Пьер Алексис Понсон дю Террай
«Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 3 часть.»

"Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 3 часть."

- Сударь, - продолжал студент, - мне кажется, судя по вашей наружности, что я вас знаю, но вашего имени я никак не могу припомнить.

- Я вас не знаю.

- Дайте мне вашу визитную карточку.

- Но, сударь...

- Вы ударили меня палкой, и мне необходимо удовлетворение.

- Извините, сударь, - произнес Эммануэль надменно. - Я не прав, извините меня.

- Мне не надо извинений.

- Но... однако.

Студент хлопнул себя по лбу и в то же время освободил плечи маркиза.

- Черт возьми! - воскликнул он. - Я вспомнил... я вас узнал... я знаю, кто вы...

Эммануэлю стало не по себе.

- Вы мой старинный товарищ по школе правоведения, вас зовут Шаламбель; впрочем, я ошибаюсь, теперь вы маркиз де Флар. Ведь так?

- Да, но...

- Вы депутат и миллионер.

- Но, в конце концов, сударь, что вам угодно от меня? - с нетерпением вскричал маркиз.

- Мне угодно прислать вам своих секундантов.

- Вам?

- Черт возьми! - заносчиво сказал студент. - Не стану же я хранить ваш удар палкой, как священную реликвию!

- Но ведь я извинился перед вами...

- Мне не надо извинений, вы ударили меня и должны драться.

- С... вами?

Маркиз произнес эти слова тоном величайшего презрения.

- Со мной, - сухо ответил студент. - Впрочем, случай не так слеп, как предполагают: давно, лет двенадцать назад, вы, не подозревая того сами, нанесли мне большую неприятность, и случай, который часто напрасно обвиняют, дает мне теперь возможность отомстить вам.

Слова студента сильно удивили маркиза.

Как мог он провиниться перед человеком, которого он видит в первый раз? Он подумал было, что его противник сумасшедший, но студент продолжал:

- О, вы, конечно, теперь забыли, так как вы в настоящее время важный барин, миллионер, депутат, Латинский квартал и того, кто говорит сейчас с вами.

- Но кто же вы? - спросил Эммануэль.

- Меня зовут Фредерик Дюлонг, - ответил студент. - Вы помните?

Это имя смутило Эммануэля.

- Первая любовь Блиды? - вскричал он.

- Совершенно верно, милостивый государь, но в то время ее звали Луизой; она меня любила, и мы жили счастливо в нашей маленькой комнатке, обедая всего на шесть су.

- Действительно, - пробормотал Эммануэль. - Теперь припоминаю...

- Я уехал из Парижа на один месяц, чтобы навестить моих родных. Когда я вернулся, Луиза исчезла, вы ее у меня украли. Я был беден - вы богаты; вы не любили ее, а я ее любил и с ума сходил от горя. И вместо того, чтобы стать талантливым адвокатом, почтенным судьей, я до сих пор еще студент и, быть может, по вашей вине.

- Но, сударь...

- И вот случай столкнул лицом к лицу вас, человека счастливого и известного, со мною, пьяным студентом, с человеком без будущего, которого вы сильно оскорбили. Ну что ж, случай слишком удобен, чтобы упустить его, и я им воспользуюсь. Завтра мои секунданты явятся к вам.

Студент поклонился и ушел, оставив маркиза де Флар-Монгори пораженного ужасом. Он вспомнил мрачное предсказание барона де Мор-Дье: "Поразившие мечом от меча и погибнут".

- Боже мой, - пробормотал он, - неужели наступил последний час моего счастья?

И шатаясь, с холодным потом на лбу, этот человек, который был храбр и еще недавно готов схватиться за шпагу при малейшей ссоре, продолжал свой путь к улице Масон-Сорбонн.

В первый раз в жизни он испугался под давлением того чувства отвращения, овладевающего нами, когда мы принуждены бываем скрестить шпагу с человеком, которого считаем ниже себя.

Жилище, о котором Блида писала в своем письме и где она ожидала маркиза де Флар-Монгори, было действительно ужасно: бедная студенческая комнатка с фаянсовой печкой, размалеванной деревянной кроватью и тремя или четырьмя соломенными стульями. Куча старого тряпья служила растопкой для печи; комната освещалась свечой, стоявшей на камине.

- Честное слово! - прошептала ожидавшая Блида. - Здесь собачий холод, и Дама в черной перчатке, кажется, чересчур требовательна в своем желании такой постановки сцены. Как подумаешь, что я три дня назад ужинала в "Золотом Доме", а сегодня разыгрываю роль падшей женщины, то становится очень забавно. В дверь постучали.

- Войдите, - сказала Блида.

Ключ торчал в замочной скважине; дверь отворилась, и маркиз Шаламбель де Флар-Монгори появился на пороге и на минуту остановился.

На Блиде были надеты старое шерстяное платье и полотняный чепчик; из-под платья выглядывали ее маленькие ножки, обутые в рваные ботинки.

"Какая нищета! - подумал Эммануэль, входя. - Я получу свое письмо за пятьсот франков".

Блида протянула ему руку, точно герцогиня, принимающая в своем отеле.

- Здравствуйте, друг мой, - сказала она ему. - Я вижу, что вы еще не окончательно забыли меня. Вы почти вполне аккуратны и заставили свою старую знакомую прождать только пять минут; это более чем вежливость, это героизм!

- Дорогая моя, - сказал на это Эммануэль, почтительно пожав хорошенькую ручку грешницы, - благодарю вас за то, что вы вспомнили обо мне в тяжелую минуту вашей жизни; могу только в одном упрекнуть вас...

- В чем же? - спросила она, улыбаясь.

- В том, что вы не вспомнили обо мне ранее. Эммануэль сел на стул, на который ему указала Блида.

- Но вам ужасно плохо здесь, и я не хочу, чтобы вы дольше оставались здесь.

Блида вздохнула и промолчала.

Эммануэль вынул из кармана небольшой бумажник, взял билет в тысячу франков и подумал: "Пятьсот франков за письмо и столько же ей, этого будет вполне достаточно".

И он протянул билет в тысячу франков Блиде.

- Спасибо, друг мой, - сказала Блида, взяв билет и зажав его в своей маленькой ручке. - Вы очень великодушны.

- О, - пробормотал Эммануэль сконфуженно, - не будем больше говорить о таких пустяках.

- Вы дарите мне на булавки...

- На булавки?

- Да, разумеется, или на бутылку вина, если вам это больше нравится.

- Каким образом? - спросил маркиз.

- Я подразумеваю мировую сделку, которую мы совершим с вами.

- По поводу чего?

- Ветренник! - сказала Блида, улыбаясь. - Вы уже забыли о письме полковника.

Маркиз смутился.

- Да, ваша правда, - сказал он, - но что же заключает в себе это письмо, которому вы придаете такое большое значение?

- Право же, - ответила Блида, - я могу сказать вам наизусть его содержание...

- Лучше покажите его мне...

Насмешливая улыбка мелькнула на губах у молодой женщины.

- Мы по-прежнему говорим только глупости, - сказала она тоном маленького ребенка, - и воображаем, что наша возлюбленная глупее нас.

"Гм! - подумал Эммануэль. - Я нахожусь в разбойничьем притоне. Она, очевидно, хочет палисандровую мебель взамен этого клочка бумаги".

- Дорогая моя, - сказал он вслух, - я, честное слово, не знаю, что может заключаться в этом письме, компрометирующем меня, по вашему мнению. Я слишком мало был знаком с полковником Леоном.

- Вот как! Очень мало?

- У меня было дело с ним только по поводу одной или двух дуэлей.

- Вот именно дуэлей-то и касается письмо. Эммануэль вздрогнул и взглянул на Блиду с некоторым опасением.

- Ведь это полковник Леон убил офицера де Верна? - спросила Блида.

При этом имени Эммануэль вскочил со стула, бледный и весь дрожа.

- Откуда вы это знаете? - спросил он.

- Черт возьми! Об этом говорится в письме и вот приблизительно в таких выражениях: "Мой дорогой друг. Де Верн убит сегодня утром Гонтраном де Ласи, который выказал себя при этом вашим истинным другом. Вы можете жениться на баронессе де Мор-Дье, и она никогда не узнает, что вы были одним из убийц ее приемного сына. Что касается барона де Мор-Дье, то он согласен на мировую сделку".

Эммануэль слушал Блиду с помутившимся взором и вставшими дыбом волосами.

- Согласитесь же, мой друг, - продолжала молодая женщина, - что вы были очень неблагоразумны, не потребовав ранее, чтобы я вернула вам письмо. Целую неделю перед вашей свадьбой вы жили в Париже и заходили ко мне. Письмо вы забыли в кармане дорожного плаща, где я и нашла его.

Эммануэль побагровел.

- Я думаю, - пробормотал он, - что ты вернешь мне это письмо!

- Подожди, сначала поговорим немного.

- Хорошо, скажи свои условия.

- Тебе, вероятно, известно, - продолжала Блида, - что если обожаемая тобою жена, которая принесла тебе в приданое богатство, узнает об этом письме, то она отвернется от тебя.

- О, молчи! - вскричал Эммануэль. - Говори, сколько ты хочешь за письмо?

- Об этом мы сейчас потолкуем, вероятно, она почувствует ужас к убийце сына... - продолжала Блида.

- Молчи!

- Сына своего первого мужа, - прибавила Блида.

- Молчи! Молчи! - прервал ее Эммануэль, и в голосе его звучала одновременно мольба и угроза. - Говори, сколько ты хочешь?

- Много денег.

- Хочешь десять тысяч франков? Блида насмешливо расхохоталась.

- Ну, мой друг, - сказала она, - ты походишь на жида, которому принесли бумажник со ста тысячами франков и который великодушно предлагает за него сто су...

Эммануэль вздрогнул и понял, что требования Блиды будут чудовищно велики.

XXIV

Слова и смех Блиды так поразили Эммануэля, что на него нашел как бы столбняк, и он имел вид человека, пробудившегося после кошмара;

Блида продолжала:

- Однако, мой милый, я не прошу тебя быть великодушным и еще менее снисходительным, я просто прошу тебя не притворяться дураком. Ты предлагаешь мне десять тысяч франков взамен письма, которое может разрушить твое счастье, оттолкнуть от тебя твою жену и навсегда уронить тебя в глазах света! Ты попросту сумасшедший или дурак, если ведешь дела твоих избирателей так же, как свои собственные, и я искренно сожалею о коллегии, которая дала тебе образование.

Насмешки Блиды вызвали краску негодования у Эммануэля.

- Однако сколько же тебе надо? - спросил он.

- Прежде чем назначить цифру, - ответила Блида, - я поговорю с тобою о существе, которое я очень люблю.

- О ком это?

- Увидишь. Дело идет о моем сыне.

- О твоем сыне?

- Черт возьми, мой друг, ведь ты отлично знаешь, что у меня есть сын, сын, для которого его отец не сделал и никогда не сделает того, что сделал твой для тебя.

- Вот как? - надменно проронил Эммануэль.

- Ты сердишься? Но ты не прав? А что если этот сын твой?

- Это выдумка!

- Ну, что ж! Теперь я хочу подумать о своем сыне.

- Почему?

- Ты глуп, мой милый! Да попросту потому, что я хочу, чтобы ты обеспечил его будущее.

- А, вот оно что!

- Слушай: у меня не выходит из головы история моей старинной подруги Аврелии.

- Кто такая эта Аврелия?

- Одна добрая толстушка, судьбу которой обеспечил бретонский дворянин. О, Господи! Ведь она не была добродетельна, уверяю тебя, а была даже порядочно... легкомысленна; но у нее был сын. Добрый дворянин был богат, любил ребенка и женился на Аврелии.

Эммануэль расхохотался.

- Я полагаю, - сказал он, - что ты не льстишь себя подобными надеждами относительно меня?

- Нет, я не думаю занять место госпожи маркизы, но у меня другой расчет...

- А, послушаем!

- С меня вполне достаточно, если у моего сына будет майорат.

Эммануэль отшатнулся пораженный.

- Хорошенький маленький майорат, приносящий двадцать пять тысяч ливров годового дохода.

Эммануэль пожал плечами.

- Ты с ума сошла! - вскричал он.

- Честолюбива, быть может. А что с ума сошла - право нет.

- И этот... майорат?

- Я даю тебе неделю на то, чтобы приобрести его; - сказала Блида. - Даже миллионеру надо дать время обернуться со своим капиталом.

- Пятьсот тысяч франков! - проговорил ошеломленный Эммануэль. - Но это невозможно! Это приданое одной из моих дочерей.

- Ну, что ж, мой милый, я уверена, что твоя жена даст мне эти деньги.

- Молчи! Молчи! - вскричал Эммануэль. - Я запрещаю тебе произносить имя моей жены!

Блида поклонилась.

- Но ведь твое требование не серьезно? - продолжал Эммануэль.

- Напротив, совершенно серьезно.

- Ты хочешь пятьсот тысяч франков?

- Для моего сына.

- Но...

- Подумай.

- Хорошо, - сердито пробормотал Эммануэль, - я подумаю.

- В твоем распоряжении целая неделя.

- И если... я соглашусь?

- В тот день, когда все формальности будут соблюдены, ты получишь письмо полковника.

- А если я откажу?

- Тогда, быть может, твоя жена окажется более щедрой, чем ты.

Эммануэль встал; ужасная мысль мелькнула у него в голове.

"Я здесь один, - сказал он себе. - Один с этой женщиной, в мрачном доме, среди отдаленного квартала; если схвачу ее за горло и задушу, то буду спасен... "

И он взглядом смерил с головы до ног Блиду, под влиянием этой ужасной мысли.

Блида, казалось, прочла его мысль в его глазах, потому что она сказала ему:

- Уж не хочешь ли ты убить меня? Берегись! Письма здесь нет, оно уже не в моих руках... Если ты меня убьешь, то завтра оно очутится в руках королевского прокурора.

Эммануэль вздрогнул, и его уже поднятые было руки беспомощно упали.

- Ну, мой милый, - продолжала Блида, - будь благоразумен, не сердись и не выходи из себя, это бесполезно.

Поезжай лучше домой и подумай. В твоем распоряжении целая неделя.

- Ты права, - сказал Эммануэль. - Мы еще увидимся. Он взял шляпу, сделал прощальный жест, походивший скорее на угрозу, и вышел. Блида слышала, как он медленно, словно пьяный, спускался по лестнице.

В это время отворилась дверь и Блида увидала Даму в черной перчатке. Она была по-прежнему в трауре, по-прежнему бледна, грустна и задумчива.

- Вы хорошо сыграли вашу роль, - сказала она. - Я довольна вами.

- Ах, сударыня, - пробормотала Блида, вдруг изменяя тон и позу и падая на колени перед Дамою в черной перчатке. - Сударыня, сжальтесь надо мною!

- Что вы хотите сказать?

- Верните мне наконец моего ребенка!

- Позже.

- О, скажите мне, что это будет скоро...

- Это будет тогда, когда вы уже не будете нужны мне, - сухо ответила Дама в черной перчатке.

И так как Блида продолжала умоляюще протягивать к ней руки, то мстительница прибавила:

- Если вы будете верно служить мне, то ваш сын получит пятьсот тысяч франков, которые даст этот человек.

Блида вскрикнула от радости.

- Вы были преступны, - сказала Дама в черной перчатке. - Но вы любите своего ребенка, а материнская любовь очищает вас в глазах Божиих.

В это время Эммануэль возвращался домой. Он застал свою карету на углу улицы Сент-Андре и в продолжение двадцати минут, которые длился переезд, погрузился в тяжелые думы, почти окончательно потеряв голову. И только на дворе своего отеля, когда лакей открыл дверцу кареты, маркиз немного пришел в себя. Но он был еще слишком взволнован и растерян, чтобы явиться в салон госпожи Флар, где в это время находились молодой надворный советник и несколько друзей, явившихся провести вечер.

Он отправился в свой рабочий кабинет и заперся там.

Шаламбель бросился в кресло и схватился руками за голову.

"Октав де Р. был прав, - подумал он, - есть люди, которые встречаются на нашем пути, как живое воплощение судьбы. Барон де Мор-Дье - один из этих людей... Он взял мою руку в свою, и вдруг звезда моя закатилась... пятьсот тысяч франков! Но, несмотря на мое богатство, я не могу приготовить эту сумму в недельный срок, не испросив на это согласия моей жены. Все мое состояние заключается в имениях, и, чтобы сделать заем, мне нужна подпись госпожи де Флар.

Это материальное затруднение было бы как бы медной стеной, о которую разбивалась храбрость маркиза. Он охотно дал бы миллион за это письмо, но с условием, чтобы этого не знала его жена, к несчастью, это была вещь невозможная.

Двадцать планов, один нелепее другого, складывались в голове маркиза с течение нескольких минут. Он думал о бегстве, думал броситься на колени перед женой и признаться ей в каком-нибудь увлечении своей юности, за которое теперь ему приходится расплачиваться. Он думал даже обратиться к префекту полиции и просить у него разрешения арестовать Блиду и отнять у нее это письмо, которое могло погубить его супружеское счастье. Но все его решения не выдерживали критики.

Бежать? Но куда?

Броситься к ногам своей жены и признаться ей в своем юношеском увлечении? Но увлечение должно было быть слишком велико, если оно стоит пятьсот тысяч франков. Что же касается последнего плана, то выгоден ли он? Арестовать Блиду и отнять у нее письмо, не значит ли подтвердить донос этой женщины и привлечь на себя внимание правосудия.

Эммануэль потерял голову среди этих размышлений, так скоро разбитых им же самим... Вдруг позади него послышался шорох. Он обернулся:

Это был Жан, его верный камердинер.

- Что тебе надо? - резко спросил его Эммануэль.

- Каких-то двое господ желают вас видеть. Эммануэль взглянул на часы: было около полуночи.

- Как, в этот час?

- Да, сударь.

Маркиз смутился и вспомнил о своей встрече и о ссоре со студентом Фредериком Дюлонгом, о котором он совершенно забыл после дерзкого требования пятисот тысяч франков за письмо.

- Кто эти люди? - спросил он.

- Они оба молоды.

- Как их зовут?

- Вот их визитные карточки. Эммануэль взглянул на первую и прочитал:

"Гастон де Рубо, студент юридического факультета".

Затем он посмотрел на другую и вздрогнул с ног до головы.

"Арман Леон".

Имя Леона поразило маркиза.

Предсказание барона де Мор-Дье снова прозвучало у него в ушах, и чей-то голос как будто прибавил: "Сыновья убийц поразят убийц". - Впустить их? - спросил Жан.

- Да, - ответил Эммануэль.

- Войдите, господа, - сказал камердинер, пропуская молодых людей.

Чувство собственного достоинства победило волнение маркиза. Он поднялся и приветствовал посетителей. Арман заговорил:

- Простите, маркиз, что мы явились к вам так поздно, но нас привело неотложное дело...

- Хорошо, господа, - ответил маркиз, - отбросим в сторону обычные учтивости...

Молодые люди поклонились.

- Приступим прямо к делу, - прибавил Эммануэль, предлагая сесть.

Но те продолжали стоять.

- Маркиз, - сказал Арман. - Мы друзья г-на Фредерика Дюлонга.

- Я так и думал, господа.

- В таком случае вы знаете причину, которая привела нас сюда.

- Да, господа, - ответил с поклоном маркиз и продолжал. - Господа, имя мое должно быть вам известно, и я уверен, что вы не сомневаетесь ни в моей порядочности, ни в моей храбрости.

- Боже упаси! Маркиз.

- Я толкнул г-на Дюлонга на улице два или три часа назад и даже ударил. Я признаю себя виновным, а так как признавать свою вину вовсе не позорно, то я прошу вас передать ему мои нижайшие извинения.

- Увы, сударь, - ответил Арман, - это расходится с нашими полномочиями.

- Что вы хотите этим сказать?

- Г-н Фредерик Дюлонг не желает иного удовлетворения, кроме оружия, несмотря на все наши советы и увещевания.

- Но, господа...

- Сударь, - сказал второй секундант, г-н Гастон де Рубо, - мы уполномочены передать вам, что если вы откажетесь от дуэли, то г-н Дюлонг явится в палату депутатов и там публично оскорбит вас.

- Хорошо, господа, - надменно сказал маркиз, выпрямляясь, - если так, я к вашим услугам.

- Завтра, в восемь часов, в лесу Венсен, в ста метрах от дороги в Нозан.

- Я буду там: какое оружие вы выбираете?

- Шпаги.

Молодые люди поклонились и вышли. - Ах, - прошептал маркиз, оставшись один, - барон прав... Обнаживший меч от меча и погибнет. Мне страшно.

XXV

Как только секунданты г-на Фредерика Дюлонга удалились, оставив Эммануэля Шаламбеля одного, совершенно подавленного всем только что случившимся, на двор отеля въехала наемная карета. Из нее вышла женщина, тщательно закутанная вуалью. Старый Жан встретил ее.

- Господин де Флар дома? - спросила она.

- Сударыня, - ответил удивленный камердинер, - мой господин не принимает в такой час, в особенности...

- В особенности дам, не правда ли? Камердинер утвердительно кивнул головой.

- Ну, что ж! - настаивала дама, закрытая вуалью. - Скажите вашему господину, что в его интересах принять меня.

Эти слова были произнесены с таким убеждением, что произвели впечатление на старого слугу.

- Сударыня, не угодно ли вам сказать, как вас зовут? Она подала визитную карточку, на которой лакей прочел: "Госпожа Бевуаль".

Жан впустил незнакомку, провел ее в нижний этаж отеля и оставил в маленькой библиотеке, которая примыкала к комнатам Эммануэля. Последний при виде лакея, явившегося с новой визитной карточкой, вышел внезапно из своего оцепенения.

- Боже мой! Что еще? - пробормотал он.

Жан подал ему карточку, маркиз взглянул на нее.

- Я в первый раз слышу это имя, - сказал он.

- Эта дама утверждает, что она пришла по интересующему вас делу.

- Что ж, впусти, - приказал маркиз, прибавив про себя: "Я начинаю ожидать всего".

Дама в вуали была введена. Эммануэль приветствовал ее и предложил стул, в то время как выходил лакей. Она откинула вуаль, и маркиз был поражен ее красотой.

Очень редко случается, чтобы несчастье было забыто перед обольстительными чертами, но красота, молодость Фульмен, явившейся под именем госпожи де Бевуаль, успокоили немного Эммануэля, обуреваемого самыми тяжелыми предчувствиями. Что нужно этой женщине? Она, конечно, хочет предложить выкуп за какое-нибудь компрометирующее письмо.

Фульмен села и гордо взглянула на маркиза.

- Маркиз, - сказала она ему, - позвольте мне умолчать, зачем и как я приехала к вам в полночь, почему я впутываюсь в некоторые, лично касающиеся вас, дела?

- Но, сударыня... - пробормотал удивленный маркиз.

- Сударь, - продолжала Фульмен, - вы проходили вчера вечером на улицу Сент-Андре...

- Действительно, но откуда вы это знаете?

- Один человек оскорбил вас. - Совершенно верно.

- И вы деретесь с ним завтра?

- Вам и это известно? - спросил удивленный Эммануэль.

- Мне известно также, что вы были на улице Масон-Сорбонна, N 4, у Блиды.

Маркиз почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу.

- Блида хочет продать вам письмо за пятьсот тысяч франков.

- Но, сударыня, - пробормотал Эммануэль, - кто же вы: друг или сообщница этой женщины?

Презрительная улыбка мелькнула на губах Фульмен, и она пристально взглянула на Эммануэля.

- Неужели во мне можно заподозрить ее друга? - спросила она.

- Нет.

Фульмен продолжала:

- Маркиз, сегодня еще я могу быть полезной вам, но завтра, быть может, будет слишком поздно.

- Но кто же вы?

- Вы прочитали мое имя на визитной карточке; меня зовут госпожа Бевуаль, больше я ничего не могу сказать вам. Вы видите меня в первый раз и, может быть, в последний. Я явилась сегодня к вам как таинственная богиня, которую зовут Фортуной, и, проходя мимо, постучала в вашу дверь. Не будьте глухи, потому что после вы горько раскаетесь, если я пройду мимо.

Эммануэль смотрел на нее со все возрастающим удивлением и спрашивал себя: не имеет ли он дело с сумасшедшей? Но у Фульмен был такой спокойный вид, она говорила так убедительно, что подобное предположение казалось немыслимым.

- Сударыня, - сказал он ей, внезапно прерывая ее, - потрудитесь объясниться, ради Бога, потому что я ничего не понимаю.

- Маркиз, - ответила она, - я повторяю вам, что я не могу сказать, ни кто я, ни кто меня послал и откуда я знаю о вашей дуэли и о вашем разговоре с Блидой. Удовольствуйтесь тем, что я явилась предложить вам неожиданную помощь.

- Что вы хотите сказать, сударыня?

- Покушаются на вашу жизнь...

- О, я буду защищать ее, будьте спокойны!

- На ваше состояние... Видите ли, - продолжала Фульмен, - с вас требуют пятьсот тысяч франков не для того, чтобы только получить эту сумму.

- А... для чего же?

- Потому что предполагают, что вы не можете достать эту сумму иначе, как продав или заложив одно из ваших имений, для чего необходима подпись вашей жены.

- Это правда, - согласился маркиз, нахмурив брови, - я не мог бы выдать такую сумму без ее согласия.

- Вы ошибаетесь.

- Я... ошибаюсь?

- Да, потому что я привезла вам эту сумму.

- Вы!

Фульмен утвердительно кивнула головой.

- Но ведь я не знаком с вами! - вскричал маркиз, до крайности удивленный.

- Вам и не нужно знать, кто я. Я привезла вам деньги, которые одалживаю вам без всяких формальностей, кроме расписки в получении. Вы будете платить по пять процентов годовых и уплачивать капитальную сумму частями по одной десятой в какие сроки вам угодно.

Говоря это, Фульмен открыла бумажник из красного сафьяна и вынула оттуда два векселя банкирского дома "Ротшильд и К0" в Лондоне на дом Ротшильда в Париже, по двести пятьдесят тысяч франков каждый, уплата по которым должна была быть произведена через три дня по предъявлении.

Эммануэлю показалось, что он бредит.

- Сударыня, - сказал он наконец, - как ни ужасно мое положение...

- Именно ужасно, - перебила его Фульмен, - и я сейчас скажу вам содержание письма, за которое вы так дорого должны заплатить.

Маркиз сначала побледнел, потом лицо его вспыхнуло, и он сказал:

- Как ни ужасно мое положение, но я не могу принять деньги от незнакомого друга...

- Это вовсе не друг ваш, - возразила Фульмен.

- Кто же в таком случае?

- Слушайте, маркиз, - продолжала Фульмен, - позвольте мне сказать вам только одно слово, потому что более я ничего не имею права сообщить вам: улица Сент-Андре, мансарда улицы Масон-Сорбонна, ваш отель, Венсенский лес, где вы должны драться завтра, - все это составляет шахматную доску, на которой вы, ваш противник и Блида не более как пешки. Есть два лица, которые ведут между собою борьбу из-за вас.

Эммануэль вздрогнул и бросил на Фульмен взгляд, полный беспокойства. Фульмен прибавила:

- Одно из них, господин Шаламбель маркиз де Флар, наметило вас как предмет мщения и будет преследовать вас без пощады. Другое то, от которого я являюсь, прислало вам эту сумму, которую вы не знали, где достать, и это лицо к вашим услугам, так как первое против вас. Оно защищает вас, потому что вас хотят погубить.

- А кто победит?

- Одному Богу известно!

Фульмен была невозмутимо спокойна и торжественна. Эммануэль вздрогнул.

- Слушайте, - продолжала Фульмен, - я дам вам последний совет: возьмите эти пятьсот тысяч франков, выкупите письмо, которое необходимо во что бы ни стало уничтожить, деритесь с оскорбленным вами человеком, затем посадите вашу жену и детей в почтовую карету и уезжайте вместе с ними.

- Что вы говорите, Боже мой?

- Поезжайте в Италию, в Архипелаг, отправляйтесь в Азию, на край света, если это необходимо, и постарайтесь избегнуть роковой судьбы, преследующей вас.

- Но что же это за судьба? - вскричал маркиз хриплым голосом.

- Клятва, которой я связана, не дает мне права сказать это. Прощайте, маркиз.

Фульмен положила на стол векселя и прибавила:

- Вы напишете мне расписку?

- Но, сударыня... - пробормотал он, все еще колеблясь.

- Именем вашей жены и детей умоляю вас принять эти деньги, - сказала она.

Маркиз взял перо и написал расписку в получении двух векселей на дом Ротшильда. Затем он подписался и отдал расписку Фульмен, которая спрятала ее в красный сафьяновый бумажник, простилась и направилась к двери.

- Кому же я должен буду выплатить эту сумму? - спросил маркиз.

- Через год с этой распиской к вам явится человек, и вы условитесь с ним относительно следующих сроков платежа.

И уже на пороге Фульмен спросила:

- Послушайте, еще одно слово.

- Спрашивайте...

- Вы очень хотите драться с Фредериком Дюлонгом?

- С этим грубияном! Разумеется, нет.

- Ну, так уезжайте сегодня ночью, уезжайте сейчас... Эммануэль отрицательно покачал головой.

- Это невозможно, - сказал он.

- Почему?

- Меня сочтут за труса.

- Так прощайте, сударь, - сказала Фульмен, - и да отстранит Господь грозу, собирающуюся над вашей головой.

Фульмен вышла, а Эммануэль спросил себя: уж не грезят ли он. Но векселя, лежавшие перед ним, напомнили ему о действительности.

- Все это очень странно, необъяснимо... - прошептал он. - Кто это лицо, преследующее меня? Неужели у меня есть враг?

Этот вопрос, заданный им самому себе, заставил его мучительно вздрогнуть.

В первый раз этот доселе счастливый человек испугался, увидав угрожающую ему беду, обратился к своей совести, так долго молчавшей, и начал разбираться в своих воспоминаниях, отыскивая между ними наполовину уже забытые имена тех, которые погибли от руки ужасной ассоциации "Друзей шпаги". Все те, которых наметило себе в жертвы это ужасное общество, уже в могилах, а мертвые не мстят... Кто же в таком случае преследует его? Маркиз Эммануэль Шаламбель де Флар-Монгори провел бессонную мучительную ночь, и, когда старик Жан вошел в его комнату, чтобы разбудить его, он застал маркиза сидящим на кровати, опустив голову на руки, с мутными и неподвижными глазами.

- Барин, - сказал Жан, - вы приказали мне разбудить себя в половине седьмого.

- Хорошо, одень меня и вели заложить карету да положи в нее пару шпаг.

- О, Господи! - вскричал испуганный Жан. - Барин дерется?

- Да, - сухо ответил Эммануэль. - И у меня нет секундантов. Но отельный швейцар и берейтор оба военные, а берейтор даже с орденом. Пойди и прикажи им одеться. Это почтенные люди, и они вполне могут быть моими секундантами. "И притом будут вполне подходящими, - мысленно добавил Эммануэль, - этому дуралею, который тащит меня к барьеру".

Маркиз вскочил с постели, охваченный лихорадочной энергией, какая бывает у людей, ставящих свою жизнь на карту.

XXVI

Две минуты спустя г-н Шаламбель де Флар-Монгори был уже одет. Эммануэль привык к ранним выходам из дома и к дуэлям, и в таких случаях всегда одевался крайне изысканно.

Но когда все мелочи туалета были окончены, шпаги положены в карету, швейцар и берейтор снаряжены в путь, словом, когда было все готово, маркиз вдруг почувствовал ужасную тоску. Он вспомнил о жене и детях. Неужели он уедет, не взглянув на них, может быть, в последний раз, не запечатлев на их челе последнего поцелуя? Эммануэль, прежде храбрый и отважный, испугался... он страшился быть убитым, вспоминая о трех дорогих ему существах, приносивших ему в течение семи лет столько счастья.

- Нет, нет, - сказал он себе, - я хочу видеть своих детей.

Маленькие девочки спали на одной кровати в комнате, смежной со спальней их матери.

Пройти в эту комнату можно было или через спальню маркизы или через коридор со стеклянной дверью.

Через последний и вошел на цыпочках маркиз, сердце которого готово было разорваться, держа свечу в руке, потому что было еще темно. Он склонился над кроватью и хотел коснуться слегка губами чела спящих дочерей, чтобы не разбудить их; но свет свечи заставил одну из них, Берту, открыть глаза. Ребенок увидал Эммануэля, улыбнулся ему и, протянув ручонки, обвил его шею.

- А! Это ты, папа? - сказала она.

- Да, - ответил взволнованный маркиз и приложил палец к губам, - тише, не разбуди мать и сестру.

- Ты еще не ложился спать, папа? - спросил ребенок.

- Нет; доброй ночи, девочка.

Эммануэль почувствовал, что сердце его готово разорваться. Он хотел убежать, но какой-то магнит, казалось, удерживал его около этого улыбавшегося ему ребенка и другого, тоже улыбавшегося ему сквозь сон. Но вдруг он услышал голос в соседней комнате.

- С кем это ты говоришь, Берта? - спросила внезапно проснувшаяся маркиза.

- С папой, - ответил ребенок.

- Эммануэль! - позвала госпожа де Флар.

Маркиз почувствовал, как у него задрожали ноги, но, повинуясь звуку дорогого голоса, вошел в комнату жены. Маркиза, удивленная, приподнялась и посмотрела на мужа. Эммануэль старался ступать твердо, но был бледен, и несколько капель пота выступили у него на лбу.

- Откуда вы вернулись? - спросила маркиза. - И почему вы, мой друг, еще не спите?

- Мне послышался шум в детской, - сказал маркиз, стараясь уклониться от прямого ответа, - и я сошел вниз...

- Который час?

- Но я, без сомнения, ошибся, - прибавил маркиз.

- Который час? - переспросила маркиза, взгляд которой упал на каминные часы, показывавшие полчаса седьмого.

И она заметила, что на муже ее вместо халата надет сюртук, застегнутый на все пуговицы, и чистое белье.

- Ах! Господи! - сказала она. - Как... вы уже встали? - Да, - пробормотал Эммануэль. - Я ухожу.

- В шесть часов утра? Подозрение закралось в голову маркизы.

- О, Небо! - вскричала она.

Эммануэль заметил, как она побледнела, и, обняв ее, он проговорил:

- Боже мой! Что с вами?

Он почувствовал, как тоска его усилилась и как страшно билось ее сердце.

- Эммануэль! Эммануэль! - прошептала она. - Куда вы отправляетесь?.. Куда ты идешь?

"О! - подумал маркиз, - какое мучение!" И громко ответил:

- Милая моя, я хотел скрыть от вас правду, но теперь предпочитаю признаться вам.

- Ах! - вскричала госпожа де Флар. - Вы деретесь? У Эммануэля хватило силы остаться спокойным и улыбнуться.

- Только не я, - ответил он.

- Не вы?

- Нет.

- А кто же?

- Один из моих друзей, который явился ко мне вчера в одиннадцать часов вечера и просил меня быть у него секундантом.

Маркиз имел еще достаточно мужества солгать и улыбнуться, и у него хватило геройства прибавить:

- Согласитесь, что величайшее безумие для серьезного государственного мужа, подобного мне, быть секундантом у мальчика, который дерется, притом в первый раз; это студент, сын моего друга.

- Бедный юноша! - пробормотала маркиза, поверившая словам мужа.

- О! Я надеюсь привезти его к нам завтракать здравого и невредимого, - ответил маркиз.

И, обняв жену, он прибавил.

- Прощайте! Я желал бы приехать вовремя. До скорого свидания... Я вернусь к завтраку.

Эммануэль вырвался из объятий жены, прошел снова через детскую, взглянул на детей в последний раз и ускорил шаги.

Маленькая Берта уже опять заснула.

На лестнице маркиз почувствовал упадок сил и мужества. Он прислонился на минуту к перилам, так как ноги его сгибались, и приложил лихорадочно дрожащую руку ко лбу, покрытому потом.

- Боже мой! Боже мой! - прошептал он. - Неужели я их больше не увижу!..

Шаламбель, шатаясь, спустился с лестницы, прошел двор, как пьяный, и опомнился только тогда, когда встретился со стариком Жаном, еще более бледным и дрожащим, чем сам он. Старый слуга открыл дверцу кареты.

- Боже мой! Какое несчастье! - прошептал он. Маркиз строго посмотрел на него.

- Жан, - сказал он ему, - ты скажешь маркизе, если она спросит, то же, что и я сказал ей: дерусь не я, а один из моих друзей.

Жан поклонился со слезами на глазах. Маркиз сел в карету и сделал знак берейтору сесть рядом с собою, а швейцар тем временем уселся около кучера.

Карета покатилась.

В половине восьмого они достигли Царской заставы; был уже день, и понемногу спускался холодный, пронизывающий туман. Эммануэль высунул голову из кареты и начал смотреть по сторонам. В нескольких шагах от таможни одиноко стоял экипаж. Это был таинственный и печальный фиакр, который нанимают, чтобы ехать на дуэль, с равнодушным кучером и двумя низкорослыми и неповоротливыми клячами; он идет так же медленно, как и траурные дроги, и может поместить внутри себя двух секундантов, врача с инструментами, и пациента, то есть того беднягу, который вместо того, чтобы сидеть дома у камина с верной женой, с чистой улыбкой на губах и честным другом, отправляется драться из-за сомнительного поведения женщины с неизвестным ему человеком.

"Вот мои противники", - подумал маркиз, окидывая взглядом карету.

Карета продолжала продвигаться вперед. Из фиакра высунулась чья-то голова, без сомнения узнавшая карету де Флара, и дотоле неподвижный фиакр двинулся тоже в путь и поехал по большой Страсбургской дороге.

Через двадцать минут карета и фиакр остановились в одной из аллей Венсенского леса. Из одного экипажа вышел Эммануэль, а из другого - Фредерик Дюлонг со своими секундантами. Старый студент против обыкновения не был пьян; он держался совершенно прямо, ступал уверенно, застегнув поношенный каштанового цвета сюртук поверх рубашки ослепительной белизны.

Арман и студент, бывший вторым секундантом прежнего обожателя Блиды, были в классическом костюме секундантов: черных брюках и сюртуках, застегнутых до подбородка.

Секунданты маркиза Шаламбеля де Флар-Монгори были тоже весьма приличны на вид. Их седые, коротко стриженные усы, военная выправка и красная ленточка в петлице одного из них производили самое лучшее впечатление.

Эммануэль поздоровался со своим противником и с его секундантами, затем отошел немного в сторону и дал время последним определить условия. В течение пути маркиз не проронил ни слова и впал в какое-то уныние. Тысяча мрачных предчувствий охватывали и терзали его, заставляя сильно биться его сердце. Но как только маркиз вышел из кареты и ему пахнул в лицо холодный туман и свежий утренний ветерок, он вернул себе спокойствие и хладнокровие. Пока секунданты мерили шпаги, он посмотрел на своего противника и сказал себе:

"Стыдно было бы быть убитым этим плебеем... Это равносильно смерти где-нибудь под забором".

- Господа, - сказал Арман, - потрудитесь снять сюртуки.

Маркиз снял сюртук и галстук, расстегнул рубашку, и, засучив рукава, взял шпагу из рук секунданта. И в эту минуту ему представилось, что он снова видит благородное улыбающееся лицо своей жены и слышит свежий и звонкий голосок маленькой Берты и ее сестры. Но это было лишь одну секунду. Едва он почувствовал в своей руке шпагу, как кровь прилила к его сердцу и глаза заблистали; и этот человек, который уже семь лет не прикасался к своей шпаге, стал в позицию, сохраняя полное хладнокровие, присущее грозным "Друзьям шпаги".

- Гм! - прошептал молодой студент Гастон де Рубо на ухо Арману. - Мне кажется, что Фредерик будет убит.

- И мне также, - ответил молодой человек; Фредерик Дюлонг посещал фехтовальные залы гораздо усерднее, чем лекции своего факультета. Если маркиз был удивительный дуэлист, то и старый студент обладал большой опытностью в дуэлях на шпагах, часто дрался и, вылезая из кареты, шел к месту поединка уверенный, что убьет своего противника. Но эта уверенность исчезла, как только глаза его встретились с глазами маркиза.

Перед тем как нанести удар, оба противника смотрели друг на друга в течение трех секунд, и эти три секунды показались студенту целой вечностью. Маркиз был человек, которого вызывают на дуэль, заставляют драться, у которого есть жена и дети и который, слывя богачом, находит свою жизнь прекрасной и счастливой.

Старый студент был праздношатающийся, у которого не было ни кола, ни двора, ни семьи, ни отечества, ни привязанности, ни надежд и для которого будущее представлялось таким же беспросветным, как прошедшее, а прошедшее - как настоящее, находивший жизнь однообразной и заботившийся о ней столько же, сколько о табачном дыме.

Конечно, можно было бы предположить, что один из этих двух противников, богатый, счастливый, имевший очаг и дорогих существ, задрожит и не выдержит взора другого, для которого подобная встреча, по-видимому, была находкой.

Но случилось как раз наоборот: отец семейства обратился во льва, его сверкающий взор навел внезапно ужас на студента. Шпаги скрестились, ударились одна о другую и в течение минуты скользили друг по другу, и эта минута положила конец дуэли.

Секунданты увидели, как один из дерущихся направил удар своей шпаги, и услышали крик; у другого шпага выпала, и он, схватившись рукой за сердце и пошатнувшись, упал. Первый был маркиз, второй, обливавшийся потоками крови, - его противник.

Эммануэль, наклонившись над последним, старался приподнять его, в то время как секунданты бежали к нему, и прошептал:

- Сударь... простите меня!..

- Да, - ответил студент разбитым голосом, - я вас прощаю... я виноват... но меня принудили... затем дождь... туман... Мне всегда говорили, что я умру в дождливый день.

Студент, истекавший кровью, потерял сознание. Доктор, которого он привез с собою и который дожидался на некотором расстоянии, подбежал, ощупал зондом рану и объявил, что она не смертельна. Раненый был перенесен в фиакр, а маркиз сел в свою карету. У Царской заставы последний приказал своим секундантам выйти и сказал:

- Наймите карету и поезжайте в отель. Я приду туда через час.

Затем, обратившись к кучеру, он приказал:

- Улица Масон-Сорбонна, 4.

Маркиз Эммануэль Шаламбель де Флар-Монгори приказал своей карете остановиться на улице Школы Медиков и пешком направился в квартиру Блиды. Не справившись у привратника, он вошел, позвонил и даже постучал. Дверь квартиры оставалась запертой. Тогда Шаламбель спустился и вошел в помещение привратника.

- Этой дамы нет дома, - последовал ответ, - но она приезжает каждый день в десять часов утра.

- Хорошо, я зайду еще раз, - сказал маркиз.

Так как было всего девять часов, Эммануэль начал прогуливаться по улице, куря сигару и не теряя из виду дома.

Ровно в 10 часов он увидал вышедшую из кареты женщину. Маркиз подошел: это была Блида.

- Милая моя, - сказал он ей, - я убежден, что ты не ждала моего визита.

- Да, по крайней мере, сегодня.

- Но ты, надеюсь, примешь меня?

- Конечно! Войдите.

Блида взяла ключ и пошла вперед. Эммануэль следовал за нею, вошел в так называемый салон и закрыл дверь. Блида выказала беспокойство.

- Не бойся, - сказал, улыбаясь, маркиз, - я не убью тебя и не имею к тому ни малейшего желания.

Тогда Блида сделалась нахальной.

- Вы явились предложить мне сделку? - спросила она.

- Нет...

- Так зачем же вы явились?

- Я принес вам назначенную вами сумму за письмо полковника.

- Пятьсот тысяч франков?

- Совершенно верно. Блида удивилась.

- Как! - вскричала она. - Вы достали их?

- Разумеется.

- Со вчерашнего вечера?

- Без сомнения.

- Но ведь вы же дрались сегодня утром.

- Как! Вы и это знаете?

- Я провела вечер со студентами, которые рассказали мне это. И вы не ранены?

- Нет, - холодно ответил маркиз, - но я думаю, что убил своего противника.

- Он умер! - проговорила с ужасом Блида.

- Нет еще, но может умереть сегодня вечером.

Маркиз, говоря это, расстегнул сюртук, вынул бумажник и достал из него два чека по двести пятьдесят тысяч франков каждый.

- Отдайте мне письмо, - сказал он.

- О, мой милый, - ответила Блида, - я нахожу, что вы чрезвычайно наивны.

- Наивен? Отчего?

- Оттого, что вы думаете, будто я держу в этой отвратительной меблированной комнате письмо, которое стоит пятьсот тысяч франков.

- Так где же оно?

- Это тайна! Назначьте час: к вам явятся и вручат вам письмо взамен чеков.

- Хорошо! - сказал Эммануэль. - Я назначаю полдень.

Полчаса спустя он вернулся в свой отель на улице Пентьевр.

Маркиза стояла у окна спальной. Она вскрикнула от радости, увидав въезжавшую во двор карету, и поспешила навстречу мужу.

-Ах, друг мой, - сказала она ему. - Я обо всем догадалась и все поняла, когда вы уже уехали... Какое неблагоразумие и как это дурно с вашей стороны!..

Она смеялась и плакала, говоря это, и сжимала маркиза в своих объятиях. В это время подбежали маленькие девочки и обхватили шею отца розовыми маленькими ручонками. Эммануэль понемногу начал успокаиваться; ему показалось, что новая жизнь раскрывается перед ним, и в продолжение часа, сидя за столом между женою и детьми, маркиз Шаламбель де Флар-Монгори считал себя счастливейшим из смертных.

В полдень ему доложили, что кто-то желает его видеть. Эммануэль поднялся в кабинет и принял явившегося к нему посетителя. Это был старик высокого роста, седой, хотя глаза его еще светились, как у юноши. По этому описанию читатель должен узнать графа Арлева.

- Маркиз, - сказал он, - мне поручено вручить вам это письмо взамен пятисот тысяч франков.

И он подал запечатанный конверт маркизу. Тот разорвал его и вынул уже пожелтевшее письмо, взглянул на подпись, узнал ее, и затем пробежал все письмо. Содержание его было, действительно, то самое, о котором говорила Блида; это было то ужасное письмо, которое грозило разрушить супружеское счастье маркиза.

В свою очередь, он протянул старику оба векселя, составляющие сумму в пятьсот тысяч франков. Последний взял их, осмотрел, одобрительно кивнул головой, встал, поклонился и вышел.

Оставшись один, маркиз зажег свечу, поднес к огню письмо и сжег.

"Да, - сказал он себе, - решительно есть люди, которые родились под счастливой звездой. Мое семейное спокойствие, нарушенное на некоторое время, снова обеспечено. Меня могли убить сегодня утром, но я вернулся жив и невредим. Я действительно счастливый человек и бросаю вызов судьбе".

Но едва он подумал, как судьба, по-видимому, пожелала принять брошенный им вызов. Дверь отворилась и вошел старик Жан, неся на подносе визитную карточку. На этой карточке, маркиз, вздрогнув, прочитал имя, которое показалось ему небесным предостережением:

"Барон де Мор-Дье".

- Ах, - прошептал он, задыхаясь. - Это человек, приносящий несчастье! Что еще он хочет предсказать мне?

XXVII

- Сударь, - сказал старик Жан, - господин ждет...

- Ждет? - спросил маркиз, вскакивая со стула, - ждет, говоришь?

- Да, сударь.

- Он... осмелился...

- Этот господин с орденом, прилично одет, отчего я должен был отказать ему? Он в комнате рядом.

- Впусти его, - печально проговорил маркиз.

Жан открыл дверь, и маркиз Шаламбель де Флар-Монгори увидел входившего барона де Мор-Дье. Барон не был одет так плохо, как накануне: платье его было вполне прилично и зеленая с красным ленточка украшала его петлицу. Он вошел непринужденно, как истый джентльмен, и небрежно протянул руку маркизу.

- Здравствуйте, - холодно встретил его Эммануэль, не принимая его руки, - садитесь.

- Как, - спросил барон, - вы не хотите пожать мою руку, маркиз?

- Извините меня, но...

Де Мор-Дье принял надменный вид.

- Вот как! - вскричал он. - Вы издеваетесь надо мною, господин Шаламбель?

- Милостивый государь!

- Вы отказываетесь пожать мою руку, но ведь мы, мне кажется, принадлежим к одному роду...

И барон, сделав ударение на последнем слове, замолчал, но немного погодя прибавил:

- Мы с вами члены одного и того же дома, я полагаю...

- Я, сударь, и не отрицаю этого...

- Мы с вами одинакового происхождения, как кажется.

- Разумеется, - пробормотал Эммануэль.

- И когда люди...

- Милостивый государь, - перебил его де Флар, - позвольте мне сказать одно слово.

- Говорите...

- Если я отказался пожать вашу руку, то не из презрения к вам. Я не лучше вас - увы! - а потому...

- Почему? - спросил барон.

- Из суеверия, - договорил Эммануэль, опуская голову.

- Вы заврались, сударь.

- Нет, - ответил маркиз, - я верю в пагубные влияния. Извините меня за это.

- Иначе говоря, я приношу вам несчастье?

- Мне кажется, что это так.

- Что вы хотите этим сказать?

- Выслушайте меня, вчера я встретил вас...

- У дверей посольства...

- Я избежал опасности и был не прав, похваставшись перед вами своим счастьем.

- Это правда. Ну и что же?

- Ну вот, после того как я расстался с вами, со мною тотчас же случилось несчастье.

Барон вздрогнул.

- Что вы говорите? - спросил он поспешно.

- Правду!

- Что же такое с вами случилось?

- Сначала я получил письмо, оно было от Блиды. У нее оказалось письмо полковника Леона, адресованное ко мне.

- А! Я догадываюсь. Она хочет шантажировать вас.

- Именно.

- Ну, граф, ведь вы богаты! - вскричал барон.

- Подождите, это еще не все, - возразил маркиз.

- Что же еще?

- У меня дуэль... и еще какая дуэль!

- Вы будете драться?

- Нет, я уже дрался сегодня утром.

- Ну, вот, видите, - сказал барон с улыбкой, - у вас такой прекрасный вид, что я решительно не верю, что я приношу вам несчастье; если бы встреча со мною была так несчастлива, как вы это утверждаете, то вы были бы убиты.

- Вы заблуждаетесь, я пережил тысячу мучений со вчерашнего дня и убежден, что моя дуэль наделает шума и доставит мне множество неприятностей.

Барон грустно улыбнулся.

-Ах! - вздохнул он. - И вы ступили, наконец, на путь угрызений совести и предчувствий!

- Может быть... - прошептал Эммануэль, охваченный смутным страхом.

- И вы правы, дорогой мой, - медленно произнес барон. - Я был долгое время скептиком, но теперь я верю.

- В кого же... вы верите?

- В Бога! - ответил барон.

Эммануэль вздрогнул; барон коснулся рукой своего лба и продолжал:

- Однако я не хотел бы быть зловещей птицей, так как пришел просить вас оказать мне услугу.

- Говорите, какую, - сказал Эммануэль, - я сделаю для вас все, что буду в силах, а я многое еще могу сделать. Но я сделаю это только с одним условием.

- С каким?

- Мы никогда более не увидимся.

- Вы с ума сошли, - пробормотал барон. - Не я приношу вам несчастье, а судьба тяготеет над вами, И...

Барон замялся.

- Кончайте! - настаивал Эммануэль.

- И наши преступления, маркиз.

Мор-Дье произнес эти слова с таким убеждением, что маркиз почувствовал, как волосы у него встали дыбом. Между тем у него хватило мужества овладеть собою и спокойно возразить барону.

- О чем вы хотели просить меня?

- Вы хороши с министром?

- Да.

- Передайте ему мое прошение и постарайтесь, чтобы оно было уважено.

- Это будет исполнено завтра же, - ответил Эммануэль, - а теперь уходите, барон, уходите, я вас умоляю: когда я слышу ваш голос, я чувствую страшное волнение.

- Прощайте в таком случае. Вы все еще отказываетесь пожать мою руку?

- Да, - сказал Эммануэль.

Барон встал и направился к двери. Но на пороге обернулся.

- Бедный маркиз, - сказал он, - настанет и наша очередь, верьте этому... "Герои шпаги будут поражены ею..."

Он поклонился и вышел.

- Ах! - пробормотал Эммануэль, опуская голову на руки. - Этому человеку понадобилось еще раз повторить мне свое мрачное предсказание... я отвратил несчастье только на один миг!

Эммануэль в продолжение еще нескольких минут сидел задумчивый и мрачный, страшась судьбы, самой ужасной из всех опасностей. И он вспомнил о незнакомке, Фульмен, этой странной и таинственной женщине, которая явилась к нему прошлого ночью и принесла ему пятьсот тысяч франков и удалилась, предупредив его, что тайные враги обрекли его на гибель, и дав совет бежать с женою и детьми.

Но разве человек в положении Эммануэля мог это исполнить? Разве депутат, миллионер, короче говоря, маркиз де Флар-Монгори мог бежать, как какой-нибудь банкрот, не оставив после себя следов? Эммануэль подумал об этом и убедился, что это невозможно.

Между тем после ухода барона де Мор-Дье тревога его снова усилилась. Он был вполне убежден, что барон приносит ему несчастье, и мысль, что этот человек переступил порог его дома, ужасала его. В течение часа вслед за уходом Мор-Дье маркиз чувствовал упадок духа, как вдруг ему подали письмо, которое вывело его из этого состояния.

Письмо было послано не почтой. Эммануэль начал рассматривать почерк адреса, который был написан незнакомой ему рукой. Затем он распечатал его и тщетно искал подписи. Письмо было анонимное и содержало в себе одно только слово: "Бегите!"

- Ах! - вскричал маркиз, комкая письмо в руке и поспешно вскочив с места. - Кто присылает мне все эти предупреждения, и уж не ловушка ли это, расставленная моими врагами?

Он встал и принялся шагать по рабочему кабинету в сильнейшем беспокойствии. Маркиз бросил анонимное письмо в камин, но бумага вследствие своей легкости отлетела, не зажегшись, в угол камина и упала на золу. Маркиз поднял записку и принялся всматриваться в единственное заключавшееся в ней слово, ища в нем то, что называют дух почерка. Буквы были неровные и, казалось, были написаны под влиянием чувства страха.

- Бежать! - пробормотал маркиз. - Но куда? Когда и как? Чем мотивировать жене этот внезапный отъезд?

И маркиз, на лбу у которого выступил холодный пот, воскликнул:

- Мне кажется, что я схожу с ума!

Он вышел из кабинета и спустился к жене. Госпожа де Флар сидела в будуаре и читала книгу религиозного содержания. Обе маленькие девочки играли у камина. Маркиз вошел. Госпожа де Флар подняла голову и была поражена бледным и искаженным лицом мужа; она поспешно спросила:

- Боже мой! Что с тобою, друг мой? Эммануэль сел рядом с нею и взял ее руку.

- Я хочу поговорить с вами, - сказал он.

- Говорите, - ответствовала она, взглянув на него с нежностью и смутным беспокойством.

- Вы помните, мой друг, наш вчерашний разговор? - спросил Эммануэль.

- С Октавом де Р.?

- Да.

- Помню, - ответила маркиза. - Но к чему этот вопрос?

- Сейчас увидите. Октав сказал нам, - продолжал маркиз многозначительным тоном человека, который принял внезапное решение, - что на свете бывают люди, которые приносят несчастье, не правда ли?

- Правда, но ни вы, ни я, полагаю, не верите в подобный вздор.

- Вы ошибаетесь...

Маркиза с удивлением посмотрела на мужа. Последний сказал ей с убеждением:

- Я верю.

- Вы... этому верите?

- Верю, что на пути счастливого до некоторых пор человека появляется иногда один из тех приносящих несчастье людей, и вся судьба его меняется.

- Но к чему вы говорите это мне, о Господи!

- Видите ли, - продолжал маркиз, - мне страшно!

- Страшно! Вам?

- Вчера один человек встретился со мною в то время, когда я выходил из посольства, и этот человек сказал мне с отвратительной улыбкой: "Вы очень счастливы, маркиз, но вашему счастью наступит конец", - и страх охватил меня; действительно, вечером у меня случилась самая глупая, самая безрассудная ссора, а сегодня утром я дрался на дуэли.

Маркиза вздрогнула при этом воспоминании. Де Флар продолжал:

- Однако моя счастливая звезда оказала мне покровительство. Эта звезда, как вы прекрасно знаете, вы, мой друг, ваша улыбка, ваш нежный взор, ваша любовь.

- Дорогой Эммануэль!

- Но, - грустно продолжал маркиз, - я опять видел этого человека, эту зловещую птицу, как говорит Октав.

- Вы... его... снова видели?

- Да.

- Когда?

- Час назад.

- Значит, вы выезжали?

- Нет, он был здесь.

- Здесь! - вскричала маркиза. - И он осмелился?

- И с тех пор, - сказал Эммануэль, - мне кажется, что дом, где мы живем, собирается обрушиться на нас, и я решил бежать. Видите ли, друг мой, - продолжал Эммануэль с лихорадочным воодушевлением, - страх мой необъясним, но я трепещу за вас, за себя и за наших детей.

- Но вы с ума сошли, друг мой!

- Может быть... Но я боюсь...

- Кто же этот человек, встреча с которым приводит вас в такое беспокойство? - растерянно спросила маркиза.

Эммануэль вздрогнул при этом вопросе.

- Этот человек, - ответил он, - негодяй, бродяга, носящий имя, которое он потерял право носить. Этого человека вы знаете, вы, носившая одно имя с ним...

- Барон! - вскричала госпожа де Флар с ужасом и отвращением.

- Да, - ответил маркиз, - барон де Мор-Дье, который смотрел на меня вчера и сегодня своими мутными потухшими глазами и который предсказал мне, что судьба собирается обрушиться над нами.

Маркиза побледнела как смерть, и судорожная дрожь пробежала у нее по телу.

XXVIII

Наступило короткое молчание между супругами, молчание тяжелое, гнетущее. Внезапно произнесенное имя де Мор-Дье пробудило в маркизе тяжелые воспоминания, которые даже семь лет счастья не могли совершенно изгладить. Она вспомнила своего покойного старика мужа, бывшего ей скорее отцом, старика, разбитого болезнью, недуги которого она всячески старалась облегчить, и который сошел в могилу, скорбя о том, что не может передать свое родовое имя настоящему сыну, потому что, по закону, его носил человек, в чьих жилах не текло ни одной капли его крови. И так как покойный барон де Мор-Дье чувствовал ненависть к этому наследнику, то и баронесса де Мор-Дье, в настоящее время маркиза де Флар, питала к нему такое же чувство.

Что касается Эммануэля, то его, казалось, преследовало какое-то привидение, видимое только ему одному.

- Однако, - вскричала наконец маркиза, - зачем он явился сюда?

Эммануэль рассеянно поднял голову.

- Кто? Барон? - спросил он.

- Да. Зачем он явился к вам?

Маркиз снова вздрогнул при этом вопросе, замялся на минуту и наконец ответил:

- Дорогая моя, когда я имел счастье жениться на вас, я не знал барона де Мор-Дье...

Маркиз Эммануэль Шаламбель де Флар-Монгори солгал, но разве мог он сказать правду, то есть то, что барон и он сам, Эммануэль, принадлежали к одной и той же шайке убийц, от которой погибли де Верн, де Флар-Рювиньи и многие другие?

Он продолжал:

- Я не знал де Мор-Дье. Он явился ко мне за несколько дней до нашей свадьбы. Он рассказал мне историю своей жизни, эту грустную повесть, которую вы уже знаете, и, я помню, он обратился ко мне со следующей, поставившей меня в затруднительное положение просьбой:

- Говорят, что я не сын де Мор-Дье? Положим! Но ведь я ношу его имя? А вы поступаете как грабитель, потому что женились на вдове моего отца, которой он оставил все свое состояние. Желаете вы вернуть мне из него кое-что?

- Как! - вскричала маркиза. - Он решился...

- Я дал ему пятьсот тысяч франков, - продолжал Эммануэль. - Я был богат, вы также принесли мне в приданое большое состояние. Я не хотел, чтобы человек, носящий имя, которое и вы когда-то носили, продолжал бедствовать, но я не хотел говорить вам об этом.

- У вас благородное сердце, - прошептала маркиза, - но раз вы дали денег этому человеку, то чего же ему еще нужно?

- Он приходил просить моего покровительства у министра и принес мне свое прошение и послужной список, умоляя меня передать все это его сиятельству.

- И вы убеждены, что этот человек принесет нам несчастье? - спросила маркиза дрожащим голосом.

- Да, - чуть слышно проговорил Эммануэль.

- И вы настаиваете на том, чтобы уехать?

- Да, я умоляю вас, уедем...

- Хорошо, - сказала маркиза, быстро заражаясь страхом мужа, - но уверены ли вы, что гроза, которой вы опасаетесь, не разразится над нашими головами в тот момент, когда мы будем покидать Париж?

- Я надеюсь на это...

- А... куда вы намерены отправиться?

- В Германию, в Италию или на Восток, куда-нибудь подальше.

- Но, мой друг, - возразила маркиза, к которой отчасти вернулось присутствие духа, - ведь это ссылка?

- Да, я бегу от несчастья...

- Но вы забываете ваше положение как политического деятеля, ваши честолюбивые мечты, ваше будущее?

Эммануэль вздохнул и промолчал.

- О! Мне нужно только одно, - продолжала госпожа де Флар, обняв мужа, - не расставаться с вами, я не хочу больше ничего, даже если бы нам пришлось жить в бедности и скрываться в какой-нибудь ужасной пустыне... Но тебе, мой дорогой Эммануэль, тебе, человеку молодому, с блестящим будущим, тебе, имя которого пользуется уже известностью и плечи которого в скором времени оденет мантия пэра, бросить все это под влиянием, быть может, пустого предчувствия и ложного страха?..

И, взяв руки Эммануэля, она продолжала:

- Но мы оба безрассудны, мой друг, какая-то глупая ссора и предсказание о том, что вам грозит несчастье, привело нас обоих в ужас.

Она очаровательно улыбнулась и прибавила:

- Ну, что такое счастье? Не заключается ли оно для нас в этих двух белокурых головках?

И она указала на девочек, игравших рядом с ними на ковре.

- Не правда ли, - продолжала она, - ты счастлив моею любовью, а я - твоею.

- Да, разумеется, - прошептал Эммануэль.

- Итак, что же может с нами случиться? Наши дети здоровы и молоды, мы любим друг друга, разве этого мало?

И, говоря это, маркиза улыбалась, при звуке любимого голоса Эммануэль почувствовал, что мужество вернулось к нему, страх исчез, и он спросил себя: уж не хотела ли неизвестная женщина сделать его жертвой мистификации?

Внезапно раздавшийся звонок, которым привратник отеля извещал о приходе посетителя, прервал разговор супрутов. Эммануэль подошел к окну, взглянул во двор и увидал молодого человека, выходящего из кареты.

- Смотри, - сказал он, - это Октав де Р.

- Ах, - проговорила маркиза недовольным тоном, - это он своими глупыми рассказами вчера поселил в нас все эти страхи.

Лакей доложил о г-не де Р. Молодой человек вошел, поклонился госпоже де Флар и подал руку маркизу.

- Дорогой друг, - сказал он ему, - я приехал поздравить тебя.

Молодой человек улыбнулся.

- С чем ты поздравляешь меня? - спросил Эммануэль с удивлением.

- Как! Ты ничего не знаешь?

- Ровно ничего.

- Однако, мой друг, - сказал де Р., - твое назначение было решено вчера в кабинете короля.

Маркиз сделал движение, выразившее удивление и радость.

- В настоящую минуту, - продолжал Октав де Р., - ты пэр Франции. Завтра об этом будет сообщено в газете "Монитор". Однако, - прибавил де Р., - как это могло случиться, что тебе до сих пор ничего не известно?

- А ты уверен вполне в том, что говоришь? - спросил Эммануэль.

- Совершенно. Вчера я обедал у тебя...

- Верно.

- И провел вечер с маркизой.

- До полуночи, - подтвердила госпожа де Флар.

- И вот, расставшись с вами, сударыня, - продолжал де Р., - я поехал к военному министру. Был как раз его приемный день для близких друзей. Там я застал герцога де Н., барона Р., генерала Д.; все трое собирались уехать от его сиятельства после того, как назначение маркиза было решено.

Маркиза с улыбкой посмотрела на мужа.

- Вот, - сказала она, - как вас преследует несчастье, мой бедный Эммануэль: вы пэр Франции в тридцать семь лет.

Но Эммануэль поднес дрожащую руку ко лбу и молчал. Насмешливый голос шептал ему на ухо ужасные слова барона: "Поразившие мечом от меча и погибнут".

- Вообразите, - обратилась, смеясь, маркиза к де Р., - вы вчера сильно напугали Эммануэля.

- Я?

- Да, вашим рассказом о людях, приносящих несчастье. - О, они существуют! - вскричал де Р. - Но, вероятно, маркиз не знает никого из людей такого сорта.

- Ты ошибаешься, Октав.

- Неужели! Ты знаешь такого человека?

- Я встретил его вчера, и он предупредил меня, что со мною случится несчастье.

- Ах, черт возьми! Берегись...

- И несчастье чуть было не случилось.

- Пожалуй, потому что твое назначение состоялось с трудом, так как за другого кандидата, герцога X., сильно хлопотали у его величества.

Эммануэль пожал плечами.

- Не в этом дело! - воскликнул он.

- Так в чем же?

- Я вчера затеял глупую ссору со студентом, я, человек серьезный, а сегодня утром дрался.

- Что за вздор!

- Это совершенно верно, - подтвердила маркиза. - И видите ли, г-н де Р., это ваши безумные слова сильно на него повлияли.

- Безумные слова, сударыня? - воскликнул молодой человек с оттенком негодования.

- Как же вы хотите, чтобы я иначе назвала подобные рассказы?

- Значит, вы не верите в людей, приносящих несчастье?

- Нет, - ответила маркиза.

Не успела маркиза ответить, как в будуар вошло новое лицо. Это был человек лет пятидесяти пяти, высокий, худощавый, в белом галстуке и в черном туалете, с суровым лицом: вошедший был старший председатель кассационного и апелляционного суда де Л.

Председатель любил Эммануэля, как родного сына, и покровительствовал ему в его поприще государственного деятеля, и молодой маркиз всегда получал от него добрые советы. Но в это утро старик вошел нахмуренный и сердитый. Он холодно поклонился маркизе и сказал ей, даже не взглянув на Эммануэля:

- Маркиза, ваш муж, которого считают серьезным деятелем, не более как ветренник. Сегодня он должен был быть назначен пэром Франции, но он сам виноват в том, что назначение его не состоялось.

Октав де Р. и маркиз с удивлением переглянулись.

- Маркиз де Флар, - продолжал старик, - депутат, талантливый адвокат, человек, владеющий огромным состоянием, как школьник, дрался сегодня утром на дуэли с каким-то завсегдатаем кофеен,. которого он почти что убил.

Эммануэль вздрогнул.

- Противник его студент, - продолжал председатель. - В десять часов утра весь квартал дез Эколь уже знал об этой дуэли. Через час узнал о ней и король, и так как жизни студента грозит опасность, то вы понимаете, что этим случаем не замедлят воспользоваться.

- О, человек, приносящий несчастье! - пробормотал Эммануэль, хватаясь за голову.

И в то время, как старик, излив свой гнев, дал госпоже де Флар увлечь себя на диван, стоявший в углу будуара, г-н Октав де Р. спросил Эммануэля:

- Но кто же, наконец, этот человек, которого ты вчера встретил.

- Это барон де Мор-Дье.

- Он!

Де Р. произнес это с каким-то ужасом.

- А разве ты его знаешь?

- Черт возьми! Я буду завтра утром у него на похоронах.

- Ты с ума сошел! - вскричал Эммануэль. - Барон жив.

- Извини! Барон умер вчера вечером, и умер, сраженный шпагой.

Де Флар вскрикнул и без чувств упал на пол.

Когда Эммануэль пришел в сознание, у него началась сильнейшая лихорадка с бредом, и он спросил себя, уж не сходит ли он с ума. Октав де Р., старик судья и маркиза хлопотали около него. Но Эммануэль в испуге не сводил глаз с де Р.

- Как! - воскликнул он наконец, когда мысли его на минуту прояснились. - Ты сказал мне, что барон умер вчера вечером, а я видел его сегодня утром!

- Это невозможно! - запротестовал де Р.

Он вынул из кармана письмо с траурной каймой и подал его маркизу. Тот прочел:

"Вас просят почтить своим присутствием погребальное шествие и заупокойное богослужение по покойному барону Мор-Дье, убитому на дуэли итальянским офицером в четыре часа пополудни в лесу Медон".

Эммануэль чуть устоял на ногах.

- Но я повторяю тебе, - пробормотал он, - что барон был у меня час назад, а также и то, что вчера вечером я встретил его в полдень у дверей посольства.

- Вчера, - сказал Октав де Р., - ты еще мог видеть барона живого, но если ты видел его сегодня, то будь уверен, что к тебе являлась только его тень...

Эммануэль почувствовал, как волосы у него встали дыбом и холодный пот выступил на лбу.

- Ну, так я хочу убедиться в твоих словах, я хочу видеть его мертвого! - воскликнул он.

XXIX

- Я хочу его видеть, - повторил маркиз вне себя. - Я хочу видеть покойного барона и убедиться, что я схожу с ума.

Он встал; его блуждающие глаза и расстроенный вид свидетельствовали о сильном волнении и страхе. Маркиза, изумленная и испуганная, не осмелилась сказать что-либо, чтобы удержать его. Старик председатель, человек положительный и совершенно не понимавший, что значило упоминание о людях, приносящих несчастье, только что в третий раз произнесенное. Октавом де Р., спросил себя, уже не очутился ли он в Шарантоне среди умалишенных. Но Эммануэль забыл и о председателе, и о своей жене; он взял за руку Октава и сказал ему:

- Так как ты получил приглашение на похороны, то должен знать, где жил барон?

- Да, в письме указано.

Октав поднял с пола извещение, которое уронил маркиз, и прочитал: "Вынос тела последует из квартиры покойного, улица Принца, 17".

Эммануэль позвонил, вошел Жан.

- Жан, - спросил маркиз, как бы желая, чтобы старый слуга подтвердил его слова жене и остальным присутствующим, - не приходил ли ко мне человек, лет около сорока, с орденом, в голубом сюртуке, и не передал ли он тебе визитной карточки?

- Да, - ответил Жан, - приходил барон Мор-Дье.

- Ах! Уж это слишком! - воскликнул Октав де Р.

- Карету! - крикнул маркиз. - Я должен его видеть... должен...

Десять минут спустя маркиз Шаламбель де Флар-Монгори и его друг Октав де Р. во весь опор мчались на двух ирландских рысаках по улице Принца.

Указанный в пригласительном билете дом под номером 17 имел скромный вид, и на одном из окон нижнего этажа красовался билетик с надписью: "Меблированные комнаты и кабинеты".

- Здесь жил барон де Мор-Дье? - спросил Октав де Р., выходя из кареты первым и обращаясь к старухе, стоявшей на пороге двери.

- Да, сударь, - ответила она с поклоном и пропустила молодого человека и его друга маркиза.

Затем она прибавила:

- В шестом этаже, номер комнаты 17-й.

- Семнадцатый! - прошептал Октав де Р. - Заметьте, маркиз, что номер комнаты - 17, номер дома тоже 17; вчера, 17-го же, барон был убит.

- Действительно, - пробормотал Эммануэль, лицо которого покрылось смертельною бледностью.

Он следовал за Октавом де Р., шедшим впереди по извилистой темной лестнице меблированного отеля. 17-й номер находился в конце довольно темного коридора, но слабый свет, проникавший сквозь приотворенную дверь, служил маркизу и его спутнику указанием, куда идти.

Они на минуту остановились на пороге, пораженные торжественностью смерти, которая, казалось, придала пустым стенам этой комнаты еще более печальный вид.

Действительно, в маленькой комнате с двумя мансардными окошками, украшенными белыми с красными клетками занавесками, простым письменным столом и несколькими соломенными стульями, стояла железная кровать с такими же занавесками, как и на окнах.

На кровати под саваном обрисовывалась человеческая фигура, окоченелая и неподвижная, как труп.

Саван покрывал лицо. Две каких-то фигуры сидели у изголовья покойника, около ночного столика, на котором горели две восковые свечи.

Это были больничная сиделка и человек лет сорока пяти, в голубом сюртуке, застегнутом до самого подбородка; красная ленточка и коротко остриженные седые усы сразу указывали его профессию. Этот человек был, без сомнения, военным.

Увидев маркиза и Октава де Р., он встал и поклонился.

- Сударь, - сказал Октав, - мы друзья покойного барона де Мор-Дье.

Военный поклонился.

- Я не был другом покойного, господа, - ответил он. - Я был даже мало знаком с ним но мы жили в одном доме и встречались каждый день за табльдотом. Третьего дня я был чрезвычайно удивлен, увидав его у себя в девять часов вечера.

"Капитан, - обратился он ко мне, - я пришел умолять вас оказать мне услугу. Завтра я дерусь: согласны вы быть моим секундантом?"

- А! Значит, вы были его секундантом? - спросил Эммануэль.

- Да.

С тех пор как маркиз вошел в комнату покойного, он не переставал дрожать всем телом; ноги подкашивались под ним, и он устремил неподвижный взор на умершего, закутанного в саван.

- Сударь, - сказал Октав де Р., - так как вы были секундантом нашего бедного друга, то можете, мне кажется, сообщить нам некоторые подробности этого прискорбного события.

- Если вам это угодно, господа.

- Будь спокойнее, - шепнул Октав де Р. на ухо дрожавшему от волнения маркизу.

Он подставил ему стул и силою усадил его, а сам сел рядом с ним. Тогда капитан продолжал:

- Я уже сказал вам, господа, что барон приходил просить меня быть его секундантом.

- Когда? - спросил Эмммануэль.

- Третьего дня вечером, в девять часов.

- Очень странно, - прошептал маркиз, - потому что я видел его вчера в полдень, и он ничего не сказал мне.

- Вы ошибаетесь, - заметил капитан.

- Я ошибаюсь? Почему?

- Потому что вчера в полдень барон был здесь.

- У себя?

- Нет, у меня.

- В котором часу?

- В десять часов утра.

- Но в полдень он ушел от вас?

- Вовсе нет. Он ушел отсюда только в половине третьего -со мною и с одним из моих друзей, лейтенантом Росеном, которого я известил о дуэли еще утром.

- Но, сударь, повторяю вам, - сказал Эммануэль дрожащим голосом, - что я видел барона вчера у дверей посольства N, разговаривал с ним... и он сел в мою карету...

- Ваша память изменяет вам, сударь, - вежливо, но настойчиво возразил капитан. - Барон де Мор-Дье оставался у меня все время с десяти часов утра, и мы вместе отправились в половине третьего на набережную, где наняли карету. Оттуда мы поехали к знакомому моему оружейному мастеру, который дал нам шпаги, а от него мы отправились по дороге в Медон.

- А с кем он дрался?

- С австрийским офицером, майором Германом.

- И он был убит?

- Увы, сударь, вы можете сами убедиться в этом; я провел ночь у его трупа.

Эммануэль встал, задыхаясь и шатаясь, подошел к кровати, поднял саван, покрывающий лицо умершего, и взглянул. Вдруг он вскрикнул, задрожал и упал навзничь, хрипло прошептав:

- Это он, это, действительно, он!

XXX

Госпожа де Флар осталась одна со своими детьми и со стариком председателем. Последний, когда уехал Эммануэль, нахмурился и сказал маркизе:

- Мое дорогое дитя, уверены ли вы, что ваш муж в здравом рассудке?

Этот вопрос заставил маркизу вздрогнуть.

- Боже мой! - воскликнула она. - Что вы говорите?

- То, что случившееся слишком необыкновенно, дитя мое, и оправдывает мой вопрос. Как! Ваш муж утверждает, что видел только что человека, умершего вчера? Но ведь это сумасшествие!

- Действительно! - пробормотала маркиза. - Но... О, погодите, - сказала она, вдруг ударяя себя по лбу. - Мне кажется...

- Говорите! - поспешно сказал старик.

- Мой муж жертва какой-нибудь ошибки или обмана. Или двое носят одно и то же имя, или над ним подшутили.

- Я скорее думаю последнее.

Но маркиза, говоря это, сама не придавала веры своим словам; она вспомнила странное поведение мужа в продолжение утра, его расстроенный вид, высказанное им желание покинуть Париж, чтобы избегнуть воображаемой опасности и, наконец, внезапное легковерие, выказанное им, когда он слушал Октава де Р., и его теории о существовании людей, приносящих несчастье.

Старый председатель и маркиза провели вместе более часа, обсуждая все эти происшествия и ожидая возвращения Эммануэля. Но Эммануэль не возвращался.

Вдруг на дворе раздался стук кареты, и маркиза, подбежав к окну, увидала карету мужа. Из нее вышел один Октав де Р. Но где же остался Эммануэль?

Госпожа де Флар хотела бежать навстречу де Р., но ноги ее подкашивались и отказывались служить ей. Она опустилась на стул, бледная, задыхающаяся, безмолвная, и чувствовала, как вся ее кровь прилила к ее сердцу.

Старик подбежал к ней и поддержал ее. В будуар поспешно вошел Октав де Р.

- Ах, едемте, сударыня, едемте скорее! - вскричал он.

- Боже мой! Боже мой! - прошептала маркиза замирающим голосом. - Что случилось?

- Эммануэль бредит, он сходит с ума... едемте!

- Но где же он! - вскричала молодая женщина, которой любовь внезапно вернула силы и энергию. - Где же он? О, Господи!

- В доме, где умер барон. Он узнал барона и упал навзничь. Доктор, которого немедленно позвали, боится за его рассудок.

Маркиза вскрикнула, но она уже твердо стояла на ногах и не дрожала, а, напротив, казалась совершенно спокойной и твердой духом.

Она взяла под руку Октава де Р.

- Идемте, сударь, проводите меня, я поеду с вами. Затем, обратившись к председателю, прибавила:

- Прощайте, мой друг, или, вернее, до свидания.

Она пожала ему руку, поспешно накинула на плечи накидку, спустилась под руку с де Р. и села в карету.

- Скачи во весь опор на улицу Принца! - приказал кучеру Октав де Р.

Полчаса спустя после отъезда маркиза на двор въехала наемная карета. Из нее вышла пожилая женщина и спросила, может ли она видеть мадемуазель Розалию. Розалия была бонна дочерей маркиза. Она была в саду с обеими девочками, которые ничего не подозревали о случившемся.

Пожилая женщина была одета во все черное, как одеваются дамы человеколюбивого общества. Ее провели в сад; Розалия встала ей навстречу.

- Мадемуазель, - сказала дама в черном, - я приехала с улицы Принца с поручением от маркизы.

Розалия видела, как уехала маркиза, но не знала, куда она отправилась.

- Разве маркиза на улице Принца? - спросила бонна.

- Да, у маркиза.

Бонна выразила удивление.

- Маркиз почувствовал себя дурно, - сказала незнакомка, - и послал за маркизой. Маркиза, в свою очередь, послала меня за вами. Я боронесса де Мелан, дама человеколюбивого общества; у меня-то бедный Эммануэль и почувствовал себя дурно. К счастью, он оправился и хочет видеть детей.

Пожилая дама говорила с такой искренностью и правдоподобностью, что никакого подозрения не могло закрасться у бонны маленьких девочек. Сильно напуганная всем слышанным, Розалия поспешила одеть детей.

- Я отвезу вас, - сказала дама человеколюбивого общества, - на дворе меня ждет карета.

Слуги и привратник отеля, видя бонну, выходящую каждый день с детьми на прогулку в Елисейские поля или в Тюильри, не удивились, что она села со старой дамой в карету, которая преспокойно выехала со двора и повернула за угол предместья Сент-Онорэ.

Едва прошло десять минут после отъезда детей, как на двор отеля въехала вторая карета, собственная, запряженная парой чудных рысаков. Из нее вышел мужчина и спросил подбежавшего к нему лакея.

- Маркиза де Флар еще дома?

Приехавший говорил по-французски с легким британским акцентом; он был одет с элегантностью и простотою джентльмена, а его белокурые волосы были уже с проседью. Он был, по-видимому, чем-то немного взволнован.

- Госпожа уехала, - ответили ему.

- Когда?

- Уже с час.

- Но, по крайней мере, дочери ее дома? - поспешно прибавил он.

- Нет, сударь, и они также уехали.

- Уехали?

- Со своей бонной...

- С одною бонной? Они поехали на прогулку? - спросил он с беспокойством.

- Извините, - ответил лакей. - Барышни уехали с мадемуазель Розалией, их бонной, и с пожилой дамой, одетой в черное, которая приехала в наемной карете и увезла их.

Англичанин хрипло вскрикнул от досады и огорчения и пробормотал:

- Слишком поздно!

XXXI

Прежде чем продолжать рассказ, сообщим читателю, что случилось три дня назад с бароном де Мор-Дье, которого маркиз Шаламбель де Флар-Монгори увидел мертвым на постели на улице Принца и который, как говорят, был убит накануне того дня, когда он явился в кабинет маркиза в отель на улице Пентьевр.

Итак, три дня назад, в пять или шесть часов вечера, барон де Мор-Дье, на этот раз действительно живой, переходил Карусельскую площадь и мост того же имени, направляясь в предместье Сен-Жермен. Барон был одет бедно; его платье было потерто, сапоги стоптаны, и бедняк выставил на груди, чтобы скрыть сомнительной белизны белье, концы залоснившегося черного галстука.

Этот человек, бывший когда-то миллионером, казалось, стоял на границе самой ужасной нищеты.

- Сударь! - закричал ему инвалид, стоявший у заставы моста для сбора пошлины за переход через мост. - Пожалуйте пять сантимов.

Барон, прошедший уже десять шагов по мосту, вернулся, обшарил все карманы, но ничего там не нашел.

- Извините, - пробормотал он. - Я ошибся...

И, бледный от стыда, он вернулся назад, проговорив:

- Я забыл кошелек.

Но старый солдат заметил красную ленточку в петлице сюртука барона, а по осанке узнал бывшего военного и сказал ему, улыбаясь:

- Хорошо, господин офицер, вы заплатите на возвратном пути. Я очень рад оказать вам кредит.

Барон покраснел.

В эту минуту на мост въехала карета, и женщина, высунувшая из окошка голову, слышала последние слова инвалида и заметила краску стыда, выступившую на лице барона. Рядом с женщиной сидел человек лет около шестидесяти, который, поспешно схватив ее за руку, наклонился к самому ее уху и прошептал:

- Вот человек, которого мы ищем. Это барон де Мор-Дье.

Дама вздрогнула, но тотчас же овладела собою и, высунув голову в окно кареты, закричала:

- Здравствуйте, барон!

Барон де Мор-Дье обернулся крайне удивленный, взглянул на даму, совершенно не знакомую ему, и коснулся рукою шляпы.

- Дорогой барон, - повторила дама очаровательным голосом, - позвольте мне подвезти вас. В карете есть скамеечка, и я могу предложить вам место.

Пока она это говорила, кучер остановил лошадей, а лакей, спустившись со своего сиденья, подошел и открыл дверцу кареты.

- Садитесь же, барон, - настаивала дама. Положение де Мор-Дье было более чем оригинальное.

Как раз в ту минуту, когда он собирался воспользоваться кредитом в пять сантимов, предложенным ему инвалидом, которые ему было так же трудно добыть, как для некоторых миллион, в ту минуту, говорим мы, изящная женщина приказала своей карете остановиться и пригласила его сесть в нее. Барон никогда не встречал ни этой дамы, ни старика, сопровождавшего ее, а они, напротив, по-видимому, знали его. Но тем не менее приглашение было сделано так любезно, что де Мор-Дье не имел возможности отказаться. Он сел в карету, дверца захлопнулась, и кучер тронулся в путь.

Тогда только барон поднял свои полные удивления и любопытства глаза на молодую женщину, дивная и роковая красота которой произвела на него сильное впечатление. Это была Дама в черной перчатке. Она пошептала сказать ему с улыбкой:

- Держу пари, барон, что вы находите меня странной, сумасшедшей...

- Сударыня...

- Вы меня не знаете, вы никогда меня не видали, и вот я называю вас по имени и приглашаю в свою карету.

- Действительно, - пробормотал барон, все более и более удивляясь, - я никогда не имел чести...

- Видеть меня, не так ли?

- Именно, сударыня.

- И вы правы. Но я вас знаю и давно уже ищу вас.

- Вы меня... знаете... и вы... давно ищете меня?

- Погодите, барон, - возразила мстительница, - если вы соблаговолите оказать мне честь выслушать меня в продолжение нескольких минут, то вы увидите, что я действительно хорошо вас знаю.

Де Мор-Дье стало не по себе. Он уловил во взгляде и улыбке молодой женщины что-то роковое, обдавшее холодом его сердце.

Дама в черной перчатке обернулась к своему спутнику, который, как, наверное, уже догадался читатель, был никто иной, как граф Арлев, и сказала ему несколько слов на непонятном для барона языке, в котором по звукам он узнал русский.

Граф тотчас же вышел из кареты и сказал несколько слов кучеру. Карета ехала в это время по набережной Сены, по направлению к Пасси.

По знаку Дамы в черной перчатке барон, удивление которого все росло, пересел со скамеечки рядом с молодой женщиной.

- Да, барон, - сказала она, - я вас знаю очень хорошо, вас, который вовсе не знает меня, и я докажу вам это сейчас, сообщив вам некоторые подробности вашей жизни.

- Вот как! - проговорил барон с беспокойством.

- Баронесса де Мор-Дье, ваша мать, простите мне эту подробность, была немного... легкомысленна...

- Сударыня, - поспешно проговорил барон, задетый за живое этим началом.

- Хорошо, вы поняли меня, - продолжала Дама в черной перчатке, - оставим в стороне ваше происхождение и причины, которые побудили барона де Мор-Дье лишить вас наследства.

- Вы и это знаете! - воскликнул барон.

- Подождите... у барона де Мор-Дье был сын, сын незаконный, которого звали де Верн...

Дама в черной перчатке взглянула на барона с улыбкой, которая, как лезвие кинжала, пронзила его сердце.

- Де Верн, - продолжала она, - должен был наследовать состояние барона благодаря обязательству, взятому на себя второй женой барона, теперешней маркизой де Флар.

- Сударыня, - спросил, побледнев и весь дрожа, барон, - откуда вам все это известно?

- Это моя тайна.

- Однако...

- Подождите. Де Верн был убит на дуэли. Г-н Шаламбель, маркиз де Флар, женившись, заплатил вам миллион из приданого вашей бывшей мачехи.

- Сударыня... во имя Неба... Дама в черной перчатке продолжала:

- Де Верн был убит на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи.

При этом имени, почти уже исчезнувшим из его памяти, де Мор-Дье вздрогнул, но Дама в черной перчатке продолжала спокойно и насмешливо, с горькою улыбкой на губах:

- Маркиз Гонтран де Ласи был членом таинственного и ужасного общества, которое называлось "Друзья шпаги".

- Вы и это знаете! Вы и это знаете! - дважды воскликнул барон, у которого вдруг застучали от ужаса зубы.

- Я знаю также, - продолжала она, - что это общество состояло из семи членов и главою их был полковник Леон.

Барон в ужасе смотрел на Даму в черной перчатке.

-Других звали, - продолжала она, - Гонтран де Ласи, капитан Лемблен, Эммануэль Шаламбель, виконт де Р., шевалье д'Асти и барон де Мор-Дье.

- Но кто же вы? - пробормотал барон, задыхаясь. - Вы, знающая все эти подробности!

Дама в черной перчатке, в свою очередь, вздрогнула при вопросе барона.

- Я - тайна, - сказала она наконец, - или, вернее, я тайный свидетель преступлений, который появляется внезапно в час возмездия, чтобы выдать виновного. У меня нет имени или, вернее, - прибавила она со смехом, который ужаснул барона де Мор-Дье, - у меня есть только одно имя: Месть.

- Значит, вы пригласили меня сюда для того, чтобы преследовать меня и наказать? - спросил барон скорее с грустью, чем с испугом. - Если вы хотите поразить меня, сударыня, если моя жизнь нужна вам, берите ее, у меня нет более мужества защищать ее. В ту минуту, когда вы встретили меня, у меня не было даже одного су, чтобы заплатить за переход через Карусельский мост. У меня не осталось ни друзей, ни состояния, ни иллюзий, ни надежд, и смерть не страшит меня более.

- Да! - воскликнула молодая женщина. - Вы охотно умрете от удара шпаги или кинжала, потому что, едва достигнув сорока лет, вы уже испытали все радости, все горести и волнения жизни. Но что, если вместо этой кончины, не позорной, вас отправят на эшафот?..

- На эшафот? - вскричал барон, волосы у которого встали дыбом.

- Двух писем, написанных вами когда-то маркизу де Ласи, достаточно королевскому прокурору, чтобы предать вас суду присяжных.

- Так что же? - спросил барон.

- И вас приговорят к каторге.

- О! - прошептал де Мор-Дье, окончательно уничтоженный.

- Эти письма, - продолжала Дама в черной перчатке, - у меня, и я...

Барон схватился за дверцу кареты и хотел открыть ее.

- Нет, сударыни, нет, - проговорил он. - Кем бы вы ни были, но вы не отправите меня на эшафот, потому что я брошусь в Сену.

Но рука молодой женщины, затянутая в черную перчатку, легла на его руку и сжала ее как бы в тисках.

- Слушайте же, - сказала она ему, - во-первых, вы не успеете отворить дверцы, как мой лакей спустится с сиденья и не допустит вас до этого. Во-вторых, кто вам сказал, что я хочу, чтобы вас предали уголовному суду?.. Быть может, я хочу предложить вам договор...

Барон пришел в себя от охватившего его было ужаса, вздохнул и немного успокоился.

- Я могу погубить вас, - продолжала Дама в черной перчатке. - Но вы, в свою очередь, можете искупить свою вину.

Ее взгляд встретился с вопрошающим взглядом барона.

- Чего вы потребуете от меня? - пробормотала она.

- Где вы живете? - спросила Дама в черной перчатке.

- Я жил еще сегодня утром на улице Принца, N 17, но мне объявили, что если я сегодня не заплачу двенадцать франков пятьдесят сантимов долгу за две прожитые недели, то мне не отдадут ключа от комнаты.

- Хорошо.

Дама в черной перчатке дернула шелковый шнурок, который соединял внутренность кареты с сиденьем кучера. Лакей подбежал к дверце, чтобы получить приказания своей госпожи.

- На улицу Принца, N 17, - приказала она. Кучер натянул поводья и пустил лошадей. Двадцать минут спустя карета остановилась у подъезда

меблированного отеля.

Видя барона, вышедшего из блестящего экипажа и галантно предложившего руку молодой и прекрасной женщине, хозяйка меблированного отеля вежливо поклонилась и не решилась потребовать у него ту ничтожную сумму, из-за которой еще в это же утро она отказалась отдать ему ключ.

Дама в черной перчатке быстро поднялась на шестой этаж, где жил барон, не обнаружив ни малейшего отвращения. Она вошла в отвратительное помещение, за наем которого не мог заплатить барон, немного запыхавшись, и опустилась на деревянный стул, который предложил ей Мор-Дье с врожденной галантностью светского человека которой никогда не приобрести выскочке.

- Потрудитесь закрыть дверь, барон, - сказала ему молодая женщина, - и посмотрите, не может ли кто-нибудь подслушать нас.

Барон окинул взглядом коридор, запер дверь и встал со шляпою в руке перед женщиной, которая, по-видимому, держала в своих руках нити его судьбы.

Тогда Дама в черной перчатке открыла маленький бумажник и вынула из него два билета по две тысячи франков.

- Потрудитесь, сударь, - сказала она, - сначала взять вот это.

И она протянула ему билеты; но остаток родовой гордости бросил краску в лицо барона, и он жестом отстранил от себя деньги, которые ему были предложены.

- Извините, - сказала Дама в черной перчатке, - это не милостыня, а задаток.

- Задаток?

- Задаток в счет нашего договора. Барон нахмурил брови.

- Я думал, - сказал он, - что вы заплатите за мои услуги только одним вашим молчанием.

- Сударь, - возразила Дама в черной перчатке, - позвольте мне объясниться.

Барон поклонился.

- Если я владею такими тайнами человека, которых достаточно, чтобы отправить его на эшафот, то я смотрю на этого человека как на принадлежащего мне душою и телом, и он становится в моих руках вещью, которой я имею право распоряжаться.

Барон опустил голову и промолчал.

- И если я предлагаю вам деньги, то только потому, что они могут вам понадобиться в то время, когда вы будете служить мне.

- Это - другое дело, - сказал Мор-Дье. И он взял билеты.

- А теперь, - продолжала Дама в черной перчатке, - прежде чем дать вам инструкции, позвольте мне сказать вам, что я тайный мститель, который рано или поздно начинает преследовать и настигает убийц.

Де Мор-Дье опустил глаза; он дрожал под взглядом Дамы в черной перчатке. Она продолжала:

- Мне предстоит наказать всех тех, которые со шпагою в руке дали самую недостойную клятву. Двое из них уже умерли.

Барон побледнел.

- Шевалье д'Асти и капитан Гектор Лемблен...

- Значит, - пробормотал де Мор-Дье, - и меня постигнет та же кара.

- И вас также.

- К чему же в таком случае мне служить вам?

- Кара, которая постигнет вас, будет наименьшей. Барон опустил голову.

- Приказывайте, - прошептал он.

Что произошло между мстительницей и бароном?

Это, разумеется, тайна. Достаточно сказать, что барон де Мор-Дье очутился у дома посольства и встретился с маркизом Эммануэлем Шаламбелем де Флар-Монгори исключительно по приказанию Дамы в черной перчатке, которой он отныне принадлежал всецело, как осужденный своему палачу.

XXXII

Вернемся теперь в комнату барона де Мор-Дье. Эммануэль Шаламбель упал навзничь и лишился чувств в ту минуту, когда он откинул саван, покрывавший лицо покойника. Капитан и Октав де Р. поспешили поднять его, и в то время, когда последний побежал на площадку лестницы, чтобы позвать на помощь, капитан поддерживал Эммануэля и давал ему нюхать соль, которую он всегда носил с собою в флаконе. На крик Октава де Р. явились двое. Это были хозяйка меблированного отеля и старик высокого роста с седыми волосами.

- Ах, это само небо посылает вас, доктор! - сказал капитан.

Октав обернулся к старику.

- Вы доктор? - спросил он.

- Да, сударь.

Доктор осмотрел маркиза и сказал:

- Этот человек испугался.

- Совершенно верно.

Тогда доктор обратился к хозяйке отеля:

- Больного необходимо перенести в одну из ваших комнат.

Октав де Р. и капитан подняли Эммануэля и перенесли его на кровать в соседнюю комнату.

Старик спросил ложку, раздвинул сжатые зубы маркиза и влил ему несколько капель лекарства из бутылочки, которую вынул из кармана. Эммануэль почти тотчас же глубоко вздохнул и открыл глаза. Но взгляд, которым он окинул комнату, был бессмыслен и лихорадочен.

- Мертвец? Где мертвец? - спросил он в сильном волнении.

Доктор взял его руку.

- У вас лихорадка, - сказал он ему. - Тс! Не разговаривайте...

Эммануэль внимательно посмотрел на него.

- Ах, - пробормотал он, - я узнал вас, я узнал вас... Доктор обернулся к Октаву.

- Он бредит, - сказал он. Эммануэль услыхал эти слова.

- Нет, - возразил он. - Я не брежу. Я узнал вас. Это вы приходили ко мне сегодня утром... за пятьюстами тысячами франков...

Доктор пожал плечами. Потом он наклонился к самому уху Октава.

- Вы друг этого господина? - спросил он.

- Да, разумеется. Это маркиз де Флар.

- Депутат?

- Вы не ошиблись.

- У него есть жена и дети, не так ли?

- К чему этот вопрос?

Доктор увлек Октава де Р. в другой конец комнаты и сказал ему вполголоса.

- Я боюсь, что у него расстройство умственных способностей, явившихся следствием испуга, который потряс маркиза, но причину которого я еще не могу себе объяснить.

- А я так знаю причину, - заметил Октав.

- Неужели?

- Маркиз был убежден, что он видел вчера и сегодня утром барона де Мор-Дье, который умер вчера. Он приехал сюда, чтобы убедиться, в самом ли деле умер барон?

- Об остальном я догадываюсь. Но и это уже является признаком помешательства.

- Согласен с вами.

- Можно попробовать только одно средство.

- Какое?

- Нужно сейчас же привезти маркизу. Быть может, присутствие жены немного успокоит его.

- Я поеду за нею, - сказал Октав, - и вернусь немедленно.

Пьер Алексис Понсон дю Террай - Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 3 часть., читать текст

См. также Пьер Алексис Понсон дю Террай (Ponson du Terrail) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 4 часть.
- Если этого окажется недостаточно, - продолжал доктор, - то придется ...

Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 5 часть.
- Вы ошибаетесь. - Я не вижу ничего занимательного в том, что я люблю ...