Фенимор Купер
«Колония на кратере (The crater or The Vulcan's peak). 4 часть.»

"Колония на кратере (The crater or The Vulcan's peak). 4 часть."

Подставы еще поддерживали киль судна, ожидая лишь приказания пасть и двинуть судно вперед. Марк и Броун стояли как раз около подстав. Марк скомандовал: "Вали подставу, руби канаты! Эй, вы там, берегитесь. Мы вас спускаем в воду!". С этими словами он сам схватился за подставу, возле которой стоял, и свалил ее.

Едва успел он выговорить последние слова, как "Авраам" колыхнулся. Все переселенцы приветствовали первое его движение громкими радостными возгласами, и в тот же миг "Авраам", с плеском и шумом рассекая волны, врезался в самую середину ошеломленных и напуганных пловцов и преградил им путь к берегу Рифа. Одновременно с этим Биглоу и Джонс открыли огонь из обеих каронад "Авраама", и под свистящими ударами градом рассыпавшейся кругом картечи все водное пространство вокруг запенилось и забурлило. Этот маневр решил исход битвы. Поражение туземцев было полное. Все воины Ваальли, как обезумевшие, кинулись к бухтам, где они оставили свои пироги, между тем как пловцы, ныряя и топя друг друга, спасались, кто как мог. Тем временем, не теряя ни секунды, колонисты тотчас же поспешили причалить судно обратно к берегу при помощи каната, и Марк с Броуном и Уатгельсом вошли на судно; на "Аврааме" образовался экипаж уже из пяти опытных моряков, умевших прекрасно управлять судном. Боб остался главнокомандующим на Рифе, во главе остальных боевых сил колонии. Для установки парусов потребовалось лишь две минуты, и "Авраам" с решимостью двинулся в бой, направляясь к тому месту, где Ваальли сумел уже собрать вокруг себя главные силы; то был достаточно широкий морской проход, в котором можно было маневрировать даже и большому судну. Однако Марк в тот момент был далек от мысли атаковать врага и сначала удовольствовался тем, что проделал различные предварительные маневры, во время которых экипаж беспрерывно обстреливал туземцев. Выстрел за выстрелом следовали с необычайной быстротой. Туземцами овладел панический ужас, так что даже всей силы и авторитета Ваальли оказалось недостаточно для того, чтобы остановить всеобщее смятение.

Осторожность требовала от Марка, чтобы он не очень теснил своих врагов до той минуты, пока они не выйдут в открытое море, а потому он решился преследовать их на некотором расстоянии. Между тем как "Авраам", подгоняемый ветром, шел плавно на своих парусах, туземцы принуждены были без отдыха работать своими длинными пагайями. У них, конечно, были паруса, но они, будучи сотканы из кокосовых волокон, были весьма неплотны и не представляли собою достаточного сопротивления ветру, а потому мало могли способствовать быстроте хода; вот почему их лодки в этом отношении, конечно, не могли соперничать с "Авраамом". Выбравшись наконец в открытый океан, Ваальли полагал, что здесь погоня должна прекратиться, но оказалось как раз наоборот: теперь-то только она и начиналась; нагнав три лодки, богаче разукрашенные и ходкие, Марк захватил их в плен вместе со всем их экипажем: в числе тех пленных оказался, между прочим, и некий юный воин, в котором Билль Броун и Уатгельс тотчас же признали любимого сына Ваальли. Добыча оказалась чрезвычайно удачной, и Марк решил ею воспользоваться как можно лучше. Выбрав одного из своих военнопленных, он послал его к Ваальли с оливковой ветвью и предложением обмена пленных. С помощью Броуна и Уатгельса Марку нетрудно было вести переговоры с туземцами, так как за три года пленения эти матросы прекрасно изучили родной язык островитян.

Ваальли не сразу согласился довериться честности своих непобедимых врагов. Однако родительское чувство взяло верх, и вождь туземцев, сам безоружный явился на судно. Перед Марком стоял теперь его свирепый враг. То был, бесспорно, умный, хитрый туземец. Он предложил было для выкупа и лодки, и одеяния из цветных перьев, китовые зубы - веши весьма ценные для этих народов. Но не такого выкупа требовал Марк; в обмен он потребовал пятерых своих товарищей, бывших в плену у туземцев. В противном случае он грозил возобновить против туземцев военные действия.

В душе Ваальли происходила сильнейшая борьба, ему очень не хотелось упустить из своих рук бледнолицых пленников, но большая любовь к сыну взяла верх.

После двухчасовых переговоров и препирательств, всевозможных хитростей и изворотов между двумя воюющими сторонами был заключен такого рода договор: "Авраам" будет сопровождать туземный флот до группы островов Бэтто; по прибытии Ваальли должен будет послать кого-нибудь из своих приближенных за вышеупомянутыми пятью матросами, а сам остаться на "Друге Аврааме" до той минуты, пока не состоится обмен пленных. Хитрый Ваальли хотел включить в этот же договор еще один пункт относительно того, что его бывшие враги обязуются содействовать ему в его намерениях низвергнуть окончательно ненавистного соперника его, Урууни (последний был скорее лишь временно принижен, чем покорен), но Марк, конечно, отказался принять на себя такое обязательство, так как был гораздо более расположен оказать Урууни посильную поддержку, нежели содействовать его окончательной погибели. Марк даже намеревался повидаться с этим благородным изгнанником перед своим отплытием с островов Бэтто.

Пускаясь в путь вслед за туземным флотом, Марк, вероятно, не сумел бы даже известить свою жену о своем отъезде на дальние острова, если бы ему в этом не помог заботливый Боб Бэте.

Заметив, что "Авраам" скрылся из виду под ветром, Боб поспешно снарядил "Нэшамони" и издали последовал за "Другом Авраамом", рассчитывая в случае беды быть ему чем-нибудь полезным. А в тот момент, когда договор уже был заключен, Боб подошел к судну и, повидавшись с Марком, успел получить от него все сведения и затем как раз вовремя двинуться вновь в обратный путь, чтобы поспеть до ночи на Риф и сообщить там радостные вести.

ГЛАВА XIX

Прости!. Почему это слово вызывает твои испуг? Как похоронный звук, оно заставляет тебя проливать слезы. Счастье и несчастье здесь мгновенны. Надежда при расставании нам обещает возвращение.

Бернард Бартон

Прошло дня три, прежде чем "Друг Авраам" и флот Ваальли очутились в виду островов Бэтто. Лодки туземцев возвратились на свои обычные стоянки, а "Авраам'" остался в открытом море. На следующий день на судно прибыли пленные: Диккинсон, Харрис, Джонсон, Эдварде и Брайт. Туземный вождь с большой неохотой расставался со своими пленными, которыми он чрезвычайно дорожил как людьми сведущими, от которых можно было многому научиться. Вместе с тем такое усиление экипажа "Авраама" делало это судно немаловажной силой в этих морях.

Двенадцать матросов, сильных, ловких и здоровых парней, привычных к делу, да еще две исправных каронады и шестифунтовая пушка с большим запасом снарядов - все это, вместе взятое, представляло собой действительно такую силу, с которой туземным племенам приходилось считаться. Ваальли понял это с первого же раза и потому вторично сделал попытку заручиться содействием переселенцев против Урууни. Хитрый дикарь предложил Марку взамен ожидаемой от него поддержки признать остров Ранкокус собственностью белых. Марк поблагодарил своего нового приятеля за такой щедрый подарок, но при этом заметил, что остров Ранкокус он давно считает своей собственностью и что если только Ваальли посмеет предъявить на него свои права, то он, Марк, вытеснит его силой своего оружия не только из своих владений, но даже и с этих островов. Вследствие такого рода переговоров Марк и Ваальли расстались не совсем дружелюбно. Затем Марк начал обсуждать настоящее положение дел. Джонс хорошо знал Урууни, с которым он прожил довольно долго до того времени, когда этот честный вождь был побежден своим соперником. Его-то, то есть Джонса, Марк и отправил к Урууни.

Часов шесть спустя Марк имел удовольствие принимать у себя благородного Урууни. Марк в теплых, сердечных выражениях благодарил туземца за его радушие и гостеприимство по отношению к его жене, сестре, Бобу и другим его единоплеменникам и предложил ему свою помощь и содействие в случае надобности.

Почти все присутствующие матросы знали Урууни если не лично, то по слухам, как человека честного и добродушного. Эта-то его доброта и оказалась до известной степени причиной его падения: если бы он своевременно казнил Ваальли, как тот вполне того заслуживал, то этот дерзкий воин, родившийся его данником, не завладел бы властью и не стал бы, как теперь, угрожать своему природному властелину. Тут же на юте и состоялось совещание, на котором обсуждали все нужды Урууни и все грозившие ему опасности, причем разбирали взаимные соотношения отдельных островов между собою. Хотя значительная часть населения примкнула в момент переворота к энергичному и предприимчивому Ваальли и тем содействовала его возвышению из простого желания перемены существующих порядков, но теперь большинство уже горько раскаивалось в своей ошибке и с сожалением вспоминало своего прежнего кроткого, добросердечного вождя. В группе островов Бэтто был один главный остров, служивший центром для всех остальных островов. Урууни родился и жил там всю свою жизнь до того момента, когда Ваальли удалось изгнать оттуда его и всю его семью и запугать злополучное население этого острова жестокими угрозами и лютыми казнями. Эти люди большею частью против воли должны были признать в нем своего вождя и повелителя. Если бы Урууни теперь вновь удалось овладеть этим островов, то одного этого было бы уже вполне достаточно для того, чтобы уравнять шансы двух враждующих вождей и даже вполне обеспечить преобладание Урууни до тех пор, пока он будет находиться под покровительством переселенцев.

Прежде всего Марку хотелось, если возможно, избежать в этом деле кровопролития, и потому он решил более всего действовать страхом и угрозой. С этой целью он подошел на расстояние пушечного выстрела к главной крепости Ваальли и предложил ей сдаться, а командиру гарнизона приказал не только немедленно очистить крепость, но и совершенно удалиться со своими людьми с этого острова.

Предложение это было встречено самым решительным отказом. Но у Марка имелся довольно веский аргумент. В то же время Урууни высадился на берег; при его появлении все тайные и явные приверженцы его схватились за оружие, как один человек; заранее уверенные в поддержке со стороны столь грозного в их глазах судна, они мгновенно образовали вокруг своего бывшего вождя такую военную силу, с которой он легко бы мог побросать в море сторонников Ваальли. Но тем не менее эта горстка людей оказывала самое энергичное сопротивление до той минуты, пока Марк не дал по ним меткого выстрела из своего шестифунтового орудия. Картечь, пробив ограду крепости и, к счастью, не ранив никого, наделала много шума и произвела страшный переполох в крепостном гарнизоне, после чего начальник крепости послал Марку пальмовую ветвь в знак покорности. Весть об этой победе Урууни произвела громадное впечатление на всех, даже соседних островитян, так что менее чем за двое суток бывший вождь вновь получил прежнюю силу и власть, и низвержение Ваальли произошло само собою, без всякого кровопролития. После этих событий Урууни мог рассчитывать на спокойное царствование до конца дней своих.

Со дня начала военных действий на Рифе прошло уже около недели, и так как Марк знал, что о нем беспокоятся дома, то он не воспользовался любезным приглашением погостить подольше на островах Бэтто. Убедившись, что эта группа островов изобилует очень редким сандаловым деревом, Марк заключил с туземцами договор, в силу которого последние обязывались вырубать и выставлять на берег известное количество этого дерева. По истечении трехмесячного срока "Друг Авраам" должен был зайти сюда вновь и забрать этот груз. Покончив с этими делами, "Друг Авраам" отплыл в обратный путь.

С Рифа "Авраама" увидели почти за час до того, как он вошел в порт; все обитатели Рифа вышли навстречу победителям и шумно приветствовали их возвращение.

Счастливая этой удачей, колония могла теперь надеяться на полное спокойствие и безопасность в будущем.

Однако с присоединением еще пяти матросов, составлявших некогда часть экипажа "Ранкокуса", положение колонии значительно изменялось, и у Марка явился вопрос о том, каковы теперь его обязанности в отношении его судовладельцев.

Для обсуждения этого важного вопроса он решил вновь собрать совет, и с этой целью на другой же день поутру, забрав с собой всех своих матросов и почти всех переселенцев мужского пола, Марк вместе с женой и ребенком отплыл на Пик.

Спустя шесть часов "Друг Авраам" входил уже в Миниатюрную бухту. После взаимных приветствий и радостных поздравлений вновь прибывшие матросы ознакомились со своими новыми товарищами, и четверо из них, в том числе Билль Броун, тут же записались в постоянные члены колонии и были приняты в число сограждан Рифа, так как они имели желание провести остаток своих дней в этом благословенном крае. Остальные трое обязались на известный срок остаться на службе у Марка, чтобы по прошествии этого срока им было предоставлено право вернуться вновь на родину. В колонии чувствовался недостаток в женщинах, а так как каждому человеку хочется испытать на себе счастье или несчастье брачной жизни, то и немудрено, что некоторые из матросов мечтали о возвращении в Америку.

Покончив с этим вопросом, Марк изложил свои сомнения относительно судна. Долгое время он думал, что "Ранкокус" неподвижно и неизбежно прикован к месту; теперь же, со времени последнего землетрясения, он очутился в яме, где под ним едва хватало воды. Присутствовавший при спуске "Ранкокуса" Боб знал, что его осадка равняется всего тринадцати футам, а Билль Броун брался дать судну еще от восемнадцати до двадцати дюймов воды - для того чтобы вывести его из заколдованного круга.

Раз являлась возможность вывести "Ранкокус" в море, отсюда сам собою вытекал вопрос: не следовало ли теперь вернуть это ценное судно тем, кому оно принадлежит по праву? Правда, что, как то было известно Бриджит, друг Авраам Уайт и его компаньоны были давно уже вознаграждены за свои убытки страховой премией, но теперь на "Ранкокус" имели неоспоримое право страхователи. Нагрузив здесь судно сандалом и обменяв его в Кантоне на груз чая, можно было получить такие барыши, которые с избытком покрыли бы все затраты и расходы на судно. Но при всем этом Марк не хотел расстаться с мыслью о дальнейшем существовании и процветании основанной им колонии, и потому перспектива покинуть эти края на целых двенадцать месяцев, а может быть, и более, страшила его. Он сознавал, что если он и Бриджит с ребенком уедут, то остальные разбредутся в разные стороны, полагая, что они более не вернутся, и столь успешно начатое им дело колонизации рухнет неизбежно.

Итак, решено было прежде всего попытаться извлечь судно из его тесного места заключения, а затем уже обсудить и дальнейший образ действий. Одновременно с этим решением к Урууни и Ваальли были посланы весьма ценные для них подарки, вроде стеклянных бус и ожерелий, ножей, топоров и тому подобных вещей, составлявших часть груза "Ранкокуса". Взамен этого колонисты просили их вновь распорядиться заготовкой возможно большого количества сандала. Для выполнения этого поручения были посланы Боб и Джонс, которые и отправились на "Нэшамони" на группу островов Бэтто, чтобы по исполнении возложенного на них поручения они немедленно вернулись на Риф. где их помощь была нелишняя для работы на "Ранкокусе".

Хитон и Ункус остались на Пике для охраны этой части владений колонии и для работ на лесопильне, а все остальные мужчины вернулись на Риф, где тотчас же и приступили к работам на судне. Очистив трюм от всего, что там было свалено, наши колонисты перетащили на берег и все бочки и бочонки с пресной водой, которые служили одновременно и балластом для судна. Когда весь этот груз был удален с корабля, наши приятели с радостью убедились, что судно поднялось на несколько дюймов, а после того, как с "Ранкокуса" были сняты все остатки парусов, снастей и мачт, его корпус поднялся еще более. По прошествии недели дело с выгрузкой и уборкой всего, что можно было снять с судна, уже значительно двинулось вперед и подходило к концу. Однажды под вечер, во время прилива, подул сильный и свежий ветер, и Марк решил воспользоваться им для того, чтобы вывести "Ранкокус" из его тесного бассейна. И вот при громких криках радости всех присутствовавших судно колыхнулось и тронулось вперед; первый трудный шаг был сделан, и всем было ясно теперь, что нелегкая задача переселенцев увенчалась полным успехом.

В тот же день "Ранкокус" подвели к берегу, где он стал на якорь так же надежно, как если бы он находился у набережной порта в Филадельфии.

Затем колонисты приступили к конопачению судна и принялись подчищать и чинить его паруса, мачты и снасти - все было приведено в должный порядок; не забыты были и пресная вода, и съестные припасы, и всякого рода инструменты и орудия. Оставалось только позаботиться о выборе экипажа. Боб давно уже успел вернуться с вестью, что дикари на самом берегу главного острова заготавливают громадное количество сандала, и по прошествии не более месяца "Ранкокус" может принять свой груз и плыть в Кантон.

Понятно, что в число экипажа прежде всего попали те три матроса, которые выказали желание вернуться на родину, а именно: Джонс, Эдварде и Брайт; Боб был назначен старшим помощником капитана, а Биглоу младшим. Билль Броун остался за коменданта на Рифе, Уатгельс пожелал остаться с ним, но Диккинсон и Харрис, хотя намеревались вернуться в колонию, все же не прочь были отплыть на судне: подобно Биллю Броуну они также мечтали о нежной подруге; разница была лишь в том, что Броун поручил Марку выбрать для себя хорошую во всех отношениях невесту, а Диккинсон и Харрис предпочитали сами избрать себе своих будущих жен по своему личному вкусу. Только один Уатгельс совсем не высказался по этому поводу.

Между тем как готовились к отплытию, в среде переселенцев состоялся еще один счастливый брак Ункус соединил свою судьбу с судьбой героической Юноны; он построил себе хорошенькую хижинку на Пике и зажил очень счастливо своим хозяйством.

Но вот настал решительный момент отъезда. Бриджит долго рыдала в объятиях своего мужа; "друг" Марта, по-видимому, спокойно рассталась с "другом" Бобом, но на душе и у нее было так же нелегко.

С рассветом "Ранкокус" вышел в море; Броун и Уатгельс сопровождали его на "Нэшамони" до группы островов Бэтто. Тотчас же по приезде на остров Марк просил Урууни созвать всех своих старшин, данников и в присутствии жрецов именем своей светской и их духовной власти торжественно воспретить всякого рода общение с переселенцами в течение года, а по прошествии этого срока Марк обещал снова вернуться к ним с многочисленными и ценными для них подарками. Обнадеженный связующей силой воспрещения, облеченного в религиозную форму, Марк со спокойным сердцем мог отплыть в свой далекий путь.

Нагрузив изрядное количество сандала и получив от Урууни восемь ловких, способных туземцев, которые вошли в состав экипажа "Ранкокуса", Марк пошел в Кантон. Пятьдесят дней спустя "Ранкокус" входил в порт города Кантона, где без труда выгодно продал свой груз, после чего, забрав полный груз чая, он все-таки остался с крупным барышом в кармане. В это время как раз продавался небольшой американский бриг. Марк приобрел его за весьма сходную цену, нагрузил всяким полезным товаром и провиантом, в том числе несколькими английскими коровами, богатым запасом железа, снарядов и разного рода оружием. Бриг этот оказался очень быстроходным и легким судном; киль его был обит медью, хотя и не новой, но достаточно прочной. Вооружен он был десятью шестифунтовыми пушками и обладал вместимостью в двести тонн. Все бумаги его были в полном порядке, а назывался он "Сирена". Конечно, Марку пришлось бы отказаться от этой покупки, если бы ему не посчастливилось встретиться в Кантоне с одним из своих прежних друзей, который женился здесь на хорошенькой англичанке и был поставлен через это в необходимость отказаться от морской службы ради спокойствия своей жены. Приятель этот, по фамилии Саундерс, был всего года на три старше Марка и отличался прекраснейшим характером. Узнав всю повесть Марка и историю его вновь образовавшейся колонии, Саундерс возымел непреодолимое желание пристать к этой колонии и предложил набрать экипаж из таких же американцев, как он сам, оказавшихся без дела в данный момент; с ними он брался довести "Сирену" до Рифа. Порешив на этом, "Сирена" ушла в море накануне того дня, когда "Ранкокус" вышел из Кантона в Филадельфию. Биглоу перешел на "Сирену" в качестве старшего помощника командира, а вместе с тем и лоцмана. Его место на "Ранкокусе", по приглашению Марка, занял другой молодой офицер.

День прибытия "Сирены" на Риф был великим событием для всех переселенцев, и так как, согласно распоряжениям Марка, это новое судно не должно было отлучаться из колонии до конца года, то присутствие столь внушительных размеров судна могло служить поселенцам гарантией полнейшей безопасности.

Нет надобности останавливаться на всех подробностях плавания "Ранкокуса". Довольно сказать, что он в надлежащее время вошел еще раз в Делавар, к немалому удивлению всех заинтересованных в нем лиц. Друга Авраама Уайта в это время уже не было в живых, и все товарищество судовладельцев распалось; однако право собственности на это судно по закону перешло к страховщикам. К ним-то и явился по своем приезде Марк с подробным отчетом обо всем случившемся. Привезенный чай ему удалось продать очень выгодно, о чем он также сообщил страховой компании, которая, обсудив это дело, решила, по вычете суммы, равной с суммой, выплаченной ею страховой премии, и следуемых ей с нее процентов, само судно и остаток суммы, вырученной Марком от продажи груза, предоставить добросовестному и честному капитану Вульстону в полное его владение в благодарность за оказанные им обществу услуги. Таким образом, кроме законно присужденного ему судна Марк получил еще около одиннадцати тысяч долларов наличными деньгами. Излишне было бы говорить, что все сограждане Марка Вульстона стали смотреть на него как на великого человека. Не только вся его семья встретила его с распростертыми объятиями, но и сам доктор Ярдлей переменил о нем свое мнение и соблаговолил протянуть ему руку примирения. Старик Ярдлей отдал ему подробный отчет в своих делах по опеке Бриджит, и Марк вдруг стал обладателем состояния более чем в двадцать тысяч долларов. Вслед за тем Марк приступил к разным приготовлениям для скорого отплытия на остров Кратера, который они с Бриджит втайне решили сделать своей постоянной резиденцией, предпочитая его даже всем красотам Пика. На кратере Марк прожил столько тяжелых дней, дней одиночества, отчаяния и муки, что он невольно стал как-то особенно близок сердцу обоих супругов.

ГЛАВА XX

Смертный, ты жалуешься на свою судьбу. Но твои печали на небесах сложены в драгоценную сокровищницу. Позднее каждое твое горе получит вознаграждение. Пой потому без конца гимн благодарности.

Нравственная алхимия

Марк без труда мог предпринять такое плавание с грузом сандала в Кантон и, забрав с собой всех желающих, вернулся из Кантона с грузом чая в Америку, чтобы остаться там уже навсегда. Но его приковывает к себе благословенный климат тех островов, отличавшийся всеми прелестями южных широт и не имевший ни одного из свойственных ему неудобств, так как свежий ветер с моря постоянно умерял нестерпимый зной даже на Рифе, не говоря уже о Пике, где даже в самые жаркие месяцы не было надобности прекращать работу и в полдень. Зимы здесь совершенно не было, и человек чувствовал себя более счастливым, бодрым и здоровым, чем где-либо в другом месте земного шара. Потому Марк ни за что не хотел расставаться с Рифом, не хотел его также и населять кем попало. Напротив, он намерен был сохранить в своих владениях порядок и вообще довольство, а потому предпочитал предоставить заботу об увеличении населения самой природе.

В числе знакомых Марку людей был и один молодой человек по фамилии Пэннок; женившись очень рано, он уже успел стать отцом троих детей; человек весьма небогатый, он уже не на шутку начинал ощущать в своем домашнем обиходе бремя многочисленной семьи. Пэннок был прекрасный фермер, человек очень работящий и смолоду привыкший к труду. Марк в минуту откровенной беседы предложил ему поехать вместе с ним, захватив также и семью, состоявшую из жены, троих детей и двух его сестер, молодых девушек, и поселиться в его колонии на Рифе. После некоторого размышления Пэннок принял предложение. Марк поручил ему вербовку добровольных переселенцев для формирования экипажа, а сам занялся закупкой всего необходимого и приготовления к скорейшему отплытию в обратный путь. Двое братьев Марка - Чарльз и Абрам Вульстон - также выразили желание переселиться в страну приключений брата; кроме того, к ним присоединились еще пятьдесят других эмигрантов. Все это делалось под величайшим секретом, чтобы не привлекать общественного внимания к новой колонии, потому что это могло пагубно отразиться на ее процветании и благосостоянии. Прежде всего, Марк хотел удержать за собою монополию той торговли, которая являлась очень прибыльной; между тем не подлежало сомнению, что соискатели нахлынули бы во множестве на эти острова, если бы стало известно, какой источник богатств таится там. Марк не обманывался на этот счет, заранее уверенный, что, как только он сообщит другим о существовании этих островов, к нему со всех сторон посыплются просьбы о зачислении в состав колонии; но этого-то именно он и не желал и потому тщательно скрывал свою находку. О прибытии "Ранкокуса" было, конечно, упомянуто в газетах, но без всяких подробностей и рассуждений; там говорилось только, что судно это разбилось о подводные рифы и потеряло почти весь свой экипаж и что впоследствии все уцелевшие, то есть оставшиеся в живых члены экипажа сняли его с мели, произвели на нем необходимые ремонтные работы и благополучно окончили плавание. Таким образом, вся история Марка и его островов осталась совершенно неизвестна широкой публике. При отчете о своих действиях страховому обществу Марк также ничего не упомянул о своих и соседних островах, а ограничился лишь заявлением, что часть груза этого судна он употребил на свои личные нужды и надобности.

По прошествии некоторого времени "Ранкокус" снова ушел в море с полным грузом разнообразного товара. Между прочим, он вез немалое количество всякого рода оружия и инструментов, множество различных семян, штук шесть коров и несколько пар улучшенной породы свиней, двух кобылиц и запряжку волов; всевозможные тележки, тачки и тому подобное также имелись здесь в значительном количестве. Кроме того, он вез большой запас железных прутьев, брусьев, гвоздей всякого сорта и других металлических изделий и, наконец, несколько тысяч долларов преимущественно мелкой медной монетой. Кроме того, и все переселенцы везли с собою в большем или меньшем количестве звонкую монету. В трюме был сложен значительный запас строевого леса, а магазин был полон вооружения для "Ранкокуса". Марк приобрел еще четыре полевых орудия небольшого калибра, две трехфунтовые пушки, две гаубицы двенадцатифунтового калибра с лафетами и несколько дальнобойных орудий.

Помимо артиллерии Марк вез с собой еще двести мушкетов и пятьдесят пар пистолетов. Однако наибольшее значение Марк придавал не столько предметам, сколько людям, которых он увозил с собой на Риф. Все до единого переселенцы принимались им с большим разбором; при этом особое внимание обращалось на нравственные качества каждого человека. Кроме того, Марк позаботился и о том, чтобы в числе переселенцев были представители различных профессий, а главным образом разный ремесленный и мастеровой народ: плотники, каменщики, слесари, сапожники, портные и тому подобное. Почти все они были люди семейные, за исключением нескольких молодых людей и девушек, братьев или сестер кого-либо из эмигрантов. Пространство между деками было предоставлено в распоряжение переселенцев, число которых достигло двухсот семи человек, не считая детей.

Марк Вульстон был слишком разумным человеком, чтобы увлекаться каким-либо из модных современных абсурдов вроде всеобщего равенства или же общности имущества. Нашлись из числа желавших отправиться на острова Тихого океана двое таких господ, которые мечтали образовать там общество людей, у которых имущество было бы общее и нераздельное, а все обязанности согласовались с естественным правом человека.

Но Марк имел на этот счет свои продуманные взгляды и убеждения и не мог согласиться с этими людьми. По его мнению, цивилизация не могла бы существовать без права собственности, а сама собственность не может существовать без личного прямого интереса не только в накоплении, но и в сохранении этой собственности.

Из всех софизмов наиболее пошлый и вредный, по мнению Марка, был тот, который гласит, будто свобода личности возрастает пропорционально свободе, приобретенной массой. Напротив, тысячи примеров показывают, что личность попирается самим порядком вещей в такой свободной стране; там часто человека преследуют за то, что он осмеливается поступать или думать иначе, чем его сосед, и, невзирая на покровительство законов, он поневоле должен покориться большинству: а эта власть - неумолимая, обидная. Причина этого явления весьма простая: где у власти стоит один или несколько человек, там, если один какой-нибудь человек из толпы вздумает почему-либо протестовать против несправедливости или насилия этой власти, общие симпатии и сочувствие толпы будут всегда на его стороне; но эта же толпа останется жестоко беспощадной к тому, кто только дерзнет восстать против приговора массы, пусть даже его правда будет ярче самого солнца.

Это попирание личности является следствием того, что слишком разделенная власть влечет за собой неизбежно серьезные злоупотребления, совершаемые почти бессознательно и безнаказанно.

У Марка был свой план устройства его маленького государства, и потому, когда два молодых ученых правоведа выразили желание сопровождать его в Тихий океан, он, не задумываясь, отказался принять их в состав своей колонии.

Право как наука, без сомнения, есть полезное знание, но Марк полагал, что его товарищи могут еще долгие годы прожить счастливо и без этой мудрости. Затем к нему явился с предложением своих услуг и некий врач, но, памятуя козни и вражду своего отца с отцом Бриджит, он решил, что для колонии достаточно и одного Хитона. Наибольшее затруднение представлял собою религиозный вопрос.

Хотя в то время рознь сект еще не выступала в столь ярких формах, но и тогда уже она начинала становиться предметом толков и горячих прений. Так, например, в Бристоле было много последователей англиканской церкви, и в их числе была семья Вульстон, между тем как Бриджит принадлежала к пресвитерианской церкви, а большинство вновь присоединившихся переселенцев были так называемые умеренные квакеры, то есть люди, весьма безразлично относившиеся к религиозным воззрениям и не придерживавшиеся строго своих обрядов. По мнению Марка, одного священника было бы совершенно достаточно для его маленькой колонии: но ведь один и тот же священник не мог угодить всем этим разнородным сектам: в этом и заключалось главное затруднение. Вопрос этот разрешила сама судьба; к нему явился один родственник Хитона, человек молодой, но слабого здоровья, по фамилии Горнбауер, недавно посвященный в сан, и Марк согласился взять его с собой вместе со всей его семьей, состоявшей из жены, сестры и двоих детей.

Мы не станем описывать день за днем плавание "Ранкокуса", тем более что оно не отличалось никакими особенными событиями.

Судно находилось уже сто шестьдесят дней в море, считая в том числе два дня стоянки в Рио-де-Жанейро.

Все с нетерпением ожидали окончания плавания; некоторые даже опасались, что капитан недостаточно хорошо знаком с этими морями, чтобы отыскать те острова, о которых он говорил им; однако в существовании этих островов никто не сомневался. Но вот находившиеся на судне краснокожие стали вдруг уверять, что они чуют близость земли; это уверение подействовало успокоительно на всех. Как это ни странно, но словам этих невежественных туземцев все доверяли больше, нежели научным наблюдениям капитана судна.

Вскоре после того, около полудня, Марк взошел на палубу со своим квадрантом и немного спустя объявил о результатах своих наблюдений; по его мнению, их судно должно было вскоре войти уже в воды Кратера. Одно из многочисленных морских течений отнесло их немного дальше к северу, чем он предполагал; по его вычислениям выходило, что они теперь находятся всего в тридцати милях на север от желанных островов. Это известие было встречено всеобщими криками радости и восторга. Но часа три спустя матрос, стоявший на вахте, объявил с фок-салинга, что земли еще не видно. Страшное подозрение проснулось на минуту в душе Марка: неужели новое конвульсивное движение недр земли поглотило опять все то, что оно так недавно вызвало к жизни? Но вот сверху кто-то крикнул: "Парус!", а час спустя уже оба судна были настолько близко друг от друга, что с помощью зрительной трубы прекрасно можно было различать предметы.

- Это "Сирена"! - воскликнул Марк. - Но что она здесь делает, на ветре, у островов?

- Быть может, это готовится для нас торжественная встреча, - заметил Боб. - Теперь как раз то время, когда они должны нас ожидать, и я готов побиться об заклад, что ваша супруга и "друг" Марта пожелали выехать навстречу своим мужьям.

Слова эти вызвали невольную улыбку на устах Марка, продолжавшего между тем свои наблюдения.

- Там, на "Сирене", творится что-то странное. Взгляни же, Боб, ведь она мечется из одной стороны в другую, точно галиот, носимый ветром, шатается и кренится, как хмельной матрос! Как видно, там никого нет у руля!.. Ах, Боже!!..

- Да, да, смотрите, как парус-то полощет!

- О, Боже мой, да что же это такое?!

Марк с озабоченным лицом расхаживал теперь взад и вперед по палубе, приостанавливаясь лишь временами, чтобы взглянуть на постепенно приближавшееся судно.

" Оно теперь было уже на расстоянии не более одной мили от "Ранкокуса".

Вдруг Марк позвал к себе Боба - отдать приказ снять долой койки. Это сигнал ужасной, решительной минуты перед сражением.

- Все наверх и по местам! - вдруг крикнул Марк.

Все бывшие на судне всполошились, забегали, готовясь к сражению; отвязывали орудия, заготовляли снаряды, ядра. Тем временем "Ранкокус" подошел к "Сирене" на расстояние пушечного выстрела; теперь уже можно было ясно видеть, что творилось на "Сирене". Никто из присутствовавших не мог понять столь странных эволюции брига. Очевидно, там имели намерение уменьшить ход, но вместо того бриг ежеминутно метался то в одну сторону, то в другую, а некоторые менее тяжелые паруса почти все время бились о стеньги. Марк внимательно следил за всем происходившим на бриге, а также приглядывался и к людям экипажа, которые суетились у парусов.

- Готовь одну из пушек! Случилось какое-то несчастье; наш бриг в руках туземцев, а они не могут с ним управиться.

Можно себе представить впечатление, какое произвели эти слова на всех присутствовавших; если туземцы овладели бригом, то, следовательно, они овладели и Рифом, и Пиком; что же в таком случае ожидало переселенцев? Прошло еще около четверти часа страшного ожидания для экипажа и беспредельной муки для Марка. Боб также был встревожен. Случись теперь Ваальли подвернуться ему под руку, туземцу бы несдобровать. Неужели Урууни мог изменить им, нарушить свои обещания? Нет, этого ни Боб, ни Марк не могли допустить.

- Орудие это в порядке, готово оно к бою? - спросил вдруг Марк.

- Да, капитан, совсем готово, по первому сигналу будем палить.

- Ну так открой огонь! Да целься выше! Попробуем сперва только пугнуть их, и горе им, если они не сдадутся!

Раздался выстрел, но, к немалому удивлению всего экипажа, бриг отвечал тотчас же залпом с целого борта; но эта энергичная демонстрация оказалась единственной мерой сопротивления, выказанной судном. Несмотря на то, что бриг открыл огонь из всех пяти орудий борта, ни один снаряд не причинил вреда "Ранкокусу", потому что туземцы стреляли, не наводя орудий, а просто наугад, и сами же пострадали при этом: три-четыре человека из их экипажа были опрокинуты и зашиблены откатом орудий. Приняв этот неизбежный факт за проявление гнева своих богов, весь экипаж и все присутствующие пришли в какой-то дикий ужас и смятение; они сбились в кучу, кричали, воздевали руки к небу, совершенно забыв о судне; никем не управляемое, оно вышло из ветра, но и этого никто не заметил. А "Ранкокус" между тем все приближался с каждой минутой с очевидным намерением идти на абордаж. Марк, в сущности, вовсе не желал, чтобы дело дошло до рукопашной, и приказал стрелять в неприятеля картечью. Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы решительно склонить победу на сторону белых. Около двенадцати краснокожих были убиты или ранены, многие поспешили спрятаться в трюм, другие взобрались на мачты, но большинство, нимало не задумываясь, прыгнули за борт и бросились спасаться вплавь. К немалому удивлению зрителей, эти пловцы направились в сторону ветра; это, без сомнения, означало, что в этом направлении они надеялись встретить землю или же лодки. В данном положении Марк, придерживаясь к корме брига, закинул абордажные крюки и во главе двадцати своих людей вскочил на палубу "Сирены" и беспрепятственно овладел судном.

Отдав матросам необходимые приказания как командир судна и восстановив надлежащий порядок в снастях и парусах, Марк тотчас же спустился во внутренние помещения брига. В каюте он нашел мистера Соундерса (или, как его называли все переселенцы, капитана Соундерса), связанного по рукам и ногам; комиссара и Биглоу постигла та же участь; они были найдены в помещении матросов также связанными. За исключением этих трех человек, весь экипаж "Сирены" состоял еще из двух человек в тот момент, когда она была захвачена туземцами. Саундерс положительно не мог сообщить Марку никаких подробностей обо всем случившемся.

Марк узнал от него, что "Ранкокус" теперь находится не на ветре у кратера, а под ветром, и если бы он продолжал идти в том направлении, в каком шел, когда встретился с "Сиреной", то он к восходу солнца пристал бы к острову своего имени. Кроме того, Соундерс успокоил Марка относительно участи женщин и детей; все они находились на Пике, и ни одна из них не отлучалась из Эдема уже более шести месяцев, то есть с тех пор, как смерть Урууни развязала руки Ваальли. Тотчас же после смерти отца сын Урууни, наследовавший от него власть, был свергнут грозным Ваальли, который, нимало не стесняясь заклятиями и торжественным воспрещением своих жрецов, стал убеждать своих единоплеменников пойти против белых. Наобещав им полный разгром всего имущества переселенцев и груды столь драгоценных для них железа и меди, якобы имевшихся на судне, Ваальли собрал вокруг себя немалое число соратников. Однако, как хитрый и предусмотрительный политик, он не сразу двинулся войной на белых. После того как ему удалось захватить верховную власть, Ваальли стал преднамеренно осыпать переселенцев всевозможными доказательствами своего благорасположения и внимания к ним. Он заготовил громадные запасы сандалового дерева, которые он обещал уже сам перевезти на Риф, и первый большой транспорт был действительно им доставлен. Одним словом, не было такой дружественной услуги, которую бы он не постарался оказать переселенцам с целью ослабить их бдительность и осторожность. Никто на кратере не ожидал нападения; все готовились к встрече Марка, и возвращение "Ранкокуса" ожидалось со дня на день.

"Сирена", забрав громадный груз сандала на островах Бэтто, выгрузила его на кратере и затем вышла в море навстречу "Ранкокусу", чтобы поскорее принести Марку сведения о делах колонии. Это было как раз поутру того дня, когда произошла встреча "Сирены" и "Ранкокуса". Экипаж "Сирены" состоял на этот раз из капитана Соундерса, Биглоу, комиссара, повара и еще двух людей, нанявшихся в Кантоне. Двое последних стояли, как на беду, на вахте, когда, пользуясь предрассветной мглою, к судну подкрались туземцы. Будучи пьяны, те даже не заметили приближения неприятельской флотилии и сами первые же поплатились жизнью за это небрежное отношение к долгу службы. Остальные находившиеся на бриге люди были обязаны своей жизнью только тому счастливому обстоятельству, что все они спали крепчайшим сном в момент нападения туземцев на их судно. Не видя в них помехи своему разбою, туземцы не нашли нужным их убивать. Завладев бригом, дикари решили отвезти свою спавшую добычу на острова Бэтто, и Бог весть что сталось бы со злополучным экипажем "Сирены", не повстречай ее "Ранкокус".

Соундерсу ничего не было известно относительно численности неприятельского флота или дальнейших намерений врага. Он полагал, что судно его было атаковано весьма незначительной частью войск Ваальли с их грозным вождем во главе. По некоторым словам и жестам, подмеченным Соундерсом в то время, когда его взяли, он полагал, что остальная, более многочисленная часть войска Ваальли проникла в каналы, ведущие к Рифу, понятно, с целью разграбления острова. В настоящее время на кратере пребывали Сократ, Ункус и Уатгельс со своими женами и семьями; других защитников там не было. На вершине кратера еще перед отъездом Марка был построен довольно просторный и красивый дом, и хотя он еще не был вполне закончен, но все же имел громадную цену в глазах переселенцев; на луговине повсюду разбрелись стада свиней, число которых достигало в настоящее время двухсот голов; тут же было и несколько голов рогатого скота, а также большие запасы железа, привезенного из Кантона и сваленного в груду на кратере.

Выслушав рассказ Соундерса, Марк тотчас же составил план действий. Прежде всего он приказал держать как можно ближе к ветру, чтобы подойти к вплавь спасавшимся туземцам. Пусть это были дикари и неприятели, но все же они были люди, и Марку не хотелось бросать их на произвол судьбы в открытом океане. Врезавшись в самую середину пловцов, Марк приказал спустить несколько шлюпок, к которым туземцы, несмотря на внушаемый им судном и его экипажем ужас, все же с радостью поплыли со всех сторон, ища спасения. Сделав это доброе дело, Марк стал раздумывать о дальнейшем. Три различных канала вели на Риф; Марк избрал из них Северный, так как то был ближайший путь, а также и потому, что тут не было надобности постоянно лавировать. Оставив на "Сирене" двенадцать человек экипажа. Марк послал ее к западному рейду, чтобы запереть всякое отступление флоту Ваальли, если он успел проникнуть к кратеру и вздумает бежать с захваченной добычей. Что же касается "Ранкокуса", то он час спустя был уже в виду берега, а перед закатом солнца зашел в северный рейд и бросил якорь на достаточной глубине в месте, прекрасно защищенном от ветра. Здесь Марк провел всю ночь, не желая рисковать, забираясь темной ночью в узкие извилистые рукава и проливы.

ГЛАВА XXI

Какая прекрасная вещь свой дом! С удовольствием в него возвращаются!

Персиваль

Бросив якорь на ночь, Марк не пренебрег сделать маленькую рекогносцировку. Это поручение было возложено на Боба. Согласно инструкциям, данным ему, он должен был проникнуть как можно ближе к Рифу, и, если возможно, то даже постараться переговорить с Сократом.

Имея в своем распоряжении двухпарусную шлюпку, Боб до полуночи оказался в виду Рифа, но, к немалому своему удивлению, он увидел, что все здесь спало спокойным сном. Боб не удовольствовался рекогносцировкой, сделанной издали, а продолжал свой путь до тех пор, пока не достиг скалистой набережной Рифа. Здесь он сошел на берег и пешком, не торопясь, направился в кратер. Вход в него оставался открытым; войдя туда, Боб и его товарищи повсюду застали полнейшую тишину, без всяких признаков недавнего разгрома. Зная, что жители Рифа предпочитали для ночлега вершину, Боб поднялся туда, и, зайдя в один из построенных там домов, он, к немалой радости, застал там весь маленький гарнизон кратера, спящий сном праведных, не чующих над головой никакой беды. Боб понял, что туземцы еще не появлялись здесь и что Сократ не знает ничего о том несчастье, которое постигло было бриг.

Негр несказанно обрадовался возвращению Боба и своего господина, как он всегда называл Марка; даже весть о близости туземцев не смутила его, когда он услышал, что великан "Ранкокус" со столь многочисленным подкреплением находится так близко. Впрочем, Марк дал Бобу двадцать вооруженных людей для сопровождения его во время рекогносцировки, а с таким войском можно было рассчитывать, что кратер в безопасности. Получив приказание уведомить о результатах своей экспедиции, Боб отослал шлюпку обратно к Марку и поручил четверым возвращавшимся на судно подробно сообщить самому капитану обо всем, что им пришлось увидеть и услышать на Рифе.

По словам Сократа, оборона Рифа вовсе не была так затруднительна в данный момент, так как и "Друг Авраам", и "Нэшамони" стояли теперь на якоре в Миниатюрной бухте, равно как и остальные суда, и что значительная часть скота тоже находилась на Пике, хотя и здесь еще оставалось до двухсот голов свиней и голов восемь рогатого скота, не считая маленьких телят. Наиболее пострадать должны были, конечно, свиньи, так как в них туземцы стали бы стрелять, тогда как рогатый скот они во что бы то ни стало постараются захватить живьем.

Тем временем Сократ стал показывать новоприбывшим луга и пастбища. Вся громадная луговина представляла собою прекраснейшее пастбище для скота; все посадки деревьев принялись и крепли не по дням, а по часам, образуя везде сады и рощи. Вновь прибывшие переселенцы с жадностью и радостно прислушиваясь к этим его речам. Однако Боба все же озадачивали средства обороны, о которых он не переставал думать, все время слушая рассказы Сократа.

У деревянного мостика Боб распорядился поставить несколько вооруженных людей для охраны этого прохода; все имевшиеся здесь каронады были заряжены и всюду расставлены часовые. Приняв все эти необходимые меры предосторожности, Боб разрешил своим людям заснуть, и сам первый подал им пример.

Как и следовало ожидать, Ваальли атаковал Риф с первыми лучами солнца. Шлюпка, посланная Бобом с известиями с Рифа, успела уже вновь вернуться на бриг и передать и там распоряжения Марка, по которым "Сирена" должна была сейчас же войти в западный канал, чтобы запереть с тыла флот Ваальли.

Таково было положение дел, как вдруг совершенно неожиданно раздались крики туземцев.

Прежде всего Ваальли атаковал маленький мост, рассчитывая завладеть им без сопротивления. Зная, что судно отсутствует, он полагал, что теперь нечего уже опасаться его страшных огней.

Но Ваальли знал также, что на вершине кратера имеются орудия, и ими-то он и рассчитывал овладеть с самого же начала сражения. Эти смертоносные машины являлись страшилищем для всех туземцев, и Ваальли отлично сознавал всю важность обладания хотя бы только одним из таких орудий. Для этого надо было лишь действовать с большой быстротой. Собрав предварительно подробные сведения о положении дел на Рифе, он думал, что не встретит почти никакого сопротивления, тем более что после захвата брига, по его расчетам, на Рифе должно было оставаться всего-навсего не более шести защитников. Действительно, в это время на острове был только Сократ со своей семьей. Крики туземцев раздались как раз в тот момент, когда они увидели, что мост был снят, а люди, охранявшие мост, дали тотчас же залп из нескольких ружей. Таково было начало этого сражения, сопровождавшегося бешеными криками и возгласами. Несколько сот человек бросились вплавь и, переплыв пролив, устремились на кратер. Ожидавший этого Боб приказал своим людям отступить и не препятствовать врагу вступить на почву Рифа. Жаждущие наживы и грабежа дикари толпами взбирались на берег и бежали, перегоняя друг друга, с разных сторон ко входу кратера. В этот момент Боб со своими товарищами вошел в ворота, ведущие вовнутрь кратера, и, захлопнув их за собою, решил во что бы то ни стало воспрепятствовать вторжению краснокожих. Боб отлично знал, что другого средства проникновения в кратер, как только пройдя в ворота, не было; поэтому он не робел, а защитить лишь этот вход было нетрудно, тем более что помещавшаяся на вершине каронада была наведена так, чтобы преградить доступ ко входу. Разочарование Ваальли при виде столь неприступной цитадели было весьма сильным, но при всем том он понял, что для того чтобы достигнуть вершины, нужно было прибегнуть к помощи каких-либо искусственных мер. Тем не менее у него хватило благоразумия отозвать своих воинов, запрятавшихся среди скал, где они действительно были хорошо укрыты от неприятельского огня, но вместе с тем были обречены и на полное бездействие.

Жажда наживы не давала покоя Ваальли, и он решился сделать попытку достичь вершины снаружи: с этой целью он приказал кучке своих воинов взобраться туда, подсаживая друг друга на плечи. Этот план, казалось, должен был бы удаться, но едва только голова первого индейца показалась над скалами, как меткий выстрел раздробил ему череп, и он, падая, увлек за собою еще несколько человек, ломавших себе ребра, руки и ноги во время падения.

Однако утомленный продолжительным бездействием, смышленый и находчивый Ваальли решился испытать еще одно отчаянное средство. На верфи, где временами производились разные починки, оставалось немного разного строевого леса, балок, досок и тому подобное. Ваальли отобрал сотню решительных и предприимчивых людей, послал их туда с приказом собрать как можно больше досок, брусьев и всякого другого леса и перетащить все это к подножию кратера.

Боб только этого и ожидал; он тотчас же навел одну из каронад на самую внушительную кучу лесного материала, и как только туземцы собрались вокруг нее, хватил по ним картечью; человек десять или двенадцать были убиты и ранены, остальные же, точно пыль, развеянная ветром, разбежались в разные стороны. Вдруг кто-то крикнул: "Парус!", и вслед за тем этот же возглас повторили и часовые на вершине. То был "Ранкокус". Очевидно, выстрел, произведенный с кратера, был услышан Марком, потому что он тотчас же ответил на него, желая ободрить тем осажденных и давая им знать о своем присутствии. Минуту спустя раздался третий выстрел из орудия с западной стороны; оглянувшись в ту сторону, Боб увидел верхушки мачт "Сирены", видневшиеся над вершинами скал. Надо ли говорить, что раздавшаяся со всех сторон пушечная пальба и появление двух вооруженных судов разрушили все планы предприимчивого Ваальли, который, подавляя с трудом свою ярость, стал отступать. Отступление Ваальли могло быть названо счастливым. По данному им знаку, туземцы бросились в воду и благополучно переплыли пролив. Боб, конечно, мог бы беспрепятственно стрелять в них картечью и перебить большую половину неприятелей, но ему было противно бесполезное кровопролитие, и потому туземцам удалось убраться с Рифа, унося с собою своих убитых и раненых с помощью моста, который они уже успели восстановить.

Добраться до своих лодок Ваальли и его людям было легко, но теперь являлся вопрос, как выйти из вод кратера? Всякая возможность отступления и с севера, и с запада была отрезана; чтобы выйти с южной или восточной стороны, необходимо было пройти под огнем Рифа и затем еще пройти сквозь строй между цитаделью кратера и грозным "Ранкокусом".

Однако Ваальли сообразил, что если они сделают некоторое усилие и быстро промчатся под скалами Рифа, то в узких и тесных проливчиках его флоту удастся выбраться в открытое море, а большие суда врагов будут не в состоянии преследовать их в этих тесных, извилистых проливах. Боб предоставил им и здесь пройти беспрепятственно, не дав по ним ни одного выстрела.

Как только "Ранкокус" подошел ближе, Боб отправился навстречу Марку и доложил ему обо всех своих действиях. Теперь уже опасность совсем миновала. "Ранкокус" стал на якорь у набережной Рифа, и пассажиры толпою устремились на берег, едва только успели перебросить две-три доски, чтобы облегчить переход с корабля на сушу.

Менее чем за час все имевшиеся на судне животные были сведены на берег и пущены на пастбища кратера, и вскоре на "Ранкокусе" не осталось ни одного животного, кроме крыс и мышей, без которых немыслимо ни одно судно.

О дикарях никто не думал. Они бежали и в данный момент были уже очень далеко. Конечно, .. Ранкокус" и бриг с успехом могли бы преследовать их, но переселенцы наши не имели желания пускаться за ними в погоню и от души радовались тому, что им удалось от них избавиться.

И вот после столь долгого отсутствия Марк вновь вернулся к себе на Риф. Все тут дышало довольством и изобилием; тут стояло и его судно, нагруженное всем, что только могло способствовать удобству и благосостоянию его и всей его колонии. Вокруг себя он видел только счастливые, веселые и довольные лица, и сердце его переполнилось чувством благодарности к Всевышнему. Если бы здесь была его жена и дети, то, кажется, в этот момент мера счастья его переполнилась бы. Однако и Бриджит не забыли. Не прошло и получаса с минуты прибытия судна на Риф, как Боб уже успел вскочить на "Нэшамони" и поспешил на Пик с радостной вестью о прибытии "Ранкокуса" Но ему не пришлось даже совершить столь дальнего плавания; едва он успел обогнуть южный мыс, как повстречался с "Авраамом", шедшим к Рифу. На Пике были замечены враждебные намерения Ваальли и потому решили отправить на Риф "Друга Авраама" с надлежащим по своей численности экипажем для того, чтобы предупредить тамошних жителей о грозившей опасности и оказать им в случае надобности помощь. Бриджит вздумала также ехать на Риф вместе с детьми и Мартой, чтобы позаботиться о сохранности некоторых ценных вещей, находившихся в павильоне мужа на вершине кратера.

Легко вообразить радость Бриджит, Марты и других пассажиров и экипажа "Друга Авраама" при получении вести о прибытии "Ранкокуса". После первого обмена приветствиями и сбивчивых вопросов и ответов решено было, что "Друг Авраам" со своим экипажем, под начальством Билля Броуна, выйдет в море и будет наблюдать за неприятелем. Надо было заставить Ваальли идти на север и воспрепятствовать ему вернуться еще раз на Риф. "Авраам" как раз наиболее подходил для такого плавания, так как не требовал большого количества рук и к тому же был прекрасно вооружен, а Билль Броун отлично умел с ним управляться. Между тем Боб, пересадив к себе на "Нэшамони" обеих женщин и детей, отплыл обратно к Рифу.

Так как день этот начался для наших переселенцев очень рано, то к полудню "Нэшамони" уже успел прийти обратно. Заметив его издали, Марк сильно встревожился. Он знал, что за это время невозможно было дойти до Пика, и потому он предположил, что Ваальли со своим флотом преградил ему путь и Боб вернулся просить подкрепления. Но когда судно подошло ближе, Марк заметил развевающиеся по ветру женские одежды и затем с помощью подзорной трубы ясно различил знакомый милый облик своей ненаглядной Бриджит.

Суда, подходившие к Рифу с юга, должны были пройти через узкий пролив, который отделял Риф от луговины, и в тот момент, когда "Нэшамони" проходил вблизи берега, Марк вскочил на палубу и, обезумев от радости, заключил в свои объятия кинувшуюся ему на грудь жену.

Было уже почти темно, когда Марк снова появился среди вновь прибывших переселенцев. Люди эти уже успели немного оглядеться на Рифе; они побывали на ближайших островах, и все, даже и наиболее требовательные из них, оказались вполне довольны тем, что здесь нашли; особенно их очаровывало обилие плодов и зелени, роскошная апельсиновая роща, где все деревья были разубраны золотистыми плодами, имбиря, смокв, дынь, тыкв, кокосовых орехов здесь было такое множество, что казалось положительно невозможным съесть все это.

К ночи большая часть переселенцев вернулась ночевать в последний раз на "Ранкокус". Около десяти часов утра на другой день прибыл и "Друг Авраам". Билль Броун доложил Марку, что Ваальли ушел, не сделав даже попытки хоть раз оглянуться назад. Выслушав отчет Билля Броуна, Марк решил, что нет более никаких оснований опасаться вторичного нападения туземцев, а также нет и надобности в дальнейшем преследовании неприятельского флота.

Весь этот, а также и следующий день наши переселенцы употребили на перетаскивание своих пожитков и большей части груза с судна на берег, а так как Марк намеревался поселить сорок семейств из числа вновь прибывших на Пике, то "Друг Авраам" был подведен к набережной, и все имущество этих сорока семейств было перенесено на "Авраам". Мужчины, женщины и даже дети весело исполняли каждый свою посильную работу, и в данный момент этот кусочек набережной Рифа напоминал картиной оживленной работы деятельный муравейник в теплый день.

Тем временем Билль Броун, присутствовавший при погрузке судна, которым он командовал, воспользовался минутой перерыва работ и, подойдя к Марку, завел с ним следующий разговор:

- А славных товарищей вы нам привезли, мистер Вульстон, право, выбор не плохой, уж что и говорить! Ну а меня-то вы там не забыли, если смею спросить?

- Нет, Билль, я вас не забыл и, мне кажется, исправно исполнил ваше поручение; Феба здесь, готова к вашим услугам.

- Так что же, за мной остановки не выйдет! - засмеялся Билль. - Но только, Бога ради, укажите вы мне эту молодую женщину, я уже начинаю ее любить всем сердцем.

- Ого! Молодую женщину?! Да ведь у нас такого уговора не было, Билль! О возрасте у нас ничего не было говорено; вы лишь желали иметь жену, добрую и хорошую, и подумайте сами, ведь чем предмет этот моложе и свежее, тем на него больше и спроса.

- Ну, ну, не бойтесь, мистер Вульстон, я не оставлю ее у вас на руках, будь она хоть настолько стара, что годилась бы мне в матери; но все же я уверен, что вы, по доброте сердечной, хоть немного пожалели вашего бедного товарища и выбрали ему супругу, соответствующую возрасту парня, которому всего тридцать два года от роду.

- Об этом судите сами, Билль, вон она, ваша Феба; смотрите, вон она несет большое зеркало и сама любуется в нем своей рожицей. И если нрав ее столь же привлекателен, как и ее наружность, то вы, наверное, будете довольны ею. К тому же будущая ваша жена приехала сюда не с пустыми руками, а привезла с собою много кое-чего, что вам очень и очень пригодится в вашем новом хозяйстве.

Билль Броун был в восторге от выбора начальника; но что особенно порадовало последнего, так это то, что и хорошенькая Феба осталась чрезвычайно довольна своим будущим мужем, несмотря на его красный шрам. Счастливая парочка в тот же день сочеталась законным браком в большой каюте "Друга Авраама".

Три дня спустя после прибытия "Ранкокуса" на Риф, с закатом солнца, , Друг Авраам" вышел в море и направился к Пику, увозя без малого сто пассажиров, считая женщин и детей. "Нэшамони" вышел несколькими часами раньше вместе с Марком и его семьей. Марк, а в особенности его меньшие братья сгорали от нетерпения увидеть скорее свою сестру Анну. Встреча всех членов семьи Вульстон была поистине трогательная. Молодые братья Вульстоны были приятно поражены благоустройством и удобствами обстановки, в какой жила теперь их милая сестра. Хитон построил для себя, несколько поодаль от других, прелестный домик среди фруктовой рощицы и в двух шагах от светлого ручья.

Около полуночи "Друг Авраам" вошел в Миниатюрную бухту. Так как было уже слишком поздно, то каждый из переселенцев, захватив с собою какую-нибудь не особенно тяжелую ношу, поднялся с нею вдоль оврага в долину Эдема. Ночь была ясная и лунная, и большинство из вновь прибывших переселенцев провели эту ночь под открытым небом в палатках или даже просто под приготовленным для них зеленым навесом, где они вскоре и заснули сладким сном, овеваемые теплым дыханием тихой ароматной ночи.

С раннего утра все уже были на ногах. Только что прибывшие сюда переселенцы не могли дать себе отчета, наяву или во сне они видят все то, что представилось их очарованным взорам. Каждому из них казалось, что какая-то неведомая сила перенесла их с грешной земли в какой-то райский сад.

ГЛАВА XXII

Вы говорите, что это люди? Значит, у них такие же сердца, как у нас?

Байрон

До последнего времени все, что являлось продуктом земледелия, считалось общим достоянием всех жителей колонии; некоторыми привилегиями в этом отношении пользовался только Марк со своей семьей. Но здравый смысл Марка подсказал ему, что этот порядок вещей не мог, да и не должен был продолжаться более. В то время, о котором идет речь, все модные теперь теории о благе ассоциации или общности были мало распространены, и им тогда никто не придавал значения.

Марк не имел ничего против того, чтобы при случае переселенцы помогли друг другу в работах; но его мнение было таково, что до тех пор, пока человек работает для самого себя или для своих близких, община может быть уверена, что он будет работать несравненно усерднее, чем в том случае, если бы он работал на всю колонию. Далее, Марк хотел, чтобы все переселенцы пользовались в равной мере поддержкой и покровительством высшей власти и чтобы каждому была предоставлена свобода в избрании того или иного пути, которым он желал и надеялся достигнуть счастья и благосостояния своего и всей свой семьи.

Первым действием Марка, или, как его еще называли, губернатора колонии, было назначение брата его Абрама Вульстона секретарем колонии. В Америке уважение к властям в то время было еще довольно сильно развито, и "молодой господин секретарь Вульстон" вскоре стал немаловажной персоной в среде переселенцев, равно как и все остальные должностные лица, избранные и назначенные губернатором.

Вступив в исполнение своих обязанностей, Абрам Вульстон начал с того, что составил перепись всего населения колонии, по которой оказалось, что численность населения уже возросла за это время до трехсот двадцати душ обоего пола. Однако прирост населения посредством привлечения все новых эмигрантов отнюдь не входил в расчеты Марка. Выбор переселенцев был сделан весьма осмотрительно, а допустить теперь сюда новых и неизвестных пришельцев - значило бы уничтожить разом все благие результаты этого первого разумного выбора.

Все это Марк подробно изложил перед своим вновь образованным советом, который единодушно согласился во всем с мнением губернатора.

Теперь будет нелишним сказать несколько слов и о совете. Посредством выборов в члены совета были избраны девять человек, которым и было присвоено пожизненно почетное звание членов совета Это избрание в члены совета на неизвестный срок являлось мерою предосторожности, придуманной Марком против всякого рода попыток ввести в колонии избирательное начало со всеми его беспорядками, враждой и партийностью.

В члены совета были избраны следующие лица: господа Хитон, Пэннок, Боб Бэте. Чарльз Вульстон, Абрам Вульстон, Чарльтон, Соундерс, Уильмот и Уоррингтон.

Все это были самые способные и развитые люди и притом весьма просвещенные, за исключением одного только Боба Бэтса; но его права состоять в числе членов совета по особо важным делам колонии были уж слишком очевидны для всех и каждого, чтобы кто-либо мог протестовать против его избрания.

Кроме того, Боб отличался редкой скромностью и тактом. Он отлично знал себе цену и никогда не старался стать выше других или хотя бы даже на одну ногу с людьми, стоявшими выше его как по развитию, так и по образованию. Кроме того, практический ум его оказывался очень полезным в совете, где его выслушивали всегда не только с вниманием, но и с уважением.

Чарльстон и Уильмот были люди коммерческие, намеревавшиеся завести торговлю местными товарами.

Уоррингтон, богатейший из переселенцев, считал себя фермером, несмотря на свое чрезвычайно высокое образование и обширные познания, за что и был почти единогласно избран судьей.

Чарльз Вульстон, изучив законоведение, был назначен адвокатом и вместе с тем главным инспектором колонии.

На другой же день после того, как состоялись выборы в члены совета, Марк созвал совет для обсуждения важного вопроса о разделе земель. Уоррингтон и Чарльз Вульстон поставили было этот вопрос так, что Провидение благоволило даровать все эти земли Марку и что потому за ним одним должно остаться право распределить или раздать их по своему усмотрению, как и кому угодно. Но скромность или, скажем лучше, справедливость Марка заставила его тотчас же отказаться от этого права, и вслед за тем все земли были объявлены общественной собственностью. Однако Марку и Бобу как пионерам и коренным владельцам этих стран были единогласно присуждены исключительные наделы. Остальные же земли были распределены всем поровну: каждый гражданин, достигший двадцати одного года, получал на свою долю восемьдесят десятин земли на Пике и полтораста на Рифе; те же, которые еще не достигли этого возраста, должны были дождаться его для получения своего надела. Вслед за тем приступили к размежеванию земель и раздаче их по жребию. Впрочем, до окончательного закрепления участков дозволено было произвести добровольный обмен.

Вслед за тем заранее изготовленные печатные бланки дарственных записей были подписаны, скреплены печатью колонии и вручены новым владельцам. Мы говорим здесь о печатных бланках, так как Марк привез с собою из Америки небольшой типографский станок, шрифт и одного наборщика, а также имел предусмотрительность запастись изрядным количеством сургуча и особой печатью для своего нового государства.

Как только участки были распределены, каждый колонист принялся за работу.

Предметом особой заботы явились теперь жилища. К сожалению, на островах, принадлежавших к группе Рифа, лес до сих пор был еще редкостью, и употреблять его для построек было бы неразумно, а потому необходимо было раздобыть лес где-нибудь в другом месте. Напротив, на острове Ранкокус рос отличный лес, и особенно было много сосен, а потому Биглоу был командирован туда для устройства там водяной лесопильни. Заготовленный там строительный материал - бревна, балки и доски он должен был отправлять на "Друге Аврааме" на Риф и на соседние с ним острова.

С целью облегчения доставки леса с гор к лесопильне Биглоу прорыл искусственный канал, посредством которого без труда сплавлял весь лес вплоть до лесопильни.

Осуществление всех этих предприятий не помешало Марку позаботиться и о внешней безопасности его маленькой колонии. Необходимо было постоянно следить за неугомонным Ваальли, и если можно, то проявить свое покровительство юному сыну Урууни. Таково было мнение и всего совета, а потому наша маленькая колония стала снаряжать военную экспедицию, для которой готовились следующие суда: "Сирена", "Друг Авраам" и только что вновь построенное судно в пятьдесят тонн под названием "Анна", которое Биглоу строил на берегу одного из маленьких заливчиков на острове Ранкокус, где он нашел весьма удобное для верфи место, а так как остров этот мог поставлять прекрасный строевой и корабельный лес в весьма значительных количествах, то было решено устроить здесь постоянную верфь для починки и постройки судов.

Вообще остров Ранкокус отличался многими преимуществами; так, здесь имелась прекрасная кирпичная глина и множество известкового камня, а горы его хранили неисчерпаемые запасы металлов. Только для земледелия он не представлял интереса, и на всем его протяжении едва ли бы нашлось полторы тысячи десятин пахотной земли.

Вблизи берега были устроены две печи: одна - для обжигания кирпичей, другая - для извести; среди переселенцев нашлись люди, привычные к этому делу (американец всегда знает два-три ремесла), и работа закипела

Таким образом, еще до начала похода против Ваальли было заготовлено изрядное количество и кирпичей, и извести, которые немедленно были доставлены на Риф.

Так как в течение двадцатимесячного отсутствия Марка было заготовлено огромное количество сандала, то решено было нагрузить им "Ранкокус" и отправить его в Кантон. На этот раз Марк доверил командование судном Соундерсу, который считался вполне способным к исполнению возложенной на него обязанности.

Как только все было готово, "Ранкокус", "Сирена", "Друг Авраам" и "Анна" отплыли к островам Бэтто. Марк не без умысла провел свой флот мимо большинства островов этой группы, желая блестящим и грозным видом своих судов внушить островитянам страх и уважение к себе. После государственного переворота, совершенного Ваальли, те из туземцев, которые ходили (на "Ранкокусе") в дальнее плавание, в Америку, не захотели оставаться под властью этого грозного предводителя и с особой поспешностью все до единого стали проситься, чтобы их вновь взяли на "Ранкокус". Так как услугами этих туземцев Марк был очень доволен, то он не только согласился взять их на судно, но намеревался привлечь при случае и еще несколько человек.

При появлении столь грозного для этих морей флота хитрый Ваальли тотчас же проявил самые миролюбивые чувства. Объяснялось это его смирение еще и тем, что на обратном пути с Рифа флот его был застигнут шквалом, и в результате около двадцати лодок были оторваны от остальных и пропали без вести. Носились какие-то смутные слухи, будто три или четыре лодки были выброшены на какой-то отдаленный пустынный берег с горсткой полуживых от голода людей, тогда как остальные безвозвратно погибли в волнах океана. Этот прискорбный случай сильно подорвал авторитет и популярность Ваальли: друзья и родственники тех несчастных жертв были настроены против него, а еще сверх того он потерпел и в своем предприятии полную неудачу.

Вся власть и все влияние Ваальли, уже значительно подорванные его неудачей, окончательно рухнули с появлением грозных сил вооруженного флота Марка. Умный и проницательный туземец тотчас же понял и осознал свое безвыходное положение и был настолько благоразумен, что решил добровольно покориться своей участи.

Недолго думая, Марк послал к Ваальли посла с пальмовой ветвью, предлагая ему возвратить сыну Урууни власть и самому добровольно удалиться в свои прежние владения. Ваальли беспрекословно согласился на все.

Кроме того, в мирный договор были включены следующие условия. Прежде всего, сто молодых туземных юношей были отданы Марку для серьезного изучения морской службы. Они являлись вместе с тем заложниками, обеспечившими покорность и дружественность их родителей по отношению к переселенцам. Таким образом, у Марка появилась надежда создать прочные дружественные отношения между туземцами и новой колонией. Распределив юных туземцев на разные суда, Марк дал офицерам строгое предписание обращаться с ними как можно ласковее и снисходительнее. Кроме обучения их морскому делу, решено было обучать их английской грамоте и закону Божию. Высокочтимый мистер Хорнблоуер, представитель духовной власти в колонии, а также и большинство молодых женщин на Пике и на Рифе с радостью приняли на себя эту задачу.

Затем Марк нанял около сотни взрослых здоровых туземцев в качестве платных работников, в вознаграждение которым выдавались разные семена, старое железо, удочки и другие мелочи, имевшие в глазах туземцев громадную ценность. Срок найма их был всего два месяца.

Конечно, многие из переселенцев охотно заставили бы этих людей работать на себя бесплатно в качестве своих рабов, но ни совет, ни Марк не захотели допустить этого. Марку слишком хорошо было известно, что одно из главнейших условий процветания и преуспевания его молодой колонии заключается именно в том, чтобы каждый отдельный член колонии непременно работал сам.

Тем не менее увеличение числа рабочих рук в данное время являлось нелишним подспорьем для молодой колонии, которой предстояло такое множество работ.

Итак, туземцы были призваны в качестве помощников и пособников, нанятых правлением колонии, которое потому сохранило право наблюдать за работами краснокожих и принимало также на себя заботу об уплате следуемого им вознаграждения. Кроме того, в этом деле была еще другая выгода: конечно, до тех пор, пока у власти будет стоять сын Урууни, не было оснований предполагать, что дружественные отношения двух соседних народов могут измениться, - но Марку было мало этого: он хотел еще. чтобы с помощью торговли сандалом сближение и дружеские связи эти окрепли окончательно.

Суда новой колонии простояли у островов Бэтто около двух недель; за это время были окончены и осуществлены все пункты договора. По прошествии этого срока "Ранкокус" ушел в китайские воды, а "Анна" была отослана на Риф с известием о благополучном исходе экспедиции. Что же касается самого Ваальли, то ему пришлось удалиться на свои острова и оставить в качестве заложника у сына Урууни своего сына, для обеспечения миролюбивого отношения его отца к своему бывшему сопернику.

ГЛАВА XXIII

Если твой ум прямой, и твое сердце чисто, иди в бой без страха и ты выйдешь победителем.

Дрек

Прошло около года со времени возвращения Марка из экспедиции против островов Бэтто, и за все это время не случилось никакого выдающегося события. Только Бриджит подарила Марку прелестнейшего сынишку, а Анна родила уже четвертого ребенка. В общей сложности число рождений достигло цифры семьдесят восемь. Случаев смертности было очень немного: из взрослых умер всего один, и то вследствие несчастного случая, а от заболеваний никто. Состояние здоровья всех переселенцев было прекрасное. По статистическим сведениям, в конце года оказалось в наличии триста семьдесят девять душ, не считая канаков, как называли здесь туземцев.

Туземцы эти как рабочие превзошли даже все ожидания Марка; правда, они не умели работать так ловко, как белые, но зато для переноски всяких грузов и для всякого рода тяжелых работ они были незаменимы. Первой заботой Марка было предоставить этим дикарям удобное, хорошее жилище, где они были бы в полной безопасности от дождей. Для переселенцев были выстроены четыре типа домов, и каждый из них мог избрать себе одно из таких строений, конечно, за известную плату казне, которую он волен был внести работой, продуктами или деньгами, смотря по желанию. Некоторые из этих домов были деревянные, другие каменные, третьи кирпичные, четвертые же были просто мазанки из глины. Более всего предпочитались каменные дома: камень этот остров Ранкокус поставлял в огромном количестве. Постройки шли до того быстро, что несколько месяцев спустя по прибытии новых переселенцев более ста разных жилищ красовались частью на Пике, частью на Рифе и на соседних островах. Все эти домики были невелики и по большей части довольно тесны, но представляли собой надежную защиту от дождей и непогоды. Между ними был всего только один двухэтажный дом; то был дом Джона Пэннока, одного из богатейших членов колонии. Что же касается губернатора, то есть Марка, то он позаботился о себе лишь тогда, когда все остальные были уже устроены.

Когда у каждого из жителей колонии был вбит последний гвоздь, тогда только Марк заложил первые камни фундаментов своих двух жилищ: одного на Пике, бывшего его частной собственностью, и другого на Рифе, предназначавшегося стать домом губернатора на вечные времена и составлявшего собственность колонии. Первое из этих зданий предполагалось кирпичное, а второе - каменное и чрезвычайной прочности, построенное в виде крепости. Частный дом Марка был не особенно высок, но довольно просторен, тогда как правительственный дом представлял собою нечто выдающееся по своим размерам: он занимал более двухсот футов в длину и шестидесяти в ширину. Здание это не столько предназначалось для резиденции губернатора, сколько для того, чтобы нижний этаж его служил хранилищем казенного имущества, а следующий за ним, первый этаж, предназначался для присутственных мест. Над этим этажом возвышался еще другой этаж, долгое время остававшийся недостроенным, но все же с избытком снабженный самыми разнородными средствами защиты. Он представлял собою, так сказать, цитадель Рифа.

Потому-то этот правительственный дом и был построен, ввиду удобства обороны, против моста, ведущего на луговину. Другой выгодой этого местоположения являлась еще близость родника, что было весьма важно, так как на Рифе чувствовался недостаток в пресной воде.

Когда Марк поручил своему брату, главному инспектору всяких построек и сооружений, составить план города, то этот последний прежде всего позаботился об устранении этого неудобства. С этой целью он избрал подходящее для того место и приказал вырубить в скале большой и глубокий водоем или так называемую цистерну, предназначавшуюся для сохранения дождевой воды. Водовместимость этой громадной цистерны равнялась нескольким тысячам галлонов и потому, если она раз будет наполнена водой доверху, то дожди будут постоянно поддерживать в ней надлежащее количество воды.

Решив энергично взяться за дело и построить город на Рифе, Марк отправил к молодому Урууни своего уполномоченного на "Друге Аврааме" для того, чтобы просить его содействия. Юный Урууни был очень рад случаю оказать Марку требуемую услугу и тотчас же прибыл лично, во главе пятисот подданных, на Риф. Все это множество людей работало на Рифе в течение двух месяцев, после чего Марк объявил, что все необходимые работы окончены и что теперь он больше не нуждается в помощи своих соседей, которых он отпустил домой, щедро вознаградив их предварительно всевозможными вещественными знаками своей признательности. Некоторое время у переселенцев являлось опасение насчет того, насколько безопасно было привлекать на Риф такое множество туземцев, но впоследствии оказалось, что все опасения были напрасны и что результатом этого совместного труда явилось только еще более тесное сближение белых с туземцами.

Однако несмотря на то что канаки свободно допускались на Риф, на Пик им все пути были строго заказаны, и никогда ни один из них не смел приблизиться к этому острову. Атмосфера таинственности, окружавшая этот остров, немало способствовала его неприкосновенности, внушая туземцам суеверный страх. И даже сам молодой Урууни не знал ничего о том, что могло находиться на этом заповедном острове. Он не раз видел и слышал, как туда отправлялись или оттуда прибывали суда; ему было известно, что и сам губернатор нередко посещает этот остров и что на Рифе время от времени появляются незнакомые ему личности, которых он и считал за жителей таинственного острова; на основании всего этого он пришел к убеждению, что на Пике живет какой-то другой белый народ, несравненно более сильный и могущественный, чем даже его друзья, обитатели Рифа.

Много труда и забот было положено Марком на разведение общественного сада, под который был отведен громадный участок земли. Марк пожелал, чтобы сад этот служил исключительно для приятных прогулок, а потому велел засадить его деревьями и кустами всякого рода, убрать красивыми газонами и цветниками, но не сажать ни фруктовых деревьев, ни овощей. Впрочем, в этом не представлялось никакой надобности, так как и фруктов, и овощей долина кратера поставляла в совершенно достаточном количестве для того, чтобы удовлетворять все нужды колонии.

Более всего опасался Марк, чтобы плодородие почвы не оказало пагубного влияния на переселенцев, превратив их из людей трудящихся в лентяев и беспечных, так как ему хорошо было известно, что лень - мать всех пороков, и что ничто, как лень, не порождает всякого рода нравственную порчу и разврат. И вот для того, чтобы поддержать в этих людях любовь к труду, он создавал для них все новые и новые задачи, придумывая различные улучшения и усовершенствования, могущие показаться совершенно лишними, если судить о них поверхностно. Он старался создать для этих людей все новые и новые потребности для того, чтобы принудить их изыскивать новые средства к удовлетворению их.

Общественный сад принял вскоре самый привлекательный вид; он с лихвой вознаградил всех потрудившихся над ним за их старания и труды. Эта удача породила желание у большинства переселенцев развести садики и сады и около своих домов. Но Марк не ограничился одним лишь разведением общественного сада; кроме того, прежде чем отпустить туземцев, он приказал им вырыть более ста глубоких ям в различных местах Рифа. Заполнив эти углубления разного рода удобрением, он впоследствии посадил на всех этих местах кокосовые деревья.

Благодаря всем этим работам наружный вид Рифа совершенно преобразился, не говоря уже о садах, разведенных даже в самом городе. Город этот состоял приблизительно из двадцати домов, населенных преимущественно людьми, занимающимися какой-либо профессией или же ремеслом. Так, например, коммерсанты и разного рода торговцы должны были жить в городе, а не в своих отдаленных поместьях. Их лавки и магазины находились вблизи пристаней, недалеко от берега моря, а жилища помещались поблизости от их торговых помещений.

Упомянув обо всех работах и улучшениях, произведенных за последнее время на Рифе, следует также упомянуть и о том, что делалось на острове Ранкокус. Благодаря тому, что там теперь находилась и лесопильня, и кирпичный завод, и печь для обжигания извести, каменоломня, верфь и многое другое, где постоянно работало значительное число людей, Марк счел необходимым построить здесь небольшую крепость, в которой бы в случае надобности могло укрыться все население острова. Это сооружение было воздвигнуто за весьма короткое время и на случай нападения неприятеля снабжено двумя крупного калибра орудиями.

Пик благодаря своему положению мог считаться неприступным и потому не нуждался ни в каких подобного рода сооружениях даже и в том случае, если бы неприятелю удалось открыть вход в бухту. О Рифе этого никак нельзя было сказать, потому что к нему со всех сторон был открыт доступ, и хотя правительственный дом в значительной степени облегчал оборону города, все же со стороны моря он сильно нуждался в защите. Четыре прямых широких канала вели к четырем сторонам Рифа. Южный канал оканчивался как раз у маленького мостика, ведущего с луговины на Риф, а потому был достаточно защищен господствовавшим над ним правительственным домом, все же остальные были легкодоступными для врага. Однако расположенные на известных точках вершины батареи могли защищать входы в эти каналы, а потому Марк немедля приступил к постройке батарей, из которых каждая имела по два двенадцатифунтовых орудия.

Между тем эти работы по постройкам и сооружениям всякого рода зданий и укреплений не мешали личной жизни отдельных лиц колонии идти своим порядком. В течение этого знаменательного года оба брата губернатора женились; старший - на сестре Пэннока, а младший - на одной из сестер досточтимого пастора Хорнблоуера. Теперь со дня на день ожидалось возвращение "Ранкокуса", причем Марк предполагал, что на этот раз он не привезет им большого числа эмигрантов.

Ровно год и восемь месяцев спустя после ухода "Ранкокуса" с группы островов Бэтто часовой на Пике оповестил жителей о прибытии судна, которое в данную минуту находилось у входа в северный рейд Рифа, где и готовилось бросить якорь. Узнав об этом, Марк в сопровождении Боба тотчас отправился на "Анне" к "Ранкокусу", чтобы в качестве лоцманов провести судно до самого Рифа, так как только им двоим эти воды и берега были достаточно хорошо знакомы, чтобы с полной уверенностью и безопасностью провести такое большое судно.

Когда "Анна" окликнула "Ранкокус", то появившийся на корме судна капитан Соундерс отвечал на оклик словами: "Все благополучно, слава Богу!". Эти слова сразу обнадежили и успокоили Марка, потому что продолжительное отсутствие всегда порождает тревогу и разного рода тяжелые предчувствия. На некотором расстоянии от "Ранкокуса" виднелось еще одно судно; то был бриг "Молодая Курочка", приобретенный капитаном Соундерсом за счет колонии и нагруженный всем, что только могло быть нужно или полезно для обитателей Рифа.

К немалому удивлению Марка, на "Ранкокусе" прибыло сто одиннадцать эмигрантов, все родственники и друзья прежних переселенцев. Марк, однако, не унывал, и вскоре его маленькое огорчение совершенно сгладилось, когда ему пришлось убедиться, что все эти вновь прибывшие могли быть полезны для колонии. Все они были молодые, сильные, здоровые и бодрые люди.

Пассажиры были чрезвычайно рады возможности сойти на берег после столь продолжительного плавания. У одного из маленьких островков, у самого входа в рейд, нашлась прекраснейшая гавань для обоих судов. Островок этот, как то предугадал один из колонистов, человек недюжинного ума, должен был получить со временем громадное значение, вследствие чего этот разумный эмигрант, некий Денкс, ходатайствовал перед правлением колонии о замене его надела на Рифе этим островком. И вот уже несколько месяцев Денкс вместе с несколькими родственниками и друзьями жил на этом острове. В силу того что местоположение этого участка являлось совершенно открытым со всех сторон, здесь построили нечто вроде небольшой крепости, или же форта, и, кроме того, обнесли все это здание высокой оградой, которая должна была служить защитой в случае осады. Кроме того, Марк прислал сюда одно полевое орудие и надлежащее количество снарядов.

Все вновь прибывшие, как и следовало ожидать, были в восторге от того, что они видели, любуясь всходами и зеленью лугов. Между тем Марк отправил "Анну" на Риф с приказанием приготовить в правительственном доме помещения для всех вновь прибывших, а сам отправился на бриг "Молодая Курочка", чтобы ознакомиться с ее грузом. Соундерс, как человек весьма разумный, понял, что колония более всего нуждается в рогатом скоте и лошадях, а потому и позаботился приобрести их в изрядном количестве. Плавание было благополучное, и бедные животные не страдали во время пути от сильной качки, но так как они долго находились в пути, то под конец стал ощущаться некоторый недостаток в корме и пресной воде, так что когда они прибыли на остров Денкса, то уже около суток находились без корма. Узнав об этом, Марк сжалился над бедными животными и приказал немедленно позаботиться о них.

Так как бриг стоял на якоре вблизи песчаной отмели, по которой протекало несколько ручейков, а немного подалее вглубь острова тянулись прекраснейшие луга, то Марк, договорившись предварительно с Денксом, приказал людям двух экипажей, с "Ранкокуса" и брига, немедленно заняться выгрузкой всех четвероногих пассажиров. Два часа спустя хорошенький бриг перестал представлять из себя коровник и конюшню; вода, песок и метлы были тотчас же пущены в дело, и всюду наведены порядок и чистота. Но прошло более месяца, прежде чем "Молодая Курочка" могла окончательно отделаться от воспоминаний о своих пассажирах, оставивших по себе свойственные им запахи.

Очутившись на берегу, все эти животные почувствовали себя необычайно счастливыми и радостными. Люди были не менее довольны окончанием путешествия. Денкс оказал им радушный и любезный прием и угощал, чем только мог. Между прочим, он предложил своим гостям дыни, которые им показались превосходными на вкус.

Когда же все необходимые приготовления были окончены, суда двинулись в путь по направлению к Рифу. Нетрудно себе представить, какие радостные встречи происходили между родственниками и друзьями, свидевшимися здесь, в этих дальних краях. Вновь прибывшие имели много всяких сведений и любопытных новостей, которые они желали передать тем, кто на полтора года раньше их покинули родину, а эти последние не могли утерпеть, чтобы в свою очередь не похвалиться всеми прелестями и чудесами своего нового отечества.

ГЛАВА XXIV

Извивы твоего тела переплетаются с пенящимися волнами, ты со свистом скользишь по белеющим водам. С жалом наготове, с огненным взглядом, ты вздымаешься на дыбы; одним прыжком ты погружаешься вглубь, не думая о невидимых чудовищах и бездонных пропастях.

Брэнард. "Морская змея"

Весь груз, привезенный только что прибывшими на Риф судами, разделялся поровну между губернатором и государством, то есть казной колонии. Марк получил свою долю в качестве владельца "Ранкокуса" и действительного хозяина этой страны; другая же половина составляла государственное имущество, которым каждый переселенец мог пользоваться за известную выплату деньгами, трудом или натурой. Часть этой второй половины груза тотчас же по прибытии судна была роздана на руки желавших приобрести то или другое - тогда как остальная часть поступила на склады колонии.

Едва ли бы мы могли перечислить все те предметы и товары, какие прибыли на "Ранкокусе" и "Молодой Курочке". Тут имелось все, чем люди привыкли пользоваться, живя в цивилизованной стране, не говоря о чае, сахаре, кофе. Все товары были вручены торговцам, которые уже, в свою очередь, распродавали их по мелочам. К этому времени в колонии уже существовали настоящие лавки и магазины - три на Рифе и одна на Пике.

Марк не только не монополизировал права торговли, что при желании мог бы сделать очень легко благодаря своему крупному состоянию, а напротив, предоставлял это право всем желающим; мало того, когда по общему приговору совета колонии все суда, за исключением "Анны", построенной колонией, признаны были частной собственностью Марка Вульстона, последний тут же передал право собственности на "Сирену" и "Друга Авраама" колонии, а "Нэшамони" был уступлен в вечное и потомственное владение Бобу Бэтсу, который как нельзя лучше сумел воспользоваться этим прекрасным судном, занявшись каботажем, который приносил ему огромные доходы. Чтобы еще более облегчить это дело своему верному другу и приятелю, Марк построил для него второе судно, которое служило бы одновременно и коммерческим судном, и пакетботом.

Судно это было названо в честь нежной и деятельной подруги Боба "Мартой". На нем Боб часто отправлялся на Пик и на остров Ранкокус с каким-нибудь необходимым для переселенцев товаром, а в течение первых месяцев даже не раз ходил и к островам Бэтто. Иногда он принимал на свое судно туземцев в качестве пассажиров и, кроме того, привозил туземцам всякого рода пригодный им мелкий товар, который обменивал у них на кокосовые орехи, все еще недостаточно распространенные на Рифе, на плетеные ивовые корзины и корзиночки, различные местные ткани.

Самым серьезным его путешествием в течение всего года являлось то, когда он нагружал свой шлюп по самые борта теми вкусными дынями, которыми так изобиловали Риф и Пик, что там их даже отдавали на корм скоту. До этих дынь туземцы были такие охотники, что Бобу даже не хватило места для такого множества предметов, которые ему надавали эти дикари в обмен за его дыни. В том числе попадалось ему немало сандала, от продажи которого он выручил такую сумму, что купил на нее чая, сахара и кофе в таком количестве, что этого запаса хватило более чем на год ему и всей его семье.

Между тем "Ранкокус" уже опять готовился к отплытию. Предполагалось отправить его куда случится за подходящим грузом, когда один матрос вдруг навел Марка на совершенно новую и более счастливую мысль.

Экипаж "Ранкокуса" во время своих предыдущих плаваний заметил одно место, с подветренной стороны от кратера, где держались киты. Уокер, так звали этого матроса, который первый заговорил на Рифе о китах, когда-то раньше служил помощником командира на китобойном судне, равно как еще человек шесть из позднейших переселенцев. Все они, будучи хорошо знакомы с этим делом, и убедили капитана Соундерса тогда же запастись всеми необходимыми для этого дела орудиями и снарядами, состоявшими главным образом из тросов, гарпунов, острог, бочонков, бочек и тому подобного. По настоянию этих людей, Соундерс на всякий случай нагрузил часть трюма "Молодой Курочки" всеми этими предметами.

Марк знал обо всем этом. Сандал уже начинал становиться редким на островах Бэтто; казалось, будто от этого колония очень много теряет, но когда зародилась мысль о возможности китобойного промысла по соседству с Рифом, то не только сам Марк, но и весь совет пришел тотчас же к убеждению, что Провидение чрезвычайно милостиво к ним. Как бы ни была выгодна и прибыльна торговля сандалом, все же источник этого благосостояния был только временный и неизбежно должен был иссякнуть, тогда как ловля китов, отнюдь не менее доходная, являлась неисчерпаемым источником богатства для колонии.

В данный момент ничто не могло быть более кстати для всех потребностей колонии, так как это дело не только было прекрасной доходной статьей, но еще, кроме того, развивало дух предприимчивости в переселенцах. И в самом деле, едва лишь зашла речь о ловле китов, как внимание всех было обращено на этот вопрос. Марк поспешил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы объявить всем гражданам колонии, что каждый из них будет иметь свою долю доходов от этой ловли и что потребная на это дело сумма будет разделена на равные паи, которые могут быть выплачены также натурой или трудом. Кроме того, и сама колония в общем, государственном смысле этого слова, также должна была получить с этого дела известную часть прибыли, так как многие из предметов, необходимых для китовой ловли, поставлялись прямо из казенных магазинов и складов колонии. Что же касалось самого губернатора, то есть Марка, то на его долю предоставлялась одна пятая часть всего барыша.

"Ранкокус" оказался не совсем пригодным для роли китобойного судна и потому должен был служить временно магазином для склада бочек с китовым жиром и другими продуктами этого лова, вплоть до окончания сезона, после чего он должен был отправиться с этим дорогим грузом в Америку.

Новый бриг "Молодая Курочка", будучи небольшим надежным судном с большой палубой, сильными мачтами и прекраснейшей оснасткой, был снаряжен в качестве китобойного судна. "Анна" также должна была следовать за бригом. При этих судах имелось пять китобойных лодок, или шлюпок; из них две остались на "Анне" и три на бриге. Кроме своих людей, взято было еще на помощь известное число канаков, которые в качестве неутомимых гребцов могли быть весьма полезны в этом деле.

Предстоящая экспедиция до такой степени возбуждала всеобщий интерес среди переселенцев, что большинство жен, сестер, дочерей и невест наших предприимчивых китобоев выразили желание присутствовать при первых подвигах своих друзей на этом новом поприще. Это побудило Марка согласиться взять желающих в качестве пассажирок на "Сирену", на которой отправился он сам и вся его семья. Боб на своей "Марте" также присоединился к китобойной флотилии, к которой принадлежал и "Друг Авраам". "Нэшамони" был отправлен для наблюдений за краснокожими, чтобы они не вздумали воспользоваться отсутствием сотни защитников Рифа, чтобы совершить новую попытку нападения.

Когда все было готово, китобойная флотилия в сопровождении "Сирены", на которой, в числе сорока других женщин, находились Бриджит и Анна, вышла в море. По пути она обошла с наветренной стороны Пик, усеянный сотнями любопытных зрителей, желавших полюбоваться этим еще невиданным ими зрелищем. "Марта" опередила "Сирену" и шла впереди всех остальных судов. В тот момент, когда по счастливой случайности вдруг навстречу у подводных рифов из моря поднялся фонтан, свидетельствующий о присутствии здесь китов, шлюп более чем на целую милю опередил все остальные китобойные суда, и, хотя каждая из шлюпок имела свой отдельный экипаж, но эти люди, все, за исключением экипажа "Молодой Курочки", были новички в этом нелегком деле и призвать к себе на помощь было положительно некого.

Тем не менее Боб был не из тех людей, которые, раз взявшись за дело, соглашаются вскоре признать себя несостоятельными. В одну секунду лодка его была спущена, он и Сократ вскочили в нее и, не теряя времени, решились атаковать громадное животное. Боб был ловкий шкипер, он правил прямо на кита, - Сократ, весь бледный от волнения, схватил гарпун, и в тот момент, когда нос лодки очутился над спиной гигантского животного, он бросил в него гарпун с такой силой, какую только могло ему придать сознание, что от этого удара, быть может, зависит для него и жизнь, и смерть. В тот же момент раненное насмерть животное пустило длинную струю крови. У китобоев принято считать за необычайный подвиг смертельную рану от ручного гарпуна; в большинстве случаев гарпун только удерживает и останавливает до некоторой степени кита, которого затем приходится добивать острогой.

Этот случайный счастливый удар положил, однако, начало следующим многочисленным успехам Сократа, так что впоследствии можно было с уверенностью сказать, что раз Боб у руля, а Сократ за гарпунщика, то киту наверняка несдобровать.

Итак, раненое животное выпустило обильную струю крови, выбрасывая фонтаном воду и заливая шлюпку, которая уже до половины наполнилась водой. Если бы только не сильные мускулистые руки Сократа и не тот убийственный удар, каким он поразил этого гиганта, который тут же перевернулся и почти моментально испустил последнее дыхание, то шлюпка неминуемо должна была бы погибнуть. Марк прибыл на место происшествия тогда, когда Боб подтянулся к убитому животному за прикрепленный к гарпуну трос (канат) и, взяв свою добычу на буксир, готовился направиться к Южному мысу. Все суда, минуя убитого кита, приветствовали победителей радостными возгласами, между тем как подгоняемая благоприятным попутным ветром "Марта" влекла за собою тушу гиганта прямо к заранее намеченному Бобом якорному месту.

Как только убитый кит очутился у берега и затем всплыл над небольшой отмелью в таком месте, где вода была неглубока, Боб и человек двадцать канаков тотчас же принялись полосовать его, хотя, быть может, вовсе не научным, но все же вполне удовлетворительным способом. В течение ночи операция эта была окончена, а на другой день с раннего утра все судно было уставлено разного рода жаровнями и таганчиками, на которых на ярком огне вытапливался китовый жир (ворвань), который вслед за тем сливался в заранее приготовленные для того бочонки. Один этот кит дал сто одиннадцать бочек жиру, что могло считаться вполне блестящим началом в этом новом промысле. По окончании всех этих операций Боб свез все, что им было добыто от этого кита, на Риф, где "Ранкокус" ожидал свой новый груз.

Неделю спустя "Сирена" крейсировала вместе с "Молодой Курочкой" и "Другом Авраамом", безуспешно отыскивая китов в ста милях от Пика, когда к ним вернулся Боб на своей "Марте". Зная присущую Бобу способность различать предметы на море на громадном расстоянии, Марк попросил его подняться на марс брига и взглянуть, не видит ли он чего впереди. Не прошло и десяти минут, как Боб, обозревший вокруг необъятную поверхность моря, крикнул сверху: "Кит! Кит! Я вижу кита!".

Даны были сигналы "Молодой Курочке" и "Другу Аврааму", и все они пошли в указанном Бобом направлении.

При закате солнца наши китобои увидели значительное число китов, собравшихся в одном месте. Уокер заметил, что, вероятно, они здесь принимают пищу, и потому советовал обождать до утра, так как можно было с уверенностью сказать, что они снова все соберутся на этом же месте. Итак, с рассветом шесть китобойных шлюпок были готовы к нападению. На этот раз Уокер шел во главе флотилии; час спустя лодка его поравнялась с громаднейшим китом. Женщины, находившиеся в качестве зрительниц, с замиранием сердца присутствовали при столь обычном, но вместе с тем и столь опасном случае, когда раненный гарпуном кит, нырнув вглубь, снова всплыл и начал тащить привязанную к тросу лодку с быстротою не менее двадцати узлов (тридцать верст) в час. Вообще принято, что во время нападения суда держатся на ветре для того, чтобы иметь возможность во всякое время нагнать шлюпку и прийти ей на помощь, когда животное будет убито. Но пока кит еще жив, было бы положительным безумием предпринять что-либо, кроме того, как только держаться ветра, так как раненое животное нередко одним прыжком перекидывается на громадное пространство в сторону, что грозит серьезной опасностью судну.

Иногда же испуганное животное с необычайной быстротой скрывается из виду судна и проплывает по прямой линии расстояние в пятнадцать и двадцать миль; и тогда уже китобойной лодке остается только или отказаться от поимки кита, или рискнуть расстаться надолго со своим судном. Отказавшись от кита, теряешь только один гарпун и несколько сотен сажен троса, тогда как в противном случае нередко гибнет шлюпка со шкипером и гарпунщиком.

Однако считаю не лишним пояснить читателю, который, быть может, и не знаком с этим делом, что называется гарпуном. Гарпун - это род копья или дротика, наконечник которого снабжен еще боковыми загнутыми назад зубцами. Попадая в тело животного, гарпун сам собою отделяется от древка, оставаясь прикрепленным к тонкой, но чрезвычайно крепкой веревке, называемой тросом. Обычно лодка подходит к киту с носа, но лодки эти должны иметь заостренную с обоих концов форму, чтобы можно было с одинаковой ловкостью давать и задний, и передний ход, так как приближение к киту может быть крайне опасно, в особенности, когда он уже ранен. Раненый кит тотчас же ныряет, и в этот момент надо успеть размотать и спустить как можно больше троса, иначе животное, погружаясь в воду на очень значительную глубину, может увлечь за собою и лодку, к которой привязывается другой конец веревки. Но и животное, как и человек, требует воздуха, чтобы дышать, и чем быстрее кит ушел вглубь, тем скорее он принужден будет вновь всплывать на поверхность.

Собственно говоря, гарпун и трос служат лишь для того, чтобы только задержать кита, но случается иногда, что этот первый удар бывает и смертельным. Чаще всего раненое животное, нырнув, снова всплывает на поверхность и одну минуту остается неподвижным, а затем уже пускается в бегство; как только кит остановится или умерит ход до более медленного, гарпунщик начинает постепенно подтягиваться к нему со своей лодкой за прикрепленный к гарпуну трос. Случается, что чудовище нырнет вторично; тогда необходимо опять как можно проворнее отдать трос и затем, выждав, когда кит вновь выплывет, начинать к нему подтягиваться. Часто приходится повторить несколько раз этот прием для того, чтобы овладеть китом. Когда лодка подойдет достаточно близко, тогда тот человек, который управляет шлюпкой, метит в какой-нибудь жизненный орган и добивает животное острогой. Если брызнет кровь, то это значит, что удар удачен; если же никакой жизненный орган не задет, то кит снова пускается бежать, и в таком случае все дело приходится начинать снова.

На этот раз рулевой Уокера, державший наготове гарпун, закинул его так ловко, что он глубоко вонзился в тело бедного животного и крепко зацепил его. Кит описал длинную параболу вокруг

"Сирены" на столь близком расстоянии от судна, что можно было видеть с палубы каждое движение как самого животного, так и преследовавших его китобоев. В тот момент, когда раненый кит подошел довольно близко к судну и вдруг пустил над самой шлюпкой громаднейший фонтан, струя которого была на целых два фута выше кормы брига, Бриджит, испуганная этим зрелищем, трепетно прижалась к плечу мужа и в первый раз теперь возблагодарила Бога за то, что Марк был главой государства и губернатором этой маленькой колонии и в качестве такого высокого официального лица не мог участвовать в этой опасной ловле. Между тем Марк сгорал от страстного желания быть наравне с другими действующими лицами и участниками этой рискованной игры, хотя и сознавал, что подобного рода забава не приличествует его высокому сану.

Между тем Боб не ограничился своим первым удачным ловом. Он с помощью своего верного приятеля Сократа изловил еще двух китов. На долю шлюпок "Молодой Курочки" также достались два кита, а на "Друга Авраама" только один, но зато очень большой. "Сирена" и "Марта" пробуксировали четырех из них до того залива или бухты, в самом начале Южного канала, куда и Боб свез свою первую добычу; и эта бухта получила с тех пор название бухты Китобоев. Когда Марк лично убедился в удобствах и пригодности этой бухты для предназначенной ей цели, то решил тотчас же построить здесь завод, чтобы сосредоточить в этом месте свой китобойный промысел. Вслед за тем "Друг Авраам" был отправлен на остров Ранкокус за всеми необходимыми для постройки здесь сараев и завода материалами, а после того немедленно приступили к постройке.

Так было положено начало тому промыслу, которому суждено было впоследствии принять громадные размеры и стать источником громадных богатств колонии. За время первой китобойной экспедиции, продолжавшейся всего два месяца, было добыто, в общем, два тысячи бочек жира, хранившегося в трюме "Ранкокуса", а это, по цене того времени на европейских и американских рынках, представляло собою сумму приблизительно в сто тысяч долларов. Понятно, что подобные результаты превосходили все, что можно было бы ожидать от каких бы то ни было других предприятий, даже и при наиболее выгодных условиях.

ГЛАВА XXV

Под топорами белых поверженный и дрожащий лес стонет и падает. -

Послушная раба, земля, производит дары для белых и отдает им свою жатву, свои плоды и цветы.

Паульдинг

Подобный успех, конечно, только еще более пристрастил переселенцев к китобойному промыслу, являвшемуся одновременно источником благосостояния и приятной забавой. Видя это всеобщее пристрастие к китоловству, Марк понял, что утратит часть своего обаяния в глазах всех жителей колонии, если не отличится в свою очередь каким-либо блестящим подвигом на этом новом поприще.

Что никто из высших властей колонии, как, например, Хитон, в качестве главного министра, два младших брата губернатора, исправлявшие государственные должности, не принимали деятельного участия в ловле китов, - это никому не казалось странным, но губернатор, лихой моряк, - от него непременно ожидали, что не сегодня-завтра он проявит и здесь свою удаль, и под его ударом падет какое-нибудь гигантское животное. Молчаливое ожидание это не замедлило осуществиться: до окончания срока ловли Марк четыре раза выезжал на одной из общественных, то есть казенных китобойных шлюпок, и каждый раз его острога наносила смертельный удар какому-нибудь огромному киту.

Вскоре наличных судов оказалось недостаточно. "Молодая Курочка" ушла в Гамбург с грузом в тысячу семьсот бочек жира. Суда для ловли оспаривали друг у друга, а потому и решено было построить два новых брига вместимостью до ста восьмидесяти тонн каждый, и шесть месяцев спустя "Драгун" и "Ионас" были торжественно спущены на воду. Тем временем на китобойном промысле тоже не дремали, и Бэте в особенности заработал за это время такие барыши, что раз в одно прекрасное утро явился к губернатору со следующего рода просьбой.

Марк, или губернатор, как его называли жители колонии, сидел за своим бюро в аудиенц-зале колониального дома, где он в настоящее время занимал целый ряд апартаментов, убранных с такой изысканностью и роскошью, которая обратила бы на себя внимание даже и в Филадельфии.

Ни одно судно не возвращалось из Китая, не привозя для губернатора изящнейших столов и стульев, тончайших шелковых тканей, художественного фарфора и других ценных предметов.

Когда Марку доложили о приходе Боба, он поспешил пригласить его войти.

- Входите, капитан Бэте, входите! Прошу вас садиться! - сказал Марк, сам подвигая своему старому приятелю стул. - Я всегда рад вас видеть, так как не забыл еще того времени, когда мы вместе были здесь несчастными одинокими горемыками.

- Спасибо вам за эти слова! Право, все здесь так изменилось с тех пор, только вы остались все тем же. Для меня вы все тот же мистер Марк и мистер Вульстон, как и прежде.

Фенимор Купер - Колония на кратере (The crater or The Vulcan's peak). 4 часть., читать текст

См. также Фенимор Купер (Fenimore Cooper) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :