, по-просту, по-английски, сказал я,- вы хотите сказать, что мисс Рахиль сама у себя украла собственный алмаз?

- Да, сказал пристав,- это именно то, что я хочу сказать, и ни слова более. Сначала и до конца мисс Вериндер владела алмазом в тайне и взяла себе в поверенные Розанну Сперман, по разчету, что мы заподозрим ее в краже. Вот вам все дело в ореховой скорлупке. Хватайте меня за ворот, мистер Бетередж. Если это выход вашим чувствам, хватайте меня за ворот.

Боже, помоги мне! Чувства мои не облегчились бы этом путем.

- Ваши доказательства! Вот все что я мог сказать ему.

- Доказательства мои вы завтра услышите, сказал пристав:- если мисс Вериндер откажется отсрочить свою поездку к тетушке (а вот посмотрите, она откажется непременно), тогда я должен буду изложить завтра всю суть вашей госпоже. А так как я не знаю что из этого выйдет, то и попрошу вас присутствовать и выслушать все, что произойдет с обеих сторон. А пока, на ночь глядя, оставим это дело. Нет, мистер Бетередж, больше от меня слова не добьетесь насчет Лунного камня. Вот и стол накрыт к ужину. Это одна из человеческих слабостей, к которой я отношусь наинежнейше. Звоните, а я прочту молитву.

- Желаю вам хорошего аппетита, пристав, сказал я,- а у меня он пропал. Я подожду, пока вам подадут, а потом попрошу позволения уйдти и постараюсь осилить это горе наедине с самим собой.

Я присмотрел, чтоб ему подали всякой всячины из отборных запасов, и право, не жалел бы, еслиб он всем этим подавился. В то же время зашел и главный садовник (мистер Бегби) с недельным отчетом. Пристав немедленно заговорил о розах и относительном достоинстве дерновых и песчаных тропинок. Я оставил их обоих и вышел с камнем на сердце. В течение многих и долгих лет, помнится мне, то было еще первое горе, которого я не мог рассеять в табачном дыму и которое не поддавалось даже Робинзону Крузо. В тревоге, в скорби, не находя себе места за недостатком отдельной комнаты, я прошелся по террасе, раздумывая про себя на досуге и в тишине. Не велика важность в том, каковы именно были мои думы. Я чувствовал себя из рук вон старым, умаявшимся, негодным для своей должности, и в первый раз еще во всю свою жизнь, начал загадывать, когда же Богу угодно будет отозвать меня. Несмотря на все это, я твердо держался веры в мисс Рахиль. Будь пристав Кофф самим Соломоном, во всей его славе, и скажи он мне, что моя молодая леди впуталась в низкую, преступную интригу, я мог бы одно лишь ответить Соломону, при всей его премудрости: "Вы её не знаете, а я знаю."

Размышления мои прервал Самуил, принесший мне записку от моей госпожи.

Уходя с террасы за свечой, чтоб я мог при свете её прочесть записку, Самуил заметил, что погода, повидимому, переменяется. До сих пор я в смущении ума не обратил на это внимания, но теперь, когда оно пробудилось, услыхал тревожное ворчанье собак и тихий вой ветра. Взглянув на небо, я видел, как скученные облака, темнея, шибче и шибче неслись над мутным месяцем. Наступает гроза, Самуил прав, наступает гроза.

Записка миледи извещала меня, что фризингальский судья писал ей, напоминая о трех Индейцах. В начале будущей недели мошенников поневоле выпустят на свободу. Если вам нужно предложить им еще какие-нибудь вопросы, то времени терять более нельзя. Забыв об этом при последнем свидании с приставом Коффом, миледи поручала мне исправить её упущение. Индейцы совершенно вышли у меня из головы (вероятно, из вашей также). Я не видел большего проку в том, чтобы снова ворошить это дело. Но, разумеется, тотчас же исполнил приказание.

Я нашел пристава Коффа с садовником, за бутылкой шотландского виски, по горло в обсуживании различных способов выращивания роз. Пристав до того заинтересовался, что при входе моем поднял руку и знаком просил меня не перебивать прения. Насколько я мог понять, вопрос заключался в том, следует или не следует белую махровую розу для лучшего произрастания прививать к шиповнику. Мистер Бегби говорил: да, а приставь: нет. Они сослались на меня, горячась как мальчишки. Ровно ничего не разумея в уходе за розами, я выбрал средний путь,- точь-в-точь как судьи её величества, когда весы правосудия затрудняют их, на волос не уклоняясь от равновесия.

- Джентльмены, заметил я,- тут многое можно сказать за обе стороны.

Пользуясь временным затишьем после этого беспристрастного приговора, я положил записку миледи на стол пред глазами пристава Коффа.

В это время я уже был как нельзя более близок к тому, чтобы возненавидеть пристава. Но, сознаться по правде, в отношении быстроты соображения он был дивный человек.

Полминуты не прошло еще по прочтении им записки, он уже справился на память с рапортом смотрителя Сигрева; извлек из него касающееся Индейцев и уже приготовил ответ. В рапорте мистера Сигрева упоминалось ведь о некотором знатном путешественнике, понимавшем наречие индейцев, не так ли? Очень хорошо. Не известны ли мне имя и адрес этого джентльмена? Очень хорошо. Не напишу ли я их на обороте записки от миледи? Весьма благодарен. Пристав Кофф разыщет этого джентльмена завтра утром по приезде в Фризингалл.

Разве вы надеетесь, что из этого что-нибудь выйдет? - Ведь смотритель Сигрев находил индейцев невинными, как младенцы в утробе матери.

- Доказано, что смотритель Сигрев до сих пор ошибался во всех своих выводах, ответил пристав.- Быть может, стоит позаняться изследованием, не ошибся ли он точно также, а относительно Индейцев. Затем он обратился к мистеру Бегби, возобновив спор именно с того пункта, на котором остановился.- Вопрос ваш, господин садовник, сводится на вопрос о почве и времена года, о труде и терпении. Теперь позвольте мне поставить его с другой точки зрения. Возьмите вы белую махровую розу....

В это время я уже затворил за собой дверь и не слышал конца их диспута.

В корридоре встретил я Пенелопу, которая там расхаживала, и спросил, чего она дожидается.

Она дожидалась звонка молодой леди, когда ей угодно будет позвать ее, чтобы снова приняться за укладывание вещей на завтрашнюю поездку. Из дальнейших расспросов я узнал, что мисс Рахиль выставила причиной своего желания ехать к тетушке то обстоятельство, будто ей стало нестерпимо дома, и она более не может выносить ненавистного присутствия полицейского под одною с ней кровлей. С полчаса тому назад узнав, что отъезд её должен быть отложен до двух часов пополудни, она сильно разгневалась. Миледи, будучи при этом, строго выговаривала ей, а затем (повидимому для того чтобы сказать ей нечто с глазу на глаз) выслала Пенелопу. Дочь моя сильно приуныла по случаю перемены в домашнем быту.

- Все как-то не ладно, батюшка, все как-то не попрежнему. Мне чудится, будто над всеми вами висит какое-то страшное бедствие.

Таково было и мое ощущение. Но при дочери я придал этому лучший над. Пока мы толковала, раздался звонок мисс Рахили. Пенелопа убежала по червой лестнице продолжать укладку. Я пошел в залу взглянуть, что показывает барометр насчет погоды. Только что я подошел к боковой двери из людской в залу, как ее сильно распахнули с той стороны, а мимо меня пробежала Розанна Сперман с таком жалким видом страдания в лице, прижав руку к сердцу, словно там и была вся боль.

- Что это, что случилось? спросил я, остановив ее: - вам дурно?

- Ради Бога, не говорите со мной, ответила она, вывернулась у меня из рук и побежала на черную лестницу. Я крикнул кухарке (мой голос был ей слышен отсюда) присмотреть за бедняжкой. Но кроме кухарки, меня услыхала еще двое. Из моей комнаты осторожно выскочил пристав Кофф и спросил, что случалось. "Ничего," ответил я. А мистер Франклин отворил боковую дверь с той стороны, и поманя меня в залу, спросил, не видал ли я Розанны Сперман.

- Сейчас только попалась мне, сэр, такая расстроенная и странная.

- Боюсь, не я ли невинная причина её расстройства, Бетередж.

- Вы, сэр!

- Не умею объяснить, оказал мистер Франклин: - но если девушка точно замешана в утрате алмаза, я право думаю, что она готова была сознаться мне во всем, именно мне одному из всех на свете,- и не далее двух минут тому назад.

При этих словах я взглянул на боковую дверь, и мне почудилось, что она понемножку отворяется с той стороны. Не подслушивает ли кто? Дверь прихлопнулась прежде чем я успел подойдти. Минуту спустя, когда я выглянул в нее, мне показалось, будто я видел фалды почтенного черного сюртука пристава Коффа, мелькнувшие за угол корридора. Он знал, не хуже меня, что теперь ужь нечего надеяться на мою помощь, когда я догадался, к чему именно клонится его следствие. При таких обстоятельствах было бы совершенно в его характере положиться на собственные силы и повести подкоп.

Не будучи уверен в том, что я точно видел пристава, и не желая прибавлять ненужной каверзы к тем, которых и без того Бог весть сколько накоплялось, я сказал мистеру Франклину, что это верно взошла собака, и затем просил его разказать, что у него такое произошло с Розанной Спермин.

- Вы шли чрез залу, сэр? спросил я: - вы случайно ее встретили, когда она с вами заговорила.

Мистер Франклин указал на бильярд.

- Я гонял шары, оказал он:- и старался выгнать из головы это проклятое дело с алмазом. Случайно подвид голову, и вдруг вижу около себя Розанну Сперман, точно привидение! Подкрадываться таким образом до того странно с её стороны, что я сначала совсем растерялся. Но видя в лице её страшное беспокойство, спросил, не нужно ли ей что-нибудь сказать мне. Она ответила: "да, если осмелюсь". Зная, какое на ней подозрение, я только один смысл и мог дать подобным речам. Сознаюсь, что мне стало неловко. Я вовсе не желал вызывать ее на сознание. В то же время, при теперешних затруднениях ваших было бы непростительно отказаться ее выслушать, если она точно желала высказаться. Пренеловкое было это положение, и, могу сказать, вышел я из него еще хуже. "Я,- говорю,- не совсем понял вас. Не могу ли я чем-нибудь служить вам?" Заметьте, Бетередж, я не грубо ведь это сказал! Бедняжка не может помириться с тем, что дурна собой, я тут же это почувствовал. Я все еще держал в руках кий и продолжил гонять шары, чтобы скрыть неловкость положения. Но оказалось, что от этого дело вышло еще хуже. Кажется, я вовсе без намерения огорчил ее. Она вдруг повернулась и пошла от меня. "На шары глядит, послышалось мне:- на что угодно, лишь бы не на меня!" Не успел я остановить ее, как она уже вышла из залы. Меня это тревожат, Бетередж. Не потрудитесь ли передать Розанне, что я вовсе не хотел оскорбить ее? В мыслях, конечно, я был жесток к ней, я почти надеялся, что ее можно уличить в пропаже алмаза. Не то чтобы я зла желал бедняжке, но....

Тут он умолк, и снова подойдя к бильярду, опять принялся гонять шары.

После всего происшедшего между мной и приставом, я не хуже самого мистера Франклина знал, что именно он не договаривал.

Теперь ужь ничто не могло отклонить от мисс Рахили позорного подозрения, тяготевшего над ней в уме пристава Коффа. Вопрос был ужь не в том, чтоб успокоить нервное раздражение молодой леди, а в том, чтобы доказать её невинность. Еслибы Розанна ничем не компрометтировала себя, то надежда, в которой сознался мистер Франклин, по совести была бы довольно жестока по отношению к ней. Но дело было не так. Она притворялась больною и тайно была в Фризингалле; не спала всю ночь, что-то работая или портя. А в тот вечер ходила на зыбкие пески при обстоятельствах в высшей степени подозрительных. По всем этим причинам (как ни жаль было мне Розанны) я не мог не полагать, что во взгляде мистера Франклина на это дело не было ничего неестественного или безразсудного, особенно в положении мистера Франклина. Я закинул ему словечко на этот счет.

- Да, да! ответил он: - но есть еще один шанс,- слабый конечно,- что поведение Розанны допускает объяснение, какого мы пока не видим. Я ненавижу оскорблять женскую чувствительность, Бетередж! Скажите бедняжке то, что я просил вас передать. И если она хочет переговорить со мной, нужды нет, попадусь ли я в просак или нет, пришлите ее ко мне в библиотеку. С этим добрым словом он положил кий и ушел.

Из расспросов в людской я узнал, что Розанна удалилась в свою комнату. Она с благодарностью отклонила все предложения услуг и только просила, чтоб ей дали успокоиться. Тем оканчивались на сегодня её призвания (если только ей действительно предстояло сознаться); я передал результат мистеру Франклину, который затем вышел из библиотеки и отправился в постель.

Я гасил свечи и затворял окна, когда Самуил пришел с весточкой про двух гостей, оставленных мною в своей комнате. Спор о бедой махровой розе, повидимому, кончался наконец. Садовник ушел домой, а пристава Коффа нигде не найдут во всем нижнем этаже.

Я взглянул в свою комнату. Действительно, никого не видать, стоит лишь пара пустых стаканов и чувствуется сильный запах грога. Не попал ли пристав в приготовленную для него спальню? Я зашел на верх посмотреть. По всходе на второй этаж, мне почудилось влево от меня чье-то тихое и ровное дыхание. Влево от меня был корридор, ведший в комнату мисс Рахили; я заглянул в него, а там-то, свернувшись на трех стульях, поставленных как раз поперег корридора, обвязав свою проседь красным фуляром, и сложив подушкой почтенный черный сертук, лежал и спал себе пристав Кофф.

Лишь только я подошел к нему, он мигом и не двигаясь проснулся, точно пес, когда к нему подходят.

- Доброй ночи, мистер Беттередж, сказал он: - попомните же, если вам когда-нибудь вздумается выращивать розы, бедую махровую лучше не прививать к шиповнику, что бы там садовник ни говорил против этого.

- Что вы здесь делаете? спросил я: - почему вы не в своей постели?

- Потому я не в своей постели, ответил пристав: - что я один из многих в сей юдоли, которым не дано честно и в то же время легко добывать деньгу. Нынче произошло некоторое совпадение времена возвращения Розанны Сперман с песков и времени, когда мисс Вериндер порешила выехать из дому. Что бы там Розанна ни прятала, моей голове совершенно ново, что ваша молодая леди не могла решиться уехать, пока не узнала, что уже спрятано. Обе оне сегодня, должно-быть, ужь переговорили разок между собой. Если же оне попытаются снова переговорить, когда в доме все успокоится, то мне следует быть по близости, чтобы помешать этому. Не браните меня за расстройство приготовленного вами спанья, мистер Бетередж, браните алмаз.

- Как бы я желал, чтоб алмаза и не бывало никогда в этом доме! вырвалось у меня.

Пристав Кофф окинул унылым взглядом те три стула, на которых осудил себя провести ночь.

- И я также, сериозно проговорил он.

XVII.

За-ночь особенного ничего не случалось, и (я счастлив, что могу это прибавить) ни малейшей попытка к переговорам между мисс Рахилью и Розанной не было: бдительность пристава Коффа не была вознаграждена ничем.

Я ожидал, что поутру первым дедом пристава будет отправиться в Фризингал. Он, однако медлил, словно ему сперва предстояло нечто иное. Я оставил его на собственный произвол, и вскоре после того, ходя по саду, встретил мистера Франклина в любимой его аллее у кустарников.

Не успели мы обменяться двумя словами, откуда на возьмись, присоединился к нам и пристав. Он подошел к мистеру Франклину, который принял его, надо сознаться, немножко свысока: "что скажете?" - вот и весь ответ, полученный им на вежливое пожелание доброго утра мистеру Франклину.

- Имею нечто сказать вам, сэр, ответил пристав,- по поводу производимого мной следствия. Вчера вы догадались, какой именно оборот оно принимает. Весьма естественно, что в вашем положении это вам неприятно и прискорбно. Весьма естественно также, что вы свое гневное чувство против скандала в вашем семействе обращаете на меня.

- Что же вам угодно? довольно резко перебил мистер Франклин.

- Мне угодно, сэр, напомнить вам, что по крайней мере до сих пор я не уличен в ошибке. Имея это в виду, благоволите помнить в то же время, что я здесь исполнитель закона, действующий с соизволения хозяйки дома. При таких обстоятельствах, должны ли вы или не должны, как честный гражданин, помочь мне всеми теми сведениями, какими вы располагаете?

- Я не располагаю никакими особенными сведениями, сказал мистер Франклин.

Пристав пропустил этот ответ мимо ушей, словно его и не было.

- Вы могли бы, сэр, избавить меня от потери времена на следствие в нескольких милях отсюда, продолжал он,- еслибы вам угодно было понять меня и высказаться.

- Я вас не понимаю, ответил мистер Франклин,- и нечего мне сказать.

- Одна из служанок (не хочу называть по имени) говорила с вами наедине, сэр, в прошлый вечер.

Мистер Франклин опять оборвал его, а еще раз ответил:

- Нечего мне сказать.

Стоя возле, я молча думал о том, как вчера слегка отворялась боковая дверь в залу, и о фалдах сюртука, мелькнувших по корридору. Пристав Кофф, без сомнения, успел кое-что подслушать, прежде чем я помешал ему, и это заставило его подозревать, что Розанна облегчила свою душу, сознавшись в чем-то мистеру Франклину Блеку.

Только что это соображение поразило меня, как вдруг на конце кустарной аллеи появилась Розанна собственною своею персоной! За ней следовала Пенелопа, явно старавшаеся вернуть ее назад к дому. Видя, что мистер Франклин не один, Розанна стала как вкопаная, очевидно, в крайнем затруднении, не зная что ей делать. Пенелопа ждала позади. Мистер Франклин увидал девушек в одно время со мной. Пристав же с бесовскою хитростью притворился, что вовсе не замечает их. Все это произошло в один миг. Ни я, ни мистер Франклин слова еще не молвила, а пристав уже плавно заговорил, как бы продолжая предыдущий разговор.

- Напрасно вы боитесь повредить этой девушке, обратился он к мистеру Франклину, говоря громким голосом, чтобы Розанне было слышно. - Напротив, я рекомендую вам почтить меня откровенностью, если вы принимаете какое-нибудь участие в Розанне Сперман.

Мистер Франклин мигом притворился, будто и он тоже не заметил девушек. Он также громко ответил:

- Я в Розанне Сперман ровно никакого участия не принимаю.

Я посмотрел на тот конец аллеи. Но мог только разглядеть, что Розанна, с последним словом мистера Франклина, быстро повернула назад. Вместо того чтобы противиться Пенелопе, как за минуту тому назад, она позволила моей дочери взять себя под руку и увести домой.

Пока обе девушки скрывалась из глаз, прозвонили к завтраку, и сам пристав Кофф должен был сознаться, что его дело дрянь. Он просто сказал мне: "Я поеду в Фризингал, мистер Бетередж, и вернусь к двум часам," и пошел своею дорогой, не прибавив ни слова более; а мы хоть на несколько часов отделалась от него совершенно.

- Оправдайте меня пред Розанной, сказал мистер Франклин, оставшись наедине со мной.- Я точно осужден говорить или делать одни неловкости при этой несчастной девушке. Вы сами должны были заметить, что пристав Кофф поставил западню нам обоим. Удайся ему сконфузить меня или раздражить ее до взрыва, тогда или ей, или мне пришлось бы проговориться соответственно его цели. Под влиянием минуты, я не видел лучшего выхода. Девушка ни в чем не проболталась, а приставу показано, что я вижу его насквозь. Очевидно, он подслушивал вчера, когда мы с вами говорили, Бетередж.

"Мало того что подслушивал, подумал я про себя. Он припомнил мой разказ о том, что Розанна влюблена в мистера Франклина, и на это именно и разчитывал, взывая к участию мистера Франклина в Розанне,- при самой Розанне."

- Что до подслушиванья, сэр, заметил я (оставя тот пункт про себя),- то все мы скорехонько будем заодно с ним в одной шайке, если дела такого рода позатянутся. Шарить, высматривать, подслушивать, это весьма естественные занятия людей в нашем положении. Денька через два, мистер Франклин, мы все онемеем друг для друга, по той причине, что всякий станет подслушивать, не проболтается ли другой, и все узнают взаимные тайны. Извините мою вспышку, сэр. Ужасная тайна, что гнетет нас в этом доме, ударила мне в голову, точно вино, а доводит меня до безумия. Я не забуду о том, что вы приказывали. Воспользуюсь первым же случаем, чтоб оправдать вас пред Розанной Сперман.

- Вы ей ничего не говорили про вчерашнее, или сказали? опросил мистер Франклин.

- Нет, сэр.

- Так и не говорите пока ничего. Лучше не вызывать её на откровенность, пока пристав выжидает, как бы подстеречь нас обоих. Мое поведение непоследовательно, Бетередж, не правда ли? Я не вижу другаго исхода этого дела, кроме улики Розанны, и все-таки я не могу, не хочу помогать приставу изловить эту девушку.

Да, таки безразсудно, конечно. Но таков был и мой взгляд. Я вполне его понял. Если вы, хоть раз в жизни, припомните, что вы сами смертны, быть-может, и вы поймете его.

В кратких словах, вот каково было положение дел в доме и вне его, пока пристав Кофф ездил в Фризингалл.

Масс Рахиль, упорно сидя в своей комнате, дожидалась времени, когда ей можно будет сесть в коляску и поехать к тетке. Миледи завтракала с мистером Франклином. После завтрака мистер Франклин принял одно из своих обычно-внезапных решение, и торопливо ушел облегчать волнение ума на прогулке. Я один видел его уход, а он сказал мне, что вернется прежде пристава. Перемена погоды, обозначась еще свечера, теперь наступила. Вскоре после рассвета, за крупным дождем, подул сильный ветер и все свежел в течение дня. Но хотя тучи грозили не раз, дождя больше не было. Недурной денек для прогулки; если вы молоды и крепки, можете дышать сильными порывами ветра, налетающего с моря. Я прислуживал миледи после завтрака и помогал ей в сведении хозяйственных счетов. Она всего раз намекнула на Лунный камень, и то чтоб отклонить пока всякий разговор о нем.

- Подождите возвращения этого господина, сказала она, разумея пристава,- тогда надо будет говорить об этом, а теперь ничто нас не обязывает.

Останов госпожу, я застал в своей комнате поджидавшую меня Пенелопу.

- Что бы вам, батюшка, сходить поговорить с Розанной, сказала она,- мне за нее что-то страшно.

Я живехонько догадался в чем дело. Но одно из моих правил состоит в том, что мущины (будучи существами высшего разряда) обязаны исправлять женщин, по возможности. Когда женщина хочет заставать меня что-нибудь сделать (дочь она мне, или нет, все равно), я всегда настаиваю, чтоб она сообщила мне побудительную причину. Чем чаще заставлять их разыскивать собственным умом причины, тем податливей становятся оне во всех житейских отношениях. Не их вина, что оне (бедняжки!) сначала действуют, а потом уже обдумывают; вина тех дурней, что потакают он. Пенелопину причину в настоящем случае можно передать собственными её словами.

- Мне кажется, батюшка, сказала она,- мистер Франклин жестоко оскорбил Розанну, хотя и без умысла.

- Зачем попала Розанна в кустарную аллею? спросил я.

- По своему сумамбродству, сказала Пенелопа,- иначе этого нельзя и назвать. Она хотела переговорить с мистером Франклином нынче утром, во что бы то ни стало. Я употребила все усилия, чтоб удержать ее; вы это видели. Еслибы мне только удалось увести ее до этих ужасных слов....

- Ну, ну! проговорил я:- войди в рассудок. Кажется, ничего не было такого, что бы могло встревожить Розанну.

- Ничего такого и не было, батюшка. Но мистер Франклин сказал, что не принимает в ней ровно никакого участия, и.... их, с каким жестоким выражением он сказал это!

- Он сказал это, чтобы зажать рот приставу, ответил я.

- И я то же говорила ей, сказала Пенелопа,- но видите ли, батюшка (хотя мистера Франклина и нечем попрекнуть), все же он изсушил ее, обманывал её надежды за все это время, вот уже сколько недель, а теперь ужь это выходит на покрышку всего! Она, разумеется, не в праве ждать от него участия. Конечно, это из рук вон, что она до такой степени забылась в её положении. Но она, кажется, потеряла и стыд, и всякую меру, и все. Она испугала меня, батюшка, когда мистер Франклин сказал эти слова. Она точно окаменела от них. Вдруг на нее нашло такое спокойствие, пошла, взялась за свое дело, и вот с тех самых пор словно во сне.

Я начинал понемногу беспокоиться. В манерах Пенелопы было что-то заглушавшее мое высшее разумение. Теперь, когда мысли мои обратились на этот предмет, я припомнил, что произошло с вечера между мистером Франклином и Розанной. При этой оказии она казалась пораженною в самое сердце; а нынче, на её несчастие, бедняжке неизбежно разбередила рану. Жаль, жаль! Тем более, что её ничто не оправдывало, и даже обижаться она была не в праве.

Я обещал мистеру Франклину поговорить с Розанной, и вот, повидимому, наступила пора сдержать слово.

Мы застали девушку, которая мела корридор по ту сторону спален, бледною, но спокойною и, как всегда, чистенько одетою в свое пестрое платье. Я заметил у неё в глазах странную мутность и отупение, но не от слез, а как бы от слишком долгаго и неподвижного взгляда на что-то такое. Быт-может, это что-то такое было туманным созданием собственных её дум. Вокруг нея, ужь конечно, не было ни одного предмета, которого бы она не видала сотни раз.

- Развеселитесь, Розанна, сказал я,- нечего мучить себя своими фантазиями. Мне поручено кое-что передать вам от мистера Франклина.

За тем я изложил ей дело с настоящей точки зрения в самых дружеских и успокоительных выражениях, какие мог подобрать. Мои правила в отношении прекрасного пола, как вы могла заметить, весьма отрога. Но так ли, сяк ли, а дашь только сойдусь я с женщиной ладом к лицу, теория-то и не согласуется с практикой.

- Мистер Франклин очень добр и внимателен. Поблагодарите его, пожалуста.

Вот и все, что она мне ответила. Дочь моя уже заметила, что Розанна взялась за работу словно во оне. Я дополнял теперь наблюдение тем, что она и слушала, и говорила словно во сне. Я усомнился, полно ужь, способен ли ум её принять сказанное мной как следует.

- Вы вполне уверены, Розанна, что поняли меня? спросил я.

- Вполне уверена.

Она отозвалась на мое слово не живою женщиной, но словно автомат, приводимый в движение машиной. И все время продолжала мести. Я как можно осторожнее, а нежнее взял у неё из рук щетку.

- Полноте, Розанна, сказал я,- вы ведь на себя не похожи. У вас что-то на душе. Я вам друг и останусь другом, еслибы вы даже провинились в чем. Очистите свою совесть, Розанна,- очистите ее от этого.

Было время, когда подобная речь вызвала бы слезы на глазах ея. Теперь я не видел в них никакой перемены.

- Да, сказала она,- я очищу свою совесть.

- Пред миледи? спросил я.

- Нет.

- Пред мистером Франклином?

- Да, пред мистером Франклином.

Я почти не знал что и сказать на кто. Она не в состоянии была понять предостережения относительно разговора с ним наедине, которое приказал передать ей мистер Франклин. Понемногу собравшись с мыслями, я только оказал ей, что мистер Франклинь ушел гулять.

- Нужды нет, ответила она,- я нынче не стану беспокоить мистера Франклина.

- Отчего бы не поговорить с миледи? сказал я.- Лучший способ облегчить себе душу, это именно высказаться милосердой госпоже, проникнутой истинным христианством, которая всегда была так добра к вам.

Она с минуту глядела на меня с сериозным и твердым вниманием, как бы удерживая в памяти все сказанное мной. Потом взяла у меня из рук щетку и тихонько отошла с ней немного дальше вдоль по корридору.

- Нет, проговорила она почти про себя, и продолжая мести,- я получше этого сумею облегчать свою душу.

- Как же это?

- Не мешайте мне только работать.

Пенелопа пошла за ней и предложила ей помочь.

- Нет, ответила она,- мне самой нужно дело. Благодарю вас, Пенелопа. - Она оглянулась на меня. - Благодарю вас, мистер Бетередж.

Тут уже ничем её не возьмешь, нечего и говорить больше. Я сделал знак Пенелопе идти за мной. Мы оставили ее так точно, как и застали, метущею корридор словно во сне.

- Разбирать это - дело доктора, сказал я,- а мне ужь не под силу.

Дочь напомнила мне о болезни мистера Канди, происшедшей (как помните) от простуды после званого обеда. Ассистент его, некто мистер Ездра Дженнингс, конечно, был к нашим услугам. Но его мало знали в нашей стороне. Он был приглашаем мистером Канди только в редких случаях. И хорошо ли, худо ли это, но никто из нас не любил его и не доверял ему. Во Фризингалле были и другие доктора, но были чужды нашему дому; а Пенелопа сомневалась, не принесут ли незнакомые лица больше вреда чем пользы Розанне в теперешнем её состоянии.

Я думал поговорить с миледи, но вспомнив о тяжком и тревожном гнете на душе ея, не решался прибавить ко всем её мучениям еще новое беспокойство. Все же необходимо было что-нибудь сделать. Положение девушки было, по моему мнению, крайне опасно, и миледи надо бы известить об этом. Я нехотя пошел в её комнату. Там никого не было. миледи затворилась с мисс Рахилью. Невозможно увидать ее, пока не выйдет. Я прождал напрасно, пока часы на главной лестнице не пробили трех четвертей втораго. Спустя минут пять, я услыхал, что меня зовут на подъезде и тотчас узнал голос: пристав Кофф вернулся из Фризингалла.

XVIII.

Спускаясь к главному выходу, я повстречался на лестнице с приставом. После всего происшедшего между вами, мне, признаться, не хотелось выказывать на малейшего участия к его действиям; но я никак не мог победить свое любопытство, а потому, заглушав чувство собственного достоинства, спросил у мистера Коффа:

- Что новенького в Фризингалле?

- Видел индейцев, отвечал пристав,- а сверх того узнал, что именно покупала в прошедший четверг Розанна Сперман в городе. Индейцев освободят в среду на будущей неделе. И я, а мистер Мортвет вполне убеждены, что она приходила сюда для похищения Лунного камня. Но событие, случившееся здесь в ночь под четверг, совершенно разрушало их разчеты, и они столько же виноваты в пропаже алмаза, сколько и мы с вами. Впрочем, за одно могу вам поручаться, мистер Бетередж, что если мы не отыщем Лунного камня, то ужь они непременно найдут его. Погодите немного, мы еще не в последний раз виделись с фокусниками.

Между тем как пристав произносил эта загадочные слова, мистер Франклин вернулся с своей прогулки; но более искусный в умении обуздывать свое любопытство, он прошел мимо вас в дом, не сказав ни слова. Что же до меня касается, то раз пожертвовав своим достоинством, я уже хотел извлечь из этой жертвы всевозможные выгоды.

- Так вот что вы узнали об Индейцах, сказал я.- Ну, а как же насчет Розанны, сэр, не сделали ли вы и о ней каких открытий?

Пристав Кофф покачал головой.

- Тайна в этом отношении остается более чем когда-либо непроницаемою, отвечал он.- Я напал на её след в одной из фризингальских лавок, принадлежащей холщевнику Мальтби. У прочих торговцев, суконщиков, модисток, портных, она ничего не купала, да и у Мальтби взяла только несколько аршин полотна. Долго провозившись над выбором качества, она наконец остановилась на одном куске, и велела отрезать от него столько, сколько нужно для ночной кофты.

- Для чьей же кофты? спросил я.

- Да верно для своей собственной. В четверг рано поутру, между тем как все вы покоились в своих постелях, она, вероятно, прокралась в комнату вашей барышни, чтобы похитить Лунный камень, а выходя оттуда, должно-быть, мазнула как-нибудь неосторожно кофтой по невысохшей краске. Пятно на кофте не отмылось, а между тем она не посмела уничтожить испорченную вещь, не заменив ее прежде новою.

- Что же заставляет вас предполагать, будто это была кофта самой Розанны? возразил я.

- Те материалы, которые она для себя покупала, отвечал пристав. - Будь это кофта мисс Вериндер, то для неё потребовались бы кружева, оборка, и не весть какие украшения, да к тому же Розанна и не успела бы сшить ее в одну ночь. Кусок ровного полотна годится только дня незатейливой кофты простой служанки. Поверьте мне, мистер Бетередж, это ново как день. Загадка состоит лишь в том, с какою целью (раз запасшись новою одеждой) прячет она испачканную, вместо того чтоб ее уничтожить? Если девушка не сделает добровольных показаний, то нам останется лишь одно средство разрешить этот мудреный вопрос: разыскать то потаенное местечко на зыбучих песках, куда она упрятала ящик, и тогда дело объяснится само собой.

- Но как же вы отыщете это место? спросил я.

- Весьма сожалею, что на этот раз не могу удовлетворить ваше любопытство, отвечал пристав,- во это секрет, которого я никому не выдам.

(Чтобы не раздразнить вашего любопытства, читатель, подобно тому как он раздразнил мое, я открою вам, что пристав вернулся из Фризингалла снабженный обыскным листом. Опытвость его в подобных делах навела его на мысль, что Розанна Сперман, вероятно, носила при себе описание местности, выбранной ею для хранения ящика, чтобы в последствии можно было легче отыскать это потаенное убежище, еслиб ей вздумалось вернуться сюда при других обстоятельствах. Приставу захотелось, во что бы вы стало, овладеть этою памятною запиской, и раз добыв ее, он счел бы себя совершенно удовлетворенным.)

- Оставим покамест пустые предположения, мистер Бетередж, сказал он,- и приступим-ка лучше к делу. Я приказывал Джойсу присматривать без меня за Розанной. И о где Джойс?

Джойс был тот самый фризингальский полисмен, которого надзиратель Сигрев отдал в распоряжение пристава. Меж тем как последний делал этот вопрос, пробило два часа, и в ту же минуту подъехала карета, которая должна была увезти мисс Рахиль к её тетке в Фризингалл.

- Двух дел разом не делают, сказал пристав, останавливая меня в ту минуту, как я уже собирался послать за Джойсом. - Дайте мне сперва проводить мисс Вериндер.

В воздухе все еще пахло дождем, и потому для мисс Рахили запрягли крытую карету. Пристав Кофф сделал знак Самуилу, чтобы тот сошел к нему с своего места за каретой.

- По сю сторону калитки привратника вы увидите одного моего приятеля, который будет ждать вас между деревьями, сказал он Самуилу. - Не останавливая кареты, приятель мой вскочит к вам, а вы постарайтесь только не обращать на него внимания и прикусить ваш язычок: не то беда вам будет.

Сделав это наставление слуге, пристав позволил ему возвратиться на свое место. Что подумал об этом Самуил,- не знаю, но я хорошо понимал, что за мисс Рахилью положено было учредить строгий надзор с той самой минуты, как она выедет из родительского дома. Барышня ваша под присмотром! Позади ея, на запятках родительской кареты, будет сидеть шпион! Мне хотелось вырвать свой мерзкий язык за то, что он осмелился унизиться до разговора с приставом Коффом.

Миледи первая вышла из дому, и остановившись на верхней ступеньке лестницы, стала ждать, что будет далее. Ни мне, ни приставу она не сказала на слова. Закутавшись в легкую летнюю мантилью, которая служила ей для прогулки по саду, она стояла как статуя, с строго сжатыми устами, ожидая появления дочери.

Чрез минуту на лестнице показалась и сама мисс Рахиль. На ней было хорошенькое платье из какой-то нежной желтой ткани, которая служила прелестным фоном для её смуглаго лица и (в форме кофточки) плотно обхватывала ее талию. На голове у неё была щегольская соломенная шляпка с белым обвивавшимся вокруг вуалем; палевого цвета перчатки гладко обтягивали её руку. Ея прекрасные черные волосы лоснились из-под шляпки как атлас; а маленькие ушки, похожия на две розовые раковины, украшены были жемчужными подвесками. Она быстро появилась на лестнице, стройная как лилия и столь же гибкая и грациозная в своих движениях, как молодая кошечка. Ничто, сколько я мог заметить, не изменилось в её прекрасном лице, кроме глаз и губ. Глаза её получили какой-то сверкающий дикий взгляд, который вовсе мне не нравился, а губы до такой степени утратила свой прежний цвет и улыбку, что я едва мог узнать их. Наскоро и внезапно поцеловав свою мать в щеку, она проговорила ей: "Постарайтесь простить меня, мамаша"; затем она так порывисто опустила свой вуаль, что даже разорвала его. Чрез минуту она уже сбежала с лестницы и бросилась в карету, как в убежище.

Пристав Кофф во мгновение ока очутился подле нея. Он отстранил Самуила, и держась за раскрытую дверку кареты, предстал пред мисс Рахилью в-то время, когда она усаживалась на своем месте.

- Что вам нужно? спросила она из-под вуали.

- Прежде чем вы уедете, мисс, отвечал пристав,- мне необходимо сказать вам два слова. Препятствовать вашей поездке к тетушке я не имею никакого права; одно только осмелюсь вам заметить, что уезжая отсюда при настоящем положении следствия, вы тем самым воздвигаете мне препятствие к розысканию вашего алмаза. Прошу вас хорошенько вникнуть в мои слова, мисс, и окончательно решать: едете вы или нет.

Мисс Рахиль не удостиала его даже ответом.

- Пошел, Джемс! закричала она кучеру.

Не оказав более ни слова, пристав молча захлопнул дверку. Но в эту самую минуту с лестницы сбежал мистер Франклин.

- Прощайте, Рахиль, сказал он, протягивая ей руку.

- Пошел! еще громче крикнула моя молодая госпожа, столько же невнимательная к мистеру Франклину, как и к мистеру Коффу.

Мистер Франклин отшатнулся, будто пораженный громом. Кучер, не зная что делать, в недоумении смотрел на миледи, еще стоявшую на крыльце. Гнев, печаль и стыд одновременно отразились на её лице; она знаком велела кучеру ехать и затем поспешно вошла в комнаты. Когда карета тронулась, мистер Франклин очнулся, и обращаясь к миледи, сказал ей:

- Тетушка, вы были совершенно правы; примите же мою благодарность за ваше гостеприимство и позвольте мне уехать.

Миледи обернулась, будто собираясь отвечать ему, но потом одумалась и, как бы не доверяя себе, только ласково махнула ему рукой.

- Не уезжайте отсюда не повидавшись со мной, Франклин, сказала она прерывающимся голосом, а затем удалилась в свою комнату.

- Последнего одолжения жду от вас, Бетередж, обратился тогда ко мне мистер Франклин, со слезами на глазах. - Выпроводите меня отсюда поскорее на железную дорогу!

И с этими словами он также вошел в дом. Вот до какой степени могла обезкуражить его мисс Рахиль; судите же после того, как сильно он любил ее!

Мы остались одна с приставом внизу лестницы. Обернувшись лицом к деревьям, между которыми извивалась дорога, он заложил рука в карманы и стал тихо насвистывать "Последнюю летнюю розу".

- На все есть свое время, сказал я довольно резко. - Теперь не время свистать, сэр.

В эту минуту из-за деревьев показалась карета, направлявшаеся к калитке привратника, а позади её на лакейском месте можно было ясно различать подле Самуила еще какую-то незнакомую фигуру. "Ладно!" сказал про себя пристав, потом, обращаясь ко мне, прибавил:

- Правду говорите вы, мистер Бетередж, что свистать теперь не время. Теперь нужно приниматься за дело, не щадя никого. Начнем-ка с Розанны. Где Джойс?

Мы оба стали его кликать, но не получили ответа. Тогда я послал за ним одного из конюхов. - Слышали ли вы, что я говорил с мисс Вериндер? спросил меня пристав, пока мы ожидали возвращения конюха.- И заметили ли вы как она приняла мои слова? Я напрямки объявил ей, что отъезд её воспрепятствует розыску алмаза, а она все-таки уехала! Так знайте же, мистер Бетередж, что ваша барышня уехала в материнской карете не одна, а с товарищем, и товарищ этот никто другой как сам Лунный камень.

Я промолчал. Вера моя в мисс Рахиль была непоколебима как и вера в смерть. Конюх вернулся в сопровождении Джойса, который, как мне показалось, шел весьма неохотно.

- Где Розанна Сперман? спросил пристав Кофф.

- Сам не понимаю как это случилось, сэр, начал Джойс,- и крайне сожалею о том, но так или иначе....

- Уезжая в Фризингалл, перебил его пристав,- я приказал вам стеречь Розанну Сперман, не подавая ей виду, что за ней присматривают, а вы хотите, кажется, сказать мне, что она ускользнула от вашей бдительности?

- Боюсь, сэр, начал Джойс с внезапною дрожью,- не слишком ли ужь я постарался о том, чтоб она меня не заподозрила. Здесь столько корридоров в нижнем этаже, что....

- А давно ли вы потеряли ее из виду?

- Около часу, сэр.

- Можете возвратиться в Фризнигалл к вашему постоянному посту, сказал пристав своим спокойным, меланхолическим тоном.- Мне сдается, мистер Джойс, что ваше ремесло не по плечу вам, а должность сыщика слишком ничтожна для ваших способностей. Прощайте.

Полисмен удалился. Не могу разказать вам, как огорчало меня известие о Розанне Сперман. Тысячи различных предположений пробегали в голове моей, но не умея остановиться ни за одном из них, я стоял как вкопаный, молча уставясь на пристава.

- Успокойтесь, мистер Бетередж, сказал пристав, словно угадывая мои главнейшие опасения и стараясь прежде всего устранить их.- Вашей молодой приятельнице Розанне не удастся проскользнуть сквозь мои пальцы. Знайте, что пока мне будет известно местопребывание мисс Вериндер, я не потеряю следов и её сообщницы. В прошедшую ночь я помешал их свиданию. Ну, что ж, они вместо того сойдутся нынче же в Фризангалле. Стало быть, нам нужно перенести наши розыски (а, пожалуй, гораздо ранее нежели я предполагал) из дома леди Вериндер в тот дом, куда поехала теперь её дочь. А покамест придется снова обезпокоить вас просьбой: еще раз созвать всю прислугу.

Мы отправилась в людскую. Стыдно мне сознаваться в таком низком любопытстве, тем не менее, я должен объявить вам, читатель, что при последних словах пристава мною овладел новый припадок следственной горячки. Позабыв свою ненависть к приставу Коффу, я дружески ухватил его за руку.

- Рада самого Бога, сэр, сказал я,- откройте мне: с какою целью намерены вы созвать прислугу.

Великий Кофф остановился, и в грустном экстазе проговорил, обращаясь к пустому пространству:

- Что еслиб этот человек, сказал пристав (очевидно намекая на меня),- да знал толк в розах, ведь он был бы совершеннейшим созданием в мире!

Вслед за таким сильным излиянием чувств, пристав вздохнул и взял меня под руку.

- Одно из двух, сказал он, снова возвращаясь к прерванному разговору:- или Розанна Сперман отправилась прямо в Фризингалл (чтобы поспеть туда прежде меня), или она пошла сперва проведать свое потаенное местечко на песках. Прежде всего нужно удостовериться, кто из слуг видел ее последний пред тем как она ушла из дому.

Из допроса оказалось, что последняя видела ее судомойка Нанси. Она хорошо заметила, как Розанна выскочила чрез заднюю дверь с письмом в руках и остановила работника мясника, выгружавшего в это время привезенное мясо. Нанси слышала, как она просила работника, по возвращении в Фризингалл, отдать это письмо на почту. Работник, взглянув на адрес, отвечал ей, что письмо, адресованное в Коббс-Голь, не разчет сдавать на фризингальскую почту, что суббота не почтовый день, а потому письмо достигнет своего назначения не ранее понедельника утром. Розанна отвечала ему, что это не беда, если письмо дойдет в понедельник утром, но что ей важнее всего верная доставка. Тогда работник уехал, обещав ей исполнить её просьбу. В эту минуту Нанси позвали в кухню, и после неё уже никто не видал Розанны Сперман.

- Ну, что же предполагаете вы делать теперь? опросил я, когда мы снова остались наедине.

- Что? отвечал пристав: - нужно отправляться в Фризингалл.

- Чтобы разыскать письмо, сэр?

- Да, в этом письме находится памятная записка о потаенном хранилище ящика. В почтовой конторе я разузнаю на чье имя адресовано письмо, и если предположения мои окажутся справедливыми, то я в следующий же понедельник сделаю визит вашей приятельнице, мистрис Иолланд.

Я вышед с приставом, чтобы распорядиться насчет кабриолета. На конном дворе мы получили новые известия о скрывшейся девушке.

XIX.

Слухи о побеге Розанны уже распространились между дворовою прислугой. Каждый с своей стороны навел справки, и таким образом добрались до одного проворного маленького чертенка, по прозвищу "Доффи", который, будучи употребляем иногда для очистки сада от сорных трав, видел Розанну не далее как полчаса тому назад. Доффи был убежден, что проходя чрез сосновую аллею, он встретил именно Розанну, которая не шла, а бегом бежала по направлению к берегу.

- Знает ли мальчик береговые окрестности? спросил пристав Кофф.

- Он родился и вырос на этом берегу, отвечал я.

- Доффи, сказал тогда пристав,- хочешь ли заработать шиллинг? В таком случае отправляйся за мной, а вы, мистер Бетередж, приготовьте к моему возвращению кабриолет.

И с этими словами он таким быстрым шагом пустился на зыбучие пески, что (несмотря на мои еще хорошо сохранившиеся ноги) я не в состоянии был бы с ним соперничать; а маленький Доффи, подобно всем нашим молодым дикарям, когда они бывают в веселом настроении духа, гикнул и побежал рысью по пятам пристава. Здесь опять я нахожу невозможным изобразить то состояние духа, которое овладело мной по уходе мистера Коффа: то была какая-то странная, безтолковая гомозливость. Я делал тысячу бесполезных вещей внутри и вне дома, которых решительно не в состоянии теперь припомнить. Я даже не мог дать себе отчета, сколько времени прошло с тех пор как пристав отправился на пески, когда Доффи примчал мне от него записку. Это был небольшой клочок бумажки, вырванный приставом из его портфеля и заключавший в себе следующия строки карандашом: "Пришлите мне поскорее ботинок Розанны Сперман, да не мешкайте, пожалуста."

Я послал первую попавшуюся мне женщину в комнату Розанны, потом, отправляя мальчика к приставу, велел передать ему, что сам немедленно последую с ботинком.

Очень хорошо понимаю, что путь, избранный мною для выполнения полученных инструкции, был далеко не кратчайший, но я решился до тех пор не отдавать ботинка Розанны в руки пристава, пока не удостоверюсь, не затеял ли он какой-нибудь новой мистификации. Мое первоначальное желание, оправдать как-нибудь девушку, если это окажется возможным, снова заговорило во мне в последнюю минуту. Столь возбужденное состояние чувств моих, помимо следственной горячки, заставило меня поторопиться, и потому, вооружась ботинком, я отправился на пески таким форсированным маршем, каким только способен ходить семидесятилетний старик, не слишком полагающийся на свои силы.

Между тем как я приближался к берегу, собрались черные туча, дождь, отбиваемый ветром, хлынул широкими струями, а вдали, на песчаной отмели у входа в залив, слышен был грозный рев набегавших морских волн. Сделав несколько шагов вперед, я увидал Доффи, приютившагося на подветренной стороне песчаных холмов. Но скоро глазам моим предстала картина еще более мрачная: расвирепевшее море, валы разбивавшиеся о песчаную отмель, гонимый ветром дождь, который, подобно легкой дымке, вился над поверхностью вод, и бурый пустынный берег, на котором одиноко выделялась черная фигура пристава Коффа. Завидев меня, он указал рукой на север.

- Держитесь этой стороны и спускайтесь ко мне отсюда, громко крикнул он.

Я стал спускаться с холмов, едва переводя дыхание, между тем как сердце мое так и хотело выскочить. Говорить я положительно не мог: сотни вопросов роились в моей голове, но ни один из них не выходил из моих уст. Лицо пристава испугало меня; взор его был ужасен. Он выхватил у меня ботинок и вложил его в след ноги, глядевший прямо на юг от того места, где мы стояли, в направлении к утесу, известному под названием южной скалы. След еще не размыло дождем, и ботинок девушки пришелся по нем точь-в-точь. Пристав молча указал мне на ботинок, стоявший в следу.

Я схватил его за руку, снова пытаясь заговорить с ним, но как и прежде ничего не в силах был вымолвить. А он между тем продолжил спускаться все ниже, и ниже, до того самого места, где утесы упирались в песок. В это время около южной скалы только-что начинался прилив, и набегавшая вода вздувалась над песчаною зыбью. В глубоком молчании, которое свинцом падало мне на сердце, с упорною, наводящею страх настойчивостью, пристав Кофф то здесь, то там вкладывал ботинок в следы, постоянно указывавшие, что девушка шла в направлении к скалам, а не от скал. В противоположном направлении никаких следов не было.

Наконец пристав бросил эти бесплодные поиски. Он снова взглянул на меня, а затем на воды, все выше и выше вздымавшиеся над таинственною поверхностью зыбучих песков. Я в свою очередь посмотрел туда же и угадал его тайную мысль. Ужасная, немая дрожь внезапно пробежала по моему телу; я упал на колени.

- Она, должно-быть, приходила сюда, послышался голос пристава, говорившего с самим собой,- и эти скалы были, вероятно, свидетелями какой-нибудь ужасной катастрофы.

Тогда только пришли мне на память странные взгляды, слова и поступки девушки, то отупение и безжизненность, с которыми она слушала меня и отвечала на мои вопросы несколько часов тому назад, когда я застал ее в корридоре со щеткой в руках. Все это промелькнуло в моей голове, пока говорил пристав, и я разом убедился, что он был далек от страшной истины. Я хотел поведать ему об оледенившем меня ужасе, я пытался было оказать ему: "Пристав, она сама искала этой смерти"; напрасно! слова не выходили из моих уст. Немая дрожь не покидала меня. Я не чувствовал дождя, не замечал прибывавшей воды. Предо мной стоял как бы призрак бедного погибшего создания, мне живо представилось то утро, когда я приходил за ней на пески, чтобы звать ее обедать. В ушах моих еще раздавались эти слова, что песчаная зыбь неудержимо влечет ее к себе, и что в ней-то, быть-может, она и найдет свою могилу. Я почувствовал какой-то безотчетный ужас, применив несчастную судьбу этой девушки к моему родному детищу. Розанна была ей ровесница. Кто знает, быть-может, и дочь моя не перенесла бы тех испытаний, которые выпали на долю Розанны, быть-может, и она, подобно ей, наложила бы на себя руки. Пристав с участием помог мне встать и заставил меня отвернуться от того места, где погибла несчастная. Я вздохнул свободнее и стал понемногу отдавать себе отчет в окружающих меня предметах. С холмов бежали к нам наши дворовые люди, вместе с рыбаком Иолландом, которые, узнав о случившемся, еще издали спрашивали у нас, нашлась ли девушка. Убедив их в коротких словах, что следы сохранившиеся на песке принадлежали именно Розанне, пристав высказал предположение, что она, вероятно, сделалась жертвой какого-нибудь несчастного случая. Потом, отозвав в сторону рыбака, он повернулся с ним к морю, и стал его расспрашивать:

- Скажите-ка мне, мой любезный, начал пристав,- есть ли какое-нибудь вероятие, чтобы к этому утесу, у которого оканчиваются её следы, могла подъехать лодка и увезти ее отсюда целою и невредимою.

