Гюстав Эмар
«Пираты Карибского моря-Золотая Кастилия (La Castille d'or). 3 часть.»

"Пираты Карибского моря-Золотая Кастилия (La Castille d'or). 3 часть."

- Однако, - продолжал губернатор, - я советую вам не слишком повышать голос; стены здесь не очень толстые, а кто знает, сколько шпионов подслушивают нас.

Монбар схватил бутылку, стоявшую перед ним, наполнил стакан до краев, не обращая внимания на пролитую жидкость, которая оказалась ромом, и, поднеся его к губам, сказал:

- Братья, я пью за самую достославную экспедицию, какую когда-либо предпринимали флибустьеры, экспедицию, которую мы совершим вместе с вами, если вы сочтете меня достойным командовать вами, - словом, я пью за нашу ; месть испанцам. Отвечайте же на мой тост!

Поднеся стакан к губам, он опорожнил его до последней капли.

- За нашу месть испанцам! - закричали флибустьеры, по примеру Монбара залпом опорожняя свои стаканы.

- Ага! - весело произнес Пьер Легран. - Похоже, он что-то задумал.

- Монбар всегда полон идей! - воскликнул Олоне, потирая руки.

- Кажется, я хорошо сделал, что вернулся, - заметил Морган.

- Господа, - призвал присутствующих губернатор, - Монбар хочет говорить. Прошу вас, выслушайте его.

- Тем более, что, вероятно, дело стоит того, - весело прибавил Польтэ.

- Послушаем! Послушаем! - закричали флибустьеры. Монбар поднял руку. В зале как по волшебству воцарилось полное молчание.

- Братья, - начал Монбар, - прежде всего, позвольте мне от всей души поблагодарить вас за то сочувствие, с которым вы встретили мое возвращение, хотя я впервые возвращаюсь без добычи и без единого испанца, повешенного на мачте. Эта перемена должна была заставить вас призадуматься и предположить, что у меня есть большие планы. Если так, вы не ошиблись, друзья, у меня есть далеко идущие планы, настолько грандиозные, что я с трудом осмеливаюсь говорить о них, хотя обдумываю их уже более двух месяцев, взвешивая все за и против.

При этих словах внимание флибустьеров удвоилось; тончайший писк комара не остался бы незамеченным в этой зале, где, однако, собрались девять человек.

- Я хочу, - чеканил слова Монбар, - хочу, слышите ли вы, так блистательно отомстить испанцам, чтобы воспоминание об этом мучило их по прошествии целого столетия и чтобы внуки их дрожали от страха при одном только упоминании о Береговых братьях. Множество событий произошло за время моего отсутствия; многие наши братья, и среди них самые знаменитые, преданные шпионами, пробравшимися к нам и проникшими даже на самые тайные советы, попали в ловушки и нашли бесславную смерть, потому что испанцы считают нас разбойниками и обращаются с нами, как с разбойниками. Клянусь вам, все наши братья будут беспощадно отомщены! Каждая капля их крови будет искуплена бочкой крови наших врагов.

Несмотря на увещевания д'Ожерона, речь оратора была прервана неистовыми криками флибустьеров. Подстрекая их ненависть к испанцам, Монбар задел самые чувствительные их струны.

Когда волнение, вызванное словами грозного флибустьера, понемногу улеглось, Монбар продолжал:

- На этот раз я намерен не просто предпринять экспедицию, а развязать войну, самую настоящую беспощадную войну. Хотите следовать за мной?

- Да! Да! - вскричали все с восторгом.

- Хоть в ад, если будет нужно, ей-Богу! - прибавил Олоне.

Филипп, единственный, кто знал, к какой цели стремился Монбар, приложил руку к сердцу, чтобы сдержать его биение. Ему с трудом удавалось скрывать радость, переполнявшую его душу, ведь успех экспедиции значил для него соединение с доньей Хуаной, а до остального ему мало было дела.

- Итак, братья, мы отправимся все вместе, каждый из нас примет под свое командование судно.

- Но нас всего восемь человек, - не мог не заметить Пьер Легран.

- Ошибаешься, брат, нас будет четырнадцать.

- Тогда мы сумеем снарядить целый флот, - небрежно сказал Морган.

- Да, брат, - просто ответил Монбар, - целый флот, в котором, если пожелаете, вы будете вице-адмиралом.

- Еще бы! Разумеется, я желаю этого! - вскричал Морган.

- Итак, решено, - сказал Монбар, пожимая ему руку. - Только, братья, - продолжал он, - так как нас окружает измена и испанские шпионы не дремлют, я требую полного доверия с вашей стороны. Я прошу вашего позволения сохранять свои планы в тайне до тех пор, пока не настанет час открыть их вам, и тогда, будьте спокойны, вас ослепит величие задуманного мной предприятия. Вы согласны?

- Согласны, - ответили все в один голос.

Монбар был искренне рад услышать подобный ответ, ведь он еще раз доказывал ему, как велика была его власть над флибустьерами.

- Я прибавлю, - сказал тогда д'Ожерон, - что Монбар посвятил меня в свои планы и я одобряю их до такой степени, что если бы мое положение не вынуждало меня оставаться здесь, я счел бы за величайшую честь участвовать в них лично.

Флибустьерам не требовалось уверений губернатора. Они и так не сомневались в том, что дело, предлагаемое им Монбаром, являлось превосходным с двух точек зрения: мщения и выгоды. Тем не менее одобрение человека, которого все они уважали и которого знали в деле, еще увеличило, если только это возможно, их энтузиазм и утвердило их решимость без колебаний следовать за знаменитым флибустьером.

- Послушайте меня, братья, - произнес Монбар, - теперь приступим, так сказать, к материальной части нашей экспедиции.

Внимание удвоилось.

- Граф д'Ожерон, - продолжал Монбар, - отдал в мое распоряжение семь кораблей. Все корабли будут снаряжены здесь. Командовать ими будут Тихий Ветерок, Мигель Баск, Олоне, кавалер де Граммон, Дрейк, Польтэ и Питриан. Над другими семью судами, которые мы приобретем в Леогане и Пор-Марго, возьмут командование Пьер Легран, Филипп д'Ожерон, Давид, Пьер Пикар, Бартелеми и Рок Бразилец. Морган будет вице-адмиралом флота и поднимет свой флаг на самом сильном корабле. Чтобы не тревожить шпионов понапрасну, суда будут снаряжаться тайно или в Гонаиве, или в Леогане, или на острове Гонав. По мере того как корабль будет снаряжен, он выйдет в море и станет дожидаться других судов в том месте, которое я назову, - я думаю, что раз мысль об этой экспедиции принадлежит мне, то по справедливости и командование должно быть предоставлено мне.

- Это справедливо, - вставил д'Ожерон, который никогда не упускал случая лишний раз продемонстрировать свою власть, - и именем короля, вашего и моего повелителя, я утверждаю назначение, сделанное вами, Монбар. Я буду иметь честь раздать вашим офицерам и вам самому жалованные грамоты (Жалованная грамота, вручавшаяся от имени государя. Разрешала ее обладателю "добывать" суда противника. Человек, получивший жалованную грамоту, из простого пирата превращался в корсара, т. е. переставал быть лицом, стоящим вне закона), которые мой повелитель дал мне право раздавать.

Флибустьеры горячо поблагодарили губернатора за эту милость, без которой им было бы так легко обойтись и которая нисколько не облегчила бы их задачи. Но в каком бы положении ни находились люди, они всегда будут одинаковы, и пергамент, выдаваемый от имени государя, имеет большую цену в их глазах.

Д'Ожерон, в душе довольный тем, как было принято его предложение, сделал знак Монбару продолжать.

- Особенно, - сказал тот, - избегайте неосторожности со стороны вашей команды. Для этого, мне кажется, будет благоразумнее производить вербовку на кораблях. Как только матрос будет нанят, его следует удержать на корабле и не пускать на берег.

- Сколько людей требуется вербовать на каждый корабль? - спросил Морган.

- От полутора до двух сотен.

- Черт побери! - воскликнул Пьер Легран. - Стало быть, у нас будет целая армия?

- Да. Вероятно, нам придется высадиться на берег; поэтому, как только мы распустим паруса и удалимся от глаз и ушей шпионов, каждый капитан организует отряд в восемьдесят отобранных человек для высадки десанта на берег.

- Э-э! - сказал Рок Бразилец. - Тысяча сто человек для высадки на берег! Стало быть, мы хотим возобновить подвиг Кортеса и завоевать Мексику?

- Может быть, - улыбаясь, сказал Монбар.

- Это мне очень даже нравится! А вам, братья? - спросил Рок.

- Отличное дело может выгореть, - ответил Польтэ.

- Премилый человек этот Монбар, - заметил кавалер де Граммон. - С ним приятно иметь дело; у него всегда в запасе какой-нибудь приятный сюрприз.

- Хочу напомнить вам, братья, еще вот о чем: не забудьте потребовать от ваших матросов, когда станете их вербовать, чтобы их оружие было в полном порядке и порох хорош.

- Это уж мое дело, - сказал Морган, - об этом я позабочусь.

- Ну что же, братья, теперь между нами все сказано; полагаюсь на ваше усердие и вашу ловкость. Чем скорее мы отправимся, тем будет лучше для нас.

- Сколько времени вы даете нам для необходимых приготовлений?

- Неделю, больше вам не нужно.

- Через неделю мы будем готовы.

- Мне остается только сказать вам, братья, что у людей, не посвященных в наши планы, должно создаться полное впечатление, будто я не принимаю никакого участия в подготовке этой экспедиции - это нужно для того, чтобы лучше обмануть шпионов; только Морган, Филипп и Тихий Ветерок будут время от времени видеться со мной и уведомлять о том, что вам удалось сделать. Теперь прощайте, братья, я ухожу, пора кончать заседание. Выйдем один за другим и разойдемся в разные стороны.

- Не забудьте о ваших жалованных грамотах, господа, - прибавил губернатор, - послезавтра вы сможете их получить.

Монбар вышел, его примеру последовали другие флибустьеры, и д'Ожерон остался один.

- Какие дела можно было бы свершить с этими людьми, если бы только суметь их укротить! - прошептал он. - Ей-Богу, как ни тяжела эта обязанность, я сделаю все и с Божьей помощью все же надеюсь преуспеть.

ГЛАВА XV. Маркиз дон Санчо Пеньяфлор

Прошло несколько дней. Ни дон Гусман, ни Бирбомоно не показывались в Пор-де-Пе. Монбар решительно не знал, чему приписать столь продолжительное их отсутствие; его терзало смутное беспокойство. Когда он встречался со своей хозяйкой, то отворачивался, стараясь не замечать ее бледного лица и лихорадочно горевших глаз, которые устремлялись на него с выражением безропотной горести, невольно трогавшей его сердце. Мало-помалу он начинал чувствовать, как в сердце его ненависть сменялась состраданием. Он опасался, что не сможет дольше сдерживать страшной клятвы, произнесенной им. Несмотря на все усилия пробудить в своей душе справедливый гнев, он вынужден был сознаться, что тройная броня, которой было защищено его сердце, больше не могла поддерживать его в продолжительной борьбе против этой женщины, которую он любил так сильно, что эта любовь, разбив его жизнь, сделала несчастной и ее. Все говорило в ее пользу в сердце грозного флибустьера: ее продолжительное раскаяние, ее благородное самоотвержение, ее безмолвная покорность, даже ее смиренная и боязливая нежность, которая каждую минуту выказывалась в заботах, которыми она окружала его без его ведома, оставаясь почти невидимой.

Теперь, по прошествии стольких лет после проступка бедной женщины, Монбар спрашивал себя, имеет ли он право оставаться неумолимым и не должен ли пробить для него час прощения.

Но воспоминание о его ужасных страданиях, о недостойной измене, жертвой которой он оказался, вдруг пронзало его сердце, словно раскаленное железо, трепет гнева волновал его, и он шептал, удаляясь от донны Клары:

- Нет, искупление еще не кончено, виновный не получил наказания. Я не должен расслабляться прежде, чем свершится моя месть!

При этих словах его смягчившиеся было черты принимали мраморную неподвижность, брови хмурились, глаза сверкали зловещим блеском, глубокие морщины выступали на бледном лбу, и он становился опять тем неумолимым человеком, которым поклялся быть.

Но, повторяем, он сомневался; его суровость к бедной женщине была только маской, а ненависть, все еще сильная в отношении других врагов, мало-помалу отворачивалась от нее, чтобы смениться скорым прощением.

Несколько дней, которые он провел в Пор-де-Пе в одном доме с донной Кларой, намного подвинули дело прощения, которое могло довершить какое-нибудь непредвиденное событие.

Однажды вечером Монбар, удалившись в свою комнату, разговаривал с Морганом, кавалером де Граммоном и с Филиппом о приготовлениях к экспедиции, которая быстро приближалась. Уже несколько судов, прекрасно оснащенных, вышли в море, другие готовились отправиться вслед за ними на следующий день на восходе солнца; через два дня весь флот должен был стоять под парусами. Операция проводилась в таком секрете и так осторожно, что, несмотря на большое число отправившихся на судах флибустьеров, ничто не заставляло предполагать, чтобы испанцы могли узнать об этом.

Четыре флибустьера оговаривали между собой последние детали операции, когда в дверь комнаты, где они находились, осторожно постучали два раза. Монбар движением руки заставил своих друзей замолчать, после чего встал и отворил дверь.

Перед ним стоял Бирбомоно; еще два человека, закутанные в плащи, отступили немного дальше, в тень.

- Я приехал, - вполголоса сказал Бирбомоно, почтительно кланяясь Монбару.

- И с хорошими спутниками, как мне кажется, - ответил Монбар.

- Могу я говорить?

- О чем-нибудь важном?

- Да, и в особенности тайном.

- Хорошо, оставайтесь здесь, я сейчас вернусь. Монбар затворил дверь и вернулся к своим товарищам.

- Братья, - сказал он, - только что ко мне приехал один человек, который хочет сообщить мне какое-то важное известие; прошу вас, потрудитесь пройти на несколько минут в мою спальню.

- Не лучше ли нам предоставить вам полную свободу и совсем уйти, любезный Монбар? - осведомился Морган.

- Нет, так как не исключено, что после нашего с ним разговора, который вряд ли будет продолжителен, вы мне понадобитесь.

- Что ж, ступайте, если так, а мы останемся и будем глухи и немы.

- Благодарю, - сказал Монбар, улыбаясь.

Он провел их в спальню, закрыл за ними дверь, взял свечку и отворил дверь в соседнюю комнату, где поставил свечу на стол, после чего запер за собой дверь.

- Господа, - обратился он к ожидавшим его, - я к вашим услугам. Садитесь и рассказывайте о причине вашего визита.

- Мне нечего здесь делать, - сказал Бирбомоно. - Если вы позволите, кабальеро, я уйду и подожду на площадке.

- Хорошо, - просто ответил флибустьер.

Мажордом поклонился и вышел. Когда дверь за ним затворилась, один из незнакомцев сделал несколько шагов вперед, сбросил свой плащ и вежливо снял шляпу.

- Граф, - произнес он, - прежде всего позвольте мне засвидетельствовать вам свое почтение.

- Маркиз Пеньяфлор! - воскликнул Монбар вне себя от Удивления.

- Тише! - весело ответил дон Санчо. - Черт побери! Woe имя не пользуется здесь почетом, и незачем выкрикивать его так громко.

- Вы! Вы здесь!

- А почему бы, граф, мне не быть у вас? Чего я должен опасаться, позвольте вас спросить?

- С моей стороны вам опасаться нечего, и благодарю вас за то, что вы поняли это. Но если другие узнают о вашем присутствии в этом городе?

- Они не узнают - по крайней мере, я надеюсь, - пока я не выйду отсюда, а это случится тотчас по окончании нашего свидания.

- В таком случае позвольте мне повторить свой вопрос: чему обязан вашим посещением и кто приехал с вами?

- Это я, - ответил дон Гусман де Тудела, снимая шляпу.

- Хорошо, что вы вернулись по какой бы то ни было причине.

- Ведь вы взяли с меня слово.

- Это правда, и я полагался на него,, поверьте.

- Благодарю, - ответил молодой человек, поклонившись. - Теперь говорите, - обратился он к дону Санчо.

- Граф, - сказал тогда маркиз с благородством, - как ни велика ненависть, разделяющая две наши фамилии, мне приятно осознавать, что, как вы соблаговолили заметить, я постоянно оставался нейтральным во вражде, разделяющей их.

- Сознаюсь, это правда, - ответил Монбар доброжелательно.

- Мало того, - продолжал дон Санчо, - не смея позволить себе прямо осуждать поведение своего отца относительно вас, я никогда не чувствовал в себе мужества одобрить его. По моему мнению, несогласия между дворянами решаются честно, лицом к лицу и с оружием в руках; всякий другой образ действия кажется мне недостойным их.

- Очень рад слышать это от вас.

- Я исполняю свой долг, говоря таким образом, граф, и исполняю с тем большим удовольствием, что между нами есть старый, еще не уплаченный счет; неудивительно, что вы забыли о нем, но я ваш должник и обязан был помнить. Сейчас представился случай расплатиться с вами, и я не колеблясь сделаю это, каковы бы ни были для меня последствия.

- Я не знаю, о чем вы говорите.

- Зато знаю я, граф, и этого достаточно... Три дня назад мой родственник приехал в Санто-Доминго и от вашего имени просил у меня объяснений; так ли это?

- Действительно, так.

- Я не отказал ему в этом. Но я считаю, что мои слова должны быть не только предельно ясными и точными, но и неопровержимыми, поэтому я решил рассказать обо всем в вашем присутствии, убежденный, что не подвергнусь никакой опасности, если приеду к вам. Должен вам признаться, что мой родственник старался, без сомнения беспокоясь за мою безопасность, отговорить меня от этой поездки, но я решился - и вот я здесь.

- Клянусь честью, вы дорогой гость для меня, - с жаром вскричал Монбар, - потому что вы благородный дворянин!

- Теперь выслушайте меня, господа, - продолжал дон Санчо, поклонившись. - Вот что я ответил бы на вопросы моего родственника, если бы не предпочел сделать этого при вас. Я беру Бога в свидетели и даю честное слово дворянина, что вы услышите истинную правду... Дон Гусман де Тудела - не сын сестры моего отца герцога Пеньяфлора. У моего отца была только одна сестра, умершая девятнадцати лет от чахотки в кармелитском монастыре в Севилье. У моего отца была дочь, моя сестра. Эта дочь исчезла вследствие странного и таинственного приключения, в котором был замешан французский дворянин по имени граф де Бармон. Очень может быть, что дон Гусман - сын моей сестры, но я не смею утверждать это наверняка.

- Кузен, - вскричал молодой человек в сильном волнении, - ради всего святого, что такое вы говорите?!

- Правду, дон Гусман.

- Как! Дочь герцога?..

- Была законно обвенчана с этим французским дворянином, повторяю вам. Мой отец велел похитить ребенка, прежде чем мать смогла запечатлеть на его лобике первый поцелуй. Граф де Бармон, преследуемый несправедливой ненавистью моего отца, видя, что честь его очернена, а карьера разрушена, также исчез.

- О, как все это ужасно! - вскричал молодой человек, в отчаянии ломая руки. - А я-то, кто же я?!

- Вы, - с достоинством ответил дон Санчо, - вы человек с благородным сердцем, с возвышенной душой и сумеете, несмотря ни на что, приобрести себе прекрасное место в свете.

- И я помогу ему! - с порывом вскричал флибустьер.

- Боже мой! Боже мой!.. Что же хотели сделать из меня?

- Я уже вам говорил: орудие ненависти и мщения против невинного человека, который имеет право на ваше уважение. Монбар не убийца и не обольститель, а если бы даже он и был виновен, повторяю вам, вы не имеете никакого права требовать у него отчета, дорогой мой племянник.

- Не называйте меня таким образом, дон Санчо; я даже не знаю, принадлежу ли к вашей семье.

- На это я не могу ответить вам ничего иного, кроме того что я вас люблю, знаю с детства и всегда считал своим родственником.

- О! - вскричал Монбар. - Неужели ненависть может быть доведена до такой степени?

- Вы сами видите, граф... Теперь я исполнил священную обязанность. Что бы ни думал отец о моем поведении, совесть моя спокойна: я облегчил ее от ужасной тяжести; пусть судит меня Господь.

- Вы поступили именно так, как я ожидал, и я искренне вас благодарю. Но, - прибавил Монбар тихим голосом, - не хотите ли вы сообщить мне еще о чем-либо?

- Другая особа сделает это, граф, - ответил дон Санчо тем же тоном.

- С этой минуты особа эта для меня священна, маркиз. Господь, могущество которого бесконечно, позволит, без сомнения, чтобы она сумела забыть все, как забуду я сам.

- В свою очередь благодарю вас, граф, - откликнулся маркиз, - этими словами вы вновь сделали меня вашим должником.

Два человека, наделенные столь благородным сердцем и возвышенным умом, горячо пожали друг другу руки.

- А он? - спросил маркиз, указывая на молодого человека, который стоял, уныло опустив голову на руки.

- Я сам позабочусь о нем.

- Бедный юноша! - прошептал дон Санчо и, подойдя к дону Гусману, мягко обратился к нему: - Великие горести делают людей сильными. Что же вы опускаете голову? Вы имеете право ходить с высоко поднятой головой, ведь и вы также не виновны.

- О! Если бы вы знали...

- Я все знаю, Гусман. Роковая судьба преследует вас; вы повиновались не своей воле, воле, от которой не смели избавиться. Не отчаивайтесь же так сильно.

- Но что же делать, Боже мой, куда деваться?

- Перед вами два пути: следовать за мной, и клянусь вам, что я буду для вас добрым родственником, или остаться здесь, среди ваших новых друзей; я даже думаю, что этот второй путь - самый лучший для вас.

- Могу ли я осмелиться после всего того, что случилось? Ведь я негодяй, изменник, словом - шпион!

Монбар подошел к нему и, положив руку на его плечо, сказал тихо, но властно:

- Поднимите вашу голову! Дон Гусман де Тудела умер, я знаю только Франкера, храброго Берегового брата.

- А? Вы меня прощаете, если говорите эти слова! - вскричал молодой человек с проблеском радости сквозь слезы.

- Прощают только преступников, а Франкер преступником быть не может.

- И никогда не будет! - воскликнул молодой человек с воодушевлением. - С этой минуты я принадлежу вам, делайте со мной что хотите.

- Хорошо, дитя мое, осушите ваши слезы, вы нашли отца.

И Монбар раскрыл ему объятия с волнением, необыкновенным для такого человека. Молодой человек бросился к нему на шею, и они долго стояли, обнявшись.

В это время послышался легкий шум, двери тихо отворились, и показалось бледное и смиренное лицо донны Клары. Монбар подошел к ней и, взяв за руку, ввел за собой в комнату; она покорно последовала за ним, и в лице ее читалась робость и чуть заметная радость.

- Франкер, - сказал он молодому человеку, - если вы нашли во мне отца, то вот праведная женщина, которая займет место вашей матери. Любите ее, как родную мать, потому что ее любовь к вам безгранична.

- Да! - вскричала донна Клара с неописуемым волнением. - Да, вы - мой сын!

- Молчите, Клара, - тихо сказал ей Монбар, - а если вы ошибаетесь?

- О-о! - ответила она, бросив на него один из тех взглядов, которые разъясняют все. - Разве можно обмануть сердце матери? - И она с восторгом прижала молодого человека к своей трепещущей груди.

- Такая великая радость после такой великой горести! Да будет благословен Господь! - вскричал молодой человек.

- О да! - подхватила донна Клара. - Да будет Он благословен, потому что Его правосудие неизменно.

Монбар, лучше других владевший собой во время этой сцены, рассудил, что пора вмешаться.

- Извините, дон Санчо, - сказал он, - мы совсем забыли о вас. Ведь именно вам мы обязаны этими минутами счастья, и мы наслаждаемся ими как последние эгоисты, совершенно не думая о том, что ваше положение ненадежно в этом городе, где, кроме нас, все вам враги.

- Право, любезный граф, - ответил маркиз с очаровательной веселостью, - я так счастлив вашим счастьем, что забываю обо всем на свете. Однако должен вам признаться, что мне, кажется, пора убираться отсюда; я чувствую здесь себя не совсем спокойно. Рискуя быть принятым за труса, я с удовольствием покину ваше приятное общество, и если мой старый знакомый Бирбомоно не прочь будет еще раз послужить мне проводником, то я охотно приму его помощь.

- Я к вашим услугам, сеньор маркиз, - ответил мажордом, который в эту минуту входил в комнату. - Мы отправимся когда вам будет угодно.

- Сейчас! Мне хочется поскорее убраться отсюда.

- Прощайте, дон Санчо, - сказал Монбар. - Мне жаль расставаться с вами, потому что я люблю вас; но мы оба находимся в несколько... щекотливом положении, и мне кажется, что лучшим пожеланием с моей стороны было бы никогда более не видеться с вами.

- Однажды мы уже расставались с этими словами, однако все-таки увиделись.

- Это правда, никто не знает, что может случиться с нами.

- Позвольте еще одно слово, граф.

- Говорите.

- Что мой отец?

- Я не стану его разыскивать - вот все, что я могу вам обещать. Дай Бог, чтобы наши дороги не пересеклись!

- Хорошо; прощайте. Я еду со спокойным сердцем после этого обещания... Мужайтесь, племянник, не забывайте меня! - И он ласково обнял молодого человека.

- Бирбомоно, поручаю вам маркиза.

- Я отвечаю за него, сеньор.

- Прощайте еще раз. Пойдемте, Франкер.

Молодой человек пошел за Монбаром. Они вышли из залы, оставив брата и сестру с мажордомом. Как только они оказались в гостиной, Монбар сказал:

- Отрите ваши глаза и будьте мужчиной, Франкер; я представлю вас людям, которые отныне будут вашими братьями.

Монбар отворил дверь, и они вошли в спальню. В комнате сидели три флибустьера и о чем-то тихо разговаривали между собой.

- Извините, что заставил ждать вас так долго, братья, - сказал Монбар.

- Да вот же Франкер! - воскликнул де Граммон. - А я ищу его целую неделю. Куда это ты запропастился, дружище?

Монбар поспешно ответил:

- Я давал ему тайное поручение. Братья, - продолжал Монбар, - Франкер будет у меня капитаном; прошу вас признать его в этом звании.

Флибустьеры, любившие молодого человека, поздравили его с новым назначением, которого многие желали, но не могли получить, и через несколько минут серьезный разговор, прерванный неожиданным приездом Бирбомоно, опять возобновился.

ГЛАВА XVI. "Тигр"

Вот уже два дня как флибустьерский флот стоял под парусами; лишь один корабль оставался на якоре в Пор-де-Пе, но и тот готов был выступить в открытое море по первому сигналу. Этот корабль был вооружен только четырьмя небольшими пушками и с виду был совсем не страшен. Его круглые и массивные формы выдавали в нем голландское судно. Однако именно этот корабль Монбар выбрал, чтобы поднять на нем адмиральский флаг. Невозможно было уговорить его выбрать другое судно, более крепкое, более прочное, лучше вооруженное, а в особенности более легкое на ходу; на все замечания он отвечал, что предпочитает хорошие корабли отдать своим друзьям, что он не заставит себя ждать в назначенном месте, и пусть о нем не тревожатся - у него есть свои причины поступать именно таким образом.

Наконец другие флибустьеры во главе с д'Ожероном предоставили ему действовать как он хочет, убежденные, что за видимым самоотречением знаменитого флибустьера скрывается какой-нибудь смелый план, тем более что даже если он был равнодушен к качеству своего судна, то не мог не отобрать самым тщательным образом команду, состоящую из двухсот человек, старательно выбранных между самыми храбрыми флибустьерами.

В тот день, о котором идет речь, в восьмом часу утра Монбар, отдав Франкеру свои последние приказания и отправив его в лодке с донной Кларой и Бирбомоно, которые пожелали участвовать в экспедиции, дабы ухаживать за ранеными, - что было им дозволено, несмотря на закон, запрещавший допускать женщин на флибустьерские суда, - Монбар, говорим мы, оставил гостиницу и направился к пристани.

Человек в костюме буканьера, с трубкой в зубах, заложив руки за спину, прохаживался взад и вперед по пристани, искоса поглядывая на легкую бригантину, которая покачивалась на воде недалеко от пристани и которую он рассматривал с невыразимым удовольствием.

И впрямь, эта изящная стройная бригантина казалась настоящей игрушечкой, во всех отношениях достойной привлечь взоры истинного ценителя. Человек, о котором мы говорим, до такой степени был погружен в созерцание, что даже не слышал, как к нему приблизился Монбар, и только когда тот ударил его по плечу, он заметил его присутствие.

- Эй! Вы спите, что ли? - спросил флибустьер.

- Нет, сеньор, - ответил незнакомец, с живостью обернувшись и поднеся руку к шляпе, чтобы поклониться, - я смотрел на свою бригантину.

- Подойдите-ка сюда, - продолжал Монбар, - нам надо покончить кое-какие счеты.

- О, к чему же так торопиться, кабальеро, - заметил его собеседник льстивым голосом.

- Извините, но, напротив, торопиться надо, потому что через полчаса вы должны отправляться.

- Я отправлюсь, когда вам будет угодно, сеньор.

- И чем скорее, тем лучше, не правда ли? - язвительно заметил Монбар. - Вам хочется поскорее уехать отсюда?

- Я ничего не боюсь, сеньор, если вы удостоили меня своим покровительством.

- Это правда, но с некоторыми условиями; вы, конечно, помните, о чем идет речь?

- Да, сеньор, и эти условия я готов выполнить честно.

- Гм! - сказал Монбар. - Мне кажется, что в эту минуту вы служите, так сказать, и нашим и вашим, сеньор Агуир.

- Сеньор! - прошептал тот, бледнея.

- Испанцы платят вам за то, что вы шпионите за нами, а я плачу вам за службу против испанцев, однако, как мне кажется, это слишком неудобно. Успокойтесь, сеньор Агуир, дело может обернуться для вас лучше, чем вы предполагаете. Отвечайте же на мой вопрос: какие сведения должны были вы сообщить Франкеру?

- Он вам все рассказал?! - вскричал Агуир с удивлением, смешанным с испугом.

- Все. Итак, поверьте мне, покоритесь добровольно и, повторяю вам, все будет хорошо.

- Дело серьезное, сеньор.

- Посмотрим.

- Испанский фрегат с тремя сотнями отборных человек и с сорока шестью пушками получил приказание неожиданно напасть на Тортугу.

- Хорошо. Где же теперь этот фрегат?

- В устье реки Эстера, на южном побережье Кубы.

- Очень хорошо, я знаю это место.

- Приказания губернатора Кубы очень строги. Четыре хорошо вооруженных бригантины должны присоединиться к фрегату, чтобы отнять у разбойников - извините, у флибустьеров, - всякую надежду на сопротивление.

- Это очень благоразумно. Где же теперь находятся эти бригантины?

- Дрейфуют у гавани Санта-Мария, недалеко от города Пуэрто-дель-Принсипе, на южном побережье Кубы; но они с минуты на минуту должны сняться с якоря, чтобы присоединиться к фрегату, ожидающему их.

- Это все, сеньор Агуир? Вы ничего не забыли?

- Только одно, сеньор... но не знаю, должен ли это вам говорить.

- Скажите; теперь это не может быть некстати.

- Заметьте, сеньор, - сказал Агуир с легким трепетом в голосе, - что вы сами заставляете меня говорить.

- Говорите!

- Испанцы до такой степени уверены, что флибустьерам не спастись, и так твердо решились не давать им пощады, что по приказанию губернатора на фрегате отправлен невольник-негр, чтобы после победы исполнить обязанности палача.

- Черт побери! Испанцы не забывают ничего, - с иронией сказал Монбар, - они люди предусмотрительные... На этот раз все?

- Клянусь спасением своей души!

- Хорошо; кроме того, если вы меня обманываете, я сумею вас найти, укройся вы в самом аду!

- Сохрани меня Бог, сеньор!

- Теперь слушайте меня. Мексиканский вице-король платит вам за то, чтобы вы шпионили за нами. Это очень хорошо. Отправляйтесь немедленно в Веракрус, слышите?

- Хорошо, сеньор, вице-король теперь там.

- Тем лучше. И вот что вы ему скажете, - а я предсказываю вам, что вы получите хорошую награду, дело стоит того. Сообщите ему, что значительный флот с двумя тысячами флибустьеров под командой Монбара Губителя крейсирует перед Золотой Кастилией, от Дарьена до Венесуэлы, с целью высадиться на берег и напасть врасплох на одну из прибрежных гаваней.

- Скажу, сеньор, если вы этого желаете.

- Я этого требую! Только помните, что вам не стоит обманывать меня, сеньор Агуир, потому что измена может стоить вам дорого. При этом известия, которые вы сообщите, будут справедливы, и вы окажете огромную услугу вашей стране и вице-королю; следовательно, вы должны быть довольны, что выполняете это задание. Кроме того, поскольку всякий труд заслуживает вознаграждения, возьмите это, а если я останусь доволен тем, как вы исполните ваше поручение, то это может оказаться всего лишь задатком.

И Монбар опустил тяжелый кошелек, наполненный золотом, в руку, тревожно протянутую ему Агуиром.

- За сим до свидания, - продолжал Монбар, - и да защитит вас дьявол!

При этом богохульстве испанец перекрестился. Монбар, смеясь, повернулся к нему спиной и, оставив его, направился к д'Ожерону, который шел к нему навстречу. С минуту Агуир оставался стоять, пораженный странным прощанием флибустьера, но скоро опомнился, сунул кошелек в карман, сел в лодку, ожидавшую его, и направился к своей бригантине, бормоча про себя:

- Конечно, я исполню твое поручение, проклятый разбойник, и желаю тебе наконец получить наказание за все твои преступления.

Через несколько минут бригантина, распустив все паруса, выходила в открытое море.

Д'Ожерон не хотел отпускать Монбара, не простившись с ним, не пожелав в последний раз успеха его опасному предприятию.

Поговорив несколько минут, оба горячо пожали друг другу руки и наконец расстались. Монбар сел в шлюпку, которая доставила его на корабль, а д'Ожерон остался неподвижно стоять на краю пристани, не желая удалиться ., прежде, чем увидит судно под парусами.

Ожидание его было непродолжительным. Как только Монбар ступил на палубу, все паруса были мгновенно подняты, и судно быстро удалилось, уносимое сильным юго-западным ветром.

Несмотря на свой тяжелый и грубый внешний вид, "Тигр" - так назывался адмиральский корабль - имел серьезные достоинства и был довольно легок на ходу.

Берега Эспаньолы скоро исчезли вдали, слившись с линией горизонта, и "Тигр" очутился в открытом море. Монбар отдал необходимые распоряжения капитану и сошел в свою каюту, приказав, чтобы его предупредили, если что-то случится.

Первой заботой адмирала, после того как он бросил равнодушный взгляд на свое собственное помещение, было убедиться, насколько хорошо оснащен корабль. Франкер, которому было поручено лично заняться снаряжением судна, исполнил данное ему поручение как опытный офицер. Монбару не пришлось ничего менять, все было в порядке. Недалеко от адмиральской каюты и каюты Франксра были приготовлены помещения для донны Клары и ее верного Вирбомоно. Они уже заняли свои узкие каюты и чувствовали себя там превосходно.

На закате солнца Монбар приказал собрать весь экипаж на палубе. Матросы поспешно повиновались, убежденные, что их командир хочет сообщить им нечто важное.

Они не ошиблись: когда все выстроились на палубе чуть впереди грот-мачты, адмирал, бросив довольный взгляд на их энергичные лица, загрубевшие от дождя и солнца, заговорил резким голосом, без усилий заглушавшим шум волн, бившихся о борта корабля.

- Братья, - сказал Монбар, - я собрал вас для экспедиции, где нас ждут слава и выгода, потому что я намерен напасть врасплох на одну из самых богатых испанских колоний на Материковой земле. Эта экспедиция, требующая значительных сил, заставила меня снарядить несколько кораблей и созвать всех Береговых братьев из Леогана и с острова Гонав. В ту минуту, когда я отправлялся на корабль, мне стало известно, что испанцы хотят воспользоваться нашим уходом и внезапно напасть на наши колонии. В Пор-де-Пе и Пор-Марго остались только обыватели и несколько буканьеров. Как ни храбры эти люди, их слишком мало для того, чтобы сопротивляться нападению. Неужели мы позволим испанцам убить наших братьев?

- Нет! Нет! - закричали флибустьеры, размахивая оружием. - Надо идти на них! На них!

Монбар движением руки потребовал тишины. Флибустьеры замолчали.

- Я знаю, где скрываются испанцы в эту минуту: один фрегат стоит неподалеку отсюда. Они даже не подозревают о нашем присутствии в этих местах. Братья, если вы хотите, мы скоро сменим дрянное судно, на котором сейчас идем, на истинно адмиральский корабль.

Ропот восторга прервал речь флибустьера.

- Они так уверены в успехе, что даже взяли к себе на борт палача - специально для того, чтобы казнить наших братьев. (Исторически верно. - Примеч. автора)

- Смерть испанцам! - взревела команда.

- Нападем на них, отомстим за себя и спасем наших братьев, - продолжал Монбар. - Последуете вы за мной?

- Да, да! Да здравствует Монбар!

- Хорошо, братья, я полагаюсь на вас. Скоро у нас будет прекрасный праздник, обещаю вам.

Крики восторга удвоились. Монбар добился своей цели: он знал, что может располагать по своей воле этими людьми, которые дадут себя убить по первому его движению.

Еще два дня продолжали плыть, держась довольно далеко от берегов, чтобы не быть замеченными испанскими дозорными. На третий день, в два часа утра, дул небольшой ветер, море было спокойно; флибустьеры находились недалеко от реки Эстера. По приказанию Монбара на воду были тихо спущены два баркаса; в них разместились полторы сотни человек. Баркасы отчалили от корабля и направились к берегу. Весла были обернуты паклей; баркасы двигались вперед быстро и без шума, оставив корабль крейсировать под командой Франкера.

Через два часа баркасы достигли берега и тогда разделились: один направился к правому берегу, другой - к левому. Тихо проскользнули они под густые кусты, окаймлявшие оба берега, и поднимались вверх по течению около одного лье.

По сигналу Монбара флибустьеры без малейшего шума сошли на берег и залегли позади своих лодок, которые служили им укрытием. Положив палец на курок ружья, чтобы быть готовыми к малейшей неожиданности, они принялись ждать рассвета.

На восходе солнца они заметили неподалеку испанский фрегат, который готовился сняться с якоря. Это был великолепный корабль, какие в то время строились в испанском флоте; только полгода тому назад вышел он из кадисской верфи и совершал свое первое путешествие"Жемчужина". Монбар вздрогнул от радости, увидев его. Агуир не солгал. Адмирал так торопился, что четыре бригантины не успели присоединиться к нему; фрегат был один.

Флибустьеры с нетерпением наблюдали за кораблем. Наконец он распустил паруса и приготовился выйти из устья Реки в море. Испанцы, ни о чем не подозревая, сгрудились на палубе, любуясь зелеными берегами. Вдруг, в ту минуту, когда фрегат проходил между двумя рядами притаившихся в засаде авантюристов, Монбар громко вскрикнул. В ту же минуту раздался страшный залп, и каждый выстрел, сделанный флибустьерами почти в упор, нашел свою жертву.

На палубе несчастного фрегата поднялся неслыханный беспорядок. При первом залпе канониры подбежали к своим пушкам и начали осыпать картечью кусты. Но флибустьеры были спрятаны и невидимы, и артиллерия фрегата напрасно тратила свои снаряды.

Монбар с редким умением расположил своих людей вдоль берегов и постоянно отдавал приказания, заставляя их ложиться на землю в ту минуту, когда раздавались выстрелы испанцев, и безостановочно стрелять.

Таким образом битва продолжалась пять часов и благодаря воинскому искусству командира флибустьеры не потеряли ни одного человека.

К полудню Монбар заметил, что испанцы стали стрелять реже. На палубе находились всего несколько солдат; шпигаты (отверстия в палубе корабля для удаления скопив шейся на ней воды за борт) изрыгали потоки крови. Монбар понял, что наступила решительная минута.

- На абордаж, братья! - воскликнул он, первым бросаясь в баркас.

- На абордаж! - взревели флибустьеры, устремляясь вслед за ним.

Легкие суденышки вмиг причалили к фрегату, и авантюристы со всех сторон ринулись на палубу. Испанцы, несмотря на понесенные потери, героически сопротивлялись, но скоро, подавленные численно, испуганные видом страшных флибустьеров, которые слыли непобедимыми, они были вынуждены оставить палубу и бросились в трюм, где еще некоторое время пытались поддерживать борьбу, ставшую бессмысленной.

- Никакой пощады! - кричал Монбар.

- Никакой пощады! - вторили ему флибустьеры. Началась страшная резня. В эту минуту негр, полумертвый от страха, бросился к ногам адмирала.

- Ты кто? - спросил его Монбар.

- Палач! - отвечал негр, рыдая.

- А-а! - закричал Монбар громовым голосом. - Братья! Вот палач, которого губернатор Кубы послал казнить вас. Ведь это правда, негодяй?

- Увы, да, сеньор капитан.

- Ну, так ты исполнишь свою обязанность! Братья, приведите пленных.

На окровавленной палубе фрегата произошла ужасная сцена. Все испанские пленные были подведены к грот-мачте, где их заставили стать на колени. Флибустьеры окружили их.

- Эти люди осуждены на смерть, - сказал Монбар негру,

подавая ему топор. - Начинай!

Убийство началось. Палач отрубил головы всем пленным.

- Постой! - вскричал Монбар, бесстрастным взором следивший за этой страшной резней.

В живых остался только один пленник.

- Я дарю тебе жизнь, - сказал ему Монбар, - но с условием, что ты убьешь человека, который отрубил голову твоим друзьям.

Пленник как пантера бросился на испуганного палача, вырвал у него топор и моментально отрубил ему голову. Негр повалился на трупы убитых им людей.

- Хорошо, - сказал Монбар, - ты свободен. Ступай...

Нет, постой.

Вынув из кармана какие-то бумаги, он вырвал листок, кровью написал несколько строк, описав случившиеся события, и, передав эту странную депешу пленнику, который был ни жив ни мертв от страха, сказал:

- Отдай эту бумагу губернатору Кубы и расскажи ему о том, как Монбар Губитель поступил с палачом, присланным им. Прощай!

Пленника бросили в лодку, которую флибустьеры отдали ему, и он добрался до берега вне себя от ужаса и отчаяния.

Однако на этом дело, предпринятое Монбаром, еще не окончилось. Трупы испанцев были брошены в море, палуба вымыта, паруса приведены в порядок, и фрегат наконец вышел в Наветренный пролив (Наветренный пролив отделяет Кубу от Санто-Доминго). Но вместо того, чтобы выйти в открытое море, как предполагали флибустьеры, адмирал приказал держаться берега.

К четырем часам пополудни фрегат на всех парусах подошел к бухте Санта-Мария. Там на якоре стояли четыре бригантины.

Застигнутые врасплох, испанцы почти не сопротивлялись, и менее чем за полчаса все четыре бригантины попали во власть флибустьеров. Это были прекрасные суда, хорошо вооруженные и почти новые. К несчастью, у Монбара не было достаточно людей, чтобы увести их; кроме того, надо было торопиться: в Пуэрто-дель-Принсипе били в набат, народ хватал оружие и начинал собираться на берегу.

Монбар приказал забрать все наиболее ценное. Когда все перенесли на фрегат, бригантины были потоплены вместе с испанцами, лежавшими в связанном виде на палубе.

- А-а! - сказал тогда Монбар со зловещей улыбкой. - Теперь, когда мы спасли наших братьев, мы можем без опасения заняться нашими делами.

Флибустьеры осыпали картечью толпу, собравшуюся на берегу, и вышли в открытое море, преследуемые криками бессильной ярости, испускаемыми испуганными врагами.

К семи часам вечера фрегат подошел к "Тигру", крейсировавшему недалеко от берега.

Монбар, не желая показываться донне Кларе с руками еще дымившимися от крови ее несчастных соотечественников, так безжалостно убитых им, передал командование над "Тигром" Франкеру, приказав ему обращаться с пассажиркой с глубочайшим уважением. Он перевел на "Тигр" пятнадцать человек, чтобы увеличить его команду, а сам остался на фрегате, на котором и поднял адмиральский флаг. По окончании этих распоряжений оба корабля направились к острову Аруба, где Монбар назначил собраться всему флоту и куда другие суда, по всей вероятности, уже прибыли.

Подвиг отважного флибустьера вселил ужас в испанцев и привел к страшным последствиям в будущем.

ГЛАВА XVII. Совет флибустьеров

В одной из предыдущих глав, описывая окрестности Маракайбо, мы говорили, что недалеко от Венесуэльского залива находилось несколько островов, и среди прочих - Аруба и Лос-Монхес. Два этих острова, прежде покоренные испанцами, были населены индейцами, говорящими по-кастильски, но зависимыми от Нидерландов, которые, с тех пор как овладели Кюрасао, оставили губернаторов и гарнизон на этих островах, не потому что они были богаты или плодородны - они были почти бесплодны и доставляли только необходимый корм для коз и лошадей, которых разводят там в большом количестве - но потому что служили местом оживленной торговли невольниками, происходившей между испанцами и голландцами.

Через тридцать пять дней после отплытия флибустьеров из Пор-де-Пе все без исключения их корабли собрались у острова Аруба, где Монбар назначил им свидание.

Первой заботой Моргана по приезде было завладеть островом, потопить лодки жителей, чтобы они не смогли выйти в море, и выставить часовых на всех доступных пунктах берега. Благодаря этим предосторожностям, поскольку никто из жителей не мог покинуть остров, чтобы поднять тревогу, безопасность флибустьеров была временно обеспечена. Авантюристы могли быть уверены, что их присутствие в этих местах не будет открыто до тех пор, пока они сами не вздумают обнаружить его.

Монбар ждал капитанов, которых он созвал на свой фрегат. В глубокой задумчивости склонившись над бортом, он не сводил глаз с лодки, отделившейся от "Тигра" и направлявшейся к фрегату. В этой лодке сидели три человека и среди них одна женщина; заметив ее, Монбар чуть заметно нахмурил брови и с досадой покачал головой. Однако он сумел скрыть свои чувства и с улыбкой подошел к штирборту, чтобы принять пассажиров, подплывших к фрегату. После обычных приветствий Франкер почтительно сказал:

- Адмирал, сеньора просила меня доставить ее к вам на фрегат. Я счел своим долгом не сопротивляться ее пожеланию, тем более что она выразила намерение поговорить с вами.

- Вы хорошо сделали, капитан. Я очень рад видеть сеньору, я весь к ее услугам, хотя и сожалею, что она не выбрала Для разговора более удобной минуты; мои обязанности помешают мне наслаждаться ее разговором так долго, как я желал бы.

- Я могу подождать, - заметила гостья, - пока ваши занятия не позволят вам дать мне аудиенцию. С вашего позволения, я останусь здесь до тех пор, пока не окончится ваш совет, а потом вернусь на "Тигр" в лодке, которая доставила меня сюда. Это задержит отъезд капитана всего на несколько минут; я хочу сказать вам очень немногое.

- Ваши желания - приказ для меня, сеньора, - отвечал Монбар. - Впрочем, - прибавил он, протянув руку в сторону моря, где были видны лодки, направлявшиеся к фрегату, - вы видите, что, к моему величайшему сожалению, в данную минуту у меня нет никакой возможности говорить с вами; сюда по моему приказанию прибывают офицеры. Сделайте мне честь, располагайтесь пока что в моей собственной каюте. Как только я освобожусь, я тотчас поспешу к вам.

Донна Клара поклонилась в знак согласия на предложение Монбара, поблагодарила Франкера и пошла за юнгой, которому адмирал приказал отвести ее в свою каюту. Лодки начали подплывать к фрегату, и капитаны один за другим поднимались на палубу, где были приняты со всеми почестями, принятыми в военном флоте всех стран для приветствия высших офицеров.

Монбар стоял у трапа и пожимал руки своим товарищам, обмениваясь с ними дружескими словами по мере того, как они появлялись на палубе его фрегата.

Капитаны сошли в залу совета, приготовленную для их приема; два флибустьера с ружьями караулили дверь - совещание было тайное. Посреди залы был поставлен круглый стол, покрытый зеленым сукном, вокруг него расставили стулья.

Всего явилось пятнадцать капитанов; это были самые знаменитые предводители флибустьеров. Мы уже называли их имена. Монбар был председателем совета вместе с Морганом. Франкер, самый младший, исполнял должность секретаря; на столе перед ним положили бумагу, перья и чернила. По безмолвному приглашению адмирала капитаны сели.

По законам флибустьерства, когда какой-нибудь предводитель устраивал экспедицию и имел в своем распоряжении только один корабль, он не мог принять никакого решения без согласия своей команды, которая, так же как и он, имела выгоды в успехе экспедиции и, следовательно, имела право голоса в совете. Всякий план принимался единогласно или отвергался, и тот, кто предлагал его, не имел права обижаться на исход голосования. Когда речь шла о такой важной экспедиции, как та, которую на сей раз собирались предпринять флибустьеры, закон несколько изменялся, то есть команды передавали всю власть своим капитанам, которые заседали в совете вместо нее. Но результат всегда был один и тот же: лишь единогласие решало вопрос; одного голоса было достаточно, чтобы отвергнуть предлагаемый план.

Такой способ действия, в принципе очень хороший, так как соблюдал всеобщие интересы, грешил тем, что часто обсуждение длилось нескончаемо и не приводило ни к какому результату. Однако мы должны признаться, что в тех случаях, когда высшие офицеры были знаменитыми командирами, офицеры, пользовавшиеся не столь широкой известностью, очень редко противоречили им и подавали голос за вносимые предложения, что значительно упрощало решение вопроса.

До открытия совета Монбар дал отчет своим товарищам в том, каким образом удалось ему завладеть испанским фрегатом и четырьмя бригантинами, и принял поздравления с подвигом, доставившим ему прекрасный корабль, не только самый лучший во флибустьерском флоте и прекрасно вооруженный, но и поставивший испанцев, по крайней мере на время, в крайне сложное положение, отняв у них возможность предпринять что-либо серьезное против Береговых братьев.

Волнение, возбужденное рассказом Монбара, утихло. Его попросили открыть заседание, что он и сделал немедленно среди всеобщего волнения и любопытства.

- Братья и друзья, - сказал он, - с удовольствием отмечаю то, что наконец вы достигли того места, где я назначил вам свидание, и находитесь рядом с богатым берегом, который испанцы назвали Золотой Кастилией. Цель нашей экспедиции уже не является для вас тайной - или, по крайней мере, вы догадываетесь об этой цели. Но чтобы не оставалось никаких сомнений и поскольку час решительных действий пробил, я открою вам свой план: я хочу завладеть Маракайбо и соседними с ним городами. Что вы об этом думаете, друзья мои?

- Адмирал, - ответил Морган от имени всех, - мы думаем, что это намерение достойно вас, и с радостью присоединяемся к вам.

-Должен вам признаться, братья, - продолжал Монбар, - что это предприятие задумано не мной; воздадим каждому по заслугам. Идея принадлежит Филиппу д'Ожерону, который уже несколько дней осматривал этот берег, когда я и несколько моих товарищей внезапно встретили его на берегу. Мы оказались там случайно, когда буря потопила мое судно, слишком старое, чтобы выдержать в открытом море серьезный шторм. Обратитесь же с похвалами к нашему молодому и храброму товарищу, потому что именно в его голове зародилась эта дерзкая мысль, а я только развил ее и сделал возможной, старательно изучив окрестности Маракайбо и собрав необходимые сведения, чтобы с вашей помощью привести ее в исполнение.

У офицеров, восхищенных скромностью Монбара, вырвался вздох удовольствия: все они были прекрасными знатоками подвигов всякого рода, но лишь немногие из них чувствовали себя способными к подобному самоотвержению.

- Теперь, когда вы знаете цель, к которой мы стремимся, продолжал Монбар, обращаясь к Моргану, - соблаговолите, господин вице-адмирал, сообщить мне о ваших действиях после отъезда из Пор-де-Пе.

- Мое донесение будет коротким, адмирал, - сказал он. - Нам постоянно благоприятствовал попутный ветер. В четырех лье от острова мы соединились с другими судами и все вместе, как коршуны, налетели на Арубу. Вы не отдали мне приказаний на этот счет, но поскольку я подозревал, что место общего сбора, назначенное для встречи с вами, должно находиться недалеко от того места, которое вы намеревались атаковать, я стремился пресечь нежелательные слухи и поэтому завладел островом. Местные жители очень бедны и немногочисленны, они вовсе не ожидали подобного нападения с нашей стороны и дали себя обезоружить, даже не пытаясь оказать бесполезное сопротивление. Я велел потопить все суда на случай, если бы кто-нибудь вздумал бежать, выставил на берегу часовых, а для пущей предосторожности поставил опытных людей караулить в лодках, делая вид, будто они занимаются рыбной ловлей. После нашего прибытия десять каботажных (каботажные суда предназначены для плавания между морскими портами одной страны) судов пристали к острову. Нет необходимости говорить, что ни одно из этих судов не ушло в море; мы взяли их в плен, что немало удивило их, - прибавил Морган, смеясь. - К этому мне нечего прибавить, адмирал.

- Примите мои искренние поздравления, любезный Морган, - ответил Монбар, - трудно было провести это дело с большим тактом и большей ловкостью. Впрочем, назначив вас вице-адмиралом флота, я знал, на что вы способны, и был спокоен. Теперь речь идет о том, каким образом мы можем высадиться на берег незаметно для неприятеля. Вопрос серьезный: город, который мы собираемся брать приступом, расположен на берегу озера. Он хорошо защищен, имеет многочисленный гарнизон под начальством опытного офицера, который будет храбро защищаться. Я в этом убежден, потому что прекрасно его знаю. Теперь пусть говорит Филипп д'Ожерон, который тщательно изучил положение неприятеля и которому, как я уже имел честь вам сообщить, пришла первая мысль об этом предприятии. Говорите же, брат, мы слушаем вас, - обратился он к молодому человеку. Филипп встал, краснея и смущаясь от похвал своего командира и в душе оскорбленный насмешливыми взглядами кавалера де Граммона; он понимал, что кавалер, чья наблюдательность еще усилилась из-за ревности, угадал его тайную мысль и причину, по которой ему захотелось овладеть именно Маракайбо, вместо всякого другого пункта, такого же богатого, где-нибудь на побережье. Однако он сделал над собой усилие, подавил волнение и решительно заговорил.

- Если вы желаете узнать мое мнение, братья, - сказал он, - хотя я самый младший среди вас и мой опыт почти ничтожен, однако я не стану отказываться от вашего приглашения и докажу свое повиновение, в нескольких словах сообщив вам все, что знаю. Как вам сказал адмирал, город хорошо защищен. Мне кажется, что было бы благоразумно, прежде чем предпринять что-либо против него, удостовериться, известно ли кому-нибудь о нашем присутствии на этом берегу. Здесь плавают множество каботажных судов, многие ходят только на веслах и, несмотря на нашу бдительность, могли пройти незаметно от нас ночью. Наши суда совсем не похожи ни на испанские, ни на голландские, так что, если это случилось, мы непременно будем узнаны и по всему побережью поднимут тревогу. Таким образом люди, на которых мы хотим напасть врасплох, завлекут нас самих в сети, которые мы хотим им расставить.

- Ваше замечание совершенно справедливо, - ответил Монбар, взглянув на других капитанов. - Какие меры вы предлагаете принять для того, чтобы удостовериться в истине?

- Мы видели здесь несколько испанских бригантин. Очень легко захватить одну из них. Мы заставим наших пленников сообщить нам сигналы, известные часовым на берегу. Бригантина войдет в озеро, дойдет до Маракайбо и вернется обратно с сообщением о том, что видела. Если мое предложение будет принято, я прошу назначить меня командиром бригантины.

- А я, брат, прошу позволения ехать с вами, - сказал де Граммон с иронией.

Филипп поклонился ему с насмешливой улыбкой и сел на свое место.

- Есть ли у вас, братья, какие-либо возражения против этого предложения? - спросил Монбар.

Никто не ответил.

- Раз так, буду говорить я, - сказал Монбар. - Замечания Филиппа д'Ожерона справедливы, более того, я считаю их обоснованными; действительно невозможно, чтобы флот из пятнадцати вооруженных кораблей мог незаметно приблизиться к берегу. Следовательно, о нашем присутствии здесь должно быть уже известно. Тревога наверняка поднята. Я абсолютно убежден, что в ту самую минуту, когда мы с вами совещаемся, во всех местечках люди хватают оружие и повсюду готовятся к решительному сопротивлению. Именно поэтому предложение нашего брата Филиппа, как мне кажется, не должно быть принято: во-первых, если мы его примем, то потеряем драгоценное время, чем наши враги с радостью воспользуются, чтобы укрепиться и скрыть богатства, которые мы ищем; во-вторых, каковы бы ни были известия, которые доставит нам бригантина по возвращении, даже если предположить, что испанцы не откроют хитрости и позволят бригантине беспрепятственно выполнить задание, эти известия будут совершенно бесполезны при высадке, которую мы собираемся предпринять, поскольку, я полагаю, Филиппу д'Ожерону, так же как и мне, хорошо известно расположение здешних мест и он прекрасно знает, что всякий другой путь для нас закрыт и что пытаться высадиться где-то в другом месте, чтобы потом пешком добираться до Маракайбо, значило бы рисковать лишиться всех наших людей. Ведь эти места изобилуют болотами, рытвинами, бесчисленным множеством рек, лесов с деревьями, острые листья которых режут, как сабли, и, помимо всего прочего, здесь обитают племена неукротимых дикарей и людоедов, от которых нам пришлось бы беспрестанно отбиваться.

- Было бы чистым безумием подвергаться подобным опасностям без всякого возможного результата, - заметил Морган.

- Каково ваше мнение? - спросил Пьер Легран.

- Я угадываю мысль адмирала! - вскричал Олоне, ударив кулаком по столу. - Он хочет храбро идти вперед и прямо атаковать город! Черт побери! Будь этих демонов-испанцев десять против одного, разве мы не сладим с ними? Нам не впервой!

- Говорите, адмирал, говорите! - вскричали капитаны.

- Да, говорите, Монбар, - продолжал Олоне. - Только вы способны возглавить это дело.

- Братья, - ответил Монбар, вставая, - Олоне угадал мое намерение: я считаю, что нельзя дать врагу времени опомниться, надо решиться на немедленный приступ города. Я жду вашего решения.

- Бычье сердце! - вскричал Олоне; это было его любимое выражение. - Никто не будет против, я ручаюсь за это, ведь совершенно ясно, что всякий другой план невозможен.

- Члены совета принимают план, предложенный адмиралом, - провозгласил Морган, посовещавшись с капитанами, - и просят как можно скорее привести его в исполнение.

- Братья, - сказал Монбар, - флот снимется с якоря через два часа. Прошу вас быть готовыми к высадке. Возвращайтесь на свои корабли, чтобы сделать последние приготовления. Совет окончен. Любезный Морган, вас я попрошу еще на несколько минут задержаться; нам нужно как следует обо всем договориться.

- Я к вашим услугам, брат, - ответил Морган. Капитаны поклонились и вернулись на свои шлюпки - все, кроме Моргана, который остался в каюте вместе с Монбаром, и Франкера, который, как и обещал, ждал, прохаживаясь по палубе, донну Клару, чтобы отвезти ее обратно на свой корабль.

ГЛАВА XVIII. Агуир

В то время как флибустьеры приближались к острову Аруба и останавливались там, чтобы оттуда, по их выражению, налететь, как коршуны, на Маракайбо, этот несчастный город, не зная ужасной опасности, нависшей над его головой, смеялся, плясал - словом, пировал напропалую.

В сезон прибытия судов из Европы испанский флот вошел в бухту и бросил якорь перед городом.

Колонисты, остающиеся одни восемь месяцев в году, слишком удаленные от таких больших центров, как Веракрус, с трудом могли доставать вещи первой необходимости, которых у них совершенно не было, и потому с живейшим нетерпением ждали появления кораблей, чтобы обменять табак, какао, строевой лес, золото, серебро, жемчуг на различные европейские товары: инструменты, муку, материи и многое другое.

На этот раз корабли прибыли прямо из Кадиса, не останавливаясь ни в какой гавани, так что они доверху были наполнены грузом.

В город беспрестанно входили мулы, тяжело навьюченные тюками из асиенд (поместье, ферма в Латинской Америке); они проходили по улицам, весело бренча бубенчиками.

По приказанию губернатора на Пласа-Майор, Главной площади, были раскинуты шатры, выстроены навесы для временных магазинов. Одним словом, это была ярмарка, которая должна была продлиться месяц и во время которой, по милости прибытия чужестранцев, население города увеличилось почти вдвое.

По вечерам улицы освещались как бы по волшебству и на всех площадях танцевали с тем увлечением и с теми веселыми криками, которые составляют самую привлекательную сторону характера южных народов, столь веселых и беззаботных.

У дона Фернандо д'Авила было много дел. Он должен был поддерживать порядок в этой толпе и наблюдать, чтобы торги шли честно с обеих сторон, потому что европейские купцы, зная, как нужны их товары, и будучи очень жадны, без всякого зазрения совести запрашивали сто пиастров за вещь, стоившую десять. Из-за этого вспыхивали споры и ссоры, которые губернатор улаживал с большим трудом, так как и колонистов, и испанцев очень трудно было урезонить.

Поэтому дон Фернандо против своей воли вынужден был уделять очень мало времени своей питомице, которая почти всегда оставалась одна взаперти в своих комнатах. Но девушка не жаловалась на одиночество, напротив, она была ему очень рада, ведь таким образом она могла без всяких помех думать о том, кого любила. Большую часть дня девушка проводила, сидя на балконе, спрятавшись за шторой, пристально устремив глаза на озеро, погруженная в бесконечные мечтания. Иногда она приподнимала голову и, обращаясь к нье Чиале, сидящей возле нее и перебирающей четки, говорила своим нежным голоском:

- Не правда ли, кормилица, мой возлюбленный скоро вернется?

Старуха с досадой качала головой; она не отвечала или бормотала какие-то слова, которые девушка не могла расслышать. Правда, она вовсе и не слушала, что говорила кормилица, а предпочитала улыбаться своим мыслям и вновь возвращаться к своим сладостным грезам.

Два или три раза нья Чиала старалась дать ей понять, что гораздо лучше было бы, вместо того чтобы вести затворническую жизнь, выходить вместе с ней из дома, осмотреть город, посетить европейские лавки, наполненные восхитительными безделушками, которые так нравятся женщинам - и знатным дамам, и горничным - и за которые столь многие из них отдают свою душу в когти дьяволу.

Донья Хуана на каждую подобную просьбу своей кормилицы отвечала сухим "нет" или возражала, что ей не нужны ни кружева, ни вещицы, что ей хорошо дома, и тотчас погружалась в свои прерванные размышления.

Однажды утром при возобновлении настойчивых просьб ньи Чиалы девушка, печальная в этот день, сама не понимая отчего, так как вроде бы ничто не оправдывало такого расположения ее духа, с досадой оставила свое место на балконе и направилась к двери, без сомнения с намерением отвязаться от настойчивых просьб старухи, запершись в своей спальне или в будуаре, когда вдруг дверь отворилась и на пороге показался дон Фернандо д'Авила.

- Милая Хуана, - сказал он без всяких предисловий, - я пришел просить вас поехать со мной в гавань. Говорят, что у капитана корабля "Тринидад" есть чудесные кружева и великолепные материи. Он хочет показать их вам, поскольку уверен, что ваш вкус будет определять здешнюю моду и что товары, выбранные вами, будут иметь огромный сбыт. Он пригласил нас также позавтракать на его корабле. Я принял приглашение за себя и за вас. Этот капитан - прекраснейший человек, и мне не хотелось бы рассердить его. Приготовьтесь же, но поскорее, потому что капитан ждет нас на пристани и сам доставит на свой корабль.

Молодая девушка закусила губу, состроила гримаску и, поздоровавшись с своим опекуном, которого она еще не видала в это утро, медленно ответила:

- Я нездорова и не могу выезжать, сеньор, я буду очень вам благодарна, если вы избавите меня от этой поездки.

- Ну, ну! - ответил он с улыбкой. - Напротив, вы никогда не были так здоровы! Вы свежи и румяны, как роза. Будьте добры, Хуана, не отказывайте мне. Вы заставите меня не сдержать свое слово, что будет очень неприятно для меня и очень огорчит доброго капитана. Кроме того, я убежден, что свежий воздух пойдет вам на пользу.

- Я постоянно повторяю ей это, а она не желает меня слушать, - заметила старуха, обрадовавшись подоспевшей помощи.

- Молчите, кормилица, - сердито воскликнула девушка, - вы только и умеете, что мучить меня.

- Как дети неблагодарны, Господи Боже мой! - прошептала старуха, сложив руки и устремив взор к небу.

- Могу я надеяться, что вы поедете со мной, Хуана? - вновь спросил дон Фернандо.

- Если вы требуете, сеньор...

- Давайте же договоримся, милое дитя: я ничего не требую, я прошу. Если вам это неприятно, я беру назад свою просьбу, не будем больше говорить об этом; я извинюсь перед капитаном. Как вы сами понимаете, если вы останетесь дома, то и мне незачем отправляться к нему на корабль.

Он поклонился своей питомице и сделал несколько шагов по направлению к двери.

- О! Простите меня, сеньор, - воскликнула донья Хуана, поспешно подходя к нему и взяв его за руку, - простите, если я рассердила вас. Я сама не знаю, что со мной происходит. Это независимо от моей воли. Я никогда не чувствовала себя подобным образом.

- Неужели вы действительно больны? - спросил губернатор с отеческой заботливостью.

- Не могу вам сказать; мне хочется плакать, сердце мое стучит так, словно мне угрожает большое несчастье.

- Вы немножко сумасбродны, - заметил дон Фернандо, смеясь. - Ваше упорное уединение с некоторого времени - единственная причина всего этого.

- О! Не смейтесь, сеньор, умоляю вас! Смею вас уверить, что я очень страдаю, - сказала она со слезами на глазах.

- Если так, милое дитя, вам надо лечь в постель и позвать доктора.

- Нет, нет, я поеду с вами; кажется, вы правы и свежий воздух рассеет эту непонятную тоску.

- Вы действительно согласны ехать со мной, Хуана? Хочу заметить, что не намерен навязывать вам своей воли.

- Благодарю вас, сеньор, но я сама предпочитаю выехать. Я прошу у вас только несколько минут, чтобы взять шарф и накинуть мантилью на плечи.

- Я подожду сколько вам угодно.

- Только две минуты. Пойдемте, кормилица.

И донья Хуана, легкая, как птичка, бросилась из комнаты.

- Увы, почему она не моя дочь! - прошептал старый офицер, подавляя вздох.

Молодая девушка появилась почти тотчас.

- Не долго ли я отсутствовала? - спросила она, улыбаясь.

- Вы просто очаровательны, моя обожаемая дочь.

- Пойдемте, пойдемте, - ответила она с лукавым видом, - теперь, когда я исполнила вашу просьбу, вы опять сделались любезны.

Они вышли. На полпути к гавани они встретили капитана корабля "Тринидад", который, потеряв терпение дожидаться их на пристани, решил идти к ним навстречу.

Капитан был еще молод, с умным и решительным лицом. Прежде он служил офицером на военном испанском флоте и слыл моряком образованным и опытным.

Шлюпка для гостей была готова. По знаку капитана она подплыла к пристани.

За несколько минут они добрались до "Тринидада", великолепного трехмачтового судна с десятью бронзовыми пушками, похожего скорее на военный корабль, чем на мирное торговое судно.

На судне царил полный порядок. Губернатор и его питомица были приняты с должными почестями. Под навесом был приготовлен стол с пышным завтраком для четырех персон.

Представив губернатору своих офицеров, капитан пригласил лейтенанта, старого моряка, с которым плавал уже давно, сесть за стол вместе с ним, предварительно испросив позволения у дона Фернандо д'Авила, которое тот поспешил дать. После этого капитан велел подавать завтрак.

Кушанья были превосходные, вина - отборные. Донья Хуана, как бы желая забыть свое дурное расположение духа, а также невольно увлеченная новизной впечатлений, оживленным видом рейда и красотой пейзажа, как будто совершенно забыла о своей тоске, была очаровательна, весела, смеялась и поддразнивала старого лейтенанта, который не понимал ее шалостей и представлял из себя пресмешную фигуру, что еще больше веселило сумасбродную девушку.

- Ну, Хуана, - спросил ее опекун, - жалеете вы теперь, что поехали со мной?

- Не напоминайте мне об этом, дон Фернандо, я была глупа, теперь я поумнела. Сеньор капитан, покажите мне ваши прекрасные вещи.

- Об этих вещах судить вам, сеньорита, их никто еще не видел; прежде чем их распаковать, я ждал вас, зная ваш несравненный вкус, чтобы посоветоваться.

- Предупреждаю вас, что я буду очень строга.

- Я этого желаю, сеньорита, ведь вещи, которые понравятся вам, непременно произведут фурор среди других дам.

- Смотрите, не ошибитесь, сеньор капитан, наши дамы кичатся своим вкусом.

- Иначе и быть не может, сеньорита, только я убежден, что ваш вкус превосходит их.

- А вы льстец, сеньор капитан, - заметила донья Хуана, смеясь. - Когда же вы намерены разложить передо мной эти ослепительные вещи?

- Тотчас после завтрака.

- А вы, сеньор лейтенант, - обратилась она к старому морскому волку, который, чтобы не конфузиться, ел и пил без меры, - вы ничего не привезли?

- Я, сеньорита? - переспросил он, чуть не подавившись, так торопился ответить, и бросая вокруг себя испуганные взгляды. - Что я мог привезти, сеньорита?

- Ну, я не знаю; вещицы какие-нибудь, кружева или, может быть, золотые гребни, которые носят знатные севильянки.

- Нет... Кажется, нет.

- Как, кажется? Разве вы этого не знаете наверняка?

- Извините, сеньорита, я знаю наверняка, что у меня есть только кисея для пологов.

- О-о, это очень хорошо! - вскричала донья Хуана, всплеснув руками. - А ничего другого у вас нет?

- У меня есть только серебряные шпоры.

- Для дам?

- О нет! Для мужчин. Однако если вы соблаговолите их принять, сеньорита, я буду очень рад вам предложить.

- Шпоры или кисею?

- И то и другое, сеньорита, - ответил он, почтительно поклонившись ей.

Молодая девушка рассмеялась так громко и заливисто, что старый офицер был буквально поражен. В эту минуту к капитану подошел юнга и, поклонившись ему, шепнул на ухо несколько слов.

- Сеньор губернатор, - сказал капитан, поворачиваясь к дону Фернандо, - с вами желает говорить какой-то человек.

- Пусть подождет, - ответил дон Фернандо, - у меня не так часто выпадает свободная минута, чтобы половину этого драгоценного времени тратить на дела.

- Извините, сеньор, но этот человек сказал, что он пришел по очень важному делу и что когда вы узнаете его имя, вы тотчас примите его.

- А-а! Какое странное требование у этого человека! Кто это такой?

- Кажется, моряк, - почтительно ответил юнга.

- И он сказал вам свое имя, которое должно так безотказно подействовать на меня?

- Сказал, сеньор губернатор.

- Что же это за имя?

- Агуир.

- Как! - вскричал губернатор, вскочив и побледнев как смерть. - Вы говорите, Агуир?!

- Да, Агуир, сеньор губернатор.

- Как странно! Есть у вас, любезный капитан, какое-нибудь место, где я мог бы без свидетелей поговорить с этим человеком несколько минут?

- В моей каюте, сеньор губернатор.

- Хорошо. Покажите мне, как туда пройти, и проводите туда этого человека. Любезная Хуана, во время моего отсутствия, которое не может быть продолжительным, эти господа покажут вам все свои чудеса.

- Ступайте, ступайте, - ответила донья Хуана, - надеюсь, что эти известия не надолго лишат нас вашего общества.

Губернатор поспешно направился за капитаном, который отвел его в свою каюту и оставил там, попросив с неотразимой испанской вежливостью чувствовать себя здесь как дома и действовать сообразно с этим. Через минуту на лестнице раздались тяжелые шаги и в каюту в сопровождении юнги вошел Агуир. Дон Фернандо движением руки отпустил мальчика и обратился к шпиону, который почтительно остановился возле двери:

- Какими судьбами попали вы в эти края, Агуир? Какой добрый ветер занес вас сюда?

- Ветер недобрый, сеньор, - ответил тот двусмысленно, - я, напротив, считаю его дурным.

- Но вот уже целый месяц как погода великолепна.

- Страшные бури не всегда приходят с небес.

- Иногда их приносят люди, не так ли? Шпион молча поклонился.

- Откуда вы?

- Прямо из Веракруса, на бригантине самого вице-короля.

- Герцога Пеньяфлора?

- Да, сеньор.

- Гм! Стало быть, дело серьезное?

- Мало того, дело крайне важное, сеньор.

- Хорошо, я слушаю вас.

- Я привез с собой письмо от вице-короля, которое уведомит вас обо всем лучше, чем я, сеньор, - сказал Агуир, вынимая большой запечатанный конверт из своей шляпы и подавая его губернатору.

Дон Фернандо живо схватил его и распечатал дрожащей рукой. В нем заключалось всего несколько строк, но известия были так важны, что, несмотря на свое мужество, губернатор побледнел.

- Итак, - сказал он через минуту, подняв голову, - это верные известия?

- Самые верные, сеньор, я сообщил их вице-королю.

- От кого вы их узнали?

- Я сам все видел и слышал.

- Флибустьеры готовят экспедицию?

- Ужасную.

- Но, может быть, эта экспедиция направлена не против нас?

Шпион улыбнулся с иронией.

- Проезжая сюда, я прошел мимо двенадцати кораблей, направлявшихся к Арубе.

- Кто командует флотом?

- Сам Монбар Губитель.

Дон Фернандо задрожал при этом страшном имени.

- Вам известно, присоединился ли уже Монбар к своему дьявольскому флоту?

- Нет еще, так как он ненадолго свернул с дороги, чтобы захватить фрегат "Жемчужина" и четыре бригантины, что были снаряжены губернатором для уничтожения флибустьерских поселений на Тортуге.

- И что же? - с беспокойством спросил дон Фернандо.

- Монбар взял фрегат на абордаж на реке Эстера, потом вошел в гавань Санта-Мария, недалеко от Пуэрто-дель-Принсипе, захватил бригантины и потопил их, безжалостно умертвив команду. Через двое суток Монбар будет на Арубе, где флот только и ждет его, чтобы начать свои действия.

- Да сжалится над нами Всемогущий Господь! - вскричал дон Фернандо, падая на стул. - Если не свершится чудо, мы погибли!..

ГЛАВА XIX. Кабильдо

Наступило минутное молчание. Дон Фернандо, пораженный ужасным известием, которое он узнал так неожиданно, крайне взволнованный, вынужденный признать слабость оборонительных средств, которыми он располагал, казался не способен связать и двух мыслей.

Шпион неподвижно и мрачно стоял перед ним, ожидая, чтобы опять начать разговор, так неожиданно прерванный.

Но дон Фернандо д'Авила был старый солдат неукротимой энергии, смелый до безрассудства. Когда прошел первый шок от страшного известия, он выпрямился во весь рост, все следы волнения исчезли с его лица, и он сделался холоден и спокоен.

В самом деле, что за дело было до смерти тому, кто видел ее и пренебрегал ею в двадцати сражениях? Если он дрожал, если его сердце было разбито, когда он узнал о готовившемся нападении флибустьеров на колонию, над которой он начальствовал, то вовсе не из-за страшной опасности, грозившей ему. Однако он знал флибустьеров, с которыми уже давно вел ожесточенную борьбу. Он знал, что их свирепость после победы превосходила даже их отвагу в сражении, что ни старики, ни малые дети не находили пощады перед этими свирепыми противниками и что особенно женщины должны были опасаться худшего с их стороны.

Как ни слабы были средства, которыми он располагал, он решился употребить их все - не для того, чтобы отвратить удар, нависший над его головой, но чтобы смягчить его силу, и если он не мог спасти города, то, по крайней мере, хотел попытаться избавить жителей от бедствий, коим суждено последовать за взятием города приступом.

- Могу я положиться на вас? - спросил он, пристально глядя на шпиона.

- Вице-король полностью доверяет мне, - ответил Агуир.

- Велика ваша бригантина?

- Она может перевезти человек сто на небольшое расстояние.

- Хорошо, вы понимаете меня. Возвращайтесь на свое судно, готовьтесь сняться с якоря и ждите моих приказаний.

Шпион сделал движение, чтобы уйти.

- Подождите, - остановил его дон Фернандо, - под страхом лишиться головы, никому об этом ни слова!

- Клянусь!

- Ступайте.

Агуир вышел. Через минуту после него губернатор поднялся на палубу.

- Ну что? - спросила его донья Хуана. - Важное известие получили вы?

- Довольно важное, милое дитя; я даже попрошу вас немедленно отправиться со мной на берег, а капитан пусть извинит меня, что мне приходится так скоро оставить корабль, где нас встретили так гостеприимно.

Капитан поклонился.

- Предвидя, что всякое может случиться, - сказал он, - я велел приготовить шлюпку; она ждет вас, сеньор губернатор.

- Благодарю вас, кабальеро, но осмотр ваших товаров только отложен; надеюсь, что скоро мы его произведем. Вы едете с нами?

- Если вы позволите.

- Вы доставите мне удовольствие. Поехали, Хуана, моя милая, мы и так уже слишком задержались.

- Но разве эти известия так важны? - спросила девушка с беспокойством.

- Довольно важны. Я вас жду.

Они сели в лодку и через несколько минут очутились на набережной среди шумной и веселой толпы.

Дон Фернандо нахмурил брови, эта веселость была ему неприятна. Он заметил офицера, курившего сигару на набережной, сделал ему знак подойти, наклонился к его уху и шепотом отдал ему приказание. Офицер удалился почти бегом. Дон Фернандо взял за руку свою питомицу и в сопровождении капитана корабля "Тринидад" направился к своему дому такими быстрыми шагами, что опасения молодой девушки возросли еще больше. Губернатор простился с доньей Хуаной, поцеловал ее в лоб и, проводив до ее половины, повернулся к капитану и сказал ему:

- Пойдемте.

- Куда мы идем?

- В кабильдо.

Капитан жестом выразил удивление.

- Что случилось? - спросил он.

- Ужасное известие, - ответил губернатор вполголоса, - но пойдемте, скоро вы все узнаете.

В Испании и во всех испанских колониях словом кабильдо называют ратушу.

Когда дон Фернандо пришел туда с капитаном, офицеры гарнизона и городские власти уже собрались в зале совета. Они вполголоса разговаривали между собой и с любопытством расспрашивали друг друга о причинах этого неожиданного совещания.

Губернатор вошел важной поступью и сел в кресло, приготовленное для него на возвышении в глубине залы.

- Senores caballeros, - сказал он, - попрошу вашего самого серьезного внимания. Час тому назад я получил известие, которое обязан вам сообщить немедленно.

Офицеры поспешили занять места, предназначенные им этикетом. Когда все сели и водворилась тишина, губернатор встал и, развернув письмо, отданное ему Агуиром на "Тринидаде", произнес:

- Послушайте, сеньоры, это известие должно быть интересно для всех вас.

Тишина и внимание удвоились. Губернатор обвел глазами собравшихся и начал читать депешу:

Сеньору полковнику дону Фернандо д 'Авила, губернатору Маракайбо, Гибралтара и других мест.

Сеньор полковник! Из достоверных источников нам стало известно, что французские и английские разбойники, называющиеся флибустьерами, вопреки мирному договору, существующему между тремя королевствами, вооружают в эту минуту грозный флот из двенадцати или четырнадцати кораблей с тремя тысячами разбойников на борту, с целью, о которой они заявляют во всеуслышание: напасть и разграбить города в провинции, находящейся под вашим ведомством...

Услышав эти известия, присутствующие вскрикнули от гнева и испуга, так что губернатор был вынужден прервать на минуту чтение депеши.

- Подождите, сеньоры, - сказал он спокойным и твердым голосом, - я еще не кончил.

Он продолжал среди тишины и глухого волнения:

...Мне не нужно напоминать вам, сеньор полковник, о том, что надлежит сделать все необходимое для пользы короля; я слишком ценю ваше мужество и вашу опытность для того, чтобы предписывать вам, как вы должны поступать в подобных обстоятельствах. Если вы сумеете в течение нескольких дней сопротивляться разбойникам, к вам подоспеет сильная помощь из Веракруса и, я уверен, поможет вам уничтожить орды грабителей. Не отчаивайтесь, сеньор полковник, и, как вы делали уже не раз, храбро защищайте кастильскую честь. Да здравствует король!

Молю Бога, сеньор полковник, чтобы Он хранил вас под Его святым покровом.

Вице-король Новой Испании герцог Пеньяфлор, испанский гранд первого ранга и т. д. и т. п.

В этой депеше находился еще постскриптум, но дон Фернандо счел благоразумным не читать его. Вот что заключалось в этом постскриптуме:

Я должен вас предупредить, сеньор полковник, что разбойниками командуют самые отъявленные злодеи; главные предводители - Монбар Губитель и англичанин Морган, разбойники, известные тем, что никогда не дают пощады побежденным. Это должно вас побудить скорее пасть в сражении, чем сдаться.

Дон Фернандо не зачел этого постскриптума, который мог бы окончательно уничтожить уже и без этого поколебленное мужество присутствующих, до того имя Монбара наполняло их ужасом.

После чтения депеши от вице-короля в течение нескольких минут раздавались крики и проклятия, так что губернатору невозможно было заставить себя слушать. Наконец шум мало-помалу утих, и дон Фернандо поспешил этим воспользоваться, чтобы заговорить.

- Теперь не время горевать, надо действовать, - сказал он резко. - Время не терпит. Не приходите в уныние, следуйте моим советам, не теряя ни минуты, и я ручаюсь если не спасти город, то по крайней мере избавить ваши семейства и ваши богатства от разграбления разбойников.

- Говорите! Говорите! - вскричали все в один голос.

- Помолчите же, вместо того чтобы кричать, не слушая Друг друга, - продолжал губернатор, с гневом топнув ногой.

Все замолчали.

- К счастью для нас, испанский флот стоит в нашей гавани, и она наполнена судами всех возможных величин. Поспешите разместить всех женщин и детей и все драгоценности на этих кораблях. Они доставят их в Гибралтар. Маракайбо не сможет выдержать осады, лучше бросить его, пусть разбойники спокойно в него войдут. Пока они потеряют время, грабя то немногое, что здесь останется, мы займемся усилением укреплений Гибралтара, которые уже и без того достаточно мощны. Если разбойники осмелятся преследовать нас там, я надеюсь так наказать их, что у них пропадет охота предпринимать новую экспедицию к этим берегам. Кроме того, вице-король обещает нам скорую помощь, и, вероятно, разбойники не успеют даже атаковать наше убежище. Поспешите же предупредить ваших сограждан и подготовиться к отъезду. Тот, кто завтра на рассвете будет еще в Маракайбо, так и останется здесь. Вы все слышали, ступайте. А вы, сеньоры офицеры, пока задержитесь. Горожане с шумом бросились к дверям и в одно мгновение очистили залу. Почти тотчас на улицах послышались их крики, к которым скоро присоединились зловещие звуки набата во всех церквах.

- Senores caballeros, - сказал губернатор, когда увидел, что все горожане вышли, а остались одни офицеры, - мы солдаты и робеть не станем, мы исполним наш долг! Следовательно, мне нечего уговаривать вас сражаться храбро во имя короля. Полковник дон Сантьяго Тельес!

- Что прикажете, ваше превосходительство? - отозвался полковник, подходя к губернатору.

- Возьмите пятьдесят решительных человек и ступайте на пристань; там вы найдете моряка по имени Агуир. Отправляйтесь с вашими людьми на его бригантине на Голубиный остров, в форт Барра, гарнизон которого состоит из сорока пяти человек. Постарайтесь продержаться один день против разбойников, это необходимо.

- Ваше превосходительство, я продержусь два дня, - ответил полковник, - я ручаюсь вам за это.

- Благодарю вас. Прощайте, полковник.

- Прощайте, ваше превосходительство. Скоро вы услышите о моей смерти, но будьте спокойны, я заставлю разбойников дорого заплатить за нее.

Он поклонился и вышел, столь же спокойный с виду, как если бы отправлялся на прогулку.

- Капитан Ортега, - сказал губернатор, подавляя вздох, - отправьте пятьдесят солдат верхом во все стороны дать знать по деревням о приближении разбойников. Ступайте.

Капитан Ортега тотчас ушел.

- А вы, полковник дон Хосе Ортес, - продолжал губернатор, - примите начальство над гарнизоном; удалитесь с ним в Гибралтар, оставив здесь только пятьдесят человек добровольцев. Вы меня понимаете?

- Абсолютно понимаю, ваше превосходительство.

- Особенно прошу вас увезти все оружие и боеприпасы: ни к чему дарить разбойникам наши пушки.

- Решительно ни к чему. Где должны остаться эти солдаты?

- Здесь, в кабильдо.

- Очень хорошо. А когда мне отправляться?

- С последней партией жителей. Прощайте, полковник.

- Нет, ваше превосходительство, до свидания.

- Кто знает... - прошептал дон Фернандо. Полковник в свою очередь вышел. С губернатором остался только один человек - капитан "Тринидада".

- Как! - сказал он, заметив его. - Вы все еще здесь, капитан?

- Да, ваше превосходительство, я предпочел остаться с вами.

- Но позвольте заметить вам, капитан, что вы поступаете вопреки вашим интересам, коли не торопитесь.

- Я тут кое о чем поразмыслил, ваше превосходительство, - сказал капитан, не отвечая на замечание губернатора.

- О чем же, капитан?

- С тех пор как мы здесь, вы занимались другими и вовсе не думали о себе.

- Не в этом ли заключается моя обязанность?

- Я вас не осуждаю, наоборот...

- Ну так что же?

- Мне кажется, что теперь настал ваш черед, для этого я и остался. Вы приказали ретироваться к Гибралтару, а это значит, что у вас имеются весьма серьезные причины.

- Действительно, очень серьезные, капитан.

- Но вы же не можете позволить врагам бесславно убить себя здесь вместе с горсткой людей; кроме того, у вас есть питомица, о которой вы обязаны позаботиться.

- Моя питомица поплывет в Гибралтар на вашем корабле.

- Одна?

- С вами.

Капитан покачал головою.

- Нет, - сказал он.

- Как! Вы мне отказываете?! - вскричал губернатор с удивлением.

- Не я, а она откажется, ваше превосходительство.

- О-о! Что это вы мне говорите, капитан!

- Спросите ее об этом сами - и вы увидите; только помните, что все корабли уйдут нынче ночью в Гибралтар, останется один мой; я поклялся не оставлять вас здесь.

Губернатор с минуту размышлял, потом протянул капитану руку, говоря с некоторым волнением в голосе:

- Хорошо, капитан, я согласен, но предупреждаю вас, что я оставлю свой пост последним, да и то лишь тогда, когда мне ничего больше не останется делать.

- Именно это я и имел в виду.

- Пойдемте к моей питомице.

Они вышли из кабильдо и быстрым шагом направились к дому губернатора.

Вид города за два часа совершенно изменился: улицы наводняли толпы обывателей, но уже не слышно было ни смеха, ни пения, не было видно веселых лиц. В воздухе раздавались горестные восклицания, сдавленные рыдания, вокруг виднелись бледные и испуганные лица - словом, повсюду царили ужас и отчаяние.

По приказанию губернатора началась эвакуация. Жители бросали дома, прихватывая все самое ценное из своего имущества; за ними следовали испуганные жены и дети. Это зрелище леденило сердце.

Дурные известия распространяются с непостижимой быстротой; донья Хуана уже знала обо всем. Когда дон Фернандо вошел к ней в комнату, он нашел ее лежащей на подушках, бледную, но холодную и решительную. Нья Чиала, сидя в углу комнаты, плакала, закрыв лицо руками. Дон Фернандо с одного взгляда понял, в чем дело.

- Хуана, милое мое дитя, я вижу, что вы уже знаете об опасности, угрожающей нам.

- Знаю, - ответила она печально.

- Вы знаете, что мы вынуждены отступить перед силами, гораздо значительнее наших, и очистить город?

- Знаю.

- Я пришел за вами, уложите же все наиболее дорогие ваши вещи.

- Мы едем! - вскричала донья Хуана, с живостью вставая.

- Да, милое дитя, вы едете, а я должен остаться здесь еще

на некоторое время; ведь мне нужно позаботиться о спасении несчастных жителей нашего города. Она упала на подушки.

- Хорошо, - сказала она, - я подожду.

- Подождете?

- Неужели вы можете оскорбить меня предположением, будто я соглашусь уехать, бросив вас здесь?

- Будьте рассудительны, Хуана, дитя мое, опасность ужасна. Вы знаете, как я вас люблю; я буду спокоен только когда узнаю, что вы в безопасности. Капитан ждет вас, пойдемте.

- Я благодарна капитану, но уеду только вместе с вами. О! Не качайте головой, я так решила! Если вы меня любите, то и я вас люблю. Для меня, бедного брошенного ребенка, без родных и без друзей, вы один составляете всю мою семью. Не настаивайте же, умоляю вас, это бесполезно, я умру или спасусь вместе с вами.

- Прошу вас, Хуана, перемените это намерение, которое приводит меня в отчаяние, согласитесь уехать.

- С вами - да, без вас - нет. Я ваша дочь, если не по крови, то по сердцу; обязанность дочери оставаться, что бы ни случилось, возле своего отца, и я останусь.

Напрасно дон Фернандо настаивал, донья Хуана оставалась тверда и непоколебима. В конце концов он был вынужден уступить ее желанию. Тогда молодая девушка с радостью вскочила и бросилась к нему на шею, заливаясь слезами и от души благодаря его.

- Вы помните мои утренние предчувствия, - сказала она с печальной и кроткой улыбкой. - Вы все еще думаете, что я сумасбродна?

- Нет, - ответил он, - это я был слеп; вас предостерегал сам Господь.

На другой день на рассвете город был пуст. По улицам и площадям бродили только люди, которые сочли бесполезным выезжать из города: они были слишком бедны для того, чтобы опасаться флибустьеров.

Дон Фернандо оставался в доме, перед которым поставил Пятьдесят солдат, взятых им из восьмисот, составлявших гарнизон.

Донья Хуана и нья Чиала поместились на "Тринидаде". Капитан поклялся девушке, что не отчалит без дона Фернандо. Для спасения жителей города были приняты все меры предосторожности. Губернатор, успокоившись на их счет, спокойно ожидал появления авантюристов.

ГЛАВА XX. Голубиный остров

Монбар, согласовав с Морганом последние детали предстоящей операции, простился с ним и проводил его до шлюпки. Обернувшись, он очутился лицом к лицу с Франкером. - Ах! - сказал он. - Я забыл о донне Кларе. - Простите, адмирал, - почтительно ответил молодой человек, - я хотел бы обратиться к вам с просьбой.

- Говорите, друг мой, - тотчас откликнулся Монбар, - и если это зависит от меня...

- Это зависит только от вас, адмирал.

- Если так, все будет исполнено, только скажите мне, чего вы желаете.

- Адмирал, вы меня назначили вашим капитаном, так?

- Да, но я сделал это на время, пока у меня есть возможность поручить вам командование над кораблем.

- Извините меня, адмирал, но я предпочитаю остаться у вас.

Монбар бросил на него проницательный взгляд.

- У вас есть для этого причины? - спросил он.

- Причина одна - оставаться возле вас, пока нам грозит опасность, адмирал, и надежда быть вам полезным во время сражения.

Лицо молодого человека дышало такой честностью, пока он произносил эти простые слова, что Монбар растрогался.

- Хорошо, - сказал Монбар, протянув ему руку, - отправляйтесь на "Тигр", скажите вашему лейтенанту, что вы уступаете ему командование над кораблем, и возвращайтесь сюда; ваше место еще не занято.

- О, благодарю, адмирал! - вскричал Франкер в порыве благодарности.

- Кстати, - продолжал Монбар, - захватите с собой чемоданы и сундуки донны Клары; она также останется на фрегате. Наши товарищи не всегда бывают любезны, и я не настолько доверяю Александру Железной Руке, который заменит вас, чтобы оставить ее на его корабле.

Он дружески кивнул напоследок молодому человеку и вошел в свою каюту, где его ожидала донна Клара.

- Извините меня, пожалуйста, - сказал он, - если я заставил вас долго ждать; клянусь вам, это зависело не от меня.

Взяв стул, он сел напротив нее.

- Я знаю, да и спешить мне некуда.

- Тем более, - продолжал Монбар, - что вы больше не вернетесь на "Тигр". Франкер оставил начальство над "Тигром" и опять занял пост, который прежде занимал на моем судне. Мне казалось, что вам будет удобнее остаться со мной, чем вернуться на корабль, где, никого не зная, вы были бы совершенно одиноки.

- Благодарю вас за ваши слова, - ответила она с волнением.

- Это совершенная безделица и не стоит благодарности. Теперь, если каюта для вас удобна, прошу вас с этой минуты считать ее своей; ваш доверенный слуга Бирбомоно поместится в двух шагах от вас, так что он будет под рукой, когда вам понадобится.

- Вы осыпаете меня милостями...

- Нет, я просто исполняю свою обязанность. Но оставим это. Будьте так добры, сообщите мне, что у вас за дело ко мне и чем я могу быть вам полезен.

- Я испанка, вы это знаете, - ответила она дрожащим голосом, - вы ведете войну с моими соотечественниками. Я хотела вас просить не быть к ним безжалостным.

Монбар слегка нахмурил брови.

- Я в отчаянии, - сказал он, - но вы просите у меня невозможного.

- О! Неужели вам не надоело страшное имя Монбара Губителя, которое вам дали ваши враги?

- К несчастью, дело здесь не во мне. Законы нашего братства непреложны, и я должен подчиняться им наравне с Другими братьями. Нам запрещено щадить испанцев.

- Но почти все ваши друзья берут пленных.

- Они могут нарушать законы, если хотят, а я этого не могу, по самой простой причине: законы эти составил я и, следовательно, я должен повиноваться им больше, чем всякий другой.

- Хорошо, - прошептала она, подавив вздох, - я не настаиваю. Да исполнится воля Всевышнего. Забудьте, что я вам сказала и простите, что осмелилась говорить с вами таким образом.

Монбар встал, почтительно ей поклонился и вышел из каюты на палубу.

- Боже мой! - прошептала донна Клара, закрыв лицо руками и в отчаянии опускаясь на стул. - Боже мой! Не достаточно ли я наказана за преступление, в котором неповинна? Боже мой, какие горести хранишь Ты для меня среди этих неумолимых людей?

Она опустилась на колени перед распятием, висевшим на стене, и стала молиться. Таким образом прошел для нее целый день. К вечеру Бирбомоно, войдя к донне Кларе со свечой, нашел ее без чувств у подножия креста. Он поднял ее, перенес на койку и оказал необходимую помощь.

Донна Клара раскрыла глаза, но лежала молча и без сил; отчаяние разбило ее.

- Бедная женщина! - прошептал мажордом и сел в тени у изголовья, чтобы при необходимости услужить ей.

Всю ночь донна Клара молча плакала, и только к утру, побежденная усталостью, она поддалась сну. Тогда Бирбомоно встал со своего места, на котором просидел несколько часов, и на цыпочках, чтобы не разбудить свою госпожу, вышел из каюты.

Скоро должен был забрезжить рассвет. Приближались важные события, потому что, если читатели помнят, Монбар решился на рассвете атаковать Голубиный остров.

Накануне вечером, на закате солнца, Монбар на легкой шлюпке с десятью гребцами приблизился к берегу настолько, чтобы, оставаясь невидимым в зыби волн, рассмотреть в подзорную трубу, что происходит на суше.

Он заметил несколько больших судов с людьми, направлявшихся к Голубиному острову. Эти суда подплыли к берегу и высаживали своих пассажиров. Монбар, несмотря на риск, которому подвергался, подобравшись еще ближе, крайне встревоженный этой высадкой, приказал своим матросам править к острову.

К счастью для него, солнце закатилось и царил глубокий мрак. Он мог продвинуться вперед так далеко, как только желал. Тогда с помощью подзорной трубы ему удалось выяснить, что это прибыли солдаты. Они старательно копали землю. Из этого Монбар не без основания заключил, что они возводили земляные укрытия для защиты острова.

Действительно, это были солдаты, посланные доном Фернандо д'Авила под начальством полковника дона Сантьяго Тельеса, чтобы подкрепить гарнизон.

Флибустьер, удовлетворенный увиденным и считая бесполезным свое дальнейшее пребывание здесь, поспешил повернуть шлюпку и вернуться на свой корабль, до которого добрался в полночь. Он тотчас отправил Франкера к командирам других кораблей с приказанием распустить паруса на восходе солнца и продвигаться к острову полукругом, предоставив его фрегату указывать путь флоту. Адмирал, понимая, что испанцы оповещены о его прибытии, не хотел дать им время укрепить позиции и решил немедленно атаковать и во что бы то ни стало захватить Голубиный остров, потому что от взятия этого пункта, возвышавшегося над входом в озеро, зависел успех всего предприятия.

Грандиозное и грозное зрелище представлял для испанцев этот флот в пятнадцать кораблей, направлявшийся к озеру Маракайбо и появившийся, так сказать, из недр волн при первых лучах восходящего солнца. Но люди, посланные для подкрепления в форт Барра, были отборные солдаты под начальством опытных офицеров; они знали, на что идут. С чувством радости, смешанной с гневом и гордостью, наблюдали они за приближением ненавистного неприятеля, который заставил их вытерпеть столько поражений и которому они горели нетерпением блистательно отомстить.

Приблизившись к берегу, по сигналу адмиральского корабля все суда остановились. Ракета, пущенная из сторожевой башни, уведомила испанский гарнизон, что флибустьерский флот готовится войти в озеро. Канониры стояли с зажженными фитилями, готовые стрелять по горловине, над которой возвышался форт.

Прошло довольно продолжительное время, в течение которого флибустьеры не совершали никаких видимых маневров и стояли совершенно неподвижно. Испанцы не могли понять такого бездействия, не знали, чему приписать его. Внезапно от фрегата отделилась лодка, на носу которой развевался парламентерский флаг. Лодка на веслах направлялась к берегу.

- Что это значит? - спросил комендант форта у полковника.

- Это значит, - ответил тот, - что эти люди, вероятно, хотят сделать нам предложение.

- Договариваться с подобными негодяями! - вскричал комендант с гневом. - Это же стыдно! Я прикажу потопить эту проклятую лодку.

Он сделал движение, собираясь подойти к ближайшей батарее.

- Сохрани вас Бог! - с живостью остановил его полковник. - Мне приказано держаться как можно дольше, чтобы выиграть время; это пойдет нам только на пользу.

- Раз так, принимайте командование на себя, полковник, - с досадой ответил комендант, - а я, ей-Богу, не вступлю в переговоры с этими разбойниками.

- Хорошо, - сказал полковник, - я возьму на себя эту ответственность. Речь сейчас идет не о гордости или щепетильности, надо спасать город. Предоставьте мне действовать.

- Действуйте, полковник. К тому же вы выше меня по званию и я обязан повиноваться вам.

Полковник велел тотчас выкинуть парламентерский флаг над фортом и спустил на воду лодку. Когда флибустьеры подплыли на ружейный выстрел к форту, они остановились. Полковник сошел в лодку и, как только заметил, что флибустьеры остановились, велел грести к ним. Обе лодки скоро очутились на расстоянии пистолетного выстрела друг от друга. В флибустьерской лодке сидел сам Монбар. Он встал и, сняв шляпу, сказал:

- Подходите ближе, сеньор, клянусь честью, вам нечего опасаться обмана или измены с нашей стороны.

- Кто мне за это ручается? - спросил полковник. - Я - комендант форта.

- А я адмирал флота, - сказал Монбар, - кроме того, со мной в лодке находятся четыре безоружных человека, а с вами - двадцать прекрасно вооруженных человек. Стало быть, опасаться должны мы.

- Это правда, - сказал полковник. - Причаливай, - обратился он к рулевому.

Обе лодки тотчас сошлись борт о борт. Монбар ухватился за край лодки, чтобы она не опрокинулась, и одним прыжком очутился возле полковника. У него действительно не было оружия.

- Вы видите, сеньор полковник, - сказал он, - что я подаю вам пример доверия.

- Вы находитесь под охраной кастильской чести, сеньор кабальеро, - благородно отвечал полковник.

Монбар вежливо поклонился.

- Вы хотели переговоров, сеньор, - продолжал полковник. - Я жду, говорите.

- Разговор будет коротким, кабальеро. Я прошу вас сдать мне форт.

Полковник засмеялся.

- Действительно, коротко и ясно, - заметил он, - вы приступаете прямо к делу.

- Такая уж у меня привычка, кабальеро. Прошу вас отвечать мне.

- Я последую вашему примеру, сеньор, и отвечу вам одним словом - нет.

- Прекрасно, я только хотел вам заметить, что лачуга, над которой вы начальствуете, не может сопротивляться силам, нападающим на нее.

- Это мое дело, сеньор. Эта лачуга, как вы ее называете, поручена мне. Если я не могу спасти ее, по крайней мере я могу умереть, защищая ее от вас.

- Это будет смерть достойная, конечно, но бесполезная.

- Может быть, сеньор; вы не знаете состояния наших сил.

- Ошибаетесь, я знаю о них так же хорошо, как и вы. Вспомните графа де л'Аталайя и посмотрите на меня хорошенько, - прибавил Монбар, снимая шляпу и отбрасывая волосы со лба.

- Возможно ли! - вскричал полковник с изумлением.

- Это был я. Ну как, не изменяет ли ваших намерений это открытие?

- Нисколько, сеньор, моя решимость непоколебима.

- Послушайте, - продолжал Монбар примирительным тоном, - вы человек храбрый. Зачем же ради пустой славы вы хотите погубить целый гарнизон, находящийся под вашим командованием? Честное слово дворянина, я предложу вам хорошие условия.

- Я уже сказал вам, что моя решимость непоколебима.

- Это ваше последнее слово?

- Последнее, - холодно ответил полковник.

Да свершится ваша судьба, коли так, и пусть пролитая кровь падет на вашу голову.

- Господь будет меня судить, я верю в Его всемогущую доброту.

- Это единственное покровительство, остающееся вам. Прощайте, сеньор полковник, через час я начну штурм.

- Мы постараемся хорошенько ответить вам, сеньор кабальеро.

Оба церемонно поклонились друг другу. Монбар пересел в свою шлюпку, которая немедленно удалилась по направлению к фрегату, между тем как полковник поспешно возвратился в форт Барра.

- Ну что? - спросил бывший комендант, когда полковник прибыл на остров.

- Приготовьтесь сражаться, господа, - сказал полковник, обнажая шпагу, - и помните, что вы имеете дело с людьми, которые не дают пощады.

Все разошлись по местам, готовые выполнить свой долг до конца.

Мы должны сказать, что поступок, на который пошел Монбар, вовсе не согласовался с привычками знаменитого флибустьера. Он был совершен по милости просьб донны Клары. Правда, согласившись это сделать, Монбар, может быть, предчувствовал, что этот шаг не принесет никакого результата.

Как только адмирал вернулся на фрегат, флоту было дано несколько сигналов и почти тотчас показались лодки с вооруженными людьми, медленно направлявшиеся к берегу. Эта флотилия, составленная из двадцати пяти лодок и насчитывавшая около пятисот человек, собиралась предпринять высадку.

Гюстав Эмар - Пираты Карибского моря-Золотая Кастилия (La Castille d'or). 3 часть., читать текст

См. также Гюстав Эмар (Gustave Aimard) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :