Фенимор Купер
«Мерседес из Кастилии (Mercedes of Castile). 1 часть.»

"Мерседес из Кастилии (Mercedes of Castile). 1 часть."

Роман

Под редакцией Н. Могучего

ГЛАВА I

В начале октября 1469 г. Жуан де-Трастамаре (Жуан де-Трастамаре, известный в исгории под именем Иоанна II, занимал престол Арагонии с 1458 по 1479 год. Истощил Арагонию беспрестанными войнами.), король Арагонский, перенес свою резиденцию в расположенный на берегу Эбро старый город Сарагоссу, название, появившееся, как полагают, в результате искажения слов "Цезарь Август".

Жуан де-Трастамаре (или Иоанн II Арагонский) с трудом удерживался на престоле. Финансы его были расстроены беспрерывными войнами против свободолюбивых каталонцев. Государство его представляло собою смесь самых разнородных национальностей: кроме Арагонии (Арагония - в северо-восточной Испании, в долине реки Эбро.) и подвластных ему испанских Валенсии и Каталонии, в состав его государства входили еще и Сицилия, и Балеарские острова, и отчасти Наварра (Hаварра - южная часть королевства того же имени, расположенного по обоим склонам Пиренеев.).

Девятого октября того же 1469 года государственный казначей короля Арагонского очутился в весьма затруднительном положении вследствие неожиданно предъявленного ему непредвиденного требования со стороны короля довольно крупной суммы. Жалованье войскам было не уплачено, и те грозили разбежаться, а в государственном казначействе имелась налицо только скромная сумма в триста червонцев, равных по своей стоимости тремстам дукатам (Дукат - старинная золотая монета в государствах Западной Европы, равная, приблизительно, трем рублям.). Но дело было настолько важное, что в сравнении с ним даже военные нужды отошли на второй план: созывались совещания, собирались советы и всеми силами изыскивались необходимые средства. Наконец, всеобщее любопытство получило удовлетворение, и жители Сарагоссы узнали, что король отправляет чрезвычайное посольство к своему соседу, родственнику и союзнику, королю Кастильскому.

В ту пору королем Кастилии был Генрих де-Трастамаре, известный под именем Генриха IV (Генрих IV, получивший прозвание: "Бессильный". Слабохарактерный и развратный деспот. С его смертью, в 1479 году, прекратилось мужское поколение Трастамарского дома. (Прим. ред.)).

Генрих Кастильский владел значительно большей территорией и был богаче своего родственника короля Арагонского. Он был женат дважды; разведясь с Бланкой Арагонской, он женился на Иоанне Португальской, единственная дочь которой была лишена права наследования престола. Отец Генриха IV Кастильского также был женат дважды и имел от второго брака сына Альфонса и дочь Изабеллу.

Бесхарактерный Генрих своей слабостью и безмерной расточительностью возбуждал недовольство даже Кастильского дворянства и за три года до начала нашего рассказа был свергнут с престола, а брат его Альфонс провозглашен королем. Началась война, окончившаяся только благодаря смерти Альфонса. Генрих принужден был подписать акт, которым дочь его от второго брака окончательно устранялась от престола, и корона переходила после его смерти к его сводной сестре Изабелле. Сын короля Арагонского являлся одним из претендентов на руку Изабеллы, и жители Сарагоссы, узнав о чрезвычайном посольстве, отправляемом к королю Кастильскому, полагали, что это имело известное отношение к сватовству принца.

Изабелла, наследница Кастильской короны, пользовалась репутацией особы образованной, умной, рассудительной и красивой. Претендентов на ее руку было много, и одни из приближенных Генриха покровительствовали одному, другие - другому, в зависимости от своих личных видов и расчетов. Король в это время находился в окрестностях Гренады, где предавался своим обычным удовольствиям, а Изабелла, спасаясь от придворных интриг, удалилась в Валльядолид, столицу Леона.

Посольство короля Арагонского покинуло Сарагоссу ранним утром в сопровождении обычного эскорта из вооруженных длинными пиками солдат, длиннобородых дворян в латах и кольчугах и вереницы вьючных мулов, за которыми шел отряд людей, судя по наряду, бывших наполовину слугами, наполовину - солдатами.

Толпа любопытных следовала за этим шествием и до самого вечера не переставала обсуждать то, что она видела или успела подметить, высказывая самые разнообразные догадки. Когда настала ночь, большинство забыло о посольстве, но двое солдат, находившихся в карауле у заставы на дороге, ведущей в Бургос (Бургос - столица Кастилии. (Прим. ред.)), продолжали еще разговаривать на эту тему.

- Да,- сказал тот из них, который был старше,- если дон Алонзо де-Карбахаль рассчитывает далеко проследовать с этим конвоем, то пусть он посматривает в оба! Никогда еще я не видал более жалкого отряда, несмотря на их расшитые чепраки и звонкие трубы. Ручаюсь тебе, Диего, что мы в Валенсии снарядили бы не такой отряд и нашли бы для посольства более достойных рыцарей, чем эти арагонцы.

- Оно, конечно, так, а все-таки многие думают, Родриго, что было бы лучше платить нам следуемое жалованье, чем тратить деньги на посылку королевского письма.

- Уж это всегда так бывает между кредиторами и должниками! Дон Жуан вам должен несколько грошей, и потому вы упрекаете его за каждый червонец, потраченный им на его нужды. Ну, а я, старый солдат, научился и сам добывать себе свое жалованье, когда королевская казна пуста...

- Это хорошо, когда воюешь с маврами (Мавры - вторгшиеся в Испанию в VIII веке из Африки арабы. Слово "мавры", собственно, означает: жители древней Мавритании.). А ведь эти каталонцы, с которыми мы воюем, такие же добрые люди, как мы, и грабить горожанина не так просто, как неприятеля!

- Поверь мне, еще того проще! Эй, кто тут шатается в такую позднюю пору?

- Какая-нибудь шантрапа, которая хочет прослыть за богачей! Но я готов поручиться, Родриго, что у них, у всех вместе, нет достаточно денег, чтобы уплатить в гостинице за яичницу!

- Клянусь Иаковом, моим патроном,- проговорил вполголоса человек, ехавший возле своего спутника несколько впереди остальных всадников,- этот бродяга не далек от истины. Хотя у нас и хватит денег заплатить за яичницу, но я сильно сомневаюсь, чтобы у нас остался хоть один дублон после окончания нашего путешествия!

Спутник неодобрительно покачал головой и молча предъявил страже пропуск. Люди эти, судя по их внешности, были купцы; в числе их были два или три еврея. Купцы эти были из числа, повидимому, зажиточных людей: их сопровождали на почтительном расстоянии несколько слуг.

- Скажи-ка, любезный, сколько сот дублонов ты получаешь жалованья в год и сколько раз тебе возобновляют эту ливрею? - спросил солдат одного из слуг.

Это был еще молодой, но сильный и здоровый человек. Почувствовав фамильярный щипок солдата в икру и бесцеремонный удар по ляжке, он выпрямился и взглянул на добродушно улыбающееся лицо Диего.

- Ты, вижу, веселый парень, товарищ, но пальцы твои щиплются больно,- сказал он.- Прими мой совет: не позволяй им так бесцеремонно касаться людей, не то ты рискуешь когда-нибудь раздробить себе череп!

- Посмотрел бы я...- начал было Диего, но его собеседник пришпорил мула, и тот с такой силой рванулся вперед, что почти опрокинул словоохотливого солдата.

- Право же, ты неосторожен, Диего,- заметил Родриго,- ты рисковал познакомиться с кулаком этого молодого человека!

- Разве посмел бы он поднять руку на солдата?

- Возможно, что он и сам был королевским солдатом: в наше время молодых людей рано впрягают в солдатскую лямку. Мне даже кажется, что я уже раньше видел его... и я готов поручиться, что ему уже приходилось стоять лицом к лицу и с маврами и с каталонцами! Да! Я уверен, что видел его в бою и слышал этот самый голос, призывающий солдат под свое знамя. Клянусь Иаковом Компостелльскам, я вспомнил!.. Слушай, Диего!- и солдат сказал шопотом на ухо товарищу несколько слов.

- Как?- воскликнул Диего, отступая на шаг назад.- Ты, вероятно, ошибся, Родриго?

- Я не раз видел его с поднятым забралом (Забрало - передняя часть шлема, прикрывающая лицо. (Прим. ред.)) и не раз шел за ним во время атаки.

- И ты думаешь, что он мог решиться появиться под видом слуги какого-то купца! Что же делать? Он никогда не простит, что я посмел его ущипнуть да еще вести с ним такие речи!..

- Полно! Тебе едва ли случится встретиться с ним за королевским столом, а в бою он всегда впереди всех и, конечно, не станет оглядываться назад, чтобы рассмотреть тебя. А если даже и увидит, то, поверь, у таких людей, как он, голова всегда полна более серьезными вещами, и он, наверное, не узнает тебя и не припомнит этого случая.

- Хорошо было бы, а то я никогда не посмею показаться в рядах войск! Если бы мне привелось оказать ему какую-нибудь услугу... то я мог бы еще надеяться, что он забудет обо мне, но чувство обиды всегда очень живуче.

- Да, да!- согласился старый ветеран.- Я много раз говорил тебе, что сдержанность - лучшая добродетель, но ты меня не слушаешь! Ну, вот и нарвался!..

Путешественники продолжали свой путь в продолжение всей ночи и только с рассветом замедлили шаг, не желая возбуждать внимания любопытных, среди которых могли быть и шпионы короля Генриха Кастильского; шпионами кишели все дороги, ведущие к Валльядолиду.

Во все время пути молодой человек, о котором говорили солдаты, неизменно следовал в некотором отдалении за своим господином, а во время привалов занимался обычными для слуг делами, входившими в круг обязанностей каждого слуги. С наступлением ночи всадники пришпорили своих коней и около полуночи прибыли к главным воротам обнесенного каменной стеной города Осма, расположенного недалеко от границы провинции Бургос. Подъехав к самым воротам города, молодой человек, отличавшийся веселым нравом и ехавший впереди всех, рядом с более пожилым спутником, громко постучался в ворота. В это время молодой слуга выехал вперед и стал впереди всех, как вдруг со стены сорвался, сброшенный чьей-то невидимой рукой, тяжелый камень и пролетел над самой головой мнимого слуги. Спутники страшно заволновались при виде той опасности, которая ему грозила, и разразились громкими проклятиями; только один мнимый слуга остался невозмутимо спокоен, и когда он заговорил, то голос его звучал властно и строго, но без малейшего признака волнения или гнева.

- Что это значит? Разве так встречают мирных путешественников, явившихся искать отдых и ночлег в вашем городе?

- Отвечайте сейчас же, кто вы такие?- отвечали со стены.- Не то вам и не то еще будет!

- Кто губернатор этого города? Граф Тревиньо? Не так ли?- спросил молодой человек вместо ответа.

- Да, сеньор, он самый,- подтвердил сторож уже менее грубым тоном.- Но каким образом можете вы знать графа, и кто ты такой, что разговариваешь таким тоном, словно какой-нибудь испанский гранд (Гранд - представитель высшей знати.)?

- Я - Фердинанд (Фердинанд - сын Иоанна II, короля Арагонского. Впоследствии Фердинанд IV, король Арагонии, Кастилии, Сицилии и Неаполя (Прим. ред.)) де-Трастамаре, принц Арагонский, король Сицилии! Поди и скажи твоему господину, чтобы он поспешил сюда!

После этих слов молодого человека порядок в маленьком отряде разом изменился: всадники, ехавшие впереди остальных, почтительно отступили назад, а остальные сбросили с себя плащи скромных торговых людей. На стенах города и на валу люди разом зашевелились, забегали, слышно было, как отправляли спешно гонцов, и немного спустя на стене появились люди с фонарями. Судя по движению, к месту прибыл сам губернатор.

- Правду ли мне передали, что благородный дон Фердинанд Арагонский, король Сицилии, желает осчастливить меня и наш город своим посещением в столь необычное время?- спросил голос со стены.

- Прикажите этому дуралею повернуть фонарь в мою сторону,- воскликнул молодой принц,- чтобы вы сами могли убедиться. Я готов забыть оказанный мне неподобающий прием при условии, что меня немедленно впустят в город!- добавил он.

- О, я узнаю этот властный тон, столько раз призывавший арагонские войска к победе над маврами... Откройте скорее ворота, и пусть трубят в трубы для встречи именитого гостя!- приказал губернатор.

Молодой король въехал в Осма и провел здесь ночь, а на заре со своей свитой двинулся дальше. Но из Осмы он выехал совершенно иначе, чем приехал: гордым, блестящим рыцарем, на кровном андалузском скакуне, в сопровождении не одной только свиты, а и целого отряда вооруженных пиками солдат под личным предводительством самого графа Тревиньо.

Десятого октября король прибыл в Дуэньяс, местечко, расположенное близ Валльядолида. Кастильцы, более изнеженные и преданные роскоши, удивлялись боевой закаленности, сдержанности и рассудительности молодого короля, которому было всего только восемнадцать лет. Уже в этом возрасте ни один из арагонских рыцарей не мог превзойти его ни на турнирах, ни в бою.

ГЛАВА II

Хотя в это время Валльядолид и не достиг еще того великолепия, каким отличался впоследствии, когда сделался столицей императора Карла V (Карл V (1500-58 г.) - король испанский, император Римской империи, в состав которой входили: Германия, Испания, Австрия, Нидерланды, Неаполь, Сицилия.), все же этот старинный город и тогда уже отличался роскошью и красотой своих улиц и дворцов. Одним из роскошнейших был, несомненно, дворец Жуана де-Виверо, боватого сеньора, где собралась избранная компания, ожидавшая с нетерпением вестей из Дуэньяса. В главной зале дворца находились две женщины. Одна из них, которой только что исполнилось девятнадцать лет, была во всех отношениях прекрасна; в чертах ее лица, в фигуре и осанке чувствовалось гармоничное сочетание дочери юга со строгой красотой готских (Готы - древне-германское племя(Прим. ред.)) женщин, придававшее ее наружности особенную, своеобразную привлекательность. Лицо ее, руки, шея и плечи отличались белизной; белокурые волосы переходили в золотистый оттенок, но не были рыжими; глаза, полные ума и энергии, смотрели мягко.

Это была Изабелла Кастильская. Собеседница ее, Беатриса де-Бобадилья, ее подруга детства и впоследствии верная спутница всей ее жизни, отличалась совершенно иного рода красотой: это была типичная красавица испанка, с ярким цветом лица, сверкающими черными глазами и роскошными волосами цвета воронова крыла. Менее высокая, чем ее подруга, донья Беатриса была тем не менее грациозна; живая, подвижная и экспансивная, она обладала той женственностью и привлекательностью, которые вообще свойственны испанкам.

Изабелла, сидя на высоком резном кресле, беседовала с Беатрисой.

- В этом важном деле,- говорила принцесса,- я совершенно теряюсь. В таком вопросе, как выбор мужа, я не могу руководиться только своею склонностью!

- Никто в этом не усомнился бы даже в том случае, если бы вы избрали себе в мужья самого турецкого султана! Еще ребенком вас просватали за дона Карлоса, который мог бы быть вашим отцом. Затем вас пожелали выдать за короля Португальского, который мог быть вашим дедом, но вы упорно отвергли эти предложения, заявив, что рукой инфанты (Инфанта - титул принцесс в Испании.) Кастильской нельзя располагать без согласия и одобрения кастильского дворянства.

- Да, но теперь я готова отдать руку инфанты Кастильской без согласия и одобрения дворянства!- улыбнулась принцесса.

- Не говорите так! Вы прекрасно знаете, что во всем королевстве, от Пиренеев и до самого моря, нет ни одного рыцаря, который бы не одобрил вашего выбора.

- Довольно об этом, милая Беатриса, хотя если ты непременно хочешь говорить о претендентах на мою руку, то среди них есть такие, о которых стоило бы говорить.

В глазах Беатрисы сверкнул веселый огонек, и в углах губ задрожала сдержанная улыбка; она поняла, что принцессе приятно было бы слышать разговоры об избраннике ее сердца.

- Да, после великого магистра был еще герцог гиенский (Гиень - французская провинция.), брат французского короля Людовика (Людовик XI.), но последний кастилец был против этого брака. Его гордость не могла допустить, чтобы Кастилия сделалась леном (Лен - земля, при средневековой феодальной системе составлявшая собственность феодала и лишь передававшаяся им в пользование другого лица.) Франции!

- Этого бы никогда не случилось,- заметила Изабелла с спокойной уверенностью,- даже если бы я стала женой самого французского короля: я заставила бы его уважать во мне королеву и государыню нашей древней страны и никогда не позволила бы ему видеть во мне свою подданную!

- А после брата французского короля за вас сватали еще вашего родственника Ричарда Глочестера (Ричард Глочестер (Глостер) - впоследствии английский король Ричард III. (Прим. ред.)), который, как говорят, родился, как волчонок, со ртом, полным зубов, и который принужден таскать на спине достаточно тяжелую ношу, чтобы не обременять ее еще и делами Кастилии.

- У тебя злой язычок, Беатриса,- заметила Изабелла;- оставим герцога Глочестера в покое. Неужели ты все еще не кончила твоего перечня претендентов?

- Дон Фердинанд,- сказала Беатриса,- достойный претендент на вашу руку. О нем можно сказать только одно хорошее.

- Остановив свой выбор на доне Фердинанде,- тихо заговорила Изабелла,- я думала, что никто не может лучше обеспечить мир нашей стране и успех ее оружию, как только союз Кастилии с Арагонией.

- Путем соединения брачными узами,- пояснила Беатриса.- И, конечно, не ваша вина, что случаю было угодно, чтобы дон Фердинанд был самый молодой, самый красивый, самый отважный и самый прекрасный из всех принцев; вы лишь из политических соображений соглашаетесь назвать его своим супругом.

- Тебе, однако, известно, что я никогда не видала моего кузена, короля Сицилии, и не знаю, каков он собою.

- Без сомнения! А все же приятно, что ваше чувство долга указало вам именно на молодого, красивого и доблестного принца, короля Сицилии. По словам нашего досточтимого отца Алонзо де-Кока, из ветренного, беспечного и беззаботного дона. Андреса де-Кабрера, друга и наперсника молодого короля, выйдет также прекрасный муж для Беатрисы де-Бобадилья!

Изабелла при этих словах не могла воздержаться от улыбки.

- Как это ни странно,- сказала она,- но меня смущает мысль о свидании с королем Сицилии, и будь он так же стар, как дон Альфонс (Альфонс V - брат короля Иоанна II. (Прим. ред.)) Португальский, я была бы более невозмутима, чем теперь.

- Признаюсь, что касается меня, то я отнюдь не желала бы изменить ни одного из качеств или недостатков дона Андреса!

- Да, конечно, но ведь ты его уже знаешь. Ты привыкла к его похвалам, любезностям и восхищению!

- Научиться любить похвалы, любезности и восхищения так легко!- воскликнула Беатриса.

- Это так! Но, видишь ли, я вовсе не уверена, что действительно заслуживаю эти похвалы и восхищения, а всякая лесть мне была бы неприятна.

- Каким бы совершенством ни был молодой король Сицилии, все же ему никогда не сравниться с вами!- горячо возразила маленькая и пылкая испанка.

Обе девушки поднялись и пошли к обедне, а после службы, когда они выходили из церкви, прискакал гонец с изрестием, что король Сицилии прибыл в Дуэньяс.

При этом известии, хотя и предвиденном, принцессой снова овладело сильное волнение.

- Видела ты дона Андреса де-Кабрера?- спросила она свою подругу.

- Видела. Это он привез весть о прибытии принца Арагонского и вместе с тем привез сюда и свою приятную особу,- ответила Беатриса.- Из его рассказов я узнала, что в дороге они потеряли единственный кошелек, содержавший монеты, и остались, что называется, на бобах.

- Надеюсь, что этой беде помогли,- встревожилась принцесса Изабелла.- Я знаю, что в настоящее трудное время ни у кого нет лишних денег, но все же они не привыкли не иметь ни гроша в своем распоряжении!

- Не беспокойтесь, дон Андрес не беден и не скуп, а в Кастилии его знают все ростовщики; король Сицилии ни в чем не будет нуждаться.

- Ну, хорошо, а теперь, Беатриса, подай мне перо и бумагу, я должна написать дону Генриху, нашему королю и моему брату, о прибытии короля и моем решении выйти за него замуж.

- Но, синьора, обыкновенно, когда девушка выходит замуж не по выбору своих родственников, то прежде венчается, а потом, когда дело уже сделано, извещает их об этом.

- Подай мне письменные принадлежности, я буду писать,- почти строго остановила ее Изабелла.

Та молча исполнила требование, и принцесса написала королю Генриху письмо, в котором, изложив все преимущества и выгоды этого брака, просила согласия на него короля.

ГЛАВА III

Строгий этикет, царивший при кастильском дворе, продлил на несколько дней предварительные переговоры, а потому дону Фердинанду волей-неволей пришлось запастись терпением в ожидании желанного дня первого свидания со своей невестой, принцессой Изабеллой Кастильской. Наконец, пятнадцатого октября 1469 года все препятствия, стоявшие на пути к этому свиданию, были устранены, и дон Фердинанд сел на коня и в сопровождении всего только четырех человек свиты, в числе которых находился и дон Андрес де-Кабрера, пустился в путь ко дворцу дона Жуана де-Виверо. Архиепископ Толедский встретил короля Сицилии, чтобы проводить его к принцессе.

Изабелла, при которой находилась одна только донья Беатриса, ожидала дона Фердинанда в главной зале дворца. Фердинанд был поражен и взволнован. Когда он, быстро овладев собой, приблизился к ней и, взяв ее руку, прижал ее к своим губам, то сделал это с горячностью, далеко не обычной в случаях, когда браки заключаются исключительно на основании "государственных" соображений.

- Наконец-то наступил, кузина, этот счастливый для меня момент!- сказал молодой король Сицилии.- Мне казалось, что я никогда не дождусь его. Но теперь я вознагражден за свое терпение!

- Мне остается только благодарить принца Арагонского за эти слова и сказать ему, что он желанный гость в Валльядолиде.

Рассказав о своем путешествии и обменявшись еще несколькими общепринятыми фразами, дон Фердинанд подвел принцессу к ее креслу, а сам собрался поместиться на низенькой скамеечке у ее ног, обыкновенно занимаемой Беатрисой, но Изабелла воспротивилась этому.

- Нет, принц,- сказала она,- я не сяду на это кресло, если король Сицилии займет такое неподобающее его сану место!

- В вашем присутствии не может быть речи о сане! Прошу вас видеть во мне только рыцаря, готового служить вам и подвизаться за вас везде и повсюду, где только пожелает случай.

Архиепископ ловко увел за собой всех присутствующих, кроме Беатрисы и Андреса де-Кабреры, в соседнюю залу, двери которой оставались широко раскрытыми, предоставив возможность жениху и невесте беседовать без посторонних свидетелей.

Хотя Беатриса де-Бобадилья и дон Андрес де-Кабрера и оставались в зале, как того требовал этикет, но они до того были заняты своими личными делами, что их присутствие совершенно не ощущалось.

- Теперь я полагаю,- сказал король,- что ничто более не заставляет откладывать нашего брака; все необходимые формальности соблюдены, все требования этикета исполнены, и мне кажется, что теперь я в праве подумать и о своем счастье.

Принцесса ласково улыбнулась.

- Так как я решилась стать вашей женой не сгоряча, а после долгого и тщательного размышления, то с моей стороны не будет никакой задержки, ни малейшего промедления, и я думаю, что на четвертый день после сегодняшнего возможно будет совершить обряд венчания.

- Как вам будет угодно!- отозвался король, почтительно склонившись перед своей невестой.- Я готов в любую минуту; вам, конечно, известно, что казна моего отца пуста, и потому мы пустились в путь из Сарагоссы с тощим кошельком. Но я так горел нетерпением овладеть тем драгоценным сокровищем, которое мне сулила счастливая судьба в вашем лице, что не мог выжидать более удобного в финансовом отношении времени.

- Не смущайтесь этим, кузен,- возразила Изабелла,- я также могу отдать вам в настоящий момент только мое сердце, на верность которого вы можете рассчитывать. Но так как наше положение обязывает нас к известной пышности и торжественности, то я прошу позволить мне продать мои драгоценности, чтобы вырученные деньги могли покрыть необходимые расходы.

- Из всех драгоценностей в мире я не согласился бы расстаться только с одной; все же остальные для меня не имеют цены. Но расставаться с вашими драгоценностями, кузина, нет надобности: у меня есть друзья, которые могут и готовы снабдить меня деньгами. Все расходы ложатся только на меня, кузина, так как отныне все ваши нужды и потребности буду удовлетворять я.

- Пусть так, но не следует забывать, что мы не только жених и невеста и будущие муж и жена, а еще: вы - король Сицилии, а я - наследница кастильского престола! Обыкновенно муж во всем желает подчинить себе жену, и потому значительное большинство грандов Кастилии было против нашего союза; они боялись, чтобы наша страна не подпала под власть Арагонии. Я хочу сохранить для Кастилии все ее права и независимость в полной неприкосновенности; оба мы должны хранить нерушимо обособленность наших государств.

- Даю вам торжественное обещание уважать права правительницы Кастилии и считаю эту страну неприкосновенной для меня!

Король Сицилии возвратился в Дуэньяс под таким же строжайшим инкогнито, как и приехал, а девятнадцатого октября 1469 года, то-есть ровно три дня спустя, состоялось венчание его с принцессой Изабеллой в присутствии двух тысяч человек кастильской знати.

Пять лет спустя после брака Изабеллы и Фердинанда король Генрих Кастильский умер, и Изабелла наследовала после него престол. Около этого же времени умер и король Арагонский, от которого престол перешел к Фердинанду. Весь Пиринейский полуостров, разделенный до того времени на множество мелких государств, оказался разделенным всего только на четыре отдельные государства: владения Фердинанда и Изабеллы, обнимавшие Кастилию, Арагон, Леон, Валенсию и еще несколько других богатейших провинций Испании; крошечное королевство Наварру, в Пиринеях; Португалию и, наконец, Гренаду, в которой еще господствовали мавры.

Ни Фердинанд, ни Изабелла не забыли своего заветного желания уничтожить владычество мавров в Испании, но различные обстоятельства долго мешали осуществлению этой задачи. Когда же, наконец, наступил момент действовать, то успехи были так изумительны и быстры, что мавры оказались вытесненными отовсюду, и в их руках осталась только столица, которая также вскоре сдалась.

Но прежде того произошло совершенно непредвиденное событие. Случилось это летом, в то время, когда в лагере осаждавших находилась сама Изабелла со своими детьми. От неизвестных причин загорелась королевская ставка и сгорела до тла; огонь перекинулся также на ставки и палатки многих грандов, и в огне погибло много серебра и драгоценностей. Чтобы избежать повторения подобного несчастья, Фердинанд и Изабелла решили вместо осадного лагеря построить настоящий город с каменными зданиями, казармами, площадями. В течение трех месяцев город был построен и назван Санта-Фе. Сооружение этого города смутило мавров. Боабдил (Боабдил - мавританский халиф. (Прим. ред.)) решил покориться и вскоре после того, как испанцы водворились во вновь построенном городе, сдал им Альгамбру.

ГЛАВА IV

Пышными торжествами начался в городе Санта-Фе день второго января 1492 года. После длившихся несколько недель секретных переговоров об окончательной сдаче Гренады,- накануне это счастливое событие было объявлено, наконец, войску и народу,- второго января было назначено вступление победителей в город.

Первым вошел в город великий кардинал во главе большого отряда войск. После встречи покинувшего город Боабдила с Фердинандом, последний король Гренады направился к горному проходу, откуда он в последний раз окинул взглядом дворцы своих предков, которому было дано поэтому название "последнего вздоха мавра".

Хотя Изабелла включила взятие Гренады в условия своего брачного договора с Фердинандом, и самая эта победа являлась, так сказать, делом ее воли, тем не менее она пожелала во время вступления в город остаться позади своего мужа, несмотря даже на то, что Гренада была присоединена к Кастилии, а не к Арагонии, с которой она почти не имела смежных земель.

В толпе окружавших королеву людей, кроме свиты и придворных, было много монахов, в числе которых особенно выдавался один, которого все называли патер Педро. Возле патера находился неотлучно молодой человек, скромно одетый, но удостоившийся особенной милости королевы. Хотя на нем не было ни лат, ни шлема, многие упорно утверждали, что это кто-нибудь из знатнейших людей Кастилии.

- Какой славный день!- воскликнул патер Педро.- Твои предки, сын мой, дон Луи, с радостью воскресли бы, чтобы взглянуть на поражение мавров.

- Неужели они радовались бы неудаче мавров, принужденных покинуть волшебную Альгамбру (Альгамбра - замок мавританских халифов, состоящий из рядов зал, украшенных геометрической лепкой с цветными узорами. Дворики окружены аркадами на легких колоннах. Львиный фонтан. (Прим. ред.))?

Патер поморщился, и лицо его стало мрачно; но вскоре он снова заговорил со своим спутником:

- Видишь ты там этого человека с серьезным и гордым лицом, с манерой властелина, в скромной одежде?

- Вижу, он похож на моряка, на человека, много видевшего и много испытавшего в своей жизни.

- Ты не ошибся! Это Христофор Колумб, прибывший недавно из Генуи.

- Я помню адмирала, носившего это имя.

- Он не адмирал, но желал бы быть адмиралом и мечтает о короне! Ты прибыл недавно из чужих стран и потому не слышал о нем; легкомысленные придворные смеются над ним, но для серьезных людей он - странная загадка.

- Все, что вы говорите о нем, патер Педро, возбуждает мое любопытство... Давно он здесь?

- Уже семь лет! Он упрямо просит, чтобы ему дали возможность сделать открытие. Он уверяет, что, идя на запад по океану, он придет в Индию к большому острову Сипанго и королевству Катай, о которых сохранились легенды некоего Марко-Поло.

- Как! Индия на восток от нас, а он хочет притти к ней, идя на запад! Ведь это было бы возможно только при условии, что земля кругла, как шар! А между тем она - плоскость.

- С этим он не согласен! Он утверждает, что на море, когда видишь вдали корабль, то раньше всего видны бывают только верхние паруса, потом нижние, наконец самое судно. Ты этого не замечал во время твоих плаваний, дон Луи?

- Да, это так! Но Англия, Франция, Германия и все северные страны так же плоски, как и наша Кастилия!

- Пусть так, но почему же ты на английских судах видел в море раньше всего верхние паруса? Разве англичане ставят вверху самые большие паруса?

- Конечно, нет! Это было бы безумием: верхние паруса всегда самые малые!

- Так почему же ты издали раньше видишь самые малые и потом лишь большие?

- Это вопрос, но не доказательство!- возразил юноша.

- Но в нем заключается почти доказательство.

- Неужели, патер Педро, и вы утверждаете, что земля кругла?

- Я не смею еще утверждать, дон Луи, но признаюсь, это обстоятельство с парусами сильно смущает меня!

- Это смелая мысль! И что же, этот Колумб намерен в самом деле переплыть весь Атлантический океан в поисках какой-то неизвестной страны?

- Да, таково его намерение, и все эти семь лет он настоятельно упрашивает наш двор предоставить ему необходимые средства! Я слышал, что до этого он почти столько же времени безрезультатно молил об этом в других странах!

- Хм!- задумчиво промолвил дон Луи.- Но если земля кругла, то почему же моря и реки не стекают вниз, и если Индия, по его мнению, лежит под нами, то каким образом ходят там люди? Неужели же головою вниз, как иногда мухи, или у них на ногах когти, как у кошек?

- Допустим, что представление Колумба о земле смешно, нелепо, но какою же представляете вы себе ее?

- Плоскою, как щит того мавра, которого я уложил во время последней вылазки!

- Значит, она должна иметь предел, значит, можно дойти до самого края, где она кончается и обрывается со всех четырех краев?

- Признаюсь, я никогда об этом не думал раньше, но, вероятно, где-нибудь должно быть такое место, где, стоя на самом краю земли, можно поставить одну ногу на облака!- засмеялся дон Луи.- Хотел бы я знать, согласны ли ученые с мнением этого мореплавателя?

- Ученые, обсуждавшие все эти вопросы на особом совещании в Саламанке, расходятся во мнениях. Те, которые согласны допустить, что земля кругла, сильно опасаются, что судно, достигшее острова Сипанго с запада, не будет в состоянии вернуться обратно вследствие необходимости подъема, и я сильно опасаюсь, что Колумбу не скоро суждено увидеть свой легендарный остров. Удивляюсь, что он еще здесь. Я слышал, что он отправился в Португалию.

- Скажите, если он семь лет тщетно добивается необходимых средств, то, значит, у него есть чем жить все это время?

- Все думают, что он беден, и я знаю, что он зарабатывает средства к существованию, изготовляя географические карты!

- Право, ваши рассказы об этом человеке, патер Педро, возбуждают во мне желание побеседовать с ним; я подойду к нему и заговорю с ним!

- И ты думаешь, дон Луи, что это так просто? Христофор Колумб так горд сознанием своих великих замыслов, что короли и государи не в состоянии заставить его признать свое превосходство над ним.

- Право, это удивительный человек, и я горю нетерпением познакомиться с ним. Устройте это, патер Педро!

- Охотно!- согласился монах, и они направились к тому месту, где стоял Колумб. Однако, патер Педро не сразу отважился заговорить с ним и долго выжидал удобного момента; дон Луи не понимал этой нерешительности, и явные признаки его нетерпения и досады привлекли внимание Колумба. Он взглянул в сторону патера Педро и, узнав его, поздоровался с ним.

- Вот мы и дошли, наконец, до торжества!- начал монах.

- Да, отец мой, вы видите в этом победу креста, а я - торжество настойчивости, и внутренний голос говорит мне, что то, перед чем не отступаешь, непременно осуществится.

- Я рад, что вы упомянули о ваших планах,- заметил патер Педро.- Это позволяет мне обратить ваше внимание вот на этого молодого человека, моего родственника, который, узнав о ваших смелых замыслах, возгорелся желанием услышать о них из ваших уст, если вы соблаговолите...

- Я всегда готов удовлетворить любознательность людей предприимчивых и охотно сообщу вашему родственнику все, что он пожелает узнать относительно моих намерений и стремлений.

Все это было сказано таким тоном, что дон Луи сразу почувствовал, что не он окажет честь этому моряку своими расспросами, а, напротив, он должен себя считать польщенным тем, что он удостоит его беседой.

- Однако, вы еще не назвали мне имени вашего молодого родственника, патер Педро!- добавил Колумб.

- Его зовут дон Луи де-Бобадилья, и он приходится племянником вашей уважаемой приятельнице, маркизе де-Мойа!

- Донья Беатриса - одна из моих лучших поддержек, а любознательный, предприимчивый дух в молодом человеке всего более дорог моему сердцу. Племянник доньи Беатрисы может рассчитывать на полную готовность с моей стороны удовлетворить все его желания.

Такая речь в устах человека, зарабатывающего своим трудом насущное пропитание, такой снисходительный, почти покровительственный тон его слов поразили юношу; в первую минуту он готов был возмутиться, затем рассмеялся и в результате ответил почтительно на обращенные к нему слова.

- Судя по тому, что вас радует победа над маврами, сеньор, я думаю, что и вы, вероятно, сражались на море, если не на суше!

- Да, сын мой, и на море, и на суше; было время, когда я любил искать опасности и в бою, но с того времени, когда у меня зародились более великие замыслы, я перестал думать об этом. Много лет прошло с тех пор, как я сражался против врагов вместе с родственником моим, Колумбом младшим, и адмиралом Колумбом, моим дядей, против венецианцев. Мы дрались с зари и до заката, и я не был даже ранен; другой раз судно, на котором я находился и сражался, было сожжено неприятелем, а я вплавь достиг берега и был, таким образом, сохранен для более великих задач,- горячо добавил Колумб.

ГЛАВА V

В эту ночь кастильцы и арагонцы впервые провели ночь в стенах Альгамбры. Все, кто только имел на то право, разбрелись по дворам, садам и покоям Альгамбры, любуясь и восхищаясь роскошью и сказочною красотой этого дворца. В числе других можно было видеть и Беатрису де-Бобадилья, давно уже ставшую женой дона Андреса де-Кабрера, маркиза де-Мойа. Возле нее находилась девушка, донья Мерседес де-Вальверде, ее родственница и приемная дочь, и молодой дон Луи де-Бобадилья, племянник маркизы.

- Удивительно, Луи,- сказала донна Беатриса,- что вы, столько колесивший по свету, до сих пор ничего не слыхали о Колумбе; даже при дворе у нас многие верят ему и сочувствуют его затеям.

- В том числе и вы, тетушка!- заметил дон Луи.

- Я и не отрицаю этого. Я убеждена, что этот человек призван совершить великие дела, и то, к чему он стремится, действительно грандиозно!

- Что именно вам кажется грандиозным? Намерение заставить нас познакомиться с людьми, ходящими вниз головой?

При этих словах дона Луи лицо Мерседес приняло серьезное, почти строгое выражение, и юноша, не спускавший глаз с этого прелестного лица, прочел в нем укоризну и неодобрение.

- Как видно, и донья Мерседес на стороне диковинных открытий. Повидимому, этот Колумб пользуется больше сочувствием кастильских дам, чем грандов!- заметил молодой человек.

- Это объясняется тем, дон Луи, что женщины вообще более чутки, более восприимчивы ко всему отважному,- сказала Мерседес.

- Не судите строго и нас!- воскликнул дон Луи.- Мои слова не всегда соответствуют моей мысли, и я должен сознаться, что если сеньор Колумб отправится отыскивать королевство Катай и Индию, я первый буду проситься в товарищи к нему!

В этот момент паж королевы пришел звать донью Беатрису. Не желая покидать молодых людей одних в садах и залах дворца, она прошла вместе с ними в отведенные ей роскошные покои и здесь после некоторого колебания решилась оставить их, рассчитывая очень скоро вернуться. Хотя дон Луи и считался официальным поклонником воспитанницы доньи Беатрисы и по своему общественному положению мог быть признан вполне достойным этой девушки женихом, но тетка его все-таки сомневалась относительно возможности этого брака. Мать дона Луи была француженка, а кастильцы, отличающиеся суровой надменностью и сдержанностью, приписывали врожденную веселость и беспечность дона Луи легкомысленности французской породы и относились к нему с некоторым недоверием. Быть может, это отношение соотечественников заставило юношу покинуть Кастилию и начать путешествовать. Только любовь к Мерседес заставляла его возвращаться на родину.

На этот раз он вернулся во-время, чтобы принять участие в осаде Гренады и иметь случай отличиться в боях. Эти заслуги в то время заставляли прощать многое. В турнирах он также отличался ловкостью и даже выбил из седла знаменитого Алонзо де-Ойеду. Несмотря на все это, донья Беатриса и сама боялась доверить счастье своей приемной дочери и воспитанницы человеку, славившемуся своим легкомыслием, хотя втайне желала этого брака.

О чувствах Мерседес никто не знал, кроме нее самой. Ей часто приходилось слышать о мнимых недостатках дона Луи, но она никогда ничем не высказывала, что думает о нем. Даже сам дон Луи, ловивший каждое малейшее выражение на ее лице и уже много раз признававшийся ей в своей страсти, ни разу не мог определить ее чувств к нему.

Когда донья Беатриса вышла из комнаты, Мерседес опустилась на богатый диван.

- Желал бы я, чтобы моя тетушка оказалась так нужна королеве, чтобы та как можно дольше не отпускала ее от себя, и тем самым доставила мне случай высказать вам, наконец, мои чувства!- пылко сказал дон Луи.

- Мне думается, что не те люди всего глубже чувствуют, дон Луи, которые всех больше и всех громче говорят об этом,- заметила девушка.

- Во всяком случае, они чувствуют не меньше и не хуже других, донья Мерседес!- возразил молодой человек.- В моей любви вы не можете сомневаться! Во всем, что есть прекрасного на свете, я вижу вас!

- Вы долгое время жили во Франции и потому забыли, что кастильская дама скорее поймет простые и искренние слова, чем одни восторженные восклицания.

- Вы несправедливы ко мне! Вспомните только, что с самых ранних дней я всегда любил вас.

- Да, тогда вы были искренни, и я вполне доверяла вам и вашей дружбе. Тогда вы исполняли каждое мое желание.

- А теперь? Вы можете сделать из меня все, что захотите, если только намекнете мне, что вам в моих действиях приятно и что нет, что вы одобряете и что порицаете.

- Разве это так трудно понять? Я всегда уважала вас, дон Луи, и никогда этого не скрывала.

- А нечто другое вы скрывали? Ах, Мерседес, не останавливайтесь на полуслове! Скажите, что другое, более нежное чувство примешивалось иногда к чувству уважения ко мне! Скажите это!

Но Мерседес покраснела и все-таки не созналась.

- Скажите, я не ошиблась, думая, что смелый замысел Колумба, несмотря на ваши насмешки, произвел на вас серьезное впечатление?- спросила она.

- Вы не ошиблись. Мне действительно кажется, что в его утверждениях есть доля правды.

- А я уверена даже, что он прав!- воскликнула Мерседес, и глаза ее разгорелись от восторга и воодушевления.- Этот человек совершит нечто необычайное, и все его спутники покроют себя славой!

- Должен ли я понять из ваших слов, что вы желали бы, чтобы и я присоединился к этому смелому искателю приключений, чтобы в случае удачи разделить с ним и честь, и славу?

- Да, Луи! Я именно это хотела сказать. Мне кажется, что это смелое предприятие как нельзя более вам по душе; с другой стороны, такое славное дело заставит всех переменить мнение о вас.

Дон Луи молчал; в душе его мелькнуло ревнивое подозрение: быть может, Мерседес с тайной целью хочет только услать его в далекие края?

- Вы хотите, чтобы я отправился в экспедицию, которую большинство людей считает безумной и утверждает, что она неминуемо должна привести к гибели всех, кто в ней примет участие? Если так, Мерседес, то я завтра же уеду, чтобы мое ненавистное присутствие не смущало ваш покой.

- Как могли вы подумать что-либо подобное, дон Луи?- воскликнула девушка и заплакала.- Вы, как вижу, совершенно не понимаете моих побуждений и дурно судите обо мне. Чтобы изгнать из вашей души всякие подобные подозрения, я готова подавить свою гордость, свою женскую сдержанность и сказать вам, что только мысль о вашем счастье побудила меня указать вам на это верное средство облагородить в глазах людей вашу склонность к бродяжничеству, дать вам случай и возможность покрыть себя славой, создать себе репутацию, которая заставила бы донью Беатрису, не задумываясь, отдать вам руку своей воспитанницы. Вы упрекали меня в холодности и безразличии, но другие были менее близоруки, и королева прочла в моей душе мою тайну!

- И что же? Она против меня? Неужели? Что же она могла сказать обо мне? Какие причины заставляют ее противиться нашему браку? Я должен знать!

- Вы, конечно, помните тот турнир, Луи, после которого вы почти тотчас же отправились в свое последнее путешествие?

- Как же не помнить! Ваша жестокая холодность в момент моего торжества, ваше полнейшее безучастие и побудили меня покинуть Испанию. Если бы вы захотели, то одним словом могли бы приковать меня к месту крепче всяких цепей.

- Так вот, после окончания торжества королева призвала меня к себе и, лаская меня, как родную дочь, стала говорить об обязанностях, какие возлагает замужество; она растрогала меня до слез и взяла с меня обещание не выходить замуж без ее одобрения.

- И это обещание она выманила у вас против меня?

- Нет, ваше имя ни разу не было упомянуто. Но я тогда думала только о вас, дон Луи, и хотя я и не знаю, с какою целью королева взяла с меня это обещание, но мне подумалось, что она это сделала, чтобы не допустить моего брака с вами без ее согласия. Однако, не отсутствие доброжелательства к вам заставило ее поступить таким образом, нет, а чувство опасения, как бы я, поддавшись вашему обаянию, не вздумала стать женой человека, хотя и прославившегося громкими и красивыми подвигами, но признанного всеми легкомысленным, непоседой, не пригодным для семейной жизни.

- И вы намерены сдержать это обещание?

- Как вы можете спрашивать меня об этом, дон Луи? Я вижу, вы хотите возражать, но прежде выслушайте меня. Королева не знает ваших душевных качеств: она может судить о вас только по наружным признакам, которые, сознайтесь, не всегда говорили в вашу пользу, и вы отчасти сами виноваты в этом. Не осуждайте ее за то, что она сделала, а лучше постарайтесь заслужить ее одобрение и согласие на наш брак.

- Каким образом?

- Думаю, что с помощью сеньора Колумба вам это всего лучше удастся. Королева готова была много раз оказать ему необходимое содействие, но дон Фердинанд и его министры всякий раз удерживали ее. Тем не менее, она и сейчас благосклонно относится к планам Колумба; это видно хотя бы из того, что он еще недавно простился со всем двором и решил покинуть Испанию, но был удержан здесь отцом Жуаном Перецом, бывшим духовником королевы, который теперь здесь, как вам известно, и ждет аудиенции; весьма возможно, что Колумбу дадут те каравеллы (Каравеллы - так назывались большие парусные суда с гладкими бортами.), которых он просит, и тогда многие пожелают принять участие в его экспедиции, и вы могли бы быть в числе их.

Целых два часа молодые люди провели с глазу на глаз, и когда маркиза, наконец, вернулась, то дон Луи поспешил откланяться и удалиться. Мерседес рассказала донье Беатрисе о своих надеждах, и та даже порадовалась происшедшему в ее отсутствие.

ГЛАВА VI

На третий день после занятия испанцами Гренады и водворения в Альгамбре, в то время, как Фердинанд был занят приведением в порядок этой новой провинции, супруга его, Изабелла, собрала у себя, на своей половине, своих интимных друзей.

В покоях королевы находились Фернандо де-Талавера, только что назначенный архиепископом Гренады, и патер Педро де-Карраскаль, наставник и учитель дона Луи де-Бобадилья. Подле королевы находились маркиза де-Мойа, ее неразлучный друг, с молоденькой Мерседес, сидевшей у ног инфанты, и еще две-три приближенных дамы, стоявших несколько поодаль; в дальнем конце комнаты у стола сидел король над бумагами. Чтобы не развлекать мыслей короля, в комнате говорили вполголоса.

- Маркиза, друг мой,- обратилась Изабелла к донье Беатрисе,- давно вы видели синьора Колумба или слышали что-нибудь о нем?

При этом вопросе маркиза и ее воспитанница обменялись многозначительным взглядом, и первая ответила:

- Вы, вероятно, помните, сеньора, что духовник вашего величества, отец Жуан Перец, прибыл сюда из Андалузии (Андалузия - область южной Испании. (Прим. ред.)) специально с тем, чтобы ходатайствовать перед вами за этого человека. Моя маленькая Мерседес благоговеет перед замыслом этого смелого мореплавателя.

- Неужели?- спросила королева.- Значит, Колумбу удалось склонить вас на свою сторону. Признаюсь, и я горячо сочувствую его мечте. Сеньор Колумб, вероятно, еще здесь?

- Да, здесь!- воскликнула Мерседес.- Его видел один человек в самый день взятия Гренады.

- Кто же это?- спросила королева.

- Дон Луи де-Бобадилья!- порывисто вырвалось из уст Мерседес имя любимого человека.

- Да,- заметила королева,- этот молодой человек любит скитаться по свету для своей забавы и развлечения, но едва ли он решится принять участие в таком серьезном предприятии, какое задумал Колумб.

- Вы ошибаетесь, государыня!- воскликнула Мерседес.- Дон Луи страстно желает, чтобы эта экспедиция состоялась, и чтобы ваше величество позволили ему отправиться вместе с сеньором Колумбом.

- В самом деле?- спросила Изабелла, обращаясь к донье Беатрисе.

- Да, сеньора, я сама слышала, как он высказывал это желание, и я имею основание верить ему.

Королева ничего больше не сказала, но опустила свою работу на колени и задумалась. Некоторое время все молчали. Наконец, королева встала и, подойдя к королю, продолжавшему писать, нежно положила руку на его плечо.

Король обернулся, встал и первый заговорил с женой.

- Надо приглядывать за этими маврами,- сказал он.- Мы напрасно оставили в руках Боабдила несколько укреплений. Хорошо было бы вытеснить его совсем за Средиземное море.

Уже одна мысль о подобном нарушении слова покоробила Изабеллу.

- Мы поговорим об этом в другой раз, Фердинанд,- заметила она,- а теперь я пришла к тебе с другим делом. Тревожное время осады и денежные затруднения, связанные с войной, заставили нас почти забыть обещание, данное Колумбу. Я не хотела бы ничего предпринимать без твоего согласия и одобрения, мой друг, но мне думается, что нам не следует долее медлить с этой экспедицией. Мы дали ему наше слово; семь лет он ждет; это немалый срок, и если мы не поспешим оказать ему поддержку, то это сделает, того гляди, кто-нибудь другой! Помешать этому мы не можем, но такие крупные и серьезные предприятия должны предприниматься правительством, а не частными лицами.

- Ты права, Изабелла,- проговорил король,- мы поручим решение этого вопроса сеньору Фернандо де-Талавера, человеку разумному, осторожному и рассудительному, на которого мы можем вполне положиться.

- Господин архиепископ,- сказал он,- наша супруга желает, чтобы тотчас же приступили к рассмотрению просьбы и планов мореплавателя Колумба; мы желаем поручить это дело вам и просим завтра представить нам ваше мнение.

Прелат, слушая короля, читал в его неподвижных, строгих чертах его скрытые намерения и знал безошибочно, что от него требуют.

- Проекты сеньора Колумба заслуживают серьезного внимания,- добавил король.

Изабелла тихо расхаживала взад и вперед в дальнем конце залы. Наконец, она знаком подозвала к себе Мерседес.

- Дитя мое,- сказала королева,- вы думаете, что найдутся рыцари, которые последуют за этим отважным генуэзцем и согласятся разделить его участь в опасном предприятии?

- Да, сеньора, я в этом уверена,- твердо ответила Мерседес.- Дон Луи де-Бобадилья готов даже отдать на это предприятие большую часть своего состояния, если только согласятся его опекуны!

- Они не в праве на это согласиться,- сказала Изабелла,- но если дон Луи останется верен своему намерению, то я буду о нем лучшего мнения, чем до сих пор!

ГЛАВА VII

На другой день приемные Альгамбры, как всегда, были переполнены просителями и посетителями, которых привели сюда самые разнообразные дела и интересы. В этой пестрой толпе нельзя было, однако, не заметить человека высокого роста, гордой осанки; этот человек был Христофор Колумб, которого все в Кастилии считали маниаком, фантазером, прожектором и к которому в большинстве случаев относились с насмешливо-снисходительным пренебрежением. Вдруг в приемную вошел дон Луи де-Бобадилья, и его появление было встречено общим шопотом удивления и одобрения. Оглядев собравшихся в зале, он, не задумываясь, подошел к Колумбу и почтительно раскланялся с ним.

- С момента нашей встречи, сеньор,- сказал дон Луи,- я ни о чем другом, кроме ваших проектов, не могу думать, и сегодня явился сюда только для того, чтобы продолжать наш разговор с вами.

На лице моряка выразилось несомненное удовольствие и радость при этих словах молодого человека, но не успел он ему ответить, как появившийся в дверях королевских покоев паж громко и внятно произнес имя:- Сеньор Христофор Колумб!- и знаком руки пригласил его войти в смежную залу, дверь которой тотчас же закрылась за ним.

Фернандо де-Талавера, архиепископ Гренады, не забыл возложенного на него поручения и, разобрав совместно со своими сотрудниками все бумаги и документы, касающиеся дела Колумба, решил теперь выслушать требования и предложения этого человека в присутствии целого совета, состоящего из грандов и сановников, придворных и духовных лиц.

Говорил от имени всех собравшихся архиепископ Гренады:

- Сеньор Колумб, мы пришли к заключению, что в случае, если бы вам удалось заручиться покровительством и поддержкой их величеств, короля Фердинанда и королевы Изабеллы, вы намерены предпринять далекое путешествие в отдаленнейшую часть Атлантического океана в поисках страны Катай и знаменитого острова Сипанго?

- Совершенно верно!- подтвердил Колумб.

- Так скажите же нам, сколько судов, людей, какое вооружение и какая субсидия необходимы для успеха вашего предприятия?

- Две небольших, но надежных каравеллы с соответствующим числом команды, под флагом короля Арагонского и королевы Кастильской,- вот все, что я считаю необходимым в данном случае; вооружение же судов, снаряжение, а равно и цифру субсидии я предоставляю усмотрению их величеств!

Члены совета при этом переглянулись.

- Без сомнения, требования ваши не чрезмерны,- продолжал прелат,- и хотя только что окончившаяся война истощила запасы государственного казначейства, тем не менее, для удовлетворения ваших желаний не потребуется многого. Но, кроме этого, нам остается выяснить еще некоторые вопросы. Вы, конечно, желаете, чтобы вам была предоставлена самая полная власть над этими судами и над всей экспедицией, которой вы намерены руководить по своему усмотрению?

- Несомненно, иначе я не могу ручаться за успех; я требую полной адмиральской власти или власти главнокомандующего морскими силами!

- В этом вам, конечно, не будет отказано, так как требование это совершенно резонно,- сказал епископ Гренады.- Но теперь потрудитесь сообщить нам, какие же выгоды представляет, в случае успеха, ваше предприятие оказывающим вам содействие и покровительство монархам?

- Расширение владений и увеличение числа подданных путем занятия нами, от их имени, новых провинций или государств, а также новый приток доходов и богатств из этих колоний!

- Все это так!- согласился прелат и все члены совета.- Но в чем же будет состоять ваша награда за подобную услугу государству?- спросил Фернандо де-Талавера.- Говорят, что вы уверены в успехе задуманного вами предприятия.

- Если бы я сам сомневался в нем, разве мог бы надеяться достичь чего-нибудь, ваше преосвященство? Не скрываю также, что чувствую в себе силу совершить то, к чему я стремлюсь. Что касается меня, то я буду достаточно вознагражден уже самым осуществлением моей заветной мысли, самым фактом успеха моего предприятия, а в остальном свои желания я изложил здесь, в этой бумаге, которую я предоставляю вам для ознакомления!

С этими словами Колумб вручил Фернандо де-Талавера бумагу, которую тот поспешно пробежал глазами, затем с видом недоумения прочел еще раз и, наконец, отшвырнув с возмущенным видом лист, обратился к Колумбу:

- То, что вы здесь требуете, сеньор Колумб, серьезно?- Он устремил на него строгий вопрошающий взгляд.

- Несомненно,- ответил, нимало не смущаясь, Колумб.- Я чувствую уверенность в успехе. В будущем я предвижу еще более важные события, и потому я должен иметь и высокое звание, и средства для совершения их; ничего изменить или откинуть в своих условиях я не могу.

- Прочтите нам эти требования и условия, сеньор архиепископ!- сказали остальные члены совета.

- Слушайте, благородные сеньоры... я пропущу некоторые маловажные условия и требования, о которых, пожалуй, не стоило бы спорить, но вот два главнейших требования, которые, несомненно, удивят наших государей. Сеньор Колумб согласен удовольствоваться званием адмирала и вице-короля во всех тех странах, которые ему посчастливится открыть; кроме того, он требует скромного вознаграждения в размере всего только одной десятой всех доходов и пошлин всех этих стран, то-есть доли, равной доли церкви. И это еще не все: этот генуэзец требует, чтобы звание адмирала и вице-короля сохранялось из поколения в поколение в его потомстве; словом, чтобы государство Катай и все остальные открытые им страны сделались наследственными владениями в династии Колумбов... Что вы на это скажете, сеньоры?

И если бы не строгое, серьезное лицо Колумба, все бы, кажется, прыснули со смеха, но острый взгляд генуэзца смутил даже самого Фернандо де-Талавера.

- Простите, сеньор Колумб,- сказал он, как бы желая смягчить впечатление своих предыдущих слов,- но ваши требования непомерны; они совершенно сбили меня с толка, и вы едва ли будете настаивать на них.

- Я не отступлюсь от них ни на йоту,- ответил Колумб.- Я требую только того, что мне следует по справедливости. Если я дам вашим государям земли, которые по своим богатствам во много раз превзойдут все их настоящие владения, взятые вместе, то разве я не в праве требовать за это соответственного вознаграждения?

- Итак, вы не измените своих условий? Спрашиваю вас в последний раз, сеньор Колумб! Сейчас мы доложим их королевским величествам о всем, и вы вскоре узнаете их решение.

- Никаких иных условий я не приму,- сказал Колумб,- и буду терпеливо ждать решения.

После того, как члены совета покинули зал, Колумб тоже вышел в другую дверь, а Фернандо де-Талавера, не теряя ни минуты, направился в покои королевы, куда он, в качестве ее духовника, имел право во всякое время входить без доклада.

Королева выслушала его отчет о совещании и была весьма опечалена тем, что ей пришлось услышать.

- В данном случае самомнение этого генуэзца граничит с дерзостью!- закончил свою речь прелат.- Бездомный скиталец, авантюрист, требующий власти, прав и привилегий, присвоенных только королям! Кто он такой, этот Колумб, какие его заслуги оправдывают претензии, на которые не отважился бы никто? При этом у него могут быть тайные планы!

- Ах, нет,- возразила королева,- это так не похоже на этого человека! Сколько лет он прожил среди нас, и никто не может упрекнуть его во лжи и коварном поступке!

- Я против всего этого не спорю и готов согласиться, что он человек степенный, уважаемый, но взвесьте, государыня, его требования! Ведь он хочет ни более, ни менее, как высокого звания вице-короля не только пожизненно для себя, но и для своего потомства, да еще с званием и властью адмирала на всех морях в пределах тех стран. А если его почему-либо постигнет неудача? Тогда Арагония и Кастилия окажутся в смешном положении, а вас будут упрекать в том, что вы дали себя одурачить ловкому авантюристу!

- Как тебе кажется, маркиза, эти требования Колумба в самом деле необычайны... преувеличены?- спросила королева маркизу де-Мойа.

- Да ведь и самое предприятие его в соответственной мере необычайно! Великие дела требуют наград, государыня!

Эти слова заставили Изабеллу изменить свое первоначальное намерение отказаться от желания помочь Колумбу, и вместо того она решила попытаться еще раз уладить это дело.

- Мне думается все же, что нам не следует поступать слишком поспешно в этом деле,- сказала она прелату.- Требования его, конечно. слишком велики; но мы можем предложить ему несколько иные условия, на которые благоразумие его заставит согласиться. На звание адмирала он, конечно, имеет право; кроме того, ему можно предложить одну пятнадцатую часть доходов, вместо одной десятой, а звание вице-короля можно будет даровать лично ему. Но пусть он откажется от мысли передачи этого звания и потомству.

Хотя Фернандо де-Талавера нашел подобные условия также слишком снисходительными, тем не менее ничего не возразил и, получив подтверждение и согласие короля, тотчас же отправился передать новые условия заносчивому генуэзцу.

Еще два или три дня длились переговоры; в конце концов возмущенный архиепископ Гренады объявил королеве, что сам король Генрих Английский или Людовик Французский не могли бы быть более высокомерны и более несговорчивы и непреклонны, чем этот авантюрист.

- Это, конечно, делает ему честь,- сказала королева,- но всякие уступки и снисхождения также имеют свои границы. Я ничего не могу сказать более в его защиту,- добавила она.- Доложите королю!

Архиепископ исполнил, что ему было приказано, и час спустя Колумб получил окончательный ответ, что всякие дальнейшие с ним переговоры окончены, и его ходатайства будут бесповоротно отвергнуты.

ГЛАВА VIII

Несмотря на первые дни февраля, погода стояла чисто весенняя. Перед одним из больших домов Санта-Фе собралась группа человек в восемь степенных, благообразных, почтенных испанцев; среди них выделялся своей молодостью Луи де-Бобадилья. Центром этой группы являлась высокая фигура Колумба.

Он был в дорожном костюме. В нескольких шагах от группы стояли оседланные и навьюченные мулы и превосходный андалузский конь. В числе друзей, собравшихся проститься с Колумбом, были и дон Алонзо де-Кинтанилья, главный государственный казначей Кастильского королевства, верный и неизменный друг Колумба, Луи де-Сент-Анжель, старший сборщик и хранитель церковной казны и церковных доходов, и многие другие высокопоставленные сановники государства.

- Не так должно было окончиться это дело!- воскликнул дон Луи де-Сент-Анжель.- Мы с сожалением будем вспоминать об этом решении.

Все простились; Колумб сел на своего мула, юный дон Луи де-Бобадилья вскочил на своего скакуна, и оба они тронулись в путь.

Когда они выехали из ворот города, Колумб обратился к своему спутнику:

- Заметили вы, дон Луи, что, когда мы проезжали, некоторые испанцы указывали, смеясь, на меня пальцем?

- Да, видел и, если бы не опасение сделать вам неприятность, я бы показал им силу моего хлыста! Пусть только кто-нибудь посмеет без должного уважения отозваться о вас,- он будет иметь дело со мной!

- У вас, кастильцев, горячая кровь, но я весьма сожалел бы, если бы вместо меня кто-нибудь другой поднял руку для моей защиты! В случае надобности я всегда сделаю это сам, дон Луи, но если мы будем принимать во внимание все, что говорят о нас люди, то нам никогда не придется вкладывать меча в ножны: молчат только о совершенно безличных людях.

- Через несколько месяцев,- воскликнул юноша,- я сделаюсь полным хозяином всего моего состояния, и тогда никто не помешает мне доставить вам все необходимое для осуществления вашего намерения; я ничего не пожалею для этого, и никакие увещания короля Фердинанда не удержат меня!

- Ваше намерение великодушно, но я не могу воспользоваться им,- возразил Колумб.- Необходимо, чтобы наша экспедиция находилась под покровительством одной из крупных и могущественных держав, иначе те же португальцы воспользовались бы плодами наших стараний. Мы должны закрепить свои завоевания за собой, поставив их под защиту какого-нибудь флага, обеспечивающего им неприкосновенность. Поняли? А теперь пора нам расставься! Как только мои старания увенчаются успехом, я извещу вас, пока же прощайте!

Дон Луи простился со своим знаменитым другом, и каждый поехал своей дорогой.

В это время в Санта-Фе, куда опять возвратился двор, происходила совершенно необычайная сцена.

Сеньор Луи де-Сент-Анжель, человек пылкий и не лишенный смелости, был глубоко возмущен решением совета и не мог примириться с отъездом Колумба; все это он громко и горячо высказывал своему приятелю и испытанному другу Колумба, дону Алонзо де-Кинтанилья, по пути к королевскому дворцу. У ворот дворца у него вдруг созрело решение сделать еще одну последнюю попытку заставить королеву одуматься, указать ей на то, что Испания потеряет свои выгоды, если она допустит, чтобы другое государство приняло под свое покровительство экспедицию Колумба, убедить ее тотчас же вернуть его и обещать ему все, что он требует. Изабелла была чрезвычайно доступна для всех, а потому, когда эти два сановника послали просить ее об аудиенции, она тотчас изъявила свое согласие, несмотря на ранний час.

Королева, как всегда, была окружена своими неотлучными спутницами, маркизой де-Мойа и ее воспитанницей, а король в это время работал у себя в кабинете.

- Что привело вас ко мне, сеньоры, в такой необычный час?- спросила она, ласково улыбаясь.- Чем могу я вам служить?

- Это мы, донья Изабелла, пришли оказать вам громадную услугу! Мы хотим указать вам источник неисчерпаемых богатств для всей страны.

- В самом деле? Разве есть еще где-нибудь мавры, дворцы и провинции, которые мы могли бы захватить?

- Не завоевывать, государыня, надо, а только пользоваться тем, что само идет в руки... да! Известно ли вашему величеству, что сеньор Христофор Колумб уже покинул Санта-Фе?

- Я этого ожидала,- отвечала королева,- после того, как совет, которому было поручено рассмотрение этого дела, нашел требования этого генуэзца непомерными и настолько надменными, что нам нельзя было согласиться на них.

- Человек, который скорее готов отказаться от всех своих надежд, чем поступиться своим достоинством, такой человек заслуживает доверия и уважения! Зная, что он положит целые царства к вашим ногам, он ставит и условия, соответствующие тому, что он обещает!- заметил де-Сент-Анжель.

- А самое предприятие его, разве оно не непомерно велико? Объехать вокруг света! Объехать кругом всю землю! Мне непостижимо, почему такая мудрая правительница, как ваше величество, на этот раз отступает перед великим, выгодным делом?

- Вы забываете, что если, в случае успеха, экспедиция Колумба нам может принести и выгоды, и славу, то, с другой стороны, в случае неудачи мы с королем, облекшие его высоким званием потомственного вице-короля будущих наших провинций, окажемся в смешном положении, и наше достоинство может от этого только пострадать!- проговорила королева.

- Я узнаю в этих словах речи архиепископа!- воскликнул де-Сент-Анжель.- Этот человек никогда не вникал в планы Колумба и даже, не ознакомившись с ними, не сочувствовал им. Но возможно ли купить славу и богатства, ничем не рискуя? Посмотрите на наших соседей - португальцев! Сколько им дали их открытия, а что это за открытия по сравнению с теми, на какие рассчитывает Колумб?

- А разве неоспоримо, что открытия Колумба будут так важны?- спросил король, вошедший незаметно и заинтересованный воодушевленной речью де-Сент-Анжеля.

- Это несомненно верно, ваше величество, а если в его теориях для нас с вами еще есть неясности, то надо ему дать возможность нам доказать их! Та страна, которая предоставит ему возможность осуществить его намерения, будет жить в памяти благодарного потомства. И если какой-нибудь другой король окажет покровительство и поддержку Колумбу, и тот положит к его стопам и земли, и богатства, и славу, тогда враги Испании будут торжествовать, а мы будем лишь бесплодно сожалеть, что, имея возможность обладать всем этим, мы упустили счастье иа рук!

- Куда отправился теперь Колумб?- живо осведомился король. Зависть ловкого политика заговорила в нем при мысли, что кто-либо другой может предвосхитить у него славу и выгоды.- Не в Португалию?

- Нет, государь, во Францию.

Король пробормотал что-то сквозь зубы и принялся ходить взад и вперед по комнате. Некоторое время все молчали; первой заговорила королева:

- А ты что скажешь, маркиза, должно ли нам унизиться настолько перед этим высокомерным генуэзцем, чтобы призвать его назад?

- Мне страшно подумать, что может наступить момент, когда Колумбом будут открыты новые земли, и слава этого открытия будет приписана другим, а про нас скажут, что счастье шло нам в руки, но мы сами отказались от него.

- И из-за какого-то клочка пергамента, из-за дутой кичливости, из-за пустого звука, из-за титула!- воскликнул де-Сент-Анжель со свойственной ему откровенностью.

- Не все так думают,- мягко возразила королева;- многие полагают, что его претензии превышают все то, что он нам может дать даже в случае полнейшего осуществления его надежд.

- Эти люди, очевидно, не имеют ни малейшего представления о том, какие несметные богатства вам могут дать владения на Дальнем Востоке, откуда приходят жемчуг, самоцветные камни, пряности, шелка и металлы.

- Я боюсь, Фердинанд,- обратилась королева к мужу,- не оказались ли наши советники чересчур поспешными при рассмотрении всего этого дела.

Фердинанд только усмехнулся на воодушевленную речь Сент-Анжель и продолжал внимательно просматривать бумагу, которую он держал в руке.

- Де-Сент-Анжель, вы совершенно уверены, что генуэзец отправился теперь во Францию? Вы это знаете наверное?- вдруг спросил король своим обычным резким тоном.

- Я знаю об этом от него самого, ваше величество, знаю, что теперь он старается позабыть наш кастильский язык и напрягает все усилия, чтобы усвоить себе язык французов, и, увы, если король Людовик обещает сеньору Колумбу все, в чем ему было отказано здесь, то Испания потеряет много выгод. Пусть даже это предприятие безумно в глазах людей малодушных и близоруких, но уже одна попытка открыть новые пути сообщения с Индией - переплыть весь огромный Антлантический океан,- разве это не подвиг? Вспомните только о португальцах, которые отважились на это и уже на первых шагах открыли прекрасные острова и прославились своими морскими подвигами.

Король подошел к королеве, и они стали вполголоса говорить о чем-то; королева говорила с жаром, с воодушевлением, а Фердинанд - с присущей ему холодной и спокойной сдержанностью и обдуманностью. Эта интимная беседа продолжалась около получаса, после чего королева приблизилась к своим дамам и разговаривавшим с ними двум сановникам, а король снова занялся чтением и просмотром своих бумаг.

- Сеньор де-Сент-Анжель,- сказала королева,- можете вы мне сказать, какая сумма нужна Колумбу для осуществления его намерения в том виде, как он того желает?

- Он просит два легких судна, две каравеллы, соответствующее число команды и три тысячи крон,- сумма, которую, не задумываясь, израсходует любой молодой повеса в Испании в несколько месяцев на свои забавы и развлечения.

- Да, сумма эта очень невелика, с этим я согласна,- сказала королева, пораженная скромностью требований этого человека в материальном отношении наряду с громадностью его требований в отношении честолюбия,- но как ни мала эта сумма, государь, мой супруг только что сказал мне, что сомневается, будет ли в данный момент в состоянии дать ее: наши обе казны до того истощены громадными расходами только что окончившейся войны... но я думаю, что мы все-таки найдем средство помочь этой беде!- добавила Изабелла вполголоса.

- Какая обида, что из-за такой пустяшной суммы можно упустить блестящий случай увеличить наши богатства!- воскликнула маркиза де-Мойа.

- Да, конечно,- согласилась королева и затем продолжала:- Дон Фердинанд не может решиться принять явное участие в этом деле, как король Арагонский, но я беру это предприятие под свое покровительство, как королева Кастилии, и если государственная казна пуста в настоящее время, то мои личные драгоценности, если их отдать в залог, помогут мне достать необходимую сумму. Я расстанусь на время с моими уборами и украшениями, лишь бы не дать уйти от нас Колумбу. Пусть он попытается доказать нам и всему миру справедливость своих теорий и надежд.

Невольный подавленный крик радостного изумления вырвался одновременно у всех присутствующих при последних словах королевы; но после первого момента недоумения и радости хранитель церковных доходов обратился к Изабелле и сказал ей, что его касса достаточно богата, чтобы ссудить королеве под одно ее слово требуемую сумму, и что прибегать к закладу ее драгоценностей нет никакой надобности.

- Ну, а теперь прежде всего следует вернуть Колумба,- сказала королева.- Вы говорите, что он уже в пути? Надо спешить сообщить ему наше решение. Кого бы послать за ним?

- Наилучший курьер сам явился к услугам вашего величества,- сказал стоявший в амбразуре окна дон Алонзо де-Кинтанилья, увидав проезжавшего мимо дворца дона Луи де-Бобадилья.- Во всей Кастилии вы не найдете человека, который бы с большей радостью принял на себя поручение отвезти эту весть сеньору Колумбу. Я говорю о доне Луи де-Бобадилья.

- Это поручение едва ли удобно навязывать молодому рыцарю,- нерешительно заметила королева.- С другой стороны, мы не должны медлить ни минуты, не должны оставлять генуэзца еще долее под впечатлением полученного им отказа. Пошлите за доном Луи и попросите его тотчас же явиться сюда.

Один из пажей побежал за доном Луи де-Бобадилья, и спустя всего несколько минут молодой человек уже входил в залу.

Лицо его горело, глаза смотрели необычайно мрачно, почти гневно, хотя и манера и поклон его королеве были почтительны.

- Вашему величеству было угодно приказать мне явиться сюда!- сказал он, склоняясь перед Изабеллой.

- Да, дон Луи! Мне понадобились ваши услуги. Можете вы мне сказать, что делает сеньор Колумб, генуэзский мореходец? Нам передавали, что вы дружны с ним.

- Простите, ваше величество, если у меня сорвется с языка что-нибудь лишнее. Генуэзец отряхивает теперь прах Испании от ног своих и находится на пути в другое государство, чтобы предложить свои услуги, от которых никто не должен был бы отказываться.

- По речи вашей видно, дон Луи, что вы не много времени уделяли жизни при дворе,- улыбаясь, заметила королева,- но так как на этот раз мы имеем случай потребовать от вас не придворной услуги, то я воспользуюсь им, чтобы дать вам возможность услужить мне. Сядьте на коня и скачите к сеньору Колумбу с известием, что все его требования я решила удовлетворить и что я приглашаю его немедленно вернуться. Скажите ему, что я даю ему королевское слово в том, что он получит возможность отправиться в задуманное им путешествие, как только найдем благоприятный момент, и все необходимые сборы и приготовления будут окончены.

Дон Луи не заставил повторять себе это приказание. Поцеловав руку королевы, он выбежал из залы и минуту спустя уже вскочил на коня. Когда он вошел к королеве, Мерседес незаметно отошла в нишу окна, выходившего на двор, и теперь видела, как он вскочил на своего скакуна и прежде, чем выехать из ворот, взглянул в окна дворца. Увидав ее, он с такой силой осадил коня, что тот чуть было не запрокинулся; глаза их встретились, и в них светилось столько радости, столько надежд, столько счастья, что на минуту они забыли обо всем на свете. Но Мерседес скоро очнулась и рукой сделала ему знак не задерживаться долее; дон Луи поскакал.

Тем временем Колумб медленно подвигался вперед. Его тяжелые думы давили его мозг. По временам он даже останавливался и начинал вспоминать всю прожитую жизнь, и чем больше он вспоминал, тем грустнее, тем тяжелее становилось у него на душе. Вдруг он услышал за собой звук бешеного галопа и, оглянувшись, увидел знакомую фигуру Луи де-Бобадилья.

- Радость! Радость!- кричал юноша.- Радуйтесь, сеньор Колумб! Я привез вам желанную весть!

Но молодой рыцарь до того запыхался, что трудно было разобрать его слова.

- Я не ожидал вас так скоро увидеть,- проговорил Колумб.- Что означает ваше возвращение, дон Луи?

В сбивчивых, непоследовательных словах юноша передал свое поручение и звал Колумба сейчас же вернуться с ним в Санта-Фе.

- Но зачем я вернусь туда,- возразил Колулб,- к этому двору, где вечно колеблются и никогда не решаются? Смотрите, волосы мои поседели за то время, пока я старался убедить их в их собственной пользе, и все-таки ничего не добился.

- Теперь вы добились всего!- воскликнул дон Луи.- Донья Изабелла поняла, наконец, всю важность ваших планов и ручается вам своим королевским словом, что окажет вам требуемую поддержку и принимает вас под свое покровительство.

- Неужели это правда? Скажите, дон Луи, тут нет какого-нибудь недоразумения?

- Нет, не сомневайтесь; я прискакал специально для того, чтобы призвать вас назад!

- Кем вы присланы?- спросил Колумб.

- Самой королевой, которая лично приказала мне передать вам ее решение.

- Но помните, что я не могу отказаться ни от одного из моих требований.

- Теперь об этом и речи нет! Королева согласна на все ваши условия.

ГЛАВА IX

Когда Колумб вернулся, то был радостно встречен своими верными друзьями, доном Луи де-Сент-Анжелем и доном Алонзо де-Кинтанилья, и после непродолжительной дружеской беседы явился к королеве.

- Я весьма счастлива, сеньор Колумб, что вы вернулись к нам,- говорила Изабелла.- Теперь мы ничего более не оспариваем друг у друга, и я надеюсь, что отныне мы совместно будем работать для достижения нашей общей цели!

- От всей души благодарю вас, сеньора, за вашу милость и доброту. Позволю себе надеяться, что и король не откажет моему предприятию в покровительстве,- добавил Колумб.

- Вы, сеньор, находитесь теперь на службе Кастилии, но и в этом королевстве почти ничего не делается без согласия и одобрения короля Арагонии, и нам удалось склонить дона Фердинанда на сторону вашего предприятия, хотя он и пошел на это, благодаря присущей ему осторожности и осмотрительности, не столь поспешно и не с таким легким доверием, как женщина.

- С меня достаточно, конечно, и доверия Изабеллы Кастильской; ее мудрость и осмотрительность будут служить мне щитом против насмешек и вышучивания легкомысленных и пустых людей. Я все свои надежды возлагаю на ваше слово.

Королева была удивлена, поражена и вместе с тем очарована манерами, осанкой и речами Колумба.

- Благодарю вас, сеньор Колумб, за ваше доверие,- сказала она.

В этот самый момент в залу вошел Фердинанд и принял участие в разговоре своей жены с Колумбом, как бы желая этим показать, что он считал нужным подтвердить все сказанное королевой.

- Я весьма рад вновь видеть вас в Санта-Фе, сеньор Колумб!- сказал король с любезной улыбкой.- И если ему удастся осуществить хотя бы половину того, на что ты, Изабелла, повидимому, рассчитываешь,- добавил он, обращаясь к жене,- то мы будем в праве не сожалеть о том, что оказали ему поддержку. Конечно, возможно, что ему не удастся увеличить блеска Кастилии, но зато ему, может быть, удастся, как ее верноподданному, обогатиться настолько, что он не будет знать, что ему делать со всеми этими богатствами.

Разговаривая с королевой, Колумб упомянул об острове Сипанго.

- А произрастают ли на этом острове пряности (Пряности - так называются вещества, улучшающие вкус пищи и при употреблении в небольшом количестве способствующие усвоению ее организмом; имбцрь, кардамон, лавровый лист, шафран и др. (Прим. ред.)) или что-либо другое, могущее содействовать пополнению государственной казны?- спросил король.

- Судя по словам Марко-Поло, знаменитого путешественника, посетившего этот остров, в целом мире нет другого такого места, где было бы столько золота, драгоценных камней, жемчуга и всяких иных богатств,- ответил Колумб.

Когда дело дошло до обсуждения отдельных пунктов условий, то заносчивый генуэзец держал себя так, как держал бы себя монарх, заключающий договор с двумя другими монархами. Предложение Колумба принять на себя одну восьмую всех расходов экспедиции взамен предоставления ему одной восьмой доходов и прибыли было принято без возражений, так что он являлся теперь как бы равноправным пайщиком и компаньоном правителей Кастилии и Арагона в этом и во всех последующих предприятиях этого рода.

Выйдя вместе с Колумбом из дворца, дон Луи де-Сент-Анжель и дон Алонзо де-Кинтанилья проводили своего друга до его дома.

ГЛАВА X

С того момента, как Изабелла дала свое согласие принять под свое покровительство экспедицию Колумба, все были вполне уверены, что экспедиция эта выйдет в море в самом непродолжительном времени. Все пункты договора были надлежащим образом изложены на бумагах, бумаги были скреплены подписями, занесены куда следует, снабжены печатями; словом, все было оформлено, как того требовали тогдашние порядки и обычаи, и Колумб покинул двор, чтобы лично руководить на берегу снаряжением судов.

Узнав о том, что время отплытия эскадры Колумба близится, молодой дон Луи де-Бобадилья решил обратиться к своей тетке и заручиться ее обещанием, что, в случае его благополучного возвращения из этого опасного плавания, его сватовство будет встречено благоприятно как с ее стороны, так и со стороны родни невесты и самой покровительницы экспедиции.

- Да ты, я вижу, уже кое-чему научился у своего нового наставника и будущего командира!- улыбнулась маркиза.- Ты тоже ставишь условия и предъявляешь требования. Но ты знаешь, что я обещала покойной матери Мерседес не располагать рукой ее дочери без зрелого размышления и не могу отдать ее ветренному, непостоянному в своих привычках молодому ветрогону потому только, что этот ветрогон - сын моего брата.

- Но разве я менее достоин ее, чем кто-нибудь другой?

- Милый племянник, ты молодой безумец! Ты считаешь себя во всех отношениях вполне достойным руки Мерседес де-Вальверде?

- Вы обладаете способностью весьма странно ставить вопросы, тетя! Кто может быть вполне достоин такого совершенства? Но если я и не вполне стою ее, все же я не совсем недостоин счастья назвать ее женой! Неужели вы сомневаетесь в искренности моих чувств к донье Мерседес?

- Совсем нет, мы видим искренность и пылкость твоей любви, и потому-то именно и опасаемся ее, королева и я!

- Как! Неужели и королева, и вы больше цените напускную любовь, чем искреннее и правдивое чувство?

- Именно такая искренняя страсть легче всего может возбудить в сердце такой девушки, как Мерседес, ответные чувства, то-есть такую же честную и искренную страсть, и такой страсти девушка поддается тем охотнее, чем больше она видит искренности в любящем ее человеке. Но такая страсть нарушила бы покой ее души. Вот почему я не хочу и не могу пока еще поощрять твою любовь к ней и опасаюсь твоих встреч с ней.

Однако, дон Луи так усиленно просил свою тетку предоставить ему возможность еще раз повидаться наедине с доньей Мерседес перед его отъездом в дальнее плавание, что маркиза, наконец, согласилась выпросить у королевы разрешения на такое свидание.

По приказанию королевы, донья Беатриса известила обоих влюбленных о разрешении им прощального свидания, и как только дон Луи в день своего отъезда явился к ней, она тотчас же сообщила ему, что Мерседес предупреждена и ждет его.

- Луи!- воскликнула девушка при виде вошедшего возлюбленного и готова была броситься к нему навстречу, но удержалась и только протянула ему руку, которую тот стал покрывать поцелуями.

- Ах, Мерседес, с некоторого времени увидеть вас стало труднее, чем государство Катай, о котором говорит Колумб. Что же, они воображают, что я похищу вас, посажу на седло или на круп коня и отвезу на одну из каравелл Колумба, чтобы вместе с вами отправиться на поиски великого хана?

- Вас можно считать способным на подобный безумный поступок, но не меня! Да, вообще, вы забываете, Луи, что молодым кастильянкам не принято разрешать свидания с глаза на глаз.

- С глаза на глаз!- воскликнул дон Луи.- А те два глаза, которые все время следят за нами из соседней комнаты! Вы их не считаете?

- Вы говорите о Пепите?- засмеялась Мерседес; ей казалось странным, что присутствие женщины, к которой она привыкла с самого раннего детства, как к своей собственной тени, могло мешать кому-нибудь.- Правда, она была против нашего свидания.

- Зависть к вашей молодости светится в ее глазах, выглядывает из каждой морщины ее неприятного лица.

- Вы не знаете моей Пепиты; у нее только одна слабость: она любит и балует меня.

- Я ненавижу всех дуэний (Дуэнья - так в Испании называются все пожилые женщины, надзирающие за девушками и молодыми женщинами. (Прим. ред.))!- воскликнул дон Луи.

- Это чувство общее у всех молодых сеньоров по отношению к дуэньям!- сказала из следующей комнаты Пепита.- Но я слышала, что те самые дуэньи, физиономии которых кажутся такими неприятными влюбленным, впоследствии становятся весьма приятными мужьям. Я могу запереть эту дверь, сеньор, и вы меня не будете видеть.

Спокойные, добродушные слова Пепиты пристыдили дона Луи.

- Нет, Пепита, не закрывайте дверь!- воскликнула Мерседес.- Дону Луи нечего мне сказать такого, чего бы вы не могли слышать.

- Без сомнения, но сеньор желает вам говорить о своей любви,- сказала дуэнья,- а посторонние свидетели всегда стесняют в таких случаях.

Пепита тихонько притворила дверь. Тогда Луи бережно отвел девушку к креслу и поместился возле нее на низком табурете.

- Что делает Колумб?- спросила Мерседес.

- Он уже уехал, облеченный всеми полномочиями власти, и если до вас дойдут слухи о некоем Педро де-Мунос или Педро Гутиеррец, то вы будете знать, что речь идет обо мне.

- Мне было бы приятнее, если бы вы сопровождали Колумба под вашим настоящим именем. Надеюсь, что вы предпринимаете это путешествие не из таких побуждений, которые нужно скрывать?

- Конечно, нет, но таково желание моей тетушки.

- Если так, то у нее, вероятно, есть на то свои причины,- сказала задумчиво Мерседес.- Во всяком случае, вы становитесь участником предприятия, которое прославит ваше имя, и когда мы с вами состаримся и будем обращать наши взоры к прошедшему, эти воспоминания будут нам отрадны.

Дон Луи был тронут тем, что в своих мыслях Мерседес уже считала их соединенными общей судьбой.

- Но если нас постигнет неудача?.. Быть может, вы тогда отвернетесь со стыдом от искателя приключений, над которым люди будут смеяться вместо того, чтобы прославлять его, как вы ожидаете!- возразил дон Луи.

- Вы ошибаетесь, Луи де-Бобадилья! С чем бы вы ни вернулись, со славой ли или с неудачей, я буду счастлива или несчастлива вместе с вами!

Около часа продолжалась их беседа.

В ту же ночь дон Луи пустился в путь к берегу, где Колумб уже ожидал его.

ГЛАВА XI

Экспедиция Колумба снаряжалась не в одном из крупных портов Испании, а в маленьком портовом городишке Палос-де-Могуер, провинившемся перед правительством нарушением каких-то законов, за что на него и было наложено, в качестве наказания, обязательство доставить правительству две каравеллы с полным снаряжением и оснасткой. Этот способ королева Изабелла нашла более выгодным для королевской казны, чем тратить на снаряжение судов свои личные средства.

Экипаж судов должен был набираться также из местного портового населения, и лишь усиливался небольшим отрядом сухопутных солдат.

На расстоянии менее полумили от Палоса, на высоком скалистом мысе, находился тот францисканский монастырь де-ла-Рабида, который семь лет тому назад приютил в своих стенах Колумба и его сына, явившихся сюда странниками, прося приюта и пищи.

Однако, несмотря на повеление Изабеллы, местное население и не думало о снаряжении каравелл; они видели в этой будущей экспедиции не что иное, как смертный приговор для всех, кому придется стать участниками ее. Спуститься вдоль берегов Африки к югу считалось в ту пору уже значительным подвигом, но океан, как они думали, на известном расстоянии обрывался в бездонную пропасть, куда непреодолимые морские течения неминуемо должны были увлечь все суда, которые достигли бы этого рокового предела.

Была уже средина января, но дело снаряжения судов еще не двигалось с места.

Однажды, когда Колумб сидел в монастыре, беседуя со своим другом и сторонником, патером Жуаном Перецом, послушник явился доложить, что приехал и ждет внизу молодой человек по имени Педро де-Мунос или Педро Гутиеррец.

- Да, да,- сказал Колумб, видимо, обрадованный, но сохраняя свое обычное спокойствие,- я ожидал этого молодого человека. Проведите его сейчас же сюда, мой добрый Санчо!

- Вероятно, какое-нибудь придворное знакомство?- высказал свое предположение отец приор.

- Это молодой человек, пожелавший принять участие в нашей экспедиции.

В этот момент в комнату вошел дон Луи де-Бобадилья. Дружелюбно и вместе почтительно поздоровался он с Колумбом и приором, и адмирал радостно приветствовал его.

- Добро пожаловать, Педро! Вы прибыли сюда как-раз во-время, чтобы ваше присутствие и поддержка могли сослужить добрую службу экспедиции. Первый приказ королевы совершенно остался без воздействия на местное население; второй же ее приказ, уполномочивающий меня захватить любые два судна, которые окажутся пригодными для нашей цели, также не привел ни к чему, несмотря на то, что сюда для этого был специально прислан сеньор де-Пеналоза с предписанием наложить на население, в случае неисполнения требования, пеню в двести мараведи (Мараведи - исп. монета того времени, стоимость которой точно не установлена. Предполагают, что один мараведи равнялся 1/l7 части золотого доллара. (Прим. ред.)) за каждый просроченный день. Однако, и это не помогло, и мне кажется, что я теперь так же далек от осуществления моих надежд, как и тогда, когда я еще не приобрел дружбы отца приора и покровительства королевы.

- Вы ошибаетесь, сеньор! Я привез вам добрые вести. По дороге из Могуера я повстречался с моим старым знакомым, Мартином-Алонзо Пинсоном, опытным и лихим моряком, с которым мы вместе побывали на Кипре и затем ходили в Англию; мы много говорили с ним о вашем предприятии и о тех затруднениях, какие вы испытываете; судя по его словам, он весьма склонен думать, что вы выйдете победителем при осуществлении своих намерений.

- Мартин Пинсон пользуется здесь репутацией лучшего моряка во всей окрестности. Притом же он самый влиятельный здесь человек и слывет богачом.

- Он же и указал мне, где я найду вас. Однако, жители Палоса не особенно верят, насколько я мог заметить, в успех вашего предприятия.

- Ни один человек не будет мною допущен принять в нем участие, если он всей душой не будет разделять мои надежды и не будет питать полного доверия ко мне и к моим знаниям!

- Там, в Палосе, я слышал совсем иное; там утверждают, что ни один бывалый моряк не решается высунуть носа на улицу из опасения, что его заберут и отправят в Катай или на край света.

- Да-а,- сказал Колумб.- Это заблуждение чрезвычайно печально, но ваше известие, Педро, относительно Мартина Алонзо радует меня! Не правда ли, отец приор, он может быть нам очень полезен, а в последнее время его усердие, к великому моему огорчению, остыло!

- Да, если только он захочет, Мартин может вам сослужить хорошую службу: он уже не раз ходил и к берегам Франции и даже к Канарским островам! А позвольте спросить, сеньор Колумб, это королевство Катай много дальше отсюда, чем остров Кипр?

- Боюсь, что очень много,- ответил Колумб,- по моим расчетам, нам надо будет проплыть от восьмисот до тысячи миль прежде, чем достигнем Катая!

- Это ужасающее расстояние,- воскликнул приор,- но все же я склонен верить в возможность достичь его!

- Будем надеяться!- отозвался Колумб.- А вот и сеньор Пинсон!

Мартин-Алонзо Пинсон вошел возбужденный и озабоченный. Прежде всего он поздоровался с Педро, затем с адмиралом и наконец с приором, что не ускользнуло от внимания последнего.

- Я весьма огорчен тем, что только что узнал относительно отказа наших моряков исполнить приказ королевы. Но вы, сеньор адмирал, сами знаете, что за существа люди; говорят, что они разумны, одарены способностью суждения, а между тем. из ста человек, лишь один способен иметь свое собственное суждение!

- И это хорошо,- сказал приор,- ведь если бы все люди были умные, то как бы могли духовные пастыри руководить своей паствой? Интересы церкви, врученные духовенству, пострадали бы несомненно!

- Все это, может быть, и так: где глупцы - там и попам нажива, но ваши поучения повредили делу сеньора Колумба больше, чем какие бы то ни было личные суждения наших моряков! Все наши бабы хором кричат, что задуманная экспедиция - ересь, что утверждать, будто земля кругла, противно писанию, и тому подобное. Но я буду теперь внушать нашим морякам более здравые суждения.

- Должен ли я понять из ваших слов, сеньор Пивсон, что вы решили принять открытое участие в моей экспедиции?

- Да, сеньор адмирал, и не только открыто, но и самолично. Если мы с вами сговоримся, я решил присоединиться к вам после нашего разговора с доном... я хочу сказать, с сеньором Педро де-Мунос, с которым я уже раньше плавал и которого считаю человеком осторожным и образованным, и с которым я охотно разделю компанию.

- Раз вы серьезно решили принять участие в нашей экспедиции,- сказал Колумб,- ту я считаю, что вы наметили уже и ваши условия, и если вы желаете, то мы можем теперь же решить этот вопрос! Пройдемте в смежную комнату, где я покажу вам все необходимые документы и где мы подпишем условие.

- Прекрасно! Я готов!- согласился сеньор Пинсон.

ГЛАВА XII

Весть о том, что Мартин-Алонзо Пинсон намерен отправиться с Колумбом, распространилась в Палосе с быстротой молнии, и вскоре желающих принять участие в экспедиции явилось больше, чем было нужно.

Семья Пинсон усердно принялась за снаряжение экспедиции; один из братьев Мартина-Алонзо, Винцент-Янес, моряк по профессии, принял на себя командование одной из каравелл, другой же брат принял на себя обязанности лоцмана. Однако, как это всегда бывало, семья Пинсонов имела много сторонников, но имела также в своих врагов; эти враги, конечно, составили в данном случае оппозицию к всячески старались вредить успехам экспедиции, и чем ближе подходил момент отплытия тем ожесточеннее велась борьба, так что даже некоторые из добровольных участников экспедиции, под влиянием этой оппозиции, вдруг отказались, а некоторые даже просто дезертировали.

В конце июля Мартин-Алонзо приехал в монастырь, где большую часть времени проводил Колумб и где томился от бездействия дон Луи.

- Добро пожаловать, сеньор Мартин-Алонзо!- приветствовал его приор.- Ну, как идут дела в Палосе? Когда же вы будете в состоянии выйти в море?

- Вот то, чего еще никто сказать не может, отец приор,- отозвался вновь прибывший.- Уже двадцать раз я рассчитывал не сегодня-завтра поставить паруса, и все встречались какие-нибудь новые препятствия. На "Санта-Марии" все уже готово, это судно, на котором должен отправиться адмирал с сеньором Гутиеррецом или сеньором Муносом, как он решил назваться, можно считать хорошим и надежным судном, с водоизмещением свыше ста тонн и полною палубой.

- Вот это превосходно!- воскликнул Жуан Перец.- По крайней мере, на палубном судне вам, адмирал, будет удобнее и безопаснее, чему я особенно рад!

- В данном случае не следует думать ни о моих удобствах, ни о моей безопасности: у нас есть несравненно более важные соображения, досточтимый приор!- заметил Колумб.- Так вы полагаете, что к концу месяца "Санта-Мария" будет совсем готова?- обратился он к Мартину-Алонзо.

- Да, думаю. На нее можно принять шестьдесят человек команды, если только безумная паника, вдруг охватившая наших моряков, позволит нам набрать такое число охотников. Но я надеюсь, что, когда мы им объясним, что и они в праве рассчитывать на получение известной доли прибыли,- это их убедит всего вернее,- сказал Мартин-Алонзо.

- Конечно, это мы можем им обещать,- подтвердил Колумб,- потому что я сильно рассчитываю на то, что богатства Индии и Катая будут для этого достаточными! Но вы мне еще ничего не сказали о вашем судне "Пинте". Пригодно ли оно для плавания по океану?

- В сущности, "Пинта" будет готова к отплытию раньше других судов; вся задержка за "Нинньей", и когда та будет готова, можно будет выйти в море. Мой брат Янес взял на себя снаряжение этого судна, а раз он за что-нибудь берется, то будет сделано, и я надеюсь, что и "Ниннья" будет готова одновременно с "Санта-Мария",- сказал Пинсон.

Третьего августа в монастырской церкви совершена была торжественная месса.

- Наши люди невеселы,- заметил дон Луи Колумбу,- а, признаюсь, мне было бы приятнее, отправляясь в длинный и опасный путь, видеть вокруг себя бодрые и радостные лица!

- Не думайте, мой друг, что люди с веселыми, смеющимися лицами более смелы,- заметил Колумб;- также и серьезные, мрачные лица не всегда говорят о малодушии и страхе. Эти люди оставляют здесь свои семьи! А вы, Луи, вы никогда не думаете о более серьезных вещах, чем ваша любовь?

- Признаюсь, сеньор адмирал, ни о чем другом, кроме доньи Мерседес, я не думаю, но и одной этой думы вполне достаточно, чтобы заставить меня итти за вами хоть на край света.

ГЛАВА XIII

Наконец наступил долгожданный день отплытия (3 августа 1492 года. (Прим. ред.)), и Колумб был счастлив до того, что в эти минуты позабыл долгие годы ожидания. Он сиял.

Но далеко не все испытывали подобные чувства: для многих моряков Палоса отдать причалы судов казалось все равно, что порвать последние нити, привязывающие их в жизни. Даже самому приору никогда еще это рискованное предприятие не представлялось столь опасным и безнадежным, как в этот момент, когда он сопровождал Колумба и дона Луи к берегу.

Они остановились в пустынном месте, вдали от всякого жилья, ожидая, чтобы за ними с судна прислали шлюпку. Здесь Жуан Перец должен был проститься с отъезжающими, но он был до того взволнован, что долгое время не мог выговорить ни слова. Наконец он собрался с силами:

- Сеньор Христофор,- сказал он,- с того дня, когда вы впервые постучались в двери монастыря Санта-Мария де-ла-Рабида, прошло много лет.

- Для меня это были годы томительных ожиданий, годы неосуществленных надежд! Прошлое запечатлелось неизгладимо в моей памяти, и что бы ни готовила мне судьба, всегда я с благодарностью буду вспоминать тот день, когда, ведя за руку своего усталого сына, я постучал в вашу дверь, и вы приютили меня и его,- проговорил Колумб.

- Мои мысли,- сказал растроганный старик,- будут всегда сопутствовать вам!

Шлюпка, присланная за адмиралом, уже пристала к берегу.

В то время, как Колумб и дон Луи медленно направились к ней, молодая женщина, прибежавшая из ближайшего селения, с плачем и рыданием кинулась в объятия одного из гребцов, который подбежал к ней и прижал ее к себе.

- Пойдем со мной, Пэпэ!- воскликнула она.

- Но ведь ты знаешь, Моника, что я моряк; я не по своей воле еду; я охотно бы отказался от этого плавания, но не смею ослушаться приказа.

Наконец, шлюпка доставила Колумба и дона Луи к месту стоянки эскадры, состоявшей из трех судов различной величины и различного типа. Это были: "Санта-Мария", "Ла-Пинта" и "Ниннья". Водоизмещение первого судна почти вдвое превышало водоизмещение второго; оно было сплошь палубное и, кроме того, еще имело ют и кормовую рубку, служившую помещением для адмирала. Кроме кормовой рубки, на "Санта-Марии" имелась еще и носовая рубка, служившая помещением для большей части экипажа; рубка эта, необычайных по тому времени размеров, занимала чуть ли не треть длины всел палубы. Будучи весьма широкими по сравнению со своей длиной, суда были небыстроходны, но надежны; мачты на них было крепкие, высокие, а марсы сравнительно короткие. Остальные два судна эскадры были беспалубные, но по тогдашним временам это было дело обычное; впрочем, и на беспалубных судах имелись возвышения на носу и на корме, так называемый бак или форкастель, и шканцы или квартер-дек на корме, где можно было укрыться в непогоду.

Как бы то ни было, но такие опытные моряки, как Колумб и Мартин Пинсон, считали эти суда вполне пригодными для своей цели, несмотря на все те неудобства и недостатки, которые в них нашли бы современные моряки.

ГЛАВА XIV

Вступив на палубу своего судна, Колумб прошел в свою каюту, и в этот вечер дону Луи не пришлось более беседовать с ним. Правда, молодой человек, принявший на себя звание секретаря адмирала, разделял с ним каюту, но Колумб был до того занят делами, которые приходилось еще уладить прежде, чем выйти в море, что дон Луи не решался тревожить его и прогуливался взад и вперед по палубе далеко за полночь. Вернувшись в каюту, он застал Колумба уже спящим.

Фенимор Купер - Мерседес из Кастилии (Mercedes of Castile). 1 часть., читать текст

См. также Фенимор Купер (Fenimore Cooper) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :