Фенимор Купер
«Красный корсар (The Red Rover). 3 часть.»

"Красный корсар (The Red Rover). 3 часть."

- Мои.

- Что хотите вы сказать этим? Подумайте, ведь это слабость, это безумие.

- Похож ли я на безумного?- спросил Уильдер.- Чувство, которое руководит мною, может быть ложно, но каково бы оно ни было, оно срослось с моими привычками, мнениями, убеждениями. Честь запрещает мне оставить корабль, которым я командую, пока на воде остается хоть одна доска.

- Но какую пользу может принести в таких обстоятельствах один человек?

- Никакой!- ответил он с грустной улыбкой.- Я должен умереть, чтобы и другие, когда будут на моем месте, исполнили также свой долг.

Мистрис Уиллис и Гертруда стояли неподвижно, со страхом и сочувствием всматриваясь в его спокойное лицо с блестящими глазами.

- Если бы я знала, что делать!- вскричала мистрис Уиллис.- Говорите, молодой человек; дайте нам советы, которые вы дали бы своей матери и сестре.

- Если бы я был так счастлив, что имел бы таких близких, таких дорогих людей,- горячо ответил он,- ничто не могло бы разлучить нас в подобную минуту.

- Есть ли какая-нибудь надежда для тех, кто остается на этих обломках?

- Очень мало.

- А на шлюпке?

Прошло больше минуты, прежде чем Уильдер ответил. Он снова взглянул на неизмеримый, блестящий горизонт и заботливо изучал небо.

Ничто не ускользнуло от его внимания, и чувства, волновавшие его, отражались на его лице.

- Клянусь моей честью, честью, которая обязывает меня не только советовать, но и оберегать женщин, я не доверяю погоде. Я думаю, шансы равны.

- Тогда останемся здесь!- сказала Гертруда, и в первый раз с момента начала разговора румянец окрасил ее щеки.

- Сходите, сходите!- нетерпеливо кричал Найтгед.- Каждая минута света - теперь неделя, каждая минута тишины - год жизни. Сходите, сходите, или мы вас оставим!

Мистрис Уиллис не отвечала, но вся фигура ее выражала нерешительность. Тогда раздался шум весел, и шлюпка скользнула мимо.

- Стойте!- закричала гувернантка, приняв внезапное решение.- Возьмите мое дитя и оставьте меня!

Какой-то жест и несколько неясных слов лейтенанта были единственным ответом на этот призыв. Все три женщины - мистрис Уиллис, Гертруда и негритянка Кассандра - остались покинутыми.

Никто из оставшихся не произнес ни слова. Каждый жадно следил глазами за удалявшейся лодкою. Уильдер оперся головою на руку, словно его голова кружилась от сознания ответственности, которую он принял на себя, но эта минута слабости скоро прошла, и к нему вернулась его обычная твердость.

- Они уехали!- проговорил он, тяжело переводя дыхание.

- Они уехали!- повторила гувернантка, бросая тревожный взгляд на Гертруду.- Нет больше надежды!

Гертруда бросилась в объятия мистрис Уиллис, и несколько мгновений они оставались в таком положении, крепко обнявшись.

- А теперь, моя дорогая,- произнесла Гертруда, высвобождаясь из объятий мистрис Уиллис,- доверимся искусству мистера Уильдера. Он предвидел и предсказал эту опасность. Почему не поверить ему теперь, когда он предсказывает наше спасение?

- Предвидел и предсказал!- повторила мистрис Уиллис.- Мистер Уильдер, я не хочу просить у вас теперь объяснений, но вы не откажетесь сообщить ваши надежды.

Уильдер поспешил удовлетворить это любопытство. Мятежники оставили самую большую шлюпку в виду того, что потребовалось бы слишком много времени, чтобы спустить ее в океан, так как она была стиснута двумя упавшими мачтами. В нее-то Уильдер предполагал перенести все необходимое, войти со своими спутницами и ждать решительной минуты, когда корабль погрузится в воду.

- И это вы называете надеждой!- воскликнула мистрис Уиллис, и разлившаяся по ее лицу бледность выдала ее разочарование.- Я слышала, что бездна, поглощающая корабль, увлекает вслед за ним также малейшие предметы.

- Это бывает иногда. Ни за что в мире не хотел бы я обмануть вас.

- Это ужасно!- сказала гувернантка.- Неужели нет никакого способа спустить шлюпку в воду раньше рокового момента? Кассандра одна,- прибавила она,- обладает почти мужскою силою.

- Если бы она имела силу двадцати мужчин, я не решился бы спустить шлюпку без помощи машины. Но мы теряем время. Я сойду вниз, чтобы взглянуть, сколько времени продлится для нас неизвестность, и тогда займемся приготовлениями к отъезду. В этом вы можете мне помочь.

Через некоторое время Уильдер, мрачный, поднялся на палубу.

Пока женщины занялись приготовлениями, Уильдер оснастил мачты шлюпки, приготовил паруса и другие снаряды, необходимые в случае успеха.

Среди этих забот два часа прошли так быстро, как-будто минуты стали секундами. За это время молодой человек окончил свою работу. Он отрубил веревки, прикреплявшие шлюпку к кораблю, но оставил ее на прежнем месте.

Приняв эти меры предосторожности, он пригласил в лодку своих спутниц. Сам он поместился на корме шлюпки и уверенным видом старался вдохнуть женщинам часть своей твердости.

В течение целых часов полной неизвестности разговор между ними, доверчивый и даже дружеский, не раз прерывался долгим молчанием и раздумьем.

Шли минуты, часы, прошел целый день. Над бесконечной ширью океана сгустилась ночь.

Уильдер вздрогнул, заметив на поверхности воды мрачные силуэты акул, плававших вокруг "Каролины", как-будто они инстинктивно чувствовали, что все, находящееся на этом корабле, обречено им в жертву. Но вот поднялась луна и окутала обманчивым и нежным светом эту ужасную картину.

В это время в нижней части судна послышался глухой, угрожающий шум, и заключенный внутри корабля воздух вырвался с шумом, похожим на залп.

- Теперь держитесь за веревки!- закричал Уильдер задыхающимся голосом.

Его слова были покрыты шумом волн. Судно погрузилось, как кит, и, подняв корму, быстро пошло ко дну.

Шлюпка была увлечена вслед за кораблем и на мгновение круто поднялась.

Когда остатки судна исчезли в бездне, нос ее врезался в волны, и она почти наполнилась водой.

Но так как она была крепкой и легкой, то силой толчка оказалась выброшенной на поверхность и со страшной быстротой завертелась на волнах. Потом все приняло прежний, спокойный вид. Лучи луны играли на воде совершенно спокойно, как на поверхности озера, окруженного цепью гор, дающих ему свою тень.

ГЛАВА XVIII

- Мы спасены!- вскричал Уильдер.- Мы спасены, по крайней мере, на время.

Женщины спрятали свои лица в складках платья, и гувернантка подняла голову только тогда, когда ее спутник дважды повторил, что грозная опасность миновала.

Со всех сторон виднелось безграничное пространство воды.

- На такой хорошей шлюпке и при благоприятном ветре мы можем надеяться достигнуть земли через сутки!- вскричал с жаром Уильдер.- Было время, когда в такой славной шлюпке я бы не колебался проехать вдоль всех берегов Америки.

Была уже глубокая ночь, но положение путешественников, участь которых зависела от погоды, ничем не изменилось. Скоро подул норд-вест, неся с собою суровый холод со стороны Канады.

- А, я узнаю тебя!- прошептал Уильдер, когда первый порыв ветра ударил в его паруса и закачал лодку.- Я узнаю тебя по этому запаху пресной воды. Истощи свои силы на озерах и не приходи сюда, чтоб задерживать утомленного моряка и удлинять тяжелый переход из-за твоего упрямого бешенства.

- Что вы говорите?- спросила Гертруда.

- Спите, мисс,- ответил он таким тоном, словно ему было неприятно, что его прервали в такой момент.

- Какая-нибудь новая опасность?- спросила молодая девушка.- Не бойтесь сказать мне, что нас ожидает самое ужасное. Я чувствую, что ветер усилился.

- А вы знаете, куда идет шлюпка?

- К земле, я думаю.

- Если мы пойдем в этом направлении, нам надо переплыть весь Атлантический океан, прежде чем мы увидим землю.

Гертруда ничего не ответила и умолкла.

Но шум воды и ветра скоро привлек взоры всех трех женщин к Уильдеру.

- Что вы думаете о нашем положении?- спросила мистрис Уиллис Уильдера, пристально смотря на него.

- Мы можем еще надеяться держаться пути кораблей, имеющих сообщение с большими северными портами.

- Что я вижу там?- вдруг вскричала негритянка Кассандра, большие черные глаза которой без всякого беспокойства, только с любопытством всматривались в горизонт.- Мне кажется, я вижу на воде большую рыбу.

- Это шлюпка!- вскричал Уильдер, вспрыгнув на скамейку, чтобы рассмотреть темный предмет, который колыхался на волнах в сотне метров от того места, где была их шлюпка.

- Гоэ! Го! Шлюпка! К нам! Эй! Го! Шлюпка! К нам!

В эту минуту свист ветра раздался в его ушах, но ни один человеческий голос не донесся со шлюпки.

Темный предмет приближался. Вдруг негритянка испустила пронзительный крик, оставив руль, который незадолго перед тем передал ей Уильдер, и, упав на колени, закрыла лицо обеими руками.

Уильдер инстинктивно поглядел, куда взглянула она, и увидел полуодетый, обезображенный труп, плывший среди пены.

На вершине волны он как-будто остановился на мгновение, его волосы бились по воде, потом мертвое тело скользнуло мимо шлюпки, поднялось на волну и исчезло.

Не только Уильдер, но и Гертруда, и мистрис Уиллис сразу узнали черты Найтгеда.

- Их шлюпка была слишком нагружена,- произнес Уильдер.

- Вы думаете, что никто не спасся?- спросила мистрис Уиллис невнятным голосом.

- Никто. Эта лодка и то, что на ней,- все, что осталось от "Королевской Каролины".

- Неужели нельзя было предвидеть этой катастрофы?- продолжала гувернантка, пристально смотря в лицо Уильдера.

- Конечно, нет.

- А разве опасность, на которую вы так часто и так таинственно делали намеки, не имеет никакого отношения к тому, что произошло с нами?

- Никакого.

- И она прошла с переменою нашего положения?

- Надеюсь.

- Смотрите!- прервала Гертруда; порывисто опираясь на плечо Уильдера.

- Это корабль!- вскричала радостно гувернантка.

В самом деле, на расстоянии мили можно было заметить корабль, грациозно и свободно покачивавшийся на волнах, с которыми лодка боролась с такими усилиями. Корабль нес только один парус

Уильдер сохранял мрачный и беспокойный вид.

- Теперь,- сказала ему мистрис Уиллис, пожимая его руки,- мы можем надеяться на наше спасение, и тогда, мужественный и благородный молодой человек, мы будем иметь случай доказать вам, какую цену мы придаем вашим услугам.

- Может-быть, не так легко достигнуть этого корабля, как вам кажется. Ураган может помешать нам. Теперь же ветер не таков, чтобы привести нас к нему.

- Они нас видят, они ждут нас!

- Нет, нет, на наше счастье, нас еще не видят. Эти тряпки наших парусов смешиваются с пеной. Они принимают нас за чайку.

- На наше счастье?!- вскричала Гертруда, с удивлением смотря на Уильдера.

- Разве я сказал это? Я ошибся в выражении. Это военный корабль.

- Может-быть, королевский крейсер? Тогда еще больше оснований надеяться на хороший прием. Дайте какой-нибудь сигнал.

- Вы забываете, что у этих берегов часто встречаются враги.

- Я не боюсь благородного врага. Даже пират не отказал бы в приюте женщинам, находящимся в таком отчаянном положении.

Глубокое и продолжительное молчание наступило после этих слов.

- Мы можем стать в положение, которое предоставит нам свободу дальнейших движений,- произнес, наконец, Уильдер.

Его спутницы не знали, что отвечать. Мистрис Уиллис до такой степени была поражена холодностью, с которой Уильдер принимал спасение, что она старалась найти этому какую-нибудь причину и не задавала бесполезных вопросов. Гертруда была удивлена поведением Уильдера, но верила, что, должно-быть, у него есть достаточные основания. Одна Кассандра не сдалась так легко. Она схватила багор, прикрепила к нему незаметно от Уильдера кусок полотна, спасенный при крушении, и минуту или две высоко держала его. Но при виде мрачного, угрожающего лица Уильдера она поторопилась опустить сигнал.

Вслед за этим облако дыма окутало борт корабля, и раздался пушечный выстрел, звук которого был ослаблен встречным ветром.

- Слишком поздно колебаться,- произнесла мистрис Уиллис.- Кто бы ни был этот корабль, друг или враг, нас увидели.

Уильдер ничего не ответил, но продолжал следить за всеми движениями корабля.

- Слишком поздно!- прошептал он, направляя шлюпку к кораблю.

На палубе корабля стоял энергичный человек, отдавая матросам необходимые приказания. Полные волнения и тревоги, Гертруда и мистрис Уиллис были приняты на борт. Уильдер и негритянка следовали за ними, а шлюпка, как лишняя тяжесть, была оставлена на волю волн.

Тогда двадцать матросов влезли на снасти, ставя паруса один за другим, и когда все они были развернуты, корабль полетел с быстротою птицы.

ГЛАВА XIX

Прошла неделя. Корабль Корсара, избороздив за это время океан на тысячи миль, ускользая от королевских крейсеров и избегая различных встреч скорее из прихоти, чем по какой-либо другой причине, находился сейчас уже в более мягком климате и в более спокойной части моря.

Экипаж корабля был уже на ногах. Полсотни здоровых матросов висели со всех сторон на снастях, одни - смеясь и перекидываясь шутками, другие - занимаясь работой. На палубе показались три или четыре молодые человека в какой-то морской форме, не принадлежавшей, в сущности, ни одной нации.

Несмотря на господствовавшее на корабле внешнее спокойствие, у каждого из них за поясом был заткнут короткий, прямой кинжал. Один из матросов наклонился над бортом, его мундир распахнулся, и из-под него выглянула рукоятка небольшого пистолета. Но так как между людьми не замечалось и тени недоверия, то наблюдатель мог объяснить все эти предосторожности простой привычкой. Два часовых, мрачные и суровые, одетые, как сухопутные солдаты, свидетельствовали о бдительности, господствовавшей на корабле. Матросы были, несмотря на все эти суровые признаки, совершенно беззаботны, так как, очевидно, давно привыкли к военному характеру судна.

"Генерал" Корсара находился тут же и стоял позади матросов.

Но одного человека можно было отличить от всех окружавших по достоинству, с которым он держал себя, и повелительному, несмотря на спокойную позу, виду. Это был Корсар.

Он стоял один, в стороне, и никто не решался приблизиться к тому месту, которое он избрал для себя. Его острый взгляд скользил по всем частям корабля, иногда останавливаясь на легких и прозрачных облаках, плывших по небу, и тогда лицо его омрачалось. Временами его взгляд становился совершенно суровым. Прекрасные волосы спадали локонами. Пистолеты болтались у пояса его синего мундира с галунами, а сбоку висел турецкий ятаган, легкий и несколько изогнутый, как стилет, с итальянской отделкой.

На корме и мостике, отдельно от всех, находились мистрис Уиллис и Гертруда. Они ни взглядом, ни жестами не выражали волнения, которое они могли бы чувствовать среди этих, стоявших вне закона, людей. Наконец мистрис Уиллис подозвала к себе Уильдера.

- Я сейчас говорила Гертруде, что вон там наше спасение,- сказала она, указывая вдаль,- но бедное дитя очень взволновано и говорит, что не успокоится до тех пор, пока не увидит своего отца. Знакомы ли вам эти места, Уильдер?

- Да, я часто здесь бывал.

- Так, может-быть, вы мне скажете, какая это земля, вон там?

- Земля?- сказал он с удивлением.- Разве показалась земля?

- А то как же? Уже несколько часов раздаются об этом возгласы с мачт.

- Очень может-быть. Мы, моряки, после ночного дежурства многое можем упустить из вида.

Во вгляде мистрис Уиллис мелькнуло подозрение и какой-то безотчетный страх.

- Неужели вид счастливой Америки уже потерял для вас всю свою прелесть? Вы так хладнокровно приближаетесь к ее берегам. Эта любовь к коварной и опасной стихии для меня непонятна.

- Действительно ли моряки имеют такую исключительную привязанность к своей профессии?- с жаром спросила Гертруда.

- В этом безумии нас часто обвиняют,- ответил Уильдер.

Гертруда не продолжала разговора и опустила глаза, как бы глубоко задумавшись над этой упрямой привязанностью, которая делает человека нечувствительным к радостям тихой жизни и заставляет увлекаться опасностями океана.

- На корабле прошла большая часть моей жизни,- задумчиво произнесла гувернантка,- это было печальное и несчастное время в моей жизни. В порядке ли это вещей, мистер Уильдер, что чужому человеку, как вы на этом корабле, доверяют командование?

- Конечно, нет!

- Но вместе с тем, насколько я понимаю, вы исполняете обязанности первого лейтенанта с тех пор, как мы были приняты на борт этого корабля.

Уильдер, повидимому, искал слов для ответа.

- Диплом лейтенанта всегда уважается.

- Вы офицер коронной службы?

- Что же другое могло доставить мне это место? Смерть сделала вакантным место на этом... крейсере.

- Но скажите мне,- продолжала гувернантка,- всегда ли офицеры являются среди, своего экипажа вооруженными, как сейчас?

- Это воля нашего командира.

- Этот командир, очевидно, искусный моряк, но в то же время - человек, вкусы и капризы которого так же необыкновенны, как и наружность. Я уверена, что я уже видела его, и притом недавно.

Мистрис Уиллис замолчала и стала всматриваться в спокойное и неподвижное лицо человека, все в той же позе стоявшего вдали от покорного его воле экипажа.

- Давно вы знаете капитана Гейдегера?- спросила она.

- Мы уже встречались.

- Это имя кажется немецким. Я уверена, что слышу его в первый раз. Было время, когда я знала почти всех офицеров королевской службы в этом чине, по крайней мере, хоть по имени. Давно ли его семья обосновалась в Англии?

- Это вопрос, на который он сам сумеет ответить лучше,- ответил Уильдер, заметив приближение Корсара.- Но мои обязанности призывают меня.

Уильдер отошел с недовольным видом. В это время капитан подходил к дамам с утренним приветствием. В манерах Корсара не было ничего, что могло бы пробудить даже самую чуткую ревность. Они были холодны, и он казался озабоченным.

- Вот вид,- сказал он, указывая пальцем на голубоватые очертания земли,- который доставляет наслаждение жителю земли и внушает ужас моряку.

- Разве моряки испытывают такое отвращение при виде стран, где находят удовольствие жить тысячи им подобных?- спросила Гертруда.

- И мисс Грейсон в том числе?- спросил Корсар с улыбкой, показывавшей, что за шуткой скрывалась ирония.- После всего, что вы испытали, я не удивляюсь вашему отвращению к нашей стихии. Но никакое озеро не будет спокойнее этой части океана. Если бы мы подвинулись к югу, я показал бы вам скалы и горы, заливы, холмы, увенчанные зеленью, беспечных рыбаков, хижины,- самую прелестную, мирную картину.

- А я хотела бы привести вас на север и показать вам черные, грозные облака, зеленое, гневное море, скалы, холмы и горы, которые существуют лишь в воображении человека, который тонет.

Было заметно, что воображение Гертруды еще полно недавними ужасами. Проницательный взгляд Корсара угадал это. Чтобы не возбуждать воспоминаний о перенесенном женщинами, Корсар переменил тему разговора.

- Есть люди, которым море не доставляет никакого удовольствия. Мы же имеем здесь свои балы, своих артистов.

- Бал без женщин - удовольствие мало приятное.

- Гм! Мы имеем еще наш театр; фарсы и комедии помогают нам проводить время.

- А вы играете роль церемониймейстера на балах?- смеясь, спросила Гертруда.

- Угодно вам фигурировать в балете? Будет ли мой бал украшен вашим присутствием?

- Я? С кем?

- Вы хотели рассеять наши сомнения насчет вашего уменья развлекаться,- сказала гувернантка.

- Я не отказываюсь от этого намерения.

Корсар повернулся к стоявшему недалеко Уильдеру и проговорил:

- Дамы сомневаются в нашей веселости, мистер Уильдер; пусть боцман свистнет в свой магический свисток и крикнет экипажу: "к развлечениям!"

Молодой моряк пошел отдать необходимые приказания. Вскоре раздался пронзительный свист и вслед за ним грубый голос Найтингеля:

- Гола, все к развлечениям!

Едва раздалась эта команда, как тихие разговоры, слышавшиеся среди экипажа, прекратились, и со всех уст слетел дружный крик. В одно мгновение все оживились. Мачтовые матросы весело бросились по снастям и веревкам. Остальные, менее ловкие, спешили занять удобные позиции, чтобы приготовить своим товарищам развлечения.

Под общие крики и суматоху собралась небольшая группа; это была группа солдат, собранная генералом. Между нею и остальными матросами существовала неприязнь, иногда доводившая их до настоящих столкновений.

Матросы быстро рассеялись по мачтам, захватив с собою ведра, приготовленные на случай пожара. Солдаты пошли на них в атаку, но их быстро окатили водою из ведер.

Тогда они выдвинули взамен артиллерии небольшую помпу, но матросы удивительно ловко с громким хохотом рассеялись по снастям. Промоченные до костей, горя злобой, солдаты затеяли трудное предприятие, решив взобраться на мачты. Вид тяжело и медленно взбиравшихся на мачты солдат произвел на матросов то же впечатление, какое производит на паука вид ползущих мух. Лишь только последний из отряда очутился на снастях, как двадцать матросов бросились на них с марса, чтобы овладеть своей добычей. Два или три смельчака были моментально зашвартованы на месте, не имея возможности сделать ни одного движения.

Остаток отряда был быстро поднят при помощи блоков на мачты.

Среди общего шума один из матросов обращал на себя внимание своим важным и озабоченным видом. Сидя на мачте с такой уверенностью, словно он сидел на софе, матрос этот занимался осмотром пленника, который, переходя из рук в руки, попал к нему.

- Чорт возьми! Мои господа могли бы снабдить этого малого лучшей обмундировкой: на платье дыры!.. Эй, Гвинея! Подбери-ка мне портного и пришли его сюда починить брюки приятелю.

Атлетически сложенный негр, стоявший на палубе, поднял вверх голову и отправился в поиски за портным с таким видом, словно данное ему поручение было первостепенной важности. На шум из какого-то уголка выполз на палубу человек, с таким беспокойным, отчаявшимся видом, который невольно внушал сожаление. На этого бедняка как-раз упал взор Сципиона. Прежде, чем его жертва могла опомниться, она уже была прицеплена за пояс к крюку и находилась над морем на полдороге от важного Ричарда.

- Осторожнее, чтобы он не упал в море!- крикнул с кормы Уильдер.

- Он портной, хозяин Гарри,- ответил негр невозмутимо;- если сукно не прочно, он должен жаловаться на самого себя.

Но Гомспэн уже благополучно кончил свой воздушный полет. Фид принял его очень любезно и привязал к мачте, оставив его руки на свободе.

- Заштопай-ка ему немного штаны,- сказал Ричард.

С этими, словами он бесцеремонно схватил ногу пленника и поместил ее на коленях Гомспэна.

- Спаси меня, боже, от преждевременной смерти!- бормотал портной, смотря со страшной высоты вниз.

- Уберите от меня пленника!- наконец крикнул Фид своим товарищам.

Этот крик Фида был вызван чувством жалости к солдату, висевшему между небом и водою.

Когда его желание было удовлетворено, он повернулся к Гомспэну и стал говорить с такой непринужденностью, словно оба они сидели на палубе.

- Я думаю,- сказал Фид,- человеку нечего краснеть за то, что он здесь.

- Ах, смилуйтесь над неповинным человеком, который находится на этом корабле против своей воли,- ответил Гомспэн.- Я думаю, что такой ловкий моряк, как вы, не нанялся бы на такое дело, не получив вознаграждения и не узнав рода службы.

- Я всюду следую за моим хозяином Гарри, и он не может сказать, что я утомляю его вопросами, куда он ведет свою лодку.

- Как? Вы продали вашу душу чорту, даже не получив за это хорошего вознаграждения?

- Послушай, приятель,- произнес Фид,- я не любитель угроз, но человек твоего возраста должен знать, что легче полететь с верхушки мачты, чем подняться на нее.

- Прошу прощения,- сказал испуганный портной.- Я только хотел спросить вас, готовы ли вы следовать за вашим хозяином вплоть до того неудобного и опасного места, которое называется виселицей?

Фид подумал, прежде чем ответить на щепетильный вопрос, и, наконец, решительно сказал:

- Да, я последую за ним всюду! Я охранял его в продолжение двадцати четырех лет и был бы последним негодяем, если бы бросил его перед такой безделицей, как виселица. Вознаграждением же моим является жалованье и пища простого матроса.

- Но, кроме того, часто происходят ведь дележи... призов на борту этого счастливого крейсера?- спросил портной, опуская глаза из боязни показать, какую важность он придает ответу.- Осмелюсь думать, что вы получите награду за все свои страдания, когда будут разделять награбленное.

- Послушай, приятель,- сказал Фид, снова многозначительно взглянув на него,- не скажешь ли ты, где заседает адмиралтейский совет, который присуждает эти призы?

Но в эту минуту необыкновенный шум в другой части корабля положил конец их разговору.

ГЛАВА XX

В то время как на бизань-мачте "Корсара" развертывалась эта "игра", в других местах происходили сцены отчасти комического, отчасти трагического характера. Борьба между солдатами и матросами далеко еще не была окончена. Не один раз они обменивались оскорблениями и ударами.

Едва начались игры, как веселость покинула Корсара. Оживление его исчезло. Глаза не блестели уже шутливым огоньком и взгляд стал суровым и строгим. Было очевидно, что он погрузился в раздумье, которое часто посещало его. Корсар стал вдруг чуждым всему, происходившему вокруг.

Игры шли своим порядком. Вдруг среди шума послышался голос, выходивший как бы из океана.

- Кто окликает "Дельфина"?- спросил Уильдер, когда заметил, что этот голос не мог вывести командира из его задумчивости.

- Отец Нептун под вашим бимсом!

- Что желает морской бог?

- Он узнал, что некоторые иностранцы прибыли в его владения, и требует позволения явиться на борт, чтобы посмотреть их путевой журнал.

- Добро пожаловать!- ответил Уильдер.

Разговор окончился. Уильдер круто повернулся, словно ему была противна роль, которую он играл в этой комедии.

Скоро на палубе появился моряк атлетического сложения. Длинные пряди льна, с которых стекала морская вода, заменяли ему седые волосы; дикие травы, покрывавшие вокруг судна поверхность воды служили ему как бы плащом. В его руках находился сделанный из пики трезубец. Его окружала толпа нимф, одетых в такие же причудливые костюмы.

Уильдер должен был вступить с ним в разговор.

- Давно ли это прекрасное судно оставило землю?

- Около восьми дней.

- Я не буду спрашивать вас о порте, из которого вы вышли; я узнал на ваших якорях ньюпортский песок. У меня мало времени, чтобы рассматривать бумаги всех людей экипажа.

- Вы видите перед собою всех.

- Хорошо, хорошо. Кто эти дамы?

- Они обе уже были на море и, следовательно, могут избежать вашего допроса,- с живостью сказал Уильдер.

- Младшая достаточно прекрасна, чтобы родиться в моих владениях,- любезно ответил владыка морей,- но никто не может отказываться отвечать на вопрос, предложенный самим старым Нептуном. Итак, если это все равно вашей чести, я бы попросил эту особу лично ответить мне.

Не обращая ни малейшего внимания на гневный взгляд Уильдера, "представитель морских глубин" обратился непосредственно к Гертруде:

- Если, как говорят, прекрасная дама, вы уже видели море, то не скажете ли имя того корабля, на котором вы плавали?

Девушка изменилась в лице, но сейчас же овладела собою.

- Может-быть, это докажет вам, что я не новичок на море.

И ее рука опустила гинею в руку бога.

- Не могу понять, как я мог не узнать вас, но это объясняется обширностью и важностью моих занятий!- ответил моряк, кланяясь с грубой деликатностью и опуская в карман монету.

С этими словами он повернулся к гувернантке.

- А вы, сударыня, в первый раз в моих владениях?

- Ни первый, ни двадцатый. Я очень часто видела ваше величество.

- Старое знакомство! А под какою широтою мы в первый раз встретились?

- Кажется, под экватором, лет тридцать тому назад. Я была тогда на борту королевского корабля замечательной величины; он имел три палубы.

И бог получил еще одну гинею. Казалось, успех удвоил его жадность, и он намеревался попробовать, не удастся ли получить еще контрибуцию:

- Был флаг на этом судне?

- Да, на носу. Адмиральский.

- А не можете ли вы указать мне какую-нибудь подробность, одну из тех, которые легче запоминаются?

Веселость покинула гувернантку, и она глубоко задумалась. Ее взгляд устремился в пространство, когда она заговорила, как бы с трудом восстанавливая в памяти прошлое:

- Мне кажется, я вижу перед собою хитрое и лукавое лицо маленького шалуна восьми лет, сумевшего разрушить все хитрости мнимого Нептуна и сделать его посмешищем всего экипажа.

- Ему было всего восемь лет?- раздался близ нее сильный голос.

- Ему было восемь лет, но он был развитее своего возраста,- ответила мистрис Уиллис, вздрогнув, как бы внезапно пробужденная, и обернулась, чтобы взглянуть на Корсара.

- Хорошо, хорошо,- прервал Нептун, который больше не хотел продолжать разговора, в котором счел нужным принять участие командир.- Довольно, я посмотрю мой журнал.

С этими словами бог быстро прошел перед офицером и обратил свое внимание на солдат, которые столпились в одну кучу, чувствуя необходимость взаимной поддержки. Последовал шумный и длинный диспут. Затем слова противников стали сопровождаться враждебными жестами. Настала минута, когда внутренний мир корабля повис на волоске. Генерал счел нужным выступить на защиту дисциплины.

- Всякий, кто тронет хоть пальцем одного из моих людей, получит хороший удар, который научит его уважать мой отряд.

В эту минуту сильный удар, нанесенный сержантом богу, разбил ему нос и сразу доказал его земное происхождение...

Считая себя обязанным защищать свою честь, сильный моряк отвечал на удар ударом. Такой обмен вежливостей явился сигналом к нападению. Шум схватки привлек внимание Фида, который тотчас спустился вниз, оставив своего собеседника. Его примеру последовали все матросы. Через минуту было очевидно, что солдаты будут уничтожены благодаря подавляющему большинству противника. Матросы схватились за пики.

- Назад, все назад!- крикнул Уильдер, бросаясь в толпу с энергией, удвоившейся при мысли об опасности, которой подверглись бы женщины в случае падения дисциплины на судне.- Назад, если вы дорожите жизнью! А вы, сударь, хвастающийся тем, что вы - хороший солдат, прикажите вашим людям вернуться к своим обязанностям!

Генерал был слишком заинтересован сохранением порядка на судне, чтобы не откликнуться на призыв. Ему помогали второстепенные офицеры. Но они оказались не в силах остановить поток, так неожиданно выступивший из берегов. Ссора солдат с матросами каждую минуту могла обратиться в резню.

В течение этих нескольких минут человек, наиболее заинтересованный в поддержании дисциплины, казался странно равнодушным ко всему, что происходило вокруг. Скрестив на груди руки, устремив глаза на спокойное море, он стоял неподвижный, как мачта, к которой он прислонился. С давних пор привыкнув к шуму подобных сцен, он не придавал им большого значения.

Но другие офицеры были более энергичны. Уильдер уже заставил отступить самых смелых буянов. Воображая, что восстание усмирено, он схватил самого отчаянного из них, но двадцать рук мгновенно вырвали у него пленника.

- Кто этот человек, который строит из себя командира на "Дельфине"?- крикнул чей-то голос из толпы.- Как он попал на борт, и где он выучился своему ремеслу?

- Да, да,- раздался другой голос,- где этот купеческий корабль из Бристоля, который он должен был завлечь в наши сети и из-за которого мы потеряли лучшее время, стоя без дела на якоре?

Общий ропот поднялся среди матросов.

- В море интригана! В море его!

Но в эту минуту два человека одним прыжком оказались между Уильдером и его врагами. Одним ударом Фид свалил матроса. Негр последовал примеру товарища.

- Назад, негодяи!- кричал Фид, обрушивая страшные удары направо и налево.- Стыда у вас нет бросаться всем на одного! И на кого? На вашего офицера, такого офицера, какого вы никогда в жизни не видели!

- Уйдите,- закричал Уильдер, бросаясь между своими защитниками и врагами,- уйдите и оставьте меня одного с этими негодяями!

- В море! В море его и двух негодяев, которые его защищают!- кричали матросы.- Бросить их всех в море!

- Вы все будете молчать и смотреть, как на ваших глазах совершится ужасное злодейство?- вскричала мистрис Уиллис, бросаясь к Корсару и хватая его за плечо.

Он вздрогнул, как человек, внезапно пробужденный от глубокого сна, и пристально посмотрел на нее.

- Смотрите,- сказала она, указывая ему на бешеную толпу на палубе,- смотрите, они убивают вашего офицера, и нет никого, кто бы помог ему!

Покрывавшая лицо Корсара бледность исчезла, лишь только он взглянул на происходившую сцену. Он тотчас понял, что происходит, и его лицо вспыхнуло, словно вся кровь бросилась ему в голову. Он схватил висевшую на снасти веревку и одним прыжком очутился среди толпы. Толпа раздалась на обе стороны, и глубокое, мгновенное молчание сменило шумные крики. Жестом приказав молчать, Корсар начал говорить, и голос его был менее громок и угрожающ, чем обыкновенно, но вместе с тем ни один оттенок его не остался непонятым самыми отдаленными слушателями.

- Возмущение?- говорил он с выражением презрения и иронии.- Возмущение явное, открытое, наглое, жаждущее крови? Вы устали жить, бездельники? Есть ли среди вас кто-нибудь, кто пожелает подать первый пример? Пусть он скажет, пусть посмотрит мне в лицо или осмелится показать мне жестом, знаком, движением, что он существует.

Он замолчал, и очарование его присутствия было так глубоко, что среди всей толпы не нашлось ни одного человека, осмелившегося возражать. Видя, что ни один голос не прозвучал в ответ, что никто не сделал ни малейшего движения, что даже ни один взор не поднялся навстречу его взору, твердому и блестящему, Корсар продолжал:

- Эго хорошо. Рассудок вернулся слишком поздно, но, к счастью для всех вас, он все же вернулся. Назад! Слышите? Вы позорите палубу!

Матросы отшатнулись в обе стороны.

- Положите оружие на место! Будет время воспользоваться им, когда я сочту это нужным. А! Вы решились взять пики без позволения? Берегитесь, чтобы они не сожгли ваших рук!

Дюжина пик сразу упала на палубу.

- Есть ли барабанщик на этом корабле? Пусть он покажется!

Какое-то трепещущее существо, едва держась на ногах, явилось со своим инструментом.

- Ну, я посмотрю, командую ли я сбродом или дисциплинированными солдатами!

При первых звуках барабана толпа разделилась, и виновные молча удалились.

Во все это время Корсар не обнаружил ни гнева, ни нетерпения. Офицеры подошли к нему и отдали свой рапорт. Затем он подозвал Уильдера и потребовал объяснений.

Уильдер откровенно и без утайки рассказал ему все.

- Однажды они уже сделали на моем корабле живое применение евангельских слов: "первые да будут последними и последние - первыми". Я застал весь мой экипаж в разгаре попойки, в то время как офицеры были заперты в трюме.

- Я удивляюсь, как вы могли установить дисциплину.

- Я был среди них один и безоружный. Но мне довольно только места, чтобы поставить ногу и протянуть руку. Они меня хорошо узнали, и между нами редко бывают недоразумения.

Покинув своего лейтенанта, Корсар пошел на палубу и потребовал виновных. Когда они явились, он заговорил с ними; в голосе его звучало обычное спокойствие. Среди них нашелся только один, который, ободренный, быть-может, своими прежними заслугами, осмелился произнести несколько слов в свое оправдание.

- Что касается, ваша честь, лица, которое вы поставили...

- Я один могу судить об его заслугах!- резко прервал его командир.- Идите и приведите мне тех двух людей, которые так благородно бросились на помощь к своему офицеру против бунтовщиков!

Фид скоро явился в сопровождении негра.

- Вы с товарищем хорошо вели себя сегодня... Давно вы неразлучны?

- Да, ваша честь, уже двадцать четыре года, как мы втроем вместе: я, Гвинея и хозяин Гарри.

- А, вы двадцать четыре года с мистером Уильдером?- сказал Корсар и добавил:- Ваши услуги не будут забыты. Вот золото. Разделите его, как товарищи, и всегда надейтесь на мое покровительство.

Он протянул горсть золота негру. Сципион отшатнулся.

- Не обращайте внимания на манеры этого малого,- сказал Фид с величайшим хладнокровием, протягивая руку и опуская деньги в карман,- но я могу сказать за него, что он благодарит вашу честь.

Корсар, сделав им рукою знак удалиться, повернулся и увидел подходящего Уильдера. Корсар заговорил с ним о его друзьях, потом отдал ему распоряжение приказать бить отбой. После этого Корсар удалился с палубы.

ГЛАВА XXI

Море было спокойно. Океан раскинулся зеркальной гладью, хотя небольшой ветерок давал себя чувствовать, и подымавшиеся местами волны угрожали приближением отдаленной бури. С той поры, когда этот странный человек, так властно управлявший своим недисциплинированным экипажем, сошел с мостика, солнце уже успело зайти, а он все еще не появлялся. Сломив препятствие, он, казалось, не боялся повторения вспышки и считал свою власть упроченною. Эта самоуверенность не могла не оказать впечатления на экипаж. Виновные были обнаружены и получили заслуженное наказание. Этот человек всегда справлялся с сопротивлением и угадывал расставленные ему сети. Только ночью, когда уже была расставлена стража, Корсар показался на корме, погруженный в свои мысли. Кроме него, на палубе был только один человек - Уильдер, который вышел в свою очередь на офицерское дежурство.

В течение получаса Корсар и его лейтенант не обменялись ни одним словом. Оба, казалось, избегали друг друга и были заняты собственными мыслями. Наконец, Корсар вдруг остановился и долго молча смотрел на неподвижную фигуру, стоявшую на палубе.

- Мистер Уильдер,- сказал затем он,- на корме воздух и свежее, и лучше: не желаете ли перейти сюда?

Уильдер подошел, и некоторое время они молча прогуливались взад и вперед, нога в ногу, как всегда прогуливаются моряки.

- Да, у нас было сегодня беспокойное утро,- начал Корсар тихим голосом, раскрывая свои тайные мысли.- Приходилось ли вам когда-нибудь быть так близко на краю той пропасти, которую называют возмущением?

- Человек, против которого направлена пуля, рискует больше того, кто слышит только ее свист.

- А, так и вы кое-что уже испытали? Не беспокойтесь об этих безумных и о вражде, которую они могли проявить к вам: я знаю их самые тайные помыслы, и это вы скоро увидите.

- Признаюсь вам, что на вашем месте я считал бы свой путь усеянным тернием: несколько часов такого волнения могли предать ваш корабль в руки правительства, а вас...

- А меня - в руки палача? Почему же не вас?- живо спросил Корсар с невольным подозрением.- Но я видал достаточно опасностей и битв, и подобные вещи меня устрашить не могут. Вообще эти места нас не привлекают. Мы предпочитаем острова, принадлежащие испанцам: они менее опасны.

- Однако, вы выбрали эти воды именно теперь, когда победа над неприятелем дала возможность адмиралу сосредоточить все свои силы против вас.

- Да, и на это были у меня причины. Не всегда долг и чувство совмещаются. Может-быть, мне уже надоело охотиться за трусливыми гидальго (Гидальго - испанцы. (Прим. ред.)). Может-быть, путь опасностей стал для меня более привлекательным.

- Признаюсь, у меня другие вкусы. Я не люблю неопределенности. При встрече с неприятелем я стараюсь не уступить ему в храбрости, но иметь под собою постоянно мину - я этого не понимаю.

- Непривычка только, и больше ничего! Опасность постоянно является опасностью. Под каким видом она явится - не все ли равно?

- А в мирное время?

- Мирное положение имеет свою прелесть только для таких людей, как вы, с мирным характером. Может-быть, вся суть моей жизни в сопротивлении. Но я даже люблю противный ветер.

- А при полном штиле?

- Спокойствие может доставить удовольствие людям спокойным, как вы, но там, где нет борьбы, нет опасностей, нет и успеха... Вы сейчас ничего не слышали?

- Кажется, канат упал в воду.

Корсар тотчас же бросился к борту, перегнулся через перила, стараясь разглядеть происходившее сквозь окружавший мрак. Легкий звук, означавший колебание каната, стал слышен Уильдеру, который тоже приблизился к борту. Потом показался силуэт взбиравшегося по канату человека. Вновь прибывший, увидев двух человек, остановился в недоумении, не зная, к кому обратиться.

- Это вы, Давид?- спросил тихо Корсар, призывая жестом Уильдера к вниманию.- Не заметил ли вас кто-нибудь?

- Не бойтесь, ваша милость, все крепко спят.

- Какие новости?

- Ваша милость может заставить их теперь делать все, что угодно, и ни один, даже самый отчаянный из них, не решится ослушаться.

- Вы уверены, что они вполне укрощены?

- В этом нет сомнения, хотя они остались все те же, и двое-трое из них, наверное, попрежнему хотели бы затеять интригу; но они трусят, а главное, не доверяют друг другу и боятся вступить на скользкий путь сопротивления вашей милости.

- Да, так вот каковы эти люди,- сказал Корсар, несколько повысив голос, чтобы его мог слышать Уильдер,- им недостает только одного, самого главного: честности, поэтому никто ни на кого положиться не может. А что они думают о моей мягкости? Не надо ли завтра применить меры наказания?

- Лучше, если бы все осталось так, как есть: все знают, что память у вас прекрасная, и что опасно искушать ваше терпение. Только баковой, вообще-то сердитый и хмурый, на этот раз еще сильнее хмурится, вспоминая о кулаке негра.

- Да, он беспокойный субъект, надо его удалить; впрочем, я об этом подумаю,- сказал Корсар, прекращая разговор.- А вы, если не ошибаюсь, чересчур переусердствовали и вызвали волнение и беспорядок. Смотрите, чтобы этого не повторялось, а то последствия окажутся для вас не очень приятными.

Давид удалился, и оба моряка продолжали попрежнему молча прогуливаться.

- Хорошие уши так же нужны на подобном корабле, как и мужественное сердце,- заметил Корсар.

- Да, наше положение опасно,- сказал Уильдер.

Корсар молча продолжал ходить по палубе и, наконец, произнес:

- Вы еще молоды, Уильдер; перед вами вся жизнь: подумайте о вашем решении. Пока вы еще ни в чем не преступили того, что люди называют законами. Скажите слово - и вы свободно сможете оставить этот корабль; земля недалеко: вон там, на горизонте, за этой светлой полосой.

- Отчего бы не воспользоваться случаем нам обоим? Если эта полная случайностей жизнь тяжела для меня, то она также нелегка и для вас. Если бы я мог надеяться...- Уильдер остановился.

- Что вы хотите сказать?- перебил Корсар.- Говорите откровенно, как другу.

- Вы говорите, что там земля. Для нас с вами не составит никакого затруднения спустить шлюпку и под прикрытием ночи достигнуть берега раньше, чем наше отсутствие будет замечено.

- А потом?

- Отправиться в Америку, удалиться в какое-либо уединенное место и зажить спокойно.

- Слишком труден переход от власти здесь к нищенству среди чужих.

- Но у вас есть золото, и раньше полночи мы можем покинуть этот корабль.

- Как, одни? Вы пошли бы на это?

- Нет, не совсем: было бы жестоко оставить двух женщин на произвол толпы.

- А разве благородно оставить тех матросов, которые нам доверились? Нет, Уильдер, я никогда не сделаю такой подлости. Пусть я вне закона, но никогда я не буду изменником и не отступлю от своего слова. Может-быть, когда-нибудь придет время, и они все разойдутся в разные стороны, но это будет по свободному соглашению. Знаете ли вы, что меня привлекло в среду людей в Бостоне, где мы с вами в первый раз встретились?

- Нет, не могу себе представить!- ответил Уильдер.

- Так слушайте, я вам расскажу. Один из наших товарищей попал в руки правосудия; надо было его спасти. Он мне не нравился, но, по-своему, он был честный человек. При помощи золота и хитрости мне удалось его освободить, и теперь он между нами. Таким путем, сопряженным с немалыми опасностями, я достиг своего влияния. Могу ли я погубить его одним поступком?

- Не смущайтесь мнением этих разбойников. Лучше заслужить уважение порядочных людей.

- Вы плохо знаете людей, если думаете, что можно достигнуть уважения неблаговидными поступками. Кроме того, я не считаю себя способным ужиться под королевским каблуком в колониях. Вот если бы один флаг был уже распущен, господин Уильдер, то никто больше не упоминал бы о Красном Корсаре. Я вырос на одном корабле, и сколько горького слышал я о своей родине! А один начальник позволил раз себе такое оскорбительное выражение, которое я не решаюсь вам повторить.

- Надеюсь, что вы сумели проучить нахала?

- Он никогда больше не повторял своих слов: он заплатил жизнью за свою дерзость.

- Вы убили его в честном поединке?

- Да, мы дрались по всем правилам чести. Но он был знатный англичанин. Гнев короля обрушился на меня и довел меня до крайности. Но довольно: это все, что я мог вам сказать. Покойной ночи!

И Корсар удалился.

ГЛАВА XXII

Все на корабле спали,- кто в гамаках, кто просто между пушками,- и только у двух людей не смыкались глаза.

- Я вас уверяю, дорогая моя,- говорила Гертруда,- что само судно и его вооружение имеют какой-то странный вид...

- Что вы хотите этим сказать?

- Не знаю, право, но я хотела бы поскорее быть дома, у отца.

- Странно! Гертруда, и у меня тоже зарождаются подозрения.

Молодая девушка побледнела.

- Много лет уже я знакома с военными судами,- продолжала мистрис Уиллис,- но никогда не приходилось мне видеть того, что здесь постоянно происходит.

- Что вы хотите сказать? Почему вы так на меня смотрите? Не скрывайте от меня ничего, прошу вас.

- Хорошо, я вижу, что лучше объяснить все, чем оставлять вас в неведении. Я считаю подозрительным и самое судно, и всех, кто находится на нем.

- Может-быть, эти люди и ненадежны, но ведь мы находимся на королевском судне. Если не долг, то страх наказания заставит их уважать нас.

- Я опасаюсь, что окружающие нас люди не признают ни прав, ни законов, а только свою собственную волю.

- Значит, мы имеем дело с корсарами?

- Вот этого я и боюсь.

- Неужели все, и даже тот, кто сопровождает нас и все время так безукоризненно вел себя...

- Не знаю, но нет пределов человеческой низости. Я думаю, что не мы одни составляем исключение.

У Гертруды подкосились ноги. Она вся затрепетала.

- Разве мы не знаем, кто он? Как бы ни были справедливы наши подозрения, но относительно его вы ошибаетесь.

- Может-быть, относительно Уильдера я и ошибаюсь, но это не меняет дела. Соберитесь с силами; я слышу шаги нашего прислужника. Не узнаем ли мы от него чего-нибудь?

- Мой милый Родерик,- сказала она,- вы устали. Видно, нелегка ваша служба.

- Я служу уже давно и умею бороться с усталостью во время дежурства.

- Да ведь вам лет двадцать, не больше?

- Разве я говорил, что мне двадцать лет? Я с большей справедливостью мог бы сказать пятнадцать.

- Сколько же времени вы на море?

- Два года, хотя порою мне кажется, что прошло уже лет десять.

- Не пугает ли вас служба на военном корабле?

- На военном корабле?

- Вы прежде где служили?

- Нигде.

- Как вам нравится ваша жизнь? Не правда ли, вы не скучаете?

- Нет, жизнь неприятная.

- Странно, молодые юнги вообще веселятся; может-быть, офицеры были грубы с вами?

Родерик не отвечал.

- Я права?.. И капитан ваш тоже жесток?

- Я никогда не слышал от него ни одного резкого слова.

- Часто вы отдыхаете в гаванях?

- Земля меня очень мало интересует. Другое дело - любовь и дружба.

- Разве здесь вы не находите этого? А Уильдер, как он к вам относится?

- Я его не знаю. Я не встречал его до этого случая.

- Какого случая?

- Когда мы встретились с ним в Ньюпорте, и я передал ему приказание принять начальство над торговым судном.

Юнга задумался, с сожалением посмотрел на обеих женщин и сказал:

- Послушайте, я многое видел за эти два года. Не оставайтесь на этом корабле: здесь не место для женщин. Уезжайте, хотя бы с риском очутиться в таком же безвыходном положении, какое вы испытали перед прибытием сюда.

- Может быть, уже поздно следовать вашему совету,- сказала мистрис Уиллис.- Но расскажите нам все об этом судне, Родерик! Я вижу, что вы рождены не для подобной службы.

Родерик замолчал, уклоняясь от дальнейших разговоров.

- Почему у "Дельфина" сегодня не тот флаг, что был вчера, и не тот, который он вывесил в Ньюпорте?..

- А, почему?- ответил юноша горьким и грустным тоном.- Никто не может разгадать намерений этого человека. Если бы дело шло только о флагах, то это было бы еще полгоря.

- Я вижу, что вы несчастливы. Я поговорю с капитаном и попрошу его освободить вас от этой службы.

- Я не желаю никакой другой.

- Как! Вы находитесь здесь в тяжелом положении и все же держитесь за него?

- Я не жалуюсь на свою судьбу.

Уиллис пристально посмотрела на него и спросила:

- Часто повторяются такие беспорядки, как сегодня?

- Нет, вам нечего бояться; тот, кто собрал этих молодцов, всегда сумеет удержать их в повиновении.

- Но эти люди подчиняются власти короля?

- Короля? Да, действительно, короля. Такого, которому нет равного.

- Но они смели угрожать жизни Уильдера; это совершенно непостижимая для матросов королевского флота дерзость!

Родерик молча взглянул на нее, и взгляд его выражал недоумение: для чего она притворяется, будто ничего не видит и не знает?

- Как вы думаете, Родерик, позволит ли нам капитан высадиться в первом встречном порту?

- Мы проехали уже много портов после вашей посадки на наш корабль.

- Да, но, может-быть, это были такие порты, в которые ему незачем было заходить. Если же мы подойдем к такому, куда он может спокойно пристать...

- Таких мест очень немного.

- Ну, а все же, если мы подойдем к такому месту? У нас хватит золота, чтобы заплатить ему за все хлопоты.

- Деньги имеют для него мало значения; по первой моей просьбе он дает мне пригоршни золота.

- Ну, в таком случае, вы должны быть вполне: довольны, если небольшие неприятности так хорошо вознаграждаются.

- Нет, я предпочел бы его добрый взгляд целому кораблю золота!- воскликнул с жаром Родерик.

Мистрис Уиллис: с удивлением взглянула на него и заметила не только смущение, но и яркий румянец на щеках и слезы на глазах. Потом ей бросился в глаза его тонкий стан и миниатюрные ноги, на которых он, повидимому, с трудом держался.

- Есть у вас мать?- спросила она.

- Не знаю,- последовал едва слышный ответ.

- Довольно,- сказала мистрис Уиллис,- можете итти. С этих пор нам будет прислуживать Кассандра, а если вы потребуетесь, я позову вас ударом в гонг.

Едва Родерик удалился, как раздался легкий стук в дверь, и прежде чем мистрис Уиллис успела поделиться с Гертрудою своими подозрениями, на пороге каюты появился Корсар.

ГЛАВА XXIII

Дамы приняли гостя сдержанно. На лице Гертруды отразилось беспокойство и тревога, но мистрис Уиллис была внешне совершенно спокойна.

Лицо Корсара было сосредоточенно и серьезно. Им, повидимому, овладела какая-то мысль, и, войдя, он даже позабыл извиниться за свой неожиданный приход. Однако, он скоро опомнился и сказал:

- Я знаю, что теперь не время для посещений, но считаю, что не исполнил бы обязанностей радушного и внимательного хозяина, если бы не пришел сообщить вам, что все теперь спокойно, и что мои люди снова кротки, как овцы.

- К счастью, нашелся человек, который сумел во-время подавить их волнение. На вас и на ваше великодушие мы только и можем рассчитывать.

- В этом вы не ошибаетесь. Вам не грозит больше опасность возмущения моего экипажа.

- Надеюсь, и других опасностей не предвидится?

- Это трудно сказать. Наша стихия - беспокойна, и никогда не исключается возможность неожиданных сюрпризов. В сегодняшних беспорядках я и сам несколько виноват. Я распустил своих людей, но волнение промчалось, как вихрь, и теперь снова все спокойно.

- Я часто видала подобные сцены на военных судах, но обыкновенно они являлись результатом старой вражды, и вспышки кончались благополучно.

- Да, но если волнения повторяются слишком часто, то это ведет к катастрофе,- пробормотал сквозь зубы Корсар.

- А Уильдер так же добр, как и вы? С его стороны это было бы большим великодушием, так как возмущение было направлено, главным образом, против него.

- Как вы видели, у него были и друзья. Заметили вы двух людей, которые с беззаветной отвагой кинулись его защищать?

- Да, это тем более удивительно, что он за короткий срок сумел привязать к себе таких суровых людей.

- Ну, двадцать с лишком лет - не совсем короткий срок.

- Как двадцать лет?

- Мне пришлось случайно слышать их разговоры. Очевидно, у них есть какие-то особые связи, и, вероятно, эти люди не в первый раз оказывают ему подобную услугу. Вообще, это странный молодой человек. Я дал бы сейчас тысячу полновесных королевских гиней, чтобы знать историю его жизни.

- Так вы его мало знаете?- спросила Гертруда.

- Кто может похвалиться, что знает человека? Все нам незнакомы, кроме тех редких преданных существ, которых мы знаем и понимаем, кажется, до самых сокровенных изгибов их души.

Корсар, видимо, не спешил уходить. Немного опасаясь этого человека, от которого они вполне зависели, и желая перевести разговор на другую тему, мистрис Уиллис указала на разные музыкальные инструменты, находившиеся в каюте.

- По этим мелочам вы хотите судить обо мне? А впрочем, может-быть, вы желаете послушать музыку?- сказал Корсар.- Я могу исполнить мелодию на гонге.

Он три раза ударил в гонг. Едва замолкли эти звуки, как вслед за ними снаружи раздались другие, словно заиграли какие-то невидимые, заранее приготовленные музыканты. Лицо Корсара осветилось торжеством. А звуки лились и, отражаясь в воде, доносились какой-то волшебной музыкой.

- В этих звуках слышится Италия,- сказал Корсар,- прекрасная, волнующая, опьяняющая страна. Видали ли вы эту страну, богатую воспоминаниями и бедную настоящим? Может-быть, и вы что-нибудь споете?- обратился он к Гертруде. Когда она отказалась, он слабо ударил в гонг.

- Родерик, вы еще не ложитесь спать?

- Нет,- отвечал нежный и слабый голос.

- У него замечательно мягкий голос,- пояснил Корсар,- Родерик, станьте там, в дверях. Спойте нам что-нибудь под музыку.

Родерик стал на указанном месте. Тень скрывала его лицо. Музыка проиграла вступление раз, другой, но пение не начиналось.

- Нет, Родерик, нам одна музыка без пения не понятна. Дополните ее вашим голосом.

Юноша запел сильным и полным контральто, дрожавшим от волнения:

Там, за гранями морей,

Там - свобода и любовь,

Трепет пламенных речей,

Пыл любовных слов...

Там Испания!..

- Довольно, Родерик!- вскричал нетерпеливо Корсар.- Спойте нам матросскую песню, как настоящий матрос.

Родерик замолчал, и лишь звуки музыки продолжали звенеть в воздухе.

- Нет, он, видно, этих песен сегодня петь не может.

- Матросскую песню!- вскричал Корсар, и тотчас же понеслась бравурная музыка. Корсар встал, выпрямился и голосом, переходящим от нежных рулад до угрожающего тона, запел:

Матросы вздрогнули, схватились за канат -

И быстро подняты все якоря на борт.

Потом прощай, родимая страна.

Вы, близкие, и этот тихий порт.

Везде и крик, и шум... Ребята, не робей!

Берись скорей за блок, тяни скорей!

Вот парус тот несется по волнам.

Скорей, друзья, за ним; он путь укажет нам!

Расправить паруса! Вперед! Всегда вперед!

Настигнем мы врага - сразимся смело с ним!

Нагнали мы врага - его мы разобьем...

Все наше, все берем!

Оборвав пение, Корсар простился с дамами и вышел.

ГЛАВА XXIV

Спокойно плыл "Дельфин", и это спокойствие придавало ему вид уснувшей хищной птицы. Пленницы Корсара внимательно осматривали местность. По мнению мистрис Уиллис, они должны были уже достигнуть западного архипелага. Ни намеком, ни жестом не обнаруживали пленницы подозрения, что их везут не в тот порт, куда они направлялись.

Гертруда часто плакала, вспоминая отца и представляя себе его отчаяние и печаль при вести о гибели "Каролины"; но она плакала наедине или только в присутствии своей старшей подруги. Она избегала Уильдера, решив, что ошиблась в нем, но внешне ничем не проявляла перемены своего отношения. Молодой человек также, по примеру своего начальника, не искал общества дам.

Корабль уже прошел последний узкий пролив Антильских островов (Антильские острова - группа Вест-Индских островов между Северной и Южной Америкой. (Прим. ред.)), и перед ним развернулся широкий океан. Все лица просветлели, с лица. Корсара также исчезла тревога, и он принял прежний беззаботный вид. Матросы, обнаруживавшие беспокойство и волнение в проливах, часто посещаемых крейсерами, теперь успокоились и веселились.

Совершенно другое чувство питала мистрис Уиллис: близость земли внушала ей надежду, что корабль зайдет в порт, и там их высадят; при виде необъятной шири океана и эта последняя надежда у нее пропала. Корсар, повидимому, тоже снял маску: вместо того, чтобы воспользоваться свежим ветерком, он распорядился убрать паруса и лечь в дрейф. В это время к нему подошла мистрис Уиллис, впервые после зародившихся у нее подозрений нарушая долгое молчание.

- Я все надеялась, что вы нас высадите на одном из островов. Нам совестно так долго лишать вас вашей каюты.

- Не беспокойтесь обо мне. Это беспокойство вполне вознаграждается удовольствием видеть вас,- ответил он уклончиво.- А это кто? А, Фид! Ну, как живете-можете?

- Прекрасно, ваша милость! Я постоянно говорю, что трудно найти лучшее судно...

- Вы, кажется, говорили,- перебила его мистрис Уиллис,- что вы познакомились с Уильдером двадцать четыре года тому назад?

- Я узнал его двадцать четыре года тому назад. Тогда он совсем не имел понятия о том, что значит знакомство, хотя впоследствии ему не раз приходилось вспоминать об этом знакомстве.

- Ну, вот расскажите нам об этом,- сказал Корсар.

- Я очень рано познакомился с морем,- начал Фид.- Мой отец определил меня на судно, когда я был восьмилетним мальчишкой...

- Восьмилетним!.. Ведь вы теперь начали рассказывать о себе? - перебила его мистрис Уиллис.

- Хотя, наверно, есть и более интересные темы для разговора, но из песни слова не выкинешь. Постараюсь, однако, быть кратким и исключить из моего рассказа и отца, и мать, и массу других подробностей, которыми обыкновенно рассказчики ни к селу, ни к городу пересыпают свою речь. Много пришлось мне испытать. Огибал я и мыс Горн, служил я и на войне, и получил столько отличий, что мог бы ими заполнить целый люк. Потом я встретился с Гвинеей - этим чернокожим, который, видите, возится у переднего паруса...

- Да, да, так, значит, вы встретили негра. Ну, а дальше?- перебил Корсар.

- Да, мы с ним встретились и познакомились. По чести могу сказать, что хотя его шкура не белее спины кита, но после Гарри не найдется во всем мире человека лучше, чем он. Хотя многие и чуждаются черного человека...

- Нет, нет, продолжайте только,- сказала мистрис Уиллис.

- Итак, мы с Гвинеей стали товарищами и приятелями. Лет через пять после этого, во время крушения у берегов западной Индии, Гвинея был у главной мачты, а я стоял возле него. Это было на "Прозерпине". Прекрасный был ходок. Мы наткнулись на контрабандистов, взяли судно, и часть команды была на него переправлена, чтобы доставить его в порт. Суденышко было скверное, поднялся ураган, и нам недолго пришлось бороться. Вот тогда то мы в первый раз подружились с Гвинеей. Наскоро удалось нам спустить шлюпку, собрать в нее все, что можно было захватить, и мы с ним вдвоем остались среди широкого океана. Но мы чуяли близость берега и неутомимо работали, стараясь всеми силами отдалить, насколько возможно, рейс на тот свет. Уже целый день и две долгих ночи плыли мы, терпя во всем недостаток и без отдыха работая, как вдруг на рассвете мы увидали корабль, если можно только было назвать так развалину, которая нам встретилась.

- И вы сейчас же полезли на палубу?

- Да, это не представляло никакого труда. И что же мы там увидели?- сказал Фид, принимая серьезный вид.- У меня до сих пор при одном воспоминании замирает сердце.

- Что же, вы застали экипаж в страшной нужде?

- Мы нашли прекрасный корабль в четыреста тонн, но в самом ужасном положении: он был наполнен водою и стоял неподвижно, как колокольня.

- Корабль был покинут?

- Да, сударь! На палубе была только собака; но вдруг мы услышали плач..

- Вы нашли ребенка?

- И его мать, сударыня! К счастью, вода не затопила их. Но отсутствие воздуха и пищи гибельно отразилось на них. Женщина была в агонии. Ребенку мы влили в горло несколько капель вина, и он ожил.

- А мать? Она умерла?

- Да, умерла. И не мудрено: она была при смерти, когда попала в наши руки... Увидев, что на корабле больше нечем воспользоваться и что он постепенно погружается, мы поспешили удалиться, И во-время: едва мы перебрались на наш баркас, как корабль пошел ко дну.

- А ребенок? Бедное покинутое дитя?- вскричала мистрис Уиллис.

- Мы его не оставили, а захватили с собою вместе с собакой. Но нам предстоял длинный путь, и, к сожалению, мы были вдали от мест, посещаемых кораблями. Положение было критическое. Мы держали совет - я и негр, так как третий член нашей семьи был малый ребенок. "Гвинея,- сказал я ему,- мы голодны, и надо пожертвовать ребенком, или псом. Съев ребенка, мы оскверним себя людоедством, если же мы употребим в пищу этого тощего пса, то поддержим на некоторое время свои силы и, может быть, спасем ребенка". Негр ответил: "Мне не надо пищи. Пусть ест малый ребенок". После этого нам долго пришлось голодать, тем более, что на нас лежала обязанность заботиться о ребенке.

- И вы кормили его, несмотря на то, что сами изнемогали от голода?

- Для утоления нашего аппетита оставалась собачья шкура,- пища, правда, не особенно изысканная, но нам нельзя было много заниматься едой: надо было работать веслами... Наконец, после долгих мытарств, мы пристали к острову. Силы наши окончательно истощились, и мы были легче соломинки. Можете себе представить, как мы накинулись на пищу!

- А ребенок?

- Он чувствовал себя совсем хорошо, и диэта, как объяснили нам впоследствии доктора, ничуть не отразилась на его здоровье.

- Удалось вам потом найти родных или друзей ребенка?

- Я могу вас успокоить: в нашем лице он имел самых преданных друзей. Других же розысков мы не могли производить,- ни карты, ни буссоли (Буссоль - компас. (Прим. ред.)) для этого у нас не было. По его словам, имя его было Генри... Больше я ничего ни об его семье, ни об его отечестве не знаю, кроме того, что раз он говорил по-английски и был найден нами на английском корабле, то есть основание предполагать, что он англичанин.

- А не запомнили ли вы названия судна?- спросил Корсар, слушавший рассказ с большим вниманием.

- Должен сказать, что в Африке, откуда я родом, школы очень редки, и, кроме того, я не заметил, чтобы этот корабль сохранил свое название. Впрочем, вместе с другими предметами нам досталось одно медное ведро, на котором имелись знаки в виде надписи. Потом, в свободное время, я просил Гвинею показать мне свое искусство татуировки, и он запечатлел на моей руке при помощи пороха оставшуюся на ведре надпись. Вот, ваша милость, эта надпись; посмотрите, как она хорошо сохранилась.

Фид засучил рукав и показал свою жилистую руку. На ней сохранилась голубоватая надпись, довольно четкая, хотя буквы, повидимому, были сделаны неумелой рукой неграмотного. На коже ясно виднелась надпись: "Ковчег Линн-Гавена".

- Таким образом у вас появилась возможность открыть родителей ребенка?- спросил Корсар, прочитав надпись.

- Не совсем так, ваша милость! Мы приняли ребенка к себе на "Прозерпину", и наш капитан не жалел трудов, чтобы отыскать следы корабля "Ковчег Линн-Гавена", но все усилия были напрасны. Никто не слыхал о корабле с таким названием.

- А разве ребенок не говорил вам ничего о своих родных и близких?

- Очень мало. Он не мог ничего нам объяснить, потому что сам ничего не знал. Мы отказались от розысков и занялись его воспитанием. Морской службе он научился у меня и у негра, а отчасти дошел до этого сам, высшим же наукам и управлению кораблем его обучал капитан до тех пор, пока мальчик встал на ноги.

- Сколько же времени служил он в королевском флоте?- спросил Корсар с притворным равнодушием.

- Достаточно, чтобы изучить все, что ему требовалось,- ответил уклончиво Фид.

- И потом он был произведен в офицеры?

- Не совсем!.. Но что это там вдали? Право, кажется, это парус, или чайка, машущая крыльями.

- Парус! Парус!- закричал матрос на мачте.

- Парус! Парус!- подхватили матросы с марселей и с палубы. Корсар был отвлечен этим криком, и Фид поспешно удалился, с видом человека, которому этот перерыв пришелся очень кстати.

ГЛАВА XXV

Появление паруса в этом месте, где так редко проходили корабли, привело экипаж в движение. По мнению моряков, слишком много времени было потеряно на фантастические и бесплодные планы их начальника. Они не догадывались о случайности, которая помешала им захватить "Каролину". Потеря этой богатой добычи приводила их в негодование.

Теперь представлялся случай вознаградить потерю. Неизвестный корабль идет им навстречу в удаленной от главного пути части океана, где он не может рассчитывать ни на какую постороннюю защиту и без сопротивления должен отдаться в их руки. Общее возбуждение заразило и Корсара. Он сознавал, что экипаж тяготится бездействием, и что для матросов нужна работа, соединенная с опасностью и выгодой.

Ему представлялся случай проявить мужество, распорядительность и знание дела и тем поддержать на долгое время свой авторитет. Все молчали, следя за приближающимся кораблем. День был ясный, дул свежий ветер, и море почти не волновалось.

- Это корабль!- сказал Корсар, опуская после внимательного осмотра трубу.

- Да, это корабль!- повторил генерал, на спокойном лице которого с трудом можно было заметить тайное удовольствие.

- Да, это корабль, и притом хорошо оснащенный,- заметил третий, опуская трубу.

- Видно по оснастке, что он должен везти ценный груз. Ваше мнение, Уильдер?

- Большое высокобортное судно,- отвечал молодой моряк, который хотя и молчал, но все время наблюдал вместе с остальными.- Если моя труба не обманывает, то...

- Что такое?

- Я вижу, что он подходит к нам с носа.

- И я тоже. Это большой корабль, который плывет под боковым ветром и быстро направляется сюда. Он переменил паруса минут пять тому назад.

- Я это тоже заметил, но...

- Но что же? Нет сомнения, что он держит курс на северо-восток и, очевидно, хочет освободить нас от труда его преследовать. Что вы думаете об этом судне, генерал?

- Вид у него совсем не воинственный.

- Не замечаете ли вы сигналов на судне?- спросил Уильдер с тревожным видом.

- Трудно себе представить, чтобы он нас заметил; мы идем только на нижних парусах.

Относительно сигналов заспорили: одни их замечали, другие не видели.

- У нас от долгого наблюдения утомились глаза,- сказал капитан.- Надо вызвать свежего человека. Подите сюда,- обратился он к матросу, работавшему на корме.- Что вы видите? Какой это парус там вдали?

Матросом, к которому обратились, оказался Сципион. Сняв из уважения к начальству шапку и положив ее на палубу, он взял одной рукой трубу, а другой закрыл свободный глаз. Направив трубу в указанную сторону, он тотчас опустил ее и с изумлением взглянул на Уильдера.

- Видали вы парус?- спросил Корсар.- Я вижу его простым глазом.

- Но что вы видали через трубу?

- Корабль.

- Да, это верно, но куда он направляется?

- На наш корабль.

- И это верно. Но выкинул ли он сигналы?

- У него три новых брамсели (Брамсель - третий к низу парус. (Прим. ред.)).

- Да, но заметили ли вы его флаг?

- У него вовсе нет флага.

- Да, я так и думал. Можете итти. Впрочем, подождите: каких размеров этот корабль?

- Семьсот пятьдесят тонн.

- Однако, ваш негр, мистер Уильдер, обладает способностью определять размеры еле видимого корабля с точностью аптекарского веса.

- Извините, пожалуйста, ему его глупость.

- Глупость?- повторил Корсар, переводя свой взгляд с одного на другого, потом на корабль.- Нет, этот человек, повидимому, ничуть не сомневается в верности своего наблюдения. Так вы думаете, что это судно имеет точно такой размер, как вы определяете?

Сципион глядел попеременно на своего нового начальника и прежнего хозяина и на время совсем потерял способность речи. Но это состояние продолжалось одно мгновение, и лицо его вдруг приняло бессмысленное выражение.

- Я вас спрашиваю, уверены ли вы, что не ошибаетесь даже на несколько тонн в определении размера корабля?

- Размеры его, как прикажете...

- Я думаю, тысячу тонн!..

- Да, тысячу тонн.

- А может быть, триста тонн?

- Да, триста тонн.

- Может-быть, это бриг?

- Да, бриг.

- Позовите ко мне Фида.

- Беседа с вашими товарищами, Уильдер, очень поучительна, и я постараюсь ею воспользоваться.

Уильдер прикусил губы, на лицах остальных выразилось недоумение. Но они давно привыкли к вспышкам своего комаднира, и Уильдер также остерегался возражать не во-время.

В это время показался старый матрос, и Корсар снова прервал молчание.

- Может-быть, вы сомневаетесь, что перед нами парус?- продолжал допрашивать Корсар.

- Да, является сомнение,- отвечал упрямо негр.

- Слышите, что говорит ваш приятель, Фид? Он считает, что это не парус перед нами.

Фид не имел оснований скрывать своего удивления и спросил негра с презрением:

- Чем же тебе представляется этот предмет? Церковью, что ли?

- Да, я думаю, что это церковь,- согласился негр.

- Чорт возьми! Черномазый идиот! Хотя, ваша милость, у них Африка не изобилует церквами, но спутать мачту с колокольней для моряка... Нет, Сципион, если у тебя нет собственного самолюбия и уважения к друзьям, то его-то милости скажи...

- Довольно!- прервал Корсар.- Возьмите вы трубу и скажите ваше мнение о корабле.

Фид почтительно поклонился, взял трубу и долго внимательно рассматривал предмет; потом глубоко задумался, как бы собираясь с мыслями для ответа, и только табачная жвачка перемещалась у него с одной стороны рта на другую. Повидимому, он делал большое умственное усилие, соображая что-то.

- Я ожидаю вашего ответа,- повторил капитан, считая, что уже прошло достаточно времени для того, чтобы обдумать ответ.

- Я просил бы вашу милость, если это не затруднит вас, сказать мне, какое сегодня число и какой день недели?

Он тотчас же получил ответ.

- Мы выехали при зюд-осте; к ночи начал дуть норд-вест, и дул так целую неделю; потом нас потрепал денек шторм, и вслед за этим, когда мы достигли этих вод, море все время оставалось спокойным, как пьяница перед бутылкой водки.

На этом месте матрос замолчал, продолжая жевать табак.

- Но что вы думаете об этом корабле?- спросил Корсар с некоторым нетерпением.

- Что перед нами корабль, а не церковь, в этом нет сомнения,- отвечал Фид решительным тоном.

- Дает ли он по ветру сигналы?

- Может-быть, он и переговаривается при помощи парусов, Фид этого не знает. Он видит только три брамсели.

- А вы как думаете, Уильдер? Не видно ли между парусами чего-либо более темного?

- Действительно, там видно что-то, что я принял было за более светлую парусину, но не игра ли это солнечных лучей на парусах?

- В таком случае, нас, значит, еще не открыли, и мы можем ожидать, спокойно наблюдая за ним и изучая его во всех подробностях.

Корсар сказал это полусерьезно, полусаркастически, потом отпустил матросов и обратился к стоящим около него в молчании офицерам:

- Господа, время отдыха прошло, и судьба посылает нам случай показать свою храбрость. Я не берусь определить точно водоизмещение этого судна в семьсот четырнадцать тонн, но вижу, как и всякий опытный моряк, по расположению рей с сильной парусностью и оснастке, что это военное судно. Все ли со мной согласны? Ваше мнение, Уильдер?

- Ничего не могу возразить, вполне согласен с вашим мнением,- отвечал Уильдер.

Лицо Корсара прояснилось.

- Так вы думаете, что это - корабль королевского флота? Мне нравится ваш прямой ответ. Теперь другой вопрос: нападать ли нам на него или нет?

Вопрос был не из легких, и офицеры молчали, переглядываясь между собой. Тогда капитан поставил вопрос иначе.

- Что же вы молчите, генерал? Вы человек опытный, и вопрос этот касается прямо вас; вступать ли нам в битву или же развернуть паруса и удирать?

- Мои люди не умеют отступать; доставьте им случай, и они покажут себя.

- Но для чего нам рисковать без нужды своею шкурою?

- Это испанское судно, а испанцы часто посылают военные суда для прикрытия судов, везущих ценности,- заметил один из офицеров, не любивший бесполезного риска без добычи.- Посмотрим, если корабль откажется от нашего вызова, то, значит, он боится потерять богатый груз, в противном случае он будет храбр, как храбры бывают люди, которым нечего терять.

- Ваше мнение, Брэгс, имеет основание, и мы не забудем его. Теперь по местам, осмотрите ружья и пушки, но не привлекайте внимания экипажа: бой еще не решен, и если придется отказаться от сражения, не давайте повода думать, что мы отступаем от раз принятого решения.

Все разошлись по местам. Уильдер также хотел удалиться, но командир удержал его.

- Мы скучали в бездействии, мистер Уильдер! Теперь, кажется, появляется разнообразие. Все может случиться, но я вас успел узнать, и уверен, что если меня не станет, то вы с честью замените меня.

- Постараюсь сделать все возможное, чтобы в случае такого несчастия ваше доверие оправдалось.

- Я вам верю. Однако, ваши молодцы обладают острым зрением: они первые определили корабль.

- К этому легко привыкнуть в их положении. Однако, более точное определение, указав, что это военное судно, сделали вы сами.

- Но семьсот пятьдесят тонн, о которых сказал негр с такою уверенностью?

- Глупая привычка говорить наобум.

- Вы правы. Но взгляните на корабль, какого он держится направления?

Уильдер некоторое время внимательно наблюдал в трубу за ходом корабля, потом взглянул на командира и, заметив недоверчивый взгляд, покраснел, стиснул зубы и молчал.

- Ну, что же корабль?- спросил Корсар, отчеканивая каждое слово.- Он увеличил свою парусность, и через несколько минут мы его увидим весь.

- Это прекрасный ходок, он направляется прямо на нас.

- Не думаю, его корма отклоняется к востоку.

- Верно, ваша правда,- продолжал Корсар, направив трубу на корабль.- Нас еще не заметили. Скорее убрать передний штаговый парус. Пусть они попробуют разглядеть наши голые мачты на таком расстоянии! Мы готовы и к битве, и к отступлению,- заметил Корсар, наблюдая за приготовлениями, которые были сделаны офицерами.- Признаюсь вам, Уильдер, что мне доставляет внутреннее удовольствие встреча с этим кораблем под британским флагом. Может-быть, он окажется нам не по силам, но я отступать не намерен. Зато представьте себе, какое было бы удовольствие потопить этот корабль!

- Я думаю, что люди нашей профессии предоставляют почести дуракам и предпочитают золото железу.

- Так вообще о нас думают, но я лично охотнее предпочел бы нанести удар королевской гордости Георга, чем воспользоваться его сокровищами. Прав ли я, генерал?- прибавил он, заметив приближение своего соратника.- Прав ли я в том, что и приятно и почетно померяться силами с кораблем его королевского величества?

- Мы деремся для славы. При первом сигнале я к вашим услугам...

- Что это значит?! Кто распустил брамсель?- вдруг вскричал Корсар, и лицо его сделалось страшным.

Внимание всех обратилось на мачту. Там на реях сидел Фид, а парус трепался по ветру. Шум, производимый парусом, вероятно, и помешал ему услышать слова капитана.

Лицо матроса выражало полнейшее спокойствие и довольство, из которого его вывел грозный окрик капитана:

- По чьему приказанию вы распустили парус?- спросил Корсар.

- По требованию ветра, главного распорядителя на море.

- Все наверх! Сейчас же снять парус и стащить вниз этого дурака, осмелившегося нарушить мои приказания!

Несколько матросов бросились наверх. Парус был собран. Лицо Корсара было сумрачно и ожесточенно. Уильдер никогда не видел его в таком состоянии и, опасаясь за участь своего товарища, приготовился притти к нему на помощь.

- Что это значит? Как вы смели распустить парус без моего приказания?

- Я поторопился и вижу, что заслуживаю наказания.

- Да, правда, и вы получите его: отвести его в трюм и дать ему двадцать ударов!

- Ну, это не первое знакомство с плеткой...

- Позвольте вступиться за виновного!- сказал Уильдер.- Он часто ошибается, но у него всегда добрые намерения.

- Не защищайте, господин Гарри!- сказал Ричард с особым выражением.- Парус был распущен, отрицать этого нельзя, и спина Фида должна получить заслуженное.

- Я прошу вас простить его, я ручаюсь, что это будет последним его ослушанием.

- Хорошо, забудем это,- сказал Корсар, с усилием подавляя свой гнев.- Я не хочу в такой момент нарушать наши добрые отношения, но должен обратить ваше внимание на ту опасность, которую может принести нам подобная небрежность. Дайте мне трубку, я взгляну, ускользнула ли от внимания нашего противника эта болтавшаяся тряпка?

Ричард с торжествующим видом взглянул на Уильдера, но тот дал ему знак удалиться.

ГЛАВА XXVI

Отдаленный парус приближался все больше. Сначала он казался чайкой, порхающей над волнами, но, постепенно увеличиваясь, стал походить на пирамиду, состоящую из парусов и снастей. Корсар передал Уильдеру трубу.

- Посмотрите и вы увидите, что небрежность вашего матроса нас выдала.

Но в тоне командира звучало скорее сожаление, чем упрек. Когда Уильдер хотел было произнести несколько слов в оправдание этой небрежности, Корсар дружески прервал его, заметив, что с этим делом уже покончено.

- Противник наш настороже. Он переменил курс и идет прямо на нас. Пусть приблизится. Мы увидим его вооружение и решим, какой разговор с ним вести.

- Если позволить ему приблизиться, то, может-быть, нам уже трудно будет избежать встречи с ним.

- "Дельфин" - хороший ходок, и найти равного ему трудно.

- Не знаю, но наш противник приближается быстро, и можно полагать, что в скорости хода он не уступает "Дельфину". Мне редко приходилось замечать, чтобы судно так быстро увеличивалось при приближении.

Уильдер говорил с жаром. Корсар внимательно посмотрел на него и спросил:

- Вы знаете это судно?

- Да, знаю. И если не ошибаюсь, оно не по силам для "Дельфина". Я уверен, что оно не имеет на борту соблазнительного для нас груза.

- Его размеры?

- Негр сказал уже вам их.

- Ваши люди также его узнают?

- Трудно ошибиться старому моряку в расположении парусов, под которыми он провел месяцы и даже годы.

- Давно ли вы оставили это судно?

- Одновременно с моим прибытием к вам сюда.

Корсар на некоторое время задумался. Уильдер не прерывал его, и лицо его выражало беспокойство.

- Сколько на нем пушек?- спросил Корсар резко.

- В четыре раза больше, чем на "Дельфине".

- Его обшивка?

- Толще нашей, и судно больше нашего.

- Это судно короля?

- Да, короля.

- Оно переменит своего хозяина: оно будет моим.

Уильдер поклонился и отвечал недоверчивой улыбкой.

- Вы сомневаетесь?- сказал Корсар.- Имеет ли наш противник таких людей, как наши, готовых сложить головы по первому приказанию?

Фенимор Купер - Красный корсар (The Red Rover). 3 часть., читать текст

См. также Фенимор Купер (Fenimore Cooper) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Красный корсар (The Red Rover). 4 часть.
Действительно, экипаж Дельфина был составлен человеком, хорошо знающим...

Лионель Ликольн или осада Бостона (Lionel Lincoln or the Siege of Boston). 1 часть.
Перевод E. H. Киселева Предисловие к новому изданию. Быть может не най...