Чарльз Диккенс
«Мистер Минс и его двоюродный братец.»

"Мистер Минс и его двоюродный братец."

Мистер Огустус Минс был холостяк лет сорока, как говорил он сам, - лет сорока-осьми, как говорили его друзья. Он всегда был чрезвычайно опрятен, аккуратен и щеголеват, и к этому можно прибавить: немного легкомыслен и до крайности предан уединению. Он обыкновенно носил коричневого цвета фрак, без малейшей морщинки, светлые "невыразимые" без пятнышка, гладкий шейный платок с замечательно гладким узлом и сапог без всякой погрешности; кроме того он всегда имел при себе шолковый коричневый зонтик, с рукояткой из слоновой кости. Мистер Огустус Минс служил писцом в Министерстве Иностранных Дел, в Сомерсет-Гаусе. В добавок к девяти тысячам фунтов собственного капитала, обращавшагося в банках, мистер Минс получал хорошее, с каждым годом увеличивающееся жалованье и занимал первый этаж в улице Тэвисток, близь Ковент-Гардена. В этой квартире он прожил двадцать лет и в течение того, времени постоянно ссорился с хозяином дома, так что с приближением первого числа каждой четверти года он регулярно посылал предуведомить хозяина о своем намерении очистить квартиру - и регулярно оставался на ней с наступлением второго числа. В мире для него существовало два класса созданий, к которым он питал самый глубочайший и неподдельный ужас: эти создания были собаки и дети. Нельзя сказать, что в мистере Минсе недоставало любезности и сострадания, но, но долгу справедливости, мы должны признаться, что мистер Минс был бы готов во всякое время и с величайшим удовольствием смотреть на казнь собаки или на страдания младенца. Склонности помянутых созданий всегда находились в раздоре с его склонностями. У мистера Огустуса Минса не было родных ни в самом Лондоне, ни в окрестностях его, за исключением только мистера Октавиуса Боддена, его двоюродного брата, у которого он заочно крестил сына. Но долг крестного отца исполнял он весьма неаккуратно, потому что ни разу не видел своего крестника (вероятно, вследствие нерасположения к своему двоюродному братцу). Мистер Бодден, прикопив небольшое состояньице посредством мелочной распродажи хлеба и имея сильное пристрастие к деревне, купил себе коттэдж в ближайшем соседстве с Стамфорд-Гиллом, куда и удалился с возлюбленной своей супругой и единственным детищем, мастэром Александером Огустусом Бодденом.

Однажды вечером, когда мистер и мистрисс Бодден любовалась своим сыном, перебирали его различные достоинства, толковали о воспитании его и спорили о том будет ли полезно ему классическое образование, - мистрисс Бодден, ни с того, на с сего, пустилась вдруг в такие сильные доказательства касательно укрепления дружбы с мистером Минсом для блага их первенца, что мастер Бодден решился сделать следующее заключение: "не моя будет вина, если я и мой двоюродный братец не будем отныне в дружеских отношениях!"

- Знаешь ли что, душа моя? я думаю проломить ледяную стену, разделяющую нас, пригласив Минса в воскресенье отобедать вместе с нами, сказал мистер Бодден, размешивая сахар на дне стакана с грогом и бросая косвенные взгляды на свою жену, с тем, чтобы узнать, какое действие произвела его решимость.

- Так сделай милость, мистер Бодден, сейчас и напиши своему кузену, отвечала мистрисс Бодден.- Кто знает, знает может быть когда он попадет сюда, то полюбит нашего Элика и оставит ему весь свой капитал... Элик, мой друг, спусти ножки с перекладинки!

- Может быть, задумчиво отвечал мистер Бодден.- Весьма легко может быть, душа моя!

На другое утро, когда мистер Мэнс видеть за завтраком, то прикусывая жосткий тост, то бросая взгляды на столбцы утренней газеты, которую всегда прочитывал от заголовка до имени издателя, - послышался громки стук в уличную дверь, и вслед за тем явившийся к мистеру Минсу лакей, вручил ему чрезвычайно маленькую карточку, на которой преогромнейшими буквами отпечатаны были следующия слова: "Мистер Октавиус Бодден, Амелия Коттэдж (жену мистера Боддена звали Амелией), на Тополевой аллее, близ Стамфорд-Гилла".

- Бодден?! воскликнул Манс: - какая нелегкая принесла сюда этого мужика!... Скажи, что я сплю, - скажи, что я ушел и что никогда больше не приду домой.... короче сказать, делай что знаешь, только не пускай его на лестницу.

- Но чтожь я стану делать, сэр, когда джентльмен ужь поднимается по лестнице, отвечал лакей.

Факт был совершенно очевидный: по лестнице раздавались громкие, тяжелые шаги, сопровождаемые частой стукотней, причину которой мистер Минс на на что в жизни не мог разгадать.

- Гм! нечего делать! проси! сказал несчастный холостяк.

Слуга ушел, и на место его появился Октавиус, предшествуемый огромной белой собакой, с длинной шерстью, с красными глазами, длинными ушами и почти незаметным хвостом.

- Безценный друг мой, здоров ли ты? сказал Бодден, при входе в комнату.

Надобно заметить, что мистер Бодден всегда говорил самым громким голосом и всегда раз шесть повторял одно и тоже.

- Здоров ли ты, родной мой?

- Здоровы ли вы, мистер Бодден? сделайте одолжение, садитесь! учтиво бормотал расстроенный мистер Минс.

- Благодарю, благодарю, слава Богу, помаленьку; но как твое-то здоровье-э?

- Как нельзя лучше; благодарю вас! сказал мистер Минс, бросая отчаянный взгляд на собаку, которая, утвердившись на задних лапах на полу, а передния вскинув на стол, тащила с тарелки кусок хлеба с маслом; до уничтожения она предварительно уронила его и запачкала маслом ковер.

- Ах, ты негодный! вскричал Бодден на свою собаку. - Видишь ли, Минс, она у меня точь-в-точь, как я сам - всегда как дома.... не правда ли, друг мой?... Однако, к делу! должно сказать тебе, что я порядочно устал и голоден! я ведь шел пешком от самого Стамфорд-Гилла!

- Неужели вы не завтракали? спросил Минс.

- О, нет! я нарочно пришел позавтракать с тобой вместе; поэтому позвони в колокольчик, дружище, и прикажи подать другую чашку, и, разумеется, холодной ветчины. Ты видишь, что я совершенно как дома! продолжал Бодден, обметая пыль с своих сапогов столовой салфеткой. - Ха! ха! ха! клянусь жизнью, я очень голоден!

Минс позвонил и старался улыбнуться.

- Во всю мою жизнь я ни разу еще не чувствовал такой усталости, продолжал Октавиус, утирая себе лоб. - Но скажи, пожалуста, здоров ли ты, Минс? Клянусь тебе, ты таки мало изменяешься!

- Вы так думаете? сказал Минс, снова стараясь улыбнуться.

- Клянусь жизнью, что там!

- Скажите, пожалуста, как поживает мистрисс Бодден и... как бишь его зовут?

- Элик, вы хотите сказать, то есть мой сын? все также, все также. Впрочем, в таком месте, какое у нас на Тополевой аллее, ему бы никогда не захворать, еслиб только он захотел. Когда я в первый раз увидел это место, оно показалось мне таким привлекательным, что я и выразить не могу. Тут и полисадничек, и зеленые решоточки, и медная скобка у дверей, - одним словом все, чего хотите. Признаюсь вам, с первого раза я подумал, что передо мной стоит не дом, а настоящая картинка...

- Не лучше ли будет ветчина вот с этого края? прервал мистер Минс.

Он видел, с недоступными для описания чувствами, что гость его не резал, но скорее уродовал окорок, совершенно нарушая все установленные по этой части правила.

- Нет, благодарю! возразил Бодден, с самым варварским хладнокровием. - Эта сторона мне лучше нравится: знаешь, тут кусочки как-то режутся поаккуратнее... Но послушай, Минс, когда же ты соберешься к нам? Я наверное знаю, что ты будешь очарован нашим местом. Амелия и я разговорились вечерков однажды о тебе. Амелия и говорят.... пожалуста, дай-ка мне еще кусочек сахарку.... благодарю... ну, вот Амелия и говорит мне, почему ты, душа моя, не вздумаешь побывать у мистера Минса и по дружески пригласит его сюда.... ах, проклятая собака! она испортит тебе занавески, Минс.... Ха, ха, ха!

Минс соскочил с места с такой быстротой, как будто получил целый заряд гальванической баттареи.

- Вон, вон отсюда! вскричал бедный Огустус, держась в весьма приличном расстояния от собаки, потому что в утренней газете он только что прочитал несчастный случая от укушения бешеной собаки.

Посредством общих усилий, сильного крика и чудных действий зонтика и трости под стульями и под столами, собака была изгнана из комнаты и оставлена на верхней площадке лестницы, где она начала выть самым жалким образом и в тоже время царапать прекрасно выкрашенную дверь, так что из последней вышла готовая доска к игре в баггамон.

- Славная собака для деревни! хладнокровно заметил Бодден смущенному Минсу: - совсем не привыкла стеснять себя. Ну что, Минс, когда же ты в нам будешь? Я решительно не принимаю отказа. Да вот что: сегодня четверг, - приезжай пожалуста в воскресенье к обеду.... мы обедаем в пять часов.... да ужь пожалуста без отговорок.

После долгих просьб, мистер Огустус Минс, доведенный до отчаяния, принял приглашение и обещал быть на Тополевой аллее в следующее воскресенье, аккуратно за четверть часа до пяти.

- Не забудь только, как отъискать меня, говорил Бодден. - Дилижанс отходит от Флауер-Пота, в улице Бишопгет, каждые полчаса. Когда дилижанс остановится у Лебедя, то как раз против тебя будет стоять белый дом.

- Понимаю: значит это ваш дом, сказал Минс, стараясь в одно время отделаться и от визита и от лишней болтовни.

- Нет, нет! вовсе не мой! это дом Грогуса, богатого торговца железом. Я не то хочу сказать: вот видишь ли, когда ты пройдешь мимо этого дома немного подальше и увидишь, что ужь больше некуда итти - не забудь же - то тотчас поверни направо и иди подле конюшен, тут увидишь забор и на заборе надпись огромными буквами: "берегись собаки" (Минс затрепетал); пройди мимо этого забора, так хоть с четверть мили, потом спроси кого нибудь, и тебе каждый покажет, где я живу.

- Очень хорошо, благодарю вас, прощайте.

- Будь же аккуратен.

- Непременно! прощайте.

- Послушай, Минс, получил ли ты мою карточку?

- Какже, какже, получил; благодарю вас.

И мистер Октавиус Бодден оставил своего двоюродного братца, томимого, в ожидании воскресенья, самыми тяжелыми чувствами.

Воскресенье наступило своим чередом. Небо было ясное и солнце ярко озаряло город; толпы народа спешили по улицам к исполнению своих предначертаний приятно провести весь день; на всем и на всех отражались удовольствие и радость; один только мистер Огустус Минс казался угрюмым.

День был прекрасный и вместе с тем знойный. Мистер Минс, пробираясь по тенистым сторонам улиц Флит, Чипсэйд и Триднидль, порядочно разгорячился, покрылся пылью, и в добавок время уже быстро приблизилось к назначенному сроку. По весьма необыкновенному стечению счастливых обстоятельств, у Флауер-Пота стоял готовый дилижанс, и мистер Огустус Минс вошел в него в полной уверенности, что через три минуты будет уже в дороге: этот срок был самый крайний, который дозволен дилижансам парламентским постановлением. Прошло четверть часа, а дилижанс не подавал и виду тронуться с места. Минс в шестой раз взглянул на часы.

- Кондуктор! что же ты, поедешь или нет? закричал мистер Минс, высунув из окна дилижанса всю голову и даже половину всего корпуса.

- Сию секунду, сэр! отвечал кондуктор, засунув в карман руки, с видом человека, у которого не обнаруживалось ни малейшего расположения торопиться. - Билль! сними попоны.

Прошло еще пять минут; в конце этого времени кондуктор сел на козлы и оттуда начал осматривать вверх и вниз по улице и окликать пешеходов, что завяло другия пять минут времени.

- Кондуктор! если ты не поедешь сейчас же, то я выду, сказал мистер Минс, приходя в отчаяние от одной мысли, что опоздал, и не предвидя уже никакой возможности явиться в Тополевой аллее к условному часу.

- Сию минуту едем, сэр! был ответ, - и вслед за тем машина тронулась, но сажень через сто опять остановилась.

Минс углубился в угол кареты и предался судьбе, как вдруг.... ребенок, мать, картонка и зонтик нежданно явились к нему спутниками.

Ребенок был премилое дитя во всех отношениях; он принял Минса за своего родителя и с криком бросился обнять его.

- Переставь! что ты это? сказала мама, обуздывая восторженную радость невинного ребенка, которого полные ножонки и стучали, и скакали, и переплетались в самых разнообразных формах, от чрезвычайного нетерпения. - Перестань, душа моя! это вовсе не папа.

"И слава Богу, что не папа" - подумал Минс, и дух удовольствия, как метеор, промелькнул на его лице.

В характере ребенка игривость как-то особенно приятно сливалась вместе с привязанностию. Уверившись, что мистер Минс не был его папа, он старался обратить на себя внимание шарканьем по драповым брюкам Минса своими грязными башмаченками, толканьем по груди его зонтиком своей мама и другими ласками, свойственными младенческому возрасту, которым нет названия, и которыми он хотел рассеять скуку однообразной дороги, по видимому, единственно для своего удовольствия.

Когда несчастный джентльмен прибыл к Лебедю, было уже четверть шестого. Белый дом, конюшни, забор с надписью: "берегись собаки", - одним словом, все приметные места были пройдены с быстротою, свойственною пожилому джентльмену, когда дело идет к тому, чтоб не опоздать на обед. Спустя несколько минут, мистер Минс очутился против жолтого кирпичного дома, с зеленой дверью, медной скобой и медной доской, с зелеными ставнями и такими же решотками, - с полисадничком, или, лучше сказать, с небольшим усыпанным гравелем куском земли, в котором находились одна круглая и две треугольные куртинки, заключающия в себе небольшую сосну, до тридцати луковиц и безчисленное множество пестрых ноготков. Вкус мистера и мистрисс Бодден обнаруживался далее в бюстах двух купидонов, поставленных, по обеим сторонам дверей, на груду огромных обломков алебастра, испещренного розовыми конусообразными раковинами.- На стук мистера Минса в зеленые двери выбежал здоровый мальчик, в ливрее, бумажных чулках, и, повесив шляпу нового гостя на один из медных крючков, украшавших коридор, названный из учтивоcти "приемной", провел его в переднюю гостиную, из окон которой представлялся весьма обширный вид задних фасадов соседних домов. Когда кончился обычный церемониял рекомендаций и тому подобного, мистер Минс сел на стул в сильном смущении: он ясно заметил, что был последним посетителем. Несмотря, однако же, на это, как лев всего общества, он расположился в гостиной с прочими гостями, стараясь как можно скорее убить самое скучное из всякого времени - время, предшествующее обеду.

- Ну что, Брогсон, сказал мистер Бодден, обращаясь к пожилому джентльмену, который под видом разглядыванья картинок в Альманахе, занимался, в полное свое удовольствие, рассматриванием, чрез верхушки листиков, наружности мистера Минса: - скажи пожалуста, что теперь думают предпринять наши министры? Выйдут ли они, или сделают что нибудь другое?

- Гм! о! неужели ты не знаешь, что я самый последний человек в мире, к которому бы можно обращаться за новостями? Вот дело другое, если ты обратишься к своему братцу, которому, по месту его служения, должно быть многое известно.

Мистер Минс уверял этого джентльмена, что хотя он и служит в Министерстве Иностранных Дел, в Сомерсет-Гаусе, но не имеет никаких оффицияльных сведений касательно предположении министров Британии. На этот раз замечание Минса принято было обществом с большим недоверием; и так как не предлагалось дальнейших вопросов по этому предмету, то наступило долгое молчание, в течение которого почтенное собрание развлекало себя кашлем и нюхательным табаком. Но наконец появление мистрисс Бодден произвело всеобщее возстание.

Вместе с окончанием приветствии провозглашен был обед, и вследствие того все общество двинулось в столовую. Мистер Минс повел мистрисс Бодден; но, к несчастию, недостаток места на лестнице помешал ему выказать всю ловкость светского кавалера. Обед прошел, как и вообще проходят все обеды подобного рода. Время от времени, между стукотней вилок и ножей, раздавался громкий голос мистера Боддена, которым он упрашивал гостей своих пить вино, и уверял, что от души рад видеть их; а между мистрисс Бодден и её прислугой происходили, касательно перемены блюд, мимические разговоры, в течение которых лицо мистрисс Бодден принимало все-возможные изменения барометра, начиная от "бурной" до "прекрасной погоды".

Когда подали на стол вино и десерт, слуга, согласно выразительному взгляду мистрисс Бодден, привел "мастэра Александера", одетого в светло-голубую вару платья, с серебряными пуговицами, с волосами почти одинакового цвета с помянутым металлом. После разнообразных одобрений со стороны мама и наставления как вести себя - со стороны папа, - прекрасного мальчика отрекомендовали крестному его отцу.

- Здравствуй, здравствуй, дружок мой! да ты славный мальчик.... не правда ли? сказал мистер Минс.

- Да, славный.

- Сколько тебе лет?

- В будущую среду будет ровно восемь. - А вам сколько лет?

- Александер! прервала его матушка: - как ты смеешь спрашивать мистера Минса, сколько ему лет!

- Он сам меня спрашивал, сколько мне лет, отвечал бойкий мальчик.

С этой минуты мистер Минс в душе дал клятву не оставлять своему крестнику ни шиллинга. Едва только затих смех, возбужденный этим замечанием, как вдруг маленький человечек с рыжими бакенбардами, который сидел в конце стола и в течение всего обеда старался заловить слушателя на его интересные рассказы о Шеридане, с видом покровительства сказал:

- Скажи, Элик, какая часть речи быть?

- Глагол.

- Вот славный мальчик! сказала мистрисс Бодден с чувством материнской гордости. - А знаешь ли ты, что есть глагол?

- Глагол есть слово, которым означается бытие, действие или страдание; например: я бываю, я управляю, я управляем.... Мама, дай же мне яблоко.

- Я дам тебе яблоко непременно, сказал мужчина с рыжими бакенбардами, который считался домашним другом, или, говоря другими словами, мистрисс Бодден всегда приглашала его в дом свой, вовсе не обращая внимания, правилось ли это мистеру Боддену, или нет: - непременно дам тебе яблоко, если ты объяснишь мне значение слова бы.

- Бы? сказал дивный мальчик, после незначительного колебания: - бы означает насекомое, которое собирает мед. (To be (би) быть, и bee (бии) пчела - эти два слова в произношении имеют близкое сходство; окончание последнего произносится протяжнее перваго. Прим. пер.)

- О нет, друг мой, угрюмо сказала мистриссь Бодден: - пчела будет имя существительное.

- Почему же не глагол? Ведь и пчела тоже существует, действует и страдает... хи! хи! хи! сказал улыбающиеся джентльмен, воображая, что выразился весьма остроумно.

- Джентльмены! возгласил мистер Бодден, самым громким голосом и с весьма важным видом: - будьте так добры, наполните ваши рюмки! Я желаю предложить тост.

- Внимание! внимание! вскричали джентльмены, передавая друг другу графины.

Когда рюмки наполнились, мистер Бодден продолжал:

- Джентльмены! между нами присутствует особа....

- Внимание! воскликнул маленький человечек с рыжими бакенбардами.

- Пожалуста, Джонс, успокойтесь, заметил Бодден.

- Итак, я говорю, джентльмены, что между нами присутствует особа, снова начал хозяин: - в обществе которой, я уверен, мы все испытываем величайший восторг... а... а... разговор этой особы каждому из нас доставил и доставляет беспредельное удовольствие. (Слава Богу! это касается не до меня! подумал Минс, сознаваясь, что недоверчивость к нему и исключительность его особы не давала ему возможности выговорить и дюжины слов со времени его прихода в дом.) Джентльмены, я сам по себе человек весьма незначительный и, быть может должен просить извинения за то, что чувства дружбы и привязанности к особе, про которую я говорю, принудили меня осмелиться встать и предложить тост за драгоценное здоровье особы.... особы, которая, я уверен... то есть особы, которой добродетели и превосходные качества всегда будут неоцененны для того, кто знает ее, - и тот, кто не знал еще эту особу, вероятно, полюбят ее от всея души....

- Внимание! внимание! проговорило общество с видом одобрения и ободрения.

- Джентльмены! продолжал Бодден: - мой двоюродный брат есть человек, который... который мне родственник... (Внимание! внимание!- Минс довольно внятно простонал.) видеть у себя которого, видеть его в моем собственном доме я вменяю себе в особенное счастие, и еслиб он не был здесь, то, вероятно, лишил бы нас беспредельного удовольствия, которое каждый из вас испытывает при его лицезрении. (Громкие криви: внимание! внимание!) Джентльмены, я чувствую, что употребляю во зло ваши снисхождение ко мне и так долго утомляю ваше внимание. С чувством глубокого уважения, признательности и.... и....

- Удовольствия, подсказал домашний друг.

- И удовольствия, я предлагаю тост за здоровье мистера Минса.

- Позвольте, джентльмены! воскликнул неутомимый маленький человечек с рыжими бакенбардами. - Не угодно ли вам будет, чтоб начал я? Гип! гип! гип! - Ура! Гип! гип! гип! - Ура! Гни! гни! гни! - Ура-а-а!

Взоры всего общества устремлены были на предмет заздравного тоста, который, проглотив портвейн и подвергаясь неизбежной опасности захлебнуться, всеми силами старался скрыть свое смущение. После продолжительной паузы, допускаемой скромностью, мистер Минс встал, но... как газеты выражаются иногда в своих донесениях: "мы крайне сожалеем, что лишены всякой возможности передать вашим почтеннейшим читателям сущность замечаний достопочтеннейшего джентльмена". Слышимые по временам слова: "предстоящее общество.... честь.... настоящий случай.... величайшее счастие", а пополняемые в промежутках выражением крайнего замешательства, вполне убедили общество, что мистер Минс произнес превосходнейший сеич; и вследствие такого убеждения, когда оратор занял свое место, единодушное "браво!" и громкие рукоплескания огласили столовую.

Джонс, выжидавший долгое время удобного случая, встал и обратился к хозяину дома.

- Бодден, сказал он: - вероятно, ты позволишь мне предложить тост?

- Почему же нет? отвечал Бодден, прибавив в полголоса Минсу, сидевшему против него: - удивительно острый малый: ты будешь в восторге от его спича.

Мистер Минс поклонился, и мистер Джонс приступил:

- При различных случаях, при разнообразных примерах, под влиянием обыкновенных и необыкновенных обстоятельств, в собрании различных обществ, на мою долю выпадало предлагать тосты тем особам, которыми в ту пору я имел честь быть окруженным. Иногда, я должен от души сознаться - да и к чему мне скрывать? - иногда я чувствовал весьма затруднительное положение при подобном предприятии и сознавал совершенную неспособность выполнить его отчетливо. Если я чувствовал это при прежних случаях, каковы же должны быть мои чувства теперь.... теперь.... при весьма необыкновенных обстоятельствах, в которых я нахожусь. (Внимание! внимание!) Описать верно состояние души моей не нахожу возможности; но чтоб дать вам, джентльмены, хотя малейшее понятие о чувствах моих, я должен обратиться к одному странному в своем роде обстоятельству, которое сию минуту пришло мне на память. При одном случае, когда истинно великий и знаменитый человек, Шеридан, находился....

Трудно определить, как долго продолжалась бы эта беспримерная речь, еслиб в комнату не вбежал, едва переводя дух, мальчик в ливрее и не сказал, что так как идет сильный дождь, то девяти-часовой дилижанс нарочно подъехал сюда узнать, не отправляется ли кто нибудь в город, - потому что в дилижансе есть пустое место.

Мистер Минс вскочил на ноги - и, несмотря на бесконечные восклицания, выражавшие бесконечное удивление, несмотря на сильные просьбы провести вместе вечор, оставался тверд в своем намерении и, во что бы то ни стало, решился занять пустое место. Но, к несчастию, шолковый коричневый зонтик нигде не отъискивался: а кондуктор не мог долее, ждать: он поехал обратно к Лебедю, оставив мистеру Минсу словечко, чтобы он поскорее "бежал" туда и заставал его. Прошло еще минут десять, в течение которых мистер Минс едва припомнил, что шолковый зонтик его остался в дилижансе, в котором он приехал; и кроме того, так как он ни под каким видом не мог быть замечательным скороходом, то не удивительно, что когда совершил свой "бег" к Лебедю, дилижанс - последний дилижанс! - уехал без него.

Было около трех часов утра, когда мастер Огустус Минс тихо постучался у дверей своей квартиры в улице Тэвисток, иззябший, мокрый, сердитый и вообще в самом жалком положении. На другое же утро он написал духовное завещание, в котором, как сказывал нам его душеприкащик (под строгим секретом, о чем мы долгом считаем сообщить нашим читателям), не оказывается ни имени мистера Октавиуса Боддена, на мистрисс Амелии Бодден, ни мастэра Александера Боддена.

Чарльз Диккенс - Мистер Минс и его двоюродный братец., читать текст

См. также Чарльз Диккенс (Charles Dickens) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :