Фенимор Купер
«Лионель Ликольн или осада Бостона (Lionel Lincoln or the Siege of Boston). 3 часть.»

"Лионель Ликольн или осада Бостона (Lionel Lincoln or the Siege of Boston). 3 часть."

Лионель встал и прибавил:

- Однако, я вас оставлю на время, кузина, в обществе того, о ком мы сейчас с вами говорили.

- Канитан Польварт,- оказала, краснея, Агнеса,- вы наверное остались бы очень довольны, если бы слышали, что здесь о вас сейчас говорилось. Но только я вам этого теперь не передам. Подожду, когда у вас для подвигов будет более благородная цель, а на такие дела, право, не стоить и одушевляться.

- Надеюсь, что Линкольн сказал обо мне правду,- отвечал капитан в очень веселом настроении.- Ведь только благодаря мне его лошадь не попала в руки бунтовщиков.

- В чьи руки, сэр? - нахмурила брови Агнеса.- Как вы изволили назвать жителей массачусетской бухты?

- Бунто... ах, виноват: я бы должен был сказать: в руки местных жителей, доведенных до отчаяния... Мисс Агнеса, если бы вы знали, сколько я выстрадал за нынешний девь - и все через вас.

- Через меня? Потрудитесь объяснить.

- Не могу объяснить, мисс Агнеса. Бывают чувства и действия, которые вытекают прямо из сердца и не поддаются никакому объяснению. Могу только сказать, что я сегодня страдал из-за вас невыразимо, и вот именно это невыразимое и невозможно никак объяснить.

- Невыразимо... необъяснимо... Кажется, я начинаю вас жалеть, капитан Польварт.

- О, с каким я удовольствием это слышу! Как бы я был рад, если бы вы меня действительно пожалели! Я так страдаю, так мучаюсь от вашей холодности! Одно слово сострадания - и я исцелен!

- И тогда все мое сострадание к вам разом улетучится. Для него не будет больше почвы.

- Целые сутки я провел в тягостном походе и все время думал о том, как я забуду у ваших ног все труды, все опасности...

- Благодарю вас за эту честь, капитан Польварт,- сказала, вставая, Агнеса,- но в моем сердце,- она придожила руку к своему сердцу,- не может занять место человек, только что проливавший кровь моих сограждан и несущий им цепи рабства... Извините, сэр, вот майор Линкольн. Он здесь все равно что хозяин. Передаю вас ему.

Лионель как раз входил в комнату, когда были произнесены эти слова. Агнеса прошла мимо нето и удалилась.

- Лучше быть почтовой лошадью, лучше быть лакеем на посылках, чем влюбленным! - воскликнул Польварт.- Чертовская жизнь, Лионель! И эта барышня обращается со мной, как с извозчичьей клячей... Но какие у неё глаза! Хоть сигару об них закуривай. Ей-Богу, мое сердце превратилось в горсточку пепла. Скажите, Лионель, что с вами? Во весь этот проклятый день у вас не было такого смущенного и расстроенного вида, как сейчас.

- Уйдемте сейчас, пойдемте ко мне,- отвечал майор, действительно очень расстроенный чем-то.- Надобно же нам оправиться после похода.

- A вы думаете, я об этом забыл? - сказал Польварт, вставая и стараясь поспеть за быстро пошедшим Лионелем.- Я уже заезжал на вашу квартиру и всем распорядился. Взяд у одного приятеля кабриолет и съездил. Потом я написал своему другу Джемми Крэгу: предлагаю ему. поменяться местами. Ну ее, вашу легкую пехоту! Думаю переходить в драгуны... Но вы счастливец, Лионель, не то что я: вас, вероятно, встретили улыбками...

- Какие там улыбки! - нетерпеливо воскликнул Лионель.- Все женщины на один фасон: капризные, не поймешь их.

- Стало быть, Лионель, с вами тоже обращаются, как с собакой?

- Как с дураком,- отвечал Лионель и пошел еще быстрее.

Польварт совсем запыхался, едва поспевая за ним. Так дошли они до квартиры Лионеля и были оба чрезвычайно удивлены, застав там совершенно неподходящую компанию.

Перед маленьким столиком сидел Мэк-Фюз и уписывал остатки вчерашней холодной говядины, запивая лучшим вином из хозяйского погреба. В углу комнаты стоял связанный длинной веревкой Сет Седж, а напротив пленника сидел Джоб и поедал куски, которые ему от времени до времени бросал гренадерский капитан. Меритон и другие лакеи прислуживали.

- Что такое здесь у вас делается? - спросил изумленчый Лионель.- В чем провинился мистер Седж? За что его связали?

- За государственную измену и за убийство,- отвечал Мэк-Фюз.

До сих пор Седж стоял с опущенными глазами, но тут их поднял и сказал:

- Я никого не убивал.

- Скажите, пожалуйста! Не убивал! A в меня стреляли зачем?.. Не беспокойтесь, вас будут судить и повесят.

- Не найдется во всем Массачусетсе таких присяжных, которые бы обвинили меня в убийстве человека, находящагося в живых и совершенно невредимаго.

- Убийца! Крамольник!.. Тоже сказал: присяжные в Массачусетсе! Да я вас просто в Англию отправлю, там вас повесят, вот и все!.. В Ирландию с собой увезу, на Зеленый остров! Велю вас там повесить и закопать зимой где-нибудь в болоте.

- Да что он сделал? - спросил еще раз Лионель.- За что такие страшные угрозы?

- Что сделал? Дома не сидел, вот что.

- Не сидел дома?

- Вот именно. Да что вы, майор Линкольн, забыли, что ли, как вся страна наполнилас точно осами, отыскивавшими себе гнездо? Вы забыли свою прогулку по горам и долинам?

- Неужели мистер Седж оказался сегодня среди наших врагов?

- Да разве я не видел сам, как он стрелял в меня три раза в продолжение трех минут? Одна из пуль пробила эфес у моей сабли, а в плече у меня и сейчас сидит крепкая дробина. Хорош мне подарок? Каков разбойник?

- Незаконно называть человека разбойником, когда нельзя этого доказать,- заметил Джоб,- а из Бостона уходить и в Бостон приходить можно каждому сколько угодно. Это вполне законно.

- Слышите, слышите, какие негодяи? Законам меня учат, когда я сам сын адвоката из города Корка! должно быть, вы оба были с мятежниками. Вас, я вижу, обоих повесить придется.

- Что все это значит, мистер Седж? - нарочно громко воскликнул Лионель, чтобы помешать Джобу дать компрометирующий ответ.- Неужели это возможно, что вы участвовали в бунте и даже стреляли в человека, который может считаться почти живущим у вас в доме?

- Я полагаю, что лучше будет говорить поменьше,- отвечал Седж.- Ведь еще неизвестно, что будет дальше.

- Слышите вы, что говорит этот уличенный хитрец?- вскричал Мэк-Фюз.- У него даже не хватает совести честно сознаться в своих проступках. Да оно и не нужно. Без этого обойдемся. Знаете, маиор Линкольн: мне удалось окружить партию нетодяев из числа тех, что нас расстреливали по пути, и перебить их всех холодным оружием. Но этого субъекта я велел взять живым и привел сюда, чтобы при первом же случае повесить.

- Если все это так,- сказал майор,- то мы должны передать его в руки властей. Ведь мы еще не знаем, как будет поступлено с другими пленными, захваченными в этом удивительном деле.

- Я бы и возиться не стал с этим негодяем, если бы он не целился в меня несколько раз, точно в бешеную собаку. Как же вы не негодяй после этого?,

- Я полагаю,- мрачно проговорил Седж,- что когда человек вышел на бой, то он непременно должен прицеливаться, чтобы не тратить даром зарядов.

- Значит, вы признаете, что вас обвиняют основательно?- задал ему вопрос Лионель.

- Майор, вы человек спокойный и рассудительный, с вами я могу говорить,- отвечал Седж.- Подумайте. Я находился в Конкорде, когда вдруг ваши солдаты принялись нас поносить и затем дали в нас залн, не пуская на мост. Мы не стерпели, стали защищаться, и перевес остался на стороне закона.

- Как это на стороне закона

- Так, майор. Вы сами должны знать, что закон запрещает стрелять в людей мирных, но не запрещает им защищаться, когда на них нападают.

- Дальше.

- Дальше нечего рассказывать. Полагаю, маиор и сам помнит, что потом произошло.

- A в меня зачем вы стреляли? - закричал Мэк-Фюз.- Уж сознавайтесь прямо. По крайней мере моя совесть будет чиста, когда вас повесят.

- Я полагаю, что всего сказанного уже достаточво для того, чтобы отправигь этого человека куда следует,- сказал Лионель.- Отвести его в главную квартиру, как схваченного с оружием в руках! - приказал он.

Седжа повели. В дверях он остановился и сказал:

- Майор Линкольн, я надеюсь, что вы примете меры к охране моего имущества. Я буду вас считать ответственным за его целость.

- Ваше имущество будет цело, да я надеюсь, что и ваша жизнь не подвергнется большой опасности.

Майор сделал рукой знак, чтобы пленника уводили скорее. Седж пошел спокойно и невозмутимо, но его черные глаза сверкали, как угли.

Польварт тем временем хлопотал об ужине, не принимая участия в разговоре.

Зато Джоб, когда увели Седжа, заявил со всею наивностью юродиваго:

- Король не может повесить Сета Седжа за то, что тот стрелял, потому что первые начали солдаты.

- Почтеннейший Соломон, да вы, может быть, тоже забавлялись в Конкорде с несколькими приятелями? - воскликнул Мэк-Фюз.

- Джоб дальше Лексингтона не ходил. A приятелей у него нет. Одна Нэб.

- Не люди, а черти какие-то. И все, поглядишь, такие законники! Юристы!.. Я ручаюсь, что и вы, сэр, пытались совершить там какое-нибудь убийство, не так ли?

- Убийство! Сохрани Бог! Джоб застрелил всего только одного гренадера и ранил одного офицера в руку.

- Слышите, майор Линкольн? - восклишул Мэк-Фюз и быстро вскочил.- Слышите, что говорит эта устрица? Он хвалится, что убил гренадера!..

- Успокойтесь, Мэк-Фюз,- сказал Лионель, схватывая капитана за руку.- Опомнитесь. Мы с вами солдаты, а это юродивый. Ни один суд не приговорит к виселице такое несчастное, обездоленное существо. Ведь обыкновенно он очень кроток. Добрее и безобиднее существа не найти.

- Чорт бы побрал все такие кроткие и безобидные существа, которые убивают на смерть гренадер шести футов ростом! Вы принимаете участие в этом идиоте, майор, ну уж так и быть не повешу, а только живым закопаю в землю.

На Джоба эти угрозы, повидимому, нисколько не действовали. Он совершенно спокойно сидел на своем стуле. Капитану стало совестно сердиться на дурака, и он бросил свои мстительные планы, но зато принялся грозить всем вообще американцам и бранить самую войну, недостойную порядочного солдата. Так продолжалось до конца ужина.

Польварт в достаточной степени возстановил равновесие в своем физическом организме и ушел прихрамывая спать. Мэк-Фюз без церемонии занял хозяйскую половину в доме мистера Седжа. Прислуга ушла также поужинать. Лионель оказался с Джобом наедине. Юродивый с необыкновенным терпением дожидался этого момента. Когда последним из прислуги ушел Меритон, юродивый сделал движение, из корого можно было понять, что он желает сообщить Лионелю нечто очень важное.

- Что вы только делаете, безумная молодежь!- сказал майор, обратив, наконец, внимание на юродиваго.- Как это тебя угораздило поднял руку на королевскую армию?

- A как угораздило королевскую армию поднять руку на Джоба? Неужели они воображают, что можно безнаказанно бегать по всей стране, колотя в барабан, трубя в трубы и стреляя в мирных жителей?

- Да знаешь ли ты, что ты сегодня два раза заслужил смертную казнь: один раз тем, что поднял оружие против короля, а другой раз тем, что убил человека. Ты сам признался в этом.

- Да. Джоб убял гренадера, но зато помешал убить майора Линкольна.

- Это верно. Я тебе обязан жизнью и постараюсь заплатить тебе этот долг. Но зачем же ты так неосторожно после всего этого попался в руки своих врагов?

- Джобу велел Ральф сюда придти. A если Ральф велит Джобу, то Джоб проберется в комнату хоть к самому королю.

- Ральф! - воскликнул Лионель.- Где он теперь?

- В старом магазине. Он велел Джобу вас позвать к нему для переговоров. Ральфа нельзя не слушаться.

- Неужели и он в Бостоне? Да он с ума сошел. Ему следует опасаться...

- Опасаться! - презрительно возразил Джоб. - Ральф ничего и никого не боится. Ни гренадер, ни легкой пехоты. Это настоящий вояка.

- Он меня ждет, ты говоришь, в логовище твоей матери?

- В каком логовище? Джоб никакого логовища не знает. Ральф ждет вас в сгаром магазине.

- Хорошо, я иду к нему,- сказал Лионель, берясь за шляпу.- Постараюсь спасти его от последствий его безразсудства, чего бы это мне ни стоило.

С этими словами он вышел из комнаты. Юродивый пошел за ним довольный тем, что без особенных затруднений исполнил данное ему поручение.

ГЛАВА XII.

Эта пьеса изображает одно убийство в Вене. Гонзаго - имя герцога, Баптиста - имя герцогини... Но вы сами увидите. Произведение дьявольское.

Шекспир: "Гамлет".

Когда Лионелю опять пришлось идти по узким улицам Бостона, волнение на них еще не улеглось. Мимо него быстро проходили торопившиеся куда-то мужчины. Не раз ему удалось подметить, как женщины, выставившись из окон, злорадно улыбались на его офицерскую форму. По всем направлениям встречались усиленные патрули с офицерами, которые подозрительно оглядывали каждого встречнаго.

Общественный дом охранялся, как всегда, часовыми. Лионель в одном из часовых узнал того гренадера, с которым имел накануне вечером разговор у губернаторского подъезда. Майор остановился и сказал:

- A вы тогда ошиблись, товарищ. У нас вышел очень жаркий денек.

- Слышал, ваше высокоблагородие,- отвъчал. солдат.- Говорили об этом в казармах. Наша рота в поход не ходила, за это мы в нынешнюю ночь несем двойной караул. Надеюсь, что в следующий раз нашу роту не забудут. Жаль, что её в этот раз не взяли. Может быть, для чести армии было бы лучше ее взять.

- Почему так, милейший ветеран? Войска упрекнуть не в чем, они держали себя хорошо. Но ведь их со всех сторон окружала громадная вооруженная толпа.

- Не мое дело судить о том, как вели себя войска, хорошо или дурно, но когда я слышу, что двухтысячный английский отряд ускоренным шагом уходит от местного сброда, то мне хочется быть там самому с нашим полком, хотя бы для того, чтобы собственными глазами убедиться в этом позоре.

- О позоре не может быть и речи, раз не сделано ничего дурного.

- Ваше высокоблагородие, дурное непременно в чем-нибудь да было, раз могла произойти подобная вещь. Подумайте, ваше высокоблагородие, ведь цвет армии! Что-нибудь да сделано же не так, как бы следовало, и хотя я с вершины холма сам видел конец дела, я все-таки с трудом всему верю.

Часовой покачал головой и снова принялся ходить взад и вперед по своей дорожке. Лионель пошел дальше, раздумывая о том презрении, которое так неосновательно питали английские войска к местному населению.

Луна еще не всходила, и Лионель в темноте мнновал большую площадь и проход под сводами. Джоб шел сзади, а когда они дошли до старого магазина, то забежал вперед и отворил для Лионеля дверь. В ту минуту, когда майор входид в дом, юродивый вдруг куда-то скрылся и оставил Лионеля одного.

Лионель ощупью стал искать дверь в комнату Абигаили, руководясь шедшей оттуда полосой света; но эта полоса выходила, как оказалось, не из двери, а из большой щели в перегородке, так что Лионелю вторкчно пришлось сделаться очевидцем таинственного свидания богатой и почтенной мистрисс Лечмер с жалкой жилицей старого магазина. Неодолимое любопытство приковало молодого человека к месту. Кроме того, он инстинктивно угадывал, что тайна, связывавшая его тетку с полубезумной Абигаилью, касалась отчасти и его самого.

Мистрисс Лечмер нарочно оделась так, чтобы ее не сразу можно было узнать; но в это время капюшон её длинной накидки был спущен, и были ясно видны её поблекшие черты и суровые, жесткие глаза. Она сидела на стуле, отчасти из важности, отчасти по болезни ног, а Абигаиль стояла неред ней, но не столько в почтительной, сколько в смущенной позе.

- Глупая женщина!- говорила мистрисс Лечмер неприятным, жестким голосом, который у неё являлся в известные минуты.- Вы себя погубите. Отбросьте вы этот предразсудок, наберитесь твердости.

- Погублю себя, вы говорите? - возразила Абигаиль.- Да разве я уже не погибла? Разве это можно назвать жизнью, как я живу? В унижении, в нищете, с сознанием греха!.. Чего же еще нужно? Какой еще гибели?

- С этими хлопотами по приему моего двоюродного внука я совсем о вас позабыла и не сделала, кажется, того, что всегда делаю,- заметила мистрисс Лечмер, стараясь смягчить свой тон, но это ей далеко не особенно удалось.

Абигаиль взяла из рук мистрисс Лечмер серебряную монету и несколько минут рассеянно глядела на нее, держа на ладони. Мистрисс Лечмер подумала, что Абигаиль недовольна.

- Время теперь смутное,- пояснила старая лэди,- земельная собственность упала в цене, доходы мои сильно сократились, но если этого вам мало на ваши расходы, го я могу прибавить еще одну крону.

- Нет, довольно и этого,- отвечала Абигаиль, судорожным движением зажимая в руке деньги.- О, мээм, как ни скверно быть жадной к деньгам, но если бы я была грешна только в этом одном, тогда было бы еще ничего.

- Эта женщина совсем выжила из ума,- холодным тоном проговорила мистрисс Лечмер.- Какие такие у вас особенные грехи, Абигаиль? Обыкновенные женские, больше ничего. Все люди грешны.

- Да, все грешны, и я грешница. Но когда видишь перед собой близкую могилу, тогда невольно припоминаешь все грехи, и является горькое, горькое раскаяние.,

- Ну, вот, теперь о могиле заговорила! - сказала мистрисс Лечмер, бледнеё и накидывая на. голову капюшон.- Совсем безумная женщина, хуже ребенка!

Она прибавила еще несколько слов, но глухо, так что Лионель не расслышал. После небольшой паузы она подняла голову, оглянулась кругом надменно и сурово и сказала громко;

- Вот что, Абигаиль: будет глупить. Я приехала к вам расспросить про того странного человека, который у вас поселился.

- Это не значит глупить, мистрисс Лечмер,- возразила Абигаиль, терзаемая укорами совести.- Нам с вами пора покаяться, пора молиться, пора вспомнить о могиле, пока еще не поздно, пока мы сами в нее еще не сошли.

- Да, говорите о могиле, пока могильный холод не сковал вашего языка! Могила - это отчизна старости,- проговорил вдруг третий голос, глухой, точно замогильный.- Я готов поддержать с вами эту душеспасительную беседу.

- Кто это? Кто это? Ради Бога - кто вы такой?- закричала, быстро вскакивая, мжстрисс Лечмер. От волнения она забыла свою старость, свои недуги, даже свои заботы.- Говорите, кто вы?

- Ваш ровесник, Присцилда Лечмер, стоящий, как и вы сами, у порога последнего жилища. Продолжайте же. Если у вас есть грехи, то за ваше раскаяние небесная благость вам их простит, как бы вы ни были недостойны прощения.

Лионель видел всю сцену сквозь щель. Говоривший был Ральф, остановившийся в дверях. Пораженная мистрисс Лечмер онемела от испуга. Зная, что для старушки такие сцены могут быть очень вредны, Лионель собирался уже броситься на помощь тетке, но та пришла в себя и спросила:

- Кто это назвал меня Присциллой? На свете нет больше никого, кто имел бы право обращаться со мной так фамильярно.

- Да, Присцилла! - повторил старик, оглядываясь кругом и как будто кого-то ища глазами.- Это имя звучит так нежно, так приятно для моего слуха. Вы знаете, так зовут еще другую...

- Той другой нет, она давно умерла. Я видела её гроб и желала бы ее забыть, как и всех тех, кто оказался недостойным моего родства.

- Она не умерла!- громким голосом, раздавшимся по всему старому дому, прокричал старик.- Она жива! Да, жива!

- Как так жива!- повторила мистрисс Лечмер, отступая от Ральфа на столько же шагов, на сколько тот шагнул вперед во комнате.- Что за глупости приходится мне здесь выслушивать !

- Жива! - вскричала Абигаиль Прэй, заламывая руки в неподдельным отчаянии.- О, как бы я была рада, еслиб это было так! Но нет, она умерла. Я сама видела её обезображенный труп. Я сама завертывала в саван её тело, бывшее когда-то идеалом красоты. Увы, она умерла, а я...

- A вы - старая дура, готовая выслушивать бред сумасшедшаго! - воскликнула мистрисс Лечмер.

- Нет, это не я сумасшедший! - вскричал Ральф с горькой иронией.- Сумасшедший вы знаете кто... A вы что это делаете? Одного человека вы уже свели с ума, теперь хотите отнять рассудок у другого?

- Я свела с ума?- без всякого смущения взглянула мистрисс Лечмер старику прямо в его горящие глаза. - Разсудок дает и отнимает Бог. Я таким могуществом не обладаю.

- Ты смеешь это говорить, Присцилла Лечмер? - воскликнул Ральф, в три быстрых шага подступая к ней и хватая ее за руку.- Ты утверждаешь, что ни у кого не отнимала рассудка? A что, скажи, сталось с главой твоего хваленого рода, с богатым и уважаемым девонширским баронетом, балованным товарищем принцев крови, с твоим племянником Лионелем Линкольном? Где он? Живет ли он в своем родовом замке, заботясь о своих вассалах? Предводительствует ли королевским войском? Или он живет один в какой-нибудь мрачной келье? Женщина, ты знаешь, где он! И довели его до этого твои безчестные действия!

- Кто это позволяет себе со мной так дерзко говорить? - вскричала мистрисс Лечмер, делая последнее усилие, чтобы с презрением отразить предъявленное к ней обвинение.- Если вы действительно знаете моего несчастного племянника, то вы сами можете судить, насколько такое обвинение ложно.

- Знаю ли я его! Спросите лучше, чего или кого я не знаю. Женщина, я проследил за тобой. Я знаю все твои дела. Знаю все и про другую грешницу. Говори, Абигаиль. Разве я тебе не пересказал всех твоих грехов?

- Да! Это правда! - в суеверном ужасе воскликнула Абигаиль. - Он знает все, что могло видеть только Господне око.

- Я знаю и тебя, недостойную вдову Джона Лечмера, знаю и Присциллу. Ну, что, разве я не знаю всего?

- Он все знает!- еще раз вскричала Абигаиль.

- Все! - почти неслышным голосом произнесла мистрисс Лечмер - и упала в обморок.

Лионель бросился на помощь тетке, но когда он вошел в. комнату, Абигаиль уже успела сделать ей то, что делают обыкновенно в таких случаях. Так как больная с трудом дышала, то ей растегнули платье и распустили шнуровку, и Абигаиль попросила Лионеля уйти, ссылаясь на то, что если мистрисс Лечмер его увидит перед собой, когда очнется, то это может даже повести к роковому исходу.

Лионель вышел из комнаты и наверху лестницы увидал Ральфа. Он пошел сейчас же на стариком, намереваясь потребовать от него объяснения этой сцены. Старик сидел в маленькой комнате, закрывая глаза рукой от слабого света жалкой сальной свечки, и о чем-то глубоко задумался. Лионель подошел и заговорил. Только тогда старик обратил внимание на его приход.

- Мне сказал Джоб, что вы желаете меня видеть,- сказал майор.- Я здесь.

- Хорошо,- ответил Ральф.

- Кажется, я должен прибавить, что я был случайным и крайне изумленным свидетелем сцены между вами и мистрисс Лечмер. Вы говорши с этой леди очень смело и резко, и это для меня совершенно непонятно.

Старик поднял голову. Его глаза заблестели вдвое ярче.

- В таком случае вы слышали правду и видели, какое действие она производит на грешную совесть.

- Но вы в разговоре называли имена, которые мне дороже веего на свете.

- Верно ли это, молодой человек? - спросил Ральф, глядя ему прямо в лицо.- Нет ли еще какой-нибудь особы, которая с некоторых пор сделалась вам дороже даже то-то, кто дал вам жизнь? Скажите правду, да помните, что вы говорите с человеком, отлично изучившим человеческую природу.

- Вы хотите сказать, сэр, что с человеческой природой вполне согласно - любить кого-нибудь наравне с родителями? Так ли я вас понял?

- Послушайте, это ребячество. Неужели вы думаете отделаться от меня такой наивностью? Вы влюблены во внучку этой негодной женщины... Могу ли я на вас положиться?

- Почему бы эта честь могла оказаться несовместимой с моей привязанностью к такой чистой девушке, как Сесиль Дайнвор?

- Да, да,- пробормотал вполголоса старик,- её мать была чистая женщина, и очень возможно, что эта девушка достойна своей матери.

Он замолчал. Лионелю было неловко. Наконец, старик сказал:

- Майор Линкольн, вы были в этом походе?

- Вы же сами меня видели там и спасли мне жизнь. Но вы-то сами для чего явились в Бостон, где так много военных? Наверное, вас не я один видел среди американцев. Вас летко могут узнать и арестовать.

- Едва ли кому-нибудь придет в голову разыскивать меня в городе, когда все высоты кругом заняты вооруженными людьми. Впрочем, о том, что я здесь живу, знает только одна эта жалкая женщина, Абигаиль Прэй, которая никогда не решится меня выдать; кроме того еще её сын да вы. Я перемещаюсь быстро и секретно. Со мной ничего не может случиться.

- A я, право, не знаю, как мне поступить,- нерешительно и в большом смущении проговорил Лионель.- Имею ли право молчать о вас, зная, что вы заведомый враг короля?

- Лионель Линкольн, вы преувеличиваете свои силы. У вас ни за что не хватит духа пролить кровь человека, который спас вашу жизнь. Мы с вами друг друга отлично понимаем, а человек моих лет не должен ничего бояться.

- Разумеется, Ральфа нельзя ничем испугать,- раздался вдруг из темного угла голос Джоба, незаметно вошедшего в комнату.

- Откуда ты, чудак? - спросил Лионель.- И почему ты так неожиданно ушел от меня?

- Джоб ходил на рынок купить кое-чего для Нэб.

- И ты думаешь, что я поверю этой глупой сказке? Что же можно купить в такой поздний час, и на какие деньги ты бы купил?

- Королевским офицерам не всегда все известно. Вот, глядите! Это разве не деньги? Этот билет стоит всюду один фунт стерлингов.

В руках у Джоба, кроме этого билета, Лионель увидал еще несколько золотых монет.

- Негодяй! Ты грабил убитых! - воскликнул майор.

- Не смейте называть Джоба вором! - вскричал с угрозой юродивый.- Джоб убил гренадера, но Джоб не вор.

- Ну, значит, тебе давали ночью какое-нибудь опасное поручение и заплатили за него,- догадался Лионель.- Вперед не смей этого делать! Чтоб это было в последний раз! A если тебе что-нибудь понадобится, приходи ко мне и говори - и все у тебя будет.

- Для короля Джоб не стал бы исполнять никаких поручений ни за какие деньги, ни за какие алмазы. Такого закона нет, чтобы насильно заставлять.

Лионель старался успокоить рассердившагося дурака, но тот даже не удостоил его ответом, молча забился в свой угол и улегся прямо на полу, мрачный и недовольный.

Тем временем Ральф снова впал в задумчивость, и Лионель вспомнил, что время уже позднее, а между тем он еще не получил желательного объяснения. Поэтому он снова заговорил о волнении своей тетки. Тогда старик сейчас же поднял голову и сказал:

- У этой женщины совесть не чиста. Она видит, что я про нее все знаю, и это заставляет ее трепетать.

- Позвольте, что же такое вы можете про нее знать? Я в некотором роде естественный защитник мистрисс Лечмер и имею право требовать от её имени, чтобы вы сказали, в чем вы ее обвиняете.

- От её имени! Пылкий юноша! Вы сперва дождитесь, чтобы она сама дала вам такое поручение. Тогда вы получите громовый ответ.

- Ну, так вы мне лично объясните, хотя бы в силу вашего собственного обещания рассказать мне о каких-то моих семейных несчастиях, которые мне неизвестны.

- Да, это верно: я знаю многое,- отвечал старик.- Если вы сомневаетесь, сходите вниз и справьтесь у здешней несчастной обитательницы или у преступной вдовы Джона Лечмера.

- Я сомневаюсь только в том, могу ли я дольше ждать. Время идет и идет, а мы с вами еще и не приступали к разговору.

- Я вам объясню все, но не здесь и не сегодня.

- Долго ли еще ждать? Время тревожное, сомнительное. Неизвестно, что может случиться, и где мы с вами оба будем.

- Вот как! Вы уже сомневаетесь... Как, однако, вас успели напугать простые вооруженные мужики! Нет, не беспокойтесь: в свое время и в своем месте я вам все расскажу. Да, Присцилла Лечмер! Твой час приближается. К твоей судьбе приложена печать.

Лионель принялся убеждать, упрашивать, но старик быль непоколебим. Снизу послышался голос Абигаили, звавшей сына. Тот долго не откликался на её зов, но когда в её голосе послышались злые ноты, он нехотя встал и пошел. Лионель не знал, что ему делать. Тетка не знала, что он находится тут в доме, а если бы Абигаиль считала нужным, чтобы он показался, то она, вероятно, позвала бы его одновременно с Джобом. Свои посещения Ральфа он всегда по возможности скрывал. Поэтому он незаметно ушел, не прощаясь со стариком, и стал спускаться с лестницы. Отсюда он увидал мистрисс Лечмер, которую Джоб провожал с фонарем. Он слышал, как мать приказывала юродивому проводить старую лэди до экипажа.

В дверях мистрисс Лечмер обернулась, и свет от свечки, которую держала Абигаиль, упал на её лицо. Лионель разглядел, что черты его двоюродной бабки снова приняли обычное, суровое, холодное выражение, только слегка смягченное некоторой задумчивостью.

- Забудьте все это, Абигаиль,- говорила мистрисс Лечмер.- Этот подозрительный старик собрал кое-какие факты по наслышке и пугает нас ими. Я подумаю и приму меры. A вам здесь не зачем больше жить, моя добрая Абигаиль. Ни вам, ни вашему сыну. Я вас обоих устрою гораздо лучше. Так нужно.

Как только старая лэди уехала, Лионель сошел с лестницы и явился перед Абигаилью, которая чрезвычадно изумилась, видя его опять.

- Послушайте,- сказал он,- я все слышал, что здесь говорилось, поэтому скрывать от меня подробности совершенно бесполезно. Разскажите мне их.

- Нет! Нет! - в ужасе воскликнула Абигаиль.- Ради Бога, маиор Линкольн, не заставляйте меня говорить. Я дала клятву...

Она не договорила. Ее душило волнение. Лионелю стало совестно, что он довел до такого состояния женщину. Он успокоился сам и стал успокаивать ее.

- Уходите! Уходите!- говорила она, указывая ему рукою на дверь.- Я только тогда успокоюсь, когда вы уйдете! Оставьте меня одну с Богом и с этим страшным стариком!

Он боялся оставить ее в таком расстроенном состоянии, но скоро вернулся Джоб, и Лионель ушел.

Вернувшись на Тремонт-Стрит, Лионель узнал, что мистрисс Лечмер благополучно возвратилась и легла спать, а также и обе её внучки. Лионель последовал их примеру и, придя к себе в комнату, заснул после всех перенесенных треволнений крепко-крепко, точно умер.

ГЛАВА XIII.

Работай, дух зла! Ты поставлен на ноги. Направляйся туда, куда захочешь.

Шекспир.

Вызванная описанной нами военной экспедицией тревога pаcпрсстранилась по всему атлантическому побережью и бурным ветром домчалась даже до западных гор. Все мужское население от Массачусетской бухты до прозрачных вод Коннектикута поднялось, как один человек. Высчитано было, что после рокового дела при Лексингтоне за оружие взялось более ста тысяч человек, причем двадцать пять тысяч сосредоточились на полуостровах Бостонском и Чарльстоунском.

Гэдж, опираясь на постоянно усиливавшиеся войска и на огромный военный флот, смотрел на пряближающуюся бурю с твердостью и в то же время с благодушным спокойствием, которое было свойственно его характеру. Советники все время внушали ему мстительные меры, но он уклонялся от этого и старался, напротив, успокоить волнение мирным воздействием. Впрочем, он понимал, что даже с теми войсками, которые у него теперь были под рукой, опасно было бы двинуться вглубь сграны, и что он может держаться с успехом только на занятом англичанами полуострове.

В то же время он издавал против мятежников громоносные прокламации, нисколько на них не действовавшие, и принимал разные меры, которых, по его мнению, требовало достоинство короны. Но прерогатив короны американцы не затрогивали. Они в своих петициях и протестах продолжали обличать только министров, не задевая короля. Министров они прямо обвиняли в беззаконных мерах, нарушивших государственное спокойствие.

Так прошло несколько недель после того ряда стычек, который получил громкое название Лексингтонской битвы - по имени того селения, где произошла первая схватка. Обе стороны энергично готовились к дальнейшей борьбе. Зная об этом, Лионель явился к командующему воясками и попросил для себя определенного назначения. Но генерал, похвалив его поведение во время злосчастного похода, дал ему понять, что он принесет гораздо больше пользы делу, если попробует использовать свое влияние среди богатых и знатных местных фамилий, с которыми состоит в родстве. Лионель отвечал, что в таком случае он не будеть пока настаивать на своем ходатайстве, но если откроются военные действия, то снова напомнит о нем генералу. На этом пока и остановились.

Чарльстоунскую позицию Гэдж благоразумно эвакуировал, чтоб сосредоточить все войска в одном месте. С холмов Бостонского полуострова было видно, что американцы спешно готовятся к осаде. Небольшое селение Роксбюри занял многочисленный отряд с артиллерией. и построил там земляные укрепления. В английском лагере ходили слухи, что среди американцев появились лица, служившие раньше в королевских войсках и занимавшие важные должности. Лионель сдышал, как называли Томаса и Уарда, людей с большими познаниями и с некоторой опытностью в военном деле, притом же либерального образа мыслей. Конгресс Массачусетской колонии предоставил им права начальников отдельных частсй в местном ополчении. Называли также Уоррена, который до последнего времени жил в Бостоне и не переставал протестовать против беззаконий, не боясь английских штыков. Перед Лексингтонским делом он вдруг исчез и принимал в нем выдающееся участие, бросив в Бостоне на произвол судьбы все свое крупное имущество и прибыльное дело. Но самым значительным обаянием пользовалось имя Путнэма, крупного землевладельца из соседней Коннектикутской колонии. Он бросил свое хозяйство и приехал верхом за сто миль, чтобы принять участие в движении.

Так прошло три месяца. В Бостоне англичане повеселели, потому что из Англии прибыло еще несколько полков. Теперь у англичан было тысяч восемь отличного войска. По своей благодушной натуре генерал Гэдж согласился на размен пленных и таким образом признал американцев как бы воюющей стороной, а не простыми бунтовщиками.

В Филадельфии собрался конгресс из делегатов соединенных колоний, и таким образом составился орган, посредством которого американские колонисты стали действовать, как отдельная нация.

ГЛАВА XIV.

В Филиппах встретишь ты меня.

Шекспир: "Юлий Цезарь".

На другое утро после сцены в старом магазине Лионель, как только проснулся, сейчас же отправился туда опять, чтобы добиться объяснений. Абигаиль Прэй он нашел в той же самой комнате, где она была накануне. Вид у неё был до крайности изнуренный и расстроенный. Она не ложилась и всю ночь провела без сна.

- Я к вам спозаранку, мистрисс Прэй,- сказал Лионель,- но мне очень нужно видеть старика, который у вас живет. Он, вероятно, у себя в комнате. Скажите ему, что я пришел.

Абигаиль торжественно покачала головой и проговорила едва слышным голосом:

- Он ушел.

- Ушел? - воскликнул Лионель.- Куда же? Давно?

- Над нашей страной разразился Божий гнев. Молодые и старые, больные и здоровые - все хотят крови, и Бог знает, чем это кончится.

- При чем же тут Ральф? Где он, женщина? Неужели вы посмеете мне солгать?

- Никогда больше я не скажу ни одного слова неправды, майор Линкольн, а тем более перед вами! Этот странный человек куда-то исчез. Вернется ли он сюда - я не знаю.

- Надеюсь, вы его не выгоняли отсюда?

- Помилуй Бог! Выгонять! Да какое же я имею право? Я сама здесь, как птица небесная. У меня нет на земле никакого пристанища. Я вам правду говорю: как только взошла луна, Ральф и Джоб отправились вместе. Куда, зачем - ничего не знаю. Ральф со мной простился совсем и наговорил мне таких вещей, которые не перестанут раздаваться у меня в ушах до самоий смерти.

- Ушел к американцам! И Джоба взял с собой! - сказал Лионель как бы про себя.- Мистрисс Прэй, ведь это очень опасно для вашего сына.

- Мой сын не отвечает за свои поступки. Ах, майор Линкольн, что это был за прелестный мальчик до пятилетнего возраста! Лучше его не было во всей Массачусетской колонии. Но тут-то и грянуло наказание Божие за грех его матери. От болезни он лишился рассудка, а я - всего, что у меня только было в жизни. Но, слава Богу, на Джобе кончатся все мои грехи, потому что третьяго поколения от меня через него не будет.

- Послушаите, мистрисс Прэй, облегчите свою душу, сознайтесь мне в вашем грехе. Из всего, что я слышал. я могу заключить, что все это в значительной степени относится ко мне. Скажите мне все откровенно, а я обещаю вам. взамен со своей стороны прощение и покровительство.

- Мы все грешны и все нуждаемся в прощении,- ответила Абигаиль. - Нас всех спасает от греха только кровь Божественного Искупителя.

- Правильно. Но ведь вы, повидимому, нарушили законы человеческие и божеския...

- Это я-то, простая, слабая женщина, нарушила законы божеские и человеческия? - воскликнула Абигаиль.- Где уж мне было этим заниматься! Что вы, маиор Линкольн! Вы хотите выспросить все у старой дуры, чтобы потом потешаться над ней с товарищами за обеденным столом. Послушали бы вы, что в своих воскресных проповедях говорит пастор Гунт про городские грехи.

Лионель видел, что Абигаиль лицемерит. Ему сделалось противно, он стал сдержаннее в своих речах, но долго еще убеждал ее рассказать ему все откровенно; однако, так и ушел, ничего не добившись.

Под влиянием досады на неудачу и невольно зародившагооя подозрения в том, что его внучатная тетка в чем-то против него виновата, он решил в этот же день переехать из её дома.

Когда он сообщил об этом мистрисс Лечмер, то и тетка, и обе кузины были очень огорчены. Причиной Лионель выставил необходимость для себя вести известный образ жизни по случаю открытия военных действий. К нему будут постоянно ходить то за тем, то за другим, это будет беспокоить всех и, главным образом, слабую здоровьем тетушку и т. д., и т. д.

Мистрисс Лечмер не решилась противоречить, и в то же утро Лионель перебрался в свою квартиру в доме Седжа.

Тем временем к Гэджу продолжали прибывать подкрепления и с ними целый ряд ьнаменитых военных деятелей: Гоу, потомок знаменитого рода, глава которого уже полил раньше своею кровью американскую землю; Клинтон, тоже младший сын знатной семьи, прославившийся, впрочем, не столько военными талантами, сколько личной храбростью; наконец, изящный и безупречный Бергойн, стяжавший себе в Португалии и Германии блестящую репутацию, которую он потом утратил в пустынях Америки. Были тут также Пигот, Грант, Робертсон и наследник дома Норсемберлендов; все они командовали бригадами. Кроме этих старших офицеров была еще целая туча младших, но обстреленных и опытных в военном деле.

Явились также многие представители старейших английских дворянских родов, и, между прочим, единственный наследник фамилий Гастингсь и Мойра, молодой храбрец Раудон. Лионель все свое время проводил в обществе этой блестящей молодежи, так что у него почти не было больше досуга задумываться над причинами кровавой распри.

С Сетом Седжем дело устроилось. Мэк-Фюз суду его не предал, в Англию не отправил и заключил с ним довольно странную мировую сделку. По этой сделке Сет Седж получил свободу и пропуск из города, а сам обязался доставлять во время предстоящей осады все необходимые припасы для стола Лионеля по известным ценам. Цены назначил сам мистер Седж и не постеснялся: выставил настоящия грабительския.

Проходя однажды по одной из улиц Бостона, Лионель встретил того самого человека, который играл такую важную и деятельную роль среди "каукусов", как назывались члены собрания, на котором в начале этого рассказа присутствовал маиор Лионель. Незнакомец был закутан в плащ, так что его невозможно было узнать. Лионель узнал его только потому, что плащ случайно распахнулся.

- В третий раз мы с вами встречаемся,- сказал незнакомец.- Три - роковое число, Я очень рад, что маиор Линкольн благополучно избавился от опасности, которой он недавно подвергался.

- Эта опасность сильно преувеличявается теми, кто желал бы видеть погибшим дело короля,- холодно замегил Линкольн.

- Я основываюсь на сообщении, сделанном мне лицом, игравшим видную роль в событиях того дня,- отвечал незнакомец с спокойной, но презрительной улыбкой.- Да и, наконец, поход на Лексингсон предпринят был хотя ночью, но отступление происходило днем, при свете солнца, так что все все видели и все знают.

- Да нечего тут и скрывать,- возразил Лионель, задетый саркастическим гоном незнакомца,- разве только вот то, что мой собеседник не боится среди белаго дня расхаживать по улицам Бостона.

Незнакомец приблизился к Лионелю и с живостью спросил:

- Ваш собеседник, маиор Линкольн, не боялся ходить но этим улицам ни днем, ни ночью даже в то время, когда тот, кого вы называете своим государем, не стеснялся под охраной мира давить и душить нашу свободу. Теперь, когда весь народ возстал, как один человек, неужели я буду бояться показываться во всякое время на собственной своей родине?

- Вы говорите черезчур смело. Так нельзя, находясь в английском лагере. Я спрошу вас самих: какие меры я обязан принять в подобном случае?

- Это уж дело личной совести маиора Линкольна,- возразил незнакомец. Потом, как бы вспомнив опасность своего положения, он прибавил, смягчая тон:- Впрочем, лица из этой фамилии не способны были на роль доносчиков, когда жили у себя на родине.

- Их потомок тоже не способен на такую роль,- сказал Лионель,- но я прошу вас, чтобы это наше свидание было последним. Мы не должны больше с вами встречаться иначе, как на поле битвы. Подобные спорные вопросы решаются не иначе, как с оружием в руках.

- Хорошо! - сказал незнакомец, схватывая молодого человека за руку и горячо пожимая ее в порыве благородного соревнования.- Да заступится же Богь за правое дело!

Незнакомец завернулся в плащ и быстро ушел.

Дня через три после этого случая Лионель решился сделать еще раз попытку выведать у Абигаили Прэй волновавшую его тайну. Он огправился вечером в старый магазин, но не застал там никого и, не желая возвращаться домой, пошел прогуляться по узким и темным улицам Норд-Энда. Идя, куда глаза глядят, он дошел до Коппс-Гилля, где английский генерал распорядился поставить батарею из нескольких орудий. Обойдя ее подальше, чтобы не разговаривать с часовыми, Лионель поднялся на пригорок и сел на камень. Кругом было темно и так тихо, что можно было расслышать малейший шелест ветерка. Вдруг он увидел перед собой чью-то темную фжгуру. Вынув на всякий случай саблю, молодой офицер сказал:

- Сэр, мы с вами выбрали очень уединенное место для размышлений.

Фигура, должно быть, принадлежала человеку, совершенно неспособному смущаться от чего бы то ни было. Всякий другой на его месте хотя бы вздрогнул, а этот медленно и спокойно обернулся в сторону маиора и проговорил тихим, предостерегающим голосом:

- На холме стоит гренадер с ружьем. Если он услышит разговор, он нас заберет обоих, несмотря на то, что один из нас маиор Линкольн.

- Джоб! - сказал Лионель.- Зачем вы тут шатаетесь ночью, точно вор? Что вы тут делаете?

- Не я один здесь шатаюсь,- мрачно возразил юродивый.- Почему же это я - вор, а другой, кто сюда же пришел на Коппс-Гилльские могилы, не вор?

- Ты хорошо ответил юноша,- улыбнулся Лионель.- но все-таки, что ты тут делаешь? Какое еще взял на себя дьявольское поручение?

- Джоб любит гулять на могилах, пока не запоют петухи. Говорят, будто мертвецы ходят по земле, покуда живые люди спят.

- Ты что же это собираешься вступить в сношения с мертвсцами?

- Их грешно тревожить вопросами. Я просто хочу себя приучить к ночной сырости и прохладе, потому что мне скоро самому предстоит бродить в саване по ночам.

- Тс! - произнес Лионель.- Что это шумит?

Джоб наклонил голову, прислушался и сказал:

- Это ветер гудит, и шумят волны в бухте.

- Ни то, ни другое,- возразжл Лионель.- Я ясно расслышал глухой гул, по крайней мере, сотни голосов. Не могло же мне это послышаться

- Ну, стало быть, это души умерших говорили между собой,- сказал юродивый.- Их голоса, как рассказывают, похожи на шум ветра.

Лионель провел рукою по лбу, досадуя на свою впечатлительность, и стал спускаться с холма. Идиот пошел следом за ним.

- Ты меня только смутил, дурак,- сказал маиор.- Но я и сейчас слышу глухие голоса и как будто что-то тяжелое падает на землю.

- Это крышки гробов закрываются,- сказал Джоб.- Мертвецы возвращаются в свои могилы.

Лионель быстро пошел прочь, испытывая тайный ужас и даже не замечая, что Джоб все время за ним идет. На Линн-Стрйте юродивый вдруг снова заговорил с ним:

- Вот этот дом называется Филипс-Гауз. Его выстроил губернатор, который приехал сюда голяком, здесь разбогател и получил от короля титул. Его внук теперь важный господин. Я замечаю, что все голяки, разбогатевшие в Амеркке, едут к королю и получают титулы, а сыновья титулованных бар приезжают сюда и становятся голяками. Нэб говорит, что Джоб тоже сын титулованного барина.

- Это только доказывает, что Нэб такая же сумасшедшая, как и её сын, нисколько не лучше,- отвечал Лионель.- Вот что, Джоб мне завтра необходимо поговорить с твоей матерью. Когда я ее могу застать?

Ответа не было. Лионель обернулся и к своей досаде увидал, что Джоб исчез. Молодой маиор вернулся к себе домой и сейчас же лег спать.

ГЛАВА XV.

Мы, конечно, кажемся красивыми господами в сравнении с простыми фермерами, с которыми нам предстоит сражаться. У нас на шляпах элегантные кокарды, наши сабли красиво болтаются у нас на боку, мы отличные кавалеры в гостиных. Но не следует забывать, что всему этому хоть в том же Пекине, например, была бы грош цена.

Из письма старого офицера.

Лионель провел ночь в тяжелом сне, наполненном фантастическими видениями. Когда он проснулся, в спальню уже врывался утренний воздух чрез неплотно занавешенные окна, и первые лучи уже золотили верхи городских колоколен. Лионель встал с постели, все еще находясь под влиянием виденных снов, и стал ходить по комнате из угла в угол, чтобы все это с себя стряхнугь. Вдруг до его слуха донесся какой-то протяжный и глухой гул. Ухо военного не могло ошибиться: Лионель сразу же узнал знакомый гул артиллерийских орудий.

- A мне все снилась буря и удары грома! - сказал он про себя.- Так вот это какой гром! Я, значит, грезил только наполовину! Сон почти в руку оказывается!

Он отворил окно и стал глядеть кругом. Что это могло быть? Гэдж еще не поиучил всех ожидаемых подкреплений, а без них он не стал бы предпринимать ничего репгательнаго. Неужели мятежники начали наступление? Но ведь у них далеко еще не все готово и не все организовано. из окна он спросил трех или четырех прохожих, что такое случилось, но те только взглянули на окно испуганным взглядом и прошли мимо, не отвечая. Тогда он оделся и вышел на улицу сам. Мимо дома как раз бежал полуодетый артиллерист, на-бегу застегиваясь одной рукой, а в другой держа некоторые атрибуты своего специального рода оружия.

- По какому случаю стреляют из орудий, унтер-офицер? - спросид Лионель.- И куда это вы бежите с фитилем в руке?

- Мятежники наступают, ваше высокоблагородие,- не останавливаясь, а только повернув голову, крикнул солдат.- Бегу к своему орудию.

- Мятежники? Чего же нам их бояться на нашей позиции? - проговорил про себя Лионель, когда солдат уже убежал.- Этот солдат, должно быть, проспал, опоздал, боится наказания и вот болтает, что первое в голову пришло.

Лионель отправилса на Бикон-Гилль вместе с другими зрителями, которых тоже разбудила и переполошила пушечная пальба. Лионель смотрел с холма и долго не мог понять, откуда стреляют. Он видел только дым, окутывавший бухту, и стоявшие в ней корабли. С кораблей отвечали на выстрелы.

Но вот дело объяснилось. Взгляд зрителей остановился на Бридс-Гилльском холме. Там оказался выстроенным за ночь земляной редут, господствовавший над всем бостонским портом и над частью города. Лионель сразу понял, что приближается кризис. Вместе с тем он догадался, что слышанный им вчера ночью с Коппс-Гилльского холма шум производили американцы, строившие на соседнем холме редут. Догадался он и о том, что Джоб знал еще вчера обо всем и обманывал Лионеля, отвлекая его внимание, когда они были с ним вместе на Коппс-Гилле.

Лионель поспешно вернулся к себе домой, заперся в своей комнатке и несколько часов провел в писании писем. Одно письмо он рвал и переписывал вновь раз шесть, наконец, с решимостью запечатал его своей печатью, надписал адрес и поручил Меритону разнести все письма по адресам. После того он закусил на скорую руку, взял шляпу и пошел в центр города.

По мостовой с грохотом катилась арталлерия с офицерами впереди каждого орудия. По улицам скакали адъютанты, мчались во все сгороны курьеры, шли офицеры, спешившие из квартир к своим частям. По временам играла музыка, и по узким улицам проходили отдельные части войск.

Когда проходили гренадеры, Лионель остановился на повороте улицы, залюбовавшись их великолепной выправкой и идеально-правильным шагом. Впереди одной из рот шел Мэк-Фюз, которого Лионель сразу узнал по его колоссальному росту и сложению. Недалеко от ирландца шел Джоб Прэй, стараясь идти в ногу с солдатами и глазея на них с глупейшим восторгом. Видимо, на него сильнейшим образом действовала военная музыка, игравшая увлекательные, бодрящие марши. За этим батальоном шел другой, в котором Лионель узнал людей своего полка. Перед одним взводом шел Польварт. Увидав своего друга, он весело крикнул ему:

- Слава Богу, Лионель! Идем, наконец, драться, а не бегать ищеиками!

Тут заиграла музыка, и Лионель не успел ничего ответить. Но встреча с товарищами возбудила его, и он сейчас же отправился к главнокомандующему.

В дверях общественного дома Массачусетской провинции толпились офицеры. Одни входили, другие выходили с озабоченным видом. О Линкольне доложили не в очередь, и адъютант сейчас же повел его к главнокомандующему, возбуждая ропот других офицеров, пришедших раньше и уже давно дожидавшихся.

В зале, наполненной офицерами высшего ранга, стоял Гэдж, одетый до крайносги просто. Увидав Лионеля, он сейчас же с обычной своей простотой и непритязательностью пошел к нему навстречу.

- Чем я могу служить маиору Линкольну? - сказаж он, ласково беря молодого офицера за руку.

- Сейчас прошел мимо меня полк Вольфа, и я осмелился явиться к вашему превосходительству за приказанием: не следует ли маиору этого полка присоединиться к своим товарищам?

Генерал подумал с минуту и ответил с благосклонной улыбкой:

- Предстоит незначительное аванпостное дело. Оно скоро кончится. Я и так уже разрешил очень большому числу молодых людей принять в нем участие. Многие из них могут быть убиты, и тогда занятие какого-то там несчастного редута обойдется нам черезчур ужь дорого.

- Позволю оебе заметить, что я местный уроженец и что мне следует подавать пример другим.

- Лояльный элемежт здешней провинции представлен в войсках в достаточном количестве, так что вами я могу и не рисковать. Мои совет уже назначил, каким офицерам идти в дело, и мне очень жаль, что в этом списке нет имени маиора Линкольна, так как ему, повидимому, это очень бы хотелось; но я не могу без особенной надобности подвергать опасности его драгоценную жизнь.

Лионель почтительно поклонился, поговорил еще немного с генералом и собрался уже уходить, как вдруг к нему подошел другой генерал, улыбаясь его разочарованному виду, фамильярно и развязно подхватил его под руку и повел из залы.

- Нам с вами сегодня одна участь, Линкольн,- сказал молодой генерал, когда они вышли в переднюю:- ни я, ни вы не назначены в бой. Командовать будет Гоу. Впрочем, дело предстоит неинтересное. Отправимтесь с вами на Коппс-Гилль и будемте там хоть простыми зрителями сего комического "действа", коль скоро нам не позволяют быть его участниками.

- Извините меня, генерал Бергойн,- отвечал Линкольнь,- но, по моему, вы напрасно так легко смотрите на предстоящее дело. Я вашего взгляда безусловно не разделяю. Оно гораздо серьезнее, чем вы думаете.

- Ах, я и забыл, что вы были с Перси на Лексингстонской охоте. Ну, не комическое, скажем, трагическое "действо", если вам так больше нравится. A мне, Линкольн, по правде сказать, уж и надоело торчать в Бостоне и видеть одне эти узкие, извилистые улицы, эти сумрачные дома. Хочется в пустынные равнины... A вот и Клинтон к нам подходит. Мы и его возьмем с собой на Коппс-Гилль и будем все вместе учиться у милейшего Гоу, как нужно маневрировать.

К ним подошел военный средних лет. Он не был так ловок и развязан, как Бергойн, но имел вид воинственньй и серьезный, в прямую противоположность с добродушной, миролюбивой наружностью Гэджа. Все трое вместе вышли из дома губернатора и отправились на Коппс-Гилль.

На улице Бергойн выпустил руку Лионеля и содидно пошел рядом с другим генералом. Лионель с удовольствием воспользовался возможностью отстать немного от своих начальников и стал приглядываться к настроению бостонцев. Из всех окон смотрели бледные, встревоженные лица женщин. Зрители посмелее и полюбопытнее усеяли крыши домов и колокольни церквей. Барабанный бой умолк, но со стороны моря временами слышны были резкие звуки рожков, означавшие, что войска переправляются на другой полуостров. Все это, впрочем, покрывалось грохотом артиллерии, с утра не перестававшей палить.

Нижняя часть города оказалась покинутою жителями. Убегали так поспешно, что у домов остались отворенными двери и окна. Это запустение произвело все-таки некоторое впечатление на обоих гевералов. Они ускорили шаг и скоро вместе с Лионелем пришли на Коппс-Гилль.

Перед ними развернулась вся панорама. Почти как раз напротив находилось селение Чарльстоун, покинутое всеми жителями. На юго0востоке полуострова уже собрались солдаты в красных мундирах. Оружие их ярко блестело на солнце. За селением возвышался холм, на котором был построен американский редут.

Над ужасающе-безмолвным Бостоном возвышался холм Бикон-Гилль, точно отромная пирамида; вершина его была усеяна тысячами людей, смотревших на роковое место; другие зрители взобрались на мачты и реи кораблеи, на карнизы, на купола и колокольни, иногда даже с опасностью для жизни. Военные суда продвинудись далеко вперед по узким рукавам, образующим полуостров, и не переставая обстреливали узкую полосу земли, представлявшую единственный путь сообщения между храбрыми американцами, занимавшими холм, и их далекими согражданами на материке. Войска в красных мунднрах высаживались, отряд за отрядом, на равнину, а с Коппс-Гилля и с кораблей на американский редут сыпались тучи черных дымящихся бомб. Эти бомбы взлетали над холмом и, казалось, не сразу падали на него, а сначала как будто выбирали себе место, где упасть.

Но неустрашимые поселяне все утро держались на занятой позиции не только не думали уходить, но спешно доканчивали земляные работы по укреплению редута. Как ни в чем ни бывало трудились поселяне под оглушительной канонадой. Не зная никаких блестящих мундиров, никаких нашивок, петличек и украшений, одетые в свои обычные простые и грубые костюмы, они держались непоколебимо на своем посту, не имея другого оружия, кроме случайно оказавшагося у каждого в доме и снятого со стены своей фермы. Впоследствии узналось, что у них в это время даже и пищи почти не было, и что они, в довершение всего, с самого начала терпели недоедание, если не полный голод.

Наступил решающий момент. Подъехали к берегу лодки с остальными войсками. Офицеры перебегали от полка к полку, передавая приказания начальства. Началось общее движение английских батальонов. В это время на Бенкер-Гилле появился американский отряд и, несмотря на артиллерийский обстрел, прошел по полуострову, заняв позицию на лугу слева от редута. За этим отрядом прошло еще несколько других. Тотда английский генерал отдал приказ своим войскам готовиться к атаке по всей линии.

ГЛАВА XVI

Гордая Британия не имела причины особенно радоваться своей дорого купленной победе. Она могла тогда убедиться на деле, что её мечты о завоевании никогда не могут сбыться, и что она только напрасно теряет убитыми и ранеными своих старых солдат.

Тумфрис.

Американцы сначала отвечали англичанам на их грозную канонаду выстрелами из своих маленьких полевых орудий, зная, что этими выстрелами много не сделаешь, но желая только показать, что канонады они не боятся. Когда же наступил решительный час, вокруг редута и на нем воцарилась мрачная, зловещая тишина. Американцы, занявшие позицию влево от редута, окружили себя деревянным частоколом и за этим слабым прикрытием ждали нападения,

На Бенкер-Гилле укреплений не было, а флот продоижал обстреливать перешеек, затрудняя сообщения американцев. Но все-таки к ним подходили подкрепления, несмотря на грозный артиллерийский огонь королевских фрегатов. Впрочем, и у Гоу было войска почти столько же, сколько у американцев, и кроме того, к нему всегда могли свободно прибывать подкрепления, подвозимые на лодках. Таким образом, все преимущества были на его стороне.

Войска развернулись в необыкновенном порядке, с замечательной точностью и стройностью движений. Гау разделил свои силы на две части; одна часть должна была штурмовать холм, а другая, оставаясь в резерве, в тоже время мешать сообщениям мятежников с поселянами, остававшимися на лугу. Разделение совершилось быстро. Первая колонна скоро скрылась за большим фруктовым садом, а вторая медленным и мерным шагом двинулась на приступ холма, обстреливая его дорогой из полевых пушек, между тем как с кораблей и с Коппс-Гилльской батареи снова загремела оглушительная канонада.

- Красивое зрелище,- сказал Бергойн, стоя рядом с Линкольном и чувствуя в себе все большее и большее возбуждение.- Как хорошо исполняются все движения! Какой изумительный порядок в строю! Как величественно эта колонна наступает на неприятеля!

Лионель нячего не ответил: он сам был очень взволнован. Впрочем, генерал сейчас же отвлекся и забыл про свой разговор. Английские войска поднимались на холм мерным шагом и с такой точностью, словно на смотру. Между тем это был не смотр, а настоящий штурм. Гордо веяли знамена, военная музыка гремела, выделяясь среди гула орудийной пальбы. Самоуверенная офицерская молодежь торжествующе улыбалась, оглядываясь на город, где все крыши, колокольни и холмы были усеяны зрителями.

Английские ряды приблизялись почти к самым редугам. Батареи умолкли. Редут все время молчал.

- Вот посмотрите, Линкольд, они не будут драться,- сказал опять все тот же генерал.- Они замерли от страха. Наша победа обойдется без кровопролития.

- Посмотрим, сэр, посмотрим!

Со стороны англичан открыт был беглый огонь. Из-за фруктового сада тоже начали стрелять. Весь холм осветился выстрелами. Американцы не отвечали.

Английские войска двинулись дальше вперед и вскоре ихь не стало видно в облаках дыма от их собственной стрельбы.

- Они струсили, эти ваши грозные мужики, соверженно струсили! Они парализованы страхом! - вскричал опять веселый товарищ Лионеля. - Гоу приблизился к ним на двести шагов, не потеряв ни одного человека!

Вдруг среди дыма заблестел огонь, и грянул залп из тысячи мушкетов. Этот залп дали американцы, разом вышедшие из своего бездействия и стрелявшие теперь почти в упор. Лионель смутно видел сквозь дым, что солдагы невольно дрогнули и подались назад. Но вот послышались ободряющие возгласы. Очевидно, они оправились и снова пошли в атаку. Зрители на Коппс-Гилле с тревогой ждали, что будет дальше. В это время сред и них послышался голос:

- Ура! Ура! Пусть собаки-красномундирники попробуют снова полезть на Бридс-Гилль: народ им покажет, что такое закон!

- В воду этого негодяя-бунтовщика! - крикнуло разом с десяток солдат.

- Поставим его лучше перед жерлом пушки и отправим его к его друзьям! - предложили другие.

- Стойте! - крикнул Лионель.- Это юродивый, идиот, дурак. С него нечего спрашивать!

Солдаты укротились. Между тем в дыму стали теперь видны солдаты в красных мундирах, значительно подавшиеся назад.

- Они, должно быть, хотят выманить мятежников из редута,- заметил Бергойн.

- Нет, это не то,- сказал другой, бывший с ним генерал, более суровый и серьезный.- Это просто постыднейшее отступление перед мятежниками. Это новый позор.

- Ура!- закричал опять неисправимый идиот.- Из сада выходят красномундирники! Как они прячутся за фруктовыми деревьями! Ничего, ничего. Пусть идут на Бридс-Гилль. Народ им пбкажет, что такое закон!

На этот раз солдаты молча распорядились: человек двадцать схватили юродивого, подняли кверху и сбросили со скалы прямо в воду пролива. Лионель даже не успел заступиться за несчастного дурака.

Но Джоб упал не в воду, а на самый край берега, и сейчас же вскочил на ноги. Сняв шляпу, он стал ею махать и опять кричать то же самое, потом спустил на воду крошечный челночек, сел в него и быстро поплыл по проливу под градом камней, которыми в него кидали солдаты. Вскоре его челнок замешался среди других лодок и скрылся из вида.

Во время этого вздорного эпизода на Коппс-Гилле главное действие продолжалось. Ветер разнес дым, и стала видна вся кровавая сцена. Генералы смотрели в свои подзорные трубки и сделались очень серьезны. Бергойн дал свою трубку Лионелю и тот ужаснулся, когда увидал перед редутом груду трупов.

В эту минуту на Коппс-Гилль прибежал запыхавшийся офицер и стал что-то торопливо говорить Клинтону.

- Хорошо, сэр,- сказал Клинтон офицеру, когда тот уже уходил.- Все, что вы передали мне сейчас, будет исполнено. Канониры на своих местах, следовательно задержки не будет.

- Да, Линкольн, вот одна из неприятных сторон военной службы,- заметил Бергойн.- Драться, проливать кровь за короля - для солдата счастье, радость, но неприятно, когда становишься орудием мести.

Лионелю не пришлось долго ждать объяснения этих слов: с батареи рядом с ним взвились, свистя, огненные бомбы и понесли разрушение в стоявшее напротив село. Через песколько минут над селом показался густой черный дым, пламя охватило строения, и все местечко запылало.

Тем временем из Бостона подошли новые подкрепления, и колонны опять стали строиться для нового штурма американских позиций.

После первого неудачного штурма, когда англичане отступали, на гребне редуга показался высокий, представительный старик, который посмотрел на движения англичан, поговорил с каким-то другим американцем, и оба опять скрылись за редутом.

Лионель расслышал, как кто-то рядом с ним назвал старика Прескоттом из Пеппереля, а в другом американце, который был со стариком, маиор сам узнал своего знакомого незнакомца - главу "каукусов".

Снова двинулись батальоны к роковому месту. Опытный воин, генерал Клинтон, стоявший рядом с Лионелем, тихо сказал, как бы про себя:

- Если он запретит солдатам стрелять, а велит ударить в штыки, редут будет взят в одну минуту.

Но солдаты не выдержали, начали стрелять. Опять американцы ответили громовым залпом, и опять все закрылось густым дымом. Перестрелка продолжалась. Английскую стрельбу легко можно было отличять от американской: залпы обученных солдат были правильнее и точнее. И вот эти правильные залпы стали заметно ослабивать...

Дым поразсеялся, стал не так густ, и все увидали, что расстроенные колонны англичан опять, во второй раз отстудают в страшнейшем беспорядке. Офицеры, с саблями на голо грозят, усовещивают, ничто не помогает. Солдаты бегут к лодкам и садятся в них.

Сзади, в Бостоне, глухой ропот удовольствия, торжества. Толпа сдержанно ликует.

Бергойн стоит и кусает себе губы. Лионель оборачивается на Клинтона и видит, что тот исчез. Но Лионель успевает заметить, что Клинтон садится в лодку. Тогда он бежит и кричит ему:

- Радя Бога, возвмите меня с собой! Вспомните, что мой 47-й полк дерется на поле битвы, и что я в нем маиор.

- Примите его!- говорит Клинтон гребцам.

Он рад, он доволен, что с ним будет преданный друг...

Когда лодка отъехала от берега, у Лионеля сначала как будто закружилась голова, но он скоро опомнился и стал глядеть на сцену перед собой. Селение Чарльстоун было кругом в огне. В воздухе свистели ядра, выпускаемые с кораблей. Среди этого смятения и гула Клинтон и Лионель вышли на землю. Первый сейчас же бросился к расстроенным рядам, привел их в порядок, ободрил солдат. Но их долго пришлось уговарявать, потому что двукратная кровавая неудача сильно уронила их дух.

Командующий генерал, однако, не растерялся среди всеобщего уныния и расстройства. Но из всей блестящей молодежи, вышедшей с ним, не осталось никого, кто бы не был убит или ранен. Тем не менее он спокойно и энергично отдавал приказания. Понемногу паника улеглась, офицерам снова удалось взять солдат в свои руки.

Начальники переговорили между собой и немедленпо был решен новый приступ. Впереди поставили свежия войска; колонну, посланную на луг, отозвали оттуда почти в полном составе. Все войско разделили на три колонны для одновременной атаки редута с трех сторон. Подошел отряд морской пехоты со старым маиором во главе. Явился расстроенный, унылый Несбит со своим полком, в котором Лионель безуспешно искал своего друга Польварта.

В несколько минут штурмующия колонны дошли до неумело построенного редута, перешли через ров и, осыпаемые пулями, кинулись в штыки.

Лионель шел со своям полком. Перепрыгивая через ров, он едва не наткнулся на труп маиора морской пехоты: мертвые глаза ветерана, казалось, еще продолжали гореть злобой и местью. Мэк-Фюз взобрался на парапет впереди своей роты и тут же упал, сраженный пулей. Но штыковой бой был непродолжителен. Американцы его не выдержали и были выбаты из редута, оставивши в нем гору трупов.

Лионель продолжал идти вперед, преследуя бегущего неприятеля, и заметил среди других убитых главу каукусов, который лежал на траве в большой луже собственной крови. Среди яростных криков последней решительной минуты молодой офицер остановился и оглянулся кругом с надеждой, что кровопролитию наступает конец. В эту минуту его блестящая офицерская форма привлекла на себя внимание одного раненого и умиравшего американца, которому захотелось принести еще одну жертву теням своих соотечественников. Собрав остаток сил, он сделал выстрел, и Лионель упал без чувств к ногам сражающихся.

Никто даже и не попробовал его поднять: смерть или рана простого офицера в этот кровавый день была делом слишком обыкновенным. Американцы сбежали с холма, унося своих раненых и почти не оставляя пленных. Условия местности были для них благоприятны, ядра пролетали у них над головами, и они благополучно пришли на Бенкер-Гилль. За соседний холм отступили и те поселенцы, которые стояли на лугу за деревянным частоколом. Англичане утомились и стали отдыхать, а американцы под огнем артиллерии снова переправились обратно через пролив, не потеряв от ядер ни одного человека, точно заговоренные от смерти.

День подходил к концу. Неприятеля нигде не было видно. Корабли и батареи прекратили огонь. Потрясенная равнина погрузилась в глубокое безмолвие. Войска принялись укреплят холмы, на которых они остановились, чтобы хоть чем-нибудь отметить свою бесплодную победу, нисколько не радостную, а, напротив, очень прискорбную для королевских генералов.

ГЛАВА XVII.

Она говорит и ничего не высказывает. Что это значит? Ея взгляд говорит яснее... я ей отвечу.

Шекспир: "Ромео и Джульета".

Сражение при Бенкер-Гилле произошло тогда, когда еще сено на лугах не было убрано, но с тех пор миновали летния жары, прошли ноябрьские заморозки с падением листьев и начались февральские бури и мятели, а маиор Линкольн все еще лежал на той самой постели, куда его перенесли раненого, в бессознательном состоянии, с роковых холмов Чарльстоунского полуострова. Пуля, засевшая в теле Лионеля, приводила в смущение лучших английских хжрургов. Положение её было таково, что для её извлечения требовалась очень рисковакная операция, на которую хирурги никак не могли решиться. Если бы дело шло о простом смертном, они бы, вероятно, не стали долго раздумывать, но ведь Лионель был единственный наследник Линкольнов.

Наконец, из Европы приехал молодой, предприимчивый хирург, когорому еще нужно было делать карьеру. Будучи, может быть, ученее и искуснее своих коллег, он признал операцию необходимой и возможной. Коллеги презрительно улыбнулись, а он в ответ на их улыбки презрительно промолчал. В конце концов друзья Лионеля, не видя улучшения, согласились на операцию, и когда смелый молодой хирург сделал ее, то она блистательно удалась. Пуля была извлечена, и Лионель вступил на путь выздоровления.

Кто был искренно рад выздоровлению маиора, так это его Меритон. Фатишка-лакей был всей душой привязан к своему барину.

- Ведь вас ранили беззаконно, сэр,- говорил он.- Кроме раны мушкетной пули, вы получили несколько ран штыком и по вас проехала кавалерия. Я это знаю от солдата из Ирландского Королевского полка. Он лежал рядом с вами и тоже остался жив, и может все это подтвердить. Если бы вам понадобилась пенсия, он бы все это показал под присягой. Отличный человек этот Теренс.

- Хорошо, хорошо, Меритон,- сказал, улыбаясь, Лионель и машинально ощупал свое тело, когда Меритон затоворил о штыковых ранах.- Только, должно быть, этот солдатик приписал мне свои собственные повреждения. Немного спутал. Рану пулей я признаю у себя, но штыком меня, кажется, никто не ударял, и кавалерия меня не топтала.

- Как же вы признаете рану пулей, когда вы и пули-то еще не видали? - возразил Меритоп.- A я, сэр, могу вам ее показать. Я ее спрятал и буду беречь всю жизнь, а когда умру, велю положить с собой в гроб. Она пробыла семь месяцев у вас в теле, а теперь находятся у меня в кармане. И молодчвна же этот молодой хирург, который сумел ее вытащить. Ведь как трудно было: мешала какая-то артерия... забыл, как она называется.

Говоря это, Меритон показал барину сплющенную пулю.

Лионель протянул руку к кошельку, который Меритон каждое утро клал ему на стол и каждый вечер убирал, достал из него несколько гиней и подал их Меритону, говоря:

- Вот этого золота, кажется, будет достаточно для того, чтобы уравновесить эту пулю. Девайте ее куда хотите, но чтоб я больше никогда ее не видал.

Меритон хладнокровно взглянул на оба металла, как бы соображая стожмость золота, по сравнению со свинцом, потом небрежно сунул гинеи в один карман, а пулю завернул в бумажку я спрятал в другой.

- Я ведь все это время был не в полном сознании, пока не вынули пулю,- продолжал Лионель,- и помню все лишь очень смутно с тех пор, как меня ранили на холмах Чарльстоуна. Мне кажется, что все это время я был не в полном рассудке.

- Боже мой, сэр! Вы иногда меня бранили, иногда хвалили, но делали все как-то вяло, безучастно. У вас давно не было такого хорошего лица, как сегодня утром.

- Очевидно, меня раненого перенесли в дом к мистрисс Лечмер; я узнаю комнату и обстановку.

- Действительно, сэр, мистрисс Лечмер потребовала, чтобы вас перенесли к ней в дом. Это лучший дом в городе. Но она, повидимому, утратит на него свои права, если с вами что-нибудь случится.

- С чего вы это взяли?

- С её слов. Она сюда ходила каждый день навещать вас, и я сам слышал, как она говорила сама с собой, что если вы умрете, то погибнут все надежды её семьи.

- Так вот кто это ко мне приходил: мистрисс Лечмер!- задумчяво проговорил Лионель.- Кажется, я помню, что к моей постели часто подходила женщина, но только молодая, моложе моей тетки и гораздо подвижнее.

- И вы не ошибаетесь, сэр. За вами ходила такая сиделка, лучше которой не найдешь не только здесь, но даже в Лондоне.

Поссет (Питье из вина с сахаром и мускатным орехом.) и негус (Питье вроде лнмонада с вином.) она приготовляет, как никто.

- Кто же эта талантливая особа?

- Мисс Агнеса, сэр. Мисс Агнеса Дэнфорт. Замечательно ходит за больными, сэр, хотя и не охотница до королевских войск, это видно.

- Мисс Дэнфорт! - разочарованно повторил Лионель.- Но ведь не одна же она все время за мной ходила, надеюсь? Помогал же ей кто-нибудь?

- Извините, сэр. Я тоже ходил за вами. Делал, что мог. Но, конечно, где же мне приготовить негус так, как это делает мисс Агнеса. ...

- Вас послушать, так я все это время только и делале, что дил вино. Довольно о напитках, Меритон. Это скучно. Скажите лучше, навещал ли меня кто-нибудь из друзей и знакомых.

- Простите, сэр. Командующий войсками каждый день присылал кого-нибудь из своих адъютантов узнавать о вашем здоровье. Лорд Перси сам заезжал несколько раз.

- Ну, это все светские визиты. A из бостонских родных? Мисс Дайнвор уехала из города?

- Нет, сэр,- отвечал Меритон, хладнокровно расставляя всевозможные пузырьки и рюмки на столе.- Эта мисс Сесиль такая домоседка

- Здорова она?

- Как я рад, что вы так говорите. С живостью с такой. Да, сэр, она здорова. Не слыхал, чтобы она была больна. Но ей куда до своей кузины, до мисс Агнесы! Ta такая знающая, энергичная, деятельная.

- Чудак! Почему вы так о ней судите?

- Она ленива, никогда не занимается женскими работами. Она здесь у вас, сэр, просиживала целымй часами на том самом кресле, на котором вы изволите сидеть, и не двигалась, а только вздрагивала, когда вы, бывало, вздохнете или простонете. Я думаю, что она сочиняет стихи, потому и любит так неподвижность.

- Вот как! - сказал Лионель, с интересом поддерживая разговор.- Из чего же вы заключили, Меритон, что мисс Дайнвор сочиняет стихи?

- Она часто держит в руках одну бумагу и все ее читает и перечитывает, как будто заучивает наизусть. A я заметил, что так делают все поэты.

- Какую бумагу? Не письмо ли? - вскричал Лионель с такой горячностью, что Меритон от неожиданности выронил из рук посуду, которую он в то время вытирал. Вещь упала на пол и разбилась.

- Боже мой, сэр! С какой горячностью вы это сказали! Совсем как в прежнее время!

- Я уж очень удивился вашим глубоким познаниям в поэзии, Меритон.

- Все зависит от практики, сэр, но у меня практики нельзя сказать, чтобы было много. Впрочем, я однажды сочинил эпитафию поросенку в Рэвенсклиффе, когда мы последний раз туда ездили, а в другой раз написал стихи по поводу вазы, которую разбила горничная леди Бэб...

- Хорошо, Меритон, когда я буду покрепче, я попрошу вас прочесть мне эти два ваших произведения, а теперь пошли бы вы в буфет да посмотрели бы, не найдется ли там чего-нибудь для меня? Я чувствую признаки возвращающагося здоровья.

Обрадованный лакей сейчас же побежал куда нужпо. Лионель остался один и задумался, опустив голову на руку. Он переменил свою позу только тогда, когда через несколько минут услыхал чьи-то легкие шаги. Вошла Сесиль Дайнвор, но кресло с Лионелем стояло так, что она не мотла это заметить. Тихо-тихо подошла она к кровати и отдернула полог. Лионель следил за её движениями. Увидав, что кровать пуста, она быстро обернулась в сторону кресла и встретмась глазами с блестящим, ясным взглядом Лионеля. Такого сознательного взгляда она не видала у него уже несколько месяцев. В радостном изумлении, она подбежала к нему, взяла его протянутую руку и вскричала:

- Лионель, милый Лионель! Значит, вам лучше? О, как я должна благодарить Бога, что вижу вас таким!

Сесиль сжимала руку Лионеля в обеих своих. В одной из её рук он почувствовал бумату и взял ее, не встретив сопротивления.

- Милая Сесиль,- сказал он, взглянув на бумагу,- это мое письмо. Я это написал вам, когда шел в сражение, и выложил в нем все тайны своего сердца. Вы его сберегли. Скажите, должен ли я из этого понят, что у меня есть хорошая надежда?

Сесиль опустила глаза и закрыла руками вспыхнувшее ярким румянцем лицо. Потом, по женскому обычаю, залилась слезами. Впрочем, эти слезы молодой маиор скоро сумел осушить...

- Вы прочли мое письмо на другой же день после битвы?- спросил Лионель свою возлюбленную.

- Да. Вы распорядились, чтобы письмо было мне передано только в том случае, если вас убьют, но вы были все это время в таком положении, которое не лучше смерти. Ах, какой ужас мы пережили!

- Не будем больше никогда о нем вспоминать, Сесиль. Впереди нас ждет здоровье и счастье. Я с своей стороны все силы употреблю, чтобы сделать вас счастливой.

- Я это знаю, Линкольн, и верю вам вполне.

Лионель тихо привлек ее к себе, не встречая сопротивления, и обнял. На лестнице послышались шати. Сесиль быстро встала и, не поворачивая к Лионелю своего покрасневшего лица, выбежала вон.

ГЛАВА XVIИИ.

...Он мертв!

Бюсь об заклад, готов дукат проспорить,

Что мертвый он!

Фенимор Купер - Лионель Ликольн или осада Бостона (Lionel Lincoln or the Siege of Boston). 3 часть., читать текст

См. также Фенимор Купер (Fenimore Cooper) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Лионель Ликольн или осада Бостона (Lionel Lincoln or the Siege of Boston). 4 часть.
Шекспир: Гамлет . По лестнице, между тем, все кто-то поднимался тяжело...

Лионель Ликольн или осада Бостона (Lionel Lincoln or the Siege of Boston). 5 часть.
- Сесиль! Это Сесиль!- воскликнула Агнеса, бросаясь из комнаты.- Ах, н...