Артур Конан Дойль
«Черный доктор.»

"Черный доктор."

Перев. М. Н. Дубровиной

Бишопс Кроссинг - маленькая деревушка, лежащая в десяти милях на югозапад от Ливерпуля. Здесь в начале семидесятых, годов поселился доктюр Алойзиус Лана. В той местности никому не были известны ни происхождение доктора, ни причины, заставившие его избрать своим местом жительства эту глухую деревушку. Только два факта по отношению к нему были несомненны. Первый - что он получил степень доктора, и с отличием, в Глазго; второй - что он принадлежал, несомненно, к тропической расе и, по своей смуглой коже, мог даже быть индусом. Черты его лица были, однако, европейские, а его величавая осанка и любезность делали его похожим на благородного испанца. Смуглая кожа, черные как смоль волосы, темные, блестящие глаза и густые, черные брови резко выделяли фигуру доктора из толпы светло или рыжеволосых обитателей деревушки, и он скоро стал известен под именем "Черного Доктора из Бишопс Кроссинг". Сперва такое прозвище было дано как-бы в насмешку. Но с течением времени оно сделалось почетным титулом, было знакомо всем в округе и перешло далеко за пределы маленькой деревушки,- потому что он оказался прекрасным хирургом и опытным, знающим доктором. Практика этого округа находилась в руках Эдуарда Ров, сына доктора Вильяма Ров - ливерпульского консультанта. Но Эдуард Ров не наследовал таланта своего отца, и доктор Лана скоро отбил у него всю практику. Социальный успех доктора Лана был столь-же быстр, как и успех профессиональный. Замечательно удачная операция, сделанная достопочтенному Джемсу в Лоури, второму сыну лорда Бельтона, открыла доктору двери в кружок местной аристократии, где он сделался всеобщим любимцем за свой симпатичный характер и прекрасные манеры. Иногда отсутствие старинных знакомств и родственных связей, является скорее помощью, нежели препятствием для успеха в обществе, и выдающиеся умственные качества красивого доктора послужили ему самой лучшей рекомендацией.

Его пациенты находили в нем только один недостаток. Он повидимому решил остаться холостяком. Это было тем более странно, что он занимал большой дом-особняк, а его успешная практика позволяла ему откладывать порядочную сумму денег. Сперва местные кумушки называли ту или другую девицу, как его уже обрученную невесту, но быстро уходили годы, а доктор Лана все оставался холостым, и общество пришло к заключению, что по какой-нибудь причине ему нельзя жениться. Иные доходили так далеко, что утверждали, будто он уже давно женат, и что, желая избегнуть последствий необдуманного, раннего брака, он похоронил себя в Бишопс Кроссинг.

И вдруг, когда местные свахи-любительницы только что махнули на него рукой в отчаянии,- неожиданно было объявлено его обручение с мисс Френч Мортон, из Лейт Холл.

Мисс Мортон была дочерью эсквайра Джемса Гельдена Мортона. Ея родители оба умерли, и она жила вместе со своим единственным братом, Артуром Мортоном, который унаследовал фамильное состояние. Мисс Мортон была высокая, стройная, молодая девушка, обладавшая смелым, живым характером и сильной волей. Она познакомилась с доктором на балу, и между ними сразу возникла симпатия, скоро превратившаеся в самую страстную любовь. Между молодыми людьми было некоторое неравенство лет, ему было уже тридцать семь, а ей только двадцать четьгре года; но во всех других отношениях они как нельзя более подходили друг к другу. Обручение состоялось в феврале, а свадьба была назначена на август.

Третьяго июня доктор Лана получил письмо из-за границы. Почтмейстер в маленькой деревувшке, обыкновенно, бывает главным сплетником, и не мало тайн было известно м-ру Бенклею, почтмейстеру в Бишопс Кроссинг, про своих соседей. Относительно письма, полученного доктором, мистер Бенклей заметил только, что оно было в каком-то странном конверте, адрес был написан мужским почерком, и на штемпеле можно было разобрат: "Буэнос-Айрес, Аргентинская Республика". Это было первое письмо, полученное доктором из-за границы, почему мистер Венклей и обратил на него особое внимание, прежде чем отдать местному почтальону, разносившему вечернюю почту.

На следующее утро, 4-го июня доктор Лана сделал визит мисс Мортон, и между ними произошло длинное объяснение, после которого доктор ушел крайне взволнованный, а мисс Мортон остававалась в своей комнате весь этот день, и горничная несколько раз заставала ее в слезах. По истечении недели разнеслась молва, что между обрученными произошел разрыв, что доктор вел себя недостойно по отношению к невесге и что её брат, Артур Мортон, собирается избить его за это. В каком отношении вел себя доктор недостойно, в точности не было известно, и можно было делать насчеть этого только одни предположения. Но было замечено и принято, как сознание собственной вины, то обстоятельство, что доктор, с этих пор, скорее готов был сделать несколько миль крюку, чем пройти мимо окон Лейт-Голла, и что он перестал ходить в церковь по воскресеньям, чтобы не встречаться с мисс Мортон. Кроме того, появилось объявление в местной газете насчет продажи докторской практики и хотя не упоминалось ни адреса, ни имени, многие предполагали, что это объявление сделано доктором Лана и что он, следовательно, думает покинуть Бишопс Кроссинг. Таково было положение дел, когда вечером 21 июня случилось нечто такое, что превратило простой, деревенский скандал в трагедию, обратившую на себя внимание целой страны. Здесь необходимо упомянуть некоторые подробности, чтобы уяснить значение всего, происшедшего в тот вечер.

Единственными обитательницами в доме доктора были: его экономка, пожилая, очень почтенная женщина, по имени Марта Вудс, и молодая служанка, Мэри Пиллинг. Кучер и мальчик, прислуживавший доктору во время приема больных, жили в отдельном помещении. Доктор имел обыкновение поздно засиживаться ночью у себя в кабинете, который находился рядом с операционой комнатой, в той части дома, которая была самой отдаленной от помещения прислуги. Эта часть дома имела свой отдельный вход для удобства пациентов, так что доктор мог сам впускать и принимать посетителей без ведома слуг, и, в сущности, было даже обычным явлением, что когда пациеиты приходили поздно, доктор впускал и выпускал их сам, через этот отдельный вход, не тревожа прислугу, которая рано ложилась спать.

В тот вечер, о котором идет речь, Марта Вудс в половине десятого вошла в кабинет доктора и застала его писавшим за письменным столом. Пожелав доктору доброй ночи, она вернулась к себе, отослала спать служанку, и до одиннадцати часов занималась работой по хозяйству. Часы в прихожей пробили одиннадцать, когда она отправилась в свою спальню. Она пробыла там не более четверти часа или двадцати минут, когда ей послышался не то крик, не то зов, из глубины дома. Она подождала несколько времени, но крик не повторялся. Сильно встревоженная, потому что крик был очень громкийи настойчивый, она торопливо накинула на себя капот и подбежала к двери кабинета.

- Кто там? крикнул доктор, когда она постучала в дверь.

- Это я, сэр - мистрисс Вудс.

- Оставьте меня в покое! Уходите сейчас-же в свою комнату! снова крикнул доктор. И его голос был так резок, так не похож на его обычную ласковую манеру, что мистрисс Вудс была вместе и удивлена и обижена.

- Мне показалось, сэр, что вы звали, сказала она в свое оправдание, но не получила никакого ответа. Возвращаясь в свою комнату, она взглянула на часы; было половина двенадцатаго.

Между одиннадцатью и двенадцатью часами этого-же самого вечера к доктору приходила посетительница, но не получила никакого ответа на свой стук. Эта посетительница была мистрисс Паддинг, жена деревенского лавочника который был опасно болен тифом. Доктор Лана сам назначил ей зайти к нему поздно вечером и сообщить, в каком состоянии находится её муж. Мистрисс Паддинг видела, что кабинет доктора освещен, но когда на ея, повторенный несколько раз, стук в дверь никто не ответил, она решила, что доктор, вероятно, пошел навестит какого-нибудь больного, и направилась домой.

Выйдя из ворот докторского дома на дорогу, она заметила, что к ней навстричу приближается какой-то человек. Думая что это доктор Лана возвращается домой, она стала поджидать его, но когда он подошел, оказалось, что это был Артур Мортон, молодой эсквайр. При свете фонаря, находившагося у ворот, она заметила, что молодой человек взволнован и что в руке у него большой охотничий хлыст. Он хотел войти в ворота, но мистрисс Паддинг остановила его.

- Доктора нет дома, сэр, оказала она.

- Почему вы знаете? резко спросил он.

- Я стучала в дверь, сэр, и никто не отозвался.

- Но я вижу свет в окнах,- возразил молодой эсквайр, бросая взгляд по направлению к дому.- Ведь это окна его кабинета, не правда-ли?

- Да, сэр, но доктора наверное нет дома.

- Я подожду, пока он вернется,- сказал Мортон и вошел в ворота, а мистрисс !!!!!Маддинг направилась домой.

В три часа ночи её мужу стало так худо, что она сильно испугалась и немедленно пошла за доктором. Входя в ворота докторского дома, она с удивлением заметила, что какой-то человек прячется за лавровыми кустами, и ей даже показалось, что это был Артур Мортон. Занятая своим горем и тревогой, она не обратила внимания на это, и продолжала итти далее. Приблизившись к дому, она, к своему удивлению, заметила, что кабинет доктора еще освещен. Она постучала в дверь. Ответа не было. Она повторила стук несколько раз, но ответа все не было. Ей казалось невероятным, чтобы доктор лег спать или ушел из дома, оставив кабинет освещенным, и она подумала, что может быть он уснул в своем кресле за письменным столом. Тогда она решилась постучать в окно кабинета, но также не получила ответа. Заметив, что занавеска в одном месте не плотно закрывала окно, мистрисс Маддинг заглянула в комнату.

Кабинет был ярко освещен большой лампой, стоявшей на столе, заваленном книгами и медицинскими инструментами. В кабинете не было никого и не замечалось ничего особенного, кроме того, что в тени, отбрасываемой столом, виднелась лежащая на ковре белая перчатка. Но потом внезапно, когда глаза мистрисс Маддинг иривыкли к свету, она различила близ ковра ногу в туфле к с ужасом убедилас, что на ковре белела не перчатка, а рука человека распростертого на полу. Догадавшись, что случилось нечто ужасное, она стала звонить в парадную дверь, разбудила мистрисс Вудс, и обе женщины кинулись в кабинет, отправив сперва служанку Мэри за полицией.

Возле стола лежал на полу доктор Лана, уже без признаков жизни. Было очевидно, что он сделался жертвой насильственной смерти - веко одного глаза почернело, на лице и на шее были царапины и следы ушибов. Легкое вздутие и опухоль липа, указывали, что смерть последовала от задушения. Он был одет в свой обычный дневной костюм, но в туфлях, подошвы которых были совершенно чисты. Ковер был весь испачкан следами грязных сапогов. Было очевидно, что кто-то проник сюда через отдельный вход, убил доктора и скрылся незаметно. Что убийца был мужчиной, казалось несомненным, судя по величине следов, оставленных на ковре, но далее этого факта полиция затруднялась делать какие либо выводы.

Не было признаков кражи, и золотые часы доктора лежали у него в кармане. Денежный шкаф доктора, находившинеё в кабинете, был замкнут, но денег в нем не оказалось. По предположению мистрис Вудс, в нем должна была находиться порядочная сумма, но доктору в тот день пришлось много платить по счетам, и этим можно было объяснить пустоту денежного шкафа. Одной только вещи недоставало в комнате, и эта пропажа имела особое значение. Портрет мисс Мортон, всегда стоявший на письменном столе, был вынут из рамки и унесен. Накануне вечером мистрисс Вудс еще видела портрет на столе, а теперь он исчез. В тоже время на полу был найден зеленый козырек для защиты глаз, которого, по словам мистрисс Вудс, она никогда прежде не видала. Впрочем, присутствие такой вещи в кабинете медика не предоставляло ничего странного и не было никаких оснований ставить ее в связь с преступлением.

Подозрение падало только на одного человека и Артур Мортон, молодой эсквайр, был немедленно арестован. Улика против него была тяжкая. Он был сильно привязан к сестре, и после её разрыва с доктором Лана он при свидетелях неоднократно высказывал различные угрозы по адресу доктора. Его видели также в одиннадцать часов вечера, входившим, с охотничьим хлыстом в руке, в ворота докторского дома. Согласно предположению полиции, он ворвался после этого в комнату доктора, испуганный или гневный крик которого был настолько громок, что его услышала мисисс Вудс из своей комнаты. Затем, когда мистрисс Вудс постучала в кабинет доктора, он, желая мирно объясниться со своим посетителем, приказал экономке уйти обратно. Объяснение как видно, длилось долго, перешло в бурную сцену и окончилось убийством доктора. По вскрытии оказалось, что покойный страдал сильной болезнью сердца - чего при жизни нельзя было предполагать - и что его смерть могла последовать не прямо от задушения, но от повреждений, нанесенных ему убийцей во время борьбы,- повреждений, которые для человека, не страдающего болезнью сердца, не были-бы смертельными. Затем Артур Мортон вынул из рамки фотографию сестры и направился домой, но у ворот, заметив идущую навстречу ему мистрисс Маддинг, спрятался в кусты. Таково было заключение полицейских властей, производивших следствие по этому делу, и оно было основано на прочных данных. С другой стороны, было несколько фактов и в защиту обвиняемаго. Мортон был, как и его сестра, пылкого, порывистого темперамента, но он был любим и уважаем всеми за его честную, открытую натуру. и был неспособен ка преступление. Во время допроса он объяснил свой поздний визит к доктору тем, что ему необходимо было переговорить с доктором Лана насчет важных, семейных дел (он все время не хотел даже упоминать имени сеетры). Он впрочем не отрицал, что его беседа с доктором была-бы не особенно мирного характера. От мистрисс Маддинг он узнал, что доктора нет дома и ждал его возвращения в саду, но прождав до трех часов ночи и видя, что доктор все не возвращается, решил уйти домой. Что-же касается убийства доктора, он так-же неповинен в нем, как и констебль, арестовавший его. прежде он был близким другом покойного, но обстоятельства, о которых он предпочитает не говорить, изменили эти дружеские отношения.

Были некоторые факты, подтверждавшие его невиновность. Так, было удостоверено свидетельскими показаниями, что доктор Лана в половине двенадцатого был жив и находился в своем кабинете. Мистрисс Вудс готова была присягнуть, что именно в это время она услышала его крик. Друзья обвиняемого утверждали, что, по всей вероятности, в то время убийца уже был в кабинете доктора. Восклицание или крик доктора, испугавший экономку, а также резкий, необычный тон её господина, которым он приказал ей оставить его в покое казалось, подтверждали предположение, что он был в кабинете не один. Если это было так, то можно было предположить, что убийство совершилось в промежуток между тем временем, когда экономка услышала его крик и тем временем, когда мистрисс Маддинг в первый раз пришла к доктору и не получила ответа на свой стук в дверь. Но если доктор был убит именно в этот промежуток времени, то мистер Артур Мортон не мог быть виновен в убийстве, так как мистрисс Маддинг уже после этого времени встретила молодого эсквайра входящим в ворота докторского дома. Если было справедливо предположение, что у доктора Лана уже был кто-то раньше того времени, когда мистрисс Маддинг встретила Мортона, то возникал естественный вопрос: кто-же был этот таинственный убийца и какие мотивы имел он для убийства доктора? Кроме того, присутствие этого неизвестного в кабинете доктора было только предположением, между тем как присутствие молодого эсквайра близ докторского дома было доказано свидетельскими показаниями, а также было доказано и то, что он явился к доктору с самыми враждебными целями. Когда мистрисс Маддинг пришла в перный раз, доктор может быть не был в кабинете, он мог выйти из дома, как она и предполагала тогда, и, возвратившись, застал мистера Артура Мортона, ожидавшего его. Некоторые из защитников обвиняемого придавали большое значение тому факту, что фотография его сестры, мисс Мортон, унесенная из комнаты доктора, не была найдена у Мортона при обыске. Но этот довод ничего не доказывал, так как Мортон имел достаточно времени перед своим арестом, чтобы сжечь или уничтожить фотографию. Что-же каеается грязных следов, оставленных на ковре, они были так неопределенны и так размазаны по мягкому ковру, что нельзя было сделать почти никаких заключений. По внешности, эти следы, пожалуй, могли быть следами обвиняемого, сапоги которого были очень грязны в тот вечер, но так как перед вечером шел сильный дождь, то, вероятно, сапоги у всех были грязны.

Таковы были факты, предшествовавшие странному и загадочному проступлению, которое своей таинственностью обратило на себя внимание всего общества. Неизвестное происхождение доктора, его обаятельные и выдающиеся личные качества, общественное положение человека, обвинявшагося в убийстве, любовная история, предшествовавшая преступлению, все это скомбинировалось вместе и создало одну из тех драм, которые сосредоточивают на себе внимание целой страны. По всей Англии шли споры и толки насчет таинственного убийства в Бишопс Кроссинг, и создавались многочисленные теории для объяснения непонятных фактов; но ни одна из этих теорий, как потом оказалось, не разрешала загадки. В то время как я пишу, предо мной лежат газеты, в которых напечатан отчет об этом деле, и я постараюсь подробно изложить ввсь ход судебного следствия вплоть до того момента, когда вечером первого дня показание мисс Мортон бросило новый и неожиданный свет на это дело.

Мистер Карр, выступивший на суде обвинителем, с обычным искусствомь сгруппировал факты и построил обвинение, и уже с первого дня стало очевидно какая трудная работа предстоит мистеру Гемфри, защитнику обвиняемаго. Несколько человек свидетелей показали под присягой, что они слышали, как молодой эсквайр не однажды произносил угрозы по адресу доктора. Мистрисс Маддинг повторила свое показание насчет встречи с обвиняемым в тот вечер у ворот докторского дома, а еще один свидетель показал, что обвиняемому хорошо было известно обыкновение доктора сидеть поздно по вечерам в этой отдаленной части дома, и обвиняемый яко-бы нарочно выбрал для своего визита этот поздний час, чтобы иметь жертву в своей власти совершенно беззащитной. Слуга молодого эсквайра показал, что его господин вернулся домой в три часа ночи, чем подтверждалось показание мистрисс Маддинг, что она видела обвиняемого прятавшимся за лавровыми кустами близ ворот, когда она во второй раз приходила к доктору. Грязные сапоги Мортона и подходившие к ним, по внешности, грязные следы на ковре, все это, вместе с другими сильными уликами, казалось настолько убедительным, что судьба обвиняемого повидимому была уже решена, если только что-нибудь совершенно неожиданное не спасет его. Было три часа, когда следствие закончилось, и после этого случилось нечто неожиданное, благодаря чему дело приняло совершенно иной оборот.

Когда первым свидетелем со стороны защиты была вызвана мисс Мортон, сестра обвиняемого, публика заметно взволновалась. Читатели, конечно, помнят, что эта молодая лэди была невестой покойного доктора Лана, и что разрыв между обрученными побудил молодого эсквайра, из гнева и мести, совершить преступление. Мисс Мортон, однако-же, во все время следствия была совершенно не причастна к делу и теперь её вызов в суд, как главнейшей свидетельницы со отороны защиты, явился для публики полной неожиданностью.

Мисс Мортон, высокая, красивая брюнетка давала свое показание тихим, но ясным тоном, хотя было очевидно, что она до крайности взволнована. Она слегка упомянула о своем обручении с доктором и последовавшем разрыве c ним, происшедшим, как она говорила по причинам личного и семейного харктера, и удивила присутствующих своим замечанием, что она считала гнев своего брата против доктора беспричинным и несправедливым. На вопрос защитника, она отвечала, что ни в чем не может упрекнуть доктора Лана и что он действовал по отношению к ней вполне честно и благородно. Ея брат, не зная истинных причин разрыва её с доктором, смотрел иначе на дело и, вопреки её мольбам, часто произносил угрозы против доктора, а в роковой вечер объявил ей, что сегодня намерен "разделаться с доктором". Она сделала все возможное, чтобы урезонить брата и успокоит, но его характер был таков, что в минуту гнева или возбуждения он действовал, не размышляя, и никого не слушал.

Вплоть до этого пункта показание мимс Мортон было скорее против её брата, чем в его пользу. Дальнейшие вопросы защитника скоро, однако, осветили дело иначе и выдвинули на сцену неожиданные факты.

Защитник. Считаете-ли вы своего брата виновным в этом преступлении?

Председатель. Я не могу допустить подобньгх вопросов, мистер Гёмфри. Суд разбирает факты, а не мысли и суждения.

Защитник. Известно-ли вам, что ваш брат невиновен в смерти доктора Лана?

Мисс Мортон. Да.

Защитник. Чем вы можете доказат

Мисс Мортон. Тем, что доктор Лана не умер.

Среди публики произошло сильное волнение и шум, прервавшие на несколько времени допрос свидетельницы.

Защитник. Почему вы знаете, мисс Мортон, что доктор Лана не умер?

Мисс Мортон. Потому что я получила письмо от него уже после его предполагаемой смерти.

Защитник. При вас находится это письмо?

Мисс Мортон. Да, но я предпочла-бы не оглашать его.

Зашитник. У вас есть и конверт письма?

Мисс Мортон. Да.

Защитник. Откуда было отправлено письмо?

Мисс Мортон. Из Ливернуля.

Защитник. Которого числа?

Мисс Мортон. 22-го июня.

Защитник. Через день после его установленной смерти. Вы готовы присягнуть, что это письмо нарисано его рукой, мисс Мортон?

Мисс Мортон. Готова.

Защитник (председателю). Я могу вызвать на суд еще шест других свидетелей, милорд, которые подтвердят, что это письмо написано рукой доктора Лана.

Председатель. Вы можете вызвать этих свидетелей завтра.

Мистер Кар (обвинитель). А до тех пор, милорд, мы просим предоставить в наше распоряжение это писько; чтобы эксперт мог доказать подделку, так как мы продолжаем утверждать, что доктор Лана умер. Считаю излишним говорить, что неожиданное показание, сделанное свидетельницей,- очевидная уловка со стороны друзей подсудимого, чтобы спасти его от суда. Я только желал-бы обратить внимание присутствующих на тот факт, что во все время следствия и полицейского дознания, мисс Мортон, оогласно её собственному показанию, имела в своих руках вышеупомянутое письмо. И она желает уверить нас, что спокойно смотрела, как судебное следствие находит все новые и новые улики против её брата, между тем как в её власти было тотчас-же представить в его защиту это письмо.

Защитник. Чем вы объясните это, мисс Мортон?

Мисс Мортон. Доктор Лана желал, чтобы его тайна была сохранена.

Мистер Карр. В таком случае, зачем-же вы ее теперь обнаружили?

Мисс Мортон. Чтобы спасти моего брата.

Шопот сострадания пронесся по зале, но председатель тотчас-же возстановил порядок.

Председатель. Мистер Гёмфри, приняв такой способ защиты, вы обязаны объяснять нам, кто был этот человек, тело которого было принято всеми знакомыми, друзьями и пациентами доктора Лана за тело самого доктора. Выражал кто-нибудь сомнение в том, что убитый был доктор Лана?

Мистер Карр. Насколько мне известно, нет.

Защитник. Мы надеемся разъяснить это.

Предеедатель. Объявляю перерыв судебного заседания до следующего дня.

Этот новый оборот судебного процесса до крайности заинтересовал публику. Комментариям прессы помешал тот факт, что приговора еще не было вынесено, но повсюду шли толки о том, насколько правдиво показание мисс Мортон, и послужит-ли оно к спасению её брата. В последнем случае подозрение могло обратиться на самого доктора, так как если-бы оказалось, что доктор по какой-то необъямнимой случайности не был убит, то он являлся ответственнен за смерть этого человека, имевшего такое сходство с ним и найденного убитым в его кабинете. Письмо доктора, которое мисс Мортон не пожелала оглашать, могло быть признанием в убийстве, и мисс Мортон оказывалась, таким образом в ужасном, безвыходном положении - она должна была погубить или брата, или своего прежнего жениха. Судебная зала на следующее утро была переполнена публикой, и когда появился защитник, сильно взволнованный, и направился к своему месту, среди публики пронесся возбужденный ропот. Защитник немедленно обратился к председателю и заявил,, что молодая лэди, дававшая показание накануне, просит не вызывать ее более в суд.

Председатель. Но мистер Гемфри, вы еще не сделали необходимых разъяенений.

Защитник. Может быть, милорд, следующий мой свидетель сумеет разъяснить все.

Председатель. В таком случае, вызовите этого свидетеля.

Защитник. Прошу вызвать доктора Алойзиуса Лана!

Мистеру Гемфри нередко приходилось поражать суд своими замечаниями, но еще никогда не производил он такого сильного впечатления одной короткой фразой. Суд положительно онемел от изумления, когда тот самый человек, трагическая смерть которого послужила предметом судебного процесса, внезапно появился на свидетельской скамье. Те из публики, которые знавали доктора в Бишопс Кроссинг, увидели его теперь исхудалым, изменившимся, со следами забот и горя на измученном лице. Но несмотря на это, каждый должен был признаться, что ему редко пряходилось видеть человека более замечательной и благородной наружности. Поклонившись председателю и попросив позволения дать свое показание, он начал:

- Мое искреннее желание заключается в том, чтобы, ничего не утаивая, правдиво и чистосердечпо рассказать все, что случилось вечором 21-го июня. Если-бы я знал, что пострадает невинный и что на тех, кого я любил больше всего в мире, обрушится столько горя и беспокойства, я давно явился-бы сюда. Но были причины, воспрепятствовавшие мне узнать о том, что происходит здесь. Я старался только уйти, скрыться навеки со своим горем, умереть для всех, кто знал меня, но я не предвидел, что от этого пострадают другие. Позволъте-же мне, по мере сил моих, исправить зло, невольно причименное мной".

"Всякому, кто знаком с историей Аргентинской Республики, имя Лана хорошо известно. Мой отец, происходивший из лучшей и древнейшей испанской фамилии, занимал высшие государственные должности в стране и был-бы президентом, если-бы не погиб во время возстания в Сан-Хуане. Блестящая карьера открылась-бы моему брату близнецу, Эрнесту, а также и мне, если-бы потеря всего нашего состояния не принудила нас добывать себе хлеб собственным трудом. Прошу извинения, сэр, за эти подробности; они - необходимое предисловие к тому, что последует.

Я уже сказал, что у меня был брат близнец, по имени Эрнест, до такой степени похожий на меня, что даже когда мы были рядом, никто не мог различить нас. Во всем, по наружности, мы были похожи друг на друга, как две капли воды. С годами это сходство сделалось менее заметно, потому что выражение лица у нас было неодинаковое, но в минуты молчания и спокойствия между нами почти нт было разницы.

"Мне не подобает говорить дурно о том, кто уже умер и кто был моим единственным братом. Скажу только одно - я должен сказать это - что с самых юных лет он стал внушать мне какой-то ужась и отвращение, и что для этих чувств были основательные причины. Моя репутация страдала от его поступков, потому что наше поразительное сходство заставляло людей ошибаться и приписывать мне его пороки. Наконец, в одном, особенно позорном деле, ему удалось свалить свою вину на меня и притом так ловко, что я был вынужден навоогда покинуть Аргентину и попытать счастья в Европе. Освобождение от ненавистного присутствия брата более чем вознаградило меня за разлуку с родиной. У меня была небольшая сумма денег, достаточная для того, чтобы окончить медицинский факультет в Глазго, а затем я поселился в Бишопс Кроссинг, твердо уверенный, что в этой отдаленной, глухой деревушке никогда более не услышу о своем брате.

"Мои надежды оправдывались в течение нескольких лет, но затем, наконец, мой брат открыл меня в моем убежище. Какой-то человек из Ливерпуля заехал в Буенос-Айрес и навел брата на мой след. Тот сидел в это время без гроша, и ему пришло в голову, что отлично было-бы отправиться ко мне и разделить со мной мои деньги. Зная, какой ужас я чувствовал к нему, он весьма основательно предполагал, что я откуплюсь от него деньгами. Я получил от него письмо, в котором он извещал о своем приезде. Это было во время кризиса в моих собственных делах, и его приезд мог сильно повредить моим планам и причинит огорчение той особе, которую более всего желал я избавить от малейших беспокойств и огорчений. Я принял меры, чтобы несчастье, долженствовавшее совершиться, пало только на меня одного, но...- тут доктор Лана повернулся и выразительно взглянул на обвиняемого - но мое поведение было дурно истолковано. Моим единственным мотивом было избавить тех, кто был дорог мне, от малейшего общения с каким-бы то ни было скандалом и позором, неминуемо грозившими мне с приездом моего брата.

"Он явился ко мне вечером, вскоре после получении от него письма. Я сидел в кабинете, прислуга уже спала, когда я услышал его шаги на садовой дорожке и, минуту спустя, увидел перед окном его лицо, обращенное ко мне. Он был, подобно мне, гладко выбрит и сходство между нами было еще так велико, что на миг я принял его лицо за отражение моего собственного лица в оконном стекле. Один его глаз был закрыт зеленым козырьком, но все остальные черты были у нас совершенно одинаковы. Тут он улыбнулся своей сардонической, знакомой мне с детства улыбкой, и я понял что передо мной брат, тот самый брат, который заставил меня покинуть родину и навлек безчестие на имя, бывшее прежде незапятнанным. Я подошел к двери и впустил его. Это случилось около десяти часов вечера.

"При ярком свете лампы, он показался мне очень опустившимся и обнищавшим. Он пришел пешком из Ливерпуля, был угомлен и болен. Его вид поразил меня. Знание медицины показало мне, что у него какая-то серьезная, внутренняя болезнь. Кроме того, он был пьян, лицо его было в царапинах и синяках, вероятно после драки с его сообщниками. Чтобы скрыть подбитый глаз, он надел зеленый козырек, но при входе в комнату снял его. Сапоги его были совершенно изношены, и пальцы ног вылезали из дыр. Но нищета только еще более озлобила его против меня. Его ненависть ко мне превратилась в безумие. Я утопал здесь в золоте, говорил он, между тем как ему приходилось голодать в Южной Америке. Я не могу передать вам всех угроз, которые он произносил, всех оскорблений, которыми он осыпал меня. Повидимому, пъянство и беспутная жизнь помрачили его рассудок. Он шагал по комнате, из угла в угол, как дикий зверь в клетке, требовал вина, денег, и ругался ужаснейшим образом. Я - вспыльчивый человек, но мне удалось сдержать себя, и я не поднял на него руки. Мое спокойствие, однако, только раздражало его все более и более. Он кричал в ярости, проклинал, бранился, потрясал сжатыми кулаками перед моим лицом, но вдруг страшная судорога исказила его черты, он схватился руками за грудь и с громким криком упал к моим ногам. Я поднял его, уложил на кушетку и старался привести в чувство, но все было напрасно. Его сердце, уже ослабевшее от болезни, не выдержало и разорвалось. Своей безумной яростью он сам убил себя.

"Долго сидел я как-бы под влиянием ужасного кошмара, уставившись на мертвое тело моего брата. Я был пробужден стуком в дверь; мистрисс Вудс, встревоженная криком умирающего, пришла спросить, не звал-ли я ее. Я отослал ее спать. Вскоре после этого какой то пациент постучал в дверь приемной, но я не отозвался на стук, и посетитель ушел. Медленно и как-то автоматически создавался в моей голове план действий, в то время как я сидел неподвижно возле покойнаго. И когда я встал с места, мой план был уже готов без всяких усилий с моей стороны, как-бы сам собой. Словно какой-то инстинкт, настойчиво и неуклонно направлял меня по одному определенному пути.

"После этой ужасной трагедия Бишопс Кроссинг стал ненавистен мне. Все мои надежды, все мои прежние планы были раэрушены, я встретил жестокость и несправедливое осуждение там, где ожидал видеть ласку и участие. Правда, что со смертью брата исчезла опасность позора и скандала, но сердце мое болело еще от нанесенных ему ран, и я чувствовал, что жизнь моя здесь уже не будет идти по прежнему никогда. Возможно, что я был слишком обидчив и щепетилен, и слишком строго судил других, не желая сделать им снисхождения, но таковы были мои чувства в то время. Мне хотелось. как можно скорее, уйти прочь от Бишопс Кроссинг и всех его обитателей, и в моей власти оказывалась полная возможность сделать это, покончить навсегда с прошлым, умереть для всех.

"Передо мной лежал на кушетке мертвец, до такой степени похожий на меня, что, за исключением некоторой одутловатости в его лице, между нами не было никакой разницы. Никто не видел его прихода и никто не будет его искать. Мы были оба одинаково выбриты и наши волосы на голове были одинаковой длины. Если я переменюсь с мим одеждой, то здесь будет найден мертвым доктор Алойзиус Лана, и так кончится вся его несчастная жизнь и все разбитые надежды. В несгораемом шкафу у меня храшилась достаточная сумма денег, которую я мог унести с собой и на эти деньги начать новую жизнь где-нибудь в другом краю. Переодевшись в костюм брата, я мог добраться ночью, неузнанным, до Ливерпуля, а в этом огромном портовом городе без труда нашел-бы средства навсегда ппокинуть страну. После того как все мои надежды были разбиты, самое скромное существование в каком-нибудь глухом местечке, где никто не знал меня, было для меня лучше, чем жизнь в Бишопс Кроссинг, где я каждую минуту мог столкнуться с теми, которых желал, сколько возможно, забыть. Я решился привести свой план в исполнение.

"Не буду вдаваться в подробноети: оне пробуждают слишком болезненные воспоминания. Через час мой брат лежал на полу, одетый в мое платье, между тем как я украдкой вышел из дома и направился боковой тропинкой через поля в Ливерпуль, куда и добрался в ту же самую ночь. Мои деньги и фотография одной особы - вот все, что я взял с собой, и, торопясь уйти, забыл захватить зеленый козырек для глаз, который носил брат. Но все остальное,- его платье, - было надето на мне.

"Даю вам слово, сэр, ни на одно мгновение не приходила мке мысль, что меня могут принять за убитого, и что мое исчезновение под видом умершего, придуманное затем, чтобы покончить с прошлым и забыть его, могло причинить кому-нибудь вред, и даже мной руководило в этом случае, главным образом, стремление избавить других от своего тягостного присутствия. В тот самый день из Ливерпуля отходил пароход в Корунью и я купил себе место на нем, надеясь, что морской переезд поможет мне успокоиться и обдумать будущее. Но еще до отбытия парохода моя решимость поколебалась. Я вспомнил, что есть на свете один человек, которому я не хотел-бы причинить и одной минуты печали. Как-бы ни были суровы и жестоки ко мне её родные, она, я был уверен, станет горько оплакивать меня. Она понимала и сочувствовала мотивам моих поступков, и если её родные относились ко мне с порицанием, она никогда не осуждала меня и никогда меня не забудет. И вот я послал ей письмо, чтобы избавить ее от печали по мнимоумершем, но просил хранить мою тайну. И если она, принужденная к тому несчастными обстоятельствами, нарушила тайну, то я могу только выразить ей сочувствие и от всего сердца простить ей.

"Только вчера вечером из вечерних газет я узнал о судебном процессе и обвинении Артура Мортона в убийстве, и я немедленно-же прибыл сюда с экспрессом, чтобы явиться в суд и рассказать всю правду".

Таково было показание доктора Алойзиуса Лана, приведшее к неожиданному концу судебный процесс. Начавшееся затемь новое следствие подтвердило показания доктора. Был найден пароход, на котором прибыл из Южной Америки Эрнест Лана. Пароходный врач удостовериль, что покойный во время пути часто жаловался на боль в сердце, и что симптомы болезни сердца были несомненны.

Что касается доктора Алойзиуса Лана, он снова поселился в Бишопс Кроссинг, откуда исчез было таким трагическим образом. Между ним и Артуром Мортоном состоялось полное примирение. Молодой эсквайр извинился чистосердечно перед доктором за то; что дурно понял мотивы его действий. A затем последовало и другое примирение, о котором извещалось в "Утренней Почте" следующим образом:

"19-го сентября состоялось бракосочетание между Алойзиусом-Ксавье Лана, сыном дон Альфредо Лана, покойного министра иностранных дел в Аргентинской Республике, и мисс Френч Мортон, дочерью покойного Джемса Мортона, из Лейт Холла, Бишопс Кроссинг".

Артур Конан Дойль - Черный доктор., читать текст

См. также Артур Конан Дойль (Arthur Ignatius Conan Doyle) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) по теме :