Пьер Алексис Понсон дю Террай
«Король-сердцеед. 1 часть.»

"Король-сердцеед. 1 часть."

I

В этот день король Карл IX охотился в Сен-Жермене. К концу охоты король собственноручно заполевал волка и, как страстный любитель этого рода спорта, не мог отказать себе в удовольствии избавить несчастное животное от мучительной агонии и всадить ему в голову пулю в тот самый момент, когда свора уже наседала на волка и собиралась растерзать его в клочки.

- В самом деле! - с довольным видом воскликнул король. - Марго, которая так любит охоту, сделала большую ошибку, что не поехала с нами сегодня. Что вы скажете на это, господин де Коарасс? Ведь такая чудная погода!

- В самом деле, ваше величество, погода чудная, - ответил Генрих Наваррский.

- И Марго отлично позабавилась бы! - продолжал король, бросая хитрый взгляд на юного принца.

- А разве ее высочество чувствовала себя недостаточно хорошо сегодня? - спросил Генрих, без смущения выдерживая королевский взгляд.

- Да, у Марго мигрень.

- Это очень неприятная болезнь, ваше величество!

- Ну, у женщин всегда бывает мигрень, когда они не хотят что-нибудь делать, - ответил король, пожимая плечами. - Готов держать пари что, если бы Марго знала о вашем присутствии на охоте, она непременно отправилась бы тоже!

- О ваше величество! Вам угодно смеяться надо мной! - сказал Генрих, будучи на этот раз не в силах удержаться от румянца замешательства.

Но король и сам понял, что зашел слишком далеко, и просто ответил:

- Да я вовсе не шучу. С тех пор как Марго знает, что ей придется выйти замуж за принца Наваррского, она бегает за всеми беарнцами, чтобы узнать у них что-нибудь о своем будущем супруге... Да, - продолжал он, - день был действительно очень удачным, и я уверен, что буду обедать сегодня с большим аппетитом!

- Тем лучше для вас, ваше величество! - заметил Пибрак. - Когда король кушает, его подданные чувствуют голод!

- В таком случае приглашаю вас отобедать со мной, Пибрак! - улыбаясь, сказал король.

- Это такая честь для меня, ваше величество...

- И ваших кузенов тоже!

Генрих Наваррский и Ноэ поклонились, и король Карл IX дал сигнал к возвращению в Париж.

Перед Лувром он сказал Пибраку:

- Сходите к моей сестре, узнайте, не лучше ли ей. Пригласите ее отобедать со мной!

Пибрак отправился исполнять это приказание и, вскоре вернувшись, доложил:

- Ваше величество, ее высочество лежит в постели - боль не унимается!

"Черт возьми! - подумал Генрих. - А как же будет с назначенным мне свиданием?"

За стол король сел вместе с Пибраком, обоими молодыми людьми, слывшими за кузенов последнего, с Крильоном, полковником дворцовой гвардии, и двумя другими придворными, участвовавшими в охоте.

- У меня волчий голод, - сказал он. - Вот то-то я поем! Но король не учел возможного вмешательства случая, способного прогнать самый сильный аппетит какой-нибудь дурной новостью. Не успел он поесть знаменитый суп из свиного сала и пососать крылышки фазана, как ему доложили:

- Ваше величество, городской голова на коленях умоляет принять его немедленно!

- К черту городского голову! - буркнул король.

- Но, ваше величество, голова уверяет, что должен доложить вашему величеству о выдающемся преступлении!

- Ах вот как? - сказал король, обрадованный, что сейчас узнает что-нибудь интересное. - Ну, пусть войдет!

Через минуту дверь открылась, и в комнату вошел величественный старец с благородными манерами и полной достоинства осанкой. Это был городской голова Жозеф Мирон, брат королевского лейб-медика.

- Господин городской голова, - сказал король, протягивая согласно обычаю руку для поцелуя, - уж не охватил ли огонь весь город с четырех сторон? Или, может быть, все мосты снесены половодьем в Сене? Нет? Так что же могло случиться достаточно важного, чтобы дать вам право беспокоить несчастного короля, умирающего от голода?

- Ваше величество, - не смущаясь, ответил голова, - я явился с требованием правосудия. Этой ночью ограблен и убит парижский горожанин, и народная молва обвиняет в преступлении лиц, близких к вашему величеству!

- Однако, господин городской голова! - сказал король, роняя из рук нож. - Я не держу при себе убийц и грабителей! Потрудитесь объясниться!

- На Медвежьей улице жил ювелир по имени Самуил Лорьо, - спокойно начал рассказывать Жозеф Мирон, не смущаясь королевским гневом. - Он был очень богат и женат на молодой, очень красивой женщине. И вот жена Лорьо исчезла!

- Одна?

- Это осталось неизвестным.

- А муж?

- Сегодня утром соседи Лорьо с удивлением заметили, что дверь в его квартиру открыта, хотя обыкновенно он тщательно запирался. Из любопытства кое-кто зашел туда, но уже с первых шагов им пришлось натолкнуться на труп, лежавший в коридоре...

- На труп самого Лорьо?

- Нет, ваше величество, на труп старого приказчика Нова. В следующей комнате у открытого и совершенно пустого денежного шкафа нашли второй труп...

- Муж на этот раз?

- Нет, ваше величество, это был труп ландскнехта, которого еще несколько дней тому назад видели на часах у луврских ворот.

- Черт возьми! - буркнул король, нахмуривая брови.

- Наконец, в верхнем этаже нашли труп старой служанки.

- Ну, а... муж?

- Мужа прибило течением к Нельскому парому. Он был убит ударом кинжала и сброшен в воду.

- Однако, господин городской голова, - крикнул король, - это составляет четыре убийства сразу!

- Четыре, ваше величество!

- Но как попал ландскнехт в эту компанию?

- Ваше величество! Следствие, произведенное по горячим следам, установило, что Лорьо был убит не дома, а около реки. Убит он был ударом кинжала в спину. Хирург, приглашенный мною для осмотра трупа, установил, что смерть последовала моментально и что рана была нанесена тем же кинжалом, которым были убиты старик Иов и служанка. Это был обыкновенный французский кинжал с треугольным лезвием. А ландскнехт убит итальянским стилетом, оставляющим овальную, еле заметную рану.

- Значит, убийца переменил оружие? - спросил король.

- Нет, ваше величество, тем более что кинжал, найденный при ландскнехте, как раз подходит к первым трем ранам. И по всей очевидности, картина преступления такова: неизвестный убийца и ландскнехт подстерегли Лорье, убили его, ограбили. Ключом, нашедшимся при ювелире, они отперли дверь дома, проникли туда и расправились с приказчиком и служанкой, а когда дело дошло до дележа сокровищ, обнаруженных в денежном шкафу, то соучастник убил ландскнехта, чтобы завладеть одному всем!

- Но нашли ли вы какие-нибудь указания, способные обнаружить личность второго грабителя?

- Да, ваше величество, и эти указания настолько серьезны, что я умоляю ваше величество выслушать меня наедине! Король встал и недовольно буркнул:

- Как нарочно, право! Один раз в году случается, что я чувствую аппетит, так именно в этот раз мне непременно должны помешать! Идите сюда, я слушаю вас! - сказал он, отходя с Мироном в дальний угол комнаты.

II

-В доме несчастного ювелира, - сказал Жозеф Мирон, отойдя с королем в угол, - нашли итальянский стилет, которым, очевидно, был убит ландскнехт. Вот он этот стилет, ваше величество!

Взяв в руки поданное ему Мироном оружие, король не мог сдержать возглас удивления: этот самый стилет он не раз видел у Рене и любовался художественной кружевной отделкой рукоятки.

- Кроме стилета, - продолжал голова, - убийца забыл ключ от дома. Этот ключ тоже поражает тонкостью работы. Вот он, ваше величество! Согласитесь, что во Франции таких не делают и что итальянец...

- Господин Мирон, - резко перебил король голову, - совершенно не к чему произносить имена, которые сами напрашиваются на язык. Ступайте с Богом! Даю вам мое королевское слово, что правосудие сделает свое дело.

- Вполне полагаюсь на это! - с достоинством ответил Мирон, уходя.

Король вернулся к столу. Теперь он стал есть очень нехотя и казался мрачным и задумчивым. Гости удивленно переглядывались. Только Генрих и Ноэ не поднимали головы. Наконец король встал и сказал приглашенным:

- До свиданья, господа! А вы, Пибрак, подите к королеве - матери и предупредите ее, что я сейчас буду у нее. Кстати, господа, потрудитесь никому ничего не рассказывать о том, что слышали здесь. Я хочу расследовать это дело, прежде чем слух о нем разнесется!

Приглашенные стали расходиться. Пибрак, проходя мимо Генриха, успел шепнуть ему:

- Подождите меня в приемной!

Генрих и Ноэ остались в приемной. Там к ним вскоре подошел Рауль.

- Господин де Коарасс, - сказал он Генриху, отведя его в сторону, - у меня имеется поручение к вам от Нанси!

- Ну-с, что же ей угодно?

Она поручила мне сказать вам, что бывает мигрень и мигрень и что иная мигрень проходит от того, что в десять часов погуляешь по набережной!

- Спасибо, друг мой! Это все?

- Не совсем, месье! Я хотел бы спросить, как... ну, вы мне обещали... узнать...

- А! Поговорить с Нанси о вас? Не беспокойтесь, я займусь этим!

В этот момент Пибрак вновь прошел через приемную к королю, и молодые люди слышали, как он доложил:

- Ее величество ожидает ваше величество!

- Королева у себя?

- Нет, ее величество находится у ее высочества принцессы!

- Ну так я тоже пойду к Марго! Пибрак вышел из кабинета и быстро увел молодых людей к себе.

"Гм! - думал Генрих, - наверное, Пибрак сообразил, что мы знаем кое-что поподробнее о всей этой истории!"

Но принц ошибался: Пибрак имел в виду совершенно другое.

- Ваше высочество, - сказал он, когда они вошли в комнату капитана гвардии, - король отправился говорить с королевой по поводу убийства, о котором рассказал ему Мирон. Я уверен, что вам, как и мне, будет интересно узнать, о чем это они шептались в углу. Должно быть, король извлек из этого разговора что-нибудь очень неприятное для королевы Екатерины. Ну что же, послушаем через наш тайничок и узнаем весь секрет!

- Да неужели вы еще не догадались, кто именно убил старика Лорьо? - воскликнул Генрих.

- Господи, где же у меня голова была! - ответил Пибрак. - Но ведь это его жену вы вырвали из когтей Рене? Значит, на этот раз Рене удалось похитить красавицу?

- Нет, - ответил принц, - он убил мужа. Но жена находится в безопасном месте. - И он рассказал Пибраку все, что читатели уже знают из предыдущего романа.

- Ваше высочество, ваше высочество! - сказал Пибрак. - Вы играете в опасную игру! Конечно, отступать теперь было бы поздно, но будьте настолько же осторожны, насколько вы смелы. иначе вы погибли! И раз все это так, то вам тем более важно узнать, о чем будет говорить король с королевой!

- Ну, так пойдем к тайнику! - ответил Генрих. Ноэ остался в комнате, а Генрих с Пибраком прошел на цыпочках в потайной ход. Там принц приник глазом к дырочке, проверченной в распятии.

Маргарита и королева-мать были еще одни. Маргарита как раз в этот момент промолвила:

- Рассказывают, будто король сегодня удивительно хорошо настроен. Но что ему могло понадобиться у нас в этот час?

Королева не успела ответить, потому что в этот момент камергер распахнул дверь и провозгласил:

- Его величество король!

- Здравствуй, Марго! - сказал Карл IX, целуя руку сестры. - Доброго вечера, ваше величество! - обратился он к королеве-матери с сухим поклоном. - Я пришел, чтобы предупредить вас, что завтра будет заседание парламента, на котором прошу вас присутствовать, так как будут судить важного преступника! Этого преступника присудят к колесованию, что и будет исполнено не далее как через три дня!

- Но я не понимаю, о каком преступнике говорите вы, ваше величество! - ответила королева. - Вероятно, о каком-нибудь принце или важном синьоре, составившем заговор на целость и благо монархии?

- Истинными врагами монархии являются те негодяи, которые втираются в доверие королей, чтобы убивать и грабить честных горожан!

Теперь Екатерина Медичи поняла все: ведь еще накануне Рене испрашивал у нее жизнь горожанина! Но сдаваться она не хотела.

- А разве вы, ваше величество, оказали покровительство такому негодяю? - спросила она.

- Я-то нет, а вот вы - да! - ответил король.

- Я? - с негодованием переспросила Екатерина. Но король не дал себе поддаться, как обыкновенно, величественным манерам матери, а твердо сказал:

- Потрудитесь выслушать меня, ваше величество! На Медвежьей улице убили ювелира Лорьо...

- Гугенота?

- Парижского горожанина, ваше величество!

- Ну и что же?

- А то, что убийца забыл на месте преступления вот этот самый кинжал и ключ! Вы узнаете их конечно?..

"О, неосторожный!"- подумала Екатерина и прибавила вслух:

- Но как же вы хотите, чтобы я...

- Полно, ваше величество, полно! Посмотрите-ка хорошенько! На клинке имеется шифр, и этот шифр принадлежит вашему любимчику, Рене Флорентинцу!

- Если Рене совершил это преступление, - мрачно сказала побледневшая королева, - я примерно накажу его!

- О, простите, ваше величество! - возразил король. - Это вас уже совершенно не касается! Это дело парламента, а потом - палача!

- Но помилуйте, ваше величество, ведь Рене преданный слуга... он оказал уже столько услуг... Он спас монархию от угрожавшего ей заговора... И из-за какого-то горожанина...

- Из-за горожанина? - крикнул Карл IX. - Да ведь горожане разнесут в щепки мой трон, если я позволю какому-нибудь Рене резать и грабить их! Не пройдет недели, как Рене будет колесован!

Сказав это, король в гневе удалился. Екатерина и Маргарита переглянулись.

- Рене - просто негодяй, - сказала королева, - кончится дело тем, что он поссорит меня с королем. Но он полезен, а потому я спасу его! - И королева быстро удалилась.

Генрих и Пибрак тоже вышли из тайного коридора и вернулись в комнату, где Ноэ многозначительно посмотрел на них: король говорил настолько громко, что его слова долетали и до комнаты.

- Ну-с, - сказал Генрих, - дело-то, кажется, пахнет для Рене очень скверно!

- Король остается королем, - ответил Пибрак, пожимая плечами, - но единственным хозяином положения по-прежнему является королева! Поэтому весьма возможно, что парламент оправдает Рене, если только дело дойдет до этого, - закончил Пибрак. - По-моему, его не посмеют даже арестовать!

- Однако! - спохватился принц, взглянув на часы. - Скоро десять, и я должен идти. Покорнейше прошу вас, Пибрак, не пользоваться сегодня вечером вашим тайником! Ну, пойдем, Ноэ!

С этими словами Генрих ушел, невольно размышляя над словами Пибрака: "Рене не осмелятся даже арестовать".

"Неужели Пибрак прав?" - думал он.

На самом деле в этой части предсказания Пибрак оказался неправым. Вернувшись к себе, король велел позвать герцога Крильона, славившегося своей прямотой и неустрашимостью: ведь для того чтобы арестовать фаворита мстительной Екатерины Медичи, да еще такого фаворита, как Рене, нужно было действительно обладать незаурядным геройством!

- Герцог! - сказал ему король. - Ступайте и арестуйте Рене Флорентийца, парфюмера королевы-матери!

- Сто тысяч ведьм! - воскликнул бесстрашный Крильон. - Ваше величество еще ни разу не давали мне такого приятного поручения!

- Ну так ступайте! - мрачно ответил король.

III

Выйдя из Лувра, Генрих и Ноэ повстречались на набережной с каким-то человеком, который быстрым шагом направлялся ко дворцу.

- Ба, да это наш друг Рене! - сказал принц, узнав парфюмера при свете луны, и обратился к Флорентийцу: - Куда вы так торопитесь?

- Простите, господа, - ответил Рене, - но я очень спешу. Мне надо в Лувр, к королеве-матери.

- Но почему вы так бледны, мессир? Удался ли ваш проект?

- Не вполне... вернее, даже нет!

- Да, да! Это весьма возможно! Ведь я говорил вам, что какое-то враждебное влияние сказывается на вашей судьбе! Если бы вы дали мне тогда возможность погадать вам как следует, мне, быть может, удалось бы выяснить, как парализовать это влияние...

- Так вы, может быть, погадаете мне теперь? - с бледной усмешкой сказал Рене.

- Что же, сегодня ночь очень ясна! Дайте свою руку! - сказал Генрих и принялся с важным видом рассматривать руку Рене. Вдруг он вздрогнул и тихо вскрикнул, после чего спросил: - Вы, кажется, сказали, что идете в Лувр? Так не ходите туда!

- Но почему?

- Не знаю, но там с вами приключится какое-то несчастье!

- Но королева ждет меня!

- Не потеряли ли вы чего-нибудь в прошлую ночь? Я не вижу достаточно ясно, что это такое, но это два каких-то предмета, потерянные или забытые вами, и они являются источником вашего несчастья! Не ходите туда!

Тон, которым Генрих произнес эти слова, произвел на Рене огромное впечатление. В первый момент он даже подумал, не будет ли и в самом деле лучше повернуть обратно? Но если вся Франция трепетала перед Рене, то одно движение бровей Екатерины Медичи заставляло трепетать Флорентинца, а ведь королева всегда ждала его в этот час!

- Я должен идти! - сказал он. - Если моя звезда погасла, то пусть судьбы идут своим чередом! Покойной ночи, господа! - И с этими словами он пошел дальше.

Дойдя до Лувра, Флорентинец прошел в него через потерну и поднялся по узкой лестнице в апартаменты королевы.

Но Екатерины не было в комнате. Когда король гневно вышел из комнаты Маргариты, королева побежала за ним следом. Она хотел войти в кабинет короля, но алебардист преградил ей дорогу, сказав:

- Король никого не принимает!

- Ну, меня-то он примет! - ответила королева.

- Приказ только что отдан, и именно по отношению к вашему величеству! - ответил часовой.

Королеве пришлось вернуться обратно, хотя бешенство душило ее. Рене пришел как раз в то время, когда ей пришлось перенести эту оскорбительную неудачу, и, когда Екатерина, вернувшись к себе, застала своего фаворита, ему первому предстояло вынести на себе бурю ее гнева.

- А, вот и ты! - сказала она. - А я хотела рассказать тебе интересную историю! Вчера ночью на Медвежьей улице нашли убитыми несколько человек, и убийца оставил там ключ и кинжал. И знаешь ли ты, чей это кинжал? Твой, негодяй!

- Но, ваше величество, - пробормотал испуганный Рене, - ведь вы же... позволили...

- Молчи, подлец! - крикнула королева. - На этот раз я от казываю тебе в своем покровительстве! Ты будешь арестован, судим и колесован! - Сказав это, королева взглянула на своего фаворита. Но недаром она еще накануне упомянула, что между ней и Рене слишком много секретов; ей опять стало жалко его... - Единственное, что я могу посоветовать тебе, - сказала она, - это бежать, и как можно скорее!

Она показала Флорентинцу на дверь, и на ее лице отразился такой искренний испуг, что Рене понял, насколько неблагоразумно раздумывать над данным ему советом.

Он накинул плащ и подошел, чтобы поцеловать руку королевы.

- Прочь, убийца! - крикнула она, отталкивая его.

Рене поник головой и, выйдя, направился коридором к той потерне, которой он обыкновенно проникал во дворец.

Однако часовой, только что беспрепятственно впустивший его, отказался теперь выпустить обратно, сославшись на приказ короля. Окончательно перепуганный Рене решил попытать счастья на главной лестнице. Часовые, стоявшие у первых ступенек, беспрепятственно пропустили его. То же самое было и с часовыми, стоявшими в низу лестницы.

"Я спасен! - радостно подумал Рене. - Сюда приказ еще не успел дойти!"

Он дошел до главных ворот. Это было последним и притом самым маленьким препятствием. Наряд часовых обыкновенно сидел в кордегардии у ворот, и достаточно было постучаться, чтобы после опроса ворота раскрылись.

Рене постучался.

- Кто идет? - спросил часовой.

- Рене! - ответил парфюмер.

Он думал, что теперь ворота беспрепятственно откроются, но вместо этого из кордегардии вышел Крильон и крикнул:

- Эй, пост, сюда!

- Ваша светлость, - дрожащим голосом спросил итальянец, - кажется, вы не узнали меня? Ведь я Рене Флорентинец!

- Арестуйте мне этого болвана и отберите у него шпагу! - приказал Крильон, не удостаивая парфюмера ответом.

Один из солдат взял у Рене шпагу и подал ее Крильону, Герцог обнажил ее, далеко отбросил ножны и переломил шпагу о колено, причем воскликнул:

- Вот как поступают с проходимцами, которые корчат из себя дворян и только бросают тень на верных слуг короля! Связать этого убийцу!

Рене связали и отправили в Шатле. Крильон отправился сопровождать его.

В то время губернатором Шатле был старый сир де Фуррон, ненавидевший всех иностранцев-авантюристов, а следовательно, и королеву-мать. Сир де Фуррон по верности долгу и бесстрашию был своего рода маленьким Крильоном.

- Месье, - сказал ему герцог, - видите ли вы этого субъекта. Это Рене Флорентинец, убийца, которого скоро казнят колесованием.

- Давно бы следовало! - ответил губернатор.

- Вы отвечаете мне за него своей головой!

- Отвечаю! - спокойно согласился Фуррон.

Когда на Рене надели кандалы и втащили его в камеру, он понял, что теперь ему уже нечего ждать.

"Ах! - подумал он. - Почему я не послушал сира Коарасса, этого проклятого беарнца, который читает будущее в звездах?!"

А тем временем, когда Рене поминал сира де Коарасса, по следний сидел с Ноэ на набережной, выжидая, когда на колокольне пробьет десять часов.

- Ну-с, голубчик Ноэ, - сказал он, - как, по-твоему, я справился с ролью астролога-предсказателя?

- Очень хорошо! Но я думаю, что Пибрак прав и что Рене скоро освободят, и так как рано или поздно он поймет, что мы попросту мистифицировали его, то...

- Знаешь тогда что, Ноэ? Тебе надо похитить Паолу!

- Но ведь вы сами недавно согласились, что это опасно!

- Да, но теперь я думаю устроить это иначе. Если Паола согласится добровольно оставаться твоей узницей, то мы можем поместить ее вместе с Годольфином, и его уже не надо будет держать на запоре. А Паола будет нам отличной заложницей!

- Что же, - сказал Ноэ, - это, пожалуй, хорошая идея, и я подумаю о ней. А пока я пойду позондирую почву в этом направлении!

- Ну а я пойду злословить о принце Наваррском! - смеясь, сказал Генрих.

Десять ударов колокола гулко понеслись в воздух. Когда Генрих подошел к потерне, Нанси уже поджидала его. Она взяла его за руку и повела по темной лестнице.

- Однако! - сказал принц. - Почему это мне кажется, что сегодня мы поднимаемся выше?

- Так оно и есть!

- Значит, Лувр подрос в эту ночь?

- Разумеется нет!

- В таком случае принцесса переселилась этажом выше?

- Тоже нет!

- Но... тогда...

- Разве вы не слыхали, что короли иной раз венчаются через уполномоченных ими на это лиц? - шепнула Нанси.

- Разумеется слыхал!

- Ну, так сегодня и принцесса поступает так же!

- То есть?

- То есть на свидании буду я!

Сказав это, Нанси открыла дверь и ввела принца в очарова тельную комнатку.

- Здесь я живу, - сказала Нанси. - Можете броситься к моим ногам; все, что вы мне скажете, будет добросовестно передано по назначению доверительнице! - Она принялась хохотать словно сумасшедшая, закрыла дверь, задвинула засов и продолжала: - Да ну же, бросайтесь к моим ногам!

Генрих взглянул на нее: Нанси была очаровательна.

IV

Генриху было около двадцати лет, Нанси - не более шестна дцати. Если камеристка была насмешлива, то Генрих отличался смелостью. Белокурые волосы и голубые глаза Нанси сразу вскружили ему голову и заставили забыть и о принцессе Маргарите, и о красотке-еврейке. По своему обычаю, принц сейчас же приступил к решительным действиям. Он протянул руку, чтобы обнять Нанси за талию, но девушка ужом вывернулась из его объятий и, насмешливо улыбаясь, заметила:

- Моя доверенность не простирается так широко!

- То есть... как это? - спросил Генрих.

- Да ведь вы же знаете, что я олицетворяю здесь собой особу принцессы! - смеясь, ответила Нанси.

- Ну вот еще! - возразил Генрих. - Я не думаю ни о ком, кроме вас. Вы очаровательны!

- Это мне уже не раз говорили!

- И если бы вы захотели полюбить меня...

- Ну уж нет, красавчик мой, этого я не могу!

- Но почему?

- Почему? Да потому, что такая мелкопоместная дворянка, как я, у которой нет ничего, кроме смазливенького личика, ищет мужа, а не чего-нибудь другого!

- Ну, мы могли бы столковаться...

- Что же, из вас вышел бы славный муж, - сказала Нанси, еще раз оглядев Генриха. - Но я не хочу вас по трем причинам. Во - первых, девушке, не имеющей другого приданого, кроме приятной наружности, не следует выходить замуж за мужчину, вес состояние которого заключается лишь в его шпаге. Из двух камней масла не выжмешь!

- Но я имею в виду кое-какое наследство...

- Воображаю! Какая-нибудь лачуга в Испании или клочок виноградника на берегу Гаронны!

- Ну-с, а вторая причина? - улыбаясь, спросил принц.

- Я не люблю охотиться в чужих землях!

- Но ведь браконьерство имеет свою прелесть!

- Возможно, но в этом отношении я держусь взгляда уголь щика, который хочет быть полным хозяином у себя в лачуге!

- Отлично! Теперь третья причина.

- А третья... она гораздо серьезнее, и... я предпочитаю не сообщать ее вам!

- Та-та-та! Это отступление, красавица!

- Ну, если вы так принимаете это, то я вам скажу... Я... не свободна, господин де Коарасс!

- Боже мой! - воскликнул принц. - А я-то еще обещал Раулю... Бедный Рауль!

Нанси сильно покраснела, и насмешливая улыбка сбежала с е. лица. Генрих взял ее за руку и сказал:

- Простите меня! Можно с удовольствием обманывать женщину, которой не любишь, и еще с большим удовольствием ту, которую любишь...

- Славная мораль, нечего сказать!

- Но нарушать данное слово нельзя, а вы такая прелесть, что я совсем забыл обещание, данное Раулю.

- Но ведь я не говорила вам, что это Рауль!

- Нет, не говорили, но ваше лицо стало таким серьезным, что сомнений быть уже не могло.

- Ну так по крайней мере не говорите ему этого! - сказала Нанси, опуская голову.

- Будьте спокойны, не скажу! Но все-таки как жаль, что я так неосторожно дал это обещание!..

- Господин де Коарасс, - сказала камеристка, поднимая голову, - знаете ли, вы ужасно ветреный субъект!

- Ба! Вы находите?

- Господи! Сколько времени мы уже сидим здесь, а вы все еще не поинтересовались узнать, почему вы находитесь у меня.

- А в самом деле?

- Принцесса не могла предвидеть, что случится это убийство на Медвежьей улице, которое поставит вверх дном весь дворец. Король в гневе, а королева в бешенстве, особенно с той поры, как арестовали Рене...

- А, так его все-таки арестовали?

- Да, минут пятнадцать тому назад. Ну вот королева-мать и бегает из своих комнат в комнаты принцессы Маргариты.

- Понимаю теперь! Ну а скажи, крошка, вчера почему...

- Вы уж слишком любопытны, - смеясь, ответила Нанси. Но если вы уже знаете мой секрет, мне придется подружиться с вами. Так вот, вчера принцесса ровно ничем не была занята и никакой мигрени у нее не было.

- Так почему же?

- Почему у женщин бывают капризы? Принцесса внезапно почувствовала страх...

- Перед кем?

- Да перед вами! Ведь сердце женщины полно самых странных причуд и противоречий, а сердце ее высочества - и подавно! Три дня тому назад, перед тем как вы впервые встретились с принцессой, она даже не хотела идти на бал и все время плакала...

- Она плакала, обратив взоры к Лотарингии! - заметил Генрих, привыкший понимать все с полуслова.

- Возможно! Ну а после бала, на котором вы танцевали с нею, она уже не плакала, хотя и была задумчива... Вы обещали ей рассказать интересные истории о жизни при неракском дворе и вполне сдержали свое слово... Даже чересчур, пожалуй! - улыбнулась Нанси.

- Может быть, я чем-нибудь оскорбил принцессу?

- Господи, что за наивный народ эти мужчины! Если бы вы оскорбили ее, разве вы были бы здесь?

- Но в таком случае почему... вчера...

- Надо же было отдать должное угрызениям совести. Ну а Лотарингия, которая чувствовала себя утопающей, ухватилась за веточку.

- И что же эта веточка?

- Она сломалась! - ответила остроумная камеристка. Генрих покраснел, словно школьник. Нанси не упустила случая посмеяться.

- Вот не угодно ли! - сказала она. - Хороша бы я была, если бы поверила в вашу испанскую лачугу или клочок виноградника... Ведь вы уже любите принцессу Маргариту, и она тоже любит вас.

- Милая Нанси, - сказал принц, взяв девушку за руку, - раз я ваш друг и больше ничем стать не могу, то скажите мне, долго ли мне ждать здесь?

- До тех пор, пока королева Екатерина не соблаговолит уйти к себе.

- А как только это совершится, вы проводите меня к принцессе?

- Да, конечно! Я совершенно не имею намерения держать вас целую вечность в своей комнате!

- А я бы не прочь... - пробормотал принц, который не мог не заметить, что волосы Нанси отличаются очаровательным оттенком.

- Смотрите! - сказала Нанси, погрозив ему пальцем. - Вот я пожалуюсь Раулю, и он... - Она не договорила и стала прислу шиваться. - Королева ушла к себе! - сказала она затем. - Пойдемте!

Она опять взяла принца за руку и повела его этажом ниже. Они спустились по полутемной лестнице. Затем Нанси толкнула какую-то дверь, и Генрих очутился в комнате Маргариты.

Заметив его, принцесса слегка покраснела и рукой приказала Нанси удалиться.

- Ах, господин де Коарасс! - сказала она затем, протягивая Генриху руку для поцелуя. - Как вы счастливы, что не родились принцем!

- Я хотел бы быть принцем... - пробормотал Генрих, с трудом подавляя улыбку вздохом.

- Не желайте! - возразила Маргарита. - Это отвратительное положение. С утра мне морочат голову политикой, и королева-мать ни на минуту не оставляла меня в покое со своими страхами за судьбу своего милого Рене. Ну да теперь авось никто не придет тревожить меня! Присаживайтесь поближе ко мне и рассказывайте историю графини де Граммон и принца Наваррского. Вы сказали тогда на балу, что это очень смешная история.

- Ну, не то чтобы смешная, но... Да вот судите сами, при нцесса. Принцу пришлось долго ухаживать за графиней, пока она обратила на него свое милостивое внимание. В конце концов она полюбила его, но зато принц стал к ней равнодушен!

- Как? Так принц не любит больше своей Коризандры?

- Нет, ваше высочество!

- С каких же это пор?

- С тех пор, как полюбил другую!

- Кто же эта другая?

- Это... его будущая супруга, принцесса!

- Да что вы говорите, месье! Как же он мог... полюбить... меня?

- Он видел ваш портрет, принцесса! Ну а ему двадцать лет, и в нашем краю люди легко воспламеняются.

С этими словами Генрих бросил на Маргариту такой нежный взгляд, что она снова покраснела.

- Хотела бы я видеть портрет этого мужлана! - сказала она.

- Я могу описать его вам, принцесса!

- Нет, Бог с ним! Вернемся к графине. Вероятно, она была в большом отчаянии?

- Не могу вам сказать этого, принцесса, потому что я уехал из Нерака как раз в тот момент, когда между ними случился разрыв.

Наступила короткая пауза.

- А знаете ли, господин де Коарасс, - сказала Маргарита, - ведь теперь довольно-таки поздно?

Генрих покраснел и встал со скамеечки, на которой сидел у ног принцессы.

- Если ваше высочество пожелает, - сказал он, - я мог бы завтра заняться описанием наружности принца Наваррского.

- Завтра? - краснея, сказала Маргарита. - Ну что же... приходите завтра!..

Генрих взял ее руку и заметил, что эта рука дрожит. Он поднес руку к своим устам, и рука затрепетала еще сильнее, тогда он опустился на колени.

- Да уходите же! - взволнованным голосом крикнула Маргарита, вырывая у него свою руку. - Нанси! Нанси!

Принц встал с колен, Нанси вошла, взяла принца под руку и увела.

"Нанси сказала правду, - думал принц, идя по темной лест нице. - Маргарита любит меня! Гм... Пожалуй, в данный момент я предпочел бы не быть принцем Наваррским!"

V

Отправляясь на свидание с Паолой, Ноэ все же зашел пред варительно в кабачок Маликана. Там в этот час всегда была масса народа. Сам Маликан и Миетта с ног сбились, услуживая гостям, но у них был еще помощник, хорошенький мальчуган, которого Маликан звал Нуну и выдавал за своего племянника.

Увидев Ноэ, Миетта подбежала к нему.

- А вот и вы, господин Ноэ! - сказала она, стараясь улыбкой скрыть охватившее ее радостное смущение.

- Да, - ответил Амори, - я зашел узнать, как она чувствует себя здесь.

- Ну, вы видите сами, что здесь ей отлично! В этом наряде ее никто не узнает!

- Но я боюсь, как бы она сама себя не выдала! Когда она узнает, что произошло на Медвежьей улице...

- А что особенное могло произойти там? - возразила Миетта, которая еще не была в курсе происшедшего. - Ее муж, наверное, был очень взбешен?

- Увы! Старик Лорьо даже не узнал о бегстве жены, потому что его успели убить раньше этого!

- Его убили те, кто хотел похитить Сарру?

- Вот именно!

- Но в таком случае надо предупредить ее!

- Я ради этого и пришел, Миетта!

Однако Ноэ и Миетта спохватились слишком поздно. В одном из углов зала вокруг швейцарца собралась густая толпа слушателей, к которым примкнул и молодой беарнец Нуну. Швейцарец рассказывал о преступлении, совершенном на Медвежьей улице, и, по мере того как он рассказывал, Нуну все бледнел и бледнел. В конце рассказа его бледность дошла до такой степени, что можно было бояться, что он сейчас свалится в обморок. Но слушатели, заинтересованные рассказом солдата, не обращали внимания на паренька. К тому же Ноэ и Миетта успели подойти к нему и взять мальчика под руки, причем Ноэ шепнул ему:

- Овладейте собою! Осторожнее! Миетта поступила еще решительнее.

- Вот что, кузен, - сказала она, - пойдемте со мной наверх, вы мне поможете там!

Нуну, или, вернее, Сарра, волнение которой дошло до высшего предела, покорно поднялась с Миеттой по лестнице. Ноэ пошел за ними следом.

Наверху с Саррой сделался сильнейший нервный припадок.

Миетте и Ноэ пришлось довольно долго повозиться с нею, и наконец Амори ушел, обещав Сарре, что завтра придет принц, который расскажет ей все подробности. Во всяком случае бояться нечего: Рене арестован и посажен в тюрьму по приказанию короля!

Уходя, Ноэ думал:

"Черт знает что такое! Миетта просто завораживает меня своими глазенками, и в ее присутствии я забываю о Паоле... А между тем Паола мне очень нравится, да и надо же узнать от нее какие-нибудь подробности!"

Когда он спустился вниз, кабачок был уже пуст.

- Ну, что поделывает наш узник? - спросил Ноэ Маликана.

- Он по-прежнему плачет, отказывается есть и грозит уморить себя голодом!

- Гм! - пробурчал Ноэ. - Он, пожалуй, способен на это! Нечего делать, придется пойти образумить его! Дай-ка мне твой фонарь, Маликан!

Трактирщик дал Ноэ фонарь и приподнял люк погреба, куда молодой человек и спустился. Пройдя через ряд помещений, он наконец добрался до чуланчика, где на соломе лежал узник - Годольфин. Услыхав, что дверь отворяется, Годольфин вскочил и с ненавистью сказал:

- А! Опять вы! Что вам нужно от меня?

- Я пришел поговорить с вами, милый Годольфин, - ласково ответил Ноэ, не обращая внимания на вызывающий тон узника.

- Нам не о чем говорить, я не знаю вас! - крикнул тот.

- Зато я отлично знаю вас! Вы - раб, жертва Рене Флорентийца, обожающий своего палача!

- Неправда! - крикнул Годольфин. - Я ненавижу Рене, зато я...

- Зато вы любите Паолу? - мягко договорил Ноэ. Годольфин молчал, закрыв лицо руками.

- Ну давайте же поговорим, милый Годольфин! - продолжал Ноэ. - Может быть, мы и столкуемся в чем-нибудь. Итак, вы любите Паолу?

- Я был бы счастлив умереть за нее! - ответил несчастный.

- Но на что же вы рассчитываете? Чего вы ждете от своей любви?

- Ничего, ровно ничего! Я просто счастлив, когда нахожусь возле Паолы! Пусть она ругает меня, отталкивает, презирает - все равно, лишь бы мне дышать одним воздухом с нею... И только из-за нее я остался жить в доме Рене, которого ненавижу от всей души!

- Значит, если бы Паола ушла от отца...

- Я последовал бы за ней, не задумавшись бросить Рене!

- И если бы Паола вздумала бежать от отцовской тирании, а вам поручили следить за ней так же, как вы следили, живя у Рене...

- О, я ничего больше и не пожелал бы! Быть около нее, видеть ее, дышать одним воздухом с нею!

- И вы не вздумали бы выдать Рене ее убежище?

- Да ведь я ненавижу Рене! Однако к чему эти расспросы?

- К тому, что все это весьма возможно, и если вы будете вести себя как следует, если вы не будете морить себя голодом, то я обещаю вам дать возможность жить вместе с Паолой. Но сначала вам надо успокоиться! Так покойной ночи, милый мой, подумайте о моих словах!

Поднявшись наверх, Ноэ застал в кабачке одну Миетту.

- А где же твой дядя, крошка? - спросил он.

- Отправился навестить госпожу Лорьо!

- Ну так пожелай ему от меня спокойной ночи!

- Как? - слегка дрожащим голосом спросила Миетта. - Вы уже уходите?

- Но ведь поздно, - ответил он. - Уже прозвонил сигнал к тушению огня!

- Ну что же, дверь не заперта!

- А потом, я не спал всю прошлую ночь...

- И я тоже, - тоном упрека сказала Миетта.

- Но я приду завтра утром! Покойной ночи, красавица зем лячка! - И Ноэ обнял девушку, расцеловал и ушел, оставляя ее очень сконфуженной.

"Честное слово! - думал он, выходя на улицу. - Похоже, что мое сердце подвергается серьезной опасности у Маликана. Эта славная девушка в конце концов вскружит мне голову! Гм... Гм... Принц находит, что было бы очень дурно соблазнить племянницу человека, рискующего для нас жизнью... Но можно рассудить и так: Маликан действительно прелестный человек, но разве он рискует жизнью за меня, а не за Генриха? И разве я люблю Сарру, а не Генрих? Фу! - сейчас же перебил он себя. - Какие подлые мысли! Нет, надо бежать скорее к Паоле, так как в ее объятиях я забываю обо всех остальных!"

Молодой человек ускорил шаг и вскоре дошел до моста Святого Михаила. Здесь ему пришло в голову: "Рене сидит в тюрьме, Годольфин - в погребе у Маликана. К чему же я буду рисковать своей шеей и взбираться по шелковой лестнице, когда можно пройти самым обычным путем?"

Ноэ подошел к лавочке Рене Флорентийца и постучал.

VI

Некоторое время в ответ на стук Ноэ никто не отвечал. Наконец девичий голос робко спросил:

- Кто здесь?

- Это я, Паола! Откройте, не бойтесь! Паола открыла дверь, Ноэ скользнул в лавочку, и девушка поспешила запереть за ним дверь.

- Но как вы решились стучать прямо в дверь? - спросила она, увлекая молодого человека к себе в комнату.

- Я знал, что вы одна, - ответил Ноэ. - Я прямо из Лувра и должен сообщить вам ужасные вещи!

- Ах, Боже мой! - с ужасом отозвалась девушка. Ноэ уселся рядом с нею, взял ее за руку и сказал:

- Ведь, кажется, я уже говорил вам, что я родственник господина Пибрака, капитана королевской гвардии? Ну так вот, благодаря ему мне пришлось сегодня обедать с королем!

- Вы должны были понравиться ему, Амори, - с гордостью сказала Паола, - ведь вы такой милый!

- Вы мне льстите! - нежно заметил Ноэ, целуя ее руку. - Итак, во время обеда к королю явился городской голова Жозеф Мирон и потребовал от короля правосудия, так как обнаружено возмутительное злодеяние.

Прерываемый возгласами ужаса девушки, Ноэ рассказал Паоле, как было обнаружено убийство на Медвежьей улице и как неопровержимыми уликами было доказано, что убийцей был Рене.

- И самое ужасное в этом то, что нам теперь придется расстаться! - закончил он.

- Расстаться? - крикнула Паола. - Но это невозможно!

- Паола, - грустно возразил ей Ноэ, - ваш отец оказался негодяем, и вам нужно выбирать между ним и мною. Но это ваш отец, вы любите его... а потому... прощайте, Паола!

Ноэ хотел встать, но Паола бросилась к нему, обвила его шею своими руками и крикнула:

- Нет! Нет! Лучше умереть!

- Так вы готовы последовать за мной? - спросил Ноэ, взволнованный искренней страстью девушки.

- Хоть на край света!

- И если я потребую, чтобы вы бросили отца...

- Я брошу его!

- Но вам никогда не придется увидеть его!

- Так я не увижу его! Я люблю тебя!

- В таком случае до завтра, Паола... до завтра, возлюбленная моя!

- Ты возьмешь меня с собой?

- Да, завтра с наступлением вечера я заеду за тобой! Паола проводила его до дверей и, когда он ушел, залилась слезами.

- Быть дочерью убийцы! - шептала она. - Какой позор! А Ноэ, направляясь к своей гостинице, думал: "До известной степени Генрих прав: дочь Рене будет отличным залогом против покушений Рене. Но вот я-то что стану с ней делать? Жениться на ней я не могу и не хочу, а как бы красива ни была любимая женщина, рано или поздно настанет час разлуки... А потом, люблю ли я ее? Паола очень красива, но... Миетта?"

В этом раздумье он дошел до дверей гостиницы, где его уже ожидал человек, игравший не последнюю роль в событиях предыдущей ночи, а именно Вильгельм Верконсин.

- Ах, сударь, сударь! - сказал Вильгельм, бросаясь к нему. - Знаете ли вы, что случилось?

- Конечно знаю, - ответил Ноэ.

- А я-то в это время помогал госпоже Лорьо бежать! Если бы я был там в это время...

- Так и тебя тоже убили бы, только и всего! - договорил Ноэ. Этот аргумент произвел свое действие на Верконсина.

- Но как же ты узнал обо всем этом? - спросил Ноэ. - Ведь ты хотел укрыться у какой-то тетки, потому что после бегства госпожи Лорьо тебе нельзя было показываться на глаза хозяину!

- Да видите ли, господин Ноэ, тетка попросила меня сходить получить причитающуюся ей ренту, и я не мог отказать ей в этом, так как она очень хорошо относится ко мне. Ну, вот...

- Постой! - под влиянием внезапно мелькнувшего соображения остановил его Ноэ. - Ты, кажется, говорил, что у твоей тетки собственный дом?

- Да, сударь, в Шайльо.

- И ты с ней очень хорош?

- Еще бы! Ведь она считает меня своим наследником!

- Ну, это обыкновенно бывает достаточным мотивом для совершенно обратного отношения!

- А вот тетка и теперь говорит, что я могу смотреть на ее дом и состояние как на свои собственные!

В этот момент послышался шум чьих-то шагов: это возвращался домой счастливый Генрих Наваррский, забывший в своих грезах обо всем на свете и, конечно, о Вильгельме Верконсине. Поэтому немудрено, что его очень удивило присутствие приказчика покойного ювелира.

- Ба, что вы делаете здесь? - спросил он.

- Тише! - ответил ему Ноэ, увлекая за собой в дверь Вильгельма. - Мы поговорим обо всем в комнате! Вильгельм окажет нам серьезную услугу! - шепнул он принцу.

Все прошли в комнату Ноэ.

Тут он спросил Вильгельма:

- Велик ли дом твоей тетки? То есть смогут ли поместиться там еще двое?

- О, конечно, сударь!

- Понимаешь ли, еще двое таких, которые прячутся и не хотят, чтобы их нашли?

- Да ведь не в Шайльо ищут тех, кто скрывается! - ответил Вильгельм.

- Еще недавно, - сказал затем Ноэ, обращаясь к принцу, - вы вторично советовали мне, Анри, приберечь Паолу в качестве заложницы! Ну так Паола выразила мне полное согласие последовать за мной хоть на край света...

- Но ведь ты говорил о двоих! - заметил Генрих. - Кто же второй?

- А Годольфин?

- Как? Ты хочешь поместить их вместе?

- А почему бы и нет? Годольфин ненавидит Рене и обожает платонически Паолу, и если мы поместим их вдвоем, то он и не подумает вернуться к Рене!

- Что же, ты, пожалуй, прав, - ответил Генрих. - К тому же нам еще, пожалуй, удастся узнать что-нибудь от Годольфина!

VII

В то время как Ноэ занимался с принцем Наваррским вопросом о наиболее безопасном помещении Паолы и Годольфина, Крильон входил к королю для доклада.

- Приказания вашего величества в точности исполнены, - доложил он. - Рене арестован по выходе от ее величества королевы - матери.

- А! - сказал король нахмурясь. - Значит, придется выдержать еще натиск с ее стороны! Она не отдаст нам даром своего любимчика, предстоит упорная борьба!

- Ну, ваше величество, - ответил Крильон, - когда король хочет чего-либо, с ним не борются!

- Я буду непоколебим, друг мой Крильон! Ей меня не разжалобить!

В этот момент в дверь тихо постучали.

- Что нужно? - крикнул король. Вошел Рауль, красивый паж.

- Ее величество королева-мать умоляет ваше величество разрешить ей прийти к вашему величеству. Ее величество пыталась уже пройти к вашему величеству, но часовые...

- Хорошо, пусть она войдет! - сказал король. - Да оста вайтесь здесь, герцог! - сказал он Крильону, заметив, что тот встал. - Вы увидите, по крайней мере, король ли я, когда я хочу этого!

Вошла Екатерина Медичи. Она была грустна и одета во все черное.

- Ваше величество, - сказала она, обращаясь к сыну, - я пришла по очень важному делу!

- Я слушаю вас, ваше величество! Не отвечая, Екатерина бросила на Крильона взгляд, как бы говоривший: "Чего торчит здесь этот нахал?"

- Говорите, ваше величество, говорите! - продолжал король. - В присутствии Крильона можно говорить о чем угодно: самое имя "Крильон" равносильно понятию о порядочности!

- Ваше величество, - сказала тогда королева, досадливо закусив губы, - я пришла просить вас освободить человека, оказавшего большие услуги монархии!

- Монархия не имеет привычки сажать в тюрьму своих слуг! - холодно возразил король.

- Этот человек открыл важный заговор!

- Так его, должно быть, уже вознаградили за это!

- Я почтила этого человека своей дружбой и доверием, а его схватили и отвели в тюрьму!

- Уж не говорите ли вы о Рене Флорентийце, ваше величество?

- Да, ваше величество, я говорю о нем.

- Ну, так ваши сведения вполне точны: герцог только что исполнил это дело!

- А, так это герцог? - сказала королева, бросая на Крильона убийственный взгляд.

Крильон только поклонился в ответ.

- Неужели это было сделано по приказанию вашего величества? - продолжала королева со слезами в голосе.

- Ваше величество, - ответил король, - я уже давно предупреждал вас, что Рене подлый убийца и восстановит против меня весь Париж.

- Но Рене безвинно оклеветали!

- Ну, уж в этом пусть разбирается суд!

- Как? Его будут судить? - воскликнула королева.

- Я уже докладывал вам об этом вечером, - холодно ответил король. - Его будут судить и... осудят, надеюсь!

- Но, ваше величество, Рене - необходимый человек...

- Для вас, может быть.

- Нет, для трона, для монархии! Он проникает в тайны прошлого и будущего, раскрывает заговоры...

- Позвольте, значит, он - колдун?

- Если хотите, пожалуй, да...

- Так зачем ему ваше заступничество? Если он обладает сверхъестественной силой, его не удержат в тюрьме никакие запоры! Нет, довольно, ваше величество! Я достаточно долго снисходил к вашему заступничеству, больше я не желаю терпеть такое безобразие. Рене будет судим и менее чем через неделю покончит свою подлую жизнь на Гревской площади, а для того чтобы это было вернее, я поручаю ведение дела Крильону. Герцог! Назначаю вас королевским верховным судьей в этом про цессе и приказываю довести до конца следствие по делу об убийстве Самуила Лорьо, для чего в ближайший присутственный день вами должно быть созвано заседание парламента. Если выяснится, что Рене виноват - в этом я ни на минуту не сомневаюсь, - он должен быть колесован живым и потом четвертован на Гревской площади!

- О, пощадите, ваше величество, пощадите! - крикнула Екатерина, бросаясь к ногам короля.

- Полно вам, - ответил король, поднимая ее, - я не могу щадить такого негодяя!

- Так вы отказываете мне?

- Отказываю!

Это было сказано таким тоном, что настаивать было невозможно. Королева ушла, с трудом сдерживая рыданья, но это не помешало ей бросить на Крильона убийственный взгляд.

- Ну-с, - сказал король, когда Екатерина ушла, - доволен ты мной, герцог?

- Очень доволен, ваше величество! Вы были непоколебимы! Я хотел бы только узнать, облекаете ли вы меня полной властью в этом деле?

- Разумеется!

- Так что я могу отстранить тех членов парламента, которые покажутся мне слишком трусливыми, чтобы осудить Рене?

- Можешь, герцог!

- В таком случае ваше величество может уже приказать заняться постройкой королевской трибуны на Гревской площади. потому что не пройдет и недели, как Рене будет казнен!

В дверь опять постучали, и снова вошел Рауль.

- Что еще? - спросил король.

- Ее высочество принцесса Маргарита желает видеть короля!

Карл IX не успел ответить что-либо, как в дверях показалась хорошенькая принцесса.

- А, это ты, Марго? - сказал король. Готов биться об заклад, что знаю, зачем ты пришла! Наверно, ты видела королеву - мать, и она натравила тебя на меня, чтобы просить за Рене?

- Не совсем так, ваше величество: королева только хотела бы повидать этого несчастного!

- Ну уж нет, Марго!

- Но, ваше величество, только повидать!

- Ей-богу, ваше величество, - вмешался Крильон, - если вы поручите мне сопровождать ее величество, то я ручаюсь вам, что ей не удастся подкупить ни губернатора, ни тюремщика, ни меня!

- Ну что же, пусть! - согласился Карл IX. - Можешь передать матери, Марго, что я разрешаю ей посетить завтра Рене в тюрьме, но с тем, чтобы ее сопровождал герцог Крильон.

- Благодарю вас, ваше величество, - ответила принцесса, - я пойду сообщить королеве эту добрую весть!

Король ласково поцеловал ее руку и сказал с улыбкой:

- Кстати, знаешь ли, этот гасконский дворянчик, сир де Коарасс, танцует просто на удивленье!

- Неужели? - сказала Маргарита, слегка краснея.

- И он очень умен!

- В самом деле?

- Ну-ну! Ты это знаешь не хуже меня, милая Марго! Ступай! Мы еще поговорим с тобой об этом!

Маргарита ушла, сильно смущенная, а король, пришедший в отличное расположение духа от проявленной им твердости, принялся хохотать.

- Бедная Марго! - сказал он. - Нет, решительно наш кузен, герцог Гиз, сделал большую ошибку, уехав в Нанси!..

А в это время Рене, не смыкая глаз, лежал на соломе в углу своей камеры. С болезненной яркостью вспоминалось ему все, что пришлось испытать со времени ареста... Грубое обращение Крильона, встреча с губернатором, затем внушение, сделанное Крильоном тюремщику: "Этот негодяй будет соблазнять тебя золотом и милостью королевы-матери, но помни, что я сверну тебе шею, если ты не исполнишь своего долга!"

Сколько унижений, о, сколько унижений! Все погибло! Да, Годольфин исчез! Его похитили, чтобы овладеть Паолой....

И Флорентийцу вспомнилось предсказание цыганки... Неужели Паолу соблазнил какой-нибудь дворянин? Ведь тогда все кончено! Тогда конец его могуществу, его влиянию...

А ведь беарнец предсказывал, что зловещие силы грозят его положению! Нет, видно, все погибло! Видно, нет уж ему спасения!

В таких думах провел Рене всю ночь и часть утра. Затем он немного забылся, но вдруг знакомый голос, послышавшийся за дверью, вывел его из этой моральной летаргии.

- Боже мой. Боже мой! - говорил этот знакомый голос. - Как можно было поместить бедного Рене в это ужасное место!

- Это отделение для убийц, ваше величество! - ответил голос Крильона.

- Герцог, клянусь вам, что он невиновен!

Рене вскочил и сделал безумную попытку разорвать свои оковы: он узнал голос Екатерины Медичи. Действительно, королева - мать снизошла до самоличного посещения зловещих подземелий, желая навестить своего дорогого Рене.

Послышался скрип отпираемого замка, и в камеру вошел тюремщик, который воткнул горящий факел в специально для этого устроенный крючок на стене. И тогда Рене увидел, что в камеру входит королева, показавшаяся ему ангелом-избавителем.

- Мой бедный Рене! - взволнованным голосом сказала она. растроганная бедственным состоянием своего фаворита. - Разве нельзя снять с него кандалы, герцог? - обратилась она к Крильону.

- Увы, нет, ваше величество! - ответил тот.

- Герцог, берегитесь! - злобно крикнула Екатерина.

- Ваше величество, - почтительно, но с полным достоинством ответил Крильон, - я подчиняюсь лишь королю, моему единственному повелителю!

- Ваше величество, ваше величество! - взмолился Рене. - Дайте мне возможность выйти отсюда! Разве вы не королева'? Разве вы недостаточно могущественны для этого?

- Моего могущества не хватает даже на то, чтобы заставить снять с тебя кандалы! - ответила Екатерина. - Король, мои сын, обращается со мной хуже, чем с последним из своих подданных! Герцог! - снова обратилась она к Крильону. - Я не буду просить вас расковать этого несчастного, только дайте мне возможность поговорить с ним наедине!

- Это невозможно, ваше величество, - твердо ответил герцог, - я должен присутствовать при вашем свидании - так приказал король!

- Ну, это уже слишком! - крикнула Екатерина и, наклонив шись к Рене, сказала ему по-итальянски: - Говори вполголоса!

- Тысяча ведьм! - буркнул Крильон. - Меня обошли: по итальянски я не понимаю!

- Я тщетно молила о твоем освобождении, - сказала Екате рина, - король непоколебим! В понедельник соберется парламент, и тебя подвергнут пытке. Но все же я не теряю надежды! - Рене взглянул на нее, и в его взоре блеснула радость. - Тебя будут допрашивать с пристрастием, но, если ты настоящий мужчина, ты выдержишь пытку и ни в чем не признаешься.

- И что тогда?

- Тогда, быть может, мне удастся спасти тебя. Я не могу ручаться, но попытаюсь, во всяком случае!

- Ах, - вздохнул Рене, - я заранее знаю, что погибну, и цыганка сказала правду!

- Цыганка?

- Да, ваше величество, еще в детстве мне предсказала цыганка, что у меня будет дочь, которая станет причиной моей смерти, и это случится тогда, когда она полюбит дворянина. Для того чтобы избегнуть этой участи, я поставил ее под надзор молодого человека, который хранил ее, словно легендарный дракон. И вот у меня похитили этого молодого человека! Это сделано, очевидно, для того чтобы соблазнить дочь...

- Но может быть, ты ошибаешься, и все это произошло совсем не так, Рене, - сказала Екатерина. - Ведь и цыганка могла ошибиться.

- Но беарнец сказал мне то же самое! - грустно ответил Рене. - А он умеет читать в звездах тайну будущего...

- Беарнец? О каком беарнце ты говоришь?

- О господине де Коарассе.

- О том самом, который посадил тебя в погреб, который так нравится королю, но внушает мне большую антипатию?.. И ты говоришь, что он...

- Он сказал мне такие вещи, о которых на всем свете мог знать только я один. Еще вчера только он предсказал мне, что случится со мной...

"Однако! - подумала королева. - Надо будет познакомиться поближе с Коарассом, если это так!" - и затем спросила:

- Что же именно он предсказал тебе? Рене в общих чертах познакомил королеву с сущностью предсказаний беарнца.

VIII

Некоторое время королева задумчиво молчала.

- А уверен ли ты в том молодом человеке, который должен был охранять твою дочь? - спросила она потом. - Может быть, он попросту предал тебя?

Холодный пот выступил у Рене на лбу при этом предположении, но он сейчас же вспомнил, что Годольфин говорил о его делах лишь во сне, а просыпаясь, забывает обо всем. Кроме того, Годольфин ровно ничего не знал о том, что открыл беарнец в прошлом Рене.

- Нет, ваше величество, - сказал он, - даже Годольфин не знал того, что узнал гаданием сир де Коарасс!

- Это очень странно! - пробормотала королева.

- Ваше величество, умоляю вас - возьмите под свою защиту мою дочь! Заприте ее, лишите мужчин возможности видеть и говорить с ней! Иначе я пропащий человек!

- Обещаю тебе, что сделаю все. Я возьму твою дочь в Лувр и буду следить за ней.

- И прикажете найти Годольфина?

- Его найдут! - сказала королева.

Луч надежды мелькнул во взоре Флорентийца.

- Не теряй бодрости духа! - продолжала королева. - Я по стараюсь доказать твою невиновность. Пусть у них имеются улики против тебя, лишь бы ты сам выдержал допрос и не выдал себя. Но если ты признаешься, тогда ты погибнешь! А сегодня вечером, - продолжала она, наклоняясь к его уху, - потребуй священника. Ни одному преступнику не отказывают, раз он желает исповедаться. Этот исповедник принесет тебе мои инструкции! - Королева встала и сказала Крильону: - Герцог, я готова! До свидания, бедный Рене!

Крильон постучал рукояткой шпаги в дверь, и сторож сейчас же отпер ее. Герцог, как истинный рыцарь, предложил королеве кисть своей руки - таков был в то время обычай, что дама опиралась на протянутую руку кавалера, - но королева холодно и надменно отказалась от его помощи.

Когда они вышли из подземелья, Екатерина взглянула на герцога, и ей пришла в голову мысль сделать попытку склонить в свою сторону непоколебимого, честного Крильона.

- Герцог, - сказала она, - мечтали ли вы когда-нибудь о шпаге коннетабля?

- Конечно мечтал, ваше величество!

- О! - протянула Екатерина, бросая на Крильона взгляд, полный самых заманчивых обещаний.

- Только я никогда не мечтал, - прибавил с обычной грубоватой откровенностью Крильон, - о возможности получить шпагу коннетабля путем предательства, помогая, например, бегству преступника, доверенного моей порядочности!

- Какие громкие фразы! - бледнея от злости, сказала королева. - Ну и... любезностью вы не отличаетесь!

- Меня зовут Крильон, - просто ответил герцог.

"Хорошо же! - подумала Екатерина. - Настанет день, когда я раздавлю тебя!"

Носилки королевы-матери стояли у ворот Шатле. Екатерина движением руки простилась с Крильоном и не пригласила его сесть в ее экипаж, а усевшись сама, сказала камергеру:

- На остров Святого Людовика, в улицу того же имени! Носилки направились по берегу Сены до Малого моста и перешли на остров Святого Людовика. На улице того же имени перед большим старым домом королева приказала остановиться. вышла и собственноручно ударила в молоток, висевший у дворовой калитки. Дверь открылась. Королева вошла в большой запущенный двор. Старой служанке, вышедшей навстречу королев-Екатерина сказала:

- Мне нужно видеть президента Ренодэна!

- Идите за мной! - ответила та.

Екатерина поднялась по лестнице в верхний этаж и, по указанию служанки, прошла в кабинет, где за письменным столом работал какой-то человек, одетый во все черное. Это был президент суда Ренодэн. Он был еще молод, но его лоб покрывала сеть морщин - следствие долгих, неустанных трудов. Его взгляд отличался ясностью и подвижностью, тонкие губы придавали лицу выражение злобы и бессердечности.

Он с удивлением смотрел на посетительницу, лицо которой было скрыто густой вуалью; когда же служанка ушла, затворив за собой дверь, Екатерина подняла вуаль, и президент не мог удержаться от почтительного изумления:

- Как? Вы... здесь... ваше величество!

- Ренодэн, - сказала королева, - вы стали президентом благодаря мне, помните это!

- Ваше величество осыпали меня своими милостями, и признательность моя безгранична! - ответил судейский крючок.

- Я пришла, чтобы испытать, велика ли эта признательность, - ответила королева и без всяких недомолвок рассказала президенту всю историю с убийством Самуила Лорьо. - Что же сделать, чтобы спасти Рене? - спросила она, окончив свой рассказ.

- Ваше величество, - ответил Ренодэн, - я президент Шатле, но не парламента!

- Не пройдет и трех месяцев, как вы будете президентом парламента, - холодно ответила Екатерина, - но до тех пор...

- До тех пор надо спасти Рене! Но ведь парламент неподку пен. К тому же ваш фаворит заслужил такую единодушную ненависть, что парламент осудит его с особенным удовольствием!

- Да, но допросом заведуете вы, и если Рене ни в чем не виноват, то...

- Но ведь даже невинные признаются в чем угодно под пыткой, - улыбаясь, возразил Ренодэн. - Конечно, будь я один с палачом, то можно было бы смягчить допрос, но мне соприсутствуют двое судей, отличающихся неподкупностью.

- Рене вытерпит и ни в чем не признается.

- Но это не помешает судить его, так как кинжал и ключ явятся совершенно достаточными доказательствами!

- Это правда! - пробормотала королева, пораженная вескостью довода.

- Вы упомянули, ваше величество, что у Рене перед самым преступлением исчез приказчик. Вот если бы можно было разыскать его, то мы уж заставили бы его взять вину Рене на себя!

- Это отличная мысль, - ответила Екатерина. - Но где найти пропавшего?

- Или же... да, да! - задумчиво продолжал президент. - Мне кажется, что я найду способ спасти Рене. Но он должен вынести пытку и ни в чем не признаваться!

- Он выдержит!

- Не могли бы вы, ваше величество, принять меня сегодня вечером в Лувре?

- Хорошо! Будьте в девять часов около потерны, выходящей на набережную. К вам подойдет человек, который проведет вас ко мне.

- Хорошо, я буду вовремя, ваше величество!

- Значит, до вечера, Ренодэн! - сказала королева, уходя из кабинета, и, сев в носилки, приказала нести ее на мост Святого Михаила.

Перед лавочкой Рене она застала довольно большую толпу соседей и кумушек, оживленно говоривших о чем-то. На королеву никто не обратил особого внимания, так как густая вуаль мешала узнать ее, что же касалось носилок, то они были без гербов и могли принадлежать любой из дам высшего общества, в изобилии посещавших парфюмера королевы.

Екатерина постучалась в запертую дверь, но ей никто не ответил. Она постучала еще сильнее, но по-прежнему одно молчание было ответом ей. Тогда она обратилась к группе соседей, разговаривавших о чем-то около лавочки.

- Скажите, пожалуйста, друзья мои, - спросила она, - ведь это лавка Рене Флорентийца?

- Да, сударыня.

- Разве его нет дома?

- Говорят, что он в тюрьме! - весело сказала хорошенькая торговка.

- Ну а его дочь?

- А вам она нужна?

- Да, нужна.

- Ну так вы пришли слишком поздно, сударыня, потому что птичка уже вылетела из гнезда!

- То есть... как? - с ужасом спросила королева.

- А так! С четверть часа тому назад к лавке подъехали носилки, сопровождаемые двумя замаскированными всадниками. Судя по их наряду, это должны были быть очень важные господа! Один из них постучал в дверь, красавица Паола вышла-мы узнали ее, хотя она тоже нацепила маску. Дочку парфюмеры посадили в носилки, захлопнули дверцу и ... поехали!

Екатерина слушала этот рассказ с чувством невыразимого ужаса. Ей вспомнилось все, что только что рассказывал Рене. Неужели цыганка не ошиблась и парфюмеру действительно грозит неизбежная беда?

IX

В то время как королева Екатерина слушала рассказ о похи щении Паолы, последняя ехала в носилках по другому берегу реки. Кортеж, сопровождаемый двумя замаскированными всадниками, в которых читатель, наверное, уже угадал Генриха Наваррского и Ноэ, доехал до ворот Святого Антония. Выехав за городскую черту, носилки остановились.

- А теперь, - сказал Ноэ, - дело сделано. Выходите, милая Паола! Если даже кто-нибудь и вздумает выследить, куда напра вились носилки, от этого будет мало толку. А вы, мои друзья, - обратился он к носильщикам, - можете идти! Вы нам больше не нужны!

Носильщики, получив следуемую им плату, вернулись обратно в город. Тогда Ноэ схватил Паолу за талию и ловким движением посадил ее на лошадь позади себя. Затем они быстрым галопом направились к Шарантону, но, проехав с четверть часа по этой дороге, резко изменили направление, свернув на тропинку, которая вела к северу вдоль укреплений, окаймлявших Париж. У Монмартрской заставы они остановились. Паола соскочила на землю, Генрих слез с лошади, подставил колено, и, опершись на него, Паола легко вскочила в седло уступленной ей принцем лошади.

- До вечера! - сказал Генрих Ноэ.

Ноэ и Паола галопом направились дальше, а Генрих Наваррский снял маску, спрятал ее в карман, вошел в Париж через Монмартрскую заставу и самым спокойным образом направился пешком к Лувру. Как раз в тот момент, когда он поравнялся с потерной, его обогнали носилки, из окна которых показалась голова какой-то женщины. Генрих взглянул и сейчас же отвесил низкий поклон: это была королева Екатерина.

Он хотел пройти дальше, но Екатерина махнула ему платком и окликнула по имени. Генрих подошел к носилкам.

- Вы идете в Лувр, господин де Коарасс? - спросила она.

- Да, ваше величество!

- К королю?

- О, вашему величеству угодно смеяться надо мной! - скромно ответил Генрих. - Я слишком бедный, незначительный дворянин, чтобы запросто навещать короля. Нет, я просто иду к своему кузену Пибраку.

- Вот как? - сказала королева, внимательно наблюдая за Генрихом и находя, что у него удивительно простодушный, правдивый вид. - Ну так я прошу вас побыть у Пибрака и не уходить, так как я пошлю за вами. Мне нужно видеть вас!

- Меня, ваше величество?

- Да, вас. Я только что видела Рене, и он рассказал мне, что вы обладаете выдающимся даром читать в будущем и прошедшем. Правда это?

- О, ваше величество, - застенчиво ответил принц. - Правда, иной раз мне удается отгадать что-нибудь, но я очень часто ошибаюсь. Я еще так мало посвящен в тайные науки!

- Но Рене вы все же предсказали сущую истину! - возразила Екатерина. - Ступайте к Пибраку, я сейчас же пошлю за вами туда; я только зайду на минутку к принцессе Маргарите!

Генрих стремглав бросился в Лувр. Встретив Пибрака, прове рявшего посты, он взял его под руку и шепнул:

- Мне необходимо сейчас же быть у вас в комнате! - Пибрак тотчас провел его к себе. Тогда Генрих сказал ему: - Заприте двери и не впускайте никого!

Затем он поспешно открыл книжный шкаф, нажал пружину и скользнул в открывшийся тайный проход.

Когда он прижался глазом к смотровой дырочке, королевы еще не было у принцессы. Маргарита сидела с Нанси и говорила ей:

- Быть принцем или принцессой - самое печальное дело! Мы - рабы политического интереса и не смеем иметь свою волю!

- Ваше высочество слишком преувеличивает! - ответила камеристка.

- Да нисколько! Поверь, если бы я была госпожой своей судьбы, я предпочла бы быть самой обыкновенной дворянкой вроде тебя, чтобы иметь право вложить свою руку в его руку и не думать ни о каком наваррском мужлане!

В этот момент в комнату вошла королева. По знаку ее руки Нанси вышла, а Маргарита подошла к матери и почтительно подвела ее к креслу.

В сущности говоря, из всех детей Екатерина больше всего любила младшего сына, герцога Франсуа, а к Маргарите была довольно холодна. Но теперь, когда Франсуа был в Анжере, Генрих - в Польше, когда несчастный оборот дела Рене не только лишил ее возможности непрестанно общаться с этим поверенным ее тайн, но и поссорил с королем-сыном, Екатерина чувствовала себя слишком одинокой и должна была хоть с кем-нибудь поделиться своими мыслями. Поэтому-то она и навещала теперь так часто дочь, которая к тому же была умна и ласкова.

- Ну что, ваше величество? - спросила Маргарита, по хода тайству которой Бкатерине было разрешено навестить Рене.

- Ах, это ужасно! - со вздохом ответила королева. - Его посадили на цепь в ужасающем подземелье, где можно задохнуться от сырости и зловония. С ним ужасно обращаются и очень стерегут его! Но я все же надеюсь спасти его!

- В самом деле?

- Но тут как раз случилось очень странное происшествие, которое чрезвычайно потрясло меня!

- Что такое?

Екатерина рассказала дочери свой разговор с Рене относительно зловещих предсказаний, сделанных ему в юности цыганкой, а недавно сиром де Коарассом. Если бы королева не была сама так взволнована, она заметила бы, как взволновал принцессу ее рассказ: Маргарита то краснела, то бледнела.

- Сначала я предположила, - продолжала Екатерина, - что хитрый гасконец просто плутует, но оказалось, что он сообщил такие вещи, которые были известны лишь Рене и больше никому.

- В самом деле? - пролепетала принцесса, теряясь все больше.

- Не зная ничего о предсказании цыганки, - продолжала королева, - Коарасс тоже предсказал Рене, что если его дочь полюбит дворянина, то это послужит причиной его гибели. Под влиянием этого предсказания он обратился ко мне со слезной мольбой взять Паолу под свое покровительство. Я обещала ему сделать это и решила сейчас же заехать за девушкой, чтобы взять ее в Лувр. Но сначала я хотела поговорить с президентом Ренодэном, который будет вести допрос Рене. От Ренодэна я направилась на мост Святого Михаила, но, когда подъехала к лавочке Рене, оказалось, что четверть часа тому назад двое замаскированных всадников усадили дочь Рене в носилки и увезли ее.

- Это странно! - пробормотала Маргарита.

- Тогда мне пришло в голову подозрение: ведь у сира Коарасса имеется товарищ, у обоих существуют старые счеты с Рене, а похитителей как раз двое. Почему не предположить, что один из гасконцев увлек Паолу и что она выбалтывала ему во время ласк и объятий все тайны отца? Тогда легко объясняется таинственная способность Коарасса так хорошо разбираться в прошлом Рене! К тому же сам Коарасс - красивый юноша и легко мог увлечь Паолу!

- Что за идея! - пробормотала Маргарита, сердце которой разрывалось под действием ревнивых подозрений.

- Да, это была очень странная идея, - согласилась королева, - и вскоре я убедилась, что мои подозрения совершенно неосновательны!

- Неужели? - сказала Маргарита, облегченно переводя дух.

- Да! Я проследила носилки, в которых похитили Паолу, до ворот Святого Антония. Я даже встретила носильщиков, но носилки были пусты: оказалось, что один из похитителей посадил девушку к себе в седло и все трое поехали дальше. Мои люди уже выбились из сил. Было бы безумием преследовать в носилках людей, едущих на свежих лошадях. Поэтому я была вынуждена вернуться обратно в Лувр.

- Но из чего вы заключили, что одним из этих похитителей не мог быть сир де Коарасс? - спросила принцесса.

- Я встретила его у луврских ворот. Он шел пешком и на правлялся к своему кузену Пибраку. - Теперь лицо Маргариты окончательно просветлело. - И вышло так, что гасконец предсказал Рене сущую правду: в тот день, когда его дочь похищена, Рене угрожает смертельная опасность. Но я все же надеюсь на президента Ренодэна. Он слишком многим обязан мне!

- Но Ренодэн не парламент! - возразила принцесса.

- Нет, но он обещал пустить в ход верное средство, чтобы спасти Рене!

- Какое средство?

- Я сама еще не знаю. Он сообщит мне его сегодня вечером в девять часов. Он придет для этого в Лувр...

- Ну что же, Ренодэн умный человек, он непременно придумает что-нибудь, - успокоительно сказала Маргарита.

- А пока в ожидании его я хочу испытать Коарасса, действительно ли он так искусен в волхвовании. Эй, Нанси! - Девушка вошла в комнату. - Слушай, милая, - сказала ей королева, - иди сейчас к Пибраку, там у него сидит его кузен, сир де Коарасс; ну так ты проведи его в мой кабинет!

- Слушаюсь, ваше величество! - сказала Нанси и выпорхнула из комнаты.

Тогда Генрих поспешно покинул тайник, вернулся в комнату, запер книжный шкаф и сказал Пибраку:

- Отоприте дверь, сейчас сюда придут! - Пибрак с изумлением посмотрел на принца. - Потом я вам все расскажу, а сейчас некогда: за мной идут! - сказал Генрих.

Действительно, не успел Пибрак подойти к двери, как в нее постучались. Он отпер. Вошла Нанси и сказала:

- Благоволите следовать за мной, господин де Коарасс!

- А куда вы собираетесь вести меня, красавица?

- К ее величеству!

- К королеве? - испуганно крикнул Пибрак, с беспокойством посмотрев на Генриха.

- Ее величество изволили проведать, что я немного занимаюсь волхвованием! - улыбаясь, пояснил тот уходя.

В большом зале, помещавшемся перед апартаментами Пибрака, Генрих сказал Нанси, пользуясь тем, что никого, кроме них, там не было:

- Милочка Нанси! Ведь мы друзья?..

- И союзники, господин де Коарасс!

- Ты знаешь немало моих секретов...

- А вы знаете... мой!

- Поэтому я могу довериться тебе. Ты не разболтаешь того что я скажу тебе сейчас?

- Я буду нема как могила!

- Потому что, видишь ли, женщины....

- Разве вы собираетесь доверить мне какую-нибудь страшную тайну, месье?

- О да! Ну так вот! Ступай сейчас же к принцессе Маргарите и скажи ей следующее: "Ваше высочество! Генрих де Коарасс умоляет вас не верить ни единому слову, относящемуся к его дару волхвования! Он не более колдун, чем вы и я, - скажешь ты, - но он умоляет ваше высочество обождать до вечера, когда он все объяснит вам!"

- Отлично! - сказала Нанси.

- Но не забудь прибавить: "Тайна, которую я передаю вам. принцесса, очень опасна, так как, доверяясь вам, сир де Коарасс ставит на карту свою голову".

- Да что вы болтаете!

- Половину правды, милочка! Но ты мой друг, а потому преподнесешь эту половинку правды за целую.

- Ладно!

- Тогда принцесса будет молчать и... примет меня сегодня.

- Понимаю! - ответила Нанси, хитро подмигивая принцу. В кабинете королевы, куда Нанси привела Генриха, никого не было, но королева вскоре пришла.

- Присядьте, месье де Коарасс, - ласково сказала она.

- Осмелюсь ли я... в присутствии вашего величества....

- Полноте, месье, - грустно сказала королева, - при чем здесь мое "величество"! Вы колдун, а я несчастная женщина, которая хочет узнать свою судьбу!

Говоря это, она уставилась пытливым взглядом в лицо Генриха, как бы желая проникнуть в его душу.

- Итак, - сказала Екатерина, - вы читаете в звездах?

- О, очень несовершенно, ваше величество!

- Вы предсказываете будущее?

- И часто ошибаюсь.

- Но вы извлекаете из тумана прошлого минувшие события?

- Это гораздо легче, ваше величество! С помощью некоторых каббалистических приготовлений мне иногда удается восстановить прошлое, особенно если события, о которых хотят узнать, произошли не очень давно!

- А, вот как? - сказала королева. - Господин де Коарасс, вы только что встретили меня около Лувра. Можете вы сказать мне, откуда я ехала и что я делала в это время?

- Я попытаюсь, ваше величество!

- Я должна дать вам свою руку?

- Да, ваше величество, но сначала... - Генрих встал и при нялся осматривать комнату. - Что это такое? - спросил он, указывая на пузырек с бесцветной жидкостью, стоявший на камине.

- Это симпатические чернила!

Генрих взял пузырек и поставил его на стол, у которого сидела королева.

- А теперь умоляю ваше величество разрешить мне зажечь вот эту свечу и опустить шторы!

- Делайте, что нужно, - сказала королева. Генрих опустил шторы, зажег свечу и сел у стола.

- Вот теперь прошу ваше величество дать мне левую руку! Генрих важно взял протянутую ему руку, а другой рукой поднял флакон и стал смотреть сквозь него на пламя свечи.

Х

Генрих великолепно разыгрывал колдуна, но все же другая, менее суеверная, чем королева, женщина едва ли попалась бы на такую дешевую удочку.

Принц долго и внимательно разглядывал поочередно то флакон с чернилами, то руку королевы.

- Я вижу, - сказал он наконец, - что ваше величество входит в какое-то подземелье...

- Где это подземелье? - спросила королева.

- Нет могу сказать наверное, но где-то около воды...

- Это так! Дальше?

- Я вижу, как ваше величество входит в душную, зловонную камеру, в углу которой на соломе валяется человек...

- И это так.

- Вы оживленно говорите что-то сопровождающему вас мужчине, но он качает головой и усаживается невдалеке от вас...

- Кто этот мужчина?

- Не вижу... его лицо в тени... Но вот пламя факелов покачнулось от движения воздуха... Ба! Да это Крильон!

- И опять верно! Ну а кто тот человек, который лежит на соломе?

- Это... это... Рене! - ответил принц после недолгого внимательного разглядывания флакона.

- Правда! - сказала пораженная Екатерина. - Что я говорю Рене?

- Вы говорите с ним о ком-то, кого я знаю...

- Кто же этот "кто-то"?..

- Не знаю! Постойте... Господи! Да ведь это я, и Рене говорит обо мне с ужасом!

- А я?

- Вы не верите ему... вы... вы считаете меня просто шарлатаном!

Если у королевы и оставалась еще хоть тень сомнения, то при последних словах принца всякое сомнение должно было исчез нуть. Действительно, могла ли она предположить, что принц лишь повторяет ей все то, что она только что рассказывала Маргарите, которой жаловалась на дерзость Крильона и на ужасные условия заключения Рене? Ведь она не знала о существовании тайника и смотрового отверстия, как же могла она допустить мысль, что сир де Коарасс просто подслушал ее рассказ принцессе, а не разгадал прошедшее благодаря своим познаниям в тайных науках?

- И что всего страннее, - продолжал Генрих, - вы говорите с Рене на таком языке, которого я не понимаю. Если бы мне пришлось присутствовать при этом разговоре, я не уловил бы ни слова, но теперь пузырек передает мне смысл ваших слов!

Королева изумлялась все больше и больше. Никогда еще шарлатанство Рене не приводило к таким результатам!

- Странно! - сказала она. - Ну а что я говорю дальше Рене?

- Вы даете ему обещание.

- Какое обещание?

- Спасти его!

- Как вы думаете, удастся ли мне сдержать это обещание?

- О да, ваше величество! - уверенно ответил Генрих, подумавший: "Это можно всегда обещать, а если я и ошибусь, то тем лучше!"

- В самом деле? Так я сдержу это обещание? - сказала королева, облегченно переводя дух. - Ну а каким образом удастся мне сделать это?

Казалось, что этот вопрос привел колдуна в замешательство. Он закрыл глаза, как бы совещаясь с невидимым миром, потом раскрыл их снова и пытливо впился во флакон пламенным взглядом.

- Я вижу, как вы едете по мосту, - сказал он. - Вот вы входите в какой-то дом, с вами говорит человек...

- Каков он собою?

- Он одет в судейское платье... Да, это судья!

- - Что делает теперь этот судья?

- Он идет куда-то...

- Куда?

- Сюда.

- Зачем?

- Чтобы дать вам возможность сдержать обещание, данное Рене!

- Когда он придет?

- Между девятью и десятью часами! Екатерина была поражена точностью всех этих откровений и захотела с помощью колдуна узнать судьбу Паолы.

- Теперь вызовите перед собой мост Святого Михаила и скажите, что там произошло! - приказала она.

Генрих опять взял пузырек с симпатическими чернилами и принялся рассматривать его.

- Я вижу, что на мосту перед лавочкой Рене собралась большая толпа народа! - сказал он.

- Дальше!

- Вот подъезжают носилки, сопровождаемые двумя замаскированными всадниками... Из дома выходит женщина, садится в носилки, которые трогаются в путь...

- Следуйте за ними!

- Носилки двигаются по берегу Сены... Вот они выезжают за город... Но что это? Женщина выходит из носилок, один из всадников сажает ее в седло позади себя, и все трое быстрым галопом мчатся дальше.

- Куда они едут?

- По берегу Сены... Наступают сумерки... Я не вижу!

- Посмотрите хорошенько! - настаивала королева.

- Темно... не вижу... устал! - пробормотал Генрих, бессильно откидываясь на спинку стула.

- Но я хотела бы узнать от вас еще одну вещь, господин де Коарасс, - сказала королева.

- Спрашивайте, ваше величество! Быть может, я еще буду в силах ответить вам!

- Вы сказали, что предсказание цыганки сбудется, но в то же время говорите, что судья найдет средство спасти Рене. Как же совместить то и другое?

- Должно быть, всадник, похитивший Паолу, не женится на ней и не обольстит девушку.

- Найдет ли Рене дочь?

Генрих взял лист бумаги и покрыл его рядом каббалистических знаков и цифр.

- Да! - ответил он.

- А когда это будет?

- Через месяц! - ответил Генрих, вновь проделав комедию с вычислениями. - А теперь умоляю ваше величество отпустить меня! Я устал и могу легко ошибиться.

- Хорошо, идите, - сказала королева, - но завтра я жду вас! Я опять хочу о многом расспросить вас!

- Завтра я к вашим услугам! - ответил Генрих, целуя протянутую ему руку королевы и с почтительным поклоном выходя из кабинета.

Отсюда он направился прямо в комнату к Нанси, которая уже поджидала его.

- А, вот и вы наконец! - сказала она. - Идите скорее, принцессу страшно взволновали ваши загадочные слова!

Она взяла Генриха за руку и провела обычным путем к Маргарите, которая действительно волновалась: это было видно уже по той нервности, с которой она встретила Генриха.

- Вот вам и колдун! - смеясь, сказала Нанси и вышла из комнаты.

- В чем же дело, сударь? - спросила Маргарита.

- Ваше высочество, - ответил Генрих, - я сейчас сделаю вам такое признание, которое может стоить мне головы, если о нем проведает королева-мать!

- Боже мой! - воскликнула Маргарита вздрогнув. - Но вы правы, доверяясь мне. - Я ваш друг и не выдам вас... в каких бы ужасах вы ни признались мне!

- О, не беспокойтесь, ваше высочество, я не совершил ничего такого, что сделало бы меня недостойным вашей дружбы! - сказал Генрих.

- Так говорите!

Тогда Генрих рассказал Маргарите, как ему и Ноэ пришлось встретить Рене на дороге между Блуа и Божанси.

- Боже мой! - воскликнула принцесса. - Так это вы с Ноэ были теми двумя дворянами, которых клялся повесить Рене?

- Да, ваше высочество! - подтвердил Генрих. В дальнейшем рассказе он откровенно признался Маргарите во всем. Он умолчал только о трех вещах, а именно: что чувствует серьезное влечение к красотке-еврейке, что между апартаментами принцессы и комнатой Пибрака имеется тайник и что он, Генрих, не сир де Коарасс, а принц Наваррский.

Слушая его рассказ о том, как Ноэ пробрался к Паоле, как им удалось подслушать важные тайны, как Генрих смело и ловко разыгрывал роль кудесника, принцесса просто не верила своим ушам.

- Бедный друг мой, - сказала наконец Маргарита, - вы были совершенно правы, когда сказали, что эта тайна может стоить вам головы, если королева узнает о ней!

- Но она не узнает!

- Да, до сих пор все шло отлично, но будущее страшит меня... Как будете вы в состоянии продолжать эту опасную роль?

- Это будет трудновато... Ну да как-нибудь вывернусь!

- Я тоже доверю вам одну тайну, - сказала Маргарита, подумав. - Должна вам сказать, что прежде я жила совсем в другом конце коридора. Но вот однажды я заметила, что в стене имеется отверстие, через которое королева постоянно шпионит за мной. Тогда я пошла к ней и заявила, что отправлюсь с жалобой к королю, если она не даст мне клятвы, что меня сейчас же переведут в другое помещение, где за мной не будут следить. Королеве было неудобно в тот момент ссориться с Карлом, она дала мне требуемую клятву, а так как она страшно суеверна, то эту клятву сдержала!

- Это очень хорошо, - сказал Генрих. - Но... я не понимаю...

- Сейчас поймете! Хотя королева и сдержала свою клятву, но ввиду некоторых обстоятельств... Я, видите ли, немного занималась политикой... - "То есть любезничала с кузеном Гизом!"- мысленно перевел ее слова догадливый принц. - И принимала у себя таких лиц, которых королева не любила, - продолжала принцесса. - А королева имела неудобную манеру входить ко мне невзначай и без всякого предупреждения. Тогда я устроилась так. Воспользовавшись тем, что королева уехала на месяц в Амбуаз, я приказала провернуть в полу комнаты Нанси секретную дырочку. Комната Нанси приходится как раз над кабинетом королевы, и через смотровую дырочку можно было видеть все, что там делается. Когда ко мне приходил... кто-нибудь, Нанси становилась на стражу, и стоило королеве встать и направиться к дверям, как Нанси принималась дергать за шнурок звонка, придерживая рукой самый звонок. От ее дергания кисть звонка, находившаяся в моей комнате, начинала плясать, и тогда я сейчас же выпроваживала посетителя боковым ходом.

- Это было очень остроумно придумано! - сказал Генрих.

- Не правда ли? Но с тех пор как я перестала... заниматься политикой...

- Смотровое отверстие стало бесполезным?

- На некоторое время - да, но в данный момент, например, Нанси стоит на страже, так как... вы у меня... Так что бы вы сказали, если бы я предложила вам воспользоваться этим отвер стием? Вы могли бы видеть все, что происходит у королевы, что скажет ей Ренодэн, и...

- Завтра "отгадать" ей это?

- Вот именно! Таким путем вы будете в состоянии поддержать свою репутацию кудесника!

Сказав это, принцесса дернула за сонетку. Через несколько секунд в комнату вошла Нанси.

- Вот что, милочка, - сказала ей Маргарита, - теперь девять часов, так ты отведи господина де Коарасса в твою комнату!

- А зачем, ваше высочество?

- Ты покажешь ему смотровое отверстие, через которое он сможет подслушать все, что будет делаться у королевы!

- А, понимаю! - сказала хорошенькая камеристка. - Ну так пойдемте скорее, потому что президент Ренодэн только что пришел!

Генрих поцеловал руку принцессы и быстро последовал за Нанси в ее комнату. Там было совершенно темно, и только из пола виднелся луч яркого света. Генрих лег плашмя на пол, приник глазом к отверстию и увидал тот самый стол, за которым он только что проделывал свои каббалистические штуки. У стола сидела королева, а против нее - президент Ренодэн. Генрих насторожился и стал прислушиваться, чтобы не проронить ни звука из их разговора.

XI

Тем временем Рене в смертельном страхе валялся на соломе в углу своей ужасной темницы. Слова королевы вселили слабую надежду в его душу, но все же ему предстояло вынести пытку, а Рене слишком боялся боли и страданий, чтобы радоваться спасению, достававшемуся такой дорогой ценой. К тому же он еще боялся, что королеве не удастся сдержать свое обещание и что он только понапрасну подвергнет себя страданиям, от которых можно было бы избавиться откровенным признанием.

В таких размышлениях прошло много часов, пока дверь камеры не открылась. Это пришел сторож, принесший ужин.

Рене вспомнил наказ Екатерины.

- Друг мой, - сказал он тюремщику, - не можете ли вы оказать мне услугу?

- С удовольствием, - ответил тот, - если только мой долг позволит это!

- Мне хочется исповедаться в своих грехах!

- Да ведь я - не поп!

- Но ты мог бы привести мне священника!

- Если позволит губернатор, то я с удовольствием. Только господина де Фуррона сейчас нет в Шатле; он в Лувре у короля.

- Ну так я подожду, пока он вернется. А ты не забудешь передать ему мою просьбу?

- Не забуду, будьте покойны!

Губернатор вернулся в Шатле только около десяти часов вечера. Тюремщик немедленно доложил ему о желании заключенного исповедаться в своих грехах.

- Черт! - буркнул губернатор. - Теперь уже поздно, и попы спят... Но мы не можем отказать ему в этом желании, а потому пойди и попытайся раздобыть ему духовника.

Тюремщик отправился на розыски. Ему повезло: едва только он переступил порог тюрьмы, как натолкнулся на монаха, просившего подаяния.

- Э, батюшка, - радостно сказал тюремщика не иеромонах ли вы?

- Да.

- В таком случае вы можете исповедовать? Отлично! Ступайте за мной!

Монах покорно пошел вслед за тюремщиком в камеру Рене, а когда остался наедине с узником, сказал последнему:

- Я пришел от королевы!

- Я так и ждал! - ответил Рене.

- Королева старается спасти вас. Завтра вам придется выдержать пытку, но если вы не. поддадитесь, то будете спасены!

- Да ведь мне переломают кости!

- Вам причинят боль, но не нанесут никаких повреждений! А боль надо непременно перетерпеть, и тогда вы будете спасены!

- Да ведь кинжал и ключ все равно выдали меня с головой! - простонал Рене.

- Нет, потому что вы скажете, что в вечер совершения преступления вы работали в Лувре с королевой, а кинжал и ключ остались у вас дома... Кинжал вы отдали Годольфину, чтобы он отнес его к оружейнику... Пока до свидания! Больше я ничего не могу сказать вам. Но берегитесь! Если у вас вырвется под пыткой хоть одно признание, вы погибнете и королеве не удастся спасти вас!

- Я отопрусь от всего! - сказал Рене.

Монах постучал в дверь камеры, и тюремщик выпустил его. Опять Рене остался в страшном одиночестве тюрьмы, предостав ленный своим тяжелым мыслям.

Ночь прошла без сна. Когда же в подземелье пробрались первые дневные лучи, Рене принялся дрожать всем телом: страшный час близился!

Он чуть не упал в обморок, когда в коридоре за дверью послышался звук чьих-то шагов. Это был сам губернатор, пришедший за узником.

- Рене, - сказал сир де Фуррон, - сейчас вы отправитесь в тюремную церковь и выслушаете обедню, а потом будете допрошены под пыткой, если, разумеется, не предпочтете добровольно признаться в преступлении.

- Я невиновен, - ответил Рене.

Фуррон молча пожал плечами. Рене расковали и отвели в цер ковь. Как хотелось несчастному парфюмеру, чтобы обедня шла долго - долго, целую вечность! Но и обедня кончилась, как кончается все в этом мире, и Рене пришлось из церкви отправиться в камеру пыток.

Когда дверь этой камеры открылась, парфюмер чуть не упал в обморок при виде человека, одетого в красное платье, который раздувал огонь на жаровне. Это был Господин Парижский, как его называли, то есть палач. Около него стояли два помощника, одетых тоже во все красное, но без изображения черной лестницы на спине: эта лестница отличала палача от помощников.

Дрожа от страха, Рене увидел лежанку, на которой расклады вали допрашиваемого для пытки водой. Затем он перевел взгляд на жаровни, где будут жечь ему одну руку за другой, на клинья, которые будут вгонять ему под ногти, на испанский башмак, которым ему раздробят кости ног...

Тут открылась другая дверь, и на ее пороге появился человек, при виде которого отчаяние Рене дошло до последней степени: это был сам король, пожелавший присутствовать при допросе! За королем шли Крильон, губернатор и судья Ренодэн. Королю придвинули кресло, и, усевшись, он сказал:

- Судья Ренодэн, приступите к допросу!

- Рене! - сказал судья, строго взглянув на Флорентийца. - Может быть, ты добровольно признаешься в преступлении?

- Я невиновен! - с отчаянием ответил Рене. Тогда Ренодэн дал знак палачу. Тот схватил Рене, уложил его на лежанке, связал ему руки и ноги, после чего один из помощников принес огромную воронку. Палач вставил воронку в рот и влил туда первую пинту воды, затем вторую, третью... Рене отчаянно извивался и старался разорвать свои узы, но не признавался. На десятой пинте палач сказал:

- Дальше идти нельзя, он может умереть! Рене отвязали и посадили к стене. Несчастный дико вращал глазами, и из его горла потоками лилась вода.

- Перейдите к испанскому башмаку! - приказал судья, Палач снова уложил Рене и надел ему на правую ногу страшную колодку. После первого же поворота винта Рене отчаянно вскрикнул.

- Лучше признайся, Рене! - повторял судья, в то время как палач все поворачивал и поворачивал винт.

Одно мгновение боль показалась Рене настолько невыносимой, что он совсем было решился признаться. Ну тут перед ним вырисовалась страшная картина. Ему представилось, как его везут на эшафот, как палач ломает ему все кости тяжелым железным бруском, как ржут лошади, к которым его привяжут затем за руки и за ноги...

- Я невиновен! Я невиновен! - зарычал он. Винт развинтили, и с ноги Рене сняли ужасный инструмент.

Нога была окровавлена. Когда Рене хотел встать и идти, он снова отчаянно крикнул и сел на лежанку.

- Нога сломана? - спросил король.

- Нет, ваше величество, но Рене придется долго хромать!

- В таком случае он будет хромать всю жизнь, потому что жить ему осталось уже недолго! - ответил Карл IX. - Перейдите к следующему номеру!

Один из помощников принялся раздувать мехами жаровню. При виде страшного огня Рене опять подумал, что лучше всего будет для него признаться. Но тут его взгляд встретился со взглядом судьи Ренодэна, и он вздрогнул: глаза судьи открыто приказывали ему молчать, тогда как строгий тон голоса уговаривал признаться! Ренодэн даже осмелился сделать Рене успокоительный знак!

Когда огонь был разведен, помощники палача взяли Рене на руки и поднесли к жаровне. Тогда палач схватил его за левую руку и поднес ее к пламени жаровни. Хотя огонь и не касался руки, но ожог был очень сильным.

Рене же, ободряемый взглядами Ренодэна, рычал:

- Пощады! Пощады! Я невиновен! Я работал в Лувре с ее величеством! Пощады, ваше величество, пощады!

Палач выпустил руку Рене, помощники опустили его на пол. Тогда несчастный подполз на коленях к королю и стал с рыданиями молить о пощаде, уверяя в своей невиновности.

- Господин Парижский, - холодно спросил король, - какую руку вы сожгли сейчас?

- Левую, ваше величество!

- А, ну теперь сожгите правую! Это самая виновная, ею негодяй убил Лорьо!

Помощники палача снова взяли Рене на руки. Но не успел жар коснуться руки, как Рене в последний раз крикнул и упал в обморок. Тогда судья сказал:

- Ваше величество, мне кажется, что следует отложить пытку до завтрашнего дня. Рене может долго пробыть в обморочном состоянии, и обморок может легко перейти в смерть.

- Ну что же, пусть! - согласился король. - Завтра перейдем к пытке клиньями. Да уберите вы от меня эту падаль! - крикнул он, ктвнув на бесчувственное тело Рене. - От него несет вонью! Ну, пойдем завтракать, Крильон, я умираю с голоду!

Когда король ушел, Ренодэн подумал со слабой усмешкой: "Я начинаю верить, что Рене не будет казнен!"

И в то время как выносили бесчувственное тело Рене, судья спустился в камеру воришки-рецидивиста, приговоренного главным судьей к смертной казни через повешение.

XII

Для таких высокопоставленных преступников, как, например, - - Рене, приходилось созывать парламент и обращаться к помощи пыток, но для простого воришки достаточно было приговора главного судьи, и несчастного попросту вешали при первом удобном случае, когда у Господина Парижского бывало дело на Гревской площади. Только в самых редких случаях палач беспокоил свою высокую особу из-за какого-нибудь мелкого преступника. Обыкновенно воришка должен был ждать, когда в руки палача попадал высокопоставленный клиент. Тогда на эшафоте, где предстояло колесовать важного барина, устраивали виселицу для воришки, которого вешали в первую голову: это было своего рода закуской, долженствовавшей возбудить у толпы аппетит к лакомому блюду казни высокопоставленного преступника.

Как раз в тот день, когда Крильон по приказанию короля арестовал Рене, полиция арестовала воришку, хорошо известного парижанам под именем Гаскариля.

Гаскариль был ужасом горожан. Предшественник Картуша, он соблазнял жен, дубасил мужей, грабил и воровал. Он был атаманом банды грабителей, главная квартира которых находилась возле Двора Чудес. С этой шайкой Гаскариль проделывал всякие чудеса, но на убийство пускался крайне редко, почти никогда, и нужны были очень убедительные мотивы, чтобы заставить его пролить чью-нибудь кровь...

Полицейский, арестовавший Гаскариля, отвел его прямо к главному судье. А у того расправа была коротка.

- Вчера арестован мессир Рене, обвиненный в убийстве горожанина Лорьо на Медвежьей улице, - сказал судья Гаскарилю. - Надо полагать, что мессир будет присужден к колесованию. Если это так и случится, то ты будешь повешен в день его казни; это для тебя большая честь!

Гаскариль едва ли разделял мнение судьи относительно чести быть казненным, хотя бы одновременно с Рене, но противоречить он не решился и стал ждать, когда его призовут к ответу.

К этому-то Гаскарилю и направился президент Ренодэн по окончании допроса Рене.

Гаскариль принял президента не очень-то вежливо.

- Раз уж я осужден и вы собираетесь повесить меня, то можно было бы, кажется, оставить меня в покое! - сказал он.

- Друг мой Гаскариль! - ответил Ренодэн. - Ты страшно неблагодарен к правосудию!

- А чем это меня правосудие так облагодетельствовало? - возразил воришка, - Все равно меня повесят!

- Да, но тебя могли присудить к колесованию, а это гораздо мучительнее!

- Я никого не убил, а ведь колесование...

- Так-то так, да больно у тебя репутация плоха! И вообще ты не прав, что принимаешь меня так нелюбезно! Я хочу тебе добра.

- Что такое? - спросил воришка.

Ренодэн без всякой брезгливости уселся на грязную солому, служившую ложем для скованного по рукам и ногам преступника, и спросил:

- Есть у тебя дети?

- Слава Богу, нет! - ответил Гаскариль.

- Ты женат?

- Тоже нет!

- Но, наверное, у тебя найдется человек, которым ты интересуешься?

При этом вопросе Гаскариль побледнел, покраснел и с замешательством сказал:

- Зачем вам знать это?

- Да ты только ответь!

- Ну конечно есть! Это Фаринетта, которую я увижу только один раз в жизни, да и то во время казни: наверное, она придет посмотреть, как меня будут вешать! - вздыхая, ответил взволнованный воришка.

- Ты любишь ее?

- Только одну ее я и люблю на всем свете! И меня душит бешенство при мысли, что вот я умру, а другой... Ведь ей только восемнадцать лет! Она красавица, ну а с глаз долой - из сердца вон... И когда меня повесят...

- Она помянула бы тебя добром, если бы ты оставил ей что - нибудь в наследство!

Пьер Алексис Понсон дю Террай - Король-сердцеед. 1 часть., читать текст

См. также Пьер Алексис Понсон дю Террай (Ponson du Terrail) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Король-сердцеед. 2 часть.
- Но у меня ничего нет! - Ну а у Фаринетты? - Тоже ничего, кроме голуб...

Король-сердцеед. 3 часть.
- Мое имя? Меня зовут Генрих де Коарасс. Я беарнский дворянин и кузен ...