Рыбак указал ему на валы, яростно стремившиеся к песчаной отмели, и на большие сердитые волны, с пеной и брызгами разбивавшиеся об изгибы берега.

- Еще не существовало такой лодки, которой удалось бы совладать с этим, отвечал он.

Пристав Кофф в последний раз взглянул на следы, оставшиеся на песке и почти уже размытые дождем.

- Вот, оказал он, указывая на них,- очевидное доказательство того, что она не могла возвратиться отсюда берегом.- А здесь, как вы мне сейчас объяснили, продолжал он, глядя на рыбака,- другое доказательство того, что она не могла вернуться, и водой. - Он замолчал и задумался.- За полчаса до моего прихода сюда, продолжал он, снова обращаясь к Иолланду,- видела ее бежавшею к этому месту. С тех пор прошло еще несколько времена; стало-быть, сложив все вместе, выйдет, пожалуй, добрый час.... Высока ли была в то время вода около этих скал? спросил он, указывая на южный выступ, то-есть на место, незанимаемое зыбучими песками.

- Судя по нынешнему приливу, отвечал рыбак,- должно предполагать, что час тому назад, вода в этом месте была настолько возка, что в вся не могла бы утонут и кошка.

Пристав Кофф повернулся тогда на север, в направлении к Зыбучам Пескам.

- А же эту сторону? спросил он.

- А здесь и того меньше, отвечал Иолланд. - Зыбучие пески разве чуть-чуть была прикрыты водой.

Тогда пристав обратился ко мне с замечанием, что несчастный случай с Розанной произошел, вероятно, на песках. Тут, наконец, язык мой развязался.

- Какой там случай! сказал я:- жизнь была ей в тягость, и она просто пришла сюда на добровольную смерть.

Пристав отшатнулся от меня.

- Почему вы это знаете? спросил он.

Все столпились вокруг нас; но мистер Кофф не растерялся. Он отстранил от меня всех присутствующих, оказав, что в мои лета такое странное происшествие не могло не отозваться на мне самым потрясающим образом.

- Не приставайте к нему, сказал он. Потом, обратившись к Иолланду, он спросил его: - нельзя ли будет найдти Розанну после отлива?

- Никакими судьбами, отвечал Иолланд. - Что раз попало в пески, то ужь не возвратится оттуда никогда. - Сказав это, рыбак обратился ко мне: - Мистер Бетередж, сказал он,- я должен вам передать кое-что насчет смерти этой молодой женщины. Во всю длину скалы, на полсажени под песком, находится каменный выступ в четыре фута шириной. Я спрашиваю себя, почему Розанна не наткнулась на него. Если она случайно соскользнула с утеса, то она могла бы удержаться на этом выступе, где песок не закрыл бы её выше талии. Стало-быть, нужно предположить, что она или перебралась с рифа по воде в песчаную глубь, или она прямо спрыгнула туда с утеса,- иначе куда бы ей деваться. Нет, сэр, я, и сам думаю, что это не случай! Ее поглотили зыбучие пески, и она отдалась им по своей доброй воле.

Пристав ничего не мог возразить против показании человека, столь опытного в морском деле как рыбак Иолланд. Все мы, подобно ему, хранили глубокое молчание, и наконец, как бы сговорившись, стала разом взбираться на крутой берег.

Поровнявшись с песчаными холмами, мы были встречены грумом, бежавшим к нам из дому. Это был добрый малый, всегда относившийся ко мне с почтением. Он подал мне маленькую записочку, между тем как на лице его написано было искреннее горе.

- Пенелопа велела передать вам кто, мистер Бетередж, оказал он. - Она нашла эту записочку в комнате Розанны.

Так вот оно её последнее прощальное слово старику, который старался - да, благодаря Бога,- всегда старался приголубить бедняжку.

"В былое время", писала она, "вы многое прощали мне, мистер Бетередж; когда снова увидите зыбучие пески, постарайтесь простить меня в последний раз. Я нашла свою могилу там, где она меня ожидала. Я жила и умираю признательною за ваши ласки."

Тем и оканчивалось это письмо. Как ни было оно коротко, я не имел достаточно мужества, чтобы не заплакать. Человек легко плачет в юности, когда вступает только в жизнь; человек легко плачет и в старости, когда покидает ее. И я залился слезами.

Не сомневаюсь, что пристав Кофф с участием подошел ко мне; но я отшатнулся от него.

- Оставьте меня, сказал я. - Ведь это все наделал страх, который вы ей внушили.

- Вы не правы, мистер Бетередж, спокойно отвечал он.- Но мы еще успеем поговорить об этом когда вернемся домой.

Опираясь на руку грума, я последовал за моими спутниками, и мы по проливному дождю вернулась домой, где нашли всеобщее смятение и ужас.

XX.

Те из наших спутников, которые опередили нас, еще до нашего прибытия домой уже распространили известие о случившемся, и мы застали прислугу в паническом страхе. В то время как мы проходили около милединой двери, она порывисто отворилась изнутри. Госпожа моя, вне себя от ужаса, вышла к нам в сопровождении мистера Франклина, который тщетно старался ее успокоить.

- Вы всему виной, воскликнула она, дико угрожая приставу рукой.- Габриэль! разчитайте этого несчастного и избавьте меня от его присутствия.

Из всех нас один пристав в состоянии был возражать ей, так как только он один владел собою.

- Я столько же виноват в этом несчастии, миледи, как и вы сами, сказал он.- Если по прошествии получасу вы будете настаивать на моем удалении из дома, то я подчинюсь вашим требованиям, но ни в каком случае не возьму ваших денег.

Слова эта, сказанные с большим достоинством, хотя весьма почтительно, равно подействовали и на меня, и на миледи, которая, уступив, наконец, просьбам мистера Франклина, ушла в свою комнату. Когда дверь на ними затворилась, пристав окинул своим наблюдательным оком всю женскую прислугу и заметил, что Пенелопа была в слезах, между тем как на лицах всех прочих выражался только ужас.

- Когда ваш батюшка переменит свое измокшее платье, сказал он ей,- то взойдите в его комнату и побеседуйте с нами.

Я скорешенько переоделся и снабдил пристава Коффа необходимою для него одеждой, после чего Пенелопа взошла к вам, чтоб узнать, чего желал от неё пристав. Казалось, я впервые сознавал теперь, какая у меня добрая и почтительная дочь. Я посадил ее к себе на колена и внутренно просил Бога, чтоб он благословил ее. Приникнув головой к моей груди, она обвила мою шею руками, и мы с минуту безмолвно просидела в этом положении, погруженные в думу о погибшей девушке.

Пристав отошел к окну и стал смотреть в него. Справедливость обязывала меня поблагодарить его за такое внимание к вашим чувствам, что я, и не преминул потом исполнять. Люда высшего круга пользуются всякого рода преимуществами и, между прочим, преимуществом свободно выражать свои чувства. Мы же, люди низменные, не имеем этих прав. Нужда, минующая сильных мира сего, обходится с вашею мелкою братией без всякой пощады, и мы должны, затаив чувства, вести свою обязанность с терпением. Впрочем, не думайте чтоб я жаловался на свою судьбу, я только так мимоходом упомянул об этом.

Мы с Пенелопой не заставили долго ждать пристава. На вопрос о том, не известна ли ей причина, побудившая Розанну лишить себя жизни, дочь моя отвечала (как вы, вероятно, и предвидите), что подруга её сделала это от любви к мистеру Франклину Блеку. Затем он спросил ее, не высказывала ли она этих предположений кому-либо другому?

- Я никому не упоминала об этом, ради самой Розанны, отвечала моя дочь.

- Да, наконец, и ради мистера Франклина, моя милая, прибавил я, находя нужным дополнить её ответ.- Если Розанна умерла от любви к нему, то нет сомнения, что это случалось без его ведома и воли. Дадим же ему спокойно уехать отсюда, если только он действительно намерен нас сегодня оставить, не причиняя ему бесполезного горя открытием такой печальной истины.

- Совершенно справедливо, сказал пристав Кофф, снова впадая в раздумье и, вероятно, сравнивая в своем уме предположение Пенелопы с каким-нибудь другим из своих тайных предположений.

По истечении получаса в комнате госпожи моей раздался звонок. Я поспешил на её зов, и у дверей встретил мистера Франклина, выходившего из кабинета своей тетки. Он оказал мне, что миледи готова принять пристава Коффа, попрежнему, в моем присутствии, но что сперва ему самому хотелось бы переговорить с приставом. На возвратном пути в мою комнату, мистер Франклин остановился в передней, чтобы взглянут на расписание поездов железной дороги.

- Неужто вы вправду оставляете нас, сэр? спросил я.- Мисс Рахиль, вероятно, одумается, если вы только дадите ей время.

- Да, отвечал мистер Франклинь,- она, конечно, одумается, услыхав, что я уехал отсюда с тем, чтобы никогда более не возвращаться.

Я-было подумал, что в нем говорит одна досада на дурное обхождение нашей барышни, но оказалось не то. Наша госпожа сама заметила, что с того времени как в доме нашем появилась полиция, достаточно было упомянуть имя мистера Франклина, чтобы мисс Рахиль мгновенно пришла в негодование. Он же с своей стороны так любил свою кузину, что сам не хотел верить такой перемене до тех пор, пока отъезд её к тетке не сделал истину слишком очевидною. Как скоро эта жестокая выходка открыла глаза мистеру Франклину, он тотчас же принял решение,- единственно возможное для человека с характером,- решение уехать из дому.

Он говорил с приставом в моем присутствии. Объявив, что миледи искренно раскаивается в своей горячности, он спросил пристава, не согласится ли тот, получив свою плату, оставить дело алмаза в настоящем его положении.

- Нет, сэр, отвечал приставь; - я принимаю плату только за выполненную обязанность, но так как дело еще не кончено, то я отказываюсь от нея.

- Я вас не понимаю, сказал мистер Франклин.

- В таком случае я объяснюсь, сэр, отвечал пристав. - Приехав сюда, я взялся разыскать пропавший алмаз и теперь ожидаю только позволения выполнить свою обязанность. Откровенно изложив леди Вериндер все обстоятельства дела в его настоящем виде и тот план действий, которого необходимо держаться для разыскания Лунного камня, я тем самым сниму с себя всякую дальнейшую ответственность по этому делу. Пусть же миледи решит тогда, продолжить ли мне начатое следствие или бросить его. Тогда обязанность моя будет исполнена, и я приму назначенную мне плату.

Такими словами пристав Кофф напомнил вам, что и между сыщиками есть люди, которые дорожат своею репутацией.

Взгляд его на дело был до того правилен, что трудно было бы возражать против него. Между тем как я вставал, чтобы вести его в комнату миледи, он спросил мистера Франклина, не желает ли и он присутствовать при этом разговоре.

- Нет, отвечал мистер Франклин,- разве если того потребует тетушка.

Но в то время как я выходил из комнаты вслед за приставом, он шепнул мне на ухо:

- Ведь я наперед знаю, что он будет говорить о Рахили, а я слишком люблю ее, чтобы равнодушно выслушать это и сдержать свое негодование. Лучше идите без меня.

Мы ушли, оставив его в самом грустном настроении духа. Опершись на подоконник, он закрыл свое лицо руками, между тем как Пенелопа выглядывала из-за двери, желая как-нибудь утешить его. Будь я на месте мистера Франклина, я непременно велел бы ей войдти. Когда вас оскорбит какая-нибудь женщина, то вам всегда приятно высказаться другой, потому что из десяти раз девять эта последняя наверно примет вашу сторону. А может-быть, он и позвал ее, лишь только я вышел вон. В таком случае, отдавая полную справедливость моей дочери, я должен заметить, что она, не задумавшись, решилась бы на все, лишь бы утешить мистера Франклина Блек. А мы тем временем вошли с приставом Коффом в комнату миледи.

Во время вашего последнего с нею совещания она на разу не соблаговолила оторвать глаз от книги, лежавшей пред всю на столе. На этот не раз произошла перемена к лучшему. Взор ея, устремленный на пристава, был так же непоколебим, как и его собственный. Фамильный нрав выражался в каждой черте её лица, и я был уверен, что если женщина, подобная моей госпоже, раз приготовится к неприятному разговору, то она, конечно, выдержит характер и поспорит в стойкости с самим мистером Коффом.

Когда мы уселись на свои места, миледи заговорила первая.

- Пристав Кофф, сказала она,- я, может-быть, нашла бы оправдание для моих необдуманных слов, сказанных вам полчаса тому назад. Но я вовсе не желаю искать оправданий и чистосердечно каюсь в своей горячности.

Прелесть голоса и манер миледи неотразимо подействовала на пристава. Чтобы доказать свое уважение к моей госпоже, он попросил позволения сказать несколько слов в свою защиту. Он объявил, что его никак нельзя было упрекать за случившееся в вашем доме несчастие, по той простой причине, что успешное окончание следствия зависело именно от того, чтобы ни словами, на поступками не возбудить подозрения Розанны Сперман. Он ссылался на мои показания, спрашивая меня, действительно ли выполнил он эту цель. И я по совести засвидетельствовал, что в этом отношении он на на минуту не уклонился от принятого им образа действий. На том, как мне казалось, разговор ваш, право, мог бы и остановиться.

Однако пристав Кофф пошел несколько далее, очевидно с тою целью (как вы и сама легко можете заключать теперь), чтобы раз завсегда покончить с самым затруднительным объяснением, которое предстояло ему иметь с миледи.

- Мне известна одна из причин, которою объясняют самоубийство молодой женщины, сказал пристав.- Причина эта, может-быть, и основательна; но она не имеет никакого отношения к производимому мною следствию, и я обязав к тому же прибавить, что мои собственные догадки указывают в совершенно противоположную сторону. По моему мнению, тяжкое душевное беспокойство, находящееся в связи с пропажей алмаза, побудило несчастную наложить на себя руки. Я не берусь разгадать, что именно мучало ее, но думаю, что (с вашего позволения, миледи) я в состоянии буду указать на одно лицо, могущее решить прав я или нет.

- Особа эта здесь? спросила моя госпожа, после минутного молчания.

- Нет, миледи, она уехала отсюда.

Это был явный намек на мисс Рахиль. Наступило молчание, которое мне казалось бесконечным. Боже мой! Как ужасно завывал ветер, как сильно хлестал дождь в окно, в то время как я выжидал, чтобы кто-либо из них прервал это молчание!

- Будьте так добры, говорите яснее, сказала наконец миледи. - Не намекаете ли вы на мою дочь?

- Точно так, коротко отвечал пристав.

Когда мы входили в комнату, пред госпожой моей лежал за столе портфель с денежными бланками, приготовленный, без сомнения, для разчета с приставом. Но теперь она взяла его со стола и опять спрятала в ящик. Мне больно было видеть, как дрожала при этом её бедная рука, излившая столько милостей на своего старого слугу, рука, которую мне отрадно было бы пожать в своих руках пред наступлением вечной разлуки.

- Я надеялась, тихо и спокойно сказала миледи,- что приняв вознаграждение за свои труды, вы расстанетесь со мной без всяких намеков на мисс Вериндер. Однако этого не случалось. Но разве племянник мой не предупреждал вас об этом до прихода вашего сюда?

- Мистер Блек исполнил ваше поручение, миледи. Но я заметил ему на это, что....

- Не трудитесь договаривать, возразила миледи.- Вы, вероятно, понимаете не хуже меня, что вы сказали слишком много, чтобы возвращаться назад, а потому я считаю себя обязанною пред собой, и пред своею дочерью настоятельно требовать, чтобы вы остались здесь и высказалась вполне.

Пристав посмотрел на свои часы.

- Еслиб я имел достаточно времени, миледи, отвечал он,- то я предпочел бы письменное объяснение словесному. Но если следствие должно продолжиться, то время для нас слишком дорого, чтобы тратить его на письмо. Я, пожалуй, готов сразу приступить к делу, хотя не скрою, что мне будет в высшей степени затруднительно говорить об этом предмете, а вам будет крайне тяжело меня слушать.

Тут госпожа мои еще раз перебила его.

- Я, может-быть, облегчу несколько и наше положение, и положение этого доброго старого слуги и друга, оказала она,- если с своей стороны покажу пример решительности, смело приступив к этому разговору. Вы предполагаете, что мисс Вериндер всех нас обманывает, скрывая алмаз для какой-нибудь собственной тайной цели? Не правда ли?

- Совершенно справедливо, миледи, отвечал пристав .

- Прекрасно. Но прежде чем вы начнете говорить, я, как мать мисс Вериндер, должна предупредить вас, что она положительно не способна на подобный поступок. Ваше знакомство с ней началось неболее двух, трех дней назад, я же знаю ее с колыбели. Как бы на сильны были направленные против неё подозрения, они не могут оскорбить меня. Прежде всего я уверена, что (при всей вашей опытности) вы впали относительно этого дела в величайшее заблуждение. Не забывайте, что я не владею никакими тайными сведениями и не хуже вас исключена из доверенности моей дочери. Но еще раз повторяю вам единственную причину, заставляющую меня так твердо отстаивать мою дочь: я слишком хорошо знаю её характер!

Она обернулась в мою сторону и подала мне руку, которую я молча поцеловал.

- Вы можете продолжат теперь, сказала она, устремив на пристава свои обычный, твердый взгляд.

Пристав Кофф поклонился. Заметно было, что миледи произвела на него некоторое впечатление: ему как будто стало жаль ея, а его угловатое лицо на минуту умилилось. Что же касается до его внутреннего убеждения, то ясно было, что оно осталось непоколебимым. Приняв в своем креоле более удобное положение, он в следующих словах повел свою низкую атаку против репутации мисс Рахили.

- Я должен просить вас, миледи, взглянуть на дело не только с вашей, но и с моей точки зрения, сказал он.- Не угодно ли вам будет представать себе, что вы приехали сюда вместо меня, но с теми же практическими сведениями, которые вынес я из своей жизни, и которые, если позволите, я изложу вам сейчас вкратце.

Госпожа моя кивнула ему головой в доказательство того, что она его слушает, и пристав продолжал так:

- За последния двадцать лет, сказал он,- я, как доверенное лицо, часто бывал употребляем на разбирательства тайных семейных дел. Вот в двух словах результат, приобретенный мною на этом поприще, и имеющий некоторое применение к настоящему делу. Я знаю по опыту, что молодые леди, занимающия блестящее положение в свете, имеют иногда тайные долги, в которых оне не смеют сознаться своим ближайшим родственникам и друзьям. Иногда оне должают модистке и ювелиру; иногда же деньги бывают им нужны для других целей, которых я не предполагаю в настоящем случае, и о которых умолчу, из уважения к вам. Постарайтесь не забыть того, что я сейчас оказал вам, миледи; а теперь проследим, каком путем события этой недели почти вынудили меня искать объяснений в моей долговременной опытности.

Он собрался с мыслями и продолжил свои разказ с ужасающею ясностью, заставлявшею нас понимать смысл каждого его слова и с жестокою справедливостью, не щадившею никого.

- Первые сведения относительно пропажи Лунного камня получены мною от надзирателя Сигрева, и я тут же убедился, что он был совершенно неспособен к производству этого следствия. Из коего что он разказал мне, я обратил внимание лишь на одно обстоятельство, а именно, что мисс Вериндер уклонилась от его допросов и говорила с ним с совершенно необъяснимою суровостью и презрением. Как ни удивительно казалось мне подобное обращение, но я приписывал его какой-нибудь неловкости надзирателя, который мог неумышленно оскорбить молодую мисс. Затаив про себя это предположение, я стал один производить обыск комнаты, который, как вам известно, кончался открытием пятна на двери и показаниями мистера Франклина, убедившего меня, что это самое пятно имело прямое отношение к пропаже алмаза. Я мог до сих пор подозревать только одно, что Лунный камень украден, и что похитителем его, вероятно, окажется кто-нибудь из слуг. Прекрасно. Что же далее? Мисс Вериндер внезапно выходит из своей комнаты, начинает говорить со мной, а мне немедленно бросаются в глаза три обстоятельства весьма подозрительного свойства. Первое, что она сильно взволнована, несмотря на то что со времени пропажи алмаза прошло уже более суток. Второе, что она обращается со мной точь-в-точь как с надзирателем Сигревом. Третье, что она считает себя смертельно оскорбленною мистером Франклином. Хорошо. Вот (думаю я про себя) молодая мисс, которая потеряла драгоценный алмаз, я которая, как я сам имел случай убедиться, обладает весьма пылким нравом. Но что же она, делает в настоящем случае под влиянием этого пылкого нрава? Она обнаруживает непонятную злобу против мистера Блека, господина надзирателя и меня, иначе сказать, против тех самых лиц, которые, каждый по-своему, старались помочь ей в разыскании её потерянного алмаза. Тогда, миледи, и только тогда начал я искать указаний в своей опытности, которая и объяснила мне загадочное поведение мисс Вериндер. Руководимый ею, и сопоставил личность вашей дочери с личностью другах известных мне молодых леди и пришел к тому убеждению, что у ней, вероятно, есть также долги, в которых она не хочет сознаться и которые между тем необходимо заплатить. Я спрашиваю себя, ужь не потому ли и изчез алмаз, что нужно было заложить его тайком для уплаты этих долгов? Вот те заключения, которые, я вывожу из простых фактов. Что возразит на это ваша собственная опытность, миледи?

- То же, что и прежде, отвечала моя госпожа,- а именно, что обстоятельства ввели вас в заблуждение.

Я с своей стороны молчал. Бог весть почему забрел в эту минуту в мою сумашедшую голову Робинзон Крузо. "Еслибы, думал я, пристав Кофф мгновенно очутился на необитаемом острове, лишенный общества господина Пятницы, и не имея корабля, на котором он мог бы уехать с острова, то он был бы, по моему мнению, в самом приличном для него месте! (Nota bene: говоря вообще, я остаюсь хорошим христианином до тех пор, пока не слишком насилуют мои христианские чувства, и утешаюсь тою мыслию, что и вы все, господа, не лучше меня в этом отношении.)

- Прав я был или нет, миледи, продолжал пристав Кофф,- но раз поставив себе такие убеждения, мне необходимо было проверить их на деле. Я просил тогда вашего позволения произвести осмотр всех находящихся в доме гардеробов. Это послужило бы средством к разысканию той одежды, которая, по коей вероятности, размазали краску на двери, и к проверке моих догадок. Что же из этого вышло? Вы изволили согласиться на мое предложение; мистер Блек и мистер Абльвайт сделали то же самое. Одна мисс Вериндер отвечала мне положительным отказом, что и убедило меня в безошибочности моих предположений. Если вы и теперь не согласитесь со мной, миледи, то я готов буду думать, что и вы, и мистер Бетередж не вникали в события нынешнего дня. Не при вас ли говорил я вашей дочери, что её отъезд из дому (при настоящих обстоятельствах) затруднит успешное окончание следствия, а между тем она уехала, несмотря на такое предостережение. Вы видели, что она не только не простила мистеру Блеку его усиленных стараний облегчить мне раскрытие этой тайны, но напротив публично оскорбила его у порога родительского дома. Что все кто значит? Если мисс Вериндер не имеет никакой прикосновенности к пропаже алмаза, то скажите же мне, что все это может значить?

На этот раз он посмотрел в мою сторону. Право, страшно было слушать, как он подбирал против мисс Рахили одно доказательство за другим, тем более, что при всем желании оправдать ее, не было никакой возможности оспаривать истину его слов. Имея (благодаря Бога) врожденную склонность к резонерству, я тотчас же примкнул к стороне миледи, чтоб отстаивать наши общия с ней убеждения. Это подняло мой упавший дух и придало мне смелости в разговоре с приставом Коффом.

Усердно прошу вас, друзья мои, воспользоваться моим примером; это избавит вас от множества неприятностей. Развивайте в себе диалектику, и вы увидите как славно подрежете вы ноготки всем этим умникам, еслиб они вздумала когда-нибудь поцарапать вас ради вашей же собственной пользы!

Видя, что мы не возражаем, пристав Кофф как ни в чем не бывало опять возвратился к своему разказу. Господи! как же я злился на него, замечая, что наше молчание не сконфузило его ни на волос!

- Вот, миледи, мой взгляд на дело по отношению его к одной мисс Вериндер, сказал он.- Теперь постараюсь изложить вам то же самое дело по отношению его к мисс Вериндер и умершей Розанне Сперман, взятым вместе. С вашего позволения мы вернемся для этого назад, к тому самому времени, когда дочь ваша отказалась допустить осмотр своего гардероба. Сделав свое заключение об, этом обстоятельстве, я старался разъяснить себе два вопроса: вопервых, какой методы приличнее будет держаться в производстве следствия; вовторых, не имела ли мисс Вериндер соучастницы между домашнею женскою прислугой. После тщательного размышления я решился вести следствие, что называется на языке служащих, самым неправильным образом, по той простой причине, что мне вверили семейную тайну, которую я обязан был удерживать в пределах тесного домашнего кружка. Чем менее шуму, чем менее огласки, и постороннего вмешательства, тем лучше. Что же касается до обыкновенной процедуры следствия, как-то: поимка людей по подозрению, явки их на суд и тому подобное, об этом нечего было и думать, так как, по моему крайнему убеждению, дочь ваша, миледи, была явно замешана в этом деле. Мне было ясно, что человек, с характером и положением мистера Бетереджа, был бы для меня в этом случае гораздо более надежным помощником нежели всякий другой человек, взятый на стороне. Я, конечно, мог бы вполне довериться, и мистеру Блеку, еслибы не предвидел тут одного маленького затруднения. Он слишком скоро угадал в какую сторону устремились мои догадки и разыскания. И дружба его к мисс Вериндер помешала бы ему действовать заодно со мной. Я беспокою вас, миледи, такими подробностями с целью показать вам, что я не вынес семейной тайны за пределы домашнего кружка. Я единый посторонний человек, которому она известна, а моя профессия обязывает меня придерживать свой язык.

Тут я почувствовал, что моя профессия, наоборот, обязывала меня дать ему волю. Признаюсь, что выполнять в мои года, и пред моею госпожой, роль какого-то полицейского помощника превосходило меру моего христианского терпения.

- Прошу позволения заявить вам, миледи, сказал я,- что от начала и до конца этого гнусного следствия я никогда не помогал ему сознательно, и я прошу пристава Коффа опровергнуть меня, если у него достанет смелости. Когда я высказался таким образом, у меня отлегло от сердца. Госпожа моя дружески потрепала меня по плечу, а я в справедливом негодовании взглянул на пристава Коффа, как бы говоря ему: "А! что вы на это скажете?* Но пристав отвечал мне кротким взглядом ягненка, в котором выразилось, кажется, еще большее ко мне расположение.

- Я уверена, сказала миледи, обращаясь к приставу,- что вы, как честный человек, действовали в моих интересах, и готова выслушать что вы скажете нам далее.

- Мне остается еще прибавить несколько слов, относящихся к Розанне Сперман, сказал он.- Вы, вероятно, помните, миледи, что когда эта молодая женщина внесла в комнату книгу для записки белья, я тотчас же узнал ее. До того времени я еще склонен был сомневаться в том, что мисс Вериндер доверила кому-либо свою тайну. Но увидав Розанну, я переменил свое мнение и немедленно заподозрил её участие в пропаже алмаза. Бедняжку постигла ужасная смерть, но хотя её и нет уже более в живых, я все-таки желал бы снять с себя обвинение в моей будто бы несправедливой к ней жестокости. Будь это обыкновенный случай воровства, я заподозрил бы Розанну ни более ни менее как и всех остальных слуг в доме. Мы знаем по опыту, что женщины, поступающия из исправительных тюрем в услужение к господам, которые обходятся с нами благосклонно и справедливо, в большинстве случаев меняют свое поведение и делаются достойными оказанного им благодеяния. Но это было, по моему мнению, не простое воровство, а хитро-задуманное похищение, при содействии самой владелицы алмаза. Глядя на дело с этой точки зрения, мне прежде всего пришло в голову следующее соображение, касавшееся Розанны Сперман. Удовольствуется ли мисс Вериндер (не взыщите, миледи) тем, что вселит в нас убеждение, будто Лунный камень просто потерян? Или она пойдет дальше и постарается нас уверить, что он украден? На этот случай у неё уже готова была Розанна Сперман, которая скорее всех сумела бы отвлечь и меня, и вас, миледи, от настоящего следа.

Казалось, ужь нельзя было хуже очернить мисс Рахиль и Розанну, как очернил их пристав Кофф. А между тем вы сами сейчас убедитесь, что это было возможно.

- Я имел еще один повод подозревать умершую, продолжил пристав,- и этот повод казался мне наиболее основательным. Кому же легче было достать под залог денег для мисс Вериндер, как не Розанне Сперман? Ни одна молодая леди в положении мисс Вериндер не взяла бы на себя такого рискованного дела. Ей необходимо было иметь соучастницу, и я опят вас спрашиваю, кто же годился более для этой роли, как не Розанна Сперман? Ваша покойная горничная, миледи, занимаясь воровством, изучила свою профессию во всех её тонкостях. Она имела сношения, я знаю это достоверно, с одним из тех немногих людей в Лондоне (из разряда закладчиков), которые готовы дать значительную сумму денег под залог стол ценного алмаза, как Лунный камень, не затрудняя своих клиентов ни неловкими вопросами, ни обременительными условиями. Потрудитесь не забыть этого, миледи, и теперь позвольте мне доказать вам, на сколько мои подозрения против Розанны Сперман подтвердились её собственными поступками, и к каким заключениям могли они привести меня.

Затем он стал разбирать все поведение Розанны в этом деле с начала и до конца. Оно столько же знакомо вам, читатель, сколько и мне, и потому вы легко поймете, что в этой части своего разказа пристав Кофф безаппелляционно заклеймил память бедной умершей девушки подозрением в покраже алмаза. Даже сама миледи приведена была в ужас его словами. Когда он кончил, она ничего ему не отвечала, но пристав, казалось, и не беспокоился о том, отвечают ему или нет. Он продолжал (чтоб ему пусто было!) с прежнею невозмутимостью.

- Теперь, когда я изложил вам все обстоятельства этого дела так, как и их понимаю, сказал он,- мне остается только сообщить вам, миледи, какие меры имею я в виду на будущее время. Я вижу два способа привести следствие к успешному окончанию. На один из них я смотрю как на вернейшее средство достичь цели; другой же, сознаюсь, есть не более как смелый опыт. Решайте сами, миледи, не должны ли мы начать с вернейшего способа?

Госпожа моя выразила ему знаком, что она совершенно предоставляет это на его усмотрение:

- Благодарю вас, сказал приставь.- Пользуясь вашим позволением, миледи, я, конечно, испытаю первый способ. Останется ли мисс Вериндер в Фризингалле, или вернется сюда, я во всяком случае предлагаю учредить неотступный надзор за всеми её поступками, за людьми, с которыми она будет иметь сношения, за её прогулками верхом или пешком, и за её корреспонденцией.

- Далее что? спросила моя госпожа.

Коллинз Уилки - Лунный камень (The Moonstone). 2 часть., читать текст

См. также Коллинз Уилки (William Wilkie Collins) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :