Генри Райдер Хаггард
«Люди тумана (The People of the Mist). 4 часть.»

"Люди тумана (The People of the Mist). 4 часть."

- Что такое? - тихо спросила Хуанна, но в этот момент, откинув занавес, в комнату вошел Олфан с печальным лицом.

- Говори, Олфан! - сказала она.

- Народ приносит жертвы по-прежнему, королева! - отвечал он. - Не все мы прошли через ворота; двое из наших черных слуг, смешавшись с толпою, были схвачены, и теперь их приносят в жертву Джалю и других с ними!

Леонард выбежал на двор и сосчитал поселенцев. Действительно, двоих недоставало.

На обратном пути он встретил уходившего Олфана.

- Куда он идет? - спросил Леонард у Хуанны.

- Охранять ворота. Он говорит, что не ручается за солдат. Верны его слова о поселенцах?

- Увы, да. Двоих не хватает!

Хуанна закрыла лицо руками.

С этого часа началось для них самое страшное испытание, продолжавшееся около пяти недель.

Приближалась весна, время таяния снегов. В этой холодной туманной стране от раннего или позднего наступления теплой погоды зависела жатва. Стоило только весне запоздать на несколько недель, и жителям грозил голод, так как злаки не успевали созреть. Праздник Джаля и был установлен для того, чтобы обеспечить раннее наступление весны и хорошую жатву. Хуанна и Оттер уничтожили отвратительные церемонии этого праздника, и народ тумана с мрачным суеверием следил за результатами этого нововведения. Если погода будет лучше обыкновенной, тогда хорошо, но если она ухудшится, тогда...

Леонард и Хуанна с беспокойством следили за погодой, но не видели ничего утешительного: каждое утро густой туман, как облако, висел над землею, а ночью дул холодный ветер.

Озлобление жителей по отношению к спутникам Хуанны выражалось все резче и резче, так что те уже не осмеливались выходить из своих помещений. К Хуанне и Оттеру пока относились с почтением.

Это была страшная жизнь. Они ничего не могли делать, им нечего было читать. Большую часть дня Леонард и Хуанна проводили, изучая язык народа тумана и беседуя на этом языке. Когда тема разговоров истощалась, они рассказывали друг другу различные случаи из своей прошлой жизни или даже сочиняли сказки, как дети или пленники. В самом деле, они были пленниками, которым к тому же угрожала смерть.

Они хорошо узнали друг друга за эти пять недель, но ни одного нежного слова не было произнесено между ними. Леонард никогда не забывал, что Хуанна доверена ему ее отцом, и тщательно скрывал от нее свои чувства.

Так они жили бок о бок, влюбленные друг в друга, однако как брат с сестрой.

Но Соа не была счастлива. Она чувствовала, что ее госпожа уже не доверяла ей больше. День за днем она проводила вблизи их, со все возраставшей ревностью наблюдая за Леонардом.

Что касается Франсиско, то он был уверен, что все они скоро погибнут, и искал утешения в религии, почти все время проводя в молитве.

Оттер также верил, что час их смерти близок, но, как истый фаталист, не особенно беспокоился из-за этого. Наоборот, несмотря на отговоры Леонарда, он начал развлекаться, прикладываться часто к сосуду с вином. Когда Леонард стал предостерегать его, карлик ответил довольно сердито.

- Сегодня я - бог, баас, а завтра могу быть падалью! Пока я бог, дай мне пить и веселиться. Всю мою жизнь женщины проклинали меня за мое безобразие, а теперь моя жена считает меня великим и прекрасным. К чему же горевать? Скоро и так наступит конец. Уже Нам точит нож для наших сердец. Пойдем, баас, со мною и будем веселиться, если только Пастушка позволит!

- Ты принимаешь меня за такую же свинью, как ты сам! - сказал сердито Леонард. - Хорошо, делай как хочешь, но берегись пива и вина. Теперь ты начал говорить на их языке, а когда пьян, то становишься болтлив, не думая, что здесь шпионы. Эта девушка Сага - внучка Нама, а ты одурел от нее. Будь осторожен, а то ты будешь причиной смерти всех нас!

- Это случиться все равно, баас, так будем же пока смеяться, баас - возразил мрачно Оттер. - Неужели же я должен сидеть здесь до тех пор, пока не умру?

Леонард, пожав плечами, ушел. Он не мог порицать карлика, который прежде всего был дикарь и смотрел на вещи с точки зрения дикарей, несмотря на усилия Франсиско просветить его.

Но самое худшее было еще впереди. В течение первой недели поселенцы, испуганные страшной участью двух своих товарищей, не отваживались выходить за ворота дворца, но мало-помалу, наскучив однообразием своей жизни, приняли приглашение нескольких туземцев, которые разговаривали с ними у ворот дворца, и без позволения Леонарда вышли на улицы. Вернулись они в свое помещение ночью пьяными, двоих не оказалось с ними. Когда они протрезвели, Леонард стал расспрашивать их об участи пропавших товарищей, но они не могли ничего толком ему объяснить. Два пропавших поселенца так и не вернулись, а товарищи их в этот раз уже не слушали приглашений туземцев. Но все эти предосторожности не помогли. Вскоре ночью пропали неизвестно куда еще три человека, исчезли сквозь запертые и охраняемые двери. На том месте, где они спали, лежали их ружья и вещи, но сами они исчезли без следа. Когда было сказано об этом Олфану, он, став очень серьезным, сказал, что во дворце есть тайные ходы, которые известны однако только жрецам. Возможно, что эти люди были похищены через них.

XXVI

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ПОСЕЛЕНЦЕВ

В день исчезновения трех поселенцев Нам пришел "воздать честь богам", что он делал еженедельно, и Леонард, успевший к этому времени достаточно научиться местному языку, спросил у него, куда девались пропавшие слуги.

Жрец со свирепой улыбкой ответил, что боги, конечно, знают, куда делись их собственные слуги, и что, вероятно, они нашли нужным устранить их.

Затем, обратившись к Хуанне, он спросил, когда Матери будет угодно войти в соглашение со Змеем, чтобы солнце светило и можно было бы сеять, так как народ ропщет, опасаясь голода.

Конечно, Хуанна не могла дать никакого удовлетворительного ответа на этот вопрос, и поселенцы были размещены в другом месте. Несколько ночей оставшиеся в живых провели спокойно, но на третью ночь двое из них были похищены таким же таинственным образом, как и их товарищи. Один из оставшихся поселенцев клялся, что проснувшись ночью, он увидел, как в их комнате раскрылся пол и из образовавшегося отверстия просунулись чьи-то длинные руки, схватившие одного из его товарищей. После того отверстие опять закрылось. Леонард внимательно осмотрел каменный пол комнаты, в которой спали поселенцы, но не мог ничего обнаружить. После этого ни один из них, за исключением Оттера, не обращавшего ни на что внимания, не смог спать спокойно. Леонард и Франсиско поочередно охраняли сон друг друга, лежа у дверей в комнату Хуанны. Что касается оставшихся в живых поселенцев, то невозможно описать охвативший их ужас. Горько упрекали они Леонарда, заманившего их в эту дьявольскую землю, и проклинали тот час, когда они впервые увидели его лицо. Гораздо лучше было бы, - говорили они, - оставаться в руках Желтого дьявола, так как это был все же человек, а здесь живут колдуны, злые духи в человеческом образе.

Вскоре вождь поселенцев Петр, которого они все любили уважали, сошел с ума от ужаса и бегал взад и вперед по двору дворца, выкрикивая проклятия в адрес Леонарда и Хуанны. Бывшие во дворе солдаты и женщины с любопытством наблюдали за ним. Эта страшная сцена продолжалась несколько часов, так как его товарищи не хотели вмешиваться, думая что он одержим духом и наконец несчастный покончил с собой. Напрасно Леонард просил оставшихся в живых воздерживаться от спиртных напитков и быть всегда настороже; они не послушались его совета, и один за другим исчезали таинственным образом, пока, наконец, никого из них не осталось.

Никогда не мог Леонард забыть того чувства, которое овладело им, когда на пятый день их заключения, войдя утром в комнату поселенцев, из которых оставалось только двое, он нашел помещение пустым. На полу лежали два одеяла и заботливо положенные неизвестной рукой в виде андреевского креста два жреческих ножа.

Оцепенев от ужаса, Леонард вернулся в тронную комнату.

- О, что еще такое? - спросила Хуанна, которая уже поднялась с постели. Глаза молодой девушки смотрели с ужасом, и губы дрожали.

- Только то, - отвечал он печально, - что двое последних наших слуг исчезли, и вот что осталось вместо них! - показал он найденные им ножи.

Тогда наконец Хуанна не выдержала.

- О, Леонард, Леонард! - сказала она, горько плача. - Ведь это были слуги моего отца, которых я знала с детства, и я привела их к этому страшному концу. Не можете ли вы придумать, как бы уйти из этих мест, иначе я умру от страха. Я не могу спать более. Я чувствую, что за мною ночью следят, хотя не могу сказать - кто. Прошлой ночью мне казалось, что кто-то двигался вблизи занавеса, где вы с Франсиско спали, хотя Соа говорит, что это фантазия!

- Это невозможно, - сказал Леонард, - Франсиско караулил. Да вот и он сам!

Франсиско вошел в комнату с растерянным лицом.

- Утром, - едва мог произнести он, - очевидно, кто-то входил в тронную комнату, где мы спали прошлой ночью. Все ружья исчезли, наши и поселенцев!

- Боже, возможно ли это? - вскричал Леонард. - Ведь вы же караулили ночью!

- Должно быть, меня усыпили на некоторое время, - отвечал священник, - это ужасно; мы теперь без оружия!

- О, неужели нет выхода? - спросила Хуанна.

- На это нет никакой надежды, - мрачно ответил Леонард. - У нас здесь нет друзей, кроме Олфана, но у него мало власти, так как жрецы склонили на свою сторону офицеров и солдат, которые боятся их. Да если нам и удалось бы бежать отсюда, что мы будем делать без оружия, без слуг? Все, что нам остается, это, скрепя сердце, надеяться на лучшее. Конечно, правы те, кто говорит, что от поисков сокровищ никогда не бывает добра, но я все-таки надеюсь остаться в живых и найти их!

- Как, Избавитель, - раздался сзади него насмешливый голос, - ты все еще хочешь получить эти красные камни, ты, чья кровь вскоре сделается красной, подобно этим камням?! Поистине жадность белого человека велика!

Леонард оглянулся. Это говорила Соа, слышавшая их разговор и глядевшая на него с выражением крайней ненависти в своих мрачных глазах. Внезапная мысль пришла ему в голову: не этой ли женщине они были обязаны своими несчастиями? Каким образом из всех слуг Хуанны только она одна уцелела?

Он стал расспрашивать Соа, и та не могла удержаться от выражения ненависти к нему, похитившему любовь ее госпожи, хотя и сказала, что неповинна в исчезновении поселенцев. Наконец она заявила, что госпожа должна выбирать между нею и Избавителем.

- Пусть госпожа предоставит его жрецам и доверится ей, - и она спасет ее!

Нечего говорить, что одна мысль о таком спасении возмутила девушку, и она стала упрекать Соа. Но старуха была непреклонна. Леонард уже вытащил уцелевший у него револьвер и хотел убить ее. Однако Хуанна остановила его. Тогда он велел принести Франсиско веревку, чтобы связать Соа.

Франсиско пошел и тотчас же вернулся в сопровождении Оттера. Месяц ужасного беспутства наложил свою печать даже на железную натуру карлика. Его блестящие черные глаза были красны, руки дрожали, и он даже не мог твердо идти.

- Ты опять был пьян, глупец! - сказал Леонард. - Ступай прочь; мы здесь в горе, и не нужно нам пьяниц. А теперь, Франсиско, дайте мне эту веревку!

- Да, баас, я был пьян, - смиренно отвечал карлик, - надо выпить перед тем, как идти на смерть!

- Слушай, - сказал Леонард, - пока ты веселился, последние из людей Мэвума исчезли и вот что осталось вместо них! - и он указал на ножи.

- Вот как, баас, - отвечал, сильно икнув, Оттер, - ну, мы от этого не много потеряли, на них было мало надежды. Однако я хочу стать снова мужчиной, чтобы собственноручно задушить этого колдуна Нама!

- Скоро тебя самого задушат, Оттер! - сказал Леонард. - Смотри, перестань пьянствовать, а то я буду бить тебя!

- Я уже трезв, баас, на самом деле. Прошлой ночью я был пьян, но сегодня ничего не осталось, кроме сильной боли здесь! - и он хлопнул рукой по своей большой голове. - Зачем ты хочешь связать эту старую корову Соа, баас?

- Она грозит нам своими рогами, Оттер. Она говорит, что предаст нас. Слушай, - продолжал Леонард, - мы должны сторожить эту женщину днем и ночью. Твоя очередь наступит сегодня - авось это удержит тебя от пьянства!

Связав Соа самым надежным образом, они положили ее в угол тронной комнаты, и весь день Франсиско и Леонард сторожили ее. Старуха не оказала никакого сопротивления, когда ее связывали, и не произнесла ни одного слова. Очевидно, после взрыва бешенства наступила реакция и в утомлении, откинувши голову назад, она заснула или сделала вид, что спит.

День прошел без каких-либо особенных происшествий. Олфан как обычно посетил их и сообщил, что волнение в городе все усиливалось. Невиданная ранее продолжительность холодной погоды приводила народ в ярость, которая должна была вскоре вылиться в ту или иную форму насилия. Жрецы прилагали все усилия, чтобы разжечь страсти; однако непосредственной опасности еще не было.

После заката солнца Леонард и Франсиско вышли во двор посмотреть состояние погоды, но ничего утешительного не увидели: небо было такое же, как и прежде, - пасмурно, и дул пронзительный, холодный ветер.

Возвратившись во дворец и строго наказав Оттеру неослабно наблюдать за Соа, они завернулись в свои одеяла, чтобы немного отдохнуть. Хуанна уже была в постели, поставленной по другую сторону занавеса, у которого спали они, так как боялась спать одна. Вскоре они заснули, ведь ужас должен был уступить наконец место необходимому отдыху, и скоро глубокая тишина наступила во дворце, нарушаемая только стражей во дворе.

Среди ночи Леонард открыл глаза, услышав чьи-то шаги, и тотчас же протянул руку к занавесу, чтобы убедиться в безопасности Хуанны. Она была там, и ее пальцы инстинктивно сжали его руку. Тогда он взглянул в другую сторону и увидел причину своего беспокойства. В дверях комнаты стояла невеста Змея, Сага, с зажженным факелом в одной руке и сосудом в другой. Красивая молодая женщина выглядела чрезвычайно живописно при свете факела, озарявшего ее благородную фигуру.

- В чем дело? - спросил Леонард.

- Все благополучно, баас, - отвечал Оттер, - старуха под крепким надзором. Сага принесла мне воды, вот и все. Я просил ее об этом, так как внутри меня бушует пламя и голова сильно болит. Не бойся, баас, пока я на часах, я не буду пить пива!

- Держись подальше от своей жены, - ответил Леонард. - Скажи ей, чтобы она ушла прочь!

После этого Леонард снова заснул. На рассвете его разбудил Оттер, громко окликнувший его печальным голосом:

- Баас, иди сюда!

Леонард, вскочив с постели, подбежал к тому месту, где находился Оттер, и увидел, что Соа исчезла. Веревка, которой она была связана, валялась на полу.

- Негодный! - вскричал Леонард, схватив Оттера за плечи. - Ты заснул, и она убежала. Теперь мы погибли!

- Да, баас, я заслужил это. Однако, мне совсем не хотелось спать, пока я не выпил воды. Я никогда не спал на часах, баас!

- Оттер, - сказал Леонард, - твоя жена опоила тебя сонной водой?

- Может быть, баас. Но куда же ушла старуха?

- К Наму, своему отцу! - отвечал Леонард.

XXVII

ОТЕЦ И ДОЧЬ

Пока Леонард и Оттер говорили о внезапном исчезновении Соа, еще более интересный разговор происходил ярдах в трех от них, в секретной комнате, устроенной в толще стены храма. Действующими лицами этой сцены были Нам, верховный жрец, Соа, - служанка Хуанны, и Сага, - жена Змея.

Нам в это утро проснулся рано, задолго до рассвета, так как беспокойные мысли не давали ему спать. Сидя один в своей маленькой комнате, он предавался размышлениям. Действительно, ему было о чем подумать. Те самые боги, служению которых он посвятил всю свою долгую жизнь, явившись теперь в образе людей, разрушают весь религиозный церемониал, без которого его должность - пустое место, его могущество - миф, и сами ведут себя враждебно по отношению к нему. Да действительно ли они боги? Во внешности их не было ничего особенно божественного: Хуанна могла быть просто прекрасной женщиной, а Оттер, по словам шпионов Нама, был обыкновенный карлик, довольно разнузданного характера. Против божественности этих лиц говорило и то обстоятельство, что с прибытием их в стране вовсе не водворилось благополучие; наоборот, погода установилась такая дурная, какой уже давно не наблюдали ранее. Так размышлял Нам, когда его думы были прерваны стуком в дверь.

- Войди! - сказал он, накидывая на свои плечи козью шкуру.

Вошел жрец с зажженным факелом в руке, так как в комнате не было окон, а за ним две женщины.

- Кто это? - спросил Нам, указывая на вторую женщину.

- Это служанка Аки, отец! - отвечал жрец.

- Отведи ее в сторону и наблюдай за ней. Ну, Сага, рассказывай. Во-первых, какова погода?

- Очень пасмурно, отец, солнца не видно из-за густого тумана!

- Я догадывался об этом по холоду, который чувствуется здесь! - и он плотнее закутался в свое платье. - Еще несколько дней и... - жрец остановился и затем продолжал, - скажи мне о Джале, твоем господине!

- Джаль такой же, как и был: весел и немножко пьян. Он говорит на нашем языке плохо, однако в последний раз, выпив, запел песню, в которой говорится о подвигах того, кого они называют Избавителем. В этой песне говорилось о том, как он избавил богиню Аку от плена, - так, по крайней мере, поняла я эту песню!

- Может быть, ты неверно поняла? - отвечал Нам. - Скажи, внучка, ты все еще почитаешь этого бога?

- Я почитаю бога Джаля, а мужчину, жителя вод, ненавижу! - пылко проговорила Сага.

- Вот как! Всего два дня тому назад ты говорила мне, что любишь его и что нет такого бога, как этот мужчина, и нет такого мужчины, как этот бог!

- Это правда, отец, но теперь, когда он оттолкнул меня, сказав, что я надоела ему, и стал ухаживать за моею собственной служанкой, я требую жизни этой служанки!

Нам мрачно улыбнулся.

- Быть может, ты требуешь также жизни бога?

- Да, - отвечала она безо всякого колебания, - я хотела бы видеть его мертвым, если это возможно!

Нам опять улыбнулся.

- Однако, внучка, у тебя характер точь-в-точь такой же, какой был у твоей бабки, моей сестры. Та заставила принести в жертву трех мужчин, которые возбудили ее ревность. Ну, а что нужно этой женщине?

- Она была связана по приказанию Аки, и Джаль стерег ее. Но я напоила сонным питьем Джаля и, развязав ее, секретным ходом привела сюда, так как она желает говорить с тобой.

- Но ведь я не понимаю ее языка!

- Она, отец, понимает наш. Если бы она родилась у нас, и то не могла бы говорить лучше!

Удивленный Нам позвал жреца и приказал ввести чужестранку.

- Ты хочешь говорить со мною? - спросил он Соа.

- Да, господин, но не в присутствии их. То, что я скажу тебе...

Нам замялся.

- Не бойся, господин! - сказала Соа, читая его мысли. - Видишь, я безоружна.

Тогда он приказал присутствующим уйти и, когда дверь за ними закрылась, вопросительно посмотрел на Соа.

- Скажи мне, господин, кто я такая? - начала она, снимая покрывало со своей головы и поворачивая лицо к свету факела.

- Как я могу знать, кто ты, чужеземка! Однако если бы я случайно встретил тебя, то подумал бы, что ты нашей крови!

- Господин, я действительно вашей крови. Обрати свой ум назад и подумай, не припомнишь ли ты о своей дочери, которую ты любил много лет тому назад и которая из-за происков твоих врагов была выбрана в невесты Змею! - и Соа остановилась.

- Продолжай! - сказал Нам тихим голосом.

- Быть может, ты припомнишь, господин, что, побуждаемый любовью и страданием, ты, в ночь жертвоприношения, помог этой дочери избегнуть челюстей Змея!

- Я припоминаю кое-что, - отвечал осторожно жрец, - но мне говорили, что та женщина, на которую ты намекаешь, подверглась мщению бога и умерла во время своего бегства!

- Это неправда, господин. Я твоя дочь, а ты не кто иной, как мой отец. Я узнала тебя, как только увидела тебя в лицо!

- Докажи это и берегись, если ты лжешь! - отвечал он. - Покажи мне тайный знак и шепни мне на ухо секретное слово!

Тогда, подозрительно оглядевшись вокруг, Соа подошла к нему и сделала несколько движений рукой по столу, а затем, наклонившись вперед, прошептала что-то на ухо Наму. Едва она кончила, как старик поднял голову и на его глазах выступили слезы.

- Здравствуй, моя дочь! - сказал он. - Я думал, что одинок и никого из моих близких нет на земле. Здравствуй! Твоя жизнь была обещана Змею, но, забывая свои обеты, я буду покровительствовать тебе, хотя бы это стоило мне жизни!

И отец с дочерью обнялись с показной нежностью - зрелище, поразившее бы всякого, кто знал характеры их обоих.

Выйдя на минуту из комнаты и отпустив Сагу и жреца, Нам вернулся к своей дочери и просил объяснить ему причину ее присутствия в свите Аки.

- Прежде всего, отец, ты должен дать мне клятву, - сказала Соа, - иначе я не скажу тебе ни слова. На крови Аки ты должен поклясться, что не сделаешь ничего против жизни той королевы, вместе с которой я прибыла сюда. Что касается других, ты можешь делать, что тебе угодно, но ее не должен трогать. Ведь та, которую любишь ты, любит ее, а также потому, что этим ты достигнешь еще больших почестей!

- Разве я мог бы поднять руку против богов, дочка? Клянусь тебе в этом кровью Аки, и если я нарушу свою клятву, то пусть Джаль поступит со мной так же, как поступил некогда с Акой!

После этого Соа, хорошо знавшая, что подобную клятву невозможно было нарушить, рассказала отцу всю свою жизнь с момента побега из Страны тумана, изложив вкратце все обстоятельства, и с большими подробностями описала свою жизнь с Хуанной, пленение последней работорговцами и историю освобождения молодой девушки Леонардом, закончив описанием прибытия Хуанны в Страну народа тумана.

Старый жрец, выслушав эти необычные разоблачения, был не то что поражен ими, как громом, он был совершенно убит, так что некоторое время не мог произнести ни слова. Наконец он разразился гневными криками и хотел немедленно предать смерти обманщиков. Однако Соа уговорила его поступать осторожнее.

- Лучше сегодня явись к богам, - говорила она, - и смиренно проси их изменить погоду, чтобы солнце сияло. Затем скажи им, что до твоих ушей дошли странные слухи через Сагу и других женщин, слышавших слова бога Джаля, из которых оказывается, что он вовсе не бог, но что ты этому не веришь. Наконец скажи, что если завтра утром небо не прояснится, то ты убедишься в том, что слухи верны, и в таком случае они должны быть приведены в храм для суда над ними по народному обычаю!

Затем она посоветовала умертвить карлика, Петра и Избавителя и отдать Хуанну в жены королю, которая с этих пор станет послушным орудием в руках его, Нама. Во время же суда народного, когда ярость народа обратится на обманщиков, нужно заменить Хуанну Франсиско, одев его в ее платье: народ издали не признает обмана. А затем спрятать на время Хуанну и выдать ее замуж.

- Замысел хорош, дочка! Однако все в руках судьбы. Пусть же все идет так, как назначено ею. А теперь следуй за мною, я тебе укажу место, где ты с удобством можешь расположиться. После завтрака я пойду говорить с этими богами, которых ты выпустила на нас!

Это утро прошло довольно тяжело для четырех несчастных пленников во дворце. В течение нескольких часов они сидели вместе в тронной комнате, почти не говоря ни слова, подавленные несчастьями и ужасом. Франсиско, стоя на коленях, молился, Леонард и Хуанна, сидя рука об руку, смотрели на него, тогда как Оттер, подобно беспокойному духу, бродил взад и вперед, проклиная Соа, Сагу и всех женщин. Наконец он исчез за дверями, чтобы напиться пьяным, как думал Леонард.

Но карлик думал о мести, а не о пьянстве. Спустя несколько минут после его ухода, Леонард, услышав шум и визг на дворе, выбежал из комнаты и увидел там курьезное зрелище. На земле, окруженная группой других женщин, смеявшихся над ее положением, лежала стройная Сага, невеста Змея. Над нею стоял ее повелитель и господин, бог Джаль; запустив левую руку в ее длинные волосы, в правой он держал ременную плеть и наносил ей, несмотря на плач и просьбы, жестокие удары.

- Что ты делаешь? - спросил Леонард.

- Учу свою жену, баас, - отвечал, тяжело дыша, Оттер, - что не хорошо опаивать сонным питьем бога, - и, нанеся последний жестокий удар своей жертве, прибавил:

- Пошла вон, ведьма; чтобы я не видел более твоей безобразной рожи!

Женщина встала и ушла с плачем, произнося проклятия, а карлик вернулся вместе с Леонардом в тронную комнату.

Там они застали посланного от Нама, пришедшего просить аудиенции.

- Пусть он войдет. - сказала, вздохнув, Хуанна, садясь на один из тронов, тогда как Оттер влез на другой.

Войдя в комнату и склонившись смиренно перед Хуанной и карликом, Нам заговорил:

- О, боги, я пришел от имени народа просить у вас совета. Неизвестно почему, но несчастья готовы обрушиться на страну: солнца не видно, и народ боится, что будет голод. Мы просим вас утешить нас от избытка вашей мудрости.

- А если мы этого не сделаем, Нам?

- Тогда народ просил вас соизволить прибыть в храм завтра через час после восхода луны, чтобы он мог говорить с вами моими устами.

- А если нам надоел ваш храм и мы не пойдем туда, Нам? - спросила Хуанна.

- Тогда, по приказанию народа, Ака, мы приведем вас туда. Такое приказание не может быть не исполнено! - ответил медленно верховный жрец.

- Берегись, Нам, - сказала Хуанна. - Здесь произошли странные вещи, которые вопиют о мщении. Наши слуги исчезли подобно теням, а на их месте мы находим оружие, которое носите вы, - и она указала на ножи жрецов. - Завтра ночью мы придем в храм, но я снова повторяю тебе, - берегись, так как нашему долготерпению может прийти конец.

- Вы лучше нас знаете, куда делись ваши слуги, о Ака, - сказал жрец, молитвенно простирая вперед руки, тоном, дерзость которого не была прикрыта смирением, - так как такие истинные боги, как вы, сами можете охранять своих слуг! Мы благодарим вас, о боги, за ваши слога и молим пощадить нас, так как угрозы истинных богов ужасны. А теперь мне надо вам сказать еще об одной вещи. Я прошу у вас правосудия, о боги. Моя внучка, Сага, невеста Змея, была жестоко избита каким-то злодеем здесь, - во дворце, очевидно: я встретил ее избитую и плачущую. Прошу вас наказать этого злодея смертью или плетьми. Прощайте, о высокие боги!

Леонард посмотрел на смиренно склонившегося перед тронами жреца, и его охватило желание последовать совету Оттера и бить его, так как он знал, что жрец пришел звать их на суд, а затем, может быть, приговорить к гибели. У него оставался еще револьвер, а широкая грудь жреца была слишком заметная цель, чтобы в нее можно было бы промахнуться; но тотчас же его взяло сомнение: к чему это кровопролитие? Место Нама займут другие, которые, конечно, отплатят насилием за насилие. Нет, пусть он уйдет спокойно, и свершится то, что предрешено судьбой.

XXVIII

ХУАННА КРИВИТ ДУШОЙ

День клонился к вечеру. Как и в предыдущие дни, погода была пасмурная и туманная; даже выпал град. После полудня туман, как всегда, был рассеян сильным ветром, дувшим с гор, но никакой перемены погоды к лучшему нельзя было ожидать.

После захода солнца Леонард подошел к воротам дворца и взглянул на храм, около которого уже собралась толпа народа, ожидавшего какого-то важного события. Некоторые из толпы, заметив его, приблизились к воротам и, сжав кулаки, посылали проклятия.

- Вот предзнаменование того, что ожидает нас сегодня ночью, - сказал Леонард Франсиско, который последовал за ним. - Дела наши очень плохи, дружище! Я не особенно беспокоюсь за себя, но у меня разрывается сердце при мысли о Хуанне. Чем все это кончится?

Возвратившись в тронную комнату, они увидели, что Оттер, бывший в течение последних двадцати четырех часов совершенно трезвым, сидел, скорчившись, на полу в позе кающегося грешника, а Хуанна, погруженная в размышления, ходила взад и вперед по комнате.

- Что нового, Леонард? - спросила она, когда они вошли.

- Ничего, только там идут большие приготовления, - он кивнул по направлению к храму, - и чернь воет у ворот.

Последовало продолжительное молчание, прерванное приходом Олфана, на лице которого были видны следы сильного беспокойства.

- Что случилось, Олфан? - спросила Хуанна.

- Королева, - печально ответил тот, - в городе большое волнение, народ жаждет вашей крови. Нам сказал вам, что вас просят придти в храм для переговоров с народом. Увы! Я должен вам сообщить иное: сегодня ночью состоится суд над вами перед Советом старейшин.

- Мы догадывались об этом, Олфан. Ну, а если приговор будет против нас, тогда что?

- Увы! Тогда, королева, все вы будете брошены в бассейн на съедение Змею.

- Не можешь ли ты защитить нас, Олфан?

- Не могу, королева! Солдаты, действительно, находятся под моей командой, но здесь они не послушаются меня, так как жрецы нашептали в их уши, что если солнце не покажется, то следующей зимою они все умрут с голоду. Извини меня, королева, но раз вы боги, то зачем вам нужна моя помощь? Ведь я простой человек. Разве боги не могут сами защитить себя и отомстить своим врагам?

Хуанна безнадежно посмотрела на Леонарда.

- Я думаю, нам лучше открыться ему! - сказал он по-английски. - Наше положение безвыходно. По всей вероятности через несколько часов он узнает, что мы обманщики. Пусть лучше он узнает правду из наших уст. Он - человек честный. Кроме того, нам он обязан жизнью, хотя его жизнь подверглась опасности также из-за нас. Мы должны довериться ему и попытать счастья. Если нас постигнет неудача, то все равно у нас было их уже много.

Хуанна некоторое время раздумывала; затем, подняв голову, спросила:

- Олфан, мы одни? То, что я хочу сказать, не должно быть подслушано никем.

- Мы одни, королева, - отвечал он, оглядевшись кругом, - но эти стены имеют уши.

- Олфан, подойди ближе!

Когда он исполнил это, то Хуанна, нагнувшись вперед, заговорила с королем почти шепотом:

- Ты не должен меня звать более королевой! Я не богиня, а только смертная женщина; этот же человек, - указала она на Оттера, - не бог, а просто черный карлик.

Она остановилась, ожидая эффекта, который должны были произвести ее слова. Выражение удивления пробежало по лицу короля, но оно было вызвано скорее ее смелостью. Затем он улыбнулся.

- Быть может, я раньше догадывался об этом! - ответил он. - Однако, я все еще должен звать тебя этим именем: ведь ты королева всех женщин. Разве есть другая столь прелестная, великая и смелая? По крайней мере здесь таких нет! - и король склонился перед нею с такой изысканной любезностью, которая была бы впору европейцу.

- Я очень рад узнать из твоих собственных уст, королева, - продолжал Олфан, - что ты не богиня, а смертная женщина, так как богини от нас далеки и мы должны почитать их издали, а смертных женщин мы можем любить! - и он снова наклонился.

- Честное слово! - сказал Леонард сам себе, - король выступает в качестве моего соперника. Но, конечно, это абсурд. Бедная Хуанна!

Что касается самой Хуанны, то она вскочила и лицо ее покрылось румянцем. Появилось новое осложнение, но как бы неприятно оно ни было, нельзя было обнаруживать свое неудовольствие.

- Слушай, Олфан, - сказала она, - теперь некогда заниматься пустыми разговорами, так как еще до рассвета я могу умереть и очутиться вдали от всякой любви и почитания. Вот наша история: мы пришли в вашу страну за теми красными камнями, которые вы называете кровью Аки и которые у белых людей имеют большую цену и служат для украшения их женщин. Вот почему я, как женщина, побудила Избавителя предпринять это путешествие, и вот теперь из-за моего безумия жизнь наша в опасности.

- Извини меня, королева, - сказал смущенно Олфан, - но прежде чем ты окончишь свой рассказ, я хотел бы спросить, кто для тебя этот белый человек?

- Он мой супруг! - смело сказала та.

Олфан печально поник головой, но искра сомнения закралась в его душу, так как образ жизни Хуанны, до мелочей известный ему, противоречил ее ответу. Видя, что он не верит ей, Хуанна прибавила:

- Он мой супруг, и этот человек, - указала она на Франсиско, - исполняющий у нас обязанности жреца, повенчал нас согласно нашим обычаям шесть месяцев тому назад, а Оттер был свидетелем брака.

- Ты говоришь, что Избавитель - твой супруг, королева, и эти люди подтверждают это, исключая самого твоего господина. Скажи мне: ты любишь его и стала бы сожалеть, если бы он умер?

Хуанна сделалась красной как рубин, который был привязан над ее лбом, однако отвечала:

- Да, я люблю его, и если бы он умер, то и я бы умерла также!

Леонард с трудом подавил восклицание, готовое сорваться с его губ, так как теперь Хуанна явилась ему совершенно в ином свете, чем ранее.

- Я слышал твой ответ, королева, - сказал Олфан тоном глубокого разочарования, - не угодно ли тебе окончить свой рассказ?

- Дальше остается недолго рассказывать, - сказала Хуанна, подавив вздох облегчения, когда затруднительный допрос был окончен. - Женщина Соа, моя служанка, принадлежит к вашему народу. Она дочь жреца Нама и убежала отсюда сорок лет тому назад после того, как была избрана в невесты Змею.

- Где же она теперь? - спросил, оглядевшись вокруг, Олфан.

- Мы не знаем; прошлою ночью она исчезла подобно прочим нашим слугам.

- Быть может, Нам знает, где она, и тогда вы скоро увидите ее. Продолжай, королева!

- После того как Избавитель и я были обвенчаны, Соа, бывшая моей нянькой много лет, рассказала нам о великом народе, своих братьях, среди которых она желала бы умереть.

- Пусть ее желание исполнится! - вставил Оттер.

- Она и научила нас, чтобы нам легче было добраться до красных камней, разыграть роль богов.

Король закрыл глаза, как бы не желая созерцать красоту, принадлежавшую, как теперь он узнал, этому белому чужестранцу, который сидел рядом с Хуанной.

- Разве я не говорил, что власть моя мала, королева? - отвечал он довольно мрачно. - Кроме того, как могу я помогать тем, кто пришел в эту страну, чтобы обманывать нас, и навлекли гнев богов на их детей?

- Но ведь мы спасли твою жизнь, Олфан, и ты поклялся нам в верности.

- Если бы вас не было, королева, то моя жизнь и не подверглась бы опасности, а в верности я поклялся богам, а не смертным, которым отомстят истинные боги. Как же я буду помогать вам?

- Но мы были друзьями, Олфан. Ты поможешь нам ради меня!

- Ради тебя, королева, - горько сказал он, - ради той, которая говорит, что этот человек ее муж и что она до смерти любит его. Нет, это значит просить слишком многого. Если бы ты не была замужем и захотела благосклонно взглянуть на меня, короля этой земли, тогда, конечно, я умер бы за тебя. Но теперь! Нет ли у тебя других причин тому, чтобы я рисковал своей жизнью для тебя и твоих людей?

- Во имя дружбы, которую ты должен считать священной; кроме того, помогая нам, ты победишь Нама, иначе последний, погубив нас, погубит и тебя!

Олфан, подумав немного, ответил: - Поистине твой ум велик, королева, и смотрит далеко во мраке вещей! Ты могла бы быть королевой! Я человек иной расы, чем ты, дикий вождь дикого племени, имеющий весьма мало мудрости. Однако я научился следующим вещам: никогда не нарушать обещания, никогда не покидать друга и никогда не забывать оказанной услуги. Итак, королева, хотя ты не можешь для меня быть кем-либо, пока этот человек жив, я все-таки готов отдать за тебя свою жизнь. Что касается других, то скажу только, что не трону и не предам их. А теперь я пойду поговорить с некоторыми из вождей, моих друзей, которые ненавидят жрецов, чтобы, если дело дойдет до суда, иметь их голоса в вашу пользу, так как без хитрости ничего нельзя сделать. В скором времени я вернусь, чтобы проводить вас в храм. Пока прощайте - и, поклонившись, король вышел.

После ухода короля несчастные искатели приключений решили на всякий случай поделить между собою яд, который носила в волосах Хуанна. Все взяли, только карлик отказался.

- Сбереги это для себя, баас, - сказал он. - Как бы ни умирать, но только не так. Я не люблю этих средств, от которых люди корчатся и делаются зелеными. Нет, нет. Лучше встретиться с челюстями Змея.

Тогда Леонард взял и этот кусочек себе.

XXIX

ИСПЫТАНИЕ БОГОВ

Едва Хуанна успела спрятать остатки своего смертоносного средства, как в комнату вошел Нам. После обычных приветствий, которые на этот раз были еще многочисленнее, чем обычно, он вкрадчиво заметил, что луна взошла на ясном небе.

- Это значит, что нам пора отправляться! - угрюмо сказал Леонард.

Хуанна надела свое подобие монашеского платья, а Оттер красную бахрому и шапку из козьего меха, и они вышли из дворца, у ворот которого встретили Олфана и воинов, а также множество жрецов, которые должны были идти впереди и сзади них. Заняв свои места, все двинулись с большой торжественностью к храму, куда вошли уже через другие двери. На этот раз Хуанна и Оттер должны были занять места на удаленной от идола части платформы вблизи бассейна. На этой же платформе было поставлено полукругом еще около тридцати сидений, предназначенных, очевидно, для старейшин.

Когда Хуанна и Оттер сели, а Леонард и Франсиско поместились сзади них, Нам выступил вперед и обратился со следующей речью к Совету старейшин и народу:

- Старейшины народа тумана! Я передал ваши желания священным богам, удостоившим недавно облечься в человеческую плоть и посетить свой народ; милостивые боги согласились явиться сюда, чтобы поговорить с ними о беде, угрожающей стране. Вот они лицом к лицу с вами и со всем большим собранием своих детей. Будьте любезны поэтому сообщить богам, что вы хотите от них, чтобы они могли ответить нам своими собственными устами или через меня, их слугу.

Нам замолчал и после паузы, во время которой народ сердито роптал, поднялся один из старейшин, произнесший следующее:

- Мы хотели узнать у вас, о, Ака и о, Джаль, почему лето покинуло эту страну. Теперь нам предстоит очень печальное будущее, так как вместе с зимним снегом к нам придет голод. Ты, о, Ака и ты, о, Джаль, изменили нашу религию, запретив жертвы, предназначенные для весеннего праздника, и с тех пор весна не наступила. Мы спрашиваем у вас об этом потому, что народ, посоветовавшись, просил сообщить вам нашими устами, что он не хочет иметь богов, убивающих весну. Скажите, о боги, и ты, Нам, говори также, чтобы мы могли узнать причину этих бед; а у тебя, Нам, мы хотим узнать, как ты провозгласил таких богов, чье дыхание убивает солнечный свет?

- Вы спрашиваете меня, о народ тумана, - отвечала Хуанна, - почему зима мешает пробуждению весны, и я отвечу вам на это в немногих словах. Это случилось из-за вашего непослушания и жестокости ваших сердец, о мятежные дети. Разве вы не принесли в жертву кровь людей вопреки нашему запрещению? Разве наши слуги не были тайно похищены и преданы смерти для удовлетворения вашей страсти к убийству?

Тогда старейшина, говоривший раньше, снова поднялся со своего места и проговорил:

- Мы слышали твои слова, о Ака, и они очень неутешительны, так как жертвоприношения в обычаях страны, и до сих пор от этого не происходило с нами ничего дурного. Если же здесь было оскорбление вам, то в нем виноваты жрецы, а не народ. В их руках находится вся власть. Что касается ваших слуг, то мы не знаем ничего о них и постигшей их судьбе. Теперь, Нам, отвечай на обвинение богов и вопросы народа, так как ты глава жрецов и провозгласил этих богов за истинных, поставив их управлять нами.

Нам выступил вперед, чувствуя себя довольно тревожно, так как хорошо знал, что его обвинители не будут церемонится с ним и что его жизнь или, по крайней мере, власть висит на волоске.

- Дети тумана, - начал он, - ваши слова остры, но я не жалуюсь на это, так как вы узнаете, что моя ошибка была весьма важна. Совершенно верно, что я начальник слуг богов, равно как слуга народа; по-видимому, оказывается, что я обманул как богов, так и народ, хотя и против моей воли. Слушайте; вы знаете, как явились к нам воплощенные боги, как мы приняли их теперь. После долгих наблюдений, к крайнему моему стыду, - увы! - я убедился, что они не истинные боги, а негодные обманщики, вздумавшие занять место богов.

Он остановился, и рев ярости и удивления пронесся над амфитеатром.

- Вот наконец развязка! - шепнул Леонард на ухо Хуанне.

- Да, развязка, - отвечала она, - но я ожидала ее, а потому смело встретим приговор судьбы.

Когда шум утих, оратор из старейшин снова заговорил, обращаясь к Наму: - Это очень важные слова, Нам, и если только ты докажешь правдивость их, мы можем поверить, что бывают настолько преступные люди, что осмелились назвать себя богами. Но, быть может, Нам, тебе хотелось бы устранить тех богов, которые угрожали тебе смертью.

- Я был бы слишком смел, если бы решил бросить страшное обвинение этим чужестранцам, не имея на то достаточного основания! Слушайте, вот правда о тех, кого мы почитали как богов. Имя прекрасной женщины - Небесная Пастушка, как она сама нам говорила; она жена белого человека по имени Избавитель, а карлик - "живущий в водах" - их слуга, вместе с другим белым человеком и прочими. Живя в дальней стране, эти люди и женщина случайно узнали историю нашего народа, - как, я вам скажу сейчас, - узнали, что мы находим на земле известные красные и голубые камни, которыми пользуемся для наших религиозных церемоний. Среди белых людей эти камни имеют чрезвычайно высокую цену. Будучи искателями приключений, жаждущими богатства, они решились украсть их. С этой целью Пастушка изучила наш язык и способ разыграть роль Аки, а собака-карлик осмелился принять священное имя Джаля. Я буду краток: они совершили свое путешествие, а остальное вы знаете. Но ни одного из камней, которых желали, они не получили, так как тот камень, который носит на лбу Пастушка, был принесен ею самою.

- Затем, о дети тумана, когда у меня возникли сомнения относительно этих богов, я послал шпионов наблюдать за ними во дворце. Такими шпионами была женщина, данная в жены карлику, и ее служанки. Кроме того, я приказал схватить их черных слуг и бросить Змею, полагая, что если они имеют власть, то могут защитить своих слуг. Но, как известно, эти люди не нашли защиты. Тем временем женщины, которым я поручил следить за богами, донесли мне, что карлик вел себя как подлая собака и, когда напивался пьяным, что случалось очень часто, распевал о своих подвигах, совершенных вместе с Избавителем в других странах, хотя всего, что он говорил, они не могли мне сообщить, так как он плохо еще говорит на нашем языке.

- Когда эти рассказы дошли до моих ушей, о народ тумана, то у меня исчезли последние сомнения, но все-таки я не имел бесспорных доказательств обмана этих людей. Тогда я попросил богов просветить меня, и они исполнили мою молитву. Среди спутников этих людей была женщина, которая вчера пришла ко мне и призналась во всем. Сорок лет тому назад она убежала из нашей страны, я не знаю, по какой причине, унеся с собою наши тайны. Она рассказала этим людям легенду о наших богах и научила их, каким способом можно обмануть нас и достать те красные камни, которых они хотели. Но теперь сердце ее раскаивается в совершенном ею зле, и я представлю ее вам, чтобы вы могли судить обо всем сами. Вывести вперед эту женщину!

После слов Нама наступило молчание, и вся масса народа стала нетерпеливо ждать появления свидетельницы. Два жреца вывели ее перед судьями.

- Говори, женщина! - сказал Нам.

- Я происхожу из народа тумана, - заговорила Соа, - о чем вы можете судить по моему виду и выговору. Я дочь жреца, и сорок лет тому назад, когда была молода и прекрасна, убежала из этой страны по причинам, касающимся только меня. Направившись к югу отсюда, я путешествовала в течение трех месяцев, пока не пришла в одну деревню, стоявшую на берегу могучей реки, где и прожила двадцать лет, зарабатывая себе пропитание как знахарка. В это время в деревню прибыл белый человек, жена которого, родив дочь, умерла. Я сделалась воспитательницей этой девочки. Моя воспитанница сидит теперь перед вами, и ее зовут Пастушка.

- Прошло еще двадцать лет, и я захотела вернуться на родину, чтобы умереть среди своего народа, для чего рассказала о моей стране и ее богатствах Пастушке и ее мужу Избавителю, так как боялась путешествовать одна. Затем я преступно объяснила им, как они могут выдать себя за богов народа тумана, вернувшихся согласно легенде в свою страну. Будучи жадными, они согласились на это, надеясь достать красные камни.

Соа кончила рассказ и Леонард, наблюдавший за толпою, шепнул Хуанне:

- Говорите скорее, если думаете что-либо сказать. Теперь они поражены и молчат, но в следующую минуту зашумят, и тогда...

- Народ тумана, - закричала Хуанна, воспользовавшись минутой наступившего за словами Соа молчания, - вы слышали слова Нама и той, кто была моей служанкой! Они осмелились говорить, что мы не боги. Мы не снизойдем до оправданий пред вами. Но смотрите, небо накажет вас голодом, мором и междоусобной войной, которые будут свирепствовать среди вас до тех пор, пока не исчезнет весь народ. Вы умертвили наших слуг, оказали нам неповиновение, вот почему, как я уже говорила, солнце не светит и лето не приходит. Довершите ваши преступления до конца, если хотите, и заставьте богов пойти по той же дороге, по которой прошли их слуги!

- Что касается слов этой низкой рабыни, то она не сказала главного, именно, что она дочь Нама и убежала отсюда потому, что сорок лет тому назад была избрана в невесты Змею и потому достойна смерти. Еще одно слово Наму, ее отцу. Если его рассказ верен, то он сам себя осудил, так как несомненно он знал все с самого начала из уст своей дочери Соа!

- Да, зная правду, он осмелился поставить над страной богов, которых считал ложными, надеясь этим увеличить свою славу и власть, а когда это не удалось ему, то не постыдился громко заявить о своем бесстыдстве. Я сказала все, народ тумана. Теперь судите нас, и пусть судьба завершит ваш приговор, так как мы отказываемся от вас.

Хуанна кончила свою речь и отвернула лицо, пылавшее негодованием. Сила ее красноречия и красоты была настолько велика, что гробовое молчание водворилось среди ее необузданной аудитории, между тем как Соа отступила назад, а Нам, видимо, струсил.

- Это ложь, народ, - вскричал он голосом, дрожавшим от ярости и страха: - моя дочь призналась мне только сегодня утром!

Его слова вывели толпу из оцепенения; тотчас же поднялся невообразимый шум.

- Его дочь! Он говорит, что это - его дочь! Нам сознается в своих преступлениях! - кричали одни.

- Долой ложных богов! - ревели другие.

- Не трогать их: это истинные боги, которые могут наслать на нас несчастья! - говорила третья партия, среди которой Леонард заметил Олфана.

Наконец когда шум стал мало-помалу затихать, оратор старейшин снова обратился к народу:

- Народ тумана! Успокойтесь и слушайте меня! Вы избрали нас в судьи этого дела и потому должны слушаться того приговора, который мы постановим. Мы не скажем ни слова о том, боги или нет эти чужестранцы, назвавшие себя Акой и Джалем. Но если они ложные боги, то, конечно, Нам виновен вместе с ними.

Слушатели громко выразили свое одобрение, и Леонард заметил, что верховный жрец задрожал от страха.

- Однако, - продолжал оратор, - они сказали нам устами той, которая сидит перед нами, что, по их приказанию, солнце перестало светить из-за нанесенного им оскорбления. Значит, по их же приказанию, оно может и снова показаться. Поэтому пусть они нам дадут знамение или умрут, если только они смертные, потому что бессмертных мы не можем убить. Знамение это состоит в следующем: если завтра на заре туман рассеется и солнце покажется из-за той горы, тогда мы будем почитать их. Если же утро завтра будет снова холодное и туманное, то истинные они боги или ложные, но мы свергаем их с вершины статуи в бассейн, чтобы Змей рассчитался с ними или они рассчитались со Змеем. Вот наш приговор, народ тумана, и Нам приведет его в исполнение, после чего его самого будут судить.

Большинство народа громко изъявило свое одобрение приговору, а меньшинство, несогласное с первыми, молчали, не смея высказать своего мнения громко.

Тогда Хуанна снова поднялась со своего места и проговорила:

- Мы слышали ваши слова и обсудим их. Завтра на заре вы увидите нас здесь! Но помните, мы жестоко отплатим за вашу нечестность! Олфан, уведи нас отсюда!

Олфан выступил вперед со своими воинами, и процессия вернулась обратно во дворец при полном молчании народа. Во дворце они были ровно в 10 часов, как заметил Леонард по своим часам.

- Теперь давайте есть и пить, - сказал Леонард, когда они очутились одни в тронной комнате, - нам надо собрать все наши силы на завтра!

- Да, - ответила Хуанна с печальной улыбкой, - давайте есть и пить, так как завтра мы умрем.

XXX

ИСКУПИТЕЛЬНАЯ ЖЕРТВА ФРАНСИСКО

- Чувствуете ли вы какую-нибудь надежду на благоприятный исход? - спросила Хуанна у своих спутников, когда они закончили ужин.

- Если солнце не покажется завтра, мы умрем! - отвечал Леонард, покачав головой.

- На это мало надежды, баас, - простонал Оттер. - Сегодняшняя ночь такая же, как и предыдущие. Неудивительно, что этот народ, живя в таком климате, жесток и кровожаден.

Хуанна закрыла лицо руками и затем сказала:

- Они не говорили, что тронут вас, Франсиско, и вас Леонард, так что, быть может, вы уцелеете.

- Сомневаюсь в этом, - ответил Леонард, - да и, откровенно говоря, я предпочту умереть, если вы погибнете.

- Благодарю вас, Леонард, - ласкою произнесла она. - Но ведь это не поможет никому из нас. Что они сделают с нами? Столкнут с вершины статуи? - и она вздрогнула.

- Кажется, таково их любезное намерение, но по крайней мере нам незачем подвергаться этому, оставаясь в живых. Сколько времени действует ваш яд, Хуанна?

- Самое большое полминуты, я думаю, даже и меньше. Ты решительно отказываешься от него, Оттер? Подумай: другой конец ужаснее.

- Нет, Пастушка, - отвечал карлик, став теперь в ожидании неизбежной опасности снова храбрым, решительным и спокойным, каким он был и раньше до того времени, как принялся искать утешения в пьянстве, - нет, когда наступит время, я спрыгну в воду добровольно и попробую еще сразиться с тем великаном, который живет в воде. А теперь пойду приготовить то оружие, которым буду сражаться! - С этими словами он встал и отправился готовить свое оружие.

Франсиско последовал его примеру, желая найти место, где бы он мог спокойно помолиться, и таким образом Леонард и Хуанна очутились одни.

В течение нескольких минут он молча смотрел на нее с печальным, серьезным выражением на лице, освещенном светом факела, и глубокий стыд и раскаяние овладели им. Кровь этой девушки была на его руках, и он ничем не мог помочь ей. Благодаря своему эгоизму, он увлек ее за собою - и вот теперь наступает неизбежный конец. Он ее убийца, убийца женщины, которая для него все на свете, девушки, вверенной его попечению ее умиравшим отцом.

- Простите меня, - сказал он наконец голосом, похожим на рыдание, положив свою руку на ее пальцы.

- В чем мне вас прощать, Леонард? - ласково отвечала она. - Теперь, когда все кончено, я, оглядываясь назад, вижу, что мне надо просить у вас прощения, так как я часто обижала вас.

- Глупости, Хуанна; благодаря моему преступному безумию вам угрожает смерть в начале вашей молодости и в расцвете красоты. Я ваш убийца. Хуанна, - и он замялся немного, но затем продолжал. - Теперь мне надо высказаться, время идет; хотя я часто клялся не говорить вам об этом. Я люблю вас! - и Леонард признался, как с первого взгляда у него в сердце вспыхнула любовь к Хуанне и иссякла любовь к Джен Бич.

Едва он кончил, Хуанна медленно повернулась к нему, протянула руки и положила голову на его грудь.

В первый момент Леонард был поражен. Он едва мог верить своим чувствам. Затем, придя в себя, он нежно поцеловал ее.

Тогда Хуанна, выскользнув из его объятий, сказала:

- Слушайте, Леонард: скажите, все ли мужчины слепы или вы один составляете исключение в этом отношении? Неужели то, что мне доставляло столько мучений в последние пять или шесть месяцев, оставалось незамеченным вами? Леонард, вы не один почувствовали любовь в лагере работорговцев. Но вы быстро охладили мое безумие, рассказав мне историю Джен Бич, и, конечно, после этого я стала скрывать мои чувства даже с большим, по-видимому, успехом, чем ожидала сама. Конечно, я и теперь не уверена в том, что поступаю правильно, открывая вам их сейчас, так как, хотя вы и говорите, что Джен Бич умерла и похоронена в вашем сердце, но в один прекрасный момент она может воскреснуть. Я не верю, что люди забывают свою первую любовь, хотя и стараются по временам убедить себя в обратном.

- Нельзя ли оставить Джен, моя дорогая? - отвечал он с некоторым нетерпением, так как слова Хуанны восстановили в его памяти другую любовную сцену, разыгравшуюся среди английских снегов более семи лет тому назад.

- Я, конечно, готова оставить ее теперь и навсегда!

И она зарыдала на груди Леонарда, как испуганное дитя, затем впала в глубокий сон - или обморок. Поцеловав ее в лоб и положив в постель, он вышел в соседнюю комнату, где находились Франсиско и Оттер.

- Посмотри, баас! - сказал карлик, вынимая из-под платья какой-то предмет. Это был страшный и удивительный инструмент, составленный из двух жреческих ножей, тех самых, которые жрецы оставили, похитив двух последних поселенцев. Ручки этих ножей Оттер закрепил неподвижно при помощи ремней, причем получилось страшное оружие около двух футов длины, отточенные части которого были направлены в противоположные стороны.

- Что это такое, Оттер? - рассеянно спросил Леонард, думавший сейчас о других вещах.

- Это кушанье для крокодила; я прежде видал, что его братья ловились на эту удочку в болотах Замбези, - отвечал карлик. - Конечно, он захочет съесть меня, но я приготовил для него другое блюдо. Да! Я в одном уверен: если он пойдет на меня, то будет хороший бой, кто бы ни остался победителем.

Затем он принялся прикреплять длинный ремень к рукояткам ножей и после этого намотал его вокруг своего тела, спрятав концы ремня длиной около тридцати футов и ножи под своим платьем.

- Теперь я снова мужчина, баас, - сказал он решительно, - я покончил с пьянством и прочими глупостями, которыми занимался в часы моего безделья, а теперь пришло время сражаться. Ну, я останусь победителем, баас. Вода - мой дом и я не боюсь крокодилов, как бы велики они ни были, так как раньше убивал их. Вот ты увидишь, баас, увидишь.

- Я боюсь, что не смогу сделать это, Оттер - отвечал печально Леонард, - но желаю тебе, мой друг, удачи. Если ты выйдешь невредим из бассейна, то они будут думать, что ты действительно бог и, если ты только решишь отказаться от пьянства, можешь управлять ими до глубокой старости.

- Мне не доставит это удовольствия, если ты умрешь, баас, - отвечал карлик с тяжелым вздохом. - Клянусь тебе, баас, если я останусь жив, отомщу за тебя. Не бойся, баас. Если я буду снова богом, то убью их всех одного за другим, и когда они будут все мертвы, то убью себя и приду к тебе.

- Это очень любезно с твоей стороны, Оттер! - сказал Леонард с легким смехом; в этот момент занавес двери раздвинулся и появилась Соа в сопровождении четырех вооруженных жрецов.

- Чего тебе надо, женщина? - вскричал Леонард, инстинктивно бросаясь к ней.

- Назад, Избавитель, - сказала она, подняв руку и обращаясь к нему на диалекте сизуту, которого ее спутники не понимали. - Меня охраняют, и за моей смертью быстро последует твоя. Кроме того, тебе ни к чему убивать меня, так как я приношу надежду на жизнь той, которую ты любишь, и на твою собственную. Слушай: солнце завтра утром не покажется; уже теперь туман сгущается и будет держаться до тех пор, пока Пастушку и карлика не свергнут с вершины статуи; ты же и Плешивый будете оставлены в живых до осеннего жертвоприношения, когда вас принесут в жертву вместе с другими.

- Зачем ты рассказываешь нам это, женщина? - сказал Леонард. - Мы сами все знаем. Если у тебя нет ничего лучшего сказать, то уходи вон, предательница, чтобы мы не видели более твоего ненавистного лица.

- Мне надо еще кое-что сказать тебе, Избавитель. Я еще люблю Пастушку, как ты, а также тот Плешивый любит ее. Послушай меня: двое должны умереть на заре, но среди этих двух Пастушки не будет. Утро будет туманное, статуя высока, и только немногие жрецы увидят жертву, закутанную в черное платье... Что если найти ей заместителя, похожего на нее фигурой, ростом и чертами лица? Со стороны никто не заметит обмана.

Леонард остолбенел.

- Кого же найти? - спросил он.

Соа медленно протянула руку и указала на Франсиско.

- Вот человек! - сказала она. - Если его одеть в платье Аки, то кто отличит его от пастушки? Река и Змей не вернут обратно тех, кого они проглотили.

Леонард, пораженный ужасным предложением, взглянул на Франсиско, который стоял, не понимая ни слова из разговора Соа с Леонардом, происходившего на неизвестном ему языке.

- Скажи ему! - проговорила Соа.

- Подожди немного, - печально ответил он. - Предположим, что все уладится; что же станет с Пастушкой?

- Она будет спрятана в темнице храма в его платье и под его именем, - указала она снова на Франсиско, - пока ей не удастся убежать или вернуться снова править народом. Мой отец посвящен в этот план и не будет препятствовать его исполнению из любви ко мне, а также, если говорить откровенно, потому, что он сам находится в опасности и надеется с помощью Пастушки спасти свою жизнь, так как, пережив жертвоприношение, она будет считаться бессмертной богиней.

- И ты думаешь, что я доверю ее тебе одной, злодейка и клятвопреступница, а также нежным чувствам твоего отца? Нет, лучше ей умереть, покончив раз и навсегда со всеми страхами и мучениями!

- Я этого не говорила, Избавитель! - отвечала спокойно Соа. - Ты будешь взят вместе с ней, и если она будет жить, то ты также не умрешь. Разве этого не достаточно? Эти люди пришли взять тебя и Плешивого в темницу; они возьмут тебя и Пастушку, вот и все. Теперь поговори с ним. Быть может, он не согласится.

- Франсиско, подите сюда, - сказал серьезным тоном Леонард по-португальски и рассказал священнику все, в то время, как Соа следила за ним своими бегающими глазами. Во время разговора патер сделался мертвенно-бледен и сильно дрожал, но не успел Леонард закончить, как он оправился, и Леонарду показалось, что лицо патера озарилось сиянием.

- Я согласен, - сказал он твердо. - Таким образом мне дано будет спасти жизнь сеньоры и искупить мой грех!

- Франсиско, - пробормотал Леонард, который от волнения не мог говорить громко, - вы святой и герой. С радостью я очутился бы на вашем месте, но это невозможно.

- Кажется, здесь два героя и святых, - кротко сказал Франсиско, - но к чему говорить это? Обязанность каждого из нас умереть за нее, и я думаю, что будет гораздо лучше, если я один умру, оставя вас живым, чтобы любить и утешать ее.

Леонард задумался на одно мгновение.

- Кажется, иначе ничего не сделать, - сказал он наконец, - но Боже мой! Как я могу довериться этой женщине - Соа? Если же ей не довериться, то Хуанна умрет.

- Вы не должны беспокоиться об этом, - отвечал Франсиско, - в конце концов она любит свою госпожу; она предала нас ведь только из ревности к ней.

- Затем другой вопрос, - сказал Леонард, - как мы поступим с Хуанной? Если она угадает наш замысел, то у нас ничего не получится. Соа, пойди сюда.

Леонард сказал ей о согласии Франсиско и о своих опасениях, что Хуанна ни за что не согласится содействовать их плану.

- Я взяла с собою то, что устранит все затруднения, Избавитель, - отвечала Соа - так как предвидела их. Вот здесь, - показала она маленькую бутылочку, которую вынула из своего кармана, - та самая вода, которую Сага дала пить твоей черной собаке в ту ночь, как я убежала от тебя. Смешай немного этой воды с вином и попроси Пастушку выпить. После этого питья она впадет в глубокий сон, который будет продолжаться не меньше шести часов.

- Это не отрава? - подозрительно спросил Леонард.

- Нет, это не отрава. Какая нужда отравлять того, кто будет мертв на заре?

Тогда Леонард сделал все, что она говорила. Приготовив сонное питье, он вошел в комнату Хуанны и застал молодую девушку крепко спящей на своей большой постели. Подойдя к ней, он нежно коснулся рукою ее плеча, проговорив:

- Проснись, моя дорогая!

Она приподнялась на своей постели и открыла глаза.

- Это вы, Леонард? - спросила она. - Мне снилось, что я снова девочка и учусь в Дурбанской школе, и что пора вставать, чтобы идти в церковь. О! Я вспоминаю теперь: разве уже заря?

- Нет, дорогая, но скоро будет, - отвечал он, - выпейте, это вам придаст мужества.

Она взяла питье и осторожно выпила его.

- Какой неприятный вкус у этого питья! - сказала она и медленно откинулась на подушки, а в следующую минуту снова крепко заснула.

Леонард подошел к занавесу и позвал Соа и других. Они все вошли в комнату Хуанны, включая жрецов, которые остались близ двери, тихо разговаривая между собой и, по-видимому, не обращая внимания на то, что происходило.

- Снимите это платье, Плешивый, - сказала Соа, - я дам вам другое.

Он повиновался, и пока Соа одевала крепко спавшую Хуанну в платье священника, вынул из кармана своего платья дневник, на чистой странице которого поспешно написал несколько слов. Затем, закрыв книжку, он подал ее Леонардо вместе со своими четками.

- Пусть сеньора прочтет то, что я написал здесь, - сказал он, - но не ранее, как я умру. Дайте ей также эти четки на память обо мне. Много времени я с ними молился за нее. Быть может, после моей смерти она будет носить их, хотя она и протестантка, и иногда молиться за меня.

Леонард, взяв четки и книжку, положил их в свой карман, затем, быстро повернувшись к Оттеру, наскоро объяснил ему значение всего происходившего.

Тем временем Соа надела на Франсиско черное платье Аки. Белое платье Хуанны, он не надел: оно осталось на молодой девушке, скрытое от взоров священническим платьем.

- Кто узнает со стороны, что это не она? - торжествующе спросила Соа и затем, подавая Леонарду большой рубин, снятый со лба Хуанны прибавила:

- Это, Избавитель, принадлежит тебе. Не потеряй камень: ты много перенес, чтобы заслужить его.

Леонард, взяв камень, хотел сначала швырнуть его в усмехавшееся лицо старухи, но затем, сообразив о бесполезности такой выходки, спрятал его в карман вместе с четками.

- Пойдем! - продолжала Соа. - Ты должен нести Пастушку, Избавитель. Я скажу, что это Плешивый, которому стало дурно от страха. Прощай, Плешивый. В конце концов ты храбрый человек, и я уважаю тебя за этот поступок. Закрой капюшоном свое лицо, и если ты хочешь, чтобы Пастушка была жива, то не отвечай ни слова, что бы тебя не спрашивали; старайся также не кричать, как бы ни был велик твой страх.

Франсиско подошел к постели, на которой лежала Хуанна, и поднял над нею свою руку, как бы благословляя ее. Прошептав несколько слов молитвы или прощания, он, обернувшись, сжал Леонарда в своих объятиях, поцеловал и благословил его также.

- Прощайте, Франсиско, - сказал Леонард дрожащим голосом, - конечно, царство небесное создано для таких, как вы.

- Не плачьте, мой друг, - отвечал священник, - в этом царстве я надеюсь встретить вас и ее!

Так друзья расстались.

XXXI

БЕЛАЯ ЗАРЯ

Подняв Хуанну на руки, Леонард вышел из ее спальни в тронную комнату, где остановился в нерешительности, не зная, что дальше делать. Соа, шедшая впереди его с факелом в руке в сопровождении четырех жрецов, подошла к той стене комнаты, у которой она лежала связанная в ту ночь, когда Оттер был усыплен Сагой.

- Плешивый в обмороке от страха: он трус, - сказала она жрецам, указывая на ношу в руках Леонарда. - Откройте тайный выход.

Один жрец выступил вперед и нажал на камень в стене, который подался, открыв достаточно широкое отверстие, чтобы просунуть руку и нажать на скрытый за стеною механизм. После этого часть стены повернулась как на шарнире, открыв ряд ступеней, ведущих в узкий коридор. Соа спустилась первая, держа в руке факел таким образом, чтобы оставить Леонарда с его ношей в тени. За нею шли жрецы, за которыми следовал Леонард. Когда последний остался в коридоре, один из них опять нажал секретный механизм и тайный выход был заперт.

- Так вот как это было сделано! - подумал про себя Леонард, тщательно наблюдавший за процедурой открывания и запирания секретного входа.

Оттер, следовавший за Леонардом, видел все это также издали. Когда стена снова стала на свое место, он обратился к Франсиско, который, сидя на постели, был погружен в молитву или размышления.

- Я видел, как они открыли отверстие в стене и прошли через него. Конечно, наши товарищи - поселенцы - прошли так же этой дорогой. Не попытаться ли и нам сделать это?

- К чему, Оттер? - отвечал священник. - Этот выход ведет только в храмовую темницу; если мы пойдем через него, то все будет открыто и главным образом этот обман! - указал он на одетое платье Аки.

- Это верно, - сказал Оттер. - Ну, в таком случае сядем на троны и будем ждать, пока они не придут за нами.

Усевшись в большие кресла, они стали ждать. Франсиско перебирал в уме молитвы, а Оттер стал петь песни о своих подвигах, главным образом о взятии лагеря рабов, чтобы "оживить свое сердце", как он объяснил Франсиско.

Через четверть часа занавес раздвинулся, и в комнату вошла толпа жрецов во главе с Намом.

- Теперь молчи, Оттер! - прошептал Франсиско, нахлобучив на лицо капюшон.

- Здесь сидят боги, - проговорил Нам, махнув своим факелом в сторону двух фигур, спокойно сидевших на своих тронах. - Сойдите, о боги, чтобы мы могли отвести вас в храм, где вы сядете на возвышенном месте, откуда можете наблюдать сияние восходящего солнца.

Оттер и Франсиско, не говоря ни слова, сошли с тронов и заняли место в носилках. Тотчас же их быстро понесли. Когда они были вне ворот дворца, Оттер выглянул из-за занавеса носилок, надеясь заметить какую-нибудь перемену в погоде, но тщетно: туман был гуще обыкновенного. У одних подземных ворот храма их встретил Олфан с воинами.

- Прощайте, королева, - шепнул король на ухо Франсиско, - я отдал бы свою жизнь, чтобы спасти вас, но мне не удалось. Но я отомщу за вас Наму и всем его слугам.

Франсиско не ответил ничего, но, поникнув головой, поспешил вперед. Вскоре они очутились в голове идола, где ни один из них еще не был ранее. Поверхность головы идола имела в окружности около восьми футов и не была ничем защищена с краев. Трона из слоновой кости, на котором сидела некогда Хуанна, не было. Вместо него стояли два деревянных стула, на которые должны были сесть жертвы. За ними стали Нам и три других жреца. Нам стал таким образом, чтобы его товарищи не видели фигуры Франсиско, которого они принимали за Пастушку.

- Держи меня, Оттер! - прошептал Франсиско. - Силы покидают меня, и я упаду!

- Закрой глаза и откинься назад; тогда ты не будешь ничего видеть. Приготовь также свое средство, так как уже пора.

- Оно готово, - отвечал священник. - Да будет прощен мне этот грех, так как я не могу перенести предстоящего ужаса живым.

Оттер ничего не ответил и принялся наблюдать за тем, что происходило внизу. Храм был окутан туманом, точно дымом, сквозь который он едва мог различить черную движущуюся массу собравшегося народа, в течение целой ночи ожидавшего здесь развязки трагедии. Шум толпы доходил до него подобно журчанью воды. За ним стояли четыре жреца в торжественном, величественном молчании, устремив глаза на серую мглу.

Это было ужасное положение, и даже такой неустрашимый человек, как карлик, почувствовал себя жутко. Что же касается Франсиско, то, отдавшись весь горячей молитве, быть может, он не так страдал, как ожидал сам.

Таким образом прошло около пяти минут. Затем снизу из тумана раздался голос, произнесший следующие слова:

- Наверху ли те, кто называют себя Акой и Джалем, жрец?

- Наверху! - ответил Нам.

- Теперь час рассвета, Нам? - продолжал тот же голос.

- Нет еще! - отвечал Нам, всматриваясь в снежный пик, возвышавшийся за храмом на тысячи футов.

Весь народ вместе с Намом стал с напряженным вниманием смотреть на восток, ожидая разрешения мучившей всех загадки, истинные ли боги были перед ними или ложные; эти минуты напряженного молчания были настолько ужасны, что Оттер, не выдержав, запел зулусскую военную песню. Громче и громче раздавался его голос, он даже стал притоптывать босыми ногами по каменной платформе, тогда как народ с суеверным ужасом смотрел на него. "Конечно, он бог, - думали некоторые, - если поет так громко перед тем, как попасть в зубы Змея".

- Он бог, - закричал один голос снизу и его повторили многие, пока наконец не водворилось молчание. Тогда и Оттер перестал петь и взглянул на небо. Увы! Рассвет наступил, но снега, покрывавшие горы, оставались бледными, как лицо мертвецов.

- Белая заря! Белая заря! - закричали в толпе. - Долой ложных богов! Бросить их Змею!

- Все кончено, - шепнул Оттер на ухо Франсиско. - Ну, принимай теперь средство и прощай, друг!

Священник, услышав это, сложил свои тощие руки и поднял к небу измученное лицо, на котором светились только глаза.

Снизу опять раздался прежний голос:

- Красная заря или белая, скажите вы, стоящие наверху!

- Теперь совсем рассвело, и заря белая! - ответил Нам.

- Скорей! - шепнул Оттер Франсиско.

Тогда священник поднес к своим губам руку, как бы желая принять свое смертоносное средство, но, спустя мгновение опять опустил ее, со вздохом шепнув Оттеру: "Не могу, это смертный грех. Они должны убить меня, а я сам не могу!"

Но прежде чем карлик успел что-либо сделать, природа, более снисходительная, чем его совет, сделала для Франсиско то, что он не решался сам сделать. Внезапно он впал в бесчувственное состояние: лицо его покрылось смертельной бледностью, и он медленно опрокинулся назад. Нам поспешил поддержать его и, зная, что Франсиско дурно, стал держать его за плечи.

- Заря белая! Вы видите это вашими глазами! - раздался голос снизу. - Вы, стоящие наверху, столкните вниз ложных богов, согласно приговору народа тумана.

Оттер, услышав это, понял, что настала пора ему действовать. Быстро оглянувшись, он увидел, что Нам и другой жрец схватили бесчувственное тело Франсиско, уже готовые сбросить его вниз, а два других жреца протянули руки к нему самому. Едва они успели коснуться карлика, как он, схватив ближайшего из жрецов за туловище своими могучими руками, прыгнул вместе с ним вниз, со словами "пойдем вместе!"

Жрец издал отчаянный крик, и толпа с удивлением увидела, как карлик и его жертва исчезли в бушующей воде. Вслед за ними полетело безжизненное тело Франсиско с быстротою стрелы в воду, где и исчезло навеки.

Между тем Оттер выпустил жреца из своих железных объятий и, плывя под водой, направился прямо к северной стороне бассейна, где, как он заметил, было менее быстрое течение и где скалистый берег, свешиваясь над водой, скрывал его от взоров сидевших наверху людей. Схватившись за выступ скалы, он перевел дыхание и осмотрелся: все было хорошо, он не был ранен. Жрец, который был тяжелее, упал первый и защитил его от удара о поверхность воды.

- Здесь, - сказал сам себе Оттер, - я могу пробыть несколько часов и меня никто не увидит. Но еще надо иметь дело со Змеем, - и он, поспешно схватив оружие, сделанное им из двух ножей, распутал часть ремня, который был закреплен вокруг его туловища. Затем он снова оглядел поверхность воды. В самом центре бассейна, где вода образовала водоворот, еще было видно крутившееся тело жреца, но Франсиско он нигде не заметил.

"Ну, если отец крокодилов здесь и проснулся, то сейчас, конечно, получит свою добычу, - подумал Оттер. - Надо ждать здесь и посмотреть, что будет".

В это время сверху раздался такой оглушительный шум толпы, занимавшей амфитеатр, что на несколько мгновений им был заглушен даже рокот бушевавшей воды.

"Что это там произошло?" - подумал Оттер.

Причина шума была в том, что внезапно белая заря сменилась красной и пики гор окрасились в пурпур. Многие стали кричать, что казненные были истинные боги. Но Нам ловко уверил их, что чудо оттого и произошло, что когда казнили обманщиков, настоящие боги сняли свое проклятие с народа тумана и дают свет.

С этим объяснением одни согласились, другие нет, но открытого протеста не было высказано, и собрание разошлось в беспорядке. Только жрецы и несколько любопытных остались у краев бассейна, чтобы наблюдать, что происходило в его глубине.

Тем временем Оттер увидел то, что заставило его забыть о странном шуме наверху. Оглядев окружности скалистой стены бассейна, он увидел круглое отверстие пещеры, расположенной непосредственно под основанием идола и имевшей в диаметре около восьми футов. Нижний край этой пещеры находился выше уровня воды в бассейне дюймов на шесть; оттуда текла тонкая струя воды. Из отверстия пещеры показалось гигантское ужасное пресмыкающееся - предмет поклонения народа тумана. Нырнув с необыкновенной быстротой в глубину, оно снова появилось на поверхности воды близ тела жреца, который готов был уже пойти ко дну. Подняв над водою свою страшную голову и разинув ужасную пасть с могучими челюстями, чудовище схватило жертву за середину туловища и исчезло под водой. Оттер видел затем, как пресмыкающееся исчезло со своей добычей в пещеру.

XXXII

КАК ОТТЕР СРАЖАЛСЯ СО ЗМЕЕМ

Тщательно прячась за выступами скалистых стен бассейна и держа в руке длинный нож, Оттер подплыл к отверстию пещеры. Здесь он заметил по течению воды, что главный поток входил в бассейн ниже пещеры, а последняя была лишь второстепенным каналом, через который река текла во время разлива.

Поднявшись на руках в устье пещеры, Оттер быстро скользнул вовнутрь, чтобы не быть замеченным со стороны амфитеатра. Впрочем, так как его одежда почти вся была смыта водою, его черное тело никто не смог бы заметить на темном фоне скал.

Очутившись внутри пещеры в совершенной темноте, Оттер, благодаря своей способности, нередко встречающейся у дикарей, видеть в темноте, вскоре мог удовлетворительно ориентироваться в пещере. Последняя имела вид трубы, пробитой течением воды в твердой скале. На дне ее струился поток воды не глубже шести дюймов, по обоим сторонам которого лежали мелкие камни, или, скорее, крупный песок. Как далеко шла пещера, он пока не мог разглядеть, а также не заметил и ее страшного обитателя, хотя на песчаном дне пещеры заметны были громадные следы лап пресмыкающегося и в воздухе стоял отвратительный запах.

- Куда же этот дьявол ушел? - подумал Оттер. - Он должен быть близко, а между тем я не вижу его. Быть может, он лежит где-нибудь дальше, - и, продвинувшись на шаг или два, он начал всматриваться во мрак пещеры.

Теперь он заметил кое-что, сначала ускользнувшее от его глаз. Это был странный камень, лежавший на дне пещеры футах в восьми от ее входа и имевший высоту футов в шесть над ложем ручья, протекавшего по дну пещеры.

- Должно быть, здесь крокодил спит! - размышлял Оттер, продвигаясь еще немного вперед и разглядывая камень, а в особенности какой-то треугольный предмет, лежавший на нем и еще что-то под ним.

- Должно быть, это другой камень, - подумал опять Оттер, - но отчего же он не унесен водой и что это под ним? - и он сделал еще шаг вперед. Оттер всмотрелся в этот предмет и чуть не упал от ужаса, когда увидел, что то, что он принимал за второй камень, было головой жителя вод; у него светились мрачным огнем два страшных глаза. Под ним лежало тело того жреца, которого Оттер увлек за собой в бассейн.

- Может быть, я подожду, пока он съест его! - размышлял карлик, знавший привычки крокодилов. - После этого я нападу на него, когда он заснет после еды, - и остановившись на этой мысли, он продолжал стоять, наблюдая за зеленым огнем, вспыхивавшим и угасавшим в глазах чудовища.

Сколько времени стоял так Оттер, он сам не знал; только после нескольких минут ожидания он стал сознавать, что эти глаза приобрели над ним власть, притягивая его к себе какой-то неведомой силой.

Пораженный ужасом, он хотел убежать, чтобы скрыться от этих дьявольских глаз. Увы! Было слишком поздно!

В отчаянии Оттер упал на песок и закрыл со стоном свое лицо руками.

- Это дьявол с колдовством в глазах! - подумал он. - Как мне, простому карлику, сражаться с царем дьяволов, принявшим вид крокодила?

Даже теперь, когда он не смотрел на крокодила, Оттер чувствовал, что глаза чудовища притягивали его к себе. Однако мужество и рассудок снова вернулись к карлику.

- Оттер, - сказал он сам себе, - если ты будешь лежать так, то колдовство скоро сделает свое дело. Этот дьявол проглотит тебя, как кобра птицу. Да, он проглотит тебя, и его желудок будет твоей могилой. Это неподходящий конец для того, кого называли богом. Подумай только: если бы твой господин, Избавитель, увидел тебя, скорчившегося здесь, как жаба перед змеей, как он стал бы смеяться: "О! Я считал храбрым этого человека; он сам говорил много о том, как он будет сражаться с жителем вод, а теперь я вижу, что он - подлая собака и трус."

Карлику казалось, что эти слова действительно говорил ему Леонард, смеявшийся над его трусостью.

Вскочив на ноги, Оттер крикнул:

- Никогда, баас! - так громко, что эхо отразило слова от стен пещеры. После этого с ножом в правой руке он бросился на своего врага.

Крокодил, ждавший, что он упадет без чувств, подобно всем жертвам, на которых он устремлял свой ядовитый взгляд, услышал этот крик и пробудился из своего кажущегося оцепенения. Он поднял голову, огонь запылал в его мрачных глазах; его длинное туловище начало шевелиться. Все выше и выше он поднимал свою голову, наконец быстро сполз с камня и двинулся навстречу карлику, ступая так тяжело, что пещера, казалось, дрожала под ногами чудовища.

Оттер снова вскрикнул от ярости и страха, и этот звук, казалось, привел животное в еще большую ярость.

Оно разинуло свою гигантскую пасть и продвинулось вперед, по-видимому, чтобы схватить карлика, но последний сделал быстрый прыжок и всунул двойной нож прямо в раскрытую пасть чудовища, направив один конец своего оружия к мозгу крокодила, а другой вонзив в язык. В ту же минуту Оттер почувствовал, что челюсти гигантского пресмыкающегося сомкнулись, не причинив, впрочем, вреда его руке, так как между его зубами были большие промежутки, в один из которых и попала рука Оттера. После этого Оттер бросился на песок и лег, оставив нож в пасти чудовища.

Сначала оно затрясло своей страшной головой: Оттер наблюдал, еле дыша, причем от зловонного дыхания чудовища ему чуть не стало дурно. Дважды оно открывало свою пасть, но тотчас же вынуждено было сомкнуть челюсти.

- Ну, теперь он раздробит меня на куски своим хвостом! - подумал Оттер, но чудовище в агонии, казалось, забыло о существовании своего врага. Оно билось на полу пещеры, тяжело дыша и, наконец, быстро кинулось вон из пещеры, увлекая за собою карлика, у которого к поясу был прикреплен один конец длинного ремня, привязанного, как мы уже говорили, к рукояткам ножей. При этом движении крокодила весь ремень распутался, и карлик, несколько раз перевернувшись и ударившись о стены пещеры, которые были, к счастью, гладкими, очутился вместе с крокодилом в глубине бассейна.

Если бы на месте карлика был другой человек, то, конечно, он бы погиб, но карлик мог плавать, как рыба, или, лучше сказать, как то животное, именем которого был назван.

Дважды раненое чудовище опускалось на дно бассейна на страшную глубину, увлекая карлика за собой. Кровь била ключом изо рта и ноздрей пресмыкающегося, окрашивая воду.

Крокодил нырнул в третий раз к устью одного из подземных русл реки, и здесь Оттер обрадовался тому, что был привязан к крокодилу, так как, уже утомившись, он бы сам не смог преодолеть силы течения воды.

Наконец животное снова показалось на поверхности воды, и Оттер взглянул вверх, где увидел массу народа, наблюдавшего за ними с большим волнением. Впрочем, Оттер не имел возможности долго заниматься наблюдениями, так как в это время крокодил впервые сообразил, что человек вблизи него был причиной его страданий. Своими челюстями он не мог кусаться и старался ударить карлика хвостом, но Оттер нырнул, избегая удара. Дважды карлику удался этот маневр, но на третий раз он почувствовал, будто его тело разлетелось на куски от страшного удара и глаза выскочили из орбит; вслед за тем он потерял сознание.

Очнувшись, Оттер увидел себя на дне пещеры, рядом с ним лежал Змей - мертвый, скорченный в страшных предсмертных судорогах. Очевидно, при последнем издыхании крокодил устремился в пещеру, где он жил в течение столетий, увлекая за собой и Оттера.

Карлик взглянул снова на мертвое чудовище, и сердце его забилось от гордости: перед ним лежал распростертым ужас народа тумана, его бог, убитый благодаря его ловкости и отваге.

- Если бы баас мог видеть это! - подумал карлик. - Увы! Он не может этого сделать!

Затем Оттер, оторвав почти перетертый между челюстями крокодила конец ремня, захватил с собой его, оставив ножи в пасти чудовища, откуда их было невозможно вытащить - так глубоко вошли они в кости и мускулы головы пресмыкающегося. Обмыв раны в воде, Оттер решился найти другой выход из пещеры, чтобы выйти на свежий воздух, где бы он мог дождаться наступления вечера. Он боялся, что люди, толпившиеся у краев бассейна, увидя его, закидают стрелами. Сообразив, что вода в пещере должна была иметь какой-либо вход, Оттер пошел во мраке, прислушиваясь к журчанию. На своем пути он все время натыкался на груды костей, остатки жертв, пожранных чудовищем в течение многих лет. Среди этих страшных следов пиршества оказался еще совершенно целый скелет, одетый в платье жреца. По-видимому, человек этот умер не более пяти недель назад. Увидев на скелете совершенно целый костюм из козьего меха, Оттер, дрожавший от холода, поспешил надеть его на себя. Под платьем скелета лежал какой-то мешок, сделанный из бычьей кожи.

- Быть может, он прятал здесь свою пищу, - подумал Оттер, - хотя, вряд ли кто-либо, собираясь посетить жителя вод, стал бы запасаться пищей. Однако теперь она, конечно, испортилась, и мне лучше уйти отсюда. Только коршун может оставаться дольше в этом жилище смерти! - и Оттер поспешил вперед, держась рукой за стенки пещеры, в которой царил совершенный мрак. Карлик боялся двух вещей; упасть в какую-нибудь расщелину пещеры, а во-вторых, опасался встречи с другим крокодилом: - "Без сомнения", - думал Оттер, - дьявол был женат".

Но Оттер не попал ни в расщелину, и не встретил другого крокодила: очевидно, житель вод был старый холостяк.

После получасовой ходьбы карлик, к своей необычайной радости, заметил перед собой свет, на который и бросился вперед, вскоре очутившись на противоположном от входа конце пещеры, почти совершенно загроможденном глыбами льда, между которыми журчала вода. Проползя скважинами между льдин, он очутился на краю непроходимой пропасти в задней части города, а перед ним поднимался к небу громадный ледник, от которого ярко отражалось солнце.

XXXIII

В ЗАПАДНЕ

За несколько часов до того, как Оттер очутился на свежем воздухе после победы над крокодилом, Леонард был в совершенно ином месте, а именно, в секретном коридоре дворца с Хуанной на руках, сопровождаемый Соа, которая вела его неизвестно куда.

Пройдя через различные туннели и после многочисленных поворотов, которые Леонард постарался запомнить, Соа привела его наконец в комнату, пробитую в скале и, очевидно, предназначенную служить для них прибежищем, так как в ней стояла кровать, покрытая меховыми одеялами, и стол, на котором стояли кушанья. По знаку Соа Леонард положил Хуанну на постель, после чего старуха поспешила накрыть ее лицо одеялом от посторонних взоров. Леонард почувствовал, что его захватили сзади, и в то время, как два жреца держали его за руки, третий, по указанию Соа, отбирал от него револьвер и охотничий нож.

- Ты, подлая собака, - сказал Леонард Соа, - берегись, я тебя убью!

- Убить меня, Избавитель, значило бы - убить себя самого и кое-кого другого. Эти вещи взяты от тебя потому, что такие игрушки не для капризных детей. Обыщи его карманы! - прибавила она, обращаясь к четвертому жрецу.

Последний исполнил ее приказание и выложил все, что имел Леонард при себе, на стол; часы, дневник Франсиско и его четки, большой рубин и наконец кусочек яда, завернутый в лоскуток козлиной кожи. Соа взяла последний предмет и, осмотрев его, произнесла:

- Как, Избавитель, ты позаимствовал лекарство, которое принесет тебе мало счастья, если ты примешь его? - и подойдя к маленькой нише, сделанной в стене комнаты, она взяла что-то оттуда; Леонард узнал мешочек, который Хуанна прятала в своих волосах.

- Теперь ты не можешь причинить себе вреда! - сказала Соа по-португальски. - Позволь сказать тебе еще одну вещь: пока ты будешь спокоен, все пойдет хорошо, но если ты сделаешь попытку убежать или причинить кому-либо из нас насилие, тогда тебя свяжут и поместят отдельно и этим ты навлечешь смерть на Пастушку. Остерегайся же этого, белый человек, и веди себя смирно, вспомни, что теперь пришел мой черед, и ты вполне в моей власти!

- Я понимаю это, мой почтенный друг! - отвечал Леонард, стараясь овладеть собой. - Но не знаю, на что ты намекаешь, да я и не забочусь ни о чем, лишь бы известная особа находилась в безопасности!

- Не бойся, Избавитель, она в безопасности. Как ты хорошо знаешь, я ненавижу тебя, и если оставила в живых, так только потому, что без тебя она могла бы умереть. Поэтому не опасайся за нее, не делай никакой попытки насилия по отношению ко мне или моему отцу, когда мы одни будем посещать тебя, так как все устроено таким образом, что место нахождения Пастушки не может быть никем открыто, и тот момент, когда ты поднимешь против нас руку, будет началом ее гибели. А теперь я должна оставить тебя, чтобы посмотреть, что делается в храме. Если она проснется прежде чем я вернусь, постарайся не пугать ее. Прощай! - и Соа оставила комнату вместе с сопровождавшими ее жрецами; тяжелая дверь захлопнулась за ними.

После этого Леонард взял со стола свои вещи и положил их снова в карманы, за исключением револьвера и ножа, которые были унесены Соа. Затем, отодвинув одеяло с лица Хуанны, стал смотреть на молодую девушку. Она спала глубоким и безмятежным сном; даже улыбка играла на ее лице. Тяжело вздохнув, Леонард стал осматривать комнату, в которой они находились. В ней было двое дверей, - одна, через которую они вошли, и другая - такой же прочности. Ниша, из которой Соа взяла яд, была открыта. В сущности, то была не ниша, а сквозное отверстие в скале, имевшее вид амбразуры, обращенной узкой частью внутрь комнаты. Это отверстие привлекло внимание Леонарда своей необычной формой и также потому, что через него к нему доносились какие-то звуки. Прежде всего Леонард различил шум текущей воды; затем до него донеслись голоса толпы, то усиливающиеся, то замолкавшие. Наконец он понял, где они находились. Они, очевидно, были спрятаны в стене храма в непосредственной близости от бассейна, лежавшего перед храмовым колоссом, а крики, доносившиеся до него, издавал народ, следивший за судьбой Оттера и Франсиско.

В течение часа раздавались голоса, за которыми наконец последовало молчание, прерываемое только журчанием воды.

Тогда Леонард, догадываясь о печальной судьбе, постигшей Оттера и Франсиско, с тяжелым сердцем, полный самых мрачных дум, взял стул и сел вблизи постели Хуанны.

Молодая девушка еще спала под влиянием сонного питья. Наконец бледное лицо ее покрылось краской, она открыла глаза и села на постели.

- Где я? - спросила она, недоумевающе оглядываясь вокруг. - Это не та постель, на которой я раньше спала. О! Все кончено?

- Успокойтесь, дорогая, я с вами! - сказал Леонард, взяв ее за руку.

- Я это вижу. Но где же другие, и что это за ужасное место? Разве мы заживо похоронены, Леонард? Это место похоже на могилу!

- Нет, мы только в плену. Подите сюда, скушайте и выпейте сначала что-нибудь; тогда я расскажу вам все!

Она встала и впервые обратила внимание на свое платье.

- Что это? Это платье Франсиско! Где же он сам?

- Кушайте и пейте! - повторил он.

Она машинально исполнила его просьбу, смотря в его лицо удивленными и испуганными глазами.

- Теперь, - произнесла она, - скажите мне. Я не могу выносить этого дольше. Где Франсиско и Оттер?

- Увы! Хуанна, они умерли! - ответил он торжественно.

- Умерли! - простонала она, ломая руки. - Франсиско умер! Но почему же мы еще живы?

Леонард рассказал весь план спасения, придуманный Соа.

Выслушав это, Хуанна вскочила на ноги и устремила на собеседника свои сверкающие глаза.

- Как вы смели сделать это? - вскричала она. - Кто дал вам право на это? Я считала вас мужчиной, а теперь вижу, что вы трус!

- Хуанна, - сказал Леонард, - вам не к чему говорить так. Все было сделано ради вас, а не для кого-либо другого!

- О, конечно, вы так говорите, но я думаю, что вы сговорились с Соа умертвить Франсиско с целью спасти вашу собственную жизнь. Между нами все кончено. Я больше никогда не буду разговаривать с вами!

- Вы можете сделать это, если вам угодно, - отвечал Леонард, почувствовав крайнее раздражение, - но я буду говорить с вами. Смотрите, вы сказали мне слова, за которые, будь вы мужчиной, я постарался бы отомстить вам, но так как вы женщина, то я могу только ответить на них, а затем умываю руки. Вы должны узнать, когда к вам вернется здравый смысл, что я с радостью занял бы место Франсиско. Но это было невозможно, так как если бы я вздумал надеть на себя платье Аки, то меня тотчас же узнали бы и вы поплатились бы за мое безумие. Мы все хорошо понимали это, поэтому, посоветовавшись, решились сделать так, как я уже вам говорил. Я согласился на то, чтобы вас перенесли сюда с тем только условием, что буду сопровождать вас для вашей же безопасности. Ну, а теперь я сожалею об этом: лучше бы мне пойти вместе с Франсиско. Тогда, быть может, я нашел бы покой вместо тех обидных слов и упреков. Впрочем, не бойтесь, вероятно, я скоро последую за ним. Я знаю, что вы любили этого человека, этого героя; знаю также, что вы, случайно или намеренно, сделали все, чтобы, влюбив его в себя, нарушить покой его души. Поэтому я извиняю ваше поведение, которое при всем моем снисхождении, сделалось совершенно невыносимым!

Он замолк и посмотрел на нее, сидевшую на краю постели с закушенными губами и поглядывавшую на него с выражением любопытства на лице, на котором отражались поочереди скорбь, гордость и гнев. Даже в этот момент Хуанна думала не о Франсиско и его жертве, а о человеке, перед которым она сидела и которого она никогда так не любила, как теперь, когда он говорил с нею так горько, платя ей ее же монетой.

- Я не могу состязаться с вами в резкости и грубости, - сказала Хуанна, - поэтому и не буду возражать вам. Однако, быть может, когда к вам вернется рассудок, то вы вспомните, что моя жизнь касается только меня и что я никому не давала позволения спасать ее за счет другого.

- Что сделано - то сделано! - отвечал мрачно Леонард, раздражение которого еще больше усилилось. - В другой раз я не буду делать ничего подобного без вашего согласия. Кстати, мой бедный друг просил вам передать эти вещи! - и он подал ей четки и дневник. Он написал кое-что для вас на последней странице книжки и просил вас, если вам удастся избежать смерти, взять эти вещи на память о нем и не забывать его в ваших молитвах!

Хуанна взяла дневник и, повернув его к свету, открыла наугад. Первое, что бросилось ей в глаза, было ее собственное имя, так как в дневнике заключалось изложение чувств священника к Хуанне со дня их первой встречи и благочестивых стараний его преодолеть свою слабость. Поспешно перечитав дневник, она открыла наконец последнюю страницу, где Франсиско признавался в своей любви к ней, которую он должен был скрывать из-за своего сана.

Хуанна расплакалась, читая предсмертные строки несчастного. Как раз в это время открылась дверь, и в комнату вошел Нам в сопровождении Соа.

- Избавитель, - сказал престарелый жрец, лицо которого и смущенные глаза носили отпечаток различных чувств, - и ты, Пастушка; я пришел, чтобы поговорить с вами. Как видите, я один, за исключением этой женщины, - указал он на Соа, - но если вы сделаете какое-либо насилие над ней, это послужит сигналом для вашей смерти. С большим трудом и немалым риском для самого себя я спас жизнь Пастушки, устроив так, что вместо нее был принесен в жертву белый человек, ваш спутник!

- Жертвоприношение было совершено? - прервал его Леонард, сгоравший от любопытства, узнать, что случилось.

- Я буду откровенен с тобой, Избавитель, - ответил верховный жрец, которому Хуанна перевела вопрос Леонарда. - Я знаю теперь, что Пастушка и карлик не боги, а такие же смертные, как и мы; ты знаешь, что я осмелился оскорбить истинных богов, подменив избранную ими жертву. Жертвоприношение было совершено, но с такими знамениями, что я поставлен в тупик. Народ тумана поражен также, и никто не знает, что и думать обо всем этом. Белый человек, твой спутник был сброшен в бесчувственном состоянии в воду, когда показалась заря, бывшая серой; карлик же, твой слуга, не дожидаясь того, чтобы его столкнули, сам прыгнул вниз, увлекши за собой одного жреца!

- Браво, Оттер! - вскричал Леонард. - Я знал, что ты умрешь молодцом.

- Он умер действительно молодцом, Избавитель! - сказал со вздохом Нам. - Таким молодцом, что многие клянутся, что он бог, а не человек. Едва они исчезли в воде, - продолжал жрец, - как произошло такое чудо, о котором никогда не было слышно в нашей стране: белая заря превратилась в красную, быть может, потому, как я крикнул для успокоения народа, что ложные боги встретили свою гибель.

- В таком случае истинные боги должны быть удивительно слепыми, - заметила Хуанна, - видя, что я, которую ты осмеливаешься назвать ложной богиней, еще жива!

Этот аргумент заставил Нама замолкнуть на одно мгновение, однако он нашелся, что ответить Хуанне.

- Да, Пастушка, ты еще жива, - сказал он со странным ударением на слове "еще". - И если вы не будете безумствовать, - продолжал он, - то долго останетесь в живых оба, так как я вовсе не желаю вашей крови, стараясь провести в мире мои последние дни. Слушайте же конец моего рассказа. Пока народ с изумлением наблюдал за изменением зари, оказалось, что карлик, твой слуга, Избавитель, не был мертв в воде. Да! Можно было видеть, Избавитель, как громадный житель вод носился туда и сюда по бурлившей воде, а вместе с ним карлик, которому Змей не причинил никакого вреда. Как этот человек мог плавать вместе со Змеем, этого никто не может сказать!

- Браво, Оттер! - снова произнес Леонард, обдумывая про себя объяснение чуда, которое он, конечно, не хотел открыть Наму. - Ну, чем же все кончилось?

- Этого никто не знает, Избавитель! - сказал в недоумении жрец. - Наконец житель вод опустился на дно вместе с карликом, но затем снова всплыл и вошел в пещеру, в свое жилище. Изо рта его шла кровь. Но вошел ли карлик вместе с ним, или нет, я не могу сказать, так как никто не мог этого разглядеть, а отважиться и войти в пещеру, чтобы узнать правду, никто не смеет!

- Мертв он или жив, но он хорошо сражался! - сказал Леонард. - А теперь, Нам, что тебе надо от нас?

Генри Райдер Хаггард - Люди тумана (The People of the Mist). 4 часть., читать текст

См. также Генри Райдер Хаггард (Henry Rider Haggard) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :