Жюль Верн
«Необыкновенные приключения экспедиции Барсака. 5 часть.»

"Необыкновенные приключения экспедиции Барсака. 5 часть."

Как рассказал Амедей Флоранс, пять пленников вышли из "тронной залы", глубоко потрясенные свиданием с Гарри Киллером. Смерть двух несчастных негров, и особенно ужасная судьба второго глубоко взволновали их. Неужели могли жить на свете такие свирепые существа, чтобы причинять подобные страдания беспричинно, из каприза, с единственной целью доказать свое отвратительное могущество?

По окончании волнующего свидания их ждал приятный сюрприз. Без сомнения, Гарри Киллер, предоставив месяц на размышление, хотел подкупить пленников хорошим обращением. Как бы то ни было, двери камер больше не закрывались, как до этого, и они свободно могли гулять по галерее, которая стала общей комнатой и где можно было собираться когда угодно.

С одного конца галереи вела лестница на верхнюю площадку углового бастиона, в котором были расположены камеры. Она была отдана в их распоряжение. И если они не могли пользоваться этим преимуществом в жаркие часы дня, то, напротив, чувствовали живейшее удовольствие, находясь там на свежем воздухе вечером так долго, как хотели, и никто им в этом не мешал.

В этих условиях жизнь была не так уж тяжела, и они были настолько довольны, насколько позволяло лишение свободы и законное беспокойство о будущем. Камеры, галерея и терраса составляли настоящие обособленные апартаменты, и ничто не напоминало бы тюрьмы, если бы не стража за запертой дверью галереи со стороны, противоположной лестнице. Голоса караульных и бряцание оружия постоянно напоминали пленникам о недосягаемой для них свободе.

Домашние услуги нес Чумуки, проявлявший большое усердие. Но он появлялся только для уборки камер и подачи кушаний, в остальное время пленники не видели негодяя, которому отчасти были обязаны своими несчастьями.

Днем они собирались вместе, гуляли по галерее, а на закате поднимались на платформу, куда Чумуки обычно подавал им обед.

Бастион, в который они были заключены, имел квадратную форму и занимал западный угол дворца; двумя сторонами он возвышался над обширной террасой, от которой его отделяла цепь внутренних дворов. По этим дворам пленники шли в центральную башню, где видели циклоскоп. Один из двух других фасадов дворца поднимался над расположенной между дворцом и заводом эспланадой, огромная стена которой примыкала к Ред Риверу; другой фасад отвесно спускался в реку с высоты около тридцати метров.

Бегство отсюда было немыслимо. Не говоря о невозможности ускользнуть от бдительности Гарри Киллера, действенность которой он так жестоко показал, нечего было даже думать выйти из дворца. Да если бы и удалось спуститься с бастиона на террасу, это не привело бы ни к чему: там беспрестанно сновали советники, Веселые ребята и Черная стража. Не больше выиграли бы они, попав на эспланаду, окруженную со всех сторон неприступными стенами. Только Ред Ривер мог послужить выходом, но пленники не владели ни лодкой, ни средством спуститься по вертикали с высоты тридцати метров.

С платформы они могли проследить взглядом течение реки. И вверх и вниз по течению она скрывалась среди двух рядов деревьев, уже достигавших значительной вышины, хотя были посажены только десять лет назад. За исключением Публичного парка, скрытого от них дворцом, весь Блекланд развертывался перед глазами пленников. Они видели его три секции, разделенные высокими стенами, полукруглые концентрические улицы, восточный и западный кварталы с их немногочисленным белым населением и центр, где на рассвете, перед тем как рассеяться по полям, кишела многочисленная толпа негров.

Их взгляды устремлялись и на завод, но то, что они видели, давало им слишком мало сведений об этом втором городе, заключенном в первом, с которым он, казалось, не имел никакого сообщения. Каково было назначение различных сооружений, увенчанных трубой, откуда никогда не поднимался столб дыма?

Зачем там поднималась башня, подобная дворцовой, но значительно более высокая, в сто с лишним метров вышины? И к чему этот необъяснимый пилон -

решетчатое сооружение, замеченное Амедеем Флорансом в момент прибытия в Блекланд? Что означали обширные сооружения, возвышавшиеся в огороженной части у берега Ред Ривера, из которых некоторые были покрыты толстым слоем земли, с зеленеющей травой наверху? Для каких надобностей служила эта вторая, более значительная часть, содержавшая огороды и сады? Зачем высокая металлическая стена, составляющая особую ограду этого места? Зачем у ее основания проходит широкий и глубокий ров? И для чего вообще эта ограда, если оба ее конца не примыкают ни к реке, ни к эспланаде, а за ней существует вторая, после которой начинаются поля? Казалось, хотели одновременно дать этому местечку дополнительную защиту и создать невозможность прямого сообщения с наружным миром. Все это было необъяснимо.

Спрошенный на этот счет Чумуки мог только сказать, что название внутреннего города - Завод. Слово "завод" он выговаривал с каким-то суеверным страхом, немилосердно коверкая его.

Впрочем, Чумуки, как новобранец Гарри Киллера, не мог больше и знать и был даже неспособен объяснить причины проявляемого им страха, который, очевидно, был только отголоском общего настроения в городе. Какая-то сила скрывалась за глухой стеной, ведущей к дворцу. Какова сущность этой силы?

Смогут ли они когда-нибудь это узнать и обратить на пользу себе?

Если их свободу явно ограничили, как уже говорилось, нельзя было того же сказать о Жанне Бакстон. По приказу Гарри Киллера, Чумуки объявил, что она может без всяких ограничений ходить по дворцу и эспланада Ей только запрещалось переходить Ред Ривер, чего она, впрочем, и не могла бы сделать, так как караул Веселых ребят постоянно охранял Дворцовый мост.

Бесполезно говорить, что молодая девушка не воспользовалась разрешением: что бы ни случилось, судьба ее не должна отличаться от судьбы ее товарищей по несчастью. И она оставалась пленницей, к великому изумлению Чумуки, который, со своей стороны, считал великолепным предложение, сделанное его бывшей госпоже.

- Твоя остаемся в тюрьме, нехорошо, - говорил он. - Когда твоя женится на Господине, хорошо. Твоя освободит тубабы.

Но Жанна Бакстон равнодушно слушала эти похвальные речи в негритянском стиле, и Чумуки напрасно расточал красноречие.

Когда пленники не собирались на галерее или платформе бастиона, они занимались на досуге кто чем хотел.

Барсак имел слабость сверх меры возгордиться твердой позицией, которую занял при свидании с Гарри Киллером. Заслуженные комплименты воспламенили его тщеславие, и он готов был, не моргнув глазом, идти на муки, чтобы только получить новые похвалы. Все его чувства отливались в форме ораторских выступлений; с тех пор он неустанно работал над речью, которую произнесет перед тираном при первом удобном случае; он отделывал и переделывал мстительное обращение, которое "импровизированно" бросит Киллеру в лицо, если тот осмелится возобновить свои постыдные предложения.

Доктор Шатонней и Сен-Берен, излечившийся от прострела, оба оказались

"безработными"; один из-за отсутствия больных, другой в силу обстоятельств, мешавших ему заниматься любимым спортом. Оба они чаще всего составляли компанию Жанне Бакстон, пытаясь ее утешить. Воспоминание об отце, покинутом в уединении замка Гленор, тем более удручало девушку, что она теперь чувствовала себя способной смягчить неизлечимое отчаяние старца. Сможет ли она когда-нибудь принести ему еще не полные, но уже волнующие доказательства невиновности Джорджа Бакстона?

Амедей Флоранс большую часть времени употреблял на ведение ежедневных записок. Ни на один день он не уклонился от выполнения профессионального долга. Если ему удастся вернуться в Европу, то, по крайней мере, приключения экспедиции Барсака станут известны до мельчайших подробностей.

Что касается Понсена, он не говорил и не делал ничего, не считая занесения в объемистый блокнот таинственных знаков, которыми так долго интересовался Амедей Флоранс.

- Не будет ли с моей стороны нескромностью, господин Понсен, -

осмелился однажды репортер обратиться к своему молчаливому компаньону, -

опросить, что вы пишете с таким старанием?

Физиономия Понсена расцвела. О нет, это не будет нескромностью! Понсен, напротив, бесконечно польщен, что кто-то обратил внимание на его труды и проявил к ним интерес.

- Сейчас я решаю задачу, - сказал он с важным видом.

- Ба! - вскричал репортер.

- Да, сударь. Вот я сейчас занимаюсь такой: "А в два раза старше, чем был В, когда А было столько лет, сколько теперь В. Когда В будет в таком возрасте, в каком сейчас А, сумма их лет составит N. Сколько лет А в В?"

Обозначая возраст А через х...

- Да это не задача, ваша маленькая выдумка, господин Понсен! - вскричал Амедей Флоранс. - Это просто китайская головоломка! И это упражнение вас забавляет?

- Скажите, страстно увлекает! Эта задача особенно изящна. Я без устали решаю ее с детства.

- С детства?!. - переспросил ошеломленный Флоранс.

- Да, сударь! - не без тщеславия уверил Понсен. - Я сегодня решил ее в тысяча сто девяносто седьмой раз, в у меня получился для А ответ 4788 лет и

3591 год для В.

- Это немолодые люди, - заметил Амедей Флоранс, не моргнув глазом. -

Ну, а остальные тысяча сто девяносто шесть решений...

- Не менее верны. Все числа, кратные девяти, удовлетворяют уравнению, и количество точных решений бесконечно. Пусть я даже буду жить десять тысяч лет, я никогда не исчерпаю их все. Если мы примем возраст А за х, а возраст В за у...

- Ах нет, господин Понсен! - перебил испуганный Флоранс. - Лучше я предложу вам другую задачу, которая, по крайней мере, будет иметь для вас прелесть новизны.

- С удовольствием, - ответил Понсен, вооружаясь карандашом, чтобы записать условие.

- Три человека, - диктовал Амедей Флоранс, - один ростом в 1 метр 90

сантиметров, другой в 1 метр

68 сантиметров и третий в 27 сантиметров, пробежали 332 километра в 28

дней. Сколько километров пробегут за одну секунду 8 человек, из которых двое безногих, если известно, что их средний возраст 45 лет?

- Это задача на тройное правило, - сказал Понсен, глубокие морщины на лбу которого указывали на серьезное раздумье.

- Вы решите это на свежую голову, - поспешил посоветовать Амедей Флоранс. - И такие вычисления вы заносите в книжку во все время путешествия?

- Совсем нет, господин Флоранс! - запротестовал Понсен с значительным видом. - Задачи для меня лишь развлечение, отдых, игра ума. Обычно я занимаюсь вопросами гораздо более серьезными и высокими, поверьте!

- Осмелюсь ли спросить...

- Я - статистик, - скромно признался Понсен.

- Значит, здесь содержится статистика? - спросил Флоранс, показывая на знаменитый блокнот.

- Да, сударь, - ответил Понсен, положительно опьяневший от энтузиазма.

- Эти заметки содержат неистощимые копи сведений! Я открыл поразительные вещи, сударь!

Понсен открыл книжку и начал быстро перелистывать страницы.

- Вот посмотрите на это, сударь, - вскричал он, показывая запись, датированную 16 февраля. - За 62 дня мы видели 9 стад антилоп, содержащих в целом 3 907 голов, сосчитанных мною, что в среднем дает на одно стадо 434 и одиннадцать сотых антилопы. В один год - это математика! - мы встретили бы

46 и девяносто три сотых стада, то есть 20 372 и семьдесят две сотых антилопы. Отсюда вытекает ма-те-ма-ти-че-ски, что 54 600 квадратных километров, которыми исчисляется площадь Петли Нигера, содержат 556 166 и восемьсот девяносто четыре тысячных антилопы. Это, как я полагаю, ценный результат с зоологической точки зрения!

- В самом деле... в самом деле... - забормотал ошеломленный Амедей Флоранс.

- Удивительнейшие вещи, я вам говорю! - бегло продолжал Понсен. - Я знаю, например, что в Петле Нигера содержится в среднем девять тысячных каймана и двадцать семь десятитысячных гиппопотама на метр течения реки! Что она произведет в этом году 682 квадратилиона 321

триллион 233 миллиарда 107 миллионов 485 тысяч и 1 зерно проса! Что здесь ежедневно рождается в среднем двадцать восемь тысячных ребенка на каждую деревню и что эти двадцать восемь тысячных содержат двести шестьдесят семнадцатитысячных девочки и сто девяносто девять семнадцатитысячных мальчика! Что рисунки, нататуированные на коже негров этой области, будучи приложены друг к другу, накроют сто три тысячи пятьсот двадцать восьмых окружности земного шара! Что...

- Довольно!.. Довольно, господин Понсен! - перебил Флоранс, затыкая уши. - Это восхитительно, в самом деле, но чересчур сильно для меня, признаюсь. Последний вопрос! Эти иероглифы, которые я имел однажды вольность переписать, имеют такой же смысл?

- Безусловно, - заявил Понсен. - 5 д. и 12 ф. представляют дату и попросту обозначают 5 декабря и 12 февраля. Пр. д. значит пройденные деревни, м. - мужчины, в ср. - в среднем, ж. - женщины, н.кд. - на каждую деревню, кв. км - квадратные километры и так далее. Это все очень просто. А самое интересное, это заключение, то есть общее количество населения в Петле Нигера. Вы видите запись на 5 декабря, нас в ц., то есть население в целом:

1 479 114 человек.

- Да, я вижу, - сказал Флоранс, - но я вижу также под датой 12 февраля: нас в ц. 470652. Какое из этих чисел верное?

- Оба, - заверил Понсен. - Первое верно на 5 декабря, а второе на 12

февраля.

- Выходит, что в промежутке произошла ужаснейшая эпидемия, о которой мы ничего не слышали?

- Я этого не знаю, и не хочу знать, - с великолепным презрением заявил Понсен. - Статистик, достойный своего имени, не должен размышлять, сударь!

Он смотрит, наблюдает, все подсчитывает, подсчитывает здесь и там, и из его исследований, наблюдений, вычислений результаты вытекают сами собой.

Неважно, что они меняются! Это ма-те-ма-ти-че-ски неизбежно, если изменяются данные. Такая подробность не мешает сложению быть сложением, вычитанию -

вычитанием, умножению...

- Умножением и так далее.

- И так далее, - машинально повторил Понсен. - Статистика -

неизменяемая наука, но она постоянно эволюционирует, сударь!

Удовлетвордв любопытство настолько, что даже этого не ожидал, Амедей Флоранс поспешил закончить разговор на этой восхитительной истине.

Собираясь вместе, пленники вели разговоры гораздо более серьезные. Как и можно думать, они чаще всего разговаривали о своем положении и о том, от кого оно зависело, о Гарри Киллере, который произвел на них неизгладимое впечатление.

- Кем мог бы быть этот субъект? - спросил однажды Барсак.

- Он англичанин, - ответила Жанна Бакстон. - Его акцент не позволяет в этом сомневаться.

- Пусть англичанин, - ответил Барсак, - но это ничего не объясняет. Во всяком случае, он человек необыкновенный. Создать такой город в десять лет, преобразить пустыню, привести воду туда, где ее не знали веками, - это доступно лишь гению, вооруженному обширными научными знаниями. Неоспоримо, что этот авантюрист наделен чудесными дарованиями.

- Это тем более непонятно для меня, - сказал Амедей Флоранс, - что я считаю Гарри Киллера сумасшедшим.

- Он по меньшей мере полусумасшедший, - подтвердил доктор Шатонней, -

но полусумасшедший алкоголик, что еще ужасней.

- Соединение этих двух качеств, - сказал Амедей Флоранс, - создает классический тип деспота, то есть человека, поддающегося каждому своему побуждению. Судьба дала ему власть, и он распоряжается ею, как избалованный ребенок. Не терпя ни малейшего сопротивления, он мгновенно переходит от бешенства к спокойствию и обратно, и проявляет глубокое презрение к человеческой жизни, разумеется, к чужой.

- Подобные типы нередки в Африке, - объяснил доктор Шатонней. -

Привычка жить постоянно в обществе людей, гораздо ниже стоящих по положению, которыми можно бесконтрольно распоряжаться, часто превращает в жестоких сатрапов1 тех европейцев, которых не защищают от такой заразы твердый характер и возвышенная душа. Деспотизм - местная болезнь колоний. Гарри Киллер зашел немного дальше других, вот и все.

- По-моему, он сумасшедший, я это повторяю, - заключил разговор Амедей Флоранс, - а на сумасшедших нельзя рассчитывать. Сейчас он о нас забыл, а, быть может, через пять минут прикажет казнить.

Но мрачные предположения Амедея Флоранса не оправдывались, и ближайшая неделя не принесла ничего нового. Зато 3 апреля произошли два события совершенно различного характера. Около трех часов дня пленники были приятно удивлены появлением Малик. Негритянка бросилась к ногам Жанны Бакстон и с трогательным пылом целовала руки своей госпожи, тоже очень взволнованной.

Оказалось, что маленькую негритянку не перевезли на планере, как других пленников, и она прибыла с четырнадцатью стрелками и двумя сержантами бывшего конвоя, по этапам, в продолжение которых ей пришлось испытывать дурное обращение. Пленники не спрашивали о Тонгане, так как, судя по ее печали, она ничего о нем не знала.

Два часа спустя после появления Малик произошло событие совсем другого характера. Около пяти часов в галерею прибежал возбужденный Чумуки. Он объявил, что его прислал Гарри Киллер с приказом привести к Господину мадемуазель Морна, его будущую жейу.

Пленники ответили отказом, и Чумуки пришлось ретироваться, несмотря на его настояния. Лишь только он ушел, началось живое обсуждение странного приглашения Гарри Киллера. Все соглашались, что Жанне не следовало ни под каким предлогом отделяться от них.

1 Сатрап - в древней Персии начальник области. Сейчас это слово означает жестокого, самовластного начальника, самодура.

- Благодарю вас, друзья мои, - сказала Жанна Бакстон, - за смелое покровительство, но не думайте, что я буду беззащитна в присутствии этого животного, не являющегося неуязвимым. Вас обыскивали, но подобные предосторожности сочли излишними по отношению к женщине, и у меня осталось оружие, - Жанна Бакстон показала кинжал, найденный в могиле брата, который она носила за корсажем. - Будьте уверены, - заключила она, - в случае надобности я сумею им воспользоваться!

Едва она спрятала кинжал, как Чумуки возвратился совершенно растерянный. Гарри Киллер пришел в ярость, узнав ответ мадемуазель Морна, и потребовал, чтобы она явилась к нему немедленно. Если она не подчинится, все шесть пленников будут немедленно повешены.

Колебания были неуместны, и Жанна Бакстон, не желая подвергать подобной опасности тех, кого она же и вовлекла в это приключение, решила уступить, несмотря на сопротивление товарищей. Они напрасно пытались задержать ее силой. На призыв Чумуки в галерею ворвались негры, отделили мужчин, и Жанна Бакстон исчезла.

Она вернулась только в восемь вечера после трех долгих часов отсутствия, в течение которых ее товарищи и особенно несчастный Сен-Берен, плакавший горючими слезами, испытывали страшное беспокойство.

- Ну? - закричали все в один голос, увидев ее.

- Все кончилось хорошо, - ответила молодая девушка, еще дрожа.

- Чего он от вас хотел?

- Просто желал меня видеть, не больше. Когда я пришла, он уже начал пить, что, по-видимому, вошло в его привычки, и был полупьян. Он пригласил меня сесть и стал делать комплименты в своем духе. Он сказал, что я ему пришлась по вкусу, что приятно будет иметь маленькую хозяйку в моем роде, хвалился могуществом и богатством, которые огромны, если ему верить, и которыми я буду наслаждаться, как и он, когда стану его женой. Я слушала спокойно, напомнив ему, что нам дан месяц на размышление, из которого прошла лишь неделя. Как ни странно, он не рассердился. Мне кажется, я имею на этого безумца некоторое влияние. Он уверял, что примет решение не раньше месяца, но при условии, что я буду посвящать ему послеобеденные часы...

- Так тебе придется туда возвращаться, моя бедная крошка? - вскричал в отчаянии Сен-Берен. -

- Это неизбежно, - ответила Жанна Бакстон, - но я думаю, что не подвергаюсь большому риску, судя по первому дню. После семи часов он совершенно опьянел, и моя роль состояла в том, что я набивала трубку и наполняла стакан до момента, когда это животное начало храпеть, чем я и воспользовалась, чтобы вернуться к вам.

Начиная с этого дня Жанна Бакстон, действительно, ежедневно отправлялась в три часа к Гарри Киллеру и оставалась у него до восьми часов.

По ее рассказам, договор выполнялся без нарушений. Часы эти проходили всегда одинаково. Жанна заставала деспота в компании советников, которым он отдавал распоряжения, выказывая блестящий ум. В его инструкциях не было ничего особенного: они относились к управлению городом или к сельским работам, - и управление Блекландом не имело бы ничего таинственного, если бы Гарри Киллер по временам не наклонялся к уху одного из советников, чтобы сделать какое-нибудь секретное распоряжение, сущности которого Жанна не знала.

Совет продолжался до четырех часов, потом все удалялись, а Жанна Бакстон оставалась с Гарри Киллером. Но вскоре он оставлял ее одну. В половине пятого ежедневно он исчезал через маленькую дверь, ключа от которой никому не доверял. Куда он уходил, Жанна не знала.

В первые три дня вскоре после ухода Гарри Киллера до слуха Жанны Бакстон начинали доноситься странные звуки, похожие на отдаленные стоны пытаемого человека. Эти стоны продолжались четверть часа, потом прекращались, и после получасового отсутствия Гарри Киллер возвращался в превосходном настроении. Жанна набивала ему трубку, наполняла стакан, и он пил до полного опьянения.

В продолжение трех дней Жанна Бакстон поджидала прихода Гарри Киллера в комнате, где он ее оставлял. Но скоро отдаленные стоны, выражавшие страдания, прекратить которые было не в ее власти, стали для нее невыносимыми. Она взяла привычку во время его получасового отсутствия гулять по дворцу, прислуга которого и дежурные Веселые ребята начали к ней привыкать и даже оказывали некоторое почтение.

Каждый вечер приходил момент, когда опьянение отдавало Гарри Киллера в ее полную власть. Молодой девушке легко было убить пьяного тирана, поразив его кинжалом, найденным на останках ее несчастного брата. Однако она этого не делала: ее ужасала мысль о нападении на беззащитного, как бы он ни был отвратителен. Да и, кроме того, какую пользу принесло бы убийство?! После смерти Гарри Киллера останутся шайка негодяев, называемых советниками, полудикая Черная стража и весь подозрительный сброд, составляющий население Блекланда. Положение пленников не улучшилось бы, напротив, стало бы хуже после смерти, может быть, единственного человека в этом городе, который в свои светлые часы выказывал действительный ум и был способен понимать выгоды некоторого снисхождения к пленникам. Когда она посоветовалась с товарищами, они согласились с ней. Нет, никоим образом не следовало убивать Гарри Киллера.

Но, возможно, лучше был бы другой проект? Раз Жанна пользовалась доверием деспота, нельзя ли завладеть его особой? Заложники в свою очередь получили бы заложника и могли бы договариваться на равных условиях.

К несчастью, такой проект наталкивался на большие трудности. Как овладеть Гарри Киллером, когда столько прислуги во дворце и у ворот галереи стража? Пусть даже пленники победят эту первую трудность, не случится ли, что население Блекланда, довольное освобождением от Гарри Киллера, откажется вступить в торг, где ставкой будет свобода деспота? И если даже последнее предположение окажется неверным и мирный договор будет заключен, как они смогут обеспечить его выполнение? Столько проблем, решение которых было очень трудным!

Помимо этих, едва ли осуществимых проектов, Жанна Бакстон лелеяла еще один, которого не доверяла даже товарищам. Ее любопытство и сострадание были возбуждены постоянными отлучками Гарри Киллера и отдаленными стонами, которые всегда слышались в это время. Когда по вечерам Гарри Киллер, совершенно пьяный, находился в ее власти, у нее не раз являлось желание украсть у него ключ и посмотреть, что скрывается за, дверью. Но каждый раз у нее не хватало решимости, и она воздерживалась от поступка, который мог грозить важными последствиями.

Пять дней прошли таким образом, и настало 8 апреля.

В этот день, около девяти часов вечера, все пленники, включая Малик, собрались на платформе бастиона, расспрашивая Жанну Бакстон о событиях дня, который, впрочем, прошел, как и предыдущие. Этажом ниже Чу-муки заканчивал свои дневные услуги, чтобы удалиться до завтра.

Тяжелые тучи угрожали разразиться дождем, ночь была очень темной, хотя луна не пришла еще в четвертую четверть. На платформе, куда не достигал свет с другого берега Ред Ривера, царила глубокая тьма.

Вдруг что-то с сухим стуком упало на плиты площадки. Пораженные, пленники прекратили разговор. Откуда к ним явился и каков мог быть предмет, которого они даже не различали в темноте?

Амедей Флоранс первым пришел в себя. В несколько мгновений он разыскал таинственный снаряд. Это был камень порядочных размеров, с привязанной бечевкой, другой конец которой, спускаясь через перила, должно быть, погружался в Ред Ривер.

Что это значило? Не скрывалась ли тут ловушка? Или пленники имели в Блекланде неведомого друга, посылавшего им весть? Чтобы это узнать, надо было только потащить бечевку, к которой в таком случае должна быть привязана записка. Амедей Флоранс не мешкая принялся за дело, но ему пришлось прибегнуть к помощи доктора Шатоннея. Тонкая бечевка скользила у него между пальцев, за ней тянулось что-то тяжелое. Не могло быть и речи о простой записке.

Когда бечевка кончилась, оказалось, что к ней прикреплен канат.

Потянули и его. Метров тридцать - тридцать пять вытянули легко, потом почувствовали сопротивление, но не жесткое, не такое, как в том случае, когда веревка привязана к неподвижному предмету, а упругое, подобное сопротивлению человека, который тянет за другой конец. На несколько мгновений пришло сомнение. Что делать?

- Привяжем канат, - предложил Амедей Флоранс. - Тогда увидим, чего желает тот, кто его выбросил.

Так и сделали. Веревка тотчас натянулась. Кто-то взбирался по ней, и пленники, наклонившись над перилами, пытались его рассмотреть. Скоро они различили фигуру человека. Мгновение спустя неизвестный вскараб-.кался на перила и спрыгнул к остолбеневшим пленникам.,

- Тонгане!! - вскричали они приглушенными голосами.

НОВАЯ ТЮРЬМА

Тонгане не только не был мертв, но, как выяснилось позже, не был даже ранен при неожиданном нападении в Кубо. Лучи прожектора его не захватили, и он незаметно скользнул под деревья, а нападающие не подумали заняться им.

Поступая так, Тонгане не собирался покинуть своих хозяев, тем более, что с ними была Малик. Наоборот, он хотел им помочь и справедливо решил, что для этого лучше находиться на свободе. Далекий от мысли бежать, он присоединился к похитителям. Он шел по следу за теми, которые везли Малик в Блекланд, ценой бесчисленных лишений пересек пустыню, живя крохами, собираемыми на местах их остановок. Пеший, он не отставал от лошадей и ежедневно одолевал пятьдесят километров.

Он отстал от них лишь по приближении к Блекланду. Достигнув возделанной зоны, он остановился и стал ждать ночи, чтобы проникнуть на неведомую территорию.

До утра он скрывался в густом кустарнике. Потом смещался с толпой негров, работал вместе с ними и получал удары бича, на которые так щедры были надсмотрщики, а вечером вошел с толпой в центральный квартал, не обратив на себя ничьего внимания.

Через несколько дней он утащил из заброшенной хижины веревку. С ее помощью ему удалось пробраться через Гражданский корпус, достигнуть реки, где он в продолжение двух долгих дней скрывался в сточной трубе, выжидая благоприятного случая.

В продолжение этих двух дней он наблюдал, как' пленники по вечерам выходили на площадку бастиона, но напрасно пытался привлечь их внимание.

Желанный случай представился лишь на третий день, 8 апреля. Густые тучи сделали ночь темной, и он воспользовался этим, чтобы выйти из убежища и забросить к своим господам веревку, по которой сможет проникнуть к ним.

Понятно, все эти объяснения были даны позднее. В первый же момент Тонгане лишь заявил, что все могут убежать той же дорогой, по которой он пришел. Внизу находилась лодка, которую ему удалось достать, - оставалось лишь спуститься в Ред Ривер.

Бесполезно говорить, что проект приняли без возражений. С четырьмя мужчинами на веслах можно было делать шесть миль в час вниз по течению.

Отправившись в одиннадцать часов, до рассвета можно проплыть семьдесят пять километров, то есть миновать не только защитную зону, просматриваемую циклоскопом, но и границу возделанных земель, и, может быть, даже последние посты среди песков. Днем можно скрываться от планеров в какой-нибудь расщелине и возобновлять плавание по ночам, пока они не достигнут Нигера.

Ред Ривер должен впадать в него в окрестностях Бикини, выше Сея, потому что он течет по старому руслу уэда 1 Тафасассета. Таким образом, путешествие в четыреста пятьдесят километров потребует четырех-пяти ночей плавания.

План был быстро обсужден и принят. Но прежде чем его привести в исполнение, следовало отделаться от Чу-муки. Иногда негр вечером долго задерживался в галерее или на платформе. Некогда было ждать, пока он соизволит уйти. Нужно действовать быстро.

Оставив Жанну Бакстон, бесполезного Понсена и Тонгане на площадке бастиона, прочие пленники стали спускаться по лестнице. С первых ступенек они заметили в нижнем этаже Чумуки, лениво кончавшего дневную работу. Он продолжал свое дело, так как у него не было причин опасаться их. Поэтому они приблизились к негру, не привлекая его внимания.

1 Уэдами в Африке называются русла высохших peк.

Выполняя заранее намеченный план, Сен-Берен напал первым. Его сильные руки ухватили Чумуки за горло, и тот даже не успел крикнуть. Трое остальных схватили мошенника за руки и за ноги, крепко связали, заткнули рот, заперли в камеру и ключ бросили в Ред Ривер. Так замедлялось, насколько возможно, открытие бегства.

Покончив с этим делом, четыре европейца снова поднялись на платформу и попали под страшный ливень. Как они и предвидели, с неба полились потоки воды, гонимые порывами ветра. Погода благоприятствовала беглецам: в двадцати метрах ничего не было видно, и лишь едва различались смутные очертания освещенного квартала Веселых ребят на другом берегу.

Спуск начался немедленно и прошел благополучно. Один за другим, Амедей Флоранс первый, Тонгане последний, беглецы соскользнули по веревке, нижний конец которой был укреплен в лодке. Размеры ее оказались достаточны, чтобы поднять всех. Жанне Бакстон напрасно предлагали привязаться. Она энергично отказалась и доказала, что по спортивной ловкости не уступает компаньонам.

Тонгане, прежде чем покинуть платформу, позаботился отвязать веревку от зубца стены, к которому она была привязана. Закинув веревку за зубец, он спустился, держась за оба конца, а потом стянул ее вниз; таким образом не осталось никаких следов бегства.

Чуть позже десяти часов якорь был поднят, и лодка двинулась по течению.

Беглецы прятались за бортами. За весла они возьмутся, когда будут за городом, наружная стена которого отстояла едва на шестьсот метров, и тогда скорость увеличится. До тех пор, хотя ураганный дождь и создавал непроницаемую завесу, лучше было не показываться.

Прошло несколько минут, и беглецы уже рассчитывали, что ускользнули из-под надзора, когда лодка наткнулась на препятствие и остановилась. Ощупав его, пленники с отчаянием убедились, что перед ними высокая железная решетка, покрытая сверху листами железа и уходящая глубоко в воду. Напрасно двигались они вдоль решетки: ее края были вделаны в стенки набережных; с одной стороны находились кварталы Гражданского корпуса и Веселых ребят, с другой - дорожка для часовых вдоль заводской стены. Выхода отсюда не было.

Гарри Киллер не лгал: он принял все меры предосторожности; свободное днем, течение Ред Ривера ночью перегораживалось.

Много времени прошло, прежде чем потрясенные беглецы опомнились. Убитые горем, они даже не чувствовали грозы, промочившей их до костей. Возвратиться назад, появиться с виноватым видом у двери дворца, самим отдаться в лапы сторожам? Они не могли на это решиться. Пробраться через железные листы без единой щели было невозможно. Тем более нельзя провести лодку через преграду.

А как убежишь без лодки?

Если выйти на берег, слева- завод, справа - Веселые ребята. Путь закрыт.

- Не можем же мы здесь спать! - сказал Амедей Фло-ранс.

- А куда вы предлагаете направиться? - спросил обескураженный Барсак.

- Куда угодно, только не к "его величеству" Гарри Киллеру! - ответил репортер. - Раз у нас нет выбора, почему бы не устроиться в новом помещении, которое называется заводом.

В самом деле, стоило попытаться. В этом маленьком мирке, отделенном от города, они, может быть, найдут помощь. Хуже, во всяком случае, не будет, и стоило попробовать.

Они приплыли к левому берегу и причалили около стены в нижней части дороги для караула, окружавшей завод. Дождевой занавес был настолько плотен, что даже на расстоянии всего в пятьдесят метров они не различали заводской стены. Хотя рев стихии заглушал все звуки, они пробирались с осторожностью по дороге для караула, которую предстояло пересечь. На полпути была сделана остановка. Беглецы разглядели в двадцати метрах от себя угол западной и северной стен завода, первая шла направо, параллельно городской ограде, а вторая продолжалась по берегу Ред Ривера, против течения. В противоположность дворцовому фасаду, расположенному таким же образом, эта часть стены не обрывалась прямо в воду; ее отделяло от реки довольно широкое пространство. Осмотрев местность, беглецы не решились продолжать путь: около угла заводской стены они заметили караульную будку. Это обеспокоило их.

Очевидно, часовой скрывался в ней от дождя, так как его не было видно.

Но нельзя же оставаться в этом месте до бесконечности! Так легче всего они дадут себя захватить, если часовой выйдет из будки или неожиданно прекратится дождь.

Сделав товарищам знак следовать за ним, Амедей Флоранс поднялся на несколько метров по дорожке для часовых, удаляясь от Ред Ривера, потом начал ее пересекать, возвращаясь вдоль заводской стены. Таким образом, можно будет напасть с тыла: отверстие будки глядело в сторону реки.

Около угла стены остановились, чтобы посоветоваться, а затем Амедей Флоранс, Сен-Берен и Тонгане обогнули угол, вышли на набережную, помчались к будке и стремительно ворвались в нее. Там сидел Веселый парень. Захваченный внезапной атакой, которой невозможно было предвидеть, он не успел пустить в ход оружие, а крик его заглушила буря. Сен-Берен схватил его за горло и начал душить, как незадолго до этого душил злосчастного Чумуки. Белый свалился, как и негр. Тонгане притащил из лодки веревку, и Веселого парня крепко связали. Не теряя времени, беглецы поднялись по реке в направлении дворца и двинулись один за другим вдоль заводской стены.

Одной из особенностей завода являлось почти полное отсутствие дверей, ведущих наружу. Со стороны эспланады их не существовало, как можно было видеть с площадки бастиона. С противоположной стороны они тоже не замечали выхода настолько далеко, как позволял видеть плотный занавес дождя.

Казалось, он такой же глухой, этот северный фасад, выходивший к реке.

Однако раз здесь была набережная, она для чего-то служила, хотя бы для разгрузки материалов, привозимых по реке. Значит, обязательно существовал вход в завод.

Это рассуждение было справедливо. Пройдя полтораста метров, беглецы, в самом деле, заметили двустворчатую дверь, сделанную, по-видимому, из полос железа, толстых и прочных, как стальные латы. Как открыть эту дверь, не имевшую наружного замка? Как сломать ее? Как привлечь внимание обитателей завода, не взбудоражив часовых, вероятно, находившихся неподалеку?

В стороне от этих ворот, на несколько метров вверх по реке, находилась такая же дверь, гораздо меньших размеров, одностворчатая, с отверстием для внутреннего замка. При отсутствии ключа или другого инструмента, который мог бы его заменить, от замочной скважины не много было толку.

После долгих колебаний беглецы решили стучать в дверь кулаками и ногами, как вдруг со стороны эспланады показалась тень. Неясная среди потоков дождя, тень приближалась к ним. Набережная имела выход только на караульную дорогу, которая, обогнув завод, возвращалась на эспланаду.

Поэтому были шансы, что ночной гуляка, шедший с эспланады, направляется к одной из двух дверей. Беглецы притаились в амбразуре ворот, готовые в удобный момент прыгнуть на подходившего.

Но он беспечно приблизился, прошел, почти дотронувшись до них, и все же их не заметил, так что они отказались от насилия, не вызванного необходимостью. Пораженные необычайной рассеянностью незнакомца, беглецы пошли по его следам, выходя из амбразуры один за другим. Как и следовало предполагать, он остановился перед маленькой дверью, и, когда вставил ключ в замок, за ним стояло восемь внимательных зрителей, о существовании которых он даже не подозревал. Дверь открылась. Бесцеремонно толкая того, кто открыл ее, беглецы устремились за ним, и последний из них толкнул дверь, закрывшуюся с глухим стуком.

Они очутились в глубокой тьме, и слабый голос, выражавший некоторое удивление, произнес:

- Ну! Что это значит? Чего от меня хотят? Внезапно блеснул свет, показавшийся ослепительным среди тьмы. Это Жанна Бакстон зажгла электрический фонарь, который уже оказал ей услугу в Кокоро. В конусе света показались Тонгане и перед ним хилый человек с белокурыми волосами, в одежде, с которой струилась вода.

Взглянув друг на друга, Тонгане и белокурый незнакомец закричали одновременно, но в различной манере.

- Сержант Тонгане! - воскликнул незнакомец все тем же слабым голосом, в котором было небольшое удивление.

- Мусье Камаре! - вскричал негр, выкатив испуганные глаза.

Камаре! Жанна Бакстон задрожала, услышав имя, которое она хорошо знала, имя старого товарища ее брата.

Амедей Флоранс счел удобным вмешаться; он сделал шаг вперед и вошел в конус света. Раз тут обнаружилось знакомство, можно было обойтись без представлений.

- Господин Камаре! - сказал он. - Мои товарищи и я хотели бы с вами поговорить.

- Нет ничего проще, - ответил Камаре, не двигаясь.

Он тронул кнопку, и электрические лампы засверкали под потолком.

Беглецы находились в пустой сводчатой комнате, по-видимому, передней.

Марсель Камаре открыл дверь, за которой начиналась лестница, и, отойдя в сторрну, сказал с удивительной простотой:

- Потрудитесь войти!

МАРСЕЛЬ КАМАРЕ Изумленные приемом, банальная вежливость которого казалась необыкновенной при подобий обстоятельствах, шесть европейцев в сопровождении двух негров поднялись по лестнице, ярко освещенной электричеством.

Пройдя около двадцати ступенек, они попал" во второй вестибюль, где остановились. Поднявшись последним, Марсель Камаре пересек вестибюль и, открыв новую дверь, отстранился, как и прежде, предоставляя пройти неожиданным гостям.

Беглецы вошли в огромную комнату, где царил полный беспорядок.

Чертежный стол стоял у одной из стен, обширная библиотека занимала остальные. Кое-как была расставлена дюжина стульев, заваленных книгами и бумагами.

Марсель Камаре спокойно сбросил со стула пачку бумаг и сел. Гости последовали его примеру, только Тонгане и Малик почтительно стояли.

- Чем могу служить? - спросил Марсель Камаре, казалось, находивший это необычное вторжение вполне естественным.

Усаживаясь, беглецы жадно рассматривали человека, в чьи владения они так смело ворвались, и вид его успокоил их. Было бесспорно, что он чудак, этот незнакомец, которого Тонгане назвал фамилией Камаре; что он крайне рассеян, так как, столкнувшись с ними на набережной, не заметил их; что

"отсутствующий" вид, отчужденность от внешнего мира, спокойствие и простота, с которыми он принял их достаточно грубое вторжение, были поистине необычайны. Но все эти странности не находились в противоречии с очевидной честностью этого человека, несформировавшийся организм которого напоминал организм подростка. Обладатель такого высокого лба и ясных глаз не мог принадлежать к тому же моральному типу, как Гарри Киллер, хотя все показывало, что у них общая жизнь.

- Господин Камаре, - ответил Барсак, - мы просим вашей защиты.

- Моей защиты? - повторил Камаре с легким удивлением. - Но, боже мой, от кого?

- От хозяина, вернее, от деспота этого города, от Гарри Киллера.

- Гарри Киллер? Деспот? - снова повторил Камаре, который, казалесь, ничего не понимал.

- Разве вы этого не знаете? - спросил изумленный в свою очередь Барсак.

- Честное слово, нет!

- Но вы не можете не знать, что у вас по соседству существует город?! -

настаивал Барсак с некоторым нетерпением.

- Конечно! - согласился Марсель Камаре.

- И что этот город называется Блекландом?

- Ага! Так он называется Блеклавдом? - воскликнул Камаре. - В самом деле, неплохое имя. Я этого не знал, но теперь знаю, раз вы мне сказали.

Мне, впрочем, безразлично.

- Если вы не знаете названия города, - с иронией сказал Барсак, - я думаю, вы все же знаете, что в нем обитает достаточно многочисленное население?

- Разумеется, - безмятежно ответил Камаре.

- В каждом городе нужна администрация, управление...

- Безусловно...

- А управление Блекландом всецело находится в руках Гарри Киллера, бандита, жестокого и кровавого деспота, грубого пьяницы, чтобы не сказать, безумца.

Марсель Камаре поднял на Барсака свои до сих пор опущенные глаза. Он был поражен, настолько поражен, что как будто упал с луны.

- О! О!.. - бормотал он растерянно. - Вы употребляете такие выражения...

- Слишком слабые по сравнению с фактами, которые их вызвали, -

продолжал разгоряченный Барсак. - Но позвольте вам представиться.

Камаре согласился с равнодушным вежливым жестом, не слишком ободряющим.

Оставив за Жанной Бакстон избранный ею псевдоним, Барсак назвал своих товарищей и себя, указывая звание каждого.

- И, наконец, - заключил он, - вот Тонгане, о котором я не говорю, так как вы, по-видимому, его знаете.

- Да... да... - тихо сказал Камаре, снова опустив глаза.

- Назначенные французским цравительством... Но вы, конечно, француз, господин Камаре?

- Да, да... - равнодушно пробормотал инженер.

- Назначенные французским правительством выполнить определенные поручения в Петле Нигера, мы без конца боролись против препятствий, которые нагромождал перед нами Гарри Киллер.

- С какой же целью? - заинтересовался Камаре.

- С целью преградить нам путь к Нигеру, так как Гарри Киллер хочет, чтобы его логовище оставалось неизвестным. Он потому и старался удалить нас из этой области, чтобы мы ничего не узнали о Блекланде, существования которого никто в Европе не подозревает.

- Что вы говорите? - воскликнул Камаре с необычной живостью. -

Невозможно, чтобы об этом городе не знали в Европе, куда возвратилось немало рабочих после более или менее долгого пребывания здесь.

- И все же это так, - ответил Барсак.

- Вы утверждаете, - настаивал Камаре, все более волнуясь, - что никто, я говорю: никто о нас не знает?

- Абсолютно никто.

- И что эту часть пустыни считают совершенно необитаемой?

- Да, сударь, я это утверждаю!

Камаре встал. Охваченный сильным волнением, он стал ходить по комнате.

- Непостижимо! Непостижимо! - бормотал он.

Но его возбуждение длилось недолго. Успокоив себя усилием воли, он сел и сказал, немного более бледный, чем обычно:

- Продолжайте, сударь, прошу вас.

- Не буду утомлять вас подробностями, - снова начал Барсак, следуя этому настоянию, - и рассказывать о всех неприятностях, которым нас подвергли. Достаточно сказать, что, лишив нас конвоя, Гарри Киллер, разъяренный тем, что мы продолжали продвигаться в том направлении, которое нам было воспрещено, прислал людей похитить нас ночью и привезти сюда, где нас держат в плену вот уже полмесяца и угрожают казнью...

Кровь бросилась в лицо Марселя Камаре, и взгляд его принял угрожающее выражение.

- Это просто невообразимо! - вскричал он, когда Барсак кончил говорить.

- Как! Гарри Киллер ведет себя таким образом?!

- Это - не все, - сказал Барсак и рассказал об отвратительных преследованиях, жертвой которых стала Жанна Бакстон, и об убийстве двух негров, одного, пораженного воздушной торпедой, другого, захваченного планером и сброшенного на площадку башни, где он разбился насмерть.

Марсель Камаре был потрясен. Ему пришлось, быть может, в первый раз покинуть область чистой абстракции и столкнуться с действительностью. Его прирожденная честность жестоко пострадала от этого столкновения. Как! Он, не решавшийся раздавить даже насекомое, долгие годы жил, не зная этого, около существа, способного на такие жестокости!

- Это отвратительно! Ужасно! - восклицал он. Ужас его был столь же велик, сколь и чистосердечен.

Барсак и его спутники видели это. Но как было совместить эту чувствительность и моральную чистоту с присутствием Камаре в городе, который делали столь подозрительным качества его правителя?

Выражая общую мысль, Барсак ваметил:

- Но, сударь, ведь человек, хладнокровно совершающий такие поступки, очевидно, ими не ограничивается. Гарри Киллер, конечно, имеет и другие преступления на своей совести. Вы о них не знаете?

- И вы осмеливаетесь предлагать мне такой вопрос! - запротестовал возмущенный Камаре. - Конечно, я о них не знаю, как не знал и о том, что вы мне сейчас открыли, и о других, еще более ужасных делах, в которых я его теперь подозреваю. Никогда не выходя с завода, занятый изобретением удивительных вещей, я ничего не видел, ничего не знал...

- Если мы вас хорошо поняли, - сказал Барсак, - вы нам ответите на один вопрос. Нам кажется невероятным, чтобы этот город и окружающие поля были делом Гарри Киллера. Только подумать, что десять лет назад здесь был песчаный океан! С какою бы целью это ни сделано, превращение поразительно!

Но если даже Гарри Киллер и был одарен удивительным умом, его ум давно потонул в вине, и мы не могли себе объяснить, как этот дегенерат мог совершить такие чудеса.

- Он! - вскричал Марсель Камаре, охваченный внезапным негодованием. -

Он! Это ничтожество! Этот нуль! И вы это думали?! Работа великолепная, но, чтобы ее выполнить, нужен не Гарри Киллер!

- Кто же ее проделал? - спросил Барсак,

- Я! - надменно произнес Марсель Камаре, и лицо его осветилось гордостью. - Я создал все, что здесь есть. Я пролил благодатный дождь на сухую, сожженную почву пустыни. Я превратил ее в плодородные, зеленые поля.

Я из ничего создал этот город, как бог из небытия создал вселенную!

Барсак и его товарищи обменялись беспокойными взглядами. Дрожа от болезненного восторга и воспевая гимн собственной славе, Марсель Камаре поднял к небу блуждающие глаза, как бы ища того, с кем осмелился состязаться. Не попали ли они от одного безумца к другому?

- Если вы создатель всего, что мы здесь видели, почему же вы предоставили плоды ваших трудов Гарри Киллеру, не заботясь о том, что он из них сделает? - спросил доктор Шатонней.

- Когда вечное всемогущество бросает звезды в бесконечность, беспокоится ли оно о зле, которое может произойти? - гордо возразил Камаре.

- Оно иногда наказывает! - пробормотал доктор.

- И я накажу, как оно! - уверил Камаре, глаза которого снова загорелись беспокойным блеском.

Беглецы растерялись. Как можно надеяться на человека, может быть, и гениального, но, безусловно, неуравновешенного, одновременно способного к полному ослеплению и к необузданной гордости?

- Не будет ли нескромным, господин Камаре, - спросил Амедей Флоранс, переводя разговор на менее рискованные темы, - спросить, как вы познакомились с Гарри Киллером, и как родился в вашем мозгу проект основать Блекланд?

- Пожалуйста, - кротко ответил Марсель Камаре, успокаиваясь. - Проект -

Гарри Киллера, выполнение - исключительно мое. Я узнал Гарри Киллера, когда участвовал в одной английской экспедиции, которой командовал капитан Джордж Бакстон...

При этом имени все посмотрели на Жанну. Она оставалась неподвижной.

- Тонгане служил в этой экспедиции сержантом, и вот почему я узнал его, хотя с тех пор прошло немало лет. Я был приглашен в качестве инженера, чтобы изучить горы, реки и особенно минеральные богатства исследуемых областей.

Отправившись из Асеры в страну ашантиев, мы шли к северу два месяца, и тогда в один прекрасный день среди нас появился Гарри Киллер. Хорошо принятый нашим начальником, он вошел в экспедицию и больше не покидал ее...

- Не будет ли точнее сказать, - спросила Жанна, - что он мало-помалу заместил капитана Бакстона, которого скоро перестали видеть?

Камаре повернулся к молодой девушке.

- Я не знаю... - нерешительно ответил он, не проявляя, впрочем, никакого удивления при этом вопросе. - Занятый работой, вы понимаете, я не заметил этих деталей и видел Гарри Киллера не чаще, чем Джорджа Бакстона.

Как бы то ни было, возвратившись однажды после двухдневной отлучки, я уже не нашел экспедиции на том месте, где стоял до этого наш лагерь. Я не нашел там ни людей, ни материалов. В большом затруднении я не знал, куда направиться, но в это время встретил Гарри Киллера. Он рассказал, что капитан Бакстон вернулся к берегу и увел с собой большую часть людей, и что ему, Киллеру, поручено продолжать исследования со мной и полутора десятками людей. Мне было все равно, Гарри Киллер или капитан Бакстон, о котором я, вдобавок, не знал, куда он девался. Я без возражений последовал за Гарри Киллером. В то время у меня созрело несколько интересных проектов. Киллер доставил меня сюда и предложил их осуществить. Я согласился. Такова история моих отношений с Гарри Киллером.

- Позвольте мне, господин Камаре, дополнить ваши сведения и сообщить то, чего вы не знаете, - серьезно оказала Жанна Бакстон. - С того дня, как Гарри Киллер принял участие в экспедиции капитана Бакстона, отряд превратился в шайку бандитов. Они сжигали деревни, убивали людей, распарывали животы женщинам, резали на куски детей...

- Невозможно! - возразил Камаре. - Я был там, черт возьми! И я ничего подобного не видел.

- Вы не заметили нас, пройдя вплотную, и десять лет не видели поступков Гарри Киллера. Увы! События, о которых я рассказываю, стали историческими фактами, они известны всему свету.

- А я ничего об этом не знал, - пробормотал потрясенный Марсель Камаре.

- Как бы то ни было, - продолжала Жанна Бакстон, - слухи об этих жестокостях достигли Европы. Против мятежного отряда Джорджа Бакстона послали солдат, и отряд был уничтожен. В тот день, когда вы никого не нашли в лагере, Джордж Бакстон был мертв.

- Мертв! - повторил остолбеневший Камаре.

- Но не убит солдатскими пулями, как полагали до сих пор; Джордж Бакстон был заколот.

- Заколот!..

- Вас сейчас обманули. Меня зовут не Морна. Я Жанна Бакстон, сестра вашего старого начальника. Вот почему я узнала ваше имя, когда его назвал Тонгане. Я прибыла в Африку, чтобы найти доказательства невиновности моего брата, обвиняемого в преступлениях, которые совершил другой.

- Заколот! - повторил Камаре, подавленный тяжестью разоблачений.

- И заколот сзади, - добавила Жанна, вытаскивая из-за корсажа оружие, погубившее Джорджа Бакстона. - Я побывала на могиле брата в присутствии этих господ и выкопала его кости. Мы нашли кинжал, которым его поразили в сердце.

Имя убийцы было когда-то вырезано на рукоятке. Время, к несчастью, его изгладило. Но остались две буквы: "и" и "л". И после того, что я от вас узнала, я не ошибусь, сказав, что это имя читается; Гарри Киллер.

Слушая эту трагическую историю, Марсель Камаре проявлял все возраставшее возбуждение. Он ломал пальцы, лихорадочно стирал со лба крупные капли пота.

- Это ужасно!.. Ужасно!.. И это сделал я!.. Я!.. - без конца повторял он, и тревожный блеск снова появился в его расширенных глазах.

- Вы нам дадите убежище? - спросил Барсак.

- Дам ли я? - ответил Камаре с непривычной горячностью. - Стоит ли спрашивать? Неужели вы считаете меня сообщником отвратительных преступлений, которые я накажу, будьте уверены?!

- Прежде чем говорить о наказании, надо защищаться, - возразил практичный Амедей Флоранс. - Разве нет, в самом деле, опасности, что Гарри Киллер попытается нас снова захватить? Марсель Камаре улыбнулся.

- Гарри Киллер не знает, что вы здесь, но даже когда он узнает... - он показал жестом, что мало об этом беспокоится. - Отдыхайте спокойно. Вы в безопасности, - он нажал кнопку звонка.

Появился черный слуга.

- Жоко, - просто сказал Камаре негру, испуганно вытаращившему глаза, -

проведи этих господ и даму до их комнат. Спокойной ночи, господа, - вежливо сказал рн и исчез, оставив в удивлении как гостей, так и негра, на которого возложил трудную задачу.

Где найдет постели несчастный Жоко? По своей воле никто не появлялся на заводе, и ничто не было предусмотрено для приема неожиданных посетителей.

Неужели ему придется стучать в одну дверь за другой и будить рабочих?..

Видя затруднение негра, Барсак уверил, что он и его товарищи обойдутся без постелей. Они останутся здесь и только просили Жоко собрать кресла и одеяла, какие найдутся. Они как-нибудь устроятся, тем более, что значительная часть ночи прошла.

На креслах и стульях дождались рассвета Ровно в шесть часов Марсель Камаре вошел. Он вовсе не удивился, что его кабинет превратился в спальню.

- Здравствуйте, господа, - спокойно сказал он гостям.

- Здравствуйте, господин Камаре, - ответили они в один голос.

- Господа, я обдумал то, что вы рассказали мне ночью. Такое положение не может продолжаться. Мы немедленно должны действовать, - он нажал кнопку, отовсюду послышался резкий звон. - Следуйте за мной.

Пройдя несколько коридоров, вошли в обширную залу, где было множество машин, пока еще неподвижных. Около машин толпились мужчины и женщины.

- Все здесь? - спросил Марсель Камаре. - Риго, пожалуйста, сделай перекличку.

Убедившись, что весь персонал завода налицо, Камаре рассказал о событиях прошлой ночи. Жестокости баксто-новского отряда, перешедшего под начальство Гарри Киллера, совершенное, по всей вероятности, Киллером убийство начальника этого отряда, похищение и заключение в тюрьму экспедиции Барсака, преследование Жанны Бакстон, жестокое и несправедливое убийство негров -

рассказано было все, что могло поразить его слушателей. Из всего этого вытекало, что они служили бандиту и что, следовательно, работа завода помогает выполнению новых преступлений. Такое положение не должно продолжаться и, вдобавок, честь запрещает им выдать пленников Гарри Киллеру, которых он удерживает без всякого права. Они должны прервать сношения с дворцом и потребовать возвращения на родину.

Выслушанный в глубоком молчании, рассказ Камаре сначала вызвал у этих честных рабочих вполне естественное удивление. Когда возбуждение несколько улеглось, заключение вызвало их полное одобрение. Да и кому из рабочих пришла бы в голову мысль высказать мнение, несогласное с мнением директора, которого они единодушно обожали?

Камаре окончательно убедил слушателей, предложив их вниманию следующие справедливые рассуждения.

- Среди всех невероятных вещей, которые я узнал этой ночью, - говорил Камаре, - меня больше всего удивляет, что в Европе не знают о существовании Блекланда. Мне известно, что он лежит вне караванных путей, в сердце пустыни, куда никто не является, и это понятно. Но ведь многим из наших товарищей, прожившим здесь несколько времени, страна не понравилась, и они пожелали вернуться. Я подсчитал ночью: со времени основания завода уехали сто тридцать семь человек. И если бы хоть некоторые из них вернулись в Европу, существование города не было бы тайной. А так как никто о нем не знает, то следует заключить, что ни один из этих ста тридцати семи не прибыл по назначению.

Ни одного восклицания не раздалось в толпе, но логика этого рассуждения потрясла рабочих.

- Узнав прошлое, - заключил Камаре, - следует сделать вывод, что никому из вас нельзя надеяться вернуться на родину, пока будет держаться власть Гарра Киллера, и что мы не должны ждать пощады, если попадем к нему в руки.

В наших интересах и в интересах правосудия следует начать борьбу.

- Да! Да! Рассчитывайте на нас! - закричали со всех сторон.

Удрученные вначале тем, что они отделены от всего мира, рабочие воспрянули духом при мысли, что их директор с ними: так велико было доверие к Марселю Камаре. Все руки протянулись к нему в знак непоколебимой верности.

- Пусть работа идет, как всегда, и надейтесь на меня, друзья мои, -

сказал Камаре и ушел, сопровождаемый бурной овацией.

Выйдя из механической мастерской, Камаре совещался некоторое время с мастером Риго. Когда тот принялся выполнять полученные им приказы, Камаре в сопровождении своих подзащитных возвратился в кабинет. Тотчас раздался звонок телефона. Камаре взял трубку. Беглецы слушали его нежный голос, говоривший: "Да", "Нет", "Хорошо", "Как хотите". Наконец он рассмеялся, бросил трубку и прервал сообщение.

- Мне звонил Гарри Киллер, - сказал он своим странным голосом, из которого никакое волнение не вытесняло обычной кротости. - Он знает, что вы здесь.

- Уже! - вскричал Барсак.

- Да. Кажется, нашли какого-то Чумуки. Открыли брошенную лодку на реке и связанного часового у завода. Выйти ночью из города, по словам Киллера, невозможно, и он заключил, что вы здесь. Я не стал отрицать. Он потребовал выдать вас. Я отказался. Он настаивал, в гневе угрожал взять вас силой. Это меня рассмешило, и я прекратил разговор.

Гости Камаре встали.

- Бесполезно говорить, что вы можете рассчитывать на нас, - уверил Барсак от имени всех. - Но нам нужно оружие.

- Оружие? - улыбаясь, повторил Камаре. - Зачем? Думаю, что здесь нет ни одного ружья. Тем не менее, не беспокойтесь. У нас есть другие средства.

- Средства бороться с пушками дворца?

- Да, и с пушками и с другим оружием. Если бы мне пришла фантазия разрушить город, я мог бы сделать это в одно мгновение. Но, думаю, мы не дойдем до такой крайности. Пушки дворца останутся немы, будьте уверены: Гарри Киллер знает мое могущество, да и не осмелится разрушить завод, на котором основана вся его власть. Он попытается отбить вас у меня атакой. Но и это ему не удастся.

Как бы в ответ на утверждения Камаре, в нижнем этаже раздались глухие удары.

- Что я вам сказал? - кротко улыбнулся инженер. - Вот они атакуют главную дверь, Но она крепка.

- А если они направят на нее пушку? - спросил Сен-Берен, которого безмятежность Камаре успокаивала лишь наполовину.

- Даже в этом случае им нелегко ее пробить: чтобы привезти пушку из дворца на набережную, требуется время, а пока люди действуют тараном. Но они могут колотить целый век. Если хотите, пойдемте понаблюдаем за осадой.

Спектакль будет интересен.

Они прошли через мастерскую не останавливаясь. Машины работали, как всегда, но рабочие не занимались делом с обычным усердием. Собравшись группами, они обсуждали новости. В мастерской был беспорядок, легко объясняемый событиями, и Камаре сделал вид, что ничего не замечает. Пройдя через мастерскую, все поднялись на площадку башни. Башня завода отличалась от дворцовой лишь тем, что на ней возвышался непонятный металлический пилон, верхушка которого поднималась в воздух больше чем на сто метров. Здесь, как и на дворцовой башне, был циклоскоп, расположенный внутри опор пилона.

Камаре пригласил войти туда спутников.

- Этот циклоскоп, - объяснил он, - не направлен за пять километров, как тот, который я построил для Гарри Киллера. Благодаря серии наклонных зеркал, расположенных на верхушке заводской стены, он позволяет наблюдать все, что находится поблизости. Вы увидите отсюда наружную часть нашей стены вплоть до основания.

В самом деле, эспланада, набережная и дорога для караула хорошо были видны в циклоскопе, который давал изображения значительно более мелкие, чем дворцовый аппарат, носато более ясные. В его стеклах спутники Камаре увидели большую толпу. Одни тащили лестницы и бегали вокруг завода, а человек тридцать бесплодно пытались разбить дверь.

- Как я и предвидел, - заметил Камаре, - будет штурм. Вот теперь станет интересно.

Штурм, действительно, начался. К стене было приставлено несколько лестниц, по которым поднимались Веселые ребята. Достигнув вершины стены, некоторые без всяких опасений схватились за нее руками. И тотчас же произошло нечто необычайное. Руки нападавших будто приклеивались к стене.

Подвешенные к гребню ее, люди танцевали какую-то дьявольскую пляску, как паяцы, которых дергают за веревочку.

- Все это очень просто, - объяснил Камаре. - Гребень стены покрыт металлическим сплавом моего состава, электропроводность которого в сто раз больше, чем у меди. Я пустил по облицовке постоянный ток приличного напряжения, и вот вам результат.

В это время некоторые из нападавших, что были на нижних ступеньках, схватили за ноги верхних, беспорядочные движения которых были им непонятны.

И тотчас неосторожные подверглись таким же конвульсиям к большому удивлению тех, кто не последовал их примеру.

- Но почему не падают эти бездельники? - вскричал Сен-Берен.

- Они не могут, бедняги, - сказал Марсель Камаре. - Они останутся на стене до тех пор, пока мне будет угодно... Но я сделаю еще лучше.

Он повернул рукоятку. Тотчас же лестницы опрокинулись, будто отброшенные невидимой рукой, и те, кто на них был, полетели кучей, оставив на стене гроздья человеческих тел, продолжавших отчаянно биться.

- Не отвечаю за разбитые головы, - спокойно заметил Камаре. - Хотите знать причину того, что произошло у вас на глазах?

Когда все ответили утвердительно, он продолжал:

- Все это очень просто. По-моему, все силы - это колебания эфира в той или иной форме. Свет считают серией колебаний между определенным минимумом и максимумом частоты, а электричество - другая серия колебаний, отделенная от первой промежутком, природа которого нам еще неизвестна. Я склоняюсь к мысли, что эти промежуточные колебания имеют отношение к теплоте. Я могу их вызывать и заставляю производить любопытные эффекты, доказательство чего я вам дал.

В продолжение этих объяснений гроздья человеческих тел продолжали неистовый танец.

- Игра длится слишком долго, - сказал Марсель Камаре, поворачивая другую рукоятку.

Немедленно люди-паяцы отделились от стены и упали с десятиметровой высоты на землю, где и остались лежать без признаков жизни. После вполне понятного колебания их компаньоны решились поднять убитых и унести.

- Конец первого действия, - объявил Камаре обычным голосом. - Я думаю, оно разыгралось не в пользу Гарри Киллера, у которого вышло из строя человек тридцать. Давайте теперь займемся этими олухами, которые упрямо колотят в дверь.

Марсель Камаре взял трубку телефона.

- Ты готов, Риго? - спросил он.

- Да, сударь, - ответил голос, слышный во всех частях циклоскопа.

- Отправляй! - приказал Камаре.

Тотчас же, как будто самостоятельно повинуясь приказу, странный инструмент появился у подножия башни. Это было нечто вроде вертикального цилиндра, оконечность которого, направленная к земле, заканчивалась конусом.

На другом конце четыре винта - один горизонтальный и три вертикальных -

вращались с головокружительной быстротой. Странная машина поднялась в воздух и направилась к ограде. Когда она миновала ее, полет стал горизонтальным, и машина двинулась, строго следуя вдоль стены. За первой машиной показалась вторая, третья, еще несколько. Гости Камаре насчитали их двадцать. С правильными промежутками машины вылетали из башни, как птицы из гнезда, проделывая один и тот же маневр.

- Это мои "осы", - сказал Марсель Камаре, подчеркивая слово "мои". - Я потом объясню вам, как они действуют. Пока же полюбуйтесь их работой, - он снова взял телефонную трубку. - Предупреждение, Риго! - Он обратился к своим новым друзьям: - Зачем убивать этих бедняг, которые, к тому же, мне еще ничего не сделали? Достаточно будет предупреждения, если они захотят его понять.

С момента провала их попытки те из нападающих, которые хотели взобраться на ограду, оставались в бездействии. Унеся пострадавших товарищей, частью убитых, частью тяжело раненных, они очистили караульную дорогу, столпились на эспланаде, откуда созерцали заводскую стену с остолбенелым видом.

Напротив, атаковавшие дверь не прекращали свое дело. Они упрямо продолжали колотить огромным тяжелым бревном, которое раскачивали сорок крепких рук; но прочная сталь, казалось, не поддавалась их усилиям.

"Осы", как окрестил их Марсель Камаре, одна за другой пролетали над группой бандитов, не обращавших на них никакого внимания. Вдруг одна из машин выстрелила, и картечь усыпала землю на пространстве радиусом з пятьдесят метров. При звуке выстрела нападающие подняли головы. Они еще не поняли, в чем дело, когда раздался выстрел из второй машины и снова вылетела туча картечи. На этот раз смертоносное пространство приблизилось к ним.

Несколько человек упали, задетые пулями. Остальные не долго раздумывали: бросив таран, они подхватили раненых и убежали. Наблюдавшие эту сцену не верили своим глазам.

После выстрела каждая "оса" послушно возвращалась в свою ячейку у подножия башни, а минуту спустя, снабженная новым зарядом, вылетала, чтобы занять место в общем хороводе машин.

- Я думаю, не стоит больше заниматься этими людьми, - сказал Марсель Камаре. - Если вам угодно посетить завод...

ЗАВОД В БЛЕКЛАНДЕ

Гости поспешили принять предложение. Камаре сказал:

- Прежде чем спуститься с башни, куда мы, впрочем, вернемся, закончив осмотр, сначала познакомьтесь с общим расположением завода. Он занимает, как видите, прямоугольное пространство, в длину, параллельно реке, триста шестьдесят метров и в ширину двести пятьдесят метров. Его общая площадь девять гектаров. Западная часть, представляющая три пятых всего прямоугольника, отдана под сады.

- Зачем вам сады? - перебил Амедей Флоранс.

- Они обеспечивают некоторую долю нашего пропитания, остальное получаем извне. Только другая часть, примыкающая к набережной, шириной в сто метров, где мы находимся, составляет собственно завод. Посредине мастерские и мое личное жилище сгруппированы на протяжении двухсот пятидесяти метров у подножия этой башни, занимающей центр. С каждой стороны, где остается свободным пространство в пятьдесят пять метров, поднимаются, перпендикулярно реке, два ряда домов для рабочих, разделяемые широкой улицей. В каждом ряду семь четырехэтажных домов, и мы располагаем ста двадцатью квартирами.

- Какова численность вашего персонала? - спросил Барсак.

- Ровно сто человек, но некоторые женаты и имеют детей. Как вы можете видеть, мастерские состоят из одного этажа и покрыты толстым слоем земли с травой наверху. Снаряды мало опасны для них. Теперь, когда вы знаете главное, мы можем спуститься и начать осмотр.

Прежде чем последовать приглашению, слушатели Камаре бросили последний взгляд вокруг себя. Положение не изменилось. "Осы" продолжали свою круговую прогулку, и нападающие уже не осмеливались проникать в опасную зону.

Успокоенные слушатели покинули платформу.

Сначала Камаре повел их в тот этаж башни, который называл "ульем" и откуда двадцать "ос" вылетали из двадцати ячеек, между которыми находились аппараты для заряжания. Потом прошли ряд цехов: сборочный, столярный, кузнечный, литейный - и вышли в сад со стороны, обращенной к дворцу.

Высокая стена скрывала дворец. Но, когда они отошли от нее метров на пятьдесят, башня Гарри Киллера показалась над гребнем стены. Тотчас же с вершины башни прозвучал выстрел, и над гуляющими пронеслась пуля. Они поспешно отступили.

- Дурак! - пробормотал Камаре и поднял руку.

По его сигналу послышался сильцый свист. Гости Камаре невольно повернулись к заводу! Но инженер показал на дворец. Циклоскоп, венчавший дворцовую башню, исчез.

- Это его проучит, - сказал Камаре. - У меня тоже есть воздушные мины, и побольше, чем у него; ведь это я их фабрикую. А циклоскоп я сделаю другой, вот и все.

- Но, сударь, - заметил Амедей Флоранс, - раз у вас есть снаряды, почему вы не воспользуетесь ими против Гарри Киллера?

- Я? - глухо ответил инженер. - Я буду атаковать свою работу?

Не возражая, Амедей Флоранс обменялся взглядом с товарищами. Да, этот удивительный человек имел изъян, и его изъяном была гордость. Путь продолжался в молчании. Урок был понят дворцом. Ничто более не беспокоило группу гуляющих, которая покинула сад, пройдя его насквозь.

- Мы попадаем в интересную часть, - сказал Камаре, открывая дверь. -

Здесь старое машинное отделение, вот паровой двигатель, который мы топили дровами за неимением другого горючего. Это было неудобно, так как дрова приходилось привозить издалека, а нам их требовалось много. К счастью, это продолжалось недолго: как только в реке появилась вода после первых вызванных мною дождей, мы устроили гидроэлектростанцию в двенадцати километрах от города вниз по течению и пользуемся ее энергией. С тех пор мы уже не применяем этой устаревшей техники, и дым не идет из трубы, ставшей ненужной. Мы ограничиваемся тем, что трансформируем для наших нужд энергию, которую посылает нам станция.

Следуя за Камаре, они прошли в другую залу.

- Здесь, - сказал он, - и в следующих залах, наполненных, как и эта, трансформаторами, динамо, катушками, иногда очень внушительными, царство электричества.

- Как? - вскричал ошеломленный Флоранс. - Неужели вы могли привезти сюда эти машины!

- Только небольшую часть, - ответил Камаре. - Остальное мы сделали сами.

- Но ведь нужен был материал, - возразил Амедей Флоранс. - Кой черт доставил его в пустыню?

- Конечно! - сказал Камаре и остановился в задумчивости, как будто эта трудность впервые пришла ему на ум. - Вы правы, господин Флоранс. Как привезли сюда эти первые машины и материалы, из которых мы создали остальное? Признаюсь, я над этим никогда не думал. Я требовал, мне давали. Я не смотрел слишком далеко. Но теперь, когда вы обратили мое внимание...

- Какие же понадобились человеческие жертвы, чтобы перетащить все это через пустыню, пока вы еще не имели планеров!

- Это верно, - сказал побледневший Камаре.

- А деньги? Вся эта штука сожрала целую кучу деньжищ! - вскричал Флоранс на своем фамильярном языке.

- Деньги? - пробормотал Камаре.

- Да, деньги. Вы, верно, очень богаты?

- Я?! - запротестовал Камаре. - С тех пор как я здесь, у меня и пяти сантимов не было в кармане.

- Тогда?

- Это Гарри Киллер... - робко начал Камаре.

- Ну, ясно! А откуда он их брал? Что он, миллиардер - ваш Гарри Киллер?

Камаре развел руками с видом полнейшего неведения.

Казалось, он был совершенно расстроен вопросами Амедея Флоранса, и его глаза снова приняли то блуждающее выражение, которое затуманивало его взор при малейшем волнении. Принуждаемый разрешать проблемы, столь отличные от тех, с которыми он привык иметь дело и которые так внезапно возникли, он чувствовал головокружение перед новыми, неизвестными ему горизонтами. Вид у него был совершенно растерянный. Доктор Шатонней сжалился над ним.

- Мы потам разберемся в этом, - сказал он, - а пока будем продолжать осмотр.

Чтобы прогнать назойливые мысли, Камаре провел рукой по лбу и молча прошел в следующую залу.

- Здесь компрессоры, - заговорил он изменившимся от волнения голосом. -

Мы употребляем воздух и другие газы в жидком виде. Как вы знаете, все газы способны сжижаться, если их сжимать и в достаточной степени понижать температуру; но, предоставленный самому себе, жидкий газ нагреется и более или менее быстро испарится. А если его содержать в закрытом сосуде, стенки сосуда подвергнутся такому давлению, что он может разлететься на куски. Одно из моих изобретений изменило это. В самом деле, я нашел вещество абсолютно нетеплопроводное, то есть непроницаемое для тепловых лучей. Отсюда следует, что жидкий газ, например воздух, находящийся в сосудах из этого вещества, всегда сохраняется при одной и той же температуре, в виде жидкости, и не стремится взорваться. Это изобретение позволило мне осуществить некоторые другие, и особенно планеры с большим радиусом действия, которые вы знаете...

- Еще бы нам не знать! - вскричал Амедей Флоранс. - Скажите, что мы с ними чересчур хорошо познакомились! Так и это ваше дело - планеры?!

- А вы хотите, чтобы чье оно было? - возразил Камаре, внезапно охваченный новым приступом болезненной гордости.

По мере того как он говорил, его волнение понемногу рассеивалось. Оно бесследно исчезло, когда он снова вер-нулся к научным вопросам.

- Мои планеры имеют три главные особенности, относящиеся к устойчивости, подъему и движущей силе, о чем я дам понятие в немногих словах. Начнем с устойчивости. Когда на птицу налетает порыв бури, ей не приходится делать расчеты, чтобы поддержать равновесие. Ее нервная система или, вернее, та часть нервной системы, которую физиологи называют рефлексами, заработает и восстановит равновесие инстинктивно. Вы мои планеры видели и знаете, что они состоят из двух крыльев, помещенных на вершине пилона высотой в пять метров; у подножия пилона находится платформа, несущая мотор, водителя и пассажиров. Таким образом, центр тяжести находится внизу.

Соединение пилона с крыльями подвижное. Пока он не закреплен частично или полностью посредством рулей направления и глубины, он может описывать маленькие дуги во всех направлениях вокруг вертикали. И вот, если крылья независимо от руля наклоняются поперек или вдоль, пилон, увлекаемый своим весом, стремится составить с ними другой угол. В этом движении он тотчас приводит в действие противовесы, скользящие параллельно или перпендикулярно крыльям, и в тот же момент крылья занимают надлежащее положение. Таким образом, немедленно - автоматически, как я уже сказал, - выправляются невольные уклонения планера.

Марсель Камаре, опустив глаза, давал объяснения с безмятежностью профессора, читающего лекцию. Он не колебался, не подыскивал слов, они приходили к нему сами. Без запинки он продолжал все так же:

- Перейдем ко второму пункту. В момент подъема крылья планера опускаются и складываются около пилона. В то же время ось винта, подвижная в вертикальной плоскости, перпендикулярной к крыльям, поднимается; плоскость крыльев становится горизонтальной, и аппарат превращается в геликоптер. Но когда он достигнет достаточной высоты, крылья открываются, ось винта одновременно наклоняется вперед и становится горизонтальной. Винт становится толкающим, и геликоптер превращается в планер. Что касается движущей силы, то ее доставляет жидкий воздух. Из резервуаров, сделанных из нетеплопроводного материала, о котором я вам говорил, и регулируемых системой клапанов, жидкий воздух вытекает в тонкие, постоянно прогреваемые цилиндры. Там он мгновенно переходит в газообразное состояние под огромным давлением и приводит в движение мотор.

- Какой скорости достигают ваши планеры? - спросил Амедей Флоранс.

- Четыреста километров в час и проходят без посадки пять тысяч километров, - ответил Камаре.

"Nu admirariI", - сказал Гораций1, что означает: не следует удивляться ничему. Однако слушатели Камаре не могли удержать восхищения. Они не могли подобрать достаточно восторженные слова, чтобы прославить этого гения, когда вернулись в башню. Но странный человек, который иногда выказывал крайнее тщеславие, оставался равнодушен к этим похвалам, точно на него действовали только те, которые он сам себе расточал.

1 Гораций (65-8 годы до нашей эры) - знаменитый римский поэт.

- Сейчас мы в сердце завода, - сказал Камаре, когда все возвратились наверх. - В этой башне десять этажей, заполненных различными аппаратами. Вы, конечно, заметили на ее вершине высокий металлический пилон? Это "прожектор волн". Впрочем, вся поверхность башни покрыта множеством прожекторов меньшего размера...

- "Прожекторы волн", говорите вы? - спросил доктор Шатонней.

- Я не хочу читать вам курс физики, - с улыбкой сказал Марсель Камаре,

- но некоторые объяснения необходимы. Я вам напомню, если вы знаете, и расскажу, если это вам неизвестно, что знаменитый немецкий физик Герц давно уже заметил, что, когда между полюсами индукционной катушки проскакивает искра, она вызывает колеблющийся разряд: каждый полюс поочередно становится то положительным, то отрицательным. Скорость этих колебаний, или их частота, может быть очень большой - до ста миллиардов в секунду. И они не ограничиваются теми точками, между которыми происходят. Эти разряды колеблют эфир, заполняющий все мировое пространство и промежутки между молекулами материальных тел. Эфирные колебания, распространяющиеся все дальше и дальше, называются волнами Герца. Я понятно говорю?

- Восхитительно! - провозгласил Барсак, который, как политический деятель, менее всех понимал в научных вопросах.

- До меня, - продолжал Камаре, - волны Герца рассматривались как лабораторный курьез. Ими электризовали без соприкосновения более или менее удаленные металлические предметы. Основной недостаток этих волн в том, что они распространяются во все стороны, как концентрические круги в луже от брошенного в нее камня. Из этого вытекает, что их начальная энергия, распространяясь все дальше, уменьшается, слабеет, как бы улетучивается, и уже в нескольких метрах от своего источника дает лишь незначительные проявления. Ясно?

- Ослепительно! - уверил Амедей Флоранс.

- Еще до меня заметили, что эти волны, как и световые, могут отражаться, но не сделали отсюда никаких выводов. Благодаря открытию сверхпроводника, - это им покрыт гребень заводской стены, - я устроил рефлекторы, направляющие почти все испускаемые волны куда я хочу. Начальная энергия волн, таким образом, без потерь посылается в определенном направлении и там преобразуется в такую, которая может совершить работу. С другой стороны, средство изменять частоту колебаний известно, и я могу вообразить приемники волн, которые будут чувствительны лишь к определенной частоте. В физике это называется "настройкой". Приемник будет реагировать на волны той частоты, на которую он настроен, и только на них. Число же возможных частот бесконечно. Я могу устроить бесчисленное множество двигателей, среди которых не будет двух, отвечающих на одну и ту же волну.

Вам все понятно?

- Туговато, - признался Барсак. - Но понемножку тянемся.

- Я, впрочем, кончаю, - сказал Камаре. - Пользуясь этим, мы построили большое количество сельскохозяйственных машин, которым передается на расстоянии энергия от того или другого прожектора башни. Так же мы направляем и "ос". При каждом из четырех винтов находится маленький мотор, настроенный на известную волну. И этим же способом я могу разрушить весь город, если мне придет фантазия.

- Вы отсюда можете разрушить город?! - вскричал Барсак.

- Очень просто. Гарри Киллер просил меня сделать Блекланд неприступным, и я это выполнил. Под всеми улицами, домами, под дворцом и даже под заводом заложены большие порции взрывчатых веществ, снабженные взрывателями, настроенными на частоты, известные одному мне. Чтобы взорвать город, мне достаточно послать в направлении каждой мины волны определенной частоты.

Амедей Флоранс, лихорадочно черкавший в записной книжке, хотел спросить, не следует ли покончить этим способом с Гарри Киллером, но вспомнил, какой малый успех имело предложение употребить для этой же цели воздушные мины, и благоразумно воздержался.

- А большой пилон, что поднимается на башне? - спросил доктор Шатонней.

- К этому я и перехожу, и на этом кончу, - ответил Камаре. - Очень любопытно, что герцевские волны падают на землю, точно подверженные притяжению, и там теряются. На далекое расстояние их надо отправлять с высоты. Я же хочу посылать их не только далеко, но и высоко, что еще труднее. Все же мне удается это с помощью пилона, присоединенного к передатчику, и изобретенного мною рефлектора, находящегося у оконечности пилона.

- Зачем же посылать волны в высоту? - спросил Амедей Флоранс, ничего не понимавший.

- Чтобы вызывать дождь. Вот принцип изобретения, которое я проектировал, когда познакомился с Гарри Киллером, и которое он помог мне осуществить. Посредством пилона и зеркала я посылаю волны к тучам и электризую до насыщения воду, которую они содержат в капельном состоянии.

Когда разница потенциалов туч и земли или двух соседних туч сделается достаточной, разражается гроза и падает дождь. Превращение пустыни в плодородные поля доказывает возможность такого процесса.

- Однако надо иметь тучи, - заметил доктор Шатонней.

- Разумеется, либо достаточно влажную атмосферу. Но в тот или иной день тучи появляются. Задача в том, чтобы они разразились дождем здесь, а не в другом месте. Когда же возделаны поля и растут деревья, то устанавливается правильный кругооборот влаги, и тучи появляются все чаще. Лишь только приходит туча, я поворачиваю рукоятку, и волны передатчика в тысячу лошадиных сил начинают бомбардировать ее миллиардами колебаний.

- Чудесно! - воскликнули слушатели.

- Даже в данный момент, хотя вы того и не сознаете, - продолжал Камаре, постепенно воодушевляясь перечнем своих изобретений, - волны текут с вершины пилона и теряются в бесконечности. Но я мечтаю найти для них другую будущность. Я чувствую, я знаю, я даже уверен, что для волн можно создать сотню других применений. Например, можно телеграфировать или телефонировать по всей земле, не нуждаясь в соединении сообщающихся пунктов.

- Без проводов! - вскричали слушатели.

- Без проводов. Что для этого нужно? Очень мало. Просто надо изобрести подходящий приемник. Я ищу. Я почти у цели, но еще не достиг ее.

- Мы начинаем ничего не понимать, - признался Барсак.

- Нет ничего проще, - уверил Камаре, все более возбуждаясь. - Вот аппарат Морзе, употребляемый при обычном телеграфировании, который я для своих опытов включил в замкнутую цепь. Мне остается лишь орудовать клавишей,

- и, говоря это, он в самом деле ею орудовал, - чтобы ток, испускающий волны, зависел от это" цепи. Когда клавиша поднята, прожектор не испускает герцевских волн. Когда она опущена, волны вырываются из пилона. Их нужно послать не к небу, а в направлении предполагаемого приемника, соответственно управляя рефлектором, который их собирает и отражает. Если местоположение приемника неизвестно, достаточно убрать зеркало, как я делаю вот при помощи этого рычага. Волны будут распространяться в окружающем пространстве, и я могу телеграфировать в полной уверенности, что приемник получит их, если существует. К несчастью, он не существует...

- Вы сказали телеграфировать? - спросила Жанна Бакстон. - Что вы под этим понимаете?

- То, что понимают обычно. Мне только нужно работать клавишей, применяя азбуку Морзе, известную всем телеграфистам. Но вы лучше поймете на примере.

Будем действовать, как будто приемник есть. Вы ведь постарались бы выйти из вашего теперешнего положения, я полагаю?

- Без сомнения, - ответила Жанна.

- Хорошо! В таком случае, кому вы хотите телеграфировать? - Камаре сел у аппарата.

- В этой стране я не знаю никого, - улыбаясь, сказала Жанна. - Разве только капитану Марсенею, - прибавила она, слегка покраснев.

- Пусть будет капитану Марсенею, - согласился Камаре, работая аппаратом Морзе и выстукивая точки и черточки этого алфавита. - Где он, этот капитан?

- Сейчас, я думаю, в Тимбукту, - нерешительно сказала Жанна.

- Тимбукту, - повторил Камаре, продолжая действовать клавишей. -

Теперь, как вы говорите, капитану Марсенею. Я думаю, что-нибудь в этом роде:

"Жанна Бакстон..."

- Простите, - перебила Жанна, - капитан Марсеней знает меня под фамилией Морна.

- Это неважно, так как депеша все равно не дойдет, но поставим "Морна".

Я телеграфирую: "Придите на помощь Жанне Морна, пленнице в Блекланде..." -

Марсель Камаре прервал передачу. - Блекланд неизвестен миру, и я добавляю:

"Северная широта 15o50', долгота..." - Он быстро вскочил. - Вот как! Гарри Киллер выключил ток!

Его гости столпились вокруг, не понимая.

- Я уже вам говорил, что мы получаем энергию с гидростанции, расположенной в двенадцати километрах по реке. Гарри Киллер изолировал нас от нее, вот и все.

- Но тогда, - сказал доктор, - машины остановятся?

- Они уже остановились, - ответил Камаре.

- А "осы"?

- Они упали, это несомненно.

- Значит, Гарри Киллер овладеет ими? - вскричала Жанна Бакстон.

- В этом я не уверен, - возразил инженер. - Поднимемся наверх, и вы увидите, что все это пустяки.

Они быстро поднялись на башню и вошли в циклоскоп. Как и прежде, они увидели наружную часть стены и окаймляющий ее ров, в котором валялись неподвижные "осы".

На эспланаде Веселые ребята испускали победные крики. Они уже возобновили атаку. Некоторые спрыгивали в ров, чтобы расправиться с мертвыми

"осами", которые раньше так устрашали их. Но едва дотронувшись до "ос", они в ужасе отпрыгивали и пытались вылезть изо рва. Никому это не удалось: все падали на дно без признаков жизни.

- Я не дам и двух су за их шкуры, - холодно сказал Марсель Камаре. - Я ведь предвидел, что произойдет, и принял меры. Выключив ток со станции, Гарри Киллер тем самым привел в действие приспособление, заставившее сосуды с жидкой углекислотой вылить в ров их содержимое, немедленно перешедшее в газообразное состояние. Этот газ, более тяжелый, чем воздух, остался во рву, и те, кто попал в него, погибли от удушья.

- Бедные люди! - сказала Жанна Бакстон.

- Тем хуже для них, - ответил Камаре. - Я не могу их спасти. Что же касается наших машин, я тоже принял предосторожности. Начиная с этого утра они будут работать на жидком воздухе, которого у нас неисчерпаемый запас.

Вот машины уже заработали, "осы" вылетают снова.

Винты "ос", в самом деле, завертелись, возобновляя свое головокружительное вращение, и аппараты начали совершать свой обход. Толпа Веселых ребят отступила к дворцу, оставив часть своих лежать во рву.

Марсель Камаре повернулся к гостям. Он был возбужден, и беспокойный блеск все чаще мелькал в его глазах.

- Мы, кажется, можем спать спокойно, - заметил он, переполненный простодушным тщеславием.

ПРИЗЫВ ИЗ ПРОСТРАНСТВА

С глубокой печалью покинул капитан Пьер Марсеней экспедицию Барсака и особенно ту, кого знал под именем Жанны Морна. Но он пустился в путь без колебаний и до Сегу-Сикоро удваивал переходы, так как торопился. Капитан Марсеней был прежде всего солдатом, и, быть может, высшая красота воинской профессии состоит в полном отречении от себя, в безоговорочном подчинении для достижения целей, о которых иногда имеешь не совсем ясное представление, но знаешь, что они идут на пользу родине.

Как ни спешил он, понадобилось девять дней, чтобы покрыть четыреста пятьдесят километров, отделявшие его от Сегу-Сикоро; он прибыл туда 22

февраля, поздно вечером. Только на следующее утро он представился коменданту крепости, полковнику Сержину, и вручил ему приказ полковника Сент-Обана.

Полковник Сержин прочитал приказ три раза подряд, и с каждым разом удивление его все возрастало. Он ничего не понимал.

- Какая дурацкая комбинация! - вскричал он, наконец. - Искать людей в Сикасо, чтобы послать в Тимбукту... это невообразимо!

- Значит, вы не предупреждены, о нашем приходе, полковник?

- Ничуть!

- Лейтенант, вручивший мне приказ, сказал, что в Тимбукту вспыхнули волнения и что туареги ауэлиммидены ведут себя угрожающе, - объяснил капитан Марсеней.

- Первый раз слышу, - объявил полковник. - Капитан Пейроль, с которым вы, может быть, знакомы...

- Да, полковник. Два года назад мы служили в одном полку.

- Так вот, Пейроль проходил здесь по пути из Тимбукту в Дакар Он был у меня только вчера и ни о чем подобном не упоминал.

Капитан Марсеней показал жестом, что он снимает с себя всякую ответственность.

- Вы правы, капитан, - сказал полковник Сержин. - Мы не можем рассуждать. Приказ есть, и он должен быть выполнен. Но черт меня побери, если я знаю, когда вы сможете отправиться!

Трудно было, в самом деле, подготовить столь неожиданную экспедицию.

Потребовалось восемь дней, чтобы разместить лошадей, которых было приказано оставить в Сегу-Сикоро, и чтобы найти транспортные средства и достаточное количество провизии Только 2 марта капитан Марсеней смог посадить отряд на суда и начать спускаться по Нигеру Путешествие в эти последние месяцы сухого сезона затруднялось мелководьем, оно заняло целых две недели, и бывший конвой экспедиции Барсака высадился в Кабара, порте Тимбукту, только 17 марта.

Когда капитан Марсеней представился коменданту полковнику Аллегру, тот посмотрел на него с таким же удивлением, как его коллега в Сегу-Сикоро. Он заявил, что в области не было никаких волнений, что он никогда не просил подкреплений, и ему совершенно непонятно, зачем полковник Сент-Обан послал ему без предупреждения сто человек, в которых он совершенно не нуждается.

Это становилось странным, и капитан Марсеней подумал, не был ли он обманут фальшивым документом. Но с какою целью? Ответ был ясен. Как ни казался необъяснимым такой факт, но если, в самом деле, имела место подделка, ее совершили, чтобы уничтожить обезоруженную экспедицию Барсака.

Логически подойдя к такому заключению, капитан Марсеней испытывал крайнее беспокойство, думая о большой ответственности, падавшей на него, и об опасностях, которые угрожали мадемуазель Морна, а память о ней переполняла его мысли и сердце.

Его тревога стала еще сильнее, когда в Тимбукту, как и в Сегу-Сикоро, он не смог получить никаких сведений о лейтенанте Лакуре. Никто его не знал.

Больше того: никто не слышал о корпусе суданских волонтеров, хотя о нем было упомянуто самим полковником Сент-Обаном.

И, однако, приказ полковника, казавшийся подлинным при самом тщательном рассмотрении, имел силу, пока не была доказана его подложность. Капитану Марсенею и его людям предоставили жилища, и, как только явился случай, приказ был послан полковнику Сент-Обану, который один мог удостоверить его подлинность.

Но от Тимбукту до Бамако тысяча километров, и предстояло долго ждать, пока придет ответ.

Капитану Марсенею, лишенному определенных обязанностей и пожираемому беспокойством, время казалось очень долгим. К счастью, в конце марта приехал капитан Перриньи, старый товарищ по Сен-Сирской военной школе, с которым его когда-то связывала тесная дружба. Два друга были счастливы свидеться, и время для Марсенея потекло быстрее.

Посвященный в заботы товарища, Перриньи успокаивал его. Фабрикация приказа, достаточно хорошо подделанного, чтобы всех обмануть, казалась ему страничкой из романа. По его мнению, скорее можно было допустить, что лейтенант Лакур, плохо осведомленный об истинных мотивах решения полковника, сказал неточно о его причине. Удивление же полковника Аллегра легко объяснялось. В этой еще не организованной области могло случиться, что адресованная ему копия приказа затерялась.

Капитан Перриньи, присланный в Тимбукту на два года, привез массу ящиков, которые Марсеней помогал распаковывать. В некоторых было исключительно лабораторное оборудование. Если бы не его мундир, Перриньи считался бы ученым. Страстно преданный науке, он был в курсе всех новейших достижений, особенно в области электричества. В их содружестве Перриньи был представителем науки, Марсеней - войны. Разница во взглядах рождала частые дружеские споры. Они, смеясь, называли друг друга "старой библиотечной крысой" и "дрянным ласкателем сабли", хотя, разумеется, воинственность Марсенея не мешала ему быть человеком культурным и образованным, а Перриньи при своих знаниях оставался превосходным, храбрым офицером.

Через несколько дней после приезда друга капитан Марсеней застал его во дворе дома, где тот жил, за сборкой какого-то аппарата.

- Ты пришел кстати! - вскричал Перриньи. - Я тебе покажу кое-что интересное.

- Это? - спросил Марсеней, показывая на аппарат, состоявший из двух электрических батарей, электромагнита, маленькой стеклянной трубочки с металлическими опилками, и медного прута в несколько метров высоты.

- Оно самое. Безделушка, которую ты видишь, - волшебная выдумка. Это приемник беспроволочного телеграфа.

- Я слышал, как об этом говорят уже несколько лет, - сказал заинтересованный Марсеней. - Так проблема решена?

- Еще как! - вскричал Перриньи. - На земном шаре с ней столкнулись одновременно двое. Один - итальянец Маркони - нашел средство посылать в пространство волны Герца... Да ты слыхал ли о них, закоренелый солдатишка?

- Да, да, - ответил Марсеней. - Учил в школе. Впрочем, о Маркони говорили, когда я еще был в Европе. Ну, а другой изобретатель?

- Французский физик Бранли. Он сконструировал приемник - чудо изобретательной простоты.

- И аппарат, который я вижу?..

- Он и есть, и ты моментально поймешь его принцип. Бранли заметил, что железные опилки плохо проводят электричество, но становятся хорошим проводником под влиянием герцевских волн. Под действием этих волн опилки начинают взаимно притягиваться, и между ними возникает сцепление. Видишь трубочку?

- Вижу.

- Это когерер или улавливатель волн. Трубочка содержит железные опилки и включена в цепь обыкновенной электрической батареи. Тока в цепи нет, так как трубка с опилками - плохой проводник. Понятно?

- Да, продолжай.

- Когда приходит герцевская волна, ее подхватывает этот медный прут, называемый антенной. Тотчас же трубка, соединенная с ним, становится проводником, ток замкнут и идет по цепи. Ты все еще понимаешь, кровопийца?

- Да, ученый старикашка в очках. Дальше!

- Здесь вмешивается рассказчик, которого ты видишь. Благодаря приспособлению, мною изобретенному и скомбинированному с изобретением Бранли, ток приводит в движение бумажную ленту в аппарате Морзе, где получается отпечаток. Но в этот момент молоточек, который ты видишь, ударяет по когереру, его зерна разъединяются от удара, и восстанавливается их обычное сопротивление. Ток прекращается, и аппарат Морзе перестает работать.

Ты скажешь, что так можно получить только одну точку на бумажной ленте? Но на самом деле последовательность всех этих явлений возобновится, так как антенна продолжает получать волны. А когда они перестанут приходить, на ленте аппарата уже не будет отпечатков до прихода следующих волн. От всего этого на ленте получается серия точек, соединенных в неравные группы, в черточки и точки азбуки Морзе, которые прочтет любой телеграфист.

- Например, ты?

- Например, я.

- А зачем ты притащил этот удивительный аппарат в нашу варварскую страну?

- Завтра я соберу передатчик, так как страшно увлекаюсь телеграфированием без проводов. Я хочу первым устроить беспроволочный телеграф в Судане. Вот почему я привез сюда эти два аппарата, которые еще очень редки, и в Африке их нет, за это я ручаюсь. Подумай только, если б можно было сообщаться прямо с Бамако... Быть может, даже с Сен-Луи!..

- О, с Сен-Луи! Это слишком далеко!

- Совсем недалеко, - запротестовал Перриньи. - Телеграфировали без проводов уже на очень большие расстояния.

- Невозможно!

- Вполне возможно, солдафон. И я рассчитываю усовершенствовать это дело. Я начну серию опытов вдоль Нигера...

Капитан Перриньи вдруг остановился. Глаза его округлились, полуоткрытый рот выразил глубокое изумление. Из аппарата Бранли послышался сухой треск, который уловило его опытное ухо.

- Что с тобой? - спросил изумленный капитан Марсеней.

Его другу пришлось сделать усилие, чтобы ответить. Удивление буквально душило его.

- Он работает! - пробормотал Перриньи, указывая на аппарат.

- Как? Он работает?! - с иронией вскричал Марсеней. - Ты грезишь, будущий академик! Ведь твой аппарат - единственный в Африке, он не может работать, как ты мне только что умело объяснил. Он испортился, вот и все.

Капитан Перриньи, не отвечая, подбежал к приемнику.

- Испортился! - возразил он в страшном возбуждении. - Он так мало испортился, что я ясно читаю на ленте: "Ка-пи-та-ну Мар-се-не-ю... Капитану Марсенею"!

- Мое имя! - подсмеивался последний. - Я очень боюсь, старина, что ты подшучиваешь надо мной!

- Твое имя! - уверял Перриньи с таким чистосердечным удивлением, что его товарищ был поражен.

Аппарат прекратил работу и оставался немым перед глазами офицеров, которые не спускали с него взора. Но скоро послышались новые тик-так.

- Снова! - закричал Перриньи, наклоняясь над лентой. - Вот! Теперь адрес: "Тим-бук-ту"!

- Тимбукту! - машинально повторил Марсеней и задрожал в свою очередь от необъяснимого волнения.

Пощелкивание прекратилось во второй раз; после короткого перерыва лента начала развертываться, чтобы снова остановиться через несколько мгновений.

- "Жан-на Бак-стон..." - прочел Перриньи.

- Не знаю такой, - объявил Марсеней, невольно испуская вздох облегчения. - Это чья-то шутка...

- Шутка? - задумчиво повторил Перриньи. - Как это возможно? Ах! Снова начинается! - и он наклонился над лентой. - "...При-ди-те на по-мощь Жан-не Мор-на..."

- Жанна Морна! - вскричал капитан Марсеней и, задыхаясь, расстегнул воротник мундира.

- Замолчи! - приказал Перриньи. - "Плен-ни-це... в Блек-лан-де..."

В четвертый раз замерло тиканье. Перриньи выпрямился и посмотрел на товарища. Тот был бледен.

- Что с тобой? - заботливо спросил он.

- Потом объясню, - с трудом ответил Марсеней. - Но Блекланд, откуда ты взял Блекланд?..

Перриньи не успел ответить. Аппарат заработал снова.

"...Се-вер-на-я ши-ро-та пят-над-цать гра-ду-сов пять-де-сят ми-нут, дол-го-та..."

Наклонившись над замолчавшим аппаратом, офицеры напрасно ждали несколько минут. Аппарат оставался немым.

Капитан Перриньи задумчиво пробормотал:

- Да, чересчур крепкий кофе, как говорится! Есть второй любитель беспроволочной телеграфии в этой гиблой стране! И он тебя знает... - Он тотчас заметил, как изменилось лицо Марсенея. - Да что с тобой? Как ты бледен!

В нескольких поспешных словах Марсеней объяснил другу причину своей тревоги. Он удивился, когда узнал, что его имя появилось на телеграфной ленте; но удивление перешло в глубокое волнение, когда Перриньи произнес имя Жанны Морна. Ведь он знал Жанну Морна, любил ее и надеялся, что она когда-нибудь станет его женой. Марсеней напомнил о своих опасениях, когда он заподозрил, что приказ полковника Сент-Обана фальшивый. Таинственное послание, донесшееся из пространства, означало, что Жанна Морна в опасности.

- И она просит помощи у меня! - заключил он с тоской, к которой примешивалась радость.

- Ну что ж! Это очень просто! - ответил Перриньи. - Нужно прийти ей на помощь.

- Разумеется! - вскричал Марсеней, которого оживила возможность действовать. - Но как?

- Мы это сейчас обсудим, - сказал Перриньи. - Сначала разберем факты и выведем логические заключения. Факты, по-моему, успокоительны...

- Ты полагаешь? - с горечью спросил Марсеней.

- Полагаю. Первое: мадемуазель Морна не одинока: ведь ты же знаешь, что у нее нет аппарата для беспроволочной телеграфии. Не говоря о спутниках, с которыми ты ее оставил, у нее есть покровитель, владеющий таким аппаратом. И он молодец, уж поверь мне!

Ободренный Марсеней поднял голову.

- Второе: мадемуазель Морна не грозит непосредственная опасность. Она телеграфирует в Тимбукту. Значит, она считает, что ты здесь, а не в другом месте, и что у тебя будет время откликнуться на призыв. И затем, раз она телеграфирует, значит, считает, что это не бесполезно. Если ей и угрожает опасность, то не такая уж близкая.

- Как ты думаешь, что можно сделать? - взволнованно спросил Марсеней.

- Прежде всего успокойся и надейся на хороший конец этого приключения.

И пойдем к полковнику просить разрешения организовать экспедицию для освобождения депутата Барсака и мадемуазель Морна.

Оба капитана немедленно отправились к полковнику Аллегру и рассказали о чудесном событии, свидетелями которого были. Они положили перед ним ленту, отпечатанную аппаратом Морзе, которую Перриньи перевел на понятную запись.

- Здесь не говорится о господине Барсаке, - заметил полковник.

- Нет, - ответил Перриньи, - но так как мадемуазель Морна с ним...

- Кто вам сказал, что она его не оставила? - возразил полковник. - Я прекрасно знаю путь экспедиции Барсака и уверяю вас, что она не могла очутиться на такой широте. Экспедиция должна была пройти через Уагадугу на двенадцатом градусе и закончиться у Сея, на тринадцатом. А эта таинственная депеша говорит о пятнадцати градусах пятидесяти минутах, почти о шестнадцати градусах.

Замечание полковника оживило память Марсенея.

- Вы правы, полковник. Я вспоминаю, что мадемуазель Морна должна была отделиться от экспедиции за двести или триста километров от Сикасо и подняться к северу, чтобы достигнуть Нигера у Гао.

- Это меняет дело, - озабоченно сказал полковник. - Чтобы освободить Барсака, депутата, официальное лицо, можно снарядить экспедицию, но мадемуазель Морна - частная особа...

- Однако, - живо заметил Марсеней, - если приказ подложный, как приходится думать, то господин Барсак стал жертвой негодяя с подложным документом...

- Может быть... может быть... - с сомнением сказал полковник. - Во всяком случае, надо ждать ответа из Бамако.

- Это безнадежно! - вскричал удрученный Марсеней. - Мы не можем бросить на гибель бедное дитя, призывающее меня на помощь.

- Здесь не говорится о гибели... - возразил полковник, не терявший спокойствия. - Эта барышня - пленница, не более... И затем, куда вы отправитесь на помощь? Где этот Блекланд, о котором идет речь?

- Она указала широту.

- Но нет долготы. Вы оставили мадемуазель Морна за Сикасо. Я предполагаю, что она не направилась к западу. Шестнадцатая параллель сначала пересекает Масину, потом Нигер и углубляется в пустынные, совершенно неведомые области. Блекланд не может быть в Масине, иначе мы знали бы этот город. Значит, он где-нибудь' в сердце пустыни...

- Итак, полковник?..

- Итак, капитан, я не могу послать отряд в этом направлении и рисковать жизнью ста человек для спасения одной особы.

- Почему ста? - спросил Марсеней, видя, как исчезают его надежды. -

Можно гораздо меньше.

- Не думаю, капитан. Вы знаете, какие слухи ходят по Нигеру. Черные говорят, что где-то, в точности неизвестно где, основано государство, и репутация его не из блестящих. Возможно, что Блекланд, совершенно нам неведомый, - столица или один из городов предполагаемого государства. Данная широта делает эту гипотезу еще более приемлемой, так как она соответствует той неисследованной области, где только и могло быть основано такое государство. Разве вас не поражает английское звучание слова "Блекланд"?

Английская колония Сокото не очень удалена от его предполагаемого местонахождения... Могут быть дипломатические затруднения, очень щекотливые... Словом, я думаю, что неблагоразумно вторгаться в совершенно неизвестный край без достаточных сил.

- Итак, полковник, вы отказываете?

- С сожалением, но отказываю, - ответил полковник Аллегр.

Капитан Марсеней продолжал настаивать. Он рассказал начальнику, как перед этим товарищу, какие узы связывают его с мадемуазель Морна. Он просил, чтобы с ним отпустили хотя бы часть отряда, который он привел, ведь на него здесь не рассчитывали. Полковник Аллегр был непоколебим.

- Я огорчен, капитан, глубоко огорчен, но мой долг ответить отрицательно. Ваши люди мне не нужны, это верно, но это люди, и я не могу так легко рисковать их жизнью. И, наконец, время терпит. Подождем новых сообщений от мадемуазель Морна. Если она телеграфировала раз, то, возможно, будет телеграфировать снова.

- А если она не сможет? - в отчаянии вскричал Марсеней. - Депеша оборвалась внезапно!

Полковник показал жестом, что он бесконечно сржа-леет, но не может изменить решения.

- Тогда я отправлюсь один, - твердо заявил Марсеней.

- Один?

- Да. Я прошу у вас отпуска, в котором вы мне не откажете...

- Напротив, откажу, - возразил полковник. - Неужели вы думаете, что я позволю вам бросаться в авантюру, из которой вы не вернетесь?

- В таком случае, полковник, я прошу принять мою отставку.

- Вашу отставку?

- Да, полковник, - спокойно ответил Марсеней. Полковник Аллегр ответил не сразу. Он посмотрел на подчиненного и понял, что тот в невменяемом состоянии.

- Вы знаете, капитан, - отечески сказал он, - что ваша отставка должнна пройти по инстанциям, и я не имею права ее принять. Во всяком случае, это требует размышления. Подумайте и приходите завтра утром. Мы об этом поговорим.

Отдав военный салют, офицеры удалились. Перриньи сопровождал товарища и всячески утешал его. Но несчастный ничего не слушал.

Дойдя до своей двери, Марсеней распрощался с другом и заперся в своей комнате. Оставшись один, он бросился на постель и, утратив присутствие духа, беспомощный, разразился рыданиями.

КАТАСТРОФА

Отсутствие тока с гидростанции продолжалось недолго. Выключенный 9

апреля, около полудня, он был дан снова на следующее утро.

Это случилось потому, что Гарри Киллер стал первой жертвой своего маневра, показавшегося ему вначале очень ловким. Правда, он не давал энергии заводу, но зато и сам лишился ее. Сельскохозяйственные машины, лишенные энергии, передаваемой по эфиру, остановились; электрические насосы, накачивавшие воду из реки в два резервуара - один на заводе, а другой над казармой Черной стражи, - перестали действовать. Через два дня этот второй резервуар, из которого вода распределялась повсюду, истощится, и Блекланд останется без воды.

Наконец, когда настала ночь, город погрузился во тьму, так как никаких других осветительных средств не было; это взбесило Гарри Киллера, тем более, что завод сиял огнями своих мощных прожекторов.

Видя, что партии неравны, деспот уступил и решил дать ток на рассвете

10 апреля. В это же время он позвонил Марселю Камаре, который как раз находился в рабочем кабинете с теми, кого он взял под покровительство. Гости инженера снова слышали, как директор говорил "да", "нет", "хорошо" - слова, представляющие разменную монету таких разговоров, половина которых совершенно непонятна слушателям. Потом, как и накануне, он рассмеялся и прекратил разговор.

Он сообщил, что Гарри Киллер предложил соглашение. Условились, что Киллер снова даст ток со станции, завод же будет оказывать обычные услуги Блекланду. Но соглашение не меняло общего положения, которое оставалось очень странным. Мир устанавливался только в границах договора, в остальном продолжалась война. Гарри Киллер по-прежнему настаивал на выдаче пленников, а Марсель Камаре отказывался их выдать.

В конце разговора Гарри Киллер просил инженера снабдить его жидким воздухом для планеров. Каждый раз, когда они возвращались из путешествия, их резервуары поступали на завод, где их наполняли снова. Теперь же Гарри Киллер лишился жидкого воздуха, и его сорок машин сделались бесполезными.

Марсель Камаре, не желая растрачивать своих запасов энергии и снабжать врага самым мощным оружием, отказал наотрез. Деспота охватила жестокая злоба, и он поклялся укротить завод голодом. Тогда-то инженер бросил трубку, смеясь над угрозой. Остальные, наоборот, приняли ее весьма серьезно. Завод, неприступный благодаря средствам защиты, изобретенным Камаре, был гораздо беднее средствами нападения; кроме того, Камаре не хотел пользоваться даже теми, какие имелись в его распоряжении. В таких условиях осада может длиться бесконечно, и придет день, когда голод заставит завод сдаться.

Камаре, которому Барсак изложил свои опасения, пожал плечами.

- Провизии нам хватит надолго, - уверил он. - На какое же время? -

настаивал Барсак.

- Я не знаю точно. Дней на пятнадцать, может быть, на три недели. Но это совершенно неважно, так как через сорок восемь часов мы кончим планер, находящийся у нас в постройке. Я вас приглашаю на испытания, которые мы произведем двенадцатого апреля в четыре часа утра, чтобы не видали из дворца.

Это было радостное и притом неожиданное известие. Планер в огромной степени улучшал положение. Но принесет ли он спасение?

Жюль Верн - Необыкновенные приключения экспедиции Барсака. 5 часть., читать текст

См. также Жюль Верн (Jules Verne) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :