Гюстав Эмар
«Флибустьеры (Les Flibustiers de la Sonora). 3 часть.»

"Флибустьеры (Les Flibustiers de la Sonora). 3 часть."

- Черный Медведь думал, - холодно проговорил он.

- О чем, если это не тайна?

- Воин не баба и не станет терять слова даром. То, что бледнолицый брат предлагает вождю апачей, тот отвергает.

- Что это значит?

- Что все условия разорваны.

Мексиканец с трудом подавил волнение, вызванное глубоким разочарованием при этом известии.

- Итак, ты не созвал своих воинов, и когда я дам знак, ты не нападешь на асиенду?

- Черный Медведь созвал своих воинов и нападет на бледнолицых.

- Что же означают твои слова? Признаюсь, вождь, я не понимаю тебя.

- Это оттого, что бледнолицый не хочет понять. Черный Медведь нападет на асиенду сам по себе.

- Так и было установлено между нами, мне кажется.

- Да. Но Черный Медведь видел Поющую Птичку, его вигвам пуст, он хочет ввести туда бледнолицую девушку.

- Несчастный! - в страшном раздражении закричал мексиканец. - Ты изменил мне!

- В чем вождь изменил бледнолицему? - отвечал краснокожий совершенно спокойно. - Бледнолицый предложил сделку, вождь отвергает ее, в чем тут измена?

Мексиканец закусил от ярости губы. Он едва сохранял самообладание и от душившего его гнева ничего не мог говорить.

- Я отомщу тебе, - задыхаясь, проговорил он наконец.

- Черный Медведь - могучий вождь. Он смеется над карканьем ворон. Бледнолицый ничего не сделает вождю.

Во мгновение ока мексиканец ринулся на краснокожего, схватил его за горло и, выхватив кинжал, приготовился вонзить его.

Но апач следил за всеми движениями своего противника. Не менее ловким движением он освободился из его тисков и мгновенно отпрыгнул, так что мексиканец не мог достать его.

- Бледнолицый осмелился коснуться вождя, - глухим голосом проговорил краснокожий, - и потому умрет.

Мексиканец выхватил из-за пояса пистолеты.

Нельзя сказать, чем бы закончилась эта сцена, если бы неожиданное обстоятельство не изменило ее совершенно.

С того же дерева, откуда несколькими секундами раньше появился мексиканец, спрыгнул теперь еще один человек, бросился на апача, поверг его на землю и отнял у него всякую возможность даже пошевелиться прежде, чем тот успел опомниться и хоть как-то защититься.

- На этом дубе, должно быть, сидит целый легион чертей, - с невидимой во тьме улыбкой прошептал Весельчак.

Мексиканец и человек, так кстати явившийся ему на помощь, связали индейца по рукам и ногам реатой.

- Теперь ты в моей власти, вождь, согласись сделать то, что я захочу.

Апач нагло расхохотался и испустил резкий свист.

По этому сигналу словно из-под земли появились пятьдесят индейских воинов. Это произошло так быстро, что двое белых не успели оглянуться, как их окружило непроходимое кольцо.

- Черт возьми! - тихо шепнул Весельчак. - Дело осложняется. Посмотрим, что они будут делать.

- А мы что будем делать? - на ухо ему прошептал дон Луи.

Канадец ответил ему на это движением плеч, которое на всех языках означает: "Что поделаешь? Оставим все на волю Божью!" - и стал следить за всеми неожиданными перипетиями этой сцены.

- Кукарес! - крикнул своему товарищу мексиканец. - Держи хорошенько этого негодяя и при малейшем движении кольни его, как собаку.

- Будьте спокойны, дон Марсиаль, - ответил леперо, вынимая из-за пояса длинный нож, отточенный клинок которого отразил голубоватый свет луны.

- Что скажет Черный Медведь? - начал Тигреро, обращаясь к распростертому у его ног вождю.

- Жизнь вождя принадлежит бледнолицей собаке. Возьми ее, если осмелишься! - с презрительной улыбкой отвечал апач.

- Я не стану убивать тебя, но не из-за страха, так как страх мне не знаком, - сказал мексиканец, - а потому, что я презираю пролитие крови беззащитного врага, даже если враг этот такой, как ты, проклятый шакал.

- Пусть бледнолицая собака убьет вождя, но не глумится над ним, так говорит вождь. Пусть не теряет времени, а то воины могут потерять терпение, и собака-бледнолицый умрет неотомщенный.

- Напрасно ты все это говоришь, твои воины не двинут пальцем, пока ты в таком положении, ты сам это знаешь. Я предпочитаю предложить тебе мир.

- Мир! - проговорил вождь, и во взоре его сверкнула молния. - На каких условиях?

- На двух... Кукарес, отпусти реату, но смотри за ним.

Леперо повиновался. Вождь поднялся на колени.

- Пусть говорит бледнолицый, уши вождя открыты. Какие это условия?

- Прежде всего, я и мой товарищ можем удалиться куда хотим.

- Что еще?

- А затем ты обязуешься оставаться со своими воинами здесь и не возвращаться на асиенду в том обличии, которое ты принял в течение последних суток.

- Это все?

- Все.

- Пусть бледнолицый выслушает теперь вождя. Вождь принимает условия бледнолицего, но пусть бледнолицый выслушает условия вождя.

- Говори.

- Вождь войдет на асиенду в военном уборе своего племени, прежде чем солнце успеет трижды зайти за вершины высоких вечерних гор.

- Апач, ты хвастаешься, ты не можешь войти на асиенду иначе, как при помощи предательства.

- Увидим! - И, улыбнувшись зловещей улыбкой, вождь прибавил: - Поющая Птичка войдет в вигвам вождя апачей и будет жарить ему дичь.

Мексиканец презрительно пожал плечами.

- Ну что ж, попробуй овладеть асиендой, а с нею и молодой девушкой,

- Вождь попробует. Бледнолицый, руку!

- Вот она.

Апач обернулся к своим воинам, держа в своей руке руку Тигреро.

- Братья! - проговорил он повелительным властным тоном. - Этот бледнолицый - друг Черного Медведя, пусть никто не тронет его.

Воины молча наклонили головы и расступились, чтобы дать дорогу обоим белым.

- Прощай, - сказал Черный Медведь, провожая своего врага. - Двадцать четыре часа с этой минуты вождь не пойдет по следам бледнолицего. Вождь не пойдет по следам бледнолицего.

- Ты ошибаешься, апачская собака, - ответил дон Марсиаль презрительно, - это я не стану преследовать тебя.

- Отлично, так, значит, вождь и бледнолицый еще увидятся, - заметил на это Черный Медведь.

И он удалился медленным и твердым шагом в сопровождении своих воинов, звуки шагов которых вскоре затихли в лесной глуши.

- Право, дон Марсиаль, - начал леперо, - я думаю, что напрасно вы так легко отпустили эту индейскую собаку.

- Надо же было как-нибудь выйти из ловушки, в которую мы попали. Но партия еще не сыграна. Пойдем, найдем лошадей.

- Подождите еще одну минуту, - вдруг заговорил Весельчак, выходя из своей засады с двумя своими товарищами.

- Что там такое, кто там еще? - закричал растерявшийся Кукарес и схватился за свой нож, тогда как дон Марсиаль спокойно вооружился двумя пистолетами.

- Что это такое, кабальеро? - невозмутимо переспросил Весельчак. - Мне думается, вы сами это хорошо видите.

- Я вижу трех человек.

- Совершенно верно, вы видите трех человек, которые незримо присутствовали при сцене, которую вы так храбро закончили, трех человек, которые готовы были прийти к вам на помощь, если бы в этом была необходимость, и которые и теперь предлагают вам действовать вместе, чтобы помешать разграблению асиенды апачами. Согласны ли вы?

- Все это хорошо, - отвечал Тигреро, - но я хотел бы знать, что побуждает вас поступать так?

- Во-первых, мы желаем оказать вам услугу, а во-вторых, спасти скальпы несчастных, находящихся сейчас на асиенде, которым угрожают эти проклятые апачи.

- Тогда я с великой признательностью принимаю ваше предложение.

- Не угодно ли последовать за нами туда, где мы остановились, чтобы вместе обсудить план действия?

Как только Кукарес убедился, что трое так неожиданно появившихся людей не являются врагами, он заткнул мачете за пояс и пошел за лошадьми, которые паслись невдалеке. Он вернулся к концу разговора, и все трое направились к тому месту, где расположился Орлиная Голова.

- Имейте в виду, - обратился Весельчак к дону Марсиалю, - сегодня ночью вы приобрели себе неумолимого врага. Если вы не поторопитесь убить его, то не сегодня завтра Черный Медведь убьет вас. Апачи не прощают оскорблений.

- Я это знаю и приму меры, будьте спокойны.

- Это ваше дело. Не лучше ли было бы вам освободиться от него в тот момент, когда вы его повалили, чтобы не думать о последствиях.

- Могли я ожидать, что друзья мои находятся так близко от меня? О, если бы я знал это.

- Ну, что сделано, то сделано, нечего об этом и говорить.

- А как вы думаете, сдержит ли этот человек свое слово?

- О! Вы не знаете Черного Медведя, он твердо держит данное слово и не сделает ничего, что не согласуется с самыми высокими понятиями о чести. Вы видели, что пока вы говорили с ним, он не юлил, все слова его были прямы.

- Это правда.

- Так что будьте уверены, он сдержит слово.

На этом разговор прервался. Дон Марсиаль вдруг стал задумчив - он размышлял об угрозах апачского вождя.

Они подошли к потухшему костру.

Орлиная Голова тотчас же принялся разводить его.

- Что ты делаешь? - заметил ему Весельчак. - Ты дашь знать о нашем присутствии здесь.

- Нет, - ответил ему команчский вождь, отрицательно покачав головой, - Черный Медведь ушел теперь со своими воинами. Они уже далеко, предосторожности излишни.

Скоро костер разгорелся. Все пятеро с удовольствием уселись вокруг него и закурили трубки.

- Слава Богу, все окончилось благополучно, - начал после минутного молчания канадец, - без того удивительного хладнокровия, которое вы выказали, я не знаю, удалось бы вам так удачно отделаться.

- Подумаем теперь, как нам расстроить планы этих дьяволов, - сказал мексиканец.

- Очень просто, - заметил дон Луи. - Один из нас завтра явится на асиенду, расскажет обо всем случившемся, владелец примет меры, вот и все.

- Да, я согласен с этим, так и сделаем, - подтвердил Весельчак.

- Пять человек ничего не значат против пятисот, - заметил Орлиная Голова, - следует предупредить бледнолицых.

- Действительно, нам нужно привести это в исполнение, - проговорил Тигреро, - но кто из нас пойдет на асиенду? Мой товарищ и я не можем сделать этого.

- Я полагаю, что помехой тут ваша любовь, о которой вы упомянули в разговоре с индейцами, - тонко заметил канадец, - я понимаю, что вам трудно.

- Ну, что толку говорить об этом! - прервал его дон Луи. - Завтра на восходе солнца я берусь пройти на асиенду и объясню ее владельцу, какая опасность ему угрожает.

- Пусть будет так, это хорошее решение, - заключил совещание Весельчак.

- Ну, а что касается нас с товарищем, то как только наши лошади отдохнут, мы вернемся назад в Гуаймас.

- Нет, позвольте, - возразил дон Луи, - мне кажется, вам следует выработать для себя план действий и узнать результаты моего посещения асиенды. Это, я думаю, интересует вас больше, чем нас.

Мексиканец сделал движение, как будто собирался не согласиться с доводами дона Луи, но, подумав, сказал:

- Вы правы, я забыл об этом. Хорошо, я подожду вашего возвращения с асиенды.

Все пятеро искателей приключений обменялись после этого несколькими фразами, завернулись в свои плащи, растянулись на земле и заснули.

Глубочайшая тишина царила на небольшой полянке, слабо освещаемой красноватым отблеском потухавшего костра.

Около двух часов ночи, когда наши герои наслаждались безмятежным сном, кусты вдруг неслышно раздвинулись, и из них вышел человек.

Он постоял с минуту, прислушался, затем пополз, крадучись, к тому месту, где спал Тигреро.

При свете костра можно было без труда узнать, что это Черный Медведь. Вождь апачей вынул из-за пояса свой нож и тихо положил его на грудь Тигреро. Затем, оглядевшись вокруг, чтобы удостовериться, что все пятеро крепко спят, он исчез в кустарнике, который тотчас же сомкнулся за ним, словно проглотил его.

ГЛАВА Х. Перед нападением

При первом крике жаворонка, то есть при самом восходе солнца, пять искателей приключений проснулись.

Ночь прошла спокойно, ничто не нарушило глубокого сна отдыхавших людей. Но под утро обильная свежая роса насквозь промочила их плащи, и они поспешили подняться, чтобы размять застывшие и онемевшие члены.

При первом движении дона Марсиаля с его груди на землю упал нож. Мексиканец подобрал его и испустил крик удивления, почти ужаса, показывая его товарищам.

Рукоятка ножа была еще покрыта большими кровавыми пятнами. Мы знаем, как этот нож попал к Марсиалю.

- Что это значит? - закричал он, потрясая ножом.

Орлиная Голова взял его и внимательно рассмотрел.

- О-о-а! - с изумлением проговорил он. - Черный Медведь приходил к нам, когда мы спали.

Охотники не могли удержаться, чтобы не выразить своего ужаса.

- Это невозможно! - заявил Весельчак.

Индеец только покачал головой.

- Нет, это скальпировальный нож апачского вождя, на рукоятке вырезан тотем его племени.

- Да, это верно.

- Черный Медведь великий и славный вождь, его сердце велико и может вместить весь мир. Черный Медведь не отступит от данного слова и показывает врагу, что он был владыкой жизни его и что он сумеет взять ее в тот час, когда найдет это удобным. Вот что значит этот нож, положенный на грудь гачупина (гачупины, люди, носящие башмаки, - презрительное название, данное индейцами испано-американцам еще в эпоху открытия Америки. - Примеч. автора) во время сна.

Четверо белых были смущены такой отвагой; дрожь пробежала по их телу, когда они подумали, что были во власти врага, который не унизился до того, чтобы убивать сонных, а удовлетворился тем, что так гордо бросил им вызов. Особенно мексиканец, несмотря на всю свою смелость, почувствовал, как замерло у него сердце, когда он представил картину: себя - спящего, и над собой апача, своего врага, с ножом.

К канадцу первому вернулось хладнокровие.

- Ах, каналья, - воскликнул он, - хорошо сделала эта собака, что предупредила нас. Теперь мы будем держать ухо востро.

- Гм! - заявил Кукарес. - Я вовсе не имею охоты быть оскальпированным. Нисколько! - И он провел рукой по своей густой, всклокоченной, войлоком свалявшейся шевелюре.

- Что же делать, - заметил ему Весельчак, - иногда нет возможности отказаться от этого.

- Быть может, но мне не хотелось бы это испробовать.

- Теперь уже день, - проговорил молчавший до этого дон Луи, - я думаю, что пора мне идти на асиенду. Как вы полагаете?

- Не следует терять ни минуты, чтобы раскрыть то, что затевает враг, - подтвердил дон Марсиаль.

- Тем более, что нам надо принять кое-какие меры и договориться обо всем поскорее, - заметил Весельчак.

Индеец и леперо в знак согласия кивнули головами.

- Теперь условимся, где нам встретиться, - продолжал дон Луи. - Вы не можете оставаться здесь, так как индейцы весьма легко могут отыскать вас.

- Да, - ответил, задумавшись, Весельчак, - но я не знаю здешних мест и не могу придумать ничего подходящего.

- Вождь знает такое место, - заявил Орлиная Голова, -вождь проведет туда бледнолицых братьев, и туда придет бледнолицый брат на пути из большого вигвама бледнолицых.

- Хорошо, но ведь мне нужно знать это место, - заметил дон Луи.

- Пусть брат вождя не смущается. Когда брат выйдет из большого вигвама, вождь будет возле брата и поведет его.

- Ну, пусть так. До свидания.

Дон Луи оседлал лошадь и галопом удалился по направлению к асиенде, стоявшей, как мы сказали, от того места, где находились наши искатели приключений, на расстоянии двух-трех ружейных выстрелов.

* * *

Граф де Лорайль с беспокойством ходил по низкой комнате, служившей прихожей в главном доме.

Против его воли встреча с мексиканцем живо занимала его. Он хотел услышать от доньи Аниты откровенное признание, которое она сделала бы перед лицом своего отца и которое рассеяло бы его сомнения и дало бы ключ к объяснению этой тайны.

Состояние его духа омрачалось еще и другим обстоятельством, порождавшим в нем немалое беспокойство.

На рассвете Диего Леон, один из лейтенантов, объявил ему, что проводник-индеец, которого он оставил вчера, ночью исчез без следа.

Последнее обстоятельство имело громадную важность. Приближалась Мексиканская луна. Проводник оказался, очевидно, индейским шпионом, имевшим намерение узнать, сколько на асиенде войска и как ею можно завладеть.

Апачи и команчи должны были быть неподалеку. Возможно, что они находились перед самой асиендой, скрытые в высокой траве прерии, готовясь в удобный момент броситься на своих заклятых врагов.

Граф не скрывал от себя, что если положение в действительности было не из благоприятных, то причиной тому - он сам.

Правительство дало ему важное поручение - защищать кусок границы от вторжений индейцев. Но до сих пор он не предпринял ничего существенно важного для исполнения этого поручения, которое он не только принял, но даже более того, сам добивался его.

Мексиканская луна индейцев начиналась в этом месяце. Необходимо было до ее наступления нанести решительный удар, который внушил бы индейцам страх, помешал бы им соединить свои силы и разрушил бы все их планы.

Граф раздумывал таким образом довольно долго, совершенно забыв о гостях, которым он еще не показывался. В это время перед ним появился старый лейтенант.

- Что вы, Мартин? - спросил его граф.

- Простите, что беспокою вас, капитан. ДиегоЛеон стоит в карауле при батарее на перешейке с восемью людьми и доложил мне, что какой-то всадник требует видеть вас по весьма важному делу.

- Что за всадник?

- Белый, хорошо одетый, на великолепной лошади.

- Гм! Больше он ничего не говорит?

- Простите, забыл. Он прибавил еще: "Скажите вашему командиру, что я один из тех людей, которых он встретил в ранчо Сан-Хосе".

Лицо графа при этом прояснилось.

- Ну, так впустите его, это друг.

Лейтенант удалился.

Оставшись один, граф вновь начал ходить из угла в угол.

- Чего хочет от меня этот человек? - бормотал он про себя. - Когда я в Ранчо предложил ему с товарищем ехать сюда вместе со мной, оба они отказались. Что же заставило их так быстро изменить свое решение? Впрочем, к чему ломать голову, - закончил граф свои размышления, услышав топот копыт по плитам перед главной дверью, - вот и он сам.

Немедленно вслед за этими словами вошел дон Луи, сопровождаемый лейтенантом, который по знаку графа тотчас же удалился.

- Какой счастливый случай, - приветливо начал граф, - доставляет мне честь видеть вас у себя, хотя я уже и надежду потерял на это?

Дон Луи сказал в ответ какую-то любезность и прибавил:

- Нет, не счастливый случай привел меня к вам. Бог судил мне, напротив, явиться сюда вестником надвигающегося несчастья!

При этих словах граф нахмурился.

- Что хотите вы сказать, сеньор? - с беспокойством спросил он. - Я не понимаю вас.

- Сейчас вы все поймете. Но будем говорить по-французски, если вам угодно, так мы лучше поймем друг друга, - продолжал дон Луи уже по-французски, тогда как до сих пор они говорили по-испански.

- Как! - в изумлении воскликнул граф. - Вы говорите по-французски?

- Да, граф, - отвечал дон Луи, - тем более, что я имею честь быть вашим соотечественником. Хотя я, - прибавил он со вздохом, - уже десять лет как покинул нашу родину, но мне всегда доставляет несказанное удовольствие поговорить на родном языке.

Выражение лица графа окончательно изменилось, когда он услышал эти слова.

- О! - проговорил он, глубоко растроганный. - Позвольте же пожать вашу руку. Два француза, встречающиеся в этих далеких краях, - братья. Забудем на минуту, где мы, и поговорим о Франции, нашем милом далеком отечестве, которое мы так любим.

- Ну что ж! - отвечал дон Луи со сдержанным волнением. - Я сам счастлив, когда хоть на минуту могу забыть окружающее и восстановить в своем воображении картины нашей родины. К несчастью, время не слишком подходит для этого. Вам грозит великая опасность, каждая минута, которую мы потеряем, может повлечь ужасную катастрофу.

- Вы заставляете меня почувствовать ужас, милостивый государь. В чем дело? О чем таком страшном хотите вы предупредить меня?

- Разве я не говорил вам, граф, что я вестник несчастья?

- Ну, так что же? Как бы ни были ужасны ваши вести, сами вы являетесь желанным гостем. В том положении, в каком находимся мы, разве можно ежеминутно ожидать чего-либо другого, кроме несчастья?

- Надеюсь, что мне удастся помочь вам предупредить это несчастье, которое, как хищная птица, парит над вами и уже готово обрушиться на вас.

- Заранее благодарю вас за ваш истинно братский поступок. Но теперь говорите, я слушаю вас. Что бы вы ни сказали, я готов ко всему.

Дон Луи, ни разу не упомянув о своей встрече с Тигреро, как было условленно, рассказал, что ему удалось услышать разговор между своим спутником и несколькими апачскими воинами, скрывавшимися в кустах близ асиенды, и узнать об их намерении в самом скором времени захватить асиенду врасплох.

- А теперь, граф, судите сами о том, насколько важны известия, переданные мною, примите меры, чтобы помешать намерениям индейцев.

- Благодарю вас еще раз, милостивый государь. Когда за несколько минут до вашего прибытия один из моих лейтенантов доложил мне об исчезновении проводника, то я сейчас же понял, что это был шпион. То, что вы сейчас сказали, подтвердило мои предположения. Как вы правильно говорите, нельзя терять ни минуты. Сейчас я приму все необходимые меры.

И приблизившись к столу, он ударил по нему несколько раз.

Вошел пеон.

- Позови старшего лейтенанта, - приказал граф.

Несколько минут спустя появился Мартин Леру.

- Лейтенант, - приказал ему граф, - возьмите с собой двадцать конных людей и произведите самую тщательную рекогносцировку окрестностей на три лье (лье - французская путевая мера длины, равная 4, 44 км.) вокруг. Я сейчас получил известие, что индейцы скрываются поблизости.

Старый солдат молча поклонился и вышел, чтобы привести приказ в исполнение.

- Одну минуту! - воскликнул дон Луи, жестом удерживая его. - Еще одно слово!

- Как, - проговорил в изумлении Леру, остановившись у двери, - вы стали говорить по-французски?

- Как видите, - улыбаясь, ответил ему дон Луи.

- Вы хотите сделать замечание? - спросил граф.

- Я давно живу в Америке, привык к пустыне и знаю индейцев и все их хитрости. Если вы позволите, то я дам вам несколько советов, которые, я полагаю, будут вам полезны в настоящих обстоятельствах.

- Ради Бога! - воскликнул граф. - Говорите, говорите, дорогой земляк. Ваши советы для нас дороже золота, я уверен в этом.

В этот момент в комнату вошел дон Сильва.

- А-а, - обратился к нему по-испански граф, - пожалуйте сюда, дорогой мой, мы так нуждаемся в вашем совете. Ваше знание индейских обычаев сильно поможет нам.

- Что такое, в чем дело? - спросил асиендадо и общим, полным достоинства поклоном приветствовал всех.

- Дело в том, что нам угрожает нападение апачей.

- Ого! Это дело нешуточное, друг мой. Что же вы собираетесь предпринять?

- Я еще не решил. Я только дал приказ дону Мартину, моему лейтенанту, - и граф при этих словах указал на него, - произвести рекогносцировку в окрестностях. Но вот этот господин, мой соотечественник, которого я имею честь вам представить, кажется, не согласен с этим.

- Кабальеро прав, - решил дон Сильва, сделав легкий поклон в сторону дона Луи. - Но, прежде всего, откуда вы знаете, что готовится нападение?

- Мой соотечественник приехал предупредить меня.

- Ну, тогда не может быть сомнений, надо как можно скорее принять меры. Что думаете вы об этом, кабальеро?

- Он как раз собирался высказать свое мнение, когда вы вошли.

- Ну, так я не буду прерывать вашу беседу. Я слушаю, говорите, кабальеро.

Дон Луи, в свою очередь, слегка кивнул головой и начал.

- Кабальеро, - обратился он к дону Сильве, - все, что я скажу, будет относиться к двум моим соотечественникам, которые привыкли к европейскому способу ведения войны и не знакомы, я уверен, с тактикой индейцев.

- Это правда, - заметил граф.

- Ну и что же, - хвастливо добавил Леру, крутя свой длинный ус, - теперь познакомимся!

- Смотрите, не заплатите за знакомство дорогой ценой! - продолжал дон Луи. - Индейский способ ведения войны состоит из хитростей и засад. Нападающий на вас враг никогда не пойдет на вас фронтом, он всегда скрыт и для того, чтобы победить, пользуется всеми средствами, особенно предательством. Пятьсот апачских воинов под предводительством неустрашимого вождя в прерии стоят пяти тысяч ваших отборных солдат, которые их даже не обнаружат.

- Ого! - проговорил граф. - И это их единственная манера воевать?

- Единственная, - подтвердил асиендадо.

- Гм! - вставил свое замечание Леру. - Мне кажется, это немного напоминает африканскую войну.

- Далеко не настолько, как вы это полагаете. Арабы видны, тогда как апачи, повторяю, не показываются иначе как в случае крайней необходимости.

- Так что мой план произвести разведку не годится?

- Не годится, так как ваш отряд проедет мимо апачей и не увидит ни одного из них или попадет в засаду, где ваши люди погибнут все до единого.

- Все, что говорит кабальеро, совершенно верно. Видно, что вы обладаете громадным опытом и часто бились с индейцами.

- Этот опыт куплен дорогой ценой, всем счастьем моей жизни. Те, кого я любил, истреблены этими неумолимыми врагами, - с грустью отвечал дон Луи. - Страшитесь того же, если вы не примете всех мер предосторожности. Я знаю, как рыцарскому характеру француза претят такие приемы, но, на мой взгляд, это единственный способ сохранить хоть какие-то шансы на спасение.

- У нас здесь несколько женщин, детей, наконец, ваша дочь, дон Сильва. Необходимо всеми силами оградить ее не только от опасности, но даже хотя бы от малейшего беспокойства. Я становлюсь на сторону своего соотечественника, так как вижу, что действовать надо с крайней осторожностью.

- Благодарю вас за свою дочь и за себя.

- Ну, а теперь, мой дорогой земляк, которому мы уже обязаны такими верными замечаниями, не оставляйте незаконченным того, что начато вами. Что стали бы вы делать на моем месте?

- Граф, вот мое мнение, - решительно заявил дон Луи. - Апачи хотят напасть на вас с целью, которая мне известна, но говорить о ней сейчас я не хочу. От успеха этого нападения зависит честь и слава апачей среди их соплеменников. Воспользуйтесь этим обстоятельством с наибольшей выгодой для себя. В вашем распоряжении значительный гарнизон, состоящий из испытанных людей. В этом отношении вы находитесь в благоприятном положении.

- У меня семьдесят французов, привыкших к войне.

- За крепкими стенами и при хорошем вооружении больше не нужно.

- Кроме того, сорок пеонов, привыкших к преследованию индейцев, которых я привел с собой, - прибавил дон Сильва.

- Все эти люди сейчас здесь? - спросил дон Луи.

- Да.

- Ну, это еще больше упрощает дело. Поверьте мне, теперь индейцам следует бояться вас.

- Почему же?

- Не может быть сомнения в том, что вам следует ждать нападения с реки. Вероятно, чтобы разделить ваши силы, индейцы предпримут ложную атаку со стороны перешейка, но этот пункт укреплен так сильно, что едва ли с этой стороны они отважатся на приступ. Я уверен, таким образом, что главная атака будет со стороны реки.

- Должен заметить, мсье, - вставил свое замечание лейтенант, - что в настоящее время река совершенно не пригодна для плавания на лодках, так как на ней повсюду образовались заторы из деревьев, выкорчеванных бурями в горах, откуда она принесла их во время разлива.

- Не знаю, можно ли плавать по вашей реке на лодках или нет, - продолжал уверенным тоном дон Луи, - но я убежден, что апачи нападут на вас именно с реки.

- Во всяком случае, чтобы нас не захватили врасплох, нужно взять две пушки с перешейка, где останется еще четыре. Этого вполне хватит. Необходимо поставить их над мысом, конечно, предварительно замаскировав. Затем, дорогой Леру, прикажите также поставить пушку на площадку бельведера, оттуда видно все течение Рио-Хилы. Ступайте же и немедленно исполните все.

Старый солдат, не сказав ни слова, вышел исполнить приказание.

- Вы видите, господа, - продолжал граф после ухода лейтенанта, - я уже воспользовался вашими советами. Мой опыт в войнах с индейцами сейчас обогатился, и, повторяю, я чувствую себя счастливым, имея таких наставников, как вы.

- Кабальеро все предусмотрел, - заметил асиендадо, - я сам тоже думаю, что самая слабая часть асиенды та, которая обращена к реке...

- Еще одно слово, - перебил его дон Луи.

- Говорите, говорите.

- Ведь вы, сеньор, сказали, что привели с собой до сорока человек пеонов, искушенных в войнах с индейцами, и что эти люди находятся здесь?

- Совершенно верно.

- Превосходно. Я полагаю (заметьте, кабальеро, что это только мое мнение), я полагаю, что врагу можно нанести решительный удар и вполне обеспечить себе победу, поставив его между двух огней.

- Действительно, - воскликнул граф. - Но как же сделать это? Ведь вы сами говорите, что совершенно неразумно выпускать из-за стен асиенды людей даже на разведку.

- Я и теперь это повторяю, так как из травы в прерии и из-за деревьев леса на асиенду сейчас устремлены сотни внимательнейших глаз, которые и мухи не пропустят.

- Ну вот!

- Но разве я не сказал вам, что война в этих местах - это война всякого рода уловок и хитростей?

- Да, но я пока еще ничего не понимаю.

- А между тем это очень просто, сейчас я все объясню.

- Пожалуйста.

- Сеньор, - обратился дон Луи к дону Сильве, - вы рассчитываете остаться здесь?

- Да, по некоторым семейным обстоятельствам я рассчитываю пробыть здесь довольно долго.

- Я не имею намерения вторгаться в ваши семейные дела, но вы здесь останетесь?

- Да.

- Превосходно! Есть ли у вас среди пеонов человек, на которого вы могли бы положиться, как на самого себя?

- Слава тебе, Господи! Как не быть такому человеку? Вот, например, Блаз Васкес.

- Простите за любопытство, скажите, пожалуйста, кто такой этот Блаз Васкес.

- Блаз Васкес мой капатас. Он, кажется, так верхом на коне и родился, а положиться на него я и вправду могу, как на самого себя.

- Ну и прекрасно, все идет как нельзя лучше.

- Ну, я-то пока ничего еще не вижу, - возразил граф.

- А вот сейчас увидите, - отвечал дон Луи.

- Посмотрим.

- Дайте, сеньор, вашему капатасу приказ стать во главе пеонов и немедленно выйти из асиенды по дороге в Гуаймас. Отойдя лье два-три, в месте, которое нам - ему и мне - покажется удобным, он должен остановиться, а остальное уже - мое дело, мое и моих друзей.

- О! Теперь я понял ваш план. Пеоны, скрытые вами в засаде, должны будут ударить индейцам в тыл, когда битва будет в полном разгаре.

- Вот именно.

- А апачи?

- Неужели вы думаете, что они не обратят внимания на выход отряда белых из асиенды?

- Индейцы слишком хитры для этого. Ради чего они будут следить за отрядом, который не несет с собой ничего? Если бы они напали на него, то только без всякой для себя пользы открыли бы свое присутствие, а этого они никогда не сделают. Нет, нет, сеньор, будьте спокойны, они даже не пошевелятся. Они никак не могут знать, что вы предупреждены, и потому стремятся остаться невидимыми.

- А вы сами что думаете делать?

- Что касается меня, то индейцы, несомненно, видели, что я вошел сюда, они знают, что я здесь. Если я выеду вместе с вашими пеонами, то они сейчас же угадают весь наш план. Поэтому я немедленно же отправлюсь один, как пришел.

- Ваш план настолько прост и ясен, что непременно должен удаться. Примите, дорогой земляк, нашу глубокую благодарность, и скажите ваше имя, чтобы мы знали, кому обязаны нашей жизнью.

- К чему это, сеньор?

- Кабальеро, я присоединяю и свою просьбу к просьбе дона Гаэтано, моего друга, откройте ваше имя, оно будет запечатлено в наших сердцах.

Дон Луи колебался, сам не понимая, что заставляет его поступать так. Ему почему-то не хотелось открывать перед де Лорайлем свое инкогнито.

Оба собеседника его, однако, продолжали настаивать, так деликатно и мягко, что дон Луи решился, наконец, побороть в себе инстинктивное чувство и, не видя никаких основательных причин скрываться и уступая их просьбам, назвал свое имя.

- Сеньоры кабальеро, я - граф Луи-Эдуард-Максим де Пребуа-Крансе.

- Итак, мы друзья, не правда ли, граф? - проговорил граф де Лорайль, протягивая ему руку.

- То, что я сделал, я думаю, есть доказательство моего к вам расположения, граф, - отвечал дон Луи с изысканно вежливым поклоном, но в то же время не пожал протянутой руки.

- Я благодарю вас, - вновь начал граф, делая вид, что не замечает своего неловкого положения. - Когда вы думаете ехать?

- Мне больше не следует отвлекать вас от предстоящих дел, позвольте поэтому проститься с вами сейчас же.

- Даже не позавтракав?

- Извините, но время не ждет ни вас, ни меня. Мои друзья, которых я оставил несколько часов тому назад, ждут меня и, вероятно, уже беспокоятся.

- Но они ведь знают, что вы у меня, - сказал граф, слегка задетый.

- Они не знают, прибыл ли я к вам или нет.

- Тогда не буду вас задерживать. Еще раз благодарю, дорогой граф.

- Я действовал, как велит мне совесть, вы нисколько не должны считать себя мне обязанным.

Все трое вышли после этого из дома и направились к батарее на перешейке. Разговор между ними перешел на совершенно посторонние предметы. На полпути они встретили Блаза Васкеса. Дон Сильва подозвал его, в двух словах объяснил ему положение дел и ту роль, которую он должен был сыграть.

- Клянусь Небом! - радостно воскликнул капатас. - Я вам благодарен, дон Сильва, это для меня отличная новость! Наконец-то можно будет показать этим собакам апачам, что мы не бабы. О! Честное слово, мы всыплем им так, что небу будет жарко, клянусь честью!

- Я полагаюсь на тебя, Блаз.

- Но где мне следует ожидать этого кабальеро?

- И правда. Господа! Мы не договорились, где кабальеро должен встретиться с Блазом.

- Это верно. Так пусть он поджидает в трех лье отсюда по дороге в Гуаймас, там, где дорога делает поворот. Там есть холм, называемый, кажется, Пан-де-Асукар. Вы можете засесть около этого места, и вас никто не увидит. Там я со своими друзьями и найду вас.

- Пусть так. В котором часу?

- Этого я не могу сказать, все будет зависеть от обстоятельств.

Несколько минут спустя дон Луи уже удалялся от асиенды, тогда как граф де Лорайль и оба мексиканца спешили окончить приготовления к достойному отпору.

- Странно, - говорил про себя дон Луи, плавно опускаясь и поднимаясь на быстром галопе своего коня, - как мало внушает мне симпатии этот человек, хотя он и мой соотечественник, а сейчас я даже рискую для него жизнью.

Вдруг конь его шарахнулся в сторону. Дон Луи поднял голову, поток его мыслей сразу прервался.

Из-за кустов на дорогу вышел Орлиная Голова.

ГЛАВА XI. Мексиканская луна

После таинственного посещения становища наших охотников Черный Медведь во главе своих воинов направился к острову на Рио-Хиле, называемому Чоль-Гекель, лежащему выше асиенды. Здесь был один из апачских аванпостов на границе с Мексикой.

Черный Медведь прибыл туда на рассвете.

В этом месте Рио-Хила очень широка. Каждый из рукавов, на которые она разделяется островом, имеет в ширину около двух миль.

Остров лежит почти посередине реки, как исполинская цветочная корзина. В длину он имеет около двух миль, а расстояние в самом широком месте составляет около полумили. Он и в самом деле кажется громадным чудным букетом, полным благоухания, населенным бесчисленными пернатыми, целый день оживляющими лесную чащу, покрывающую его, чириканьем, свистом, щелканьем, переливами и Бог весть еще какими удивительными звуками.

В описываемый день солнце, словно лаская островок, заливало его целыми потоками горячих лучей. Между тем обстановка на нем далеко не соответствовала тому мирному виду, который ему так хотела придать природа.

Насколько хватал глаз, в чаще острова и по обоим берегам реки видны были палатки из бизоньих шкур и шалаши из листьев, теснившиеся друг к другу.

Многочисленные пироги, сшитые из лошадиных шкур, натянутых на круглые шпангоуты, или прямо выдолбленные из дерева, бороздили реку по всем направлениям.

Множество окрашенных в самые яркие цвета бизоньих шкур, плащей и каких-то тряпок, освещаемых ярким солнцем, утомляли и невыносимо резали глаза.

Всадники, прибывшие с Черным Медведем, спешились, расседлали лошадей и пустили их пастись. Усталые животные охотно смешались с громадным табуном, который ходил по прерии.

Вождь пошел между шалашами. Всюду развевались значки из кусков окрашенной материи и перьев, висели скальпы знаменитых воинов. Женщины готовили завтрак.

Черного Медведя все узнавали, при его появлении все вставали и почтительно наклоняли головы. Индейцы окружают своих вождей величайшим почетом. Те племена, которые и до сих пор отказываются подчиняться влиянию общеевропейской цивилизации и свободные бродят еще по остаткам некогда безграничных прерий, этот почет доводят до фанатизма и почти обоготворения, непонятного для европейцев.

Золотой обруч с двумя бизоньими рогами, украшавший голову Черного Медведя, заставлял узнавать его еще издали.

Он подошел к берегу реки и сделал знак человеку, который ловил неподалеку рыбу. Нужно было видеть, с какой радостью индеец бросил свое занятие, чтобы только услужить вождю. В его пироге Черный Медведь и переехал на остров. Там для него был приготовлен шалаш из сучьев.

Словно невидимые часовые предупредили население индейского лагеря о его прибытии. Как только он высадился на берег, немедленно явился другой вождь по имени Малая Пантера.

- Привет вождю, появляющемуся среди детей своих, - приветствовал его Малая Пантера, почтительно кланяясь, - счастлива ли была поездка вождя?

- Вождь благодарит брата. Да, Черный Медведь совершил счастливую поездку.

- Если отец народа согласен, то Малая Пантера проводит его в шалаш, построенный для него.

- Идем! - согласился Черный Медведь.

Малая Пантера опять наклонил голову и повел вождя по тропинке, извивающейся между кустами, и скоро они достигли шалаша, который по своему простору, яркости цветов, украшавших его шкуры, и по чистоте должен был представлять для индейцев идеал комфорта и изящества.

- Отец народа в своем доме, - проговорил Малая Пантера, поднимая фрессаду (фрессада - шерстяная занавеска, закрывающая вход в жилище) и почтительно сторонясь, чтобы пропустить Черного Медведя.

Черный Медведь вошел.

- Пусть брат мой следует за мной!

Малая Пантера вошел за ним и опустил фрессаду.

Шалаш, куда они вошли, ничем не отличался от жилищ других индейцев. Посередине горел огонь. Черный Медведь знаком велел Малой Пантере сесть на бизоний череп у огня, а сам сел на другой.

После минутного молчания, в течение которого оба вождя курили, выпуская густые, совсем окутавшие их клубы дыма, Черный Медведь обратился к своему товарищу:

- Все ли вожди племен нашего народа явились на остров Чоль-Гекель, как приказал Черный Медведь?

- Явились все.

- Когда вожди придут в шалаш Черного Медведя?

- Это зависит от моего отца. Вожди ждут, когда будет угодно Черному Медведю видеть их.

Черный Медведь снова погрузился в курение и умолк. Прошло довольно много времени.

- Что нового произошло за время отсутствия вождя? - спросил Черный Медведь, вытрясая пепел из трубки на ноготь пальца правой руки.

- Три вождя команчей пришли от своего народа, чтобы заключить договор с апачами.

- О-о-а! - отвечал Черный Медведь. - А это знаменитые вожди?

- У них много волчьих хвостов у мокасин, должно быть, они очень храбры.

Черный Медведь в знак согласия наклонил голову.

- Один из них, говорят, Насмешник, - продолжал Малая Пантера.

- Уверен ли брат мой в том, что он сообщил мне? - живо переспросил его старший товарищ.

- Воины команчей отказались сказать, кто они, когда им объявили, что отца моего нет здесь. Команчи отвечали, что пусть будет так, они подождут его возвращения.

- Хорошо! Это - вожди. Где они находятся?

- Они развели костер и расположились вокруг него.

- Отлично. Время дорого. Пусть брат мой передаст вождям апачей, что Черный Медведь ждет их у огня совета.

Малая Пантера поднялся, не сказав ни слова, и вышел из шалаша.

Около часа индейский вождь оставался один, погруженный в свои думы. Наконец снаружи послышались шаги большого числа приближающихся людей, занавес шатра поднялся, и перед вождем предстал Малая Пантера.

- Ну что? - спросил его Черный Медведь.

- Вожди ждут.

- Пусть они войдут.

Появились апачи.

Их было человек десять. Каждый был одет в самые лучшие свои одежды, украшенные золотом и серебром; они были раскрашены и вооружены, как на войну.

Они вошли молча, кланялись поочередно вождю, целовали край его платья и так же молча садились у огня.

Как только все вожди уселись, явился отряд воинов и окружил шатер, чтобы не подпускать близко любопытных и охранять тайну совещания вождей.

Несмотря на все умение владеть собой, Черный Медведь не мог сдержать выражения удовольствия на своем лице при виде стольких преданных ему людей, с помощью которых, он был уверен, ему удастся привести в исполнение свои планы.

- Привет братьям моим! - обратился он к ним, жестом приглашая придвинутся ближе к огню. - Вождь ждет их с нетерпением.

Вожди склонили головы и придвинулись. Тогда вошел трубконосец и внес большую трубку мира, из которой вожди затянулись по нескольку раз. Когда эта церемония была закончена, трубконосец вышел, и начался совет.

- Прежде всего, - начал Черный Медведь, - вождь хочет рассказать другим вождям о том, что сделал он. Черный Медведь исполнил все, что ему поручили, он проник в большой вигвам бледнолицых, он осмотрел его во всех подробностях, он узнал число бледнолицых, которые защищают его, и, когда придет час вести туда воинов, Черный Медведь не собьется с пути.

Вожди поклонились в знак полного удовлетворения.

- Этот большой вигвам бледнолицых, - продолжал Черный Медведь, - единственное серьезное препятствие на том пути, по которому должны следовать воины в задуманном походе.

- Гачупины - трусливые собаки. Апачи пошлют им юбки и заставят их варить себе дичь, - с едким сарказмом заметил Малая Пантера.

Черный Медведь покачал головой.

- Бледнолицые в Гетцали не гачупины, и сам вигвам Гетцали подобен великой касе (каса - замок, крепость). Вождь видел людей в Гетцали, это действительно люди. У многих из них голубые глаза и волосы цвета спелого маиса. Видно, что они очень храбры. Пусть мои братья узнают это и будут осторожны.

- А не знает ли брат мой, что это за люди? - вставил вопрос один из вождей.

- Черный Медведь не знает этого. Ему говорили, когда он был около Великого Соленого озера, что эти люди пришли из очень далекой страны, лежащей к востоку, вот и все.

- У этих людей нет, следовательно, ни деревьев, ни плодов, ни бизонов в их родных землях, и потому они пришли отнять наши.

- Бледнолицые ненасытны, - отвечал Черный Медведь, - они забывают, что Великий Дух дал им, как и остальным людям, две руки и один рот. Все, что они видят, они хотят взять себе. Ваконда, любящий своих краснокожих детей, поселил их на обильной земле и осыпал их своими дарами. Бледнолицые горят жадностью и постоянно стараются похитить дары Ваконды и завладеть ими. Но апачи храбрые воины, они сумеют защитить свои земли охоты и помешать занять их этим бродягам, прилетевшим с той стороны Соленого озера на крыльях великих чудес (корабли; подобными словами индеец обозначает понятия, недоступные для него).

Вожди сочувственно приветствовали эту речь. Она так точно выразила волновавшие их чувства и ненависть, которую они питали к белым - этой неудержимо двигающейся вперед расы завоевателей, все дальше загоняющей их в глубь пустыни, лишая их былого простора, на котором они привыкли жить с незапамятных времен.

- Великое племя команчей озер, то самое, которое именует себя царем прерий, прислало народу апачей послами трех славных воинов. Черный Медведь не знает, зачем они пришли, но думает, что они пришли с мирной вестью. Угодно ли будет вождям народа апачей допустить их выкурить трубку мира, сидя с нами у костра совета?

- Отец мой - мудрый воин, - ответил Малая Пантера, - он умеет угадывать самые сокровенные мысли своих врагов. Все, что сделает он, хорошо. Вожди апачей всегда счастливы следовать его советам.

Черный Медведь обвел всех взглядом, желая удостовериться, точно ли Малая Пантера выразил мысли собрания.

Участники совета молча склонили головы в знак согласия.

Вождь улыбнулся с гордостью, увидев, что товарищи так хорошо поняли его мысли, и затем обратился к Малой Пантере.

- Пусть войдут вожди команчей.

Это было произнесено с таким сознанием собственного величия, какое было бы к лицу иному европейскому монарху, обращающемуся к парламенту.

Малая Пантера вышел исполнить приказание.

Во время его отсутствия, продолжавшегося довольно долго, в шалаше не было произнесено ни слова, царило полное молчание. Все сидели на бизоньих черепах, упершись локтями в колени, уткнувшись ладонями в подбородки, опустив вниз глаза и, по-видимому, погрузившись в глубокие размышления.

Наконец Малая Пантера вернулся. За ним шли трое вождей команчей.

Апачские вожди поднялись и приветствовали их.

Команчи отвечали на привет с той же изысканностью, но не проронили ни слова, ожидая, чтобы к ним обратились к первым.

Воины команчей были молоды, хорошо сложены. На лицах их словно застыло гордое, воинственное выражение, глаза смотрели открыто и были освещены умом и глубокой мыслью. В своем национальном костюме, с высоко поднятой головой, со своей благородной осанкой они невольно возбуждали симпатию, особенно один из них, самый младший. Едва достигший, судя по наружности, лет двадцати пяти, он был, по-видимому, главным из них. Суровые черты его лица, блеск взгляда, легкая величественная походка сразу отличали в нем не заурядного индейского воина, а вождя с особыми полномочиями.

Этого вождя звали Насмешником. Насколько можно было судить по пучку перьев кондора, приколотому к его воинскому наряду, он был одним из главных вождей своего народа.

Апачские вожди устремили на вошедших инквизиторские взгляды, ничем, однако, не выдавая этого, что умеют делать одни только индейцы.

Команчи чувствовали на себе пристальные взгляды, но ни одним жестом не показали этого. Они не сделали ни одного движения, которое бы обнаружило, что они понимают, что являются предметом всеобщего внимания.

Макиавелли, хоть и автор "Государя", хоть хитрая, лукавая, не обнаруживающая ни малейшего уголка истины политика и носит его имя, на самом деле должен показаться мальчишкой в отношении выдержки в дипломатических играх перед североамериканскими индейцами. Эти бедные дикари, как называют их те, кто их не знает, в действительности являются самыми хитрыми дипломатами, какие только существуют на свете.

Спустя минуту, Черный Медведь выступил вперед, протянул правую руку открытой ладонью к вождям команчей, наклонил голову и обратился к ним так:

- Черный Медведь счастлив принимать под тотемом народа апачей братьев своих, команчей озер. Пусть вожди команчей сядут у костра совета и выкурят трубку мира с братьями своими апачами.

- Как может быть иначе, - отвечал на это Насмешник своим суровым голосом, - разве не дети одного Ваконды и апачи, и команчи?

И не прибавив более ни слова, он подошел в сопровождении двух других вождей к костру, и все они сели рядом с апачами.

Разговор опять прервался. Каждый из присутствующих курил.

Наконец, когда в трубках остался один пепел, Черный Медведь с улыбкой обратился к Насмешнику.

- Братья команчи озер охотятся, вероятно, неподалеку за бизонами, и им пришла мысль посетить их братьев апачей? Привет братьям команчам!

Насмешник наклонил голову.

- Команчи озер еще далеко отсюда на охоте за антилопами по берегам дель-Норте (речь идет о реке Колорадо). Насмешник и несколько преданных воинов одни пришли в эти места охоты.

- Насмешник - знаменитый вождь, - вежливо отвечал апачский вождь, - Черный Медведь рад видеть Насмешника. Такой великий воин, как брат мой, не сойдет со своего пути без особых причин.

- Черный Медведь угадал верно. Насмешник пришел, чтобы возобновить с братьями апачами узы тесной чистосердечной дружбы. Зачем спорить нам о земле, на которую мы имеем равные права? Почему не разделить нам ее между собой? Зачем краснокожие будут уничтожать друг друга? Не лучше ли нам зарыть у огня совета топор войны так глубоко, что апач, встретив где бы то ни было команча, всегда мог бы быть уверен, что видит перед собой любящего брата? Бледнолицые, которые с каждой луной все дальше продвигаются в глубь наших земель, разве не ведут с нами ожесточенной войны, а нашими внутренними раздорами разве мы не оказываем им самой действенной помощи?

Черный Медведь поднялся и, с достоинством протянув вперед руку, отвечал на речь команча такими словами:

- Брат мой Насмешник говорит правду. Одно чувство должно отныне воодушевлять нас - любовь к родине. Отбросим в сторону наши мелкие споры и будем думать об одном - о свободе! Бледнолицые ничего не знают о наших планах, я убедился в этом, когда был в Гуаймасе. Наше внезапное наступление будет для них как удар грома, от которого кровь застынет в их жилах. При нашем приближении они уже должны считаться наполовину побежденными.

За этими словами наступило торжественное молчание.

Насмешник обвел собрание гордым и спокойным взглядом и громким голосом воскликнул:

- Через двадцать четыре часа начинается Мексиканская луна! Воины, неужели мы дадим ей пройти, не попытавшись нанести смелый удар бледнолицым, как мы делаем это каждый год в это время. Есть крепость, на которую мы должны обрушиться подобно урагану. Эта крепость устроена не гачупинами, не йори, а бледнолицыми другого племени, и она является постоянной угрозой для нас. Вождь команчей открыто, честно предлагает вождям апачей без раздумий напасть на Гетцали вместе с четырьмя сотнями команчских воинов, во главе которых будет стоять Насмешник.

При этом предложении трепет удовольствия пробежал по рядам собравшихся.

- Апачи с удовольствием принимают предложение братьев своих команчей! - воскликнул Черный Медведь. - У Черного Медведя почти такое же число воинов. Вместе, не может быть сомнения, они до основания разрушат крепость белых. Завтра с восходом луны мы вместе тронемся в путь.

Вожди встали и удалились. Черный Медведь и Насмешник остались одни.

Эти два вождя пользовались одинаковой славой, оба были одинаково уважаемы своими племенами. Они с любопытством смотрели друг на друга, так как до сих пор были врагами и видели один другого не иначе как с оружием в руках.

- Черный Медведь благодарит брата своего за искреннее предложение, - первым начал Черный Медведь. - Сейчас помощь команчей неоценима для нас. Когда будет одержана победа, два народа поровну поделят добычу.

Насмешник поклонился.

- Какой план составил брат мой? - спросил он.

- План очень прост. Команчи - отличные всадники, с братом моим во главе они должны быть непобедимы. Как только луна взойдет на небо, Насмешник возьмет своих воинов и пойдет с ними на Гетцали, сжигая впереди себя траву, чтобы густая туча дыма скрывала его движение и не давала возможности сосчитать его воинов. Если бледнолицые выставят вперед аванпосты, чтобы вовремя предупредить гарнизон, то брат мой должен овладеть ими и перебить всех воинов, чтобы они не дали знать в Гетцали. Во время этого похода, как и всегда, все, что принадлежит белым, - крепости, хакали (хижины, крытые пальмовыми листьями), дома - должно быть сожжено, животных следует угонять в наши земли. Подойдя к Гетцали, брат мой постарается спрятаться как можно лучше и будет ждать сигнала, чтобы напасть на белых.

- Хорошо. Брат мой Черный Медведь - мудрый вождь. Дело его ждет успех. Насмешник в точности исполнит все, что он сказал. Но что думает делать он сам, пока Насмешник будет исполнять свою часть общего плана?

Черный Медведь загадочно улыбнулся.

- Брат мой увидит это, - сказал он, положив руку на плечо команча, - пусть Насмешник предоставит Черному Медведю действовать, как он сочтет нужным. Черный Медведь ручается за победу.

- Отлично, - отвечал команч, - брат мой первый в своем племени и знает, что надо делать. Апачи не женщины. Насмешник пойдет к своим воинам.

- Да, брат мой понял меня. Завтра с восходом луны...

Насмешник наклонил голову, и оба вождя расстались лучшими друзьями, по крайней мере, с виду.

Несколько минут спустя в лагере апачей уже царило общее возбуждение. Женщины разбирали шатры и навьючивали мулов, дети приводили и седлали лошадей, все готовились к скорому выступлению.

ГЛАВА XII. Женская хитрость

При восходе луны, как было условленно, Насмешник отдал своим воинам приказ трогаться в путь. Тотчас же отряд всадников выехал вперед и бросил множество зажженных факелов в сухие кусты. Через несколько минут образовалась исполинская поднимающаяся к небу огненная завеса, которая скрыла все, что происходило за ней.

Команчи в точности исполнили план вождя апачей. Менее чем через полчаса вся степь уже была объята пожаром.

Черный Медведь, скрытый со своим отрядом на острове, не делал ни малейшего движения. Следы, оставленные после себя команчами, были слишком явны. Вся долина, еще утром такая красивая, дышавшая обилием и роскошью, теперь стала печальной, пустынной и угрюмой. Исчезла зелень, исчезли цветы, исчезли птицы, порхавшие в густой листве и весело чирикавшие каждая на свой лад.

План индейцев удался вполне, и колонисты Гетцали были бы непременно захвачены врасплох, если бы посторонние люди - Весельчак с товарищами - не встретились по дороге с индейцами.

Канадец был настороже.

При первом дыме, который он заметил вдали на горизонте, он понял намерение краснокожих и, не теряя ни минуты, направил Орлиную Голову в колонию, чтобы известить графа о происходящем.

Команчи двигались, прикрытые огнем, уничтожая ногами своих лошадей все, что случайно оставалось уцелевшим после огня.

Глубокой ночью Насмешник остановился со своим отрядом недалеко от колонии. Предполагая, что благодаря быстроте его передвижения белые не имели времени принять какие-либо меры для защиты крепости, он скрыл в засаде часть своего отряда, а сам во главе остальной части двинулся дальше, соблюдая обычные в таких случаях меры предосторожности, и остановился перед батареей на перешейке.

Никто не появлялся. Шанцы казались совершенно покинутыми. Насмешник испустил воинственный клич, внезапно поднялся и, прыгая, как ягуар, начал взбираться со своими воинами на насыпь, но как раз в тот момент, когда краснокожие приготовились спрыгнуть в окопы, ужасный залп в упор уложил на месте почти половину отряда, а другая половина кинулась бежать.

Белые имели перед команчами одно громадное преимущество: у команчей не было огнестрельного оружия. Карабины белых производили в их рядах жестокое опустошение, а они могли отвечать только стрелами, копьями и камнями, пущенными из пращей.

Убедившись, хотя и слишком поздно, что белые не дремлют, Насмешник в отчаянии от неудачи и тяжелых потерь решил не ослаблять свои силы бесплодными попытками, дабы окончательно не поколебать бодрости духа своих воинов. Он засел за густой листвой девственного леса и стал ждать, что предпримет Черный Медведь.

Дон Луи следовал между тем за Орлиной Головой. Индеец, сделав несколько поворотов, привел его почти к самой батарее на перешейке, остановившись на опушке густой чащи кактусов, алоэ и флорибондов.

- Мой брат может сойти с коня, - обратился он к французу, - мы прибыли.

- Прибыли, но куда же? - спросил дон Луи, растерянно озираясь кругом.

Вместо ответа индеец взял под уздцы лошадь и повел ее. Луи все продолжал осматриваться кругом, но ничего не мог понять.

- Ну, - спросил у него Орлиная Голова, - понял ли наконец брат мой?

- Честное слово, я ничего не понимаю, вождь.

Индеец улыбнулся.

- У бледнолицых глаза крота, - сказал он.

- Быть может; в таком случае, я буду вам благодарен, если вы мне одолжите на время свои.

- Хорошо, мой брат сейчас все увидит.

Орлиная Голова лег на землю, Луи последовал его примеру. Оба поползли в глубь чащи. Спустя четверть часа, в течение которого этот неудобнейший способ передвижения довольно сильно утомил француза, индеец остановился.

- Пусть оглянется брат мой, - сказал он.

Они находились на узкой поляне, окруженной такой густой, без проблеска, чащей кустарников, сучьями деревьев, перевитых массами колючих лиан, что оставалось непонятным, каким образом можно проникнуть на эту полянку и выбраться с нее. Трудно было предположить, что существует в этой чаще такое место.

Весельчак и оба мексиканца ожидали на ней возвращения посланца и курили с философским равнодушием.

- А! Милости просим! - закричал Весельчак, увидев дона Луи. - Как нравится вам наше убежище? Прелестно, не правда ли? Это Орлиная Голова разыскал его. Эти индейцы имеют особое чутье, чтобы отыскивать укромные места. Здесь мы в такой же безопасности, как в соборе Квебека.

Во время этого потока слов дон Луи уселся поудобнее на землю и ничего не ответил, а только горячо пожал руки своим товарищам. Так как его пустой желудок давал о себе знать, он немедленно принялся утолять голод и отдал должную честь той снеди, которую предложил ему Весельчак.

- Ну, а где наши лошади? - спросил наконец он.

- Здесь, в двух шагах от нас, но ни нам, ни посторонним не найти их.

- Отлично. Ну, а можем ли мы забрать их достаточно быстро, если потребуется?

- Разумеется.

- Ну, так я полагаю, что скоро они нам понадобятся.

- Ага! Но, - прибавил Весельчак, спохватившись, - что же мы болтаем, я и забыл, что вы голодны, как койот. Ешьте, ешьте, поговорим после.

- Я могу и есть, и говорить, - ответил дон Луи.

- Нет, всему свое время, кончайте ваш завтрак, а затем мы выслушаем вас.

Когда дон Луи достаточно подкрепился, то со всеми подробностями рассказал о своей поездке.

- Все это прекрасно, - заметил Весельчак, когда дон Луи закончил свой рассказ. - Я полагаю, что теперь мы можем быть спокойны за участь наших земляков, особенно с помощью сорока пеонов капатаса, которые нападут на врага с тыла.

- Да, но где их спрятать?

- Это дело Орлиной Головы. Вождь знает эти места, как свои пять пальцев, он долго охотился здесь. Я уверен, что он найдет для мексиканцев укромное местечко. Что вы скажете, вождь?

- В прерии нетрудно скрыться, - лаконично заметил индеец.

- Да, - проговорил дон Марсиаль, - но есть обстоятельство, которое вы не приняли в расчет.

- Какое?

- Я живу на границе и давно привык к индейской тактике. Апачи подойдут только за стеной огня и дыма, скоро вся прерия станет морем пламени, с которым мы напрасно будем бороться. Оно все равно в конце концов поглотит нас, если мы не примем необходимых мер.

- Это правда, дело нешуточное. К сожалению, я вижу только одно средство избавиться от опасности, которая нам угрожает, но мы не можем воспользоваться этим средством.

- В чем оно состоит?

- Разумеется, бежать как можно скорее.

- Вождь знает другое, - заметил Орлиная Голова.

- Вы, вождь? Так сообщите нам его!

- Пусть бледнолицые слушают! Рио-Хила, как все большие реки, несет в своем течении деревья, вырванные из земли. Иногда их так много, что в некоторых местах они полностью запруживают реку. Река находит себе путь с боков, деревья прижимаются друг к другу, сучья их переплетаются, песок застревает между ними, начинает расти трава, еще плотнее связывает их своими корнями, и издали эти плоты, застрявшие на мели, кажутся настоящими островами. Потом приходит буря, высокий разлив поднимает такой остров с мели, несет его, разбивает на части и, наконец, уничтожает.

- Да, я знаю нечто подобное. Мне приходилось видеть иногда то, о чем вы говорите, вождь, - отвечал Весельчак. - Эти плоты становятся в конце концов настолько похожи на острова, что человек, даже привыкший к жизни в пустыне и к великим явлениям природы, и тот часто ошибается в подобном случае. Я понимаю, в чем состоит ваш план, но не вижу, как можно привести его в исполнение.

- Очень просто. Глаз индейца не ошибается, на расстоянии двух полетов стрелы он видит все. Разве брат мой не заметил на реке, выше большого вигвама бледнолицых, шагах в пятидесяти от берега небольшой островок?

- Действительно, - живо воскликнул Весельчак, - вы говорите правду! Верно, я припоминаю этот островок. Как же я мог забыть о нем?

- Да, там нечего бояться пожара, - заметил дон Луи, - если мы все поместимся на нем, то он нам пригодиться в качестве временного пристанища. Нечего терять время, надо как можно скорее добраться до этого места, исследовать его, и, когда мы убедимся, что он нам подходит, мы проведем туда и пеонов.

- Итак, в путь, не медля ни минуты, - сказал Тигреро и поднялся.

Остальные последовали за ним, и через минуту полянка опустела.

Взяв своих лошадей, наши искатели приключений тронулись к островку, идя вслед за Орлиной Головой.

Вождь не обманул их. С той верностью глаза, которая составляет характерную черту его племени, он безошибочно определил положение места, им самим же так умело выбранное.

К великому счастью, на берегу росли корнепуски - болотные деревья, пускавшие так называемые воздушные корни. Эти деревья уходили довольно далеко в реку и уменьшали расстояние между островом и берегом. Они представляли естественную преграду, и индейцы не смогли бы никак напасть на них без того, чтобы не оказаться под пулями отряда, скрытого в высокой траве островка.

Этот островок (будем его называть так, хотя, как мы знаем, это была застрявшая на мели масса коряг и деревьев) был покрыт сухой, жесткой и густой травой, высотой около двух метров, с головой скрывавшей всадников и лошадей. Когда обследование островка было закончено, Весельчак и оба мексиканца остановились посередине его и разбили там свой бивак, тогда как дон Луи и Орлиная Голова вернулись на берег и отправились навстречу капитану и его людям.

Дон Марсиаль не захотел идти с ними. Он боялся, что вблизи колонии его может узнать дон Сильва, что грозило совсем расстроить его дальние планы.

Дон Луи предложил ему ехать вместе, но, получив отказ, не настаивал.

Сказать по правде, дон Луи и к этому человеку питал необъяснимую антипатию. Его кошачьи манеры и постоянные колебания мало располагали в его пользу.

Орлиная Голова и дон Луи в полной уверенности, что Черный Медведь окончательно удалился из ближайших окрестностей, сочли излишним заставлять мексиканцев делать длинный и утомительный обход. Поэтому, прежде чем подойти к месту засады, они засели в кустарнике около самого перешейка и стали ждать их, чтобы отвести прямо на островок.

Внутри асиенды новость, принесенная графом Пребуа-Крансе, подняла на ноги всех и вся. Хотя со времени закладки асиенды - крупного поместья - индейцы уже не раз пытались побеспокоить французов, их попытки были беспомощны. На этот раз колонистам впервые предстояло иметь серьезное дело со своими свирепыми соседями.

Граф де Лорайль собрал на асиенде около двухсот дофиеров, явившихся из Вальпарайсо, Гуаякиля, Кальяо и тихоокеанских портов, кишевших авантюристами всякого рода.

Это была странная смесь людей всех национальностей, населяющих оба полушария нашей планеты. Преобладали там, впрочем, французы. Полубандиты, полусолдаты, эти люди не имели никакого имущества, сами не знали, к чему они стремились. Создавали ли они что-либо или разрушали, они сами не могли сказать. К своему вождю, выбранному ими по доброй воле, они питали слепое доверие.

Известие о готовящемся нападении индейцев гарнизон воспринял с криками величайшей радости и энтузиазма. Убить человека из карабина для этих авантюристов было простым развлечением, которое они позволяли себе для того, чтобы, как они говорили, прочистить стволы. Особенно им хотелось показать индейцам разницу, существовавшую между креолами-колонистами, которых краснокожие с незапамятных времен привыкли грабить и убивать, и европейцами, которых они еще не знали.

Графу, таким образом, совсем не пришлось увещевать их держаться твердо, напротив, он должен был все время умерять их пыл, прося их быть благоразумными и обещая, что скоро им представится случай встретиться с краснокожими в открытом бою.

Не надо забывать, что мексиканское правительство уступило графу де Лорайлю концессию на Гетцали с непременным условием, чтобы он беспощадно преследовал апачей и команчей и как можно дальше отгонял их от мексиканских границ, которые они издавна периодически опустошали.

На это-то условие своего договора с правительством он и намекал солдатам.

Когда все приготовления к защите были закончены, каждому было отведено место в линии обороны, распределены оружие и боеприпасы, заботу о более мелких сторонах дела граф предоставил двум своим лейтенантам: испанцу Диего Леону и Мартину Леру, двум старым служакам, на которых он считал возможным положиться. В конце концов он счел необходимым уделить долю внимания и Блазу Васкесу с его пеонами.

Необходимо было показать шпионам индейцев, если бы таковые были оставлены вокруг асиенды, что отряд этот действительно возвращается в Гуаймас. Поэтому на несколько мулов была навьючена провизия как бы для дальнего путешествия, после чего капатас, вполне войдя в роль, выступил во главе своего отряда с карабином в чехле за спиной.

Граф, дон Сильва и остальное население асиенды все время, пока была возможность, следили за отрядом, готовые выйти ему на помощь, если бы он подвергся нападению.

Но ничто не обнаруживало присутствия в прерии хотя бы одного живого существа. Царили полные спокойствие и тишина, и скоро мексиканцев скрыла высокая трава.

- Я ничего не понимаю в индейской тактике, - словно про себя проговорил дон Сильва. - Если они пропустят такой отряд, то это значит, что они замышляют какую-то штуку, с которой рассчитывают на верный успех.

- Скоро мы увидим, что нам надо делать, - ответил граф. - Во всяком случае мы готовы принять их. Меня только беспокоит, что донья Анита находится с нами. Не то, чтобы ей угрожала опасность, но ее испугает сам шум битвы.

- Нет, сеньор граф, - неожиданно ответила сама за себя донья Анита, выходившая в это время из дома, - не бойтесь за меня, я истая мексиканка и не похожа на ваших барышень, которых малейший пустяк приводит в трепет так, что они падают в обморок. Часто, и не в таком еще положении, как наше, я слышала военный крик апачей и не испытывала и доли того беспокойства, которое, как вы считаете, причинит мне это нападение.

Проговорив это тем надменным, презрительным тоном, который женщины умеют находить, когда говорят с человеком, добивающимся их любви, но которого сами они не любят, донья Анита прошла мимо графа, не удостоив его даже взглядом, и взяла под руку своего отца.

Граф ничего не ответил. Он до крови прикусил губу и немного наклонил голову, сделав вид, что не понял брошенной ему колкости. Он все откладывал решительное объяснение с молодой девушкой, так как, хотя он и не любил свою невесту, но, как всегда это случается в подобных случаях, тем не менее не мог простить ей, что она любит и любима другим. Особенно его злило ее полное к нему равнодушие. События последних двух дней, следовавшие с такой быстротой, мешали ему вызвать донью Аниту на решительное объяснение.

Дочь асиендадо, богатого землевладельца, донья Анита была мексиканка с примесью индейской крови. Предки дона Сильвы происходили из Андалусии. По характеру донья Анита была чистая андалуска; вся огонь и страсть, она повиновалась только внезапным порывам своего сердца. Дона Марсиаля она любила всеми силами своей души, а на графа де Лорайля она взирала с полнейшим хладнокровием и под оболочкой светского человека разгадала в нем самого обыкновенного авантюриста и любителя наживы. Решение свое она приняла бесповоротно, в душе решив, что брак ее с графом не состоится ни при каких обстоятельствах. Но как достигнуть этого? Выдержать открытую борьбу с отцом?.. Но она слишком хорошо знала своего отца, чтобы решиться пойти на что-либо подобное. Сила женщины заключается в ее видимой слабости, основное средство защиты ее - хитрость. И донья Анита выбрала хитрость, самое действенное оружие женщины, которое бывает иногда ужасным.

Блаз Васкес, капатас дона Сильвы, знал донью Аниту с пеленок, его жена была ее кормилицей, и он так любил молодую девушку, что не задумался бы продать свою душу черту, если бы она того потребовала.

Когда граф де Пребуа-Крансе явился на асиенду, то это посещение сильно заинтриговало девушку. После его отъезда она самым невинным образом стала расспрашивать капатаса, и тот все откровенно рассказал своей любимице, так как всем на асиенде скоро стало известно, какие новости принес незнакомый посетитель. Одного только никто не знал, но что донья Анита предугадала со свойственным женщинам чутьем, а именно, что в числе охотников, засевших вблизи асиенды, находится Тигреро.

Уходя от нее в Гуаймасе, дон Марсиаль сказал, что он постоянно будет следить за ней и сумеет предохранить ее от той судьбы, которая ей угрожает. Ясно было поэтому, что он должен был последовать за отрядом дона Сильвы, а значит, тоже должен был находиться среди великодушных людей, которые, стараясь спасти всю колонию, в это время хлопотали и о ее спасении.

Логика сердца есть единственная правильная логика, которая не обманывает никогда и ведет человека вперед, а не заставляет толкаться на одном месте. Мы видели, что рассуждения доньи Аниты, движимой страстной любовью, безошибочно верны.

Когда девушка выведала у капатаса все, что ей было надо, она обратилась к нему со следующими словами:

- Дон Блаз, когда нападение на асиенду будет отбито и вы совершите все, что от вас требуют, так что ни отец, ни дон Гаэтано не будут больше нуждаться в ваших услугах здесь, быть может, вы получите приказ вернуться в Гуаймас.

- Все возможно, сеньорита, весьма вероятно, - отвечал храбрый мажордом.

- Окажете вы мне тогда одну услугу, не правда ли? - спросила его девушка и наградила очаровательнейшей улыбкой.

- Разве вы не знаете, сеньорита, что за вас я готов броситься в огонь?

- Я не хочу до такой степени испытывать вашу любовь ко мне, мой дорогой Блаз, но благодарю вас.

- Что я должен сделать, чтобы угодить вам?

- О! Пустяки.

- Что же именно?

- Боже мой, так, вздор... Вы знаете, - продолжала она тихо, - мне уже давно хочется видеть у себя на полу в спальне две ягуаровые шкуры - такая вот у меня возникла фантазия.

- Нет, - наивно отвечал Блаз, - я этого не знал...

- Ах! Ну так знайте, я говорю вам.

- Ну, этого я не забуду, будьте спокойны, сеньорита.

- Благодарю вас. Но это просто так, к слову. Дело не в этом.

- А в чем же?

- Я думаю, каким образом раздобыть эти шкуры.

- Это уж вы предоставьте мне.

- Ну, зачем же вы из-за моего каприза будете рисковать своей жизнью. Эти ужасные животные могут разорвать вас.

- Пф! - презрительно фыркнул Блаз и, покачав головой, тоном упрека договорил: - Ах, сеньорита, ну что вы говорите!

- Но мне кажется, что их можно достать гораздо проще.

- То есть как же?

- В Гуаймас приехал несколько дней тому назад знаменитый охотник...

- Дон Марсиаль Асухена? - перебил ее мажордом.

- А! Так вы его знаете?

- Кто же не знает дона Марсиаля Тигреро!

- В этом все и дело.

- В каком смысле?

- Говорят, что этот Тигреро привез со своей последней охоты в прериях несколько чудных ягуаровых шкур, которые он, вероятно, будет согласен уступить за хорошую цену.

- Ну, разумеется.

- Вот, - проговорила она, вынув из-за складки своего платья на груди тщательно сложенную записку. - Я тут пишу ему, как должны быть отделаны шкуры и сколько я думаю предложить ему за них. Вот и деньги, - прибавила она, передавая кошелек, - вы с ним и расплатитесь.

- Да к чему тут еще записка? - недоумевал капатас.

- Друг мой, вам надо о стольких вещах помнить, что такой пустяк, я уверена, вылетит у вас из головы.

- Едва ли, хотя все возможно. Ну, пусть будет так.

- Не правда ли, так вернее? Так решено? Вы исполните мое поручение?

- Разве вы сомневаетесь?

- Нет, нет, мой друг. Ах! Еще одно слово. Не говорите ничего об этом отцу, вы знаете, он так добр, захочет мне сделать подарок, а мне хочется купить все на свои деньги, из собственных сбережений.

Капатас засмеялся, и на лице его отобразилось лукавство. Он чувствовал себя счастливым, что посвящен в тайну своей любимицы, как он называл молодую хозяйку, какой бы ничтожной ни была эта тайна.

- Ну конечно, я буду нем, как рыба.

Девушка дружески похлопала его по плечу и весело упорхнула, словно птичка.

Что означало это письмо? Что было написано в нем?

Скоро мы узнаем.

Остаток дня на асиенде прошел спокойно. Граф несколько раз пытался заговорить с доньей Анитой, чтобы вызвать ее на откровенное объяснение, но она всячески старалась избежать этого.

Блаз Васкес, выехав с асиенды, взял направление на Гуаймас и, заставив всадников ехать скорой рысью, чтобы избежать внезапного нападения, занял место впереди отряда.

Едва исчез он из глаз обитателей асиенды, скрывшись в густой траве, как вдруг на середину дороги выскочили два всадника и остановили своих коней шагах в десяти перед отрядом. С момента его выезда с асиенды к тому времени не прошло и двадцати минут.

Один из всадников был несомненно индеец, а в другом капатас сразу узнал утреннего посетителя асиенды.

Васкес жестом приказал отряду остановится и выехал вперед навстречу всадникам.

- Каким образом вы оказались здесь, сеньор? - обратился он к дону Луи. - Ведь место, где мы решили встретиться, находится достаточно далеко отсюда.

И он почтительно приветствовал графа.

Дон Луи отвечал на привет легким поклоном.

- Да, правда, до назначенного места встречи далеко. Но оказывается, в прериях нет ни одного следа апачей, и мы решили, что бесполезно заставлять вас делать такой большой крюк. Вот я и подождал вас здесь, чтобы провести прямо к месту засады.

- Это разумно. А нам далеко ехать?

- Не более четверти часа. Мы отправимся вон к тому островку, который можно увидеть, если приподняться в стременах.

- Ну что же, - заметил капатас, - место выбрано отлично, оттуда видно всю реку.

- Вот поэтому-то мы и заняли его.

- В таком случае ведите нас, сеньор, мы следуем за вами.

Отряд тронулся. Как и говорил дон Луи, через четверть часа капатас и сорок пеонов были уже на островке. Густая трава и деревья, росшие по берегам, скрывали людей на острове так хорошо, что их невозможно было открыть ни с того, ни с другого берега.

Как только капатас отдал необходимые распоряжения пеонам, он занял место у костра. Дон Луи представил его обоим мексиканцам и Весельчаку.

Первым, кого заметил Васкес, был дон Марсиаль Тигреро. Увидев его, он не мог сдержать восклицания изумления.

- Вот это, что называется, на ловца и зверь бежит! - воскликнул он и разразился смехом.

- Я не понимаю вас, - заметил ему мексиканец, не совсем довольный этой встречей, на которую он не рассчитывал и не думал, что капатас узнает его.

- А разве вы не дон Марсиаль Асухена по прозвищу Тигреро? - продолжал Блаз.

- Да, это я! - ответил дон Марсиаль, все больше приходя в беспокойство.

- Честное слово, мне трудно было бы поймать вас в Гуаймасе, и вдруг совершенно неожиданно я встречаю вас здесь.

- Объясните, пожалуйста, я ничего не понимаю.

- У меня есть к вам поручение от моей молодой госпожи.

- Что вы говорите? - почти закричал Тигреро, почувствовав, что сердце его подпрыгнуло от радости.

- Только то, что я сказал, ничего более. Донья Анита хочет, по-видимому, купить у вас две ягуаровые шкуры.

- У меня?

- Так точно.

Дон Марсиаль продолжал глядеть на него таким ничего не понимающим взглядом, что капатас залился смехом. Этот смех заставил молодого человека прийти в себя. Он тотчас же сообразил, что тут что-то кроется и что, если он по-прежнему будет показывать свое изумление, то пробудит подозрение у храброго Блаза Васкеса, которому, по-видимому, и самому не известен ключ к загадке.

- Да, да, правда, припоминаю, - начал он, как бы с трудом восстанавливая что-то в своей памяти, - я припоминаю, некоторое время тому назад...

- Вот! - перебил его капатас. - Мне поручено передать вам письмо, как только я вас встречу.

- Письмо от кого?

- Ах! Да от моей госпожи, конечно.

- От доньи Аниты?

- Ну да, от кого же еще?

- Давайте, давайте его сюда! - встрепенувшись, вскричал Тигреро.

Капатас подал ему письмо. Дон Марсиаль схватил его, дрожащей рукой сорвал печать и жадно впился глазами в мелко написанные строки.

Окончив чтение, он спрятал письмо на груди.

- Ну, что же пишет вам моя госпожа? - спросил его Блаз.

- То же самое, что и вы мне передали, - ответил Тигреро голосом, в котором слышалось плохо сдерживаемое волнение.

Блаз Васкес потряс головой.

- Гм! - проговорил он про себя. - Этот человек что-то скрывает от меня. Неужели донья Анита меня обманула?

Между тем Тигреро в волнении начал ходить по биваку, словно обдумывая какой-то план. Наконец он подошел к Весельчаку, который молча курил, нагнулся к нему и прошептал ему на ухо несколько слов, на что канадец отвечал утвердительно. Радость засветилась в черных глазах Тигреро, он сделал Кукаресу знак следовать за собой и покинул бивак.

Через несколько минут дон Марсиаль и его верный леперо, оба верхом на лошадях, переплывали узкий рукав реки, отделявший островок от берега.

Капатас увидел их, когда они уже выезжали из воды, и испустил крик изумления.

- Что же это такое? - растерянно обратился он к оставшимся. - Тигреро уезжает от нас. Но куда он едет?

Весельчак лукаво посмотрел на Васкеса и ответил:

- Вероятно, он поехал за ответом на письмо, которое вы ему вручили.

- Весьма возможно, - задумавшись, ответил капатас.

В это время солнце скрылось в золотом пурпуре далеко за горизонтом, за снежными вершинами Сьерры-Мадре. Ночь не замедлила окутать землю темным покровом.

Гюстав Эмар - Флибустьеры (Les Flibustiers de la Sonora). 3 часть., читать текст

См. также Гюстав Эмар (Gustave Aimard) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :