Луи Анри Буссенар
«Из Парижа в Бразилию. 3 часть.»

"Из Парижа в Бразилию. 3 часть."

Нарты наших путешественников уже три часа неслись с быстротою метеора.

Все это время олени не выказывали ни малейшей усталости, но вдруг, по прошествии этих трех часов, остановились сами собою без какого-либо знака проводников.

Лопатин отнесся к этой остановке как к явлению нормальному, но французы бесконечно удивились.

- Как? - воскликнул Жюльен.- Уже остановка? Скоро же.

- Ничего не поделаешь,- отвечал Лопатин.- Олени могут несколько дней подряд бежать полным ходом, но с условием, чтобы через каждые три часа делать остановку. Во время этой стоянки они раскапывают снег и щиплют мох, а через час, отдохнув и насытившись, готовы снова бежать с прежнею быстротою.

- А нельзя ли как-нибудь сделать, чтобы эти остановки повторялись пореже?

- Никак нельзя. Оленя скорее можно убить, нежели заставить идти без остановки долее трех, часов. Но вы не тревожьтесь. Олени сильнее собак и из двадцати четырех часов в сутки могут пробыть в езде восемнадцать. Вы сами устанете ехать раньше, чем они вас везти.

- А скажите, пожалуйста, где мы теперь находимся? Благодаря удачной выдумке якута, мы свободны, по крайней мере относительно. За какое же время думаете вы добраться до Берингова пролива?

- Если мы с якутом не ошибаемся, то отсюда до мыса Восточного с небольшим пятьсот верст.

- Ай-ай-ай!.. Да это безбожно далеко.

- Зато олени бегают очень быстро. Исчисляя среднюю скорость их бега в 15 верст в час, можно смело сказать, что с остановками весь путь займет около 45 часов.

- Еще два дня и две ночи скакать по равнине, имея на хвосте шайку разбойников, от которой не у кого искать защиты!.. Вдумайтесь: ведь это ужасно.

- Насчет разбойников нет особенной нужды беспокоиться. Мы во всяком случае опередили их на несколько часов; гнаться за нами они могут только на оленях, следовательно, и у них те же условия езды, как у нас.

- Не можем ли мы ехать еще скорее?

- Можем, но тогда мы, наверняка, загоним животных.

- Кстати, где же наши припасы и оружие? Я теперь вспоминаю, как вы воскликнули, когда мы садились: "Это не мои сани!"

- Вот об этом-то я и хотел вас предупредить. По всей вероятности, те два проводника не поняли якута и запрягли оленей в чужие нарты. А может быть, и просто ошиблись в темноте.

- А наши вещи?

- Остались в поселке. Якут сейчас проверил багаж. Дело скверное: нет ничего - ни сахару, ни консервов, ни водки, ни рому, ни сухарей.

- Так, значит, нам скоро грозит голодная смерть?

- Ну, до этого еще далеко. В санях, в которых я еду, оказалось пуда три мороженого тюленьего мяса и несколько мешков с какими-то квашеными листьями, вроде кислой капусты.

- Да, с этим можно спастись от голодной смерти, хотя мороженый сырой тюлень... едва ли это вкусно.

- Винтовки, разумеется, остались там...

- Увы! И у нас только револьверы!

- Однако едемте, друзья мои. Олени поели, отдохнули, и нечего терять время. Как проголодаемся, так и испробуем, каков на вкус сырой тюлень...

И опять езда во весь олений дух по гладкой, ровной снежной скатерти. Отдохнувшие, сытые "олешки" весело подскакивают на бегу, погоняемые покрикиванием якутов, которые адресуют им разные ласкательные слова на грубом, диком наречии.

Несмотря на эту скорость, часы для путешественников тянутся убийственно медленно. Становится еще тоскливее от того, что Жюльен, Жак и Лопатин сидят каждый в отдельных санях в обществе своего проводника. Лопатин еще может беседовать с якутом, но французы обречены на молчание. Не с кем отвести душу, не с кем поделиться мыслью или чувством... Надоела езда - думается: ах, скоро ли остановка! А на остановке хочется поскорее снова двинуться в путь, чтобы уйти от погони...

Глава XV

Нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поет.- Пароход "Вега".- Экспедиция в поисках северо-восточного морского пути.- Профессор Норденшильд.- Радушие шведского ученого.- Неверный компас.- Ложное направление.- Внезапный отъезд.- Потерянное время.- В Беринговом проливе.- Опять все те же.- Кормежка оленей.- Пешком по льду.- Жак и Жюльен с удивлением слышат нижненормандское наречие.- Канадские трапперы (Охотники на пушного зверя в Северной Америке.).- Смерть от холода.- Первая часть пути из Парижа в Бразилию пройдена.

Так прошло двадцать шесть часов.

Скорость езды на оленях не только не уменьшалась, а, напротив, даже как будто увеличивалась.

Мы не намерены утомлять читателя однообразными рассказами о бедствиях, какие приходилось терпеть трем путешественникам во все остальное время их пути по Сибири. Упомянем только об ужасном холоде, от которого путники временами впадали в опасное оцепенение и, чтобы стряхнуть его, выходили из саней и шли часть пути пешком; да еще о несносных страданиях европейского желудка, отказывавшегося переваривать куски мороженого тюленя, которые, по живописному выражению Жака, "загромождали желудок, как ледяные глыбы".

Но что же делать? Приходилось есть эту мерзость, чтобы не умереть с голоду. Недаром существует пословица: "Нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поет".

Беглецы находились недалеко от Колючинской бухты, немного ниже того места, где ее пересекает Полярный круг.

К несчастью, за несколько часов до этого опустился густой туман, и якут никак не мог разглядеть вех, которые ставятся чукчами для обозначения верст. Поэтому определить точнее место своего нахождения путники не могли.

Приходилось строить свои предложения на показаниях компаса и соображениях якута.

По временам во мгле гулко разносился какой-то грохот, похожий на пушечные выстрелы.

Полузамерзший голодный Жюльен все еще находил в себе силы и желание шутить.

- Эй, Жак! - кричал он другу со своей нарты,- под нами море. Мы едем по льду: слышишь, трещит. Позволь мне еще раз послать тебя к черту за твою боязнь морской болезни: ведь если бы мы сели первого октября на пароход, то уж давно были бы в гасиенде Жаккари-Мирим, качались бы в саду в гамаках и обмахивались веерами.

- Нет! Я с тобой не согласен! Все, что угодно, только не морская болезнь! - возразил Жак глухо из-под обледеневших бороды и усов.

Жюльен хотел ответить новой шуткой, как вдруг Лопатин, по-прежнему ехавший в передних санях, громко вскрикнул от удивления.

Завеса мглы разорвалась, и в ста метрах впереди показался изящный профиль превосходного трехмачтового корабля, черный абрис которого отчетливо выделялся на фоне белого снега.

- Корабль!.. Друзья!.. Корабль!..

Французы, не помня себя от радости, закричали во все горло, точно сумасшедшие:

- Корабль!.. Мы спасены!..

Олени замерли у кормы корабля, стоявшего неподвижно во льду, и читатель легко поймет чувства наших путешественников, которые прочли на борту надпись золотыми буквами: "Вега".

То был действительно знаменитый пароход "Вега" известного профессора Норденшильда.

Почтенное имя шведского профессора знакомо всему читающему миру. Всякий знает, что доктору Норденшильду первому удалось совершить то, над чем три с половиной века безуспешно бились голландцы и англичане.

Известно, что в конце семидесятых годов он предпринял на пароходе "Вега" экспедицию с целью объехать берега Ледовитого океана вдоль Сибири, переплыть Берингов пролив и этим совершенно новым путем проехать в Японию или Китай.

Ученый исследователь был убежден, что вдоль северных берегов Сибири и во всяком случае до мыса Таймыр океан летом свободен ото льда, этому должен способствовать, по его мнению, приток теплой воды из великих сибирских рек - Оби, Енисея и Иртыша,- а также встречное течение под воздействием ветров, дующих в этих местах осенью и относящих лед к северу.

Гипотеза Норденшильда отчасти уже давно подтверждалась некоторыми русскими исследователями. Еще в 1843 году путешественник Миддендорф с высоты холма на берегу Таймырского залива видел на необозримом пространстве море, свободное ото льда.

А за девяносто лет перед этим лейтенант Прончищев, отправившись из устья Лены, нашел возможность доплыть до Олонецкого залива.

2 сентября 1736 года экспедиция капитана Лаптева достигла мыса Фаддеева, не встретив нигде льда.

Относительно той части океана, которая расположена между дельтой Лены и Беринговым проливом, показания бывалых людей еще определеннее. Смелые русские китобои еще в семнадцатом веке проплывали по этим местам, и, между прочим, казак Дежнев совершил в 1648 году переезд морем от Колымы до Анадырской губы.

В 1735 году лейтенант Лассиниус, отправившийся из устья Лены в Берингов пролив, был в самом начале пути остановлен льдом. Во время зимовки он и его пятьдесят два матроса умерли от скорбута (Цинги.). В 1739 году Лаптеву посчастливилось доплыть до Индигирки и перезимовать у ее устья, а в 1740 году добраться до мыса Баранова.

Безуспешность большинства предприятий объяснялась по большей части неудовлетворительной конструкцией кораблей.

В списке смелых мореплавателей, пускавшихся в Ледовитый океан, мы встречаем также имя капитана Кука, который в 1790 году добрался до 180° восточной долготы по гринвичскому меридиану.

Наконец в 1855 году американский капитан Роджер проник до 176° восточной долготы по гринвичскому меридиану, а в 1856 году английский китобой Лонг прошел еще дальше своих предшественников, достигнув Чаунской губы.

Экспедиция Норденшильда финансировалась щедрыми меценатами: треть расходов принял на себя шведский король, выделив суммы из своих собственных средств, а остальные две трети были субсидированы господином Сибиряковым и господином Диксоном, готенбургским купцом, снарядившим уже на свой счет шесть экспедиций к Северному полюсу.

В плавание отправились четыре судна под общим начальством Норденшильда, который сам находился на головном корабле "Вега".

Этот корабль был специально построен для полярных экспедиций. Водоизмещением в триста пятьдесят тонн, с машиной в шестьдесят лошадиных сил, имея три мачты, он делал девять узлов под парусами и около шести-семи под парами.

Командовал пароходом капитан Поландер, весьма опытный мореплаватель-полярник.

Экипаж состоял из девятнадцати отборных матросов, попавших на корабль из шведского военного флота, и трех "fangstmann", специальность которых заключается собственно в ловле китов.

Тремя другими кораблями были "Лена", "Экспресс" и "Фразер". Пароход "Лена", под командой капитана Иогансона, должен был прокладывать путь для "Веги" до устья Лены и затем подняться по этой реке вверх до Якутска. "Фразер" и "Экспресс", нагруженные товарами для Сибири, рассчитывали подняться по Енисею и затем вернуться в Европу.

Роль исследователя полярных морей возлагалась только на одну "Вегу".

Флотилия отправилась из порта Тромзе, через неделю прошла мимо Новой Земли, затем проплыла Югорский залив, обогнула с юга остров Вайгач, благополучно прошла Карским морем и вступила в порт Диксон на маленьком острове близ устья Енисея.

Тут "Экспресс" и "Фразер" отделились от "Веги", и она продолжала путь с одной "Леной".

Счастливо обогнув мыс Челюскин, пароходы отсалютовали ему пушечными выстрелами. Через неделю они были уже против устья реки Лены, и пароход "Лена" покинул Норденшильда, чтобы идти по своему назначению.

"Вега" осталась одна.

Достигнув устья Индигирки (это пришлось на первые числа сентября), "Вега" повернула на юго-восток и через некоторое время подошла к берегу на такое близкое расстояние, что с парохода бросили якорь на большую льдину. Тут в первый раз чукчи увидели корабль.

В конце сентября "Вега" достигла восточной оконечности Колючинской губы, и тут пароход сковало льдом, случилось это на 67°7' северной широты и 173°30' восточной долготы по гринвичскому меридиану. Произошло это как раз тогда, когда профессор Норденшильд был почти у цели.

Пришлось зазимовать в ожидании оттепели, которая наступала лишь поздним летом, в середине июля...

Понятна была радость французов, когда они встретили пароход, участью которого интересовались в Европе решительно все образованные люди.

Встреча была удивительная, необыкновенная, непостижимая.

- "Вега"!..- вскричал Жюльен.- Да ведь это для нас спасение!

- "Вега" !.. - поддакнул Жак.- Это оазис из дерева и железа!.. Конец тюленьему мясу!.. Конец полярной капусте!.. Конец разбойничьей погоне!..

- Не очень радуйтесь, друзья мои,- охладил их восторги Лопатин.- В гостеприимстве профессора Норденшильда нет причин сомневаться: чем человек интеллигентнее, тем он отзывчивее на несчастье ближнего, об этом спору нет. Но вот в чем загвоздка: имеем ли мы право злоупотреблять гостеприимством человека, который и сам терпит бедствие? Ведь мы явились к нему на затертый льдом корабль как лишние рты. С другой стороны - до каких пор придется нам оставаться на корабле? Ждать отлива? Но это едва ли может входить в намерение господина Арно... Вообще, я советую быть как можно осмотрительнее.

- Да, это правда. Нужно постараться причинить как можно меньше хлопот профессору. Возьмем у него только немного съестных припасов, чтобы нам было с чем добраться до берегов Америки - и в путь. Теперь уже недалеко, и мы наверняка уйдем от разбойников.

С корабля уже давно заметили нарты путешественников, но не обратили на них внимания, принимая, вероятно, их за туземцев. Каково же было изумление экипажа, когда Жюльен заговорил по-французски, а Лопатин по-немецки.

Путешественники торопливо взошли на борт, где их встретили с самым искренним, самым теплым радушием.

Жюльен отрекомендовался сам и представил своих товарищей, а Норденшильд в свою очередь представил гостям весь свой штаб, состоявший из выдающихся ученых и путешественников.

Затем приезжих угостили сытным завтраком, который они не съели, а в полном смысле слова поглотили. О своих делах путешественники говорили мало, о погоне же совсем не упомянули, из боязни, что Норденшильд в тревоге за них станет удерживать их у себя на корабле.

- Теперь, господа, я велю приготовить вам каюты,- сказал Норденшильд, когда гости позавтракали.- Можете пробыть у меня сколько угодно; я буду очень рад видеть вас у себя - и чем дольше, тем лучше.

- Мы очень благодарны вам, господин профессор,- отвечал Жюльен,- но только позвольте нам отклонить ваше любезное предложение. Нам пора ехать.

- Как? Уже? - с удивлением возразил профессор.- Куда же вы так спешите? Нет, как хотите, но я вас так скоро не отпущу... И что это за причина?

- Причины мы не можем вам объяснить. Это секрет. Считайте, что мы держим пари на английский лад... и что для нас все решает скорость... Нам, право, очень жаль, но уж вы извините. Я попрошу у вас только две вещи: не можете ли вы назвать нам координаты места, где мы находимся, и ссудить хотя бы немного провизии...

- С удовольствием, господа, с удовольствием. Очень жаль, что вы требуете так мало. Я для вас и на большее готов... Вот вам карта здешней страны; из нее вы сами узнаете все, что вас интересует.

Жюльен с видом знатока занялся картой и вдруг с удивлением откинул голову.

- Как так? Неужели мы на 67°7' северной широты? Но ведь это значит, что мы ужасно далеко завернули на север, больше чем на три градуса к северу от мыса Принца Валлийского!

- Совершенно верно,- заметил Норденшильд,- если вы ехали к мысу Восточному, то заблудились и взяли гораздо левее.

- Не понимаю, как это могло случиться. Мы все время справлялись с компасом. Разве только магнитная стрелка дала отклонение?..

- Очень может быть. Вы, вероятно, знаете, что во время северного сияния магнитная стрелка всегда испытывает колебания... Должно быть, это самое и случилось с вашим компасом.

Жюльен вытащил свой компас и сверил его с прибором Норденшильда.

Увы! - профессор был прав. Компас Жюльена оказался испорчен. Причина этого была теперь ясна, и путешественникам оставалось лишь принять меры против дальнейших отклонений стрелки, которые могли повлечь за собой весьма печальные последствия.

Для Жюльена начертили новую схему пути, дали ему другой компас, и француз встал, чтобы проститься с профессором.

Норденшильд не стал удерживать гостей, видя, что они так торопятся.

- Очень жаль,- сказал он, пожимая им руки,- очень жаль, что мне так мало пришлось для вас сделать. В сани ваши я велел положить провизии, ружей и зарядов. По крайней мере, вы теперь хоть несколько обеспечены... Но все-таки очень, очень жаль... Еще одно слово: нет ли каких-нибудь новостей из Европы?

- Мы сами уже давно оттуда,- отвечал за всех Лопатин, все это время молчавший.- Особенно свежих новостей у нас нет, разве только та, что пароход "Лена" благополучно прибыл в Якутск, исполнив ваше предписание.

- О, разве это не новость? Уверяю вас, что лучшего известия для меня вы не могли привезти. Я теперь вдвойне рад случаю, который свел меня с вами. До свиданья, господа, не говорю: прощайте. Желаю вам самого благополучного пути.

- До свиданья, господин профессор. Поверьте, что мы никогда не забудем того, что вы для нас сделали. Вы нас от многого спасли.

Путники сошли с корабля, подкрепленные физически и ободренные нравственно, сели на свои нарты и помчались дальше. Вскоре снасти гостеприимного корабля исчезли у них из вида.

Новый путь, начертанный Норденшильдом, шел не как прежде, вдоль всего материка до крайней оконечности мыса, а отклонился немного к югу, пересекал нижний угол основания мыса Восточного, проходил наискось через самый большой остров в группе Диомедовых островов, находящихся как раз посередине Берингова пролива, и прямо упирался в мыс Принца Валлийского.

Дорога, таким образом, сокращалась на тридцать верст из общего числа двухсот двадцати пяти. Время, потерянное на корабле, почти восполнялось благодаря рациональному маршруту.

Но, может быть, и разбойники тоже догадались сократить дорогу?

Вот в чем была опасность.

Проводники гнали оленей во весь опор. Стоило видеть, как быстроногие животные мчались по гладкому, твердому снегу.

Делая по шестнадцати верст в час, не жалея себя, олени как будто сами сознавали, что от их быстроты зависит участь преследуемых беглецов.

Так прошло полсуток. Три друга заметили, что уровень местности, по которой они проезжали, слегка понизился, и заключили, что материк злосчастного полуострова уже остался позади.

Нарты с тихим скрипом заскользили по льду Берингова пролива. Громкое, радостное "ура" путешественников далеко разнеслось в недвижном морозном воздухе.

Жак Арно уже начал в душе торжествовать победу над морем, которое ему удалось пересечь без морской болезни... как вдруг якут, обернувшись, в бешенстве крикнул:

- Опять варнаки!..

В ту же минуту, как нарочно, остановились и олени, выбившиеся из сил. Повернув к проводникам свои грациозные головы, они требовали пищу, которой, разумеется, не было подо льдом.

Якуты стали доставать из нарт благоразумно припрятанный запас мха, а европейцы, сидя в санях, с тревогой следили за длинным цугом саней, черной линией двигавшихся по белому снегу верстах в двух позади остановившихся путешественников.

- Негодяи! - проворчал Жюльен.- Неужели они осмелятся преследовать нас даже на американской территории?

- Конечно, осмелятся,- ответил Лопатин.- Неужели вы думаете, что они станут разбирать? Да к тому же мы еще не на американском берегу.

- Скажи, пожалуйста,- обратился к Жюльену Жак,- вот эта группа скал в двух километрах отсюда,- ведь это, кажется, и есть Диомедовы острова?

- Да.

- Они кому принадлежат? Америке?

- Не знаю, право. Да и не все ли равно? Monsieur Лопатин совершенно верно сказал, что бандиты разбирать не станут.

- Ну-ка, дружище,- спрашивал тем временем Лопатин якута,- посмотри, что там такое у них делается?

- Они тоже остановились покормить своих оленей, как и мы,- отвечал якут, без бинокля видевший совершенно ясно все, что происходило у разбойников.

- Но все-таки, друзья мои,- сказал Лопатин,- передав французам слова проводника,- все-таки у нас нет никакого основания надеяться опередить разбойников. Поэтому я не вижу другого средства, кроме открытого боя.

- Ну что же, бой так бой,- отвечал Жюльен.- Попытаем счастья.

- Надо бы как можно скорее добраться до утесов: они могут служить прикрытием.

- А пойдут ли олени-то?

- Надо попробовать.

- Господин, они уж поехали,- перебил разговаривающих якут, все время не спускавший с разбойников глаз.

Один из оленей при первых санях ни за что не хотел вставать. Пришлось обрезать постромки. Два других лениво, неохотно встали на ноги и еле-еле затрусили, постоянно оглядываясь на оставшийся на месте привала недоеденный мох.

Нарты разбойников заметно сокращали расстояние.

- Черт возьми! - вскричал Жюльен.- Ведь этак мы никогда не доедем до утесов. Лучше приготовим-ка оружие. Надо достать патроны.

- Патроны!..- отвечал, бледнея, Жак.- Боже ты мой милостивый! Да ведь они упакованы в ящиках с медной обшивкой, и крышка завинчена... Нужно сначала отвинтить ее.

- Ну вот еще отвинчивать! Просто разбить один из ящиков топором.

- Но ведь если будем колотить по ящику, то произойдет взрыв.

В это время еще один олень лег на землю и жалобно мычал под ударами погонщика.

В двухстах шагах позади остановились и вторые сани. Олени третьих саней, увлеченные примером, тоже легли на снег.

До островов было сажень триста. Единственное, что оставалось путешественникам, это бежать туда бегом.

По счастью, и у разбойников тоже дело не обходилось без приключений. Их загнанные, с разбитыми ногами олени тоже падали то и дело на землю.

Пришлось и бандитам сойти с саней и устремиться к утесам, торчавшим на льду.

Впереди всех бежал озлобленный неудачами, свирепый атаман шайки. Чтобы облегчить бег, он скинул с себя шубу и остался в одном своем фантастическом, Бог весть откуда добытом, вернее же всего - украденном мундире.

Он достиг саней, покинутых путешественниками, успевшими наконец взобраться на крутую скалу и приготовившимися к защите.

- Недостает только, чтобы он завладел нашими же санями! - вскричал с досадой Жюльен.- Черт возьми! Да ведь так оно и есть!

- И олени слушаются, пошли.

- Ах, черт возьми!

- Ничего не поделаешь!..

- Monsieur Лопатин, велите, пожалуйста, якуту дать мне свой топор. Я хочу непременно разбить ящик, хотя бы мне самому пришлось взлететь на воздух. Смерть как руки чешутся у меня выстрелить в этого негодяя из своей винтовки.

- Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? - раздался вдруг сзади путешественников чей-то спокойный голос, произносивший французские слова с тягучим нижненормандским акцентом.

Если бы вдруг северный белый медведь запел "Марсельезу" или "God save the Queen", то друзья удивились бы меньше, чем теперь. Они разом обернулись и увидали перед собой рослого молодца с добродушным, веселым, широко улыбающимся лицом.

- Меня зовут Жозеф Перро, я уроженец Квебека, что в Канаде. А это вот мои братья, Жофруа и Андрэ, рекомендую. Эй вы, парни, идите же сюда! Земляки встретились... Эй, Жофруа! Эй, Андрэ! Да что ж вы?

Появились еще два гиганта, с длиннейшими ружьями за плечами, закутанные в меха и с лыжами на ногах. Они молча поклонились нашим путешественникам.

- Мы честные трапперы, господа земляки,- продолжал первый великан.- Когда я услыхал родной язык, у меня в брюхе точно что заиграло... Чем мы вам можем помочь? Последовал обмен крепкими рукопожатиями.

- Благодарю, друзья мои,- отвечал Жюльен.- Помочь вы нам можете... С вами нас шестеро... Дело в том, что за нами гонятся разбойники, сибирские варнаки...

- А! Варнаки! - спокойно произнес Перро.- Ничего, мы им зададим хорошего перцу.

Олени, везшие сани с атаманом, приближались мелкою рысцой.

Атаман сидел в санях совершенно один, неподвижный и безмолвный.

Саженях в двухстах позади следовала пешком остальная шайка.

Перро выпрямился во весь рост на белом от снега утесе и зычным голосом окликнул:

- Эй ты, там!.. Слушай!

Сани продолжали двигаться.

- Стой, говорю! - снова произнес великан-траппер.

Атаман по-прежнему был неподвижен, точно мраморная статуя.

Канадец опустил ружье, из которого уже совсем было готовился выстрелить, и сказал:

- Он не шевелится. Чего доброго, он мертв!..

Наконец, увидав людей, олени остановились. Атаман и тут не пошевелился.

Зажав в руке револьвер, Жюльен подошел к саням, дотронулся до разбойника и с удивлением отскочил назад.

На него смотрели остановившиеся глаза атамана. На губах застыла кровь. Лицо было жестко, как камень. От пальцев, до которых дотронулся Жюльен своей меховой перчаткой, кожа отставала, точно сваренная.

Подошел Перро, посмотрел на покойника и хладнокровно произнес:

- Замерз. Вольно же ему было снимать шубу.

-

Увидав своего атамана в плену и не рассчитывая справиться с шестерыми, варнаки пустились без оглядки назад.

Труп атамана зарыли в снег и навалили на него большой камень. После этого все шестеро отравись к покинутым саням, достали оттуда съестные припасы с "Веги" и принялись утолять голод, вспоминая добром радушие профессора Норденшильда.

- Господа,- сказал Жак, обмакивая сухарь в стакан горячего чая,- подробности отложим до следующего раза, а теперь, я полагаю, нам бы следовало поспешить поскорее на Аляску. Здесь мы все еще в Сибири, а на американском берегу наше самолюбие будет тешить тот факт, что мы завершили первую часть нашего пути из Парижа в Бразилию.

Часть вторая

ОТ АЛЯСКИ ДО ПАНАМЫ

Глава I

Форт Нулато.- Борьба зимы с весною.- Жак Арно желает идти по льду.- Разлив реки Юкон.- Утонувшие сани.- Жак убеждается в существовании во французском языке слова "невозможно".- Аляска и американская компания торговли мехом.- Фактория.- Гостеприимство капитана.- На одинаковой широте неодинаковая температура.- Воздушный шар капитана Андерсона.- Воспоминание о том, что было.- Жак оказывается изобретателем.- Монгольфьер.- Первые опыты.- Неожиданный полет.

- Ну что, господа, не прав ли я был, когда еще в прошлом месяце говорил, что вам не удастся выехать ни завтра, ни через неделю, ни через две?

- Правы, капитан, совершенно правы.

- И помните, что я еще сказал? "Вы пробудете в форте Нулато до половины весны".

- Увы!..

- Как? Неужели вам здесь так скучно? Неужели вы все еще рветесь в дорогу? Но ведь подумайте: даже сами здешние жители не решаются выходить в это время из своих домов.

- Вы не так поняли восклицание моего друга,- вмешался третий собеседник.- Живя здесь, нам совершенно не на что пожаловаться. Ваше радушие выше всяких похвал, комнаты отведены нам прекрасные, стол отличный, а уж мистрисс Андерсон мы не знаем как и благодарить.

- Вообще мы вам бесконечно благодарны и от души, и от желудка,- прибавил еще один собеседник, четвертый.

- И все-таки вам ужасно хочется в путь, несмотря на погоду, в которую, как говорится, добрый хозяин собаки из дому не выгонит.

- Но ведь это отчего? Оттого, что мы здесь сидим и ничего не делаем, а до Бразилии далеко.

- Прекрасно, но чем же я-то виноват, если погода никуда не годится и дождик льет, как во время потопа?

- Вот что, капитан: скажите, пожалуйста, неужели так-таки и нет никакой возможности переехать в санях через эту проклятую реку?

- Monsieur Арно, ваши соотечественники любят повторять фразу, что во французском языке нет слова "нельзя", "невозможно". Но дело в том, что человек, составивший эту поговорку, вероятно, никогда не бывал под 155°30' западной долготы и 64°42' северной широты, то есть у ворот форта Нулато, на правом берегу реки Юкон, и вдобавок еще в то время, когда преждевременная и дружная весна находится в разгаре своего спора с необыкновенно суровой зимой. Вы как думаете, monsieur Лопатин?

- Я с вами совершенно согласен, капитан, и тоже боюсь, что всякая попытка будет неудачна,- отвечал тот самый собеседник, который делал поправку к печальному восклицанию Жака "Увы!"

- И не только неудачна, а даже, может быть, и гибельна,- заметил Жюльен де Кленэ, то есть четвертый собеседник, благодаривший "от души и желудка" гостеприимного хозяина.- Ну, милый Жак,- продолжал он,- не будь же капризным ребенком, который сердится, что ему не дают поиграть луной в ведре. Со стихией ничего не поделаешь. У ней есть много способов смирять непокорных: ураганы, бури, метели и не знаю еще что.

- Но ведь сегодня, право же, не холодно: после дождя пошел снег, и ртуть поднялась выше нуля.

- Вот это-то повышение температуры и опаснее всего. Ведь так, капитан?

- Так, monsieur де Кленэ. С минуты на минуту нужно ожидать оттепели и разлива реки. Слышите, какой ужасный треск раздается по временам? Это лед ломается.

- Оттепель! Разлив! - вскричал Жак.- Да что вы!.. Значит, Юкон скоро освободится ото льда, а я все еще здесь!

- И слава Богу, что все мы здесь, а не где-нибудь под дождем...

- Вам-то хорошо говорить, а я...

- Что ж вы? Чем вам здесь плохо? - спросил капитан.

- Да, в самом деле,- поддержал капитана Жюльен.- Отчего тебе здесь хуже, чем нам, Жак? Или ты из другого теста сделан? Особенно важный господин?

- Совсем не в этом дело, а просто я хочу выбраться отсюда.

- Домой в форт? Отлично. Нам тоже пора идти.

- Вовсе не в форт... Я хочу переправиться на другой берег реки.

- Да ведь тебе уже сказано, что это невозможно.

- Несчастный! Чего же ты хочешь? Дожидаться, что ли, следующей зимы, когда река опять замерзнет? Нет, благодарствую. Я уже здесь досыта насиделся. А ехать по реке две тысячи метров...

- Две тысячи восемьсот,- поправил капитан.

- Я не поеду водой. Я путешествую посуху. Ты обещал, что не будет плавания. Изволь держать свое слово.

Треск льда стал настолько силен, что ответа Жюльена нельзя было расслышать. Точно пятьдесят пушек непрерывно стреляли, сопровождаемые частой ружейной пальбой.

- Капитан,- сказал Жак, воспользовавшись минутным затишьем,- дайте мне, пожалуйста, сани и немного провизии.

- Зачем вам?

- Покуда еще есть время, я на собственный страх и риск переправлюсь через реку по льду и буду ждать на другом берегу конца разлива.

- Нет, сударь, этого я не сделаю,- коротко отрезал капитан.- Я не желаю обременять свою совесть вашей гибелью.

- Ну, хорошо; в таком случае я пойду через реку пешком.

- А мы вас не пустим силой.

- Увидим... Взгляните-ка, взгляните, пожалуйста! - вдруг воскликнул Жак с искренним торжеством.- Вот какие-то два человека, даже и не французы, доказывают вам наглядно, что невозможного не существует.

Действительно, на реке показалась запряженная двенадцатью собаками легкая нарта, в которой двое неизвестных пытались переехать через реку.

Они были еще в пятистах метрах от берега, на котором стояли европейцы, и всеми силами погоняли собак, которые, чуя опасность, и сами добросовестно старались поскорее вытащить сани.

- Несчастные! - прошептал капитан.

- Да, я им не завидую,- сказал Жак,- но только потому, что они едут с берега, на который мне бы страстно хотелось попасть.

- Они обречены.

- Ничего подобного! Через четверть часа они будут здесь, еще через пять минут я подойду к ним, а самое большее через полчаса они перевезут меня на другой берег.

Однако надеждам Жака не суждено было сбыться. Вследствие быстрого повышения температуры конфигурация льда на реке сильно изменилась.

Юкон уже давно делал усилия сбросить ледяной панцирь, который вздулся на середине, образуя опасные покатости с края. Вода снизу напирала все больше и больше.

Вдруг раздался страшнейший грохот, точно залп артиллерии. По ледяной коре побежали во все стороны широкие трещины, перекрещиваясь, перепутываясь между собой, и вода хлынула через них неудержимыми потоками.

Сани в это время находились на самом краю огромной, внезапно образовавшейся трещины. Вдруг та часть льдины, на которой они стояли, оторвалась от общей массы и почти отвесно стала погружаться в воду.

Люди, экипаж, собаки исчезли под водой на глазах у потрясенных европейцев, безмолвных свидетелей страшной сцены.

- Ну что, monsieur Арно,- нарушил наконец тягостное молчание капитан,- излечились вы теперь от вашего упрямства? Подействовал ли на вас этот страшный урок?

- Действительно, страшный,- отвечал Жак,- я сдаюсь, я отказываюсь от борьбы с неумолимой стихией.

- Вы, значит, согласны теперь, что переезжать реку нельзя?

- Увы! - произнес опять Жак тем же тоном, как и прежде.

- Ну-с, так пойдемте-ка домой в форт,- продолжал капитан.- Это самое лучшее, что мы можем сделать. За стаканом горячего грога мы поищем компромиссный вариант между вашим неприятием водного пути и желанием непременно ехать.

Полчаса спустя после этого трагического события, имевшего для Жака весьма важные последствия, капитан Андерсон и его гости уютно сидели за большим столом в зале комендантского дома. Сняв эскимосские шубы и оставшись в удобных суконных костюмах, все четверо с наслаждением тянули из стаканов вкусный грог, но воспоминание о гибели нарты с пассажирами не выходило у них из головы.

Фактория, или форт Нулато, находится на расстоянии 200 верст с небольшим от залива Нортона, в бассейне Берингова моря, на берегу реки Юкон, где эта река делает решительный крутой поворот с северо-востока на юг. Форт принадлежит той территории Северной Америки, которая в 1867 году куплена у России Соединенными Штатами и известна теперь под названием Аляски.

Богатства края, состоящие преимущественно из дорогостоящих мехов, эксплуатируются с широким размахом "Товариществом американской пушной торговли", которое, таким образом, является серьезным соперником старинной английской Компании Гудзоном залива, преследующей точно те же цели.

С туземцами сделки совершаются обыкновенно меновые, как и в Сибири на нижнеколымской ярмарке. Меновой единицей служила прежде бобровая шкура, но теперь бобры стали очень редки и единицей служит шкура бизона. Индеец или вообще какой-нибудь траппер является в факторию с трофеями своей охоты. От агента компании он получает столько деревянных марок, сколько бизоньих шкур он принес; если он доставит какую-нибудь более ценную шкуру, равную, например, по цене двум бизоньим, то получает эа каждую две марки, и т. д. На эти марки он тут же, в фактории, имеет право получить в специально для того существующих магазинах компании все нужное для трапперского обихода: порох, топоры, пули, ножи, ружья, одежду.

Форт Нулато, построенный некогда для обороны от туземцев, до сих пор еще сохранил, несмотря на давность постройки и суровый климат, вполне внушительный вид.

Он состоит из крепкого палисада в шесть метров высотой, построенного из толстых, глубоко вбитых в землю бревен, связанных между собой крепкими поперечинами. Палисад имеет форму обширного параллелограмма с четырьмя четырехугольными бастионами по углам; в них проделаны отверстия для стрельбы; крыша имеет коническую форму. В середине ограды стоит крепкий дом, в котором живет комендант форта и главные агенты товарищества. Дом в два этажа и с виду вполне приличен, хотя в окнах вместо стекол вставлены крепко натянутые тюленьи пузыри.

Остальную часть двора занимают постройки, в которых помещаются склады мехового товара и предметов для менового торга, жилой дом для низших служащих, пороховой магазин и небольшая часовня, в которой за неимением пастора капитан Андерсон сам читает по воскресеньям Библию для живущих в фактории.

Когда все жители в сборе, что бывает очень редко, население форта Нулато состоит из пятидесяти мужчин, сорока женщин и двадцати пяти детей.

Это все народ рабочий: артельщики при складах, кузнецы, плотники, охотники. Происхождения самого разношерстного: американцы, англичане, канадцы, метисы; но все живут между собой дружно, объединенные великодушием и твердостью капитана Андерсона.

Хотя мистер Андерсон и носит воинственное звание капитана, тем не менее статуса и полномочий коменданта крепости он не имеет.

У него под командой нет ни одного солдата. Все охотники, все служащие в фактории в минуты первой же опасности готовы превратиться в бойцов, но в обыкновенное время они простые, скромные труженики.

Еще в то время, когда территория Аляски принадлежала России и Компания Гудзонова залива брала у казны на откуп местную меховую торговлю, управляющие факториями величались обыкновенно капитанами, а фактории - фортами. Это название сохранилось по старой памяти до сих пор, даже после того, как территория перешла во владение Америки. Такова сила традиции, сила привычки. Впрочем, капитаном зовут Андерсона, так сказать, неофициально его подчиненные и индейцы; официальное же его звание главноуполномоченный. Итак, наш chief-factor, или, если хотите, капитан Андерсон, сидел у себя в зале в кресле, откинувшись на спинку, вытянув ноги и положив их на решетку камина. Это был добродушный пятидесятилетний мужчина, твердый, хладнокровный и хорошо образованный. Потягивая горячий грог, он старался убедить Жака Арно в том, что проще пересечь Юкон в лодке, нежели подниматься до ее истоков, как непременно того желал неисправимый ненавистник воды.

Лопатин и Жюльен тоже сидели в креслах, но не в позе капитана, а в более учтивой, принятой у европейцев. Покуривая сигары, они с улыбкой слушали спор Жака с капитаном. Их взоры в сотый, быть может, раз безучастно и рассеянно останавливались на американском девизе "Epluribus unum" (Из многих единое (лат.).), который держал в когтях взлетающий орел. Рядом капитан Андерсон оставил на стене залы, вероятно как реликвию, старинный герб Компании Гудзонова залива. На этом вычурном и довольно безвкусном гербе были изображены: на одной половине на серебряном поле - горностай, а на другой, на голубом поле - лисица. Под гербом девиз: "Cutem acutus tollet acuti".

Жак все жаловался на то, что зима неожиданно проходит и наступает непрошеная весна.

- Просто ужасно! - говорил он.- Я рассчитывал, что здесь зима протянется до июня, а между тем оттепель наступила еще в апреле... На что это похоже?

- Ваш расчет был совершенно верен относительно сибирского берега,- возражал капитан,- но относительно американского нужна совсем другая мерка.

- Это почему?

- Да потому, что температура здесь совершенно иная, хотя широта та же.

- Вы серьезно говорите? Или, может быть, шутите? Когда мы постучались в вашу гостеприимную дверь, на дворе было тридцать пять градусов мороза. Неужели это, по-вашему, теплее, чем в Сибири?

- Не теплее; я говорю в другом смысле: в том, что наша зима короче сибирской. Да уже одного взгляда на растительность нашего и сибирского берегов достаточно, чтобы сразу уяснить разницу в климате. На американском берегу возле мыса Принца Валлийского в изобилии растет лес, а в Сибири на той же самой широте только мох и лишаи.

- Но ведь это странно. Отчего такая разница? Или ваши соотечественники ухитрились поставить какой-нибудь искусственный нагреватель? С них это станется. Чего доброго, они и тундру, пожалуй, разогрели бы, попадись она к ним в руки.

Капитан громко захохотал, сотрясая своим тучным телом кресло.

- Ну нет,- возразил он, насмеявшись от души,- до этого еще не дошло. Правда, мы придумали отапливать дома паром, но менять климат еще не научились. Со временем, конечно, кто знает... Нет, господин Арно, разница в климате тут зависит не от нас, а от самой природы.

- На мою беду! - вздохнул Жак, которого снова кольнуло воспоминание о разлившейся реке.

- И это легко объяснить,- продолжал капитан.- Вы, конечно, знаете, что во всех морях существуют течения, направления которых настолько неизменны, как будто бы они в самом деле заключены в какое-нибудь твердое русло.

- Кое-что слышал, читал. Но все равно: продолжайте.

- Массы воды, нагретые у тропиков, течением относятся с юга на север, проникают в Японское море и далее в Берингово. Для атмосферы они такой же источник тепла, как и ветры.

- Хорошо. Но почему же это тепло не равномерно распределяется между обоими берегами? Что за каприз природы?

- Это происходит оттого, что теплое течение встречает крутые подводные берега Азии и отклоняется к берегам Америки; сверх того холодное полярное течение устремляется в северную воронку Берингова пролива и вследствие вращения земли отклоняется вправо, к берегам Сибири. Так как плотность воды в обоих течениях не одинакова, то воды их не смешиваются, вследствие чего сохраняется разница температур на обоих берегах. Вот вам и весь секрет необыкновенного явления.

- Благодарю вас, я теперь все отлично понимаю и вижу, что моему горю помочь нельзя. Кажется, я так никогда и не пройду между Сциллой и Харибдой морозов и оттепелей. Но повторяю вам самым решительным образом: водой через Юкон я не поеду ни за что, хотя бы мне пришлось дожидаться здесь следующей зимы или подниматься вверх до истоков реки по берегу, или лететь на воздушном шаре...

- На воздушном шаре? - переспросил капитан.

- Да, на аэростате... Называйте меня, пожалуй, сумасшедшим, если хотите.

- Нет, я вас так не назову, потому что у меня есть для вас кое-что.

- У вас есть воздушный шар?!

- Yes, sir ()Да, сэр (англ.)..

...Читатель помнит, конечно, как наши путешественники спаслись от преследования разбойников благодаря случайной встрече с канадским охотником Жозефом Перро и его братьями. Отпустив якутов домой и щедро наградив их, путешественники в сопровождении трапперов через шесть дней достигли форта Нулато, где нашли радушный прием у управляющего фактории, мистера Андерсона.

Европейцы хотели немедленно продолжать путь на санях до Виктории, главного города Колумбийского округа, но, как на грех, наступили такие ужасные холода с бурями и метелями, что пускаться в дорогу было опасно, и потому капитан Андерсон задержал гостей до наступления более благоприятной погоды.

Лопатину и Жюльену очень пришлась по душе эта неожиданная задержка, но Жак Арно плохо мирился с нею и беспрерывно жаловался на судьбу, опасаясь какого-нибудь еще нового приключения.

И вдруг, к его ужасу, опасения оправдались. После морозов наступило внезапное повышение температуры, полил дождь, началась оттепель.

Мы уже стали свидетелями подвижки льда на многоводной реке Юкон.

Жак совсем был готов прийти в отчаяние. Вдруг его выручил капитан Андерсон, упомянув о воздушном шаре.

Воздушный шар! Здесь, в форте Нулато! - Жак положительно не верил своим ушам.

- Этот шар можно купить? - спросил он.

- Можно.

- За сколько?

- Сколько дадите.

- Значит, дело решено. Где он у вас? В хорошем ли он состоянии?

- Вполне. Впрочем, вы можете осмотреть его сами.

- Но где вы раздобыли этот снаряд для плавания по воздуху? - вмешался живо заинтересованный Жюльен.

- Его три года тому назад оставил у меня капитан Роджерс, отправляясь открывать свободный ото льда проход в Ледовитом океане. Как и множество других путешественников этого рода, капитан Роджерс - увы! - не вернулся назад. Членов экспедиции я снабдил припасами, одеждой и оленями для нарт. Они обещались оплатить расходы по возвращении. Стоимость шара едва покрывает собой сумму всех затрат. Следовательно, он моя неоспоримая собственность.

- Где он у вас хранится?

- В одном из бастионов. Пойдемте, я вам покажу.

Шар оказался в превосходном состоянии. Он был очень большой и сделан из прочной материи, на которой после тщательного осмотра друзья не нашли ни малейшего повреждения. Чрезвычайно легкая и удобная гондола могла свободно вместить четырех человек. Шелковая сетка казалась прочной, словно сделанная из стальных волокон.

- Решено, капитан,- произнес с веселым видом Жак,- я покупаю у вас шар. Как только наступит хорошая погода, мы немедленно приступим к надуванию его. Нужно выработать газ. У вас, конечно, есть и цинк, и серная кислота.

- By God!.. (О, боже! (англ.).) Роджерс не оставил мне ни того, ни другого.

- Вот тебе раз! - Стало быть, газ взять негде! - с огорчением воскликнул Жак.

- Да, голубчик, тебе действительно не везет,- заметил Жюльен.- Как нельзя ружье зарядить без пороха, так нельзя и аэростат надуть без газа.

- Ты все шутишь, а мне, ей-богу, не до смеха... Послушайте, monsieur Лопатин, неужели нельзя добыть водород как-нибудь иначе?

- Я знаю способ добывать водород из воды при помощи электричества.

- Где же нам взять электричество? У нас и аппаратов никаких нет

- Ничего не поделаешь, придется оставить и эту мысль, - сказал Жюльен.

Но Жак не хотел сдаваться. Он мрачно стоял, глядя пристально на шар, и, наморщив брови, думал. Вдруг лицо его прояснилось, и он обратился к друзьям с некоторой насмешкой:

- Так нельзя надуть шар? А? Нельзя, по-вашему?.. Эх вы, ученые!

- Попробуй, надуй сам.

- И надую. Только пусть никто мне не мешает. В первый же ясный день я полечу по воздуху. Капитан, можете вы достать мне следующие вещи: ножницы, несколько аршин медной проволоки, тюленью кишку, бутыль с двадцатью фунтами масла, железную трубу от переносной печи и железный или деревянный обруч?

- Могу.

- Так вот, пожалуйста... Жюльен, можно покупать шар...

На следующий день дождь перестал, проглянуло солнце.

Наступила хорошая погода.

Жак, получив желаемые вещи от капитана, заперся в бастионе, где на потолке, точно люстра, висел аэростат, и принялся за свою таинственную работу.

Он вырезал в нижней части шара круг и вставил в него обруч, прикрепив проволокой; к обручу он подвесил бутыль с маслом, в которую пропустил фитиль, зажег его, прикрыв пламя железной трубой, как ламповым стеклом; верхний конец трубы он вставил в кишку, которая, будучи прикреплена к обручу, соединялась с шаром.

Сделав все это, Жак позвал друзей полюбоваться его трудами.

Те вошли и остановились в изумлении.

- Ты додумался сделать монгольфьер! (Воздушный шар, наполненный нагретым воздухом.) Наполняешь шар нагретым воздухом! Только подумай: труба может накалиться и шар сгорит.

- Не сгорит. Труба достаточно изолирована от материи, из которой сделан шар.

- Но лампа, наконец, может потухнуть, когда не будет притока свежего воздуха.

- Я проделал в трубе отверстие внизу, смотри сам. Помоги мне вынести шар на воздух, испытаем его.

Шар вынесли из бастиона. Он стал заметно надуваться. Жака горячо поздравляли с удачной выдумкой.

- Да ты у нас просто гений! - кричал Жюльен, весело улыбаясь.

Изобретатель занял место в гондоле. Шар, надуваясь все больше и больше, поднялся уже фута на два от земли.

- Ничего, на нем можно перелететь через Юкон,- сказал капитан.- Это вполне безопасно... Да вот что: я думаю, шар достаточно силен, чтобы поднять двух. Мне ужасно вдруг захотелось с вами. Вы позволите?

- О, пожалуйста.

Капитан Андерсон вошел в гондолу. Он был человек дородный, тучный, и шар тотчас опустился на землю. Пришлось прибавить огня в лампе. С новым притоком нагретого воздуха шар поднялся опять на прежнюю высоту.

- Чудесно! - кричал снизу Жюльен.- Замечательный корабль! Как мы его назовем?

- "Аляска",- подсказал Лопатин.

- Прекрасно! - подхватили остальные.- Ура, "Аляска"!.. Вот и окрестили... Надо теперь спрыснуть крестины - и в путь.

- Первый опыт удался,- сказал капитан Андерсон.- Пока довольно. Пойдемте в дом и чокнемся перед отъездом.

С этими словами он выпрыгнул из гондолы на землю. Жак хотел сделать то же, как вдруг... Все присутствующие разом вскрикнули. Шар, избавившись от тяжести грузного капитана, моментально взмыл вверх, как подброшенный резиновый мячик. Веревка выскользнула из рук ничего не ожидавшего служителя, приставленного ее держать, и быстро провизжала по блоку.

Через несколько секунд Жак был уже на высоте тысячи метров от земли, а зрители стояли, задрав головы, раскинув руки и разинув рты.

Глава II

Жители Аляски.- О том, как разрыв трансатлантического кабеля благоприятно повлиял на географическое изучение бывшей Русской Америки.- Река Юкон.- Перипетии воздушного путешествия.- Жак Арно как новичок воздухоплавания.- Морская болезнь на высоте 1500 метров над уровнем океана.- Невозможность спуститься на землю.- Сон заменяет еду.- Неприятное пробуждение.- "Где я"?- Краснокожие.- Первая и вместе неудачная попытка.- Снова холод.- Что бы ему подождать! - Бегство и болезнь луны.- Через Аляску.- Остановка.- Два выстрела.- Тревога канадца.- "Братишка" в опасности.- На поляне.- Вокруг дерева.- Охотник, превратившийся в дичь.

Берега Аляски, то есть бывшей Русской Америки, неоднократно изучались русскими офицерами флота. Ранее других их исследовали Лаперуз, капитан Кук и Ванкувер; позднее их посетил капитан Мак-Клюр, предпринявший экспедицию по розыску сэра Джона Франклина, а в сравнительно недавнее время - француз Пинар, основательно их исколесивший.

Но до 1865 года никто из путешественников, за исключением русского офицера Загоскина, не проникал в глубь страны. Заходили туда лишь торговцы мехами и агенты Гудзонбайской компании, но ни те, ни другие не считали нужным делиться с широкой публикой добываемыми сведениями об этой интересной земле.

Географические сведения о целой огромной территории ограничивались знанием ее границ и приблизительного пространства, достигающего 1 500 000 квадратных верст. Эти границы суть: на севере - Ледовитый океан, на западе - Берингово море с одноименным проливом, на юге - Великий, или Тихий океан, на востоке - Английская Америка.

Кроме того, из текста документов о продаже Россией своих владений Соединенным Штатам следует, что к ним причисляются: Диомедовы острова, остров Св. Лаврентия, острова Прибылова, Алеутские, идущие полукруглой цепью от полуострова Аляски до Камчатки, остров Кадиак, Ситха, остров Адмиралтейства, архипелаг Короля Георга, архипелаг Принца Валлийского.

Сведения об Аляске пополнились совершенно случайно благодаря двукратной неудаче, постигшей попытку соединить Америку с Европой подводным телеграфным кабелем. Когда он порвался во второй раз, американская компания придумала соединить Старый свет с Новым обыкновенной надземной телеграфной сетью, и с этой целью были предприняты изыскания, обогатившие географию новыми данными об Аляске.

Хотя практического результата эти изыскания не имели, потому что в 1866 году подводный кабель удалось наконец уложить и надземный телеграф не понадобился, но тем не менее данные, добытые Фредериком Винтером, которому были поручены эти изыскания, открыли возможность считать Аляску в числе исследованных стран.

Явилась возможность уточнить направление течения реки Юкон, до того времени изображавшееся на чертежах совершенно ошибочно. Даже устье этой великой реки, которая превосходит Ориноко и почти равна Миссисипи, обозначалось неточно: его помещали на семь градусов севернее и на три градуса западнее, чем нужно. Ошибка, как видит читатель, весьма значительная.

А между тем эта река справедливо может считаться одной из величайших рек мира. В двухстах верстах от устья она имеет три версты в ширину, а в самом устье еще шире и образует громадные лагуны, усеянные бесчисленным множеством островов.

Длина Юкона не менее поразительна. Члены телеграфной комиссии, исследовавшей Аляску, поднимались вверх по реке на шестьсот пятьдесят французских миль, то есть на всю длину такой реки, как Ориноко, и все-таки не дошли шестисот верст до истоков. Что касается притоков Юкона, то каждый из них считался бы в Европе большой рекой.

При взгляде на этого великана, омывающего громадную территорию, в которой могли бы поместиться целые царства, вполне понятной делается наивная гордость прибрежных туземцев. Индейцы, населяющие бассейн Юкона, всегда говорят о себе с большим чувством собственного достоинства: "Мы не дикари, мы индейцы с берегов Юкона".

Население Аляски насчитывает 75 тысяч туземцев и 3 тысячи белых. Туземцы принадлежат к краснокожему, эскимосскому и чукчинскому типам (То есть коренному американскому типу и особой арктической разновидности монголоидной расы.). Из них самые способные и развитые, но зато и самые беспокойные - бесспорно, индейцы.

Но вернемся к нашему наследнику бразильской гасиенды Жаккари-Мирим, плывущему на монгольфьере получать свое богатое наследство.

Всякий знает, что нет ничего проще, чем вывести из равновесия надутый воздушный шар: стоит только хоть на малую толику облегчить его. Случается, что шар, прочно удерживаемый на земле малейшим избытком веса, вдруг поднимается в воздух при уменьшении балласта на каких-нибудь два-три фунта.

Понятно, с какой быстротой взлетел на воздух Жак Арно, когда его монгольфьер освободился от груза семипу-дового капитана Андерсона.

Скорость подъема увеличилась еще вследствие большой разницы между плотностью теплого воздуха в монгольфьере и окружающей среды, температура которой не превышала трех градусов тепла. Соединение этих двух причин привело к тому, что наш путешественник почти в одно мгновение поднялся на полторы тысячи метров над уровнем моря.

Озадаченный неожиданным полетом, слыша еще в ушах крики ужаса, доносившиеся снизу, несясь над землей на головокружительной высоте, бедный Жак Арно растерянно присел в своей корзине и долго не мог опомниться и прийти в себя.

Положение было для него совершенно непривычное. До этого времени он ни разу не летал на воздушном шаре, и вдруг такой неожиданный сюрприз.

Он не знал, что ему делать, что предпринять. Более того, он не знал, что и думать.

Подъем произошел настолько внезапно, что произвел эффект падения вниз, вызвав страшное сотрясение, так что Жак инстинктивно ухватился за корзинку.

Между тем шар стал подниматься все медленнее и медленнее и наконец пришел в равновесие.

Но Жак не мог определить, закончен ли подъем. Для этого нужно было иметь под руками барометр, а он отсутствовал. Да и вообще его гондола ничем не была снабжена для воздушного путешествия: не было ни балласта, ни провизии. Жак даже не знал, правильно ли действует клапан, устроенный в верхней части монгольфьера. Из необходимых инструментов оказался налицо только маленький стальной четырехлопастный якорь, по счастью, привешенный снаружи гондолы вместе с канатом.

Даже для опытного воздухоплавателя подобное положение было бы весьма затруднительным, а для такого новичка в этом деле, как Жак, и вовсе опасным.

Понемногу, однако, он пришел в себя, и к нему вернулась способность соображать.

Он просунул голову через шелковые веревочки, соединявшие гондолу с сеткой, и с удивлением, но довольно спокойно осмотрелся кругом.

- Э! - произнес он.- Да я все еще лечу! Шар перемещается боком и довольно быстро. Почти как поезд на железной дороге. А между тем странно: я не чувствую ветра. Отчего это?.. Предметы на земле быстро бегут подо мною. Вот эта крошечная хижинка, затерявшаяся в лесу,- этот форт Нулато. Каким он кажется маленьким!.. А эта серебряная лента, причудливо извивающаяся,- это Юкон, величайшая река Аляски... Для меня это не Юкон, а Рубикон... только как странно я перехожу через него. Цезарю такой способ был неизвестен... Однако, черт возьми, шар несется все быстрее и быстрее. Этак я, пожалуй, и невесть куда улечу. Оно бы недурно, если бы со мной были Жюльен и Лопатин. Как жаль, право, что их нет... Вот, я думаю, индейцы-то здешние дивятся, видя мой шар. Что они думают обо мне?.. Впрочем, пора подумать и об остановке. Не довольно ли лететь? Я думаю, что довольно. Высмотрю местечко, где удобнее спуститься на землю, открою клапан и выпущу теплый воздух.

С этими словами Жак развернул канат якоря и спустил его вниз, затем потянул бечевку от клапана.

Монгольфьер начал медленно опускаться, и Жак с удовлетворением наблюдал, как на земле постепенно увеличивались предметы, видимые им сверху.

Но вскоре его радость сменилась крайним изумлением. Жак заметил, что по мере снижения шар несся все быстрее в боковом направлении.

Деревья, холмы, ручьи, долины мелькали словно за окном вагона курьерского поезда.

Жак долго всматривался в картинки земли, как вдруг почувствовал некоторый дискомфорт. Сначала появилось легкое головокружение, затем оно усилилось, и, наконец, бедный воздухоплаватель с ужасом убедился, что его начинает тошнить.

Голову как будто сжимали тиски, в висках стучало, на лбу выступил холодный пот.

Он сейчас же вспомнил симптомы перенесенной им дважды морской болезни.

- Черт побери! - вскричал он.- Нашла-таки она меня, проклятая, и где же? В воздухе!.. Стоило после этого лететь!.. Лучше бы уж дождаться окончательной оттепели и переплыть через Юкон в лодке. Это было бы и быстрее, и безопаснее. Проклятый шар! Как он быстро летит. Это значит, что на земле сильный ветер: надо подняться кверху и подождать, когда он уймется. Только бы у меня достало масла на это время...

Жак опять закрыл клапан, и монгольфьер поднялся на прежнюю высоту, но продолжал лететь боком еще быстрее, потому что попал в воздушное течение.

Впрочем, у Жака было теперь то преимущество, что, не видя перед глазами мелькающих предметов, он перестал ощущать тошноту.

Зато на него напало какое-то тяжелое оцепенение. Во всем теле он чувствовал свинцовую тяжесть.

Желудок его уже давно просил пищи. Но где же было ее взять? Утешая себя пословицей: "Сон заменяет обед", Жак плотнее укутался в шубу и, весь съежившись в своей корзинке, уткнулся носом в колени и заснул.

От сна, который, по всей вероятности, продолжался довольно долго, его пробудил внезапный, сильный толчок и яростные, дикие крики, раздавшиеся внизу под гондолой.

Жак в испуге открыл глаза и увидал, что его монгольфьер наполовину съежился. Лампа потухла и перестала нагревать воздух.

Затем, бегло осмотревшись вокруг, Жак заметил цепь высоких гор, снежные вершины которых отливали пурпуром в лучах заходящего солнца.

Шар быстро спускался на землю. Внизу виднелись темно-зеленые верхушки сосен, над которыми во многих местах медленно взвивались черные дымы костров.

По мере приземления крики становились все слышнее.

Жак высунулся из гондолы и невольно отпрянул в ужасе.

Несколько краснокожих индейцев ухватились за якорный канат и, повиснув на нем, изо всех сил тянули шар вниз, между тем как кругом бесновалась, орала и плясала целая орда дикарей, потрясая луками, томагавками и даже ружьями.

- Индейцы! - прошептал несчастный воздухоплаватель.- Индейцы! Но где же это я в самом деле? Куда залетел? Неужели эта громадная цепь - Аляскинские горы? Но ведь это значит, что я удалился на двести верст от форта Нулато... О, мои друзья!.. Увижусь ли я когда-нибудь с вами?

-

Возвратимся тем временем в форт Нулато и посмотрим, что делалось там после неожиданного исчезновения Жака.

Друзьям воздухоплавателя, разумеется, страстно хотелось броситься вслед на его поиски, но, несмотря на всю их тревогу и беспокойство, они ничего не могли предпринять: ледоход на Юконе являлся неустранимой преградой.

Жюльен и Лопатин все-таки сделали было безумную попытку преодолеть реку, покрытую плывущиии льдинами, и окончательно убедились в том, что плыть по реке не было ни малейшей возможности.

Возобновлять подобную попытку ранее окончания ледохода было бы безумием, равнозначным самоубийству.

Пребывая все время в смертельной тревоге за Жака, друзья хранили сумрачное молчание, тая в себе свои опасения; только один капитан Андерсон не умолкал и то и дело бранил себя за "глупую", как он говорил, неосторожность.

Он ругал себя и за то, что влез в эту воздушную гондолу, и за то, что вовремя не вылез из нее; упрекал себя за то, что надоумил Жака воспользоваться шаром, и за то, что помог превратить его в монгольфьер; вместе с собой он посылал к черту и все вместе взятые воздушные шары, и всех тех, кто их выдумал.

Под конец он даже поставил себе в вину свою тучность и грузность.

В другое время Жюльен и Лопатин рассмеялись бы, но теперь им было не до смеха. Что-то теперь делает их Жак, летящий на столь ненадежном монгольфьере?

В течение дня они несколько раз выходили в сопровождении капитана к воротам форта и смотрели на бушующую реку. Но дело укрощения ее нисколько не подвигалось от этого вперед.

Однажды, когда они стояли так втроем в мрачном молчании, к ним подошел старший из братьев Перро, тех самых братьев-охотников, которые помогли нашим путешественникам избежать нападения разбойников и проводили их в Нулато. Перро служили в фактории под началом капитана Андерсона.

- Капитан,- сказал великан траппер,- не унывайте. И вы также, господа.

- А что, разве вы что-нибудь придумали, Перро? - спросил Жюльен, в душе которого мелькнул луч надежды.

- Ничего не придумал, земляк, я хочу только заметить, что это еще не настоящая оттепель.

- Как не настоящая?

- Прошу вас, не мешайте, дайте мне досказать. Дело в том, что ветер, дувший все это время с запада, теперь переменился и стал северным. Этим ветром вашего бедного друга, вероятно, унесло в Английскую Америку. И, кроме того, заметно похолодало. Я уверен, что к ночи будет мороз, а следовательно к завтрашнему утру Юкон опять покроется крепким льдом.

- Неужели? Вы в самом деле так думаете?

- Совершенно уверен в этом, чтоб мне помереть. Только уж вы не мешкайте. Готовьтесь скорее в путь. Да вот еще что: попросите капитана, чтобы он позволил мне и моим братьям, Жофруа и Андрэ, сопровождать вас. Мы люди сильные и не трусы, будем вам полезны.

- Перро,- сказал капитан, тронутый этой бесхитростной готовностью охотника помочь ближнему,- вы молодец, и ваши братья также; вы все трое славные люди. Поступайте как хотите. Я предоставляю вам полную свободу действий.

- Спасибо, капитан...

- А от нас примите сердечное спасибо,- проговорил Жюльен, пожимая руку охотника.- Я с удовольствием принимаю от вас услугу как от честного, хорошего человека и как от земляка, француза.

Предсказание траппера сбылось в точности. За ночь температура вдруг упала до 15° ниже нуля; ледоход разом прекратился; треск льда смолк; когда взошло солнце, жители снова увидали Юкон под крепкою ледяною корою. При таких условиях переезд через реку не представлял уже ни малейшего затруднения.

Достали трое саней, в каждые запрягли по дюжине собак, взяли достаточный запас провизии, оружия и зарядов и впятером тронулись в путь, дружески простившись с капитаном Андерсоном.

В передних санях ехал один Жозеф Перро в качестве проводника. В следующих сидел Жюльен с Жофруа Перро, а в последних Лопатин с Андрэ.

Канадцы гикнули на собак, и нарты быстро помчались по льду Юкона.

- Что бы Жаку подождать четыре часа! - с огорчением думал Жюльен, вспоминая бесполезный полет друга на шаре.

Это происходило 30 апреля. Вследствие ранней оттепели верхний слой снега растаял, а когда вслед за тем подморозило, то сделалась гололедица, и потому дорога для саней стала гладкой и легкой. Собаки весело и быстро бежали вперед, подгоняемые трапперами.

Канадец держался направления, принятого аэростатом Жака, и дорогой беспрестанно расспрашивал встречных индейцев, не попадался ли им летящий шар.

Индейцы народ зоркий. Они, действительно, видели большой желтоватый шар, носившийся по воздуху. По их мнению, это была луна, бежавшая по небу среди белого дня. Только она, бедняжка, должно быть, была больна: цвет ее был землистый, без блеска. Кроме того, она была несколько больше своего обыкновенного размера, распухла как будто.

Так говорили Жозефу индейцы, объясняясь с ним на каком-то фантастическом языке, представлявшим собой смесь французского, английского и местных наречий.

Со своей стороны, со слов траппера индейцы пришли к заключению, что луна действительно сбежала и что белый охотник гонится за ней, чтобы ее поймать и возвратить на место.

Хитрый траппер не стал их разуверять. Он полагал, что если этот слух распространится среди индейцев, то в крайнем случае Жаку Арно можно будет воспользоваться привилегированным положением рыцаря сбежавшей планеты.

Между местным населением всякий слух распространяется необыкновенно быстро. Не успеет, например, в Нортонскую бухту прибыть корабль, как об этом уже известно всем индейцам на огромном расстоянии от бухты. Или выбросит буря кита на берег - сейчас же эта новость облетает весь край с быстротой молнии, и целые толпы сбегаются к чудовищу урвать хоть кусочек от его громадной туши.

То же было и в данном случае. Всюду, куда ни приезжала наша экспедиция, о цели ее прибытия, оказывалось, знали уже заранее.

Расспрашивать о луне не приходилось. Всякий сам, перебивая, спешил сообщить все, что знал или что слышал о беглянке.

Благодаря всему этому наши путешественники не сбивались с правильного направления и ехали тем путем, по которому до них пронеслась сбежавшая луна.

Они надеялись скоро догнать Жака, ибо не представляли истинного расстояния, которое он успел пролететь.

Но вот уже собаки начали утомляться. Перро предложил сделать стоянку, чтобы покормить их. Промыслить для животных пищу было не трудно: стоило только поохотиться за дичью, которой кругом водилось более чем достаточно.

- Поищем лося,- сказал Перро.- Их здесь просто гибель. А как только покормим собак, и они отдохнут немного, сейчас же тронемся в дальнейший путь.

Но Жюльену и Лопатину не хотелось останавливаться. Они полагали, что, проехав еще немного, они догонят шар. Об этом они и заявили Перро.

- Нет,- возразил тот,- это невозможно. Собаки слишком утомились. Да, наконец, стоянка не будет долгой. Лося мы найдем сейчас же: вон глядите - свежие следы. Андрэ, бери-ка это дело на себя.

- Ладно, братец,- ответил Андрэ.

Он надел лыжи, вскинул ружье и исчез в лесу.

- Через четверть часа,- продолжал Жозеф Перро,- вы услышите выстрел. Мы поедем по тому направлению, откуда он раздастся, и найдем зверя уже на земле, между ухом и рогом у него будет маленькая красная дырочка, на правой или на левой стороне, смотря по тому, с какой стороны подкрался стрелок.

- Не может быть! - удивился Жюльен.

- Уверяю вас. Дело очень простое. Хотя у лося глаза большие, он до крайности близорук. Дальше морды своей почти ничего не видит. Зато слух у него развит в высшей степени: он слышит малейший посторонний шорох в лесу, хотя бы в это время свирепствовал сильнейший ураган. Поэтому к нему довольно трудно подкрасться. Однако Андрэ это сделает, и причем как всегда хорошо. Никто лучше его не сумеет. В настоящее время произойдет вот что: Андрэ найдет лося лежащим под деревом. Положение неудобное для стрельбы. Но охотник прицелится и в это время намеренно хрустнет веткой. Лось вскочит, чтобы бежать, но будет уже поздно. Выстрел Андрэ прикончит его.

Не успел старший Перро договорить, как где-то в темно-зеленой чаще сосен действительно грянул выстрел.

- Вот и готово! - весело объявил Перро.- Мы выберем для себя лучшие куски, а остальное отдадим собакам.

В это время грянул новый выстрел.

Перро слегка побледнел.

- Братишка мой в опасности,- проговорил он.

- Как так? - торопливо спросил Жюльен.

- Второй выстрел.

- Так что же? Значит, ваш брат первым выстрелом только ранил лося.

- Мой брат никогда не стреляет два раза по одному зверю.

- Ну, так, стало быть, он повалил другого лося.

- Нет, я велел ему застрелить только одного. На что нам двух.

- В таком случае поспешим к вашему брату.

- Я и хотел вам это предложить. Жофруа, оставайся при санях. Вы тоже, сударь,- обратился он к Лопатину.- А вы готовы?.. Так идемте.

Жюльен молча взвел курок винтовки, подаренной ему Норденшильдом, и пустился вслед за канадцем.

Охотник бежал так быстро, что француз едва поспевал за ним.

Они вошли в лес и устремились по следам Андрэ. В несколько минут они пробежали расстояние метров в триста и очутились на довольно обширной лесной поляне.

Тут они увидели страшное зрелище.

- Гром и молния! - вскричал Перро, бросаясь вперед.- Чуть было не опоздали!

Посреди поляны лежал мертвый великолепный лось; около него на снегу расходилась большая лужа крови.

С противоположной стороны вокруг огромного толстого кедра бегал Андрэ, преследуемый чудовищных размеров медведем, рычавшим на охотника.

Несмотря на свою громадную величину и неуклюжесть, медведь проворно кружил вокруг дерева, поминутно вскакивая на задние лапы, чтобы броситься на охотника; но, когда тот увертывался, медведь опять опускался на четвереньки и продолжал преследование.

- Grizzly (Бурый медведь.),- прошептал Перро.

То был, действительно, страшный обитатель североамериканских лесов, гроза всех прочих лесных жителей.

Жюльен невольно вздрогнул, вспомнив, как силен и кровожаден этот зверь, которого не берет даже пуля, и который, будучи ранен, лишь удваивает свою свирепость.

Перро остановился, дожидаясь, когда медведь повернется к нему головой.

Зверь, озлобленно преследуя свою добычу, не обратил внимания на новых пришельцев, которые к тому же появились позади него.

Андрэ, с ножом в руке, по другую сторону дерева задыхался от быстрого бега.

На несколько секунд человек и зверь как бы замерли в неподвижности. Затем преследование возобновилось.

- Нужно во что бы то ни стало, чтобы медведь повернулся ко мне мордой,- проворчал Перро.- Хотя бы на одну секунду.

- Есть одно средство,- сказал Жюльен.

- Какое?

- Я выстрелю наудачу. Медведь обернется. Ваше дело будет этим воспользоваться.

- А для вас не страшно остаться на время безоружным?

- Конечно, нет.

- В таком случае - стреляйте. Ведь если Андрэ хоть немного оступится, он погиб. Хорошо еще, что наше спасение зависит от моей верной винтовки.

Глава III

Скорость и сила ветра.- Краснокожие и монгольфьер.- Свидание Жака с Белым Бизоном.- Сын Луны.- Приключения пленного человека и воздушного шара.- Наплыв посетителей.- Представление по приказу.- Отказ.- У столба пыток.- Стрела парфянская.- Бегство.- Борьба с медведем.- Неосторожный поступок.- В лесу можно ожидать всего что угодно.- Канадский траппер жалуется на забвение старых традиций.- История одного выстрела, который никого не убил, но повлек за собой смерть многих людей.- Отец Медицины у индейцев-челикотов.- У атнасов.- Опоздали!

Горы, виденные Жаком, были действительно Аляскинские.

Воздушный шар, подхваченный воздушным течением, несся быстро и менее чем в десять часов пролетел около семисот верст.

Такая скорость, быть может, покажется читателю неправдоподобной, но, собственно говоря, в ней нет ничего необыкновенного. В летописях воздухоплавания встречаются примеры и еще более значительной скорости.

Поэтому не удивительно, что наш путешественник удалился в такое короткое время на такое далекое расстояние от форта Нулато.

Можно теперь представить изумление краснокожих индейцев при виде летящего шара и человека в корзинке под ним.

Однако нужно отдать справедливость индейцам: их бесстрашие никогда не изменяет им, даже в случае неведомой опасности. Все таинственное, конечно, пугает их, как всяких дикарей, но не настолько, чтобы они малодушно обращались в бегство.

Стоит напомнить один факт. Когда открывали тихоокеанскую железную дорогу, то многие индейцы при виде приближавшегося поезда храбро становились на рельсы и с копьем в руке встречали налетевший на них паровоз, не думая об участи, ожидавшей их.

Приглядевшись к шару, который значительно приблизился к земле, индейцы заметили на нем свесившийся вниз канат. Недолго думая, они ухватились за веревку и принялись изо всех сил тащить к себе шар, хотя и считали его принадлежностью сил сверхъестественных.

Судя по его объему, они думали, что шар представляет большую тяжесть и потребуются громадные усилия, чтобы опустить его вниз.

Каково же было их удивление, когда шар оказался необыкновенно легок.

Но удивление перешло в дикий восторг, когда корзинка коснулась земли и летевший в ней оказался живым человеком, из плоти и костей.

Со своей стороны голодный, уставший от неудобной позы в гондоле и еще наполовину сонный Жак являл собой среди ликующих дикарей преуморительную фигуру.

Не зная еще сам, что будет дальше, он вышел из гондолы, выпутался из веревок, которыми она была привязана к сетке, и сделал несколько шагов по земле, разминая отекшие ноги и потягиваясь всем телом.

Когда толпа увидала Жака во весь рост, пляска и крики разом прекратились.

Воцарилась глубокая тишина. Из толпы вышел вождь, которого можно было узнать по длинному плащу из шкуры белого бизона, в который он горделиво драпировался,- и подошел к Жаку, приветствуя его на ломаном английском языке:

- А гу! Здравствуй, мой брат великий вождь!

- Спасибо, вы очень добры,- отвечал Жак, с неменьшим варварством коверкая язык гордых бриттов.

- Мой брат прилетел к нам из страны звезд, где после смерти обитают воины, любимые Великим Духом?

- Ваш брат, господин индеец, просто-напросто прилетел из форта Нулато, который он оставил нынче утром.

- Гу!..- с удивлением произнес краснокожий воин.- Скоро же летает мой брат. Скорее орла Скалистых гор.

- Да еще бы: ветер был такой чертовский, а шар ведь очень легок.

- Что мой брат называет шаром?

- Да ту машину, которая меня сюда принесла.

- Гу!..- с некоторым даже раздражением воскликнул индеец.- Зачем мой брат смеется надо мною? Или он считает Белого Бизона старой бабой? Или желает скрыть, откуда он прилетел?

- Ну вот что, мой хороший, не сердитесь и говорите толком, что вам надобно?

- Только пусть язык моего белого брата не будет раздвоен. Пусть он откровенно признается Белому Бизону, что он - сын луны.

- Не может быть! - вскричал Жак, не веря собственным ушам.

- Потом пусть он объяснит нашему племени, отчего луна захворала и стала похожа на пустой мех. Только пусть мой брат отвечает правду, если дорожит своим скальпом.

- Вот тебе раз! - пробурчал себе под нос Жак.- Чего доброго они обвинят меня в похищении спутницы нашей планеты. Однако эти индейцы довольно глупы: отстали на полстолетия даже от тех, которых изображают Густав Эмар, Купер и Майн Рид. Кажется, они, кроме того, считают меня сыном луны. Ничего, оставляю-ка я их покуда в этом заблуждении во имя моих собственных интересов.

- Слышал ли мой брат, что я ему сказал?- спросил индейский вождь.

- Да, вождь, я слышал. Только тут есть лишние уши. Пусть все молодые люди будут глухи и слепы, а также дети и женщины. Белый Бизон должен один слышать, что скажет ему сын луны. Уф! - вздохнул Жак.- Вывернулся, кажется, ловко.

- Хорошо,- согласился вождь, которому требование Жака об удалении лишнего народа чрезвычайно понравилось, так как это возвышало его в глазах всего племени.- Мой брат будет гостем Белого Бизона.

Жак, в восторге от свой удачной выдумки, пошел за вождем, который привел его в просторную хижину. Когда подали пищу, проголодавшийся воздухоплаватель напустился на нее как волк. Утоливши свой голод, он бросился на постель из звериных шкур, устроенную в углу хижины, и заснул как убитый.

Первое что он увидал утром при своем пробуждении, было лицо Белого Бизона, но до безобразия разрисованное яркими красками. То была военная татуировка индейцев из племени атнасов.

- Пусть мой брат покажет атнасам свое искусство,- потребовал Белый Бизон.

- А... помню, так, так...- спохватился Жак, который уже начал было забывать вчерашнее приключение.- Луна... сын луны... Что же угодно Белому Бизону?

- Луна заснула так крепко, точно умерла. Пусть мой брат оживит ее и даст ей подняться в небо.

- Хорошо, но покуда белый человек будет совершать свои великие приготовления, никто не должен следить за его действиями.

- Как? Даже вождь атнасов? Но ведь белый брат обещал... и Белый Бизон даже военную татуировку себе сделал для этого случая.

- Впоследствии вождь узнает все, но сейчас ему лучше подождать,- отвечал Жак и прибавил про себя: - Однако с этими дикарями можно иметь дело. Они народ сговорчивый и нетребовательный. Поживу-ка у них покуда. Буду забавлять их своим шаром, а потом сюда явятся и мои друзья, которые, наверное, уже напали на мой след.

За ночь Белый Бизон распорядился обнести шар плотною изгородью, чтобы скрыть его от нескромных глаз. Подле были поставлены часовые с приказанием отгонять любопытных.

Подобное распоряжение вождя как нельзя более соответствовало интересам Жака.

Пополнив в бутыли запас масла, наш воздухоплаватель вошел один за загородку, поправил сетку, зажег лампу и приступил к наполнению шара воздухом.

Затем он важно и торжественно вышел из загородки, горделиво окинул взглядом собравшуюся толпу индейцев и жестом подозвал к себе вождя.

- Что, разве мой брат уже приготовил лекарство для луны? - спросил Белый Бизон, сияя от радости.

Жак отвечал поклонам.

- Можно Бизону пройти за загородку, где совершается чудо?

- Глаза вождя могут открыться,- отвечал напыщенным тоном Жак.

В эту минуту раздался громкий, душераздирающий крик, какой умеют исторгать только индейцы.

Жак машинально поднял кверху голову и сейчас же догадался, в чем дело.

Над загородкой, превышая ее на несколько сантиметров, появилось какое-то круглое тело.

- Луна поднимается! - вскричал Белый Бизон, хватая европейца за руку.- Мой белый брат - любимый сын Великого Духа.

"Отлично,- подумал Жак.- Если так пойдет дальше, то я сделаюсь у них, чего доброго, каким-нибудь божеством".

- Пусть Белый Бизон даст мне веревку,- произнес он вслух, как бы не замечая удивления индейца,- и мы войдем с ним в загородку.

Между тем шар наполнялся воздухом чрезвычайно быстро, вследствие того, что внешняя температура была очень низкой.

Жак привязал к якорю принесенную вождем веревку и другой конец ее крепко обмотал вокруг одного из столбов загородки. Таким образом шар, оставаясь на привязи, поднялся выше, чем на обыкновенную длину якорного каната.

Когда все было готово, Жак сел в корзину и, выбросив балласт, поднялся в воздух.

Невозможно описать восторга дикой толпы, с благоговением взиравшей на "чудо", делавшей предположения одно другого несуразнее и суевернее.

Шар поднялся на столько, на сколько ему позволила привязь. Пореяв немного в воздухе, Жак нашел, что любопытство толпы не следует удовлетворять до конца и, открыв клапан, спустился на землю.

- Ну,- сказал он, устроив шар на прежнем месте, за загородкой,- доволен ли теперь Белый Бизон? Убедился ли он в могуществе сына луны?

Индеец ничего не отвечал. Он был поражен и даже как будто немного напуган.

Жак Арно полагал, что дело этим и ограничится, и тревожить его больше не будут. Но он жестоко ошибся.

Вечером в деревню меднолицых нашло множество гостей из соседних племен. Оказалось, что жители всех окрестных селений уже проведали, что у атнасов гостит луна с сыном, и теперь отправились воочию убедиться в справедливости слуха.

Жаку пришлось совершить вторичный полет.

На другой день утром пришли еще гости. Жак вынужден был подняться и для них. В тот же день вечером явилось несколько соседних вождей, сахемов. От Жака снова потребовали представления. На этот раз он с раздражением отказал. Белый Бизон долго упрашивал, но француз стоял на своем, повторяя:

- Не могу больше. Устал.

- Хорошо,- холодно отрезал наконец Белый Бизон и отступился от Жака.

Не прошло и пяти минут, как к французу подошли несколько воинов с разрисованными лицами, схватили его и потащили к столбу, стоявшему посередине деревни. Затем, без дальнейших церемоний, Жака крепко привязали к этому столбу ремнями.

Тогда перед пленником как из земли вырос Белый Бизон с луком в руках и обратился к нему со словами:

- Знает ли мой белый брат, как называется столб, к которому его привязали?

- Нет,- сердито отрезал Жак.

- Это столб пыток. Мои молодые воины будут упражняться в ловкости на сыне Луны. Стрелы их будут слегка касаться его тела, пули засвистят над его головою, томагавк, ударяясь о дерево, застучит у него над ухом. Этим молодые воины будут забавлять гостей Белого Бизона, которых не хочет потешить сам сын Луны. Если шальная пуля или стрела, по несчастью, заденет бледнолицего человека и убьет его, то Белый Бизон оплачет сына Луны и возьмет его скальп себе на память.

- Что же после этого с вами делать, господин краснокожий! - воскликнул со смехом Жак.- Придется покориться. Извольте, я опять полечу, раз уж вы такие все ненасытные... Только посмотрим, на чьей улице будет праздник,- многозначительно прибавил он про себя.

На другой день собралось еще больше народа. Наплыв зрителей был громадный. От Жака опять потребовали, чтобы он подпялся на своей луне.

На этот раз он особенно тщательно надул шар, чтобы совершить максимальный подъем, положил в гондолу балласт из песка, вошел в нее и взлетел высоко вверх на глазах у тысячной толпы.

Веревка у якоря натянулась; но на этот раз оказалось, что конец ее не привязан к столбу.

- Белый Бизон! - крикнул Жак, приставляя обе руки воронкой ко рту.- Белый Бизон, слышишь ты меня?

- Слышу,- со смущением отвечал Белый Бизон.

- Белый Бизон, ты осмелился поднять руку на бледнолицего. Твои воины привязали его к столбу пыток. Берегись после этого, Белый Бизон! Лекарство сына Луны действует неотразимо...

И, послав в адрес индейцев эту туманную и совершенно невинную угрозу, Жак Арно выбросил из корзинки часть балласта и исчез с глаз изумленной толпы.

-

Вернемся теперь опять на лесную поляну, где охотник Андрэ бегает вокруг дерева, спасаясь от медведя.

Положение молодого траппера было не из приятных; несмотря на приход Жюльена и старшего Перро, зверь ожесточенно преследовал его.

Жозефу Перро хотелось лишь одного - чтобы медведь повернулся к нему мордой. Мы уже знаем, как решил привлечь к себе внимание зверя Жюльен.

Заручившись одобрением канадца, француз прицелился из своего штуцера и выстрелил в медведя. Пуля попала в круп.

Зверь зарычал и повернулся, Жюльен тем временем успел вновь зарядить ружье.

Свирепая, безобразная морда с оскаленными зубами была обращена теперь прямо к Жюльену и стоявшему рядом с ним Жозефу Перро. Диверсия удалась.

- А, гадина, ты дорого поплатишься за мучения, причиненные моему брату! - сквозь зубы проворчал канадец.

Грянул короткий, резкий выстрел, отрывисто просвистела пуля и ударилась обо что-то твердое.

Медведь приподнялся на задние лапы, а передними судорожно ухатился за голову, словно желая вытащить из нее засевшую пулю.

- Так,- произнес со смехом Жозеф,- служи. Мишка, служи, только за это ты не получишь конфет.

Медведь не в силах был двинуться с места. Постояв с минуту на задних лапах, он покачнулся, захрипел и тяжело рухнул на землю.

Жюльен захлопал в ладоши.

- Браво, друг! - обратился он к трапперу.- Мастерский выстрел.

Андрэ подошел к брату.

- Спасибо,- горячо проговорил он.- Ты спас мне жизнь...

- Очень может быть, друг мой. Надеюсь, однако же, что впредь ты будешь осторожнее, а теперь знай, что ружье надо заряжать тотчас же после выстрела.

И, обращаясь к Жюльену, Жозеф прибавил:

- Видите ли, сударь, я начинаю опасаться, что старые охотничьи традиции окончательно придут в упадок. Во времена моей молодости - мне теперь сорок девять лет - у нас, трапперов, были только ударные ружья. Теперешних, нарезных, с разными хитростями, мы знать не знали. Но это не мешало нам чудесно исполнять свое дело, и уж ни один из нас никогда бы не допустил такой непростительной неосторожности, как этот парень. Сойти с места, не перезарядив ружья! В мое время это было неслыханным делом... Теперь ружья заряжаются с казны, и молодые охотники то и дело попадают впросак. Уж одно то скверно, что теперешний охотник, пользуясь легкостью зарядки ружья, не дорожит выстрелами и не жалеет пускать пули куда попало. Он целится небрежно, торопится, теряет хладнокровие, предпочитает три плохих выстрела одному хорошему... Да вот вам пример. Прежде бобров всегда убивали выстрелом в голову. Причем обыкновенно целились в глаз, чтобы не портить шкуру. А теперь что? Я видел в Нулато бобров, простреленных насквозь поперек тела. С каждой стороны на шкуре оказывалось по большой дыре величиной в палец. Ведь это варварство, как хотите. Да что! Это еще ничего, а многие охотники поступают еще хуже: стреляют бобров крупной дробью, и шкурка бывает вся изрешечена выстрелами.

- Что же, разве это так плохо? - спросил удивленный Лопатин.- Неужели вы сами никогда не употребляете дроби?

Канадец рассмеялся.

- Нет, один раз в жизни и я стрелял дробью, но и то раскаиваюсь. Лучше было бы совсем не стрелять, потому что этот выстрел никого не убил, а между тем причинил зло многим людям.

- Как так? Расскажите, пожалуйста.

- А вот так. Это было возле форта Мумфорда. У меня несколько ночей подряд кто-то крал все, что я настреляю за день. Мне это надоело, и я задумал наказать вора, не нанося ему, впрочем, особенного вреда. Вечером я притаился в засаде, зарядив свое ружье крупной дробью. Вор подкрался и - цап великолепного бобра. Я пригляделся при лунном свете, прицелился и выстрелил. Вор закричал и пустился бежать со всех ног... Все бы хорошо, да дело в том, что этим вором оказался страшный колдун индейского племени чиликотов, или как его величали Отец Медицины. Лакомка и лентяй, он никогда сам не охотился, а только крал у других настрелянную дичь. За мой выстрел он возненавидел всех белых той кровожадною ненавистью, на какую способен только дикарь. Благодаря своему влиянию на соплеменников, ему удалось уговорить их и объявить нам войну. Война завязалась кровавая, истребительная. Много индейцев погибло, а остальные, теснимые нашими, вынуждены были отступить на юг. Видите, господа, как опрометчиво я поступил, стреляя дробью. Лучше бы было пустить пулю и убить вора наповал. Но, однако, довольно болтать. Жаркое поспело, закусим хорошенько, а завтра чуть свет снова в путь, чтобы поскорее добраться до деревни племени атнасов на берегу Медной реки.

- Атнасы? Это что же такое за племя?

- Это племя живет по другую сторону гор. Из рассказов встреченных индейцев, которых мне доводилось расспрашивать, я понял, что шар опустился где-то в той стороне.

- Я думаю то же самое,- согласился Жюльен.- Вершины Аляскинских гор, по всей вероятности, отразили воздушное течение, и Жак, попав в более спокойную атмосферу, получил возможность опуститься на землю.

Вскоре наши путешественники действительно получили сведения о Жаке, но сведения неутешительные.

Перевалив на санях через Аляскинские горы, они с риском для жизни спустились в долину и явились к атнасам, которых нашли в смущении и ярости.

Сын луны скрылся так же внезапно, как и явился. На него пришли смотреть жители отдаленнейших местностей, а он отнесся к ним с крайним неуважением и улетел, не удовлетворив их любопытства.

Как ни спешили наши путники, они опоздали на два часа.

Пришлось сейчас же ехать дальше, не зная наверняка, какого направления следует держаться. Индейцы-атнасы либо не хотели, либо не умели объяснить, в какую сторону улетел монгольфьер, уносивший Жака Арно.

Глава IV

Восемь месяцев путешествия.- Над морем.- Страна дождей.- Удивление путешественника в арктической стране при виде европейских домов, карет и джентльменов.- Ситка.- Остров Баранова.- Двадцать долларов нищего.- В гостинице Жак платит за место на корабле, чтобы... не плавать.- На буксире.- Чиликоты узнают о прибытии Перро.- Нападение.- Канадец и Отец медицины.- Перро угрожают.

"3 мая. Делаю эту пометку, а сам думаю: действительно ли сегодня 3 мая? Сколько пришлось пережить за последнее время, что неудивительно, если числа и перепутаются в голове.

Впрочем, дело не в хронологии. Буду писать как Бог на душу положит и со временем когда-нибудь перечту написанное, если мои воздушные полеты не кончатся каким-нибудь смертельным сальто-мортале.

Я ужасно устал, но тем не менее мне необходимо лететь. Я несусь на юг, и это самое главное.

Жюльен и monsieur Лопатин, вероятно, следуют за мною по тому же направлению. О них я не беспокоюсь, потому что у них есть средства окружить себя всевозможными предосторожностями. Я уверен, да и они, без сомнения, тоже, что рано или поздно мы соединимся вновь.

Я в гораздо худшем положении, чем они, да и то не унываю. У меня нет ни копейки денег, ни щепотки табаку, никакого багажа. "Все мое со мной", как говаривал греческий философ Биас".

Так писал в своей памятной книжке Жак, сидя в корзинке монгольфьера, уносимого ветром с севера на юг.

Вдруг наш аэронавт услыхал гул, похожий на шум прибоя. Он бросил свое писание и поднял голову.

- Черт возьми! - воскликнул он слегка изменившимся голосом.- Я, кажется, узнаю этот отвратительный гул, хотя и слышал его всего только раз в жизни. Это волны.

Жак угадал. Действительно, доносившиеся до него звуки порождали волны, над которыми несся по воле ветра монгольфьер.

Гул волн, услышанный путешественником, происходил от прибоя в проливе Кросс между материком Аляски и островом Ситка.

К счастью, ветер был довольно сильный, и шар не падал, а держался на высоте, невзирая на промозглый холод.

Тревожное настроение не покидало Жака часа два, потом гул прибоя затих. Шар понесся над островом Ситка в южном направлении.

Жак понемногу успокоился, но через некоторое время под ним снова загудел океан, величайший из всех океанов - Тихий.

Монгольфьер находился в это время близ самой оконечности острова Ситка. Целый час вертелся он между островом Круза и северным мысом острова Баранова.

Минута была критическая. Малейшее отклонение - и воздухоплавателю грозила неминуемая гибель.

Но судьба смилостивилась.

Вследствие долгого пребывания в слишком влажной атмосфере шар до крайности отяжелел и начал опускаться с весьма значительной быстротой.

Он летел вниз все быстрее и быстрее... Куда он упадет?.. Жак зажмурил глаза.

Вдруг - толчок, и довольно сильный. Слава Богу! Шар опустился не на воду, а на сушу. Аэронавт довольно чувствительно стукнулся о землю-матушку. К нему от этого не особенно нежного прикосновения вернулось веселое расположение духа.

- Итак, я на твердой земле! - заговорил он сам с собою.- Правда, льет ливмя дождь, но это ничего: я боюсь оказаться на воде, а состояние "под водой" меня нисколько не пугает.

Жак оглянулся кругом и увидал по левую и по правую руку дома, построенные добротно, на европейский лад; по лужам шлепали какие-то джентльмены в резиновых калошах, непромокаемых плащах и под зонтиками.

Жак выскочил из гондолы, протирая глаза и спрашивая себя, не сон ли все это?

- Нет, я положительно брежу,- говорил он, открывая клапан шара, чтобы выпустить остающийся теплый воздух.- Дома!.. Настоящие европейские дома!.. Нет, это невозможно! Прилично одетые люди... даже экипажи. И никто со мной не заговаривает. Во всяком случае, здесь Америка, страна цивилизованная, и мне скорей всего не откажут, если я попрошу кого-нибудь объяснить, где я нахожусь.

Заметив проходившего мимо господина с козлиной бородой, который мимоходом рассеянно взглянул на пустой монгольфьер, Жак обратился к нему:

- Послушайте, сэр, не могли бы вы мне сказать, где я нахожусь?

- В Ситке.

- Но ведь Ситка - главный город Аляски?

- Да, сэр.

- На острове, кажется?

- Да, на острове... Баранов-Эйланд.

- Merci, сэр. Это все, что я хотел знать. Вы видите перед собой человека, с которым случилось несчастье...

Но господин с козлиною бородой был уже далеко.

"Я на острове! - воскликнул мысленно Жак.- На частице суши, окруженной со всех сторон водою! Неужели мне придется оставаться здесь? Ведь у меня нет ни копейки, чтобы купить себе масла и надуть шар...

Но и жить на Ситке Жак не мог, опять-таки потому, что у него не было ни копейки денег. Чем он стал бы оплачивать квартиру, пищу, питье?

Погруженный в такие невеселые думы наш воздухоплаватель вдруг обратил внимание на то, что к нему подъехал громоздкий экипаж, вроде тех, в каких у нас возят пассажиров с вокзалов в гостиницы,- подъехал и остановился.

- Сэр, вы, вероятно, ищете гостиницу? - спросил Жака кучер кареты.

- Да. Не возьметесь ли вы довезти меня вместе с багажом?

Они вдвоем не без труда уложили монгольфьер в экипаж, и через некоторое время карета остановилась у подъезда гостиницы, с виду очень приличной.

- С вас один доллар,- сказал кучер.

- Ах, черт возьми!..

- Неужели это по-вашему дорого, сэр?

- Недорого, и я с удовольствием заплатил бы вам даже два, если б только они у меня были.

- У вас нет денег? Это легко поправить,- отвечал кучер.- Например, у вас имеется в корзинке бизонья шкура, которая стоит двадцать долларов.

- Не купите ли вы ее у меня за эту цену?

- Охотно. Вот вам девятнадцать долларов. Один я вычитаю за проезд.

Жак, ни слова не говоря, спрятал деньги в карман, помог вынуть из кареты монгольфьер, убрать в сарай и прошел в обеденную залу гостиницы.

Хозяин, несмотря на американскую флегматичность, вытаращил глаза на нового постояльца, прибывшего с таким необыкновенным багажом и к тому же одетого столь неуместно в меховую одежду.

- Комната и стол - четыре доллара в день,- отвечал он на вопрос Жака о цене.

- Хорошо,- сказал Жак.- Дайте мне позавтракать.

- Позвольте вперед деньги.

- Получите. Какой скот! - прибавил Жак в сторону.- А что, за справки и вопросы у вас тоже платят авансом? - вслух спросил он содержателя гостиницы.

- Справки у нас даются даром. Что вы желаете узнать? - отвечал хозяин, смягчившись вследствие получения задатка.

- Далеко ли от Ситки до материка?

- Около ста миль.

- Есть ли стабильное пароходное сообщение с берегом?

- Два раза в неделю.

- Когда отходит первый пароход?

- Завтра утром.

- Не можете ли вы подсказать, где мне найти капитана этого судна?

- Я капитан.

- Вы?

- Да... Почему вас это удивляет?

- Нет, я не удивляюсь. Это ваше дело. Не возьмете ли вы меня пассажиром?

- Да. До устья реки Стикена цена десять долларов. Оплата предварительная при посадке на корабль.

- Знаю уж я вашу присказку: "плата вперед"... Хорошо, я согласен. Но только предупреждаю, что я сяду к вам не как обыкновенный пассажир.

- Все мои пассажирские места за десять долларов для обыкновенных пассажиров.

- Да, но они помещаются на корабле, а я желаю быть над кораблем.

- Не понимаю.

- А между тем это очень просто. Согласны ли вы взять меня на буксир в лодочке, привязанной к надутому шару?

Хозяин подумал с минуту, потом кивнул головою в знак согласия и даже снисходительна улыбнулся на странную фантазию постояльца.

- Стало быть, решено? И вы беретесь перевезти на корабль мой шар?

- За это с вас еще доллар.

- Отлично. А можете ли вы также продать мне три галлона китового или тюленьего жира?

- И это могу... по доллару за галлон... деньги вперед.

- В котором часу отплытие?

- В восемь часов.

- Хорошо. В семь часов я явлюсь на пароход надувать свой шар.

- Как вам угодно. Что касается до меня, то я никогда никого не жду ни одной минуты.

Жак за завтраком ел и пил за четверых, потом завалился спать. О, блаженство! Он спал на настоящей постели, в опрятной гостинице и находил, что четыре доллара потрачены им недаром.

На другой день ровно в семь часов он явился на набережную, взошел по трапу на пароход, разводивший пары, и нашел свой шар привязанным к корме. Около шара были приготовлены все принадлежности для надувания.

Жак откупорил бутыль и не мог сдержать порыва гнева и удивления при виде жидкости, которая оттуда вылилась.

Но так как нужно было спешить, то Жак не стал долго раздумывать и приступил к надуванию шара, мимоходом изумляясь необыкновенному стечению народа на пристани и возле парохода.

Но вот монгольфьер плавно взмыл в воздух, и публика в восторге подняла одобрительный крик.

- Гип! Гип! Ура! - кричала толпа, к изумлению аэронавта, который не читал утренних газет и потому не знал о напечатанных там по инициативе бесцеремонного хозяина гостиницы широковещательных объявлениях.

В них значилось, что за плату в один доллар леди и джентльмены могут присутствовать при подъеме воздухоплавателя на монгольфьере.

Объявления свою роль сыграли, и ловкий торгаш ни за что ни про что положил себе в карман двести долларов.

Из всех индейских племен Аляски две наиболее многочисленные группы представляют чиликоты и атнасы, причем они в свою очередь разделяются каждая еще на несколько групп.

Чиликоты по большей части лентяи, пьяницы и воры. Они не любят охотиться сами, а норовят поживиться на чужой счет, крадут продукты чужой охоты и вообще не пользуются хорошей репутацией не только между трапперами, но и между своими же индейцами.

Читатель помнит, как наши друзья, догонявшие Жака, приехали к атнасам и узнали от них, что сын луны уже улетел.

Путешественники поехали дальше почти наугад и через несколько часов достигли английской фактории, куда именно в это время прибыло продавать меха много чиликотов.

Рассчитывать на гостеприимство начальника фактории наши путешественники не могли. Между английской компанией и американской существует такое жестокое соперничество, что агент одной ни за что не подаст даже стакана воды представителю другой, а, как известно, братья Перро были агентами американской компании.

Поэтому путешественники не вошли в форт, а остановились за его пределами в покинутой хижине, собираясь провести в ней ночь и наутро ехать дальше.

Между тем среди чиликотов просочился слух, что Перро, их непримиримый враг, приехал и остановился недалеко от фактории.

Старая ненависть вспыхнула с новою силой. Известный уже читателю Отец Медицины приложил все свои усилия, чтобы ее раздуть, и ему удалось склонить индейцев к действиям, почти неслыханным по своей дерзости.

Перро не знал о присутствии чиликотов в фактории и потому был далек от мысли опасаться чего бы то ни было, а тем более в виду европейского представительства.

Ночью, когда все спали, чиликоты тихо взломали двери, прокрались в хижину и в одну минуту связали путешественников.

Пленников бросили связанными возле груды материала для палаток и, торжествуя победу над ненавистным врагом, приступили к потешной попойке, которой, однако, суждено было войти в историю племени.

Больше всех пил и неистовствовал Отец Медицины. В середине кутежа ему вдруг пришла в голову мысль пойти в палатку, где лежал его связанный враг, ненавистный Перро, и дать волю сквернословию и насмешкам.

Омерзительно пьяный он вошел в палатку, держа по бутылке в каждой руке, и принялся осыпать канадца самыми гнусными оскорблениями.

Луи Анри Буссенар - Из Парижа в Бразилию. 3 часть., читать текст

См. также Луи Анри Буссенар (Louis Boussenard) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :