Чарльз Диккенс
«Посмертные записки Пиквикского Клуба. 12.»

"Посмертные записки Пиквикского Клуба. 12."

Глава XLIX.

Путешествие мистера Пикквика в Бирмингем.

На другой день поутру, в три четверти девятого, почтовые лошади остановились y гостиницы "Зеленого куста." Когда м-р Пикквик сел в карету и Самуэль поместился на запятках, ямщику приказано было остановиться на минуту перед врачебным заведением м-ра Боба Сойера, с тем, чтобы взять оттуда нового пассажира, м-ра Бенжамена Аллена.

Через несколько минут экипаж действительно остановился перед подъездом с красным фонарем и весьма четкою надписью: "Сойер, преемник Нокморфа": но каково было изумление м-ра Пикквика, когда он, выставив свою голову из окна кареты, увидел весьма явственно, что мальчишка в сером балахоне усердно забивает ставнями все окна квартиры своего хозяина! При взгляде на этот совершенно неурочный маневр в ранний час утра, две мысли почти в одно мгновение возникли в душе великого человека: первая - что, по всей вероятности, скончался какой-нибудь добрый приятель и хороший пациент м-ра Боба Сойера; вторая - что сам м-р Боб Сойерь объявил себя банкротом.

- Что такое случилось?- спросил м-р Пикквик мальчика в сером балахоне.

- A ничего, сэр, не случилось,- отвечал мальчишка, открывая свой рот во всю длину и широту.

- Все обстоит благополучно, м-р Пикквик,- закричал Боб Сойер, внезапно появляясь y подъезда. В одной руке он держал кожаную сумку, мокрую и грязную; в другой - дорожный сюртук и огромную шаль.- Ведь и я тоже еду, почтенный друг.

- Вы!- воскликнул м-р Пикквик.

- Именно я, и вот вы увидите, какую учиним мы экспедицию,- отвечал Боб Сойер.- Эй, Самуэль, держите!

С этими словами, молодой доктор медицины перекинул кожаную сумку на запятки, где озадаченный Самуэль поспешил уложить ее в ящик экипажа. Затем м-р Бобь Сойер с помощью мальчишки надел на себя дорожный сюртук и, подойдя к окну кареты, захохотал во все горло.

- Ведь это умора, да и только; не правда ли, дружище?- сказал Боб, вытирая слезы обшлагом своего рукава.

- Однакож, я, право, не ожидал, любезнейший, что вам вздумается ехать с нами,- сказал м-р Пикквик с некоторым замешательством.

- Вот в том-то и штука, что вы этого не ожидали,- отвечал Боб, ухватившись за край сюртука м-ра Пикквика.- Это ведь шутка.

- Право? Так вы только шутите, любезнейший?

- Разумеется. Нечего хлопотать тут о профессии, если сама профессия, чорт бы ее побрал, не хотела хлопотать обо мне. Запер, да и баста!

Представив это объяснение, м-р Боб Сойер, указал на закрытые окна своего заведения и захохотал опять.

- Ах, Боже мой, на кого вы оставляете своих больных?- спросил м-р Пикквик с беспокойством.

- На самих себя, то есть на произвол натуры, почтеннейший,- отвечал Боб Сойер.- Никто из них не платил ни шиллинга, надо вам заметить. К тому же, если сказать правду,- продолжал Боб, понизив голос и наклонившись к уху м-ра Пикквика,- мое отсутствие принесет им существенную пользу: за неимением других лекарств в аптеке, я бы принужден быль всем своим пациентам раздать по порции каломели, a это, знаете, было бы весьма неприятно. Так, стало быть, все к лучшему.

На этот неожиданный аргумент м-р Пикквик не мог приискать приличного ответа.

- Но это, как видите, двуместная карета, мой друг,- сказал он, наконец, после кратковременной паузы, - мы можем поместиться только вдвоем с м-ром Алленомь.

- О, на мой счет прошу не беспокоиться,- отвечал Бобь.- Самуэль и я поместимся в сидейке на запятках, и авось нам не будет тесно. A здесь y подъезда будет приклеен вот этот билетик: "Сойер, преемник Нокморфа. Осведомиться о нем, насупротив этого дома, y м-с Криппс".

- Это что за особа?

- М-с Криппс мать моего мальчугана. "М-р Соииер ускакал сегодни поутру миль за тридцать на консультацию первых столичных врачей", говорит м-с Криппс. "Без него ничего не могли поделать. Какая-то страшная операция. Прислали за ним курьера. Бога ради, говорят, поезжайте, спасите". Дело в том, почтеннейший, что от этой проделки я ожидаю весьма счастливых результатов. Если об этой небывалой консультации будет напечатано к здешних газетах, так оно, знаете, карьера моя обделается сама собою. A вот и Бен. Ну, пошевеливайся, дружище.

С этими словами м-р Боб Сойер подсадил на козлы ямщика, впихнул своего друга во внутренность кареты, захлопнул дверцы, приподнял подножки, прибил билетик к уличной двери, запер ее, положил ключ в карман, вскочил на запятки, закричал "пошел!" и прежде, чем м-р Пикквик успел сообразить и размыслить, должен или не должен Боб Сойер сопутствовать ему в дороге, экипаж уже катился во всю прыть, и ямщик весело похлопывал бичом.

Пока они ехали по бристольским улицам, веселый Боб, с зелеными очками на глазах, вел себя степенно и с приличною важностью, исподволь только прибегая к различным словесным остротам в пользу и назидание м-ра Самуэля Уэллера; но как скоро экипаж очутился за городом на большой дороге, молодой врач сдернул с носа зеленые очки и принялся выделывать разнообразные практические штуки с целью обратить наивящее внимание пешеходов на проезжающий экипаж. Между этими проделками не последнее место занимало громогласное подражание звукам кондукторского рожка и махание в воздухе над поверхностью кареты малиновым шелковым платком, который нарочно для этой цели был привязан к набалдашнику дорожной палки.

- Интересно было бы знать, отчего это все здесь останавливаются и смотрят на нас,- сказал м-р Пикквик, прерывая себя на самой середине одушевленной беседы, имевшей непосредственное отношение к м-ру Винкелю и его молодой супруге.- Какую странность они могут замечать в нас.

- Они, без сомнения, заглядываются на нашу карету,- отвечал Бен Аллен самодовольным тоном.- Здесь не привыкли видеть такие щегольские экипажи. Это им в диковинку, смею сказать.

- Может быть,- сказал м-р Пикквик.- Может статься. Очень вероятно. Должно быть, так.

Догадка м-ра Пикквика, нет сомнения, приняла бы для него форму действительного факта, если бы в эту минуту, случайно выглянув из окна кареты, он не заметил, что взоры пешеходов вовсе не выражали того почтительного изумления, на которое он имел некоторое право рассчитывать на основании своих соображений. Ему даже показалось, что между пешеходами и наружными пассажирами экипажа существуют какия-то телеграфические сообщения, которые, как он догадывался теперь, могли иметь близкую или отдаленную связь с какими-нибудь выходками Роберта Сойера.

- Я надеюсь,- сказал м-р Пикквик,- что ветреный друг ваш, авось, не делает никаких глупостей на запятках.

- О, нет, как это можно,- отвечал Бен Аллен,- Роберт пресмирный парень, уж за это я ручаюсь.

Вслед за тем последовало самое продолжительное и мастерское подражание звукам кондукторского рожка, сопровождаемое взвизгами и криками, которые - уже не было в этом ни малейшего сомнения - происходили из легких и груди м-ра Роберта Сойера.

Ученый муж и юный его собеседник выразительно переглянулись друг на друга, и затем м-р Пикквик, сняв шляпу, высунулся до самой понсницы из окна экипажа, и это доставило ему полную возможность обозреть всю сцену.

М-р Боб Сойер, растопырив ноги во всю длину, сидел не на запятках, но на кровле экипажа, и на голове м-ра Боба Сойера болталась надетая на бекрень шляпа Самуэля Уэллера. В одной руке он держал огромный бутерброд, в другой - плетеную бутылку удовлетворительного размера, и уста ею поминутно прикладывались то к бутерброду, то к бутылке, между тем, как в промежутках оглашал он воздух диким воем или перестреливался какой нибудь шуточкой с проходившим незнакомцем. Малиновый флаг укреплен был в вертикальном положении на одной из оконечностей кузова кареты, a м-р Самуэль Уэллер, украшенный шляпою Боба Сойера, сидел в самом центре сидейки на запятках и кушал бутерброд с одушевленным аппетитом, при чем физиономия его выражала совершеннейшее удовольствие и одобрение всех поступков м-ра Роберта. Уже одно это могло в высшей степени раздражить джентльмена с характером м-ра Пикквика; но это было еще не все. В эту самую минуту экипаж повстречался с дилижансом, набитым пассажирами и внизу, и вверху на империале: м-р Боб Сойер взял в одну руку шляпу, в другую флаг и прокричал во все горло троекратное "ура", свидетельствуя в то же время глубокое почтение встречным путешественникам и путешесгвенницам, которые помирали со смеху, озирая шутовскую фигуру молодого человека.

- М-р Сойер!- вскричал м-р Пикквик, доведенный до самого раздражительного состояния.- М-р Сойер, сэр!

- Э-ой!- отвечал этот джентльмен, перегибаясь с величайшим хладнокровиемь через кровлю экипажа.

- Вы с ума сошли, сэр?- спросил м-р Пикквик.

- Ничуть не бывало, дружище.

- Что-ж вы делаете? Веселюсь на ваше здоровье.

- Он веселится!- вскричал м-р Пикквик в порыве величайшего негодования.- Как вам не стыдно, сэр? Уберите этот шутовский красный платок. Я требую этого, сэр. Самуэль, возьмите платок.

Прежде, чем Самуэль собрался исполнить волю своего господина, м-р Боб Сойер грациозно сдернул флаг с набалдашника палки и, уложив его в карман, сделал м-ру Пикквику учтивый поклон. Затем, не теряя лишних слов, он откупорил бутылку и выпил три или четыре глотка, давая знать движением руки, что он желает м-ру Пикквику великого благополучия и счастья. Выполнив этот маневр с необыкновенной быстротою, Боб Сойер бросил благосклонный взгляд на м-ра Пикквика, облизнулся, закусил и улыбнулся.

- Ну, полно, полно, молодой человек, - сказал м-р Пикквик, когда гнев его стал простывать мало-помалу.- Пожалуйста, вы не делайте этих глупостей, сэр.

- Нет, нет, отвечал Боб,- размениваясь шляпами с м-ром Уэллером,- ни под каким видом, почтенный друг. Признаться, я и сам не знаю, как y меня до этого дошло: езда такая веселая, я и не выдержал.

- Разсудите сами, молодой человек, ведь это ни на что не похоже.

- Знаю, знаю, старшина. Уж будьте теперь покойны: ничего этого не будет.

Успокоенный этими уверениями, м-р Пикквик скрылся во внутренности кареты и поднял стекло; но лишь только возобновился y них прерванный разговор, как внимание ученого мужа было развлечено появлением небольшого черного тела продолговатой формы перед самым окном. Этот странный предмет два или три раза стукнулся о стекло, напрашиваясь, очевидно, в карету.

- Что это такое?- воскликнул м-р Пикквик.

- Бутылка, если не ошибаюсь,- заметил Бен Аллен, разглядывая с очевидным участием странный предмет,- и думать надобно, что эта бутылка принадлежит Роберту.

Догадка оказалась совершенно верною. М-р Боб Сойер прицепил плетеную бутылку к оконечности своей палки и, постукивая ею в окно, выражал таким образом безмолвное желание, чтобы приятели его, для общей пользы, освидетельствовали содержание этого предмета.

- Что-ж нам делать?- сказал м-р Пикквик. - Эта выходка опять никуда не годится.

- Надобно, я думаю, взять бутылку,- отвечал Бен Аллен.- Мы спрячем ее и не отдадим назад: это послужит для него наказанием.

- A что? Ведь и в самом деле!

- Больше тут и нечего делать.

Находя этот совет весьма благоразумным, м-р Пикквик тихонько отворил окно и отцепил бутылку, к очевидному удовольствию м-ра Боба Сойера, который при этой операции залился самым веселым смехом.

- Что это за неугомонный весельчак!- воскликнул м-р Пикквик, посматривая на своего собеседника с бутылкою в руках.

- Да, нрав y него очень веселый,- заметил м-р Аллен.

- На него и сердиться нельзя,- сказал м-р Пикквик.

- Никак нельзя,- подтвердил Бен Аллен.

В продолжение обмена этими коротенькими сентенциями м-р Пикквик машинально откупорил бутылку.

- Что это такое?- спросил Бен Аллен беспечнымь тоном.

- Не знаю,- отвечал м-р Пикквик с такою же беспечностью.- Запах, кажется, довольно приятный.

- Право?

- Кажется, так, a впрочем, утвердительно нельзя сказать.

- Не лучше-ли вам приотведать, м-р Пикквик?

- Вы так думаете?

- Я именно так думаю; иначе нельзя и узнать, что здесь такое.

Всегда готовый жертвовать своими личными чувствами и впечатлениями в пользу ближнего, ученый муж приложил горлышко бутылки к своим устам и втянул в себя один или два глотка.

- Ну, так Что-ж это такое?- спросил Бен Аллен с некоторым нетерпением.

- Не знаю, право, как бы не ошибиться,- отвечал, облизываясь, м-р Пикквик.- Ну да, да, так и есть,- и сказал ученый муж после вторичного эксперимента,- это пунш, ананасовый пунш.

М-р Бен Аллен взглянул на м-ра Пикквика, м-р Пикквик взглянул на м-ра Бена Аллена. М-р Бен Аллен улыбнулся; но м-р Пикквик сохранил степенный вид.

- A вот, если мы выпьем все до капли, так это впереди послужит ему уроком,- сказал м-р Пикквик.

- Скажите, пожалуйста! Ведь и мне тоже пришло в голову,- отвечал Бен Аллен.- Удивительное сочувствие.

- Ну, так церемониться нечего: ваше здоровье, м-р Аллен.

С этими словами, м-р Пикквик втянул в себя же вдруг значительное количество глотков и потом передал бутылку Бену Аллену, который не замедлил последовать его примеру. Улыбки на этот раз сделались взаимными, так же, как постепенный раздел ананасового пунша.

- A ведь, если сказать правду, шутки его очень забавны,- заметил м-р Пикквик, осушая последнюю каплю.

- И остроумны,- подтвердил Бен Аллен.

И в доказательство, что м-р Боб Сойер был остроумнейшим из смертных, молодой друг его рассказал м-ру Пикквику презабавную историю о том, как однажды этот джентльмен схватил от пьянства сильнейшую горячку и принужден был обрить себе голову. Этот рассказ был далеко не окончен, когда экипаж остановился y трактира "Берклейской долины" для смены лошадей.

- Здесь мы станем обедать, господа, не так ли?- сказал Боб Сойер, заглядывая в окно.

- Обедать!- воскликнул м-р Пикквик.- Как это можно? Мы проехали всего девятнадцать миль, a нам еще остается восемьдесят семь с половиною.

- Тем, значит, необходимее нам подкрепить силы для такой дальней дороги,- возразил м-р Боб Сойер.

- Э, полноте! Что за обед к половине двенадцатаго?- сказал м-р Пикквик, взглянув на свои часы.

- Ну, так полдничать,- отвечал Боб.- Эй, любезный! Полдник для трех персон, Лошади пусть постоят. Прикажите подать на стол все холодные блюда, какие y вас есть, бутылки две элю, разумеется,- и дайте нам отведать вашей лучшей мадеры.

Раздав эти приказания с необычайною суетливостью, м-р Боб Сойер побежал в буфет, чтобы лично наблюдать за приготовлениями полдника. Минут через пять он воротился и объявил, что все изготовлено на славу.

Полдник, по общему приговору, действительно оказался превосходным, и все три джентльмена с величайшим аппетитом пили шотландский эль и старую ост-индскую мадеру. Плетеная бутылочка вновь наполнилась ананасовым пуншем, и, когда путешественники в прежнем порядке уселись на местах, кондукторский рожок заиграл опять, и малиновый флаг появился на поверхности экипажа уже без малейшего сопротивления со стороны м-ра Пикквика.

В городе Тьюксбери, в гостинице "Желтого хмеля", путешественники остановились пообедать.

Шотландский эль, мадера и портвейн были потребованы в значительном количестве, и, сверх того, плетеная бутылочка наполнилась, как следуеть, уже в четвертый раз. Под влиянием всех этих сердцекрепительных напитков, м-р Пикквик и Бень Аллен покоились сладким сном в продолжение тридцати миль, между тем как Боб Сойер и м-р Уэллер распевали дуэты на запятках.

Было очень темно, когда м-р Пикквик впервые открыл глаза, и выглянул из окна кареты. Хижины и сараи, разбросанные по обеим сторонам дороги, грязная наружность всех видимых предметов, затхлая атмосфера, груды пепла, извести, мусора, кирпичей, густые клубы дыма, поднимавшиеся к облакам, из высочайших труб, блеск и мерцание отдаленных огней, громадные фуры, нагруженные товарами: все это служило несомненным признаком, что путешественники быстро приближаются к большому промышленному городу Бирмингему.

И вот, наконец, они в самом центре этого коммерческого круговорота. На улицах - многочисленные толпы ремесленников, купцов, фабрикантов, рабочих. Смутный гул разнообразных голосов вырывается из каждого дома; свечи горят ярко во всех верхних этажах; движение колес и шум от гигантских машин потрясают дрожащия стены. Неугомонный стук молота, бурное дыхание паров, звон и бренчанье многочисленных орудий промышленного производства: такова была музыка, оглушившая наших путешественников при въезде в Бирмингем.

Карета между тем быстро катилась из улицы в улицу, по направлению к первой городской гостинице, где путешественники должны были остановиться. Равнодушный к окружающим предметам, м-р Пикквик успел углубиться в сущность деликатного поручения, составлявшего исключительную цель его поездки.

Деликатная сущность поручения и трудность привести его в исполнение удовлетворительным способом нисколько ни уменьшались от добровольного сотоварищества м-ра Боба Сойера. Совсем напротив: м-р Пикквик чувствовал, что присутствие в настоящем случае, молодого человека, было для него такою честью, которой он никак не стал бы добиваться сам по себе и, если сказать правду, он был бы даже очень рад заплатить довольно значительную сумму, чтобы удалить м-ра Боба Сойера миль за пятьдесят от этого места.

М-р Пикквик до сих пор еще ни разу не видал м-ра Винкеля старшего и не пользовался его личным знакомством, хотя два или три раза он писал к нему весьма длинные письма, в которых делах лестные отзывы о характере и нравственности его сына. Он понимал теперь с удовлетворительною ясностью, что на его месте было очень неловко представляться первый раз в сопровождении двух юношей весьма легкомысленной и ветреной натуры.

"Надобно, однакож, сделать все, что от меня зависит", думал м-р Пикквик, успокаивая по возможности свои взволнованные чувства: - "я должен увидеть его не иначе, как сегодня, сообразно с обещанием, данным его сыну. Эти молодые люди, по всей вероятности, не отстанут от меня; но я постараюсь сократить свидание и буду надеяться, что они, из уважения к самим себе, станут вести себя прилично".

Когда он успокоил себя этими размышлениями, карета остановилась, наконец, y подъезда Королевской гостиницы. Самуэль Уэллер, не без некоторого усилия, разбудил Бена Аллена и вытащил его из экипажа. М-р Пикквик последовал за ними. Как скоро им отвели уютный и опрятный нумер, ученый муж немедленно приступил с расспросами к слуге относительно места жительства м-ра Винкеля.

- Близехонько отсюда, сэр, отвечал слуга,- четверть мили, не более. М-р Винкель заведует y нас работами на канале, и его сделали недавно смотрителем буяна. Квартиру его вам всякий мальчишка укажет.

Здесь слуга как будто невзначай задул свечу, и принялся зажигать ее опять, доставляя таким образом м-ру Пикквику удобный случай предложить еще несколько вопросов, если он этого желает.

- Прикажете, сэр, подать что-нибудь?- сказал слуга, приведенный в отчаяние молчанием м-ра Пикквика.- Чаю или кофе, сэр? Обед, сэр?

- Ничего покамест.

- Слушаю, сэр. Угодно вам заказать ужин, сэр?

- Не теперь, любезный.

- Слушаю, сэр.

Здесь он медленно пошел к дверям, но остановился на полдороге, обернулся и сказал с приятной улыбкой.

- Не прикажите-ли послать к вам горничную, господа?

- Пошлите, пожалуй,- сказал м-р Пикквик.

- Слушаю, сэр.

- И принесите содовой воды,- сказал Боб Сойер.

- Содовой воды, сэр? Слушаю, сэр. Очень, хорошо, сэр.

Это приказание, повидимому, облегчило душу честного слуги от подавляющего груза, и он незаметно скрылся из глаз. Трактирные служители никогда не ходят и не бегают: y них есть свой особый и таинственный способ выкрадываться из комнат, и этот способ неизвестен другим смертным.

Содовая вода пробудила некоторые слабые признаки жизненной деятельности в особе м-ра Бенжамена Аллена: его уговорили умыться, причесаться, и он позволил Самуэлю вычистить свое платье. М-р Пикквик и Боб Сойер привели также в порядок свой туалет, и затем все трое, рука об руку, отправились к м-ру Винкелю, при чем Боб Сойер, для препровождения времени, наполнял атмосферу табачным дымом.

За четверть мили от первой городской гостиницы, в тихой и уединенной улице, стоял старый красный кирпичный дом с тремя ступеньками перед подъездом, на поверхности которого была медная дощечка, где крупными римскими буквами было изображено: "М-р Винкель". Ступеньки были очень белы, кирпичи очень красны, и весь дом казался очень чистым и опрятным. Здесь-то, в десять часов вечера, остановились м-р Пикквик, м-р Бенжамен Аллен и м-р Боб Сойер.

На повторенный стук в дверь к путешественникам выбежала молодая хорошенькая девушка, оторопевшая от изумления при взгляде на трех незнакомых джентльменов.

- Дома-ли м-р Винкель, моя милая?- спросил м-р Пикквик.

- Дома.

- Можно его видеть, душенька?

- М-р Винкель ужинает, сэр.

- Потрудитесь передать ему вот эту карточку, моя милая,- сказал м-р Пикквик.- Мне очень жаль беспокоить м-ра Винкеля в такой поздний час, но я должен непременно увидаться с ним сегодня. Я только-что приехал в этот город.

Девушка бросила робкий взглядь на м-ра Боба Сойера, который между тем разнообразными и чудодейственными гримасами спешил выразить достойную степень удивления и уважения к молодой красавице.

- Не угодно-ли вам пожаловать в коридор, пока я доложу м-ру Винкелю?

И затем, не дожидаясь ответа, она кликнула другую служанку, которая в её отсутствие должна была караулить в коридоре шляпы, сюртуки и шинели. Но через минуту она воротилась опять и попросила незнакомых джентльменов войти в одну из комнат первого этажа, похожую отчасти на уборную, отчасти на приемную. Главнейшими предметами мебели здесь были: письменная конторка, рукомойник, бритвенный прибор, маленькое зеркало, колодка для сапог, подножная скамейка, маленький круглый столик, четыре стула и старинные восьмидневные часы. На мраморной полке в углублении камина стояла железная касса, и, наконец, две висячих полки для книг и бумаг служили единственными украшениями стен, оклеенных обоями.

- Прошу извинить, сэр, что я заставила вас дожидаться в коридоре,- сказала девушка, зажигая лампу и обращаясь к м-ру Пикквику с обворожительной улыбкой,- но я еще никогда не имела чести вас видеть; a y нас тут столько всякого народа, что, признаться, не клади плохо...

- Ничего, моя милая, стоит-ли тут извиняться? сказал м-р Пикквик добродушным тоном.

- Вовсе не стоит, душечка,- подтвердил Боб Сойер, протягивая обе руки в изъявление желания, чтобы молодая леди не спешила уходить из комнаты.

Но эта ласка отнюдь не произвела благодетельного впечатления на молодую леди, и, сказав, что м-р Боб Сойер "возмутительный человек", она прикоснулась весьма неосторожно своими нежными пальчиками в его щеке и стремительно выбежала из комнаты.

Лишенный общества молодой леди, м-р Боб Сойер, для общей потехи и собственного удовольствия, раскрыл и закрыл конторку, заглянул в бумаги на книжной полке, попробовал замок в железной кассе, примерил хозяйские сапоги и произвел несколько забавных экспериментов над мебелью: все эти проделки поражали невыразимым ужасом и страхом м-ра Пикквика и доставляли в то же время несказанное удовольствие самому м-ру Бобу Сойеру.

Наконец, дверь отворилась, и в комнату вошел низенький старичок во фраке и панталонах табачного цвета, с карточкой м-ра Пикквика в одной руке и серебряным подсвечником в другой. Походка, голова и все черты лица напоминали в нем фигуру м-ра Винкеля младшего, за исключением того только, что старичок был несколько плешив.

- Здравствуйте, м-р Пикквик, здравствуйте, сэр!- сказал м-р Винкель старший, поставив подсвечник на стол и протягивая свою руку.- Надеюсь, вы здоровы, сэр. Очень рад вас видеть. Садитесь, м-р Пикквик, прошу покорно. Этот джентльмен...

- Приятель мой, м-р Сойер,- перебил м-р Пикквик,- друг вашего сына.

- О!- сказал м-р Винкель старший, бросая довольно угрюмый взгляд на Боба.- Надеюсь, вы здоровы, сэр?

- Как медведь, к вашим услугам,- отвечал Боб Сойер.

- A в этом другом джентльмене,- продолжал м-р Пикквик,- мне приятно рекомендовать вам близкого родственника, или, лучше, самого искреннего друга вашего сына, как это вы сейчас увидите из письма, которое я привез к вам, м-р Винкель. Фамилия его - Аллен, сэр.

- Вы говорите об этом господине, сэр?- спросил м-р Винкель, указывая карточкой на Бена Аллена, который этим временем успел заснуть, прислонившись спиною к стене.

М-р Пикквик только-что хотел отвечать на этот вопрос и уже собрался исчислить, во всей полноте, достоинства и отличия фамилии м-ра Бенжамена Аллена, как в эту самую минуту остроумный и находчивый Боб Сойер ущипнул своего друга за руку с тою целью, чтобы пробудить в нем сознание своего положения. М-р Аллен взвизгнул и быстро вскочил на ноги. Затем, увидев перед собой незнакомое лицо, он стремительно подошел к м-ру Винкелю, взял его за обе руки и, пробормотав несколько отрывочных сентенций без определенного значения и смысла, спросил, не угодно-ли ему чего-нибудь, в ожидании обеда, выпить, закусить или перекусить; после всего этого м-р Аллен сел опять на свое место и начал бросать вокруг себя бессмысленные взоры, как будто не имел он ни малейшего сознания о том, куда, как и зачем привела его судьба.

Положение м-ра Пикквика становилось тем более затруднительным, что м-р Винкель старший не скрывал своего изумления при взгляде на странное поведение молодых людей. Чтобы разом покончить это дело, он вынул из кармана письмо и, представляя его м-ру Винкелю, сказал.

- Это письмо, сэр, от вашего сына. Из содержания его вы изволите усмотреть, что от вашего отеческого внимания и снисхождения будет зависеть все счастье и благосостояние молодого человека. Прошу вас покорнейше прочесть письмо спокойно, хладнокровно, и потом сказать мне откровенно, какое впечатление произведет оно на ваше родительское сердце. О важности приговора, который я буду иметь честь выслушать из ваших уст, вы можете судить уже по одному тому, что я нарочно приехал сюда для свидания с вами и решился, не откладывая ни одной минуты, явиться к вам в поздний час ночи... несмотря на такие невыгодные обстоятельства,- заключил м-р Пикквик, взглянув искоса на своих молодых друзей.

После этого вступления м-р Пикквик поспешил вручить по принадлежности озадаченному м-ру Винкелю огромное послание его сына и затем, усевшись на стул, принял наблюдательную позу, подобающую джентльмену, который не чувствует теперь ни малейшей тяжести на своей душе.

Старичок повертел письмо в руках, взглянул на углы конверта, на адрес, на печать, придвинул стул к круглому столику, поправил лампу, сломал печать, развернул бумагу и приготовился читать.

Но в этот самый момент м-р Боб Сойер, казавшийся спокойным в продолжение нескольких минут, положил свои руки на колени и сделал уморительную гримасу в роде тех, какие мы встречаем на портретах, изображающих покойного м-ра Гримальди, знаменитого шута. Случилось, однакожь, что м-р Винкель старший, вместо того, чтобы углубиться в чтение письма, как рассчитывал Боб Сойер, устремил ненароком пристальный взгляд на фигуру самого Боба Сойера, и, заключая весьма основательно, что шутовская гримаса имеет целью осмеяние его собственной особы, старичок сделал такую строгую и суровую мину, что черты покойного Гримальди мгновенно приняли выражение невинной скромности и смирения.

- Вы что-то говорили, сэр?- спросил м-р Винкель после страшного молчания.

- Нет, сэр,- отвечал Боб Сойер смиренным тоном.

- Уверены-ли вы в этом, сэр?

- О, да, сэр, совершенно уверен.

- A мне показалось, что вы действительно говорили, сэр,- продолжал старый джентльмен тоном выразительного негодования,- вы, может быть, смотрели на меня, сэр?

- О, нет, сэр, совсем нет!- отвечал Боб с величайшею учтивостью.

- Очень рад слышать это, сэр,- сказал м-р Винкель старший.

Бросив еще раз сердитый взгляд на уничтоженного Боба, старый джентльмен пододвинул к себе лампу и уже серьезно углубился в чтение письма.

М-р Пикквик следил пристально и внимательно за всеми движениями старца, по мере того, как он перебегал от одной строки к другой, от первой страницы ко второй, от второй к третьей, от третьей к четвертой и последней; но ни малейшее изменение в чертах лица не могло служить более или менее правдоподобным истолкованием чувствований, с какими м-р Винкель старший принял известие о супружестве своего сына, которое супружество, как знал м-р Пикквик, описывалось уже на первой странице после двенадцатой строки.

М-р Винкель прочитал письмо до последнего слова, сложил его опять со всею тщательностью и аккуратностью делового человека, и в то самое мгновение, как м-р Пикквик ожидал неминуемого взрыва сильных ощущений, старичок обмакнул перо в чернильницу и сказал совершенно спокойным тоном, как будто речь шла о какой-нибудь коммерческой безделке:

- Куда адресовать к Натаниэлю, м-р Пикквик?

- В гостиницу "Коршуна и Джорджа",- отвечал этот джентльмен.

- "Коршун и Джордж". A где эта гостиница?

- На Георгиевском подворье, в Ломбардской улице.

- В Сити?

- Да.

Старый джентльмен методически записал адрес на изнанковой стороне конверта, бросил письмо в конторку, запер ее, положил в карман связку ключей и сказал:

- Больше, я полагаю, ничто не может удерживать вас y меня, м-р Пикквик?

- Ничто, почтеннейший!- вскричал озадаченный м-р Пикквик в порыве негодующего изумления.- Ничто! И вы не намерены ничем больше выразить своего мнения по поводу этого великого события в жизни нашего молодого друга? Вы не хотите уверить его через меня в продолжении своего покровительства и родительской любви? И не будет от вас ни одного ласкового слова, ни одного привета этой юной чете? Что с вами, м-р Винкель? Образумьтесь, почтеннейший, подумайте!

- Я подумаю об этом на досуге,- отвечал старичок.- На этот раз мне нечего сказать. Я человек деловой, м-р Пикквик, и не привык сгоряча пускаться на какие бы то ни было аферы. В настоящем случае я никак не могу одобрить этого дела: обстановка его мне решительно не нравится. Тысяча фунтов - небольшая сумма, м-р Пикквик.

- Что правда, то правда, вовсе небольшая, бездельная сумма,- перебил Бен Алиен, проснувшийся в эту минуту и припомнивший весьма кстати, что сам он прокутил свою тысячу фунтов наследства без малейшего затруднения.- Вы умный человек, сэр. Ведь, он смышленый малый: как ты думаешь, Боб?

- Очень рад, что вы, сэр, признаете мое мнение справедливым,- сказал м-р Винкель старший, бросая презрительный взгляд на Бена Аллена, продолжавшего глубокомысленно качать головой.- Дело вот в чем, м-р Пикквик; я позволил своему сыну совершить под вашим руководством несколько путешествий с тою целью, чтобы он пригляделся к людям и отвык от своих пенсионных привычек; но я никогда не уполномочивал его на женитьбу без моего согласия. Он знает это очень хорошо. Стало быть, если мне вздумается лишить его своего отеческого покровительства, Натаниэль не будет иметь никакого права изумляться или сетовать на меня. Впрочем, я буду писать к нему, м-р Пикквик. Прощайте, спокойной вам ночи, сэр. Маргарита, проводите этих господ.

Все это время Боб Сойер неугомонно толкал м-ра Бена Аллена, поощряя его сказать что-нибудь с своей стороны в защиту правого дела. На этом основании Бен Аллен, без всяких предварительных соображений, вдруг разразился краткою, но сильно патетическою речью:

- Сэр!- воскликнул м-р Бен Аллен, раскрыв свои мутные глаза на старого джентльмена и размахивая вверх и вниз своею правою рукою,- сэр, стыдитесь самих себя ... стыдитесь этих стен, сэр!

- Как брат жены моего сына, вы, конечно, превосходный судья в этом деле,- отвечал м-р Винкель старший.- Довольно об этом. Прошу вас не возражать, м-р Пикквик. Прощайте, господа.

С этими словами старичок взял свечу и, отворив дверь, учтиво попросил гостей освободить его от дальнейших переговоров.

- Вы станете жалеть об этом,- сказал м-р Пикквик, с трудом удерживая порывы своего негодования.

- Это мы увидим,- отвечал спокойно м-р Винкель старший.- Еще раз, господа, желаю вам спокойной ночи.

М-р Пикквик пошел на улицу сердитой стопой, в сопровождении м-ра Боба Сойера, совершенно оглушенного непреклонно строгим решением старого джентльмена. За ними покатилась шляпа Бена Аллена, и через минуту сам Бен Аллен появился на лестничной ступени y подъезда. Все три джентльмена хранили глубокое молчание во всю дорогу и, не поужинав, разошлись в гостинице по своим спальням. Углубляясь на досуге в сущность и вероятные последствия своего визита, м-р Пикквик скоро пришел к заключению, что ему никак не следовало отваживаться на эту поездку, не собрав наперед отчетливых сведений о характере м-ра Винкеля старшего, который оказался в такой ужасной степени деловым человеком.

Глава L.

Мистер Пикквик встречает одного из своих старых знакомых, и этому счастливому обстоятельству читатель обязан поразительно интересными подробностями относительно двух великих людей, могущественных и славных в литературном мире.

М-р Пикквик проснулся, по обыкновению, в восемь часов. Наступившее утро всего менее могло рассеять в душе великого человека неприятные впечатления, произведенные неожиданными последствиями вчерашнего визита. Небо было пасмурно и мрачно, воздух затхл и сыр, улицы мокры и грязны. Дым лениво выходил из труб, как будто y него не хватило храбрости подняться к облакам; дождь капал медленно и вяло, как будто не смея превратиться в ливень. Боевой петух на трактирном дворе, лишенный всех признаков своего обычного одушевления, печально покачивался на одной ножке в уединенном углу; осел, понурив голову, расхаживал в созерцательном расположении духа, как будто в глупой голове его мелькала мысль о самоубийстве. На улице, кроме зонтиков, не было видно никакого предмета, и ничего не слышалось, кроме падения дождевых капель.

Завтрак был очень скучен, и разговор между нашими путешественниками вовсе не клеился. Даже м-р Боб Сойер живо чувствовал на себе одуряющее влияние погоды. Он был теперь, по его собственному выражению, "сбит с панталыка". М-р Пикквик и Бен Аллен были тоже не в своей тарелке.

В тоскливом ожидании лучшей погоды, путешественники перечитали последний нумер лондонской вечерней газеты от первой строки до последней, перетоптали ковер в своей комнате от первого до последнего рисунка, повысмотрели все картины на стенах и перепробовали, без малейшего успеха, все предметы для разговора. Наконец, м-р Пикквик, дождавшись полудня и не видя никакой перемены к лучшему, позвонил и отдал приказание закладывать лошадей.

Заложили и поехали. Дождь полил сильнее, слякоть по дороге увеличивалась с каждою минутой, и огромные куски грязи летели беспрепятственно в открытые окна экипажа, так что пассажирам во внутренности кареты было почти столько же неловко, как и тем, которые по-прежнему поместились на запятках. При всем том, в самом движении и живом сознании чувства деятельности заключалось уже бесконечное превосходство перед скучным и томительным бездействием в скучной комнате, откуда, без всякой цели и намерения, приходилось смотреть на скучную улицу и дождевые капли. Оживленные путешественники не могли понять, зачем и отчего они так долго отсрочивали свою поездку.

Когда они остановились в Ковентри на первой станции, пар от лошадей поднялся такими густыми облаками, что затмил совершенно станционного смотрителя, и путешественники слышали только его громкий голос, выходивший из тумана. Он говорил, что человеколюбивое общество (Лондонское человеколюбивое общество, Human Society, основано с единственною целью спасать утопающих. Прим. перев.), при первой раздаче премий, должно непременно наградить его первою золотою медалью вследствие того, что y него достало храбрости снять шляпу с ямщика, иначе этот парень неизбежно должен был бы утонуть, так как вода с полей его шляпы лилась обильным потоком на рукава его, грудь и шею.

- Прекрасная погода!- сказал Боб Сойер, поднимая воротник своего пальто и закрываясь шалью.

- Чудодейственная, сэр,- подтвердил Самуэль Уэллер.- A знаете что, сэр?

- Что?

- Случалось-ли вам когда-нибудь видеть больного ямщика?

- Не припомню. A что?

- В ту пору, например, когда вы были студентом, в клинику вашу никогда не приносили больного ямщика?

- Нет, никогда.

- Я так и думал. A случалось-ли вам видеть на каком-нибудь кладбище надгробный памятник ямщику?

- Нет, не случалось.

- A мертвого ямщика видели вы когда-нибудь?

- Никогда.

- Ну, так никогда и не увидите,- отвечал Самуэль торжественным тоном.- Есть еще другой предмет, которого никогда не видал ни один человек: это, сэр, мертвый осел. Никто не видал мертвого осла, за исключением разве одного джентльмена в черных шелковых гультиках, знакомого с одной молодой женщиной, y которой был козел. Но тот осел приехал сюда из Франции, и очень могло статься, что был он не из настоящей породы.

В этих и подобных разговорах проходило время, пока, наконец, экипаж остановился в Дончорче. Здесь путешественники перекусили, переменили лошадей и отправились на следующую станцию в Девентри, откуда через несколько часов благополучно прибыли в Таучестер. Дождь, усиливаясь постепенно, не прекращался ни на одну минуту.

- Это, однакож, из рук вон, господа!- заметил Боб Сойер, заглядывая в окно кареты, когда экипаж остановился в Таучестере, y подъезда гостиницы "Сарациновой головы".- Не мешало бы положить этому конец.

- Ах, Боже мой!- воскликнул м-р Пикквик, открывая глаза после продолжительной дремоты.- Вы, кажется, ужасно вымокли.

- Не то чтобы ужасно, a так себе,- отвечал Боб,- дождь, кажется, не думает церемониться с нами.

Дождь струился крупными каплями с его шеи, рукавов, локтей, колен, и весь костюм м-ра Боба, пропитанный водою, представлял подобие блестящей клеенки.

- Да, как видите, я промок порядком, хотя, может быть, не до костей,- сказал Боб, стряхивая с себя дождевые капли на подобие ньюфаундленской собаки, только что вынырнувшей из воды.

- Дальше, я думаю, нам нельзя ехать в такую позднюю пору,- сказал Бен.

- Это уж само собою разумеется,- подтвердил Самуэль Уэллер, присоединяя свои наблюдения к общему совещанию,- лошади измучатся по-пустякам, и толку не будет никакого. В этой гостинице, сэр, превосходные постели,- продолжал Самуэль, обращаясь к своему господину,- все чисто, опрятно и уютно, как нельзя больше. В полчаса, не больше, здесь могут приготовить маленький обед первейшего сорта: пару цыплят, куропаток, телячьи котлеты, французские бобы, пироги с дичью, жареный картофель на закуску. Мой совет, сэр: переночевать здесь, если вы сколько-нибудь дорожите жизнью и здоровьем.

Здесь кстати подоспел содержатель "Сарациновой головы" и вполне подтвердил показания м-ра Уэллера относительно комфортабельности своего заведения, способного выдержать соперничество с первыми гостиницами столицы. К этому он прибавил несколько печальных догадок относительно прескверного состояния дорог и решительной невозможности добыть лошадей на следующей станции.

- К тому же, господа, вы должны взять в рассчет, что этот неугомонный дождь зарядил, по всей вероятности, на всю ночь, тогда как завтра, без сомнения, будет прекрасная погода,- заключил убедительным тоном содержатель "Сарациновой головы"

- Ну, хорошо,- сказал м-р Пикквик,- мы переночуем. Только мне надобно послать в Лондон письмо так, чтобы завтра поутру оно могло быть доставлено по принадлежности, иначе, во что бы ни стало, мы должны ехать вперед.

Содержатель улыбнулся. Ничего, разумеется, не могло быть легче, как завернуть письмо в лист серой бумаги и отправить его или по почте, или с кондуктором вечернего дилижанса, который проедет из Бирмингэма.

- И если, сэр, вы хотите, чтобы оно было доставлено как можно скорее, вам стоит только надписать на конверте: "вручить немедленно". Или, всего лучше, извольте надписать, чтобы подателю за немедленное доставление вручили полкроны. Это уж будет верно, как нельзя больше.

- Очень хорошо,- сказал м-р Пикквик,- в таком случае мы останемся здесь.

- Эй, Джон!- закричал содержатель одному из своих слуг.- Свечей в солнечный нумер (В некоторых английских гостиницах и трактирах каждый нумер имеет свое особое название. Прим. перев.). Развести огонь в камине. Джентльмены перезябли.- Сюда пожалуйте, господа. Не беспокойтесь насчет вашего ямщика, сэр: я пришлю его, когда вам угодно будет позвонить.- Ну, Джон, пошевеливайтесь.

Принесли свечи, развели огонь, накрыли на стол, занавесы опустили, зеркала заблистали, камин запылал, и через десять минут все предметы в отведенном нумере приняли такой благообразный, праздничный вид, как будто путешественников ожидали здесь давным-давно и заранее делали всевозможные приготовления для их комфорта. Честь и слава содержателям английских гостиниц!

М-р Пикквик сел за круглый стол и наскоро набросал несколько слов м-ру Винкелю, извещая, что, вследствие дурной погоды, он остался переночевать на полдороге в Лондон и откладывает все дальнейшие объяснения до личного свидания. Это письмецо, завернутое в пакет, он поручил Самуэлю Уэллеру отнести в буфет.

Самуэль, как и следует, отдал его молодой леди за буфетом, погрелся y камина и уже хотел воротиться в солнечный нумер за господскими сапогами, как вдруг, заглянув случайно в полу-отворенную дверь, увидел рыжеватого джентльмена почтенных лет, обложенного огромною кипою газет, лежавших перед ним на столе. Рыжеватый джентльмен читал какую-то статью с напряженным вниманием, читал и улыбался, улыбался и вздергивал по временам свой нос, при чем все черты его лица принимали величественное выражение гордости и решительного презрения.

- Эге!- воскликнул Самуэль.- Этот господин мне что-то слишком знаком: я отлично помню и этот нос, и эту лысину, и этот знаменитый лорнет. Если он не итансвилльский забияка, так я, что называется, сам пропащий человек.

Самуэль кашлянул два или три раза, чтобы обратить на себя внимание читающего джентльмена. При этих звуках джентльмен с беспокойством поднял голову и лорнет и представил глазам постороннего наблюдателя выразительно-задумчивые черты м-ра Потта, издателя и редактора "Итансвилльской синицы".

- Прошу извинить, сэр,- сказал Самуэль, приближаясь к нему с низким поклоном,- мой господин остановился в этой гостинице, м-р Потт.

- Тсс, тсс!- прошипел м-р Потт, приглашая Самуэля войти в комнату и затворяя дверь с видом таинственного ужаса и страха.

- Что такое, сэр?- спросил Самуэль, озираясь вокруг себя.

- Тут не должно ни под каким видом произносить моего имени,- отвечал м-р Потт.- Я храню глубочайшее инкогнито.

- Зачем это, сэр?

- Это местечко - главный притон всех этих Желтых негодяев. Бешеная чернь разорвет меня в куски, если узнает, что я здесь.

- Неужели!

- Без малейшего сомнения: одно только инкогнито может упрочить мою безопасность.- Ну, теперь скажите, молодой человек, где ваш господин?

- Здесь, сэр: в солнечном нумере. Он и два приятеля остановились здесь переночевать проездом в Лондон.

- Не с ним-ли и м-р Винкель?- спросил м-р Потт, слегка нахмурив брови.

- Нет, сэр. М-р Винкель живет теперь в своей семье,- отвечал Самуэль.- Он женился, сэр.

- Женился!- воскликнул Потт в порыве величайшего одушевления. Затем он приостановился, бросил мрачную улыбку и прибавил вполголоса таким тоном, в котором ясно выражалось удовольствие затаенной мести.- Поделом ему, поделом ему, поделом!

Насытив таким образом свою злобу над низверженным врагом, м-р Потт пожелал узнать, кто были теперешние друзья м-ра Пикквика, Синие или Желтые? Самуэль без запинки отвечал утвердительно и положительно, что оба они были Синие с ног до головы, хотя, натурально, никогда он и не думал справляться о политических мнениях господ Сойера и Аллена. Услышав такой успокоительный ответ, м-р Потт немедленно отправился в солнечный нумер, где и был с восторгом принят м-ром Пикквиком и его друзьями. После первых приветствий, рекомендаций и расспросов, журналист охотно согласился разделить с путешественниками их обед, заказанный в огромнейшем размере.

- A как идут дела в Итансвилле?- спросил м-р Пикквик, когда Потт сел y камина и путешественники, сбросив мокрые сапоги, надели туфли.- "Журавль" все еще продолжает свое существование?

- Да, сэр, эта газета, к стыду человечества, все еще влачит до времени свое жалкое и унизительное существование, справедливо презираемая даже теми, которые знают о её позорном бытии,- отвечал м-р Потт, очевидно, обрадованный тем, что вошел, наконец, в свою обычную колею. - Да, сэр, "Журавль" хрипит еще, и не только хрипит, но даже дерзновенно поднимает свою гнусную голову, забывая всякий стыд и совесть; но с некоторого времени, можно сказать, он завяз по уши в своей собственной грязи и захлебывается мутной и ядовитой влагой, которую сам же изрыгает из своей гнусной пасти.

Разразившись этими сентенциями, журналист остановился перевести дух и бросил величественный взгляд на Боба Сойера.

- Вы еще молодой человек, сэр,- заметил м-р Потт.

М-р Боб Сойер поклонился.

- И вы тоже,- продолжал Потт, обращаясь к м-ру Бену Аллену.

Бен не противоречил.

- При всем том, господа, вы уже напоены и пропитаны этими синими принципами, что, конечно, делает честь и уму вашему, и сердцу. Я, с своей стороны, поклялся поддерживать эти принципы для благосостояния трех соединенных королевств, и свет знает, умею-ли я держать свою клятву.

- Я, признаться, не совсем понимаю эти вещи,- отвечал Боб Сойер:- я...

- Не Желтый, конечно, м-р Пикквик,- прервал Потт, беспокойно повернувшись в креслах.- Приятель ваш не из Желтых, сэр?

- Нет, нет,- отвечал Боб,- я слишком пестр в настоящую минуту и, может быть, соединяю в себе самую разнообразную коллекцию цветов.

- То есть, сэр, вы еще находитесь в переходном состоянии,- подхватил м-р Потт торжественным тоном.- Колебание вашего духа может, смотря по обстоятельствам, принести вам пользу или вред. Поэтому, сэр, я бы желал прочесть вам ряд последних моих статей, появившихся в "Итансвилльской синице". Нет никакого сомнения, что после этого чтения колебание ваше пройдет и мнения ваши, однажды навсегда, получат твердый и определенный характер.

- Я посинею, вероятно, и, может быть, даже побагровею, прежде чем вы успеете прочесть эти статьи,- отвечал Боб.

М-р Потт искоса взглянул на Боба Сойера и потом, обращаясь к м-ру Пикквику, сказал:

- Вы, конечно, видели литературные статьи, которые в последние три месяца помещались в "Итансвилльской синице". Оне, смею сказать, обратили на себя всеобщее внимание и произвели во всех единодушный восторг.

- Я должен сказать вам откровенно,- отвечал м-р Пикквик; приведенный в некоторое затруднение этим вопросом:- в последнее время были y меня занятия, не имевшие никакого отношения к литературе, и я никак не удосужился прочесть ваших статей.

- Напрасно, сэр, напрасно,- сказал м-р Потт, делая очень строгую мину.- Это очень жаль.

- Я прочту их,- сказал м-р Пикквик.

- Прочитайте непременно. Оне появлялись под одним общим заглавием "О китайской метафизике", сэр.

- А!- заметил м-р Пикквик.- И все это, натурально, произведение вашего пера, сэр?

- Нет, произведение моего сотрудника в отделе критики, сэр,- отвечал Потт с большим достоинством.

- Предмет, должно быть, очень трудный,- сказал м-р Пикквик.

- Чрезвычайно трудный и удивительно интересный,- отвечал Потт с глубокомыслием истинного философа.- Сотрудник мой, по моему указанию, воспользовался всеми источниками, какие только мог найти в Британской Энциклопедии.

- Это однакож странно,- заметил м-р Пикквик.- Я не знал до сих пор, что в Британской Энциклопедии помещены какие-нибудь материалы относительно китайской метафизики.

- Ничего нет странного,- отвечал Потт, положив одну руку на колено м-ра Пикквика и бросая вокруг себя многозначительную улыбку.- Разумеется, вы не найдете там отдельного трактата о метафизических воззрениях китайцев, за то сыщете статью о метафизике под буквой М. и статью о Китае под буквой К. Все это надобно сравнить, сличить, взвесить, сообразить и переварить в горниле чистого, абсолютного размышления, и все это, действительно, под моим непосредственным наблюдением и руководством, сделал мой неутомимый сотрудник. Дело мастера боится, м-р Пикквик.

И при этих ученых соображениях физиономия м-ра Потта приняла такое всеобъемлющее выражение необыкновенной мудрости, что м-р Пикквик не осмеливался возобновить разговора в продолжение нескольких минут, и уже не прежде, как черты журналиста разгладились до степени обыкновенного джентльмена, он возобновил беседу таким образом:

- Позволительно-ли спросить, какой великий предмет завлек вас в эту сторону, столько отдаленную от постоянного поприща ваших действий?

- Этот великий предмет, сэр,- благо моего отечества,- отвечал м-р Потт с кроткою улыбкой,- то самое благо, которое обыкновенно вдохновляет и одушевляет меня при всех этих гигантских трудах.

- Вероятно, вы имеете какое-нибудь важное поручение от вашего общества?- спросил м-р Пикквик.

- Да, сэр, вы угадали,- отвечал Потт и, наклоняясь к уху м-ра Пикквика, прибавил таинственным шопотом,- Желтые завтра вечером дают бал в Бирмингеме.

- Неужели!

- Да, сэр, бал и ужин!

- Возможно-ли это?

- Очень возможно, если я вам говорю.

Но, несмотря на необычайное изумление при этой оглушительной вести, м-р Пикквик, почти незнакомый с местною политикою, не мог составить ни малейшего понятия о важности желтых замыслов и желтых планов, имевших отношение к этому политическому балу. Заметив это обстоятельство, м-р Потт вынул из кармана последний нумер "Итансвилльской синицы" и для общего назидания громогласно прочитал следующий параграф.

"Последнее пронырство желтой сволочи".

"Один из наших соотечественников, олицетворяющий в себе гнусную и пресмыкающуюся гадину, отрыгнул недавно змеиный яд бессильного бешенства и злобы против знаменитого и славного представителя нашего в парламенте, достопочтенного м-ра Сломки,- того самого Сломки, о котором мы предсказали в свое время,- и кто не видит, что предсказание наше оправдалось и сбылось блистательнейшим образом,- что он сделается украшением и честью своей нации, её защитником и могущественной опорой во всех начинаниях, клонящихся к общественному благу. И что же? Этот змеевидный соотечественник, говорим мы, позволил себе издеваться по поводу издержек, употребленных на покупку великолепной угольницы из чистого серебра, которую благодарные сограждане вознамерились поднести своему достойнейшему сочлену. Отринув всякий стыд и совесть, этот безымянный изверг, готовый кощунствовать над всякими благороднейшими движениями сердца, вздумал с беспримерною дерзостью уверять, будто достопочтенный м-р Сломки сам, через одного из приятелей своего домоуправителя, подписал на три четверти всей суммы, какой должен был стоить этот вышеозначенный подарок. Жалкая тварь! Неужели, спрашиваем мы, не видит этот пресмыкающийся гад, что, предположив даже действительность этого факта, достопочтенный м-р Сломки выставляется еще в более выгодном и блистательнейшем свете, если только это возможно? Думает-ли он, что этот великодушный поступок в состоянии отвратить от него умы и сердца благородных сограждан, если только они не хуже каких-нибудь свиней, или, другими словами, не столь низки и презренны, как этот гнусный изверг?... Но это еще не все: желтая сволочь, продолжая свои интриги, думает на этих днях прибегнуть к самому отчаянному пронырству, какое только когда-либо рождалось в узколобых головах. Утверждаем смело и решительно, что в настоящую минуту совершаются скрытым и тайным образом приготовления к желтому балу, и этот бал дан будет в желтом городе, в самом центре, или, правильнее, в самом гнезде желтого народонаселения, которое на этот случай избирает желтого церемониймейстера, приглашает четырех ультражелтых членов из парламента и заготовляет для входа только желтые билеты! Но... ожидает-ли этого бесстыдный соотечественник? Пусть он томится и крушит себя в бессильной злобе, когда перо наше начертывает эти слова: "Мы будем там!"

- Будем и дадим себя знать,- сказал Потть, складывая газету и вытираясь платком.- Вот, сэр, цель моего путешествия. Понимаете?

- Понимаю,- сказал м-р Пикквик.

В эту минуту содержатель и трактирный слуга принесли в комнату обед: журналист с беспокойством приставил палец к своим губам, в ознаменование, что жизнь его находится теперь в руках м-ра Пикквика, зависит от его скромности. Бенжамен и Боб Сойер, дремавшие в продолжение чтения красноречивого отрывка из "Итансвилльской синицы", мгновенно встрепенулись при одном слове "обед" и поспешили сесть за стол с веселым духом и превосходнейшим аппетитом.

За столом после обеда, когда разговор спустился мало-по-малу на обыкновенные житейские предметы, журналист известил м-ра Пикквика, что супруга его, вследствие злокачественности итансвилльского воздуха, путешествует в настоящее время по разным минеральным заведениям с целью поправления здоровья и возстановления прежней веселости духа. Это, собственно говоря, служило поэтическим прикрытием действительного факта, состоявшего в том, что м-с Потт, не раз угрожавшая разводом своему супругу, привела наконец, при содействии своего брата, лейтенанта, в исполнение свою угрозу, заключив наперед юридическую сделку, по которой м-р Потт обязался ежегодно выдавать ей половину дохода, доставляемого подписчиками "Итансвилльской синицы".

Между тем как журналист рассуждал об этих и многих других интересных предметах, беспрестанно приводя цитаты из собственных своих литературных произведений, какой-то суровый незнакомец, высунувшись из окна дилижанса, остановившагося y подъезда "Сарациновой головы" для передачи писем и пакетов, заботливо осведомлялся, может-ли он, с некоторым комфортом, провести ночь в этой гостинице.

- Без всякого сомнения, сэр,- отвечал содержатель.

- Есть y вас хорошая постель?

- Да, сэр.

- И ужин?

- Все будет к вашим услугам, сэр.

- Очень хорошо,- сказал суровый незнакомец.- Кучер, я здесь выйду. Кондуктор, достаньте мой чемодан.

Пожелав другим пассажирам счастливого пути, незнакомец вышел из кареты. Это был низенький, приземистый джентльмен с густыми черными волосами, поднимавшимися щетиной на его голове. Вид его был повелителен и грозен, обращение надменно и надуто, глаза его выражали какую-то неугомонную юркость и внутреннее беспокойство, и все его манеры обличали чувство величайшей уверенности в самом себе и сознание неизмеримого превосходства перед всеми другими людьми.

Этому господину отвели ту самую комнату, которая первоначально назначена была м-ру Потту. Внимание трактирного служителя поражено было необыкновенным и странным сходством между этими двумя джентльменами. Лишь только принесены были свечи и поставлены на стол, незнакомец тотчас же вынул газету и принялся читать ее с выражением того же самого негодующего презрения, какое за час перед этим отражалось на величественных чертах м-ра Потта. Существенная разница между ними, по замечанию служителя, состояла только в том, что презрение Потта вызвано было газетой, носившей заглавие "Итансвилльского журавля", тогда как настоящий джентльмен озлобился на "Итансвилльскую синицу".

- Послать содержателя гостиницы,- сказал незнакомец.

- Слушаю, сэр,- отвечал слуга.

Содержатель явился через несколько минут.

- Вы здесь хозяин?- спросил джентльмен.

- Я, сэр.

- Знаете вы меня?

- Нет, сэр.

- Фамилия моя - Слорк,- сказал джентльмен.

Содержатель слегка кивнул головою.

- Слорк, сэр,- повторил джентльмен надменным тоном.- Теперь, надеюсь, вы знаете меня?

Содержатель почесал затылок, взглянул на потолок, на незнакомца и улыбнулся весьма слабо.

- Знаете-ли вы меня теперь, сэр?- повторил незнакомец сердитым тоном.

Содержатель сделал над собою великое усилие и, наконец, продолжая чесать затылок, проговорил сквозь зубы:

- Нет, сэр, не имею этой чести.

- Великий Боже!- вскрикнул незнакомец, ударив по столу сжатым кулаком.- И вот вам популярность!

Хозяин невольно попятился к дверям; но м-р Слорк удержал его и, бросив на него свирепый взгляд, продолжал таким образом:

- Вот она вам, вот, вот благодарность толпы за целые годы неутомимых трудов, пожертвований, лишений, благороднейших стремлений! Останавливаясь на полдороге, выхожу из кареты, мокрый и усталый, и - ни одного восклицания, ни одного восторженного крика из этой низкой и презренной толпы? Колокола безмолвствуют, и самое произнесение моего имени ни в ком не возбуждает радостного чувства! Стоит из за чего тонуть всю свою жизнь в этом океане чернильных партий и вражды!- заключил взволнованный м-р Слорк, расхаживая взад и вперед.

- Не угодно-ли водочки, сэр?

- Бутылку рому и воды!- сказал м-р Слорк, окидывая горделивым взглядом содержателя гостиницы.- Разведен-ли y вас огонь где-нибудь?

- Я прикажу развести его здесь, сэр,- отвечал содержатель.

- В этом камине? Это будет слишкомь долго: комната не нагреется до полуночи,- возразил м-р Слорк.- Есть y вас кто-нибудь в кухне?

На кухне не было ни души. Огонь горел там великолепно. Гости все разошлись, и дверь уже была заперта на ночь.

- В таком случае, я буду пить свой пунш на кухне y камина,- сказал м-р Слорк.

Путешественник взял шляпу и газету и торжественно последовал за хозяином в этот скромный нумер. Здесь он поместился y камина на мягкой софе, развернул газету и принялся читать и прихлебывать пунш с выражением величественного презрения и досады.

Но уж, вероятно, по распоряжениям судьбы, какой то демон раздора пробежал в эту самую минуту по всем апартаментам "Сарациновой головы" и, позавидовав обоюдному спокойствию господ журналистов, решился стравить их, как борзых собак, для собственного наслаждения и потехи. Под влиянием этого злого духа в голове м-ра Боба Сойера сформировалась весьма странная мысль, которую он и выразил в следующей форме.

- A ведь огонь-то y нас потух, господа. Что мы станем делать? После дождя тут и холодно, и сыро, не правда ли?

- И холодно, и сыро,- подтвердил м-р Пикквик, подернутый судорожною дрожью.

- Не дурно было бы теперь раскурить сигару на кухне y камина: что вы на это скажете?- спросил Боб Сойер, подстрекаемый, конечно, тем же демоном раздора.

- Да, это было бы очень и очень недурно,- отвечал м-р Пикквик.- Что вы нам скажете на это, м-р Потт?

- Тут нечего и распространяться, господа: пойдемте в кухню. Огонь там превосходный,- сказал м-р Пот.

И на этом основании все четверо путешественников, каждый со своим стаканом в руке, отправились на кухню в сопровождении м-ра Уэллера, который взялся показывать дорогу в этот апартамент.

Незнакомец продолжал читать. Вдруг он поднял глаза и остолбенел. М-р Потт взглянул и обомлел.

- Что с вами?- прошептал м-р Пикквик.

- Эта пресмыкающаеся гадина!- воскликнул м-р Потт.

- Какая гадина?- сказал м-р Пикквикь, с беспокойством озираясь кругом, из опасения наступить на черного таракана или на паука.

- Эта гадина,- прошептал Потт, схватив м-ра Пикквика за руку и указывая ему на незнакомца,- эта гадина - Слорк, издатель "Журавля".

- Так уйдемте же отсюда назад,- шепнул м-р Пикквик!

- О, нет, сэр, никогда!- отвечал Потт.- Никогда!

С этими словами журналист стремительно бросился вперед, уселся на противоположной софе и, вынув один нумер из толстой пачки газет, принялся читать насупротив своего врага.

Само собою разумеется, что м-р Потт читал "Журавля", a м-р Слорк - "Интансвильскую синицу". И само собою разумеется, что оба журналиста выражали вслух свое обоюдное презрение и мнения их появлялись в такой отрывочной форме:

- "Нелепо.- Дико.- Низко.- Грязно.- Безчестно.- Шарлатан.- Наглец.- Нравственный урод.- Змей.- Идиот" и проч., и проч.

М-р Боб Соейр и Бен Аллен смотрели с невыразимым наслаждением на эти энергические выражения взаимной ненависти и соперничества двух журналистов, и, вдохновенные этой сценой, молодые люди покуривали и затягивались с величайшим аппетитом. Наконец, Боб Сойер отважился подойти к м-ру Слорку и сказал ему учтивым тоном:

- Не можете ли, сэр, одолжить мне эту газету, когда вы прочтете ее?

- С моим удовольствием, сэр; только предупреждаю вас, что вы ничего интересного не найдете в этом презренном листе,- отвечал Слорк, бросив сатанинский взгляд на м-ра Потта.

- A вот я скоро передам вам эту газету, если хотите,- сказал Потт, бледный и дрожащий от злости.- Ха, ха, ха! Дерзость этого грубияна развеселит вас на целый вечер.

Ужасные слова "презренный лист" и "грубиян" были произнесены с особенной выразительностью и эффектом. Лица обоих журналистов запылали неукротимым бешенством и злобой.

- Болтовня этого жалкого писаки отвратительна в полном смысле,- сказал Потт, делая вид, что обращается исключительно к Бобу Сойеру.

Здесь м-р Слорк засмеялся от чистого сердца и сказал, что бесстыдство этого шарлатана забавляет его, как нельзя больше.

- Не могу и выразить своего отвращения к этому бешеному грубияну!- сказал Потт, побагровевший от злости.

- Читали вы когда-нибудь глупое и пошлое маранье этого забияки?- спросил Слорк м-ра Боба Сойера.

- Нет, не читал,- отвечал Боб.- A разве он пишет очень дурно?

- Ужасно, ужасно!- отозвался м-р Слорк.

- Поразительное бесстыдство! - воскликнул м-р Потт, притворяясь углубленным в чтение "Журавля".

- Конечно, вам неприятно будет видеть эти бессмысленные выходки низости, злобы, криводушие, клятвопреступничества, измены, варварской надутости в мыслях и чувствах,- сказал Слорк, передавая "Синицу" м-ру Бобу Сойеру;- зато, вероятно, вас очень позабавить и рассмешит уморительный слот этого безграмотного болтуна.

- Что вы сказали, сэр?- спросил Потт, озирая своего противника с выражением неизреченной ярости.

- A вам какая нужда до моих слов? - отвечал м-р Слорк.

- Вы назвали меня безграмотным болтуном, сэр?

- Назвал и повторяю еще, что вы безграмотный болтун, сэр, бессмысленный писака, сэр, шарлатан, невежда, негодяй, сэр. Довольно-ли с вас этого! Ха, ха, ха!

М-р Потт не произнес ни одного слова в ответ на эти оскорбительные шутки, но, вставая торжественно со своего места, скомкал нумер "Журавля", бросил его на пол, придавил, притиснул, растоптал и потом, без церемонии, зашвырнул в пылающий камин.

- Вот мой ответ, милостивые государи! сказал Потт, величественно отступая от камина.- И точно так бы поступил я с этой гадиной, если бы, к счастию для нея, не стесняли меня законы моего отечества!

- Блудлив, как кошка, труслив, как заяц!- вскричал Слорк, вставая с места.- Нет, господа, есть на свете негодяи, для которых ничего не значит покровительство отечественных законов!

- Слушайте, слушайте!- сказал Боб Сойер.

- Вот это потеха, так потеха!- заметиль м-р Бен Аллен.

- Блудлив, как кошка, труслив, как заяц!- повторил Слорк, постепенно возвышая свой голос.

- Изверг!.. Не хочется только рук марать!- отвечал Потт.

- Слышите, господа? Ему не хочется только рук марать!- повторил м-р Слорк презрительным тоном.- Ха, ха, ха! Ведь это не то, чтобы он трусил или боялся,- нет, нет! Рук ему не хочется марать! Ха, ха!

- Сэр!- вскликнул м-р Потт, выведенный окончательно из себя этим ужасным сарказмом.- Сэр! Объявляю здесь перед всеми, что я считаю вас пресмыкающейся гадиной, ехидной, ползучей змеей. Своими безчестными и бесстыдными выходками, сэр, вы давно поставили себя вне всякого покровительства законов, и раздавить вас, как презренную гадину, сэр, значило бы...

Но, не дожидаясь окончания этой речи, взбешенный "Журавль" схватил свой дорожный чемоданчик, наполненный разными хрупкими вещами, и не-истово устремился к тому месту, где стоял его противник.

- Господа!- вскричал м-р Пикквик, когда Потт в свою очередь вооружился кочергой и мужественно приготовился к обороне.- Господа... ради Бога... помогите... Самуэль... сюда... Эй, кто-нибудь!

И, произнося эти бессвязные восклицания, м-р Пикквик ринулся между сражающимися весьма кстати для того, чтобы, с одной стороны, принять на свое старческое тело брошенный чемодан, с другой - сильный удар кочерги. Трудно решить, какие последствия могли бы произойти отсюда для великодушного мужа, тщетно старавшагося разнять изступленныхь представителей двух противоположныхь партий, если бы не подоспел на выручку м-р Самуэль Уэллер. Не говоря дурного слова, этот джентльмен нахлобучил мучным мешком могущественного Потта и, отпихнув его в сторону, вырвал сильною рукою чемодан из рук разъяренного Слорка.

- Я задушу вас, разбойники, если вы не уйметесь!- закричал громовым голосом м-р Уэллерь.- Вы что тут зевали, господа?

Последнее обращение относилось к господам Бену Аллену и Бобу Сойеру, не принимавшим никакого участия в этой битве. Им было очень весело, и притом впереди предстояла для них отрадная перспектива пустить кровь первому джентльмену, который будет оглушен неприятельским ударом.

- Ступайте спать по своим нумерам - сказал м-р Уэллер, обращаясь к обоим журналистам,- не то я скручу вас обоих по рукам и по ногам и положу на одну постель. A вам, сэр, тут нечего делать с сумасшедшими людьми. Пойдемте.

Сказав это, Самуэль взял за руку своего господина и повел его в солнечный нумер, между тем как разъяренные журналисты, продолжая изрыгать угрозы и проклятия друг против друга, были разведены по своим спальням под руководством хозяина "Сарациновой головы" и молодых врачей, которые все еще не теряли надежды пустить кровь кому-нибудь из них.

Поутру на другой день журналисты встали очень рано и, не простившись ни с кем, разъехались в двух разных дилижансах. Погода прояснилась, солнце заблистало, и наши путешественники еще раз обратили свои лица к британской столице.

Глава LI.

Важная перемена в семействе М-ра Уэллера и окончательное низвержение достопочтенного м-ра Стиджинса.

Считая не совсем удобным представить, без всякого предварительного приготовления, своих двух спутников молодой чете и желая по возможности щадить деликатность нежных чувств прекрасной Арабеллы, м-р Пикквккь решился остановиться со своим слугою где-нибудь неподалеку от "Коршуна и Джорджа" и предложил молодым людям нанять особою квартиру, где они хотят. Согласившись на это предложение, м-р Боб Сойерь и Бен Аллен удалились в Боро и наняли комнатку в одном довольно грязном трактире, где за буфетом в былые времена имена их появлялись довольно часто под длинным и многосложным счетом, который, для ясности и краткости, всегда писался белым мелом.

- Ах, Боже мой! Вы-ли это, м-р Уэллер,- воскликнула смазливая девушка, встречая Самуэля y дверей.

- Должно быть, что я,- отвечал Самуэль, отскакивая назад на такое расстояние, откуда разговор не мог достигнуть до ушей его господина.- Какая вы хорошенькая, Мери!

- Ах, не говорите этих глупостей, м-р Уэллер,- сказала Мери.- Нет, не делайте этого.

- Не делайте чего, моя душечка?

- Ну, да вот этого... полно, полно! Отстаньте, м-р Уэллер!

С этими словами молодая девушка с улыбкой оттолкнула Самуэля к стене, объявляя, что он совсем разбил её локоны.

- И к тому же помешали мне сказать, что я хотела,- прибавила Мери.- Вот тут ожидает вас письмо ровно четыре дня. Я получила его через полчаса после вашего отъезда, и на конверте надписано, чтобы доставили немедленно.

- Где оно, моя милая?

- Я сберегла его для вас, м-р Уэллер, иначе, смею сказать, оно бы совсем потерялось. Вот оно, возьмите. Вы не стоите этого, сэр.

Говоря это, Мери вынула из-под лифа на груди маленький кисейный платочек, развернула его, взяла письмо и передала м-ру Уэллеру, который поспешил поцеловать его с великою любезностью.

- Ах, какой вздор!- сказала Мери, поправляя косынку и притворяясь простодушною невинностью.- Вы уж вдруг и влюбились в него, м-р Уэллер!

В ответ на это м-р Уэллер подмигнул c таким лукавым видом, которого мы никак не беремся изобразить своим слабым пером. Затем, усаживаясь на окне подле Мери, он открыл письмо и бросил на него изумленный взгляд.

- Эге!- воскликнул Самуэль.- Что бы это могло значить!

- Ничего, я надеюсь?- сказала Мери, смотря через его плечо.

- Какие y вас хорошенькие глазки!- сказал Самуэль.

- Вам нет нужды до моих глаз, м-р Уэллер, читайте-ка лучше свое письмо, сэр.

И, сказав это, мисс Мери замигала и заморгала с такою победительною миловидностью, что Самуэль счел неизбежно необходимым поцеловать молодую девицу. Затем он окончательно развернул письмо и начал читать следующия строки:

"Маркиз Гренби

Доркен

Пятница.

"Милый мой Самми.

"С прискорбием я должен иметь удовольствие саабщить тебе дурную новость мачиха твая простудилась но такой причине што слишкомь долго панеосторожности просидела на мокрой и сырой траве под дажжем ана все слушала этого жирного толстяка a он зарядил себя ромом и воткой и не мох никаким манером астановитца пака не пратризвился a до евтыва прашло слишком много часов дохтурь гаварит што еслибы она прахлатила ромку малую талику попрежи евтыва a ни после так оно накончилось бы все харашо евтим бы падмазались ее калесы и все бы накатилась как па маслецу a атец твой надеился пакамист што все ища авость разоидетца и поедит как следуит но лишь только ана павернула за угол мой милый калеса расстроились и пакатились благимь матом под гору всамый оврак так што ужь просто надыбна была махнуть рукой и сказать што почитай што все прапало a все ж таки дохтур ухватился за аглобли и придержал дугу да уж поздно ничаво ни памагло и ана проехала последную заставу вполовине шестова часу вечера и вот такимъто манером сын мой она соверишла свой последний путь слишком преждевреминно и скоро кприскорбию твоево атца и ето говорит дохтур произошло аттаво што она черизчур мала взяла багажу на дорогу хаша кибитка была здаравенная отец твой гаварит шта если ты придеш и навестиш мена Самми так евто будит ему оченно приятно и ты сделаеш мне большое адалжение потому шта я таперича совсем уж адинок Самуэль друг ты мой любезный P. S. Он велел мне еще праписать шта авось па такому важному делу старшина атпустит тебя патаму шта нам нужно таперича або многом переговорить и уж я наверно знаю Самми шта он атпустит честнеишая душа и он приказывает тебе сказать ему старшине то твоему нижайшее почтение ат нево засим желаю тебе всякова благополучия Самми и остаюсь на всегда любящий тебя отец.

"Тони Уэллер".

- Что это за дребедень!- воскликнул Самуэль, прочитав это хитрое и несколько запутанное письмо.

- Кто это к вам пишет, м-р Уэллер?- спросила Мери.

- Отец, должно быть, только ведь вот тут несколько раз говорится о нем в третьем липе. И почерк вовсе не его.

- A подпись?

- Ну да, подписался-то он сам,- отвечал Самуэль, взглянув еще раз на конец письма.

- Так знаете что, м-р Уэллер?- подхватила догадливая девушка.- Он упросил кого-нибудь сочинить это письмо вместо себя, a сам только подписался.

- A вот посмотрим,- отвечал Самуэль, пробегая еще раз длинное послание и приостанавливаясь, для необходимых соображений, на некоторых местах.- Так, так, ты угадала, Мери. Джентльмен, писавший эту грамоту, рассказывал сам от себя все, что относилось к моей мачехе, a отец мой, должно быть, смотрел ему через плечо и перепутал все собственными дополнениями. Иначе тут и быть не могло. Какая ты разумница, Мери!

Разрешив таким образом, при содействии молодой девушки, эту трудную задачу, м-р Уэллер снова прочитал письмо и получил на этот раз ясное и отчетливое понятие о его содержании, сделал задумчивую мину, испустил глубокий вздох и сказал:

- И так, нет больше моей мачехи! Жаль. Все же она, в сущности, была добрая женщина, хотя эти негодные кувыркатели испортили ее в конец. Очень жаль.

М-р Уэллер произнес эти слова с таким глубокомысленным видом, что молодая девица пригорюнилась и потупила глазки.

- Ну, и то сказать, чему быть, того не миновать,- проговорил Самуэль, укладывая письмо в ь карман.- Горю пособить нельзя: не так ли, моя ягодка?

Мери опустила головку на грудь и вздохнула.

- Надобно теперь обратиться к старшине за отпуском,- сказал Самуэль.

Мери вздохнула опять: письмо было в самом деле слишком трогательного содержания.

- Прощай, душенька!- сказал Самуэль.

- Прощайте, м-р Уэллер!- проговорила Мери, отворачивая головку.

- Что-ж это? Разве уж на прощаньи я не могу пожать твоей руки?

Молодая девушка протянула руку,- беленькую и нежную ручку, нет нужды, что она принадлежала скромной служанке.

- Я отлучаюсь теперь ненадолго, мой светик,- сказал Самуэль.

- Вы всегда в отлучке, м-р Уэллер. Только и знаете, что приезжать да уезжать.

И она хотела уйти, но м-р Уэллер заключил ее в свои объятия и между ними произошел немой, но красноречивый разговор, длившийся, впрочем, не долго. После этого разговора молодая девушка вырвалась из рук своего обожателя и убежала в свою комнату, чтоб поправить свою прическу и смятый костюм, после чего отправилась к своей госпоже.

- Я отлучусь, сэр, не больше, как на день, много на два,- сказал Самуэль, сообщив м-ру Пикквику известие о потере, понесенной отцом его.

- Вы можете быть в отлучке, сколько угодно, Самуэль,- отвечал м-р Пикквик.- даю вам мое полное позволение.

Самуэль поклонился.

- Скажите своему отцу,- продолжал м-р Пикквикь,- что, если его настоящее положение требует какой нибудь помощи с моей стороны, я готов охотно и радушно оказать ему всякое посильное содействие.

- Благодарю вас, сэр. Я не забуду сказать ему об этом.

И с этими выражениями взаимного доброжелательства и участия слуга и господин расстались.

Было семь часов вечера, когда м-р Уэллер вышел из доркинского дилижанса и остановился во ста шагах от трактирного заведения, известного в этом предместье под именем "Маркиза Гренби". Вечер был темный и холодный. Улица имела вид мрачный и печальный. Сторы y маркиза Гренби были опущены, ставни заколочены в некоторых местах. У ворот не стояло больше ни одного из многочисленных гуляк, посещавших этот трактир. Все, казалось, было пусто и безмолвно.

Не видя ни одной живой души, к которой бы можно было обратиться с предварительными расспросами, Самуэль тихонько отворил дверь и тотчас же заметил в отдалении фигуру своего отца.

Вдовец сидел одиноко - за круглым столиком в маленькой комнате за буфетом, курил трубку, и глаза его неподвижно обращены были на камин. Похороны, очевидно, совершились в этот самый день, потому что осиротелый супруг имел на своей голове траурную шляпу, обвитую черным крепом. В настоящую минуту он был, казалось, весь погружен в созерцательное состояние духа. Напрасно Самуэль, постепенно возвышая голос, несколько раз произносил его имя: не видя и не слыша ничего, старик продолжал курить с глубокомысленным спокойствием философа, отрешенного от всех треволнений житейской суеты, и внимание его пробудилось не прежде, как сын положил свою могучую руку на его плечо.

- Самми,- сказал м-р Уэллер старший,- здравствуй, сын мой.

- Здравствуй, старец,- отвечал Самуэль.- Я звал тебя около полдюжины раз; но ты, кажется, не слышал меня.

- Не слышал, Самми,- сказал м-р Уэллер, устремив опять задумчивый взор на пылающий камин.- Я был в эмпиреях, друг мой Самми.

- Где?- спросил Самуэлв, усаживаясь подле отца.

- В эмпиреях, сын мой, между небом и землею. Я думал о ней, Самми.

Здесь м-р Уэллер старший поворотил голову в направлении к доркинскому кладбищу, давая таким образом заметить, что слова его относились к покойной м-с Уэллер.

- Я думал, друг мой Самми,- сказал м-р Уэллер, бросая на своего сына выразительно серьезный и глубокомысленный взгляд, как будто в ознаменование, что настоящее его объяснение, несмотря на видимую странность, исполнено глубочайшей и чистейшей правды,- я думал, Самми, что мне все-таки очень жаль, что она скончалась.

- Это так и должно быть,- отвечал Самуэль.- Я не удивляюсь.

М-р Уэллер старший одобрительно кивнул головой, затянулся, выпустил из своих губ облако дыма и опять устремил неподвижный взор на камин.

- Признания её были очень трогательны, Самми,- сказал м-р Уэллер после продолжительного молчания, разгоняя рукою сгустившийся дым.

- Какие признания?

- Те, что она сделала мне в продолжение своей болезни.

- Что-ж это такое?

- A вот что, сын мой.- "Уэллер,- говорила она,- мне приходит в голову, что я едва-ли добросовестно выполнила свои супружественные обязанности перед тобою. Ты человек простой и добросердечный, и моим непременным долгом было - устроить твое домашнее счастье. Теперь, когда уже слишком поздно, я начинаю думать, что призвание замужней женщины состоит главным образом в исполнении разных обязанностей, которые относятся к её собственному дому, и небрежное исполнение их нельзя оправдывать страстной приверженностью к религии, частыми посещениями церквей и часовен. Я не обращала должного внимания на свои домашния обязанности и расточала свои достатки вне дома, что вело только к расстройству нашего домашнего счастья и огорчало тебя, Уэллер. Теперь поправить этого нельзя; но я надеюсь, Уэллер, что ты не помянешь меня злом после моей смерти. Думай обо мне, как о женщине, которую ты знал прежде, чем она связалась с этими людьми".- "Сусанна",- говорю я,- надобно признаться тебе, друг мой Самми, что эта речь пронзила всю мою голову, в этом я не запираюсь, сын мой,- "Сусанна,- говорю я,- ты была доброю женой, хотя мало-ли что, кто старое помянет, тому глаз вон, и, стало быть, нечего распространяться об этом. Крепись и будь мужественна, душа ты моя, и вот ты увидишь собственными глазами, как я вытолкаю в зашеек этого пройдоху Стиджинса."- Она улыбнулась при этих словах, друг мой Самми, и тут же испустила дух,- заключил старый джентльмен с глубоким вздохом.

Последовало продолжительное молчание. Старец раскурил новую трубку и погрузился всей душой в печальные размышления, вызванные последними воспоминаниями.

- Делать нечего!- сказал наконец Самуэль, решившись пролить посильное утешение в отцовское сердце.- Все мы будем там, рано или поздно. Это есть, так сказать, общий человеческий жребий.

- Правда твоя, Самми, правда.

- Уж если это случилось, так и значить, что должно было случиться.

- И это справедливо,- подтвердил старик, делая одобрительный жест.- И то сказать, что было бы с гробовщиками, Самми, если бы люди не умирали?...

Выступив на огромное поле соображений и догадок, внезапно открытых этой оригинальной мыслью, м-р Уэллерь старший положил свою трубку на стол, взял кочергу и принялся разгребать уголья с озабоченным видом.

Когда старый джентльмен быль занять таким образом, в комнату проскользнула веселая и зоркая леди в траурном платье, кухарка ремеслом, которая все это время суетилась в отдаленном апартаменте за буфетом. Бросив нежную и ласковую улыбку на Самуэля, она остановилась молча за спинкой кресла, где сидел м-р Уэллерь, и возвестила о своем присутствии легким кашлем; но так как старец не обратил ни малейшего внимания на этот сигнал, она прокашлянула громче и сильнее:

- Это что еще?- сказал м-р Уэллер старший, опуская кочергу и поспешно отодвигая кресло.- Ну, чего еще надобно?

- Не угодно-ли чашечку чайку, м-р Уэллер?- спросила веселая леди вкрадчивым тоном.

- Не хочу,- отвечал м-р Уэллер довольно грубо и брезгливо.- Убирайтесь... знаете куда?

- Ах, Боже мой! Вот как несчастья-то переменяют людей!- воскликнула леди, поднимая глаза кверху.

- Зато уж не будет авось других перемен: до этого мы не допустим,- пробормотал м-р Уэллер.

- В жизнь я не видывала такой печали!- проговорила веселая леди.

- Какая тут печаль?- возразил старый джентльмен.- Все авось к лучшему, как сказал однажды мальчишка в школе, которого учитель высек розгами.

Веселая леди покачала головой с видом соболезнования и симпатии и, обращаясь к Самуэлю, спросила: неужели отец его не сделает никаких усилий над собою?

- A я вот и вчера, и третьяго дня говорила ему, м-р Самуэль,- сказала сердобольная леди,- что, дескать, печалиться не к чему, м-р Уэллер, и горем не воротишь потери. Не унывайте, говорю, и пуще всего не падайте духом. Что делать? Мы все жалеем о нем и рады Бот знает что для него сделать. Отчаяваться еще нечего: нет таких напастей в жизни, которых бы нельзя было поправить, как говорил мне один почтенный человек, когда умер добрый муж мой.

Кончив эту утешительную речь, сердобольная леди прокашлялась три раза сряду и обратила на м-ра Уэллера взгляд, исполненный бесконечной преданности и симпатии.

- А не угодно-ли вам выйти отсюда вон, сударыня?- сказал старый джентльмен голосом решительным и твердым.- Чем скорее, тем лучше.

- Извольте, м-р Уэллер,- отвечала сердобольная леди.- Я говорила вам все это из сожаления, сэр.

- Спасибо, тетушка, спасибо,- отвечал м-р Уэллер.- Самуэль, вытури ее вон и запри за нею дверь.

Не дожидаясь исполнения этой угрозы, сердобольная леди стремительно выбежала из комнаты и захлопнула за собою дверь. М-р Уэллер старший вытер пот со своего лба, облокотился на спинку кресел и сказал:

- Надоели, проклятые! Вот что, друг мой Самми; останься я здесь еще на одну только недельку, эта женщина силой заставит меня жениться на себе.

- Будто бы! Разве она так влюблена в тебя?- спросил Самуэль.

- Влюблена! Как не так! Просто блажит, чорт бы ее побрал. Сколько ни гони ее, она все увивается здесь, как змея. Будь я заперт в патентованном браминском сундуке, она в состоянии вытащить меня даже оттуда, Самми.

- Неужели! Что-ж она так льнет?

- A вот поди ты, спрашивай ее,- отвечал м-р Уэллер старший, разгребая с особенной энергией уголья в камине.- Ужасное положение, друг мой Самми! Я принужден сидеть y себя дома, словно как в безвыходной тюрьме. Лишь только мачеха твоя испустила дух, одна старуха прислала мне окорок ветчины, другая горшок с похлебкой, третья собственными руками приготовила мне кипятку с ромашкой. Беда, да и только! И ведь все оне вдовицы, Самми, кроме вот этой последней, что принесла ромашку. Это - одинокая молодая леди пятидесяти трех лет.

Самуэль бросил, вместо ответа, комический взгляд. Старый джентльмен между тем, снова вооружившись кочергой, ударил со всего размаха по углям, как будто он собирался поразить ненавистную голову какой-нибудь вдовы.

- Я чувствую, Самми, что одно мое спасение - на козлах,- заметил старец.

- Это отчего?

- Да оттого, друг мой, что кучер может знакомиться с тысячами женщин на расстоянии двадцати тысяч миль и при всем том никто не имеет права думать, что он намерен жениться на которой-нибудь из них.

- Да, тут есть частица правды,- заметил Самуэль.

- Если бы, примером сказать, старшина твой был кучером или извощиком, думаешь-ли ты, что на суде присяжных произнесли бы против него этот страшный приговор? Нет, друг мой, плоха тут шутка с нашим братом. Присяжные непременно обвинили бы бессовестную вдову.

- Ты уверен в этом?

- Еще бы!

С этими словами м-р Уэллер набил новую трубку табаку и после глубокомысленного молчания продолжал свою речь в таком тоне:

- И вот, друг мой, чтобы не попасть в просак и не потерять привилегий, присвоенных моему званию, я хочу покинуть это место раз навсегда, жить себе на ямских дворах, в своей собственной стихии.

- Что-ж станется с этим заведением?- спросил Самуэль.

- Распродам все как есть и из вырученных денег две сотни фунтов положу на твое имя в банк для приращения законными процентами. Этого именно хотела твоя мачеха: она вспомнила о тебе дня за три до смерти.

- Очень ей благодарен,- сказал Самуэль.- Двести фунтов авось мне пригодятся на черный день.

- A остальную выручку также положу в банк на собственное свое имя,- продолжал м-р Уэллер старший;- и уж, разумеется, как скоро протяну я ноги, друг мой Самми, все эти денежки, и с процентами, перейдут в твой собственный карман. Только ты не истрать их за один раз, не промотай, сын мой, и пуще всего берегись, чтобы не поддедюлила тебя и с этим наследством какая-нибудь вдовушка. Это главное: если спасешься от вдовы, можно будет надеяться, что из тебя выйдет хороший человек.

Этот спасительный совет, казалось, облегчил тяжкое бремя на душе м-ра Уэллера, и он принялся за свою трубку с просиявшим лицом.

- Кто-то стучится в дверь,- сказал Самуэль.

- A пусть себе стучится,- отвечал отец.

Оба замолчали. Стук между тем повторился и не умолкал в продолжение трех или четырех минут.

- Отчегож ты не хочешь впустить?- спросил Самуэль.

- Тсс, тсс!- отвечал отец, боязливо мигая на своего сына.- Не обращай внимания, Самми: это, должно быть, опять какая-нибудь вдова.

Отчаявшись, наконец, получить ответ на многократно повторенный стук, невидимый посетитель, после кратковременной паузы, приотворил дверь и заглянул. То была не женская фигура. Между дверью и косяком выставились длинные черные локоны и жирное красное лицо достопочтенного м-ра Стиджинса. Трубка м-ра Уэллера выпала из рук.

Отверстие между косяком и дверью постепенно становилось шире и шире. Наконец, достопочтенный джентльмен осторожно перешагнул через порог и тщательно запер за собою дверь. Сделав необходимое обращение к Самуэлю и подняв к потолку свои руки и глаза в ознаменование неизреченной скорби по поводу рокового бедствия, разразившагося над фамилией, м-р Стиджинс придвинул к камину кресло с высокой спинкой, сел, вздохнул, вынул из кармана серый шелковый платок и приставил его к своим заплывшим глазам.

Пока совершалась эта церемония, м-р Уэллер старший оставался неподвижным, будто прикованный к своему месту: он смотрел во все глаза, обе руки его лежали на коленях, и вся его физиономия выражала необъятную степень изумления, близкого к остолбенению. Самуэль сидел безмолвно насупротив отца и, казалось, ожидал с нетерпеливым любопытством, чем кончится эта сцена.

Несколько минут м-р Стиджинс держал серый платок перед своими глазами, вздыхал, всхлипывал, стонал; преодолев, наконец, душевное волнение, он положил платок в карман и застегнулся на все пуговицы. Затем он помешал огонь, потер руки и обратил свой взор на Самуэля.

- О, друг мой, юный друг!- сказал м-р Стиджинс, прерывая молчание весьма слабым и низким голосом.- Что может быть ужаснее этой поистине невозвратимой потери?

Самуэль слегка кивнул головой.

- Известно-ли вам, друг мой,- шепнул м-р Стиджинс, придвигаясь к Самуэлю,- что она оставила нашей церкви?

- Кому?

- Почтенной нашей церкви, м-р Самуэль.

- Ничего она не оставила,- отвечал Самуэль решительным тоном.

М-р Стиджинс лукаво взглянул на Самуэля, оглядел с ног до головы м-ра Уэллера, сидевшего теперь с закрытыми глазами, как будто в полузабытьи, и, придвинув свой стул еще ближе, сказал:

- И мне ничего не оставила, м-р Самуэль?

Самуэль сделал отрицательный кивок.

- Едва-ли это может быть,- сказал побледневший Стиджинсь.- Подумайте, юный друг мой: неужели ни одного маленького подарка на память?

- Ни одного лоскутка,- отвечал Самуэль.

- А, может быть,- сказал м-р Стиджинс после колебания, продолжавшагося несколько минут,- может быть, она поручила меня попечению этого закоснелаго нечестивца, отца вашего, м-р Самуэль?

- Очень вероятно, судя по его словам,- отвечал Самуэль.- Он вот только-что сейчас говорил об вас.

- Право? Так он говорил?- подхватил м-р Стиджинс с просиявшим лицом.- Стало быть, великая перемена совершилась в этом человеке. Радуюсь за него душевно и сердечно. Мы теперь можем жить с ним вместе дружелюбно и мирно, м-р Самуэль.- Не правда ли? Я стану заботиться о его собственности, как скоро вы уйдете отсюда, и уж вы можете составить понятие, как здесь все пойдет в моих опытных руках.

И затем, испустив глубочайший вздох, м-р Стиджинс приостановился для ответа. Самуэль поклонился. М-р Уэллер старший произнес какой-то необыкновенный звук, не то стон, не то вой, не то скрежет, не то зык, но в котором, однакож, странным образом сочетались все эти четыре степени звука.

Осененный внезапным вдохновением, м-р Стиджинс прозрел в этом звуке явственное выражение сердечного раскаяния, соединенного с угрызением. На этом основании он оглянулся вокруг себя, потер руки, прослезился, улыбнулся, прослезился опять и затем, тихонько подойдя к хорошо знакомой полочке в известном углу, взял стаканчик и осторожно положил четыре куска сахару. Совершив эту предварительную операцию, он еще раз испустил глубокий вздох и устремил на потолок свои глаза. Затем, переступая незаметно с ноги на ногу, он побрел в буфет и скоро воротился с бутылкой рому в руках. Отделив от него обыкновенную порцию в стакан, он взял чайную ложечку, помешал, прихлебнул, еще помешал и уже окончательно расположился в креслах кушать пунш.

М-р Уэллер старший не произнес ни одного звука в продолжение всех этих приготовлений; но как только м-р Стиджинс уселся в креслах, он вдруг низринулся на него стрелою, вырвал стакан y него из руки, выплеснул остаток пунша на его лицо и разбил стакан о его лоб. Затем, схватив достопочтенного джентльмена за шиворот, он повалил его могучею рукой, дал ему пинка и, произнося энергические проклятия, потащил его к дверям.

- Самми,- сказал м-р Уэллер,- надень на меня шляпу. Живей!

И лишь только Самуэль нахлобучил своего родителя, старый джентльмен вытащил Стиджинса из дверей в коридор, из коридора на крыльцо, с крыльца на двор, со двора на улицу, продолжая все это время давать ему пинки, один другого сильнее и беспощадней.

Уморительно и вместе отрадно было видеть, как красноносый джентльмен кувыркался, метался, барахтался и хрипел в могучих объятиях раздраженного старца, который, наконец, в довершение потехи, погрузил его голову в корыто, наполненное водою для утоления жажды лошадей.

- Вот тебе, пастырь, вот тебе!- сказал м-р Уэллер, поддавая окончательного туза в спину м-ра Стиджинса.- Скажи всем этим своим негодным товарищам, лицемерам, тунеядцам и ханжам, что я боюсь, при случае, перетопить всех до одного, если не в корыте, так в помойной яме.

- Пойдем домой, Самми. Налей мне стакан водки. Совсем измучился с этим негодяем.

Глава LII.

Деловое утро адвоката на Грэйском сквере и окончательное выступление на сцену господ Джингля и Иова Троттера.

Когда, после приличных приготовлений, м-р Пикквик известил Арабеллу о неудовлетворительных последствиях своей поездки в Бирмингэм и начал уверять ее, что нет покамест ни малейшего повода к огорчению или печали, молодая леди залилась горькими слезами и выразила в трогательных терминах свою жалобу, что она, по непростительной ветренности, сделалась несчастной причиной охлаждения и, быть может, вечного разрыва между сыном и отцом.

- Вы совсем не виноваты, дитя мое,- сказал м-р Пикквик с трогательно.ю нежностью.- Заранее никак нельзя было предвидеть, что старый джентльмен будет питать такое неожиданное предубеждение против женитьбы своего сына. Я уверен,- прибавил м-р Пикквик, взглянув на её хорошенькое личико,- он и понятия не имеет об удовольствии, от которого отказывается теперь с таким безразсудством.

- Ах, добрый м-р Пикквик!- сказала Арабелла.- Что нам делать, если он не перестанет сердиться на нас?

- Авось все это перемелется, мой друг, и выйдет мука,- сказал м-р Пикквик добродушным тоном; - посидим покамест y моря и подождем погоды.

- Но ведь вы рассудите сами, м-р Пикквик: что будет с Натаниэлем, если отец откажется помогать ему?

- В таком случае, мой ангел, я могу предсказать, что, вероятно, найдется y него какой-нибудь друг, который готов будет оказать ему всякое содействие и помощь.

Арабелла быстро поняла и сообразила настоящий смысл и значение его ответа. Поэтому она бросилась в объятия м-ра Пикквика, поцеловала его очень нежно и зарыдала очень громко.

- Ну, полно, полно!- сказал м-р Пикквик, пожимая её маленькую ручку.- Мы вот подождем здесь несколько дней и посмотрим, что вздумает он написать вашему мужу. Если, сверх чаяния, он не переменит своих мыслей, в голове y меня вертится, по крайней мере, полдюжины планов, из которых тот или другой составит ваше счастье - успокойтесь, мой ангел.

Затем м-р Пикквик порекомендовал ей осушить свои глазки и не огорчать прежде времени своего супруга. Прелестная Арабелла, кроткая и послушная, как благовоспитанное дитя, уложила свой платочек в ридикюль и, к возвращению мужа, вызвала на свое личико целый ряд лучезарных улыбок, которые оказывали столь могущественное влияние на его чувствительное сердце.

- Признаться, я не вижу впереди никакого добра для этих молодых людей,- сказал м-р Пикквик, одеваясь поутру на другой день.- Пойду к Перкеру и посоветуюсь с ним.

План идти к Перкеру и посоветоваться с ним насчет финансовых обстоятельств возник в голове м-ра Пикквика еще прежде. Теперь он позавтракал на свою руку и отправился на Грэйский сквер с великою поспешностью.

Еще не было десяти часов, когда он взошел на лестницу по направлению к аппартаментам, занимаемым канцеляриею адвоката. Писаря еще не явились. М-р Пикквик, для препровождения времени, принялся смотреть из окна галлереи.

Живительный свет прекрасного октябрьского утра весело отражался даже на грязных домах этого околодка. Конторщики и писаря длинной вереницей выступали по скверу, ускоряя или замедляя свои шаги, при взгляде на башенные часы. И лишь только пробило десять, каждый из них, с необыкновенною торопливостью, поспешил к месту своей ежедневной службы. Разнообразные голоса раздались со всех сторон, замки защелкали, двери застучали, головы повыставились из каждого окна, привратники один за другим стали на своих постах, почтальон суетливо начал перебегать из дома в дом, и деятельность закипела своим обычным чередом во всех этих юридических палатах.

- Раненько пожаловали вы, м-р Пикквик,- сказал чей-то голос позади этого джентльмена.

- А! м-р Лоутон,- сказал м-р Пикквик, оглядываясь назад.- Как ваше здоровье, сэр?

- Так себе, покорно вас благодарю, отвечал Лоутон, вытирая пот со своего лица.- Бежал чуть не со всех ног. Думал, что опоздаю. Устал как собака. Хорошо, по крайней мере, что пришел раньше его.

Утешив себя этим размышлением, м-р Лоутон вынул из кармана ключ, отпер дверь, взял письма, опущенные почтальоном в ящик, и ввел м-ра Пикквика в контору. Здесь, в одно мгновение ока, он скинул свой фрак, надел поношенный сюртук, повесил шляпу, взял пачку бумаг, воткнул перо за ухо и потер руки с величайшим наслаждением.

- Вот я готов, как видите,- сказал м-р Лоутон.- Канцелярское платье y меня всегда тут остается, в конторе. Нет-ли y вас табачку, м-р Пикквик?

- Нет, я не нюхаю табаку.

- Жаль, очень жаль. Ну, да так и быть, я пошлю за бутылкой содовой воды, будет все равно. Как вы думаете, в глазах моих нет ничего странного, м-р Пикквик?

М-р Пикквик отступил на несколько шагов, обозрел внимательно все черты вопрошающего джентльмена и объявил утвердительно, что никакой особенности он не замечает в его глазах.

- Рад слышать это,- сказал Лоутон.- A мы, знаете, вчера вечером немножко покутили в заведении "Сороки", и голова y меня покамест все еще не на месте. Авось пройдет.- А, кстати, Перкер уж начал заниматься вашим делом.

- Каким? Издержками вдовы Бардль?

- Нет, покамест еще не этим. Я разумею вот этого голубчика, за которого мы, по вашему желанию, заплатили десять шиллингов на фунт, чтобы выручить его из тюрьмы. Теперь ведь, знаете, идет речь об отправлении его в Демерару.

- Ах, да, вы говорите о м-ре Джингле,- сказал м-р Пикквик скороговоркой.- Ну, так что же?

- Ничего, все идет, как следует,- сказал Лоутон, починяя перо.- Мы уж обделали эту статью. Ливерпульский агент сказал, что из благодарности к вам он очень рад посадить его на свой корабль по вашей рекомендации. Ведь вы ему, говорит он, оказали какия-то благодеяния, когда сами состояли на действительной службе?

- Безделица, любезнейший, безделица. Так он согласен взять Джингля?

- Согласен.

- Это очень хорошо,- сказал м-р Пикквик.- Мне приятно это слышать.

- A этот другой парень, должно быть, удивительный прощалыга!- заметил Лоутон, продолжая чинить перо.

- Какой парень?

- Ну, да, как его, слуга, что ли, друг, однокашник или собутыльник этого Джингля?

- Вы говорите о Троттере?

- Да. Вообразите, м-р Пикквик, ведь и он тоже просится в Демерару!

- Неужели!

- Именно так. Он отказался наотрез от выгодных предложений, которые Перкер сделал ему от вашего имени.

- Как? Отказался от восемнадцати шиллингов в неделю?

- В том-то вот и штука. Не нужно, говорит, мне никакого места, если разлучат меня с моим другом. Нечего было делать: мы принуждены были вести, по его милости, новую переписку, и он согласен ехать на правах конвикта в Новый Южный Валлис.

- Глупый парень!- сказал м-р Пикквик с радостной улыбкой.- Глупый парень!

- A подите вот толкуйте с ним!- заметил Лоутон, обрезывая кончик пера с презрительною миной. - Наладил одно и то же. Один, дескать, друг и есть y него в этом мире, и уж он не расстанется с ним до гробовой доски. Дружба хорошая вещь, нечего сказать, да только благоразумный человек должен во всем наблюдать меру. Вот, например, мы все друзья и приятели за общим столом "Сороки", где каждый платит из собственного кармана за свой пунш; но осудить себя на добровольную ссылку с кем-нибудь из этих приятелей - нет, наше почтение, чорт бы их побрал! У всякого человека, сэр, только две искренния привязанности: первая к самому себе, вторая - к хорошеньким леди. Это уж по нашей части. Ха, ха!

В эту минуту послышались на лестнице шаги м-ра Перкера. Лоутон замолчал, схватил бумагу и принялся писать с замечательною скоростью.

Приветствие между м-ром Пикквиком и его адвокатом имело самый искренний и дружелюбный характер. Но лишь только Перкер усадил своего клиента, в дверях послышался стук, и чей-то голос спрашивал: здесь-ли господин адвокат?

- Чу!- сказал Перкер.- Это, должно быть, один из ваших праздношатающихся приятелей, м-р Джингль, если не ошибаюсь. Хотите его видеть, почтеннейший?

- Вы как об этом думаете?- спросил м-р Пикквик.

- Мне кажется, вам не мешает взглянуть на него. Эй, сэр, как бишь вас? Можете войти.

Повинуясь этому безцеремонному приглашению, Джингль и Троттер вошли в комнату и, увидев м-ра Пикквика, остановились с некоторым смущением y порога.

- Чу?- сказал Перкер.- Знаете-ли вы этого джентльмена?

- О, вечно не забыть!- отвечал Джингль, выступая вперед.- М-р Пикквик... безценный благодетель... спаситель жизни... сделал из меня человека... не раскаетесь в этом, сэр.

- Очень рад слышать это,- сказал м-р Пикквик.- Вы, кажется, поправились в своем здоровье, м-р Джингль?

- Всем вам обязан, сэр... великая перемена... в тюрьме было душно... воздух нездоровый... очень,- сказал Джингль, качая головой.

Он был одет прилично и опрятно, так же как неразлучный его приятель, Иов Троттер, который стоял позади, вытянувшись в струнку и устремив оловянные глаза на м-ра Пикквика.

- Когда-ж они едут в Ливерпуль?- спросил м-р Пикквик, обращаясь к адвокату.

- Сегодня вечером, сэр, в семь часовь,- сказал Иов, делая шаг вперед.- Мы отправляемся из Сити, сэр, в дилижансе.

- Билеты на места взяты?

- Да, сэр.

- Вы твердо решились ехать?

- Да, сэр,- отвечал Иов

- Что касается до экипировки, необходимой для Джингля,- сказал Перкер, громко, обращаясь к м-ру Пикквику:- я уже принял на себя устроить это дело. Мы выдали ему вперед третное жалованье из той ежегодной суммы, которую он будет получать в Демераре. Этого достанет на все его издержки, и я решительно не одобряю всякой дальнейшей помощи с вашей стороны, как скоро она не будет основываться на собственных его трудах и хорошем поведении, сэр.

- Без сомнения,- подхватил Джингль с великою твердостью.- Светлая голова... человек деловой... справедливо, сэр... да.

- Вы удовлетворили его кредитора, выкупили его платье y ростовщика, освободили его из тюрьмы, заплатили за него на корабле,- продолжал Перкер, не обращая никакого внимания на замечание Джингля: - все это стоило вам около пятидесяти фунтов, сэр и потеря этой суммы - вещь немаловажная.

- Потери не будет,- сказал Джингль скороговоркой.- Все заплачу... займусь делами... накоплю... возвращу все до фарсинга. Желтая горячка разве... нечего делать... не то...

Здесь м-р Джингль остановился, ударил тулью своей шляпы, провел рукою по глазам и сел.

- Он хочет сказать,- заметил Иов, выступив вперед,- что он заплатит все эти деньги, если не сделается жертвой желтой горячки. И я уверен, что он сдержит это слово, м-р Пикквик, вот увидите. Если угодно, я готов подтвердить это под клятвой,- заключил Иов с великой энергией.

- Хорошо, хорошо,- сказал м-р Пикквик,- не станем распространяться об этом. Советую вам, м-р Джингль, не заводить знакомства с такими господами, как сэр Томас Блазо, с которым вы играли в криккет. Иначе легко станется, что вы опять расстроите свое здоровье.

Джингль улыбнулся при этой выходке, но тем не менее, на лице его отразилась высшая степень расстройства. М-р Пикквик поспешил переменить разговор.

- A не знаете-ли вы, что случилось с тем вашим приятелем, с которым вы познакомили меня в Рочестере?

- С горемычным Яшей?

- Да.

Джингль покачал головой.

- Мошенник первой степени... гений плутовства... Иову родной брат.

- Брат Иова!- воскликнул м-р Пикквик.- Да, да, сходство между ними действительно есть.

- Да, сэр, нас всегда считали похожими друг на друга,- сказал Иов, бросая вокруг себя косвенные взгляды: - только характер y меня всегда был серьезный, a его считали весельчаком. Он переселился в Америку, сэр, вследствие крайней запутанности своих делишек на здешней почве. С той поры мы ничего не слыхали о нем.

- А! Так вот почему я не получил от него "страницы из романа действительной жизни", которую он обещал мне в ту пору на другой день поутру, когда, повидимому, мелькала y него мысль броситься в реку с Рочестерского моста!- сказал м-р Пикквик, улыбаясь.- Не знаю только, притворялся-ли он, или нет.

- Разумеется притворялся,- подхватил Иов.- Он мастер на все руки. Это еще слава Богу, что вы отделались от него так дешево. При других обстоятельствах, он мог быть для вас опаснее, чем,- Иов взглянул на Джингля, засеменил ногами, и окончательно прибавил: - чем... чем даже я сам.

- Благодатная семейка!- сказал Перкер, запечатывая письмо, которое он только что окончил.

- Да, сэр, отвечал Иов,- мы таки можем похвастаться своей породой.

- Это и видно,- сказал адвокат, улыбаясь.- Передайте это письмо нашему агенту в Ливерпуле, и советую вам остепениться, господа, как скоро вы будете в Вест-Индии. Подумайте об этом серьезнее теперь, когда время не ушло: иначе вас повесят на первой виселице, как, впрочем, я нисколько не сомневаюсь в этом. Можете теперь идти, если хотите: мы должны потолковать с м-ром Пикквиком о многих других делах, и время для нас драгоценно. Ступайте.

Сказав это, Перкер указал на дверь, в изъявление того, что визит этих господ должен быть приведен к концу. Джингль еще колебался несколько минут; но Иов Троттер взял его за руку и пошел с ним из дверей.

- Достойная чета!- сказал Перкер, когда дверь за ними затворилась.

- Как вы думаете, Перкер,- спросил м-р Пикквик,- можно-ли надеяться на их исправление?

Перкер сомнительно пожал плечами; но, заметив беспокойство м-ра Пикквика, сказал:

- Надеяться можно, в этом спору нет, почтеннейший. Оба они в настоящую минуту весьма искренно раскаиваются в своих поступках: но здесь надобно взять в рассчет, что на них еще сильно действует воспоминание о невыгодах тюремной жизни. Придет пора, когда это воспоминание исчезнет мало-по-малу, и что именно тогда выйдет из них - этого ни я, ни вы, почтеннейший, сказать не в состоянии. Но, как бы то ни было, почтеннейший,- прибавил Перкер, положив руку на плечо м-ра Пикквика,- благодеяние ваше заслуживает всякого уважения, какими бы последствиями оно ни сопровождалось. Не берусь решить, лучше или хуже поступают те господа, которые, из опасения быть обманутыми, никогда, или почти никогда не протягивают руки страждущему ближнему; но если бы эти два человека отличились каким-нибудь мошенничеством сегодня или завтра - и тогда я ни на волос не изменил бы своего мнения о вашем великодушном поступке.

Окончив эти замечания, Перкер придвинул свой стул к письменному столу и выслушал с напряженным вниманием рассказ м-ра Пикквика об упрямстве старика Винкеля в Бирмингэме.

- Дайте ему одуматься недельку,- сказал Перкер, многозначительно кивая головой.

- И вы думаете, что он действительно одумается?- спросил м-р Пикквик.

- Я надеюсь. A если нет, мы должны будем употребить личное ходатайство самой молодой леди. С этого, собственно говоря, всякий бы и начал на вашем месте. Поездка ваша в Бирмингэм вовсе не оправдывалась здравым смыслом, почтеннейший.

В эту минуту кто-то постучался в дверь.

- Войдите!- сказал Перкер.

Вошел м-р Лоутон с таинственным и озабоченным видом.

- Что такое?- спросил Перкер.

- Вас спрашивают, сэр.

- Кто?

Лоутонь взглянул на м-ра Пикквика и кашлянул.

- Кто меня спрашивает? Отчего вы не говорите, м-р Лоутон?

- Вот, видите ли, сэр,- сказал Лоутон,- пришел к вам... м-р Додсон и с ним... м-р Фогг.

- Ах, Боже мой,- сказал адвокат,- я и забыл, что назначил им быть здесь в половине одиннадцатого, чтобы покончить эти рассчеты по делу г. Пикквика! Надо взять y них квитанцию. Как это вышло некстати! Что вы станете делать, м-р Пикквик? Не хотите-ли покамест выйти в другую комнату?

Но в этой другой комнате уже стояли господа Додсон и Фогг. М-р Пикквик объявил, что намерен остаться на своем месте, тем более, что не он, a господа Додсон и Фогг должны гореть со стыда при этой внезапной встрече. Это последнее обстоятельство он особенно рекомендовал вниманию м-ра Перкера, при чем благородное лицо его выражало все признаки самого жгучаго негодования.

- Очень хорошо, почтеннейший, очень хорошо,- отвечал Перкер.- Я могу только сказать, что если Додсон или Фогт обнаружат какие-нибудь признаки замешательства или стыда при взгляде на ваше лицо, то вы будете одним из самых кровожадных джентльменов, каких только я видел. Зовите их, м-р Лоутон.

Лоутон исчез, и через минуту воротился в сопровождении господ Додсона и Фогга.

- Вы, я полагаю, видели м-ра Пикквика?- сказал Перкер Додсону, указывая пальцем по тому направлению, где сидел этот джентльмен.

- А! Здравствуйте, м-р Пикквик!- сказал Додсон громким голосом.

- Ах, Боже мой! Вас-ли я вижу, м-р Пикквик?- подхватил Фогг.- Надеюсь, вы совершенно здоровы, сэр. Лицо ваше, кажется, немножко изменилось; но я все-таки угадал вас с первого взгляда, сказал Фогг, придвигая стул и озираясь вокруг себя с приятной улыбкой.

В ответ на эти приветствия, м-р Пикквик слегка наклонил голову и, заметив, что Фогг вытащил из своего кармана пачку бумаг, встал и подошел к окну.

- М-ру Пикквику, кажется, незачем беспокоиться, м-р Перкерь,- сказал Фогг, развязывая и продолжая улыбаться приятнейшим образом: - м-р Пикквик хорошо знаком с этими делами; между нами, я полагаю, нет секретов. Ха! ха! ха!

- Какие секреты!- подхватил Додсон.- Мы ведь стоим с ним на дружеской ноге. Ха, ха, ха!

И затем еще раз оба засмеялись, как самые веселые джентльмены, привыкшие часто получать деньги.

- Вот, стало быть, мы и рассчитываемся,- сказал Фогг.- Вся сумма издержек, м-р Перкер, сто тридцать три фунта, шесть шиллингов и четыре пенса.

Фогг и Перкер принялись сравнивать, сличать и подводить окончательные итоги. В продолжение этого занятия Додсон, обратившись к м-ру Пикквику, сказал ласковым тоном:

- Вы, кажется, немножко похудели, м-р Пикквик, с той поры, как я имел удовольствие видеть вас в последний раз.

- Очень может быть,- отвечал м-р Пикквик, уже давно сверкавший негодующими взорами, так однакож, что это, повидимому, ни на кого не производило никакого впечатления.- Очень может быть, сэр. В последнее время я много терпел от наглости и преследования некоторых мошенников, сэр.

Перкер кашлянул очень сильно и спросил м-ра Пикквика, не угодно-ли заглянуть ему в утреннюю газету, на что последовал однакож отрицательный ответ, выраженный энергическим тоном.

- Мудреного нет,- сказал Додсон:- в тюрьме, конечно, вы должны были перенести много разнообразных огорчений. Народ там очень странный. A в которой части были там ваши аппартаменты, м-р Пикквик?

- У меня всего была одна комната в том этаже, где помещается буфет.

- Знаю, знаю. Это, если не ошибаюсь, лучшая часть во всем заведении.

- Не ошибаетесь,- подтвердил м-р Пикквик отрывисто и сухо.

Была во всем этом весьма странная холодность, необыкновенная в джентльмене с горячей натурой, М-р Пикквик употреблял гигантские усилия, чтобы обуздать порывы неукротимой ярости. Но когда Перкер написал вексель на всю сумму, a Фогг, с торжествующей улыбкой, положил его в карман, и когда эта улыбка отразилась равномерно на суровом лице Додсона, м-р Пикквик почувствовал, что кровь заклокотала в его жилах и пламень негодования насильственно исторгался наружу.

- Ну-с, м-р Додсонь,- сказал Фогг, укладывая в карман бумажник и надевая перчатки,- я к вашим услугам, сэр.

- Очень хорошо,- сказал Додсон, вставая с места,- я совсем готов.

- Очень рад, что имел удовольствие возобновить приятное знакомство с м-ром Пикквиком,- сказал разнеженный Фогг с вкрадчивою любезностью.- Надеюсь, м-р Пикквик, вы переменили свои мысли и не думаете о нас дурно, как прежде.

- Это уж само собою разумеется,- сказал Додсон величественным тоном оскорбленной добродетели.- М-р Пикквик знает нас лучше, я надеюсь. Впрочем, какое бы мнение, сэр, вы ни составили о джентльменах нашей профессии, могу вас уверить, что я не питаю к вам никакого личного недоброжелательства по поводу легкомысленных и резких выражений, которые вы позволили себе произнести на наш счет в нашей конторе в ту пору, как мы имели удовольствие видеть вас первый раз.

- Примите, сэр, такое же уверение и с моей стороны,- сказал Фогг тоном великодушного прощения.

- Наше поведение, сэр,- продолжал Додсон,- говорит само за себя, и оправдывается естественным образом при каждом данном случае. Мы уже несколько лет, м-р Пикквик, занимаемся этими делами, и в числе наших клиентов были многия весьма почтенные особы. Желаю вам доброго утра, сэр.

- Доброго утра, м-р Пикквик,- повторил Фогг.

Сказав это, он взял под мышку зонтик, скинул перчатку и протянул, в знак примирения, правую руку этому негодующему джентльмену, который между тем держал обе руки за фалдами фрака и смотрел на юриста с выражением самого презрительного изумления.

- Лоутон!- сказал Перкер в эту минуту.- Отворите дверь.

- Постойте!- вскричал м-р Пикквик.- Перкер, я намерен говорить.

- Не напрасно ли, почтеннеший?- сказал адвокат, сидевший как на иголках в продолжение всех этих переговоров.- Оставьте дело, как оно есть: я прошу вас об этом, м-р Пикквик.

- О, нет, я не хочу оставаться в дураках!- возразил м-р Пикквик торопливым тоном.- М-р Додсонь, вы обращались ко мне с некоторыми замечаниями, сэр.

Додсон повернулся, сделал легкий поклон и улыбнулся.

- С некоторыми замечаниями, сэр,- повторил м-р Пикквик, задыхаясь от внутреннего волнения,- и товарищ ваш осмелился даже, с покровительственным видом, протянуть мне свою руку. Мало этого. Вы оба приняли, в отношении ко мне, тон гордого великодушие и оскорбленной невинности, и этим самым, милостивые государи, вы обнаружили такую степень бесстыдства, которого я вовсе не ожидал даже от вас.

- Что?- воскликнул Додсон.

- Что-о-о!- повторил Фогг.

- Известно-ли вам, что я был жертвою ваших гнусных заговоров и сплетней?- продолжал м-р Пикквик.- Известно-ли вам, что я тот самый человек, которого вы ограбили и заточили в тюрьму? Известно-ли вам, одним словом, что вы были адвокатом в процессе вдовы Бардль против Пикквика!

- Да, сэр, мы знаем это,- отвечал Додсон.

- Конечно, мы знаем это, сэр,- подтвердил Фогг, ударив, вероятно случайно, по своему карману.

- Вы, я вижу, вспоминаете об этом с удовольствием,- сказал м-р Пикквик, стараясь вызвать, быть может, первый раз в жизни, на свое лицо насильственную улыбку.- Уже давно я собирался высказать вам, отчетливо и ясно, какое мнение я составил о вас, милостивые государи, но из уважения к другу моему Перкеру я, по всей вероятности, не воспользовался бы даже и настоящим случаем, если бы вы не приняли со мной покровительственного тона и этой бесстыдной фамильярности... я говорю, бесстыдной фамильярности, сэр,- повторил Пикквик, обращаясь к Фоггу с таким стремительным и порывистым жестом, что этот джентльмен счел за нужное попятиться к дверям.

- Берегитесь, сэр!- сказал побледневший Додсон, заранее поспешивший укрыться за спиною Фогга, хотя и был выше его ростом.- Пусть он оскорбить вас, м-р Фогг: не отвечайте ему тем же, в мою голову.

- Нет, нет, я не стану отвечать,- сказал Фогг,- можете на меня положиться.

- Так вот что я хотел сказать вам, господа,- продолжал м-р Пикквик: - оба вы - низкие крючки, ябедники, мошенники, разбойники!

- Ну, вот и все, почтеннейший,- перебил Перкер.- Теперь можете замолчать.

- Нет, не замолчу: они низкие крючки, ябедники, мошенники, разбойники.

- Ступайте, господа, прошу вас; вы видите, что он все сказал,- продолжал Перкер примирительным тоном.- Лоутон, отворена-ли дверь?

М-р Лоутон, улыбаясь, произнес утвердительный ответ.

- Ну, так прощайте же, господа... ступайте с Богом... прощайте... Лоутон, дверь!- кричал адвокат, выталкивая насильно господ Додсона и Фогга.- Сюда, сюда... пожалуйте... вот так... Лоутон, дверь! Пожалуйте скорее, господа!

- Если только есть закон y нас в Англии, сэр,- сказал Додсон Пикквику, надевая шляпу,- вы пострадаете за это.

- Крючки! Разбойники!

- О, вы дорого поплатитесь за это, сэр!- сказал Фогг, махая сжатым кулаком.

- Ябедники! Мошенники!- кричал м-р Пикквик, не обращая ни малейшего внимания на эти угрозы.

- Разбойники!- завопил м-р Пикквик в коридоре, когда юристы начали уже спускаться с лестницы.

- Разбойники!- закричал еще раз м-р Пикквик, вырываясь из рук Лоутона и Перкера и выставляя свою голову из окна коридора.

Но когда м-р Пикквик отступил от окна, физиономия его приняла очень кроткий и торжественно улыбающийся вид. Тихими и спокойными шагами он пошел в контору и объявил, что огромная тяжесть свалилась с его плеч. Было очевидно, что он чувствовал себя совершенно счастливым.

Перкер не сказал ничего до тех пор, пока не опорожнил всей своей табакерки и не послал Лоутона наполнить ее свежим табаком. Тогда с ним вдруг сделался необыкновенный припадок смеха, продолжавшийся около пяти минут, и по истечении этого: времени он сказал, что, по всей вероятности, он долго будет сердиться на м-ра Пикквика, если вникнет хорошенько в сущность этой беды.

- Ну,- сказал м-р Пикквик,- не мешает теперь и нам покончить счеты.

- Какие?

- Финансовые, любезный друг, финансовые,- отвечал м-р Пикквик, вынимая из кармана бумажник и пожимая руку своего адвоката.- Вы уж столько для меня сделали, что я едва-ли когда расквитаюсь с вами, Перкер.

После этой маленькой прелюдии друзья серьезно занялись рассмотрением многосложных счетов и росписок, по которым м-р Пикквик с великим удовольствием заплатил своему адвокату значительную сумму денег в вознаграждение за его хлопоты и бескорыстные труды.

И лишь только они кончили этот счет, как за дверью раздался поразительно сильный стук, не умолкавший ни на одно мгновение, как будто кто-то решился раздробить и молоток, и дверную скобку.

- Что это такое?- воскликнул Перкер, быстро приподнимаясь с места.

- Стучатся в дверь, я полагаю,- сказал м-р Пикквик, как будто еще могло быть какое-нибудь сомнение в действительности этого стука.

Неугомонный стук возрастал с изумительною силой.

- Ах, Боже мой!- сказал Перкер, позвонив в колокольчик: - это в состоянии встревожить весь дом,- Лоутон, разве вы не слышите?

- Сейчас выйду,- отвечал письмоводитель.

Стук между тем превратился в оглушительный бой, от которого наконец дверь зашаталась и задребезжали стекла.

- Это ужасно!- сказал м-р Пикквик, затыкая уши.

- Торопитесь, Лоутон, Бога ради!- закричал Перкерь.

М-р Лоутон, умывавший этим временем свои руки за темной перегородкой, бросился к дверям, отворил их и сделался очевидцем явления, которое нужно будет описать в следующей главе.

Глава LIII.

Объяснение необыкновенного стука в дверь и описание многих интересных предметов, имеющих, между прочим, отношение к м-ру Снодграсу и одной молодой леди.

Предметом, представившимся глазам изумленного письмоводителя, был парень, необыкновенно жирный и толстый, в простом служительском костюме. Он стоял на половике, и глаза его смыкались как будто от непреодолимого влечения ко сну. Такого жирного парня Лоутон не видал во всю свою жизнь. Впрочем, во всех чертах его лица господствовало удивительное спокойствие, и бешеный стук, им произведенный, не объяснялся решительно ничем.

- Чего вам надобно?- спросил письмоводитель.

Необыкновенный парень не произнес в ответ ни одного слова; он дико моргнул глазами, и какой-то странный храп вырвался из его груди.

- Откуда вы, любезный?- спросил Лоутон.

Парень не сделал никакого знака. Он дышал очень тяжело; но во всех других отношениях оставался неподвижным.

Письмоводитель повторил вопрос в другой, третий, четвертый раз и, не получив никакого ответа, уже хотел затворить дверь, как вдруг парень широко открыл свои глаза, моргнул несколько раз, чихнул однажды и поднял свою руку, как будто для возобновления взбалмошного стука. Убедившись, однакож, что дверь перед ним отворена на обе половинки, он осмотрелся вокруг себя с величайшим изумлением и, наконец, вперил глаза в лицо м-ра Лоутона.

- Чего вы стучали здесь, как сумасшедший?- спросил письмоводитель сердитым тоном.

- Мой господин приказал мне не выпускать из рук молотка до тех пор, пока не отворят.

- Зачем это?

- Он боится, как бы я не заснул здесь перед дверью.

- Вот что! С каким же поручением вас прислали?

- Он там внизу.

- Кто внизу?

- A господин. он желает знать, дома-ли вы, сэр.

М-р Лоутон выглянул на улицу из окна коридора.

У ворот стояла открытая коляска, и в коляске был какой-то пожилой джентльмен, бросавший вокруг себя беспокойные взоры. Лоутон махнул ему рукой, и при этом сигнале пожилой джентльмен немедленно выскочил из коляски.

- Это, что ли, ваш господин?- спросил Лоутон.

Жирный детина поклонился.

Дальнейшие расспросы были прерваны появлением старика Уардля, который, взбежав на лестницу, пошел, в сопровождении Лоутона, в комнату м-ра Перкера.

- Пикквик!- воскликнул пожилой джентльмен.- Тебя-ли я вижу, дружище? A я услышал только третьяго дня, что тебя законопатили в тюрьму, любезный друг. Долго ты просидел там?

- Слишком три месяца,- сказал м-р Пикквик.

- Зачем вы посадили его Перкер?

- Сам засел, почтеннейший,- отвечал Перкер, с улыбкой, нюхая табак.- Я ничего не мог сделать: от рук отбился. Вы знаете, как он упрям.

- Знаю, да, разумеется, знаю, отвечал пожилой джентльмен.- Ну, я все-таки рад, что вижу его. Теперь уж мы не выпустим его из виду,

С этими словами старик Уардль еще раз пожал руку м-ру Пикквику и сел в кресла, при чем, его красное, добродушное лицо засияло самой дружеской улыбкой.

- Ну, так оно вот что,- сказал Уардль,- позвольте-ка вашего табаку, Перкер.- Должно быть, уж такие времена, что ли... просто из рук вон.

- Какие времена?- спросил м-р Пикквик.

- A ничего. Такие, вероятно, как и всегда. Девчонки все перебесились: вот что, любезнейший. Нового тут, конечно, ничего нет; a все-таки это сущая правда.

- Неужели вы и в Лондон приехали за тем, чтобы возвестить нам эту новость?- спросил Перкер.

- A как бы вы думали? Именно за тем,- отвечал Уардль.- Что Арабелла?

- Здорова, как нельзя больше, и будет очень рада видеть тебя, старый друг,- сказал м-р Пикквик.

- Черноглазая плутовка!- воскликнул м-р Уардль.- Сказать ли? Я ведь еще недавно сам рассчитывал на ней жениться. Но это не мешает мне радоваться её счастью. Бог с ней. Если рассудить по совести, так оно и хорошо, что так случилось.

- Как вы узнали об этом?- спросил м-р Пикквик.

- Да как? Через своих девчонок,- отвечал Уардль.- Аребелла написала к ним третьяго дня, что вот, дескать, она вступила в тайный брак без согласия отца своего мужа и что ты, дружище, отправился в Бирмингэм хлопотать об этом согласии теперь, когда уж нельзя было не дать его. При этом известии я, натурально, счел с своей стороны необходимым заметить, что вот, дескать, так и так, и этак, что послушные дети не должны оскорблять своих родителей такими безумными выходками, что это ужасно, больно нестерпимо, и так далее; но все это, можете представить, не сделало ни малейшего впечатления на их слабые душонки: все равно, как будто я говорил этому дураку, Джою.

Здесь пожилой джентльмен приостановился, понюхал табаку, улыбнулся и потом продолжал:

- A штука, видите, в том, что y них на уме были своего рода проделки, о которых я ровно ничего не знал. Целые шесть месяцев мы бродили на поверхности подкопа, и вот наконец он взорвался.

- Это что значит?- воскликнул побледневший м-р Пикквик.- Неужели еще тайный брак?

- Нет, нет, до этого еще не дошло покамест. Нет.

- Что-ж это такое?- спросил м-р Пикквик.- Я тут заинтересован сколько-нибудь?

- Как вы думаете, м-р Перкер, отвечать мне ему на этот вопрос?

- Как знаете. Отвечайте, почтеннейший, если это не может скомпрометировать вас.

- Ну, так слушай же, Пикквик, ты заинтересован тут, любезный друг.

- Неужели!- воскликнул м-р Пикквик с жадным беспокойством.- Какими же это судьбами?

- Ого!- сказал Уардль.- Нет, брат, ты слишком горяч, и уж я не знаю, право, рассказывать-ли тебе эту историю. Вот, если вы, Перкер, на всякий случай, сядете здесь между нами, для предупреждения беды, так уж, пожалуй, расскажу.

Затворив дверь и подкрепив себя новой понюшкой из табакерки адвоката, пожилой джентльмен приступил к открытию своей тайны следующим образом:

- Дело в том, что дочь моя Белла ... та, что вышла за молодого Трунделя, вы знаете ...

- Да, да, мы знаем,- сказал м-р Пикквик с нетерпением.

- Очень хорошо, так прошу не перебивать меня. Дочь моя Белла, в ту пору, как сестра её Эмилия, прочитав письмо Арабеллы, пошла спать с больною головой,- Белла, говорю я, подсела ко мне, и повела речь об этой интересной свадьбе.- "Ну, папа,- говорит она,- что вы думаете об "этом?" - "Я думаю, что это очень хорошо; все, надеюсь, будет к лучшему". Я отвечал на этот лад потому собственно, что в ту пору сидел я y камина и пил обыкновенным порядком свой гоголь-моголь. Обе мои девчонки, надо вам заметить, вылитые портреты своей покойной матери, и вот, как я становлюсь все старее и старее, мне приятно по вечерам сидеть с ними y камина и болтать о разных пустяках: голоса их, изволите видеть, и плутовские глазки живо напоминают мне счастливейшее время моей жизни, и я будто опять становлюсь молодцом, как в бывалые годы.- "Вот уж можно сказать, папа, что одна только любовь послужила основанием для этого брака",- сказала Белла после короткой паузы.- "Да,- говорю я,- так-то оно так, моя милая, только эти браки по любви не всегда бывают счастливы".

- Вздор, вздор!- перебил м-р Пикквик.- Я протестую против этого мнения.

- Очень хорошо: можешь протестовать, когда придет твоя очередь, только уж, пожалуйста, не перебивай меня,- отвечал Уардль.

- Прошу извинить,- сказал м-р Пикквик.

- Извиняю. Молчи и слушай.- "Это очень жаль, папа, что вы предубеждены против браков по любви,"- сказала Белла, покраснев немного.- "О, нет, мой друг, я вовсе не предубежден,- отвечал я, потрепав ее по розовой щечке своею грубою, старческою рукою,- мне бы не следовало и говорить этого. Твоя мать вышла за меня по любви, и ты ведь тоже была влюблена в своего жениха".- "Я не об этом думаю, папа,- сказала Белла,- мне хотелось поговорить с вами об Эмилии ".

М-р Пикквик вздрогнул.

- Что же с тобою, дружище?- спросил Уардль, приостанавливаясь в рассказе.

- Ничего,- отвечал м-р Пикквик.- Продолжай.

- Но ведь, если рассказывать все по порядку, история выйдет очень длинная. Я сокращу. После приличного вступления, сопровождавшагося разными ужимками, Белла сказала наотрез, что Эмилия очень несчастлива, потому, видите ли, что она и любезный ваш приятель, Снодграс, были в постоянных сношениях и вели между собою переписку с прошлых святок. На этом основании, следуя, как водится, влечению своего сердца, она твердо решилась убежать с ним, подражая похвальному примеру своей старинной приятельницы и пансионской подруги; но, принимая в соображение, что я был всегда добрым и снисходительным отцом, оне обе, с сестрой, решились наперед, так, для проформы, спросить моего мнения об этом предмете. Теперь, м-р Пикквик, если вы углубитесь в сущность этого дела и рассмотрите его с надлежащей точки зрения,- вы меня очень обяжете, сэр.

Но м-р Пикквик потерял, повидимому, всякую возможность углубляться в какой бы то ни было предмет. Он широко открыл глаза и сидел, как пораженный громом.

- Снодграс!- Еще с прошлых святок! Таковы были первые звуки, сорвавшиеся с языка этого озадаченного джентльмена.

- С прошлых святок, да,- отвечал Уардль,- это ясно как день, и очки наши, вероятно, слишком потускнели, если мы не заметили этого прежде.

- Не понимаю,- сказал м-р Пикквик,- совершенно не могу понять.

- Что-ж тут удивительнаго? Все это вещи очень простые, житейские,- возразил пожилой джентльмен.- Если бы, дружище, был ты помоложе, приятель твой, вероятно, давно бы посвятил тебя в тайну. Я тоже ведь ничего не знал про все эти шашни, и потому, месяцев за пять перед этим, я намекнул Эмилии, чтобы она обходилась поблагосклоннее с одним молодым человеком, который думал искать её руки. Нет никакого сомнения, что она представила это дело своему возлюбленному в самых ярких красках, и они, вероятно, пришли к заключению, что им, как несчастным любовникам, остается одно из двух: или обвенчаться потихоньку, или умереть от угара. Теперь спрашивается: что тут делать?

- Ты что сделал?- спросил м-р Пикквик.

- Я?

- Ну, да. Я хочу спросить: что ты начал делать, как скоро замужняя дочь рассказала тебе эту историю?

- Разумеется, я вспылил.

- Это очень естественно,- сказал Перкер, показывавший очевидные признаки нетерпения впродолжение этого разговора; - как же вы вспылили, почтеннейший?

- Я пришел, можно сказать, в бешенство и напугал свою мать до такой степени, что она упала в обморок.

- A потом что?- спросил Перкер.

- Потом я бесновался целый день, пыхтел, кряхтел и шумел без всякой пощады,- отвечал пожилой джентльмен.- Наконец, все это надоело мне, как нельзя больше, и я начал досадовать на себя, что переполошил весь дом. Что тут было делать? я взял лошадей в Моггльтоне и прискакал сюда под тем предлогом, что Эмилии не мешает повидаться с Арабеллой.

- Мисс Уардль, стало быть, здесь?- сказал м-р Пикквик.

- Разумеется, здесь: где-ж ей быть? она находится теперь в гостинице Осборна y театра Адельфи, если только этот твой предприимчивый приятель не успел ее похитить нынешним утром.

- Стало быть, вы помирились?- спросил Перкер.

- Ничуть не бывало. Она плакала и горевала все это время, за исключением разве вчерашнего вечера, когда она принялась, с большою торжественностью, за письмо. Я притворился, будто не замечаю этого.

- Вам, кажется, нужен мой совет?- сказал Перкер, перенося свой взгляд от задумчивого лица м-ра Пикквика на сердитую физиономию Уардля.

- Конечно, нужен,- сказал Уардль, взглянув на м-ра Пикквика.

- Разумеется, нужен,- подтвердил м-р Пикквик, взглянув на Уардля.

- В таком случае, вот вам мой совет,- сказал Перкер, вставая с места и отодвигая свой стул,- убирайтесь вы от меня, куда хотите, потому что вы оба мне ужасно надоели. Погуляйте где-нибудь и переговорите между собою. Если ничего не решите, приходите опять ко мне: тогда я скажу, что вам делать.

- Это очень удовлетворительно,- сказал Уардль, сам не зная, смеяться ему или сердиться.

- Полноте, почтеннейший,- отвечал Перкер,- я знаю вас обоих в тысячу раз лучше, чем вы сами себя знаете. Вы уже порешили это дело во всех отношениях и оттенках.

Выразившись таким образом, адвокат тихонько толкнул в грудь сперва м-ра Пикквика, a потом Уардля, после чего все трое засмеялись, особенно м-р Перкер, который без церемонии начал провожать своих друзей.

- Вы обедаете с нами сегодня?- сказал Уардль, когда тот отворял двери.

- Не могу обещать, почтеннейший, не могу,- отвечал Перкер.- Вечером, однакож, я во всяком случае зайду к вам.

- Я буду ждать вас в пять часов,- сказал Уардль.- Ну, Джой.

Когда Джой открыл наконец глаза после своей обычной дремоты, приятели сели в коляску м-ра Уардля, где на запятках, собственно из видов человеколюбия, устроена была особенная сиделка для жирного детины, который мог тут спать и храпеть, не подвергаясь опасности сломить шею.

В буфете "Коршуна и Джорджа" приятелям нашим доложили, что м-с Арабелла и её горничная отправились в наемной карете в гостиницу Осборна к Адельфи для свидания с мисс Эмилией, которая известила Арабеллу о своем приезде коротенькой запиской. Имея надобность в Сити по некоторым делам, Уардль отправил жирного детину в свою гостиницу, приказав ему сказать, что он и м-р Пикквик воротятся к обеду в пять часов.

С этим поручением жирный детина взгромоздился опять на запятки господской коляски и, по обыкновению, погрузился в сладкий сон, как в спокойной спальне, на пуховиках. Но, по какому-то необыкновенному чуду, он проснулся сам собою, когда коляска остановилась y подъезда, протер глаза и пошел наверх, чтобы немедленно привести в исполнение господскую волю.

Надобно теперь заметить, что жирный детина, неизвестно по какой причине - вероятно вследствие того, что быстрая езда привела в беспорядок его умственные силы - вломился прямо в гостиную без всякого предварительного доклада и в гостиной он увидел молодого джентльмена, сидевшего на софе рука об руку с молодой леди, тогда как м-с Арабелла и хорошенькая её горничная, на противоположном конце комнаты, притворялись углубленными в свои собственные занятия и рассеянно смотрели из окна. При виде этого феномена, жирный детина испустил страшный крик, леди взвизгнула, молодой джентльмен опрометью вскочил с дивана.

- Чего вам надобно, негодное создание?- вскричал молодой джентльмен, в котором, нет сомнения, читатель угадал м-ра Снодграса.

Оторопелый парень вытаращил глаза и произнес одно только слово:

- Мисс!

- Что вы хотите сказать?- спросила Эмилия, гневно оборачивая к нему свою головку.- говорите, глупец!

- Наш господин и м-р Пикквик будут сегодня обедать в пять часов,- отвечал жирный детина.

- Оставьте сейчас эту комнату!- закричал м-р Снодграс.

- Нет, нет, нет!- прибавила Эмилия скороговоркой.- Белла, душенька, посоветуй, что мне делать.

Затем Эмилия и м-р Снодграс, Арабелла и Мери сгруппировались в отдаленном углу и шептались между собою несколько минут. Жирный детина задремал.

- Джой,- сказала наконец Арабелла,- оглядываясь назад с привлекательною улыбкой,- здравствуйте, Джой!

- Джой,- сказала Эмилия,- вы очень добрый юноша; я никогда не забуду вас, Джой.

- Джой,- сказал м-р Снодграс, подойдя к остолбенелому парню и схватив его за руку,- я не знал вас прежде, любезный. Вот вам пять шиллингов, Джой.

- И я буду вам должна пять, Джой,- сказала Арабелла,- по старой памяти - понимаете?

Эти слова сопровождались опять самою очаровательною улыбкой.

Неодаренный от природы слишком быстрыми способностями, жирный детина сначала никак не мог постигнуть этого внезапного пристрастия к его особе и потому страшно заморгал глазами, озираясь на все стороны. Наконец щеки его раздулись мало-по-малу и он решительно захохотал, весело и беззаботно, укладывая подаренные деньги в свой карман.

- Он понимает нас, я вижу,- сказала Арабелла.

- Ему бы не мешало покушать чего-нибудь,- заметила Эмилия.

Жирный парень захохотал опять после этого утешительного предложения. Мери пошепталась со своей госпожой, отделилась от общей группы и сказала:

- Я буду сегодня обедать с вами, сэр, если вы позволите.

- Пойдемте, пойдемте,- сказал жирный парень нетерпеливым тоном,- я угощу вас отличным пирогом с дичью.

С этими словами жирный детина пошел вниз, в общую столовую, сопровождаемый хорошенькой девушкой, приводившей в изумление всех служителей этого трактира.

Подали пирог с дичью, о котором молодой человек мечтал заранее с таким упоительным восторгом. Блюдо картофелю, кружка портеру и бифстекс явились также к его услугам.

- Садитесь,- сказал жирный парень.- Ох, как же я голоден!

Юноша и молодая девушка уселись за маленьким столиком друг против друга.

- Угодно вам этого?- сказал жирный парень, вонзая нож и вилку в самую середину пирога с дичью.

- Немножко,- отвечала Мери.

Отделив частичку хорошенькой гостье и угостив себя огромным куском, жирный детина хотел было резать еще, как вдруг нож и вилка выпали из его рук: он облокотился на стул, положил руки на колени и сказал с большим чувством:

- Ох, какой лакомый кусочек!

Это был, в собственном смысле, комплимент пленительный и нежный; но в глазах молодого джентльмена засверкали такие странные желания, которые могли принадлежать только истинному людоеду.

- Что это вы говорите, м-р Джозеф?- сказала вспыхнувшая Мери.

Жирный детина отвечал тяжелым вздохом и затем, помолчав несколько минут, выпил полкружки пива. Совершив этот подвиг, он вздохнул опять и отрезал себе новый кусок пирога.

- Как хороша молодая ваша леди, мисс Эмилия!- сказала Мери после продолжительного молчания.

Жирный парень между тем доконал весь пирог. Он устремил глаза на молодую девицу и отвечал:

- Я знаю молодую леди получше ея.

- Право?

- Да-с.

- Как ее зовут?

- A вас как?

- Мери.

- И ее также. Да это вы и есть.

И жирный детина оскалил зубы, воображая, что он вызывает на свое лицо пленительную улыбку.

- Нет, вы не должны мне говорить этого, сэр,- сказала Мери, потупив глазки.

- Отчего же?

- Оттого, что вы этого не чувствуете.

- Вот и неправда! Очень чувствую, ей Богу.

Продолжительная пауза.

- A часто вы сюда ходите?- спросил жирный детина.

- Нет, не часто. Сегодня вечером я уйду домой.

- О, приходите почаще, мисс Мери!

- Зачем?

- Я стал бы всегда вас подчивать сладкими пирогами,- сказал жирный детина в порыве сильного чувства.

- Извольте, я стану по временам навещать вас, если вы сделаете мне одолжение.

- Какое?

- Молодая леди желает, чтоб вы не говорили старому джентльмену о том, что видели наверху. Я прошу вас также молчать об этом.

- Я буду молчать, вот увидите. Еще что?

- Больше ничего,- сказала Мери.- М-р Снодграс любит мисс Эмилию, и мисс Эмилия влюблена в м-ра Снодграса. Если вы станете говорить об этом, старый джентльмен увезет вас опять в деревню далеко, далеко, и вы никого не увидите более.

- Нет, нет, я буду нем, как рыба.

- И прекрасно. Теперь я пойду наверх готовить обед.

- Погодите еще хоть минуточку!- сказал Джой умоляющим тоном.

- Нет, нельзя. Прощайте, м-р Джозеф.

Жирный детина, с любезностью слона, протянул обе руки, чтоб заключить в объятия молодую девицу; но как он был слишком толст и неповоротлив, то мисс Мери ускользнула от него без всяких затруднений, после чего он допил портер и заснул.

Говор в гостиной продолжался своим чередом безостановочно и быстро. Надлежало окончательно устроить благонадежный план бегства и взять прочные меры относительно тайного брака в случае непреодолимых сопротивлений со стороны старика Уардля, и все эти переговоры, многосложные и запутанные, заняли столько времени, что до обеда оставалось не больше получаса, когда м-р Снодграс решился взять шляпу и проститься с прекрасными леди. Дамы пошли одеваться в спальню мисс Эмилии, a молодой джентльмен пошел домой. Но лишь только он переступил порог гостиной, как внизу раздался громкий голос м-ра Уардля. Перегнувшись через лестничные перила, м-р Снодграс действительно увидел этого джентльмена, сопровождаемого другими джентльменами, которые вместе с ним также шли на верх. Незнакомый с устройством этого дома, влюбленный юноша, не зная, что делает, машинально опять отступил в комнату, которую только что оставил, и, пройдя оттуда в спальню м-ра Уардля, тихонько затворил дверь в ту самую пору, как джентльмены вошли уже в гостиную. То были: м-р Уардль, м-р Пикквик, м-р Натаниэль Винкель и м-р Бен Аллен. Всех их не трудно было узнать по голосам.

- Хорошо, что y меня достало духу скрыться от присутствия всех этих господ,- с улыбкой подумал м-р Снодграс, подходя на цыпочках к другой двери за кроватью,- отсюда, разумеется, можно пройти в коридор, и, стало быть, я могу удалиться незаметно, с большим комфортом.

Оказалось совершенно непредвиденное препятствие для этого комфортного выхода: дверь была заперта, и ключа не было в замке.

- Давайте нам самого лучшего вина, какое только y вас есть,- сказал старик Уардль, потирая руки.

- Вино y нас первого сорта, к вашим услугам, сэр,- отвечал буфетчик, к которому относились эти слова.

- Доложите дамам, что мы их ожидаем.

- Слушаю, сэр.

Искренно и усердно желал м-р Снодграс, чтоб дамы проведали также о его несчастном положении в спальне старого джентльмена; но судьба противопоставила непреоборимые препятствия к выполнению этого невинного желания. Напрасно шептал он через замочную скважину: "буфетчик, буфетчик!" - этот джентльмен ничего не слыхал и равнодушно спустился с лестницы, не обратив никакого внимания на усиленный шопот. Приведенный в отчаяние, м-р Снодграс сел на чемодан и задрожал.

- Перкера мы ждать не станем,- сказал Уардль, взглянув на свои часы,- он всегда аккуратен, как часовая стрелка, и будет ровно в пять, если вздумает придти. A если нет, так ждать нечего.- Ба! м-с Арабелла!

- Сестра!- воскликнул м-р Бенжамен Аллен, заключая ее в свои нежные объятия.

- Ах, Бен, как от тебя пахнет табаком, мой друг!- сказала Арабелла, несколько озадаченная этим энергическим обнаружением братской любви.

- Неужто!- сказал м-р Бенжамен Аллен.- Ну, пусть себе пахнет, a я все-таки рад тебя видеть. Благослови тебя Бог, сестрица!

- Да не ломай же меня, Бога ради!- сказала Арабелла, целуя брата.- Ты меня совсем уронишь.

Таким образом, примирение между братом и сестрой утвердилось на прочном основании. Выпустив из рук Арабеллу, Бен Аллен окинул всех зрителей самодовольным взором.

- Не скажете-ли чего мне, м-с Арабелла?- громко заговорил Уардль, приближаясь к молодой леди с распростертыми руками.

- С вами я намерена говорить о многом,- шепнула Арабелла, принимая ласковые поздравления от старого джентльмена.- Вы человек безчувственный, сэр, жестокий, бездушный.

- Спасибо на добром слове,- отвечал Уардль таким же тоном.- Вам, сударыня, мне придется, вероятно, отказать от дома. Подобные вам особы, самовольно вступающия в брак, не должны быть терпимы в порядочном обществе. Но еще об этом мы успеем переговорить,- прибавил громко старый джентльмен.- Давайте обедать. Вы сядете подле меня, м-с Арабелла.- Джой! Вообразите, однакож, этот пострел не спит!

И действительно: жирный парень, к огорчению своего господина, находился в замечательном состоянии бодрствования. Глаза его были открыты широко, и во всех его движениях проявлялась какая-то необыкновенная юркость. Всякий раз, при встрече с глазами Эмилии, Джой моргал, ухмылялся, и однажды Уардлю показалось, будто он даже подмигнул его дочери.

Эта радикальная перемена в обхождении жирного парня обусловливалась исключительно глубочайшим сознанием в личном достоинстве, которое он так неожиданно приобрел в лестной доверенности к себе молодых особ. Моргая, улыбаясь и подмигивая, он давал заметить прекрасным леди, что оне могут совершеннейшим образом положиться на его скромность. Разсчитывая весьма основательно, что все эти гримасы могут скорее пробудить, чем усыпить подозрения посторонних наблюдателей, м-с Арабелла исподоволь хмурилась, косилась и качала головой, думая образумить жирного детину, который, однакож, принимался моргать, ухмыляться и подмигивать еще сильнее, воображая, что юная леди хочет намекнуть ему этими жестами, чтоб он не изменил их заветной тайне.

- Джой,- сказал м-р Уардль после безуспешного поиска во всех своих корманах:- не на софе-ли моя табакерка?

- Нет, сэр,- отвечал жирный парень.

- Ах, да, вспомнил: я оставил ее поутру на уборном столике. Сбегай в мою спальню.

Жирный парень пошел в другую комнату и, отлучившись не больше, как на одну минуту, воротился с табакеркой и бледнейшим лицом, какое только может быть y жирного человека.

- Что с тобою?- спросил Уардль.

- Ничего-с.

- Не увидел-ли ты домового, любезный?

- Нет-с.

- Должно быть, он хлебнул малую толику,- сказал Бен Аллен.

- Это очень может быть,- шепнул Уардль, перегибаясь через стол к молодому джентльмену: - он пьян, бестия, я уверен.

Бен Аллен, как опытный врач, знакомый со всеми недугами человеческой природы, подтвердил эту догадку на основаниях науки, a старый джентльмен не сомневался более, что жирный детина пьян, как стелька.

Несчастный юноша перекинулся только дюжиною слов с м-ром Снодграсом: этот джентльмен умолял его обратиться к какому-нибудь другу, способному выручить его из этой засады, и потом он поспешил вытолкнуть Джоя с табакеркой, опасаясь, чтобы дальнейшее его присутствие не возбудило подозрений. Оторопелый парень простоял несколько минуть, переминаясь с ноги на ногу, и потом вышел из комнаты, чтобы отыскать Мери.

Но Мери ушла домой, после того, как одела свою госпожу, и жирный детина воротился опять, ошеломленный еще более, чем прежде.

Уардль и Бен Аллен переглянулись.

- Джой!- сказал Уардль.

- Чего изволите?

- Зачем ты уходишь?

Жирный детина бросил вокруг себя безнадежный взор и пролепетал, что он сам не знает.

- А! Так ты не знаешь?- сказал Уардль.- Подай этот сыр м-ру Пикквику.

М-р Пикквик, веселый и совершенно счастливый, был, так сказать, душою всей компании в продолжение этого обеда, и в настоящую минуту вел одушевленный разговор с мисс Эмилией и м-ром Винкелем, склонив учтиво голову на одну сторону и размахивая в воздухе левою рукою для придания особенной силы патетическим местам своей речи, при чем все лицо его лучезарилось восхитительной улыбкой. Он взял сыр с поданного блюда и уже снова хотел приступить к продолжению своей речи, как вдруг жирный детина, нагнувшись таким образом, чтобы привести свою голову в уровень с головою м-ра Пекквика, указал своим пальцем через его плечо и скорчил в то же время такую страшную и отвратительную рожу, какую могли заметить только на лице балаганного паяца.

- Ах, Боже мой,- вскричал м-р Пикквик, с беспокойством повернувшись на своем стуле:- что это за...

Но он не кончил фразы, потому что жирный детина выпрямился опять во весь рост и сделал вид, будто его клонит ко сну.

- Что такое?- спросил Уардль.

- Удивительно странный чудак!- воскликнул м-р Пикквик, озирая жирного детину.- Мне, право, кажется, что по временам, должно быть, находит на него.

- О, нет, нет! Как это можно, м-р Пикквик,- вскричали Эмилия и Арабелла в один голос.

- Разумеется, этого я не могу доказать, - сказал м-р Пикквик среди всеобщего молчания и беспокойства; - но мне показалось в эту минуту, что на лице его отразились самые возмутительные признаки. Ой!- закричал м-р Пикквик, стремительно вскакивая со стула.- Прошу извинить, mesdames, но в эту минуту - уж я не сомневаюсь в этом - он ущипнул меня за ногу. Право, он не в своем уме.

- Он пьян, бестия,- заревел старик Уардль страшным голосом.- Звоните в колокольчик, зовите людей! Он пьян.

- Нет, нет, нет!- закричал бедный юноша, становясь на колени, когда господин схватил его за шиворот.- Я не пьян.

- Ну, стало быть, ты с ума сошел, это еще хуже,- сказал старый джентльмен.- Зовите людей!

- О, я не сошел с ума, ей-Богу! - заголосил жирный парень, начиная плакать.

- В таком случае, зачем же ты ущипнул м-ра Пикквика?

- М-р Пикквик не хотел смотреть на меня: мне надо было поговорить с ним.

- О чем, о чем?- спросили вдруг двенадцать голосов.

Жирный детина вздохнул, взглянул на дверь спальни, вздохнул опять и вытер две слезы щиколками своих пальцев.

- Что-ж ты хотел сказать м-ру Пикквику?- закричал Уардль, продолжая трясти его за ворот.

- Постойте,- сказал м-р Пикквик,- я допрошу его сам. Ну, любезнейший, скажите теперь что вы намерены были сообщить мне?

- Мне надо шепнуть вам на ухо,- отвечал жирный детина.

- Скажите, пожалуйста! Бездельник хочет откусить ухо м-ру Пикквику!- закричал Уардль.- Не подходи к нему. Эй, кто-нибудь! Позвоните, ради Бога!

Но лишь только м-р Винкел ухватился за сонетку, общее изумление, близкое к остолбенению, отразилось на всех лицах: пленный любовник, сгаравший от стыда, внезапно вышел из спальни и начал на все стороны делать низкие поклоны.

- Ба!- закричал Уардль, высвободив жирного парня и отступив на несколько шагов назад.- Это что значить?

- Я укрывался в другой комнате, сэр, с той поры, как вы пришли,- отвечал молодой джентльмен.

- Эмилия, друг мой!- сказал старый джентльмен тоном горького упрека.- Я гнушаюсь всякого обмана и презираю эту низость. Это неизвинительно и неделикатно в высшей степени. Того-ли я заслужил от тебя, дитя мое?

- Ах, папа, милый папа!- воскликнула встревоженная Эмилия.- Арабелла знает, все здесь знают, Джой тоже знает, что я не принимала в этом никакого участия с своей стороны и совсем не знаю, как это случилось. Август, объяснись, Бога ради!

М-р Снодграс, выжидавший только случая быть выслушанным, объяснил обстоятельно и подробно, какими судьбами он очутился в таком невыгодном положении перед лицом всех присутствующих леди и джентльменов. Опасение подать повод к семейному раздору внушило ему мысль укрыться от м-ра Уардля при его входе, и он принужден был удалиться в его спальню, надеясь пройти в коридор через другую дверь. Положение сделалось крайне затруднительным; но м-р Снодграс был даже рад в настоящую минуту, что все это случилось так, a не иначе. Пользуясь этим благоприятным случаем, он выразил торжественное признание пред всеми своими друзьями, что обожает издавна прекрасную дочь м-ра Уардля, которая в свою очередь - он с гордостью объявляет об этом - искренно разделяет его чувства. Пусть судьба занесет его на тот край света, и ревущия волны океана поставят между ними несокрушимую преграду,- он, м-р Снодграс, никогда не забудет о тех счастливых днях, когда впервые - и проч., и проч.

Объяснившись таким образом, молодой джентльмен поклонился опять всей компании, заглянул в тулью своей шляпы и пошел к дверям.

- Остановитесь!- закричал Уардль.

М-р Снодграс остановился.

- Спрашиваю вас, сэр, во имя здравого смысла, отчего вы не сказали мне всего этого при самом начале?

- Или почему бы мне не открыть этой тайны?- добавил м-р Пикквик.

- Полноте, полноте!- сказала Арабелла, принимая на себя роль адвоката влюбленной четы.- К чему спрашивать об этом теперь, особенно вам, м-р Уардль, когда вы прямо объявили, что хотите иметь своим зятем богатейшего джентльмена, и когда все боялись вас, как огня, кроме только меня одной? Подойдите-ка лучше к м-ру Снодграсу, поцелуйтесь с ним и прикажите подать ему обед, потому что, как видите, он умирает от голода. И уж, кстати, велите подать вина, потому что вы просто несносны, если не выпьете по крайней мере двух бутылок.

Достойный старый джентльмен потрепал Арабеллу по щеке, поцеловал ее очень нежно и еще нежнее поцеловал свою собственную дочь.

- Вина, самого лучшего вина!- закричал старый джентльмен, дернув за сонетку.

Вино принесено, и вместе с вином явился Перкер. М-р Снодграс пообедал за особым столиком и после обеда придвинул свой стул к мисс Эмилии, без малейшего сопротивления со стороны старого джентльмена.

Вечер вышел превосходный. М-р Перкер острил, любезничал, подшучивал и веселился на славу, рассказывал без умолку многие интересные анекдоты и пропел одну комическую песню. Арабелла была очаровательна, м-р Уардль забавен, как нельзя больше, м-р Пикквик пленителен до неимоверной степени. Любовники молчали, м-р Винкель ораторствовал, Бен Аллен ревел во все горло, и все были счастливы.

Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пиквикского Клуба. 12., читать текст

См. также Чарльз Диккенс (Charles Dickens) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Посмертные записки Пиквикского Клуба. 13.
Глава LIV. Мистер Соломон Пелль, при содействии почтенных представител...

Посмертные записки Пиквикского Клуба. 14.
Глава LVII. Нет больше Пикквикского клуба, и Записки наши приведены к ...