Чарльз Диккенс
«Прогулка на пароходе.»

"Прогулка на пароходе."

Мистер Перси Ноакс принадлежал к числу молодых людей, посвятивших себя изучению законов, и занимал небольшую квартиру в четвертом этаже одного из тех домов Грэйс-Инского сквера, из окон которых представляется обширный вид садиков и полисадников с неизбежными их принадлежностями, а именно: разряженными нянюшками и особого устройства лондонскими ребятишками, у которых ноги имеют близкое сходство с грамматическим знаком препинания "скобки". Мистер Перси Ноакс был что называется "до-нельзя славный малый". Он имел обширный круг знакомства и редко обедал за собственный свой счет. Он как-то особенно хорошо умел разговориться о политике с почтенными папа, - польстить тщеславию доверчивых мама, - быть до крайности любезным с их дочерьми, разделять увеселения с сыновьями и резвиться как ребенок с юной отраслью знакомого семейства. Он был образцом совершенства и услужливости, и во всякое время готов "быть полезным для всех". Если какая нибудь старая лэди, сынок которой находился в Индии, давала великолепный бал, мистер Перси Ноакс являлся в нем церемониймейстером; если какая нибудь молоденькая лэди выходила тайком замуж, мистер Перси Ноакс доставлял ей случай к побегу; если юная супруга дарила своего муженька круглолицым купидончиком, мистер Перси Ноакс бывал при этом случае или сам восприемником, или заступал место другого лица; если кто нибудь умирал в коротко знакомом семействе, мистера Перси Ноакса непременно можно было видеть во второй траурной карете, с платком у глаз его и рыданиями, продолжительность которых, употребляя собственное его выражение, "составляла не более коротенького мгновения ока".

Конечно, после этого весьма легко вообразить, что все эти развлечения как будто нарочно мешали занятиям мистера Перси Ноакса, неизбежным с его призванием. Мистер Перси Ноакс совершенно был убежден в этом обстоятельстве, и потому, после здравого размышления, решился вовсе не заниматься, - решимость дело весьма похвальное, зато он и предался ей достохвальным образом. Кабинет его представлял странный хаос бальных перчаток, перчаток для кулачного боя, каррикатур, альбомов, пригласительных карточек, рапир, палок для игры в криккеть, рисунков на папке, крахмала, вишневого клею и пятидесяти других необычайных предметов, столпившихся в одной груде в самом странном смешении. Он всегда делал что нибудь для кого нибудь, или придумывал для целаго общества план провести приятно время, что составляло его главное forte. Разговорный язык его отличался удивительной быстротой, движения - необыкновенной ловкостью и развязностию, и кроме того ему было двадцать-восемь лет.

- Чудная мысль, превосходная идея, клянусь жизнью, говорил сам с собою мистер Перси Ноакс, за чашкой утреннего кофе, вспомнив намек, сделанный накануне одной дамой, в семействе которой он провел приятный вечер. - Знаменитая идея!... Мистрисс Стоббс! вскричал Ноакс, возвысив голос.

- Что прикажете, сэр? отвечала грязная старуха с пылающим лицом, высунувшись из спальни, с корзинкой сору и золы. - Это была прачка. - Вы, кажется, изволили кликать меня, сэр?

- Да, да, мистрисс Стоббс! я сейчас ухожу, если тот портной зайдет еще раз, то пожалуста скажите ему... скажите ему, что я уехал за город и буду не ранее как через две недели; а если придет лодочник, то скажите ему, что я потерял его адрес, а то давно бы прислал ему незначительный долг мой: пусть он напишет здесь другой адрес; а если зайдет мистер Гарди... ведь вы знаете мистера Гарди?...

- Забавный такой джентльмен, что ли, сэр?

- Ну, да! забавный джентльмен..... Если зайдет мистер Гарди, то скажите ему, что я отправился к мистрисс Тонтон, поговорить насчет морской прогулки.

- Слушаю, сэр!

- А если зайдет еще что нибудь и скажет, что он пришел переговорит насчет парохода, то пожалуста, мистрисс Стоббс, скажите ему, чтобы он явился сюда сегодня ровно в пять часов.

- Очень хорошо, сэр!

Мистер Перси провел щеткой по шляпе своей, стряхнул шолковым платком крошки с своих "невыразимых", и отправился в жилище мистрисс Тонтон на улице Грэнто-Мальбруг, где она и дочери её занимали верхний этаж дома. Мистрисс Тонтон была пятидесятилетняя вдовушка, с формами великанши и душою ребенка. Гоняться за удовольствиями и употреблять разные средства для того, чтобы убить время, по видимому, было главною и единственною целью её существования. Она до безумия любила двух дочерей своих, которые в свою очередь. также были ветрены, как и их мама.

Прибытие мистера Перси Ноакса вызвало общее восклицание, в котором отражалось полное удовольствие. После обыкновенных приветствий, мистер Перси Ноакс опустился в кресло, подле дамского рабочаго столика, с той непринужденностью, которая отличает в госте домашнего друга. Мистрисс Тонтов деятельно занималась наколкою огромных бантов на те части модного чепчика, где только представлялась возможность пришпилить их; мисс Эмли Тонтон сидела у окна и разматывала шолк, а мисс София разъигрывала на фортепьяно новый романс, - произведение молодого виртуоза, или какого-то другого в равной степени интереского аматёра.

- Ах, как вы добры! сказала мистрисс Тонтон, обращаясь к прекрасному Перси. - Вы неоспоримо добрая душа! Я уверена, что вы пришли условиться насчет морской прогулки.

- Кажется, что так, отвечал мистер Ноакс, с торжественным видом. - Не угодно ли пожаловать сюда, девицы? я расскажу, как все будет устроено.

Мисс Энда и мисс София приблизились к столу с той балетной поступью, которая для некоторых молоденьких лэди кажется очаровательною, и в которой заметно обнаруживается что-то среднее между прыжком и легким галопом.

- Мне кажется, продолжал мистер Перси Ноакс: - чтоб устроить все распоряжения на предстоящую прогулку, непременно нужно составить комитет из десяти членов. На этих членах будет лежать обязанность совокупно уплатить все издержки, неизбежные с нашим предприятием.

- Ах, как это превосходно! воскликнула мистрисс Тонтон, которая более всего одобряла эту часть распоряжений.

- Потом мой план таков, что каждый из этих десяти членов будет иметь полное право пригласить с своей стороны пять персон. Комитет для устройства всех распоряжений соберется на моей квартире, и тогда можно будет узнать, кто именно будут приглашенные особы; каждый член комитета будет иметь право положить черный шар против того, кого станут предлагать, и один черный шар исключает ту особу. Знаете, это служит нам в некотором роде ручательством за приятность нашего общества.

- Какой вы удивительный распорядитель! снова воскликнула мистрисс Тонтон.

- Очаровательно! сказала миленькая Эмли.

- Я от вас не ожидала этого! воскликнула София.

- Мне кажется, это будет хорошо, отвечал мистер Перси Ноакс, находясь теперь совершенно в своей сфере.- Мне кажется, что будет хорошо. Теперь я должен сказать вам, что мы отправимся отсюда к Нору, а оттуда обратно сюда; перед отправлением, в каюте будет закрыт превосходный обед из холодных блюд, так что все можно приготовить заранее, без всякого замешательства; на палубе, в маленьких пристройках, уставленных цветами.... не знаю, как они называются, но знаю, что имеют сходство с маленькими полисадниками, в которых с удовольствием иногда пьем чай.... в этих цветниках будет накрыт завтрак. Пароход мы наймем исключительно только для нашего общества; у нас будет музыка; палубу натрут мелом, а это представит нам возможность танцовать кадрили целый день; кроме того, я должен сказать, что тот, кто одарен музыкальными талантами, вероятно, не замедлит показать себя приятным и полезным, - и наконец.... наконец.... короче сказать, я заранее и вполне убежден, что мы проведем этот день чудесным образом.

Открытие этих распоряжений было принято с величайшим энтузиазмом. Мистрисс Тонтон, Эмли и София громогласно выряжали свои похвалы.

- Теперь скажите мне, Перси, сказала мистрис Тонтон: - кто же будут десять джентльменов?

- О! я знаю очень многих, которые с восторгом примут мой план! отвечал мистер Перси Ноакс: - без сомнения, у нас будет....

- Мистер Гарди, прервал слуга, возвестивши приход посетителя.

Мисс София и мисс Эмли в один момент приняли самые непринужденные позы, какие только можно было применить к столь нежданному известию.

- Как здоровье ваше? сказал толстый джентльмен, остановясь в дверях, в положении неуклюжаго арлекина.

Это-то и был мистер Гарди, которого, по словам мистрисс Стоббс, мы называли выше "забавным джентльменом". Он был записной шутник, до беспредельности популярен между замужними дамами и общий фаворит молодых людей. Мистер Гарди всегда участвовал в увеселительных прогулках и приходил в восторг, если удавалось ему при подобных случаях поймать кого нибудь в свою западню; он умел петь водевильные куплеты, подражать извощикам, подсвистывать под птичий голос, играть арии на своем подбородке и давать концерты на жидовской арфе. Пил он и ел весьма неумеренно и был задушевный друг мистера Перси Ноакса. Лицо его было постоянно красное; голос немного сиплый, а смех - громкий до ужаса.

- Как здоровье ваше? говорил этот почтенный джентльмен, заливаясь смехом, как будто утренний визит составлял превосходнейшую шутку в мире, и сжимая дамские ручки с такой силой, как будто ручки эти были помповые рукоятки.

- Только вас и недоставало для меня, сказал мистер Перси Ноакс и вместе с тем приступил в изъяснению причины этого недостатка.

- Ха, ха, ха! проревел Гарди, выслушав объяснение и получив подробный отчет предполагаемой прогулки. - О, как это бесподобно! как превосходно! Какой чудный день это будет! Сколько удовольствий! Но скажите же поскорей, когда вы думаете приступить к исполнению вашего плана?

- Не угодно ли, хоть сию минуту: что может быть удобнее настоящего времени!

- Восхитительно! очаровательно! вскричали дамы. - Начните, пожалуста, начните!

Перед мистером Перси Ноаксом явились письменные материялы, и после продолжительного совещания между ним и мистером Гарди, как будто от этого зависела судьба целых народов, были написаны имена различных членов комитета. Сделав условие, что в среду вечером к осьми часам в комнатах мистера Перси Ноакса соберется митинг, посетители простились с дамами.

Наступил вечер назначенного дня; пробило восемь часов, и восемь членов комитета пунктуально явились в присутствие. Мистер Логгинс, прокурор Босвельского аула, прислал извинение, а мистер Самуель Бриггс, также прокурор, Форнивальского суда, прислал своего брата, к величайшему удовольствию сего последнего и к величайшей досаде мистера Перси Ноакса. Между Бригсами и Тонтонами существовала неукротимая ненависть, для объяснения которой на этот случай не находится примера. Вражда между Монтеки и Капулетти была ничто в сравнении ей враждой, существовавшей между этими двумя знаменитыми домами. Мистрисс Бригс была вдова, с тремя дочерьми и двумя сыновьями, из которых мистер Самуель, старший, был стряпчий, а мистер Александер, младший, постоял, на определенных условиях, старшем брате. Жительство они имели на углу Портландской и Оксфордской улиц и совершали движение свое по одной и той же орбите с Тонтонами: отсюда-то и происходит их взаимная вражда. Если мисс Бриггс являлась в нарядных шляпках, мисс Тонтон затемняли их шляпками более нарядными. Если на чепчике мистрисс Бриггс оказывались ленты радужного цвета, мистрисс Тонтон не замедлила надевать на голову ток со все-возможными цветами калейдоскопа. Если мисс Софии Тонтон выучивала новый романс, то две мисс Бриггс выступали уже с новым дуэтом. Раз как-то случилось Тонтонам, с помощью арфы, восторжествовать над своим врагом, но Бриггсы выдвинули в поле три гитары - и победа осталась за ними. Короче сказать, соперничеству между ними не было конца.

Там как мистер Самуель Браггс был настоящая машина, и как кроме того известно было, что первоначальную мысль для этой прогулки подала мистрисс Тонтон, то женская отрасль фамилии Бриггсов устроила, чтобы при выборе присутствовал не мистер Самуель, но мистер Александер; а так как упомянутый мистер Александер справедливо прославился упорством (свойственным прокурору банкротского суда), то, без всякого сомнения, его не нужно было учить много. Он поставил себе в непременную обязанность и в особенное удовольствие быть неприятным до крайности и сверх всего, во что бы то ни стало, положить при выборе Тонтонов черный шар.

Вечернее заседание было открыто мистером Перси Ноаксом. Представив, довольно удачно, присутствующим джентльменам необходимость выпить во легонькому грогу, он вкратце изъяснил главные причины их собрания и заключил замечанием, что первый приступ должен состоять в выборе президента, которому должно быть вверено личное управление всем, что только касалось до распоряжений. Один из джентльменов, бледный молодой человек, в зеленом галстуке и очках того же цвета, член достопочтенной общины Внутреннего Тэмпля, тотчас же поднялся, с тою целью, чтоб предложить на место президента мистера Перса Ноакса. Он знал его данным-давно и готов ручаться честью, что почтеннее, превосходнее и чистосердечнее его не существовало еще в целом мире ни единого человека (всеобщее внимание и возгласы: гир! гир!) (Hear! hear! - слушайте! слушайте!). Молодой человек, как видно было по всему, был тверд в ораторском искусстве; воспользовавшись этим случаем, он вошол в рассмотрение состояния английских канонов, со времен Вильгельма Завоевателя до наших времен; обратил внимание слушателей на законы древних друидов, коснулся слегка правил, постановленных афинскими законодателями, и в заключение с жаром произнес похвалу пикникам и тому подобным увеселениям.

Мистер Александер Бриггс не замедлил выразить несогласие на это предложение. пр? всем своем искреннем почтении к мистеру Перси Ноаксу, как частному лицу, он полагал, что не должно было бы препоручать ему, мистеру Перси Ноаксу, такую огромную власть (всеобщее неудовольствие). Мистер Бриггс полагал, что в предназначаемом достоинстве мистер Перои Ноакс не будет действовать с надлежащею справедливостью, беспристрастием и благородством; при этом он просил, чтобы слова его не принимались в дурную сторону, потому что они сказаны были без всякого намерения оскорбить особу мистера Перси Ноакса. Мистер Гарди защищал своего достойного друга голосов, сделавшимся от душевного волнения и грога не совсем-то внятным. Наконец, для скорейшего окончания дела, предложено было сделать выбор по большинству голосов: оказалось, что один только голос изъявил несогласие, а потому мистер Перси Ноакс провозглашен был избранным, вследствие чего он и занял президентский стул.

Действие митинга продолжалось теперь с величайшей быстротой. Президент объявил, по составленной им смете, приблизительные издержки на поездку, и каждый из присутствующих подписался на уплату своей доли. Потом следовало разрешить вопрос: должно ли нанять на этот случай пароход "Эндивор"? И снова мистер Александер Бриггс представил из себя оппозиционную сторону: вместо слова "Эндивор", он предложил написать "Фляй"; но предложение его было отвергнуто. Наконец началась самая важная церемония, а именно: балотировка предлагаемых членов общества. Для этой цеди в темном углу комнаты на столе поставили чайницу и каждому из присутствующих вручили по две шахматные пешки; одну черную, а другую белую.

Вслед за тем президент с величайшей торжественностию прочитал следующий список гостей, которых предложил к избранию: "мистрисс Тонтон и её две дочери, мистер Визаль и мистер Симсон". С почтением приступили к балотировке, и оказалось, что мистрисс Тонтон и её две дочери получили черные пешки. Мистер Перси Ноакс и мистер Гардм обменялись взглядами.

- Приготовлен ли ваш список, мистер Бриггс? спросил президент с соблюдением величайшего достоинства.

- К вашим услугам, отвечал Александер, передавая список с следующими именами: - мистрисс Бриггс и её три дочери и мистер Самуель Бриггс.

Прежняя церемония повторилась еще раз, и - о, чудо! - на долю мистрисс Бриггс с её дочерью выпали также черные вешки. На лице мистера Александера Бриггса отразилась бессмысленность, а остальное общество выражало крайнее изумление при этом непостижимом обстоятельстве.

Балотировка продолжалась; но одно маленькое обстоятельство, которого мистер Перси Ноакс не предвидел при самом начале, помешало системе разработываться так, как он воображал: черные пешки выпадали почти каждому. Мистер Александер Бриггс, побуждаемый чувством возмездия, употреблял при каждом случае дарованную ему власть исключать из общества предлагаемых гостей, и результат был такого рода, что после трех-часовой беспрерывной балотировки только три джентльмена удостоились избрания. Что прикажете делать в таком затруднении? оставалось два средства: или предоставить весь план совершенному разрушению, или окончить дело полюбовным образом. Последнему средству всего скорее можно было отдать преимущество, и потому мистер Перси Ноакс предложил прекратить балотировку, но чтобы каждый джентльмен объявил попросту, без затей, кого он намерен привести с собой. Предложение было принято с радостью. Тонтоны и Бриггсы получили право участвовать в прогулке, - и общество сформировалось.

Следующая среда назначена была для торжественного дня, и решено было единодушно, что каждый член комитета будет носить на левой руке бант из голубых флорансовых лент. Из объявления мистера Перси Ноакса оказывалось, что пароход, предназначенный для поездки, принадлежал Общей Пароходной Компании и стоял у пристани подле таможни, и так как мистер Перси предложил, чтобы обед и вина были доставлены лучшим оффициянтом, то, c общего согласия, решили, что он, мистер Перси Ноакс, явится на пароходе к семи часам утра назначенного дня, для наблюдения за распоряжением, а остальные члены комитета с избранным обществом прибудут к девяти часам. Грог повторился еще раз; присутствующие молодые люди произнесли несколько праздничных спичей; президент получил искреннюю благодарность, - и митинг разошелся.

Во все это время стояла прекрасная погода, которая и продолжалась. Прошло воскресенье, и Перси Ноакс сделался необыкновенно деятелен и суетлив, и находился в беспрерывном движении около пароходной пристани, к крайнему изумлению писцов и к величайшей выгоде голборнских извощиков. Наступил вторник, и беспокойству мистера Перси Ноакса не было пpeдела: каждую минуту он подбегал к окну посмотреть, не набегают ли облачки на лазурное небо; а мистер Гарди привел в изумление целый квартал, заучивая, в комнатах президента, новые куплеты, приличные предстоящему торжественному случаю.

В эту ночь тревожен был сон мистера Перси Ноакса: ему беспрестанно грезились смутные видения то отходящих от пристани пароходов, то гигантских часов со стрелкой, указывающей на четверть десятого, то безобразное лицо мистера Александера Бриггса, выглядывающего через борт парохода и оскалившего зубы, как будто в насмешку над его бесплодными усилиями вскарабкаться на падубу. Наконец, мистер Перси Ноакс сделал последнее усилие - и проснулся. Яркое солнце весело озаряло его спальню, и мистер Перси Ноакс в тот же момент схватился за часы, в страшном ожидании увидеть, что зловещия грёзы его осуществились.

Было только пять часов: Перси расчитал время, положив полчаса на туалет; а так как утро было прекрасное и отлив был в полном своем действии, то мистер Ноакс решился свободно прогуляться до переулка Странд и оттуда отправиться на лодке к пароходу.

Он оделся; торопливо представил извинительную причину, что не будет завтракать, и вышель из квартиры. Улицы имели такой опустелый вид, как будто толпы народа в последний раз наполняли из накануне. Только изредка показывались в некоторых местах подмастерья, выбежавшие на улицу с заспанными глазами, чтоб открыть ставни, изредка встречались блюстители порядка, или молочницы, медленно пробирающиеся по улице. Слуги не начинали еще ни чистить дверей, и разводить огней, - одним словом, Лондон представлял из себя картину совершенного опустошения.

На углу одного переулка расставлен был "уличный завтрак". Кофе кипел на жаровне и большие ломти хлеба с маслом лежали в груде один на другом, как доски на лесном дворе. Общество располагалось на скамейке, приставленной, ради комфорта и безопасности, к соседней стене. Два молодых человека угощали трех "лэди" и ирландского полевщика; их необузданный хохот и растрепанная одежда обнаруживали, что предъидущий вечер проведен был в шумном разгуле. Маленький уличный метельщик стоял в недальном расстоянии и с завистью смотрел на соблазнительные явства; а с противоположной стороны улицы всю эту группу внимательно осматривал полицейский страж. Томные взгляды, бледные лица, пестрые наряды жалких женщин также странно не согласовались с ярким, разливающим радость солнечным светом, как и их принужденная веселость с буйным хохотом двух молодых людей, которые, для разнообразия своих удовольствий, изредка подтрунивали над содержательницей этой подвижной кофейной.

Мастер Перси Ноакс быстро миновал это место, повернув в переулок Странд, и когда открылась перед ним сверкающая блеском поверхность Темзы, ему казалось, что он никогда еще в жизни не чувствовал в своей душе столько счастия и не находил в особе своей столько значительности.

- Не прикажете ли шлюпку, сэр? вскричал один из трех перевощиков, обмывавших каждый свою шлюпку, при чем каждый из них насвистывал свою особенную песню. - Прикажете, что ли?

- Нет, отвечал мистер Перси Ноакс, довольно отрывисто: ему показалось, что вопрос был сделав вовсе несоответственно его достоинству.

- Может быть, вам угодно не шлюпку, а целое судно? спросил другой лодочник, к беспредельному восторгу своих товарищей.

Мистер Перси Ноакс отвечал на это взглядом, в котором выражалось величайшее негодование.

- Не хотите ли, сэр, чтобы я отвез вас к пароходу? спросил старый перевощик весьма вежливо. На нем надето было красное полинялое платье, цвет которого похож был на оберточный ластик "Путеуказателя к присутственным местам."

- Пожалуй, но только поскорей. - На пароход "Эндивор", подле самой Таможни.

- Эндивор?! вскричал лодочник, который за минуту произвел всеобщий хохот. - Да я своими глазами видел, как полчаса тому назад Эндивор прошел мимо нас вверх по Темзе.

- Я тоже видел, сказал другой: - и, право, хотелось бы еще раз взглянуть на него - прелесть что за вид! Полнехонек джентльменов и прекрасных лэди.

Мистер Перси Ноакс принудил себя пропускать мимо ушей эти доводы и вошел в шлюпку, которую старик, после нескольких приемов отталкивания, притягивания и переталкивания, подплыл наконец к самым ступенькам пристани.- "Отваливай!" вскричал мистер Перси Ноакс, и шлюпка быстро понеслась по Темзе. Мистер Перси Ноакс преважно развалился на только что обмытой скамейке, между тем как лодочники предлагали с пристани пари на какую угодно сумму, что ему никогда не доехать да Таможни.

- Вот и Эндивор! сказал восхищенный Перси, приставая к пароходу.

- Держитесь крепче! вскричал через борт буфетчик, и мистер Перси Ноакс в секунду очутился на палубе.

- Надеюсь, сэр, что вы найдете все по вашему желанию. Не правда ли, что пароход сегодня кажется как-то особенно хорош?

- Отлично хорош! превосходен! отвечал распорядитель, в порыве душевного восторга, который невозможно описать.

Палуба была вымыта, скамейки по бортам вытерты; для музыкантов устроено отдельное место; очищено место для танцев; в одном углу навалена была целая груда табуреток, и над палубой растянут тент. Мистер Перси Ноакс с шумом спустился вниз; повара и жена буфетчика накрывали там обед на двух столах, во всю длину каюты; после того мистеру Перси Ноаксу оставалось снять с себя сюртук и беспрестанно бегать взад и вперед по пароходу, ничего не делая, но в полном убеждении, что этим помогает всем. Жена буфетчика хохотала до слез, а мистеру Перса Ноаксу было не до смеху: он едва переводил дух от усиленных своих движений. И вот у пристани Лондонского моста зазвонил пароходный колокол: Маргэтский пароход совершенно готов, Гревзандский пароход также готов; народ шумит; носильщики быстро спускаются со ступенек пристани с ношею, которая раздавила бы всякого другого человека, но только не носильщика; на пароходы положены сходни, с прибитыми к ним четырех-угольными дощечками; пасажиры бегут по ним, торопятся, толкают друг друга, обгоняют, - точь-в-точь как стадо овец, которых загоняют в птичник.... Но вот звон колокола прекращается, сходни отнимают прочь, и пароходы трогаются с места.... Сцена была одно из самых очаровательных сцен шума и суеты, какую только воображение человека может представить себе.

Время летело быстро; наступила половина девятаго; повара уехали на берет; обед совершенно готов. Мистер Перси Hoакс запер главную каюту и положил ключ к себе в карман, с тем, чтоб можно было внезапно отпереть ее, во всем её великолепии, перед глазами изумленного общества. Музыканты прибыли на пароход; туда же прибыли и вина.

За десять минут до девяти, на пароход явился весь комитет. Тут находился и пастор Гарди, в своей куртке и жилете, в белых брюках, шолковых чулках и туфлях, с соломенной шляпой на голове и с огромной зрительной трубой под мышкой. Тут же находился и молодой джентльмен в зеленых очках, в пикетовых "невыразимых", в камзоле из той же материи с блестящими пуговицами, с изображением сцен из "Поля и Виргиния". Остальные члены комитета, одетые в белые шляпы, легкие куртки, такие же камзолы и панталоны, очень похожи были на лакеев и вест-индских плантаторов.

Пробило девять часов, и общество стало прибывать целыми толпами. Мистер Самуель Бриггс, мистрисс Бриггс и три мисс Бригсс показались в щегольской верейке. Три гитары в отдельных трех темно-зеленых футлярах бережно были уложены на дно шлюпки, вместе с двумя огромнейшими портфелями нот, которых слишком было бы достаточно, еслиб пришлось играть на гитаре беспрерывно целую неделю. Тонтоны прибыли в тот же самый момент; с ними находилось еще более нот, и кроме того лев-джентльмен, одаренный сильным басом и с пробивающимися рыжими усами. Господствующий цвет партии Тонтонов был бледно-розовый; цвет Бриггсов - светло-голубой. На шляпках Тонтонов красовались искуственные цветы; но в этом отношении Бриггсы решительно одержали над ними победу: у них надеты были перья.

- Здоровы ли вы, душа моя? говорили мисс Бриггсы мисс Тонтонам. (Слова: "душа моя", между девицами часто имеют равносильное значение со словами: "задушевный враг мой".)

- Слава Богу; благодарю вас, отвечали мисс Тонтоны мисс Бриггсам, - потом начались такие цалованья, поздравленья, пожатия рук, что посторонний человек непременно составил бы понятие, что эти два семейства были лучшими друзьями в целом мире, но отнюдь не подумал бы, что каждый из членов одного семейства от души желал толкнуть за борт каждого из членов другого семейства.

Мистер Перси Ноакс принимал гостей, приветливо раскланивался с незнакомым ему джентльменом и, повидимому, хотел узнать, кто он такой. Этого только и недоставало мистрисс Тонтон. Тут представлялся случай изумить Бриггсов.

- Ах, извините меня ради Бога! с беспечным видом сказала предводительница тонтоновой партии: - мистер Перси Ноакс! рекомендую вам: это капитан Гэлвс... Мистер Бриггс! рекомендую капитана Гэлвса.

Мистер Перси Ноакс сделал низкий поклон; храбрый капитан сделал тоже самое, с соблюдением должной свирепости, и Бриггсы были чисто-на-чисто побеждены.

- Другу нашему, мистеру Визалу, к несчастию, что-то помешало разделить общее наше удовольствие, снова начала мистриссь Тонтон: - поэтому я поставила себе в удовольствие привезти капитана, которого музыкальные таланты, смею сказать, составят для нас весьма важное приобретение.

- Именем всего комитета, приношу вам, сударыня, благодарность за это, а вас, милостивый государь, прошу принять чистосердечный привет, отвечал мистер Ноакс (при этом случае расшаркиванье возобновилось). - Сделайте одолжение, садитесь... впрочем, неугодно ли вам прогуляться в корме?... Капитан, потрудитесь взять на свое попечение мисс Тонтон.... Мисс Бриггс, не угодно ли вам пожаловать со мной?

- Хотелось бы знать, где оне поддели такого воина? спросила мистрисс Бриггс дочь свою мисс Кейт Бриггс, следуя за маленьким обществом.

- Решительно не могу вообразить, отвечала мисс Кэйт, разрываясь от досады.

Строгий взгляд, которым храбрый капитан окинул общество, произвел на нее впечатление и внушил ей высокое понятие о его достоинстве.

Шлюпка за шлюпкой приставали к борту и партия за партией являясь на палубе. Число приглашенных гостей было устроено превосходно. Мистер Перса Ноакс считал весьма важным, чтобы число молодых людей точь-в-точь соответствовало числу молодых лэди, точно так, как число ножей за накрытым столом соответствовало числу вилок.

- Теперь, кажется, все собрались? спросил мистер Перси Ноакс.

Члены комитета (которых руки, перевязанные синими лентами, показывали как будто все они собирались пустить себе кровь) зашумели по пароходу, чтоб удостовериться в действительности предположения президента, и вскоре донесли, что можно отправляться.

- Дай ход! скомандовал шкипер парохода.

- Дай ход! повторял мальчик, поставленный над люком у машины передавать приказания шкипера.

И пароход тронулся с места и полетел по реке с тем приятным шумом, который только и можно слышать за одним пароходом, и который составляет гармоническую смесь треска, брызганья, брянчанья и фырканья.

- Гой, гой, ой-ой-ой-ой.... о-о-о-о!!.. загремело полдюжины голосов со шлюпки по крайней мере на четверть мили за кормою парохода.

- Легче ход! вскричал шкипер. - Скажите, сэр, разве эти люди принадлежат к нам?

- Ноакс! воскликнул Гарди, осматривавший в свою огромную трубу каждый дальнейший и ближайший предмет: - ведь это Флитвуды и Вэкфильды, да еще и двое детей с вами, клянусь Юпитером!

- Фи! какой стыд - привозить с собой детей! в одно время вскричало несколько голосов: - как кто безразсудно!

- А знаете ли что? чудесная бы вышла штука, еслиб притвориться, что мы не видим их, намекнул мистер Гарди, к беспредельному восторгу всего общества.

В одну минуту был собран совет, в котором решено было принять новых посетителей на пароход, между тем как мистер Гарди дал торжественное обещание дразнит и мучить бедных детей в течение целаго дня.

- Стоп машина! вскричал шкипер.

- Стоп машина! повторял мальчик.

Пар с визгом вылетел из трубы, а все молоденькие лэди, как будто сговорившись, обнаружили ужас гармоническим криком. Один только воинственный Гэлвс мог успокоить их, уверив, что вылет паров из трубы для остановки парохода редко сопровождается потерею человеческих жизней.

Два матроса подбежали к борту; с помощию крика и железного багра верейка была поймана, а вместе с тем мистер Флитвуд, мистрисс Флитвуд и мистер Флитвуд, мистер Вэкфильд, мистрисс Вэкфильд и мисс Вэкфильд благополучно были подняты на палубу. Девочке было около шести лет, мальчику около четырех; первая одета была в белое платьице, с розовым поясом, в маленький спенсер, имеющий сходство с собачьими ушами, и соломенную шляпу с зеленым вуалем; последний был наряжен для этого случая в коленкоровую рубашечку, от ворота которой и от вершины простых чулочков выказывалась пара кривых ног. На голове его красовалась синяя шапочка с золотым снурком и кисточкой; а в руке находился засусленный инбирный пряник, которым он слегка замазал свое невинное личико.

Пароход еще раз тронулся с места; музыканты заиграли: "Мы уезжаем в дальний путь"; большая часть общества, разделившись на группы, весело разговаривала, между тем как пожилые джентльмены расхаживали попарно по палубе и пресерьозно рассуждали, как будто дело шло об огромном пари на то, кто легче и удобнее убьет свое время. Пароход быстро пролетел мимо гавани Пуль; джентльмены показывали дамам доки, речную полицию и другия великолепные публичные здания; молодые лэди обнаруживали приличный ужас и стыдливость при виде выгрузчиков каменного угля и подъемщиков баласта. Мистер Гарди без зазрения совести лгал перед замужними лэди, говорил анекдоты, от которых оне от души смеялись, скрывая свой смех в носовые платочки, - слегка ударяли веером по его пальцам, называя его, "негодным, ужасным созданием", и так далее; капитан Гэлвс делал краткий очерк военным битвам и дуэлям, придавая при этом случае своей физиономии страшный вид, что возбуждало удивление в женщинах и зависть в мужчинах. Начались танцы; капитан Гэлвс танцовал первую кадриль с мисс Эмли Тонтон, а вторую с мисс Софией Тонтон. Мистрисс Тонтон находилась в беспредельном восторге. По видимому, победа была совершенная; но, увы! как удивительно человеческое непостоянство! Исполнив прежде всего непременный долг, капитан Гэлвс предался исключительно мисс Джудии Бриггс, с которой он протанцовал три следующия кадрили, и от которой не имел ни малейшего намерения отступить в течение остального дня.

Мистер Гарди съиграл две блестящия фантазия на еврейской арфе, а мистер Перси Ноакс, после неоднократного повторения беспримерно забавной шутки, состоявшей в надписи мелом огромного креста на спине каждого из членов комитета, выразил надежду, что музыкальные друзья их не замедлят доставить особенное удовольствие обнаружением талантов.

- Быть может, говорил мистер Ноакс, самым вкрадчивым образом: - и капитан Гэлвс сделает нам одолжение.

Лицо мистрисс Тонтон прояснело, потому что капитан пел одни только дуэты, и ни с кем более не мог он петь этих дуэтов, как только с которой нибудь из двух дочерей мистрисс Тонтон.

- Почему жe! отчего же! отвечал воинственный капитан: - с своей стороны я поставил бы в особенное удовольствие, но....

- Ах, сделайте одолжение! вскричали все молодые лэди.

- Мисс Софии! вероятно, вы не имеете препятствия составить дуэт?

- О, ни малейшаго! возразила молодая лэди таким голосов, в котором ясно обнаруживалось, что у неё были величайшие к тому препятствия.

- Не хотите ли я буду вам аккомпанировать, душа моя? спросила одна из мисс Бриггс, с весьма кротким намерением - испортить все дело.

- Чрезвычайно много обязана вам, мисс Бриггс, резко возразила мистрисс Тонтон, предвидевшая, к чему клонился этот маневр: - мои дочери поют без всякого аккомпанимана.

- И без всякого голоса, проворчала мистрисс Бриггс тихим голосом.

- Может быть, сказала мистрисс Тонтон, вспыхнув.- Она отгадывала смысл этого замечания, хотя слова не были ясно слышны.- Может быть, весьма недурно былобы для некоторых людей, еслиб голос их не был так слышен, как он слышен для других.

- И может быть, еслиб джентльмены, которые завлечены для того только, чтобы обращать внимание на дочерей некоторых особ, не имели достаточной разборчивости в том, чтобы обращать внимание на дочерей других особ, возразила мистрисс Бриггс: - то, вероятно, некоторые особы не так бы охотно обнаружила тот дурной нрав, который, благодаря Бога, отличает их их других особь.

- Особ! воскликнула мистрисс Тонтон.

- Да-с, сударыня-с, особ-с, отвечала мистрисс Бриггс.

- Урод!

- Тварь!

- Тс! тс! прервал мистер Перси Ноакс, принадлежавший к числу нескольких мужчин, до которых долетал этот разговор. - Тише, ради Бога: сейчас дуэт начнется.

После продолжительных предварительных кашляний и напеваний капитан начал следующий дуэт из оперы "Поль и Виргиния", тем вопиющим тоном, в котором человек спускается ниже и ниже, Бог знает куда именно, без всякой в виду возможности когда нибудь снова подняться. В кругу коротких знакомых этот голос часто слывет под названием "баса".

"Смо - отри (пел капитан), как из светла - го мо - ря

Вы - плывает дне - вно - е свети - ло.

По рощи раз - лили - ся зву - ки пер - на - тых пев - цов...

Певец на этом месте был прерван самыми ужасными криками, происходившими в рощице, слева.

- Мое дитя! вскрикнула мистрисс Флитвуд. - Дитя мое! Это его голос, - я знаю, что это его голос!

Мистер Флитвуд, в сопровождения нескольких джентльменов, в одну секунду бросился в ту сторону, откуда происходил вопль, и восклицание ужаса разнеслось во всему обществу; общее впечатление было таково, что или голова невинного малютки попала в воду, или его ноги завязли где нибудь в машине.

- Что с тобой, душа моя? скажи, что с тобой? кричал встревоженный и мучимый сильными опасениями отец, возвращаясь с ребенком на руках.

- Ой! ой! ой! снова заревел маленький страдалец.

- Душечка, скажи мне, что с тобой? еще раз повторил отец, торопливо расстегивая рубашечку, с тем, чтобы узнать, ужь не переломано ли в дребезги ребро малютки"

- Ой! ой! я так испугался!

- Чего, друг мои? скажи, чего ты испугался? спрашивала мать, утешая нежного ребенка.

- Он делал такие страшные гримасы мне! кричал ребенок, впадая в конвульсии от одного воспоминания.

- Кто же это он? в один голос спросили все столпившиеся вокруг его.

- Вот он, отвечал мальчик, указывая на Гарди, который более других из целой группы принимал участия в малютке.

Действительное положение дела как молния мелькнуло в уме всех присутствующих, за исключением только Флитвудов и Векфильдов. Верный своему обещанию и преданный шуткам, Гарди завел ребенка в самую отдаленную часть парохода, и вдруг, явившись перед ним с самым страшным искривленным лицом, произвел в нем пароксизм ужаса. Без всякого сомнения, он увидел теперь, что ему вовсе не было необходимости отвергать обвинение, и несчастная маленькая жертва, вследствие этого, отведена была вниз, получив предварительно несколько подзатыльников от своих родителей, за то, что осмелился выдумать такую страшную ложь.

Когда миновалась суматоха, капитан снова запел, а мисс Эмли пристала к нему должным порядком. Дуэт был осыпан рукоплесканиями, и, конечно, он заслуживал еще большей похвалы, если взять в соображение совершенную самостоятельность певцов. Мисс Эмли пела свою часть нисколько ни обращаясь в капитану, а капитан пел так громко, что не имел ни малейшей идеи о том, что совершалось другим голосом. Окончив последние осьмнадцать такт один-одинешенек, он изъявил свою признательность за рукоплескания общества с тем видом самоотвержения, который всегда принимают на себя мужчины, когда воображают, что они сделали что-то для общества, хотя вовсе не понимают, в чем состоит настоящее дело.

- Теперь, сказал мистер Перси Ноакс, который только что вышел из носовой каюты, где деятельно занимался разливкой вина: - если только мисс Бриггсы обяжут нас чем нибудь до обеда, то, я уверен, мы буден находиться в полном восторге.

При этом намеке по всему собранию пронесся шопот восхищения, который часто удается слышать в обществе, когда никто не имеет самого отдаленного понятия о том, к чему относятся его одобрительные выражения. Три мисс Бриггс скромно взглянули на свою мама; мама с видом одобрения взглянула на своих дочерей, а мистрисс Тонтон с презрением взглянула на всех их. Мисс Бриггс попросили подать свои гитары, и несколько джентльменов произвели довольно серьёзные повреждения в футлярах, стараясь друг перед другом выказать свое усердие. Вслед за тем представилось весьма интересное пробование трех маленьких ключиков от трех помянутых футляров и мелодраматическое выражение ужаса при виде оборванной струны. Началась продолжительная настройка, натягиванье и перетягиванье струн; завинчиванье и отвинчиванье колков, в течение чего мистрисс Бриггс ревностно доказывала окружающим ее беспредельную трудность игры на гитаре и намекала на удивительный успех своих дочерей в этом мистическом искусстве. Мистрисс Тонтон шептала соседам своим, что это "невыносимо!", а мисс Тонтоны показывали вид, как будто оне сами умели играть за этом инструменте, но не играют потому, что пренебрегают им.

Наконец мисс Бриггсы с жаром принялись за дело. Это была новая испанская пьеса для трех голосов и для трех гитар. Действие было электрическое. Все взоры обращены были на капитана, который, как пронесся слух, однажды проходил с полком своим чрез Испанию, и который, без сомнения, должен быть хорошо знаком с тамошней национальной музыкой. Капитан был в восторге. Этого было достаточно; трио потребовали повторить, рукоплескания была всеобщия, и никогда еще Тонтоны не пpeтерпевали такого совершенного поражения.

- Браво! браво! восклицал капитан: - браво!

- Премило! не правда ли? спросил мастер Самуель Бриггс, с видом самодовольного директора ярмарочного зрелища.

Между прочим, эта были первые слова, произнесенные им со вчерашнего вечера.

- О - чаровательно! возразил капитан, размахнув рукой: - вос - хитительно!

- Самый нежный, пленительный инструмент! сказал старенький джентльмен с лысой головой, целое утро возившийся со зрительной трубой, в стекла которой мистер Гарди влепил огромную черную облатку.

- Случалось ли вам слышать когда нибудь португальский тамбурин? спросил забавный джентльмен.

- А слышали ли вы когда нибудь там-там? сурово спросил капитан, не теряя случая похвастать своими путешествиями истинными и мнимыми.

- Что такое? спросил Гарди, в крайнем изумлении.

- Там-там.

- Нет, не слышал.

- Вы не слышали, значит, а гум-гум?

- Никогда.

- Что же это за гум-гум? в одно время спросили несколько молоденьких лэди.

- В бытность мою в Ост-Индии (заметьте! новое открытие - капитан бывал в Ост-Индии!).... в бытность мою в Ост-Индии, мне случилось однажды остановиться за несколько тысячь миль от наших постоянных квартир, и именно, при посещении моего задушевного друга Рам-Худар-Досс-Азуф-Ол-Булара - варварски славного малаго. Однажды вечером, мы расположились по веранде, перед самой его виллой, наслаждаться ароматическим гукахом, как вдруг нас поразило довольно странное обстоятельство. Мы увидели, что тридцать-четыре его кит-ма-гара (у него было огромное имение) да столько же консумаров приближались к дому с грозным видом и с сильным боем в там-там. Рам вскочил на ноги....

- Кто, кто, вы изволили сказать? спросил лысый джентльмен, чрезвычайно заинтересованный.

- Рам.... Рам-Худар....

- О! сказал старый джентльмен: - будьте так добры, извините меня; признаюсь вам откровенно, мне никогда не случалось слышать подобного названия; но, сделайте милость, продолжайте.

- .... вскочил на ноги и выхватил пистолет. "Гэлвс", сказал он, "душа моя", - он всегда звал меня "душа моя", - "Гэлвс", оказал он, "слышишь ли ты этот там-там?" "Слышу", отвечал я. Бледное до этого лицо его приняло самое страшное выражение; черты лица его исказились и весь он дрожал от сильного внутреннего волнения. "Видишь ли ты этот гум-гум?" спросил он. "Нет", сказал я, пристально вглядываясь вдаль. "Ты не видишь?" спросил он. "Клянусь честью, не вижу", отвечал я, "и, что еще более, я вовсе не знаю, что такое гум-гум", сказал я, признаюсь, в это время я так и думал, что он тут же и повалится. Он отвел меня в сторону и с выражением сильного беспокойства, которого я никогда не забуду, едва внятным шопотом сказал мне....

- Обед на столе, сударыни! прервала жена буфетчика.

- Позвольте, сударыня, сказал капитан и, в то же время прилагая дело к слову, повел мисс Джулию Бриггс в каюту с такой непринужденностью, как будто рассказ его совершенно был окончен.

- Какое необыкновенное обстоятельство! воскликнул тот же самый старый джентльмен, не переставая соблюдать величайшее внимание.

- Какой удивительный путешественник! сказали молодые лэди.

- Какое замечательное название! воскликнул джентльмен, несколько сконфуженный хладнокровным окончанием дела.

- Мне очень бы хотелось, чтобы он кончил свой рассказ, сказала старая лэди.- Чрезвычайно было бы интересно узнать, что такое гум-гум.

- Клянусь Юпитером! воскликнул Гарди, теряясь до этого времени в беспредельном изумлении. - Не знаю, что это такое в Индии, но в Англии гум-гум, мне кажется, есть тоже самое, что и гумбуг (Humbug - обман, выдумка.).

- Какое непросвещение! какая зависть! сказал почти каждый, спускаясь в каюту, с полной верой в изумительные приключения капитана Гэлвса.

Гэлвс оставался на весь день единственным львом отборного общества. Впрочем, удивляться нечему: безразсудство, дерзость и вообще все чудесное часто служит лучшими проводниками в общесгво.

В это время общество уже достигло определенной для прогулки цели и готовилось возвращаться во свояси. Ветер, дувший им попутно в течение целаго дня у сделался при повороте совершенно противным; небо постепенно застилалось тучами; небо, вода и берег приняли мрачный, тяжелый, свинцовый цвет. Последние полчаса дождь только накрапывал, а теперь он начинал лить. Ветер крепчал очень быстро, а рулевой весьма утвердительно выражал свое мнение, что скоро будет шквал. По временам легкое движение парохода, казалось, предваряло, что это движение будет посильнее и дойдет даже до крайне неприятного, если только ветер усилится. Каждый кусок дерева на пароходе начинал скрипеть, как будто пароход нагружен был платяными корзинами. Морская болезнь, или так называемая качка, имеет некоторое сходство с верою в появление призраков: почти все более или менее имеют убеждение, но весьма немногие решаются признаться в том. Точно так и при этом случае большая часть общества старалась выразить на лице своем совершенное счастие, между тем как в душе их происходило совершенно противное.

- Неужели идет дождь? спросил вышеупоминутый джентльмен, когда все расположились за стол, претерпев при этом всевозможные стеснения.

- Кажется, идет, но, вероятно, маленький, отвечал мистер Перси Ноакс, разговор которого едва был слышен, вследствие того, что дождевые капли сильно стучали в палубу.

- Неужели свежеет ветер? спросил кто-то другой.

- Нет, не думаю, отвечал Гарди, чистосердечно желая убедить себя в противном, потому что сидел подле самой двери, и ветер едва не сдувал его с места.

- Не беспокойтесь: скоро совершенно будет ясно! сказал мистер Перси Ноаксь самым веселым голосом.

- О, конечно! в один голос воскликнул весь комитет.

- В этом нет ни малейшего сомнения! провозгласили остальные члены общества, которых все внимание обращено было теперь на весьма серьёзное занятие: есть, резать, пить вино и прочее.

Неровное действие машины становилось очень заметно. Огромная часть холодной баранины, поставленная в одном конце стола, трепетала как бланманже; прекрасный филей трепетал; несколько языков, разложенных на блюда несоразмерной с ними величины, производили изумительные эволюции, бросаясь из стороны в сторону, или с одного конца на другой, подобно мухе в опрокинутом стакане. Нежное пирожное тряслось до такой степени, что невозможно было подавать его гостям, и прислуга с отчаянием отказалась от этой попытки. Стол дрожал и колебался как лихорадочный пульс; казалось даже, что ноги его слегка сводило судорогами.... Короче сказать, все решительно тряслось, качалось, колебалось, скрипело и брянчало. Казалось, что палубные бимсы только затем и были сделаны, чтоб производить головокружение, следствие чего во многих пожилых джентльменах обнаружилась угрюмость. Едва только буфетчик поднимет каминный прибор, как он снова повалится; и чем спокойнее старалась лэди и джентльмены поместиться на стульям, тем сильнее стулья старались, по видимому, ускользать из под них. Пронеслось несколько зловещих требований на маленькую рюмку водки; лица всего общества постепенно подвергались самым чрезвычайным изменениям, а один из джентльменов внезапно выскочил из за стола, без всякой уважительной на то причины, и бросился наверх с невероятной быстротой, к величайшему вреду самому себе и буфетчику, который в тот же самый момент спускался с лестницы.

Но вот собрали и скатерть со стола, поставили десерт и наполнили рюмки. Качка парохода увеличивалась; некоторые члены общества находили в положении своем что-то неопределенное, непостижимое, и на вид казались как будто только что пробужденными от крепкого сна. Молодой джентльмен в очках, находившийся несколько времени в колеблющемся состоянии - одну минуту светлый и веселый, а следующую за тем мрачный и унылый, как вертящийся маяк на морском берегу - совершенно неожиданно выразил свое желание предложить тост. После нескольких неудачных попыток сохранить свое вертикальное положение, молодой человек распорядился прицепить себя левой рукой к средней ножке стола и начал следующий спич:

- Лэди и джентльмены! между нами есть джентльмен.... даже, можно сказать, совершенно незнакомый нам человек (при этих словах какая-то грустная мысль поразила оратора; он остановился и показался чрезвычайно странным), которого таланты, которого путешествия, которого веселость....

- Извините, пожалуста, Эдвинс, быстро прервал его мистер Перси Ноакс: - Гарди, мой друг, что с тобой?

- Ничего, отвечал "забавный джентльмен", в котором, кажется, столько и оставалось жизни, чтобы произнесть три последовательных слога.

- Не хочешь ли немного водки?

- Нет! отвечал Гарди голосом, в котором обнаруживалось сильное негодование, и стараясь показать как можно более твердости: - к чему мне водки?

- Не хочешь ли выйти на палубу?

- Нет, не хочу!

Это было сказано с самым решительным видом и таким голосом, который легко можно было принять за подражание чему-то неопределенному; голос этот столько же имел сходства с голосом морской свинки, как и со звуками фагота.

- Пожалуйста, извините меня, Эдвинс, сказал вежливый Перси: - я полагал, что друг наш нездоров. Сделайте милость, продолжайте.

Молчание.

- Сделайте одолжение, продолжайте.

- Мистер Эдвинс ушел! вскричал кто-то из общества.

- Сделайте милость, извините меня, сэр, сказал буфетчик, подбегая к мистеру Ноаксу. - Прошу вас извинить меня, но я должен сказать вам, сэр, что джентльмен, который только что вышел на палубу, - тот самый, у которого зеленые очки, - находится в весьма нехорошем состоянии; а молодой человек, который играл на скрипке, говорит "что если не принесут ему водки, то он не может отвечать за последствия. Он говорит, что у него остались жена и двое детей, которых существование рушится вместе с разрушением парохода, чего он ждет каждую минуту. Флейтист был тоже очень нездоров, но теперь ему гораздо лучше.

Всякое прикрытие теперь было бесполезно; общество побрело на палубу. Джентльмены, кроме одних облаков, старались больше ничего не видеть; лэди, укутавшись в плащи и шали, какие только были взяты с нами, расположились на скамейках и даже под скамейки, в самом жалком положения. Ни одному еще обществу, собравшемуся для прогулки, не удавалось вынести такую бурю, такой дождь и такую качку. Насчет мистера Флитвуда посланы были вниз некоторые предостережения, по тому случаю, что кровные его защитники находились под влиянием морского недуга. Этот интересный ребенок ревел самым громким голосом, до тех пор, пока не стало уже более голоса, чтобы реветь; но едва он замолчал, как место его заступила мисс Вэкфильд и прокричала до самого конца поездки.

Спустя несколько часов, мистер Гарди открыт был в положении, которое заставило друзей его предположить, что он деятельно занимался созерцанием красот океана и в особенности его недоступной глубины; им только жаль было, что склонность к изящному принуждала его так долго оставаться в положении, весьма опасном во всякое время, но в особенности опасном для человека, подверженного приливам крови к голове.

Общество прибыло к таможне около двух часов следующего утра, в сильном изнеможении и с совершенным упадком духа. Тонтоны была очень нездоровы, чтобы начинать ссору с Бриггсами, а Бриггсы находились в самом жалком положении, чтоб досаждать Тонтонам. Один из гитарных футляров был потерям при переносе его с парохода в наемный экипаж, и мистрисс Бриггс не краснеё решилась утверждать, что Тонтоны нарочно подкупили носильщика, чтоб бросить этот футляр со сходни. Мистер Александер Бриггс никогда не решается присутствовать при балотировке и говорит, что знает по опыту всю недействительность этого средства; а мистер Самуель Бриггс, когда спросят его мнение об этом предмете, говорит, что он решительно не имеет никакого мнения ни об этом, ни о всяком другом предмете.

Мистер Эдвинс, молодой джентльмен в зеленых очках, говорит спичи где только представится к тому удобный случай, и должно заметить, что красноречие этих спичей только и может сравниться с их плодовитостию. В случае непроизводства его на место судьи, он непременно займет место прокурора в Новом Центральном Уголовном Суде.

Капитан Гэлвс продолжал обращать свое внимание и расточать любезности на мисс Джулию Бриггс и наверное сочетался бы с ней законным браком, еслиб, к несчастию, мистер Самуель не арестовал его по долговому иску гг. Скроггинса и Пэйна. Мистрисс Тонтон выражает сожаление всем вместе и каждому порознь, что она очень обманулась в нем. Он познакомился с её семейством на гревзэндском пароходе и тогда вполне заслуживал совершенное уважение.

Мистер Перси Ноакс по прежнему всегда бывает весел и всегда беспечен. Мы описали его как общего фаворита в кругу коротких знакомых его, но надеемся, что у него найдется несколько преданных друзей и в светском обществе.

Чарльз Диккенс - Прогулка на пароходе., читать текст

См. также Чарльз Диккенс (Charles Dickens) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Путешественник не по торговым делам (THE UNCOMMERCIAL TRAVELLER). 01.
Переводы Ю. Кагарлицкого (гл. I-XVI), В. Ефановой (гл. XVII-XXIX) и Н....

Путешественник не по торговым делам (THE UNCOMMERCIAL TRAVELLER). 02.
XI Бродяги Слово бродяга , упомянутое случайно в моей последней замет...